Наваждение

Нарцисса Малфой за годы брака ни разу не усомнилась в решениях мужа. По крайней мере, поводов он не давал.

Особого беспокойства не было у нее и в тот день, когда Люциус отправился в Министерство, хотя уж очень подозрительным выглядело письмо с личным приглашением от мистера Крауча. Но раз Люциус счел нужным нанести визит, значит, дело действительно того стоило, и по привычке она решила не вмешиваться.

Время шло — Люциус не возвращался. Через два дня в Малфой-Мэнор на пару с мужем заявилась Беллатрикс Лестрейндж и огорошила Нарциссу прямо с порога:

— Цисси, мы поживем у тебя пока?

Прозвучало это скорее утвердительно, чем вопросительно, и Белла тут же уверенным шагом направилась в гостиную, где по-хозяйски отодрала за уши домашнего эльфа, приказав подать бутылку коллекционного огневиски.

— А где Люци? — поинтересовалась Белла, утолив жажду. — Вообще, хорошо, что его нет. Мы ему денег должны.

— И немало, — заметил Родольфус, печально переглянувшись с Нарциссой.

— Люциус в Министерстве, — сдержанно ответила Нарцисса, — по приглашению Крауча.

При упоминании фамилии главы Департамента по магическому законодательству Белла широким движением резко опустила бокал на столик. Хрусталь возмущенно звякнул.

— Ох, зря… — только и успел вымолвить Родольфус.

Его слова утонули в потоке гневных тирад жены. Что-что, а ругаться Белла умела, самозабвенно и со вкусом. Родольфус в такие моменты отчаянно краснел, а когда Белла унималась, зачем-то обязательно прокашливался.

Нарциссе вдруг вспомнилось, как однажды Белла вышла из себя в присутствии Темного Лорда. Тот сначала с грустью во взгляде слушал, подперев рукой щеку, а потом меланхолично заметил, что таких женщин больше не делают. А Родольфус тогда до такой степени перенервничал, что пришлось отпаивать его успокоительным.

— Он вот так же Долохова вызвал, правда, Руди? — спросила Белла, закончив перечислять недостатки Крауча. — Прислали письмо, якобы неточность у них в документах, он, дурак, и пошел. А Люци давно нет?

— С понедельника, — насторожилась Нарцисса.

— Как?! Люци два дня нет, а ты даже не волнуешься?!

— Он сказал, что вернется. Люциус всегда выполняет свои обещания.

— Ага, дождешься его лет через тридцать, бессильным стариком. Цисси, муж твой, наверное, уже в подземельях Азкабана томится, без суда и следствия, вместе с Долоховым.

— Белла права, — подал голос Родольфус, — два дня — это много.

— Он у Темного Лорда неделями задерживался.

— Как можно быть такой… — Белла картинно закатила глаза. — Оставь ее, Руди, пусть… Вызвали только Люци, значит, Цисси их не интересует, а когда он вернется, мы как раз долг отдадим.

— Белла, — укоризненно произнес Родольфус, — ну что ты совсем…

Суровый взгляд жены обычно не сулил ничего хорошего, поэтому он предпочел замолчать. А Нарцисса тем временем подумала, что пора бы действительно начать волноваться.

— Что же мне теперь делать? Куда идти? В Министерство к Краучу?

— Хорошая мысль, — недобро ухмыльнулась Белла.

— Думаю…

— Руди, ты еще здесь?! — воскликнула она. — А кто обещал уладить дело с Лонгботтомом?!

Родольфус виновато опустил глаза и весь как-то съежился. Присутствовать при семейной ссоре Нарцисса не горела желанием, поэтому вышла, стараясь не привлекать к себе внимания.

* * *

Неудобный диван, нагловатые реплики секретаря, сквозняк — все это не улучшило настроение леди Малфой. Мистер Крауч явно не торопился принимать посетителей. Вернее посетительницу, поскольку, не считая мистера Хейли — секретаря Барти Крауча, в приемной она была одна. Нарцисса уже в мельчайших подробностях успела изучить рисунок обивки дивана и лепнину на потолке, а глава департамента продолжал ее игнорировать.

Наконец она поднялась и решительно направилась к двери. В конце концов, в Азкабан за это не посадят, а ожидание по всем меркам порядочно затянулось.

— Мадам, постойте… Туда нельзя, — секретарь кинулся ей наперерез, перекрывая путь.

— Как вас там… Хейли? Так вот, мистер Хейли, если не хотите нажить себе проблем — уйдите с дороги! — Нарциссе удалось вложить в интонацию все накопившееся раздражение, и фраза произвела нужный эффект — секретарь растерянно отступил.

Первое, во что она уперлась взглядом в кабинете, была бронзовая люстра. Похожая на огромного перевернутого краба, она визуально занимала внушительную часть пространства, и Нарцисса неприятно поразилась — для чего в небольшом помещении такая громадина. Впрочем, весь интерьер был под стать люстре: темные деревянные панели на стенах, диван в полоску, массивный дубовый стол, бронзовый всадник на каминной полке. В окружении всей этой безвкусицы чинно восседал мужчина средних лет и что-то увлеченно читал, делая пометки на полях.

— Хейли, что вам надо? — спросил он, не отрывая взгляд от бумаг.

— Полагаю, мистер Крауч? — осторожно осведомилась Нарцисса.

— Хейли! Немедленно зайдите ко мне! — его лицо исказилось: на лбу отчетливо проступили морщины, а некрасивый подбородок выдался вперед. — Почему в моем кабинете посторонний?!

Нарцисса с неудовольствием поняла, что пришла не вовремя.

— Мистер Крауч, я — Нарцисса Малфой.

— Вас, мадам, никто не спрашивал! — гаркнул Крауч и осекся. — Малфой? — переспросил он. — Что ж, хорошо, проходите. А вы, Хейли, еще раз перечитайте служебную инструкцию и, если подобное повторится, можете забыть о должности!

Бледный секретарь, лопоча извинения, на ватных ногах попятился к выходу.

— Итак, что вам угодно? — спросил Крауч подчеркнуто официально.

Фразы, которые она отрепетировала сидя в приемной, благополучно испарились. Как этот человек может возглавлять целый департамент, если он не в состоянии управлять собственными эмоциями? Ругать подчиненного в присутствии посторонних — дурной тон, равно как и кричать на посетителя, тем более, если это дама. Просто верх невоспитанности!

— Дело в том, что два дня назад ваше письмо… — неуверенно начала Нарцисса.

— Не продолжайте, — прервал ее Крауч. — Мистер Малфой взят под стражу до выяснения обстоятельств.

Другая принялась бы заламывать руки, рыдать и умолять, но только не Нарцисса Малфой. Во-первых, не пристало ей, урожденной Блэк, унижаться, а во-вторых, очень сомнительно, что на Крауча подействуют мольбы и слезы.

Нарцисса, не обладая достаточным жизненным опытом, чтобы разбираться в людях, полностью полагалась на интуицию. А чутье сейчас подсказывало ей, что Барти Крауч — типичный чиновник. Люциус довольно пренебрежительно высказывался в адрес подобных субъектов. Формалисты… Взяточники… Когда авроры взяли Родольфуса, во время той провальной операции, у Люциуса нашлись связи и деньги — Лестрейнджа отпустили. Но ему было гораздо проще: на тот момент департамент возглавлял Карлус Доэрти — большой любитель денег и шотландского виски из подвалов Малфой-Мэнора.

