Сердце матери

Кухонная дверь громко хлопнула. От удара с нее посыпались куски засохшей краски, безнадежно испортив ее и без того, неприглядный вид. Эйлин вздохнув оглядела неприбранную кухню. Вся прочая обстановка выглядела не лучше двери: старая покосившаяся мебель, грязные покрытые толстым слоем пыли стены и посуда... За шестнадцать лет она так и не научилась вести хозяйство магловскими способами, что, впрочем, было неудивительно для чистокровной ведьмы. Прежде она частенько тайком от мужа прибегала к помощи магии, но в последнее время стала это делать все реже. Стоило Тобиасу заметить что-либо подобное, как он набрасывался на нее, крича, что не намерен терпеть в своем доме "эти мерзкие фокусы". Начинался скандал, который нередко оканчивался побоями, особенно если Тобиас был навеселе. Стекла в окнах дрожали от его криков, Эйлин рыдала, а Северус в очередной раз убегал из дома... Поэтому, не желая давать мужу лишний повод для гнева, Эйлин старалась колдовать только в его отсутствие. Но сейчас она вытащила из кармана волшебную палочку и навела ее на дверь. Восстановив ее прежний вид она постаралась наскоро прибрать кухню. Скоро должен был вернуться муж, и Эйлин желала избавить себя от очередной сцены. Она и так не находила себе места с самого начала каникул, когда ее сын вернулся из Хогвартса.

Эйлин знала, что сегодня ей опять придется ужинать в одиночестве, а ночью она будет лежать без сна, прислушиваясь к звуку шагов в спальне Северуса. Она опять будет вслушиваться в них сквозь храп Тобиаса чуть не до самого рассвета и думать о том, как она ненавидит эту девчонку. Нет, Эйлин не обманывала себя. Она знала, что это рано или поздно должно произойти. Знала с тех самых пор, как в первый раз увидела Лили Эванс на вокзале Кингс-Кросс первого сентября пять лет назад. До этого момента она почти ничего не знала о ней. Северус никогда не рассказывал ей о своей подруге. Она знала только, что Лили живет в соседнем квартале с родителями-маглами и сестрой. Тогда ее не беспокоила эта дружба, напротив, она даже радовалась, что Северус, наконец, сблизился со сверстницей-волшебницей, пускай и маглорожденной. Последнее обстоятельство конечно не приводило ее в восторг, но она закрывала на это глаза: что взять с десятилетнего ребенка. Пока не увидела ее там, на вокзале, когда первый раз провожала сына в Хогвартс.

Даже тогда Лили Эванс уже была очень красива. Эйлин должна была это признать. Эйлин заметила эту девочку сразу — ее нельзя было не заметить. Девочка стояла рядом с мужчиной и женщиной, которые глядели вокруг широко раскрытыми от удивления глазами, и бесцветной девицей с брезгливым выражением на длинной лошадиной физиономии. У нее были длинные темно-рыжие волосы, личико с тонкими и правильными чертами, кожа, нежная, как лепесток белой лилии. Особенно хороши были глаза — изумрудно-зеленые, задорные, сияющие. Удивительные глаза. Чарующие. Эйлин подумала в тот момент, что у Северуса, пожалуй, недурной вкус. Но когда она внимательнее присмотрелась к выражению его лица, уловила читающиеся в его взгляде эмоции — она испугалась. Слишком хорошо она помнила, как сама, поддавшись чувству, совершила большую ошибку. Что она знала тогда о жизни: непривлекательная и замкнутая молодая женщина, чистокровная, но не слишком талантливая ведьма? Она не верила себе и не верила своей семье, которую она "разочаровала". Ее родители всегда мечтали о сыне, который своими успехами вернул бы гордому имени Принцев его прежний блеск. Неудивительно, что они не скрывали своей ненависти и презрения к родившейся дочери, не наделенной ни красотой ни особыми способностями. Жизнь в родном доме была ей невыносима, хотелось сбежать от всего этого подальше. Брак с Тобиасом Снейпом представлялся ей тогда шансом обрести свободу, а стал еще худшей тюрьмой, из которой уже не было пути назад. Она не хотела подобной участи для своего единственного сына. Эйлин любила его всем сердцем, хотя не очень-то демонстрировала это, он был ее единственной надеждой. Она хотела ему того счастья, которого не досталось ей. Именно тогда Эйлин в одно мгновение угадала чувства сына и ей сделалось страшно за него. И теперь, пять лет спустя, страхи женщины воплотились в жизнь...

