Красный

~~~

Хогвартс-Экспресс скрывается за поворотом, выпустив на прощанье облако дыма, медленно рассеивающееся в осеннем воздухе. Я всё стою на платформе и смотрю вслед ушедшему поезду, не опуская прощально поднятой руки.

— С ним всё будет в порядке, — тихо говорит Джинни.

Взглянув на неё, рассеянно опускаю руку и прикасаюсь шраму на лбу.

— Я знаю...

— Гарри, Рон, пошли в кафе посидим, — к нам подходит Тедди.

— Конечно, пошли!

Мы сидим в уютном кафе. Лили и Хьюго продолжают обсуждать факультеты, Джинни рассказывает Гермионе о каком-то новом способе приготовления своего фирменного пирога, я особо не прислушиваюсь.

А Рон достает Тедди личными вопросами:

— Тедди, и давно ты с Викторией, а?

У него такой показательно-заговорщический вид, что мне немного не по себе.

— Недавно. Со вчерашнего дня.

Всё это время Тедди смотрит на меня. А цвет волос у него ярко-красный.

— О! И скоро свадьба?

Насколько я помню, у него всегда алые волосы, когда он смотрит на меня. И чем взрослее становится Тедди, тем ярче цвет... Тем больше я схожу с ума.

— Рон! — осаживает Гермиона мужа. А я-то думал, она не слушает.

Ярко выраженно схожу уже около двух лет. А он продолжает приходить к нам на ужин...

— Что «Рон»? Что я такого сказал? — изображает невинность мой лучший друг. — Так когда?

— Я не знаю... — Тедди немного смущается, переведя взгляд на Рона, и его волосы становятся «обычного» фиолетового цвета. Хоть и не помнит свою мать, но цвет в точности такой же. С сознательного возраста.

— О-о-о! А давно ты влюблён-то?

— Больше двух лет, — волосы опять ярко-красные. Почему мне хочется поежиться из-за его ответа?

— А чего ждал-то два года?

— А сам-то? — я не выдерживаю и подмигиваю Рону. Мне жалко Тедди.

Друг краснеет. Ну, да. Он по Гермионе чуть ли не со второго курса сох. А раскочегарился только к седьмому. Я помню.

~~~

Я допиваю своё пиво. Мы с Гарри уже пять минут сидим в тишине. Наконец-то остались одни: мамы с детишками ушли к тёте Молли, а Рона через зеркало вызвали на работу. Как же он достал меня своими вопросами о Виктории. И краснел я не из-за смущения, а оттого, что мне было неприятно.

— Тедди, а почему ты ждал конца лета, чтобы поцеловать Викторию? — нарушат тишину Гарри.

Ну, а что мне оставалось делать, если она сама на мне повисла, как только её грудь округлилась. Надо было поддерживать репутацию крутого парня. Ведь Виктория в школе — первая красавица. И она не поймет, если скажу, что люблю другого человека... даже не девушку.

Я не смогу ему соврать. Да и устал уже.

— Потому что я не увижу её до Рождества, и не придется больше целовать.

Он улыбается. Гарри такой красивый. Он всегда был рядом. Всегда от него исходила сила, которая завораживала, околдовывала.

— Тогда зачем сегодня целовал?

У него до сих пор много поклонниц, а он верен своей жене. Ни одной другой девушки. Как и у меня.

— Надо же было поддерживать легенду нормального парня. И она сама меня поцеловала.

Гарри улыбаетсяся как-то по-особенному.

Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Моё безумие было со мной всю жизнь, но только не так давно начало прогрессировать.

— А тебе не жалко будет Викторию? — когда он это говорит, то смотрит в окно, отпивая пиво из своего стакана, и лицо его становится сразу каким-то грустным... он погружается в свои мысли.

Я всегда любил и восхищался Гарри. Это чувство с раннего детства было со мной. Он пытался заменить мне и отца, и мать. Бабушка так и осталась только любимой бабушкой, а Джинни не проявляла обо мне такой же заботы, как он. Но я никогда не называл его папой, хоть он и мой крестный. Он всегда был для меня просто Гарри, и этим я вызывал огромную зависть у моих знакомых и друзей.

— Жалко, но я не хочу расстраивать её сейчас. И может, я всё же полюблю её... когда-нибудь... как-нибудь по-своему, — и мы опять молчим.

Мне «повезло» родиться в разгар войны. Наше поколение, кстати, самое малочисленное, до сих пор называют военнорождёнными. Среди нас много сирот...

И для каждого мага мой Гарри герой, победитель Волдеморта, глава Аврората, обладатель ордена Мерлина первой степени и трех — второй и пример для подражания настоящего волшебника.

— Буду очень рад за вас, — как-то приглушенно откликается Гарри после непродолжительного молчания, — надеюсь, ты всё же будешь счастлив с Викторией.

Я был счастлив закончить Хогвартс и пойти к нему в Аврорат два года назад. Все сразу начали сравнивать меня с моей мамой, делать выводы, что я пошёл туда из-за неё... На самом деле всё из-за Гарри.

Маму я помню только по колдографиям, как и папу. А Гарри я помнил всегда.

— Только постарайся не сделать ей очень больно, — ещё тише добавляет он.

В детстве вечера, когда он меня навещал, превращались в праздники, и не важно, что не всегда с подарками. Для меня счастьем было просто общаться с ним, играть, летать на метле, когда он одной рукой крепко держал древко, а другой прижимал меня к своему животу. Это было такое упоительное чувство: прижиматься к нему.

— Я постараюсь. Она очень хорошая девушка.

Он перестал меня катать в семь лет, когда я научился летать сам... Но из-за него, а не из-за папы, как думали все, я пошел в Гриффиндор. Только ловцом стать не смог. Охотником взяли, но тоже стал лучше всех... как Гарри.

— А зачем ты соврал Рону, что влюблён больше двух лет? — он опять улыбается, пряча свою усмешку за бокалом пива.

На работе мы видимся редко. Меня прикрепили учеником к одному аврору, а Гарри уже давно был Главой Аврората, но для меня до сих пор он — Гарри, даже когда при всех приходилось обращаться — «мистер Поттер».

— А я не соврал. Мне кажется, что я даже преуменьшил временной отрезок.

Тогда моё безумие и начало прогрессировать, причём с огромной скоростью. Он частенько зовёт к себе в гости, в свою семью, в дом. Я смотрю, как его обнимает жена, прижимаясь к нему, и вспоминаю, как он катал меня на метле.

Он до сих пор очень красив, до сих пор прячет шрам под неровной челкой, до сих пор его ярко-зеленые глаза мерцают за стеклами круглых очков.

— И ты влюблён не в Викторию?

— Нет.

Вот сейчас я ему это и скажу.

— И кто же объект твоей любви?

Раз, два, три...

— Это ты.

~~~

Он стоит сзади меня, и я кожей чувствую, как он волнуется, дышит неровно. Не знаю, что на меня нашло предложить ему пойти в дом Сириуса... Да что же ты не поворачиваешься?

— Замок заело? — раздаётся у меня за спиной тихим голосом.

После его «Это ты», я больше не мог продолжать разговор в том кафе. Лишь бы только не сорваться. Выдержать этот день.

— Всё нормально. Просто дом старый, — дверь наконец-то поддается.

Я так и не смог научиться называть этот дом своим. Он практически всегда пустует, по крайней мере, последние лет пятнадцать, как я отремонтировал дом в Годриковой Лощине. И особенно после смерти Кричера. Я просто иногда нанимаю уборщиц, чтобы дом не превращался в жилище пикси и боггартов, и прихожу сюда… ностальгировать, побыть в одиночестве.

— Проходи. Убирались здесь неделю назад, и вино должно было остаться.

Это я виноват. Сам задавал эти глупые вопросы, изначально догадываясь об ответе и последствиях. Идиот! И чего я, спрашивается, добивался? Риторический вопрос...

Я сажаю его в кресло в гостиной, а сам иду за вином и заодно перевести дух.

— Скоро вернусь.

Мы оба ужасно скованы, каждый боится начать этот разговор. Но он действительно необходим. Тедди сказал, что любит меня... А если быть предельно честным, то я сам вынудил его признаться. Ну, кто? Кто тянул меня за язык?

— Хорошо.

Какая же я сволочь. Гад! Чего я этим добьюсь? Я женат на Джинни вот уже семнадцать лет, у меня трое детей, целый Аврорат висит на моих плечах, меня знает каждый маг Европы, возможно даже всего мира, а в гостиной сидит Тедди, милый возмужавший мальчик с ярко-красными волосами.

Осмелев, я вхожу в гостиную, держа в руках бутылку хорошего вина и пару бокалов.

— Ты любишь красное вино, Тедди?

Я никогда, или, может, почти никогда, не замечал за собой подобного. Я конечно в курсе, что бывают отношения не только между мужчиной и женщиной, даже знаю одну парочку в Аврорате. Так они всячески это скрывают. Я единственный, кто знает о них. Вышло это совершенно случайно, и отвращения, помню, не вызвало... Неужели я...?

— Люблю.

Шум льющегося по бокалам вина как-то созвучно слышится вместе с биением моего сердца. Ладони влажные...

А пару лет назад я как-то уловил один взгляд Тедди. Но особого значения не придал, пока это не повторилось вновь... и вновь. Он как раз окончил Хогвартс и к нам поступил.

— Гарри...

Почему раньше я не замечал этого взгляда? Не понимал значения этих ярко-красных волос? Но когда я начал осознавать, то взглянул на Тедди совершенно по-другому. Не как на крёстного сына или нового подчинённого. И мне стало жутко за себя стыдно...

Дожил! Как там Гермиона говорила? Кажется, кризис среднего возраста...

— Почему? — перебиваю его я.

Но нам, правда, давно надо было поговорить.

— Что «почему»? — смотрит на меня Тедди, сбитый с толку.

— Почему я?

Я на него не гляжу, разглядывая водоворот красной жидкости в своём бокале.

— Ты же самый лучший, Гарри...

Вино чуть не переливается через край.

— И ты туда же? — что-то во мне начало обрываться.

— Нет! — резко вскрикивает Тедди, поменяв цвет волос на свой обычный. — Гарри, мне всё равно на твою известность, всё равно, что ты убил Волдеморта...

— Не убивал я его. Он сам.

— Да, да. Я знаю, — опять ярко-красный, — но это не главное. Я не могу объяснить тебе, что я чувствую...

— Может, мы ошибаемся? — я опять его перебиваю.

Это ни к чему не приведёт. Так нельзя. У Тедди есть Виктория. Она его любит, и эта любовь станет взаимной. Я Джинни тоже не сразу полюбил.

— Мы? Ты тоже?

Дракл раздери! Тедди слышит не то, что я хочу сказать. Кто за язык тянет?

— Это ты виноват... нечего меня было глазами пожирать... Да и волосы твои.

Какие-то жалкие у меня оправдания. Куда девается моя аврорская сноровка?

— Что?

— Тедди, ты знаешь, какого они у тебя сейчас цвета?

— Фиолетового?

Я призываю зеркало и показываю ему. Сначала он несколько секунд таращится на свои ярко-красные волосы, потом морщится и меняет их цвет на обычный.

Я не могу сдержать смешок.

— Неужели ты за собой не замечал?

— Иногда замечал... Но неужели они... — Тедди жутко краснеет, но цвет волос пока не меняет. Держит.

— Всегда, когда ты на меня смотришь... или думаешь.

Я опять разглядываю самолично устроенную бурю в своем бокале.

— О, Мерлин! Так все знают.

— Я не думаю, что знают. Джинни, по крайней мере, молчит, — спокойствие моё только напускное, внутри кипяток. — Все объясняют это как-то по-другому, наверное. Нормальному человеку и в голову не придет. Но я не об этом, Тедди! Может, ты ошибаешься? Может, тебе и не надо нормального парня играть? Тедди, подумай...

Он отворачивается к окну, погрузившись в себя. Опять ярко-красный. Да что же ты будешь делать? Мне так хочется прикоснуться к этим волосам, провести по его щеке, прижать его всего к себе... поцеловать.

— Гарри... а может, проверим?

Мои щеки пылают. Это неправильно!

— Каким образом?

Он медленно, как будто решаясь на что-то очень важное, ставит свой бокал на стол, поднимается с кресла и направляется ко мне. Я, как под Империусом, повторяю его движения.

Я. Схожу. С ума.

Его ярко-красные волосы такие мягкие, кожа такая приятная, губы такие страстные...

