Простая история

Снег. Мягкий, холодный, безмятежный. Появляется из жемчужно-серого неба и опадает на нежно-белый ковёр. Над озером, закованным в прозрачный лёд, под непомерной тяжестью согнулись седые ивы. Плачут о чём-то. Старые... Холодно.

По затоптанному снегу проскакал резиновый мяч, белый, с синей полоской. Прыжок. Удар. Подпрыгнул на бордюре, подкатился к чьим-то ногам у скамьи, ткнулся в носок ботинка и виновато замер. Девчушка — раскрасневшаяся на морозе, с носом-кнопкой, длинными распущенными кудряшками из-под сбившейся шапчонки и пушистыми, покрытыми снежинками ресницами — подбежала к нему, протянула руку, отдёрнула и вскинула тёмно-карие глазёнки. Сидевший на скамейке поднял мяч и протянул ей.

— Твой?

Та бойко кивнула и подставила руки. Но незнакомец не бросил его, держа на протянутой ладони — узкой, худой и невероятно бледной. Девочка подождала, потом неуверенно приблизилась и, не сводя взгляда с лица мужчины, схватила мячик. От её случайного прикосновения к своей ладони человек вздрогнул.

— У тебя холодные пальцы, — сказал он.

— Я без варежек, — сочла нужным заметить она, прижимая к груди вновь обретённую игрушку, словно бездомного котёнка.

— А куда смотрит твоя мама?

— Мама в магазине.

Он не ответил. Девчушка загребла в ладонь немного снега, отёрла им грязь с белобокого мяча и несколько раз подбросила в воздух, краем глаза разглядывая незнакомца. Какой у него странный взгляд. Так смотрит куда-то перед собой, словно спит с открытыми глазами... А ведь он старый. Лет пятьдесят, не меньше... Волосы длинные, угольно-чёрные, и через одну мерцают серебряные нити — припорошённые снегом, кажутся совсем седыми. Лицо такое бледное, почти белое, и губы как восковые. И даже глаза как будто мёртвые. Совсем чёрные...

— А вы похожи на того дядю у мамы на фотографии, — вдруг произнесла кнопка. — Такой же страшный.

— Неужели? — мягко переспросил мужчина, слегка повернувшись в её сторону. Слабая улыбка коснулась его белых губ. — А мне казалось, я уже давно не такой страшный, как прежде.

Девочка покосилась на него, поколебалась ровно секунду и забралась на скамейку.

— Почему ты не уходишь? — спросил мужчина.

— Маму жду.

Он опять не ответил, словно забыв о ней. Обе его руки лежали на металлическом наконечнике чёрной лаковой трости, взгляд остановился на снегу. Слабый ветер смёл стайку снежинок со скамьи и пошевелил его длинные распущенные волосы. Девчушка вновь с интересом искоса взглянула на незнакомца.

— Нет, правда похожи, — не утерпела она. — И прямо как мама мне про него рассказывала.

Мужчина слегка насторожился.

— И что же это за фотография?

Голос какой интересный... такой тихий, а слышно каждое слово.

— Ну... не знаю, — кнопка пожала плечами и поудобнее устроилась на скамье. — У неё ещё со школы остался альбом... там её все фотографии. И даже те, где она с Гарри Поттером!

Это вырвалось случайно, в порыве гордости, и девчушка тут же широко раскрыла глаза и прихлопнула рот ладошкой. Незнакомец дёрнулся, словно от ожога, и резко повернулся к ней — со своими страшными глазами — словно неожиданным порывом ледяного ветра; длинные чёрно-серебряные пряди упали на бледный лоб, тонкие пальцы с силой сжали трость.

— С Поттером? — отрывисто переспросил он.

— Вы его знаете?.. — пролепетала девочка, бегая распахнутыми карими глазами по его сдержанно-искажённому лицу.

— Ты волшебница? — он вдруг протянул к ней руку, и точно коснулся бы её щеки, если бы та не отдёрнулась, тут же отодвинувшись на край скамейки.

— А вы знаете? — ещё сильнее раскрыв глаза, спросила она.

Ещё секунду мужчина держал руку в воздухе, затем опустил её и медленно отвернулся.

— Да. Знаю, — неохотно произнёс он.

— Так вы были... были на той войне? — превозмогая страх, словно робкая зверюшка, малышка передвинулась на пару дюймов ближе.

— Был, — ещё более неохотно ответил незнакомец.

— А...

— Послушай, где твоя мать?!

— Она ещё не пришла.

Повисла неожиданная тишина. У девочки снова возникло ощущение, что её собеседник уснул, не закрывая глаз. На забытом мяче образовалась шапочка снега.

