Ничто не держит меня здесь

Небо все затягивало тучами, и с каждой минутой во мне крепла уверенность, что без дождя сегодня не обойдется. Но, тем не менее, из сада мне уходить не хотелось, и я продолжал раскачивать качели, на которых сидел. Вокруг меня царила суета. Множество незнакомых мне людей занималось различными делами, но меня это как будто не касалось. Я лишь сторонний наблюдатель, меня не волнует происходящее. Странно, ведь еще вчера все было по-другому. Я точно так же бегал с различными поручениями от одного человека к другому. Но сегодня все не так — я перегорел. Так бывает порой, когда с волнением ждешь какого-то события, и вот настает день, когда все должно произойти, и ты понимаешь, что просто устал, выдохся…

Дул по-летнему теплый ветерок, но и он не спасал меня от удушающей жары. Руки сами тянулись расстегнуть верхние пуговицы рубашки. Ткань прилипла к телу, а ведь мне еще предстояло надеть черный пиджак. Черт бы меня побрал за то, что я подписался на это. Наверное, Джинни бы расстроил мой вид, если бы она меня сейчас увидела. Эта мысль заставила мои губы растянуться в ухмылке.

— Перси, если ты и дальше будешь так нам помогать, придется запереть тебя где-нибудь, — послышался насмешливый голос Джорджа. Я невольно повернул голову в ту сторону, где Чарли, Перси и Джордж возводили свадебный шатер и, кажется, нуждались в дополнительной паре рук. Меня не слишком тянуло предложить им свою помощь, и потому я продолжил неторопливо раскачиваться.

В доме тоже было шумно: даже досюда доносился голос Молли Уизли, раздававшей всем вокруг поручения. Я прямо таки видел, как снуют туда-сюда члены этой большой семьи, пытаясь со всем управиться. Сразу же представилось недовольное лицо Рона, которому, даже несмотря на его статус жениха, тоже нашлось занятие.

Однако думать о Роне мне совсем не хотелось, и я тряхнул головой в попытке избавиться от мыслей о друге. Я хорошо помнил его лицо в тот момент, когда из медальона появились мы с Гермионой, и решил больше не нервировать его своими задушевными разговорами с его девушкой. Решение, которое тогда мне показались единственно верным, сейчас казалось самым глупым из тех, что я когда-либо принимал.

Чем дольше ты не разговариваешь с человеком, тем сложнее завести с ним беседу. Такое случилось и со мной. Мне не то чтобы трудно было подойти и заговорить, просто сложно было найти тему для разговора. За два года нашего редкого общения я научился не говорить о том, что меня беспокоит. Обычно наши с Гермионой разговоры начинались и заканчивались обсуждением погоды. Потом нам становилось неловко, и мы, быстро придумав предлоги, разбегались в разные стороны, чтобы не видеть больше друг друга. Со временем это переросло в привычку, и мы перестали разговаривать вообще. Можно сказать, что у меня выработался условный рефлекс отворачиваться при виде каштановых волос, даже если я и понимал, что это вовсе не Гермиона. Теперь уже было невозможно вернуть все на свои места. Поэтому я и сидел на старых качелях в саду Уизли, не имея никакой возможности поговорить с Гермионой.

Конечно же, перемены в наших с ней отношениях не остались незамеченными для некоторых членов семьи Уизли. Они даже, с характерной им добротой, хотели нас помирить. Помирить людей, которые, в общем-то, никогда и не ссорились, людей, чье общение просто сошло на нет. Если честно, то в случившемся я виню лишь своего лучшего друга. Пора прекращать закрывать глаза на очевидные вещи.

Качели скрипнули под моим весом, и я в который уже раз поморщился. Не хочу больше думать о Роне и Гермионе. Теперь они должны были стать единым целым, образовать ячейку в обществе и все такое. Почему мне так горестно от осознания этого? Сегодня мой лучший друг женится на моей лучшей подруге, и у меня должны быть совсем иные чувства. Подняв глаза, я посмотрел на серое небо. Будь сейчас солнечно, мне бы было легче. Наверное.

— Гарри. Вот ты где, — раздался совсем рядом голос Джинни. Вздрогнув, я обернулся. Вот ведь, даже не заметил ее появления. На ней было легкое летнее платьице, а волосы, еще не убранные в праздничную прическу, ниспадали рыжим водопадом на плечи и спину. Я улыбнулся. — Я принесла тебе галстук. Скоро все начнется, так что будь готов. Гермиона расстроится, если что-то пойдет не так.