Люциус часто повторяет, что у каждого человека есть слабости — исключений нет. Главное, обнаружить их раньше, чем найдут твои собственные. Он не раз хвалился этим уникальным умением. Бывало даже, что Родольфус и Рабастан, выбрав какого-нибудь общего знакомого, делали ставки на время, и Люциус все равно выигрывал, оставляя обоих Лестрейнджей с носом. Правда, говоря о слабостях, Люци немного лукавит — влиять на Дамблдора у него не получается, что делает директора Хогвардса единственным и очень неприятным исключением.

Вспомнив любимое правило мужа, Нарцисса успокоилась. Если этот способ помогает Люци, значит, и у нее получится.

— Могу я его увидеть?

— Нет, любые контакты с родственниками до разбирательства запрещены законом.

— Передать письмо?

— Миссис Малфой, вам не понятна фраза «любые контакты»? — холодно поинтересовался Крауч. — Мистер Малфой подозревается в сотрудничестве с пожирателями смерти, и пока данный факт не будет доказан или опротестован, — он позволил себе слегка ухмыльнуться, — связи с внешним миром исключаются.

— Он в Азкабане? — Нарцисса впилась ногтями в ладонь, но сохранила прежнее выражение лица.

— До суда — в подвалах Министерства. У мистера Малфоя, видимо, большие связи, раз министр потребовал судебного разбирательства. Обычно в таких случаях, когда есть свидетель, суд не нужен.

— Полагаю, дело можно разрешить в положительную сторону и без суда… — Нарцисса демонстративно замялась, как будто подбирая слова, а сама в этот момент пристально следила за его реакцией.

— Суд всего лишь формальность. Результат будет один — Азкабан.

— Возможно, денежное вознаграждение поможет исправить ситуацию…

На этот раз ее заставил замолкнуть колючий взгляд из-под густых бровей. Крауч побагровел и медленно поднялся, опираясь на стол.

— Миссис Малфой, что вы себе позволяете?! Вы оскорбляете меня подобными предложениями!

— Разве я произнесла что-то оскорбительное? — искренне удивилась Нарцисса. — Если деньги напрямую вас не устраивают, можно через нотариуса оформить их как подарок вашей семье.

— Вы предлагаете взятку должностному лицу при исполнении? — глухо спросил Крауч. — Да я уже могу звать авроров!

— Мистер Крауч, поймите меня правильно, если Люциуса отправят в Азкабан, я останусь одна с маленьким ребенком на руках. Для вас это, конечно, не аргумент, но я хочу купить его свободу.

— Хорошо, — глава департамента подался ей навстречу, — учитывая ваши обстоятельства, я не стану сдавать вас аврорам, но взамен вы немедленно покинете мой кабинет.

— Мистер Крауч, пожалуйста, — от неудачи теряя контроль над собой, она накрыла его руку своей и умоляюще заглянула в глаза.

— А вот это уже сексуальное домогательство, — Крауч грубо ее оттолкнул. — Либо вы уходите, либо я зову Хейли. Леди хотела соблазнить чиновника ради спасения мужа — какой скандал, — насмешливо добавил он.

Нарцисса с ужасом представила возможные заголовки в газетах. Продолжать дальше в том же духе было опасно. Либо он принципиально не берет взяток, либо Люциус ему чем-то сильно насолил — в любом случае требовались более радикальные меры.

* * *

Вернувшись в Малфой-Мэнор, Нарцисса застала сестру в обществе какого-то молодого человека. Причем рука незнакомца весьма недвусмысленно лежала на груди Беллы, чему сестра, кажется, была очень рада.

— Руди не заходил? — поинтересовалась Нарцисса. — Я его в холле встретила, вроде переодеться собирался.

— Руди?! Черт! — воскликнула Белла и, поспешно поправляя мантию, пересела в кресло. — Барти, уходи скорее. Цисси проводит.

Нарцисса пообещала себе, что сегодня же выставит Беллу из Малфой-Мэнора. Мало того, что явилась без приглашения, так еще и смеет использовать ее словно домового эльфа. И любовников своих водит. Нарцисса с неприязнью посмотрела на смутившегося незнакомца. Молодой же — совсем мальчик, наверное, и восемнадцати нет. Что они находят в Белле? Как мотыльки на огонь…

— У вас редкое имя, — заметила она уже в холле, чтобы как-то сгладить неловкость ситуации.

— Не знаю, — в голосе молодого человека послышалась горечь. — Мы с отцом тезки.

— Если ваша фамилия Крауч, лучше вам сейчас же покинуть этот дом, — нахмурилась Нарцисса.

— Да уж… хороша у папы репутация, — пробормотал он и, выйдя за дверь, тут же аппарировал.

«Два Барти за день — явный перебор, — подумала Нарцисса, — что бы это ни значило».

Сын главы департамента и ее непутевая сестра — странное совпадение мешало Нарциссе сосредоточиться. Родольфусу, с помощью денег Люциуса, удалось избежать преследования, а вот Белла здесь на полулегальном положении. Родольфус говорил, что Беллу могут забрать в любой момент, поэтому они часто переезжают, чтобы Фрэнк Лонгботтом — аврор, приставленный следить за Беллой, потерял ее след. Сестра же, вместо того чтобы спрятаться в каком-нибудь укромном месте, ведет прежний разгульный образ жизни. Да еще эта ее мания: подозревает, будто лорд не пропал, а захвачен аврорами. Хотела бы Нарцисса посмотреть на тех авроров, которые могли бы удержать Темного Лорда.

К слову сказать, Крауч-младший совершенно не во вкусе Беллы, особенно если учесть ее ненависть к Краучу-старшему. Ни о какой любви или страсти речь явно не шла. Какой же тогда у Беллы интерес к нему? Без сомнения, Крауч-старший точно не обрадуется, если узнает, что его сын связался с миссис Лестрейндж. Только можно ли этим воспользоваться, чтобы освободить Люци?

В задумчивости проходя мимо гостиной, Нарцисса услышала громкие голоса и замерла в шаге от двери.

— Ты бредишь! У Цисси ума на подобное не хватит! — прокричал знакомый женский голос, искаженный злостью.

— Белла, успокойся, — ответил ей кто-то мягко и немного хрипловато. — Все же она твоя сестра.

— Вот именно. Блэки не предают друг друга — она не посмеет. Да ей такое и в голову не придет. Поверь, она ни за что не обменяет меня на Люци.

Нарцисса аккуратно, на цыпочках, стараясь не шуметь, отошла к лестнице. Только что Беллатрикс Лестрейндж приняла решение за нее.

Барти торопливо разворачивает сиреневую бумагу, из которой сделан самолетик.

«К Малфою никого не пускать. Постоянно будьте в курсе дела. Свидетель появится к концу недели».

Почему министр настоял на судебном разбирательстве, Барти отказывается понимать. По новому закону метка от Того-Кого-Нельзя-Называть обеспечивает владельцу место в Азкабане безо всяких разбирательств. Очень хочется возразить министру, но субординация не позволяет, и он покорно открывает дело Люциуса Малфоя, предварительно предупредив Хейли о своей занятости.

