Грешим и Падаем

Пейринг: АлС/ДжУ

Рейтинг: PG

"Не смотри на других, смотри под ноги."

Алисия в последний момент ухватилась за перила, чтобы не ухнуть вниз: ступеньки были очень скользкие, очевидно, Пивз сегодня от души оторвался, но кому к этому привыкать?

Про себя выругавшись на местного полтергейста, девушка стала осторожно продолжать спуск, на ходу умоляя Мерлина не дать ей опоздать на зельеварение. Она огляделась: в коридорах уже не было ни души — все разбежались по классам, а значит, урок вот-вот начнётся.

Только бы не опоздать, только бы не опоздать...

Если она снова доведет Снейпа до кипения, то тот непременно исполнит то, чем давно грозился, и придется ей вместо грядущего Святочного Бала шагать в подземелья — мыть снейповские котлы.

А Балом в честь Турнира Трех Волшебников Алисия грезила ничуть не меньше остальных. Правда, приглашений ни от кого пока не поступало, но она старалась не отчаиваться.

«До Рождества ещё уйма времени! Тебя кто-нибудь обязательно пригласит», — говорили ей подруги, и Алисия постоянно повторяла эту фразу про себя, словно древнее заклинание или мантру. И даже тот факт, что у этих самых подруг не было отбоя от кавалеров, ничуть ее не расстраивал.

Алисия снова едва не поехала вниз, но удержалась, вновь крепко ухватившись за перила.

Нет, ну конечно расстраивал!

Только признаться в этом даже самой себе было трудно. Но неловко ступая вниз по скользкой лестнице, Алисия все глубже погружалась в свои мысли, глядя, как скользкая серая ступень монотонно пролетает за другой такой ступенью, и, в очередной раз почувствовала себя хроническим лузером. Ощущая ранее незнакомые уколы по всему телу, девушка, наконец, дала волю взбушевавшемуся внутри чудовищу по имени Обида, все это время с завидным аппетитом пожиравшую ее изнутри. Но на этом дело не закончилось: обида выволокла вслед за собой чувство глубокой несправедливости, тащившее прицепом ощущение собственной неполноценности, которое тут же стало плодить комплексы — и вот полный набор для самоедства уже присутствовал в ее голове в полном составе, ожидая команды «Пали!»

Так, всё, валите обратно.

Алисия помотала головой, пытаясь разогнать собственные заморочки по темным углам своего подсознания, но разбушевавшиеся внутренние флоббер-черви продолжали буравить ее психику. Впрочем, лучше не пытаться загнать их еще глубже внутрь себя: чем дальше их прятать, тем мощнее будет последующий взрыв. И вся эта шиза цветет на почве отсутствия потенциального кавалера. Хронически.

Кэти уже была приглашена до безумия хорошеньким юношей из Дурмстранга, а Фред любезно позвал на бал Анджелину. Если, конечно, считается любезностью проорать чье-то имя сквозь всю гостиную, в целях сделать приглашение, но в этом и заключается сущность каждого Уизли: всё спустя рукава, но нельзя не влюбиться. Но это исключительно про тех Уизли, которые не Джордж. C ним-то у Алисии с первого курса дружба не заладилась, а вот со сложностями в отношениях как-то сразу вышло. Но самая последняя, едва трепыхавшаяся частичка надежды, что Джордж Уизли пригласит Алисию на бал, окончательно упокоилась с миром, когда девушка постаила тому здоровенный фонарь под глаз. А будет знать: нечего было перед уроком защиты от темных искусств толкать в ее сумку целую стаю временно обездвиженных пикси! Когда ничего не подозревавшая Алисия, открыла сумку, и сей хаос вырвался наружу, профессор Грюм решил, что это очередное зверское нападение на Хогвартс, и разгромил полкласса. За это Алисии и Джорджу торжественно вручили по 50 штрафных очков и месяц исправительных работ обоим, не учитывая ни смягчающие, ни отягчающие обстоятельства. Судью на зелья!

Что ж, зато теперь близнецов хотя бы отличать можно.

Неудивительно, что кавалеры ее драгоценным подругам Анджелине и Кэти нашлись столь быстро: Анджелина, конечно же, и умом вышла, и талантами не подкачала, но главный секрет успеха ее негритянской — пардон! — чернокожей подруги это третий размер груди, с ролью которого на ура справляются куски ваты, да-да. А то, что у нее большая задница, так это она жрет на ночь столько, что весь Хогвартс потом вынужден неделю сидеть на диете, а эльфы, скормившие ей половину запасов, услужливо набивать на лбу шишки: не угодили.

Что до Кэти, то никто уже и не помнит, как она по-настоящему выглядит, ибо густо размазанные по лицу слои дорогостоящей, но вонючей, как жабья желчь (которая явно присутствует в составе), косметики, пребывают на ее лице нон-стоп и даже больше. Каждое утро Кэти как будто засовывает голову в косметичку часа на полтора, долго там копошится и выныривает уже, будучи в боевой раскраске. И ведь с таким видом только темных магов да навозных жуков отпугивать, но никак не получать сразу три приглашения в день! И почему…

А-ай, черт возьми…

Алисия запнулась о ступеньку и полетела вниз. Ход мыслей испуганно умолк, ожидая исхода падения, но упрек, вдруг возникший в ее голове, больно бил в череп изнутри, приговаривая нравоучительным тоном: «Вот тебе, милочка, наказание за гадкие мысли, за зависть и за все хорошее». Стыдно, очень стыдно. За такое хочется сжаться в комок и перекочевать в Слизерин, где все сплошь и рядом такие. Совесть пробудилась, когда и не ждали: во время беспомощного полета с самой верхушки лестницы. Гриффиндор всегда этим и отличался — совестью, которая с присущим ей садизмом любила помучить любое существо за любую проявленную им слабость, к числу которых относилась и зависть.

