Осень едва слышно крадется следом, тихим завыванием ветра и шорохом листвы. Девочка смеется, у девочки бледные бескровные губы, тонкие веки и сквозь них видно гораздо больше, чем было бы видно с открытыми глазами. Девочку все считают сумасшедшей, но у них просто шоры на глазах, они не видят того, что доступно ей. Девочка смеется и вытягивает вперед руки. Девочке кажется, что она в кино, старом любительском фильме, снятом неумелыми руками на вытертую пленку. На чердаке у девочки есть старые магловские пленки и очень древний проектор. Девочка смеется, она любит черную Тень, ей хочется обнять Тень и потереться носом о вытертую черную ткань на его груди, и целовать тонкие бескровные губы. У девочки губы полные, ей это не нравится. Девочка смеется, шагая вперед и вперед. И если идти так долго-долго, чтобы время показалось вечностью, глядя сквозь плотно сомкнутые веки, вытянув вперед руки, то можно прийти на полянку, полную сказочных смешных птичек, они будут шептать забавные истории и смеяться. Девочка кружится и, теряя направление, вприпрыжку бежит вперед.
— Мисс Лавгуд, — ледяной голос и цепкие пальцы на плече, — что Вы здесь делаете?
Девочка оборачивается и улыбается, различая сквозь лепестки век очертания Тени, кладет руки Тени на плечи и трется носом о вытертую ткань на его груди. Желания исполняются, и девочка смеется.
— Я буду Вам очень признателен, если Вы перестанете вытирать нос о мою мантию; если у Вас нет платка, Вы могли бы попросить — у меня есть.
Девочка смеется, запрокинув голову, и, держась за плечи Тени, встает на цыпочки и легко-легко касается губами носа Тени. Его нос длинный, девочке настолько нравится этот длинный нос, что она вновь смеется.
— Мисс Лавгуд, что Вы себе позволяете? Кстати, почему бы Вам не открыть глаза? Вы страдаете лунатизмом?
— Так больше видно, но, если Вам хочется, я, конечно, открою, — улыбается девочка, открывает глаза и смотрит на Тень, склонив голову набок.
— Минус тридцать баллов с Рэйвенкло, отправляйтесь в башню, мисс Лавгуд. Впрочем, лучше я сам Вас провожу, иначе Вы потеряетесь по дороге и опять уйдете куда-нибудь не туда.
— Хорошо, — улыбается девочка, и берет Тень за руку. Тень морщится, ладонь у нее длинная, сухая, с множеством линий и дорожек. Девочка радостно скачет рядом с Тенью, размахивая руками. Тень резко одергивает ее и поворачивает к себе лицом.
— Мисс Лавгуд, Вы сумасшедшая?
Это ее огорчает. Девочка вздыхает и молча плетется за Тенью. У Тени тоже шоры на глазах, девочке больше не хочется смеяться. И жить не хочется. Девочка очень любит Тень.
Перо скрипит по бумаге мягко и успокаивающе. Но она же не такая, как Гермиона? Она просто любит звук скрипа пера по бумаге — он напоминает пение акрозябриков, которые живут в парке, недалеко от дома. В парке хорошо. Девочке нравится парк, там можно гулять с папочкой, а он рассказывает много интересного. Папочка знает, что она не сумасшедшая.
— Эй, чокнутая, говорят, ты гуляла ночью за ручку со Снейпом? Вы друг другу подходите, — мальчишка-младшекурсник смеется и кидает в девочку яблочный огрызок. Девочка улыбается. Ей нравятся его слова.
— Зависть — плохое чувство, — напевно произносит девочка, — кстати, спасибо за огрызок, я сделаю из него ручку к новому вредноскопу.
— Чокнутая! — кричит мальчишка и выбегает из гостиной. Девочка улыбается и продолжает писать. К завтрашнему дню нужно закончить эссе по зельям о волшебных свойствах камней. Впрочем, гораздо лучше писать его на улице, там осень тихим шелестом листвы ложится на плечи и подсказывает правильные слова. Девочка любит осень. Осень — время замыкания Круга.