Читать информацию, собранную аврорами, утомительно. Бесцветный язык, длинные фразы, пестрящие служебной терминологией, сухие факты — все это ему знакомо: когда-то и его подчиненные так же писали. Одних он уволил, другие переучились — теперь отчеты его отдела хвалит сам министр и часто ставит в пример другим.

По правде говоря, Барти тайно мечтает о должности министра. Вот тогда бы все отделы работали так же продуктивно, как его департамент. Удалось ведь Барти за пять лет пройти путь от штатного сотрудника сектора контроля за мётлами до главы Департамента по магическому законодательству; с шестого уровня на второй — головокружительная карьера.

Люциус Малфой, год рождения — 1954. Подумать только, ему, Барти, уже за пятьдесят, а тут двадцатисемилетний мальчишка и столько чести. Жизнь несправедлива: одному все дается при рождении — и богатство, и слава, а другой должен сам пробивать себе дорогу наверх, терпеть лишения и глотать обиды.

Звук открывающейся двери особенно неприятен, когда секретарю приказано никого не впускать.

— Хейли, что вам надо? — больше всего Барти не любит по пустякам отрываться от работы.

— Полагаю, мистер Крауч?

Женский голос нарушил рабочий настрой, и Барти сорвался на Хейли, хотя это не в его привычках. Справедливости ради стоит заметить, что досада возникает у него при виде любой здоровой женщины.

— Мистер Крауч, я — Нарцисса Малфой.

Барти едва сдерживается, чтобы не скривиться. Нахальная посетительница вызывает сильное недовольство, но прогнать нельзя: есть шанс, что с ее слов можно будет дополнить дело Малфоя. Всего лишь немного ее припугнуть, и она расплачется — женщины ведь так сентиментальны. А он нальет воды, изобразит заботу, и тогда разговорить ее будет нетрудно.

— Мистер Малфой взят под стражу до выяснения обстоятельств, — сообщает он, разыскивая взглядом стакан. Однако миссис Малфой не торопится впадать в истерику, да и расстроенной не выглядит. Легкая растерянность на ее лице сменяется сосредоточенностью. Барти добавляет несколько фраз про Азкабан, чтобы припугнуть. Разочарование велико — миссис Малфой, кажется, нисколько не огорчена и вдобавок смеет предлагать ему, главе Департамента по магическому законодательству, взятку. Будто бы деньги могут спасти ее мерзавца-мужа от правосудия. Мнение Барти по этому поводу однозначно: раз нарушил закон, следовательно, должен быть наказан.

— Мистер Крауч, поймите меня правильно, если Люциуса отправят в Азкабан, я останусь одна с маленьким ребенком на руках. Для вас это, конечно, не аргумент, но я хочу купить его свободу.

А думал ли этот Люциус Малфой о своем сыне, когда нарушал закон? Очевидно нет. Почему же теперь Барти должна волновать судьба отпрыска пожирателя и этой высокомерной дамочки. Пришла вся из себя такая лживая… снаружи — нежный персик, а внутри — гнилушка. Ее мужу грозит тюрьма с дементорами, а она тревожится только о себе — да уж, тут впору посочувствовать Малфою.

Барти охватывает крайнее омерзение, даже кончики пальцев подрагивают. Чтобы скрыть дрожь, он опирается ладонью на стол, и тут эта женщина дотрагивается до его руки. Прикосновение неприятно настолько, что Барти, не в силах сдержать гримасу отвращения, нервным движением отталкивает миссис Малфой. Увидев в ее глазах недоумение, он выпаливает первое, что приходит на ум:

— А вот это уже сексуальное домогательство!

И только потом осознает, что сказал глупость. Скорее всего, этим жестом она хотела вызвать сочувствие. Но разве можно жалеть высокомерную эгоистку?

После того как она ушла, Барти долгое время пытается сосредоточиться над бумагами. Но, видимо, сегодня не его день — в кабинет без стука входит очередной посетитель.

— Хейли!

— Отец, я отпустил его на обед.

— С каких пор ты распоряжаешься моими подчиненными? — Барти поднимается и выходит из-за стола. — И почему заявляешься посреди рабочего дня?

— Мне кое-что нужно.

— Я дал тебе денег в начале недели. Той суммы хватило бы мне и твоей маме на месяц. Если успел их растратить — больше не получишь до следующего понедельника.

— Дело не в деньгах. Мне нужен твой совет.

— В кои-то веки, — тихо ворчит Барти.

— Отец, я люблю одну женщину… — мнется Крауч-младший.

— Мне нет дела до твоих шлюх!

— Как ты можешь… Она замужняя женщина!

— Тем более! Учти — никаких скандалов.

Барти взбешен до крайности. Если окажется, что любовница сына — жена высокопоставленного лица, поста министра ему не видать как своих ушей.

— Скандалов? — машинально переспрашивает Крауч-младший.

Он решительно закатывает рукав мантии и вплотную подходит к отцу.

— Поздно, — Барти-младший пытается улыбнуться, унимая трясущиеся губы, от этого его лицо приобретает плаксивое выражение.

Барти-старший на какое-то мгновение решает, что сын сошел с ума. Затем он различает черную отметину на его коже — череп и змея, и сердце тут же ухает куда-то вниз. В кабинете вдруг почему-то темнеет, а сын испуганно приоткрывает рот.

— Глупо выглядишь, — выдавливает из себя Крауч-старший. — Глупее и быть не может.

— Что делать будешь? Аврорам сдашь?

— Та женщина… — Барти чувствует, как подкашиваются ноги, и присаживается на край стола. — У нее тоже есть метка?

Крауч-младший поспешно кивает и неловким движением оправляет рукав.

— Надеюсь, ты не совершил ничего непоправимого? — скорее утверждает, чем спрашивает Барти.

Сын выглядит таким потерянным, что Барти сменяет гнев на милость. В конце концов, наказывать уже бесполезно — сделанного не воротишь. Главное сейчас — не дать натворить новых глупостей. Было бы неплохо отослать его к родственникам в Дарлингтон, но на это нет времени, разве только после суда над Малфоем.

— На следующей неделе ты отправишься к тетушке Грейс, — Барти утомленно потирает виски, — а пока постарайся не впутаться в какую-нибудь историю.

— Но…

— Иди домой, — мягко добавляет Барти.

Сын понимает — ему лучше уйти. Удивительно, отец, вместо того чтобы убить его на месте, безучастно сидит с понуро опущенной головой. Крауч-младший отступает к выходу, но останавливается на пороге и упрямо произносит:

— Я не хочу к тетушке Грейс.

Дверь захлопывается, и Барти, с горькой усмешкой, бессмысленно смотрит в пол. Он нарушил собственный закон. Сколько труда пришлось приложить, чтобы министр поставил подпись, сколько Барти спорил до хрипоты, доказывая и так очевидную пользу. Теперь же получается, что все напрасно.

Он с неохотой возвращается в кресло, к бумагам, и, погрузившись в дело, не замечает, как бежит время, зато все посторонние мысли улетучиваются. Наконец работа выполнена, и Барти откидывается на спинку кресла, потирая руки, — министр будет доволен, можно идти домой.

В собственном доме Барти чувствует себя неуютно: здесь, по сравнению с Министерством, слишком тихо, что ли. Осторожные шажки Винки, мерное покачивание маятника — и всё, будто уши забили ватой.

