Помни, что ты – прах.

Он прекрасно знал, что у него едет крыша. Чуял едва тлеющий мох под собой. Жженую кору деревьев. Помет грызунов. Горький запах вереска. И кровь — много крови. Ему нравилось, как она заполняла солоноватой влагой горло, щекотала небо. Хотелось еще; вскрыть этот источник, чтобы горячих капель на землю упало в два, в три раза больше.

Он слышал хруст веток и ее загнанное дыхание. Два вдоха и долгий выдох. Осталось чуть-чуть… Да. Она упала. Силы оставили ее, а рана от последнего заклятья была слишком тяжелой.

Страх вонючей лужей разлился по опушке. Дура. Так он нашел бы ее даже за милю отсюда. Это стало слишком просто…

Уже рядом… Осталось совсем немного. Слева послышались негромкие хлопки.

Черт. Они уже здесь.

Тело сковало огненным обручем, от едкой боли запах вдруг исчез, а на глаза нахлынула волна слепоты. Как же он ненавидел усмиритель.

— Прекрати! Сними его!

— Я не могу сэр, вы же знаете. Одному Мерлину известно, чем бы это могло закончиться.

— Ситуация была под контролем. А закончилось бы так же как и всегда — ее смертью…

— Она еще не дала показания…

-К черту показания! Зато убила достаточно — это все равно поцелуй. Сними!

Хриплый рык сбил молодого сотрудника с ног, но он продолжал гнуть свою линию:

— Нет. У меня нет таких полномочий. По закону…

— По закону — я здесь старший. И мне решать…

— Нет! По этому вопросу — только министр магии, — парень осмелился перебить его, хоть и сильно надтреснутым голосом.

— Вы бы не поймали ее без меня…

— Да, сэр. Это ваша работа — поймать. Но только поймать.

Это его тихое «только» въедалось в мозг. Такая несправедливость бесила, но он ничего не мог поделать… Пока не мог. Пока усмиритель держал его, сжимая огненными кольцами, стискивая все сильнее и туже. Пока. И тут тоже есть «только».

Но даже сквозь едкую пелену он чувствовал, что ее больше нет. Они увели ее; она исчезла вместе с кровью, которую он так хотел. Хотя бы немного. Хоть каплю. Черт…

— Сними его! Все равно ее уже давно нет.

-Да, сэр. Конечно, — тихо отозвался парень.

Он вновь почувствовал мягкий ветер вокруг, запах вереска и мха внизу. Только вот ни тени едкого, вонючего страха; на удивление, даже в этом одиноком пареньке напротив. В последний раз взглянув в его посеревшее, но не испуганное лицо, он раскрыл свои рваные крылья и взвился вверх.

Гарри Джеймс Поттер, главный аврор первого отряда быстрого реагирования покинул своего подчиненного неудовлетворенным и очень злым.

Кабинет министра магии Кингсли Шеклболта.

— Вы должны немедленно прекратить это! Так просто невозможно работать! Я абсолютно не эффективен. И это нарушает субординацию, — Гарри Поттер метался по кабинету с затравленным выражением лица.

Юноша, больше похожий на загнанное животное в клетке, совсем не вписывался в чистенький и аккуратный кабинет министра, словно бы ему было здесь тесно. С темными кругами под глазами и тонкими запястьями в паутине мелких царапин. Лев. Красивое дикое животное. От взлохмаченных вихров на голове и горящих зеленых глаз до острых носков своих лакированных туфлей.

«Вот что стало бы отличным образом для героя и первого аврора магической Британии»,— подумалось вдруг Кингсли Шеклболту. Реальная жизнь слишком несправедлива, хоть и чертовски закономерна. Война сделала Гарри Поттера фестралом. И это стало головной болью для всего министерства. Кингсли предпочел бы еще десяток другой Вольдемортов, буйных великанов, или марш освобождения в исполнении домовиков… да что угодно, кроме Гарри Поттера — анимага! Этого искалеченного войной человека было просто невозможно контролировать; так же бесполезно как снег или дождь. Можно, конечно, создать иллюзию, но когда пойдет настоящий…Такое нельзя спланировать и тем более остановить, только если предугадать. Какой же он был дурак, когда самолично подписал его бумаги о вступлении в Аврорат! Если бы на его месте был Альбус Дамблодор , он бы уже тогда что-то заподозрил. Одно то, что он бросил свою невесту и все меньше общался с друзьями, должно было стать предупреждением. Но нет — его ослепила возможность иметь лучшего аврора в истории. Старый слепой идиот.

— Гарри, послушай. Твои методы стали слишком жестокими…

— Эти свиньи того заслуживают! Я не допущу, чтобы война началась снова! — он осмеливался перебивать министра. Кингсли вздохнул. Раньше он мог контролировать его гнев, но ситуация ухудшалась.

— Война не начнется. Она уже давно закончилась, Гарри. Сам–Знаешь–Кого больше нет. И уровень вспышек темной магии сейчас очень низкий. Поэтому…

— Вот именно — низкий. Я так долго добивался этого! А вы хотите пустить все к черту. Пока они боятся меня, я могу их контролировать.

Конечно, он был прав. Стало даже слишком тихо. Пугающе тихо. Министр уже больше не чувствовал себя нужным магическому сообществу. Тоже привыкший к войне и действию, Кингсли прекрасно понимал Гарри, но не мог ему уступить — этого аврора боялась половина министерства. Конечно, за этими стенами сотни волшебников и ведьм буквально боготворили его. Носили на руках, именем Гарри называли детей, о нем писали книги. Но все это лишь потому, что никто не видел его на задании; никто не мог представить во что их герой превратился. Они лишь знали, что он лучший, что он их защитник. Герой с безумными зелеными глазами.

— Каждый твой рейд заканчивается чей-нибудь смертью. И не одной, хотя тебе известно мое распоряжение. И уж если кому-то заводить речь о субординации, то вовсе не тебе… — Кингсли сам уже не мог сдерживаться, их спор продолжался уже слишком долго.

-Я рад, что вы наконец-то перестали играть в Дамблдора, вам этот образ не идет. Давайте поговорим более продуктивно. Я уважаю вас, министр, но это не значит, что я соглашусь быть вашей комнатной собачкой на поводке. Мне думается, этого я уже наелся сполна.

— Сначала тебе давали полную свободу действий. Видимо, власть испортила тебя…

— Я давно говорил, что могу быть рядовым аврором. Мне вовсе не обязательно быть главой целых трех отрядов быстрого реагирования. Только снимите усмиритель! — он снова его перебил, вскочив неожиданно резко, будто готовясь к прыжку.