— А... а на чьей стороне вы воевали? — почти шёпотом спросила малютка, словно боялась, что он вот-вот её ударит. Но мужчина даже не посмотрел в её сторону.

— На стороне плохих, да? — ещё тише выдохнула девочка.

Человек молча смотрел в землю перед собой, опершись на трость.

— Да, — ответил он. — «Плохих».

— Так вот почему вы такой страшный, — с пониманием сказала девчушка.

Улыбка тронула холодные губы.

— А если вы... если вы были с плохими, почему вы остались живы?

Улыбка стала чуть шире.

— Такие, как я, не умирают, — с горьковатым смешком ответил незнакомец. — Хотя многие думают, что меня уже нет.

Малышка теперь смотрела на него так, словно встретила живую легенду. Дети. Их так легко восхитить.

— А вы скрываетесь, да? — доверительно спросила кнопка, подвинувшись ещё чуть ближе.

— О нет, — мягко двинулись его брови.

— Тогда почему вас ещё не нашли и не посадили в тюрьму?

— Порой я сам этому удивляюсь.

— А почему вы всё время так улыбаетесь?

Он невольно усмехнулся.

— Просто мне больше ничего не осталось.

Они замолчали. Застонали и затихли старые ивы над озером.

— А зачем вам эта трость? — поинтересовалась она.

— Нужна... Не могу ходить без неё, — ответил мужчина.

— Ранили на войне? — сочувственно склонила голову девочка.

— Да, — он слабо усмехнулся. — Ранили.

Повисла пауза.

— Так твоя мама, она... знала Гарри Поттера? — с еле уловимым напряжением в небрежном тоне спросил мужчина.

— Они вместе учились, — с гордостью подтвердила кроха. — И вместе были на войне. И мама видела, как он умер, когда узнал, что он был последний хр... хор... как это?..

— Не бери в голову, — уже без улыбки сказал незнакомец.

— Ну вот, и... и видела, как умер Волдеморт.

Человек вздрогнул. Эти дети... они больше не боятся его имени.

— Как тебя зовут?

— Эми. Эмили Уизли.

Лицо человека вдруг превратилось в каменную маску.

— А где твой отец? — резко спросил он.

— Он... — Эми запнулась. — Он погиб там... на войне.

Распахнутые карие глаза. Дикая, звериная Боль. «Только не тебя... только не тебя, нет!.. Пожалуйста, не умирай... ты... ты не можешь, НЕ МОЖЕШЬ умереть!!! Мы победили! И... и у нас будет ребёнок, слышишь?!.. НАШ ребёнок... ты не можешь, просто не можешь умереть СЕЙЧАС!..»

Так и не узнает за маской, кто его убил...

— Сколько тебе лет?

Тоска. Вдруг — невыносимая, невыразимая тоска в его голосе. Что это?..

— Мне? Восемь.

Да... И восемь с половиной лет с тех пор, как закончилась война.

На этот раз молчание длилось долго. Мячик засыпало снегом. Девчушка взяла его в руки и, отряхнув, принялась катать по ложбинке между досками скамьи.

— Твоя мама ещё не пришла?

Как изменился его голос... Невозможная, хриплая тоска.

— Не, — шмыгнув носом, покачала головой крошка. — Не пришла.

— Тогда ты так совсем замёрзнешь, — мужчина зашевелился, отставил трость, прислонив её к скамейке, расстегнул длинный чёрный плащ и вытащил из-за ворота шерстяной шарф — красный с золотом. — Иди сюда.

Девочка спрыгнула на землю и нерешительно приблизилась к незнакомцу. От него пахло горьким снегом. Мужчина протянул руку.

— Подойди ближе.

Она подошла. Кончики бледных пальцев коснулись мягких завитков, ладони взяли её за плечи, приблизив к себе ещё на шаг, и уверенно обернули шарф вокруг тонкой шеи. Всё это время девчушка не сводила завороженного взгляда с пустых глаз незнакомца.

— Можешь завернуть в него и руки, — сказал он, отпустив её. — Тебе так будет теплее.

— Спасибо, — обронила она, поглаживая золотистую шерсть. — Красивый.

— Его когда-то забыла на скамейке одна девочка. Моя ученица, талантливая. На редкость. Только я слишком поздно это понял.

— Мм, — понимающе откликнулась Эми, снова сев и тут же принявшись заворачивать в шарф мокрый мяч. Мужчина смотрел куда-то мимо унылого горизонта. — А вы были учителем?

— Был и учителем. Кем только не был...

Они замолчали.

— Я... я бы хотел отдать его ей, но я её больше не увижу, — с грустной тонкой улыбкой произнёс он.

— Она что, умерла? — с жалостью подняла брови Эмми.

