Я не вернусь

Открываю глаза. Яркий солнечный свет почти что ослепляет меня. Пытаюсь привстать с кровати, но, увидев, какой беспорядок царит в комнате, откидываюсь обратно на подушку.

Впрочем, все как обычно.

Впрочем, это уже не так важно. Важно совершенно другое. Ведь даже Джинни — его Джинни, простая, милая добрая девушка, — не сумела понять его…

Перед глазами пронеслась вчерашняя ссора. Разъяренная Джин, не менее рассерженный я. В последнее время ссоры между нами становились уж слишком частыми. Так получилось, что Джин любила не меня, а мою славу, мой золотой образ.

Я вчера ушел из Норы, даже не хлопнув дверью. Тихо, бесшумно… как мышь. Обиженная мышь. А Джин, кстати, даже не смогла ничего ответить на то, что я видел её гуляющей с Дином Томасом в парке. Она просто начала кричать. Громко, по-женски закатив истерику с биением посуды об пол. Повезло, что остальных Уизли не было дома. А я молча сидел и смотрел на неё. Когда такие ссоры становятся неотъемлемой частью повседневной жизни, невольно привыкаешь. Тем более, я решил для себя — эта размолвка будет последней.

Встряхнув головой, я отгоняю от себя навязчивые мысли. Хватит. Машинально вскакиваю с постели и направляюсь протоптанной дорожкой в ванную комнату. Рон всегда шутит, что в остальные комнаты моего дома просто не ступала нога человека, на что Гермиона укоризненно качает головой, а я кисло улыбаюсь.

На полпути спохватываюсь — я в первый раз за два года забываю надеть очки. Тут же удивляюсь внезапному улучшению зрения, но за очками не возвращаюсь.

Ванная встречает меня повседневной сыростью и нарочитой унылостью. Одного люмос достаточно, чтобы она наполнилась светом. Внезапно приходит в голову изобрести заклинание, наполняющее таким же ярким светом душу…

Привычным движением хватаю зубную щетку и небрежно отправляю её в рот. Думаю, что если бы не Гермиона, этой щетке было бы уже года два, а зеркало, в которое я мельком заглядываю каждое утро, покрылось бы вековой пылью.

Стоп.

Что-то не так.

Громко давлюсь зубной пастой, включаю холодную воду, запускаю голову под ледяную струю. Поднимаю глаза на чертово зеркало.

Не показалось.

Из зеркала на меня испуганно взирает миловидная брюнетка.

— Что за… — я запускаю в зеркало чем-то, первым попавшимся под руку. Чем-то оказывается каменная скульптурка. Слышен звон. Я запускаю пальцы в непривычно длинные мокрые волосы и медленно оседаю на пол…

* * *

— Рон, ты мог бы не чавкать?

Девушка с растрепанными каштановыми волосами сидела за столиком, в одной руке держа Ежедневный Пророк, другой помешивая ложечкой кофе в чашке. Возле неё поглощал свой завтрак рыжеволосый парень.

— Миона, я иначе не умею…

— Рон!

— Хорошо, я больше не буду звать тебя так.

Рыжий усмехнулся, Геримиона рассержено свела брови, но от гнева девушки юношу спас ритмичный звон мобильного телефона.

— Опять эта маггловская штука? — Рон вытянул шею.

— Это телефон! — девушка нарочито медленно повела мобильником возле носа парня.— Смотри-ка! Гарри все-таки воспользовался моим подарком и прислал сообщение.

— И что там?

Девушка в растерянности опустилась на стул.

— Ничего не понимаю, — Гермиона протянула телефон Рону. Он просит, чтобы я срочно аппарировала к нему. Причем без тебя.

* * *

Не укладывается в голове. Просто не хочет укладываться. Она раскалывается от огромного количества мыслей и чувств.

Слышу звонок в дверь. Ну конечно, Гермиона.

Кому ты еще будешь нужен-то, Поттер?

Или уже не Поттер?..

Медленно встаю с холодного пола, направляюсь к двери, в которую уже начинают глухо стучать. Чувствую, как меня накрывает волна новой истерики, но мужественно протягиваю руку к дверной ручке.

— Гарри, я… — Гермиона врывается в квартиру, растерянно уставившись на незнакомку. — Простите… Кто вы?

Натянуто улыбаюсь. Не знаю, как смотрится эта гримаса на чертовом девичьем лице, но, наверное, ужасно, потому что Герм как-то странно на меня смотрит.

— Это я.

Непривычный женский голос почти лишает меня способности мыслить.

Я больше не могу сдерживать эмоций и просто валюсь на пол, что-то бормоча и хихикая.

— Девушка, вам плохо? — Гермиона быстро подбегает ко мне и пытается ухватить за руки, но я начинаю орать еще громче.

— Гермиона... Я Гарри! — я хохочу, из глаз текут слезы, но быстро поднимаюсь с пола и несусь к зеркалу в гостиной.

Вижу длинноволосую, истерично рыдающую брюнетку.

— Что? — Гермиона осторожно заходит за мою спину. — Гарри? Это оборотное?

С минуту в моей голове теплится отчаянная надежда, что это всего лишь чья-то глупая шутка.

Фреда, например. Или Джорджа. Или их обоих. Но я вспоминаю, что почти восемь часов ничего не пил. Зелье давно бы закончило свое действие.. И я даже не знаю, что буду говорить Герм. Если вообще смогу говорить.

Мене внезапно не хватает воздуха, в глазах темнеет, и я чувствую, что пребольно ударился головой об пол.

— Герм, ты в своем уме? Как это может оказаться Гарри?

— Рон, ты идиот? — Гермиона рассерженно шипит в ответ какую-то гневную тираду. — Он сам мне об этом заявил!

Не хочу открывать глаза. Что я увижу? Чужое отражение в зеркале? Испуганные лица друзей? Не хочу.

— Зачем ты оглушила его?

— Я… Я не знаю. Просто не знала, что с ней... с ним делать.

Что со мной произошло? У кого-то слишком жестокие шутки. Хочется закричать, запустить Авадой в неизвестного противника, спрыгнуть в самый глубокий обрыв, в конце концов. Кто посмел нарушить мою скучную, но относительно спокойную уже два года жизнь?

— Гарри! — ко мне бросается Гермиона, увидев, как я чуть пошевелил рукой. — Это ты?

— Оставьте меня в покое! — я резко вскакиваю с кровати (на которую меня, по всей видимости, заботливо уложила подруга) и гневно взираю на друзей, как будто это все случилось исключительно по их вине. — Оставьте меня! — пытаюсь сказать это властным тоном, но слышу лишь женский крик. Собственная беспомощность пугает, новое тело — тоже. Вижу растерянные и напуганные глаза Рона. Понимаю, что вины приятелей во всей этой штуковине нет... Становится стыдно, будь проклята эта гриффиндорская совесть...

— Я... Гарри, — стараюсь говорить спокойно. Пока получается. — Можете не верить мне, но скажите, пожалуйста, кто освобождал на третьем курсе Сириуса из заточения? Кто воспользовался маховиком времени? И кто спас жизнь клювокрылу? Так как Дамблдором я быть никак не могу, путем нехитрых умозаключений выясняется, что я и есть тот самый-который-выжил-и-который-вечно-попадает-в-какие-то-неприятности! — к концу разговора вновь перехожу на крик.

— Так это действительно… ты? — Рон, похоже, вышел из ступора первым и теперь сел на краешек моей кровати.

— Я, Рон, я, — мне трудно говорить это, ведь я и сам почти не осознал все произошедшее. Лишь чужая оболочка и писклявый голос дают знать — что-то необратимо оборвалось в моей жизни…

* * *

Тринадцать дней. Тринадцать мучительных дней. Я не выхожу из дома и никого к себе не впускаю. Я перебил все зеркала в доме, но отражение чертовой девчонки преследует меня повсюду — то в глянцевой поверхности гостинного шкафа, то в темном вечернем окне.

Каждое утро начинается одинаково — я с каким-то нездоровым рвением заглядываю под футболку, но никаких признаков мужского начала не обнаруживаю…

Это ужасно. Ужасно то, что я не понимаю, что со мной случилось.

Я одел на себя самую невообразимо растянутую футболку длиной почти до колен — наверное, когда-то принадлежащую Дадли — чтобы хоть как-то прикрыть эти сомнительные чертовы прелести.

На телефоне куча сообщений от Гермионы. Я, прочитав одно, сразу же закинул мобильник в кладовку. Подругой называется! Просит, чтобы я смирился с женской оболочкой! Я никогда этого себе не позволю!

Ни-ког-да.

Все время прокручиваю в голове все события до дня икс. Кто желал мне такой незавидной участи? Выясняю, что ни с кем, кроме Джинни, ну и Рона с Герм, конечно, не общался вообще. Становится грустно. Но не в этом дело.

Рона с Герм отметаю сразу. Джинни? Не уверен, что она на такое способна. Но… не хочу даже думать об этом.

Пытаюсь чем-нибудь отвлечь себя. Беру в руки «Ежедневный пророк». Да, я все еще выписываю его. Не потому, что хочу оставаться в курсе дел, скорее по привычке.

На первом листе — колдография Скитер, улыбающейся ослепительно белой неестественной улыбкой. И подпись ниже: «Рита Скитер делится сенсационными сведениями». Неужели она опять взялась за свое? Открываю нужную страницу, пробегаю статью глазами.

«Знаменитая Рита Скитер, некогда работавшая с самим Гарри Поттером, раскрыла « Пророку» некоторые факты о жизни героя, ранее неизвестные публике. Несмотря на то, что прошло два года после Победы, страсти вокруг Золотого мальчика нисколько не утихли. «Гарри очень нежный и ранимый юноша,— говорит Рита,— я для него была второй мамой. Мне он посвящал тайны, которые никому не доверял. До сих пор вспоминаю его красные от слез глаза…»

Тьфу!.. Мерлин великий!

Выпускаю газетенку из рук, но все же решаюсь дочитать «сенсацию» до конца.

«…И что же? Оказывается, что Джеймс Поттер вовсе не любил Эванс, как многие думают. Он просто решил отомстить своему давнему недругу — некто Северусу Снейпу, тоже «имевшему виды» на Лили. А девушка оказалась той еще стервочкой, — тут Рита утирает глаза платочком. — Извините, но просто не выдерживает сердце… Так, о чем я? Ах,да… По сведениям Петунии Дурсль, в девичестве Эванс, Лили просто презирала своих родителей— магглов и питала искреннюю вражду к сестре. В последний раз она видела свою семью после окончания школы. Наговорив гадостей родственникам, она заявила, что не желает знаться с «неволшебниками» (цензура «Пророка») и просто хлопнула входной дверью,— тут Скитер жалобно вздыхает. — А Джеймс… Тот после свадьбы и не желал видеть свою жену, целыми днями пропадая с новыми пассиями. Он даже с родителями своими-то её не познакомил. Известно, что после рождения Гарри…»

Решимости не хватило. Еще половина статьи выпала из моего поля зрения.

Это... Это что? Ох, Мерлин…

Ярость медленно вскипает во мне. Я чувствую, как кровь ударяет в голову.

Ужасная…Мерзкая…Грязная… Она посмела тронуть мою семью? Пусть даже которую я не помню, но все же люблю?

Так осквернить память о единственных моих родственниках… Конечно, я знаю, что большинство ей просто не поверит. То большинство, что застало короткую жизнь моих родителей. Но… Она поплатится за это, я обещаю.

Я резко вскакиваю с кресла, теплого от недалекого камина, и со всей силы кидаю «шедевр» в огонь. Тот, медленно тая в языках пламени, превращается в черный пепел.

— Рон, что тебе от меня нужно, а?

Рыжеволосый парень нарочито громко вздыхает. Он расхаживает вдоль стены, увешанной громоздкими полками.

В кресле восседает девушка. Длинные темно-рыжие волосы её убраны в высокий хвост; сама она вертит в тонких пальцах палочку и задумчиво смотрит в окно. За окном — ночь.

— Джин, ты меня не понимаешь? Я спрашиваю, из-за чего вы вообще поссорились с Гарри? — парень быстро пододвигает к себе стул и садится напротив сестры.

— А я откуда знаю? Он пришел, отмахнулся от приготовленного мною ужина…

— Я бы тоже не рискнул такое есть, — тихо пробурчал Рон, за что девушка наградила его гневным взглядом.

— Ты меня слушаешь? Так вот, он все молчал, молчал, надоел мне ужасно своим глупым видом, а потом заявил… — тут Джинни встретилась глазами с братом и резко замолчала. — А что, собственно, я тебе рассказываю? Пойди и сам у него спроси!— растягивая слова, сердито подытожила рыжая свой монолог.

Рон молча взирал на неё.

— Ладно… Не хочешь — не говори. Но скажи, только честно: ты в него никакими проклятиями не запускала? Может, прикрикнула чего сгоряча?

— Что? Ты спятил, да? Конечно нет!

— Джин, успокойся. Ты точно ничего не подливала ему в чай, например?

Джин обиженно надула губки.

— Нет. А что?

— Да так…

— Нет, ты ответь, — Джинни выпрямилась и схватила улынивающего от ответа Рона за плечо. Но тот лишь пожал плечами и изобразил на лице глупую улыбку. — Да что вы беспокоетесь-то? Остынет да вернется. Куда денется? — девушка усмехнулась и заправила за ухо выбившуюся прядь.

Рон сник.

— Боюсь, на этот раз такого не случится… — парень поднялся и подошел к потухающему камину.

— Что ты сказал? — в первый раз за вечер на лице Джинни промелькнула тень беспокойства. — Как это? С ним… что-то случилось? — девушка резко вскочила с кресла.

— Нет, нет, ни-че-го,— Уизли замахал руками и схватился за голову.

— Рон! — сестра подошла и сильно дернула брата за руку. Тот как будто опомнился и испуганно посмотрел на Джин.

— Все в порядке,— он медленно сделал шаг по направлению к камину. — Кстати, мне пора домой. Меня Гермиона ждет, — парень вдруг бросил Летучий порошок в огонь и скрылся в пламени.

А девушка еще долго растерянно смотрела в окно.

* * *

Я пью чай. Он безумно горячий и обжигает губы. Чувствую, как приятное тепло разливается по телу… Хочется спать. Завернуться в мягкий, немного колючий плед — и спать. За окном жужжит морозная вьюга, холодный ветер шумно ударяет в стёкла. Но я сижу в уютной кухне, и мне ничего не страшно.

Мне даже хорошо. Меня разморило, и я в блаженстве прикрываю глаза.

Да, я пью крепкий черный чай.

Как настоящий англичанин.

Или англичанка?..

Черт! Даже сейчас не получается выкинуть навязчивые мысли из головы…

Окончательно разозлиться я не успеваю — слышу хлопок в соседней комнате. Камин.

Мерлин, я сегодня забыл защитить заклинанием камин! Что ж мне так не везет-то?

— Гарри! — вижу необычайно встревоженную девушку; она чуть не сбивает меня с ног, когда я вскакиваю со стула.— Боже, Гарри, почему ты закрыл камин? И почему наложил заклятие на дом? Я уже две недели сама не своя! Ты… ты идиот!

Странно слышать от Герм такие выражения. Но она почему-то улыбается. Странные все-таки эти женщины…

— Не молчи, пожалуйста!— девушка крепко обнимает парня… вернее, уже девушку.— Почему ты не звонишь? Ты даже не представляешь, как мы волновались за тебя. Как ты?

Я пытаюсь сложить губы в некое подобие улыбки.

— Со мной все в порядке. Просто замечательно. Если не считать дурацкого тела, в кое меня засунули, ссору с девушкой и гребаную статью. А так — вполне и вполне счастлив,— понимаю, что слишком груб с подругой, но зачем же задавать столь неподходящие вопросы?

Вырываюсь из объятий и иду в гостиную. Сажусь на диван.

Я спокоен, как удав.

Злой удав.

— Гарри… Ну нельзя же так! — Герм, добрая душа, садится рядом. — Неужели быть девушкой так плохо? Подумай, ты ведь…

— Не буду я ни о чем думать!— я вдруг вскакиваю, беру в руки какую-то статуэтку и со злостью запускаю в стену.

Звон разбитого стекла. Оказывается, статуэтка отпружинила в новенький сервант.

Вижу испуганные глаза Гермионы — это немного отрезвляет. Осторожно сажусь рядом.

— Видела статью? — небрежно бросаю я, а сам исподтишка наблюдаю за ней. Она чуть вздрагивает и опускает взгляд на пол. Машинально теребит кольцо на безымянном пальце. Красивое. Золотое, с переливающимся ограненным рубином. Наверное, подарок Рона. А я раньше и не замечал его.

Конечно. Когда у меня было время?

Черт. Стыдно. Я совсем не думаю о своих друзьях. Гермиона столько лет помогает мне во всем. Рон поддерживает каждое мое безумное решение… Да, я донельзя капризный обидчивый ребенок.

А что я сделал им хорошего? Освободил мир от Риддла? О, да…

Я вам гарантирую Победу. А вы обеспечивайте меня до конца жизни. Я буду ныть, жаловаться на жизнь, а вы меня выслушивайте. Наивные, глупые идиоты. Я сирота, обделенная человеческим вниманием, брошенная на произвол судьбы. И вы обязаны меня жалеть. Вы должны пожертвовать своей жизнью ради меня. Вы никто. А я Герой магического мира, Избранный. И попробуйте отвернуться от меня — я закачу грандиозную истерику, и наследующий же день ваши лица будут красоваться на странице «Пророка» под огромным жирным заголовком «Неблагодарные друзья Золотого мальчика»…

Я себя ненавижу.

— Она ужасна, — тихо шепчет Грейнджер. Я с трудом вспоминаю, о чем мы говорили. Глаза Гермионы немного красные: то ли оттого, что долго смотрела на пламя в камине, то ли…

— Как она могла? — чувствую, что девушка рассержена.— Страшная женщина. У неё совершенно нет совести! Негодяйка, она…

— Гермиона, — тихо окликаю Грейнджер и сжимаю её руку в своей ладони. — Не надо,— она немного опешивает от моего поведения. Я совершенно не зол.— Она поплатится… но чуть позже. И, пожалуйста, не говори больше об этом,— я выпускаю ее пальцы и глубже усаживаюсь в кресло.

— Хорошо, — Гермиона удивлена, но старается этого не показывать. Мы сидим некоторое время в полной тишине, нарушаемой только треском пламени да завыванием метели.

Вдруг девушка мягко поднимается и подходит к письменному столику. Я осторожно провожаю её взглядом: она открывает маленькую темную сумочку, которую я сразу не заприметил, — и какие-то бумаги ложатся на деревянную поверхность. Девушка бегло просматривает их, затем медленно поворачивается ко мне.

— Что это? — кажется, я действительно заинтересован. Грейнджер не отвечает и садится на стул. Вижу, как слегка дрожат её полуопущенные ресницы. Подхожу к столу…

Что?

На поверхности лежат обычного вида документы. Магловский паспорт, виза, права, кое-какие магические бумаги, удостоверяющие причастность к волшебному миру. Буквы расплываются в темноте, я с трудом их различаю.

Джейн Келли. Все эти бумажки принадлежат некой Джейн Келли. Она волшебница? Но… почему её документы у Гермионы?

— Кто она? — голос немного хрипловат, я чуть вздрагиваю от неожиданности — до чего сейчас он был похожим на мой прежний… Не к месту вдруг вспоминается Снейп, лежащий на полу в Хижине… Мой голос тогда был таким же — тихим, неровным… Я боялся дышать, видел перед собой темные глаза… и кровь. Я закрываю глаза, пытаясь отогнать неприятные воспоминания.

— Ты.

— Что? — бросаю я, не понимая, о чем она говорит. Я полностью погружен в свои мысли.

Взгляд падает на паспорт в моих руках. Ты…

Что?

Медленно поворачиваюсь к Грейнджер.

— Повтори?

Девушка вздыхает и прикрывает лицо ладонями.

— Это твои документы. Отныне ты — Джейн Келли. Я подделала документы у одного магла. Правда, без обливэйта не обошлось, — девушка чуть краснеет, хотя я и не замечаю этого.

Я даже не могу сказать, что я чувствую. Хотя нет, могу — это определенно не радость.

— Что? — кажется, я потерял дар речи. В растерянности смотрю на Гермиону. Она, почему-то, удивительно спокойна, и меня это ужасно раздражает.— Ты в своем уме?

— Взгляни на фотографию.

Я следую её совету, и — о, ужас!— на фото изображена серьезная брюнетка с безумно знакомыми зелеными глазами. Две недели назад я уже видел её в зеркале. Правда, тогда она была намного… эмоциональней.

Я в ужасе смотрю на Герм.

— Я… Конечно, я понимаю, что для тебя это все неожиданно, — обыденным голосом сообщает она, словно читает лекцию по нумерологии пятикурсникам. Но я прерываю её содержательный монолог.

— Джейн? Какого Мерлина я — Джейн? Я Гарри! Ты… ты книг по арифмантике перечитала, да? — я бездумно швыряю бумаги, оказавшиеся у меня в руках, на пол, укрытый мягким красным ковром.

Цвет Гриффиндора, между прочим.

— Фантазия у тебя, конечно, богатая,— я тяжело дышу, кровь стучит в голове, и я с шумом спахиваю несчастные бумажки со стола. — Ничего получше не могла придумать, а? Например, как вернуть меня обратно в свое тело? Предательница! — срываюсь на крик, вернее визг. Девушка молчит, но глаза её странно сверкают.— А почему Джейн? Потому что Джин посоветовала?

— Потому что Джеймс, — девушка тихо шепчет это. Но я услышу.

— Не трогай моего отца, — я захлебываюсь в желчи не хуже Снейпа. Стукаю кулаком о стену, но не рассчитываю силы. Теперь знаю, что женщина однозначно слабее мужчины. Черт, похоже, сильный ушиб. — А Келли? Почему Келли? Хоть фамилию прежнюю ты бы могла мне оставить?— я почти перехожу на серпентарго.— Самоуверенная заучка…

Краем глаза замечаю неладное. Девушка вдруг поднимается с места и достает палочку.

— Знаешь ли, это была первая фамилия, пришедшая мне в голову! И я не желаю больше тебя слушать,— accio, и документы вновь оказываются у Герм в руке. — Не хочешь — я тебя не заставляю! — девушка срывается; я впервые вижу Грейнджер такой разъяренной.

Замолкаю и плюхаюсь на диван. Гермиона, даже не удостоив меня взглядом, хватает Летучий порошок.

Вспоминаю Скитер. Свою фамилию, встречающуюся почти на каждой странице «Пророка». Восхищенные глаза кривиподобных младшекурсников.

В конце концов, вспоминаю о том, что ненавижу себя.

— Постой, — мой голос очень тих, но девушка замирает, и темный порошок из ее ладони сыпется прямо на ковер. Она неуверенно оборачивается. На ее лице — растерянность.

— Постой. Я… — делаю глубокий вздох, — я подумаю.

Гермиона недоверчиво смотрит на меня. А я откидываю голову на спинку дивана и закрываю глаза.

Она, наверное, сейчас улыбается. А я хмурюсь.

Что ж… Джейн Келли.

Звонок.

Мелодия разливается по всему дому, проникая даже под подушку, лежащую на моих ушах.

Почему она не прекращается?..

Сон покидает меня. Возвращаюсь в реальность и осознаю, что настырный звук исходит от моей входной двери. Но я не хочу принимать гостей, я хочу спать.

Опять куда-то проваливаюсь, но, видимо, спокойствие и я — вещи несовместимые, потому что слышатся глухие стуки в дверь и женский голос. Звонок при этом не замолкает.

Я со злостью откидываю плед в сторону и, даже не позаботившись о внешнем виде, иду в прихожую, бормоча про себя какие-то грозные проклятия в адрес Мерлина и Гермионы. Что её заставило прийти в такую рань?

Небрежно дергаю ручку двери, одновременно пытаясь подавить нахлынувшую зевоту.

В дверном проеме отнюдь не Грейнджер.

Джинни Уизли. Она в растерянности смотрит на меня округлившимися глазами.

А на улице, наверное, жуткий холод. Щеки Джин обильно покрыты румянцем, рыжие волосы, выбившиеся из-под шапки, резко контрастируют с белоснежно белой курточкой. Уизли тяжело дышит. Честно сказать, я удивлен её приходу. Она никогда не делала первого шага к примирению…

Наконец девушка переступает порог, но глаз от меня не отрывает. Несколько снежинок падают на пол с её одежды. Дверь остается открытой; от нее веет холодом.

— Вы, простите, кто?— Джинни упирает руки в бока и окидывает меня презрительным взглядом. Глаза её недобро сверкают.

Как это, кто я? Я же Гарри! Ох, Мерлин… И что мне ей сказать? Мысли путаются в моей голове, я пытаюсь что-то придумать, но девушка вдруг прерывает молчание.

— Так вот, оказывается, ты какая,— Джин медленно заходит за мою спину, осматривая меня, как товар в лавке. Я удивленно хлопаю ресницами, не понимая смысла её слов. Девушка наклоняет голову, тонкими пальцами берет прядь моих (вернее, не совсем моих) длинных волос, но тут же, будто обжегшись, выпускает её. Мне некомфортно: Джин выше меня на целую голову, причем одета она в сапожки на низком каблуке.— А что, покрасивее девчушку найти не мог?..— Уизли фыркает и всплескивает руками. — Да, ни лицом, ни фигурой не вышла, бедняжечка,— Джинни театрально цокает языком и качает головой. — А где сам-то он, а?

Девушка бросает меня в одиночестве и, стуча каблучками, направляется в спальню. Там никого нет — ее взору представляется лишь смятая постель да мужская одежда, живописно разбросанная по мебели.

— Ну надо же, Гарри Поттер, значит так! — Джинни возвращается обратно, зло шипя под нос проклятья. Она, похоже, в ярости.— Нашел себе другую, да? А я больше не нужна — ни звонка тебе, ни письма! Бедняжка, не выспалась, небось, ночью-то? — Джин кричит, я никогда не видел ее в таком состоянии. Медные волосы разметались по плечам, красивое лицо перекосилось в гневе. —Так вот почему Рон говорил… Впрочем, это уже неважно…

Я пытаюсь возразить ей, но не упеваю произнести ни звука.

— Я… Я не желаю разговаривать с тобой, слышишь! — Джин чуть наклоняется и смотрит мне в глаза. — Думаешь, он тебя любит? Да нужна ты ему! Откуда только откопал такое, — Уизли очерчивает руками в воздухе нечто, —«сокровище»!

Джинни глубоко вдыхает воздух, чтобы успокоиться. А я просто молча смотрю на неё. Кажется, что все это происходит не со мной, а я просто смотрю какую-то жутко примитивную мыльную оперу…

— Запомни, чудо,— Джин выводит меня из раздумий,— когда-нибудь я тебе отомщу. А женишку передай, что я желаю ему счастья в личной жизни! — нарочито растягивая слова, громко проговаривает Джин, видимо, думая, что парень скрывается от гнева «бывшей» где-нибудь в ванной. Напоследок окинув меня злым взглядом, Уизли издает непонятный смешок и сильно хлопает входной дверью, так что по дому проносится гулкое, отражающееся от необъятных стен эхо…

* * *

— Понятия не имею, где он может быть, Рон. Дом защищен заклятием, но я спокойно прохожу сквозь чары. Значит, Гарри использовал и Опозновающие щиты тоже. Он просто пропал.

Раскрасневшаяся от мороза девушка с растрепанными каштановыми волосами стоит возле камина. Рядом в кресле сидит рыжий парень, он сосредоточенно рассматривает рукав свитера.

— И почему Гарри постоянно притягивает проблемы? У него есть собственный дом, есть невеста. Что ему еще нужно-то? — Гермиона мягко опускается на подлокотник кресла.

— Ну, насчет невесты... Это, конечно, громко сказано,— Рон пристально смотрит на девушку.— Постоянные ссоры, недомолвки никак не приближали их к счастливой семейной жизни. Нет, я, конечно, люблю свою сестру, но все-таки правду я скрывать не могу.

— Наверное, ты прав,— растерянно бормочет Герм, а парень вдруг притягивает ее за талию к себе на колени. — Рон... Ну что ты делаешь…

— Я?— парень смотрит на девушку такими влюбленными глазами, что та невольно опускает свою голову ему на грудь. — Все-таки здорово, что мы тоже купили себе дом. Ничего, что он небольшой — зато уютный, правда?— Герм улыбается и кивает головой, вырисовывая что-то тонким пальцем на свитере юноши. Рон тоже не может сдержать улыбки.— Я люблю тебя.

Гермиона опешивает от такой резкой смены разговора, но не успевает ничего сказать, потому что Рон крепко обнимает её и, притянув ближе, касается своими губами ее губ.

— Ронни, ну что ты делаешь, — девушка немного отстраняется и смотрит на юношу.

— Целую свою невесту,— подмигивает парень, но вскоре его лицо вновь становится серьезным.

Кажется, целую вечность они просто сидят в тишине, прижавшись друг к другу.

— И что же нам делать? — прерывает молчание юноша.

— Ждать, Рон. Ждать.

Я иду по какой-то безлюдной, грязной от вечных луж улице. Думаете, я сбежал? Отнюдь нет.

Иногда мне кажется, что я слишком рано смирился с чужой оболочкой. Я должен был ныть, объявить голодовку, жаловаться на несчастную судьбу, проклинать весь мир с Мерлином во главе и продолжать играть на нервах Рону и Гермионе. Но я не стал всего этого делать.

Наверное, я повзрослел. С тех пор, как я устроил первую истерику в кабинете Дамблдора, прошло много времени. А может, просто устал. Устал от «громкого» имени, от чрезвычайно повышенного внимания к своей персоне, от «Пророка» и от шрама на лбу. Где-то в глубине души я, возможно, даже был рад тому, что я больше не Золотой мальчик. И даже не Золотая девочка. Я обычный житель Лондона, коих несколько десятков тысяч. Хотя вру — не слишком обычный, я все же волшебник… Волшебница.

Я направляюсь к некой Бетти Льюис. Она любезно согласилась сдать мне квартиру за совершенно символическую плату. Все-таки полезно уметь пользоваться маггловским телефоном и справочником.

Я сбежал? Отнюдь нет.

Просто дом, в котором я жил, принадлежит Гарри Поттеру. Метла в подвале, карта Мародеров, мантия-невидимка — все является его собственностью. Не буду отнимать у него этого.

А я Джейн. Джейн Келли, да. Гарри лишь любезно (куда ему было деваться) одолжил мне свою палочку и свои мозги. Ну, и определенное количество галеонов. И еще альбом с колдографиями Лили и Джеймса…

А я хочу начать новую жизнь — без пророчества, без Волдеморта, без образа Избранного. Тем более, судьба сама даровала мне такой шанс. Глупо от него отказываться.

Но меня терзают сомнения. Какой-то частью своего разума я все-таки надеюсь, что верну себе тело Гарри (ну вот, я уже называю его по имени). В один прекрасный день — бац! — и я снова Поттер с молнией на лбу и ветром в голове. Возможно, если бы у меня изменилась только внешность, я был бы, несомненно, рад. Но пол…

Вздыхаю. Похоже, мысли в моей голове никогда не упорядочатся. Я и сам уже не знаю, чего хочу. Хотя нет — я горю желанием узнать, кто же посмел меня превратить…

Похоже, вот он. Нужный дом. Я запрокидываю голову и вижу три этажа. Здание довольно сносное, видимо, построенное еще в этом веке. Правда, оно как-то нелепо смотрится среди своих обшарпанных соседей.

Так, что там говорила мисс Льюис? Третий этаж, тринадцатая квартира. Как символично.

Поднимаюсь в лифте и нахожу нужную квартиру. Нащупываю ладонью звонок. Дверь открывает молодая женщина довольно приятной наружности.

— Здравствуйте. Я по поводу квартиры. Я Га… Джейн Келли. Помните, мы договаривались о встрече? — немного запинаясь, выговариваю я. И только сейчас замечаю, что хозяйка как-то странно окидывает меня взглядом. Я машинально опускаю голову и вижу серые стоптанные кроссовки…

О, ну да… Я ведь даже не посмотрел на себя в зеркало перед выходом из дома. Представляю, что сейчас видит Бэтти. Пред ней — молодая девушка в растянутой красно— синей спортивной куртке (откуда только я нашел её), брюках, на два размера больше положенного, и в кепке, надвинутой на глаза. Волосы, которые я даже не удосужился расчесать, томились под тяжелой тканью спортивки. Видок тот еще.

— Да… — наконец, она решается заговорить. — Проходите, мисс…Келли? — и женщина приглашает меня войти. Странно… Я думал, что она меня на порог-то не впустит.

Прохожу в квартиру. Довольно мило. Правда.

Мисс Льюис любезно соглашается «провести экскурсию». Здесь ванная, а вот здесь спальня, есть и гостиная, и кухня… Я почти не слышу того, как она нахваливает «совершенно не скрипучий и невероятно прочный» паркет в коридоре. Я чувствую, что эта квартира мне очень нравится.

Мы проходим в комнату для гостей. Она чистая и уютная, хотя и не заставлена дорогой мебелью: диван, два кресла и маленький столик. Садимся на софу, и я замечаю встроенный в стену камин. То, что нужно.

— Ну что, мисс Келли... Как вам?— Бэтти улыбается. Все-таки она чересчур любезна со мной. И мне кажется это несколько… странным.

— Мне очень нравится жилье, мисс,— я тоже пытаюсь быть «добрым». Льюис кивает, и я замечаю, что на лице её пробегает тень беспокойства. — Но можно задать один вопрос?

— Конечно,— теперь Бэтти выглядит крайне озабоченной, будто боится моих слов.

— Почему вы сдаете жилье за столь низкую плату? Квартира довольно хорошая, уютная — на ней можно было бы неплохо заработать.

Бэтти некоторое время молчит, будто бы не находя слов. Она хмурится и не поднимает на меня взгляд.

— Понимаете, — женщина пристально смотрит на меня, — понимаете… Есть некоторая… проблема. Вы только не пугайтесь,— Бэтти вдруг протягивает ко мне руки, будто бы ожидая, что я сейчас же сорвусь с места и хлопну входной дверью. Но я сижу. — Никто до вас не хотел снимать эту квартиру. Нет, конечно, приходили люди, смотрели… но не больше. Может быть, это все суеверия, и номер квартиры такой…

— Говорите,— я прерываю ее монолог.

— Что?

— Говорите, в чем проблема.

— Да-да… — она нервно теребит рукав свитера. — В кладовке стоит шкаф. Он довольно старый, и достался мне еще от прежнего владельца квартиры,— Бэтти вдруг понижает голос до шепота, будто бы не желает, чтобы ее слышал кто-то еще.— М-может это и глупо, но в шкафу… кто-то живет. Я сама слышала странный шум внутри него, но открыть побоялась. Еще в спальне живут какие-то странные мыши… но они, по-моему, безвредны. Поэтому люди боятся снимать эту квартиру, — Льюис возвращает себе нормальный тон и отворачивается от меня.— Ну вот, теперь и вы откажетесь.

Я улыбаюсь, но она этого не видит. Так вот почему отчаявшуюся хозяйку даже не покоробил мой внешний вид. Похоже, я догадываюсь, что за «волшебство» творится в этой квартире. И дело вовсе не в номере.

— Покажите мне его,— тихо прошу я.

— Кого?— Бэтти широко раскрытыми глазами рассматривает меня.

— Шкаф.

— Шкаф? Зачем? — женщина поднимается с дивана, но не отрывает от меня пристального взгляда.

— Мисс Льюис, просто покажите мне его и все,— улыбаюсь я. Наверное, женщина решает, что я немного не в себе, но дверь кладовки показывает.

— Разрешите, я войду? А вы пока побудьте здесь,— и я закрываю дверь перед носом опешившей Льюис. И достаю из рукава палочку.

— Люмос, — тихо произношу я, и из кончика палочки вырывается яркий свет. Затем накладываю на дверь Оглушающие чары.

Кладовка оказывается небольшим пыльным помещением без единого намека на мебель. В углу стоит злосчастный шкаф. Он громоздкий и, судя по внешнему виду, сделан еще в позапрошлом веке. Я слышу тихий шорох, который, определенно, мне знаком…

— Риддикулус! — я направляю палочку на шкаф, дверцы его со скрипом отворяются. И я вижу… астру. Красную, распустившую, безумно красивую. Но она, почему-то, нагоняет на меня жуткий ужас. Я цепенею, я не в силах даже двинуться с места. А цветок, на секунду замерев в воздухе, медленно приближается ко мне…

Ох, нет…

Я закрываю глаза, но страх проникает в каждую клеточку моего тела. Мне холодно, у меня немеют губы и руки. Я словно начинаю тонуть в проруби…

Я не знаю, что происходит со мной.

— Р-риддикулус! — я ору так, что эхо от стен еще долго не умолкает. А астра на моих глазах превращается в женскую заколку с цветком и со стуком падает на каменный пол…

* * *

— Мисс Льюис, где я долже… должна расписаться?— выхожу из кладовки, бледный и уставший. Бэтти осторожно разглядывает меня.

— Что случилось? — женщина испуганно косится на дверь.— Вас не было… довольно продолжительное время.

— Все хорошо,— я включаю в кладовке неяркую лампу и жестом приглашаю Бэтти войти. Она сначала неверяще смотрит на меня, но потом решается переступить порог. Я подхожу к шкафу и — Льюис ахает — открываю его. Там ничего нет, кроме вековой пыли да старой газеты.

— Пусто. Какая же вы выдумщица, мисс Льюис,— я изображаю на лице усмешку, пытаясь увести от разговора Бэтти, которая удивленно осматривает шкаф и пытается меня о чем-то спросить. — Так, где расписываться?

Льюис приходит в себя, в первый раз за вечер искренне улыбается и направляется в гостиную за договором.

Я иду за ней следом. Настроение повышается. У Джейн теперь есть уютная квартира, пусть и не без «интересного» прошлого, впрочем, эти она и похожа на саму Келли… А тех пикси, которых хозяйка назвала мышами, можно вывести — опыт у меня имеется.

Но полностью занять свои мысли радостной новостью не получается. И почему все-таки моим боггартом оказалась астра?

— Мисс Келли!

— Да-да, мисс Льюис. Я уже иду.

Я сижу за столом своей новой кухни. За окном — солнце, наконец-то выглянувшее из-за хмурых туч на радость замерзших жителей Лондона. Передо мной маггловская газета. Как ни странно бы это звучало, но я ищу работу.

Я решил для себя, что Джейн Келли нет места в магическом мире. Так же как и Гарри Поттеру — в маггловском. Нет, конечно, магией я пользоваться буду. Но работа у Джейн будет исключительно «неволшебная». Спасибо Гермионе, благодаря которой я обнаружил в документах отличную рекомендацию на имя Джейн. Теперь осталось дело за малым…

Я выискиваю в газете подходящие предложения, когда раздается дверной звонок. Я вздрагиваю.

На пороге стоит женщина лет сорока, одетая в какой-то потрепанный халат. Она хмурится и придирчиво осматривает меня с головы до ног. Затем, ни слова ни говоря, отталкивает меня и прямо в обуви заходит в квартиру. Я удивленно взираю на неё.

— Кавалеров не водить, после десяти не шуметь, порядок соблюдать,— оттараторивает она, затем ехидно добавляет:— Хотя… какие у тебя кавалеры-то…

— А вы, простите, кто? — даже моему терпению есть предел.

— Бэтти сказала мне, что впустила квартирантку,— женщина будто не слышит меня, она внимательно рассматривает потолок в коридоре. — Я живу под вами, и только попробуйте меня залить…

«Попробую», — проносится в голове шальная мысль. А женщина, даже не взглянув на меня, скрывается за дверью. Истинная маггла.

Я возвращаюсь на кухню немного раздраженным, но упорно продолжаю изучать каждую строчку «Работы в каждый дом». И, кажется, несмотря на несколько подпорченное настроение, мне удается найти замечательную вакансию...

* * *

— Гермиона, у нас хорошие новости! Чарли скоро приезжает из Румынии… Гермиона? Опять этот тефлон?

— Те-ле-фон, Рон. Сколько можно тебя учить… Гарри прислал сообщение, — несмотря на кажущийся обыденным тон, в голосе девушки слышится заметное облегчение.

— И что там?

— Пишет, что у него все в порядке. Что ему нужно побыть одному. И просит прощения… за Гарри.

— За Гарри?

— Ну да. Все логично — Джейн Келли просит прощения за Гарри Поттера.

* * *

Все замечательно. Собеседование у меня через две недели. Секретарь миловидным голосом сообщила, что кадры им требуются и они с радостью примут мое резюме, которое я вчера отправил по электронной почте. И, если ему верить, я пунктуальная, образованная девушка, умеющая вливаться в любой коллектив. Что ж, хотелось бы в это верить.

Я иду по широкой улочке, напоминающей Косой Переулок. Меня окружают глянцевые витрины, розовые куклы и призывные лозунги. Я не люблю ходить по магазинам, но придется — Джейн совершенно нечего надеть. Ну вот, я уже начинаю думать как женщина.

Захожу в первый попавшийся бутик. Наверное, очень модный, потому что навстречу мне то и дело попадаются крашенные блондинки в розовых кофточках. Их штампуют, что ли?

Ко мне подбегают две молоденькие девчушки и, предварительно недоуменно оглядев меня, начинают что-то верещать об отменном качестве их товара. Я пытаюсь прервать их щебет.

— Мне бы что-нибудь надеть,— наверное, я выгляжу очень глупо. Как слон в посудной лавке.

— Тогда пройдите в женский отдел,— одна из них, хихикнув, показывает на другой конец зала. Я оглядываюсь— ох, Мерлин— вокруг галстуки, смокинги, пиджаки и брюки. И ни одной розовой кофточки. Кажется, я немного краснею и плетусь туда, куда указала девчушка.

И вот моему взору предстают многочисленные кружева и летящие ткани. То, что нужно. Я оборачиваюсь в поисках консультанта, но привычного щебета не слышу.

— Кхе-кхе,— да, я опускаюсь до поведения Амбридж. Оказывается, только так можно привлечь к себе внимание. Я подхожу к фигуристому манекену и краем глаза замечаю, что ко мне лениво направляется женщина в темно-синем классическом платье и с сильно зализанными гелем волосами.

— Скажите, а сколько…

— Девушка, это очень дорогое платье,— женщина зло смотрит на меня и на мой спортивный костюм. Чем он вам всем не нравится-то, а? Я начинаю сердиться.

— Мадам, деньги у меня есть, — женщина надменно смотрит на меня с высоты своих каблуков и называет цену. Да, дороговато. Но я недавно только поменял галеоны на маггловские деньги в Гринготтсе. Так что вполне должно хватить…

А женшина продолжает испытывающее глядеть на меня, будто ожидая, что я сейчас извинюсь и тихонько скроюсь за дверью. Но этого в мои планы не входило. Я роюсь в кармане куртки и достаю деньги— а их втрое больше, чем нужно для покупки платья. Женщина меняется в лице, что-то озабоченно бурчит под нос и направляется в сторону касс. Вскоре я вижу, что ко мне подходит ярко одетая девушка с довольно искренней (вот, что делают деньги) улыбкой на устах.

— Я могу вам помочь?

— Да,— я беспомощно оглядываюсь по сторонам.

— Что бы вы хотели? Какой стиль предпочитаете? Я могу…

Стоп. Я не хочу сойти с ума.

— Девушка,— я прерываю ее. — Мне нужно что-то для собеседования. Ну и то, в чем можно ходить каждый день.

— О, стиль casual?

— Вроде того,— усмехаюсь я, а она скрывается за полками с одеждой.

— Вы уже что-нибудь присмотрели?— она быстро возвращается со стопкой тряпья в руках. Я пожимаю плечами и указываю на темно-зеленый спортивный костюм. Девушка морщится и кивает головой. — Вот, померьте это, — и она передает мне всю стопку.

— Все это?— я с ужасом оглядываю одежду.

— Все.

Через полтора часа я выхожу из примерочной. Столько времени натягивать на чужое тело все эти узкие тряпки — нет, лучше Круцио. Или сразу Авада.

—Вот, посмотрите на себя,— девушка довольно складывает руки на груди и улыбается.

Я похожу мимо зеркала, даже не обратив внимания на отражение. Замерев на месте, я сосредоточиваю свое внимание на нем.

В зеркале — брюнетка, одетая в шелковую однотонную кофту с тесным поясом на талии, туфлях на высоком каблуке и облегающей юбке. Волосы ее убраны в высокий конский хвост. Я удивленно смотрю… на себя. И самое ужасное — мое отражение мне нравится…

В этот момент я вдруг понимаю, что еще на один шаг отдалился от Гарри Поттера.