— Гарри Поттер, ты хочешь лишиться Аврорской Печати? Учти, что звание я сниму один лишь раз! И это будет уже навсегда! — юноша молча, но гордо сел обратно в большое, обтянутое плюшем кресло. Кингсли еще был в своем уме, он бы никогда не решился на такое, потому что оставить этого волшебника без присмотра было чистым безумием. Ему не нужен был «Отряд Гарри Поттера». Лучше еще один Вольдеморт.

Но пока он мог давить на юношу, у него еще оставались свои козыри, Кингсли должен был играть до конца. Хотя министр отчетливо понимал, что терпение Гарри уже на исходе и вопрос о том, когда тот уйдет, уже был открыт.

-Какой смысл делать тебя простым аврором? Тебе ведь закон не писан, мы это проходили бесчисленное количество раз! Но одно дело — нарушать школьные правила, и совсем другое — мои законы.

— Хорошо. Я все понял. Вы действительно правы. По— своему, — ну, уж нет, на это Кингсли уже больше не купится. Порой он поражался такой хитрости, не свойственной выпускнику Гриффиндора. Гарри Поттер всегда держал свое слово, поэтому крайне редко его давал. Он тихо соглашался, не говоря при этом, что уступит. У министра заболела голова. Жуткая мигрень съедала его уже не первый месяц. И он знал только одно средство от нее.

— Гарри, ты снова переступил черту, — сказал Кингсли тоже тихо. Но твердо.

— Я не убил ее…

— Потому что прибыли другие сотрудники. Ты просто не успел, — Гарри слегка поджал губы. — У меня нет времени и возможности вести эти споры. Они бесполезны. Тем более что я уже принял решение по твоему вопросу.

— Какое? — в этот момент молодой человек заерзал в кресле и на несколько секунд снова напомнил тихого мальчишку со встрепанными волосами.

-То, что твоя анимагическая сущность повлияла на тебя слишком сильно — это факт. Возможно, потому что существо, в которое ты превращаешься, магическое. Этот «аспект анимагии» еще совсем не изучен… В любом случае, так продолжаться не может. Ты отстранен от работы, — на этом Гарри снова вскочил с места, но своей темной ладонью министр остановил его и продолжил. — Это не значит, что ты лишаешься звания или печати. Нет. Это временно и не просто так. Я хочу, чтобы тебя как анимага изучили более подробно. Конечно, это вовсе не палата Св. Мунго. Директор Хогвартса гораздо больше разбирается в анимагии, чем какие-то колдомедики. Минерва лично займется тобой. Плюс ко всему у них есть свободная должность для тебя, поэтому все по-прежнему останется в тайне; ни Рита Скитер, ни кто-либо еще из журналистов ничего не заподозрит. Тебе необходимо пожить более мирной и созидательной жизнью в любом случае, даже если результата не будет. Думаю, хотя бы один учебный год.

— Вы действительно думаете, что я соглашусь на это? — теперь Гарри говорил спокойно. Но его брови сошлись на переносице в одну жесткую линию.

— Да. Потому что ты — повторюсь — именно ты своими действиями привел к этому. И если хочешь кого-то винить — что ж, ты знаешь кого! — прогремел министр. — На данный момент, Гарри Джеймс Поттер, ты пересек все возможные границы. Поэтому у тебя есть три пути. Первый — это Азкабан, после очередного убитого тобой задержанного. И он обязательно будет, потому что контролировать ты себя уже не можешь, а покрывать тебя я больше не собираюсь. Второй — уютная одноместная палата в госпитале Св. Мунго. И третий, который я тебе предложил. Разумеется, в первых двух случаях об Аврорской Печати или какой-либо должности в министерстве можешь даже и не мечтать.

Стекла в красивом резном буфете при последних словах вдруг задрожали, а воздух словно бы завибрировал и загудел. Бокал на полированной столешнице лопнул. Гарри Поттер медленно поднялся и прямой как струна вышел из кабинета министра магии, громко хлопнув дверью. Кингсли судорожно сглотнул и выдохнул. Теперь ему оставалось лишь просить Мерлина и Моргану, чтобы юноша принял верное решение и своей стихийной магией не разнес половину Британии.

Несколько недель спустя.

Он не мог понять, как такое могло произойти; был абсолютно не готов осознать всю смехотворность этой ситуации. Первый гнев схлынул, хотя сначала очень хотелось стереть с лица земли министерство. В итоге пострадал только дом на площади Гриммо, но его было не так уж и жалко.

Ловушка. Вот куда в итоге попал лучший аврор Гарри Поттер, по-другому назвать это было нельзя. Целый год впустую. Его наказывали как нашкодившего кота, и вот это бесило, наверное, больше всего. Зачем разбираться в его анимагии? Все и так предельно ясно: он фестрал. Все. Не дементор же в конце концов? При этой мысли юноша поежился от еще одного прилива тошноты. Голова загудела от недостатка свежего воздуха. После долгой дороги, наполненной дождем, воздушными ямами и серым небом, стены старого замка сильно давили на него. Где-то год назад у Гарри стало развиваться нечто вроде клаустрофобии. Потолок ему уже давно не нравился. Лестницы… Он давно их не видел. В министерстве их заменял лифт; тоже мало приятного — каждый раз ощущения, будто тебя пытаются впихнуть в спичечный коробок. Но к нему он уже привык, а вот к обилию лестниц был вовсе не готов. В Хогвартсе их было наверное сотни, и на пути к кабинету директора его ждала их добрая половина.

Прошло столько лет, но здесь все оставалось прежним. Картины в старых позолоченных рамах, сверкающие доспехи в полутьме. Отсыревшие гобелены и … Лестницы. Он с трудом уже волочил ноги, но все-таки добрался до статуи каменной горгульи у входа в кабинет директора. Не дожидаясь пароля, она отъехала в сторону, и Гарри нерешительно вошел в полутемный кабинет. Свет от факелов неяркими бликами освещал помещение мягким и душным светом, окрашивая лицо Минервы Макгонагалл в болезненно желтый цвет. За то время, что они не виделись, эта суровая шотландская ведьма сильно постарела. Годы сделали дело. Ее лицо заострилось, а на лбу и у губ залегли глубокие борозды от морщин. Во всем ее облике читалась непередаваемая беспомощность, та, что появляется только у очень старых людей, вместе с влажным блеском потухших глаз. Возможно, всему виной был ее домашний вид — помятой беленькой ночнушки и халатика из темно-зеленой шотландки. Хотя нет. Он должен был признать — это старость. Старость, которая навалилась и на эту стойкую женщину.

— Здравствуйте, мистер Поттер — сухим голосом сказала она, а Гарри припомнились его школьные годы, да так красочно, что голова снова загудела.

— Здравствуйте, профе… — он запнулся. — Директор, — Гарри улыбнулся. — Все это так странно. Вновь оказаться здесь. И в такой должности. Хотя, когда я был школьником, я уже думал над этим. Если честно, — он продолжал улыбаться через силу, хотя в уютной комнате это было делать почему-то немного легче обычного.