— Молодого хозяина нет, — тихо сообщает эльфийка. — Хозяйка спит.

Не обращая внимания на доклад прислуги, Барти равнодушно бросает взгляд на часы: большая стрелка на пяти, малая — на трех. Это у стрелок есть какое-никакое разнообразие, а маятнику все равно. Что бы там не происходило наверху, свое дело он выполняет исправно: влево, вправо, и опять — влево, вправо. Останавливаться ему никак нельзя.

Лестница протяжно стонет под ногами. Почему-то именно деревянные лестницы умеют издавать такой противный скрип — то ли дереву больнее, чем, к примеру, мрамору, то ли характер у дерева такой склочный.

Барти бесшумно открывает дверь спальни — привычка, выработанная за годы службы в Министерстве — и осторожно, не зажигая света, продвигается к кровати. Усталость берет свое: ему едва хватает сил, чтобы снять мантию. Кровать принимает его с ворчанием, и Барти, осторожно замерев, прислушивается. На мгновение какой-то шорох — и опять тишина. Он обреченно выдыхает:

— Lumos.

Агнесс закрывается рукой от света, но до синевы сжатые губы и мокрая от слез подушка могут означать только одно: это приступ. Третий за неделю.

День, когда жене поставили страшный диагноз, Барти Крауч помнит до мельчайших подробностей. Запущенные осложнения после родов: тогда не доглядели, не обнаружили, а теперь уже поздно — неизлечимо. Частичная неподвижность, волнообразные боли — все это будет преследовать ее до конца дней. И его тоже.

Барти смутно помнит прежнюю Агнесс. Колдографии хранят ее улыбку, ее веселые глаза. Когда-то давно он, в порыве отчаяния, едва было не разорвал их, вообразив, что так вернет жене способность радоваться жизни. Тогда сын остановил его, а теперь Барти редко смотрит на колдографии, потому что не верит им. В том выдуманном мире Агнесс двигается, приветливо машет рукой и хохочет.

Он, не вставая с кровати, привычным движением тянется за зельем. Дело нескольких секунд — и Агнесс судорожно глотает лекарство. Через полчаса должно подействовать, и потом она, возможно, заснет. А пока этого не произошло, Барти, лежа на боку, молча будет рассматривать замысловатый узор на одеяле.

Когда она закрывает глаза, Барти поправляет подушку, гасит палочку и выходит. Потому что просто не может ночевать дома после приступов жены. В холле на часах пять утра. Он переодевается и аппарирует на работу.

Конечно же, в такую рань Министерство безмолвствует. Пустует и место его помощника. Барти проходит к себе и усаживается за отчет для следующего собрания департамента. Привычное кожаное кресло холодит, и сидеть в нем отчего-то вдруг стало неудобно. Барти раздраженно ерзает — в пояснице начинает покалывать — и решает перебраться с бумагами на диван.

Крики разносились гулким эхом по коридорам замка — утро в Малфой-Мэноре началось с громкой ссоры Лестрейнджей.

Нарцисса держалась до последнего, не выходя из спальни, пока не услышала звон бьющейся посуды. Испугавшись за Родольфуса, она бросилась ему на помощь и застала Лестрейнджей в гостиной. Родольфус прыгал по осколкам фарфора, прикрываясь портретом Абракаса Малфоя, а Белла с наслаждением громила комнату.

— Руди, немедленно оставь портрет в покое!

— Цисси, этот идиот таскался в Министерство! — Белла взмахнула палочкой, и в Родольфуса полетела мавританская ваза цвета слоновой кости.

«Хорошо, что Люци этого не видел», — мелькнуло в голове у Нарциссы.

— Reparo. Какой именно идиот? — поинтересовалась она, когда ваза в целости и сохранности вернулась на свое место.

— Я вчера был в Министерстве, хотел разузнать про Люци, — торопливо произнес Родольфус.

— Как?! Как ты мог так рисковать! — тут же отозвалась Белла, демонстративно сложив руки на груди.

— Да помолчи уже! — рявкнул Родольфус и, видимо не ожидая от себя такой смелости, попятился к двери.

— Удалось? — Нарцисса встала между супругами, мешая Белле прицелится для заклинания.

— Ты только не волнуйся, точно еще неизвестно… — неуверенно начал Родольфус. — Дело ведет Крауч. Он бы уже отправил Люци в Азкабан, но министр настоял на судебном разбирательстве. Так что не все плохо.

— Кто будет председательствовать в Визенгамоте? Дамблдор? — взволнованно спросила Нарцисса.

Родольфус замялся, и в его взгляде появилась неуверенность.

— Руди, не молчи. Если Дамблдор, тогда плохо.

— Хуже… Министр сам назначил Крауча.

Нарцисса молча прижала ладонь ко рту. Что Дамблдор, что Крауч — оба хороши. У первого давно зуб на Люциуса, а второй — вообще темная лошадка.

— А если бы тебя увидел Лонгботтом? — снова встряла Белла.

— Но не увидел же. Радость моя, не сердись, — забормотал Родольфус.

— Вот вернется Люци, и как ты собираешься долг отдавать? — Белла вдруг запнулась, поглядев на сестру. — Цисси, я, конечно же, хочу, чтобы Люци вернулся, но Руди сильно рисковал.

Нарцисса вяло кивнула в ответ. Деликатностью Белла никогда не отличалась, как, впрочем, и умением сочувствовать, но Нарциссе было не до этого. Вчера она решила обменять Беллу на Люци, но сегодня этот план не выглядел таким уж хорошим. Да только она заикнется об обмене, как ее саму арестуют за пособничество, и противопоставить ей будет нечего. И Руди заодно прихватят. Нужен весомый аргумент, чтобы Крауч и ее не тронул, и Люци отпустил. Должно же быть у него слабое место. И если не любовь к деньгам, тогда что? Может быть, жажда власти? Какой чиновник не хочет стать министром.

— Цисси, что с тобой? — заботливо спросил Родольфус.

Слова, опять слова… В таких ситуациях родственники скорее помеха: помощи от них не дождешься, а одним сочувствием Люци не вытащить.

— Все хорошо. Руди, ты не мог бы посмотреть, как там Драко? Мне бы хотелось подумать в одиночестве.

Родольфус понимающе кивнул и вышел, а сестра, как и рассчитывала Нарцисса, пренебрегла просьбой.

— Ну и что тебе надо? Могла и при Руди спросить.

— Не знаю, как ты к этому отнесешься… Тот юноша, ты с ним… Ты изменяешь Руди?

— Не твое дело, — отрезала Белла. — И не смотри на меня так!

— Я не осуждаю, — поправилась Нарцисса. — Но тебе не кажется, что водить сюда посторонних не очень-то разумно? Ты его хоть знаешь?

— Знаю, но тебя это не касается.

— Пусть так, но если в Малфой-Мэнор по твоей вине нагрянут авроры, поверь, я не задумываясь скажу, что ты держала меня под Imperio.

Белла нахмурилась и притихла, почувствовав опасность.

— Цисси, ты не понимаешь. Темный Лорд жив. Они где-то держат его, а Лонгботтом знает где именно.