Я возвращаюсь в новоиспеченную квартиру. В руках у меня тяжелые бумажные пакеты с одеждой. На лице — улыбка до ушей. Я вполне… доволен.

Правда, я пару раз спотыкаюсь на ровном месте — чертовы каблуки не приносят удобств. Да и юбка слишком узка, чтобы делать широкие свободные шаги. А пояс сжимает талию так, что мне кажется, будто от моих внутренних органов уже ничего не осталось. Я чувствую себя расфуфыренной гусыней, семенящей переваливающейся походкой к лугу.

А так все замечательно.

Улицы к полудню заполнились людьми. Вот идет влюбленная парочка, вот старушка ведет под ручку дряхлого мужчину… Мысли вновь овладевают моей головой. Совсем некстати я вдруг вновь вспоминаю о Джин. Я с ужасом осознаю, что скучаю по ней...

Лето после Победы мы провели вместе. Гуляли, смотрели на звезды, говорили друг другу красивые слова. Мы вели себя так, как, впрочем, ведут себя все влюбленные. Миссис Уизли не могла нарадоваться на такую замечательную пару... От этих каникул у меня остались, наверное, самые счастливые в моей жизни воспоминания: заливистый девичий смех, озорные веснушки и её теплое дыхание на моей щеке. Казалось, любви идеальнее нет и не может быть. Я видел Джин моей женой и матерью как минимум пятерых детей, весело топающих босыми пятками по теплому красному ковру... Цвет Гриффиндора, между прочим.

А потом все изменилось.

Джин вернулась в Хогвартс семикурсницей. А я, как и Рон с Герм, не захотел возвращаться. Все-таки Хогвартс без Дамблдора и, как ни странно бы это звучало, Снейпа был уже не тем родным для меня пристанищем. Наша троица преодолевала пробелы в знании самостоятельно — обычно собираясь по вечерам в доме Блэков, благо старинная библиотека однообразием тематики не страдала.

Конечно, я навещал Джин в Хогвартсе. МакГонагалл, ставшая директором, поначалу пыталась меня вернуть, но затем поняла — бесполезно.

А каждое мое посещение школы сопровождалось восторженными возгласами младшекурсников. Впрочем, старшие от них тоже не отставали. Быстрыми темпами растущий фанатизм привел к тому, что иногда я пробирался в Хогвартс под мантией-невидимкой... Но Гарри Поттер не был идеальным кумиром— сколько любили, столько же и ненавидели. В основном, конечно, слизеринцы и часть, почему-то, хаффлпаффцев. Наверное, отголосок гибели Диггори...

Джинни быстро становилась самой популярной девушкой. Еще бы: каждому хотелось отбить девушку у Героя... Но Джин не поддавалась. Она все так же встречала меня нежными поцелуями и долгими объятьями. Казалось, ничто не могло помешать нашей любви. Но затем Уизли несколько... изменилась. Все началось с того, что по очередному моему приезду в школу она зачем-то потащила меня к своим подружкам. Те ахали и умилялись, а я, словно глупый тролль, «мило» улыбался и не мог понять, зачем Джин устроила все это представление.

Джин понравилась ее репутация невесты Золотого Мальчика. Вскоре от наших чувственных отношений не осталось и следа. Я чувствовал себя музейным экспонатом: Джин вальяжно шествовала по холлу со мной под руку под завистливые вздохи девчонок и тихие ругательства их парней...

Под конец учебного года Джин пригласила меня на выпускной бал. Знал бы, во что это выльется — ни за что бы не отказался... Но время вспять не повернешь. И я сейчас вовсе не о Маховике.

Я был занят. Занят. Странно, но я до сих пор твержу это, дабы оправдаться перед самим собой. На самом деле я не хотел снова привлекать к своей персоне внимание. Ибо по прошествии бала наверняка «Пророк» напечатал бы мои с Джин фотографии под каким-нибудь скандально-сенсационным заголовком... К тому же своего выпускного у меня не было, а чужим, как бы эгоистично это ни звучало, я довольствоваться не хотел.

А на следующий день на моем подоконнике появилась сова со свертком, привязанным к ее лапе. В нем оказались колдографии, присланные каким-то «доброжелательным» слизеринцем… А сейчас я понимаю, что во всем виноват только я один. Разве хочется девушке оставаться без пары на выпускной вечер? Разве она должна была в одиночестве подпирать стену?

На снимках красовались Джинни и... Дин. Вот юноша танцует с ней вальс, вот держит под руку, вот нежно целует... Я был в ярости. В тот день Уизли как раз вернулась в Нору.

И в тот день мы в первый раз крупно поссорились. Джин оправдывалась, а я закрывал уши и махал несчастными колдографиями у нее перед носом. А затем я первый раз громко хлопнул входной дверью.

Потом были долгие примирения и, кажется, вновь «любовь до гроба». Но отношения постепенно сходили на «нет». Мы ссорились по каждой мелочи, и я вновь и вновь хлопал входной дверью...

А потом я увидел ее в парке с Дином. Даже не помню, как там оказался. Возвращался домой с Косого переулка, захотел полюбоваться красотами природы... Полюбовался.

А Джин выглядила очень счастливой — все время смеялась и смотрела на юношу горящими глазами. Давно я не видел у нее такого... влюбленного взгляда. И тогда во мне что-то оборвалось...

Ой!

— Осторожнее,— слышу нервный мужской голос. Я, полностью погруженный в свои мысли, не заметил, как сильно задел плечом прохожего.

Я не успеваю ничего промычать в ответ, так как в моей голове, кажется, что-то щелкнуло. Я резко останавливаюсь.

Голос показался мне смутно знакомым. Какого соплохвоста...

Я срываюсь с места в попытке разглядеть мужчину среди толпы. Расталкиваю руками невероятно медленно ползущих пешеходов, бросаю извинения, опасно пошатываясь на тонких каблуках, но фигура уже скрывается из моего поля зрения.

Черное пальто, обтягивающее худое тело, темные волосы...

Снейп?!

* * *

— Чарли, мы так рады тебя видеть! — девушка бросается на шею к невысокому, коренастому юноше. Рядом стоит улыбающийся рыжий парень. — Как твои дела?

Юноша ничего не успевает ответить, потому что рискует быть задушенным в объятиях матери.

— Чарли, мальчик... Как долго мы тебя ждали...— Молли шмыгает носом и крепче прижимает к себе сына. Тот кладет голову ей на плечо...

Через полчаса в тесной Норе Уизли соберутся за одним столом. И на их лицах будут сверкать лишь счастливые улыбки.

— И представляете, когда я пришел к ним, то увидел, что их кресло летает по квартире. Бедные магглы... Конечно, без Обливэйта дело не обошлось,— Артур, громко смеясь, жестикулировал руками. Молли лишь с напускной сердитостью качала головой и наполняла тарелки ароматным супом. Гермиона, опустив голову на плечо сидящего рядом Рона и время от времени улыбаясь, рассматривала сидящих.

Чарли совершенно не изменился... Все такой же веселый и добродушный парень с вечно растрепанными темно-рыжими волосами. Перси, с серьезным выражением лица, взирал на остальных сверху вниз; но, несмотря на свое поведение, после Победы он все же стал чаще видеться с родней. Да и в общении был намного более приятен. Возле него, заливаясь смехом, сидели близнецы. Оба до последней веснушки совершенно одинаковые. Гермиона до сих пор помнила, сколько бессонных ночей вся семья Уизли провела у кровати Джорджа в Святом Мунго...

— У меня есть для вас... новость,— Чарли, довольно оглядывая застывшие лица, загадочно улыбнулся.

— Ну?— одновременно произнесли Фред и Джордж.

— В общем, я приехал для того, чтобы... — тут парень сделал паузу, на что Фред вплеснул руками и состроил невероятную гримасу на лице. — Чтобы познакомить вас со своей невестой.

Никто не прерывал молчание. Все лишь не отрывали удивленного взгляда от Чарли.

— И кто она?— наконец тихо произнес Джордж.

— А вот этого я сказать не могу. Сами увидите. Она приедет... в конце этого месяца, — тут парень улыбнулся и снова, как ни в чем не бывало, принялся за еду.

Молли только выронила из рук половник.

Снейп?!

Да этого не может быть. Я видел его... умирающим в Визжащей хижине. Правда, после этого я даже не позаботился узнать, куда дели его... его тело. Не потому что не хотел, а потому, что стыд и чувство вины полностью поглотили меня. Ведь я… не спас его. Тогда, в тот безумный день, унесший жизни многих магов.

А еще я очень сильно надеюсь, что мое чутье подвело меня и я просто обознался. Мало ли в городе жителей, внешне напоминающих Снейпа? Или мое больное воображение подсовывает мозгу желанные картинки.

Я разбираю вещи, купленные сегодня мною. А сам думаю о нем. И не могу избавиться от навязчивых мыслей.

А какого Мерлина я так беспокоюсь? Хватит уже страданий на мою бедную больную голову. Хватит.

И я даже не догадываюсь о том, что завтра вновь попаду на ту улицу.

* * *

А все началось с того, что я вновь проснулся «ранним» утром от дверного звонка. Дежавю, не иначе.

Сонный, я дополз до двери, подавив нахлынувшую зевоту. На пороге стояла молоденькая девушка моего — равно как и Джейн — возраста.

— Вы Джейн...— она заглянула в бумагу, которую держала в руке, — Келли?

— Что-то вроде того,— усмехаюсь я и по привычке ерошу вихры на затылке, которых, собственно говоря, там не наблюдается.

— Меня зовут Элизабет,— девушка протягивает мне какую-то разлинованную бумажку, и я машинально хватаю ее. — Это анкета для собеседования.

Ну да, точно. Мне говорили про анкету в этой маггловской компании.

— И... что мне с ней делать? — осторожно бросаю я. Элизабет одаряет меня удивленным взглядом.

— Заполнять.

— Сейчас?

— Ну да. Позвольте, я пройду?— девушка не из робкого десятка, да. Я приглашаю ее на кухню, и мы садимся за стол. Пока я в одной ночной рубашке сосредоточенно рассматриваю документ, она скучающим взглядом окидывает кухню. А я полностью погружаюсь в буквы, точки, запятые и прочее, нелепым порядком разбросанное по бумаге.

Так... Что тут у нас? Мое имя уже вписано. Пол... Мерлин, зачем такие сложные вопросы-то задавать? Скрепя сердце, отмечаю галочкой букву «ж». Опыт работы... Уничтожение крестражей и последующее убийство Волдеморта... Хотя… в маггловской анкете этого лучше не писать.

Прошло около двадцати минут, а я все еще сидел, уткнувшись носом в бумажку. Элизабет, вскочив с места, нервно расхаживала по кухне.

— Вам помочь? — слышу голос за спиной.

— Нет, спасибо.

Девушка вздыхает и переминается с ноги на ногу.

— Вы торопитесь?— мне определенно надоедает ее мельтешение перед глазами. Я поднимаю на нее взгляд.

— Ну...— девушка отчего-то краснеет. — Да. Начальство поручило мне прийти к вам, а я еще хотела сегодня успеть в...

— Ну так идите.

— Куда? — опешивает Элизабет.

— Туда, куда вы хотели успеть. Только адрес, по которому нужно занести анкету, скажите,— я вздыхаю и опять обращаю внимание на свои каракули, выведенные на белом пергаменте. Краем глаза замечаю облегчение на лице девушки. Она достает белый листок из кармана, быстро выводит на нем название улицы и опускает его на стол.

— Спасибо!— девушка прихватывает сумку и направляется к выходу. — Спасибо! — и я слышу, как закрывается входная дверь.

Через полчаса я все-таки заканчиваю придумывать легенды для Джейн Келли, со вздохом натягиваю вчерашний наряд и заталкиваю в узкий карман бумагу с адресом...

Эта компания располагается как раз на той улице с глянцевыми витринами и модными бутиками. Анкету я вручаю секретарше, попивающей кофе на рабочем месте. И вновь направляюсь знакомым маршрутом в квартиру номер тринадцать. Я щурюсь от яркого сегодня солнца... Немного повернув в сторону голову, пряча глаза от назойливых лучей, я вдруг замечаю темную фигуру. Она стремительно выходит из какого-то заведения. Я поднимаю глаза вверх и вижу вывеску кафе. И быстро, насколько быстро могу перемещаться в неудобных туфлях, иду в его сторону.

Мужчина уже давно скрылся за поворотом. А я, судорожно вздохнув, дергаю за ручку двери.

Ничего особенного. Обыкновенная забегаловка. Правда, чистая и уютная.

Почти все столики заняты людьми. Сердце бешено стучит, я растерянно оглядываюсь по сторонам. За барной стойкой молоденькая официантка скучающе перелистывает глянцевый журнал. Я беру себя в руки и пытаюсь с ней заговорить:

— Здравствуйте... — девушка поднимает голову и, отложив глянец, приветливо улыбается.

— Чем могу помочь? Вы хотите пообедать?

— Я? Да... То есть, нет...— я никак не могу собрать свои мысли в одно простое предложение.— Я хочу задать вам один вопрос. Только что из этого кафе вышел мужчина,— я, заметив ее заинтересованный взгляд, продолжаю.— Высокий такой, темноволосый, в черном пальто...

— Ой,— улыбка девушки становится еще шире. — А вы кто? — я только открываю рот, но официантка перебивает меня.— Не говорите. Я вас понимаю... — девушка, разглядывая меня сияющими глазами, продолжает, понизив голос почти до шепота. — Мужчина-то видный... Молчаливый только. Загадочный... — девушка мечтательно закатывает глаза, но, натолкнувшись на мой изумленный взгляд, смущается и замолкает.

— Вы его знаете? — изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно. Девушка опять улыбается.

— Лично — нет. Он редко сюда заходит. Заказывает чашку кофе или чая... На разговор не идет,— официантка обиженно надула губки.

— Ну хоть какая-нибудь информация у вас о нем есть?

— Кое-что имеется, — девушка, чуть помедлив, достает откуда-то мятую бумажку. — Вот.

— И... что это? — рассматриваю ровные, словно напечатанные, буквы.

— Адрес.

— Я вижу, что не рецепт омлета. Чей он?

— А мне откуда знать? — хмыкает девушка. — Это выпало из его кармана, когда он расплачивался.

— Спасибо,— задумчиво протягиваю я, на что официантка хмыкает, что спасибо в карман не положишь... Несколько маггловских купюр опускаются на глянцевый журнал, и я выхожу из кафе. Мне о многом еще стоит подумать.

Уже светает, но заснуть я все еще не могу. Мне не дает покоя мятая бумажка с адресом, лежащая в кармане темного плаща.

Мерлин, и сдался мне этот Снейп! Почему же я горю желанием с ним встретиться?

Да, я хочу перед ним извиниться. И поблагодарить. За все. Но только ли это? Не могу обмануть сам себя: во мне все-таки таится крошечная надежда, что зельевар может выручить мнея и из этой беды тоже.

Отгоняя навязчивые мысли, я проваливаюсь в тревожный сон…

Сверкающий шар разбивается о землю; я вижу беловатое свечение, слышу смутно знакомый голос... Слова разобрать не могу — они словно пропадают в мутном тумане. Постепенно дымка рассеивается, и моему взору предстает призрак — фантом, который тут же растворяется...

Брр... Я вскакиваю с кровати, ежась от неприятного пробуждения. Мне холодно: я поплотнее закутываюсь в плед. Странный сон не покидает моих мыслей. Чувствую, что не могу вспомнить нечто очень важное... Очень...

Нет, хватит. Это всего лишь сон. Резко встаю на ноги и направляюсь в ванную, намечая «грандиозные» планы на сегодняшний день.

* * *

Девушка в плаще и в сапогах на низком каблуке стремительно идет по узкой улочке, достает из кармана бумажку и внимательно ее рассматривает. На лице ее в равной мере выражены и тревога, и надежда. Постояв некоторое время под моросящим, неприятно колким дождем она медленно направляется к двери. Поднимает ладонь, собираясь тихо постучать...

* * *

... И я стучу. Сердце гулко бьется, и я почти не дышу. Слышу еле различимые шаги по ту сторону двери. Закрываю глаза...

Дверь со скрипом отворяется. Я набираю побольше воздуха в грудь и поднимаю голову.

И что я ожидал увидеть? Передо мной нелюбимый профессор зельеварения. Правда, он не выливает на меня грязь, не шипит и не сверлит глазами. Лицо его, бледное и уставшее, не выражает ничего, кроме равнодушия. Он одет в черный ( кто бы сомневался) свитер и темные брюки.

— Здравствуйте, проф... Простите,— видимо, я растерял всю свою решительность по дороге сюда. Что сказать, я не знаю. Странно — за дверь он меня еще не выставил. Хотя, он же видит перед собой не вихрастого мальчишку со шрамом на лбу и очками на переносице, а милую глуповатую брюнетку. Кажется, ему даже интересно — что эта девушка забыла в квартире мрачного зельевара...

— Я могу чем-то помочь? — бровь зельевара взметается вверх.

— Можете. Я пройду? — бесцеремонно протискиваюсь в дверь и направляюсь в просторную кухню. Сажусь на стул. Профессор, не говоря ни слова, становится напротив и складывает руки на груди, с интересом взирая на меня.

— Позвольте узнать, кто вы такая? — на его лице наблюдается некое подобие усмешки. Моя голова пуста. И я решаю говорить правду.

— Поттер, — на мгновение искра появляется в его глазах, но тут же исчезает. Он скучающе протягивает:

— Жена?

— Гарри.

Кажется, профессор снова надевает маску безразличия. Он отворачивается и наливает в стакан воду из кувшина.

— Профессор, вы не поняли...

— Я тугоумием не страдаю, Поттер. Слава неожиданно свалились на вас виде папарацци, и вы, приняв Оборотное зелье, нагло проникаете в мое жилье. Вероятно, вновь соизволили откопать проблему на свою пустую голову. Откуда вы меня нашли?— теперь я узнаю Северуса Снейпа. Его едкий голос и резкие движения.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — Северус нервно делает глоток воды, но моей просьбе не внимает.

— Я сам решу, что мне делать в своем доме, — он нервно теребит в пальцах стакан. Я не отрываю от него взгляд и молчу. Видимо, молчание красноречивого обычно Поттера выбивает его из колеи, и он приземляется на близстоящий стул.

— У вас две минуты.

— Понимаете... — собираю мысли в кучу. Только бы он меня не выставил! — Это не Оборотное. Я не знаю, что случилось... Но уже несколько недель я нахожусь в женском теле.

Снейп молча сверлит меня взглядом.

— Я сразу заметил, какие у вас ужасные манеры. Вы точно Поттер — теперь я даже не сомневаюсь. А я тут причем?

Я опешиваю от его безразличия.

— Как... как причем? Вы можете мне помочь!

— Это очень интересно, Поттер, — Снейп вскакивает и расхаживает по помещению. — Вы врываетесь ко мне в дом, пачкаете ковер туфлями, несете какой-то бред и думаете, что я взмахну волшебной палочкой, и все ваши... странности мигом разрешатся? Хватит с меня. Убирайтесь к черту. Вас и ваше новое тело я меньше всего хотел бы видеть сейчас.

Даже от такого скверного, как Снейп, человека я не ожидал столь нелюбезного приема. Полное безразличие, злая усмешка на его лице и гневная тирада — и это все, что он может мне сказать? Хотя, глупо было надеяться на то, что зельевар меня выслушает и... поддержит. Странно, но именно это слово вертится у меня на языке.

— Профессор, — Снейп, отвернувшись к окну, молчит. Я поднимаюсь и делаю шаг к входной двери. — Профессор. Я уйду. Вы спросите, почему я пришел именно к вам? Да потому что и обратиться мне, собственно, не к кому. Родственников у меня нет, Сириуса и Люпина — тоже... А я сейчас в таком состоянии, что мне нужна просто поддержка, — Снейп не шевелится, и постепенно раздражение овладевает мною. — Я не знаю, что со мной. Я не знаю, кто я. А вы просто выгоняете меня из своего дома. Вам просто удобно меня ненавидеть. Мстить Джеймсу. И жалеть себя, жалеть, что когда сделали неправильный выбор. Вы только и можете, что жить воспоминаниями о...

Снейп резко разворачивается, отчего я, обрывая свою тираду, замолкаю.

— Мелкий, пакостливый, гнусный... мальчишка! Выродок Джеймса... Вон из моего дома!

Я замираю; Снейп, похоже, разъярен: он тяжело дышит, глаза его сверкают.

— Безмозглый, наглый, как папаша... Лживый, уродливый...

— Прекратите.

Я не понимаю, когда успел схватить палочку и направить ее на Снейпа.

— Не закрывай мне рот. Плевать мне на твою палочку,— зло выплевывает мужчина.

Я сдерживаюсь, пытаясь контролировать разбушевавшуюся магию.

— Знаешь, а я ведь считал себя виноватым перед тобой, Снейп. Я был благодарен тебе за свою жизнь. А сейчас сальноволосый гнусный зельевар вновь заменил в моей голове храброго и преданного орденовца. И все это благодаря тебе. Моя мама... мама бы никогда не простила тебе сегодняшний вечер. Потому что она любила меня. И что бы ты не говорил, на Лили я похож больше, чем на Джеймса. По крайней мере, в этом дурацком теле, — может быть, мне кажется, но Снейп чуть вздрагивает, когда слышит это имя. Он полностью разворачивается ко мне и впивается невидящим взглядом.

— Прости, что вторгся в твой мир, где зеленоглазая девчонка звонко смеется солнечному зайчику на стене лаборатории. Зачем жить настоящим, если у тебя есть такое замечательное прошлое? Зачем пытаться изменить себя, когда всегда можно найти оправдание своей несчастной жизни? Зачем?

Я хмыкаю и опускаю палочку. И тяну на себя ручку двери. Наверное, сейчас самое время ожидать, что зеленый луч Авады коснется моей спины. Или Снейп ударит меня тупым предметом по голове. Или... Все что угодно, но только не это.

— Сядь.

Если бы я не задержал дыхание в этот момент, я, возможно, и не услышал бы его голоса.

Не знаю почему, но после той встречи с профессором я до сих пор жив. Более того, прошло уже несколько дней. Причем каждый я провожу в доме Снейпа. Ведет он себя довольно сносно, язвит правда иногда. А еще он копается в моей голове. Легиллимент чертов... Говорит, что все произошедшее со мной спрятано в моем мозгу. Нет, конечно, это не его слова, просто я перевел речь Снейпа на более доступную, не обремененную всевозможными магическими терминами речь. Пока перед моими глазами проносится лишь тот странный сон с неясными образами. И больше ничего.

— Поттер, ты сегодня рано, — Снейп в белой, непривычной для меня рубашке и в черных брюках пытается надеть на заспанное лицо маску безразличия. У него это плохо получается.

— Профессор, я, кажется, вспоминаю еще кое-что. Не могу понять.

Снейп буквально затаскивает меня в гостиную и буравит взглядом. Я пытаюсь сосредоточиться на сне, но у меня это не очень хорошо выходит.

На стене висит огромное, безумно красивое зеркало. В нем отражается почти вся комната: вот диван, два кресла, в них сидят мужчина и девушка... Я почему-то нервно хихикаю. Не знаю, что на меня нашло. А Снейп, что-то пробурчав себе под нос, принес мне стакан с булькающим зельем.

— Что это?

— Успокоительное. Не бойтесь, не уснете. Оно поможет вам не отвлекаться на мелочи,— и я притягиваю к фужеру руку. Задеваю своими пальцами пальцы Снейпа, и, чуть не разлив жидкость, отдергиваю ладонь.

— Успокоительное вам точно необходимо,— ехидно замечает зельевар. А я удивлен своей реакции. Я боюсь… прикосновений. Не то что бы их самих... Прикосновений к мужчине. Я опешиваю от нахлынувших в мою голову совершенно безумных мыслей. Кажется, я схожу с ума. Опрокидываю стакан, морщусь от неприятного вкуса... И вижу.

Я вспоминаю одну очень важную деталь моего сна. Снейп, увидев мою растерянность, не теряет времени.

— Legillimens!— слышу я и погружаюсь в цветной калейдоскоп многочисленных воспоминаний.

* * *

— Мерлин!

Девушка, запустив пальцы в волосы, мечется по комнате. В глубоком кресле с неимоверно прямой спиной восседает Снейп.

— Какого соплохвоста! Я ничего не понимаю! Может, объясните что происходит?

— Сядьте,— девушка нарезает круги по ковру, но затем подчиняется и тяжело опускается на софу.

— Говорите.

— Что?

— Говорите все, что думаете. Так вам будет легче привести свои мысли в порядок, — Снейп говорил это таким тоном, будто читал очередную наискучнейшую лекцию. Но было видно, что он сосредоточенно над чем-то размышлял.

— Я видел во сне образ девушки. Этой девушкой оказалась Луна. Луна Лавгуд… Она говорила что-то на непонятном языке, а затем позвала меня по имени. И, похоже, я проснулся,— девушка закончила и взглянула на зельевара. Но тот медлил с ответом.

— Это смахивает на пророчество,— почему-то усмехнулся он. Девушка поперхнулась и широко распахнула глаза.

— Что?! Про... — она почти что задохнулась от неожиданной догадки Снейпа.

— Да. Именно.

— Какое такое пророчество?

— Вы у меня спрашиваете? Я не Трелони.

— Но…

— Во всяком случае, вам лучше связаться с мисс Лавгуд и обо всем ее расспросить. Больше я ничем, увы, помочь не могу.

Джейн лишь застыла с растерянным выражением лица.

* * *

Яркий солнечный лучик медленно крадется к изголовью кровати, будто боясь меня разбудить. Но я не сплю: прикрыв глаза, я думаю о том, что сказал Снейп. Надеюсь, он ошибается в своих размышлениях... Очень сильно надеюсь.

Мне нужно срочно отыскать Лавгуд. Я понятия не имею, где она, а вмешивать Гермиону с Роном в свои проблемы ужасно не хочу. Имеет ли она отношение к моему бредовому сну? Я ясно помню светлые волосы, голубые глаза и редиски в ушах. Но... вдруг это лишь пустое сновидение?

Снейп говорит, что все было явью. Иначе он не использовал бы легиллименцию. Но... слишком много «но». И эти две буквы, похоже, пустились в моей голове в быстрый лихорадочный пляс.

Распахиваю глаза, луч света заставляет меня зажмуриться, и я вспоминаю, что сегодня утро моего первого рабочего дня в маггловской конторе. Нужно срочно выкинуть мысли Гарри из пустой головы Джейн. Сейчас я встану, одену Келли поприличнее и поверну ключ в замке входной двери. Все просто.

* * *

Буквально через час я на шпильках неуверенно шагаю по широкой улице. В голове — мысли о работе, на шее — теплый красный шарф, в руках — дамская сумка. Я же хотел начать новую жизнь? Так вот, теперь передо мной открылась в нее дверь. Если быть точнее, дверь резко отворилась и чуть не задела меня: я лишь опасно покачнулся, схватился за ручку и тихо выругался.

— Простите? — молоденькая девчушка протянула мне руку: выглядела она довольно смущенно.— Извините, я такая неуклюжая... Вышла подышать свежим воздухом, а в итоге чуть не убила человека.

Я непроизвольно улыбнулся: так она напомнила мне Тонкс. Волосы цвета спелой вишни и карамельная улыбка. Воспоминание из недалекого прошлого.

— Вы по какому вопросу? — девушка в ответ на мою улыбку тоже приподняла уголки губ.

— Сегодня мой первый рабочий день. Я, вроде как, пришла работать, — ухмыльнулся я. — Я Джейн Келли.

— Очень приятно, мисс! — девушка схватила мою руку, в глазах ее плясали радостные огоньки.— Я Миранда Флокс. Я тоже здесь работаю. Что же мы стоим на пороге? Пойдемте! — девушка потянула меня внутрь, пока я мысленно улыбался созвучности фамилии.

Через полчаса Миранда обращалась ко мне, как к своей лучшей подруге, рассказывала кучу сплетен почти обо всех сотрудниках и провела краткую экскурсию по всему офису. Я был не против, к тому же ее чрезмерная болтливость избавляла меня от необходимости поддерживать разговор. Я, путаясь в своих мыслях и чувствах, краем уха слушал щебетание Флокс и изредка кивал в такт.

— Это Мэриэтта Строуд, она здесь, — Миранда закатила глаза, — большая начальница, и все только из-за того, что она в большем почете у директора. Мэриэттой оказалась высокая стройная блондинка со стервозным взглядом и тонкими красными губами. Она, не удостоив нас и взглядом, статно прошествовала мимо. Мы с Флокс шли по узкому коридору, разглядывая попадающихся навстречу людей.

— Подожди меня здесь, — Флокс остановилась и обернулась. — Я узнаю, где твой кабинет,— и Миранда скрылась за одной из многочисленных дверей.

А что, вполне мило. Магглы неплохо живут и без магии. Мне даже здесь нравится.

Я повернул голову, вглядываясь в группу стоящих неподалеку от столика, заваленного бумагами, коллег. Те что-то бурно обсуждали, размахивая руками. И вдруг меня окатило холодом.

Я встретился взглядом с одним из мужчин. Смутно знакомые манеры... И выражение лица.

Мерлин великий! Нет! За что?

— Скучаешь?— вопрос Флокс был явно неподходящим для такого момента. — Я зашла к начальству, твой кабинет там,— она указала на ближайшую дверь. — И он почти рядом с моим! Здорово, правда? Джейн?..

Я шумно выдохнул и, пытаясь сохранить в голосе относительное спокойствие и холодную отстраненность, спросил:

— Миранда... Ты не знаешь, кто вот этот юноша? Мне он кажется знакомым; хотя я могу ошибаться.

Миранда, проследив глазами за моим взглядом, посмотрела на людей у стола.

— О... Это и есть тут самый главный. Недавно сюда пришел, и сразу на такой высокий пост,— немного завистливо протянула Флокс. — Это Драко. Драко Малфой. Ты с ним знакома?

Хорошо, что Флокс не заметила, как я чуть не поперхнулся.

—Я?.. Нет. Я обозналась.

Мал-фой. Буквы отбивали чечетку в моей голове.

— Мерлиновы подштанники!

— Рон! Перестань.

— Нет, Гермиона, я, конечно, понимаю, что Гарри хочется одиночества, спокойствия и еще всякой чепухи. Но так ли сложно вспомнить о друзьях? — рыжий парень возмущенно размахивал руками и мерил шагами небольшую кухню. — Мать который день меня допрашивает, где наш герой и с кем!

Гермиона лишь вздохнула, на что парень оградил её разгневанным взглядом.

— Скоро свадьба у Чарли, и он тоже горит желанием увидеть Поттера. Вот где мы его достанем? Вся моя семья смертельно обидится, если такое важное для нее мероприятие не посетит такой высокий гость!

— Рон!

— Герм… прости. Я не хотел кричать. Я тоже очень волнуюсь за Гарри, правда. Я чувствую, как его нам не хватает, — Рон приобнял девушку за плечи. — А что это у тебя? — гриффиндорка теребила в тонких пальцах скомканную бумажку.

— Это?— девушка, будто не поняв вопроса жениха, протянула ему пергамент. — Мне кажется, Гарри стоит искать именно там. Парень с некоторое время разглядывал ровные закорючки на бумаге, оказавшиеся адресом, широко распахнув глаза.

— Что? Герм, нет! С чего ты взяла? Я туда не пойду! Да Гарри в здравом уме даже не приблизится к этому месту!

— Успокойся. В тебе играет гриффиндорское самолюбие, — девушка спокойно наблюдала за реакцией парня. — Рон, все может быть. Ты же хочешь найти его?

— Хочу. Но... это слишком! Ты представляешь, как мы туда придем? Что скажем? Да от нас потом живого места не останется!

— Ох, Рон, — девушка рассмеялась. — Ты все преувеличиваешь. Мы идем, и это не обсуждается.

* * *

Мал-фой.

— Я обозналась, Миранда.

Девушка, не успел я сказать и слова, потащила меня к злосчастному столу.

— Привет всем!— звонкий голос девушки эхом пронесся у меня в голове. — Знакомьтесь, Джейн Келли, наша новая сотрудница. Прошу любить и жаловать.

Я, глупо улыбаясь, поприветствовала коллег.

— Любить не обязательно, а жаловать можно,— окинув всех взглядом, я задержала его на Малфое. Тот склонился над бумагами, казалось, даже не замечая бурного щебета коллег по поводу моей персоны; белесая челка полностью закрыла его глаза.

— Драко!

Миранда, чтоб тебя соплохвост съел! Зачем нужно было окликать этого хорька?

— Драко, это твоя новая подчиненная.

Малфой, наконец, соизволил выпрямить спину и взглянуть на меня. Хорек ничуть не изменился: все тот же прищуренный холодный взгляд и неприятная ухмылка. Хочется запустить в него вновь сектумсемпрой, чтобы выбить всю спесь и гонор.

— Миранда, я слышу. У меня, между прочим, дел по горло, а ты отвлекаешь. Если тебе нечем заняться, могу одолжить бумагу — напиши увольнительную, — Флокс обиженно надула губки. Хорек, состроив жуткую мину, с презрением окинул меня взглядом и вновь уткнулся в документы. Миранда, хмыкнув, вытянула меня из толпы сотрудников.

— Не обращай внимания. Он со всеми так обращается,— Миранда покачала головой. — Мы привыкли. Наверняка, сын какого-нибудь богатого папаши, иначе не вел бы себя так.

— А то, — я задумчиво ухмыльнулся.

— Прости, что?

— Нет, нет, Миранда. Ничего. Я, пожалуй, пойду к себе?

В кабинете оказалось довольно просторно и уютно. Обои в теплых тонах, мягкий диван и рабочий стол. Джейн повезло с работой.

Но определенно не с начальством. Каким ветром сюда занесло Малфоя? Знаю, что после войны его отца судили как пожирателя. Но оправдали, как и Снейпа. Собственно, не без моей помощи — я явился поручителем за них. Хотя, отношение к слугам Лорда не изменилось даже со временем— они все еще казались ужасными тиранами и противникам маглов. Однако неужели Люциус бы позволил своему сыну работать с нечистокровными? Что же подвигло Хорька на это? Мне кажется, что я сплю. А женское тело, Снейп в зеркале и Малфой с бумагами — всего лишь плод моего больного воображения...

Стук в дверь.

— Вот, — а разве сновидения умеют так громко распахивать дверь и швырять на стол кипу документов? — Нужно разобрать до завтрашнего утра. Не успеете — знаете, где выход.

Я вопросительно взглянул на Малфоя. Тот, будто боясь испачкать свою белоснежную рубашку о воздух в моем кабинете, с порога кинул злосчастные бумаги на стол, развернулся на каблуках и вышел.

Как говорится, ни ответа, ни привета. Не думаю, что найду с начальством общий язык...

Прошло несколько дней. Я постепенно втягивался в работу. Она не казалась мне сложной — скорее немного нудной. Хорошо, что хоть Малфой не маячил перед глазами. Пару раз столкнулся с ним в коридоре — и все. Вообще, он создал себе образ эдакого злого, полностью погруженного в работу начальника. Вечно кислое выражение лица, резкие движения и полное отсутствие чувства юмора только способствовали этому.

К Снейпу я приходил почти каждый день. Мы продолжали вспоминать до мелочей мой дурацкий сон. Честно говоря, это занятие кажется мне совершенно глупым. Я начал новую жизнь. Вернее, начала. Так зачем же ворошить прошлое?

— Поттер! Сосредоточьтесь.

Да не хочу я больше истязать свой мозг! Надоело.

— Профессор, не называйте меня Поттером. Все-таки я не он. Я Джейн Келли, — Снейп на какую-то долю секунды останавливается, перестав кружить по комнате.

— Хорошо, мисс... Келли. К вашему сведению, я тоже в данное время не занимаюсь преподаванием.

— Хотите, я не буду называть вас профессором? Я могу называть вас... называть... Севе....

— Нет!— резко перебил зельевар. — Лучше по-прежнему.

— Я не против.

Снейп, сложив руки на груди, вновь мерит шагами комнату. Он беспрестанно что-то говорит о том, как мельчайшие частицы пронизывают пространство, задерживаются в голове у людей, складываясь в мысли. Затем нес какую-то, на мой взгляд, чушь об окклюменции и легиллименции... Я не мог переварить весь этот бред, поэтому переключился на рассматривание узоров на незатейливых обоях.

Зельевар сегодня был одет в свитер простого кроя и черные брюки. Странно видеть его который день без привычной мантии, куполом развевающейся за спиной... Да и кричал он теперь намного реже. Он оказался хорошим собеседником: одним вечером мы разговорились за чашкой чая. Говорили обо всем: о Хогвартсе, Дамблдоре, о войне. Я даже немного удивился его внезапной открытости. Правда, когда в беседе вдруг прозвучало имя Лили, — Мерлин, и почему у меня такой длинный язык? — Снейп мигом насупился, замолчал, так что мне пришлось поскорее распрощаться и покинуть его жилище.

Бедный, вот что он размахивает руками, пытаясь объяснить мне какую-то сложную магическую формулу? Я ведь все равно его не слушаю.

В голове мелькает мысль о том, как грациозны всё же его движения: и передвигается он тихо, и даже жестикулирует как-то... правильно. И волосы его совершенно не сальные... почему-то. Они черные и, наверное, приятные на ощупь.

Я с ужасом замечаю, что любуюсь Снейпом. Снепом?! Кровь приливает к голове, и я пытаюсь абстрагироваться от окружающего мира. Не думать... Нет... Во всем виновата гадкая женская оболочка. Я сжимаю кулаки, так что белеют костяшки пальцев, повторяя про себя «священную» мантру. Но мысли не желают покидать моей головы...

И я слышу глухой стук в дверь. Сначала робкий, затем более четкий. Дежавю, не иначе.

Снейп недоуменно бросает взгляд в сторону прихожей, пожимает плечами и направляется к двери. Через некоторое время он возвращается, и я не сразу понимаю, о чем он говорит.

— Вы слышите? Какого черта вы притащили их с собой?!

— Кого? — мотаю головой я.

— Ваших безумных гриффиндорцев! Грейнджер и Уизли!

— Что?! — я резко вскакиваю и широко распахиваю глаза.

— А вы не знали, что они придут?! Не стройте из себя идиота!

— Профессор! Я... я не знал! Я скрылся от магического мира — они понятия не имеют, где я нахожусь! Я не знаю, как они тут оказались... Вы куда?

— Дверь открою. Я не настолько богат, чтобы покупать новую; старая же может не выдержать гриффиндорского упорства.

— Пожалуйста... Скажите, что не видели меня. Пожалуйста, профессор,— я умоляющим взглядом смотрю на Снейпа, он шикает и указывает рукой на дверь спальни. И я мигом скрываюсь в другой комнате.

* * *

— Здравствуйте.

— И вам того же.

Рон, испуганно взирая на ненавистного когда-то профессора, ткнул локтем невесту. Та одарила его рассерженным взглядом, вздохнула, приводя мысли в порядок.

— Профессор, извините, что мы... У нас есть к вам один вопрос.

Снейп с абсолютно непроницаемой маской на лице отступил в сторону, приглашая гостей войти. Ведь так должен поступать гостеприимный хозяин?

— Спасибо,— Гермиона устроилась в глубоком бархатном кресле с высокой спинкой — том самом, где сидел Гарри. Вернее, Джейн. Рон, бледно-салатовый по старой привычке, утроился рядом на подлокотнике, не смея поднять глаз.

— Я вас слушаю.

— Профессор Снейп... — Гермиона, казалось, ожидала от зельевара всего, что угодно, но только не формального гостеприимства. — Гарри пропал. Вернее, он уже не Гарри... Я понимаю, вы не хотите ничего слышать о нем, но...

— Я знаю, — Снейп усмехнулся, удовлетворившись изумленным выражением лиц гриффиндорцев.

— Что? Простите, вы его... её видели?

Снейп поднял бровь, но ответил вопросом на вопрос.

— Мисс Грейнджер... Или уже Уизли? — зельевар бросил взгляд на Рона, от чего тот жутко покраснел, а Гермиона лишь покачала головой. — Откуда в вашем распоряжении имеется мой адрес?

— Понимаете... Я работаю в министерстве... За определенную сумму можно получить любую...

— Можете не объяснять, — хмыкнул Снейп. — Вы спрашиваете, видел ли я мисс Келли? Да, не удивляйтесь, мисс Грейнджер, я осведомлен о его... положении. Видел. Но не более.

— И вы... Не знаете, где он находится сейчас?

— Понятия не имею.

Наступило молчание. Гермиона, пока Снейп, отвернувшись, уставился в окно, осматривала комнату. Поймав недоуменный взгляд девушки, зельевар постарался придать себе невозмутимый вид. Этого он не учел — перед креслом на кофейном столике стыла чашка недопитого чая. А рядом стояла еще одна. Вот недоумок Поттер!

— Мисс, я имею полное право в собственном доме принимать гостей.

— Извините.

Сославшись на неотложные дела, девушка вскочила, направляясь к выходу. Рон, так не сказав ни слова, отправился за ней.

— Профессор, могу я вас попросить кое-о-чем?

Снейп скривил губы, но все же еле заметно кивнул.

— Пожалуйста, если вдруг он объявится... Передайте, что он нам нужен, — девушка вздохнула. — Он совсем потерял связь с нами. А, между прочим, совсем скоро свадьба у Чарли.

— Поздравляю.

— Спасибо, профессор... За все.

И Гермиона, напоследок грустно улыбнувшись, скрылась за дверью, прихватив с собой мямлящего на прощание Рона.

Настроение испортилось. Я сижу в спальне Снейпа — конечно, это не очень культурно — на кровати. Я слышал весь разговор — от начала до конца. Наверное, Снейп наложил какое-то заклятие на стену. Но дело не в этом; я вдруг понял, что безумно соскучился по своим друзьям. Я слышал голос Гермионы — и сердце мое стучалось в убыстренном ритме. Они были здесь, в соседней комнате — а я по-детски спрятался от проблем. А почему? Вышел бы, поприветствовал, обнял — и мне было бы легче.

Но ведь я решил, что мне нужно время. Время, чтобы разобраться в себе, избавиться от проблем. Я не хочу нагружать их всей этой информацией... Не могу. Мерлин, как все сложно!

Мои мысли прервал Снейп, вошедший в спальню. Он лишь приподнял бровь, увидев, как я удобно устроился на кровати, но ничего не сказал.

— Вы все слышали.

— Да.

Снейп сложил руки на груди.

— Вас ищут. Наверняка, хотят пригласить на свадьбу.

Не успел я удивиться тому, что в словах зельевара не было и намека на издевку, как в голову пришла другая мысль.

— Свадьба? Ах, да... Чарли... Но как же я?..

— Думайте сами.

Думать? А что тут думать? Я даже не могу встретиться с семьей, которая успела стать родной для меня...

Я откинулся назад, забыв, что сижу на кровати, а не на софе, и чуть не ударился головой об стену, чем, конечно же, заслужил едкую усмешку Снейпа.

* * *

Через полчаса?! Целую кипу ужасно сформулированных документов рассортировать по датам и сдать работу через полчаса?! Ну, Малфой, мое терпение кончилось...

Я вздыхаю и прикрываю глаза. Хорек невыносим! Кажется, он просто издевается. Не прошло и недели, как я здесь работаю, а я уже переделал работы на полгода вперед... Он только и делает, что заваливает меня этими бумажками, ходит по офису, как павлин, распушивший хвост, и таскает за собой расфуфыренную Мэриэтту...

Терпение мое, как я уже и говорил, подошло к концу. Я вскакиваю, прихватив охапку документов, и стремительно выхожу из кабинета, цокая неудобными каблуками.

Ногой распахиваю дверь кабинета слизеринца. Не потому что, я так невоспитан, а потому что у меня просто заняты руки чертовыми бумажонками.

Этот хорек что-то мило растолковывает этой крашеной кукле. Я громко кашляю, дабы привлечь внимание к своей скромной персоне, затем в два шага приближаюсь к его столу и с громким хлопком швыряю кипу на деревянную поверхность. Несколько секунд Малфой удивленно взирает на возникнувший беспорядок в его кабинете и поднимает на меня взгляд — лицо его приобретает вновь ненавидяще–презрительное выражение.

— Что вы себе позволяете? — выплевывает он.

— Нет, это что вы себе позволяете, Малфой...

— Мистер Малфой! — перебивает хорек.

Я кривлю уголки губ, но продолжаю.

— Я не знаю, что вы себе надумали, но я за полчаса не в состоянии справится с этой работой. Тем более, мне она кажется совершенно ненужной и пустой.