— Мистер Поттер, я уже стара, но отнюдь не растеряла свой рассудок. Вы здесь оказаться рады точно так же как я хочу, чтобы в моей школе присутствовал человек с подобной анимагической сущностью.

— Ну так давайте вместе поговорим с министром. Возможно…

— Оставьте. Я не договорила. Мне не нравится аврор Гарри Поттер. Но я очень рада снова видеть Гарри Поттера — моего ученика, и надеюсь, вскоре и нового профессора Хогвартса.

— Думаете — это подходящая должность для меня? Тем более, по словам министра меня и на метр нельзя подпускать к нормальным людям. Не то, что к детям…

— Вашу вторую сущность, не вас. У нас уже были такие преподаватели. И вы сами прекрасно помните, как блестяще они справлялись. Здесь важно держать это втайне от не нужных ушей, а вашу сущность — под контролем, — Минерва кивнула на серебряный браслет, тускло поблескивающий на его запястье. Гарри стиснул зубы, понимая, что контроль над ним она уже получила.

— Что ж. У меня нет выбора в любом случае.

— Да. Вы, конечно, понимаете, что я запрещаю вам под каким либо видом принимать эту форму?

— Так завидуете? — снова слегка улыбнулся Гарри.

— Мистер Поттер, вы растеряли свои манеры. И я абсолютно не завидую вашей сущности, которая так овладевает вами. Мне вполне достаточно моей, которую я могу контролировать сама, — ее глаза по-кошачьи сузились. Гарри ухмыльнулся. Своего стержня она не утратила, несмотря на возраст. — Что касается этой вашей проблемы… к ней мы вернемся позже. Теперь по поводу вашей должности.

— Я с удовольствием займу ее. Ваши ученики наизусть выучат Защиту от Темных искусств. Будьте уверены, — на этих словах он слегка подмигнул ей.

— Кто вам сказал, что вы займете эту должность? Эта вакансия уже занята. Да я бы вас никогда к ней не подпустила, будучи в здравом уме. Мне вовсе не нужны юные авроры. И свою группу солдат из учеников я вам тут сколачивать не позволю!

— Что? Но я согласился только из-за должности!.. — Гарри хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— Мистер Поттер. Я не помню, что кто — либо обещал вам эту должность. В чем тогда смысл находиться здесь? С тем же успехом вы могли бы остаться в Аврорате и муштровать новых сотрудников. Вам обещали должность преподавателя, не более.

— И что же я буду преподавать? — язвительно ответил Гарри. — Или этого мне тоже нельзя узнать — повредит больному рассудку?

— Трансфигурацию. Думаю, вполне логично для лучшего анимага в истории.

— О-о-о… очень. Учитывая, что по вашим с министром уверениям я контролировать свою трансформацию не могу.

— Сущность — да. Но ваши способности в области трансфигурации никогда не ставились под сомнение. Даже несмотря на вашу невнимательность в школе, я всегда знала, что в этом вы гораздо способнее многих.

— Что ж. Спасибо и на этом — буркнул в ответ Гарри, едва сдерживая ярость, которая поднималась внутри. Ему стало казаться, что задача стояла у министра совсем иная. Не «излечить» его рассудок, а дать ему окончательно свихнуться.

— Утром я представлю вас школе. Вам придется ускорить программу, так как сентябрь уже позади, а дети многое пропустили.

— Кто? — сквозь зубы спросил Гарри.

-Что значит кто?

— Кто сейчас на этой должности? Что же еще…

— Очень талантливый преподаватель. Она преподает у нас уже несколько лет…

— Кто? — едва сдерживаясь, повторил юноша.

— Мисс Лавгуд. — выдохнула Макгонагалл.

По комнате раскатился смех. Гарри запрокинул голову и засмеялся как сумасшедший, подергивая плечами и чуть вскидывая руки.

— Луна?! Луна Лавгуд? — повторял он, и смех сотрясал его снова. МакГонагалл смотрела на него сквозь очки и терпеливо ждала, но осознав, что Гарри не может остановиться, сухо закашляла. Молодой человек резко вскинул голову в последний раз и уставился на нее немигающим взором. Казалось, из его глаз сейчас потекут слезы. Директор решила продолжить:

— Что ж. Я думаю, на сегодня мы все обсудили, мистер Поттер. Никак не ожидала, что вы приедете так поздно. Я ждала вас завтра к обеду, а сейчас половина второго. Странно, что Ховарст-экспресс сменил расписание…

— Я приехал не на нем. — перебил ее Гарри.

— А как же?..

— Я прилетел, — отчетливо выделяя каждую букву, произнес он. Глаза Минервы Макгонагалл расширились от удивления, она прекрасно понимала, что Гарри прилетел вовсе не на метле. Пожилая женщина покачала головой и ледяным тоном отрезала:

— Надеюсь, вы понимаете, что это был ваш последний полет?

Вопрос был риторическим. Запястье под серебряной нитью браслета сильно жгло.

Чужие руки слегка сдавили ее запястья, плотно прижав их к влажной зеленой траве. Уже в следующую секунду он стал медленно наклоняться к ней, но остановившись в сантиметре от ее соска замер, хотя даже через ткань джемпера и рубашки она почувствовала его горячее дыхание. Эта недосказанность сводила с ума, так же как и его неповторимый запах — сладковато-горький, напоминающий тыквенный пирог с примесью полыни. Не в силах больше терпеть, она попыталась освободить руки, но он лишь сильнее прижал их к земле. Негромкого и разочарованно всхлипнув, она в отчаянии обвила его своими ногами и притянула еще ближе. Он, улыбаясь, приподнял голову и в упор посмотрел на нее. Так близко. Так чертовски близко. Она видела свое отражение в глубине этих зеленых глаз. Чувствовала, как он прижался к ней всем телом, все сильнее сдавливая запястья. Так близко. Но недостаточно. Ткань трусиков стала влажной, юбка задралась, и она все сильней ощущала растущее напряжение в его паху. Поэтому притянула его еще ближе, сильно дернувшись бедрами ему навстречу, выгнувшись дугой так, что уже тугой сосок коснулся его приоткрытых губ. Зеленные глаза расширились от удивления, но уже в следующую секунду он отпустил ее запястья и резко обхватил за бедра, губами затягивая сосок все глубже в рот, поглаживая его языком сквозь ткань рубашки. Его руки уже снимали ее маленькие трусики. Губы переместились к мочке уха и что-то бессвязно зашептали. Что-то, от чего ее ножки в белоснежных гольфах задрожали, а дыхание участилось. Но когда одновременно сладкий и горький запах окончательно овладел ее сознанием, когда его рука потянулась туда, вниз, к только что обнажившейся, влажной коже…

Луна открыла глаза и попыталась восстановить дыхание. Ее рука потянулась под ворох одеял, к пижамным шелковым шортам. Черт. Совсем влажная. Такое пробуждение явно не предвещало хорошего спокойного дня. Для одинокой взрослой девушки такие сны — явление нормальное, но вот только этот сон ей не снился уже очень давно, еще со школьных лет. Конечно, она предполагала, что подобные фантазии могут снова ей завладеть. Особенно в Хогвартсе, но сразу, а не спустя несколько лет преподавания. Это было странно. Хотя так похоже на нее. Полностью в ее духе.