Главная причина предубеждения Эйлин против подруги сына была простой: она была ему не ровней. Женщина реально смотрела на вещи. Красивая, нарядная, веселая девочка не могла быть ровней ее невзрачному суровому и бедно одетому сыну. Маглорожденная колдунья не могла быть ровней великому волшебнику, каким он обещал стать. Эйлин сама учила его тайком от мужа, учила всему, что знала сама. И вскоре она с удовольствием убедилась, что этого для него мало. Мальчик схватывал все буквально на лету, а через год-два уже владел магией едва ли не лучше своей учительницы. Особенно его интересовали Темные Искусства — этот обширный, но малоизученный раздел магической науки. Эйлин и сама когда-то проявляла к нему интерес, но ее способности были слишком заурядны, чтобы пойти дальше самого элементарного уровня. Однако Северус явно был куда талантливее своей матери. Все те жалкие гроши, что она совала ему украдкой уходили на книги и ингредиенты для зелий. Прочитав все ее старые школьные учебники, он, чуть только пошел в Хогвартс, начал покупать себе все новые и новые книги.

Единственный раз, когда она применила к Тобиасу магию, был когда муж, изрядно выпив, набросился на мальчика, отрабатывающего заклятие по одной из книг и хотел избить его. Северусу было тогда лет восемь. Эйлин так приложила мужа об стену Оглушающим заклятием, что он несколько минут не мог прийти в чувство. После этого она сказала ему, что хоть она и терпит его отвратительное обращение с собой, но если он хоть раз еще дотронется до мальчика, то она покажет ему, что такое рассердить волшебницу. Это подействовало: с тех пор Тобиас ни разу не поднимал на сына руку, хотя это не мешало ему осыпать Северуса бранью всякий раз, как тот попадался ему на глаза. Зато он вволю отыгрывался на жене. В последнее время Эйлин чувствовала, что ее здоровье подорвано. Ей часто изменяли силы, мучила острая боль в груди, она даже несколько раз теряла сознание. Эйлин ничего не говорила о своих проблемах Северусу, поскольку не хотела, чтобы он переживал еще и из-за нее. С него достаточно Лили Эванс. Конечно, самым простым способом было бы обратиться к целителям Святого Мунго, но для этого требовалось время. К тому же, Тобиас и слышать не хотел ни о чем подобном. Узнай он, что его жена воспользовалась помощью медиков-волшебников, он, чего доброго, выгнал бы ее из дому. На все жалобы своей жены он отвечал криками, ругательствами, а иногда и ударами. И Эйлин смирилась. Сколько бы времени ей не было отпущено, она решила посвятить его тому, чтобы позаботиться о будущем Северуса.

Надо сказать, Эйлин, честолюбивая, как все слизеринцы, была весьма строга. Она требовала от сына не просто успешной учебы — ей хотелось гордиться им. Хотелось, чтобы даже выдержать с ним сравнение было труднодостижимым счастьем для всех остальных. И он вполне оправдывал ее ожидания. Ей нравилось его стремление к знаниям, его целеустремленность и амбиции. Его место было на Слизерине — факультете, который Эйлин считала наиболее достойным из всех и перспективным в смысле карьеры. Там можно было завести полезные знакомства и Эйлин скоро с удовлетворением узнала, что общением с ее полукровкой-сыном отнюдь не брезгуют представители самых древних и знатных родов. Малфой, Эйвери, Малсибер, Нотт — такие знакомства должны были сослужить ему в дальнейшем хорошую службу. Правда, поговаривали о приверженности этих молодых людей идеям того, кто был известен магическому сообществу как Тот-Кого-Нельзя-Называть. Этот человек уже на протяжении нескольких лет оставался самой таинственной личностью в истории страны. Многие волшебники, особенно представители чистокровных семей, сначала признавали его цели довольно прогрессивными. Но методы, которыми он стремился их достигнуть внушали ужас большинству разумных людей. Тем не менее, находились те, кто охотно вставал под его знамена — либо из стремления к власти, либо в поисках личной выгоды. Однако не меньше оказывалось тех, кто присоединялся к стану его противников. И среди них тоже было немало чистокровных волшебников, также как и маглорожденных. Эйлин была одинаково далека и от тех и от других. Ей самой в силу происхождения нечего было особенно опасаться, а сочувствия к маглам и маглорожденным она не испытывала ни раньше, ни, тем более, после того, как в жизни ее сына появилась Лили Эванс.