— Давайте я буду решать, что нужно делать, а что нет! — Малфой, приподнявшись, шипит мне в ответ. Мариэтта с гадливой улыбкой на лице наблюдает за сиим действом. Я, в ярости приблизившись к хорьку, еле удерживаю себя от того, чтобы выхватить из рукава палочку.

— Не орите на меня!

— Сама замолчи! И заруби себе на носу — начальство здесь я, а не ты.

Я тяжело дышу; улыбка Мариэтты становится еще шире, и я бросаю на девушку убийственный взгляд.

— Выйдите вон! Я заберите этот мусор с собой,— Малфой опускается в кресло и демонстративно отворачивается к окну.

— Но...

— Я не желаю больше слушать!

Я хмыкаю и со всей силы хлопаю дверью его кабинета, документы при этом так и остаются лежать на его столе.

Позже Миранда сказала мне, что эти бумаги вот уже несколько недель изъяты из оборота. И их можно было просто выкинуть. Как и сказал хорек — мусор.

— Я не желаю больше слушать!

—————————

— Профессор, ну вы видели? — жалуюсь я Снейпу, только что вылезшему из Омута Памяти. Мастер зелий в раздумьях коснулся кончиком пальцев нижней губы: этот жест вызвал у меня неоднозначные мысли, но я поскорее попытался выгнать их из головы. Да и с того дня, когда сюда пришли Рон и Гермиона, я пытался думать о чем угодно — лишь только не об этом, списав все произошедшее на усталость и воздействие «вредной» девичьей оболочки.

— Да, узнаю крестника, — ухмыльнулся профессор, хитро прищурившись.

— Профессор, вы не объективны, — я обиженно опустил уголки губ.

— Ну ладно, Келли, не взыщите. Только чем воспоминание о вашем неблагорасположенном к вам начальстве может помочь нашему расследованию вашего превращения?

— Ээ... Профессор? Вообще-то никак. Вы спросили, как у меня дела — вот я вам наглядно продемонстрировал... ла. Я думал...

— Поттер, то есть Келли... Как вы ни крутите, но мозг вам достался подержанный — от прежнего хозяина, который особым умом-то не блистал. Я спросил, как продвигаются ваши дела с поиском мисс Лавгуд.

— И с этим тоже никак. Я... — не хочу я перед зельеваром душу наизнанку выворачивать. — Не знаю, где она. Никто не знает, — надеюсь, он не заметил, как я чуть порозовел от вранья. Не буду же я ему говорить, что мне стыдно, просто стыдно обращаться за помощью к друзьям.

Снейп молчит и лишь качает головой. Мне иногда кажется странным то, что он до сих пор не выставил меня за порог квартиры. Нянчится со мной, пытается решить мою проблему — а зачем? Кажется, я уже должен был оставить его в покое после Победы, но... Я даже не знаю, что нашло на него. Неужели любовь к Лили заставляет его заботится обо мне? Я не хочу об этом думать. Не хочу заставлять человека опекать меня лишь потому, что он имеет какие-то обязательства перед моей матерью.

В конце концов, замечаю себя на мысли, что мне хочется, чтобы Снейп помогал мне просто так. Не из-за своей совершенной когда-то ошибки, а по собственной воле. И мне очень хотелось бы, чтобы хотя бы Снейп разглядел во мне личность теперь, когда она не скрывается за оболочкой ненавидимого с детства врага.

— ...Келли?

— Что? — оказывается, я вовсе не слышал его вопроса.

— Я спрашиваю, — слышится, что в голосе слизеринца сквозит некоторое раздражение, хотя он его тщательно маскирует, — что вы собираетесь делать со Скитер? Вы же не оставите ее вольнословие безнаказанным?

— Честно говоря, я даже не думал об этом. Вернее, думал, но... — чувствую к Снейпу уважение. Значит, в тот вечер, когда я выливал на него многочисленные жалобы, он не просто пил горячий кофе, а действительно слушал. Но уважение быстро сменяется разочарованием, когда я вспоминаю содержание статьи... Статьи, порочащей образ Лили. А ведь Снейп, получается, лично заинтересован в моей «мести». И вовсе не о моем душевном состоянии он печется. И во мне вдруг просыпается... обида? Нет, это глупо — ревновать Снейпа к своей же матери.

— Почему вы молчите? — я, оказывается, задумавшись, вовсе забыл о беседе.

— Я думаю. Может, вы поможете мне выйти из этой ситуации, сэр?

Снейп рассеяно пожимает плечами, и этот жест никак не соответствует высокомерному преподавателю зельеварения.

* * *

Так проходит одна неделя, другая... Все мое время уходит на работу, посиделки со Снейпом и безуспешное разыскивание Лавгуд. Выход только один — мне нужно встретиться со своим прошлым. То есть, хотя бы с Гермионой. Она-то наверняка знает, где сейчас находится Луна. Но я... трушу. Не могу заставить себя. Боюсь… но чего, не знаю сам. Наверное, мне просто стыдно. Стыдно, что я забросил друзей, попросту забыл о них... Поэтому я каждый день откладываю встречу, утешая себя всевозможными отговорками, такими как « у меня много работы», «я сегодня безумно устал» и «Снейп обидится, если я к нему сегодня не зайду». Последняя, знаю, самая глупая — зельевар, наоборот, был бы рад избавиться от назойливого гостя.

За окном ночь. В кабинете кромешная тьма. Рабочий день давно закончился, но домой я идти не хочу. И вообще, я только проснулся — да, я заснул прямо на рабочем месте. В здании, наверное, уже никого нет, лишь охранник, как всегда, дежурит на главном входе.

Я осторожно поднимаюсь, разминая затекшую шею, и сладко зеваю. Хорошо лишь одно — я привыкаю к чужому телу. Не сказать, конечно, что я с легкостью надеваю розовые кофты и узкие юбки. Но мне, можно сказать... комфортно. Наверное, оттого, что каждый встречный не пялится на твой шрам на лбу и на его лице не появляется искусственная, фальшивая, до ноющей боли в груди лживая улыбка. Если на меня кричат, то только по делу, жалеют, если я плохо выгляжу, и никто, никто не пытается управлять мной, словно пешкой. И мне это нравится.

Я тихо прикрываю дверь своего кабинета. В холле хоть глаз выколи — неужели нельзя было оставить хоть какой-то источник света? Я делаю пару шагов, но натыкаюсь на холодную стену. Вздохнув, я все же вытаскиваю палочку и произношу заветное Lumos. И вдруг слышу чужие приближающиеся шаги. Вот черт! Про нокс я вспоминаю слишком поздно.

Неяркий свет освещает увеличивающуюся неясную фигуру. Постепенно человек подходит ближе, и я различаю белесую челку и огромные серые глаза, в которых отражается бледный огонек.

Мерлин! Угораздило же Малфоя задержаться в офисе?

Хорек удивлен и теперь даже не скрывает этого. Я пытаюсь придать себе невозмутимый вид.

— Мисс Келли?

Его слова заставляют меня вздрогнуть — последние дни я вовсе не слышал, чтобы хорек разговаривал спокойно, не повышая голоса, или, наоборот, не понижая его до уровня серпентарго.

— Да?

— Так вы... — Малфой кажется слишком изумленным.

— Ну да. Что в этом такого? Вы ведь тоже не маггл.

Малфой несколько кривится, будто съел что-то кислое, услышав, что его почти сравнили с неволшебником.

— Нет, ничего. Кстати, почему вы не идете домой? — видимо, сегодня у слизеринца относительно хорошее настроение. Непривычно видеть его спокойным.

— Как видите, иду. Позволите? — я проскальзываю к лифту, освещая палочкой путь.

— Да... — слизеринец глядит мне вслед, о чем-то задумавшись с совершенно отрешенным выражением лица. — До завтра.

Я лишь усмехаюсь и скрываюсь за створками лифта. Теперь главное, чтобы Малфой не понял, из чего сделана моя волшебная палочка.

— Чарли, когда же мы увидим твою невесту?

— Мам, ну скоро.

Молли разливала по тарелкам ароматный луковый суп.

— Она хоть... красивая? — Рон заговорщически подмигнул улыбающемуся брату, чем заслужил неодобрительный взгляд матери и Гермионы. — А что? Я просто так спросил. Мне вовсе неинтересно, — парень покраснел и уткнулся в тарелку.

— А семья ее? Приличная?

— Ну, мам! Нашла что спросить. Я же сказал — вот приедет она, сами все увидите и обо всем узнаете.

— Все, Чарли, молчу.

Когда вся семья, позавтракав, разбрелась по делам, ну кухне осталась лишь Гермиона, вызвавшаяся помочь мисс Уизли с мытьем посуды. В тот момент, когда девушка произносила особо сложное заклинание, в дверях показалась рыжая макушка Рона.

— Как продвигаются дела, Гермиона? — парень проскользнул в помещение и приобнял девушку за плечи. Гермиона чертыхнулась — парень сбил ее с мысли.

— Рон! Ты не видишь, чем я занимаюсь? Если ты улыниваешь от работы, я не могу тебе ничем помочь, — девушка раздраженно пожала плечами, освобождаясь из цепких объятий.

— Да наведу я порядок в чулане! Только чуть позже, — улыбнулся Рон.

— Ты очень беспечен, Рон. Между прочим, Чарли мне все уши прожужжал насчет Гарри. Неужели ты не мог придумать какую-нибудь «легенду» для своего брата? Вот где мы возьмем Гарри? А ведь Чарли хотел сделать его своим шафером.

— Да, это вопрос, — лицо Рона стало серьезным.

— И Снейп нам ничем не помог, — Гермиона опустила палочку. — Хотя я ясно видела, что он что-то скрывает... Кажется, стоит наведаться к нему еще раз.

— Ты в своем уме? Если он в первый раз в нас Авадой не запустил — это еще ничего не значит.

— Рон, а у нас есть выход?

Парень нарочито громко вздохнул.

— Не знаю, Гермиона.

* * *

Знаете, где я сейчас нахожусь? В баре. Здесь очень шумно и довольно весело. Рядом со мной за столиком сидит Миранда и попивает коктейль. Передо мной тоже стоит бокал, наполненный яркой жидкостью, но я не рискую к нему прикасаться.

Нет, мы не по собственной воле сюда пришли. Сегодня, оказывается, «великий» праздник — юбилей нашей фирмы. И по этому поводу весь рабочий состав приплелся в бар отмечать, так сказать, день рожденья. Большая часть сотрудников находилась уже в почти невменяемом состоянии и невпопад дергалась на танцполе под ритмы попсовой музыки. Мне вся эта затея с самого начала не понравилась, поэтому я тихо отсиживался в углу.

Малфой, к моему величайшему удивлению, от своих коллег не отставал. Оказалось, что слизеринец маггловской выпивкой вовсе не брезгует, даже наоборот. Правда, выпивкой оказался исключительно дорогой выдержанный коньяк. Всего несколько бутылок— и вот Малфой громко орет что—то на сцене под оглушительный аплодисменты еле стоящих на ногах работников. Странно, но мне казалось, что аристократ никогда в жизни бы не позволил себе такого поведения.

Хвостом за Малфоем плелась Мариэтта, просто не отступающая от хорька ни на шаг. Вульгарно одетая и ярко накрашенная, она раздражала меня неимоверно. Не знаю почему. Вот она висит у слизеринца на шее, вот что-то шепчет ему на ухо, вот садится к нему на колени... Мерлиновы подштанники, смотреть противно.

— Джейн, Джейн, а расскажи немного о себе, — только этого не хватало. После коктейля у Миранды развязался язык, а захлебываться в водопаде ее слов мне вовсе не хотелось. Поэтому я, пробурчав извинения и натянуто улыбнувшись, встал из-за столика и направился по узкому проходу к выходу.

Но моим планам не суждено было сбыться. Проходя мимо особо заставленного яствами столика, я почувствовал, что меня тянут за рукав платья.

— Джейн! Айда к нам, — послышался женский голос, и не успел я сказать слова, как был насильно усажен на жесткий стул. Передо мной предстали счастливые лица коллег и , как назло, Малфоя со Строуд. — У нас весело.

— Да. Я вижу, — хмыкнул я.

— А мы играем в «бутылочку», — подвыпивший паренек расчистил центр стола и выложил на поверхность пустую тару. — На что?

— На по... целуй, — Мариэтта, еле выговаривая слова, состроила яркие губы бантиком и потянулась к Малфою. Тот сделал вид, будто ничего не заметил, только чуть брезгливо поморщился.

— Я согласна, — послышался высокий женский голос, и какая-то дама проворно запустила «рулетку». Горлышко, описав круг, остановилось возле зеленого идеально выглаженного галстука Малфоя. Хорек пробормотав что-то про невезучесть, нехотя коснулся бутылки. Мариэтта, выпрямившись, горящими глазами жадно следила за кружением голышка. Оно сделало один круг, два, три...

... и неожиданно остановилось возле меня. Такого подвоха я явно не ждал. Я изумленно смотрел на бутылку, пока Строуд бурлила меня злым взглядом. Малфой, казалось, даже не удивился.

— Я... я не буду! — я вскочил из-за стола, но был крепко схвачен за запястье тем же пареньком.

— Как же правила?

— Да плевать я хотел... хотела на ваши правила! — выдернув руку, я скрылся за поворотом и оказался в каком-то коридорчике. Присев на низкий подоконник, я закрыл горящее лицо руками. Мерлин, зачем я вообще сюда пришел?

Почувствовав тепло на своем плече, я дернулся и поднял глаза. Было довольно темно, но и такой освещенности мне хватило, чтобы разглядеть платиновые волосы.

— Мы не доиграли, — Малфой почему-то грустно улыбнулся и присел рядом.

— Что тебе нужно? — я отодвинулся от хорька как можно дальше, но все равно чувствовал его теплое дыхание.

— Фант. Я должен... по правилам, — слизеринец попытался положить мне руку на плечо.

— Отойди, хорек! Что, докатился — пьешь с магглами?

— Не твое дело.

— А вдруг я грязнокровка? Маглорожденная? И тебе все равно? — я понимаю, что компрометирую его, но, кажется, в таком не совсем трезвом состоянии он не способен здраво мыслить. Поэтому на его лице лишь глупая самодовольная улыбка.

Я пытаюсь встать, но вдруг хорек хватает Джейн за талию и притягивает к себе. Не успеваю я стукнуть ему чем-нибудь по голове, как ощущаю, что он накрывает своими губами мои. Я чувствую привкус коньяка, корицы... и еще чего-то. Он не пытается поцеловать меня по-настоящему — всего лишь легкий целомудренный поцелуй. Мне бы надо резко отстраниться, закричать и оглушить его, а затем наложить парочку Обливэйтов... но я почему-то этого не делаю. Он медленно отодвигается и смотрит на меня большими серыми глазами.

— И все, — он легко соскальзывает с подоконника и, даже не оглянувшись, скрывается за барной стойкой.

А я так и остаюсь сидеть в лунном свете — ошарашенный, потерянный... и брошенный.

Что произошло вчера? Почему я не оттолкнул Малфоя? Ведь я же... я же... мужчина? Внутри. Мне страшно признаваться себе в этом — но мне не было противно. Скорее, даже приятно. Сразу вспоминается легкий традиционный поцелуй Джин перед сном. Хотя нет... Губы хорька были тоньше, холоднее, жестче... В память запал привкус ванили — тот, который я не смог определить вчера. И правда, на столе в баре в маленькой тарелочке лежали ванильные пирожные — круглые, ароматные, нежного персикового цвета. И еще я очень хотел попробовать их... Попробовал, называется.

Нет! Я больше не буду думать об этом. Скоро я разыщу Луну, и она обязательно поможет мне вернуться в свое тело. И все закончится. Главное, чтобы Малфой после вчерашнего совсем не обозлился, а то мне и так приходится несладко на работе.

— Джейн... — в кабинет ввалилась Миранда, шаркая ногами по каменному полу. — О, как у тебя дела? У меня, как видишь, после вчерашнего не очень,— Миранда тяжело опустилась на стул.

— Нормально. Я в отличие от некоторых, веду здоровый образ жизни,— я подмигнул Флокс: она лишь завистливо охнула.

— Кстати, не радуйся. Тебя наш начальник разыскивает.

— Кто?

— Малфой, кто ж еще. Он, говорят, вчера напился до неописуемого состояния. Правда? Я-то не помню,— Миранда обхватила виски пальцами.

— Да, он... Он у себя?

— Ну да... — не успела Флокс ответить, как я уже скрылся за дверью. Она лишь проводила меня изумленным взглядом.

— Искали? — я в буквальном смысле врываюсь в кабинет слизеринца. Малфой, откинув голову на высокую спинку стула, сидит, закрыв глаза. Услышав мой голос, он нехотя приоткрывает их.

— Да. Сядьте.

Сердце мое стучит. Неужели он сейчас вспомнит про вчерашнюю «игру»? Я в волнении сажусь на стул и сверлю хорька взглядом. Тот встает и, сложив руки на груди, начинает мерить шагами помещение.

И что может привлекать женщин в этом блеклом змееныше? Слишком худой, угловатый, бледный... Разве только высокомерный взгляд и идеально уложенные блондинчатые волосы. От него так и веет холодным аристократизмом.

— Ну?

Малфой останавливается и удивленно, будто в первый раз увидев, окидывает меня взглядом.

— Ах, да... Проклятая вечеринка — все мозги съела, — хорек, поморщившись, вновь садится. — Вот бумаги, — он указывает на стопки рядом, — их нужно отнести в бухгалтерию.

— И все? — я удивленно хлопаю ресницами.

— Все. А что вам еще нужно?

— Да нет, просто Миранда сказала, что вы меня искали... Ну...

— Что вы там мямлите? По-моему, я дал вам четкое задание. Что вы от меня хотите? — вот, узнаю ненавистного слизеринца. Он вновь зло щурится и повышает голос.

— Ничего, — я схватываю стопку и от греха подальше поскорее убираюсь из его кабинета. Не помнит вчерашнего — мне же и лучше. Да и настроение у меня заметно повысилось...

* * *

Коричневая большая сова устало опустилась на подоконник и протянула лапку с привязанным к ней пергаментом. Северус, удивленно взглянув на нежданную гостью, подошел ближе. Сова покорно ждала, пока мужчина отвязывал конверт, и, как только письмо оказалось в его руках, встрепенулась и вылетела в окно. Значит, ответа на послание явно не ожидали.

Зельевар надорвал конверт, и из него выпал одинокий листок бумаги.

«Профессор, я знаю, вы не обязаны нам помогать. Но прошу, выполните мою просьбу.

Если увидите Джейн, передайте, пожалуйста, что свадьба состоится завтра в Норе. В пять часов. Поиски Гарри не увенчались успехом, но, поверьте, не предупредить его об этом событии я не могу, ибо это дело чести.

И еще раз спасибо.

С уважением, Гермиона Уизли».

Снейп задумчиво положил письмо на кофейный столик и опустился в глубокое кресло.

* * *

— Профессор?

Я прохожу в гостиную, сегодня необычно темную — Снейп даже не зажег камин. В голову приходит мысль, что зельевара вообще нет дома, но я, окинув взглядом комнату, нахожу его сидящим в глубоком кресле. Кажется, он дремлет; но это лишь кажется.

— Да?

— Почему вы сидите в темноте?

— О, мисс Келли, это вам действительно интересно? Если да, то я только недавно пришел домой и не успел еще зажечь свет. По вашей милости причем, — лениво протягивает Снейп.

— Что, простите? — не понимаю смысла его слов. Я-то тут причем?

Снейп молча подносит руку к кофейному столику. Глаза постепенно привыкают к тьме, и я вижу белеющий в ночи листочек бумаги. Несколько секунд — и зельевар протягивает лист мне.

— Что это?

— Читайте.

И я достаю палочку и произношу тихое Люмос. Аккуратный каллиграфический и смутно знакомый почерк... Пробегаю глазами строчки. Один раз, другой... пока до меня не доходит смысл слов. Завтра... Мерлин, как же мне дороги все эти люди! И ведь не по своей вине я не могу с ними встретиться...

— Келли? Что вы предпримете?

— Я не знаю, профессор. Честно, не знаю.

* * *

«Дорогие Билл и... и...»— Мерлин, а я ведь даже не знаю, кто невеста Уизли! Черт. Придется писать по-другому.

«Дорогие молодожены! Я искренне поздравляю вас с таким замечательным событием. Приношу извинения за то, что не могу присутствовать на вашей свадьбе. Но я, правда, очень хотел бы...»

Чушь... Я комкаю очередное поздравление и бросаю его на пол, не заботясь о порядке в своей квартире. Как все официально и... банально.

Я безумно хочу увидеться со своей, по праву сказать, семьей. Но как чужая девушка может появиться на чужой свадьбе? Правильно, никак.

Я сижу за высоким деревянным столом и старательно вывожу черные буквы на белой бумаге. Чернила, словно мелкие коварные змейки, расплываются по поверхности, складываясь в придуманные слова и так и норовя расплыться в кляксы. Кажется, этот вариант поздравления более всего подходит Золотому мальчику. И я вывожу внизу листа: «С любовью, Гарри».

Да, Гарри. Что же тебе делать? Часовая стрелка на циферблате медленно приближается к цифре пять. Я слышу, как часы отсчитывают секунды, громко тикая. И это постепенно выводит меня из себя. Я резко встаю, но сажусь снова.

Я закрываю глаза и пытаюсь расслабиться. Но не выходит — перед глазами мелькают миссис и мистер Уизли, Рон с Гермионой, хогвартские коридоры, Дамблдор и Малфой... Черт, хорек-то тут причем? Почему-то мысли о нем вызывают у меня раздражение. Его манеры, поведение, непредсказуемость — все выводит меня из себя.

Сосредоточившись на мысленном перечислении качеств Малфоя, я совсем забываю о том, что время не имеет привычки останавливаться. Из транса меня выводит звон настенных часов.

На циферблате — пять вечера. На душе — смятение.

Через четыре минуты я стою на опустевшей улице и вдыхаю в себя прохладный свежий воздух. Секунда — и слышится хлопок аппарации.

* * *

Шумно. Звучит тихая музыка. Во дворе Норы огромное количество народу — отовсюду слышатся громкие поздравления. В воздухе плавают прозрачные зачарованные цветы и разноцветные шары.

Нора из скромной обители бедных волшебников превратилась в настоящую сказочную феерию. Обычный и привычный глазу уютный беспорядок сменился идеальной чистотой.

Я чувствую знакомый аромат лукового супа и пирога из патоки. Сразу вспоминаются теплые уютные вечера в компании семьи Уизли, долгие беседы и теплые улыбки... Кажется, вот я закрою глаза — и вновь окажусь в том счастливом и беззаботном, как оказалось, времени. Но громогласный голос какого-то гостя выводит меня из забытья. Я качаю головой и делаю шаг по направлению к дому.

На лужайке возле домика расположились столики с яствами. Кто-то уже сидел за ними, держа в руках бокалы с огневиски и поглядывая на шумную толпу.

Меня никто не замечает. Я окидываю взглядом людей, но знакомых лиц не нахожу. Возрастной состав гостей довольно однообразен— молодые юноши и девушки. Наверняка друзья Чарли.

Я протискиваюсь сквозь толпу, извиняясь за свою неуклюжесть. Наконец становится чуть свободней, и я вижу перед собой условный алтарь — держась за руку, на круглом помосте стоят виновники торжества. Я стою недалеко от новобрачных, но с моим далеко не идеальным зрением я все равно не могу углядеть мелочей

Чарли, одетый в белоснежную рубашку и классический костюм, озорно, словно мальчишка, улыбается. Сочетание строгого одеяния и ярко рыжих вьющихся волос вовсе не кажется нелепым — наоборот, классика Чарли к лицу.

Я никогда не видел Уизли таким счастливым. Он кивает гостям в ответ на поздравления и крепче прижимает к себе невесту за талию. Мое внимание плавно перетекает на девушку. Она невысокого роста и приходится будущему мужу по плечо, на ней белое платье наподобие средневековых и длинная, до пола, фата. Светлые волосы девушки убраны в высокий пучок на голове, лишь длинные прядки по вискам развеваются от ветра.

Странная деталь — в ушах у девушки то ли крупные сережки, то ли...

Меня словно окатывает ледяной волной. Я широко распахиваю глаза, удивленный пришедшим только сейчас в мою голову осознанием. Я не замечаю, что почти не дышу, я лишь удивленно взираю на теперь уже знакомую невесту.

Светлые волосы, широкая улыбка, огромные, чуть прикрытые серые глаза и редиски в ушах.

И я совершенно ошарашен тем, что невестой Чарли Уизли оказалась Луна Лавгуд.

То ли от неожиданности, то ли от банальной несобранности у меня подворачивается каблук, когда я пытаюсь сделать шаг. Я не успеваю ухватиться за рядом стоящего юношу и оказываюсь на земле. Какая-то женщина, увидев мое живописное падение, громко охает и вскидывает руки. И на ее вскрик гости оборачиваются... Я чувствую, что краснею, и пытаюсь встать. Юноша протягивает мне руку, и я с благодарностью принимаю его помощь. Вновь оказавшись на своих ненадежных двоих и отряхнув юбку, я поднимаю голову: гости по-прежнему не отрывают удивленного взгляда от меня. Ну конечно, я же им всем теперь чужой... чужая. Вдруг я натыкаюсь на смутно знакомый взгляд карих глаз, и сердце мое сразу начинает стучаться в бешеном ритме. Гермиона! Я готов сейчас же броситься к ней, обнять... Но я все же не двигаюсь с места.

Девушка пристально смотрит на меня. На ее лице такое же, как и на всех других лицах, изумление. Она хмурится, но вдруг шире открывает глаза. Постепенно удивление на ее лице сменяется радостью, и ее губы расплываются в широкой улыбке.

— Дамы и господа! Позвольте познакомить вас с моей подругой, Джейн Келли, — она подходит ко мне и заключает в объятия, я слышу ее горячий шепот мне в ухо.— Гарри... Как же долго мы тебя ждали...

Эти слова согреют мне душу, и я облегченно вздыхаю и крепче сжимаю в объятьях Герм в ответ. Как же я жил без поддержки друзей?

— Все к столу! — слышится откуда-то издалека голос миссис Уизли. И когда гости теряют к нам интерес и занимают место за праздничным столом, девушка размыкает объятия.

— Гарри, почему ты не писал? Где ты был? Тебе Снейп о свадьбе сказал? А что...

— Гермиона, не все сразу, — усмехаюсь я, а девушка замолкает и чуть краснеет. — Я так по вас скучал...

— Мы тоже... Джейн, — девушка делает шаг назад, разглядывая меня с головы до ног. — Я тебя и не сразу узнала.

— Да, видишь, на мне больше нет этого ужасного спортивного костюма, — улыбаясь, я разглядываю Грейнджер. Она на высоких каблуках, так что я оказываюсь несколько ниже ее. В глазах ее усталость, кажется, девушка даже осунулась, так что широкая улыбка на ее лице смотрится неуместно. Проклятая гриффиндорская натура — я мысленно ругаю себя за то, что причинил друзьям столько бед. — Не спрашивай обо мне, пожалуйста. Я все расскажу, но позже... Лучше скажи, как Чарли выбрал себе такую невесту?

— О, да, — Гермиона тянет меня за руку, и мы садимся на деревянную скамейку. — Мы до сегодняшнего дня не знали, что Луна являлась невестой Чарли. Оказывается, они встретились в Румынии — помнишь, Лавгуд говорила, что поедет туда этим летом? — я действительно что-то такое припоминал. — Так вот все и получилось. Правда, здорово?

— Да... — я, наверное, выгляжу не слишком радостно, потому что девушка бросает на меня озабоченный взгляд. — Нет, Гермиона, я действительно очень рад за них. Я о другом думаю. Просто я последние недели занимался поиском Луны.

—Что? — Гермиона не понимает, о чем я говорю. Но у меня совершенно нет желания рассказывать мою странную историю...

— Луна могла мне помочь в моем... деле. Не спрашивай как, прошу тебя. Я не в состоянии сейчас тебе рассказать обо всем, что со мной произошло...

К моей радости, нашу беседу прерывают. К нам бежит раскрасневшийся Рон. Он все такой же рыжеволосый, растрепанный, нескладный... Только, кажется, веснушек на лице прибавилось.

— Гарри! Мерлин, как ты здесь оказался? — он буквально налетает на меня и крепко стискивает в объятиях, так что мне становится трудно дышать. — Я не думал, что ты придешь, Гарри...

— Рон, где ты видишь старого доброго Поттера? — печально улыбаюсь я. Он от удивления убирает руки и садится рядом со мной на скамью.

— Ах, да... Ты ведь теперь Джейн. Ну ничего, вскоре ты вернешься в свое тело...

— Хотелось бы, — я опускаю голову, но замечаю, как Гермиона бросает на парня укоризненный взгляд.

Молчание затягивается. Друзья не задают больше вопросов, видимо, боясь сказать лишнего и не обидеть ненароком меня. В воздухе царит напряжение. Мне неловко: я столько представлял себе нашу встречу в самых радужных красках, но сейчас мне абсолютно нечего им сказать. Девичье тело будто сковывает меня, и я не могу быть таким же открытым, как прежде. Слишком много всего произошло с нашей последней встречи. Если бы кто-то сказал мне полгода назад, что Снейпу я буду плакаться в жилетку, а перед друзьями не смогу молвить и слова, я бы лично позаботился о том, чтобы его отправили в Святое Мунго. Но факт остается фактом — я как рыба хватаю ртом воздух и не могу найти подходящих существительных, глаголов и других частей речи, какие используют в своей речи закадычные друзья.

— Эээ... а что мы в дом-то не идем? — наконец, Рон вскакивает и дружелюбно протягивает девушке руку. Гермиона пожимает плечами и вопросительно на меня смотрит. А я что? Я ничего. Я натянуто улыбаюсь и киваю. Что мне остается?..

* * *

— Поздравляем! Чтобы вы жили долго и счастливо! — Молли утирает платочком глаза, Артур нервно теребит ворот мантии, а я сижу за столом и никак не могу сосредоточиться на лицах таких родных мне людей. Отовсюду доносятся поздравления, бесконечные женские возгласы и звон бокалов. В глазах начинает темнеть — то ли это огневиски на меня подействовало, то ли духота и шум. Я не удерживаюсь и чуть не падаю со стула. Рядом сидящая Гермиона вовремя подхватывает меня, и я бурчу что-то оправдательное под нос.

— Слушай, а где Джинни? — я вдруг осознаю, что не вижу ее рыжей макушки.

— Уехала, — Гермиона ловит мой изумленный взгляд и поспешно разъясняет. — После того… случая с тобой. Чарли не злился на нее; все понимали, что ей просто нужно было побыть одной. Я сжимаю кулаки и закусываю почти до крови нижнюю губу.

— Я, пожалуй, выйду, прогуляюсь, — шепчу я подруге на ухо. Она пытается возразить — я вижу это по глазам. Но я быстро проговариваю:

— Гермиона, я вернусь. Обещаю. И, поверь, расположение комнат я не забыл,— вскакиваю, извиняющее киваю гостям, которые встревожились моим уходом, и покидаю тесную кухню.

Холл встречает меня непривычной темнотой и холодом. Я вдыхаю отрезвляющий воздух и внезапно понимаю, что был не готов к встрече с друзьями. Наверное, я изменился: я ощущаю себя совершенно другим человеком, и дело вовсе не в оболочке.

Поднимаюсь по знакомой мне скрипучей узкой лестнице на второй этаж. Мерлин, сколько же воспоминаний связано с этим домом! Теплые вечера в компании Уизли, летние каникулы во дворике, поцелуи с Джинни... И где все это?

Я отворяю дверь спальни Рона. Да, здесь мы проводили те немногочисленные деньки лета, когда мне удавалось покинуть Дурслей... Помню, как однажды мы с другом обсуждали планы на будущее — вот здесь, у небольшого окна. Я говорил о том, что мы будем жить с Джин, и что у нас будет шесть, нет семь детишек, звонко топающих босыми пятками по полу. Ну а Рон, естественно, мечтал о счастливом будущем с Гермионой... Кажется, что все это было в прошлой жизни.

Я сажусь на низкую кровать и облокачиваюсь на стену, прикрыв глаза. Не хочется думать ни о чем, и меня просто клонит в сон.

Вдруг я слышу тихие шаги. Вероятно, я сплю и вижу чуткий сон. Приподнимаю веки (не понимая, впрочем, во сне или наяву), но в темноте не могу ничего разглядеть — вижу лишь неясную фигуру в белом. Словно призрак, она медленно приближается ко мне.

— Люмос! — в воздухе зависают яркие огоньки, наполняя комнату светом. Теперь я могу разглядеть гостя... гостью. Фигурой оказывается Луна Лавгуд.

Луна?

Кожа девушки оттенена синеватым ночным светом, что прибавляет нереальности происходящему. Я с силой тру глаза и убеждаюсь — все-таки не сплю. Девушка летящей походкой шествует мимо, будто не замечая меня, к окну. Вдруг она легко скидывает туфли и срывает зачем-то фату с головы. И, держа ее в вытянутой руке, она свободной толкает легко прикрытую оконную створку и выбрасывает белоснежное кружево в темноту ночи. От неожиданности я забываю, что невидим и задаю очевидный вопрос.

— Что ты делаешь? — я, конечно, знал, что Луна странновата, но не до такой же степени.

— Отдаю ночи то, что ей принадлежит, — девушка даже не отрывает взгляда от окна. — Она отдала ее мне на время, и, надеюсь, она не захочет вновь подарить ее мне, — девушка молчит некоторое время.— Я люблю Чарли.

Не успеваю я удивиться непоследовательности ее мыслей, как она разворачивается и, рассматривая меня широко распахнутыми блестящими глазами, садится возле.

— Как ты, Гарри? — теперь я изумленно вглядываюсь в ее лицо. На нем словно гвоздями прибито выражение сочувствия. Так она действительно... причастна к моему превращению?

— Ты знаешь?..

— Да, — она улыбается, и в глазах ее появляется какой-то лихорадочный блеск. Она начинает нервно теребить сережку-редиску в ухе. — Я знаю, что внутри ты Гарри Поттер. Все знают, но не все видят.

Ох, Мерлин, я абсолютно ее не понимаю.

— Луна, я не хочу больше быть... таким. Что со мной произошло? — решаю не упускать момент, ведь вижу, что девушка что-то знает.

— Ничего. Разве ты сам не видишь? Ты остался таким же. Просто поменялось отражение в зеркале. Не важно, каков ты снаружи, гораздо важнее твой внутренний мир, — изрекает с умным видом Лавгуд и многозначительно качает головой.

— Ты можешь объяснить, что случилось той ночью? Ты ведь... была там? — я затаиваю дыхание, сердце бешенно стучит. Я хочу знать правду.

— Да, — Луна вдруг вскакивает и начинает мерить босыми ногами комнату. — Я не знаю, как я к тебе попала. Я читала «Придиру» и вдруг, — тут девушка резко остановилась и вскинула вверх руки, так что я вздрогнул, — вдруг я оказалась у тебя. А потом все и произошло.

— Что все? — мне постепенно надоедает вытягивать из нее каждое слово. Но терпение сейчас просто необходимо.

— Все. Пророчество.

Я замираю, чувствуя, как перед глазами плывут разноцветные пятна. А я ведь надеялся, что Снейп ошибался. Луна снова мягко приземлилась рядом и погладила меня по голове.

— Что? О... о чем оно?

— Гарри, я не помню. Что-то про любовь… Или месть? Или… Я не могу вспомнить.

— Можешь не продолжать, — чувствую, что в глазах стоят слезы. Мне трудно дышать, я еле сдерживаю себя. Мерлин, и почему судьба так измывается надо мной?— Вот объясни мне, кому это было нужно?

— Тебе разве неясно? — Луна качает головой, будто я не понимаю простых истин. — В первую очередь, это просто необходимо было самому тебе.

— Что?! Ты в своем уме? На кой гиппогриф мне это все сдалось? — перехожу почти на крик, голос срывается. «Гениальность» Луны вводит меня в какое-то истеричное веселье, и я зло хохочу. — Ладно. Хорошо. Но мы ведь погубили все пророчества в Отделе Тайн на пятом курсе?

— Какой ты глупый. Оно не в искристых шариках, а в мыслях.

— Луна, пожалуйста, помоги мне, — я больше не выдерживаю ее заумных речей и с надеждой схватываю ее ладонь. — Я смогу... вернуться?

— Да, — впрочем, все не так уж мрачно. Правда?

— Как... только скажи как? Что для этого нужно? — я все еще крепко сжимаю ее руку, будто боясь, что девушка тотчас встанет и уйдет.

— Я скажу тебе об этом. Но не сейчас. И тебе вовсе не нужно ничего делать. Но есть один нюанс, — я чувствовал, что все не может быть так просто. Есть какой-нибудь подвох. Какие могут быть условия? Наверное, мне нужно будет сменить фамилию, или уехать на Аляску, или станцевать голым на столе... Хм, а это уже плод моего потрепанного воображения.

— Вопрос в том, захочешь ли ты сам вернуться.

— Что? Конечно же, я захочу, об этом не может быть и речи, — я вздыхаю с облегчением, но Луна все равно нервно разглядывает меня.

— Все не так просто, Гарри. Впрочем, ты сам это поймешь.

— Это неважно. Скажи, когда я смогу?..

— Не сейчас.

Луна вдруг усмехается и вскакивает с кровати. Секунда, и в комнате зажегся свет. В дверях показались растрепанные каштановые волосы.

— Вот вы где! А мы вас искали, — Гермиона немного недоуменно разглядывает босую Луну и ошарашенного меня. Свет преобразил комнату — из ночного кошара она превратилась в уютную тесную спаленку. Кажется, и блеск в глазах Луны исчез начисто — девушка выглядит радостной и усталой и совершенно не такой загадочной, какой я видел ее минуту назад. Она улыбается и радостно произносит:

— Мы разговаривали с Джейн, — Мерлин, откуда она все знает? — И теперь я знаю, что она — это Гарри. Правда? — она поворачивается ко мне, и мне ничего не остается, как нервно кивнуть. — Да. А еще мы говорили о свадьбе. Я так счастлива, так счастлива! — тут Луна кидается с объятьями на шею к Гермионе. Та удивляется ее экспрессивности, и недоверчиво смотрит на меня. А я-то тут причем?

— Ну, раз все так хорошо, — Гермиона все еще не решается оттянуть от себя «прилипшую» Луну, — тогда спускайтесь вниз. Миссис Уизли волнуется,— еще приблизившись ко мне, Грейнджер тихо добавляет:

— Гарри… Конечно, не очень хорошо врать миссис Уизли и всем нашим родным… Но я сказала, что ты, Гарри, срочно уехал по делам министерства, и никак, никак не успеешь вернуться… Молли сначала рассердилась, потом расстроилась… В общем, они на тебя немного обижены. Из-за твоего отсутствия, из-за того, что ты бросил Джинни… Прости, Гарри, меня, пожалуйста…

Я киваю, но в моей голове сейчас крутятся совершенно иные, далекие от семьи Уизли мысли.

* * *

— Ты не заметила, что он какой-то... странный?

— Не странный, Рон, а растерянный. Он давно с нами не виделся, а окружающие воспринимают его как чужого. Как ему еще себя вести?

— Ну не знаю, Герм. И все-таки он мог бы... ну... как прежде...

— Что как прежде, Ронни? Запрыгнуть на метлу и ловить с тобой наперегонки желтый никому ненужный мяч? Плакаться мне в жилетку на вредного и гадкого Снейпа? Валять дурака, играя в плюй-камни и жуя шоколадных лягушек? Нет, пойми, этого никогда, слышишь, никогда больше не будет!

Девушка переходит на крик, и парень испуганно на нее смотрит.

— Эй... ты чего?

Девушка опускает голову и опирается руками на столик, так что пышная каштановая грива закрывает лицо. Рон неуверенно подходит и обнимает девушку за плечи.

— Просто я очень волнуюсь за него, Рон.

Некоторое время они просто молчат, прижавшись друг к другу, пока в гостиную не проскальзывают еще две фигуры — Рон по привычке, выработанной внезапными появлениями родителей, отлынивает от невесты — впрочем, уже во всю использующей его фамилию в качестве своей, подписываясь Гермионой Уизли во всех письмах. Но свет озаряет вовсе не Артура с Молли.

— Не помешали? — звонкий голос Чарли переполнен радостными нотками, так что Гермиона просто не может не улыбнуться.

— Нет,— красный, как рак, Рон качает рыжей головой, и школьные друзья, извинившись, еще раз поздравив молодоженов и сославшись на неотложные дела, покинули и без того тесную комнатку.

— У них что-то случилось,— констатирует Луна, печально покачав головой.

— Кажется, они говорили о Гарри, — вдруг хмурится Чарли и притягивает к себе жену, а Луна натягивает на лицо серьезную маску.

— Чарли, Гарри не мог приехать, понимаешь? — парень удивленно смотрит на нее, но перебить не решается. — Он очень хотел, правда. Ты не должен обижаться на него.

— Я и не думал, — печально улыбается рыжий парень. — Просто вся эта история с Джинни, потом его пропажа… Знаешь, я надеюсь, что он ринулся искать Джинни, и они вместе отдыхают где-нибудь на песчаном берегу моря.

— Чарли, — Луна хватает мужа за плечи и пристально смотрит в его глаза. — Обещай мне, что ты не будешь держать зла на Гарри, даже если они с Джин не будут вместе, — Чарли опустил уголки губ и сдвинул брови.

— Но…

— Обещай! — вдруг выкрикивает Луна, не выпуская рыжего из цепких объятий.

— Ну… Ладно. Хорошо, — улыбка скользит по губам новоиспеченного мужа, и Луна удовлетворенно хмыкает.

— А вообще, мой милый Ча, Гарри был сегодня здесь. Его душа была здесь, — Чарли закатывает глаза и обнимает Луну, легко поцеловав ее в плечо.

— Я влюблен в твою богатую фантазию.

— Только в нее? — вдруг надувает губки Луна и состраивает обиженное личико, откинув прядь белесых длинных волос за спину.

— Не только. В ее хозяйку тоже, — теперь Чарли, уже не сдерживаясь, хохочет, так что рыжие веснушки, кажется, весело прыгают по загорелому лицу. Новоиспеченная Уизли также улыбается, и эта улыбка заставляет парня припомнить те жаркие деньки, в которые влюбленные и встретились. Это было в Румынии; Чарли, как обычно, занимался своей работой в заповеднике по разведению драконов — а именно, ухаживал за одной больной драконицей породы китайский огненный шар, своей любимицей, а Лавгуд приехала сюда проводить какие-то исследования, связанные с волшебными существами. Она появилась внезапно; Чарли даже не заметил, как вмиг около тяжело дышащего дракона появилась хрупкая девушка с огромными глазами. «Это, определенно, драконий когтеед, — многозначительно повторяла она. — Представляет большую опасность для таких крупных видов». Уизли был удивлен смелости девушки, не побоявшейся приблизиться к опасному дракону; потом еще несколько дней она помогала Чарли заботиться о нем, рассказывая такие потрясающие истории о волшебных существах, что парень диву давался фантазии Луны. Потом он пригласил ее в какое-то кафе, а потом и сам не заметил, как без памяти влюбился…

— Чарли, — выдохнула вдруг ему на ухо Луна, заставляя окунуться в реальность. — Ча-арли, — парень обожал этот загадочный шепот, холодные мурашки поползли по его коже. — Хочешь, я открою тебе свой секрет? — Луна почти касалась губами уха парня. Чарли еле заметно кивнул.

— Драконьих когтеедов не существует, — промурлыкала девушка, а Чарли ничего не оставалось, как подхватить хрупкую девушку на руки и отправиться наверх — отмечать первую брачную ночь.

* * *

Мерлиновы подштанники... Кхм... Нет, и что вы мне прикажете делать? Что вообще со мной приосходит?

Я медленно из угла в угол расхаживаю по собственной гостиной. В комнате душно — огонь яростно полыхает в камине, тяжелая духота обволакивает все пространство. На мне теплый зимний свитер, но я не чувствую удушливой атмосферы.

Кажется, я весь превратился в комок нервов. Неделя прошла после свадьбы Чарли. Неделя. За все это время я не удосужился даже позвонить Рону и Гермионе. Да что там — признаюсь, я и не хотел этого. С тех пор, как я... Как я стал Джейн, я отдалился от друзей. Я смотрю на них совершенно другими глазами. Ведь у Джейн нет ничего общего с ними. Не она провела с ними большую часть своей жизни, не она опиралась на них в борьбе с Волдемортом, не она... Хм, список можно продолжать до бесконечности.