Луна уперлась взглядом в абсолютно круглый потолок. Он всегда ее успокаивал. Сначала ей совсем не понравилось, что ее поселили на самый верхний этаж Астрономической башни — хотя на что-то большое как молодой преподаватель она и не рассчитывала. Но уже спустя некоторое время Луна оценила всю прелесть этой необычной маленькой комнаты. Полностью белая, с узором из переплетающихся созвездий на потолке, простой, но уютной мебелью — очень странная и романтичная комната. Все это в конечном итоге пришлось девушке по вкусу. Она привыкла, как привыкала ко всему еще со школы — постоянным издевательствам, одиночеству, несбыточным мечтам… и к нему. Такому поразительному и неповторимому. Самая первая, самая дикая и непонятная страсть. Ей нравились странные вещи, в них было что-то, что привлекало только ее; загадка, которая никогда не могла наскучить, в отличие от много другого. Она ненавидела скуку. Уж лучше быть одинокой в своих желаниях постичь то, что другие и не пытаются понять. Быть не нужной, но верить хоть во что-то лучше, чем не делать этого вовсе. Уж лучше любить и отдаваться только во сне, но ему, а не кому-то другому, безликому. Возможно, она и правда уже давно помешалась, и те, кто называют ее полоумной, правы. Но только у этого ее безумства есть конкретное имя, такое же недосягаемое и нереальное, как и все, что ей всегда нравилось. Гарри.

Хотя сегодня эта страсть уже стала банальной. Он стал героем и всеобщим достоянием, предметом обожания миллионов ведьм. Это уже не странно, а закономерно, и поэтому перестало быть интересным. Ей он нравился другим. Таким, каким только она его помнила — без всего этого ореола славы и шелухи обожания. Мальчишкой с ободранными коленями, копной взлохмаченных черных волос и огромными зелеными глазами, в своей вечно мешковатой одежде. Он улыбался так искренне, но его взгляд был таким до боли потухшим. Это несочетание давило на нее изнутри, выплескиваясь волнами нежности и желания. Это было загадкой всего его существа, а его сладко — горький запах, похожий на кусок тыквенного пирога, только усиливал этот контраст. Делая его ярче, окрашивая его скулы в какие-то неповторимые цвета обаяния и сбивая ее девичье дыхание. Это прекрасное безумство Луны длилось несколько лет и, наверное, было самым загадочным, а значит и самым волшебным временем в ее жизни.

Маленькие ступни коснулись прохладных плит пола. Ей нужно было прекратить все эти мысли. Они ни к чему, совершенно, абсолютно.

Луна Лавгуд уже который год пыталась быть более серьезной ведьмой. Под ее началом был целый поток учеников, которых ей удалось увлечь своим предметом. Пусть никто сначала и не верил, что она сможет справиться с этой должностью. Но у нее был слишком большой повод. И если это ее единственная возможность быть рядом с детьми и видеть, как они растут — ей не будет в этом равных. В конце концов, она закончила Равенкло, а это вовсе не пустой звук, кто бы что и ни говорил.

Невилл прожужжал ей все уши тем, кто займет новую должность преподавателя Трансфигурации. Ей показалось это странным, но отнюдь не пугало. Луна со вздохом потянулась и начала одеваться.

Гарри Поттер возвращается в Хогвартс — вот и повод для таких снов. Но это желание — нечто былое, давно утратившее свою яркость. Потому что с тех самых пор, как Гарри Поттер стал героем всего магического мира, он перестал быть ее тайной страстью; у этого нового, но обыкновенно счастливого мужчины, все непонятное и загадочное смыло приливом благополучной и размеренной жизни героя. В нем все стало так ясно и понятно. Теперь она видела это насквозь: одинаковую, словно бы прилипшую к губам счастливую улыбку и… глаза. Он вырос и стал другим, с невестой и друзьями, с успешной карьерой. Нет, она была очень рада за него. И за себя. Они практически не общались после школы, но в первые годы после войны, когда Отряд Дамблдора бурно праздновал свою победу, стало очевидно, что Гарри Поттер теперь пахнет лимонным тортом — кулинарным шедевром Джинни Уизли.

Так закончилась ее школьная страсть, и сны, которые терзали ее долгими ночами, больше не беспокоили. Видимо, его приезд просто напомнил ей о былых чувствах. Вот и все.

Луна как следует оглядела свою комнату перед уходом. Конечно же, она что-то забыла. По-другому и быть не могло. Как бы она не старалась — ее утро всегда начиналось так. Хотя ей нравилось во время длинного завтрака попробовать отгадать, что именно было забыто сегодня. Это был своеобразный утренний ритуал, который делал трапезу в Большом Зале не такой скучной.

Этим ранним утром из облачного потолка на массивные столы лились яркие потоки солнечного света. В воздухе повеяло всеобщим возбуждением от наступившего нового дня. Девушка прошлась вдоль рядов заполненных учениками, как раз во время речи Макгонагалл про нового преподавателя. Луна уже слышала за спиной восторженные вздохи учеников. Спустя несколько минут двери за ней распахнулись, и в многолюдной толпе повисло молчание. Воздух вокруг вдруг стал тягучим как мед, но уже через секунду разразился бурными аплодисментами и криками. Гарри Джеймс Поттер. Легенда всех детских сказок этих школьников и главный герой их родителей вошел в Большой Зал. Но Луна Лавгуд даже не обернулась в его сторону. То, что нравилось многим никогда не нравилось ей. Где-то впереди замаячил Невилл Лонгботтом. С каким-то радостным криком он промчался мимо нее. Луна улыбнулась. Ну, по крайней мере, сегодня здесь совсем не как обычно. Кто-то окрикнул ее сзади. Наверное, Невилл звал ее поздороваться с Гарри. Да, это было совсем невежливо с ее стороны — настолько погрузиться в свои мысли, совсем не замечая ничего вокруг. Они с Гарри давно не виделись, нужно действительно поздороваться с ним. Теплая улыбка снова коснулась ее губ, и она обернулась. Но ни сделать шаг, не вымолвить хоть слово уже не смогла.