Нарциссу охватило отчаяние. Белла не в себе, до нее не доходит, что Темный Лорд исчез — отсюда и навязчивые идеи. Жить с неуправляемой сестрой под одной крышей — опасно. Выгнать ее — не менее опасно. В любом случае, без Люциуса от Малфой-Мэнора и камня на камне не останется.

— Белла, Темного Лорда больше нет. Смирись.

— Вранье! Ты не задумывалась, почему Лонгботтом так хочет меня поймать? Нет? На самом деле, все просто: они боятся, что я освобожу повелителя. А я знаю, что у Лонгботтома есть жена, правда, они ее прячут, — Белла хищно улыбнулась. — Тот юноша, про которого ты спрашиваешь, — сын Крауча. Он из наших, так… мелкая сошка. Можно, конечно, сдать его аврорам, чтобы Крауч-старший сильно не задавался. Но тогда я не узнаю, где жена Лонгботтома.

Вот оно решение, тот самый козырь, которого так не хватало Нарциссе. Знает ли Крауч, что его сын — пожиратель смерти, или нет — уже не важно. Главное, что это теперь известно ей. И Нарцисса с показным равнодушием спросила:

— Причем тут жена Лонгботтома?

— Да притом, что в обмен на ее жизнь я узнаю, где орден Феникса держит Темного Лорда! А Крауч-младший разведает для меня, где она скрывается.

— Слишком опасно, — Нарцисса, поддавшись зову совести, предприняла последнюю попытку отговорить сестру. — И план какой-то ненадежный. Вам бы с Руди укрыться где-нибудь и переждать.

— Всем, ну буквально всем, нужно сунуть нос в мои дела. Да когда вы наконец от меня отстанете?!

— Ты бы хоть о муже подумала… Ты же его погубишь.

— Мой муж, что хочу, то и делаю. И не тебе меня учить!

— Успокойся, я же просто беспокоюсь, — примирительно сказала Нарцисса.

— Да иди ты со своим беспокойством… — Белла замолчала на середине фразы, вспомнив в чьем доме находится. — В общем, неважно… — бросила она и быстрым шагом направилась к двери.

Оставаться дальше в гостиной не имело смысла: в любое время мог вернуться Руди с его утешениями или, что хуже, Белла. Нарциссу неудержимо тянуло к мужу, ведь его свобода сейчас зависела именно от нее. Она заперла свою совесть на ключ и снова отправилась в Министерство.

Время было раннее, приемная Крауча пустовала. Нарцисса несколько раз нервно прошлась от двери до дивана и обратно — ожидание томило. Ей даже захотелось спуститься вниз, в подземелья, чтобы самой найти Люциуса. В какой-то момент она заметила, что дверь в кабинет немного приоткрыта, но щель слишком мала — не разглядеть. Нарцисса нерешительно взялась за ручку — все же врываться неприлично, но потом любопытство взяло вверх, и она вошла.

* * *

Барти часто снится один сон: Агнесс, такая юная, воздушная, словно невесомая, склоняется и что-то ласково шепчет, а он не слышит ни единого слова. Он пытается прочитать по губам, но Агнесс замолкает и лукаво улыбается. Барти просит, умоляет повторить — она в ответ пожимает плечами. Он злится и просыпается.

И сейчас снова тот же сон. Пытаясь прогнать наваждение, Барти протирает глаза, но тщетно — вот же она, в его кабинете, хрупкая и нежная, как двадцать лет назад.

Объяснения нет. Агнесс не могла помолодеть и выздороветь. Граница между реальностью и фантазией размывается. Барти щипает себя за мочку уха. Настоящая ли это боль или игра воображения? Разум молчит, а сердце загнанно колотится. Листы шумно соскальзывают на пол — это Барти задел рукой отчет. Их шелест неприятен до тошноты, а видение все еще живо: Агнесс стоит рядом, и в ее глазах удивление.

— Вам нехорошо?

У Агнесс высокий голос, а этот… Этот совсем другой, и он уже слышал его вчера.

— Кто вас впустил? — полусонно произносит Барти.

— Я сама вошла, — она поправляет выбившиеся из-под шляпки волосы, и Барти окончательно просыпается. Как он вообще мог перепутать эту неприятную дамочку с Агнесс…

— И что же вас привело? Тоже хотите в Азкабан? — Барти, потирая затекшую руку, садится.

Миссис Малфой разглядывает его с явным неудовольствием.

— Ваша язвительность не делает вам чести. Я могла бы со своим предложением пойти сразу к министру.

— Вот и шли бы, — злобно бросает Барти. Неудобный диван для посетителей явно не на пользу его спине — от левой лопатки боль волнами спускается вниз, к пояснице. Терпимо, но настроение испорчено окончательно.

— Если вы настаиваете… — Нарцисса Малфой делает несколько шагов к двери. — Хотя, наверное, я должна предупредить, что дело касается вашего сына.

Барти холодеет. «Отец, я люблю одну женщину». Если кто-нибудь узнает, что его сын связался с женой пожирателя смерти, не видать Барти министерской должности.

— Подождите, — он торопливо встает, несмотря на боль в спине, и отодвигает кресло, предлагая его Нарциссе Малфой. — Я, кажется, догадываюсь, в чем дело.

Уголки ее губ приподнимаются, и она присаживается.

— Итак, что вы хотите? — устало спрашивает Барти.

— Для начала — свидание с Люциусом, а дальнейшее зависит от вашего благоразумия.

— Удивительная наглость… Сначала взятка, потом соблазняете моего сына. Что дальше? Подожжете мой дом? Отравите меня?

— Что?! — она нервно сжимает ручку кресла. — Кого я соблазняю?

— А вы разве не по этому поводу пришли? — теряется Барти.

— Вы лицемерный, двуличный тип! Смеете обвинять других, в то время как ваш собственный сын — пожиратель смерти, слуга Темного Лорда.

— Это ложь! — кресло с грохотом падает, а сам он вскакивает и упирается ладонями в столешницу.

— Что же вы так волнуетесь? Если я лгу, значит, авроры не найдут на его руке метку, — спокойно произносит Нарцисса Малфой. — Так ведь?

Приступ ярости кружит голову, пальцы сами сжимаются в кулак. Как же ему хочется задушить эту самодовольную мерзавку, ударить ее чем-нибудь тяжелым… Только бы убрать победную ухмылку с ее лица. Удавить эту Малфой прямо здесь, без свидетелей, чтобы замолчала навсегда.

— Учтите, — она поднимает указательный палец, — если со мной что-либо случится, мои родственники будут знать, кого винить. Я об этом позаботилась.

— У вас нет доказательств, — от бессилия Барти сжимает зубы до хруста.

— По вашему закону метка уже доказательство, — замечает миссис Малфой.

— Я выпишу вам разрешение на свидание. Это всё? — выдавливает он.

— Пока да.

Он с такой силой давит на перо, что проделывает дыру в пергаменте. Следующий лист постигает та же участь. Пытаясь совладать с гневом, Барти упускает из виду миссис Малфой. Она неслышно подходит и над самым его ухом произносит:

— Позволите мне помочь?

То ли от ее уверенного голоса, то ли от неожиданности Барти покорно протягивает перо. Нарцисса Малфой выводит несколько строк размашистым почерком и возвращает документ.