«Гермионе нет до меня никакого дела».

— Ладно.

Мой ответ ее, конечно же, не устроил, и она, поджав губы, села рядом. Привычным жестом откинув тяжелую прядь волос, Джинни потянулась к вороту моей рубашки. Ее теплые пальцы то и дело касались моей груди и шеи, пока она застегивала пуговицы и приводила в порядок воротник. У Джинни был особый дар не замечать того, что происходит вокруг нее. Она старалась обратить все в глупую шутку. Вот и сейчас, видя, что ее общество немного нервирует меня, она упорно продолжала завязывать этот дурацкий галстук.

— Все, дальше я сам, — тихо сказал я, решительно вырвав несчастную полоску ткани из ее рук.

Джинни нахмурилась, но промолчала. Я отвернулся от нее, вновь обратив свое внимание к ребятам, занимавшимся шатром. К ним на помощь пришло еще несколько членов их многочисленной семейки, и теперь, кажется, дело пошло на лад. Раздался недовольный вздох, и Джинни молча поднялась и направилась в сторону дома. Как только она скрылась за дверью, я потянулся к шее, чтобы снять эту глупую тряпку, которую она повязала на нее. Даже не подумав о том, что ткань может помяться, я спрятал галстук в карман.

Царящая вокруг атмосфера очень напоминала события трехлетней давности, вот только тогда я был другим. Признаться честно, все происходящее сегодня казалось мне таким поспешным и неправильным. После финальной битвы все поменялось. Все с таким завидным упорством кинулись… жить. Не думая о будущем, о мнении близких людей, просто жить, не оглядываясь назад. Почему я должен был уподобиться массе?

Моему другу тоже не было никакого дела до моего мнения, и это, несомненно, расстраивало меня. Наличие общей цели в школьные годы сблизило нас, но теперь, после всего, что случилось позже, назвать нас близкими людьми язык у меня больше не поворачивался. Все потонули в ворохе своих собственных проблем, нашли себе занятие по душе, а я вот, кажется, так и остался ни с чем. Конец войны не принес мне ни облегчения, ни даже радости. За время войны я приобрел много привычек. Например, привычку постоянно чего-то бояться. А теперь… теперь я не знаю, что мне делать.

«Живи мирной жизнью», говорят они. «Оставь все в прошлом».

Друзья — это все, что у меня было на протяжении нескольких лет. Друзья, на которых я мог положиться и которые помогали мне переживать происходящее вокруг. А теперь то немногое, что осталось от этой дружбы грозило исчезнуть окончательно. Не хочу этой свадьбы. Не хочу, чтобы Золотое трио вот так прекратило свое существование. Во мне еще тлела надежда, что мои отношения с Гермионой изменятся. Если бы не постоянный контроль ревнивого друга... Рон… Он меня так раздражает.

Начался дождь, и я, не удержавшись, поднял глаза к небу. Внутри что-то сжалось. Захотелось вскочить с качелей и, раскинув руки в стороны, радостно закричать. Как в детстве, когда все проблемы так ничтожны и все меняется в один миг. Я медленно поднялся, но совсем не затем, чего мне так хотелось. До дома было недалеко, но я все равно успел изрядно промокнуть.

Зайдя внутрь, я остановился. Мимо то и дело проносились незнакомые люди, задевая меня. Вокруг было полно народу, но на меня никто не обращал внимания, ведь до церемонии нужно было еще закончить уйму дел.

— Гарри, — окликнул меня знакомый голос. Внутри вспыхнуло раздражение: нигде от них не скроешься. Я замер, не желая поворачиваться. — Гарри, тебе стоит надеть пиджак.

— Хорошо, миссис Уизли, — я все же обернулся и улыбнулся рыжеволосой женщине. Я понимал ее волнение: через полчаса здесь уже вряд ли будет возможно что-либо найти. Мой пиджак висел на крючке у двери, но Миссис Уизли не сочла лишним напомнить мне об этом, указав на него рукой. Я кивнул.

— И зайди к Рону, он тебя искал, — улыбнувшись, сказала она.

— Хорошо, миссис Уизли, — я тоже улыбнулся, а затем, повернувшись, направился к лестнице.