Мужчина, который приближался к ней, был ей только очень смутно знаком; совсем не похож на благополучного героя с многочисленных домашних пирушек Ордена и Отряда, нет. Это был совершенно другой человек, хоть и до боли знакомый. В серой форменной аврорской мантии, застегнутой на все пуговицы, с множеством нашивок на рукавах и очень-очень высокий. Луна никогда не думала, что Гарри когда-нибудь сможет стать таким высоким. Непостижимо высоким, худым, с взлохмаченными волосами и огромными темными глазами на заостренном лице. Его глаза никогда не были такими… такими темными, почти что черными, с очень тонкой радужкой зеленого цвета. Они светились, так опасно и завораживающе. Такие же опасные и завораживающие, как эта странная улыбка на его лице. От его облика почему-то делалось страшно. Луна не понимала как этот животный страх, который вселился в нее, не чувствуют другие. Как все остальные могут продолжать радоваться солнечным лучам, и не ощущать пронзившего ее холода. Она задрожала и отступила назад. Но он приближался и что-то говорил. Правда она совсем не могла разобрать что. Страх парализовал ее сознание, казалось, еще немного и она заплачет как маленькая девочка, впервые увидевшая дементора. Только этот мужчина почему-то был гораздо страшней.

Гарри старался не хмуриться. Но это обилие жгучего потока света, радостных лиц, волной накрывших его раздражало. Ему не нравилось это всеобщее внимание и то, что приходилось изображать из себя счастливого человека. Эта роль ему слишком приелась. Он пожал руку Невиллу, отметив про себя, что очки в прямоугольной оправе ему идут, хотя он совершенно не изменился в остальном.

— Конечно, Невилл, я очень рад тебя видеть. Ты стал одной из главных причин, почему я принял это предложение… — Гарри пытался быть милым. Лицо Невилла стало еще более счастливым, хотя казалось, что дальше уже некуда:

— Правда? Хотя, не ври… Просто ты окончательно оставил без работы министерство и весь Аврорат. Вот и отправился сюда в поисках приключений, да?

— Да, ты меня поймал. Именно так — где как не здесь они меня снова настигнут? — Гарри отвечал заученными репликами, поэтому пытался сосредоточиться. Это удавалось весьма паршиво, потому что, как только он оказался в Большом зале, целая волна запахов ударила по его обострившемуся обонянию. Какао с корицей, множество дымящихся кружек с кофе, омлет с сыром, совиные перья, свежий пергамент, чернила… Все это проходило через него, все это он чувствовал. Ванильно-молочные запахи, мятно-пшеничные от юных волшебников и ведьм. Их было так безумно много. Они забивали его голову. В особенности раздражал аромат мандрагоры от Невилла — Гарри со школы ее недолюбливал, как будто еще тогда знал, какой отвратительной сыростью от нее пахнет. В учебниках писали — без запаха. Ну да, если бы.

Стиснув зубы, он двинулся чуть вперед, чтобы оказаться подальше от Невилла и его мантии, пропахшей мандрагорой. Как вдруг в его сознание, затуманенное от обилия ароматов, ворвался новый запах. Ягодный, острый, очень странный. Гарри вскинул голову и увидел на другом конце Большого зала хрупкую девичью спинку со шлейфом белых длинных волос. Она будто почувствовала его взгляд и обернулась. У нее было знакомое бледное личико с большими, поддернутыми туманной поволокой глазами. Луна Лавгуд. При виде его эти странные глаза неожиданно распахнулись и превратились в один сплошной поток чистой холодной воды.

Ярость буквально завладела его существом. Она, она занимает должность, которая была так нужна ему, чтобы хоть как-то здесь выжить. Она, которая ничего бы толком не смыслила в Темных искусствах и, тем более, защите от них, если бы не он… Гарри двинулся вперед. Ярость продолжала захлестывать его со все новой и новой силой. Ягодный запах тоже усиливался, перемешиваясь с какими-то жгуче-острыми нотками, в голове мелькало только одно — она… Луна попятилась назад, как будто услышала его. Ее окутал металлический страх и он это чувствовал. Но когда острый ягодный запах вдруг пропал, почему-то остановился.

Гарри Поттер знал, что должен успокоиться. Что бы министр ни говорил, он хорошо себя контролировал. Даже слишком хорошо. Поэтому его лицо снова стало таким же улыбчивым как и прежде. Правда глаза так и остались холодными. Гарри знал, что она почувствовала это. Они всегда чувствовали. Хотя чаще всего сделать уже было ничего нельзя. Но он успокоился. В конце концов, это не ее решение. Здесь нет ее вины. Хотя возникшую неприязнь скрывать было уже бесполезно. Он почему-то все равно винил ее. Ведь кто-то должен был быть виноват.

Невилл в онемении смотрел, как Гарри Поттер прошел мимо Луны, не сказав ей ни слова приветствия. Ученики восторженно смотрели ему вслед, преподаватели повскакивали со своих мест и протягивали руки для рукопожатия. И только профессор Гербологии заметил это странное поведение двух его бывших однокурсников. Только он заметил оцепеневшую девушку, которая безмолвно заняла свое место у левого края преподавательского стола, прямо рядом с Гарри, который почему-то даже не смотрел в ее сторону.

Макгонагалл призвала всех школьников продолжить завтрак в обычной спокойной обстановке. Но как такое было возможно, Луна себе представляла слабо. Ее страх прошел, как только Гарри отвел взгляд и прошел мимо. Он даже не поздоровался с ней; это было очень странно и непонятно для нее. Хотя, она все равно не смогла бы вымолвить ни слова.

Удушающая волна сдавила ей горло. Этот страшный человек не мог быть Гарри. И то, что он будто не узнал ее, заставило даже подумать об оборотном зелье. В первую секунду. Во вторую она уже почувствовала. Не поверила, но почувствовала. И сейчас, находясь так близко рядом с ним уже начала сходить с ума. Он окутывал ее. Целиком. Поглощая и вводя в оцепенение от непонимания. Пронизывая до кончиков пальцев. Это был он — спутать было просто невозможно.

Сладко-горький запах тыквенного пирога. Запах ее Гарри. Только с новым металлическим привкусом.

Окраина Хогсмида.

Серебристо-белый мягкий свет еще тлел над крупом мертвого единорога, когда в чашу упали две последние капли. Тело животного оставалось прекрасным даже после смерти несмотря на изуродованный лоб, лишенный закрученного рога. На земле, облитой его слезами, распустился сиреневый вереск. Прежде чем сотрудники по регулированию и учету магических существ прибыли на место происшествия, портал уже унес нарушителя прочь.

Такого страшного зверства не случалось уже очень давно. Бесценную кровь этого существа почему-то не тронули. Это напугало меньше, чем осознание того, что кому-то были нужны его слезы. Смерть единорога уже сильно портила отчеты сотрудников в этом месяце, поэтому про слезы они решили умолчать.