~~~

Я на седьмом небе! Нет, на десятом! Я так долго этого ждал... Гарри, мой Гарри. В моих руках, на моих губах, прижимается ко мне, зарывается в моих волосах.

Какое к гиппогрифам «ошибаемся»? Почему я так долго ждал? Надо было еще давным-давно ему всё сказать, поцеловать его. Мне плевать на всё! На весь этот мир! На Викторию с Джинни. На будущее. Главное, это сейчас. Целовать моего Гарри.

— Тедди, — зачем он останавливается?

— Так МЫ ошибаемся?

Скажи «нет», Гарри, скажи. Всё будет хорошо, я соглашусь на всё, лишь бы твоя сила всегда была рядом со мной.

— Да, Тедди. Мы очень ошибаемся и очень об этом пожалеем.

— Плевать.

— Это неправильно.

— Кому как.

— Я мужчина.

— Я в курсе.

— Я старше... намного старше, Тедди!

— Ну, и что? И что, Гарри?

Я уже ужасно скучаю по его губам. И поэтому, не дожидаясь дальнейших споров, тянусь к ним. Он не может этому препятствовать. Он сам этого хочет. Очень хочет. Как и я.

Наш второй поцелуй уже не такой страстный. Мы не торопимся, я тянусь к его галстуку, верхним пуговицам рубашки...

— Гарри, ты здесь? Это я, Джинни.

Я её ненавижу.

~~~

Яркое солнце светит из магического окна. День только начинается, а у меня уже отвратительное настроение. Утром Джинни опять стало плохо. Я устал от этого и отвёл её в Мунго. Вот теперь сижу в своём кабинете, нервничаю и разбираю почту. В первую очередь я, обычно, просматриваю конверты с министерским вензелем. Они все по работе и «не терпят отлагательства».

Когда я уже отвечаю на последнее письмо, в кабинет врывается Тедди. Даже без стука. И по его обычному цвету волос я понимаю, что дело — дрянь. Потому что он смотрит на меня.

— Гарри, — его голос дрожит, в руках газета, — посмотри.

Он протягивает мне «Ежедневный Пророк» и валится в кресло.

На первой странице крупными буквами написано:

«Магический мир может вымереть из-за голубых волшебников!»

— Вот сука! Скитер, журналистка недорезанная. Мало её Гермиона под домашним арестом держала!

Под заголовком колдография двух целующихся мужчин... Моих авроров.

— Что ты собираешься делать?

Я даже читать не хочу.

Как они умудрились потерять бдительность?

— Я? Я ничего не смогу сделать. Сами попались. Почему люди так реагируют на них?

И что теперь будет?

— А ты почитай, — как-то обречённо отзывается Тедди на мой вопрос в никуда.

«Дорогие мои читатели, а особенно наши прекрасные женщины! Вы просто не представляете себе мой шок, когда я увидела их воочию! Рик Миринс и Дин Томсон, авроры, проработавшие в Министерстве уже пять лет, наплевав на весь магический мир и наших прекрасных дам, целовались в коридоре...»

В мой кабинет без стука (опять!) на полной скорости влетает сам Министр. Быстро он...

— Это правда? — в руках у Кингсли все тот же злополучный «Пророк».

— Что «правда»?

Отнекиваться без толку, но хочется немного поизображать из себя тролля. Имею право хоть иногда.

«...Я не представляю, что они делали бы, не появись там я. Это же разврат! Рик Миринс — чистокровный маг, сын глубокоуважаемых родителей, отпрыск благороднейшего рода, а Дин Томсон — магглорождённый, закончивший Ревенкло с лучшими ТРИТОНами на своем потоке...»

— Они гомики? В Аврорате работают гомики?! Как ты это допустил, Гарри?

Его «тёплое» отношение к нетрадиционной ориентации режет слух, и я непроизвольно морщусь.

— А что, собственно, в этом такого? Это их личное дело.

«...Мы не можем оставить это просто так. Мы должны наставить их на путь истинный. Как же могли Министр и Глава Аврората допустили подобное в стенах Министерства Магии?..» О! И нас с Кингсли приплела. Теперь понятно, чего он так бесится.

Похоже, Шеклболту плевать, что здесь еще и Тедди.

— «Что такого»? Что такого?! Да как ты вообще можешь так спокойно к этому относиться? В магическом мире не может быть гомиков!

— Да, перестань ты их так называть! — взрываюсь я. — У магглов давно это уже практически в норме.

— Гарри, это магглы. Им можно...

Мда... Собственно, зачем я жертвовал собой ради этих людей, если они до сих пор думают подобным образом?

— Конечно, — перебиваю я Кингсли, — каким-то убогим магглам можно, а для магов это — ниже их достоинства.

Мой голос звучит тихо, но в интонациях чувствуется угроза. Наш министр поймет меня правильно.

— Я не это имел в виду, — тут же тушуется Кингсли. — Их много, нас мало...

«...Как такое может происходить у нас? Как же наши дети? Как же наше с вами общее будущее? А что если эта болезнь заразна? И вскоре у нас совсем не останется достойных мужчин, настоящих магов?..»

Ненавижу вопросы в конце каждой статьи этой пикси. И вообще, какая, к гиппогрифу, «болезнь»?

Наш спор заканчивается хлопнувшейся дверью. И я проигрываю. Как же противно! Мне придется уволить их...

— Я не смогу им помочь.

Настроение падает в ноль. А совсем недавно было так хорошо, ещё вчера вечером в доме Сириуса мы с Тедди сидели в гостиной, убежав со дня рождения Гермионы.

— Всё образуется, — успокаивает меня Тедди, — я уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Он подходит, встает на колени и прижимается ко мне. Спрятав руки в красных волосах, я сразу чувствую себя лучше. Он всегда меня успокаивает. Особенно после первого сентября.

— Ты представляешь, если Скитер узнает о нас? — моё тело сковывает неконтролируемым страхом. — Каких размеров будет скандал? Бедная Джинни... Дети...

Я уже давно не тот бесшабашный гриффиндорец с бурлящей кровью в жилах. Я уже не могу просто так бросить всё...

~~~

Я сижу на полу у кресла Гарри, его пальцы перебирают мои волосы. Это доставляет непередаваемое удовольствие. Мы сидим так уже минут десять. И мне всё мало.

— Бедные ребята...

Не знаю почему, но он считает себя ответственным за них.

— Тебе нужно выпить! — встряхиваюсь я.

Встаю и иду к бару. Я здесь чувствую себя уже как в своем кабинете. А прошло-то всего ничего.

— Не надо, сейчас только двенадцать! — он такой смешной.

Эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. Каждое утро я сначала захожу к нему в кабинет. После общения с Гарри уже ничто не может меня расстроить.

А сегодня, услышав от бабушки об этой статье, я почувствовал, что земля уходит из-под ног. Налив Гари и себе по немного виски я передаю ему стакан. Пальцы соприкасаются.

Он нервничает. Очень нервничает, как и я.

— Гарри, поцелуй меня.

Его губы обжигают алкоголем. Гарри опьяняет меня. И виски здесь ни при чём. Я обожаю его язык, облизывающий мои зубы. Мое колено упирается в кресло между его ногами. Сейчас потеряю равновесие... и голову.

— Я хочу тебя, — срывается у меня с губ, прежде чем я успеваю понять смысл своих слов, но, осмелев, продолжаю, — хочу тебя всего. Полностью.

— Я тоже, — выдыхает Гарри в мои губы, а через секунду напрягается и отстраняет меня.

Непонятно, что в его глазах... то ли трепет, то ли неверие своим словам. Я снимаю с него очки и откладываю на стол.

— Не сейчас. Не здесь. Дома, — его голос звучит как-то глухо.

Спокойно. Действительно, лучше не здесь. Нужно только подождать до вечера.

— Гарри, ты любишь Джинни? — произношу я, когда немного успокаиваюсь и остываю, развалившись в кресле.

— Я её уважаю и очень ей признателен, — он стоит у окна, очки вертит в руках, а воротник до сих пор немного помят.

— Значит, не любишь? Гарри, давай жить вместе. Твои дети всегда будут с тобой. Они уже выросли. А Джинни справится. Она сильная, — смелею я до невозможности. Эйфория от поцелуя ещё не прошла.

— Давай поговорим об этом позже. А сейчас пора работать. Мне еще надо будет с Риком и Дином поговорить.

Я уже направляюсь к выходу, когда дверь резко открывается, и в кабинет без стука врывается счастливая Джинни.

— Сегодня день открытых дверей, что ли? В Магическом Мире разрешили не стучаться? — ворчит Гарри, поворачиваясь от окна. — Джинни? Как себя чувствуешь?

Завидев меня, она немного сбавляет свой пыл.

— Привет, Тедди, — немного суховато.

— Доброе утро, — выдавливаю улыбку.

Она поворачивается к Гарри, и бросается к нему на шею.

— Гарри! У меня великолепные новости! У нас будет двойня!