Зависть это обостренное чувство несправедливости по отношению к своей персоне со стороны высших сил и низших созданий, тебя окружающих. Лучший способ бороться с завистью — это запереться в комнате и от души настучать себя об стену. И при этом не упиваться жалостью, ощущать себя не жертвой, а собственным палачом. Встать на свою сильную сторону и побывать в ее шкуре, пытаясь вытравить слабую. Ведь без слабости нет и зависти.

Столько всего можно ощутить за эти мгновения полета, столько подумать, столько всего вспомнить. Зато после всего помнить лишь пару нелепых кадров приближающейся поверхности и все продуманные мысли забываются. Остаются лишь выводы.

Алисия уже зажмурилась, готовая растянуться, раскидав кости по лестничной площадке, но вместо этого она угодила в чьи-то теплые, но колючие объятия.

"Потеряла сознание?

Снится, не иначе."

— Аккуратнее, — до того неласково буркнул Джордж, что коротенький ванильный миг сдулся, словно надутый шарик, который резко выпустили из рук. Реальный, стрессовый мир снова вернулся к Алисии, она отскочила от Джорджа, едва не зашипев на него как кошка. Ей вдруг захотелось посадить и второй фингал для симметрии, но почему-то вместо этого, она, неожиданно для себя самой, ляпнула:

— Спасибо.

С вежливостью по отношению к сей личности у нее всегда была беда, а посему, ее рот скосило набок, как от горькой пилюли. Аллергическая реакция на Джорджа Уизли, все как обычно. Но она очень старалась быть благодарной и даже напряглась, насильно придавая физиономии приветливую форму, но, занявшись анатомией собственного лица, не успела придумать очередную колкость в адрес Джорджа.

— Если бы не ты, то пить бы мне на ночь костерост, — словно деревянная продолжала она, с каждым словом все больше поражаясь самой себе: надо же, и снова никакого хамства. То ли она еще не отошла от пережитого падения, то ли вдруг уловила крохотный лучик надежды, поняв, что именно может стать панацеей от охватившего её завистливого недуга. Осталось лишь рассчитывать на ответную реакцию. Топор войны зарыт, или оба попрятали оружие за спинами, в любой момент готовые начать выбивать друг из друга дурь? Во всяком случае, если рядом нет топора, то всегда можно взаимно загрызть противника.

— Не хотел вставать у тебя на пути, но промазал, — немного растерянно отозвался Джордж, очевидно, все еще дувшийся за фингал. Ему, наверное, тоже было непривычно без заветного боевого товарища-топора, то и дело рассекающего нервные клетки обоих: его и Алисии. Смерив друг друга странными взглядами длиною в секунду, ребята молча разошлись, словно и не встречались.

— Тьфу ты, чёрт! — и еще пара ласковых послышалось сзади.

Любопытство выбило гордость в нокаут и позволило Алисии обернуться: Джордж стоял, потирая ушибленное колено. Похоже, он тоже подскользнулся на ступенях.

— Ты в порядке? — поинтересовалась девушка. Конечно же, с надеждой, что он не в порядке. У нее сегодня полный провал с импровизацией, наверное, от недостатка витаминов в такое тяжелое зимнее время. Мраки.

— Да, все хорошо, — кивнул Джордж и, когда Алисия уже собралась уходить, окликнул ее:

— Эй, ну, и куда ты поперлась? Стой, Лисси, да я ругаюсь, не потому что я упал.

Лисси?

— Я просто давно хотел... — Джордж запнулся. На мгновение ей показалось, что у юноши был такой вид, словно внутри него разворачивалось Второе Гоблинское Восстание, но через пару секунд Алисия снова увидела знакомый огонек в глазах. — Ты ведь пойдешь на бал с самым крутым парнем Гриффиндора?

Это он на себя намекает?

Ну да, Джордж снова был засранцем Джорджем, хоть и определенно пребывал в шоке от только что сказанного, видать, и сам не ожидал, что пригласит её. Алисия слышала, как голос его странно дрогнул, но, к чёрту, её это не волновало, теперь она готова была прыгать от радости: топор войны все еще на войне!

— Не пойду, — ответила она, с хитрой улыбкой. — Но я пойду с тобой, — она подмигнула Джорджу и, развернувшись, снова поспешила на зельеварение.

Все отлично. И Кэти просто неотразима. И грудь у Анджелины настоящая.

Пейринг: РУ/ГГ

От автора: В честь дня Рождения Эммы, меня посетило вдохновение, как всегда хромое на обе ноги и в хлам пьяное, но оно пришло! И кому ещё я могла присудить это гордое звание Обжоры, кроме как не Рональду Уизли, который ест не просыхая, а? Это не всерьёз, но и не стёб: скорее сатира и пародия на фанонного Рона, который якобы так и норовит набить свой живот под завязку. ООС тут вряд ли уместен, ибо характер скорее гиперболизированный, но ничуть не другой, всё тот же Рон, по крайней мере, я старалась :)

"Обжорство — это грех, расплата за который наступает моментально!" (с)

— Да что с тобой сегодня? — с легким раздражением спросила Гермиона, когда Рон второй раз за день не заметил исчезающую ступеньку школьной лестницы и неудачно провалился по самое колено. — Конец шестого курса, пора бы уже к ним привыкнуть, — проворчала она.

В ответ ей донесся негодующий рёв Ронового желудка, который оказался содержательнее самого Рона: тот в ответ лишь что-то возмущённо пробубнил, ибо он, как и все старшекурсники, уже давно привык к обманным ступенькам и каждый раз ловко перепрыгивал через исчезающих негодяек. Просто именно в этот день юноша остался без обеда, благодаря уже нашумевшим талантам Невилла Лонгботтома и собственному таланту не затыкаться, когда это необходимо.