Хогвартс, школа чародейства и волшебства.

Вдох. И выдох. И снова вдох. Его сердце билось в грудной клетке, оно не могло успокоиться. За тоненькой стеной подсобки слышался свистящий шепот. Он буквально кожей ощущал, как множество любопытных глаз сверлили тяжелыми взглядами дверь, проедая ее насквозь. Полный класс студентов, наполненный их запахами. Ему было необходимо вернуться. Закончить очередной чертов урок.

Гарри с широкой улыбкой на лице закрыл за собой дверь.

— Странно, что в моем архиве нет дополнительных материалов по вопросу трансформации жидкостей. Особенно зелий… Давайте вернемся к предыдущему параграфу ваших пособий.

Ученики пятого курса вновь зарылись в свои пергаменты, зашуршали перьями. Смуглые девушки с задних рядов кинули еще несколько восхищенных взглядов на своего нового профессора, но, наткнувшись на его сосредоточенное лицо, вернулись к своим потрепанным пособиям. Они уже не ловили каждое его слово, каждое движение — привыкли. От этого стало гораздо легче — не то, что в первые дни. Особенно сейчас, когда за окном аудитории лил дождь.

Крупная дрожь вновь молнией прошла сквозь все его тело. И почему именно сейчас, на уроке? Он так отлично держался всю неделю, даже смог принять все эти лестницы и потолки, все это круглосуточное внимание, щенячьи взгляды детей.

Из окна повеяло свежим запахом сырой земли. Гарри закрыл его наглухо, как только получил ключи от аудитории, но даже сквозь стеклянную раскладку витражей чувствовал все эти капли, одну за другой. Капли чистой, свежей воды. Закрывая глаза, он видел их все. Как они красиво падали, ударяясь о землю, а она впитывала их жадно, мгновенно принимая в себя. Птицы теперь летали гораздо ниже, а кто-то в глубине Запретного леса не успел убежать. Зарыться среди листьев, перелететь на соседнюю ветку, спрятаться, спастись. Чистый дождь всегда открывал новый источник, смешивая капли воды с новыми каплями красного цвета. Это было скользкое, опасное время с множеством зорких глаз. Множеством хищников. Время охоты.

Когда колокол наконец прозвенел, Гарри продолжал дышать очень медленно, пытаясь пропускать в себя как можно меньше этого мокрого воздуха. Студенты пятого курса поспешно запихивали свои вещи в рюкзаки и сумки, и один за другим покидали класс. Он все еще почти не дышал, когда Луна Лавгуд бесцеремонно протиснулась через ряды детей и закрыла за собой дверь.

— Гарри, я все-таки думаю, нам стоит поговорить, — девушка буквально прошептала это, потому что сказать ему хоть что-то во весь голос уже не могла. С того дня в Большом зале прошло достаточно много времени, но Луна все никак не могла понять его поведение. Гарри был каким-то странным, переменчивым. Непонятным. Он почти не говорил с ней, но всегда улыбался и отвечал на ее вопросы — механически, не глядя в глаза. Будто бы она была пустым местом.

— О чем? — в этом его вопросе, не было никакой интонации. Гарри опять сверкнул своей рекламной улыбкой, не отводя глаз от окна.

— Ты практически не общаешься со мной, это странно. Раньше у нас было много … — она запнулась. Этот разговор давался ей с трудом, — много…тем для…общения, — в итоге выдохнула девушка. Подобное было не похоже на Луну — ловить ртом воздух, пытаясь хоть что-то сказать. Она всегда говорила уверено, даже если все, кроме нее, считали сказанное ею несусветной чушью; даже если это был он.

— Ты ведь не здороваешься толком… — продолжила девушка.

— Всегда. Я всегда здороваюсь, — Гарри перебил ее, резко отвернувшись от окна. Он наконец посмотрел на нее. Его глаза потемнели, странная улыбка еще сильнее натянула уголки губ. Луна не могла с этим спорить — он всегда говорил «привет», а она слегка кивала в ответ. Только в эти моменты он в упор смотрел на нее. Во все остальное время — собраний, трапез, заседаний учителей — он был вежливым и холодным. Таким как все. Только утром, перед завтраком, он смотрел, и этого его взгляда она с ужасом ждала каждый раз. Страшная черно-зеленая пелена его глаз доводила до паники. Ей казалось, что он хочет ее убить. Поэтому она не могла считать его утренний «привет» приветствием. Это было приговором.

— Я совсем не понимаю твоего поведения, — мягко и неуверенно продолжила она.

Гарри не выдержал.

— А что тут не понимать? Ты занимаешь мое место, — тихо и холодно сказал он, опустив глаза в пол.

«Дыши глубже», — билось у него в голове.

— Я …я не понимаю, что ты имеешь в виду…

— Действительно не понимаешь? Совсем? — он сказал это очень насмешливо и легко, хотя внутри тысячи капель разрывали его на куски. Руки мелко подрагивали. Гарри теперь был твердо уверен, что она сумасшедшая: как она не чувствует? Неужели инстинкты совсем покинули это хрупкое тело. Гарри не понимал, как Луна посмела приблизиться к нему. Он мог себя контролировать, несмотря на дождь и ее глупость. Именно поэтому знал, что гнев внутри него уже слишком велик, и он вполне может вырваться среди этих стен и лестниц. Но как она могла не ощущать всю эту волну его ярости, гнева… и голода. Он чувствовал ее страх и питался им, всю эту неделю, в надежде, что под таким натиском девушка просто не выдержит, сломается. Но она сама пришла к нему. Идиотка. Именно сегодня. В дождь.

Пока у него еще был способ ее спасти.

— Ты прекрасно знаешь. Защита от Темных Искусств. Всем в этой школе ясно, кто должен ее преподавать. Всем кроме тебя и Макгонагалл, но она, наверное, уже стара. А вот ты действительно полоумная, если думаешь, что это тебе подходит, — эта неожиданная правда впилась в Луну тысячами маленьких иголочек. Он мог бы преподнести все это более вежливо, но сказал холодно и прямо в лоб. Лицо девушки побелело, слегка помятая мантия заколыхалась под резким выдохом. От такой несправедливости страх Луны сменился жгучей обидой, хотя ей казалось, что она уже давным-давно разучилась обижаться.

— Это моя должность. Я заслужила ее, и если это причина твоего поведения, я не могу с этим ничего поделать, — она проговорила это тихо, потухшим голосом. Гарри Поттер был одним из немногих, кто никогда не называл ее полоумной. Гарри Поттер никогда так не поступал. Что-то было здесь не так. И его поведение, и этот его новый запах. Он думал, что обидев ее, оттолкнет, но эта обида только подстегнула ее любопытство:

— У тебя есть какой-то секрет Гарри? Почему ты на меня так злишься?