Похоже, не дождусь я сегодня своего вечера...

~~~

Мы сидим в Норе всей семьей. Сейчас Рождество, а Молли нас собирает каждый год. Чтобы отдать дань всем Уизли, Тедди сегодня рыжими волосами, иногда поблескивая красным отливом.

— Все за стол! — из кухни доносится радостный крик Молли...

Не понимаю, как мы оказываемся друг перед другом? Сбоку от меня сидит Джинни, за ней — Гермиона, а рядом с ним — Виктория. Стол длинный и узкий, забитый до отвала разными яствами.

Джинни разговаривает с подругой. Она очень рада за нас. За нас вообще все рады. Кроме меня и Тедди.

— Ты хочешь обогнать свою маму? — доносится до меня шутливый голос миссис Уизли.

Двойня... У меня не укладывается в голове. Уже через несколько месяцев я буду отцом пятерых детей. Мне, конечно, в детстве хотелось большую семью, и я всегда по-доброму завидовал Уизли.

Но троих детей для меня достаточно.

— Возможно, — мечтательно отзывается Джинни, поглаживая свой заметно округлившийся живот.

Я слишком остро чувствую протекающую по спине холодную капельку пота.

Весь вечер Тедди молит, что для него совершенно не свойственно. Как только он здесь появился, его сразу оккупировала Виктория. И сейчас она щебечет о школе, а Тедди изредка смотрит на меня обреченным взглядом, меняя цвет волос на мой любимый, а я стараюсь выдавить улыбку.

Это время было тяжелым. Для нас обоих.

От неожиданности я подпрыгиваю на стуле.

— Что-то случилось, любимый?

Я стараюсь не залиться краской и бросаю косой взгляд на Тедди. Он ест, как ни в чем не бывало.

— Ничего, милая. Просто вспомнил кое-что, — улыбаюсь я Джинни.

Спокойно. Тедди испытывает судьбу! Как так можно? Посреди огромного количества родных просто шарить своей ступней у меня между ног!

Сначала я заминал скандал, вызванный той злополучной статьей. Бедные Рик с Дином. Они смотрели на меня затравленным взглядами. Но я нашел лучшее для них решение. Просто они отказались расставаться, найти себе девушек и нарожать детей для этого обнаглевшего магического мира.

Они любят друг друга, и им плевать на этот мир.

— Джинни, а у вас в доме есть место для двойняшек? — Гермиона отвлекает внимание Джинни от меня.

Олух... И еще эти его красные волосы.

Решение, как ни странно, подсказал Кингсли на одном из совещаний во время очередной ссоры.

— Магическая Британия — это тебе не обезумевшая Америка! Я не допущу разврата в нашем обществе, пока будет такая возможность!

— Тогда готовься уступить мне место, — в запале выкрикнул я.

И на долго повисла тишина.

— Для двойняшек есть одна спальня, но потом придется добавлять новый комнаты, — Джинни счастлива, как никогда.

Если не удается что-то изменить, просто получай удовольствие, как сможешь. Я облокачиваюсь на стол, как можно плотнее прижавшись к нему и спрятав лицо за бокалом. Расслабляюсь.

Сейчас влюбленные временно живут в Америке, а я периодически тесню Кингсли. Но не особо рьяно. На самом деле я не собираюсь становиться министром. Просто хочу, чтобы нынешний не расслаблялся.

Вдруг нога Тедди пропадает, и я неожиданно чувствую разочарование. Смотрю на него. На лице напряжение, рука спрятана под столом. Мои глаза широко распахиваются от осознания того, что он собирается сделать, и незамедлительно ощущаю на себе.

Я понимаю, что пройдет еще много времени, прежде чем Магическая Британия сможет нормально относиться к подобным отношениям. И пока я довольствуюсь редкими встречами на Гриммо 12 с моим Тедди. Сейчас Джинни отнимает все мое свободное время.

Ловкими движениями пальцев он расстегивает молнию моих джинсов...

Безумец! Что он творит?

Главное держаться, главное не издать ни одного компрометирующего звука. Втягиваю сквозь зубы воздух.

Хотя, когда она ждала других детей, то вела себя спокойней. Наверное, это потому что Джинни ждет близнецов.

— Тебе плохо? — рука Джинни ложится на моё плечо.

Я стараюсь не вздрогнуть.

— Мне хор-рошо.

О, Мерлин!

— Точно, все нормально?

Перестань, Тедди! Умоляю!

— Да, все замечательно. Можешь передать мне еще овощей?

— Конечно.

Я ему отомщу!

А этот наглец еще и ухмыляется. Ему плевать, что вокруг куча народу.

Горячая капелька пота катится по моей спине. Рука Тедди самозабвенно продолжает свое дело.

Он окончательно сведет меня с ума.

Когда этот засранец все-таки своего добивается, мне хочется истерически смеяться. Тихо пробормотав заклинание, я встаю и выхожу на улицу подышать свежим воздухом.

Через несколько минут чувствую руки на своих плечах, а потом мне в спину упирается живот.

Джинни...

~~~

Мои руки ужасно холодные. Их пытается согреть Виктория. А я пытаюсь представить на ее месте Гарри, вспомнить руки Гарри в моих волосах, вообразить, что это Гарри прижимается ко мне. Кажется, немного потеплело...

Ненадолго. Как же мне тяжело... Как я хочу к Гарри.

— Тедди, а у тебя волосы красные.

Я удивленно открываю глаза и смотрю на Викторию.

— Теперь рыжие. А о чем ты думал? О нас?

Милая Виктория, какая же ты еще наивная дурочка.

— О нас, — вымучиваю из себя мечтательную улыбку.

Гарри запретил мне расставаться с Викторией из-за него. Потому что он хочет как лучше. Он понимает, что будет, если о нас узнают. И постоянно мне напоминает о бдительности.

— А можешь их сделать желтыми?

— Конечно, — привычно морщусь, и улавливаю заинтересованный взгляд Гарри.

Он сейчас сидит рядом с Роном и Джорджем. Вроде, говорят о магазине. После окончания ужина все рассредоточиваются по Норе. Время позднее, детишки уже в кроватках.

— Я просила желтый, а не красный.

— Ой, извини.

— Ничего. Ух, ты! Ты настоящий гриффиндорец с красно-золотыми волосами! Прямо как на матчах по квиддичу.

Так приятно было наблюдать на краснеющего Гарри за столом и его умоляющий взгляд. Мне просто очень захотелось поднять ему настроение, а то у него было обреченное выражение лица.

— А я тоже, как тетя Джинни и бабушка Молли, хочу большую семью. А ты?

Что? Виктория, милая, отвали от меня, пожалуйста.

— Да-да... Я тоже хочу большую семью. Мне с вами очень хорошо.

Её счастливая мордашка становится мне наградой. Наверное, Гарри прав. Мы не сможем уйти от этого мира. Мы слишком нужны ему. Они нас не простят и не отпустят...

~~~

Сегодня замечательный день. Мы раскрыли давнее дело, причем совершенно случайно. Это хороший подарок от моих авроров. Рабочие часы уже подходят к концу, и лицо Джинни плескается в пламени моего камина.

— Дорогой, Лили плохо себя чувствует. Я собираюсь к целителю. Близняшки и мальчики у мамы. Так что давай устроим праздничный ужин завтра?

— Что с Лили? — для меня на данный момент это самое важное.

— Ничего страшного. Я справлюсь. Приходить не обязательно!

— Точно?

Такое поведение немного необычно для Джинни, но я игнорирую свое мнение.

— Точно, точно! Ты сразу домой, или на Гриммо забежишь?

— Скорей всего, сначала туда загляну.

— Еще раз с Днем Рожденья, любимый!

— Спасибо, Джинни. Привет, Лили...

Жена обрывает связь, и я иду к столу заканчивать с писаниной...

Как только за мной захлопывается входная дверь, контроль куда-то пропадает. Я резко тяну Тедди на себя, прижимая к груди, и целую его шею. Правая рука уже ласкает его спину под рубашкой, левая зарывается в ярко-красных — я знаю! — волосах.

В ответ он издает тихий стон.

Мерлин, он такой вкусный. Везде.

— Гарри, потерпи... Ты еще даже торта не попробовал, — его голос срывается, — и мой подарок не открыл.

— Ты слаще торта, Тедди, — шепчу я, лизнув тонкую кожу за ушком. Он вздрагивает. — И ты мой самый лучший подарок... Вот только распаковать.

— Ну, не в прихожей же?

Мы медленно направляемся в сторону гостиной, не отрываясь друг от друга и не прерывая поцелуев. Несколько пуговиц уже свободны от своих петель. Тедди такой вкусный.

Пинком распахиваю дверь гостиной...

— СЮ-У-УР...

Фейерверки освещают просторную комнату и лица... непрошенных гостей.

Непроницаемое лицо Джинни и ошарашенные: Рона, Гермионы, Джорджа и Невилла. А еще Луна улыбается мне. Надо будет сказать ей «спасибо» потом.

Слава Мерлину, только друзья.

— ...приз! — заканчивает замечательная Луна...

Какой удивительный День Рождения. Бывало и хуже. И мне почему-то наплевать, что будет. Моя правая рука до сих пор обнимает Тедди...

Я сижу на супружеской кровати и жду, когда моя жена выйдет из ванной. Наедине мы так и не поговорили.

Это было тяжело. «Я тебя никогда не оставлю», брошенное Джинни странным напряженным голосом, поставило точку в разговоре. Ребята, без каких-либо просьб, пообещали молчать.

Звук льющейся воды стихает, и через пару минут выходит Джинни в коротеньком халатике.

Родив пятерых детей, она практически не испортила свою фигуру, и не стала похожей на свою матушку. Не тростинка, конечно, но она всегда была с пышными формами, и мне всегда это нравилось.

Но сейчас, глядя на ее ножки, поблескивающие капельками воды, я не чувствую возбуждения. Никакого...

Куда подевалась любовь?

— Ты вообще собирался когда-нибудь мне рассказать?

— Собирался, — в звенящей тишине мой шепот звучит слишком громко.

— Когда? — но ей не нужен мой ответ, — Гарри... Я не понимаю, как так можно. Я простила бы тебе что угодно. И измену с какой-нибудь фанаткой. До сих пор такие встречаются. Но, Гарри! Это же Тедди! Твой крестник, считай родственник! МАЛЬЧИК!!! КАК ТЫ МОГ? ...

С каждым словом её голос повышается. В течение всего монолога она ходит по комнате, как загнанный лев.

А я погружаюсь в странную апатию.

— ... Ты помнишь тех двух авроров? Их до сих пор в приличном обществе стараются не вспоминать. Бедные родители. А каких размеров будет скандал, если узнают о тебе, подумать страшно...

Ей не нужны мои слова. Ей нужно выговориться. Я почти забываюсь...

— ... все ждала, когда же это прекратиться. Год! Скоро год будет, как...

Резко выпрямляюсь, и устремляю взгляд на неё. Что?

— Ты знала? — перебиваю.

— Конечно, я знала. Я же твоя жена, не надо из меня дуру делать, — от моей реакции она немного приходит в себя и сбавляет тон.

— А Виктория?

— Нет. И я бы хотела, чтобы так все и оставалось. Бедная девочка. Это будет такой удар для нее. Она же очень любит Тедди. С детства...

Она наконец-то всхлипывает, прячет лицо в ладонях и садится на другого края кровати. Мне очень хочется обнять её, я уже тяну руку, но в последний момент отдергиваю. Не знаю, какой эффект это может произвести на Джинни.

А она продолжает...

— Обо мне, о детях ты подумал, Гарри? Что будет с нами, если об этом узнают не только лучшие друзья?

До меня вдруг доходит, что это она все подстроила. Она знала...

— Зачем? Это твоя месть?

— Нет! Какая месть, ты что? Я просто показала тебе на примере что будет, если ЭТО не прекратиться. Гарри, я люблю тебя. Не надо мучить меня еще больше...

Я загнан в угол...