Черные камни — камни начала и конца, камни замыкания Круга. Ваши глаза — темнота, замыкание круга, короткая остановка перед зимой, облетевшие листья под ногами и промежуток между дождем и снегом. Промежуток в сорок пять минут — урок зельеделия.
Сидя под деревом, писать гораздо лучше. Осень шепчет на ухо подсказки, а девочка смеется, подсказки-сказки-сказки такие сладкие на вкус, с легкой горчинкой, как любимый гречишный мед. На пергамент падает капля, затем вторая, девочка раскрывает над головой большой зонт — семь цветов радуги — и продолжает писать. Девочке радостно под радугой, дождь шепчет подсказки, а еще некоторые говорят, что под радугой ищут клады.
— Луна! Если сидеть в луже, можно простудиться. Тем более, уже поздно, иди в замок.
Это Гермиона. Она очень умная, но такая ограниченная, она говорит, что морщерогих кизляков не бывает, и мозгошмыгов тоже, хотя вокруг нее они просто стаями вьются, наверное, один из них уже забрался через ухо в ее голову, и поэтому она ни во что не верит. Девочка послушно поднимается и не говорит Гермионе гадостей. Гарри просил не обижать ее.
— Что это у тебя такое, — Гермиона бросает подозрительный взгляд на пергамент, — очередные выдумки?
— Это эссе по зельям.
— Можно посмотреть?
— Нет, это личное.
Гермиона смотрит на девочку, как на сумасшедшую, и едва удерживается от язвительных комментариев — Гарри просил не ругаться с Луной. Луна смеется и скачет по лужам, обдавая Гермиону брызгами грязи. Она не очень любит Гермиону.
Девочка сидит за партой и даже не ловит солнечных зайчиков в специальную шкатулку, которую сделала летом из репейника. Девочка следит за Тенью.
— Мисс Лавгуд, — голос Тени сочится сладким-сладким гречишным медом с горьким привкусом цианистого калия, — что это такое?
— Это исписанный пергамент, сэр, и, если верить подписи, его исписала я, хотя, возможно это были нарглы, знаете, сэр, они…
— Я ничего не хочу знать о нарглах, мисс Лавгуд. Это отвратительно. Потрудитесь в восемь прийти в мой кабинет.
Девочка улыбается и кивает. Прийти в кабинет — это нетрудно. Девочка очень любит приходить туда. Перо скрипит по бумаге, голос Тени такой восхитительно-убаюкивающий, девочка закрывает глаза и пишет, глядя на бумагу сквозь сомкнутые веки. Слова разбегаются радужными лучиками, смеются и устраивают хоровод. Девочка хлопает в ладоши. Где-то вовне звучит звонок, и профессор не успевает сказать неизбежное "минус десять баллов Рэйвенкло". Ученики выбегают из класса, спеша на обед, только Луна не торопится.
— У Вас очень красивый нос, профессор, — шепчет девочка и закидывает на плечо сумку.
— До вечера.
Профессор очень жалеет, что назначил Лавгуд отработку. В этом году ее поведение еще более странное, чем раньше. Он мрачно смотрит на исписанный пергамент.
Когда любишь, круг становится шаром, при этом не теряя своей замкнутости. Я очень люблю черные камни и Ваши глаза, мой круг всегда замкнут и, наполненный воздухом Ваших слов, он может стать шаром и улететь в небо.
"Бред, — думает профессор. — Бред сумасшедшей".
Девочка ждет вечера. Вечер рядом с Тенью — это замечательно, прекрасно и так важно, что девочка не идет на обед. Девочка смеется. Ей очень нравится любить, ей очень нравится осень, ей очень нравится замыкание круга. Девочка выбегает из замка и вприпрыжку движется к дереву. Девочке нужно набрать кленовых листьев.