Отрабатывая заклятие косноязычия на Дине, Невилл умудрился искусно промазать и попасть не в кого иного, как в Снейпа, полностью лишив того возможности красноречиво распаляться в сторону нерадивого ученика. В классе моментально воцарилась тишина, казалось, даже мухи прекратили жужжать и, как и весь класс, в ужасе уставились на профессора. И только у Рона хватило ума рассмеяться и пошутить по этому поводу, что стоило ему полсотни очков и обеда. Ну да, он совсем забыл, что у профессора язык скатало в трубочку, а не уши. По вине своей забывчивости, Рон остался отбывать наказание после урока и сейчас был невероятно, просто зверски голоден, поэтому спешил на ужин, а в спешке совсем забыл про ступеньки.

Ну да, Гермионе-то легко глаза закатывать, ей этого не понять, она же девочка! А девочки, если не на диете всю жизнь, то не едят ничего по природе своей.

Желудок тут же ревниво известил Рона, что есть вещи поважнее девочек и их диет.

— Потерпи-потерпи. Почти пришли уже. — приговаривал Рон, поглаживая свой живот словно плачущего ребенка. Глядя на это Гермиона лишь презрительно фыркнула, на что Рон хотел ей что-то ответить, но тут ("Рон, осторожно!") снова ступенька под его ногой отправилась в небытие, а Рон отправился в ступеньку, вернее в дыру, что теперь зияла на её месте.

— Иногда ты бываешь хуже Невилла! — сокрушенно покачала головой подруга, останавливаясь и дожидаясь, пока Рон выберется: застрявшая нога никак не хотела вылезать.

Бедняга Невилл! Его имя уже становится нарицательным. При упоминании виновного в его страданиях, желудок сердито всполошился, оповещая всех студентов о бедном, проголодавшемся Ронни. Но только ли сиротливо пустой желудок являлся причиной такой рассеянности, которая уже третий раз за день бросает ему вызов, а самого Рона — в ступеньки, что приводит Гермиону в бурное негодование? Если порыться в памяти, можно извлечь некую закономерность, о которой, впрочем, лучше умолчать, но это же Рон, а он никогда молчать не станет.

— Такое бывает только, когда ты идешь рядом, — рассеянно пробубнил Рон, стряхивая пыль с коленей. Надо же хоть как-то защититься от напастей Гермионы, которая вкупе с голодом совсем сбивает его с панталыки. Душой и сердцем он уже вовсю пребывал за столом Большого Зала, напротив доверху наполненной тарелки. — Ты действуешь на меня крайне негативно. Отец что-то говорил про высокочастотные волны и помехи…

Ну да, говорил. В «Норе» за ужином. Ужин… Тогда они подавали индейку в ананасах, а отец как всегда распалялся про разные магловские частицы, физику и другие, не менее страшные вещи.

Ах, индейка…

— Ах, помехи? — приторно-сладко усмехнулась Гермиона. Чересчур приторно, что не предвещало ничего доброго. — Если я так тебе мешаю, может быть, конспект по Защите тоже сам напишешь? Без помех? — договорила подруга и слегка ускорила шаг, не всерьез, конечно, но Рон испугался. Перспектива писать для Снейпа конспекты без помощи Гермионы нисколько его не прельщала. А если он не успеет и поужинать? Нет, так нельзя… Рон тоже ускорился, догоняя Гермиону:

— Тс-с. Тише, Гермиона, Гарри запретил нам ругаться, — поспешно напомнил ей Рон, опасаясь, что его подружка и впрямь заставит писать его этот конспект самому. — А то сейчас услышит чего доброго и снова ругаться начнет. Ты же знаешь, бзик на бзике. — Рон картинно развёл руками.

Гермиона всегда становилась чуть мягче, когда Рон назвал её по имени. Юноша давно это просёк и нередко использовал для манипуляций. Но это же Гермиона, а у неё свои манипуляции, не менее действенные: грозный взгляд ореховых (м-м-м...) глаз из-под насупленных бровей, слегка небрежно ниспадающая на лицо прядь каштановых (каштаны…) волос и угроза оставить его без помощи в домашнем задании всегда производили на него впечатление. Особенно визуальная часть сего действа… Такой взгляд только у Гермионы бывает. Он очень… пряный. Потому что особенный и неповторимый.

— Ну, так что нам теперь, целоваться тогда? — полушутя-полусварливо поинтересовалась Гермиона и тут же немного покраснела, от чего явно разозлилась и стала ворчать с удвоенной интенсивностью. Вот всегда так. И это не уникальный случай. Они — как семейная пара с двадцатилетним стажем: ни либидо, ни секса, но куча претензий и любовь, о которой они даже не догадываются. Хотя, наверное, уже начало доходить постепенно, но информацию еще надо переварить.

Гермиона говорила что-то про лентяев, не сданные экзамены, безответственность, какую-то непонятную булимию, но поток её претензий вновь был заглушен сердитыми воплями желудка.

Нет, ничто, ничто на свете сейчас не остановит его на пути к сочным отбивным, заботливо пережаренным с луком и заботливо поданным эльфами.

Впрочем, на самом деле, после длительной ссоры и долгожданного примирения, Гермиона стала значительно терпимее к Рону, жаль это не распространялось на те моменты когда она было дико уставшая, а он чудовищно голодный, что из обоих делало настоящих монстров, рядом с которыми соплохвосты Хагрида — милые котята. Положение, как всегда, спасала обоюдная отходчивость.

— Ой, Рон. — Гермиона резко остановилась на лестнице. — Кажется, я забыла тетрадь в классе. Ты ведь подождёшь меня здесь? Я быстро.

В ответ на слова Гермионы, желудок Рона запел что-то трагичное, почти похоронное.

Гермиона презрительно усмехнулась и состроила кислую, как лимон мину.