Я поднимался аккуратно, опасаясь, что какой-нибудь родственник Уизли просто снесет меня с ног. Старые ступеньки скрипели под ногами, и я невольно отметил, что и это тоже меня раздражало. Поднявшись наверх, я замер возле двери в комнату Джинни. Гермиона должна была быть там. Я поднял руку, чтобы постучать, и с удивлением понял, что она дрожит. Похоже, мне было страшно.

— Войдите, — послышалось из-за двери.

Я замер, задумавшись, стоит ли мне заходить и нет ли там Джинни. Но, решившись, повернул ручку и вошел.

— Гарри? — Гермиона смотрела на меня в упор, и на лице ее застыло удивление. Я невольно улыбнулся. Она поспешно поднялась из-за стола, и я вздрогнул. Ее белое платье показалось мне совсем простым и без каких-либо излишков. Совсем не похожим на те, что были изображены в журналах, которые с некоторых пор начала демонстрировать мне Джинни.

— Я… — я не знал, что сказать. Наверно, глупо было приходить вот так без подготовки. Мне совсем не хотелось, чтобы и этот разговор свелся к простому обсуждению погоды. Не тот сегодня случай.

— Гарри… — негодование, послышавшееся в ее голосе, заставило меня вновь улыбнуться. Она тоже не знает, что сказать.

— Брось, Гермиона, — почувствовав прилив уверенности, я прошел в комнату, закрыв дверь. Старая кровать скрипнула, когда я сел на нее, и я уже в который раз за сегодня невольно поморщился. — Мы ведь все прекрасно понимаем, да?

— Гарри… — она усиленно пыталась подобрать слова, а с моего лица все не сходила глупая улыбка. Наверное, это нервировало ее, потому что она хмурилась. — Ты весь мокрый.

Она направила на меня палочку, но я продолжал улыбаться, ни на секунду не усомнившись в ее действиях. Меня обдало потоком теплого воздуха. Это было приятно.

— На улице дождь, — это было совсем ни к чему.

Она вздрогнула и опустила палочку. В ее взгляде можно было прочитать так много, но я предпочел отвернуться. К чему пустые размышления на не слишком приятную тему? Черт, это так глупо, так глупо.

— Что с тобой происходит, Гарри? — в ее голосе послышалась знакомая горечь. Она села рядом, внимательно вглядываясь в меня.

— А что со мной такое? — нарочито шутливо произнес я. — Со мной все хорошо, Гермиона.

— Нет, не хорошо, — сразу же ответила она. Я пожал плечами и посмотрел в маленькое окно — единственный источник света в этой комнате.

— Гарри-Гарри… — в голосе ее было такое отчаяние. Я вскинул руки, словно желая показать, что вот он я, что ничего не изменить. Это, естественно, разозлило ее, и она, не выдержав, привычно начала отчитывать меня. В ее словах то и дело проскакивало такое, чем с ней явно по секрету поделилась Джинни. Я пожал плечами, словно говоря: «Я неудачник, Гермиона. Ты удивлена?». И опять на меня обрушился поток негодования. А я все улыбался. Она вспоминала школьные годы и, приводя примеры, пыталась воззвать к моему разуму. Наивная и такая преданная Гермиона.

— И что смешного в том, что я говорю? — и в голосе ее прозвучало такое знакомое раздражение.

— Гермиона-Гермиона… я так скучал по всему этому, — неловко вырвалось у меня. Но точнее ведь и не скажешь. Гермиона замерла и вместо того, чтобы продолжить пилить меня, просто улыбнулась. Она потянулась к моему карману, из которого торчал злосчастный галстук.

— Давай завяжу, — сказала она и поправила воротник моей рубашки. Я был не против и лишь кивнул, предавшись неожиданно веселому настроению.

— Спасибо, — с благодарность сказал я. — Знаешь, Гермиона, прости меня, пожалуйста.

— И ты меня прости, — сразу же ответила она.

— Я не хотел, чтобы все так получилось, — продолжил я, стараясь скрыть тот факт, что ее слова принесли мне огромное облегчение. Я все говорил и говорил, пытаясь объяснить ей все. Черт побери, я оправдывался перед ней и не чувствовал, что неправ. Гермиона порывалась остановить меня, но я не позволил.