Без пятнадцати восемь она приходит к такой притягательной теперь двери и робко стучится. А затем, не дождавшись ответа, открывает и проскальзывает внутрь. Тень крепко спит, сидя в кресле, в его правой руке перо, а на работе какого-то третьекурсника невнятные каракули.
— Бедненький, — шепчет девочка, — устал…
Тихо-тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить Тень, она крадется к стене и вешает на нее большое солнце из кленовых листьев, потом находит грязные колбы и котлы и до позднего вечера их моет. Тень тихо дышит рядом и девочке спокойно-спокойно. Мыть котлы очень увлекательно, но скоро начнется комендантский час, а девочке очень не хочется, чтобы факультет снова потерял из-за нее баллы. Если бы у нее была мантия-невидимка, как у Гарри… Девочка вздыхает и поворачивается к Тени.
— Профессор Снейп, просыпайтесь. — Девочка тихонько трогает его за плечо. — Спать в кресле вредно, ночью здесь будет полно книззлов, идите в кровать, профессор, а в кресле пусть спит мышлохор, он будет стеречь Ваши сны.
Тень по-прежнему тихо сопит, не открывая глаз, и девочка прибегает к последнему способу: скрепя сердце, предчувствуя снятие пары десятков баллов, она нежно щекочет нос Тени кончиком своей косички. Тот чихает и открывает глаза.
— Идите в кровать, профессор, спать в кресле очень опасно. — Серьезно говорит девочка, отступая к двери. — Спокойной ночи.
Профессор Снейп устало прикрывает глаза руками и думает, что мало ему было Поттера, так еще и эта Лавгуд. Оторвав от лица ладони, он замечает, как Лавгуд выходит из дверей школы, и молча идет за ней. Потому что, где Лавгуд, там проблемы. Не такие, конечно, как с Поттером, но все же проблемы. Вот вчера, например, он не заметил прилепленное на стену солнышко, а с утра едва успел оторвать его до прихода учеников и зачем-то повесил над своей кроватью. «Зато, — подумал Снейп, — она помыла котлы. Тот же Поттер на ее месте сбежал бы, заметив, что я сплю, да еще и гадость какую-нибудь сделал…»
А девочка движется к Запретному лесу. На этот раз Снейп решает не ловить ее сразу, а проследить, куда она пойдет. Почему-то ему это кажется очень важным. Лавгуд радостно скачет по тропинке, напевая что-то себе под нос, и в какой-то момент скрывается из виду. Снейп ускоряет шаг и выходит на небольшую полянку, такую непривычно зеленую в это время года. После тусклого полумрака леса зеленый островок кажется необычно радостным. Лавгуд сидит на самодельных качелях и смеется, сверху на нее падают разноцветные листья. Снейп улыбается и вспоминает, что у них с Лили тоже были качели, в старом парке, недалеко от их домов; Лили обожала с них прыгать, раскачавшись посильнее. "Попробуй, Сев, кажется, будто летишь, как птица," — смеялась она, но Снейп и так улетал, когда она была рядом.
— Вас подтолкнуть, мисс Лавгуд?
— Это было бы очень мило с вашей стороны, раз уж Вы все равно шли за мной, — рассеянно говорит Луна, и он подталкивает качели, которые тут же взлетают в воздух. Девочка смеется, светлые волосы взлетают вверх-вниз, как когда-то — рыжие, школьная юбка открывает острые коленки, тонкие руки крепко сжимают веревки. Она кажется Снейпу светлой и легкой, точно солнечный зайчик, и вовсе не сумасшедшей. Она просто мыслит немного иначе. А еще она согревает его, когда улыбается и смотрит, слегка склонив голову набок.
А перед Луной небо. Оно летит ей навстречу, раскачивается, как лодка в шторм, и зовет Луну к себе, и та теряется в осеннем хороводе, на нее сыплются листья, и рядом Тень мягко толкает ее в спину. Ритм качелей становится все тише, постепенно успокаиваясь. Девочка улыбается и, когда качели совсем останавливаются, откидывается назад — в сильные руки Тени.