— Гермиона, я есть хочу! — вторил Рон своему пищеварительному зануде.

— Ты можешь думать о чём-нибудь кроме еды? — и её лицо стало настолько горьким, что Рон мог поклясться, что почувствовал это на своем языке. — Ну хорошо, — вздохнув, наконец ответила она то ли желудку, то ли всё-таки Рону, — иди. Встретимся за ужином.

Гермиона явно у них с Гарри в долгу: она кому угодно мозги сварит за рекордно быстрое время. Уже после пары минут рядом с ней, инстинкты самосохранения включают сигнал тревоги: хватай кости и беги. И все бы бежали, но видать у Рона что-то не то с инстинктами, но отчего-то его даже радовал этот его мазохизм. Как иначе он бы спутался с Мальчиком-Который-Выжил и Гермионой, которую он успел уже охарактеризовать, как Девочка-Которой-Снятся-Книги, Мисс Я-Же-Тебе-Говорила и Я-В-Библиотеку Грейнджер?

Но ведь и Рон должен был просто прыгать от восторга, что нашлась в его жизни такая Гермиона, которая стала не просто терпеть все его недостатки, но и принимать их и даже находить захудалые достоинства, о которых он сам не подозревал. И нет, он не гедонист всея Хогвартс, он просто не любит быть голодным, а кто любит-то? Ведь вкусно поесть — это одна из главных радостей жизни…

Или нет?

— Стой! — крикнул Рон ей вслед, уже не обращая внимания на протестующие вопли живота, который, наверное, уже матом вопил на своего хозяина. — Подожди меня, я с тобой, — сообщил он, нагоняя ее и снимая с её плеч сумку. — Давай помогу, всё-таки обратно вверх тащиться. Ого, ну и тяжесть! Гермиона, ты всю библиотеку с собой таскаешь?.. Ну да, столько предметов... Эй, ну что мы встали?

Геримона продолжала смотреть на него с явным удивлением, да Рон и сам был в шоке: получив одобрение подруги, он мог тут же бежать в Большой Зал, однако он этого почему-то не сделал. Теперь он стоял и смотрел на неё, выжидая, когда она наконец отреагирует на столь широкий жест с его стороны. И то ли это была игра света и тени, то ли взаправду приключилось, но Рону показалось, что её губы действительно тронула легкая, как взбитые сливки, улыбка. Но уже через секунду Гермиона ответила ему, как обычно, что-то острое, но это было со вкусом, поэтому приятно. Гермиона как приправа: она всегда острит ему в меру, тем самым не отравляя, а только скрашивая Рону жизнь.

Юноша помотал головой: голод голодом, но весь вечер сравнивать подругу с вожделенной едой это уже перебор. Хотя может быть всё дело как раз в вожделении и того, и другого? Ну нет. Не-ет…

Сравнения тут неуместны: мы едим, чтобы жить, а живём мы, чтобы любить. Значит, чтобы любить кого-то нужно все-таки поесть. Рон подумал, что это самая гениальная мысль, которую он когда-либо думал, поэтому поспешил озвучить её Гермионе, ибо не умел он молчать, и всё тут. Та отреагировала лишь загадочной, отстраненной улыбкой. Шут знает, что у неё там на уме, но что-то ему подсказывало что не перья и конспекты и уж точно не отбивные. Да, и сам Рон уже о них позабыл.

Набивать живот дело, конечно, во всех смыслах приятное. Но когда идешь и слегка, как будто случайно, соприкасаешься рукой с девушкой из собственных кошмаров, даже самый избалованный и капризный желудок тактично умолкает и предпочитает не мешать своим ревом: всё-таки он здесь не главный; главное то, что выше и левее. А там сейчас все хорошо. И никакой тыквенный пирог, поджидающий их в Большом Зале не в силах это разрушить.

Рон глянул на подругу, их взгляды встретились и…

— Гермиона! — вскрикнул Рон, бросаясь помочь ей выбраться из ступеньки. — Ты прямо как Невилл…

Пейринг: ДП/ЛЭ

Рейтинг: PG

Гордецы ненавидят гордость в других людях.(Б. Франклин)

— Это была отличная победа команды Гриффиндора, не так ли друзья? — вещал школьный комментатор Джо Джордан. — Несмотря на ужасно дождливую погоду и неидеальное зрение, ловцу команды-таки удалось вырвать снитч прямо у Флинта из-под носа! Таким образом Слизерин остался… С носом! Хорошо я пошутил, правда? С носом, ха-ха! Кхм, простите, профессор… И вот, с приходом в сборную Поттера, завоевание Ежегодного Кубка Хогвартаса по Квиддичу командой Гриффиндора, похоже, стало уже традицией. Браво, Джеймс, ты наша гордость!

Но «гордость» его не слышала, как и бурю оваций, сотрясавших стадион. Джеймсу показалось, что в толпе беснующихся от радости однокурсников мелькнула копна рыжих волос, и юноша стал выбираться из толпы, чтобы нагнать их обладательницу. Совершенно некстати, счастливая команда подхватила и стала подбрасывать всеобщего любимца на руках, скандируя «Гриффинд-ор! Гриффинд-ор!», тем самым с жадностью отнимая у того драгоценное время. Хотя кто-кто, а Джеймс Поттер просто обожал лишний раз искупаться в лучах славы и в руках сокурсников. Но лишь бы не сейчас не сейчас, когда судьба подкинула такой шанс: эта девушка и так очень редко появлялась в его жизни одна, не в окружении подруг, поэтому ему нужно было срочно её догнать.

— Эванс! Ну, Эванс! — пытался окликнуть её Джеймс, еле освободившись из цепких лап до безумия счастливых гриффиндорцев, догоняя худенькую рыжеволосую девушку, которая делала вид, что не слышит его окликов. Его ботинки увязали в насквозь вымоченной земле поля, сминая молодую траву, а конец спортивной мантии, выкрашенной в гриффиндорские цвета, грязной тряпкой волочился по земле вслед за ним. — Лили!