Одно мне ясно точно: я совершенно изменился. И это «одно» меня пугает больше всего. Я, конечно, очень рад за друзей, рад их сложившейся семье... Может, как раз из-за этого я ощущаю себя лишним. Я не нужен им. Вернее, им не нужны мои вечные проблемы. Так будет лучше... для меня и для них. Они смогут начать новую, совершенно иную жизнь без «ходячего недоразумения».

Я хихикаю — вспомнил, что это красноречивое выражение придумал для меня именно Снейп. Странно, но при мыслях о профессоре у меня больше не возникает того давящего чувства удушливой… нет, не ненависти, скорее неприязни. Словно помять Джейн была очищена заклятием посильнее Обливейта.

Минут через пять я прихожу в себя (Мерлин, все это время я посвятил воспоминаниям о Снейпе) и чувствую, что в комнате очень жарко. Причем я не обращаю внимания на камин: меня бросает в жар при одной мысли, пришедшей мне в голову. Я резко останавливаюсь, еле удержав равновесие.

Кажется, я сумасшедший. Потому что собираюсь претворить в жизнь глупую и совершенно неправильную идею. И я протягиваю руку к Летучему Порошку.

— Мистер Поттер? Кхм, то есть мисс Джейн... Чем обязан в столь поздний час? За окном давно стемнело.

Снейп, недовольно ежась от холода, хлынувшего в квартиру из открытой двери, с абсолютным безразличием на лице взирает сверху вниз. Я молча пытаюсь выдержать его взгляд, затем протискиваюсь в прихожую. Слышу, как он ворчит что-то за спиной об «упрямых вечно надоедающих гриффиндорцах», но дверь тем не менее закрывает. Становится чуть теплей.

— Раздевайтесь и проходите, если вошли. И не стойте столбом!

Снейп эффектно разворачивается, хоть и шлейфа развевающейся мантии за спиной не наблюдается за отсутствием последней, и уходит в гостиную, приглашая следовать Джейн за собой.

Через несколько минут я сижу в уже знакомом, почти родном кресле, а Снейп с неестественно прямой спиной водит тонкими пальцами по корешкам книг на полках. Я не выдерживаю давящей на меня тоски и неожиданно для себя выкладываю Снейпу все, что творится у меня на душе. О друзьях, о себе, о пророчестве. Мой животрепещущий монолог, кажется, длится уже целую вечность, а Снейп все еще отвернувшись от меня, что-то рассматривает на книжных полках... Вековую паутину, что ли?

— И что вы от меня хотите? — лениво протягивает он, когда я умолкаю.

— К...как? Ну... Вы же оказались правы — насчет пророчества и всего... Что мне делать дальше?

Снейп вдруг разворачивается ко мне со странной усмешкой на губах. О, нет — его улыбка вновь сочится ядом, а черные глаза недобро блестят. Он вскидывает бровь и театрально хлопает в ладоши.

— Как мило, — вдруг выплевывает он. — Герой магического мира через неделю после шумной вечеринки вдруг вспоминает о своем неказистом бывшем профессоре — и только потому, что не может самостоятельно решить все свои проблемы. Браво. Адрес-то хоть мой сразу вспомнили? Или два дня плутали по «шикарнейшим» грязным улочкам, надеясь встретить сальноволосую летучую мышь, которая мигом разрешит все ваши проблемы?

Черт. Снейп, кажется, обиделся.

— Профессор, мне нужно было время, чтобы подумать. Я даже не вел отсчет времени. Не выходил на улицу. Ну как вы меня не поймете?

— Я не могу понять пустоголовых амеб, ибо мы обладаем разными интеллектами.

— Профессор!

Тишина. Мне нечего ему сказать. И я даже разозлиться на него не могу— мне почему-то приятна его забота обо мне, которая вдруг вылилась в такую обиду. Я чуть улыбаюсь и исподволь наблюдаю за ним. И вдыхаю побольше воздуха. Кажется, я сделаю сейчас это. Надеюсь, он еще не заметил странного блеска в моих глазах.

Я безумен. И никакое Мунго меня, увы, не вылечит.

— Сэр, я не за этим пришел, — заметив его недоуменный взгляд, поспешно добавляю, — ну, чтобы с вами ругаться.

— А зачем? — он выпрямляется еще больше.

— Сэр... Я не знаю, как это сказать. Мне нужно... удостовериться кое-в-чем.

Снейп уже не скрывает свое удивление и открыто буравит меня взглядом. Мне нечего сказать, поэтому я вскакиваю с кресла. И медленно приближаюсь к мужчине. С каждым шагом волнение внутри меня нарастает, но желание проверить свои догадки переходит все границы. Снейп нервно вертит в пальцах какую-то пустую склянку из-под зелья и пытается вновь скрыть удивление под равнодушной маской.

Я приближаюсь совсем близко — так, что почти прикасаюсь к нему. Он намного выше Джейн, и мне приходится запрокинуть голову. Черные глаза недоверчиво смотрят на меня. Ох, Мерлин! Нужно действовать.

Я приподнимаюсь на цыпочки. Теперь я чувствую его теплое дыхание, приятно щекочущее кожу, на своей щеке. Его кожа такая бледная, но ровная и гладкая; я приближаюсь настолько, что могу различить мелкие сосудистые сеточки на его щеках. Возможно — мне хочется это проверить — «на ощупь» он вовсе не такой холодный, как кажется...

И я касаюсь своими губами его губ. Он как-то странно дергается, пытается отстраниться, но я крепко обнимаю его за талию. Хм, он довольно... теплый. Снейп не отвечает, поэтому я настойчиво провожу языком по его стиснутым узким губам… Слышится звон разбитого о каменную кладку пола стекла— зельевар выпускает из рук склянку.

Я не сразу догадываюсь, откуда исходит этот звук. Кажется, что это разбилось мое сердце. Потому что мои опасения оправдались.

Снейп все еще не отвечает на мой поцелуй, но я еще крепче прижимаю его к себе — и он сдается. Чувствую привкус корицы и кофе… Слышу протяжный стон — мой или его? Хотя, это неважно. Я опускаю правую ладонь на его волосы и притягиваю за затылок.

Мне хорошо и одновременно плохо. Хорошо, потому что... не может быть лучше. Я никогда не испытывал такого ощущения — даже с Джинни. Странно, до боли в груди непривычно обнимать не мягкое податливое тело с округлыми формами, а жесткое, худое, упрямое и оттого не менее притягательное. Я еще сильнее прижимаюсь к Снейпу (Снейпу?! Впрочем, я тут же приказываю заткнуться внутреннему голосу), и чувствую, что мне не хватает дыхания. У меня кружится голова, хочется большего, чем просто эти нелепые, неуклюжие прикосновения… Я буду жалеть об этом потом, но сейчас мне наплевать абсолютно на все, кроме тела, которое я с силой прижимаю к себе за талию.

Вдруг я слышу недовольный стон (который оказывается моим), и Снейп резко отстраняется от меня и отворачивается. Он склонил голову, так что волосы почти закрыли его лицо, и скрестил руки на груди.

Постепенно розовые облака развеиваются, туман рассеивается, головокружение проходит. И ко мне постепенно возвращается разум. И я ничего не понимаю. Мне понравился поцелуй. С мужчиной. Со Снейпом. Даже больше, чем понравился— я просто потерял голову. Эх, соплохвостовы когти!

— Удостоверились? — голос Снейпа, странно поникший и тихий, выводит меня из раздумий.

— Да, — вздыхаю я.

— Тогда поделитесь, объектом какого эксперимента я стал несколько минут назад.

Я поднимаю голову и натыкаюсь на колючий взгляд. И да, мне будет очень непросто объяснить Снейпу, что я желал удостовериться в том, что мне не нравятся мужчины. И, пожалуй, отрицательную частицу можно уже опустить.

* * *

Молчание меня угнетает. Кажется, напряжение в воздухе уже можно ощутить физически. А я все еще пытаюсь разобраться в собственных ощущениях... Но не могу. Будто уже не только тело, но и разум мне не принадлежит. Словно я перетренировался в окклюменции. Мои чувства, ощущения притуплены как после глубокого сна. Хотя по сравнению с тем, что происходило с моей душей пару минут назад, их сложно назвать чувствами в прямом смысле этого броского слова. На мгновение мне почудилось, что во время поцелуя я вдруг снова стал самим собой — человеком, который умеет переживать и ощущать окружающие его события: все эмоции вдруг накалились до предела, всевозможные разноцветные краски мира со всей яркостью предстали пред моим взором, дышать стало легче и приятнее. Словно я очнулся от многолетней спячки. Хотя, сейчас мне вновь кажется, что яркую цветную акварель щедро разбавили водой. Причем из лужи.

А Снейп все еще молчит после моего объяснения. Думаю, сейчас последует результат его мыслительной деятельности. Это будет либо Авада, либо — если мне сильно повезет — Круцио. Все-таки нельзя экспериментировать с бывшим Пожирателем.

А я все честно, без прикрас рассказал ему. С каждым моим словом он все больше менялся в лице, и концу монолога я почувствовал себя таким наиглупейшим идиотом, словно вновь оказался в классе зельеварения — до того гримаса зельевара выражала неприязнь, отвращение и... облегчение?

Стоп. Почему у него словно на лбу было выгравировано это чувство? Эй, профессор? Вы объясните мне что-нибудь? Я только открываю рот, чтобы задать какой-нибудь глупый вопрос, но зельевар перебивает меня.

— Джейн, не надо так на меня смотреть. И успокойтесь — у меня нет ни малейшего желания тратить свои магические силы на Непростительные.

Мандрагоры великие, он что, умеет читать мои мысли?

— Келли! Совсем нетрудно прочитать то, что написано у вас на лице. Для этого нет необходимости обладать незаурядными способностями,— я пытаюсь возразить, но Снейп не дает мне вставить даже слова. — Вы задаетесь вопросом, почему я не удивлен результату вашего эксперимента? Почему я сейчас не кидаюсь заклятиями направо и налево? И не пытаюсь убить вас или применить к вам Обливейт?

Обливейт? Черт, а ведь он и вправду мог...

— Все это верно, не так ли?

Я вздрагиваю, закрываю глаза и сдержанно киваю.

— Так вот, — Снейп усмехается и начинает мерить шагами гостиную. — Ваша реакция вполне объяснима. Не врите: вам же понравился поцелуй?

К Мерлину все это... Почему он так спокоен? Если Снейп не пытается меня задушить взглядом, значит, что-то тут не так...

— Я... Ну, не знаю.

— Отвечайте прямо!

— Ну... Хорошо. Скажем так... Да, мне понравился... э-э-э....

— Черт, Поттер, или как вас там, называйте вещи своими именами!

Вот. Теперь орущее нечто уже больше походит на Снейпа.

— Да. Мне понравился... поце... поцелуй, — мне стоит огромных усилий произнести это слово вслух. Ведь это равносильно тому, что я действительно признаю, что я... ну, этот самый...

— Как же вы мне надоели, Поттер. И вы, Келли, тоже. Я объясняю — слушайте и не перебивайте. То, что вас поянуло к мужчинам, вполне объяснимо. Магия мужчины и женщины существенно различается. Этого в Хогварте не объясняют. Нет, конечно, она не различается по силе и возможностям. Просто магия обоих полов — это частичная магия одного целого. Сильная и слабая половина взаимодополняют друг друга. После того, как вы переместились в женское тело, ваша магия автоматически перестроилась в нужное «женское» русло. И теперь она толкает вас на удовлетворение естественных потребностей.

Чего?

— Профессор, вы не могли бы... объяснить доступным языком?

— Языком тупоголовых гриффиндорцев?

— Сэр!

— То, что вам пробралась в голову эта бредовая идея насчет поцелуя — ни что иное, как влияние вашей женской оболочки.

Я вытаращил глаза на зельевара.

— Так я не... не гей? А если я снова вернусь в свое тело, я стану... нормальным?

— Нормальным, Поттер вы уже никогда не станете. Ибо никогда им не были.

Я шумно вздыхаю и опускаю взгляд. Наконец, ухмылка исчезает с его лица.

— Да... мисс Келли, — нехотя выплевывает он. Если вы вернетесь в свою оболочку, то все встанет на свои места,— Снейп умолкает, а его лицо вскоре становится серьезным. — Но больше никогда не смейте делать меня жертвой ваших идиотских затей! Луна подтвердила, что ваше состояние временно?

— Да. Но вы же знаете, как сложно услышать от Луны подробную информацию. Ее загадки мне не совсем понятны...

— Она говорила о такой возможности?

— Она... Ну... Она сказала, что я смогу вернуться. И что мне для этого ничего не надо делать. И весь вопрос в том, захочу ли я сам вернуться.

— Как странно, — Снейп касается губ тонкими пальцами и закатывает глаза. — По-моему, она разъяснила все предельно понятно.

— Но, сэр, она ведь даже не сказала точной даты…

— День? Месяц? Время? Зачем вам это? Главное, что вы сможете вернуться. Если захотите.

— И вы об этом? Конечно, захочу! Вы... вы все совершенно не понимаете меня! Я хочу снова быть...

Я вдыхаю в легкие побольше воздуха, собираясь прошипеть что-нибудь не хуже Снейпа, но вдруг замолкаю.

Кем? Золотым мальчиком? Пешкой в руках сильных?

Всем своим видом я демонстрирую глубокую обиду — как же так, да я просто мечтаю о своем возвращении. Но внутренний голос, сначала робко шептавший , что у Гарри Поттера нет спокойного будущего, с каждым днем креп и уже сейчас заглушал все мои мысли отчаянными воплями. Черт!

— Келли? Что же вы молчите?

Я вспоминаю, что уже некоторое время стою с полуоткрытым ртом и даже не дышу.

— Знаете, сэр... Мне нужно многое обдумать. Я загляну к вам завтра, — с этими словами я быстро схватываю горсть порошка с каминной полки и, пока Снейп делает несколько шагов ко мне, погружаюсь в волшебное пламя.

I'm taking it slow

Suddenly I will play my ace.

Blue Foundation, "EOF"

— Джейн, ну, пожалуйста... — Миранда делает большие грустные глаза и хлопает длинными ресничками, обрамляющими зеленую яблочную радужку с коричневатыми прожилками. — Джейн, ты же моя подруга... И ты намного смелее меня!

— Это почему еще? — усмехаюсь я, расписываясь на каких-то ну очень, по мнению начальства, важных документах.

— Ну ты... Уверена в себе. И ведешь себя... не как женщина. Ой... Я не то имела в виду... — бедолага жутко покраснела и смутилась, что очень рассмешило меня. Но я беру себя в руки и пытаюсь сделать серьезное лицо, поэтому чуть не опрокидываю чашку кофе на пресловутые документы, облегченно вздохнув, когда шоколадная жидкость проскальзывает мимо по поверхности стола, капая на светлый пол.

— Миранда, что ты мне предлагаешь? Ворваться к Малфою в кабинет, перерыть его документы и, мило улыбнувшись, уйти?

— Келли, уйдешь ты только тогда, когда у тебя в руках окажется визитка.

Девушка, присев на мой стол, нервно теребит в руках маленькую сумочку. Мерлин, почему женщины сами выдумывают себе проблемы? Около получаса назад Миранда, запыхавшаяся, но, тем не менее, сияющая, ворвалась в мой кабинет и поведала мне о нелегкой жизни простой работницы фирмы.

Оказывается, некоторое время назад нашу фирму посетил некий молодой человек, до безумия приглянувшийся мисс Флокс — хотя, на мой взгляд, он обладал вполне себе заурядной внешностью. Видимо, очередной спонсор, но для девушки не это было главным. Главным оказалось то, что она собственными глазами видела, когда приносила кофе в кабинет Малфоя, что мужчина передал хорьку яркую разноцветную маггловскую бумажку с инициалами. Визитку, то есть. Молодой человек ушел, и теперь девушка почти что умоляла выкрасть эту визитку у Малфоя, искренне заверив меня, что без этого «душки» белый свет ей не мил.

Нет, я не боюсь Малфоя. Никогда не боялся этого хорька. Да и Миранда может на меня обидеться, а ведь она почти единственная, с кем я общаюсь на работе. Нельзя терять связь с «внешним» миром.

* * *

Я налегаю плечом на тяжелую дверь — в кабинете никого, Стол завален бумагами, впрочем, ощущение беспорядка это не создает — у этого хорька, видимо, чистота не только в крови — все документы разложены по наиаккуратнейшим стопочкам. Я приближаюсь к столу и пытаюсь отыскать чертову визитку. Ага, вот она лежит поверх нашего годового отчета. Я протягиваю руку и...

... дверь почти бесшумно открывается, и я слышу наигранный женский смех. Черт! Бумажку я схватить не успеваю, но зато молниеносным движением выхватываю палочку и накладываю дезиллюминационные чары. Ощущаю холодок, который окутывает все мое тело и мурашками стекает за шиворот белой подпоясанной рубашки.

Наконец в кабинет заходят — вернее, заваливаются — две фигуры. Малфой и... Мариэтта. Хорек одной рукой обнимает девушку за талию, другой пытается нащупать ключ в дверном замке. Я стою, прислонившись к стене, задержав дыхание от ужасного зрелища. Только этого мне не хватало!

Мариэтта, опустив голову на малфоевское узкое плечо, что-то страстно шепчет хорьку на ухо. Тот, наконец, управляется с дверью и обнимает Строуд освободившейся рукой чуть ниже спины за... хм, выдающуюся часть женского тела. Девушка, вызывающе одетая и накрашенная, словно дешевая кукла, притягивает слизеринца за затылок и совсем не нежно целует в губы. Но Малфою, похоже, нравится — он издает нечленораздельные звуки и припечатывает девушку своим телом к стене.

Я вспоминаю, что человеку, в общем-то, нужно дышать. И чувствую, что все мысли из моей головы куда-то делись — остались лишь эмоции. До чего же отвратительна эта Строуд! Навязчивая, неприятная, дерзкая... Вдруг что-то ухает у меня внутри, когда она касается хорька красными губами, оставляя метки на его бледном лице, а ладони самопроизвольно сжимаются в кулаки. И почему это кажется мне таким странным? Малфой тоже мужчина, это должно быть естественным... Верно, с ним у меня ассоциируются лишь неприятные воспоминания и чувства, поэтому я просто уверен, что страсть и слизеринцы — вещи абсолютно несовместимые. Но что-то все равно не дает мне покоя. Какое-то новое чувство... Разочарование? Ревность? Я пугаюсь хода своих мыслей, так что мурашки, не связанные с чарами невидимости, плавно пробегают по всему телу. Нет, я не могу больше смотреть на это безобразие! Сейчас я возьму со стола визитку и незаметно выскользну за дверь...

Как только мои пальцы касаются бумажки, я слышу хлопок и проваливаюсь в темноту.

* * *

— Какие люди! Хм... действительно, какие?

Я выныриваю из душной тьмы и падаю на жесткий пол. Перед глазами цветные точки, я все еще не могу отдышаться. Сделав такой глубокий вздох, что пятна невольно плывут перед глазами, я поднимаю взгляд и пытаюсь осмотреться. Изображение расплывается, и я с силой тру глаза руками.

Комната. Просторная, дорого убранная, с высокими потолками и каменным полом. Чуть поодаль я обнаруживаю кресло с высокой спинкой и надменного человека в нем. Человека, с которым я меньше всего в жизни хотел бы встретиться еще раз.

Люциус Малфой.

Блондин нервно теребит в руках палочку, сверху вниз взирая на распластавшуюся на холодном полу девушку. На меня, то есть. На его лице играет надменная усмешка, которую хочется немедленно стереть хорошим ударом кулака.

— Как ты здесь оказалась, девчонка?

Я наконец выпрямляюсь во весь свой рост и бросаю взгляд аля-Снейп на мужчину.

— Мне тоже бы хотелось это узнать. Что ты от меня хочешь, Малфой?.. — скривив лицо, протягиваю я. Значит, эта дурацкая визитка оказалась порт-ключом. Черт! Люциус же меня не знает в этом обличье — значит, ему вовсе не нужен Гарри Поттер. А оказался я здесь по ошибке. Хм, все-таки придется быть повежливее с бывшим пожирателем смерти, если я все же хочу сохранить жизнь этой милой девчушке Джейн. Пытаясь придать выражению удивленное, немного глупое выражение, я хлопаю ресницами:

— Извините, мистер. Но я действительно не понимаю, как здесь очутилась.

Люциус с минуту изучает меня, задумчиво разглядывая выбившуюся из прически темную прядь.

— Странно… Ты, верно, какая-нибудь глупая маггла из компании моего сыночка. Откуда ты знаешь мое имя?— вдруг мужчина недобро хмурится. Мне это определенно не нравится.

— Слышала… От Драко.

— Да? Хм, мне, конечно, льстит, что мое чадо разбрасывается моей же биографией направо и налево. И я, вообще-то, намеревался увидеть вместо тебя его белесую макушку,— тут блондин хищно скалится, оголяя идеально белые и ровные зубы. — Но, если так сложилась судьба, не отпускать же тебя просто так, правда? Мы с тобой распрекрасно позабавимся, крошка…

Я не могу сказать ни слова — то ли от страха, то ли от возмущения. Но этот мерзкий пожиратель подходит ко мне почти вплотную и подцепляет мой подбородок холодной рукой, заставляя взглянуть на его лицо. Серые глаза с расширенными зрачками никак не вяжутся с оскалом, заменяющим улыбку, мгновенно убивающим всю красоту блондина. Чувствую, что мне в висок упирается палочка.

— Молчи, детка. Скажи спасибо Мерлину, что твоя жизнь закончится так… феерично. Да-да, ты не ослышалась— но не обижайся, ты ведь понимаешь, что я просто не могу подарить тебе жизнь. Но я могу подарить тебе кое-что другое,— улыбка не покидает Малфоя, а голос его становится таким сладко-приторным, что мне становится тошно.— Себя. Ночь С Люциусом Малфоем — звучит, а? Если ты будешь послушной, детка, потом я подарю тебе Аваду — нет-нет, это совсем не больно. Я ведь вовсе не такой жестокий, каким кажусь,— я пытаюсь высвободится, но он хватает мои запястья и припечатывает их к стене над моей головой; я слышу собственный стон боли. А Малфой склоняется ко мне и шепчет в ухо, так что я ощущаю его горячее дыхание на щеке.— А как ты хотела? Придется отвечать, за то, что испортила мне вечер в семейном кругу… Ну-ну, не вырывайся, дрянь! Придется проучить тебя.

Малфой вдруг отпускает меня, и я, следуя инстинкту жертвы, мечусь в сторону. С ужасом наблюдаю, как мужчина взмахивает палочкой.

— Круцио!

Кажется, женская оболочка все-таки сильно влияет на мозги, и последние просто не способны быстро соображать в такой экстремальной ситуации; я просто закрываю глаза. Ничего, физическую боль я могу перетерпеть. У меня есть опыт…

Додумать эту мысль я не успеваю, кто-то сильно толкает меня в бок, и я врезаюсь плечом в стену. Че-ерт, кажется, простым вывихом я не отделаюсь. Открываю глаза и пытаюсь определить причину моих увечий.

Драко Малфой, собственной персоной. Платиновые пряди образуют живописный порядок на голове, глаза блестят; парень тяжело дышит и сжимает в руках палочку.

— Bonjour, papa! Развлекаешься? Почему же без меня? — «папа» удивленно приподнимает брови, затем слишком высоким голосом протягивает:

— Здравствуй, мой мальчик. А я ждал тебя,— Люциус отбрасывает за спину длинную прядь волос и театральным жестом всплескивает руками.— Иди же, обними своего отца, все-таки, сколько мы уже не виделись с тобой?— ровно настолько же, насколько Драко излучает ненависть, от Малфоя-старшего веет холодной фальшивой радостью.

— С превеликим удовольствием не встречался бы с тобой еще столько же. Что ты хочешь? Опять собрал экс-пожирателей и пытаешься вразумить меня, заносчивого мальчишку, сошедшего с пути темных искусств?

— Ого, как мы заговорили. Но раз так, то — нет, я сегодня один. Ждал тебя на семейный ужин. Но вместо тебя появилась эта распрекрасная леди; ну и я решил не терять времени даром,— подмигнул мужчина.— Драко, я хочу примирения. После многих дней вражды, я хочу, наконец, спокойно встретить старость…

— … в постели с коллегой сына? Врешь. Ты всегда врал мне, отец. Мне и матери!— Драко выплевывает это с такой злобой, что я передергиваюсь. Наша детская вражда на фоне этих эмоций кажется просто игрой в «войнушку».

— Не смей повышать на меня голос. Ты растерял все хорошие манеры, общаясь с этими,— Малфой кивает в мою сторону, и я пытаюсь испепелить его взглядом, — магглами. А твоя мать была просто никчемной блеклой молью, она предала Лорда и обязана была умереть. Она ничтожество; и ты очень на нее похож, Драко…

— Не смей трогать мою мать!— я прижимаюсь к стене и выхватываю палочку. Но что может хрупкая девушка, когда перед ней выясняют отношения два довольно сильных мага?— Ты ответишь за ее гибель, жалкий… — Люциус грациозно, немного лениво взмахивает палочкой, и Драко летит в ближайший антикварный шкаф, ломая свои телом дверцы. Я дергаюсь в его сторону, за что получаю режущим заклятием в ногу. Что ж, я могу и полежать.

— Я предупреждал, Драко. Не люблю, когда на меня кричат. Поднимайся и иди сюда. Мы разопьем на двоих замечательный виски — о, его когда-то подарил мне Снейп— и сделаем шаг к примирению. Давай же. А потом, если захочешь, поразвлекаемся с этой чудной магглой. А, Драко?

В ответ доносятся сдавленные ругательства; парень, покачиваясь, встает на ноги. Похоже, его мутит — видимо, от вида крови: у него разбит висок. Он кровожадно улыбается, и это меня пугает.

— Скажи спасибо, papa, что во мне осталась капля благородства, и я не запущу заклятием против собственного отца. Прощай,— он подходит ко мне и хватает за руку, пытаясь аппарировать.

— Можешь не стараться, я позаботился об этом, — поймав удивленный взгляд сына, Люциус добавляет. — Антиаппарационный барьер. Твой отец не так уж глуп, правда?

— Может быть.

Я вижу, как в глазах Драко мелькает какое-то непонятное понимание; мгновение, и на его лице появляется широкая улыбка, как у Чеширского кота из маггловской сказки.

— Отец… — он делает шаг вперед и протягивает руку. — Хорошо, я согласен. Я перейду на твою сторону. Но только при одном условии. Я сейчас отведу эту девчонку в спальню… и убью ее. Ни к чему нам лишние свидетели. Правда, papa?

— О, Драко. Я знал,— Люциус расплывается в улыбке.— Я знал, что ты исправишься. Но все же я не настолько глуп, чтобы верить тебе.

Мерлин, этот хорек совершенно, как ни странно, не умеет врать. Даже я не верю.

— А теперь давай поставим точку в этом деле, сын,— Люциус поправляет не слишком идеальную складку на мантии и достает палочку. — Отойди.

— Что ты делаешь? — хорек удивленно косится на отца, вытаскивая из кармана куртки какой-то странный предмет, похожий то ли на ключ, то ли…

— Исполняю твое условие.

Глаза Драко округляются, а я словно в замедленном кадре вижу, как он онемело смотрит на своего отца, замерев и почти не дыша. Люциус произносит что-то, и до меня не сразу доходит смысл фразы.

— Авада Кедавра!

Зеленый луч света, такой знакомый, почти родной, со скоростью три помноженной на десять в восьмой степени метров в секунду несется на меня. Пускай перед смертью вместо всей моей никчемной жизни перед глазами проносится школьный курс физики — о, ее учебник я когда-то отрыл в подвале Дурслей, пускай мне абсолютно наплевать на то, что хорек не успевает меня оттолкнуть, пускай. Я слышу мужской крик, но меня уже ничто не волнует. Зеленый свет завораживает и притягивает; кажется, я все-таки увижусь со своими родителями… Причем очень скоро.

Плевать, что я так и не узнал причину своего превращения, не попросил прощения у семьи Уизли, не повидался со Снейпом. Через доли секунды меня настигнет тишина и спокойствие — то, о чем я мечтаю последние несколько лет. Все будет хорошо, а я больше никогда не вернусь сюда.

Яркий зеленый свет ослепляет меня, и я блаженно закрываю глаза, мысленно прощаясь с этим миром.

________________

Кадр: http://s58.radikal.ru/i162/1107/76/72491325d67b.jpg

Великий зельевар современности, бывший шпион и профессор Хогвартса Северус Снейп уже с утра почувствовал, что случилось нечто не очень хорошее. Новое, усовершенствованное зелье Сна-без-Сновидений было разлито по пробиркам, дабы продемонстрировать себя на очередном конгрессе зельеваров мира. Новенькая, с иголочки, прекрасная черная (кто бы сомневался) мантия тихо дожидалась в шкафу своего звездного часа. Даже Поттера-неопределенного-пола на горизонте не намечалось. Казалось бы, что еще нужно для счастья, но все-таки что-то тревожило душу зельевара.

Вот уже три дня — целых три — мужчина провел в полном спокойствии и одиночестве. Вечером выпивал хороший бокал огневиски, зачитываясь любимым «Вестником Зельеварения; день проводил в лаборатории, утро — за чудесной чашкой кофе в кафе неподалеку, где работала премилая девушка-официантка. Но чего-то не хватало.

Три дня никто настойчиво не трезвонил в профессорову дверь, не врывался в квартиру, не закатывал истерики, не проводил эксперименты ради выяснения собственной ориентации.

Мужчина попытался выкинуть навязчивые мысли из головы, но тонкий настойчивый голос в глубине глубин вопрошал: «Почему?». Мерлин, ну может, Поттер решил побыть в одиночестве, разобраться в своих чувствах. Какое ему должно быть дело до мальчишки.

Но дело, оказывается, было. Сам не зная почему, Снейп, почувствовал, что привязался к оболочке Поттера. У него никогда не было — нет, не любовницы — подруги. Просто хорошей подруги, как, например, та же заучка Грейнджер для Поттера. Единственная и неповторимая же покинула этот грешный мир много лет тому назад. С другой стороны, Северус все еще чувствовал ответственность за мальчишку перед той же Лили, перед Альбусом. Годы непрерывного надзора за ним не прошли бесследно — такое отношение постепенно вошло в привычку, а совесть вот уже которую ночь не давала спокойно заснуть.

Мальчишка, определенно, непреодолимо, до истощения нервных клеток притягивал к себе неприятности — будь то шальная Авада, пророчества или перемещение в другое тело. Судьба будто испытывала его, признавая свои ошибки и каждый раз даря Поттеру новую жизнь, которую тот, впрочем, проживал впустую — вновь и вновь возвращаясь к отправной точке. Дилемма неразрешима: жизнь любила Поттера, но вот он её — нет, а невзаимная любовь, как мужчина знал по собственному горькому опыту, всегда обречена на провал. Снейп, хоть и боялся признать это, знал, что мальчишка был до жути похож на него самого — одинок, брошен и запутан сам в себе, словно в дебрях философии.

Испытывая трудности, человек, вероятно, должен изменить в себе какую-то черту, приведшую к возникновению проблем. Что должен изменить в себе Поттер — Снейп не представлял, честно говоря, по его мнению, после Войны мальчишка просто обязан был наслаждаться возникшим спокойствием где-нибудь на берегу моря со свой рыжей подружкой — а не тонуть в море давящих на плечи вопросов.

И вообще, Снейп плюнул бы на все, сославшись на неведомых тараканов в голове Поттера, и провел бы оставшийся день в предвкушении долгожданного конгресса, который помог бы ему еще хоть на малую долю поднять свой авторитет среди продвинутых магов и присыпать песком все еще свежие факты о прошлом бывшего пожирателя. Он бы заставил внутренний голос оставить свои увещевания для кого-нибудь посентиментальнее, но какое-то нехорошее предчувствие таилось в душе Снейпа. А нюх на такие вещи у Северуса всегда был отменный, а тот, действительно, почти никогда его не подводил — сколько раз он помогал ему не затеряться в посредничестве между Светлой и Темной стороной.

И его подозрения подтвердились.

* * *

Услышав звонок, Снейп ринулся было к двери, по пути запасаясь самыми язвительными словечками, которые должны были вылиться на затерявшегося заносчивого мальчишку самой что ни на есть красноречивой волной. Но красивые фразы застряли в горле, когда нежданная гостья без спроса летящей походкой прошла через холл в гостиную и легко опустилась на резное кресло, закинув ногу на ногу. Мужчина лишь проследовал за ней и, скрестив руки на груди, — признак необщительности — присел на диван.

— А у вас очень благоприятное размещение комнат, профессор,— огромные серые глаза плавно останавливались на каждой детали не слишком богато убранной комнаты. — Мозгошмыги у вас почти не водятся. Это значит, что вы должны в любое время суток сохранять ясный ум.

Снейп хмыкнул.

— Я заметил это, спасибо. Мисс Лавгуд, чем обязан столь неожиданному визиту?

Девушка поправила длинные волосы, убрав мешающие пряди за уши, увешанные неизменными сережками-редисками, и бросила удивленный взгляд на профессора.

— Разве я вам не сказала? Что ж, видимо, один из мозгошмыгов все-таки поселился в моей голове. Я насчет Гарри.

Внутри у Снейпа похолодело. Черт, почему девчонка медлит?

— С ним что-то случилось?

— Ну конечно, профессор,— упрекнула мужчину Луна. — Он же пре-вра-тил-ся,— последнее слово уже-не-Лавгуд произнесла, предварительно оглянувшись по сторонам, шепотом и по слогам. Снейп еле удержал в себе нервный смех наряду с желанием встряхнуть девушку хорошенько за плечи, выбив из той эту ненормальность.

— Это я знаю. Продолжайте.

— Ну так вот. Я разговаривала с Гарри некоторое время назад насчет пророчества — о, профессор, по вашим бровям я вижу, что он рассказывал вам о нашей беседе — и я не могла вспомнить одну его существенную деталь. Я хотела найти Гарри, чтобы рассказать ему, но дома его нет, на работе тоже, и я пришла к вам.

— Откуда вы знаете мой адрес? А то, что мы с Поттером… общаемся?.. А, впрочем, неважно, говорите, что там с пророчеством.

— Я вспомнила, что оно как-то связано с Волдемортом.

— С кем?! — Снейп поперхнулся, машинально коснувшись ладонью левого предплечья и осев на стоящий рядом по счастливой случайности стул.

— Ну с ним же, красноглазым темным магом. Вы помните его?— Северус сдержался, чтобы не запустить Авадой в блондинку, хлопающую ресницами, немедленно и безвозвратно. Он сделал глубокий вздох и сосчитал до десяти, мысленно перебирая самые что ни на есть сложные латинские названия зелий.

— Мисс Лавгуд… Луна, гиппогриф вас раздери! Так что там с Вол… с ним?

— Я ничего больше не помню. Но мне кажется, я смогу помочь вам, — внимательные серые глаза изучали мужчину бессмысленным, немного пугающим своей опустошенностью взглядом.

— Пожалуйста, мисс, продолжайте, — сердце профессора где-то упорно билось под жилкой.

— Накануне моего предсказания я беседовала с профессором Дамблдором,— наткнувшись на непонимающий взгляд Снейпа, девушка поспешила уточнить,— в кабинете МакГонагалл, с его портретом. Так вот, он… он рассказал мне об этом пророчестве. И о том, что я должна сделать. Еще он сказал… Ой… — Луна, сделав испуганные глаза, прикрыла рот рукой. — Все. Больше я ничего не могу вам рассказать, профессор. Извините.

— Вы мне о-очень помогли,— выплюнул Снейп. — Какой черт вас дернул вести задушевную беседу с портретом? Никогда ничем хорошим не заканчивается дело, к которому Альбус имеет хоть какое-то отношение… Ну что вы на меня смотрите?

— Ничего, сэр. Как я понимаю, вы сейчас собираетесь в Хогвартс? — Луна вдруг выпрямилась, взгляд ее прояснился. Снейп даже поперхнулся: неужели Лавгуд может быть нормальным человеком без тараканов в голове?

— Правильно понимаете,— мужчина уже наглухо застегнул все пуговицы на черной рубашке и теперь прятал в рукав палочку.

— Профессор?

— Ну что еще?

— Вы же не знаете пароль…

Снейп замер и задумался.

— Вы правы. Но…

— Я помогу. Я знаю,— мужчина еще не успел сказать ни слова, а девушка уже схватила его за ладонь, отчего мужчина чертыхнулся, но его едкие фразы были заглушены хлопком аппарации.

* * *

Кажется, я чувствую боль, а, впрочем, это блажь — умершие не умеют страдать от повреждений. Голова, пустая от извечных проблем, и тело, свободное от бытовых потребностей — что еще нужно для счастья? Я слишком, слишком рано для своего возраста научился смотреть на смерть просто как на старый долг, который рано или поздно придется заплатить [1]. Моя миссия, верно, закончена — Мерлин и так подарил мне слишком много времени после последней встречи с Волдемортом. Не могу сказать, что моя короткая жизнь была насыщена самыми разнообразными, что ни на есть, событиями — я видел смерть, испытывал боль и даже был счастлив. Любовь? Ха, это не самое главное, сейчас уже уверяю я себя, в этой игре. Я не нашел ее — впрочем, ее и не надо искать. Ищут носки под кроватью, совесть и галлеоны в дырявом кармане.

Жизнь с ее явлениями можно уподобить сновидению, фантому, пузырю, тени, блеску росы или вспышке молнии и представлять ее следует именно такой [2]. С последним я абсолютно согласен — она схожа именно с ней — разве что молния оказывается зеленой и сопровождается взмахом палочки. Я, как ни странно, вовсе не разгневан на Малфоя-старшего, может, лишь на себя — за то, что не смог защитить бедную девчушку Джейн, ни в чем не повинную в грехах Золотого Мальчика. И в этом я могу винить только, исключительно себя — воспоминание вдруг накатывает на меня, словно волна после цунами. Палочка в моей руке отказалась мне повиноваться, когда я хотел запустить обезоруживающим заклятьем в проклятого пожирателя, в то время как он был занят перепалкой с сыном — лишь выпустила несколько медных искр; приглядевшись, я понял, что она не моя. Хотя, странно, что с помощью нее я использовал дезиллюминационные чары… Я отчетливо помню, что машинально схватил ее с тумбы возле стола, пока Флокс отвернулась и подталкивала меня на воплощение её плана и… Черт! Я вдруг вспоминаю, что свою в этот день оставил дома — ну да, точно, в спальне. Тогда чья же эта? Мантикора меня задери, какая теперь разница, пускай она принадлежит хоть самому Мерлину, меня это уже не спасет.

Оторвавшись от рваных мыслей, я пытаюсь поднять веки и с превеликим удивлением обнаруживаю, что мои глаза и так широко распахнуты. Черт возьми, что происходит? Пары секунд мне хватает, чтобы вскочить и оглядеться; пространство — а это именно оно — казалось бесконечным и было окутано молочной дымкой. Впрочем, это место мне знакомо — я уже был здесь после Авады Волдеморта и беседовал с Дамблдором. «Кингс-Кросс», — шепчет глупый голос, но я не понимаю, где он раздается: у меня в голове или это шепот самого пространства. Что ж, это переходит в традицию. Директора поблизости я не вижу, и вдруг, поддавшись внезапным мыслям, оглядываю свои руки. Нет, чуда не произошло — поэтому я со злостью дергаю себя за длинную прядь волос, хоть и не чувствую ни малейшего отголоска боли.

Директора поблизости нет, поэтому мне ничего не остается, как идти прямо — хотя, трудно сказать, в какой стороне пресловутое «прямо» имеет место быть. Кажется, прошло минут пять или десять, а может быть, и все шестьдесят — время абсолютно не желает чувствоваться — как я вижу перед собой тяжелые ворота, похожие на Хогвартские. В голову приходит самое очевидное — я начинаю дергать их за ручку, хоть они и не поддаются; надеюсь, они сломаются теперь под ударами женского кулака.

— Здесь нельзя шуметь, — я вздрагиваю и оборачиваюсь; передо мной сморщенный старичок маленького роста, нечто среднее между гоблином и Кричером — обмотанный какой-то белоснежной простыней и с корзиной в руке. — Понапускают тут всяких, порядка нет, — ворчит он; голос его напоминает скрежет ржавого металла. Только сейчас я замечаю, что глаза его абсолютно не вяжутся с уродливым, зеленоватого цвета лицом, длинным крючковатым носом и потрескавшимися сиреневатыми губами — они медового, теплого цвета, живые и излучающие эту самую жизнь. Они аккуратно разглядывают меня, хоть и кажутся немного косыми, словно при астигматизме.

— Кто вы? — самым что ни на есть вежливым тоном пытаюсь спросить я, но существо вдруг зло усмехается и начинает усердно собирать что-то в свою плетеную корзинку, кажется, забыв вовсе про меня. Но через некоторое время он замирает и резко выпрямляется.

— Чему только учат молодежь? Эх, — он взмахивает костлявой ручонкой, разочарованно вздохнув. — Я психопомп [3].

— Кто? — мои глаза округляются, я слышал что-то такое из маггловской литературы, хоть и совершенно не помню, что означает это слово.

— Проводник душ, — он опять вздыхает и разворачивается, босыми ногами шлепая в обратном от меня направлении, что-то бормоча себе под нос.

— Подождите… Да стойте же! — мне приходится почти бежать за ним следом, но тут он резко останавливается, так что я чуть не натыкаюсь на него. — Помогите мне.

— В чем? — в глазах его читается абсолютное удивление. — Ты мне не нужен. Заавадят тут всяких, а они потом ходят, под ногами путаются… Да ладно бы, чтоб насовсем — но нет, обязательно нужно выхватывать прямо перед носом у Госпожи… И находятся же такие смельчаки, скажи спасибо своему спасителю.

— Кто это — госпожа? — я в непонимании щурюсь от надоевшей мутной дымки, но старец и не думает отвечать, вновь занявшись своей корзиной.

— Иди, не мешай, — недовольно махает он лапками, прогоняя меня. — Если не хочешь, чтобы Она рассердилась и передумала. Она не любит, когда такие экземпляры уже в который раз уходят из ее цепких лап, мальчик.

— Но я же девушка? — ноги подкашиваются, мне почему-то становится очень плохо, перед глазами плывут точки, а загадки психопомпа давят свинцовым слитком на плечи.

— Как хочешь, — старик пожимает плечами и вдруг подходит ко мне почти вплотную. — Чувствуешь, Она близко? — я киваю, чувствуя, как капли пота бегут по моему лбу. — Возвращайся, — он отходит от меня, кивая на пространство чуть правее от ворот. — И не вздумай больше ломиться в них.

Изображение меняется, ворота и старик исчезают, а белая дымка, кажется, становится еще плотнее. Мне тяжело идти, но я все равно направляюсь в сторону, указанную старцем, чувствуя неимоверную слабость. Иду я, впрочем, недолго — пространство вдруг заканчивается и меня засасывает в темную дыру.

________________

[1]— мудрая мысль А. Эйнштейна

[2]— Алмазная сутра, сутра цикла «Праджняпарамиты».

[3]— В античной традиции проводник душ в царстве мертвых. С точки зрения человеческой психики — психический фактор, являющийся связующим звеном между бессознательными содержаниями и сознанием; очень часто персонифицируется в образе мудрого старца или старухи.

Открываю глаза. Яркий свет ослепляет меня, отдаваясь резью где-то на сетчатке, и я тут же зажмуриваюсь. На лицо эффект дежавю, но в отличие от прошлого раза, я совершенно не помню, что было вчера. Ну, или позавчера. Время не желает чувствоваться — и это ощущение также кажется мне безумно знакомым.

Я пытаюсь пошевелиться, но эта попытка приносит такую волну боли, что я всхлипываю. Кажется, болит все тело, даже дыхание дается мне с трудом. Кожу будто пронизывают тысячи мельчайших, острых нитей — движение вызывает боль, а я чувствую лишь холодок, бегущий по позвонкам. Что случилось? Разлепляю веки и щурюсь: вижу белый потолок и только. М-да, он никак не поможет сейчас восстановить хоть какие-то обрывки информации в моей голове. Поворачиваю голову, зашипев от резкой боли и прикусив губу: я лежу в аккуратной комнатке, на широченной кровати, укрытый одеялом нежно-зеленого цвета. На окнах тяжелые шторы такого же оттенка. Судя по ярким лучам солнца, сейчас, по крайней мере, полдень. Мерлин, где я? Как я сюда попал? Так, мне нужно срочно встать с кровати…

Похоже, я слишком переоцениваю свои силы: мышцы ноют, как после хорошего Круциатуса, и мне не удается даже принять хоть какое-то подобие вертикального положения. Весело. Так, стоп… Круциатус… Авада… Какое-то воспоминание крутится в моей голове, я пытаюсь уцепится за него, но оно ускользает. Ладно, проехали.