У нее точно поехала крыша. После таких бесцеремонных слов любая ведьма успела бы раз триста проклясть. А самое главное — давно бы убежала прочь. Любая другая. Но не Луна.

— Даже если так, то это не твое дело, — он больше не мог играть. Дождь за окном усиливался, так же как и гнев на нее. Ему необходимо было срочно что-то предпринять, пока он еще мог трезво оценивать ситуацию.

Гарри резко схватил ее маленькую бледную ладонь и бесцеремонно потащил девушку к дверному проему. Луна не сопротивлялась и не пыталась вырваться.

— И я советую тебе не лезть в мои дела, — успел прошипеть полу обезумевший Гарри, прежде чем закрыть за ней дверь. Он не желал с ней больше разговаривать, не мог больше держаться. От дождя за окном ему становилось все хуже.

Луна еще минуту стояла перед закрытой дверью аудитории Трансфигурации. За ней послышался какой-то треск и шум — судя по всему, что-то упало или разбилось. Страх, непонимание и обиду в девушке смыло новой знакомой волной. Здесь явно было что-то не так. Закрытая дверь всегда ее завораживала. Все это было ужасно. Ужасно любопытно.

Гарри Поттер проснулся отвратительно рано. Опять из-за дождя. Уже которую неделю погода отравляла ему жизнь. Казалось, еще вчера он радовался ее переменам как выпавшей возможности получить свое. Насладиться каплями дождя, порывами ветра и … результатом охоты. Сейчас, в этих стенах, среди всего этого гомона толпы ему катастрофически не хватало возможности трансформироваться, хотя бы на минуту почувствовать себя свободным, легким, всепоглощающе пустым от сложных мыслей. Остаться наедине со своими инстинктами и полетом. Полетом, с которым не могла сравниться не одна самая быстрая и навороченная метла. Но он был здесь, среди этих лестниц и потолков, а Макгонагалл держала его на очень коротком поводке. Каждое утро кожу на запястье жгло огнем, голову разрывало, мышцы сводили судороги…

Гарри надоело терпеть. Он знал, как получить несколько часов свободы. Пускай они и будут стоить очень дорого.

Мужчина посмотрел в зеркало над маленьким бронзовым умывальником. Под глазами залегли синие тени, волосы сильно отрасли и торчали в разные стороны. У него было слишком громкое имя, даже в таком виде, Гарри Поттер мог легко найти себе подругу на ночь. Но это был не Лондон. Это был чертов крошечный Хогсмид. Здесь слишком сложно найти шлюху, которая будет держать язык за зубами. В городе менять девушек можно было каждую ночь, тем более среди маглов. Большинство сами убегали прочь, не желая иметь с ним ничего общего. Была парочка ведьм — любительниц горячего, но их надолго все равно не хватало, тем более, что романтических грез и свадьбы он им предложить не мог.

Лондон был местом, где получить свободу даже в министерский комендантский час было легко. Здесь все было иначе. Запирая дверь в свою комнату, Гарри знал, что этот вечер проведет в Хогсмиде. Ему нужна была свобода — пускай лишь на несколько часов, но просто необходима, и если для этого нужно было найти женщину, значит, у него просто не оставалось выбора.

На улице вечером стояла совсем по-осеннему мокрая погода. Дождь прекратился, и тучи на небе стали медленно расползаться в разные стороны, открывая ровную сине-серую поверхность.

Гарри спиной почувствовал ее взгляд. Снова. После того, как он выставил Луну из кабинета, ее глаза слишком часто преследовали его в стенах замка. Вот и сейчас он обернулся и увидел девушку в скромной голубой мантии и небрежно стянутыми в хвост волосами. Она стояла вместе со своими учениками у окраины Запретного леса, но ее мягкий взор был прикован не к детям. Луна смотрела на него, слегка склонив голову на бок и задумчиво закусив нижнюю губу. Вот только столкнувшись с новой волной ярости в его взгляде, резко отвернулась обратно к студентам. Гарри усмехнулся. Гнев сменился удовлетворением — боится. Он решил закрепить результат — девушка проявляла к нему слишком много ненужного внимания, для ее же блага необходимо было это пресечь; злить его еще сильнее явно не стоило.

— И о чем же ваша лекция сегодня, профессор Лавгуд? Мне было бы очень интересно послушать. Не возражаете? — Гарри Поттер опять блистал своей отрепетированной улыбкой, ловя восторженные взгляды учеников первого курса.

Луна Лавгуд испуганно молчала. Он снова ввел ее в паническое оцепенение, а теперь, кажется, собирался сорвать урок. Никто из малышей уже не смотрел на скучную и странную профессора Лавгуд, когда рядом был он, блистательный аврор и герой магической Британии.

— Фестралы, — девушка собрала остатки своей храбрости. Почему-то при этих ее словах лицо героя странно дернулось, а красивая улыбка приобрела какой-то сумасшедший отблеск. Любопытство вновь победило страх, и Луна начала вглядываться тщательней.

— Мне казалось, не вы ведете уход за магическими существами. Или вам, просто больше нечего рассказать? Поэтому крадете лекции у других преподавателей?— мужчина нагло улыбался и многозначительно посмотрел на покосившуюся хижину Хагрида.

Но Луна не оскорбилась, Гарри редко с ней разговаривал. Поэтому каждое его слово для нее был лишь еще одним ключиком к его странному поведению. Она решила добиться большего и ответила:

— На первом курсе мне важно дать четкое понятие о «темном» детям. И то, какие маски может оно принимать. Важно видеть и чувствовать это, ведь порой мы можем столкнуться с еще неизвестным. Не всегда то, что на первый взгляд несет в себе темную форму, таковым является. Равно как и не все светлое действительно светлое. Фестралы — отличный пример.

— Темной магии? — в его голосе была доля напряжения.

— Конечно, нет. Какими бы ужасными и непривлекательными на первый взгляд они не казались — это абсолютно безобидные существа…

— Это все очень интересно, но как можно приводить в пример то, что большинство счастливых детей просто не увидит? — он ставил под сомнение ее авторитет как преподавателя. И это на глазах у всего класса. Совсем не похоже на Гарри. Совсем.

— Я показываю не темное или светлое как таковое. Я учу сталкиваться с неизвестным, правильно оценивать его и не боятся. Фестралы — самый лучший пример.

— Не во все секреты стоит лезть. Это может быть очень опасно.

Луна с улыбкой ответила:

— Но не вам, профессор Поттер, говорить об этом.

-Согласен, — Гарри слегка кивнул. — Но боюсь мне уже пора, поэтому я не смогу услышать окончание вашей замечательной лекции. Профессор Лонгоботтом ждет меня в Хогсмиде.