— Здесь красиво, правда? — Голос Снейпа звучит странно. Он не привык к теплым интонациям, и они получаются у него с трудом.
— Наверное. Это волшебное место, знаете, я однажды погналась за солнечным зайцем, и он привел меня сюда. — Луна соскальзывает с качелей и, расстелив мантию на траве, садится так, чтобы Тени тоже хватило места. И, как ни странно, он приземляется рядом.
Несколько минут они сидят в молчании, осень шуршит лапками и греет спину, лежа у Луны на коленях, а потом девочка поворачивается и легко целует Тень в губы. Поцелуй детский, невесомый, сухой и теплый, похожий на осенний лист, профессор улыбается и повторяет ее касание.
— Это так здорово, — шепчет Луна, — поцелуй двух улыбок. — И гладит Тень по волосам. Пряди ласковые, гладкие, проскальзывают сквозь пальцы и Луне даже нравится, что они сальные. Так намного удобнее плести Тени косичку. Тень не сопротивляется и только качает головой, глядя немного снисходительно.
А потом девочка лежит у Тени на коленках и рассказывает ему сказки, которые он никогда не слышал в детстве. Он улыбается совсем юной и немного глупой, счастливой улыбкой.
— Доброе утро, Луна, — говорит Рон, стоя на пороге ее дома, ему немного стыдно, что он так редко заходит, но Луна все понимает. После войны они все попытались наладить жизнь и забыть прошлое.
— Доброе утро, Рон. — Ей уже совсем не хочется говорить о том, что нарглы сегодня летают низко, и улыбка не получается такой рассеянной, как прежде. Война на каждом оставила свой след.
Рон заходит и оглядывается — Луна недавно переехала, и парень впервые посетил ее новый дом. Он совсем маленький — пара комнат и кухня, но очень уютный и сказочный.
— Пойдем, — зовет Луна, и он заходит в комнату. Потолок и стены здесь разрисованы так, что кажется, будто ты стоишь на полянке в осеннем лесу, а над тобой простирается голубое небо и сверху падают листья, совсем как в Большом Зале Хогвартса. А на полке стоит портрет Снейпа. Завидев рыжую макушку, зельевар отворачивается, глядя на Луну.
— Что это?! — Ошалело спрашивает Рон, тыкая в него пальцем.
— Это, Рональд, человек, который шесть лет пытался тебя учить. Видимо, напрасно, раз ты не в состоянии его узнать, — язвительно сообщает девушка, и Уизли слышатся снейповские интонации в ее голосе, — кстати, я, приходя к вам, не тыкаю в твою жену пальцем с воплем "что это?", несмотря на то, что она мне не нравится, потому что это невежливо.
Рон морщится и уходит, громко хлопнув дверью, а Луна устало опускается на табурет.
— Знаете, профессор, мне очень хочется, чтобы Вы были живы сейчас. Вы бы покачали меня на качелях в том парке, помните? Или сказали бы какую-нибудь колкость.
— А мне, мисс Лавгуд, очень хочется, чтобы Вы не хоронили себя вместе со мной. Это глупо. Съездите куда-нибудь, поищите этих ваших козляков длинноногих. Вы заперли себя в четырех стенах одного счастливого воспоминания. Это опасно и совершенно бессмысленно. Со временем Ваша привязанность ко мне станет всего лишь приятным воспоминанием.
— Спасибо, профессор. — Луна рассеяно наматывает на палец светлую прядку. — Возможно, вы правы.
Осень едва слышно крадется следом, тихим завыванием ветра и шорохом листвы. Девочка уходит от нее, не оборачиваясь, наскоро собравшись, забросив за плечи потертую дорожную сумку. В осени слишком много памяти, девочка на цыпочках проскальзывает в зиму.
Vova