— Ну что тебе, Поттер? — наконец отозвалась та, остановившись так резко, что Джеймс едва не сбил её с ног. Когда она обратила свой грозный взгляд на Джеймса, его желудок рухнул в пятки, и от неожиданности юноша залопотал:

— Я… Это… хотел. В общем, как его… Ты… Блин.

Выслушав эту демонстрацию косноязычия, Лили резко развернулась и собралась уходить, бросив:

— Давай, ты сначала подберёшь слова, потом поговорим.

— Нет-нет, Эванс, мы поговорим здесь и сейчас, — Джеймс преградил ей путь, пытаясь вспомнить, о чём он вообще хотел с ней говорить, но, глядя в эти чертовски зеленые глаза, он всё попросту забыл. — Просто… Эванс, у тебя настолько суровый взгляд, что все слова в панике попрятались у меня вот тут, — Джеймс указал на горло, — и боятся вылезти наружу. — он сделал робкую паузу, желая посмотреть, как Лили отреагирует на шутку, но видя, что та продолжает буравить его взглядом, Джеймс продолжил серьёзным тоном:

— Я никак не могу понять, почему ты отказываешься идти со мной в Хогсмид? И вообще, Мерлинова метла, почему ты меня избегаешь?

— Избегаю? Что за ерунда…

— Эванс!

— Ну, конечно же, ты не поймёшь! — взорвалась Лили. — Ты слишком горд и влюблён в себя, чтобы допустить одну мысль, что ты хоть кому-то можешь быть неинтересен, самовлюблённая ты задница!

Джеймс чуть не поперхнулся собственным языком: не каждые сто лет услышишь от педантичной Лили подобное слово.

— Так что же, значит я тебе неинтересен? — с вызовом спросил Джеймс. — Наверное, этот твой ненормальный, повёрнутый на своих вонючих жижах, Нюниус Снейп тебе куда интереснее. Только сейчас я тебе покажу, кто по-настоящему достоин твоего внимания, — с этими словами Джеймс оседлал метлу и взмыл в воздух.

— Не называй его так! Эй, что ты собрался…?

Джеймс не ответил. Он выглядел ещё более самоуверенным, чем раньше, и нельзя было сказать, что Лили это совсем уж не нравилось. Но она никогда не призналась бы в этом, так как была грешна в том же, в чём и он.

«Он слишком горд собой, как такому человеку вообще можно открыться?» — думала она.

«Она слишком горда, я уже и не знаю, как показать ей, что достоин её», — думал он.

Если бы только они могли слышать мысли друг друга… Но каждый слышал только себя и безоговорочно верил в то, что видит перед собой, боясь подступиться ближе.

— Я не собираюсь смотреть на твои выкрутасы, — наконец сказала Лили, устало глядя на Джеймса, выписывающего перед ней пируэты на своей метле. — Если ты хочешь, чтобы кто-то восхищался твоими представлениями — милости прошу, у тебя полно поклонниц, но меня нет в этом списке, Поттер, я ухожу.

— Эванс подожди! — Джеймс полетел вслед за девушкой, догнал её и летел теперь прямо над ней, попутно продолжая вырисовывать в воздухе петли, надо сказать, впесьма впечатляющие. — Просто так я тебя не отпущу! Но ты только скажи, что ты пойдёшь со мной в Хо-о-о… — он не закончил фразу: намокшее древко метлы стало совсем скользким, и Поттер соскользнул с метлы с воплями «Поберегись!». Лили успела отскочить в сторону лишь в последнюю секунду, и любимец всех девочек Джеймс Поттер тупо растянулся посреди поля для квиддича, на котором ещё пару минут назад был объявлен победителем. А злополучная метла, в свою очередь, равнодушно застыла прямо над землёй, роняя дождевые капли с прутьев.

Лили склонилась над горе-экстремалом:

— Ты в порядке? — обеспокоенно поинтересовалась она, осторожно убирая с его лица мокрые от дождя пряди волос.

Джеймс пробубнил в ответ что-то нечленораздельное, отчего Лили совсем испугалась.

— Может быть, позвать на помощь? — спросила она, в тревоге оглядываясь, но, народ уже скрылся в замке, спасаясь от дождя. Они остались одни.

— Накл.. ближе… — слабым голосом прошептал Джеймс.

— Что? Ты хочешь, что-то... — спросила Лили, наклоняясь чуть ниже, и почувствовала, как руки Поттера обвили её шею, а его губы коснулись её губ… Она попалась на уловку словно мышка! Но к чёрту гордость, через пару секунд от Поттера всё равно останется лишь мокрое от дождя место, уж она об этом позаботится. Ну а пока можно выкроить парочку мгновений и хотя бы на секунду сбросить маску и не наткнуться на точно такую же, скрывающую истинное лицо преграду.

Отстранившись, наконец, от самого несносного юноши, которого она когда-либо знала, Лили тут же захотела живьём зарыть его в землю, благо погода позволяла. Однако она заметила на его лице что-то странное. Нет, на нём по-прежнему играла всё та же премного глупая улыбка, даже ещё глупее. чем раньше. Но не было того высокомерия и нахальства на его лице, которые заставляли её леденеть и призывали её гордость к бою. У Джеймса был такой пришибленный и безобидный вид, что это не могло не вызвать у Лили улыбки, чему Поттер страшно удивился.

— Честно сказать, ожидал какой угодно реакции, но только не этой, — прокряхтел Джеймс.

— Вставай! — она протянула руку и помогла ему подняться. Прежней спеси в глазах его не было, но немного дурацкое выражение осталось. Она достала палочку и очистила его и свою мантии от грязи и коварно улыбнулась. — Чуть позже тебе грозит жестокая расправа, Поттер.