Что мы имеем? Я в чужой квартире, в противной салатовой комнате. Лежу на кровати в совершенно недееспособном состоянии, избитый, с отшибленной памятью. Я все еще Джейн, по крайней мере, я чувствую это… Если я не у себя в квартире, значит, здесь я оказался не по собственной прихоти, и кто-то по определению должен находиться рядом со мной.

Огромного труда мне составляет смахнуть со стоящей рядом тумбочки чудом замеченный мною хрустальный бокал; он разбивается звонко, так что его точно должно быть слышно в соседней комнате. И я не ошибаюсь: откуда-то издалека доносятся глухие шаги.

* * *

— Профессор, пароль «Клубничное эскимо».

— Вы не могли это сказать до аппарации?

— Но, сэр, я подумала…

— Думать — это не ваша прерогатива. Все, мисс Лавгуд, с меня хватит вашей самоуверенности! Дальше я как-нибудь сам.

Мужчина, гневно сверкнув глазами, развернулся на каблуках и направился в сторону огромного замка, расположившегося на вершине холма. Девушка, оставшаяся в тени высокого дерева, лишь как ни в чем не бывало пожала плечами:

— До свидания, сэр. Удачи, — еще несколько секунд провожая глазами удаляющийся силуэт высокого мужчины, Луна как-то слишком печально вздохнула, покачала головой и исчезла с характерным хлопком аппарации, эхом разнесшимся по опушке Запретного Леса.

Солнце светило ярко, отражаясь от окон Хогвартса, а Снейп неспешным шагом пресекал квиддичное поле. Как давно он здесь не был! Со времен битвы он вынужден был скрываться в маггловской части города. Да он, в общем-то, и не скрывался, просто его никто и не искал.

Перед глазами пронеслась сцена в хижине: будто наяву он видел белые, длинные клыки Нагайны и слышал ее шипение. А потом весь мир заполнился болью, которая оковывала его тело и разум. Лили, я иду к тебе… Кажется, он действительно, уже видел Ее — божественную, удивительную, со сверкающими ярко-зелеными глазами… Но потом что-то вернуло его в реальный мир — и он увидел перед собой отвратительную копию Джеймса, так нагло использующую эти огромные удивительные глаза. Впрочем, тут он вспомнил, что умирает — но это уже было не так важно. Он сделал все, что мог для мальчишки, все, чтобы он смог победить Тома. Все ради Лили.

Потом он что-то говорил Поттеру, даже передал ему часть своих воспоминаний — от осознания этого реальный Снейп, поднимающийся по тропинке в Хогвартс, поежился — и уже приготовился отходить в мир иной со спокойным сердцем, душой, ну и всем, что к ней прилагается. Честно, ему вовсе не было жалко своей жизни — тем более что через каких-то пару часов к нему должны присоединиться и Поттер, и сам Том.

Он уже закрыл глаза, расслабился и, кажется, даже увидел парящий где-то вдали источник света… А он все приближался и приближался, пока, наконец, не достиг кончика выдающегося носа зельевара. Стоп. Этот свет вовсе не был каким-то потусторонним, магическим или каким еще он должен быть. Тем более, этот свет женским отчетливым голоском звал его по имени… Тут Снейп почувствовал, что до его губ дотронулось что-то холодное, и он ярко ощутил наипротивнейший вкус сильного противоядия у себя во рту. Что?

От возмущения он чуть не поперхнулся: кто посмел без его, Северуса Снейпа, согласия так нагло вновь даровать ему жизнь? Он даже распахнул глаза: щурясь от яркого Люмос, он попытался разглядеть спасительницу. И все, что запомнил, были волосы цвета спелой вишни и карамельная улыбка… А потом он потерял сознание.

Не успел Снейп ничего сказать, как женщина растворилась, а в его глазах все померкло. Не смотря ни на что, теперь он уверял себя: человек живет настоящей жизнью, если счастлив чужим счастьем. Жизнь — это Кингс-Кросс — кто-то успевает на свой поезд и поспешно уезжает, другой из-за своей рассеянности опаздывает на рейс и возвращается обратно, ожидая нового билета в бесконечное путешествие. Снейп, определенно, не был рассеянным — скорее невезучим, ну или наоборот — удачливым: это смотря с какой стороны посмотреть. Так уж повелось, что один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания[1]. Ободранный, но, кажется, довольный: испытав на шкуре все последствия собственных ошибок, он получает второй шанс.

Вынырнув из тяжелых воспоминаний, Северус увидел, что находится перед воротами замка. Пора.

Тяжело вздохнув, он окутал себя дезиллюминационными чарами и дотронулся палочкой до тяжелого замка на воротах.

* * *

Убейте меня кто-нибудь, но в комнату входит Малфой с донельзя озадаченным выражением лица. И я сразу вспоминаю все, что было накануне: Люциус, Авада, психопомп и кровать с салатовым одеялом. Парень замирает, увидев отвращение на моем лице.

— Как. Я. Здесь. Оказал.. ась?

— Джейн… — Драко осторожно, будто не решаясь, садится на кровать и как-то странно смотрит на меня. Что в его глазах? Забота, жалость? Мерлин, меня сейчас вытошнит. — Ты не помнишь?

Нет, черт возьми, не помню — и ты прекрасно об этом знаешь, мерзкий ты змееныш!

— Малфой, не тяни. Я лежу здесь полуживая, и ты еще предлагаешь мне угадывать твои мысли?

Увидев, что я, если и не физически, то морально силен точно, и могу язвить и ругаться сколько моей душе угодно, Малфой резко встает и отходит к стене, скрестив руки на груди. Лицо его вновь превращается в бездушную маску, на губах играет презрительная усмешка. Вот, так-то лучше —узнаю нашего хорька.

— Как ты помнишь, ну или не помнишь — я не знаю, каким образом устроен твой мозг, если он, конечно, имеет место быть — мой драгоценный papa запустил в тебя Авадой. Но я успел порт-ключом аппарировать нас в мою квартиру, — теперь я понимаю, чем была та вещица, что вынул из кармана Малфой. — И вот ты здесь,— заметив, что я открываю рот, дабы задать еще один вопрос, он опережает меня.— Твое состояние — это последствие той же Авады. Луч почти достиг тебя, но часть его энергии аппарировала вместе с тобой… В любом случае, придется связаться с Мунго.

— Нет! — я с ужасом выслушиваю его. Мне нельзя в больницу! А вдруг они каким-то образом могут определить мою истинную «сущность»? Нет, мне определенно не стоит так рисковать.

— Почему это? — Малфой опешивает от такого напора и, забывшись, стирает презрение с лица.

— Я не обязана объяснять! — лучшая защита — это нападение. Эту догму как основу отношений с Малфоем я усвоил еще в школе. Мерлин, что же делать? Я совершенно беспомощен, в Мунго мне дорога заказана, домой я возвратиться не могу… — Твою мать, Малфой, ты, что ли, свовсем не понимаешь, что твой отец мог меня убить? Да это подсудное дело…

— Он немного не в себе, — вмиг мрачнеет хорек, сложив руки на груди и отводя взгляд прищуренных глаз. Я чувствую его напряжение — оно проявляется и в приподнятых плечах, и в нервном ковырянии носком кроссовка дорогущего, по-видимому, паркета.

— Немного?! — мне трудно говорить, а тем паче, кричать, но я всё равно продолжаю хрипеть ему в ответ. — Если ты носишь фамилию Малфоев, значит, тебе позволено направо и налево швырять непростительные, а потом заявлять, что, мол, извини, погорячился?! — хорек остается абсолютно спокойным, и наблюдает за моей истерикой будто за флоббер-червями в котле. — Да, хвосторога тебя задери, как только я выберусь из этой дерьмовой комнаты, я доберусь до твоего отца, и он получит по заслугам… А твоя мать, Малфой, где же она? Почему не заступается за своего щеночка перед papa?

— Заткнись, — вдруг выдыхает хорек, побледнев еще больше — хотя, это, казалось бы, невозможно — сжав зубы и сведя брови. Я и не замечаю, как он машинально выхватывает палочку, и от нее идут разноцветные икры. Впрочем, помимо его магии присутствует и моя — причем, не уступающая, я уверен, по силе. Почувствовав, что она фейерверком взрывается у меня внутри, пытаюсь выровнять дыхание. Но я не могу остановиться, а моя неконтролируемая магия продолжает расплескиваться по комнате, шурша дорогими обоями и звеня колбочками зелий.

— Что, не нравится, когда задевают твоих родителей? Любишь мамочку? — шепчу я, губы хорька вздрагивают, а во мне просыпается нечто слизеринское, с удовольствием мстящее ублюдку за годы его издевательств надо мной в школе — за все, все его слова в адрес моей матери.

— Замолчи, — почти одними губами проговаривает он, скривившись.

— А что ты мне сделаешь? Давай, давай, Малфой, прибавляй себе еще пару лет в Азкабане — будешь делить камеру со свои ненаглядным папашей! — я удивляюсь собственным словам, жестокости и черствости, внутренний голос жалобно увещевает меня о том, что пора остановиться, и я готов взвыть во весь голос от раздирающих меня чувств. Хорек, тем временем, дергается в мою сторону, будто бы пытаясь схватить меня за руку, но на полпути замирает; я вижу, как он с силой вцепляется в свою палочку, возвращая самообладание, отводя взгляд и вздернув подбородок. Некоторое время мы молчим, и мой запал понемногу проходит. Прислонившись к стене затылком, хорек закрывает глаза, обхватив себя руками и сжав губы в тонкую полоску. Черт, а ведь он, именно он спас меня, что там говорил психопомп: «поблагодари своего спасителя»? А я накинулся на него, будто собака на кость… Ведь вижу же, какую боль ему причиняют мои слова — определенно, у него какие-то проблемы в семье. Набрав побольше воздуха в грудь, я бормочу: — Я не хотел…а. Просто не нужно больше натягивать на лицо это дурацкую маску презрения.

Хорек, кажется, опешивает, но палочку опускает.

— Оставайся здесь, — кривя губы, будто ему сложно говорить, тихо произносит он. — Я принесу зелья, — выплевывает он и награждает меня взглядом — настоящим, без холодных глаз и едкой усмешки в придачу. В нем только горечь — такая, что мне становится стыдно. Задержав его на мне больше положенного, он разворачивается и с шумом захлопывает дверь. И он уже не услышит, как я всхлипываю от физической боли, сковывающей мое тело и заставляющей винить в произошедшем всех, кроме себя — срываясь на окружающих и стирая грани разумного поведения.

_______________

[1] — мысль Дени Дидро, идеолога Французской буржуазной Революции.

Вечером к нему заваливается эта крашенная кукла. Я с отвращением прислушиваюсь к звонкому натянутому смеху Мариэтты, едким фразочкам Малфоя и звону бокалов. И совершенно не понимаю, с чего вдруг сие знаменательное событие запало мне в душу, порядком взволновало и даже начало нервировать. Хорек опоил меня жутко отвратительными на вкус, запах и цвет зельями, принес в спальню целую кучу книжек и бросил наедине с собой. Живи и радуйся! Но нет, Джейн почему-то вдруг появилось дело до этой пустышки Строуд.

Вероятно, во мне играет банальное чувство жалости, хоть глубоко внутри я и осознаю, что это маловероятно. Так где же та искомая величина, единичная вероятность, что заставляет меня сейчас нервно ерзать по простыне, раздраженно поглядывая на закрытую дверь? Нет — убеждаю я себя, закатывая глаза — это жалость, и точка. Использует ее Малфой, окутает красивой сказкой богатого аристократа, а потом—аrrivederci! — бросит и найдет себе другую симпатичную игрушку. Я пытаюсь додумать эту мысль, скорее, даже заверить себя в ней, но меня постоянно что-то отвлекает…

А отвлекают меня шаги и томный шепот Мариэтты — черт возьми, никогда бы не подумал, что мой слух настолько чуток! — которые затем сменяются скрипом кровати, а этот обыденный предмет мебели вдруг жалобно стонет под натиском двух тел. Ну нет, это уже слишком!

Я яростно колочу кулаком в стену, благо руки мои уже не так болят, как утром. Через несколько до ужаса долгих, нескончаемых минут в комнату заваливается Малфой — помятый, с припухшими губами, обычно идеально уложенные волосы растрепаны, рубашка расстегнута.

— Что. Случилось?— в его голосе нет ни капли любезности, но он хотя бы старается.

— Ничего,— произношу я и мило улыбаюсь.— У меня… ээ.. закончилось зелье Сна-без-Сновидений. А без него мне снятся кошмары. Про твоего милого папочку, разумеется.

Малфой, стиснув зубы, хлопает дверью и, видимо, все-таки решается принести мне зелье. Мерлин, и зачем мне это все понадобилось? Все равно мне не удастся испортить ему ночь— сейчас он вернется, а потом отправится к Мариэтте… Я чувствую себя ужасно глупо, но самое ужасное то, что я не понимаю самого себя. Тем паче, не понимаю, кто это я — Поттер, Келли или кто-то другой? Верно, все-таки женское начало берет свое — ибо Гарри бы не решился на такой нелогический и спонтанный поступок. Ох, Джейн, доиграешься же ты…

— Вот,— громкий стук заставляет меня вынырнуть из мыслей: донельзя злой хорек почти кидает склянку на тумбочку, так что она жалобно звенит. Он уже собирается покинуть комнату, и я, наконец, решаюсь идти до конца.

— Ээ… Мистер Малфой, вы не могли бы принести мне стакан воды? У этого зелья ужасный вкус. Нет-нет, не наколдованной,— поспешно добавляю я, видя, как он достает палочку.— У нее тоже вкус не ахти какой,— я хлопаю ресничками, надеясь, что хорек не прибьет меня тут же. Он зло сверкает глазами, застегивает пуговицы на рубашке и таки исчезает в дверном проеме.

Когда перед Джейн появляется стакан, наполненный самой настоящей, не наколдованной водой, я тихо благодарю Малфоя, который уже летит обратно в свою спальню, даже не взглянув на меня.

— Мистер Малфой… Можно вас еще кое-о-чем попросить?

Не следовало мне этого делать. Хорек взбешен; он резко разворачивается на каблуках, опускается на мою кровать и нервно хватает пальцами мой подбородок, заставляя посмотреть в его глаза. В этот момент он мало чем отличается от своего папаши. В его движениях нет ни капли осторожности, и я почти уверен, что на чувствительной коже Джейн останутся синяки от его тонких пальцев.

— Больно же! — я пытаюсь вырваться, но хватка у Малфоя крепкая. Он притягивает меня совсем близко и шипит:

— Ни слова больше! Замолчи, выпей свое зелье и отстань от меня, если не хочешь оказаться на улице! Я тебя не нянька!..

Некоторое время мы налаживаем зрительный контакт, ненависть уже можно ощутить физически. Я не боюсь хорька, и поэтому смело отвечаю ему тем же презрительным взглядом и ухмылкой. Злость волной захлестывает меня, невольно возвращая в хогвартские времена — и я с ужасом осознаю, что не могу заставить себя успокоиться, когда неконтролируемая магия начинает наполнять, словно раскаты грома, воздух. Расширившиеся зрачки его, обрамленные серой радужкой с темными прожилками, неподвижно замирают, когда я, будто по старой привычке обладая минусовыми диоптриями, прищуриваюсь.

— Драко?— мы не замечаем, как в комнату заходит Строуд в одной ночной сорочке. Глаза ее округляются, когда она видит, что ее благоверный сидит в постели с другой своей коллегой и весьма двусмысленно вцепился в ее подбородок. — Ты… ты…

Драко отводит взгляд, на его лице мелькает понимание, и он как ошпаренный вскакивает с кровати.

— Мэри, ты все неправильно поняла…

И правда, Мэри ничего не поняла и об этом свидетельствует гулкая пощечина. В ту же секунду девушка хлопает дверью, оставив Малфоя подпирать стену с недоуменным выражением лица и красным пятном на щеке. Ох, многое отдал бы за то, чтобы еще раз увидеть это выражение на спесивом лице… Словно в забвении, он растерянно обнимает взглядом захлопнувшуюся дверь, будто забыв, что я все еще наблюдаю за ним. А я вдруг осознаю, что меня терзают непонятные чувства. Я… доволен, что Мэриэтта увидела в Джейн соперницу. Пусть знает, что не весь мир крутится вокруг нее. Я обращаю внимание на хорька— он уже пришел в себя и теперь неосознанно потирает щеку, морщась. К слову, меня гложет еще одно знакомое до боли под ребром чувство — вины, неизменной моей спутницы жизни, почти второй половинки. Сведя брови на переносице, я пытаюсь абстрагироваться от доминирующих эгоистически настроенных эмоций, тяжелой волной накрывающих меня, перекрывая доступ к кислороду и здравому уму. Черт, а я ведь и не подумал о его, Малфоя, чувствах.

— Извини,— тихо произношу я, когда слышу откуда-то издалека стук хлопнувшей входной двери, будто боясь, что Малфой сейчас выйдет из себя и закатит как минимум истерику с Авадой, Круцио и другими пожирательскими фишками. Теперь Джейн уж точно не отделается больным телом и обязательно откроет те ворота под презрительным, ликующим взглядом психопомпа. Интересно, а что же все-таки они скрывают? Мысленно усмехнувшись своим вопросам — ведь я отнюдь не желаю проверять свои догадки на практике — я замечаю, что хорек остается на удивление спокойным; он лишь вопросительно поднимает бровь в ответ на мои извинения.

— За что?

— Как — за что?— кажется, он не собирается практиковаться на мне в непростительных. Но меня удивляет совершенно, совершенно иное.— За то, что испортила вечер. Ну и ваши… отношения.

Малфой усмехается, чем вводит меня в ступор. Черт возьми, что его насмешило?

— Отношения? Да ну, Келли, брось. Конечно, теперь Мэри будет строить мне козни на работе, может, и тебе достанется, но, в крайнем случае, я имею право её уволить.

— И все так просто?— я вздрагиваю и широко открываю глаза. Неужели хорек настолько бесчувственен, или я все же, поддавшись эмоциям, упустил момент его истерики?

Малфой вдруг отлепляется от стены и пересаживается в кресло — элегантно, чисто по-малфоевски перебросив ногу на ногу и потерев красную щеку, скривив губы в отвращении.

— А зачем все усложнять, Келли?— чувствую, что за холодными манерами он как может скрывает разочарование — и это меня пугает. — Намного проще жить, если не загружать повседневную реальность этими нелепыми чувствами.

— Но… — не знаю, что сказать. Разве можно отгородиться от всех чувств, продолжая жить за тяжелой занавесью аристократических манер? Впрочем, один дракл знает, что творится в душе у этих слизеринцев — если, конечно, оная вообще присутствует. — Почему?

— Я сам не знаю ответа на этот вопрос,— слизеринец вздыхает и нервно теребит в руках палочку. — Наверное, потому что тебя окружают эти пустые куклы вроде Мэри? Или люди, которым вовсе нет до тебя дела. Или… неважно. Если быть честным, то мой роман с Мэри — показной. Просто не хочу навести людей на сомнения о моей ориентации.

— Это глупо, — качаю головой я, исследуя взглядом его помятую рубашку, теперь застегнутую до последней пуговички под горлом. — Фальшь никогда не доводила ни до чего хорошего.

— Не говори глупостей, Келли, — он смотрит помутневшим взглядом куда-то сквозь меня, так что я ощущаю себя всего лишь призраком, никчемным предметом мебели, невольно вспомнив дурслевское время, когда ощущал нечто похожее. — Вся жизнь — фальшь. Все придумано людьми, скучающими от недостатка проблем на свои больные головы. Мне это не нужно.

— И ты... никогда не любил?— я задерживаю дыхание, сам не понимая, зачем мне нужен этот вечер откровений. Малфой, сентиментальный Малфой, выворачивающий передо мной душу наизнанку, словно носок? Смешно, да. Наверное, сказалось распитое с Мэриэттой вино… Но грех не воспользоваться этой ситуацией.

— Я? Нет, но это не твое дело, Келли. По-настоящему, может быть, влюблен — по крайней мере мне так казалось— в школе. Впрочем, это была всего лишь игра подростковых гормонов. Она была грязнокровкой, к тому же гриффиндорской заучкой… И я… глупо вел себя, всячески осложняя ей жизнь своими издевками — пытаясь обратить на себя внимание. Другого, более мирного пути у меня не было — сказалось «воспитание» отца и многочисленные лекции о чистоте крови… Но это сейчас не важно, — меня сковывает ужас, когда я осознаю о ком говорит Малфой. Кто бы мог подумать. — Все эти так называемые чувства — заноза в небезызвестной пятой точке, Келли.

— Ты… до сих пор…— Малфой ухмыляется и сощуривает глаза, не давая мне закончить вдруг ребром вставший передо мной вопрос, острыми углами царапающий сердце.

— Очнись, Келли. Если бы это было так, она давно была бы моей. После войны я уже не был скован чистокровными догмами.

О, нельзя было забывать, с кем я разговариваю. Этот самодовольный хорек действительно думает, что в случае чего Гермиона бы последовала за ним на край света.

— В мире довольно-таки много хороших девушек, — вдруг шепчу я, а перед глазами предстают рыжие веснушки и длинные волосы. Странно, почему я до сих пор считаю Джин идеальной — хоть и почти ничего не чувствую к ней — ведь она фактически изменила мне, а предателей я терпеть не могу.

— Келли, закрыли тему, — хорек вдруг мрачнеет, сжав губы и спрятав палочку. — Я еще не встречался ни с одной бескорыстной и не интересующейся суммой моего счета в банке особой— все они обращают внимание либо на мои деньги, либо еще на что-то. Джейн, не смей возражать! Если встретишь хоть одну нормальную, сообщи мне — я буду рад с ней познакомиться.

Малфой встает и собирается уходить — но я не собираюсь упускать своего, меня терзает любопытство. Упрашивать его я не собираюсь, поэтому легче всего будет просто прямо задать интересующий меня вопрос. Набрав в грудь воздух, я выпаливаю:

— Малфой, почему у тебя такие отношения с отцом?

— Я не собираюсь тебе об этом рассказывать,— тянет хорек пренеприятнейшим едким голоском, просто сочащимся презрением, и хватается за ручку, а у меня внезапно лопается терпение — надоедает вытягивать из Малфоя информацию, словно спагетти вилкой.

— Это, черт возьми, касается и меня тоже! Если бы не этот ублюдок, я бы сейчас не находился… ась в твоем обществе!

Малфой разворачивается, и я вижу, что он взбешен — руки его сжаты в кулаки, дыхание сбилось, а лицо перекошено в негодовании — так что я машинально вцепляюсь руками в одеяло, вжимаясь всем телом в постель. М-да, не следовало его заводить.

— Что тебе нужно от меня, Келли?— он присаживается на мою кровать, в серых глазах читается неприкрытая ярость.— Ты и так узнала слишком много того, чего тебе вообще не следовало знать! Ах, ты хочешь узнать, почему я враждую со своим papa? Пожалуйста— он убил мою мать!

Меня будто окатывает ледяной водой, пронизывающей кожу тысячами мельчайших игл, а Малфой вскакивает и становится возле окна. В комнате не очень светло, я вижу лишь тонкий силуэт слизеринца. Он, сложив руки на груди, сгорбился, словно старик, которому уже намного больше, чем двадцать лет. Что ему пришлось пережить за эти годы? А я и не знал, что задеваю его за живое. Сыплю соль на открытую рану, в то время как враг уже истекает кровью… Изощреннее пытки не придумаешь. Проходит несколько минут, и я неимоверно удивляюсь, когда слышу его тихий, кажется, даже обреченный голос.

— Моя мать не захотела поддержать идеи отца после войны. А он собирался возродить вновь все идеи Волдеморта, продолжить его дело… До сих пор не понимаю, почему он не мог просто продолжить свою жизнь, забыв прошлое. Он ведь и так избежал участи попасть в Азкабан пожизненно — благодаря этому недоумку Поттеру, который, хотя и защитил его перед судом, оказался на деле полным кретином… Но это неважно. Все случилось одним промозглым вечером, около полугода назад. В этот день я крупно поссорился с отцом, пытался отговорить его от безумной идеи. Он был взбешен, а еще больше рассердился тогда, когда мать заняла мою позицию. В общем, тихий семейный ужин не удался. Отец выхватил палочку, говорил, что убьет меня, если я… если я не помогу ему и не вытащу остальных Пожирателей из Азкабана. А мать встала передо мной и пыталась заставить его одуматься… Тогда papa усмехнулся и просто запустил в нее Авадой. Он убил ее.

Драко издал непонятный всхлип и выпрямился.

— Узнала, что хотела?

Комок застрял у меня в горле — я не мог вымолвить ни слова, но Малфой уже натянуто пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты.

* * *

Темнота окутывает меня с головой, словно паутина запутавшуюся в сетях мушку, а тишина давит на плечи, так что я, кажется, чувствую, как кровь течет по пульсирующим венам. Больше всего на свете мне сейчас хочется вцепиться зубами в подушку, подавливая стон отчаяния. Черт меня дернул нарваться на откровения хорька! И дело даже не в том, что он замолвил что-то о Потере, награждая его явно не слишком хорошими словами — чем это было вызвано, я не представляю. О том, что Люциус убил Нарциссу, я не имел понятия — да и вообще после войны я как-то не интересовался перипетиями малфоевской жизни — по крайней мере, они не хотели идти со мной на контакт, оставаясь в стороне от светских приемов и мероприятий, восхвалявших Героя магической Британии. Теперь-то я понимаю, почему так менялся в лице хорек, когда я притыкал ему тем, что мать не принимает участия в его разборках с отцом. Чувствуя себя наиглупейшим идиотом — о, как прав был Снейп — я понимаю, что не хотел, не желал, да никогда и не думал причинять боль тому, кто был хотя бы частью своей похож на меня. Нарцисса бросилась на защиту сына, закрыв своим телом его от Авады — так же, как и Лили много лет тому назад даровала мне жизнь. Как я понимаю, широкому кругу общественности сие обстоятельство известно не было — ибо давно уже Люциус бы предстал перед магическим судом, причем, вместе со мной — ведь я фактически являлся ответственным за его поступки. И пусть Герою магического мира не посмеют сказать и лишнего слова, Малфой-старший вполне мог вновь оказаться за решеткой.

Все становилось на свои места — и ненависть хорька к отцу, их не слишком мирный разговор, обернувшийся для меня балансированием на тонком канате, соединяющим жизнь и смерть. Мне повезло: хорек помог мне не оступиться и не упасть в темную пропасть, откуда назад дороги нет. Разве только я не понимаю до конца, с чего вдруг Люциус взялся за старое… Хотя, кто знает, как на него повлияли годы, проведенные в Азкабане.

Совесть, внезапно проснувшаяся и скребущая острыми когтями сердце, не давала спать, наливая свинцом душу — чувствуя сам к себе омерзение, я сжимаю кулаки. Очнись, Гарри! Это же Малфой, враг, не раз оскорблявший твою семью, какое тебе должно быть дело до его переживаний? Но дело было, и поэтому голос внутри затихает, еще немного поворчав. Война закончилась — и именно она доказала, что грань между светлым и темным слишком расплывчата, чтобы судить о людях по их поступкам: мне довольно было изумительной игры на публику того же Снейпа.

Все слишком сильно изменилось в моей жизни, чтобы продолжать делить окружающих на врагов и друзей — и я больше не хочу повторять своих ошибок.

Единственная настоящая ошибка — не исправлять своих прошлых ошибок.

Stephenie Meyer. Twilight.

Когда Снейп поднялся по громоздким лестницам и остановился возле кабинета директора, он вдруг понял, что совершенно не хочет встречаться с кем-либо из своего прошлого — даже с Минервой, которая на данный момент и обладала статусом директора школы. Но другого выхода не было: нужно было спасать чертова Поттера, который вновь притянул к себе очередные неприятности; может, Снейп бы и плюнул на все это, если бы в этой истории вновь не был замешан Риддл — а с этим типом Снейп хотел покончить раз и навсегда.

Уродливая горгулья, с мрачным видом выслушав пароль и оглядев снявшего чары Северуса с ног до головы, с видимой неохотой открыла дверь, и мужчина с замирающим сердцем шагнул на круговую лестницу.

Представшая взору круглая комната мало отличалась от той, коя принадлежала прежнему хозяину. Та же клетка с Фоуксом, который сейчас вновь переживал период младенчества, непонятные штуковины в шкафу и круглый стол — разве что не хватало вазочки с лимонными дольками. Макгонагалл в кабинете не оказалось, чему Снейп безмерно радовался. Дабы не предаться неуместным воспоминаниям о своей жизни в Хогвартсе, профессор поспешил обратиться к виновнику своего визита.

Дамблдор, а точнее, его картинная копия, спал — ну, или притворялся. Снейпу пришлось несколько раз позвать его по имени, чтобы волшебник встрепенулся и совершенно растерянным взглядом на него уставился.

— Северус? — удивленный Дамблдор несколько раз сморгнул, а затем широко улыбнулся своей фирменной улыбкой, блестя голубыми глазами за очками-половинками. — Мальчик мой, как я рад тебя видеть…

Снейп скривился — при всей своей большой отеческой любви к Альбусу, он несколько поотвык от таких мало ему подходящих эпитетов и привыкать не собирался.

— Взаимно, Альбус. Прости, что давно не заглядывал к тебе — так получилось.

— Что ты, Северус, не извиняйся. Чем обязан? Знаю, что просто так ты ко мне не зашел бы.

Хм, только Альбус мог, улыбаясь, говорить иногда совсем не приятную правду. Северусу стало стыдно: он не любил, когда его упрекали, но еще больше не любил, когда эти упреки имели весомое основание.

— Альбус, я же извинился… Но ты прав: ты сейчас можешь помочь мне. Минерва надолго покинула кабинет?

— Думаю, да, — Альбус снял очки и машинально стал протирать их подолом мантии. — Она собиралась в Министерство.

— Хорошо, — Снейп мысленно обругал себя за черствость, но от старых привычек нелегко было отвыкнуть. — Некоторое время назад ты беседовал с мисс Лавгуд…

На секунду в голубых глазах промелькнул испуг — а может, Северусу лишь показалось.

— Да, что-то припоминаю… — когда Альбус говорил таким тоном — совершенно точно что-то знал, но утаивал.

— Альбус, вспомни, прошу тебя… Это очень важно для меня и для мистера Поттера.

— Гарри?— слишком уж фальшивым было удивление на лице экс-директора, так что Северус уверился в том, что пришел по верному адресу.

— Да, у него вновь неприятности. Надеюсь, ты догадываешься, о чем я.

Альбус вздохнул, затем с видимой неохотой ответил:

— Северус, мне кажется, тебя это вовсе не касается, — вот так, значит. Северус начинал злиться и упускать своего не хотел: вскоре Дамблдор сломался под фирменным снейповским взглядом. — Ты понимаешь, что ворошить прошлое не всегда нужно. Мне кажется… Ладно-ладно, Северус, не перебивай меня. Я знаю, что могу доверять тебе; я проверил это на собственном опыте — нет-нет, мальчик мой, я не попрекаю тебя своей гибелью!

Экс-директор нервно пожевал губу и поправил очки. Снейп терпеливо, на сколько хватало скудных нервов, ждал.

— Вторая полка снизу, пароль ты знаешь.

— Что? — Снейп не мог уследить за мыслями Дамблдора и непонимающе взглянул на портрет.

— Омут памяти, Северус.

Снейп понял; теперь он рванулся к шкафу в дальнем углу кабинета, быстро пробормотал довольно длинную бессвязную фразу на латыни и дрожащими руками поместил омут на директорский стол. Следом в омут опрокинулась маленькая склянка, наполненная вязким, словно дым, веществом.

Снейп сжал руки в кулаки и, встретив взгляд директора, погрузился в воспоминания.

* * *

Северус не удержал равновесие и пребольно ударился локтем об каменный пол; но эта боль не смогла вытеснить потрясение зельевара от картины, представшей его глазам. Он оказался в комнате, оказавшейся спальней, за окном которой вечерело. Единственным источником света была одинокая свеча на прикроватном столике. Комната завораживала простотой и холодом и меньше всего походила на спальню, но всему противоречила большая двуспальная кровать. В ней кто-то спал, и, когда одеяло вдруг зашевелилось, Северус чуть было не применил дезиллюминационные чары, вовремя вспомнив, что окружающая обстановка — всего лишь искусная иллюзия, и приготовился наблюдать.

Мужчина откинул краешек одеяла и сел на край кровати; по всему, он был довольно красив и ладно сложен, не молод, но и не стар. Он хищно улыбнулся и взглянул на спутницу, лежавшую рядом с ним.

— Лорен… — тихо позвал он, но девушка не откликнулась. — Лорен. Ты должна меня понять, — он приблизился к лицу девушки и провел ладонью по ее лицу. Северус хмыкнул; что-то неуловимо знакомое было в этом мужчине…

— Глупая… Зачем, вот скажи, зачем тебе все это? Любовь? Я в нее не верю; если бы она действительно существовала, я бы не провел все свое детство в маггловском детдоме.

Девушка зашевелилась и, похоже, открыла глаза. Мужчина склонился еще ниже и провел пальцами по её губам.

— Лорен, я не могу иначе. Ты мне нужна, прости, но я должен это сделать. Я, возможно, пожалею, но это сейчас неважно. Цель оправдывает средства, и я верю в это, — девушка улыбнулась и села повыше на салатового цвета подушки, каштановые волосы рассыпались по ее плечам. Северус ахнул и осел на пол.

— Том… О чем ты? — девушка потянулась к мужчине за поцелуем, но тот лишь отмахнулся. Теперь Северус был уверен, что он не ошибся, и эта уверенность сводила с ума.

Том Риддл, собственной персоной, находился в кровати с юной девушкой.

А она была удивительно похожа на Гарри.

То есть не на него, а на Джейн Келли.

Мерлин великий. Северус пригляделся к юной мисс, и еще больше убедился в их сходстве. Разве что Джейн — или как ее там? Лорен — обладала голубыми глазами и выглядела как-то глупо и легкомысленно, по-женски. То есть такой, какой Снейп и не привык видеть Джейн.

— Лорен, прости.

— За что? — девушка улыбнулась и прижалась к мужчине, но тот лишь усмехнулся и легко отстранил от себя.

— Я расскажу, тем более, тебе уже будет все равно потом… — Волдеморт наткнулся на непонимающий взгляд Лорен и замолчал. — Я хочу жить, понимаешь? Хочу продолжить то, что начал… И ты нужна мне. Мне нужен хоркрукс — еще один, и ты можешь мне в этом помочь.

— А что такое хор… крукс?

Том вздохнул и поднялся с кровати. Несколько минут он просто молчал, уставившись в темное окно и сложив руки на груди.

— Это то, чем станешь ты, — девушка изумленно взглянула на мужчину, когда в ту же минуту он резко развернулся и вынул палочку. — Из жалости я должен быть жесток [1].

— Том, ты…

— Молчи, — Риддл медленно провел по палочке пальцами — завораживающий плавностью и пугающий одновременно жест. — Ты же любишь меня? Любишь. Это очень романтично, не правда ли, умереть ради такого великого чувства?

Лицо Джейн-Лорен на миг озарилось пониманием, в глазах промелькнул ужас, но следом в них отразился ослепительно яркий во тьме зеленый луч света. Губы Риддла почти безмолвно сложились в Аваду, затем искривились в довольной ухмылке. Девушка вздрогнула и закрыла глаза, обмякнув на мягких подушках…

* * *

Сердце Снейпа бешено колотилось, когда сцена убийства перед глазами исчезла и появилась другая. Видимо, это была следующая картина из воспоминаний Дамблдора — жаль, что не было антракта. Северус огляделся: он находился в темном захламленном коридоре, на стенах висели древние картины — все это напомнило старый дом на Гриммо. Он дернулся, когда услышал женский плач и причитания; свернув за угол, он очутился в маленькой неуютной кухне.

— За что мне это? Ах, девочка моя…— женщина средних лет сидела за старым столом, возле нее сидела еще одна, помоложе. Первая постоянно всхлипывала, то и дело размазывая слезы ладонью по лицу, в то время как вторая была абсолютно спокойна.

— Лукреция, не стоит так убиваться. Это был ее выбор, ты ведь ее предупреждала.

— Да, я говорили ей, что Том… он ничему хорошему ее не научит, что он лишь использует ее… Он убил её, понимаешь? Он убил мою дочь! Почему ты так спокойна? Она же все-таки была твоей родственницей, пусть и дальней, Нарцисса!

Тут Северус мысленно обругал себя за невнимательность: как он мог не узнать в этой невозмутимой статной даме леди Малфой? Действительно, это была она — платиновые длинные волосы, бледная кожа и стальной взгляд; он не узнал ее сразу лишь потому, что никогда не видел Нарси настолько юной — без тех нескольких лет за спиной, что прибавили ей морщинок вокруг глаз.

— Лукри, ты не должна меня винить, — холодно протянула Нарцисса и дотронулась до кольца на пальце с переливающимся камнем на нем. — С тех пор, как я стала леди Малфой, я обязана соответствовать некоторым манерам, присущим нашей семье. Люциус… он аристократ до мозга костей, и я должна вести себя так, как хочет он, — тут Нарси поморщилась, в глазах ее промелькнула грусть, и она машинально дотронулась до тонкого шрама на шее. Северус вспомнил, каким именно образом Люциус управлял женой. Насилием и угрозами… — Я не научена выставлять все свои эмоции напоказ, но ты не представляешь, что творится у меня внутри. Я не умею сидеть сложа руки и убиваться по тем, кто испытал на себе действие Авады… — Лукреция всхлипнула и удивленно посмотрела на родственницу, тем временем Нарси продолжала. — Может, это покажется жестоким… Но жизнь с Люциусом — те несколько лет, что мы вместе — многому меня научила. Лукри, поверь, но в этом жестоком мире проще затеряться и не навлечь на себя гнев, если станешь такой же холодной, даже черствой… Не осуждай меня, прошу тебя. Я знаю, как помочь тебе.

— Нарси… прошу тебя. Лорен была моей единственной дочерью — ты ведь знаешь, сколько души я в нее вложила… — тут женщина наколдовала платок и вновь зарыдала. — И я… не могу оставить Тома безнаказанным. Он должен ответить, — после минутного молчания, разбавлявшегося лишь женскими всхлипами, леди Малфой проложила разговор.

— Я собираюсь использовать очень темную магию — я смогу, благо природа не обделила меня магической силой. Я знаю, чем занимается Том, в чем его слабость, и, похоже, догадываюсь, зачем он убил Лорен. Ты спросишь, откуда?— Нарси грустно улыбнулась и вновь дотронулась до шрама. — Люциус рассказал — не сам, конечно, но у меня были запасы сыворотки правды. Хотя после он… наказал меня за это, но физическая боль в тот момент подавлялась услышанной информацией... Ну да ладно, Лукреция, дело не в этом. Ты что-нибудь знаешь про хоркруксы?

Женщина, немного успокоившись и вцепившись руками в мокрый платок, покачала головой.

— Я так и думала… Я не буду вдаваться в подробности, но этот хоркрукс поможет Тому продлить жизнь, возможно, даже подарить бессмертие… Нет, не перебивай меня, Лукри! Для того, чтобы создать хоркрукс, необходимо убийство. Желательно человека, который к тебе привязан — родственными связями, чувствами, воспоминаниями — чем угодно. Только оно способно расколоть душу человека на несколько частей, которые затем можно заключить в овеществленный предмет.

— Нарси? Я… не знаю, что ты собираешься сделать, не понимаю, что такое этот хоркрукс, но объясни, какие последствия повлекут твои действия для Риддла?— леди Малфой усмехнулась и прищурилась.

— Ты знаешь, я на самом деле очень чувственная натура и не способна по определению причинить человеку боль — даже такому ужасному, какого представляет собой Том. Месть, как знаешь, подается холодной — нет смысла кидаться в бой: Риддл довльно сильный маг, и атакой его не проймешь. Он получит бессмертие. Но только в другом облике — после того, как его последний хокрукс будет уничтожен — он примет женскую внешность. Я не знаю точные детали этого ритуала, но, возможно, он примет внешность Лорен и лишится магических способностей. Лукреция, все это может показаться тебе глупым детским развлечением, но поверь, бессмертная жизнь в образе магглы для Риддла худшая учесть, чем смерть… Ты не знаешь, но Риддл возненавидел свою мать за связь с нечистокровным, за ее слабость перед своим отцом, за то, что не сумела должным образом использовать свою магию и достойно прожить короткую жизнь. Я думаю, ты поймешь меня… Весь вопрос в том, чтобы все созданные и вновь создаваемые хоркруксы были уничтожены — а это дело времени. Лучшая месть — забвение, оно похоронит врага в прахе его ничтожества [2]. Я чувствую, что Война близко, — широко распахнув глаза, Лукреция ловила каждое слово платиновой снежной королевы, забыв про платок и слезу, скатывающуюся по щеке. Северус ей подобно застыл в неестественной позе, погрузившись в раздумья.

— Но, Нарцисса, я не ожидала… этого, — Лукреция Блэк сделала неопределенный жест руками, очертив в воздухе нечто. — Честно, я не очень понимаю смысл всего ритуала, но я верю тебе. Верю, что ты отомстишь за гибель моей дочери. Верю и доверяю, но Непреложный Обет все же не помешает.

— Клянусь,— леди взмахнула палочкой, и рукопожатие женщин окуталось синеватой тонкой дымкой.

В то же время изумленный Северус почувствовал, что земля уходит из-под ног, и Омут Памяти выталкивает его в повседневную реальность с портретами Дамблдора, невезучими Поттерами и изданиями «Вестника Зельеварения».

_____________________________________

Инструментумвокальная — instrumentum vocale (лат.) — говорящее орудие, раб, чьей жизнью мог распоряжаться хозяин безо всяких воззрений.

Вот уже несколько минут Снейп молча расхаживал по директорскому кабинету, сложив руки на груди. Взгляд его был бессмысленным, движения — резкими, а выражение лица уж никак нельзя было назвать истинно снейповским.

Старик на портрете зашевелился, кашлянул и открыл глаза. Протерев очки рукавом, он еще раз нарочито громко кашлянул, заставив мужчину обратить на него внимание: тот резко обернулся и приземлился в кресло.

— Ты быстро, Северус. А мне казалось, что эти воспоминания длятся довольно долго. Хотя, я там подправил кое-что, убрал ненужные моменты— в основном те, где Лукреция уже не могла сдержать слез и рыдала во весь голос… Это слишком тяжело. Ты что-то хочешь спросить, Северус?

— Альбус,— спокойствие старого мага выводило из себя, а сотни вопросов сейчас терзали мужчину, словно волк отбившегося жеребенка, и он никак не мог сформулировать хотя бы один из них.— Что произошло?

— Ты не догадываешься?— Дамблдор разочарованно взглянул на зельевара.

— Черт возьми, Альбус! Нет, я совершено не понимаю, что случилось, кто такая эта Лорен и почему Потер вдруг оказался в ее теле, когда на его месте должен был быть Риддл! Или… Гарри… это Том?— лицо Снейпа исказилось в ужасе от такого предположения, на что старик поперхнулся и машинально пригладил серебристую бороду, в нее же усмехнувшись.

— Нет, Северус,— мужчина облегченно вздохнул. — Не горячись, возьми лимонную дольку…— Дамблдор осекся, вовремя вспомнив, кому принадлежит кабинет в данный момент— а Макгонагалл на дух не переносила сладкое; единственной съедобной вещью в этом помещении в последние несколько лет было отнюдь не десертное зелье от головной боли. — Лорен, молодая чистокровная волшебница, дочь Лукреции Блэк и Игнатиуса Пруэтта, выпускница Слизерина, влюбилась в Тома, когда тот уже наводил страх на магический мир. На нее не повлияли ни разумения матери, ни недоумение окружающих. А Том, как ни странно, принял ее — впрочем, ты видишь, что не ради высоких отношений. Она не была глупа, но любовь заставляет даже гениев совершать величайшие в мире ошибки… Тот день, день, когда Риддл убил её — ты ведь его прекрасно помнишь, Северус.

Снейп бросил раздраженный взгляд, в котором умение мириться с загадками Альбуса с давно истекшим сроком годности граничило с недоумением, и пожал плечами. Экс-директор лишь покачал головой.