~~~

Яркий свет ненадолго ослепляет мои глаза. После темного сада освещенный зал выглядит слишком приторным.

— Теодор Ремус Люпин берешь ли ты Викторию Уизли… — до сих пор звучит официальный голос колдуна в голове.

Свадьбу устроили в нашем с бабушкой доме. Сейчас здесь очень... очень много народу. И не всех я знаю. Родные, однокурсники, друзья, авроры. Я в приготовлениях к свадьбе участия почти не принимал. Вместо меня хорошо справилась Виктория. Она вообще здесь самая красивая и счастливая. В белоснежном пышном платье до пола ее видно с любой точки зала. Она любит притягивать внимание.

— …тогда. Пока смерть не разлучит вас, объявляю вас мужем и женой,.

Если быть перед собой до конца честным, то я не хотел этой свадьбы. Совсем не хотел. Но еще больше я не хотел портить жизнь ни Гарри, ни Виктории, да и себе тоже.

И просто Виктория меня действительно любит. Я даже не представлял на сколько, пока не предложил остаться просто друзьями. Улавливаю ее взгляд и добрую улыбку. Иду к ней...

Мы прячемся в небольшом чулане под лестницей. Наши пальцы сплетены. Свет идет только от небольшого «люмоса» и из щели между дверью и полом. Молчим уже минут десять. Гарри освобождает руки и разглядывает мое новое кольцо.

— Прости... Это же я тебя вынудил.

— Нет. Я сам решил.

— Просто дети. Я не смогу с ними так поступить.

— Они вырастут. Мы справимся, Гарри.

И я знаю, что он мне верит. Осталось поверить самому...

~ fin ~

~~~

Сегодня день, которого я ждал очень долго. Ровно двадцать лет назад я впервые отправился на этом поезде в Хогвартс. А в двадцать лет разрушилась только-только собранная жизнь. И сегодня я смогу сделать её вновь единым целым. Всего через каких-то полчаса, когда на этом поезде уедут дети, когда мы с Гарри сможем поговорить...

Поскорее бы уже этот красный поезд тронулся.

Мы с Викторией, моей женой, идём по перрону. Я улавливаю несколько завистливых мужских и сочувствующих женских взглядов. За все почти одиннадцать лет замужества моя жена не потеряла ни капли своей ослепительной красоты, и за все эти почти одиннадцать лет она ни разу не забеременела. Виктория абсолютно здорова, и я поражаюсь её верности.

Я не хочу детей и не хочу оставлять Викторию одну с нашими детьми, поэтому не позволю ей забеременеть от меня. Но она пока об этом не знает. Я собираюсь признаться на днях. Она еще молода, она еще нарожает себе десяток карапузов, если захочет, только не со мной. Но тяжелее всего то, что она любит меня. И ни на кого другого не смотрит. А ещё иногда плачет в подушку по ночам.

Особенно влюбленный взгляд улавливаю от моего подчиненного, охраняющего сегодня вокзал.

Месяц назад Гарри исполнилось сорок восемь лет. Праздновали с широким размахом, всё было просто шикарно. Банкет и бал устроили в Министерстве Магии. Было много приглашенных, большинство из которых — министерские работники. Ненужных подарков тоже было море.

И всё потому, что Гарри наконец уговорили стать Министром Магической Британии. И это был его первый день рождения в качестве министра. А я всего в тридцать лет стал Главой Аврората к неудовольствию Джинни и некоторых авроров, которые метили на моё место. Назначил меня Гарри. Сначала я хотел отказаться. Потом отказаться наотрез. А потом он меня поцеловал...

— Я мог бы попросить Рона, если бы он до сих пор был аврором, но не могу. Я больше никому не могу доверять так, как тебе, — шепнул он тогда в мое ухо, прижимаясь всем телом и сминая мантию на моей спине.

И я не смог отказать.

До этого он не целовал меня несколько лет.

— Ты меня любишь?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, Тедди.

Почти все дети уже сидят в вагонах, несколько опаздывающих поспешно затаскивают свои чемоданы. Матери, размазывая слезы по щекам, обнимают своих отпрысков.

Мы подходим к Поттерам и Уизли. Их очень трудно не заметить. Сегодня мы провожаем Ариану и Бриану в первый раз, Луи — в седьмой, а Молли — в четвертый. Взрослых же немного больше: Гарри с Джинни, Билл с Флёр, Перси с Одри, и сейчас присоединимся мы.

Прийти сюда было инициативой Виктории. Она захотела попрощаться с младшим братом и, конечно же, пожелать удачи остальным детям. Для них она — любимая кузина. Все дети без исключения её обожают, и она отвечает искренней взаимностью.

Знаю, я сволочь. Давно надо было расстаться с Викторией.

Сейчас, когда дети её уже заметили и бегут навстречу, лицо моей жены озаряет счастливая улыбка, а глаза блестят от еле сдерживаемых слёз, которые заметны только мне. Виктория спрятала их за тёмными очками.

Не в силах смотреть на эту сцену, я продолжаю идти вперёд.

— Привет, Тедди, — первым меня замечает Билл.

Гарри ограничивается кивком.

— Дети так любят Викторию, — умиляется Флёр, — как жаль, что вы до сих пор не завели своих, — это камень в мой огород.

— Мы стараемся, мама, — я очень редко называю её так. Обычно, когда хочу заткнуть. Флёр любит, чтобы ее называли по имени и никак иначе. В свои пятьдесят с хвостиком моя тёща выглядит ненамного старше меня.

— Папа, смотри...

— ...что нам...

— ...подарила...

— Виктория!

Я заметил, что когда близняшки говорят так при Джордже, то в его глазах загорается странный огонек. У этих девочек вообще много от Уизли, включая рыжие волосы. Хорошо, что хоть глаза, как у отца, иначе я бы подумал о Джинни много нехорошего.

А еще Ари и Бри очень любят папу и слушаются только его.

— Вы поблагодарили Викторию? — интересуется Гарри.

— Спасибо!! — в один голос кричат девочки, поворачиваясь к кузине.

~~~

Сегодня замечательный солнечный день. Сегодня первое сентября и мои младшие дочки едут в Хогвартс. Они очень волнуются, но не по поводу распределения. Как я ни пытался привить моим детям любовь ко всем четырём факультетам, они один за другим идут на Гриффиндор. Это всё влияние семьи Уизли, я уверен. Шляпа раздумывала только в случае Лили. Предлагала ей Равенкло, как потом поделилась со мной дочь. Но она захотела к братьям.

Сейчас они все уже выросли и живут своей жизнью. Джеймс умотал к Чарли и драконам, Альбус пока путешествует по миру, а Лили скоро подарит мне второго внука. Она вышла замуж в восемнадцать лет по большой и чистой любви сразу, как только покинула Хогвартс. Все, кроме меня и самих влюблённых, были против этого брака, как со стороны невесты, так и со стороны жениха. А я чувствовал в этом что-то хорошее, и еще судьба так немного поиздевалась над некоторыми людьми. Такими, как Уизли и Малфои.

Да, моя дочь — вот уже три года миссис Лили Луна Малфой. У Рона была только одна радость — что Скорпиус всё же не женился на Рози. У них там в школе был жуткий переполох. Рози возненавидела Лили, когда Скорпиус сделал второй предложение, а та согласилась. Но в результате всё закончилось мирно, и Рози была подружкой невесты на свадьбе.

До сих пор смеюсь, вспоминая, как Малфой-«средний» пришел к нам в дом предъявлять свои претензии...

«Твоя дочь околдовала моего сына! Я не позволю состояться этому браку! Это же будет позор для нашей фамилии!»

Мерлин, как он был наивен! Насколько мне известно, это Скорпиус добивался Лили.

«Когда ты уже повзрослеешь, Малфой? Будь слизеринцем. Для репутации вашей семьи этот брак очень выгоден. И никому я не позволю разрушить счастье моей дочери. Если она счастлива с твоим сыном, то я только порадуюсь за неё. У тебя на удивление порядочный сын. Даже странно,» — не смог удержаться от колкости.

Абри, как любят называть себя мои малышки, уже машут мне из окон уезжающего поезда, а Луи пытается держать их крепче, чтобы они не вывалились. Я машу им в ответ.

— Гарри, — слышу я над ухом, — нам нужно поговорить... наедине.

Это Тедди. Я прилагаю все усилия, чтобы не вздрогнуть. Тедди...

— Не сейчас, — шепчу я, — у тебя в кабинете.

— Хорошо.

Тедди... Что же ты творишь? Чего ты добиваешься, мальчик мой?

— Я люблю тебя.

— Знаю, Тедди.

Тедди — хороший аврор. Никто не заметил нашего короткого разговора. Он подобрал нужный момент. А я не знаю, что делать. Билл зовёт всех к себе, Джинни с радостью соглашается, говорит, что Гермиона скоро освободится и должна подойти. Рон тоже собирался к нам присоединиться. Он у нас теперь работает вместе с Джорджем. Сменил Аврорат на магазин и гребёт галеоны лопатой.

Время близится к вечеру. Мы уже несколько часов сидим в Ракушке, разговариваем и пьём. Я больше молчу, но от выпивки не отказываюсь. Правда, алкоголь в голову бьёт не сильно, не как у некоторых. Тедди нельзя напиваться. Когда он пьян, то теряет контроль над цветом волос. Вот и сейчас, я беззастенчиво пялюсь на его ярко-красную шевелюру. Я точно знаю — он думает обо мне. Ещё об этом знает Джинни, которая бросает на меня многозначительные взгляды.

— Гарри, ты помнишь, что мне обещал, — шепчет она, наклонившись в мою сторону, когда замечает, как Тедди выходит из-за стола и, слегка пошатываясь, направляется к нам...