А потом стало тихо. Настолько тихо, что я неожиданно вспомнил, что за дверью идет подготовка к свадьбе. Я резко вскочил, поняв, что все хорошее закончилось. И давно. А я понял это лишь сейчас, когда пришел… последний миг?

— Я пойду, Гермиона, — тихо сказал я. — Меня еще Рон искал.

— Увидимся, — ответила она, а потом в неожиданном порыве обняла. Мы быстро отстранились, но мне был приятен ее жест.

— Да, конечно, — я кивнул и, чтобы занять руки, поправил галстук. Гермиона улыбнулась, и я понял, что она, наверное, счастлива и именно такой жизни и хотела. Ведь будь иначе, она бы не стала улыбаться? А может это у меня извращенное понятие счастья? Я развернулся и направился к двери. Но на выходе все же не удержался и, обернувшись, спросил:

— А ты именно этого хотела, Гермиона?

Дверь за моей спиной закрылась. Я никогда не узнаю, что ответила Гермиона на этот вопрос. Но мне, в общем-то, это и не нужно.

С удивлением отметил, что в доме стало тише. Наверное, все уже в саду. На лестнице я столкнулся с Джинни. Она улыбнулась, очевидно, посчитав, что я был у Рона.

— Не забудь надеть пиджак, на улице идет дождь, Гарри, — было в ее голосе что-то суетное. Волосы она уже убрала в высокую прическу, словно это не Гермиона была невестой, а она сама. В ответ на ее слова я кивнул, и она, быстро чмокнув меня в щеку, поспешила наверх. К Гермионе.

Мой пиджак одиноко висел на крючке, но мне не было до него никакого дела. Открыв дверь, я вышел на улицу, где все еще шел дождь. Моя рубашка быстро намокла. Бросив мимолетный взгляд на шатер, я убедился, что церемония скоро начнется. Я медленно шагал по мокрой и скользкой траве, направляясь в глубь сада и нисколько не заботясь о том, что за мной, скорее всего, все наблюдали. Плевать! Пусть я друг жениха, пусть я друг невесты, пусть их обручальные кольца так и остались в нагрудном кармане моего пиджака, мне плевать.

Скрывшись от посторонних глаз за деревьями, я облегченно вздохнул. На самом деле моя напускная беспечность — это лишь попытка защититься от ужасающей действительности. Как же хочется, чтобы всего этого не было, чтобы все это оказалось обычным сном и чтобы, проснувшись, я понял, что все еще нахожусь в Хогвартсе. Мне всегда нравилась семья Уизли, даже больше того — я считал их своей семьей, но… Я всегда думал, что Гермиона посвятит себя учебе и не заторопится выходить замуж. Мне всегда казалось, что это удел таких девушек, как Джинни. Девушек, которые так стараются быть не похожими на своих матерей, что с завидной точностью повторяют все их действия.

Неправильно думать об этом, стоя в саду Уизли. Все происходящее сегодня неправильно.

Я усмехнулся, поняв, что не могу ничего с этим поделать. Мне так весело, черт возьми! В яростном порыве так и хотелось снести половину этого маленького пролеска. Но это тоже неправильно. Бывает и так, что от непонятного отчаяния ты просто сжимаешь кулаки, скрипишь зубами или просто закрываешь глаза, лишь бы только не дать себе сделать что-нибудь глупое.

— Гарри, черт, тебя там все ищут, а ты тут стоишь, — голос Перси вырывал меня из мыслей, и я вздрогнул. Повернувшись к нему, я встретил его осуждающий взгляд.

— Я буду через пять минут, Перси, — я виновато улыбнулся, хотя особой вины и не испытывал. Голос меня не выдал, в нем не было даже дрожи.

— Ладно, — очень неуверенно произнес Перси, но ему не осталось ничего другого, как просто развернуться и уйти.

Я смотрел на деревья и понимал, что уже который раз за этот день соврал. Ложь уже стала нормой моей жизни. Наверное, не осталось ни одного члена семьи Уизли, которому бы я еще не соврал. Своеобразный рекорд. Я снова усмехнулся, судорожно вздохнув. Как же я ненавижу себя за это.

Я представлял, какая здесь скоро будет суета, и на губах моих играла широкая улыбка. Естественно, никто не услышит тихого хлопка аппарации. Мне этого и не надо.

А солнце так и не выглянуло в тот день…