— Тридцать первого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого. Именно этот день, Северус, перевернул всю твою жизнь и судьбу, а малыша Гарри оставил сиротой,— Альбус кивнул, увидев, как лицо Северуса вытягивается в изумлении и нашедшем понимании, а в глазах мелькает то самое оно — чувство невообразимой вины, до крови царапающей сердце.

— Так значит… Если хоркрукс — это осколок души Тома… Гарри, он… же был хоркруксом? Но… здесь слишком много «но», Альбус, тебе не кажется?

— Мальчик мой, после того, как я получил эти воспоминания— только не спрашивай, каким образом они мне достались, у меня были свои шпионы-анимаги— я много размышлял об этом. Именно они подтолкнули меня к мысли, что Том одарил Гарри своей душой, вернее, ее частью. Затем умение мальчика говорить на серпентарго и ментальная связь только укрепили мои предположения. Ну и то, что Гарри сейчас немного не в себе — последняя точка в моем мыслительном процессе.

— Это безумие! — Снейп вконец потерял спокойствие и теперь носился по кабинету аки тигр в тесной клетке. — Так значит, есть вероятность возрождения Лорда?! Почему Гарри превратился, ведь хоркрукс был уничтожен, когда Том запустил в него авадой после того, как натравил на меня змею?

— Это сложно, Северус. Долгое время я изучал этот ритуал— очень древний, ритуал Vindicta известен был только Блэкам, как ты понимаешь. Он не был связан непосредственно с хоркруксами, действовал лишь на душу человека — фактически, он никогда не использовался применительно к ним. Но раз хоркрукс содержит осколок души, вполне вероятно, что магия не будет придавать значения его оболочке. После уничтожения хоркрукса, для изготовления которого потребовалось бы убийство Лорен, магия должна была переместиться в тело Тома — и в те остатки души, коими он располагал. Теоретически, после исчезновения всех, только всех хоркруксов, магия вынуждена была бы предъявить результат налицо — то есть, новое обличье Тома. Почему не сразу, спросишь ты? Мальчик мой, это же элементарно — принцип единства — магия не умеет дробиться, нельзя убить одним лучом авады несколько человек. Так произошло и в нашем случае: она не смогла бы подействовать на несколько осколков— хоркруксов, нужен был один единственный, кой и остался после плодотворной работы Гарри по их поиску и уничтожению. Нарцисса решила попробовать приспособить ритуал к обстоятельствам — я никогда не сомневался в ее способностях, еще в школе она доказала, что является сильной колдуньей— и ей все удалось… За исключением некоторых моментов. Не все пошло по плану. Что ты знаешь о хоркруксах вообще, Северус?

— Глупый вопрос, Альбус, — Снейп хмыкнул и скривил губы,— все то, что ты мне рассказывал. Это предмет, в который упрятана душа человека.

— Ну вот, ты сам ответил на свой вопрос,— поймав недоуменный взгляд Снейпа, Дамблдор продолжил. — Гарри вовсе не был предметом, а в мировой магической истории еще не встречались случаи живых хоркруксов. По сути, Гарри не был им— у него оставалась собственная душа, она-то и притеснила осколок Тома. Применив Аваду в тот день, день Победы Добра над Злом, Риддл действительно уничтожил часть своей души, приблизив час гибели, и таким образом активизировал магию ритуала, заключавшуюся в ней. Я мало знаю об этом ритуале, Северус, но думаю, что магия просто не могла бесследно исчезнуть, поэтому выбрала для своей цели самое ближайшее физическое тело, то есть Гарри. Если бы он не оказался на ее пути — вполне вероятно, что она попала бы в Риддла.

— Сложно, Альбус, все слишком сложно, и одновременно, до банальности просто. Я не понимаю, почему Гарри не превратился сразу после убийства Лорда.

— Я не уверен в своих догадках, мой мальчик. Вероятно, эта магия была направлена на постепенное достижение результата и просто адаптировалась в новом теле. С другой стороны, ритуал предусматривал, что магия займет ослабевшее тело Риддла, не обремененное душевными излишествами, обрамляющее лишь осколок. Могу предполагать, что долгое время ритуал боролся с собственной сильной душой Гарри. Недавно, как ты знаешь, я встретился с мисс Лавгуд — она приходила к Макгонагалл устраиваться на работу в Хогвартс преподавателем прорицаний— и поведала мне, что в скором времени должна произнести предсказание, касающееся Гарри… Не понимаю, откуда она это чувствует, но тогда я решил показать ей эти воспоминания. И, как видишь, все пути сошлись.

Северус в бессилии опустился на кресло и вздохнул. Он отказывался понимать все произошедшее и уже жалел, что Поттер вновь втянул в его проблемы. Новости были нелепыми и никак не хотели разложиться по полочкам в его голове. Чушь собачья — превращение Тома заменилось женским обличьем Гарри, который был хоркруксом, но, как всегда, к тому же исключением из правил. Ко всему, довольно необычный способ мести вперемешку с необъяснимой, недоказуемой и аксиоматичной женской логикой.

— Почему ты не подумал об этом раньше? — Северус машинально прикоснулся пальцами к предплечью, пронизывая портрет недовольным взглядом.

— Да я, честно говоря, и не догадывался, что мисс Лавгуд захочет быть преподавателем. Ты прав, я должен был разглядеть в ней задатки, попросить Минерву проявить инициативу…

Северус раздраженно втянул воздух.

— Я не об этом! — стремление мага уйти от разговора всегда выводило Снейпа из себя, отдаваясь злостью в потяжелевших висках. — Альбус, почему ты не расспросил о ритуале Нарциссу? Как понимаю, это же она все затеяла?

— Да, Северус. Я никак не мог с ней встретиться— ты же, надеюсь, понимаешь, что я просто не мог по-дружески прийти с конфетами и цветами к особняку Малфоев и постучать в дверь? Тем более, время вспять было уже не повернуть, — Дамблдор как-то устало вздохнул, облокотившись о спинку. — Тебя же я не хотел нагружать лишними проблемами.

— Ты называешь это «лишней проблемой»? Альбус, ты как всегда все решил за других! А Нарси… Как она могла, когда не знала всей правды о хоркруксах? Без совета, поддавшись жажде мести…

— Северус, не горячись. Ты слышал о ее гибели?— дождавшисьнапряженного кивка Снейпа, Дамблдор продолжил. — Ее затея и была причиной ее недолгой жизни, я думаю. Люциус узнал о проведенном ритуале, но уже после гибели Тома. Он, вероятно, был осведомлен о планах Риддла насчет хоркруксов, но не знал, что один из них скрыт в Гарри… И хотел вновь возродить имя Волдеморта, найти его в женском обличии, воссоединить старую компанию. Люциус не был тем, кто мог предать старые идеалы и забыть тех, кто помог ему когда-то в воплощении его чистокровных идей. Нарцисса же была против этого и всячески отговаривала его; она не могла допустить того, чтобы их с Лукри идея о мести превратилась в прах и обернулась новой Войной. Но, ты же понимаешь, что после всего, что узнал Люциус, он не мог относиться к жене по-прежнему, и ее мнение вряд ли играло для него значение… А после— ты, вероятно, знаешь об этом— семейная «ссора», и леди Малфой погибает от Авады мужа…

— Люциус знает, как выглядит Лорен? — вдруг задумался Снейп: это было слишком важно для безопасности недоумка Поттера.

— Думаю, нет, — маг почесал подбородок. — Он видел лишь то, при чем присутствовала сама Нарцисса — то есть, ритуал.

— Но… почему Джейн… Гарри не похож на Лорен? У него другие глаза.

— Ты забываешь истины, Северус, — мягко, словно объясняя глупому ребенку, отчего же небо голубое, а никак не ярко-рыжее, заговорил Альбус, пряча усмешку в серебристой бороде. — Глаза — зеркало души. Тело — всего лишь оболочка, которую можно изменить.

Снейп еще несколько минут просто сидел молча, спрятав лицо в ладонях и отчаянно желая лишь одного: проснуться от тяжелого сна и понять, что никогда в жизни не был знаком ни с проблемными Поттерами, ни с Темными Лордами, ни вездесущими проницательноглазыми Дамблдорами.

— Альбус, ты же не просто так показал мне эти воспоминания. Хочешь, чтобы Гарри узнал о том, что с ним произошло, именно от меня, так?— старик кивнул, искорки загорелись в его голубых глазах.— Но я не знаю, как он воспримет эту информацию. Он сможет… вернуться в свое тело?

— Северус, вот этого я сказать не могу. Ничего нельзя сказать наверняка— весь мир состоит из случайных взаимосвязанных событий. Так ты расскажешь ему обо всем?

— Я… подумаю. Не сейчас.

— Как знаешь,— старик улыбнулся и поудобнее уселся в нарисованном кресле. — Хочешь чаю?

* * *

Я не могу заснуть. Ворочаюсь на дорогих перинах, но мысли вертятся вокруг Малфоя. Черт меня дернул спросить о его отце? Я не хотел причинить ему боли, не хотел вновь чувствовать себя виноватым, да я меньше всего бы хотел вообще нарываться на его откровенность! А он, вероятно, очень тяжело пережил потерю матери… И все опять из-за этого чертового Волдеморта, будь он неладен.

Чувствую, что ближайшие часов пять погрузиться в блаженный сон мне не удастся, поэтому, хотя тело все еще ломит — но, по крайней мере, ощущение всепоглощающей боли исчезло, спасибо зельям — опускаю ноги на холодный пол, нащупываю пушистые тапочки и поплотнее запахиваю халат— и спускаюсь на кухню: может, у хорька там найдется склянка Сна-без-совидений; моя же порция, принесенная Малфоем, оказалась пролитой на полу; видимо, я задел ее рукой в порыве страсти — ну, пока орал на слизеринца.

Кухню я нахожу быстро. Она просторная, темная, но мне хватает лунного света от огромного окна. Зелье я не нахожу, но нахожу высокий холодильник и достаю бутылку ледяного молока. Надеюсь, хорек не слишком будет убиваться утром, когда обнаружит, что сей продукт бесследно исчез и был выпит его нелюбимой коллегой. И я чуть не роняю тяжелую емкость, когда слышу едкое:

— Не спится?

Ну как же я не мог приметить, что этот хорек примостился за барной стойкой возле окна? Я вижу лишь его профиль; он сидит с бокалом в руке, и только сейчас я замечаю тяжелый аромат огневиски, плывущий по кухне.

— Нет.

Я наливаю молоко в стакан, подумав, беру еще один. Не успевает хорек возмутиться, как я выхватываю из его рук бокал виски, заменив стаканом молока, и присаживаюсь напротив. Хорошо, что сейчас темно, я и не вижу злости на этом спесивом лице.

— Выпивка не до чего хорошего не доведет, Малфой. Плохо действует на здоровье и психику.

— Слишком умная, что ли?— речь хорька немного бессвязна, видимо, этот бокал огневиски был отнюдь не первым — и последним быть, впрочем, не собирался. Малфой усмехается, но все же делает глоток молока.

— Не знаю, но тебе не следует этим злоупотреблять. Кстати, я забыла спросить, как ты вообще узнал, что я нахожусь у твоего отца?

— Узнал?— Малфой поднял бровь, а потом издал странный звук, больше похожий на хрюканье, чем смех. Определенно, аристократам не идет на пользу пара бокалов спиртного.— Мне этот тип… ну, который визитку оставил… сразу странным показался. А потом я вижу, что визитка активизируется, и это все очень похоже на порт-ключ,— тут хорек распахивает глаза, будто поймав ушами невиданную мысль, и удивленно на меня смотрит — а я пытаюсь быть невозмутимым. — А ты, соплохвост тебя дери, как оказалась в моем кабинете?

— Случайно, это не важно. Я искала… бумаги. Ты меня не заметил. Слушай, Малфой, у тебя есть отрезвляющее? Я не могу разговаривать со свиньей.

— Отстань, Келли. Это мой дом и ты мне не указ.

А ведь он прав: кто я такой? Я не могу разобраться в собственной жизни, а уже лезу в чужую. Раздвоение личности набирает обороты, время не стоит на месте, а моя ситуация все еще остается безвыходной. Я ничто: эксперимент природы и любительницы мозгошмыгов. Я обладаю подделанными документами и неузнаваемой друзьями внешностью. Марионетка, подерганная нитями судьбы, не более. Поэтому некоторое время я просто молчу, рассматривая аристократический, но не совсем трезвый профиль.

— Прости меня,— чертова гриффиндорская совесть вновь завывает во мне и пытается вырваться наружу в самый неподходящий момент.

— За что?— Малфой, кажется, вовсе не обращает на меня внимания: подносит ко рту стакан и брезгливо морщится.— Слушай, Келли, принеси льда. Ненавижу теплое молоко.

— Я не знал… знала о том, что произошло в твоей семье. Не хотела делать тебе больно, поверь, — внимательно разглядываю хорька: он чуть вздрагивает и сильнее сжимает стакан в руке.

— Ненавижу.

Он произносит это сквозь зубы, смакуя каждый слог, так что мне становится не по себе.

— Ненавижу Волдеморта, — Малфой поднимает на меня взгляд и кривит уголки губ, будто съев что-то кислое. — Из-за него у меня нет и никогда не было настоящей семьи.

— Ты не представляешь, как я тебя понимаю, — задумчиво тяну я, но Малфой меня уже не слышит.

— Он разрушил мою семью, он заставил меня покушаться на жизнь Дамблдора! Я никогда не разделял его идей, но, тем не менее, просто обязан был, если хотел остаться в живых!— парень почти переходит на крик, но успокоить я его уже не смогу. Злосчастный стакан благополучно разбивается о стену, пачкая дорогие обои остатками теплого молока. — И где, скажи, где он сейчас? Он погиб от руки этого недоумка Поттера, которому-всегда-во-всем-везет! Могущественный темный маг канул в лету из-за семнадцатилетнего недоразвитого полукровки! Да лорд просто неудачник. Зато он оставил такой кровавый след в истории магического мира, который будет помнить еще не одно поколение… Я ненавижу его за то, что из-за него и его дурацких идей погибла моя мать!

Хорек опирается руками о стойку и опускает голову, так что глаза закрывает густая челка. Он до жути расстроен, плечи его вздрагивают. Сердце сковывает тисками, когда я понимаю, что хорек, сам не зная того, нарушил границу личного пространства, подпустив меня слишком близко. Слишком близко, так что я могу дотянуться до него кончиками пальцев… Так получилось, что я не умею быть равнодушным к чужому горю. Внезапно я осознаю, что протягиваю руку к его лицу и аккуратно отвожу платиновые пряди ото лба. Ощущение разгоряченной кожи подушечками пальцев всего лишь на секунду подобно Обливейту: забываю, кто я, с кем и почему здесь нахожусь — настолько человечно почти физически ощущать слабость закрытого в себе, неизведанного человека. Он не отдергивается, лишь поднимает на меня пустой взгляд: мыслями сейчас он далеко отсюда — скорее всего, в том беспощадном времени нашей хогвартской учебы, когда Темный Лорд неумолимо направлял своих слуг против всего мирового сообщества… Кстати, открытый лоб Малфою идет гораздо больше.

Я понимаю, что вот уже несколько секунд просто разглядываю слизеринского принца. Я не чувствую злости, ненависти или чего-то там еще — хотя должен был— ведь он открыто сейчас заявил об отсутствии у меня поттерского интеллекта как такового. Удивительно— но во мне просыпается жалость к парню, сидящему напротив. Жертва обстоятельств— его жизнь была отнюдь не слаще моей, пусть я этого и не хотел понимать до настоящего времени.

Он смотрит куда-то вдаль, в окно, так что лунный свет выделяет его лицо светлым пятном на темном фоне ночного пейзажа. Большие глаза широко раскрыты, так что я вижу его расширенные зрачки с серой радужкой, губы плотно сжаты, резкие скулы делают парня похожим на призрака. Но, тем не менее, мне кажется, что именно сейчас я вижу его настоящего, без той маски, какой любят прикрываться почти все слизеринцы. Не черствого и холодного, а настоящего, живого, с дрожащими и закушенными от горечи губами. В глазах его явно читается боль, пусть и давняя, но все еще не дающая покоя… Боль, которая выделяет его среди своих сверстников, делая на десяток лет старше— не внешне, внутренне.

Внезапно я понимаю, чем же на самом деле Малфой привлекает женщин.

Рано утром, пока хозяин дома еще отсыпается после бурного вечера, я аппарирую к себе домой, пытаясь уверить ворчливый внутренний голос, что это вовсе не побег от самого себя.

Все идет своим чередом — работа, Снейп и снова работа. Прошло всего три дня, как я вернулся из малфоевского особняка, и все это время я не нахожу себе места— впрочем, не могу понять, почему. Меня настораживает даже Снейп. Вчерашний вечер в его компании был более чем странным — за все время он сказал всего лишь несколько слов, был совершенно не по-снейповски рассеян и, кажется, что-то умалчивал. А затем и вовсе спровадил меня домой, всучив толстенную книгу «Прорицания и великие открытия» и повелев, чтобы я не показывался ему на глаза, пока вся информация с этих запыленных листов не отложится у меня в голове. Так что учитывая мою нелюбовь к тяжелым фолиантам, увижу я профессора нескоро.

В книгу оказалась вложена и записка от Гермионы — видимо, таким образом через Снейпа она и поддерживала связь со мной. Клочок пергамента гласил, что гриффиндорка нашла способ отомстить Скитер (ох, Мерлин, я ведь уже и забыл про это); правда, каким образом, он не сообщал.

Работа оставалась по-прежнему неизменной — скучной, немного нудной, но помогающей отвлечься от ненужных мыслей и поступков. Хотя, нет, случилось одно происшествие — однажды утром я обнаружил своей кабинет в совершенно неподобающем состоянии, как то — открытые шкафчики стола и царящий на нем же хаос; впрочем, я догадываюсь, что происками здесь занимался хозяин той самой, второй и уже ни в какую не желавшей подчиняться мне палочки. А так все было вполне однообразно и предсказуемо. Не хватало только одного, самого главного элемента повседневной рабочей жизни, а именно, самого начальника всея компании— Малфоя.

С того дня, как он в совершенно непотребном виде восседал за барной стойкой, я его не видел. Миранда уверяла, что такое поведение начальства — явление обыкновенное, ибо выяснять, где он, бесполезно и небезопасно для карьеры и жизни вообще. Хотелось верить Флокс, но предчувствия все же были не очень хорошими.

Мэриэтта все эти три дня, казалось, вообще забыла о моем существовании, ибо ее зрение, осязание, слух при виде меня вовсе отключались, что мне было очень даже выгодно — не хватало еще разборок на рабочем месте. И все это в придачу вселяющей уверенность мысли, что на самом-то деле я место Мэриэтты в жизни Малфоя не занимал и не собираюсь в ближайшие лет триста.

* * *

Северус нервно шагал по комнате и то и дело взъерошивал длинные волосы, что было ему вовсе несвойственно — ибо настоящий Северус Снейп вряд ли бы перенял привычки поттеровского отродья. Но сейчас такое поведение мастеру зелий вполне можно было простить, так как в его собственной гостиной восседал тот, кого когда-то он считал лучшим другом.

— Северус, это очень выгодное предложение. Ты получаешь деньги, взамен — обеспечиваешь меня тем, о чем я тебя вот уже два часа упрашиваю.

Снейп старался сохранить нейтральное выражение лица, что было очень сложно перед этим мужчиной в кресле. Бледный, с длинными платиновыми волосами, неизменной длинной тростью с наконечником-змеей и холодной усмешкой на красивом лице— Люциус Малфой всегда и во всем старался добиться своего.

— Ты не понимаешь, что делаешь. Это твой сын, и ты не имеешь права так поступать, Люциус. Это бесчеловечно.

— Ты ли это мне говоришь, Снейп?— Малфой медленно поднялся с кресла, приблизился к зельевару и почти шепотом произнес: — Ты говоришь о бесчеловечности, когда сам, сам обеспечил гибель своей любимой женщины, рассказав о пророчестве Лорду? Когда столько лет морочил Ему голову, а сам уже обеспечил себе алиби на стороне Дамблдора? Из-за тебя, Снейп, Том так и не воплотил свои мечты в реальность. И что теперь? Ты так и остался пешкой Дамблдора— без денег, славы, без своей гордости. А ведь Лорд пророчил тебе большое будущее. Жаль, что так загубил свою жизнь…

Снейп сжал руки в кулаки, чтобы не убить Малфоя без палочки. А ведь так хотелось свернуть шею этому гаду, и, слава Мерлину, зельевар умел держать себя в руках — ибо перспектива тянуть срок в Азкабане радости не прибавляла.

— Ты, как я вижу, Люциус, также не в раю живешь, если решил добиться своей цели таким путем.

— Не твое дело,— аристократ тяжело вздохнул и вновь опустился в кресло.— У меня еще все впереди. Я не собираюсь предавать идеи Лорда, в отличие от тебя. Внушительная компания пожирателей уже поддерживает меня, еще не поздно, Снейп…

— Неужели ты не понимаешь, что министерство сейчас очень строго следит за всеми приспешниками Лорда? Они убьют тебя. А все идеи Тома не имеют смысла. Они жестоки, пафосны, и мне жаль тех, кто в них верит.

Люциус усмехнулся и с презрением оглядел зельевара.

— Я не люблю двуличных людей, Северус. Ты бы давно уже встретился с Дамблдором, если бы не был мне нужен. Посмотрим, как ты заговоришь, когда я начну новую Войну…

— Тома нет в живых! — выплюнул Снейп, но делать этого не стоило: Люциус откинул трость и вцепился в рубашку зельевара. Снейп даже не пошевелился, отвечая на разъяренный взгляд аристократа взглядом, полным презрения и ненависти. Мужчины были одного роста, но Малфой, по крайней мере, был шире в плечах.

— Ты не понимаешь, Северус! Он жив. Но он… не в себе. Он в другом теле, и я его найду. И ты мне не помешаешь.

Снейп оттолкнул Малфоя, опустился на софу и вцепился в виски. Как он сразу не догадался? Дамблдор ведь рассказал ему, что было причиной смерти Нарциссы и почему вообще Люциус сейчас ищет давно уже ушедшего в мир иной Риддла.

Северус открыл уже было рот, но так и застыл. Нет, нельзя рассказывать ему, что вместо Волдеморта в женское тело попал Гарри Поттер. Люциус убьет мальчика... Не сейчас, но когда-нибудь Поттер все равно раскроет себя. А Северус вовсе не хотел стать опять причиной гибели кого-либо из рода Поттеров из-за своего слишком длинного языка. А Малфой… он изменился в последнее время, будто помешался на идеях Лорда, и препятствовать ему в осуществлении затеи было бы верхом безумия, ибо для Люуиуса не было ничего святого— даже любовь и семья для него, оказывается, представляли собой ценность не более вон того дорогого блестящего камушка на длинной трости.

— Люциус, я не буду мешать тебе,— Снейп сделал вид, что не слышал тех слов о «другом теле».— Но и помощи от меня ты не дождешься.

— Почему?— Люциус наигранно улыбнулся и огляделся, всплеснув руками. — Ты ведь не в хоромах живешь. Тебе не нужны деньги?

— Мне нужна чистая совесть.

— Не строй из себя святошу. Не ты ли готовил то зелье, о котором я тебя прошу, нашему Лорду, причем сам же соглашался на это? А какое тебе дело до моего сына? Драко чересчур умный мальчик, но не понимает элементарных вещей. У меня нет другого выхода. Ты никогда не поймешь этого, ведь у тебя нет своих детей. А это всего лишь мера воспитания — как Таранталлегра в детстве, когда ребенок не хочет убраться в своей комнате.

— Ты не получишь это зелье,— протянул Снейп.— Почему ты не можешь оставить, в конце концов, Драко в покое?

Люциус нахмурился и потянулся за бутылкой дорогого коньяка на прикроватном столике.

— Он отказывается присоединиться ко мне. А это, знаешь ли, подпортит мою репутацию в будущем. Мы, Северус, уже не молоды, поэтому просто обязаны привлечь на свою сторону более молодое поколение. Кем я буду выглядеть в глазах Тома, если собственный сын не поддерживает меня? Хотя это не главное, нет. Просто Драко слишком много знает,— Северус понял, что Малфой имел в виду. Гибель Нарси— ведь о ней знали, по сути, всего несколько человек: Драко, вездесущий Дамблдор, и Снейп— от самого же Драко. К слову, сейчас об этом была осведомлена Джейн— хотя Снейп, конечно же, этого не знал. Малфой вовсе не хотел в Азкабан— а он грозил бы ему точно, если истинная причина гибели его жены стала известна широкому кругу масс. А так — все было подстроено под несчастный случай. Леди Малфой лишь упала с лестницы, а ее и так измученное сердце не выдержало травм. А уж синяки и ссадины были искусно выведены при помощи нескольких заклятий на холодном теле…

— А ты не задумывался, кем будешь выглядеть в глазах своего сына? — Люциус лишь отмахнулся и сделал большой глоток прямо из бутылки. — Где он сейчас?

— Он? У меня. Приехал погостить вот уже полторы недели назад,— Малфой едко усмехнулся и откинул прядь волос за спину.

— Ты опять за старое? — Снейпу было искренне жаль Драко, и перед воспитательными мерами отца у него просто опускались руки. Люциус время от времени испытывал на своем сыне непростительные заклятья, и потом последний несколько недель просто отсиживался в подвале Малфой-мэнора — том самом, где Риддл держал всех своих жертв. А они порой умирали не только от многочисленный заклятий, на них испытанных, голода, но и просто от жуткого холода, там царившего. Снейп поежился от воспоминаний— он был в подземелье Малфоев всего лишь раз, но и этого ему с лихвой хватило на долгие трудные годы. Что касается Драко, то после этих случаев он чудом выживал только лишь благодаря Северусу и его зельям. — Отпусти его.

— Не могу,— Люциус опять улыбнулся.— Он еще не переменил своего мнения. Решающим шагом должно было быть твое зелье.

— Я уже ответил тебе, Люциус. Я не изменю своего решения.

— Но ты уже когда-то изменил его, не правда ли? Не думай, что мы простили тебя. Просто не хочу марать о тебя руки — не обижайся, — Люциус поднялся, взял трость и направился в сторону холла. Снейп последовал за ним.

— Ты убьешь его. Это зелье беспощадно.

— Это будет для Драко хорошим уроком. Что касается тебя— я подозревал, что ты откажешься. Но не думай, Северус, что я опущу руки. Я узнаю рецепт — чего это бы мне не стоило.

И Люциус легко выскользнул за дверь, оставив невероятно злого и взбешенного Снейпа.

* * *

Конечно, триста лет — слишком долгий промежуток, но вот полторы недели — вполне реальный. Беспокойство овладевает мною, когда Малфоя уже как полторы недели нет на рабочем месте. Кабинет его закрыт, но коллеги и не думают волноваться; напротив, освобождение из-под малфоевского гнета вызвало вздох облегчения у многих служащих. Я бы также относился к их числу, если бы не одно «но»: тот вечер в компании Малфоя полностью перевернул все мои представления о вражде и дружбе, и внутренний голос настойчиво твердил: что-то случилось.

Тем же вечером я решаюсь аппарировать в малфоевский особняк.

* * *

Дом встречает меня темнотой, тишиной, и полным ощущением того, что в последнее время хозяин здесь даже не показывался. В темноте на ощупь я пробираюсь вдоль стены, и додумываюсь произнести Люмос только тогда, когда натыкаюсь на какую-то каменную статую и пребольно ударяюсь об нее лбом. Чертов Малфой с его тягой к дорогим и опасным для лбов шедеврами искусства!

Люмос картины не меняет, но помогает нащупать на стене выключатель. Свет озаряет квартиру; когда я вхожу в кухню, понимаю, что ее хозяина действительно давно не было: осколки разбитого стакана одиноко скучают на полу возле стены. Странное чувство, но на меня волной накатывает беспокойство. Машинально взмахиваю палочкой: осколки исчезают, и я направляюсь в соседнюю комнату. Похоже, это гостиная. Кожаный диван, два кресла и море книг — на полках, кофейном столике, подоконнике. Не думал, что хорек такой букволюб.

Беру в руки самый объемный фолиант в обложке с позолотой, но не успеваю даже прочитать названия: от неожиданно громкого звука, эхом раздающегося в ночном особняке, я не удерживаю в руках тяжелую книгу, и она с еще большим грохотом падает на каменный пол.

Осознаю, что этот звук был ничем иным как хлопком аппарации, когда в дверях гостиной появляется мужская фигура. Свет озаряет знакомое бледное — даже слишком — лицо.

Хорек еще не видит меня; он впивается руками в косяк двери так, что костяшки пальцев отчетливо белеют на фоне темного дерева, и облокачивается об него боком. Он поднимает голову, но лицо его перекошено, будто он испытывает сильную боль, платиновые волосы сильно взлохмачены, а губы плотно сжаты. На секунду он встречается взглядом со мной, серые глаза его широко раскрываются, и он тут же пытается придать лицу нейтральный вид: губы выпрямляются в тонкую полоску, мышцы лица расслабляются. Но я прекрасно вижу, с каким трудом разглаживаются нахмуренные морщинки на лбу, и это меня пугает.

— Ты… что ты здесь делаешь? — голос его хриплый; он скорее шипит на серпентарго, чем говорит.

— Пришла проведать. Где тебя черти носят, Малфой? Ты хоть понимаешь, что полторы недели компания не может обходиться без начальства? — я говорю совсем не то, что собирался, и сам удивлен своей грубости. Но Малфой никак не реагирует; краем глаза я замечаю, как он прикусывает до крови губу.

— Убирайся,— сквозь зубы выдавливает он.

— С тобой… все нормально?

— Все отлично. Я завтра выйду на работу.

— Ну… ладно. Я пойду,— не знаю зачем, но я разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Что-то не так, что-то определенно случилось, но я не решаюсь что-либо предпринять и, уже не думая, машинально тяну ручку двери гостиной на себя. Ручка жалобно скрепит, я поворачиваю голову, и краем глаза замечаю, как хорек просто сползает по косяку вниз.

Мои подозрения оправдываются, когда я оборачиваюсь и вижу бездыханное тело Малфоя, распластавшееся на полу.

Тонкий, угловатый Малфой на деле оказывается очень тяжелым. Я тащу его в спальню, не решаясь использовать магию, и просто-таки затаскиваю на кровать. Женское тело не особо-то приспособлено для таких случаев, обремененных надобностью использования физической и умственной силы— последняя необходима, как воздух, ибо я совершенно не догадываюсь о причинах столь живописной встречи Малфоя с каменным полом.

Пульс есть, и это обнадеживает: тонкая вена бьется на бледной шее. Я убираю волосы с холодного лба и пытаюсь осмотреть тело. Меня передергивает, когда я вижу глубокую рану на плече — рукав порван и испачкан кровью. Мерлин, за что мне все это?

Я достаю палочку и произношу несколько заклинаний: кровь больше не сочится сквозь тонкую ткань, превращаясь в уродливый шрам, но Малфой в себя не приходит. Пульс замедляется, и мне становится по-настоящему страшно. Что же делать? Нужно что-нибудь, хоть что-то, что может вылечить… колдоврач, зелье… зельевар.

Я почти бегом добегаю до гостиной и кидаю в камин горсть летучего порошка.

* * *

— Профессор!

Я вижу снейпову гостиную— кажется, он только что встречал гостей: кресла сдвинуты, а на столике стоит бутылка коньяка. Услышав меня, Снейп появляется в комнате; он почему-то невероятно зол, даже взбешен, но когда его глаза останавливаются на мне, на его лице мелькает тень беспокойства.

— Да?

— Профессор! Там… Малфой… ему… — черт, я не могу сформулировать свои мысли, но лицо зельевара вдруг озаряет понимание, и он хватает летучий порошок с полки возле камина.

Через несколько секунд мы стоим в малфоеской гостиной; не сказав ни слова, Снейп направляется в спальню, так что я еле за ним успеваю. Буквально в двух словах я обрисовываю ситуацию, а профессор уже достает из невесть откуда взявшейся сумки склянки с зельями.

— Что с ним? — я обретаю дар речи только лишь тогда, когда Снейп отправляет в желудок хорька несколько разноцветных зелий и залечивает вновь открывшуюся рану на руке, произнеся длинную магическую формулу на латыни.

— Круцио, режущее и еще парочка опасных заклятий, плюс истощение— все это вместе дает такой эффект,— Снейп рассуждает слишком спокойно, будто через день вытаскивает Малфоя с того света. Мужчина перехватывает мой взгляд.— Обычно он сразу аппарирует ко мне. Если бы не ты, Поттер, никакие зелья уже не подействовали бы.

— Обычно?— я внимательно вглядываюсь в снейпово лицо.— Он что… вы… Да объясните вы мне в конце концов, что происходит?

Снейп лишь вздыхает и разводит руками.

— По… Келли, это действительно сложно. Просто у Драко довольно сложные отношения с отцом.

— Я знаю об этом,— удовлетворенно отмечаю про себя, что Снейп удивлен.

— Откуда? И как, Келли, вы вообще здесь оказались?— он приподнимает бровь и выжидающе смотрит на меня.

— Не важно. Так вы расскажете или нет?

— Пойдемте в гостиную. Драко еще не скоро придет в себя — а нам нужно о многом поговорить,— я киваю и бросаю взгляд на хорька— он все еще бледен, но уже не до такой степени, чтобы караулить коридоры Хогвартса вместе с почти Безголовым Ником и Кровавым Бароном.

* * *

Мы располагаемся на глубоких кожаных креслах; Снейп, однако, все еще молчит и нервно стучит кончиками пальцев по подлокотнику. Мне приходится окликнуть его, вывести из раздумий, из-за чего он бросает на меня растерянный взгляд и хмурится.

— Келли, все это — дело рук Люциуса.

— Как… зачем? — шепчу я, абсолютно не принимая и не понимая этих проявлений отеческой любви.

— Я не знаю, поймете ли вы… Просто Драко слишком много знает, и это может помешать Люциусу достигнуть намеченной цели.

Я почти физически ощущаю, как у меня в голове что-то щелкает, и я, похоже, догадываюсь, куда клонит Снейп.

— Вы о гибели Нарсциссы? — теперь приходит очередь удивляться Снейпу: он щурится и пристально на меня взирает.

— Предположим, но откуда вам это известно?

— Малфой, он сам рассказал. Только не спрашивайте, как все это получилось, просто он был… немного пьян,— врать я не умею, а то, как я попал под прицел палочки Малфоя-старшего из-за своей глупости, рассказывать не собираюсь. Не хочу, чтобы Снейп в энный раз усомнился в умственных способностях Золотого Мальчика.

— Ну да, — почему-то усмехается зельевар.— У Драко всегда в таких случаях развязывается язык.

Моему терпению приходит конец, когда профессор опять замолкает и пустым взглядом уставляется в камин. А я хочу знать правду, и, наверное, я имею на это право. Снейп, похоже, чувствует это, и разворачивается ко мне, налаживая зрительный контакт. На секунду мне кажется, что он хочет применить ко мне легиллименцию, но на деле все получается с точностью до наоборот.

— Люциус заходил ко мне сегодня. Вы… можете просмотреть мои воспоминания,— акцентирует Снейп, зная, какими последствиями обычно для меня может обернуться ковыряние в снейповских мыслях. Я не перечу — когда еще мне выпадет такая возможность, поэтому тихо произношу заветное Легиллименс и погружаюсь в цветной калейдоскоп воспоминаний сегодняшнего вечера.

* * *

Голова немного кружится— слишком уж долгое время я старался не лезть в чужие мысли. Но плевать на мои ощущения: информация того стоила. Теперь все встало на свои места: постоянные конфликты Малфоя с отцом из-за упрямства первого, гибели Нарциссы и просто из-за менталитета Люциуса оборачивались неблагоприятными последствиями для хорька, оставлявшими многочисленные шрамы на его теле и раны в душе. Правда, увиденное все же вызвало у меня некоторые, на мой взгляд, очень важные вопросы.

— Профессор, что за зелье у вас требовал Люциус?— я не жду от него ответа, но к моему великому удивлению, он решается заговорить, склонив голову и скрыв лицо за занавесью волос.

— Намного более практичный аналог поцелую дементора. Зелье, высасывающее из человека душу, — Снейп говорит это тихим и, мне кажется, отчаявшимся голосом. — Оно не убивает его сразу. Личность превращается в бессмысленное биологическое существо. Но в отличие от пресловутого поцелуя, это существо будет испытывать чувства— безразмерное желание служить своему хозяину, тому, кто и опоит жертву зельем… Человек превращается в пешку в его руках, пустую куклу, выполняющую любое его желание. Но такое состояние длится недолго — жертва лишается лишь части своей души, остальная же отмирает со временем, что приводит, в конце концов, к физическому уничтожению человека.

— Так Люциус хочет…— я забываю, что нужно дышать: ненависть к Малфою-старшему, променявшему жизнь сына на собственную репутацию накрывает меня тяжелой волной. — Подождите,— я вдруг осознаю, почему Снейп не сверлит меня взглядом и вообще не хочет затрагивать этой темы, — так вы, вы готовили это зелье для Волдеморта?! И он… Ох, Мерлин, и сколько человек стало безмолвным оружием в его руках?

Снейп молчит, но когда он поднимает на меня взгляд, я начинаю жалеть о своих словах: столько тяжести в его взоре. Черные глаза не кажутся живыми; без блеска, движения, они словно поглощают солнечный свет и излучают смерть.

— У меня не было выбора. Я не хотел, долгое время просто игнорировал приказы Лорда. Но Дамблдор… он обыграл все так, что я не мог не согласиться. Ему нужен был шпион в логове врага, а я не хотел предавать второй раз.

Некоторое время мы молчим, осознавая сказанное. Я не виню ни Снейпа, ни Дамблдора; слишком много крови утекло, поздно жалеть о содеянном. Нужно учиться на своих ошибках.

— Профессор… я понимаю. Дамблдор, как всегда, расписал все роли, реплики и действия в нашей истории. И вы не должны корить себя за совершенное, — Снейп молчит, но я понимаю, как важно для него было мое мнение, хоть он и старается это тщательно скрыть. — И вы… не примете предложение Люциуса? — во взгляде зельевара появляется недовольство, и мужчина шипит в ответ что-то про тугодумных гриффиндорцев.

— Я отвечу — нет, если ваш ум не позволяет вывести эти три буквы самостоятельно как итог нашей душераздирающей беседы, — я бы улыбнулся на эту провальную попытку зельевара пошутить, если бы меня не мучил совершенно иной вопрос, также вызванный просмотром снейповских воспоминаний.

— Нет, я не сомневался, просто… Скажите, профессор, а почему Люциусу необходимо убивать хорьк… Малфоя столь изощренным способом? — Снейп сделал вид, что не заметил моей оговорки, и задумчиво провел тонкими пальцами по нижней губе.

— Понимаете, Келли, есть несколько на то причин. Во-первых, Люциус не хочет вешать на себя еще одну смерть— увы, совесть здесь не причем, в случае крайних обстоятельств он вовсе не желает продлить себе срок в Азкабане. То зелье… невозможно определить присутствие его частиц в крови человека магическим или маггловским способом. Ни во время так называемой жизни существа, ни после гибели. Следовательно, доказательств посягательства на жизнь мага, как ни крутите, вы не отыщите… Но чем же примечательно это зелье? Вторая причина— более важная, на мой взгляд. Дело все в том, что вместе с душой человека, принявшего варево, истончается и его магическая сила. Но она не исчезает, а переходит к магу-хозяину. Эффект усиливается в несколько раз, то есть увеличивается магическая сила, в случае, если налицо родственные связи между хозяином и жертвой… Так Люциус и желает убить сразу двух зайцев — обеспечить себе алиби и стать более могущественным магом… Вы понимаете, о чем я?

Я киваю, но в моей голове совершенно не желает укладываться то, что Люциус способен на такое. Пусть даже он и пожиратель, бывший друг Снейпа, но… он ведь всегда дорожил семьей, чистокровными связями… Что случилось, что сподвигло его на это?

Внезапно в голову мне приходит совершенно иная мысль.

— Профессор… А Беллатриса Лейстрендж,— я широко раскрываю глаза от собственной догадки, — ведь она… приняла то зелье от Риддла?

— Как вы догадливы, — Снейп кривит уголки губ и отворачивается. — Никто не мог понять, почему она так преданна Лорду. Любовь? Вряд ли. Слава, деньги? У семьи Блэков было все в то время, что выделяло ее среди других чистокровных семей. Она была будто помешана, а я… вовсе не мог предположить, что Ло… Волдеморт решит испытать первую порцию этого напитка на молодой, еще неопытной пожирательнице.

— Но… ведь Белла умерла не своей смертью?— я вспоминаю, что Лейстрендж погибла от рук Молли, а вовсе не от действия зелья, как расписывал Снейп. Мужчина лишь пожал плечами.

— Она была близка к своей гибели. Действие зелья невозможно прервать, а жить ей все равно оставалось не более года, слишком уж долгое время она была зависимой от хозяина.

Снейп затих. Если он думает, что на этом мой поток бессвязных вопросов закончился — то он глубоко заблуждается.

— Профессор… Почему Малфой-старший сказал, что Том жив и находится в другом теле?

Снейп мгновенно мрачнеет и опрокидывается на спинку кресла.

— Это не правда. Что насчет другого тела… Я не могу сейчас вам это объяснить… Это было всего лишь предположение.

Я вдруг чувствую нахлынувшую ярость: зельевар очевидно что-то скрывает. А с некоторых пор я терпеть не могу всякого рода недосказанности — ведь они иногда оборачиваются непоправимыми последствиями.

— Черт возьми, Снейп, что происходит?! — я вскакиваю и опасно возвышаюсь над зельеваром, размахивая волшебной палочкой. Мужчина лишь невозмутимо наблюдает за моим шатким нервным состоянием.— Этот… Том… Был еще один крестраж, да?!

— Нет,— мужчина пожимает плечами и сосредоточенно рассматривает узор на стенах. — Опасности возрождения Темного Лорда я не вижу.

Злость закипает во мне не хуже чем вода в свистящем чайнике; меня ужасно раздражает напускное спокойствие зельевара.

— Вы… А какие у меня есть основания вам доверять? Сначала вы убегаете от Волдеморта под отеческое крылышко Дамблдора, а теперь, после его гибели, вполне могли вновь проникнуться задушевными идеями Тома! Да почему вы его называете Лордом? Волдеморт, Том Риддл— да как угодно, только не «Мой Лорд», хвосторога вас раздери! Что, все еще не дают покоя те богатства, что он вам предлагал?— я не могу заставить себя успокоиться, а Снейп лишь сильнее впивается пальцами в подлокотники кресла, тем самым выдавая свое напряжение. — Слава, деньги, покоренный мир— или чем там еще вы хотели утереть нос Джеймсу Поттеру? Да хоть будь вы повелителем мира, моя мать никогда бы не променяла отца на какого-то гнусного двуличного пожирателя, который предал…

Это оказалось последней каплей. Да я и знал это, просто хотел, чтобы на этом бездушном лице появилась хоть одна эмоция. Сейчас не война, и этот чертов Снейп уже мог перестать строить из себя ублюдка!

Но профессор лишь вскакивает и возвышается надо мной черной, на голову выше меня, тенью…

— Поттер, вы идиот! — рявкает он, и я испуганно дергаюсь в сторону, припомнив школьные годы чудесные и банку сушеных тараканов, славно летящих над моей головой. — Никогда, слышите вы, никогда не покупался на богатства Лорда! Я не знал… Никто не знал, чем это обернется! И я буду называть его так, потому что это — дань привычке, и я не в силах ее поменять! И не вы, слышите, кто угодно, только не вы должны указывать мне на мои ошибки! Да я искупил их сполна, спасая вашу жалкую шкуру от многочисленных проблем! Да вы сам — это сплошная проблем, и ваше состояние тому объективное подтверждение… — шипел мужчина, а я понимал, как сильно погорячился. Мерлин, ну почему я не могу разговаривать с людьми спокойно, не затрагивая больных тем, не вгоняя их в истерику и не заставляя после глотать огневиски?

— Но Люциус… — мне бы следовало молчать, но, как всегда, я не могу заставить себя держать рот закрытым.