Барти склоняется, и рука нерешительно замирает над пергаментом. Если поставит подпись — нарушит закон, а если нет — подпишет приговор сыну. Закон должен быть для всех один, тем более министр рассвирепеет, когда узнает, что к Малфою пустили жену. Но пожертвовать единственным сыном…

Он не хочет выбирать, просто физически не может. Есть черта, за которую нельзя переступать, иначе последует наказание. Распишется он или нет, равенство, в любом случае, нарушится, и какая тогда разница. Ответственность за все и так уже на нем, а выбор, в сущности, иллюзорен.

Барти перебирает в голове события двадцатилетней давности, чтобы хоть как-то оправдать свои действия, и припоминает, что у Агнесс раньше были мягкие волосы. И он в восторге замирает: этот факт озаряет его как сокровенное знание, смысл которого дано постигнуть не каждому.

Что-то легкое касается щеки. Вот еще раз и еще. От этого невесомого касания немного щекотно. Неужели это ее волосы или снова фантом? Что бы там ни было, Барти закрывает глаза, чтобы, не дай Мерлин, не развеять это чудесное ощущение.

— Простите, — произносит она, но не отодвигается.

Оказывается, у Агнесс может быть такой сильный голос, а он и не знал. Барти проводит пальцами по своей щеке и внешней стороной кисти чувствует тепло. Агнесс совсем рядом, стоит только протянуть руку.

— Кто это? Ваша жена?

Барти беззвучно шевелит губами. Почему ему кажется, что рядом Агнесс, а не Нарцисса Малфой? Ведь стоит только повернуться, и обман раскроется. Какого цвета у Агнесс глаза? Он резко выпрямляется, задевает Нарциссу локтем, и у нее из рук выскальзывает колдография белокурой женщины. Звон стекла — и Барти снова возвращается в реальность.

— Что вы наделали! — вырывается у него, но Нарцисса выглядит такой испуганной, что он поспешно добавляет: — Извините, нервы ни к черту

Решительным движением Барти все-таки ставит подпись.

День проходит в ожидании чего-то плохого. Сердце ноет от предчувствия беды. Мрачнея, Барти пытается найти успокоение в работе, но всё валится из рук.

Дома не лучше — сын снова не приходит ночевать. Барти идет к лестнице и останавливается на первой ступеньке. Что если жена спросит о сыне… Вдруг у нее опять будет приступ… А ему сейчас нужны тишина и спокойствие, чтобы вернуть душевное равновесие.

«Всего одна ночь», — успокаивает себя Барти и возвращается на работу. Он идет по полутемным коридорам Министерства, дверь в кабинет тихо скрипит, словно боится его. Он опускается на диван и прячет лицо в ладонях. Глаза горят, словно в них попал песок. Измученный разум требует отдыха, и Барти засыпает, подложив руку под голову.

Мистер Крауч недоволен: только он принялся за отчет, как его прервали. Кто-то уже успел настучать, что миссис Малфой навещает мужа, и министр решил лично убедиться в этом, а Барти пришлось его сопровождать.

Они входят в камеру, и Барти замирает на месте. В полутьме стоит Агнесс и держит за руку Люциуса Малфоя.

— Кто позволил?! — кричит министр, брызжа слюной.

— У меня есть разрешение, — лепечет она. — Мистер Крауч подписал.

— Как? Бартемиус, объяснитесь!

Министр напрасно разоряется, Барти его почти не слышит.

— Да что с вами?

— Объяснить? — растерянно переспрашивает Крауч. — Агнесс, как ты здесь оказалась?

— Кто такая Агнесс? — встревает Люциус Малфой. — Вы с кем-то путаете мою жену.

Слова эхом отзываются в голове у Барти. Глупое наваждение — хватит уже принимать Нарциссу за Агнесс.

— Простите. Кажется, я немного нездоров, — Барти, пошатываясь, выходит, не обращая внимания на возмущение министра.

Коридоры Министерства выглядят бесконечными и лишенными смысла, уходящими в неизвестность. Лифт, поднимаясь вверх, наполняется незнакомыми людьми. Кто-то наступает Краучу на ногу и не извиняется. На втором уровне заходит Хейли, и Барти вспоминает, что пора выходить. Он хватает секретаря за локоть и в его сопровождении возвращается к себе. Но отпускать Хейли не торопится — кабинет его пугает. Что-то уж слишком много здесь появилось теней. Особенно одна, самая большая и уродливая, что на потолке от люстры. Барти представляет, как она сейчас сползет, захватит его безобразными щупальцами и поглотит. От этой мысли он затравленно прижимается спиной к стене.

— Хейли, сходите за миссис Малфой, — просит Барти. Самолюбие не позволяет пойти самому.

— Но где мне ее искать? — теряется секретарь.

— Да где-нибудь, скорее… — в голосе Барти панические нотки. Он заметил, что тени передвигаются, окружая его.

Хейли колеблется — начальник, кажется, совсем плох. Вон ноги как дрожат, того гляди упадет.

— Идите же.

И тут дверь распахивается — в кабинет входит она, окидывает высокомерным взглядом секретаря и морщится. Тени, при ее появлении, съеживаются и отползают в углы, где им самое место.

— Присаживайтесь, мадам, — выдыхает Барти и переводит взгляд на помощника, — а вы можете быть свободны.

— Но… — мямлит Хейли.

— Что-то хотите сказать?

— Нет, сэр, — запинается он. — Я лучше пойду.

Нарцисса пристально следит за Барти. Она всё еще не проронила ни единого слова, и ему начинает казаться, что она смотрит сквозь него. Легкая улыбка трогает ее губы. Барти замечает, что у Нарциссы карие глаза, как у Агнесс.

— Кто эта женщина? — она указывает на колдографию его жены.

Барти теряется — он ожидал требований, шантажа, да чего угодно, но только не интереса к его жизни.

— Моя жена.

— Я так и подумала. Это ее зовут Агнесс?

— Не ваше дело, — огрызается Крауч. — Зачем вы здесь?

— Вам лучше знать, — снова таинственная улыбка. — Вы же меня позвали.

— Я посылал за вами Хейли, но он не покидал кабинет. Откуда вы узнали? — ее слова приводят Барти в замешательство.

В ответ она неопределенно качает головой.

— Что вы хотите? — он осознает, что спрашивает не то, но лучше гадать, для чего пришла миссис Малфой, чем снова оказаться наедине с тенями.

— Хочу понять, почему ваш сын стал слугой Темного Лорда.

— Это не ваше дело, — вяло произносит Барти, подчиняясь мягкому голосу Нарциссы.

— Да, не мое, — соглашается она. — Может быть, вы мало уделяли ему внимания? А ваша жена знает?

— Я стараюсь лишний раз не беспокоить жену, — слова вырываются против его воли. Барти пытается остановиться, но карие глаза Нарциссы гипнотизируют. — Она неизлечимо больна.

— Какая жалость, я не знала.

Выглядит она действительно опечаленной. По-крайней мере, взгляд грустный, задумчивый.

— За что вы ненавидите сына?

Еще вчера подобный вопрос вызвал бы неудержимый гнев, но происшествие в камере выбило Барти из колеи.

— Он нарушил закон… — бормочет Барти и тут же поправляется: — Это ложь!

— Что именно? Мой вопрос или ваш ответ?