— Могу я украсть твоего мужа на пару слов? — обращается этот наглец к Джинни.

— Можешь, — она внимательно смотрит на меня.

— Мы скоро вернемся, — отвечаю на незаданный Джинни вопрос: «так ты сдержишь обещание?» — «я поддаюсь твоему шантажу».

На самом деле я ничего ей не обещал. Она просто поставила меня перед фактом: «Либо ты остаешься с семьёй, либо я лишу тебя поста министра, положения и детей, Гарри».

Я верю, что она может это сделать. И не от всего готов отказаться.

Я не могу бросить Ари и Бри. На остальное мне глубоко наплевать. Настоящие друзья всё равно ими останутся, зато подхалимы отстанут. Но если о нас с Тедди узнают, то девочек я не смогу увидеть еще очень долго. И я не могу так поступить с ними не только поэтому. Из детей Героя они в один день превратятся в детей «извращенца». Пробыв полгода на министерском посту, я даже не мог ввести в общество какие-либо маггловские изобретения, такие как компьютер, или хотя бы обыкновенная ручка и белая бумага, не то что заикнуться о том, чтобы как-то поменять взгляд магов на нетрадиционные отношения. На самом деле, они очень трудно привыкают и к магическим «новинкам» — через зеркала связываются далеко не все.

И как теперь вы предлагаете мне ответить на вопрос Тедди, произнесённый срывающимся голосом, когда его руки сжимают мои плечи, янтарные глаза смотрят на меня так доверчиво, а ещё эти его, Мерлин задери, ярко-красные волосы, как ответить на вопрос:

— Гарри, дети выросли и уже пошли в школу, теперь-то мы наконец будем вместе?

~~~

«Я никогда не любил тебя. С чего ты вообще взял, что мы будем вместе? Ты думал, я пожертвую всем, что у меня есть, только ради тебя? Я пользовался твоим телом, мне нравилась твоя доверчивость. И всё! Я ничего тебе не обещал. Я даже...»

— НЕТ!!!

— Милый, проснись, это просто сон.

Это просто сон... Нет, это не сон. Это правда. Он не любит меня. Я для него ничего не значу.

— Тедди, я здесь, любимый.

Моё лицо, шею и плечи покрывают отрывистые поцелуи. Я уже окончательно проснулся, только никак не могу забыть сон. Останавливаю Викторию, которая вознамерилась продолжить и довести свои ласки до конца.

— Не надо...

— Тедди, родной, расскажи! Расскажи, что случилось? У меня сердце кровью обливается, когда я вижу тебя таким, — она умоляюще смотрит на меня.

— Всё нормально.

Вот уже три недели прошло... А я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что Гарри никогда не оставит Джинни. Даже ради меня.

— Кошмары, когда всё нормально, не снятся, — она вдруг протягивает руку и дотрагивается до моих волос, — и такого мрачного цвета я у тебя никогда не видела.

— Это случайность, — я напрягаюсь и делаю цвет фиолетовым.

— У тебя даже фиолетовый бледный, Тедди! — кричит Виктория и ударяет своим маленьким кулачком по подушке. — Скажи, что ты от меня скрываешь?

И правда, чего я жду? Может, Гарри и не будет со мной, но Викторию я всё равно никогда не смогу полюбить и мучить её больше не имею права. Никогда не имел.

Почему же не сейчас?

— Мне нужно...

Ну! Говори!

— ...собираться на работу.

Трус! Но я расскажу ей. Скоро. Мне бы только собраться и подобрать слова.

Виктория почти сразу отстает, но по её решительному взгляду я понимаю, что разговора не миновать. И я рад этому. В быстром темпе одеваюсь и завтракаю. И когда уже крупинки дымолетного порошка проскальзывают между пальцев, а я собираюсь шагнуть в камин, Виктория мне напоминает:

— Ты, надеюсь, не забыл, что я сегодня уезжаю в Египет?

— Нет, конечно. Увидимся перед отъездом.

Когда я добираюсь до кабинета, то больше не могу сдерживать раздражения и ненависти к себе.

Мерлин! Как я мог забыть? Я же её теперь целый месяц не увижу, только если по зеркалу. Значит, я должен сказать сегодня. Это будет лучший вариант для нас обоих. Она, не видя меня, сможет быстрее пережить разрыв, а я решу все проблемы здесь. Так, что же ей сказать, чтобы она меня отпустила и разлюбила?

Мои мысли прерывает стук в дверь:

— Мистер Люпин...

Это мой заместитель.

— Заходи, Зак.

— Мы наконец-то напали на след косого убийцы, — радостно сообщает аврор, впопыхах добавляя: — сэр.

— Это же замечательно!

Это просто замечательно. Это поможет мне отвлечься от личных проблем.

— Да, сэр. Он собирается сегодня сбежать в другую страну через международку. Еще не известно в какую, но то, что он будет сегодня в пять у каминов — это точно. Он подкупил нашего человека, — усмехается Зак.

— Тогда надо собрать отряд и быстро всё подготовить.

— Мистер Люпин, — он вдруг теряет веселость, — Международная Каминная Сеть — очень людное и важное место. Нам нужно разрешение министра.

— Да, я знаю. Я получу его сейчас же. Подготовь документы на подпись. Молодец, Зак. Тебе светит повышение.

— Спасибо, сэр. Но мне не нужно повышение. Выше только вы.

Мне надо просто попросить у Гарри подпись. В этом нет ничего особенного.

Подумаешь, я его три недели избегал. И с удовольствием избегал бы и дальше, будь такая возможность. Главное, вести себя как обычно. Он — Министр, я — Глава Аврората — иду к нему со срочным делом, не терпящим отлагательств. Этого убийцу мы не могли поймать уйму времени, а тут такой шанс выпал. За ним только у нас числятся три убийства. Это чудовище насилует девушек, а потом убивает их. Он побывал уже в нескольких странах, из которых мы и получили информацию об этом мерзавце, добытую их аврорами. Не слишком, кстати, исчерпывающую.

И мне надо всего-навсего получить разрешение на проведение операции в стратегически важном месте. Всего какую-то подпись на пергаменте...

Надо только вести себя нормально, как будто он для меня ничего не значит. Но как? Почему я думал, что он любит меня, что он будет только со мной?

— Ты меня любишь?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, Тедди.

Нет. Не знаю. За все эти годы он так и не сказал об этом. Ни разу. Почему он не может быть со мной?

«Я не хочу испортить жизнь своим детям».

Да. Он любит своих детей. Но они уже выросли. Даже Ари и Бри. Он всё равно будет видеть их редко. Так почему сейчас, когда во всем большом доме они с Джинни живут вдвоем, он продолжает бояться за детей?

Потому что Джинни знает о нас. Могла бы она?...

— О, Тедди, привет. Ты по делу?

— Привет, Перси. Да, по срочному. Гарри у себя?

— Заходи, он свободен.

Глубокий вдох. Нужно просто получить подпись. Гарри не будет против.

~~~

Я просыпаюсь очень рано, когда солнце еще только-только выползает на небосклон. Тишина в доме до сих пор очень давит. Прошло всего три недели, как девочки уехали, и дома стало тихо, спокойно. Особенно по утрам. Джинни, в отличие от меня, не любит

раннего подъёма.

Встаю и иду в свою ванную. Как только уехали дочурки, я тут же перебрался в отдельную спальню. Джинни тогда поджала губы, но промолчала.

Когда я проглатываю последний кусочек тоста, на стол садится сова Абри (им одной на двоих хватает). Письмо короткое, не как предыдущие, зато я понимаю, что скоро получу еще одно от Невилла:

«Дорогой папочка.

Мы тебя очень любим.

Прости нас пожалуйста. Мы просто хотели его проверить.

АБри»

Недолго они продержались.

Где-то в районе десяти часов, когда я уже сижу в своем кабинете, Перси приносит письмо от директора Хогвартса. Это что же они должны были натворить, что мне написала сама МакГонагалл и попросила о личной встрече у себя!

— Что-то случилось? — он спрашивает чисто из вежливости.

— Да ничего особенного.

Это никак не касается Министерства. Не стоит загружать Перси лишней информацией.

— Тогда я пошел. Мне еще много писем нужно отсортировать.

— Перси, подожди, — вдруг вспоминаю, что с утра наконец-то принял решение, — письма никуда не денутся, а я давно собирался с тобой поговорить.

— О чем?

— Присядь.

Мой личный помощник садится на удобное кресло перед министерским столом и внимательно на меня смотрит. Ни капли нервозности.

— Ты, наверное, меня ненавидишь.

— Почему ты взял? Нет, конечно! — это заявление задевает его за живое.

— Каково это быть помощником четырех министров подряд? — смотрю на него в упор, не отрывая взгляд.

— Нормально, — он ерзает в кресле. — Я люблю свою работу. И ты — хороший министр.

— Дерьмовый я министр, — отмахиваюсь.

— Неправда! Уж получше остальных. Ты здесь всего полгода сидишь, а уже многого добился.

Надо же, как он меня защищает. От меня же самого.

— Только благодаря тебе. И прошу, Перси, не надо подхалимничать. Ты этого с молодости не делал и не начинай опять. Мне всего остального министерства по горло хватает. Я устал, — перевожу дыхание. — К делу. Подготовь всё что нужно — я освобождаю пост Министра. И если моё мнение...

— Что? Гарри, нет! — Перси вскакивает с кресла.

— И если моё мнение еще будет что-то значить, я советую занять это место тебе и никому другому. Ясно? — смотрю на него внимательно.

Он весь как будто сдувается и садится обратно в кресло. Чешет затылок, обдумывая новость.

— Ясно. Но почему?

— Перси, я же сказал, что мне надоело. Просто я чувствую себя здесь не в своей тарелке. Это твое место. Ты заслужил.

Первое, что бросается в глаза, когда заходит Тедди, — его волосы, цвет которых меняется в этот момент. Сначала было жалкое напоминание его насыщенного фиолетового, а сейчас он как будто в крови, потемневшей от времени. Как будто он обильно намочил свою шевелюру в этой противной липкой жидкости, а потом постоял под палящим солнцем, пока она не запеклась. Куда подевался его ярко-красный? Этот красивый манящий цвет...

Вдруг понимаю, что это моя вина.

— Тедди, — имя срывается с губ как-то надломлено...

— Добрый день, — слишком официально, — я по делу. Срочному, — очень сухо.

— Конечно, рассказывай.

Он говорит об убийце. Конечно же, я о нем знаю. Жаль только, что не смогу присутствовать на операции. Разрешение даю сразу.

Всё это время Тедди смотрит куда угодно, только не на меня. Цвет волос опять стал тенью фиолетового. Я не смогу так больше. У меня ощущение какого-то дежа вю, только не могу понять почему.

Когда я отдаю ему подписанный пергамент, то в упор смотрю в глаза Тедди. А он смотрит только на документ.