Это было ложью. Он кожей чувствовал, как они приближались, поэтому вопреки своим планам запугать и унизить ее, теперь стремился по-быстрей покинуть это место. Не хотелось встречаться с фестралами Хогвартса. У них с вожаком стада был свой договор, и нарушать его он не хотел. Поэтому Гарри еще раз на прощание улыбнулся детям и перед уходом спросил:

— Вы знаете, что все фестралы Хогвартса подкованы, профессор Лавгуд?

-Что?.. — непонимающе посмотрела на него Луна. Глаза Гарри сузились, ослепительная улыбка исчезла.

— Подкованы… — тихо повторил он. — Все они носят серебряные подковы, в отличие от единорогов или даже гиппогрифов.

-Нет, не знала, но…

— Неудивительно, — Гарри не дал ей договорить. Уголки его губ снова дернулись вверх, — Попробуйте встретиться со свободным фестралом, в дикой среде — и тогда узнаете, насколько это безобидное существо…

С легким кивком он покинул Луну и ее студентов, как только Тенебрус вместе со своим стадом шагнул на мокрую от дождя поляну.

Фестралы громко фыркали, а их пустые белые глаза горели как-то по-особенному яростно. Они были, как всегда, сильно взволнованы из-за дождя, но сейчас почему-то гораздо сильнее обычного. Девушка в замешательстве продолжила свой урок, хотя ее глаза еще долго не отрывались от спины Гарри Поттера, уже едва виднеющейся вдалеке.

Астрономическая башня

Луна все еще пыталась сложить все кусочки этой сложной мозаики, когда ночь накрыла окрестности душным одеялом, но проблема была в том, что их было очень мало. Все это время после случая в кабинете она следила за ним. В этом было стыдно признаваться даже самой себе, но его тайна манила ее слишком сильно. Девушка отчаянно хотела не забивать себе голову этим, но не могла. Она сама не понимала, как оказывалась возле его кабинета раз за разом, как преследовала среди стен школы и даже за ее пределами. Однажды она чуть не попалась на квиддичном поле, спасло только отличное знание Маскирующих чар и его усталость. Усталый и измотанный. Почему? Ведь реальных академических часов у него так мало. На войне, когда многие лишались сна на недели, Гарри всегда умудрялся сохранять силы и свежий вид. А здесь — вечно выжатый, как будто ни капли энергии не осталось внутри. Почему перестал смотреть ей в глаза, теперь даже утром? Почему ему не пришло ни одного письма от Рона или Гермионы? Почему он так мало общается с Невиллом и Хагридом, а по вечерам запирается у себя? Почему не летает, а только лежит на квиддичном поле, раскинув руки и вдыхая запах мокрой травы? Почему столько яда в каждом слове, брошенном в ее сторону?..

Этих вопросов накопилось слишком много, но ни одного ответа она не нашла.Девушка в отчаянии кинула подушку в противоположную стену, а та с громким чавканьем проглотила ее.

Луна до боли закусила губу. Уже больше недели прошло с тех пор, как она начала за ним следить, но продвинуться не удалось ни на шаг. Гарри Поттер — главный аврор министерства, глупо было даже затевать такое. Но отделаться от мыслей о нем просто не получалось. Его запах обволакивал ее каждое утро за завтраком, душил за обедом и отравлял за ужином. Его руки, с длинными пальцами, в мелких царапинах, — завораживали. Этот дикий зеленый омут вновь затягивал ее, только на этот раз все было гораздо серьезней. В прошлые дни это было ее первой детской страстью, но сегодня уже больше походило на навязчивую идею.

Как бы то ни было, с Гарри что-то произошло. Эта загадка терзала ее слишком сильно, в таких случаях Луна уже не могла себя остановить, бороться с самой собой — самая бесполезная вещь на свете. «Если хочешь избавиться от искушения, поддайся ему». Выбора у нее уже не было. На тумбочке слева раздался легкий хлопок.

Луна вскочила и начала торопливо одеваться. Такое было впервые. Ночью Гарри никогда не покидал Хогвартс, но сегодня ее опознавательный барьер определенно засек его. Нужно было торопиться, пока он не скрылся из виду. Раз спустя столько времени он решил покинуть стены замка, здесь явно было что-то не так.

Уже через несколько секунд, она выскочила из своей комнаты и понеслась вниз по ступеням Астрономической башни. Разум заволокло какой-то непонятной пеленой ликования, ей казалось, что еще чуть-чуть, и она раскроет эту тайну. Спустя пару минут девушка буквально влетела в Большой Зал.

Его не было. Пусто. Только массивные двери, забрызганные чернилами.

Луна разочаровано выдохнула. Все-таки Гарри увидел ее маленькую ловушку, хотя другого от него и не ожидалось. Темно-синее пятно засохших чернил красноречиво говорило, что мужчина был здесь часов пять назад, если не больше. Девушка взмахом палочки убрала пятна и, расстроенная, вышла на улицу, подставляя лицо лунному свету.

Бесполезно. Все ее попытки бессмысленны.

Гарри не только увидел барьер, но и перехитрил его, это делало ее совсем несмышленой дурочкой. Вдобавок он теперь знает, что кто-то следит за ним. Черт.

Луна медленно приближалась к кромке озера, разглядывая лунные блики, танцующие на поверхности воды. Печаль и бессонница часто мучили ее и толкали на ночные прогулки сюда, поэтому наверное она снова оказалась здесь, когда стало нестерпимо пусто.

Девушка опустилась на корточки и слегка задела рукой водяную гладь. Это всегда успокаивало, отдаленный кусочек озера у кромки Запретного леса дарил ей умиротворение. За деревьями впереди его совсем не было видно, поэтому, скрытый от глаз, он как нельзя лучше подходил ей. Здесь прошло много одиноких школьных дней, но ей они нравились. По-своему. Ее Запретный Рай. Только ее.

Луна не знала, сколько именно времени провела, просто замерев над гладью воды, но пора было возвращаться. Она уже чувствовала волны усталости, зарождающейся где-то внутри. Завтра в расписании было слишком много рабочих часов.

Когда она поднялась, прямо за ее спиной раздался треск.

Луна Лавгуд очень медленно повернулась на звук.

Сердце в груди забилось сильнее.

Лицо побелело.

Горло сжалось от подавленного крика.

Она чуть не потеряла сознание, когда в обрамлении фиолетово-зеленой листвы увидела их.

Два глаза, горящие изумрудно-зеленым огнем.

Огромное черное существо.

Настолько огромное, что закрывало собой почти все небо.

Настолько черное, что невозможно было разглядеть.

Бесконечно черное тело. Тело, будто обтянутый перчаткой железный скелет. Вытянутая лошадиная морда и перепончатые крылья по бокам.

Она никогда не видела ничего подобного и впервые, увидев что-то неизвестное ей до этого, почувствовала не любопытство, а страх.

«Argentum pustul» Оставалось 9 месяцев.