Кто перед ним, Агнесс или Нарцисса? По виску скатывается капля пота, и от этого щекотно — Барти морщится. Она поспешно роется в сумочке и протягивает ему платок. Барти вытирает им щеку и замечает инициалы А.К.

— Откуда у вас это?!

— Вы же мне его подарили. Не помните?

Странная шутка. Барти бросает платок на стол. В горле пересыхает, и он тянется к графину.

— Подождите.

Она сама наливает воду в стакан и подносит к его губам. Барти делает глоток, и холод разливается по груди.

Нарцисса стоит рядом, но он не смеет прикоснуться, потому что, если ошибется, последствия будут ужасны. Барти поднимает глаза и пересекается с ней взглядом.

— Как тебя зовут?

— А какая разница? — шепот, от которого мурашки по спине.

Как он был глуп! Нарцисса или Агнесс — уже неважно. Зачем изводить себя вопросами, если проще поддаться иллюзии, согласиться на обман.

Она водит пальцами по его лбу, по каждой морщинке, а Барти до боли сжимает подлокотники кресла. Контролировать эмоции становится все тяжелей, но он держится. Балансируя между желанием прогнать ее и желанием протянуть к ней руку, Барти получает болезненное удовольствие.

— Ты слишком много работаешь, тебе нужно отдохнуть, — ее голос убаюкивает.

— Да-да, — покорно соглашается он.

Нарцисса ведет его под руку на диван. Барти совсем не сопротивляется, не задумывается о приличиях, наоборот, воспринимает всё с радостью. Вот уже его голова у нее на коленях.

— Тебя здесь не ценят, — Нарцисса задумчиво проводит рукой по его волосам. — И потом, что это за должность — глава департамента… Ты должен стать министром, тем более конкурентов-то у тебя нет. Разве что Дамблдор, но он опять откажется.

Ее рассуждения опасны, но, в то же время, так приятны, и Барти погружается в тоскливое блаженство. Пока Нарцисса рядом, ему так хорошо. Только бы она не покинула его, только бы осталась рядом, иначе тени снова вернутся.

— Не уходи, — шепчет Барти прежде, чем заснуть.

Отчет неподъемным грузом остается лежать на столе.

* * *

Барти безмолвно, даже почти равнодушно, принял эту игру. Когда Нарцисса приходит и просит разрешение на свидание с мужем — Барти придерживается официального тона и сдержанно вежлив. Когда же она появляется задумчиво-нежная и молчаливая, он позволяет себе расслабиться.

Каждое утро Барти гадает, какой сегодня окажется Нарцисса. Он почти не ночует дома — боится, а вдруг она узнает и перестанет приходить.

Сын несколько раз оставлял записки на столе, но Нарцисса упорно выбрасывает их, а Барти уже не смеет возражать.

Нарцисса весь вечер находилась в приподнятом настроении, радуясь тому, что Крауч без возражений подписывает все ее просьбы о свиданиях с мужем. Если так и дальше пойдет, то, возможно, ей удастся разузнать имя таинственного свидетеля. Она даже замурлыкала про себя какой-то веселый мотивчик, поглядывая на Драко, и тут в спальню ворвалась Белла. За ней, едва поспевая, появился Родольфус.

— Руди, да не мельтеши ты! Цисси, мы уходим.

У сестры был такой решительный взгляд, что Нарцисса тут же поняла — случилось что-то страшное. Или случится.

— Куда?

— Туда, — буркнула Белла. — Идем к Лонгботтомам. Руди, твой непутевый братец, надеюсь, не опоздает?

— Как?! Откуда ты узнала, где они?

— Барти рассказал. Сейчас вот дорогу будет показывать.

— А если он сдаст тебя аврорам?

— При всем желании у него не получится. Амортенция прекрасно сделает свое дело.

— Кому, интересно, хватило ума сварить ее тебе?

— Догадайся, — Белла загадочно улыбнулась. — Наш общий знакомый из подземелий. Цисси, прекрати паниковать. Как только я узнаю, где повелитель, так сразу отпущу Барти. А к тому времени он уже и забудет обо всем.

— Меня не волнует судьба Краучей… — Нарцисса покачала головой, — но из-за своей неосторожности ты можешь оказаться в Азкабане, а вместе с тобой я и Руди. Кто тогда останется с Драко?

— Цисси, меня не интересует Драко, мне нужен Темный Лорд. Руди, да что ты копаешься?! — ухватив мужа за локоть, она направилась к выходу. — И если сюда придут авроры, ты не знаешь, где мы.

Нарцисса машинально кивнула. Сестру останавливать уже бесполезно, но вот ее мужа было жалко. Он ведь даже не подозревает, что Белла ему изменяет.

Метнувшись к выходу, Нарцисса лицом к лицу столкнулась с бледным взволнованным Родольфусом.

— Руди, не ходи туда, — прошептала она, — ты должен знать…

— Сейчас не время, — отмахнулся он. — Пока Белла не слышит… Это я буду свидетельствовать на суде против Люци. Я тогда ходил не в аврорат, а к министру, и он пообещал Белле помилование в обмен на мои показания. Белла и так злилась, что я с этим затянул.

— Но зачем? — растерялась она. — Ты же его друг.

— А Белле я — муж, — он потер переносицу, — если бы ты только знала, как я устал…

— Руди, — у нее на языке отчего-то стало горько, — ну как так? Люци же ради тебя…

— Я знаю, милая, — Родольфус попытался ее обнять, но она отстранилась, — ну вот так получилось. Предчувствие у меня какое-то странное… — добавил он с решительной грустью в голосе. — Да ладно, может, еще все обойдется.

Из холла донеслась громкая ругань Беллы. Родольфус встрепенулся и заторопился. Дверь за ним закрылась со стуком, и от этого резкого звука Драко расплакался.

Нарцисса, укачивая сына, лихорадочно размышляла. Если Родольфус будет свидетельствовать, Люци точно не спасти. Вся продуманная схема защиты, будто бы Темный Лорд держал ее мужа под Imperio, разрушится в один момент. Нарцисса поняла, что придется кем-то жертвовать.

Письмо Дамблдору заняло несколько минут. Почему именно Дамблдор — она вряд ли бы могла дать внятный ответ, но решение показалось ей логичным.

Отпустив сову, Нарцисса удобно устроилась на диване. Ждать оставалось недолго. А если авроры поторопятся, Лонгботтомы, может быть, даже останутся живы.

* * *

Барти с трудом понимает смысл слов Скримджера. Будто бы Крауча-младшего поймали вместе с Лестрейнджами — невероятнейшая чушь. Он даже слушать не хочет, но Скримджер непреклонен — еще бы, ведь министр настаивает, чтобы Барти Крауч возглавил суд над сыном.

Скримджер ведет его в камеру Рабастана Лестрейнджа и Крауча-младшего, а Барти всю дорогу мечтает вернуться в кабинет, ведь сегодня обязательно придет Нарцисса.

В камере двое мужчин. Тот, который постарше, совершенно спокоен, а молодой с криком бросается к главе департамента.

— Ты пришел!

Барти-старший знает: за ним сейчас пристально наблюдает Скримджер и обязательно сообщит министру обо всем, что увидел, а сын как-то совсем не к месту лезет со своими объятиями.