— Но ты ведь пойдешь со…

— Да пойду, пойду, — кивнула Лили. — А сейчас мы вместе пойдём в замок, чтобы окончательно не увязнуть здесь.

Так началась их дружба. И Лили была уверена, что если бы не этот случай, она бы ни за что не пошла с ним в Хогсмид.

Пейринг: ЧЧ/ГП

Рейтинг: PG-13

В унынии и сахар не сладкий.

Лицо на фотографии продолжало улыбаться: тепло, ласково, но как-то бесстрастно, совершенно не желая обращать внимание на слёзы, капающие на колени Чжоу.

Тут был тот, кого она знала, знала и любила, но судьба, видать, переоценила возможности маленькой хрупкой девочки. По крайней мере, сейчас Чжоу чувствовала себя именно такой.

"А что, если...?" — звучало в её голове каждый раз, когда она приходила в Выручай-Комнату и на короткий миг встречалась взглядом с Гарри.

"А что, если...?" — думала она, когда видела, как Гарри применяет щитовые чары; как Гарри одним лишь словом, чётким взмахом отбрасывает Рона Уизли к стене.

"А что, если...?"

Этот вопрос душил её каждый день; каждую ночь она резко просыпалась, лишь завидев во сне его неподвижный, пустой взгляд. Во сне не так, как на фото, там всё по-другому: никакой улыбки, никакой теплоты, лишь бесформенное и безжизненное тело, словно непригодная для жизни оболочка.

"А что, если...?"

Этот вопрос не отпускал её с того момента, как Гарри появился из ниоткуда, сжимая в руках кубок, крепко вцепившись в тело Седрика. После этого мир как будто изменился: лето стало особо жарким и палящим, норовящим спалить и уничтожить всё вокруг; осень была как никогда серой и тусклой, как старые выцветшие фотографии; а зима холодной и безжизненной, словно стая дементоров высосала из природы всю жизнь, оставив тихое, мёртвое спокойствие.

Но больше всего Чжоу боялась грядущего Рождества, которое будет так ярко и так живо напоминать ей о прошлогоднем Святочном Бале, что может сломать её напрочь и пополам. Она и без того уже разрывалась на две части, когда она смотрела в глаза Гарри Поттера: одна её часть ощущала себя самым последним предателем, другая шептала ей на ухо, что не нужно смотреть в прошлое и жить настоящим. Только было неизвестно, какая из этих её частей носила нимб и крылья, а которая — рога и вилы.

Она обещала прийти и пожелать ему удачи перед испытанием, но не успела, забежала в замок, чтобы накинуть что-нибудь тёплое. Она так ничего и не сказала ему на прощание, и теперь её преследовало ощущение незавершённости в их истории; в истории которой уже не суждено было продолжиться.

Чжоу дотронулась до фотографии и нежно провела рукой по глянцу. Тут дверь распахнулась, и в спальню девочек ворвалась Мариэтта. Чжоу поспешно спрятала фотографию под подушку и вытерла слёзы.

— Ты что здесь делаешь? — спросила подруга, пытаясь отдышаться. — Ты забыла, через две минуты ОД с твоим этим Поттером?

Чжоу быстро взглянула на часы: уже почти семь, как она могла забыть?! Она же хотела приготовиться как следует, Мерлин...

— Ты что, плакала? — обеспокоенно спросила её Мариэтта, вглядываясь в лицо Чжоу, которая соскочила с кровати и принялась метаться по спальне.

— Аллергия… — Чжоу шмыгнула носом, — на книжную пыль.

— Угу, — недоверчиво буркнула подруга, но переспрашивать не стала. — Ты только приведи лицо в порядок, а то у Поттера и так припадки... — Мариэтта театрально вскинула голову и свесила язык на бок.

— Прекрати! — сердито осадила её Чжоу, засовывая волшебную палочку в карман мантии и спешно подбегая к маленькому круглому зеркалу на стене у двери. Отлично, вместо шикарного вида у неё распухшие глаза красный нос. — Он очень славный, просто его не все понимают, — Чжоу принялась намазывать лицо первой попавшейся под руку настойкой, — понимаешь?

— Не понимаю, — Мариэтта покачала головой. — Но ты ведь весь год сама не своя ходишь. Совсем на тень похожа стала. А улыбаешься и смеёшься только в присутствии Поттера. Вот это я понимаю. Потому и молчу.

Чжоу издала нервный смешок: действительно, когда Гарри близко, весь этот узел в её груди как будто ослабевает, даёт ей возможность нормально дышать. А когда его нет, то в голова сразу переполняется тяжёлыми мыслями, узел стягивается, напоминая ей, что она не имеет права дышать полной грудью, когда Седрик не дышит совсем.

Но неужели действие Гарри на её состояние становится столь заметно? Чжоу, нахмурившись, глянула на подругу, та быстро подняла руки:

— Молчу.

* * *

Последние занятия ОД в этом году прошли как нельзя славно: у неё уже получалось всё гораздо лучше. Когда Гарри сказал «Стоп» и пообещал в следующем году попробовать Патронуса, воплощение счастья, Чжоу обрадовалась: это был хороший знак, а она всегда верила в знаки! Знак того, что в следующем году, всё будет лучше. Но чтобы впустить в свою жизнь что-то новое, нужно разобраться со старым. Нужно, наконец, оставить все вопросы здесь, в этой комнате.

Когда все начали расходиться, Чжоу немного задержалась, сделав вид, что поправляет причёску у зеркала.

— Нет, ты иди, — осторожно бросила она Мариэтте, поглядывая на Гарри, который как раз в это время поправлял стопку подушек. Мариэтта перевела взгляд на Гарри и снова на Чжоу, понимающе кивнула и удалилась вместе со всеми.