— Посмотри на меня.

— Я люблю тебя.

— Знаю, Тедди.

Опять этот мрачный кровавый цвет. Только не дотрагивайся до него, Поттер. Не дотрагивайся. Ты об этом потом сильно пожалеешь.

— Прости меня, Тедди, — я не успеваю поймать вырвавшиеся слова. Они быстрее снитча. Я не могу остановить свою руку, которая прикасается к его лицу, гладит нежную кожу. Это сильнее Imperio.

Тедди буквально преображается на глазах. Я не могу сдержать улыбку, снова зарываясь в его ярко-красные волосы.

И я не отталкиваю Тедди, когда он тянется ко мне прямо через огромный стол. И я отвечаю со всем желанием, когда он меня целует.

Хорошо, что в кабинете министра сильные заглушающие чары. Я не смог бы заставить Тедди не кричать от удовольствия, и тем более молчать самому.

~~~

Я выхожу из международки последним. Авроры уже увели преступника, а я занимался бумажками. Прямо у дверей нос к носу сталкиваюсь с Викторией, идущей под руку со своим отцом.

— Тедди! — восклицает моя жена.

Пока еще жена.

— Привет, Виктория. Билл.

— Тедди, — кивает мой пока еще тесть, отпуская руку дочери.

— Ты так со мной и не связался. Мне сказали, что у тебя важная операция, — тут же хватается за меня Витория.

Мы обезвредили убийцу без особых проблем. Пострадал всего один аврор. Но рана не серьезная, он даже не хотел идти в больницу. Но я настоял..

— Была. Вот только что освободился.

Говори! Потом будет слишком поздно!

— Виктория, нам нужно поговорить. Прямо сейчас. Ваш заход скоро?

— Через двадцать минут.

— Мы успеем. Билл, извини нас.

— Ничего страшного. Я подожду у бара.

Мы садимся за столик в кафе, которое располагается прямо рядом с маждународкой. Думаю, это очень хорошо продуманный ход со стороны владельца.

— Виктория, я тебя очень люблю... — говорю я. Ее лицо резко меняется, становится напряженным, — ...как друга.

Чашка кофе, которую она крутила в своих пальцах, резко замирает, и напиток угрожает перелиться через край.

— Что? — опускает кофе на стол.

— Нам нужно развестись. Свадьба вообще была ошибкой. Я никогда не смогу дать тебе того что ты хочешь...

— Мы проверялись, — резко прерывает она меня, — ты здоров.

— Ты тоже. Если быть до конца честным, я просто не позволял тебе забеременеть от меня.

Виктория прищуривает глаза, берет напиток в руки и отпивает внушительный глоток.

— Кто она? — очень спокойно. Ни капли нервозности.

— Кто?

— Кто эта женщина, из-за которой ты меня бросаешь?

Так же безмятежно, даже немного отстраненно.

— Нет никакой женщины! Я просто так и не смог за всю жизнь полюбить тебя. Я надеялся, верил, он говорил, что я справлюсь, но я только еще больше мучаю тебя и себя. Виктория, давай расстанемся, я улажу здесь всё, пока ты будешь в Египте. Там ты придешь в себя. Ты обязательно полюбишь другого мужчину, у вас будут дети, ты еще будешь счастлива, но не со мной... — я говорю и говорю. Смотрю на Викторию. Она поймет, она это переживет. Её взгляд расфокусировывается, а я продолжаю говорить, надеясь, что она еще слушает. — Я никогда больше не смогу полюбить, если не смог влюбиться даже в такую женщину, как ты, Виктория. Он ошибался, когда говорил, что всё наладится... Я...

— Он... Тедди, я не хочу в это верить... — она закрывает глаза. — Он... Всё это время я надеялась, что ты забудешь его, что одумаешься, станешь нормальным. Со мной. Но за столько лет... — медленно качает головой.

Я замираю. Даже перестаю дышать. Мои руки холодеют.

— Ты знала? — еле слышно.

— Я догадывалась, но не хотела верить глазам и слушать разум. Мерлин, не хочу в это верить! Я всю жизнь любила тебя, а оказывается, ты даже мою грудь не любишь. И я почему-то уверена, что физически не смогу тебе дать то что может он.

Я опускаю взгляд, моё лицо и волосы заливает красным, я, не в силах сдержаться, мечтательно улыбаюсь, вспоминая, что было всего несколько часов назад, чего я ждал так много лет.

— Мерлин! Пожалуйста, не надо! Хватит! Молчу. Мне даже думать об этом противно, больно, — она прячет лицо, прижимая руки к щекам.

— Извини. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Просто я очень его люблю. Очень. Это сильнее меня. И я прошу, никому не говори. Это уничтожит его.

Она отрывает руки от лица и, глядя мне в глаза, показательно морщится, но отвечает спокойным голосом.

— Конечно.

Виктория делает еще один большой глоток из своей чашки и, встав из-за стола, направляется к своему отцу.

Я лечу на всех парах. Еще немного — и сорвусь на бег. Все мои силы уходят на то, чтобы не улыбаться до ушей и держать цвет волос. Замедляю шаг перед столом Перси, который возится в куче бумаг.

— Привет. Гарри у себя? — слишком радостно. Нехорошо.

Перси не сразу обращает на меня внимание:

— О, Тедди, извини. Гарри на ближайшие дни озадачил меня одной проблемой. Хотя, для меня это затянется надолго.

— Ты о чем?

— Гарри пока не хочет распространяться. Если пожелает, сам расскажет. А! Да, Гарри у себя, — Перси взмахивает палочкой, разрешая вход к министру, и опять зарывается в свою макулатуру. Что такого удумал Гарри?

— Ты что задумал? Перси сказал, что ты объяснишь.

— Как операция? — наглым образом он уходит от ответа. Не на того напал.

— Замечательно. Так чего ты придумал? Это касается меня?

Гарри как-то по-особенному улыбается.

— Тебя лично никак не касается. Ты вообще к этому непричастен. И я не хотел бы никому, кроме Перси, говорить об этом, пока он все не подготовит. Ты лучше про убийцу расскажи, — он откидывается на мягкую спинку и выжидающе смотрит на меня.

Усаживаясь в кресло, старательно расслабляюсь. Раз он не хочет, то ничего не расскажет. Потерплю.

— Не зря мы его назвали «косым» — он действительно такой. Теперь я понимаю, почему он стал насильником, только не могу понять, почему его так долго не могли поймать. Этот ублюдок пытался проклясть меня три раза. И три раза промазал! Он только защищаться пристойно умеет. А еще мы с Викторией разводимся.

— Долго собирался, — усмехается Гарри. — Как она это восприняла?

— Тяжело. Она же с Биллом уехала в Египет. Будет только через месяц. Хочу сегодня же пойти к адвокату — уточнить по поводу развода.

— Иди.

— Ты меня любишь?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, Тедди.

— Гарри, мы же будем вместе?

Задерживаю дыхание. Я действительно боюсь его ответа.

— Это не то понятие, которое я могу употребить применительно к тем отношениям, которые мы можем себе позволить. В отличие от тебя, с Джинни я развестись не смогу.

Гарри не смотрит мне в глаза. Он смотрит в магическое окно. По небу плывут облака.

— А ты не боишься, что она тебя еще одним ребенком привяжет? — говорю, надеюсь, равнодушно. Но одна мысль, что Джинни имеет полное право спать с ним, сводит меня с ума.

— Не боюсь. Она больше никогда от меня не родит.

— Почему?

Гарри отрывает взгляд от окна и весело смотрит на меня.

— Ну, если учесть, что секса между нами не было уже много лет...

Я теряю контроль и смеюсь во весь голос. Напряжение окончательно проходит. Гарри мой. Никому его не отдам!

Я обхожу стол, сажусь к нему на колени и целую, целую, целую. Я не могу остановиться. Я счастлив.

— Я люблю тебя.

~~~

Я сижу у Минервы в кабинете, отпивая из чашки только что предложенного чая. Мы уже покончили с условностями этикета и перешли к делу.

— Твои дети прокляли профессора Перла, Гарри. И это была не светлая магия.

— А что за проклятие они использовали, директор?

— Летучемышиный сглаз, — она отвечает немного напряженно, пытаясь держать выражение лица холодным.

Но я усмехаюсь, понимая, что мог бы догадаться сам, и Минерва расслабляется, позволяя себе еле заметную ответную улыбку.

— Но он же преподаватель защиты от темных сил. Он же смог защититься, так?

— В том то и дело, что не успел, — негодует директор.

Теперь понимаю, почему девочки захотели проверить этого Перла.

— Сейчас Бенжамин находится в лазарете, — продолжает она, — но, боюсь, из-за неожиданных осложнений придется перевести в больницу.

— Профессор, — отпиваю из кружки горячий напиток. У директора всегда очень вкусный чай, — я хотел бы поинтересоваться, на сколько хорош этот человек, как учитель, если он не может использовать свои знания по предмету, когда это жизненно необходимо?

Отпиваю еще. Какой же вкусный чай! И без всяких сладостей.

— Признаться честно, — вздыхает директор, — он слабоват в практике, но Бенжамин проработал уже три года. Проклятие Волдеморта конечно же больше не действует, но преподаватели ЗОТИ у нас всё равно не задерживаются. Самое долгое — около семи лет. А сейчас я не знаю, что и делать, — она всплескивает руками... похоже, эта проблема действительно уже сидит у нее поперек горла. — Бенжамина конечно поднимут на ноги, но как минимум через неделю. Хорошо, что учебный год только начался и студенты будут в состоянии догнать программу.

Повисает не очень неловкая тишина. Мы с Минервой отпиваем из своих кружек восхитительный напиток. Слышен фальшивый храп с картин — их обитатели внимательно вслушиваются в наш разговор.

На два портрета стараюсь не смотреть.

— Директор… а от меня-то вы чего хотели? — я отставляю чашку и с недоумением смотрю на своего бывшего декана.

— Как «чего», Гарри? Чтобы ты объяснил своим детям, что... — Минерва запинается, подбирая подходящее выражение, ставя свою чашку на стол, — так делать нельзя. Невилл их наказал по-своему, разумеется, но я думаю, этого недостаточно.

Мою усмешку трудно не заметить. Жаль. Наверное, я задел Минерву.

— Могу я увидеть девочек?

— Конечно, — она отворачивается от меня и обращается к портрету Дамблдора, — Альбус, — я вздрагиваю, — не мог бы ты...

— Могу, разумеется. Я как раз хотел навестить Полную Даму, — улыбается директор и, подмигнув мне, уходит за раму.

Я еще несколько мгновений смотрю на пустой холст. Из оцепенения меня выводит знакомый голос с соседней картины:

— А твои младшие, Поттер, должен признать, довольно смышлёные, хоть и гриффиндорки. Давно надо было гнать этого неуча...