— Когда суд? — бесцветным голосом спрашивает он.

— Да какой там суд, — отмахивается Скримджер, — так… показательное выступление. Это все Дамблдор, даже слушание по делу Малфоя перенесли.

— Ты же меня заберешь? — с надеждой произносит Крауч-младший.

— А что Дамблдор? Опять боится дементоров? — Барти выдавливает жалкую усмешку, но Скримджер купился — смеется с явным удовольствием.

— Как всегда.

— Пойдем отсюда, — Барти разворачивается к выходу, — у меня еще много дел.

На лице у Крауча-младшего недоумение — отец даже не взглянул на него. А сейчас просто уходит. Он подбегает к закрывающейся двери, и аврор-охранник, следуя инструкциям, оглушает его заклинанием Impedimenta.

Удивленное лицо Барти-младшего стоит перед глазами у Барти-старшего. В кабинете ему чудится голос сына. Он даже заглядывает под стол, чтобы убедиться, что тот нигде не спрятался.

Барти садится в кресло и ждет — Нарцисса так и не появляется. Он места не находит от беспокойства: наверное, что-то случилось, раз она не пришла. Других объяснений у Барти нет.

Следующий день снова проходит в ожидании. И еще один. Малфоя почему-то отпускают без суда, не спросив мнения Барти.

На нижний уровень Барти спускается с неудовольствием: вдруг как раз в это время придет Нарцисса, а его не будет в кабинете.

Справа от него садится Дамблдор, слева приглушенно рыдает жена. Но лучше бы она осталась дома. Зачем только Барти пообещал, что возьмет ее на слушание.

Шесть дементоров на четверо человек — его сына даже не боятся. Барти отчетливо слышит шепот позади: «Смотри, вон тот блондин — это Крауч-младший».

Тишина в зале суда удивляет Барти. Чего они все ждут? Все эти люди, которые с таким интересом пожирают его взглядами? Им нужно представление? Ну что ж, придется начинать. Барти снова недовольно косится на жену — та стала раскачиваться, а из ее глаз полились слезы.

— Вы предстали перед Визенгамотом, — начал Барти, чувствуя дрожь в нижней губе, — по обвинению в чудовищном преступлении.

— Отец, прошу тебя…

Ну почему сын не может вести себя как мужчина? Прислуживать пожирателям — мужества хватило, а здесь, перед всеми, распускает сопли.

— Вас обвиняют в том, что вы схватили аврора Фрэнка Лонгботтома и подвергли его воздействию пыточного проклятия с целью выяснить местонахождение Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Папа, я этого не делал! Папа, не отсылай меня обратно к дементорам.

Барти начинает казаться, что этот голос звучит только у него в голове.

— Вы обвиняетесь в том, что, не получив желаемых сведений от Фрэнка Лонгботтома, пытали его жену. Вы организовали заговор с целью возвращения Того-Кого-Нельзя-Называть к власти. И сейчас я прошу присяжных…

— Мама, мамочка, не дай ему этого сделать, я не виноват, это не я!

Жена издает звук, похожий на завывание, и от этого у Барти отчаянно колотится сердце.

— Я прошу поднять руки тех присяжных, которые, как и я, считают, что за подобное преступление обвиняемые заслуживают пожизненного заключения в Азкабане.

Их руки в едином порыве взмывают вверх. Барти покачивается, но Дамблдор вовремя незаметно подхватывает его под локоть.

— Я же твой сын! Я твой сын!

— Ты не мой сын! — не выдерживает Барти. — У меня нет больше сына! Уведите их!

— Папочка! Папочка, я тут не при чём! Пожалуйста!

Краем глаза он замечает, что Агнесс в обмороке. Кто-то из присяжных ухмыляется и что-то шепчет соседу, указывая пальцем на Барти. Ему становится душно от всех этих колючих взглядов, и он поспешно покидает зал суда.

«Быстрее в кабинет, — мелькает мысль. — Там Нарцисса».

Дверь ударяется о стену, и гулкий стук разносится эхом. В кабинете пусто, только уродливая тень притаилась в ожидании на потолке. От страха ноги прилипают к полу. Барти неотрывно следит за ней, но она не шевелится. Видимо, время еще не пришло.

Руки трясет крупная дрожь — он роняет стакан с водой. Капли в безобразном рисунке оседают на мантии.

Что если Нарцисса никогда больше не придет? Барти выбегает в приемную и узнает у Хейли, где живут Малфои.

Не замечая окружающей красоты, Барти быстрым шагом проходит по длинной дороге сквозь сад Малфой-Мэнора, через тяжелые кованые двери попадает в холл с мягкими коврами. Домовой эльф просит подождать. Наконец к нему спускается сам Люциус Малфой.

— Моя жена не желает вас видеть, — спокойно сообщает он. — И я прошу немедленно покинуть мой дом — вам здесь не рады.

— Но как? Почему она больше не приходит ко мне? — растерянно бормочет Барти.

— Вы в своем уме?!

— Мистер Малфой, пожалуйста, я должен поговорить с ней.

— Это уже переходит всякие границы. Мистер Крауч, я вынужден буду применить силу.

Барти беспомощно озирается и останавливается взглядом на семейном портрете Малфоев. И то, что он видит, приводит его в состояние сильного потрясения. Неужели… Быть может, художник ошибся? Но как это выяснить, если Нарцисса не хочет его видеть.

— Мистер Малфой, простите мою назойливость, — Барти на свой страх и риск цепляется за рукав мантии Люциуса и, пока тот не опомнился, добавляет: — Какого цвета глаза у вашей жены?

— Что?! — от удивления Малфой даже не пытается вырваться.

— Пожалуйста, это очень важно, — у Барти такой безумный вид, что Люциус сдается.

— Голубые, — он отталкивает Барти, — и убирайтесь вон.

Этого не может быть! Он ведь точно помнит, что у Нарциссы карие глаза.

— Мистер Крауч, мое терпение не бесконечно. Вы и так отняли у меня достаточно времени.

Барти ничего не остается, как покинуть Малфой-Мэнор и вернуться в Министерство. В приемной он останавливается возле стола секретаря.

— Хейли, помните, в тот день, когда министр узнал про подписанное разрешение, я посылал вас за миссис Малфой? — он осторожно подбирает слова, чтобы не выдать своего волнения.

Хейли скашивает глаза на календарь, что-то бормоча про себя, и затем нерешительно кивает.

— Когда вошла миссис Малфой, вы еще были в кабинете, — Барти устало трет лоб. Скажите, ее поведение не показалось вам странным?

Хейли смущенно поднимает папку со стола.

— Сэр, миссис Малфой не входила.

— Вы что, не помните? — злится Барти. — Я еще предложил ей присесть.

— Я тогда хотел обратить на это ваше внимание, сэр, но вы были так уверены … — он выставляет папку перед собой, словно защищаясь ей от начальника.

— Ничего не понимаю, она же тут каждый день была с тех пор. Может быть, вы что-то путаете?

— Каждый день? — повторяет Хейли заикаясь. — Сэр, миссис Малфой приходила к вам всего четыре раза.

Барти молча сглатывает и, оставив растерянного Хейли в приемной, уходит в кабинет. Он расстегивает ворот мантии и ложится на диван. Тень на потолке хищно шевелится, но ему уже все равно.