"Бедный Гарри, — подумала Чжоу. — Столько всего пережил, столько всего потерял..."

Все уходят и куда-то пропадают. Мир достаточно жесток и зол, чтобы быть равнодушным; он норовит забрать у тебя всё самое дорогое, вне зависимости от того, как сильно оно тебе нужно.

Чжоу почувствовала, как по её щеке скатилась слеза. Нет, она вовсе не хотела сейчас плакать, но ничего не могла с собой поделать.

— Что такое? — Гарри вмиг обернулся. Судя по его удивлённому выражению, он не ожидал такого расклада, да она и сама не ожидала. Она всего лишь хотела найти ответы. — Что случилось?

Она покачала головой. Ну как объяснить ему? Как так универсально правильно сформулировать, чтобы спросить о Седрике, при этом дав понять Гарри, что он ей нравится, при этом не задеть память о погибшем друге? Чжоу утёрла слёзы и начала:

— Извини… наверное… мы тут учим эти заклинания… и я подумала… если бы он их знал, то остался бы жив.

«Что ж ты несёшь, глупая?» — прозвенело в её ушах.

«Ты должна знать ответы!» — вторил ей другой голос.

«Седрика не вернуть», — чуть громче сказал первый, пытаясь перекричать второй.

И вот перед ней стоит Гарри, пытается объяснить, что Седрик всё это знал, что у него не было шансов, произнёс имя Того-Кого-Нельзя-Называть, отчего она испуганно икнула. Гарри даже понятия не имеет, что её голова сейчас разрывается от противоречий, а в ушах стоит звон. Надо было поскорее с этим заканчивать.

— А ты не умер, хотя был ещё младенцем, — Чжоу зажмурилась: нет, она совсем не это хотела сказать, ведь просто к слову пришлось. Но судя по тому, что Гарри направился к двери, она, похоже, его обидела. Но тут наконец заговорила другая её сторона, по уши влюблённая в Гарри:

— Стой, подожди! — она старалась прекратить эти рыдания, но голос её по-прежнему был полон слёз. Она принялась извиняться, сказала, что понимает его, стала говорить какой он хороший учитель. Всё шло искренне и от сердца, всё, что она когда-либо хотела ему сказать, она говорила ему сейчас, и её мало что могло остановить, кроме... Тут она поняла, что он стоит и смотрит на неё каким-то странным туманным взглядом. Совсем близко стоит...

Чжоу зачем-то посмотрела на потолок.

— Омела, — сказала она, указывая наверх. Последовал ответ про каких-то нарглов, но это было явно лишним. Она подошла чуть ближе и, наконец, сказала:

— Ты мне очень нравишься, Гарри.

Его лицо было так близко, что у Чжоу перехватило дыхание. Сейчас или никогда. Она почувствовала, как его губы осторожно коснулись её губ и она тихонько подалась навстречу. Наконец-то она забылась и вся та тяжесть которая была на её плечах буквально рухнула с её плеч. Теперь всё просто будет по-другому. И не факт, что будет хуже. А ответы... Ответы вместе с вопросами навсегда останутся в этой комнате. Они ей уже не нужны.

Всё меняется в этом мире, и надо идти вперёд. Не стоит жалеть об утраченном, нужно благодарить Всевышнего за то, что оно всё-таки было. Ведь это было прекрасно, и эти воспоминания навсегда останутся самым тёплым и светлым пятном в твоей душе.

* * *

Последняя фраза посвящается моей любимой бабушке.

19.12.1934 — 20.08.2011

РозУ/СкМ/НЖП

Рейтинг: R

От автора: жирный намёк в эпилоге позволяет мне счесть этот пейринг каноном.

Ворнинг: тут много пафоса и соплей а-ля Педро-Хуанита. Автор нечаянно.

Мы трясем головами в любых отношениях, вытрясывая любой идиотизм, который они в нас закладывают, а влюблённость продолжает подкладывать туда милых глупостей, подпитывая кровь гормонами, которые действуют даже на волшебников.

— Роз, ну давай разок.

Роза встала с дивана, пересекла гостиную, уселась в самый дальний угол и вновь уткнулась в учебник.

Скорпиус, вздохнув, последовал за ней и уселся перед ней на пол.

— Что читаешь? — спросил он, приподнимая корку. — Мерлин, Роза, это же учебник за седьмой курс! Мы пока только на шестом.

— Не поверишь, я в курсе, — холодно отозвалась Роза не отрываясь от учебника.

— Роза… — Скорпиус не оставлял надежд на успех. — Я не джентльмен конечно. Но послушай, весна, утро, выходной, птички... поют.

Он положил руку ей на колено и подался вперёд, впрочем, зря он это сделал: Роза немедленно огрела его учебником по голове, чем подняла столько шума, что сонные сокурсники с интересом повернули головы в их сторону.

А что он сделал не так? Они чуть ли не с первого курса вместе, так почему же нельзя?

Но вместо того, чтобы высказать эту мысль, Скорпиусу пришлось выслушивать, как Роза в гневе припоминает все его мельчайшие промахи.

— Роза… Ну успокойся… Ну Роза.

Молчание.

Скорпиус осторожно пересел на соседний стул.

— Так почему нельзя-то?

Роза закатила глаза:

— Правильно говорит бабушка Уизли. Мужчинам в этой жизни нужно только одно.

— Да только, судя по количеству твоих дядей, бабушка Уизли сама не промах, — тихо пробубнил Скорпиус, но, к несчастью, Роза его услышала.

— Да... как ты... — Роза даже не заметила, как учебник с глухим стуком свалился с её колен. — Да ты же копия своего отца! Шёл бы ты на свой Слизерин, там тебе и место! Чего ко мне привязался?