"Она разобьет его сердце", — то и дело повторяла Эйлин про себя. Но до сих пор Северусу каким-то образом удавалось продолжать "дружбу" с рыжеволосой девушкой, хотя та и училась на Гриффиндоре, и при этом не потерять благосклонности товарищей по факультету. Насколько знала Эйлин, они уже не раз говорили с ним об том,насколько компрометирует его такая дружба, но он не обращал внимания на упреки. Сердцу, как известно, не прикажешь. Матери было ясно, что это все не кончится добром. И вот, когда две недели назад он приехал домой на каникулы, Эйлин сразу догадалась: что-то случилось. Безошибочным женским и материнским инстинктом она угадала, что это связано с Лили. И по его состоянию было очевидно, что все крайне серьезно. Серьезно настолько, что когда позавчера (к счастью, в отсутствие Тобиаса) из школы с совой прислали результаты экзаменов СОВ, он вышел из своей спальни, быстро отцепил свиток и, не разворачивая, унес его к себе. Позже, зайдя в его комнату, она нашла этот свиток сиротливо валяющимся в углу на груде книг. Девять высших оценок из двенадцати!!! Без ложной скромности, мало кто из его сокурсников, даже его чистокровные друзья, мог бы похвалиться таким результатом. Но она не заметила никаких признаков его обычной радости и гордости. И это заставляло все ее существо сжиматься от тревоги...

Эйлин знала характер своего сына и признавала, что именно он мог спровоцировать ссору. Но она знала, что если даже это так — он все равно не признает своей вины. Временами ей хотелось поговорить с ним, утешить. Только вот Северус бы этого не потерпел. Он ни за что не стал бы делиться своими чувствами даже с родной матерью — слишком был для этого горд. Бесполезно было пытаться вызвать его на откровенность, задавать вопросы, выспрашивать подробности. Он просто исчезал, хлопнув дверью, как сейчас. Он предпочитал страдать в одиночестве, и иногда это выводило Эйлин из себя. Она не знала, как ему помочь. Сердце матери изнывало от бессильной злости.

"Я ненавижу тебя, Лили Эванс!" Эйлин казалось, что, если бы можно было материализовать ту волну ненависти, которая захлестнула ее, этого было бы достаточно, чтобы затопить весь Лондон. Разум говорил Эйлин: "Подумай, что ты делаешь. Разве можешь ты ненавидеть ту, которую так любит твой сын?" Эйлин понимала, что, если бы Северус узнал об отношении матери к его любимой, это бы его не обрадовало. Но она ничего не могла с собой поделать. Эйлин ненавидела эту девушку за вечно запертую комнату ее сына, за тарелки с едой, которые она вот уже много дней убирала со стола почти нетронутыми, за ночные шаги над головой, за эту проклятую дверь, которой он хлопает всякий раз, как она пытается что-то выяснить. Она ненавидела ее за его плотно сжатые губы и односложные ответы на вопросы, за небрежно брошенный в угол пергамент с оценками. Другая на ее месте едва ли стала бы так переживать. Большинство знакомых волшебниц в такой ситуации только пожали бы плечами: "Относиться к детскому увлечению с подобной серьезностью? Пустяки! Пройдет!"

Но Эйлин знала: нет, не пройдет. Северус принадлежал к тем несчастным, которые могут отдать свое сердце только одному человеку. Она была в этом совершенно уверена, потому что и сама она любила Тобиаса. Да, она страдала от его обращения с ней, она горько жаловалась на него и винила во всех своих несчастьях, во время их частых ссор она открыто выражала ему свое презрение, она каждый день повторяла, что ненавидит его. И все же любила. Любила, несмотря на его пьяные драки и многочисленные измены, несмотря на ненависть к магии, на все издевательства и унижения, которым он ее подвергал. Именно любовь удерживала ее рядом с ним. А все прочие причины: отсутствие средств, осуждение родственников, невозможность вернуться в волшебный мир, были только отговорками, которые она придумывала, чтобы оправдаться в собственных глазах. И она знала, что Северус в этом похож на нее. Если уж он действительно полюбил эту девушку по-настоящему, то будет любить ее до конца своих дней. Как бы она его ни мучила и что бы ни делала. Даже если она отвергнет его, отдаст свое сердце другому, он все равно будет любить ее. Она никогда не оценит его чувств, но он будет ее любить. Потому что, как и его мать, он способен полюбить только один раз в жизни. Только в отличие от Эйлин, он никогда никому не покажет своей слабости, спрячет свою боль от чужих глаз. Он все перенесет с холодным бесстрастным лицом. И никто в целом свете не сможет догадаться о том, насколько глубоки его страдания. Чем сильнее он будет страдать, тем спокойней и хладнокровнее будет выглядеть. Ведь и в Хогвартсе ни его товарищи, ни директор, ни декан, благоволивший к нему, ни сама Лили ни о чем не догадывались. Но Эйлин была женщиной и матерью. Она одна читала душу своего сына, как открытую книгу. При мысли о муках, которые он сейчас переживал, кровь бросилась Эйлин в лицо... Она еще раз оглядела грязную убогую кухню и решительно сняла передник. Она не может "сидеть сложа руки". Она должна хотя бы попытаться что-то сделать. Во что бы то ни стало, ей нужно найти способ помочь своему сыну.