— Люциус просто не хочет верить в его гибель… Его нет, Поттер, и можете мне не верить, плевать я хотел на ваше мнение! — но в противовес сказанному Снейп вдруг отворачивает рукав черной рубашки, обнажая бледное предплечье, покрытое тонкими, почти незаметными шрамами. Внезапно я осознаю, что это никакие даже не шрамы вовсе, а самая настоящая… — Метка. Поттер, она неактивна. С каждым днем она бледнее, через несколько лет от нее не останется и следа. И я вовсе не чувствую ее, хотя какие-то несколько лет назад она приносила мне немало… неудобств,— Снейп вновь натягивает рукав на руку и опускается в кресло, схватив руками голову. Я молчу, стыдясь своей несдержанности, пытаясь придумать слова оправдания, но зельевар вдруг взмахивает палочкой, и воздухе появляются часы. Полпервого.

— Я не могу здесь оставаться,— тихо произносит он. — Мне нужно встретиться с человеком, бывшим пожирателем— нет, не спрашивайте, Поттер, я не собираюсь вам докладывать обо всех моих планах! Проследите за Драко— он еще не скоро придет в себя. Зелья на тумбочке— думаю, вы справитесь,— я только открываю рот, чтобы вылить на мужчину весь поток красноречивых слов возмущения, вызванных огромным нежеланием присматривать за его ненаглядным крестничком, как Снейп аппарирует, оставив после себя лишь душистое облако ароматов всевозможных зелий, которые сейчас, увы, находились в желудке так нелюбимого мной слизеринского хорька.

Я лишь вздыхаю. Снейп слишком хорошо меня знает. Знает, что моя гриффиндорская совесть загрызет меня прежде, чем я переступлю порог своей квартиры, если оставлю бездыханного Малфоя в пустой квартире.

Мужчина лет пятидесяти, одетый в длинную темно-зеленого оттенка мантию с накинутым на голову капюшоном, нервно стучал кончиками пальцев по поверхности круглого столика, то и дело поглядывая на часы. Миловидная молоденькая официантка уже третий раз обращалась к нему с просьбой заказать хоть что-то, на что получала лишь отрицательное покачивание головой. Время поджимало, а этот чертов Снейп еще не удосужился прийти на встречу, которую сам же и назначил.

— Макнейр, извини. Я задержался,— наконец, на стул напротив опустилась худощавая фигура в черной мантии.

— Снейп, где же твоя хваленая пунктуальность?— голос мужчины был хриплым и прокуренным, говорил он уверенно, даже нагло, на что Снейп лишь покачал головой и зло усмехнулся.

— Там же, где твои уверения на суде восемьдесят первого в том, что ты совершенно не разделял идей Темного Лорда. Они ведь поверили, так?— Снейп улыбнулся, но эта улыбка более напоминала оскал.

— Не твое дело. Лучше так, чем вести нечестную игру, сохраняя свою задницу под крылом Дамблдора,— выплюнул Макнейр и поправил капюшон. — Не трать мое время. Что тебе нужно?

— Хорошо, перейду сразу к делу. Ты знаешь рецепт одного зелья— очень важного зелья— которое я готовил для Лорда. Ты узнал его случайно. Если бы ты не подслушивал энное количество лет назад наш разговор с Темным Лордом, ты бы, возможно, и не знал о существовании оного. До сих пор не понимаю, почему он не прикончил тебя тогда сразу, а дал шанс. Впрочем, ты тут же, как я помню, искупил свою вину— взрыв 20 апреля 1996 года рядом с крупным торговым центром в районе Илинг Бродуэй — твоих рук дело, не правда ли?

Макнейр довольно усмехнулся и вновь взглянул на часы.

— Я все же не понимаю, Снейп, куда ты клонишь.

— Понимаешь. Люциус собирает старую компанию —о, я вижу по твоим глазам, ты знаешь об этом — и ему очень, слышишь, очень нужно это зелье.

— Так почему бы не помочь хорошему другу? — Макнейр надвинул капюшон еще больше и собирался вставать, но Снейп уже вытащил палочку и направил ее на пожирателя. — Ого, Снейп, ты готов на убийство в общественном месте?

— Не заставляй меня нервничать, Макнейр. О зелье знаем только мы двое— и Люциус осведомлен об этом. В скором времени он поспешит тебя «обработать» —нет, не перебивай меня— и ты должен держать свой рот на замке.

— Это еще почему?— Макнейр приблизился к лицу Снейпа и прищурил глаза. — Ты никто, Снейп, и твои слова для меня — ничто.

— Для тебя — вполне может быть,— Снейп отодвинулся, лениво поигрывая палочкой в руке. — А вот для Малфоя…

На уродливом лице Майнейра вдруг отразилось понимание, и он откинулся на спинку стула, трусливо взирая на Снейпа.

— Помнишь, палач, один холодный зимний вечер? Суд над пожирателями, состоявшийся после войны? Помнишь, как пожирателей допрашивали по одному в комнате, защищенной мощными противоподслушивающими чарами? В ней были лишь несколько министров, Поттер и ты, Макнейр. Я знаю, что ты хорошо владеешь как искусством зельеварения, так и кое-что смыслишь в легиллименции — наверное, поэтому Лорд и держал тебя на случай, если меня прикончат в какой-нибудь очередной заварушке. Но я не об этом,— Снейп облокотился на стол и склонился к бледному замершему пожирателю. — Я знаю, что ты подделал воспоминания, когда давал показания о Люциусе Малфое. Ведь это он, а не ты, вовсе не принимал участие в битве, он был более озабочен пропажей Драко, чем здоровьем нашего Лорда, он порывался привести Гарри Поттера, чтобы вырваться хоть на минуту из цепких лап Риддла и найти своего сына. А ты подставил его, и это не есть хорошо, палач, — Снейп довольно наблюдал за испуганным, мертвецки бледным Макнейром, мысленно благодаря поттеровские воспоминания, что помогли довести ему этого заносчивого гада до такого состояния. В тот вечер, когда они с Поттером пытались выудить из глубины гриффиндорских мозгов хоть что-то, что бы имело отношение к его превращению, Снейп споткнулся об одну очень примечательную картину суда над пожирателями. Зельевар был мастером своего дела, и ему хватило опыта заподозрить, что воспоминания, которые Макнейр подсунул министрам и Поттеру, на деле оказались фальшивкой, но уж очень качественной, нужно сказать. Золотой мальчик никогда не был сведущ в легиллименции— взять хотя бы историю с Сириусом, так печально для него закончившуюся, а министры были слишком истощены десятком пожирателей, оправдывающихся перед ними еще до Макнейра…

— Он тебе не поверит, — глухо прошипел палач, чем и вывел Снейпа из раздумий. Зельевар лишь хмыкнул.

— У меня есть доказательства, причем, настоящие. А Люциус просто убьет тебя — он ведь вовсе не хотел терять год жизни в Азкбане— а именно к такому сроку его и приговорили, конечно, не без помощи Поттера. Без него его упекли бы до конца жизни… Ты ведь не знаешь, Макнейр, как повлияла тюрьма на Люциуса… Он изменился, и не в лучшую сторону. И ты ощутишь эти изменения на собственной шкуре, если проболтаешься о зелье.

И Снейп освободил место напротив мужчины, невидящим взглядом уставившегося на пятно от кофе на столике, скрывшись по ту сторону двери грязной забегаловки.

* * *

Хорек спит и вовсе не думает приходить в себя. Сколько я еще здесь, спрашивается, должен торчать?

Уже светает, и сегодня Джейн придется как-то обходиться без сна. Ну ничего, я подарю ей чудеснейшие темные круги под глазами и весь завтрашний воскресный день в теплой уютной кровати. Благо, что впереди два выходных и никакой, слышите, никакой работы с ее гнусным начальством. Хотя, последнее сейчас лежит передо мной в широченной кровати и даже не изволит открыть глаза, дабы получить свою порцию наипротивнейших зелий.

Мой взгляд останавливается на слизеринце; лицо его спокойно и расслаблено, грудь размеренно поднимается и опускается в такт теплому дыханию… Так, с чего это я решаю, что оно теплое? Ну как, тогда, в баре, я ясно почувствовал это…

Я качаю головой, пытаясь отогнать наваждение, и приказываю внутреннему наглому голосу заткнуться. Приближаюсь и сажусь на краешек кровати. Хорек бледен, под глазами запали темные круги, но уголки губ приподняты в полуулыбке. И что ему может сниться?

Я невольно протягиваю руку к его лицу и снова отвожу челку со лба, слизеринец вдруг закашливается, и мне приходится вскочить с кровати, ругая себя за нелепые поступки.

Глаза Малфоя разлипаются и щурятся от непривычной яркости бытия. Он с трудом поворачивает голову и останавливает серый измученный взгляд на мне.

— Я…— голос его хриплый, и он вновь закашливается, и я хватаю с тумбочки пузырек с зельем.

— Снейп приходил, — он удивленно смотрит на меня и бесшумно шевелит губами. — Это нужно выпить.

Большого труда мне стоит подложить под спину хорька еще одну подушку, дабы спина его приняла нечто похожее на вертикальное положение, а он отчаянно сопротивляется. Я подношу склянку к его губам, он делает большой глоток, морщится и откидывается обратно на пуховые подушки.

— Мне лучше. Спасибо, — голос его, в самом деле, звучит увереннее. — Откуда вы знаете Снейпа?— я мысленно отрезаю себе слишком длинный язык, но от ответа уйти не могу.

— Так… Я же училась в Хогвартсе,— выдумывать мне надоело, и надеюсь, хорек не заметил, как покраснели мои щеки.

— Правда?— крестничек копирует снейповские манеры, и его белесая бровь взмывает вверх. Ну нет, у зельевара это смотрится намного более эффектно. —И на каком же факультете?

— Гриффиндор, — произношу я и с недовольством отмечаю, как передергивает Малфоя.

— Оно и видно,— тихо произносит он, и я начинаю злиться.

— По крайней мере это лучше, чем слизерин. В мои школьные годы там учились одни гады и дети гнусных пожирателей, ведомых своими отцами. А вы где учились, мистер Малфой? — «мистер» кривится, но на вопрос не отвечает.

— Неважно. Сколько я нахожусь в таком состоянии?— хорек с трудом поднимается повыше и прикрывает глаза от бессилия.

— Со вчерашнего дня.

— Да,— он кивает, а затем, прищурившись, пристально на меня глядит. — Как вы вчера здесь оказались? — я вздыхаю и недовольным голосом продолжаю:

— Начальства нет уже полторы недели, работа стоит, что я должна была сделать? Правильно. Я прихожу к вам домой, но оказывается, что вас все это время не было, а вы гостили у своего отца…

— Стоп,— хорек замирает.— Откуда тебе известно про моего отца?

— Снейп сказал,— вот так вот я взял и свалил всю ответственность со своих плеч на бывшего профессора. Пусть отдувается теперь за длинный язык он. Малфой покачал головой и усмехнулся.

— Ты и так слишком много уже обо мне знаешь, Келли. Надеюсь, тебе хватит ума держать свой рот закрытым? — терпеть не могу наглого и уверенного Малфоя.

— Я тоже на это надеюсь. И вообще, Малфой, если уж ты посятил меня в отдельные эпизоды своей биографии, может, расскажешь, почему Люциус ведет такую нечестную игру?

Блондин делает неопределенный жест рукой и отводит взгляд.

— Если Снейп тебе рассказал об этом,— он кивает головой на шрам, оставшийся на левом предплечье после вчерашней раны,— то, наверняка, ты знаешь, что такие воспитательные меры papa проводит отнюдь не в первый раз,— дождавшись моего кивка, Малфой продолжает. — И не думай, Келли, что мне просто не перед кем выговориться или, что еще хуже, я испытываю к тебе такое доверие, что сейчас буду плакаться в жилетку. Я просто чувствую, что ты от меня не отстанешь, пока не узнаешь то, о чем я тебе собираюсь поведать.

— Я и не думаю, Малфой. Не уходи от разговора,— я наколдовываю жесткий стул и сажусь, совершенно не по-женски вальяжно откинувшись на деревянную спинку. Слизеринец бросает на меня удивленный взгляд, но продолжает разговор.

— Во всем виноват этот идиот Поттер.

Я закашливаюсь от удивления и возмущенно бормочу:

— С какой это радости-то?

— С такой,— Малфой, похоже, уже привыкает к несколько неадекватному поведению мисс Келли и теперь не сверлит ее глазами. — Из-за него мой отец отсидел год в Азкабане.

Я ничего не понимаю. Да, Люциус был приговорен к этому сроку, но вполне заслуженно. При всем при этом я еще позаботился о том, чтобы сократить годы лишения до минимума… Да после тех показаний, что дал против него Макнейр, его отец давно до сих пор бы подпирал стенки Азкабана вместе со своими дружками-пожирателями!

— Но я же… Поттер сам присутствовал при даче показаний… Люциус просто не мог остаться безнаказанным после всех фактов, что подтверждали его рьяное служение Риддлу. Да если бы не Поттер… — перехватив малфоевский недоуменный взгляд, я поспешно добавляю.— Об этом в газетах писали.

— Я газет не читаю, — на его лице явно проскальзывает недоверие. — Обвели твоего Поттера вокруг пальца.

— Что?!— я сам не замечаю, как в моих руках появляется палочка, а я оказываюсь на самом краешке стула.

— Я встречался с отцом после суда,— хорек пригладил лохматые вихры.— Кто-то давал ложные сведения против него. Он не участвовал в последней битве, они с матерью были больше обеспокоены моим исчезновением.

— Может, Люциус просто хотел, солгав, оправдаться перед тобой?— осторожно произношу я, но хорек мигом взвивается и зло на меня смотрит.

— Заткнись, Келли. Тебя там вообще не было, и ты ничего не можешь знать об этой битве!

«Ну да»,— проносится в моей голове. Но хорек продолжает шипеть:

— Я знаю, что отец не имел отношения к тем жертвам, что пали в один прекрасный майский день. Моя мать не будет лгать, уж поверь мне. И вообще, лишь благодаря моей матери этот придурок Поттер еще жив!

Я не могу возразить в ответ на это. Ведь именно Нарцисса Малфой спасла меня от повторной Авады в тот день, сообщив Лорду, как бы парадоксально это ни звучало, что я мертв… Наконец, Малфой немного успокаивается и продолжает разговор, отвернувшись и сосредоточенно рассматривая рукав свитера.

— Я не мог допустить, чтобы papa понес незаслуженное наказание. Я обращался в министерство, к МакГонагалл, но что может сынок Пожирателя Смерти против Весненародного любимца и Героя? Знаешь, я до сих пор жалею, что не мог подавить свою гордость и обратиться за помощью к Поттеру. Хотя… он бы и слушать меня не стал. Мы, так скажем, не очень-то ладили в школе,— тут Малфой горько усмехается, отчего меня передергивает, а мурашки медленно покрывают тело. — Отец не мог понять, кто подставил его. После Азкабана он продолжал поиски предателя, но они не увенчались успехом. Много, много раз papa повторял, что убьет того, из-за кого он и его сестра попали в Азкабан…

«Макнейр»,— вдруг приходит в голову мне, но я понимаю, что говорить этого нельзя. Кто-нибудь из Малфоев его живо прикончит, и тогда я уже буду не в силах смягчить их наказание. Стоп. Я осмысливаю сейчас реплику хорька и понимаю, что…

— Сестра? У Люциуса была… сестра?

Блондин как-то рассеянно на меня смотрит, затем кивает.

— Лиза Хэтч, в девичестве Малфой. Она была пожирательницей в дальних кругах Лорда, а вообще, мало кто ее причислял к роду Малфоев. После Хогвартса она вышла замуж за полукровку, и семья отреклась от нее… Но, несмотря на это,papa любил ее. Поэтому и тщательно скрывал родственную связь с ней, дабы Лорд не мстил ей за наши семейные неудачи на пожирательском поприще…

Я закрываю глаза, теряясь в догадках, но все же спрашиваю у хорька, где сейчас его тетка. Он усмехается и берет со столика стакан воды.

— Она? Умерла. Не каждый выживет в стенах Азкабана, тем более, женщина, которая, в общем-то, за свою короткую жизнь ни одного маггла-то не убила,— хорек делает глоток, и стакан со звоном опускается на деревянную поверхность.— Но самое страшное, Келли, то, что именно из-за её гибели papa так озлобился. После он говорил мне, что не чувствует разницы между службой у Лорда и послевоенным временем— невиновные люди все равно так же продолжают гибнуть…

Я с ужасом осознаю, насколько прав был Люциус. Во все времена людская жестокость убивает, и не важно, кто является ее источником — Лорд Волдеморт, его сподвижники или чиновники, недобросовестно несущие службу и попросту халатно относящиеся к работе. Или сам Гарри Поттер, маг-недоучка, которому подсовывают ложные воспоминания. Черт, а ведь и в самом деле из-за меня опять гибнут ни в чем не повинные люди…

— Только я до сих пор не понимаю, почему он вдруг стал таким приверженцем идей Лорда. Отец все время повторяет, что Он жив, что он не оставит в живых тех, кто предал его дважды… Мне кажется, papa просто свихнулся. Но несмотря ни на что, я никогда не смогу простить отцу гибель матери. Просто не смогу.

Хорек кажется жутко расстроенным, взгляд его пустой и выражает столько горечи, что невольно проникаешься сочувствием. Страшно подумать, что если бы я не превратился, я бы никогда не узнал столько фактов о семье Малфоев и в жизни бы не подумал, что у бывших пожирателей в принципе могут быть такие глаза.

Если бы я не превратился, Джинни бы была моей женой, у нас была бы куча ребятишек и сарай с метлами. Это меня пугает: сейчас я даже представить себя не могу рядом с Джин. Она хорошая, милая, но… мне кажется, что это была не любовь. Влюбленность — может быть, но никак не любовь. Даже сейчас я не чувствую ничего, когда думаю о ней. Легкий трепет— не более. Все было бы иначе, возможно, если бы она по-настоящему хотела видеть меня рядом с собой.

Внезапно я осознаю, что после войны у нас не было выбора — как-то Гермиона мне шепнула по секрету, что с самой первой нашей встречи Молли записала меня в женихи к Джин. Свадьба по расчету — то, что так характерно для чистокровных семей, для меня оказалось пугающе и непонятно. Все было таким… правильным, естественным, что я просто не мог возразить семье Уизли. «Что? Да какая к черту свадьба, ведь мы еще только год вместе… Что, так положено? Ну ладно, я согласен…»— это выглядело комично, но я действительно думал, что люблю. Не мог думать иначе.

Если бы я не превратился, я никогда бы не узнал, что Снейп живет совсем рядом. Я догадывался, что он жив — ведь не могло же его тело бесследно исчезнуть? Правда, я до сих пор не решаюсь спросить, каким образом он спасся…

Если бы я не превратился, я не встретил бы Малфоя в маггловской конторе, и он никогда бы не сыграл со мной в бутылочку.

Он никогда бы не исполнил проигранный фант.

Слишком много «если» заставляют меня усмехнуться и закрыть глаза. Когда я их открываю, хорек говорит что-то, но я совершенно его не слышу. Я слишком поглощен своими мыслями.

— Келли, ты оглохла, что ли?— только сейчас я обращаю внимание на Малфоя: глаза его закрыты, тонкие губы сжаты, а сам он что есть силы впивается пальцами в одеяло.— Действие зелья закончилось,— я понимаю, что хорек вновь чувствует ту невыносимую боль, от которой вчера и потерял сознание, и хватаю в руки склянку зеленоватого оттенка.— Это не то! — шипит он.— Вон, в синем пузырьке… Ты в Хогвартсе чем занималась, Келли, если не можешь отличить Кровевосстанавливающее от Обезболивающего?

«С Волдемортами сражал… ась»,— зло думаю я и впихиваю ему в руки злосчастную склянку. Тот дрожащими руками подносит ее к губам, делает глоток и удовлетворенно облокачивается на зеленую толстую подушку. Следующим в его желудок отправляется зелье Сна-без-Сновидений, и я, наконец, освобождаю себя от малфоевского общества и отправляюсь в гостиную, где и без вышеупомянутого зелья удобно устраиваюсь на диване и погружаюсь в тревожный сон.

Просыпаюсь я, когда на часах — шесть вечера, и спускаюсь на кухню, чтобы приготовить завтрак. Да-да, вы не ослышались, именно завтрак — ибо мой желудок вот уже со вчерашнего дня пустует, и сегодня он непременно должен был уже получить свою порцию пищи.

Открываю холодильник — благо, уже знаю, где он находится, — и хмыкаю. Никаких тебе лобстеров, омаров — или чем там еще балуют себя аристократы. Но зато нахожу яйца и бекон — привычная для сотен магглов еда, не слишком полезная, но зато не бьющая по карману.

Через несколько минут кухня наполняется ароматом, от которого желудок начинает нервно урчать и требовать, чтобы перед ним срочно поставили тарелку с чем-нибудь съедобным.

— Доброе утро,— едкий голос чуть не заставляет меня разбить тарелки, которые я левитирую к столу. — Ты, как я вижу, уже освоилась? — я замечаю насмешливый взгляд Малфоя, скользящий по мне, и усмехаюсь в ответ: свой официальный наряд, поколдовав немного, я сменил на нелепую пижаму, причем я абсолютно не понимаю, как она получилась желтой в зеленых ушастых львах.

— А тебе уже лучше,— констатирую я и накладываю омлет на двоих.— Ешь, а то этими дрянными зельями весь желудок себе испортишь.

— Ого, какая забота,— кривится хорек, но привычной колкости я не слышу. Он как-то странно на меня косится и улыбается. Глазами. И это очень странное зрелище, поверьте.

Есть он все-таки садится, но половину тарелки оставляет нетронутой и откидывается на спинку дорогого резного стула, закинув ногу на ногу. Я в это время уже доедаю вторую порцию.

— Спасибо, конечно, Келли, за то, что я не встретился с нашим любимым Томом Реддлом на том свете, но честно, я не понимаю, зачем тебе это все нужно, — слизеринец, прищурившись, сверлит меня взглядом, отчего мне становится не по себе. Вообще, я сам не знаю, почему я так забочусь об этом хорьке. Потому что меня вынудил Снейп? Потому что работа без него не может продолжаться? Потому что Малфой оказался не тем, вовсе не тем заносчивым ублюдком, каким он был в школе? Хотя в последнем я сильно сомневаюсь, когда вновь вижу его самодовольное лицо и едкую, с хитрецой улыбку.

Поэтому я молчу и лишь левитирую пустые — ну, или почти пустые — тарелки в раковину.

— Келли, скажу тебе сразу,— ох, как мне не нравится этот самодовольный тон! Замерев и сжав в руках палочку, я стараюсь оставаться невозмутимым, холодным и бездушным. И нет, мне вовсе не интересно, что он сейчас произнесет. — Тебе ничего не светит в этом плане,— тянет Малфой, и эта манера меня почему-то безумно бесит. «Только манера, не в коем случае не содержание его фразы!» — поддакивает мне внутренний голос. — И вообще, ты не в моем вкусе.

Я вдруг вскакиваю и направляюсь к раковине — и мою посуду руками, маггловским способом. Яростно тру ее губкой и швыряю чистые тарелки в сервант. Это всегда меня успокаивало, когда дядя Вернон срывал на мне свою злость, а Дадли получал очередную порцию сладкого мороженого, в то время как я довольствовался лишь льдом из холодильника.

— Келли? — хорек разворачивается ко мне и, видимо, ждет ответа. А я что? Я ничего. Я абсолютно спокоен.

— Малфой, ты себе льстишь. Мне от тебя ничего не нужно, если ты еще не понял.

— Не нужно обижаться, Келли. Я всего лишь констатирую факт,— хорек перекидывает ногу на ногу и усмехается. Мерлин, помоги мне не убить этого змееныша…

— А вообще, ты прав, хо… Малфой. Я слишком уж опекаю тебя,— беру ослепительно белое, аки первый пушистый снег, полотенце, вытираю об него руки и бросаю в грязную раковину. — Увидимся, — и прямо так, в пижаме, аппарирую к себе домой.

И мне уже не суждено увидеть, как Малфой разочарованно вздыхает, сутулится и совершенно по-детски опускает острый подбородок на сложенные домиком ладони.

* * *

Хлопок аппарации гулким эхом разносится по моей квартире, отражаясь от стен и стеклянных дверец серванта. Надеюсь, соседи-магглы не слишком испугались внезапного шума.

Я добираюсь до спальни и опускаюсь на неприбранную кровать. Я в смятении, я совершенно не понимаю, что со мной происходит. Неужели слова Малфоя произвели на меня такое впечатление? Мерлин, да я ведь и в мыслях даже не могу представить Джейн и этого облезлого хорька вместе! Какое мне должно быть дело до его предпочтений?

«Хм… Как будто его слова явились открытием для тебя,— шепчет вредный внутренний голос,— ты прекрасно знаешь, что ему импонируют блондинчатые особы с ногами от ушей вроде Мариэтты». Я быстро приказываю голосу заткнуться и пытаюсь выкинуть хорька из головы. Хватит! Малфой имеет право на свою жизнь, и я не имею к ней никакого отношения. Я вернусь, обязательно вернусь в свое тело, и тогда весь этот кошмар закончится. У меня будет жена, море детей и гномы в саду. И я должен потерпеть — немного, надеюсь…

Стук в дверь отрывает меня от размышлений, и я нехотя поднимаюсь с постели. Дергаю за ручку и вижу совершенно счастливую и сияющую Гермиону. Не успеваю я удивиться, как она уже виснет у меня на шее.

— Гарри! Как я рада тебя видеть, — она обнимает меня так, что, кажется, сломает мне все ребра. Я удивлен, но, что странно, не ее приходу, а тому, что я вовсе ничего не чувствую. Ни радости от встречи, ни разочарования, будто все эмоции оставил в малфоевском особняке. Хотя нет, есть одно ощущение: чувствую себя абсолютно пустой оболочкой, будто из меня высосали душу, а вместе с ней все переживания. Я никто— ни Джейн Келли, ни даже Гарри Поттер.

— Гарри?— девушка бросает на меня взгляд, полный беспокойства.— Что случилось? На тебе лица нет.

— Все хорошо. Тебе показалось, на самом деле я очень, очень рад тебе, Гермиона,— вру я и пытаюсь улыбнуться. Улыбка выходит натянутой и слишком фальшивой, но мне все равно. На лице у девушки мелькает тень недоверия, еще какое-то время она разглядывает меня, затее вытаскивает из маленькой сумки Пророк и кидает на столик в гостиной. — Как ты нашла меня?

— Ты же сам сказал мне адрес,— тихо шепчет девушка. Странно, но этого я не помню.

Мне, вообщем-то, все равно, откуда она узнала о моем местонахождении. Пришла и пришла — очень хорошо. Наверное, такие поступки позволительны лучшим друзьям.

— Все-таки что-то определенно случилось, Гарри, я же вижу.

Я отрицательно качаю головой, сохраняя эту нелепую, лживую улыбку. Самому противно. Я вижу, что Гермиона мне не верит, но все же она наконец-то меняет тему разговора.

— Я принесла «Ежедневный Пророк». Там то, что я тебе обещала.

Я киваю, хотя совершенно не понимаю, о чем она. Я вдруг понимаю, что мне просто нужно побыть одному. Может быть, тогда я не буду себя так по-идиотски вести. Я осознаю, что мое поведение несколько… ненормально, но поделать с собой ничего не могу.

— Гермиона… Прости меня. Я тебе потом все объясню, хорошо? — я подхожу к входной двери и открываю её. — Ты очень дорога мне, просто сейчас я хочу одиночества,— девушка растерянно на меня смотрит, но идет в прихожую. На пороге она останавливается.

— Я не понимаю, что с тобой, но надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — она замолкает и нервно теребит цепочку на шее. — Может быть, сейчас не лучшее время тебе об этом говорить… Просто, ты ведь не любишь, когда от тебя что-то скрывают?

Я хмыкаю, и девушка продолжает.

— Джинни… Она выходит замуж за Дина,— Грейнджер затихает и опускает голову, не желая встречаться со мной взглядом. Я все еще улыбаюсь; надеюсь, Гермиона не думает, что я окончательно свихнулся. Она бормочет еще что-то, но я, кажется, не слышу. Замечаю я лишь стук закрывшейся входной двери.

Все также идиотски улыбаясь, я направляюсь на кухню. Кажется, я вовсе не ощущаю вкус ледяного молока, которое я пью прямо из бутылки, взятой из холодильника. Я беру стеклянный графин с водой, одиноко покоящийся на кухонном круглом столе, и запускаю в стену. Завороженно, словно в замедленном кадре, наблюдаю, как прозрачные осколки лихо отплясывают в воздухе, а капли воды медленно стекают по ослепительно белым обоям, а все это действо сопровождается таким наичудеснейшим звоном, какой маггловскому Моцарту даже и не снился. И, совершенно удовлетворенный, я иду в спальню и забываюсь крепким сном.

* * *

Высокий мужчина в черном пальто широкими шагами пересек грязную улицу, остановился перед кривым обшарпанным домиком и поднял руку, дабы нащупать на двери замок. Но прежде, взмахнув палочкой, он превратил длинную элегантную трость с наконечником в виде змеи в черный зонт. Плавным жестом он откинул за спину прядь, словно после стрижки забывшись, что его волосы в данный момент намного короче, и позвонил в дверь.

— Ты? — на пороге показался испуганный и заспанный Макнейр: одной рукой он придерживал дверь, будто готовясь в любой момент закрыть ее перед носом нежеланного гостя. — Что тебе нужно? По-моему, мы вчера прекрасно обо всем договорились…

Гость холодно засмеялся, чем вызвал удивленный взгляд палача, и проскользнул внутрь. Квартира была маленькой и грязной: старые, слетающие обои, сырой запах и разваливающаяся мебель. Мужчина брезгливо поморщился, прошел в гостиную и, наколдовав себе дорогой резной стул, опустился на него, элегантно закинув ногу на ногу.

— Договорились? Нет, Макнейр, я еще не все сказал.

Палач уселся на скрипучую софу, достал пачку дешевых маггловских сигарет и закурил; гость поморщился, когда их запах обволок всю небольшую комнату.

— Снейп, я не думал, что…

— Заткнись, Уолден, и послушай меня,— мужчина пересилил отвращение и присел на краешек стула, приблизившись к хозяину квартиры и понизив голос до опасного шепота. — Забудь все, что я говорил тебе… вчера, так? — дождавшись кивка ошарашенного пожирателя, гость продолжил.— Мне нужен рецепт зелья, надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

— Но, Снейп, он тебе и так известен… — палач не успел договорить: к его виску прижалась палочку, и он только нервно сглотнул.

— Может быть, — гость хищно улыбнулся. — Но мне нужно твое воспоминание… Так ты предоставишь мне его? Или… тебе напомнить вчерашний разговор?..

— Нет, я его прекрасно помню,— передернулся Макнейр. — Но и ты заруби себе на носу: если проговоришься, я найду пути, по которым ты отправишься следом за мной в могилу. Люциус не любит доносителей.

— Люциус? — на лице гостя промелькнуло удивление, но палач этого не заметил, и черноволосый мужчина вновь натянул на себя холодную маску. — Свои обещания я выполню.

Палочка все также упиралась в висок пожирателя, в то время как палач кивнул и вытащил свою. Воспоминание тонкой белесой ниточкой проложило путь от головы Макнейра к пузатому пузырьку; последний же тут же оказался в цепких руках гостя.

— Благодарю, — мужчина усмехнулся и спрятал емкость в полы мантии. — Не забывай, Макнейр, что я слежу за тобой. Пожиратель кивнул и обреченно бросил взгляд на волшебную палочку у виска: гость сразу же театральным жестом убрал ее в карман, отвесил поклон и извинился за «испорченный вечер». Макнейр не успел сказать и слова, как гость скрылся, громко хлопнув входной дверью.

Уже на улице мужчина удовлетворенно хмыкнул, отряхнул полы мантии и, вынув из кармана другой, поменьше, пузырек, наполненный темной жидкостью, приложил его к губам. Сделав глоток, он отошел пару метров в сторону и аппарировал, оставив после себя лишь уличную пыль, туманом перекрывавшую яркие лучи утреннего солнца.

Я просыпаюсь довольно рано и направляюсь в ванную комнату — ледяная вода помогает мне проснуться, но напоминает о вчерашнем сумасшедшем дне и, как ни странно выпитом молоке: у меня ужасно болит горло. Перечного зелья у меня нет, из дома сегодня я не выйду точно, а Снейп вряд ли станет тратить ингредиенты для больного не только физически, но и на голову Поттера, поэтому буду лечиться народными методами — терпеть боль и запивать ее, по возможности, уже горячим молоком.

Сегодня понедельник, солнце ярко слепит глаза даже сквозь цветную тюль в спальне, а это значит, что я уже опоздал на работу, и ближайшие несколько часов там лучше вообще не появляться, ибо это ой как скажется на моей и так небольшой заработной плате.

Черт. Придется позвонить Миранде и предупредить, что Джейн заболела и просто физически не сможет доползти до офиса… Что ж, это ведь отчасти правда. Я набираю номер, выслушиваю недовольные наставления Флокс и пожелания скорейшего выздоровления, и потом почему-то добавляю, что Келли проболеет всю неделю. Я бы мог выйти уже завтра, но внутренний голос настойчиво твердил, что ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах он не хочет встречаться с начальством — и он был убедителен.

Пока я разговариваю по телефону, взгляд цепляется за газету, лежащую на столе. Что там Гермиона вещала про Пророк? Беру его в руки и просматриваю темы номера: нужная страница открывается почти сразу…

Жирный заголовок просто нельзя не заметить: «Рита Скитер — разоблачение звезды, или история одного скандала». Под ним красуется ослепительно улыбающаяся белоснежной фальшивой улыбкой сама Рита — идеальные кудри, красная помада и пытливый взгляд. Следующие пятнадцать минут я посвящаю изучению статьи и молчаливому негодованию. Нет, не на Риту, а на автора сего шедевра. Может быть, Скитер и достойна того, чтобы ее личную жизнь предавали публичному освещению, точно так же, как и она «разоблачала» миллионы других, ни в чем не повинных магов. Правда, с одним отличием — статьи Риты всегда изобиловали многочисленными россказнями и надуманными фактами, в то время как этот скандальный заголовок, я не сомневаюсь, основан вполне на реальных событиях. Но я никогда не был сторонником принципа Талиона.

Поэтому волей неволей я набираю номер Гермионы и пытаюсь выяснить, откуда берут истоки строки этой статьи. После многочисленных расспросов о моем здоровье и о вчерашнем неадекватном поведении она наконец-то меня выслушивает и вздыхает по ту сторону трубки.

— Послушай, Гермиона, тебе не кажется, что мы перегнули палку? — я пытаюсь говорить спокойно и не срываться на крик.

— Гарри, я всего лишь надела на бумагу проверенные факты. Нет, не я автор этой статьи! Да послушай же, Гарри, — голос девушки кажется таким уставшим, что я начинаю жалеть, что опять потревожил ее — но наряду с жалостью я чувствую и неимоверную злость. — Скитер заслужила такое обращение. Не спрашивай, откуда я взяла информацию, просто прими это, как очередную газетную утку…

— Но… это же правда? — осторожно спрашиваю я.

— Да, — вздыхает Гермиона. — У Скитер действительно есть дочь, от которой она отказалась в детстве. Отцом ее был маггл, а в те времена, как ты знаешь, чистота крови была на вес золота,— я хмыкаю, а девушка продолжает. — Я не знаю ее имени, поэтому в статье она и осталась безымянной… Вопреки желанию матери, дочь не была сквибом, а обладала магическими способностями. Проживала с отцом и обучалась сначала в Хогвартсе, затем в Шармбаттоне… Много раз она пыталась связаться со слишком известной всему магическому сообществу матерью, но та вовсе отрицает любые родственные связи с кем бы то ни было… Ты же понимаешь, Гарри, что недобросовестное родительство, о котором стало бы известно широкому кругу масс, под корень бы загубило репутацию журналистки, которая представляла собой «богиню» истины, чьи статьи нередко были обращены против тех, кого, собственно, и напоминала сама Скитер…

Я молчу, и это молчание вскоре прерывается встревоженной Гермионой: она что-то бормочет, затем шепчет, что перезвонит позже… И я слышу лишь звонкие, однообразные, бьющие по ушам гудки.

* * *

Снейп был в ярости. Так обвести вокруг пальца его, величайшего мага современности, выдающегося зельевара, потрясающего легиллимента, шпиона Дамблдора, водящего за нос самого Волдеморта, так просто и незатейливо? Северус не находил себе места и срывал всю свою злость на сидящем в кресле Макнейра — а он был бледен как мел и нервно жевал губу — выражавшуюся в отвратительном шипении и в словно убивающем все живое черном взгляде.

А все началось еще с утра — когда сонный зельевар удивился визиту нежданного гостя, почти выламывавшего деревянную тяжелую дверь. Уолден что-то беспрестанно лепетал про вчерашний вечер и требовал, чтобы я дал Непреложный Обет в обмен на вчерашнюю услугу. Северус абсолютно не понимал, чего хочет от него палач, поэтому пришлось заткнуть его Силенцио и хорошенько поковыряться в его же мозгах. Увиденное воспоминание несказанно разозлило Северуса: оказывается, сам Снейп вчера удосужился нанести визит Макнейру и получить от него гостинец в виде рецепта зелья, так необходимого Малфою-старшему. Снейп, конечно, всегда был уверен в идиотизме палача, но не настолько же, чтобы не отличить истинного Грозу Хогвартских Подземелий от Люциуса, принявшего оборотное зелье, но не утерявшего кровных аристократических манер!

Снейп еле сдерживал себя от применения непростительных, но физическим уничтожением причины столь взбешенного состояния Снейпа ситуацию было не исправить. К тому же, Снейп еще не понял, на кого был зол больше: на тупого Пожирателя или себя, поведшегося на провокации Люциуса. А в том, что Малфой-старший его использовал, Северус даже не сомневался. Ведь знал, знал же Снейп, что Люциус будет использовать оба крыла — и самого Снейпа, и Макнейра. И нетрудно было догадаться, что Люциус на помощь первого не больно-то и рассчитывал.

Снейп готов был хлопнуть себя по лбу за недогадливость: ведь Люциус нарочно пришел в дом зельевара, зная, что после их не вполне удачного разговора Северус поставит ультиматум перед Макнейром, используя самые веские козыри — какие, Люциус, конечно, не знал, но это не мешало ему достигнуть своей цели. Используя отнюдь не модельную внешность зельевара, Малфой присваивает себе воспоминания Уолдена о зелье, зная, что теперь уже Макнейр ни за что не станет перечить Снейпу. Ох, Мерлин, и почему зельевар не потребовал от палача дать Обет в том, что рецепт не узнают другие маги, в том числе и сам Снейп?

«Старею»,— пронеслось в голове мужчины, но он тут же отогнал нелепую мысль, стариком себя совершенно не чувствуя. Нужен был план дальнейших действий, сидеть сложа руки не представлялось возможным: иначе можно было лишиться любимого крестника, а этого Снейп не простил бы сам себе никогда. Люциус знал, как приготовить зелье, но не обладал на то необходимыми навыками. Помимо редких ингредиентов, которые можно было достать лишь за большие деньги, — для Малфоев, это, конечно, не проблема — необходим был еще определенный уровень магической силы и владение несколькими темными заклятьями. Снейп совершенно точно был уверен, что Люциус не способен приготовить сие зелье самостоятельно, в кругах же пожирателей выдающихся зельеваров не наблюдалось, иначе Снейп не пользовался бы почетом у Лорда.

Нужен был кто-то, кто был сведущ в зельях, не задавал лишних вопросов и был легко подкупаем; ко всему прочему, хорошо бы иметь налицо благоприятные отношения с Люциусом. Снейп усмехнулся: похоже, он знал, к кому обратится Малфой-старший.

* * *

Прошло несколько дней, десятков часов, тысяч минут и десятков тысяч секунд. И эти временные единицы довели мой организм до не вполне здорового состояния: народные средства не помогали, и я, хлюпая носом и откашливаясь, провел все это время в мятой, неприбранной постели. В зеркало я смотреть боюсь: красный нос, припухшие слезящиеся глаза делают Джейн похожей на больную разгульную магглу.

Помощи я не жду: Снейп не знает, где я живу, а Гермиону, звонившую несколько раз после нашего последнего разговора, загружать опять своими проблемами я не хочу — поэтому мне же проще было сделать вид, что я смертельно недоволен той статьей в газете, и разговаривать с ней холодным голосом, скупым на красноречивые выражения. Правда, теперь меня мучает совесть, но если она будет терзать меня по всем бедам, которые я причинил магическому миром в целом за те немногие годы, прошедшие с моего рождения, то я давно бы очутился в Мунго в качестве тяжело больного на голову пациента.

Я в буквальном смысле доползаю до кухни и взмахом палочки разогреваю молоко до приемлемой для моего больного горла температуры — и жадно поглощаю его. Тетя Петуния в моем далеком детстве, лишь только Дадли начинал покашливать и тереть шмыгающий нос толстым кулаком, сразу отпаивала его этим горячим напитком, смешанным с медом и ароматными травами. Этот чудесный запах я помню до сих пор. Обычно вместе с Дадли заразу подхватывал и я — от него самого же — и самым обидным было то, что тогда тетка орала на меня и велела не приближаться ко всем, носящим фамилию Дурсль ближе, чем на десяток шагов, дабы «не заражать непонятными болезнями». И я получал в свое распоряжение лишь тесный чулан, кусок черствого хлеба и разноцветные галлюцинации, вызванные слишком высокой температурой…

Я встряхиваю головой, отгоняя ненужные воспоминания. Иногда я думаю о том, где сейчас живут Дурсли и как складывается их семейный быт. Когда-нибудь я созрею для встречи с ними, пусть даже если они этого не пожелают — просто для того, чтобы удостовериться, что с ними все в порядке. Несмотря на ужасное детство, их ненависть ко мне и многочисленные ссоры — я никогда не смогу сказать, что я их ненавижу. Это слишком сильное чувство; его я по-настоящему испытывал лишь к одному человеку — если, конечно, к нему применительно это понятие — и то его вот уже несколько лет нет в живых.

Когда-нибудь — тогда, когда наконец вернусь в свое тело и буду жить, как Гарри Поттер,. Когда наконец заведу семью, которой у меня никогда не было — людей, на которые уж точно можно положиться и которым можно довериться. Которым можно не бояться высказать все, что накипело в душе, и быть уверенным, что он тебя поймут; которые будут любить тебя не потому, что так нужно — ведь ты прикончил Волдеморта и избавил весь мир от красноглазого чудовища, нет, — просто за то, что ты есть. И которых будешь любить ты — крепко, по-отечески, до боли в груди.

Я никогда не задумывался, что такое любовь. Любовь, про которую так настойчиво твердил мне Дамблдор. Она не осязаема, ее нельзя потрогать рукой или выдуть из нее мыльные пузыри — порой мне кажется, что это просто надуманная болезнь, придуманная одинокими людьми. Я люблю своих родителей, которых никогда не видел, неизменных друзей и квиддич. Любил Джинни… Или нет? Я усмехаюсь — у меня слишком мало опыта, но так хочется иметь хоть кого-то, кто и послужит опорой для создания этой пресловутой семьи…

Мысли плавно перетекают на новость, принесенную Гермионой — свадьбу Джинни. Я вдруг осознаю, что должен, просто обязан переговорить с Джин. Все рассказать, извиниться и убедиться, что Уизли по-настоящему любит Томаса, а не подстилается под него в отместку недотепе-Поттеру.

Я только поплотнее запахиваю толстый махровый халат отвратительно-голубого оттенка и беру в руки телефон, дабы позвонить Грейнждер и организовать встречу с Джин в каком-нибудь нейтральном месте, как звонок в дверь нарушает все мои планы.

А когда я тяну на себя позолоченную ручку и вижу на пороге этого человека, я вовсе забываю, о чем думал ближайшие часа четыре и эти планы катятся ко всем чертям. Не то, чтобы я так хотел его увидеть, просто никогда не представлял его кривоватую ухмылку на фоне моего дверного проема.

* * *

Тем временем гость продолжает ухмыляться, хотя в первые секунды я замечаю проскользнувшее на его лице удивление, и окидывает меня взором, задержавшись глазами на чересчур красном носе. Оглядев пол, опускает белоснежные ботинки на придверный коврик и хлопает входной дверью, поворачивая ключ в замке, затем облокачивается на нее же и складывает руки на груди. М-да, и каким только ветром его сюда занесло.

— Доброе утро, мисс Келли, — в прищуренных глазах его появляется смешинка, и он теперь уже во весь рот нагловато улыбается, чуть запрокинув голову и поглядывая на меня сверху вниз, благо рост ему позволяет.

— Не такое уж и доброе, если вы, мистер Малфой, одарили меня присутствием в моей скромной обители, — фыркаю я, и повторяю его позу возле стены, также сложив руки. — Откуда вам известен мой адрес?