— Северус! — возмущается Минерва. — Он вполне приемлемый учитель.

— ...который не смог отразить даже простое в плане обороны проклятие, — заканчивает во всех смыслах достойную прерванную речь Снейп.

— Простое?! — МакГоннагал не дает мне и рта открыть, чтобы ответить. — Простое, Северус?! Бенжамина возможно придется перевести в Мунго из-за этого сглаза!

— Ну, девчонки Поттер не знали, что у этого обалдуя «аллергия» на укусы летучих мышей, что приводит нас к первому вопросу: он просто обязан уметь защищаться.

— Директор, а вы еще не злитесь на меня за то, что я уговорил вас повесить портрет директора Снейпа? — прерываю я их перепалку.

— Нет, — передергивается она, поворачиваясь в мою сторону, — Северус держит меня в тонусе.

Минерва выпрямляется, будто проглотила кол, и, что странно, одобрительно смотрит на меня, что не может заметить Снейп из-за ее спины.

— Не только тебя, Минерва, — не может не вставить свое слово Снейп, — Поттер, а я вас, между прочим, не просил меня сюда... вешать.

— Я знаю, сэр. Вы говорили мне об этом уже шестьдесят четыре раза, — я обезоруживающе улыбаюсь.

— Кстати, — опять отворачивается от меня директор, — профессор Перл вернется, как только поправится.

— Могу поспорить на смою раму, что он уволится, как только придет в себя. Он же трус, — фыркает Снейп с портрета и вздергивает подбородок.

— Сэр, а как вы думаете, кто лучше бы подошел на эту должность?

— Естественно, я, — подбородок поднимается еще выше.

— Согласен, — киваю я, — но, к сожалению, магия на данный и последующие моменты вам не подвластна. Вы могли бы давать только теорию, и у вас нет ничего кроме вашего взгляда — чтобы остановить учеников.

— Тогда вынужден признать, что вы, Поттер.

— Я? Преподавать? С чего вы так решили?

— Да остальные еще хуже! На много хуже... Или для знаменитости это слишком низко по статусу? — ловит меня на «слабо» Снейп, подходя ближе к краю картины.

— Конечно нет! Просто я не справлюсь.

— В пятнадцать лет вполне справлялись, а в пятьдесят не можете?

— Мне еще несколько лет до пятидесяти, — бурчу я, не зная, что ответить.

Какой из меня преподаватель?

— Северус, — приходит на подмогу МакГоннагал, — успокойся. Я убеждена, что Гарри был бы хорошим учителем ЗОТИ, но он сейчас министр, и уверена, что останется им на долгие годы.

— Минерва, мисс Поттер и мисс Поттер внизу, — окончательно останавливает наш спор Дамблдор, появляясь на своей картине и сверкая очками-полумесяцами. Даже нарисованные они блестят так же ярко.

— Я поговорю с ними в коридоре, — поднимаюсь из удобного кресла и с сожалением ставлю на стол чашку с остатками чая. Он был восхитителен. Непременно надо будет повторить.

Спускаясь по лестнице, я думаю, как бы наказать Ари и Бри, и с облегчением понимаю, что не хочу этого делать. Они молодцы.

Воскресенье — мой законный день отдыха от Министерства. И сегодня у меня последний выходной в качестве верхушки этого треклятого Министерства. Уже завтра состоится пресс-конференция, на которой я объявлю о своем уходе. Пока что об этом знает только мой заместитель. Он подготовил документы и еще оформил всякие мелочи, в которых я до сих пор не разбираюсь. Перси ужасно нервничает, но, я уверен, справится лучше меня.

Джинни, как обычно, еще спит. Я заканчиваю свой завтрак, когда прилетает пара сов с газетами. Перси настоял на том, чтобы я подписался на всю магическую макулатуру, и сегодня выходят два еженедельника «Ведьмополитен» и «Только правда».

Женский журнал пролистываю без особого интереса. Там крайне редко бывает что-то, что мне знать необходимо. Перехожу ко второй пачке бумаг. Газетенка сравнительно молодая, но перспективная.

Раскрываю первую страницу.

До сегодняшнего дня была перспективной... Я сожгу их. Разорю. Они у меня ответят. Бедный Тедди...

«Глава Аврората бросает свою красавицу-жену из-за мужчины».

— Я люблю тебя.

— Знаю, Тедди.

Я уже несусь к камину, уже запускаю руку в дымолетный порошок и тут нос к носу сталкиваюсь с выходящим из камина Перси.

— Не делай этого! — он почти кричит.

— Я заставлю их написать опровержение! Иначе сотру с лица Земли! — из моего кулака, который я тычу ему в лицо, сыплется злосчастный порох.

— Тогда сразу стирай! Ты не сможешь заставить!

Он толкает меня в грудь, вынуждая отойти от камина.

— Почему ты так уверен?

— Главного редактора несколько лет назад бросила жена-магла. Она ушла от него к другой магле, — Перси делает еще несколько небольших шагов, продолжая наступать на меня. — Он пойдет на принцип. А если ты пойдешь в редакцию, то будет только хуже. Он догадается, из-за какого мужчины Тедди бросил Викторию, — складывает руки на груди и выжидающе смотрит на меня.

Весь мой запал куда-то уходит, и я почти падаю на ковер. Дымолетный порошок давно уже весь рассыпался. Перси усаживается рядом.

— Ты знал.

Я медленно достаю палочку и шепчу заклинание. Крупинки поднимаются с пушистого ворса и опускаются на мою раскрытую ладонь.

— Подозревал. И эта статья всё подтвердила.

— Ты меня презираешь?

— Нет, — переводит взгляд на огонь в камине. — Хотя, не знаю. Наверно, я должен набить тебе морду. Ты изменяешь моей сестре с мужем моей племянницы.

— Я сам себя ненавижу, — сжимаю руку в кулак. Несколько крупинок опять падают на ковер. — Но с Джинни я уже давно неофициально расстался.

— Знаю. Так что собираешься делать? Сотрешь их в порошок?

— Нет... Пока нет. Мне надо поговорить с Тедди.

Пламя опять становится зеленым ненадолго освещая помещение.

— Ну, я пошел, — поднимается с ковра Перси, — а морду вам обоим набить я ещё успею.

Я не замечаю, как мой пока еще помощник и заместитель уходит. Я вижу только человека перед камином. И мне очень, очень... просто очень не нравится цвет его волос.

~~~

Я просыпаюсь от стука в оконное стекло. Это сова. Голова раскалывается.

Вставать совсем не хочется. Вчера вечером я в гордом одиночестве напился, празднуя свою свободу. Перед этим только отправил сову поздоровее в Египет за подписью. А то, что Виктория не против, я знаю точно.

Мерлин! Какое счастье! Как будто огромный булыжник свалился с сердца. Каким дураком я был, когда женился на Виктории. Сделал ей только в сто раз больнее. Надо будет поговорить с Заком. Обрадовать, сказать, что путь свободен, что главное для него теперь — взять дело в свои руки и не тормозить, глотая слюну.

Из дремоты меня вытаскивает очередной стук в стекло.

Настырная сова.

— Дай поспать, животное!

Но валяться дальше мне, по ходу, не суждено. А ведь законный выходной!

— Тедди!!! — раздается крик Андромеды.

Её тон сметает все остатки сна. Натягиваю халат, взмахом палочки открываю окно, впуская надоедливую сову, и несусь в гостиную.

Птица от меня не отстает.

— Тедди! — бабушка кричит пронзительнее, но уже не с такой мощью, как раньше.

— Иду!

Резко открываю дверь. Сипуха обгоняет меня и садится на стол, на который опирается Андромеда. Около ее рук лежит газета. Сова держит такую же.

— Это правда?

— Что?

— Что написано в этой газете?

— Если ты не заметила, я её ещё не читал.

Подхожу к столу и забираю макулатуру у совы. Та улетает, даже не потребовав угощения.

— Так прочти! — выдыхает, пытаясь успокоиться, и садится за стол.

Чего такого могли прознать эти журналисты?

Когда я только собираюсь раскрыть газету, ответ сам приходит в голову.

Я сажусь на стул. Газета, до сих пор не раскрытая, лежит в моих руках.

Это конец.

Надо раскрыть газету. Нужно знать, насколько плачевно наше с Гарри положение.

— Чего ты ждешь?

— Сейчас.

Мне так трудно собраться с духом. Я боюсь правды, но почти уверен в том, что она одна из худших...

— Так значит, это правда?

Если не самая худшая.

— Наверно...

— Как ты мог так поступить с Викторией?

— Я пытался полюбить её... но не смог.

Я, правда, пытался. Очень. И секс у нас с ней был нормальный. Но...

— Ты правда... голубой? — бабушка выговаривает последнее слово через силу.

— Возможно...

— Кто может быть лучше нашей Виктории?

Только Гарри.

— А ты не знаешь?

По её ответному удивленному взгляду понимаю, что нет.

Прочитав статью, я немного расслабился. Никто не знает про Гарри. Он в безопасности.

— Теодор Ремус Люпин, посмотри на меня!

Поворачиваюсь к ней.

— Ты до конца понимаешь, что это всё значит?

— Что меня все возненавидят.

— Нет, не просто возненавидят. Они тебя будут презирать! Нужно идти в редакцию этой газеты и заплатить им. Пусть они напишут опровержение! — Андромеда почти срывается, но всё же держится, и как бы даже не кричит.

— Не напишут, — я уверен в этом.

— Почему ты...

— Потому что они пишут только правду!

Зря я повысил голос...

Она сначала всхлипывает, пытаясь сдержаться, но, потерпев крах, не может остановить слезы.

Успокаивать её бесполезно.

Откидываюсь на спинку стула. Закрываю глаза.

Как же я мог так лохонуться? Надо было поставить какие-то заглущающие чары. Простые заглушающие чары! Я тогда слишком расслабился. Да и не собирался говорить Виктории того, чего не написали бы в газетах. Она сама всё поняла.

Как же хорошо, что мы тогда не произнесли его имени...

Мне на плечи ложатся знакомые руки. Бабушка обнимает меня сзади, продолжая плакать.

— Тедди, милый. Ты же понимаешь, что если все поверят, а они поверят, то ты не сможешь работать в аврорате, тем более таким большим начальником? И в худшем случае ты не сможешь остаться в Британии. Помнишь, что было десять лет назад? Ничего не изменилось. Будет только еще больший скандал, потому что твой крестный — Гарри. О! Эту статью... Тедди, а он знает?

На улице вроде тепло. И ветра нет. Почему мне тогда становится так холодно? Мурашки бегут по коже.

— Тедди, так Гарри знает или нет?

— Мне нужно поговорить с ним. Сейчас.

Резко встаю и поворачиваюсь к бабушке. Стираю слезы с её лица.

— Он знает. Я скоро вернусь.

— Подожди, — она хватает меня за руки, — ты же понимаешь, что тебе придется уехать? Ты не сможешь вечно жить с измененной внешностью, не сможешь больше работать аврором, даже если Гарри настоит на этом.

Она говорит мне вещи, которые я осознал сразу, как только понял, что в этой гребаной статье. Я всегда это знал. И если Гарри подобное бы простили, да и не поверили бы, то мне никогда не простят.

Никогда.

В Магической Британии слишком мало волшебников, чтобы они могли позволить себе нетрадиционную ориентацию. А я не собираюсь становиться отцом. И я никогда больше не смогу полюбить.

— Понимаю. Я всё прекрасно понимаю. Я люблю тебя, бабушка.

Когда пламя оседает, первое что я вижу — Гарри, сидящего на полу. В руке у него палочка.

Потом я краем глаза замечаю Перси. Он что-то говорит — я не слушаю — и, кажется, уходит.

Я всё смотрю на Гарри, а он на меня. Из его руки что-то сыпется на ковер. Вроде, это дымолетный порошок.

— А я с Викторией развелся, — говорю первое, что приходит в голову. Не хочу пока вспоминать статью.

— Вовремя, — Гарри поднимается с ковра и подходит ко мне, подняв руку, касается моих волос. — Мне не нравится цвет. Я помню его.

— Я тоже...

— Тедди, как они узнали о тебе?

— Я забыл поставить заглушающие чары.

— Что? Забыл? Ты, один из лучших авроров, просто-напросто забыл?! — Гарри так внезапно взрывается, что из его палочки вырывается несколько красных искр. Он отдергивает от меня руку, отворачивается и начинает ходить по ковру.

— Тедди, я не смогу заставить редактора газеты написать опровержение. Это тебе не Ежедневный Пророк. Мерлин! Я даже некоторые законы, способствующие свободе прессы, сам продвигал!

— Гарри...

Почему я так спокоен? Нет. Не то, чтобы спокоен. Апатия... Я не схожу с ума, потому что не вижу выхода. Чтобы мы с Гарри были вместе и счастливы. Бабушка права. Я больше не смогу нормально жить в Британии. Даже то, что я метаморф, не поможет. Постоянно скрываться?

— Гарри...

Он наконец останавливается и смотрит на меня. Его зеленые глаза горят гневом.

— Гарри, мне придется уехать в Америку.

— Почему?

— Потому что здесь не будет нормальной жизни. Ты же понимаешь это.

Он открывает рот, что-то собираясь сказать, но резко захлопывает, вцепившись руками в свои волосы.

И опять падает на ковер.

Я подхожу к нему, усаживаюсь рядом и обнимаю за плечи.

— И я не могу скомпрометировать тебя.

Он обнимает меня в ответ, смотрит в глаза, проводит пальцами по моим волосам.

— Они опять у тебя... мрачные. Тедди, а если мне с тобой? Ну...

Замираю. Я даже не надеялся, даже не рассчитывал, что Гарри может поехать со мной. Мы будем жить вместе, как Рик и Дин. Гарри говорил, они до сих пор живут вместе. Мы бы там устроились в аврорат. К нам относились бы нормально. И не нужно было бы скрываться...

Гарри тянется уже поцеловать меня, когда я замечаю часы на стене.

И множество стрелок с именами на них. И понимаю, что мы не будем счастливы там.

Я останавливаю Гарри, положив руку ему на плечо.

— Я люблю тебя. Всю жизнь любил и буду любить. И я возненавижу себя, если позволю тебе уехать со мной. Ты не будешь счастлив там. Я не могу отобрать отца у детей, друга — у друзей и героя — у волшебников.

— Но...

— Нет, Гарри. Ты это хорошо понимаешь.

Он целует меня. Нежно. Не спешит. Мы не торопимся. Это наш последний поцелуй.

— Ты меня любишь?

— Ты знаешь ответ на этот вопрос, Тедди.

Да. Я знаю. Теперь я точно знаю...