— О нет. Она жива.

— Тогда почему вы говорите, что больше её не увидите?

— Просто знаю.

Он опустил голову на руки, снова лежащие на трости — словно какой-то одинокий и очень, очень старый пёс. Девочка смотрела на него с какой-то затаённой жалостью.

— А у вас есть дети?

Он тихо, шёлково усмехнулся.

— Нет, никаких детей... нет, — пронзительная боль на миг показалась в его взгляде и тут же угасла.

— Вы очень старый? — не удержавшись, спросила она.

Знакомая мягкая улыбка изогнула тонкие губы.

— Можно сказать и так. Я всегда чувствовал себя старше, чем выглядел.

Девочка промолчала. Наверное, не всё поняла.

— А что твоя мама рассказывала о том «страшном дяде»? — спросил он. Улыбка не сходила с его губ, только став чуть... непонятнее.

— Называла его... м-м... — кнопка нахмурилась. — Циником с мёртвым сердцем и... и самым умным мужчиной, которого она когда-либо встречала. Вот.

Брови незнакомца поползли вверх, неуловимо превратив восковое лицо теперь в сардоническую маску.

— Это она тебе так рассказывала?

— Н-нет... это, я слышала, когда играла в гостиной. Она сидела рядом с тётей Джули. Она вообще иногда о нём много говорит. По-моему, она его любила... Всё жалеет, что он умер.

— А он умер? — полюбопытствовал мужчина.

— В газетах, кажется, писали, — пожала плечами девчушка.

Три голубя подошли к скамье, покосились на людей оранжевыми глазами и изредка, требовательно заворковали.

— У меня ничего нет, хорошие, — оправдывалась малышка, так, словно птицы могли её понять. — Ничего нет...

На вытоптанный снег упала горсть хлебных крошек. Голуби, теснясь и толкаясь, тут же на них набросились.

Эми подняла глаза на мужчину.

— Я же волшебник, — едва заметно улыбнулся он.

— Добрый... — тихо сказала девочка.

Тёмные глаза незнакомца снова наполнились неизъяснимой тоской.

— Нет, малышка. Добрым я никогда не был.

Он замолчал. К их ногам слетались тёмно-серые птицы.

Звякнув колокольчиком, открылась стеклянная дверь магазина за заснеженными деревьями, и на ступени вышла женщина в сером пальто, с тремя бумажными сумками в руках.

— Эми! — позвала она.

Мужчина повернулся на голос.

— Иди, — подтолкнул он девочку в плечо. — Она пришла.

Он поднялся со скамьи и взял трость в правую руку.

— А ваш шарф?..

— Оставь себе. Беги.

— Вы всё-таки добрый, — повторила она и, сорвавшись с места, побежала к матери. Та ждала её у дверей магазина. Отвела за ухо длинную волнистую каштановую прядь.

— А я встретила там доброго дядю, — радостно сообщила девочка.

— Я же предупреждала тебя — нельзя разговаривать с незнакомыми...

— Но он был таким добрым, — протянула Эми, жалобно подняв брови над большими карими глазами. — И кормил голубей. И ещё он был похож на того дядю из твоего школьного альбома.

Женщина, уже направлявшаяся к остановке, остановилась и обернулась.

— Из... постой, а это у тебя откуда? — опустив на землю пакеты, спросила она и, сдвинув брови, взяла в руки красный с золотом шарф.

— Это он мне дал, — с гордостью ответила девчушка. — Тот дядя. Сказал, что когда-то его оставила на скамье одна его ученица. Очень талантливая... В общем, по-моему, она ему нравилась.

Но мать её уже не слышала. Её пальцы нашли с изнанки шарфа затёртый рубец — вышитые золотыми нитками «H. Granger». Она сжала ладонь.

— Где этот человек?

— Уже ушёл, — удивлёно ответила Эми. — Мы сидели там, — и она указала пальцем на пустую скамейку, перед которой уже собралась драчливая стая голубей.

— Профессор, — прошептала женщина. — Профессор... Снейп. Профессор Снейп! — крикнула она, выбежав на дорогу. Заснеженная аллея была пуста. — Мистер Снейп!!! Профессор!!! Это... это я!.. Где же вы?..

Она остановилась, одна, около скамьи, всё ещё безотчётно сжимая в руках свой старый шарф. Ей никто не ответил. Только снег. Мягкий, холодный, безмятежный. Который появлялся из жемчужно-серого неба — и падал. И над озером, закованным в прозрачный лёд, согнулись седые ивы. Плачут о чём-то. Старые... Холодно...

О том, что Северус Снейп умер, она узнала только на следующий вечер. Сбил грузовик. Следствие показало, что погибший вот уже несколько лет был слепым.