Слова резанули Скорпиуса словно ножом по сердцу. То же самое ему твердил недовольный его выбором отец. Именно выбором. Потому что Скорпиус не смог сдержаться при виде этой рыжеволосой девочки в поезде и на распределении настойчиво умолял шляпу пустить его в Гриффиндор. Именно пустить, а не отправить, ибо сама шляпа уверяла, что единственного в нём Гриффиндорского, это золото в банке. Но так как шляпа не определяет, а лишь помогает сделать выбор, Скорпиус оказался в Гриффиндоре, вместе с Уизли.

Отец считал, что война перевернула всё с ног на голову, что Малфои теперь поступают на Гриффиндор, но Скорпиус считал, что это Роза перевернула всё с ног на голову, как только впервые отчитала его за то, что он сшиб её в поезде. Так они и познакомились. Но сейчас он был страшно зол на неё: она так бессовестно его отвергала, не понимая в какую жертву тот принёс себя, поступив с ней на один факультет.

— Привязался, говоришь? — Скорпиус посмотрел подруге прямо в глаза, выдерживая паузу, но Роза всегда была впереди планеты всей, в том числе и по "эффектным паузам". — В таком случае, считай, что нас больше ничто не связывает.

Судя по тому, как сузились её глаза, Скорпиус понял, что он ещё об этом пожалеет. Но…

"Только бы она не подумала, что я бросаю её из-за того, что она не хочет со мной... того... Чёрт, я даже в мыслях не могу произнести это слово. Хотя к дементору всё. Плевать, что она там думает."

Решительным шагом Скорпиус вышел прочь из гостиной, хлопнув портретным проёмом так, что Полная Дама пискнула, как ужаленная. Буркнув что-то извинительное, он поплёлся ко входу в слизеринскую башню, где он, надо сказать, всегда был желанным гостем.

— Скорпиус! — окликнул его знакомый голос, и у того всё сжалось внутри. Из прохода в слизеринскую гостиную показалась Мелисса Забини. Ноги как-то странно подкосило.

— Как дела? — спросила та, приблизившись. Мелисса всегда говорила с таким придыханием, что Скорпиус задышал в такт ей: глубоко и томно. Что с ним творится?

— Неплохо... ты как?

— Увидела тебя и стало чуть лучше, — Мелисса лучезарно улыбнулась ему и немного покраснела. — А ты ведь к нам направляешься, да? Зря, там сейчас никого нет. Все на улице, никто не хочет в такую погоду пропадать за учебниками.

Скорпиус нервно сглотнул. Он никогда так не нервничал в присутствии Розы, только когда опрокинул её котёл с безупречно сваренным зельем. Так что же происходит?

— Хочешь, прогуляемся? — послышался голос Скорпиуса откуда-то издалека, словно и не он это вовсе.

— А может, — Мелисса облизнула губы, — в гостиную? — Он приблизилась и зашептала ему на ухо: — Там сейчас никого-никого.

Скорпиус задышал ещё чаще.

— Пошли, — сказал он не своим голосом, где-то отголоском сознания понимая, что совершает страшную ошибку.

"А может быть, ошибку я совершил как раз тогда, когда попросился в Гриффиндор?" — со злостью подумал он и только настойчивее направился в гостиную.

Он не совсем понял, как оказался на чьей-то кровати в спальне, как с него слетела рубашка, как его руки оказались у Забини под блузкой, а её руки у него в штанах. Но когда Мелисса наклонилась, чтобы прошептать ему на ухо что-то неприличное, аромат мелиссы ударил Скорпиусу в нос, выбив всё желание в нокаут. Сладкий, свежий аромат, но совершенно чужой, словно с другого поля. Скорпиус отчетливо почувствовал, что рядом они — он и Мелисса — начинают смердить, словно стадо драных котов. Когда в детстве он случайно сшиб с комода все скляночки и осторожно слил все остатки в единственную уцелевшую скляночку, мать как следует отчитала его, сказав, что ни в коем случае нельзя смешивать духи из разных флаконов. А вот к какому "флакону" по-настоящему принадлежит Скорпиус, он всегда и так знал, но сейчас почему-то прикинулся дураком. Или он и есть дурак?

Пятясь от омерзительной вони, которой, возможно, на самом деле и не было, Скорпиус упал с кровати и, не обращая внимания вначале на веселые хихиканья, потом на недоуменные возгласы и оклики, соскочил, сгрёб рубашку в охапку и убежал прочь из гостиной, стараясь разогнать неприятный, липкий ореол нависшего над ним смрада.

Скорпиус не сразу понял, куда бежит, но ноги сами несли его в направлении родной гриффиндорской гостиной. Выбежав из-за угла, Скорпиус налетел на что-то рыжее и веснушчатое.

— Роза!

Скорпиус помог подняться, упавшей подруге.

— Я снова сшиб тебя, — он робко усмехнулся. — Прости. Да. Прости меня, — Скорпиус старался не дышать и не двигаться, лишь бы Роза не почувствовала этот страшный смрад предательства, который щипал ему глаза.

Роза ничего не ответила, она лишь внимательно посмотрела на него и словно всё поняла. Поняла, что было, что могло было быть и что ничего не было и уже не будет. Поняла, почему оно могло быть, и вместо того, чтобы оттолкнуть, проклясть и уйти прочь, она молча его обняла.

— Я искала тебя. Хотела извиниться и... В общем, я согласна. Только я очень, очень боюсь.

Но Скорпиус молчал. Он наслаждался до боли родным ароматом дикой розы, нежным и умиротворяющим.

— Не нужно. Пошли, прогуляемся, — наконец сказал он. — Не время сейчас пропадать в замке.

Они взялись за руки и вместе, как и все эти шесть лет, отправились на прогулку. Их запахи снова смешались, как два простых ингредиента, образуя идеальную, довершающую друг друга композицию. Так пахнет любовь и только она.