~~~

Мы с Перси идем по коридору в кабинет министра. Я больше не считаю это кабинет своим, но и моему почти бывшему помощнику он ещё не принадлежит.

— Как себя чувствуешь?

— Ужасно.

— А я думал — свободно.

Да он смеется надо мной!

От возмущения я даже спотыкаюсь на ровном месте. Но быстро прихожу в себя и продолжаю идти.

— Я никогда не знал, что такое свобода. Всю жизнь был кому-то что-то должен. Сначала Дурслям, а когда освободился от них, то раз и навсегда отдал жизнь вам.

— Понимаю. Но, на самом деле, ты считаешь, что не свободен. Ты никогда никому не должен был что-либо. Это мы перед тобой в долгу.

— Не мели чушь.

— Это ты мелешь.

Я понимаю, что сора бесполезна, и не начинаю его.

Это действительно было ужасно. Не дожидаясь моих слов, журналисты забросали меня вопросами о Тедди. Я очень надеюсь, что смог сохранить хладнокровие. Я знал, что вопросы будут, но всё равно не успел настроиться.

— Как ты думаешь, они быстро забудут о Тедди?

— Никогда. Ту парочку до сих пор помнят.

Это больно.

— Даже с той новостью, которую я им сегодня подкинул?

— Теперь у общества появилось две скандальные новости. Милая, ты читала, Гарри Поттер больше не хочет быть министром! Да! А его крестный сын бросил свою жену, потому что любит какого-то мужика, читала? А я слышала... тьфу!

Он изображает двух сплетниц довольно искусно, и я морщусь от отвращения.

— Кстати, — становится серьезным Перси, — я заходил к Тедди. Он просил. Так мельком слышал несколько разговоров авроров. Даже если бы он не написал этого заявления, — он протягивает мне пергамент. Я узнаю подчерк и подпись, — то все равно не смог бы нормально работать. Понимаешь, Гарри, даже если есть те, кто не против аврора-голубого, то они молчат и будут молчать, так как других большинство. И Тедди это понимает. Он даже пришел под другой внешностью, и наверняка слышал то же, что и я.

Мне нечего сказать. Перси и так знает, что я об этом думаю.

Я разрываюсь на части от осознания того, что ничего не могу с этим поделать. Даже если признаюсь, что тот мужчина — я.

— Я хочу уехать с Тедди, — произношу то, о чем думал всё последнее время.

Мы уже сидим в кабинете. Министерское кресло свободно. Мы заняли гостевые.

— Навсегда? — Перси не кажется слишком удивленным. За эти полгода он узнал меня слишком хорошо.

И правда?

— Навсегда.

— И заберешь у волшебников героя?

— Что? — а вот я искренне удивлен.

— Заберешь...

— Я понял, что ты сказал! — не даю закончить фразу. — Тедди сказал то же самое.

— Значит, он это понимает. Молодец.

— Да. Но ты же сам мне говорил, что я никому ничего не должен.

— Говорил. Ты правда им ничего не должен. Но Джинни, Рон, Гермиона, Джимми, Ал, Лили, Ари, Бри... Мне продолжать?

— Хватит говорить мне то, что я и так прекрасно понимаю.

Прекрасно понимаю, что я им всем нужен. Более того, они для меня тоже не менее важны. Но...

— Но Тедди... Понимаешь... — я сам не могу сформулировать свои мысли.

— Понимаю... — Перси опускает голову и медленно сжимает кулаки в карманах, — совсем забыл! — он вытаскивает конверт. — Оно пришло перед самым началом пресс-конференции. Собирался отдать тебе после, чтобы хоть немного поднять настроение.

Перси протягивает мне письмо, как оказывается, от АБри. Оно достаточно внушительных размеров, не то что предыдущее. Я не буду читать его всё сейчас при Перси. Только пробегу беглым взглядом. В самом конце выхватываю знакомую фамилию:

« ... А еще, пап, совсем забыли! Директор МакГоннагал на ужине сказала, что профессор Перл уволился. Он очень сожалела, потому что, как мы считаем, вряд ли сможет найти нового учителя в короткие сроки.

И мы подумали, ты же у нас министр. Может, дашь нам какого-нибудь аврора получше? Мы бы и Тедди написали, но тут такое про него пишут! Не хотим еще и этим его нагружать. Передай, что мы любим его несмотря ни на что!

А еще Мегги...»

— Школе нужен новый учитель ЗОТС.

— Ты хочешь в Хогвартс?

— Ну мне же понадобится новая работа. И девочки будут рядом...

— А Тедди?

— Я люблю тебя.

— Знаю, Тедди.

Знаю...

Впервые за долгое время мы с Джинни ужинаем вместе. В тишине, если не считать за шум стук вилок о тарелки.

Это молчание очень давит. Я чувствую, что он хочет что-то мне сказать. Что обдумывала очень долго.

— Ты все вещи собрал?

— Все.

В тот же день, не дожидаясь, что передумаю, я отправился к Минерве предложить себя, как преподавателя ЗОТС.

— Попроси девочек писать мне почаще.

— Хорошо.

МакГоннагал, конечно, сильно удивилась, но быстро пришла в себя, и с радостью предоставила мне место в Хогвартсе. Вполне уютное.

— Гарри, давай разведемся.

— Ты этого хочешь?

Я поражен. Очень.

— Этого хочешь ты. Я же не слепая. Забудь про то, что я говорила. Это было очень жестоко с моей стороны. Неужели ты думал, что я смогу так поступить с тобой и нашими детьми? Вещи собраны. Лети к нему...

— Джинни...

— Не мучай себя! Я тебя люблю, но привязать тебя к нам — слишком эгоистично. Гарри, я не слепая. Я не могу так больше.

Я подхожу к ней, опускаюсь на колени, беру за руки. Она дрожит, слезу текут из её глаз.

— Посмотри на меня.

Поднимает мокрые ресницы.

— Я расстанусь с тобой, когда развод понадобится тебе, когда ты влюбишься и снова захочешь замуж. Или просто захочешь этого сама для себя. Не для меня. Я хочу поехать к Тедди, но не могу. Я обещал Минерве, я обещал Ари и Бри.

— Ты не обязан. Гарри, ты же... любишь Тедди.

Последний раз мы виделись перед самым его отъездом. И нам пришлось ограничиться рукопожатием...

— Люблю.

— И он тебя.

— Да.

— Тогда почему он уехал?

— А почему ты отпускаешь меня?

— Гарри!

Она обнимает меня и целует в щеку, продолжая плакать.

«Здравствуй, Гарри.

С любовью, твой Тедди»

Короткое письмо и небольшая колдография. Тедди на фоне статуи Свободы.

Может, я смогу навестить его в летние каникулы. А то больше не могу терпеть этот темно-красный цвет его волос. Но не смотреть на Тедди я тоже не могу.

~ fin ~