Хорек хмыкает и вскидывает бровь в притворном удивлении. Не знаю, что ему нужно в моей квартире, но контраст светлых узких брюк и такой же рубашки в сочетании с платиновой челкой с чересчур темной и захламленной мною же прихожей очевиден.

— Брось, Келли, неужели у меня нет той волшебной папочки с адресами всех моих коллег? — тянет хорек, лениво теребя верхнюю пуговицу на тонкой рубашке. Его поведение меня раздражает, я нетерпеливо вздыхаю и потуже затягиваю пояс.

— Что тебе нужно? Говори и убирайся. У меня и без тебя полно проблем.

— Я вижу, — бросает слизеринец, задержавшись взглядом на паутине на потолке; мне приходится сердито кашлянуть и оторвать его от созерцания прекрасного творения природы. — А если серьезно, — тут хорек наконец отлепляется от двери и перестает ухмыляться. — Миранда сказала, что ты отсутствуешь на работе по причине болезни, но прошло уже несколько дней, а уважающий себя маг не может…

— Значит, я себя не уважаю, — подытоживаю я и буравлю его взглядом. Лицо его вдруг становится серьезным, и он качает головой.

— Не в этом дело, — он пристально всматривается в мое лицо, поджав тонкие губы. — Келли, просто я подумал… — тут он запинается, будто не может сформулировать связную мысль, чем меня несказанно удивляет. Когда он продолжает разговор, голос его звучит намного тише. — Тот вечер… Я подумал, что мои слова задели тебя, поэтому ты и скрываешься от начальства,— проговаривает он, но тут же поспешно добавляет: — Но ты, я вижу, действительно поражена каким-то особо опасным вирусом, которое не может вылечить даже Перечное Зелье.

Его слова заставляют меня опустить руки и широко открыть глаза. Так хорек… извиняться пришел? Такого поворота событий я явно не ждал. И он действительно был уверен, что Джейн глубоко обижена на него и поэтому не смеет появляться на работе? В голове мелькает мысль, что Малфой отчасти был прав, но я тут же абстрагируюсь от нее.

— Мерлиновы подштанники, — бормочу я. — Ты действительно так думал? Плевать мне на все то, что ты там говорил,— «Ну да, как же, точно наплевать», — вторит ехидный внутренний голос. Хорек как-то странно на меня смотрит, будто на ненормального психа. — И вообще, нет у меня Перечного, я болею маггловским способом, — значительно изрекаю я гнусавым голосом, задрав вверх опухший нос, на что Малфой наконец-то возвращает бледному лицу привычное пренебрежительно-отстраненное выражение и кривит губы в усмешке.

— Это слишком пафосно, а я не могу терять такого важного работника, как вы, миссис Келли, — он накидывает себе на плечи невесть откуда взявшееся светлое пальто, наглухо застегивает его. Я удовлетворено слежу за сиим действом и с нетерпением жду, когда же он наконец провалит ко всем чертям. Он разворачивается и открывает дверь, но я успеваю заметить в его глазах хитринку.

— Вам просто необходимо квалифицированная колдомедицинская помощь,— уже за порогом он оборачивается, развернувшись на каблуках. — Значит, Перечное, антипростудное, ну и обязательно восстанавливающее. Плюс, если уж вы такая приверженница маггловского образа жизни — лимоны, яблоки, мед. Не скучайте, я скоро буду, — он делает прощальный жест рукой, разворачивается и, не успеваю я возмутиться, захлопывает дверь с той стороны. Хорошее начало утра, ничего не скажешь.

Через полчаса возвращается Малфой, увешанный бумажными пакетами и вполне довольный собой. Прогнать его уже не получится: банальный интерес просто съедает меня изнутри. Что из этого всего выйдет? И почему хорек приперся к Келли, хотя ясно дал понять ей, что она его совсем не интересует? Вопросы остаются пока риторическими, а блондин вальяжно шествует на кухню, и я поспешно левитирую посуду со стола в раковину — об уборке квартиры я не раз задумывался, но все планы, как всегда, своего воплощения в жизнь и не получали. И вообще — кто такой Малфой, чтобы мне перед его приходом в три погибели вылизывать дом и сканировать оной на наличие пыльных сервантов и прочих загрязненных предметов домашней мебели?

Слизеринец весьма тактично не обращает внимания на царящий вокруг хаос и раскладывает по полкам продукты, будто и не замечая моего настойчивого взгляда.

— Скажи, Малфой, зачем ты это делаешь? — у меняя стойкое ощущение дежавю: только я и хорек почему-то поменялись местами. Впрочем, мне кажется, что хорек не знает ответа на этот вопрос — а заглянуть в решебник, словно маггловский неуч-двоечник за решением задачи, не представляется возможным.

— Что? — опешивает он, будто не расслышав, пока занимался всем этим обилием скляночек и разноцветных жидкостей в них. Я повторяю, и тогда уголки губ хорька ползут вверх. — Считай это услугой на услугу. Ты помогла мне несколько дней назад — и я обязан ответить тем же.

— Какие мы благородные,— фыркаю я и открываю холодильник. В нем абсолютно пусто, не считая, конечно, принесенных блондином фруктов. Холод заставляет меня поежиться и зло взглянуть на одинокий пакет молока — виновник страданий.

— Келли, если вы все таки желаете выздороветь, выпейте это и ложитесь в постель,— хорек раздраженным жестом закрывает перед моим носом дверцу холодильника и сует в руки дымящуюся чашку с отвратительного цвета и запаха жидкостью. Я морщусь, но выпить не решаюсь.

— Яд?

— О да, я решил отравить тебя. Несомненно. Так что пей быстрее, мне нужно еще следы замести,— я странно фыркаю и опустошаю чашку — по вкусу зелье напоминает сваренный носок дядюшки Вернона. Впрочем, это всего лишь догадки — до того, чтобы варить суп из носков, я еще не опускался, нет. А затем я иду в спальню и опускаюсь на кровать, оставив хорька хозяйствовать на кухне — все также из-за интереса, ничего более. Одеяло лежит рядом на полу, но у меня уже нет сил натянуть его на себя. Голова касается мягкой подушки, а веки словно наполняются песком — черт, кажется, в этой чашке было и Снотворное тоже… Додумать эту мысль я не успеваю, потому что мне начинают сниться блондины в фартуках и с градусниками в руке.

* * *

Снейп шел по широкой заасфальтированной улице, впрочем, ходьбой это можно было назвать с натяжкой: будто дементор, он плавно несся по ветру, черная мантия, сливавшаяся с такими же темными волосами, развевалась за спиной. Настроение профессора было скверным: то ли оттого, что небо Лондона снова затянуло мутными тучами, то ли оттого, что он просто встал не с той ноги — а это происходило с ним довольно-таки часто.

В голове зельевара крутились невеселые мысли все то время, пока он добирался до места назначения. Иногда на Северуса накатывала непреодолимая тоска, так делавшая его похожим на прежнего сварливого профессора Хогвартских подземелий — и сегодня был именно один из таких дней. Негодование полностью овладело Севрусом — какого черта, спрашивается, он должен вот так носиться по улицам и спасать задницы дрянных мальчишек, тогда как в его возрасте пора бы уже обзавестись любимой семьей и стабильной работой?

Гарри Поттер — это имя давило на совесть Снейпа вот уже два десятка лет — и с ним все уже было понятно: он, то есть Северус, обязан был аки родный отец заботиться о его благополучии и вытаскивать из разных передряг во имя святой любви к Лили. Снейп любил Эванс, любил до сих пор — память о ней покоилась в душе Северуса в самых отдаленных ее закоулках, дабы не в коем случае не быть выставленной на обозрение общественности, но… Зельевар понимал, что это неправильно. Верно говорила Нарцисса, что не стоит убиваться по тем, кто испытал на себе действие Авады. А ведь Северус знал, что сполна искупил свою болтливость, приведшую к смерти Поттеров… Комок застрял в горле мужчины, когда воспоминания о том дне нахлынули его — и ему пришлось широко раскрыть глаза и вдохнуть мокрый прохладный воздух, наполненный запахом свежего асфальта и дождя, дабы вернуться в реальный мир. Северус хотел только одного — спокойствия. Он так рассчитывал, что обретет его после победы, но, вероятно, оно настигнет его уж точно не на свете этом.

Даже сейчас он отнюдь не направлялся за очередными ингредиентами для зелий, нет — он шел спасать шкурку Драко. Последний, мужчина понимал, был не виноват — но это не играло роли сейчас, когда Снейп был настолько недоволен окружающими и самим собой, а ощущение вселенской несправедливости полностью поглотило его. Малфои, Поттеры, Блэки — вся жизнь мужчины крутилась вокруг них, и Северусу было тошно от осознания этого. Даже спокойно умереть пару лет назад он не мог — кто-то буквально вытащил его с того света, не спросив, его, Снейпа, разрешения: «А оно вам надо, профессор?». Давило на мужчину и то обстоятельство, что он не знал личности этого тайного спасителя. Это раздражало и выводило из себя: больше всего на свете Снейп не желал быть обязанным кому-то своей жизнью, а спрашивать о своем чудесном спасении всех подряд было ниже его достоинства. Совершенно точно это была женщина, и все это время Снейпа мучил, душил вопрос: почему, почему она оказала помощь сварливому, гнусному Пожирателю, коим тогда и выглядел в глазах общественности Северус?

Снейп хотел жить сам — без указаний Дамблдора, вечных приказов Лорда, постоянного ожидания и напряженности… Всю жизнь он уделял внимание окружающим — но только не себе, и, конечно, немаловажную роль в этом сыграла та ошибка молодости. Да будь проклят тот день, когда он согласился на уговоры Люциуса! Если бы время можно было повернуть вспять — возможно, сейчас его женой была бы Лили, и у него был бы свой — свой, не поттеровский, — сын. Но этому уже не быть, поэтому осталось лишь смириться с окружающей действительностью и начать новую жизнь.

Пока Северус вел все эти размышления, он не заметил, как перед ним возник громоздкий домик. Он напоминал сказочный восточный дворец — круглая, отливающая позолотой крыша, стены в затейливых орнаментах и большой фонтан во дворе; на деревьях восседали птицы невиданной красоты, горделиво взиравшие на Северуса сверху вниз. Даже заросли травы казались более зелеными, чем на других участках. И несомненно, дом был защищен чарами невидимости от магглов. Северус усмехнулся: его хозяин всегда был склонен к такого рода дорогим вещицам.

Звонка на двери не было; выругавшись, Снейп дернул за какую-то золотистую веревку с бахромой на конце, свисавшую возле, и не ошибся: раздался звон и послышались тяжелые шаркающие шаги, вскоре дверь отворилась.

На пороге появился громоздкий мужчина намного старше самого Снейпа; он казался весь каким-то блестящим и лощенным, гладко выбритые щеки почти отражали солнечные лучи. Одетый в халат, украшенный диковинными орнаментами и туфли с длинным носом, как у сказочного султана, он всем своим видом олицетворял богатство и неравнодушие к шику, чрезмерное и порой приводящее к нелепым крайностям. В руках у него был кулек с какими-то засахаренными сухофруктами.

— Северус? — удивление застыло на лице хозяина домика, он стал нервно пожевывать губу. — Чем обязан?

Снейп не очень-то хорошо знал этого человека, но работа в Хогвартсе позволила узнать его получше. Он тяготел к дорогим вещам и богатым людям — и в этом отношении Снейпу повезло: он преподавал год или два у Люциуса, и за это время они установили неплохие отношения, ведь Млфой нередко был звездой вечера на мероприятиях, который устраивал этот человек. И Малфой, и сам Снейп были почетными гостями «Клуба Слизней». Сам же Гораций Слизнорт был одним из тех людей, которые предпочитают не сидеть на троне, а стоять за спинкой — там легче развернуться.

— Здраствуйте, профессор Слизнорт, — Снейп натянул на лицо маску превосходства и сложил руки на груди; Гораций лишь кивнул в ответ на приветствие. — Неплохой дом, даже очень, — Снейп прекрасно знал, насколько Слизнорт уважает лесть. Через несколько минут зельевары уже находились в огромной гостиной; Слизнорт уселся на толстые пуховые подушки с кисточками на концах, Северус же скромно обошелся стулом из красного резного дуба; на кофейном столике рядом лежали неизменные засахаренные ананасы в хрустальной вазочке. Снейп поморщился: больше всего на свете он ненавидел сладкое — ну, после Поттеров, конечно.

— Право, Северус, я все же не понимаю твоей просьбы, — пухлая рука потянулась к отвратительно ярко-желтым ананасам. — Почему же я не могу помочь бывшему ученику и довольно влиятельному человеку?

Северус нервно оттянул ворот мантии и скорчил кислую мину.

— Понимаете, Гораций, то зелье… оно довольно опасно. Впрочем, вы сами это поймете, лишь взглянув на рецепт.

— Чем же, Северус? Насколько я знаю, министерство сейчас довольно пристально следит за всякого рода опасными вещицами, поэтому Люциус просто не может знать состав какого бы то ни было опасного зелья. Вы слышали, что ко всем, кто знает хоть что-то, относящееся к очень темной магии, разрешено применять Обливейт? Этим теперь занимается Отдел по магической безопасности, — Северус нервно кивнул: конечно, он был осведомлен о таких крайних, но далеко неэффективных мерах Министерства. Но недогадливость старого зельевара выводила Снейпа из себя.

— Это запрещенное зелье. Я… Оно готовилось лишь по приказу Волдеморта,— Снейп знал и о таком качестве Слизнорта как трусость, и поэтому сейчас умело играл на нем, если уж Гораций не видел ничего дальше вазочки со сладостями. Услыхав имя, Слизнорт поперхнулся, перестал сладко улыбаться, обнажая желтоватые зубы, и впился маленькими удивленными глазами в Северуса.

— Что? Откуда…

— Да, — оскалился Снейп. — Я варил его. Но вы же понимаете, что у меня не было выбора? — Гораций вжался в подушки и четь заметно кивнул. — Это зелье убивает. Медленно, беспощадно — в его составе есть ртуть, а это значит, что, по сути, оно является догоиграющим ядом. Теперь вы осознаете, Гораций, что потребует от вас Малфой? Вы же не хотите быть причиной чьей-либо смерти после того случая с Томом? — Снейп говорил это тихим вкрадчивым голосом, верно подмечая все слабости Горация: последний внимательно слушал, лицо его было бледно, а глаза то и дело убегали от опасного взгляда Северуса.

Закончив, Снейп удовлетоворенно хмыкнул: его пламенная речь произвела нужное воздействие, и теперь Слизнорт должен сделать правильный выбор между совестью и довольно неплохим гонораром. А в том, что Люциус обратится к Горацию, Снейп даже не сомневался — и очень надеялся, что в этот раз он не совершил ошибку, поговорив с профессором. Раскланявшись и поблагодарив Слизнорта за чудесную беседу, Снейп поспешно выскользнул за тяжелую резную дверь.

* * *

Кажется, уже темнеет; сколько времени я проспал? Я почти проснулся, но никак не могу открыть глаза: веки словно склеены, а голова гудит, как после хорошей вечеринки. Но, несмотря на это, я ощущаю себя прекрасно отдохнувшим, чего не наблюдалось уже довольно продолжительное время. Мне снились чудесные, замечательные сны без красноглазых чудищ, воплей матери и испуганных глаз Седрика. В этих сновидениях я был снова маленьким, глупым ребенком; лежал в кровати, а Лили заботливо укрывала меня мягким теплым одеялом, заботливо подтыкая его по бокам, затем мягко касалась рукой лба — лба без шрама, лишь горячего от высокой температуры. Рука оказалась неожиданно холодной, и вовсе не мягкой и теплой, какая должна быть у любящей матери: скорее она походила на мужскую… Стоп. А если это был не сон?..

Вопрос остается в моих мыслях риторическим и я с трудом распахиваю глаза, щурясь от той толики света, что попадает сквозь плотно запахнутые тяжелые шторы в моей спальне. Я зеваю так, что из глаз текут слезы и пытаюсь перевернуться со спины на бок, но натыкаюсь на неожиданное препятствие. Моя кровать кажется непривычно узкой, и я лежу на самом ее краю, тогда как обычно я нахожусь на этом предмете мебели, широко раскинув ноги и руки по принципу «звезды». Причина обнаруживается быстро: еле сдержав удивленный вскрик, я натыкаюсь на рядом лежащего Малфоя и дергаюсь в сторону. Хорек лежит на спине, одетый в свой же белый костюм и даже светлые ботинки; руки его домиком сложены на животе; судя по равномерному сопению, он спит. И что он здесь забыл? Я тяну руку, чтобы разбудить его, но ладонь замирает в воздухе, а я почему-то не могу оторвать от слизеринца взгляда. Лицо его расплылось в какой-то блаженной, еле заметной улыбке, мимические мышцы расслаблены, и, мне уже кажется, что он сам на себя вовсе не похож. Длинные платиновые пряди разметались по подушке, острый подбородок запрокинут вверх, так что худые скулы выделяются еще больше. Нос, удивительно прямой и ровный, прикрытые глаза и широкий лоб — нет ничего необычного, но почему-то его лицо притягивает мой взгляд. Хотя не только лицо: только сейчас я замечаю, насколько тонкокостный и хорошо сложенный Малфой: узкие бедра, такие же плечи и по-девичьи тонкая талия. Спящий, улыбающийся блондин — что может быть милее?

Я с ужасом одергиваю себя от своих мыслей и чертыхаюсь. Малфой… и вдруг милый? Я определенно схожу с ума. И дабы не создавать себе причин для дальнейшего помешательства, я с силой толкаю хорька в бок. Он мямлит что-то невразумительное в ответ, но после второго толчка нехотя приоткрывает один глаз и кривит губы.

— Какие гребаные пикси тебя укусили, Келли? Дай поспать, — хорек прикрывает глаз и блаженно вздыхает, вызывая во мне бурю возмущения, так что я почти сталкиваю его в кровати. Малфой поднимает веки и удивленно взирает на меня, затем фыркает и повыше забирается на высокие подушки, испепеляя меня взглядом.

— Какого черта ты в ботинках лезешь на мою кровать? — выплевываю я и смотрю ему прямо в глаза, налаживая зрительный контакт. «Как кролик и удав, — мелькает в голове, — только непонятно, где кто».

— Ну извини. Я не думал, что засну, — он ухмыляется. — Прилег отдохнуть на минуту, а тут ты со своим визгом.

— Визг?! — ору я и поспешно замолкаю. Черт, не стоило мне кричать. — Твою мать, ты меня до святого Мунго доведешь!

— Фи, как некрасиво, мисс Келли, — морщится хорек и отряхивает светлую рубашку. — Я вижу, вам уже лучше, если больное горло позволяет вам изрекать столь многозначительные вещи, — его спокойный тон почему-то не выводит меня из себя, а, наоборот, действует успокаивающе, поэтому я присаживаюсь на край кровати и пытаюсь улыбнуться. Все-таки, он ведь проявил заботу: горло действительно не болит, насморк не беспокоит; только, до сих пор не понимаю, зачем ему это было нужно.

— Слушай, Келли, а что у тебя со Снейпом?

Мысли в моей голове не дают понять вопрос с первого раза, а смысл доходит лишь через несколько секунд — у Малфояя определенно что-то с логикой.

— Что? — я даже не дышу, настолько неожиданным он для меня оказался. Да как ему вообще в голову такое могло прийти?

— Ты слышала,— хмурится он, глаза его вполне серьезны.

— Не твое дело, — вдруг бросаю я, хотя мне следовало бы сказать правду; но мне почему-то хочется увидеть реакцию Малфоя. Но он абсолютно спокоен, так что невозможно сказать: обрадован он, расстроен или ему все равно.

— Интересно, — он вдруг натянуто улыбается. — Знаешь, я был удивлен, когда он пришел ко мне на помощь в тот день. Ведь осведомить его о моей… болезни могла только ты, пускай даже ты вешаешь мне лапшу на уши, что училась у него — вероятно, это даже правда, — но как ты связалась с ним по каминной сети? Для этого ты должна знать его адрес, а он направо и налево информацией о своем местожительстве не разбрасывается, знаешь ли, — тянет хорек, разглядывая узоры на потолке. — И он никогда не подпускает к себе так близко своих учеников, Келли; я не в счет — так как я его крестник. Ну, есть еще Поттер, его любимчик, задницу которого Снейп вечно спасает, — Малфой загибает пальцы на тонкой руке, — и все. А кто же ты, Келли?

Знал бы ты, хорек, насколько близок к правде. Но ты не поверишь в это, нет, а правду я тебе не раскрою даже под Веритасерумом — не хватало еще большего унижения на мою больную голову.

— Не знаю, что ты там навооброжал себе, Малфой — но у меня со Снейпом ничего, слышишь, ничего нет. И я не хочу, что бы какой-то слизеринец лез… — удивление мелькает на бледном лице, а я понимаю, что сболтнул лишнего.

— Я не говорил, что учился на Слизерине, — подозрительно щурит глаза Малфой.

— Снейп говорил. Он вообще о тебе все время говорит, Малфой, гордится тобой,— я натянуто улыбаюсь и хлопаю длинными ресницами. Вроде так девушки должны выходить из таких ситуаций? — Он и сам на Слизерине учился, да? — я краснею, но все еще пытаюсь быть невозмутимым. Хорек кивает, но я чувствую, что он мне не верит; поправив ворот рубашки, он опускает ноги на пол и встает с кровати.

— Надеюсь, мисисс Келли, завтра увижу вас на работе. Бумаги не любят ждать, а ваши прогулы отразятся на вашей зарплате, будьте уверены, — голос Малфоя холоден и не выражает абсолютно никаких эмоций. Еще несколько секунд он всматривается в мое лицо, будто пытаясь там найти ответы на все свои вопросы.

— Знаешь, ты напоминаешь мне кого-то… Не пойму, кого, — растерянно бормочет он и грустно усмехается. — Что ж, до завтра, — и хорек скрывается в прихожей. Я слышу звук захлопнувшейся входной двери, и на меня почему-то волной накатывает чувство одиночества. Я будто маленький толстый карапуз, у которого отняли яркий разноцветный леденец на палочке.

С относительно хорошим настроением я встречаю новый день. На часах девять утра, а у меня еще полно времени — на работу лишь после обеда: Миранда, позвонившая утром, каким-то расстроенным голосом сообщила, что у меня еще есть время для отдыха. Нужно будет обязательно узнать, что у нее случилось; никогда не видел (вернее, слышал) ее столь разбитой. Ну да ладно, Мерлин с этой Флокс, у меня есть дела поважнее.

А вообще, я рад тому, что оттяну встречу с Малфоем. После вчерашнего вечера неприятный осадок в моей душе никуда не пропал; больше всего меня волновало то, что я не понимал, что же движет Малфоем. Это-то больше всего меня настораживает в слизеринцах: никогда не предугадаешь точно, чего они хотят. За бездушной маской они скрывают что угодно: боль, отчаяние, счастье, даже любовь. Словно тонкие актеры всегда умело сыграют свою роль в любой ситуации, пускай даже она может обернуться против них. Я усмехаюсь, когда припоминаю, как шляпа хотела отправить меня в слизерин… Думается, я бы не смог прижиться на этом факультете. А ведь все было возможно: свое влияние оказали и предложение дружбы Малфоя, и неясная ситуация с исчезновением Волдеморта, плюс ко всему умение говорить со змеями и открытие Тайной комнаты на втором курсе. Улыбка скользнула по моим губам, когда пред глазами предстала следующая картина: Снейп — мой декан, лучший друг Малфой-младший и я по очереди шпыняем «тупоголовых» гриффиндорцев. Хотя… если взглянуть на это с другой стороны, моя учеба в Слизерине наверняка бы послужила сближению факультетов, ведь я был в дружеских отношениях с львятами. И наверняка смог понять психологию змеек изнутри, понять, чем они живут, дышат, какие мысли овладевают их головами… Легче всего свалить все на влияние Лорда, обозвать слизеринцев марионеточными гадами в его руках и списать их нагловатые ухмылки на врожденное чувство собственного превосходства. Судьба человека обыкновенно обуславливается факторами, возникающими уже с рождения его. Тот же Риддл наверняка не стал бы Тем-кого-нельзя-называть, если бы не воспитывался в детдоме; нелюбовь же к магглам вызывалась пустобродством его папаши. Мерлин, если бы я мог понимать слизеринцев, мне бы не было сейчас так трудно.

Ну да ладно, Мерлин с этим хорьком тоже, у меня есть дела поважнее.

Я распахиваю тяжелый комод с громоздкими дверцами и критически оглядываю скудный гардероб Джейн. Наконец, останавливаюсь на простых классических джинсах, рубашке и кедах — там, куда я отправляюсь, разодетую и разукрашенную Келли выставят за дверь сразу же, как она постучит в оную. Взгляд останавливается на неказистой тумбочке: я открываю дверцу и беру тяжелый прямоугольный сверток: он мне может пригодиться. По дороге в прихожую спотыкаюсь о какую-то коробку на полу, но, слава Мерлину, обхожусь без травм, опасных для жизни. Как во сне передо мной всплывает самодовольная рож… лицо Малфоя, когда он осматривает паутину на потолке и пыль на полках. Хм, надо бы прибраться и пригласить хорька в гости, дабы он убедился, что царящий хаос в квартире был исключительно последствием душевных переживаний Джейн по причине затянувшейся ангины… Мандрагоры великие, о чем я думаю? Плевать на мнение Малфоя.

Затолкнув ногой коробку под стол, я со вздохом выхожу из квартиры.

* * *

Гермиона сказала, что та девушка, к которой я направляюсь, в данный момент обитает в скромном домике недалеко от Норы. Аккуратный, с отделкой под дерево он как нельзя лучше вписывался в обстановку, состоящую из густого зеленого леса на окраине и огромного высокого холма, сплошь усыпанного сухими листьями. Стучу: шаги приближаются, и вместе с ними слышится девичий голос.

— Дин, это ты? — кричит девушка, но когда открывает дверь, слова застывают у нее на губах. Уизли просто светится счастьем, но ровно до того момента, как ее взгляд останавливается на мне.

Я на секунду вовсе забываю, кем стал, что случилось и вообще все то время, которое мы провели в ссоре. Хорошо, что я сдерживаю себя и не бросаюсь ей в объятья, а хочется — огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по худым плечам, веснушки, подаренные солнцем и румянец на щеках делают из Джинни самую настоящую красотку. Хотя… дело вовсе не в ее привлекательности, скорее, в воспоминаниях о моем недалеком прошлом. Какое-то непонятное чувство гложет меня изнутри: осознаю, что в мыслях Джинни ставлю рядом с Гермионой, но не более. Никаких больше поцелуев на ночь и совместных утренних завтраков.

— Ты? — гнев появляется в ее серых глазах, она качает головой и шепчет: — Уходи…

— Джинни, стой,— я придерживаю рукой дверь, а девушка яростно пытается ее захлопнуть у меня перед носом. Наконец, сдавшись, она нервно сдувает упавшие на лицо рыжие пряди, складывает на груди руки и нетерпеливо на меня уставляется. — Мне нужно с тобой поговорить.

— Нам не о чем разговаривать! — девушка повышает голос, брезгливый взгляд сверху вниз ясно выражает все отношение его хозяйки ко мне. М-да, его можно сравнить только с фирменным снейповским.

— Джинни, — я опять мешаю ей повернуть ключ в замке, — я не тот, за кого ты меня принимаешь.

— Что? — она удивленно морщит лоб и фыркает. Я нервно киваю в сторону прихожей.

— Позволь пройти?

— Убирайся! — визжит Джин и почти толкает меня за плечи. — Спи дальше со своим Поттером, и не лезьте в мою жизнь! Передай ему, что он гад, что он предал нашу семью, что он…

— Твою ж мать, Уизли, нет никакого Поттера больше! — мне приходится повысить голос, дабы перекричать ее, и это срабатывает: она распахивает глаза в изумлении и тихо шевелит алыми губами.

— Что с ним? — мгновенно успокаивается она и бледнеет. Я киваю в сторону прихожей, и она-таки отходит в сторону; я проскальзываю внутрь и мы направляемся в сторону скромно убранной гостиной с горящим камином. Джинни изящно садится в глубокое кресло, достает пачку маггловских сигарет и закуривает. Я удивленно приподнимаю брови.

— Не знал…а, что ты куришь, — она бросает на меня злой взгляд и, нервно теребя сигарету в тонких пальцах, выпускает бледный молочный дым.

— Только когда очень нервничаю. В последнее время это случается намного чаще. Что с Гарри?

Я прикрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана. Я решил, что скажу ей правду, но теория как всегда непреодолимо трудно соотносится с практикой, и все наметившиеся планы летят к чертям. Она не поверит мне, решит, что новая поттеровская пассия просто издевается над ней… Но мне просто необходимо удостовериться — иначе какого черта я бы ломился к Уизли в квартиру? — что она выходит замуж за Томаса исключительно по большой и великой любви, а не в отместку старине Гарри.

— Джин, выслушай меня, помнишь тот день, когда ты вломилась ко мне в квартиру…

Девушка подавилась дымом и затушила сигарету в металлической пепельнице на столике.

— К тебе? Вломилась? Ах ты, дрянь… — она уже готова была вскочить и, похоже, если не вцепиться Джейн в волосы, то хотя бы изодрать длинными ногтями выглаженную рубашку. Я своевременно дергаюсь в сторону.

— Джин! Я же ясно выразился, успокойся хоть на пять минут! — она смотрит на меня как на человека с умственными отклонениями, но гордо, словно львица, выпрямляет спину, сдвигаясь на краешек кресла. — Я сам не знаю, что произошло, но утром я проснулся в этом, — мне приходится дернуть себя за ворот, — теле. Джинни, я превратился. Я не понимал, кто я, где, зачем, что со мной происходит. Потом ты устраиваешь мне сцену, когда я вообще отключен от внешнего мира и нахожусь на грани помешательства, близкой к безумию.

— Что? — девушка хмыкает и встряхивает копной рыжих волос. — Ты— Гарри? Думаешь, я тебе поверю? Не выгораживай своего любовника, не унижайся, девочка.

Меня начинает выводить из себя ее нагловатый тон, такая Уизли мне определенно не нравится; меня передергивает, когда я представляю, что эта Джинни бы встречала меня с тренировок по квиддичу и выговаривала свое недовольство слишком поздними стуками в дверь. Не нужно мне такого счастья. Мне приходится впиться в свои руки ногтями, чтобы успокоиться; мысленно я считаю до десяти и начинаю тихим тоном говорить то, что, по моему мнению, окончательно сломит неверие Джин.

— Прошлое рождество, малыш, помнишь, какое чудесное время мы провели вместе? Мы встречали его в Норе, шумно, всей семьей Уизли — то есть, и моей тоже. Елка, огромная елка, которую мы с Роном трансфигурировали из старого дуба во дворе — была украшена колдографиями, ты помнишь, Джин? Как мы позировали под прицелом камеры Колина Криви, корча рожицы и наряжаясь в маггловские карнавальные маски? Как выискивали среди старых колдографий в доме на Гриммо лица Люпина, Тонкс, Сириуса, моих родителей и всех тех, кто погиб во имя войны?.. — я вздыхаю, живо представив себе те времена, наполненные горькими слезами вперемешку с рождественским ожиданием чуда. — Когда стрелки часов на циферблате встретились, мы с тобой решили, что и нам пора — и поднялись в верхнюю комнату… Помнишь, я подарил тебе кольцо — знаешь, я очень долго выбирал его вместе с Роном, оно было самым красивым среди собратьев — ведь я хотел, чтобы оно было похоже на свою будущую хозяйку… А ты… ты, Джин, сказала, что твой подарок будет самым чудесным на свете — ты подаришь мне ребенка. Я очень хотел, правда, иметь большую семью, был бесконечно рад твоим словам, хоть мы и провели эту ночь в разных комнатах — действовали консервативные воззрения Молли. Но ты почему-то забыла о моем рождественском подарке потом, извечно пропадая, после окончания Хогвартса, на тренировках по квиддичу и различных мероприятиях, где необходимо было блеснуть отпадным платьем и безупречной фигурой, не обремененной беременными частями тела. Знаешь, Джин, мне было плевать на то, сколько макияжа ты наложила на себя и на сколько сантиметров утянула очередной корсет — я был влюблен в Джиневру Уизли, а не то, что она из себя строила.

— Что… Гарри? — девушка растерянно тянется за новой сигаретой, но, не закуривая, теребит ее в руках. — Гарри… Я… Ох, прости.

Да, ты немногословна, Уизли. Надеюсь, ты хотя бы помнила, что обещала мне на Рождество. Я усмехаюсь и достаю сверток, который захватил из дома — собираюсь кинуть его на стол, но рука замирает, и я бережно опускаю его на поверхность. Джин внимательно наблюдает за моими действиями, потом разворачивает прямоугольный сверток. Им оказывается альбом — с фото— и колдографиями, где на первой страничке красуется корявая, почти выцветшая запись «От Хагрида с любовью Гарри Поттеру». Девушка бережно переворачивает страничку за страничкой — родители, машущие рукой, Мародеры, Лили, сияющая, танцует вальс с Джеймсом. Взгляд девушки останавливается и на другом маггловском фото: Лили строит рожки черноволосому черноглазому длинноносому мальчику, безмерно счастливому и улыбающемуся — его мне прислала тетя Петуния по почте, причем на обороте карточки красовалось небрежно выведенное «Это принадлежало твоей матери». Шурша пожелтевшими листами, девушка открывает и последнюю страницу — там Гарри и Джиневра, обнявшись, греются у камина — беспечные, влюбленные, глупые — а позади них Джордж в шутливой манере наколдовывает из палочки лепестки роз, зачарованно падающие на старый ковер и запутывающиеся в наших волосах. Девушка— не на колдографии, а сидящая передо мной — грустно улыбается, смахивая предательскую слезинку с веснушчатой щеки.

Комок застревает у меня в горле, так что становиться тяжело дышать. Джинни молчит, аккуратно захлопывает альбом, но из него вылетают еще несколько колдографий, запечатлевающих Джин и Дина Томаса под руку в парке — те, которые и были для меня последней точкой в наших отношениях. Несколько секунд Уизли вертит в руках карточки, затем прикрывает рот рукой и качает головой. Он не расплачется, нет — ведь именно это я полюбил в Джинни — умение оставаться разумной в любой ситуации.

— Агуаменти, — она наколдовывает стакан воды, делает глоток и прикладывает его к виску, как после хорошей пьянки. Хм, глупое сравнение, но почему-то что-то более глубокое и утонченное мне на ум вовсе не идет. — Гарри… Я не знаю, что сказать. Я очень виновата пред тобой… Мне плохо, Гарри.

— Джинни, — я присаживаюсь на подлокотник ее кресла и обнимаю за голову, мягко поцеловав в затылок. — Милая Джин, я не виню тебя. Просто… жизнь сама знает, что нам нужно.

— Возможно, — она кивает и обнимает меня в ответ. — Что с тобой случилось?

Ничего. Все перевернулось с ног на голову, пребольно ударившись затылком.

— Ты не видишь? — тихо проговариваю я. — Я сам не знаю. Мальчик опять вляпался в неприятности.

— Ма-альчик, — выдыхает Джин, мягко отодвигаясь и заглядывая ко мне в глаза. — Ты был мужчиной, когда мы… расстались, — она молчит, на ее лице — растерянность. — А глаза у тебя остались прежние.

— Ты выходишь замуж, — я не спрашиваю, а подтверждаю факт. Девушка кивает и опускает взгляд. — Скажи только одно: ты любишь Томаса?

— Да,— немного помедлив, шепчет она. — Люблю. Он… мне с ним хорошо, понимаешь?

Я киваю, хотя ни черта не понимаю, каково это — любить так, как рассказывавет Джин.

— А меня? Меня ты любишь? — Джин опускает голову, но отвечать не спешит.

— Гарри, пойми… Я люблю Дина, — быстро проговаривает она, а я лишь до крови закусываю губу. — Когда он рядом, тебе кажется, что все окружающее тебя правильно; дождь на улице, подгоревшая каша на плите и смятая кровать. Вы как одно целое, а ты никогда, слышишь, никогда не будешь думать, что ты его недостойна.

— А со мной, значит… — я не договариваю и хмурюсь. Хм, я никогда не подозревал, что в эту рыжую голову могли закрасться такие мысли. — Прости. Я никогда не делал себя героем, ты же знаешь, мне плевать на знаменитость…

— Не надо, — девушка вдруг прикладывает палец к моим губам. — Дело не в тебе. Просто… Я бы не смогла терпеть вечный шепот за спиной, осуждающий, ревнивый, порой недовольный. И не нужно повышать мне самооценку, Гарри, я знаю, что на самом деле ты и пальца моего не стоишь, — она печально усмехается, и я присоединяюсь к ней. — Эх, Поттер, ты был никудышной второй половинкой.

Я фыркаю и качаю головой:

— А ты была лучшей, первой, Джин. Ты как книга, которую прочитаешь на одном дыхании, которая поменяет все твое мировоззрение, и сколько потом не перелистывай страницы, испещренные выцветшими буквами, никогда не поймешь, какая строчка заставила тебя совершить отчаянный поступок.

Девушка улыбается и ущипывает меня за щеку, так что мне приходится вскрикнуть.

— Раньше тебя не заносило так далеко в размышлениях, — она нервно рассмеялась, заставив меня вздрогнуть. — Ты изменился. Ты… вернешься, Гарри?

Я мученически натягиваю на лицо подобие улыбки и стискиваю руки в кулаки.

— Этот вопрос мучает меня последние недели. И я не знаю на него ответа.

Еще несколько часов мы разговариваем — о ее жизни, любви, мыслях и о моих тараканах в голове. О моем новом теле и о ее новом женихе. Наши жизни кардинально поменялись — но в лучшую ли сторону? Джинни обрела любовь, я — головную боль и иной взгляд на обыденные вещи. Дин Томас — о нем девушка проговорила почти все время — оказался мечтой любой одинокой колдуньи: добрый, умный, заботливый. Работает в какой-то маггловской фирме и весьма неплохо зарабатывает — так что этот уютный домик он подарил Джин в качестве свадебного подарка. Кто я по сравнению с ним? Громкое имя, не более, ничтожество, не могущее сделать счастливой сестру лучшего друга. Хочется совершить что-нибудь отчаянное, но сдерживает лишь то, что Гарри Поттера в данный момент как такового не существует — а Джейн вовсе не обязательно отвечать за ошибки глупого мальчишки.

Джинни не умолкает ни на минуту — а я просто любуюсь её правильными чертами лица, доброй улыбкой и веснушками на носу. Ни к черту припоминается Малфой — и тот вечер, когда я обнаружил его в своей кровати. Что-то внутри странно дергается, так что я пугаюсь своим ощущениям… Мерлин, надеюсь, это отвращение.

«Да, Джи, я тебя слушаю», — мне приходится кивнуть, когда девушка окликает меня, оторвав от размышлений. Её голос никак не желает в моей голове складываться в слова, а я не могу сосредоточиться на разговоре, так что девушка разочарованно качает головой и замолкает.

— Ты так и не научился меня слушать, Поттер, — тихо шепчет она, но я прекрасно это слышу, хоть и не подаю вида. Меня пугает то, что девушка передо мной кажется мне чужой, непонимающей и холодной. Это не моя, определенно, не моя Джинни, бывшая невеста. Хотя… может, она всегда была такой?

Извинившись, я приобнимаю Джи за плечи и шаркаю по ламинату в узкую прихожую.

— Я хочу, чтобы ты пришел на свадьбу, — голос ее почему-то срывается, она запрокидывает голову, не желая ощутить холодные колкие слезинки на щеках. Она улыбается, но глаза ее настолько печальны, что весь наш разговор кажется карикатурной постановкой начинающего режиссера.

Я пожимаю плечами, приоткрываю дверь, но замираю, услышав, что Джинни намерена сказать еще кое-что.

— Любовь может отразиться на патронусе, Гарри, — опустив голову, бормочет она, заставив меня напрячь плечи. — У меня новый патронус, Поттер. До этого ему и в голову не приходило меняться.

* * *

Пребывая все еще в некотором растерянном состоянии, я добираюсь до работы вполне благополучно, не считая нескольких недовольных пешеходов, которых я задеваю локтем или которым отдавливаю ноги до жути неудобными туфлями, кои соизваливаю надеть, заглянув домой.

Вежливо поприветствовав встречающихся по пути коллег, я открываю дверь кабинета и быстро захлопываю её внутри — желания видеться с растерявшим вдруг всю свою ненависть начальством я вовсе не желаю. Опустившись за стол, я натыкаюсь на листок бумаги.

«Документы у Флокс, распоряжения — у меня. За работу, мисс. Ах да, чуть не забыл — с выздоровлением после тяжелейшей перенесенной болезни».

Нервно скомкав ненавистный листок, я с первого раза попадаю в урну, и мысленно представляю, как по велению палочки Макгонагалл хорек получает многочисленные тяжкие телесные повреждения, затем довольствуется порцией сектумсемпры, а после сгорает в Адском Огне. Становится чуть лучше.

Кто бы мог подумать, что сам Гарри Поттер будет работать на Малфоя? С другой стороны, хорек не знает, кто скрывается под женским личиком — так что мы, вроде, квиты. Если и дальше развивать эту мысль, то, в общем, можно прийти к весьма противоречивым выводам: в нормальном состоянии Поттер вряд ли снизошел бы до откровений хорька о его проблемах, или был спасен после Авады Люциуса, шаркал босыми пятками по малфоевской кухне в поисках молока и уж точно бы не разглядывал спящего на своей кровати блондина…

Тяжело вздохнув и поправив носком туфли придверный коврик, я тяну на себя ручку и отправляюсь к Флокс.

* * *

Я не сразу понимаю, откуда доносятся приглушенные рыдания: приложив ухо к беленой двери, осознаю, что звук идет именно из кабинета Миранды. Я совершенно точно ощущаю почти плывущую магию — это, верно, чары отвлечения внимания для магглов, ибо, оглядевшись, я вижу, что ни одна живая душа не обращает внимания на сие безобразие. Дверь не поддается на стуки кулаком, уговоры и пинки туфлей. Зато помогает старая добрая Аллохомора, и я проскальзываю внутрь.

Миранда, опустив локти на деревянный стол, закрывает лицо руками, причитая и завывая; длинные волосы ее взлохмачены, тушь размазана по лицу. Вздрогнув от стука двери, она поднимает на меня расплывшиеся красные глаза и, хлюпая носом, быстро прячет нечто, лежащее на столе.

Я успеваю заметить, что нечто похоже на газету, немного пожелтевшую, причем… кажется, картинки на бумаге движутся, словно на колдографии. В два шага преодолев расстояние от входа до стола, мне удается побороть упрямство Миранды и вырвать газету у нее из рук.

Это, определенно, «Ежедневный Пророк». Тот самый, вызвавший у меня бурю возмущений и послуживший прикрытием для игры в молчанку с Гермионой. Верно, даже раскрытая, немного помятая страница изображает улыбающуюся во все тридцать два белых зуба Скитер.

— Миранда? — девушка не показывает лица, спрятавшись за занавесью спутанных волос, лишь плечи ее чуть заметно вздрагивают. Только сейчас я понимаю, что… — Ты… волшебница?

Она затихает, удивленные глаза ее с секунду скользят по мне, а губы кривятся от рыданий, и она вновь опускает голову на стол.

— Черт возьми, Флокс, что происходит? — мне приходится обогнуть фикус и два кресла и схватить девушку за плечи. Она качает головой и пытается вырваться. — Агуаменти! — стакан воды ей точно не помешает, и я впихиваю его ей в руки.

— Уйди, пожалуйста, — шепчет Флокс, делая глоток.

— Нет. Что такого понаписали в Пророке, что ты сотрясаешься в рыданиях? Кого-то убили? — я решаюсь спросить про самое худшее, что могло бы произойти — но к моей великой радости Флокс отрицательно мотает головой. — Миранда, страдания в одиночестве ни к чему не приведут, — бросать девушку в таком состоянии я не намерен, имеет место быть и гриффиндорская совесть, и просто банальное любопытство, желание раскрыть очередную тайну, тем более, если она касается магического мира. Флокс — я бы никогда не подумал, что она может обладать магическимим способностями — ничего говорить не желает, поэтому мне приходится идти на крайние меры.

— Идем, — я тяну девушку за руки, и она невольно встает, немного пошатываясь и пытаясь привести гнездо на голове в порядок. Взглянув на размер причиненного ущерба, я решаю, что хуже не будет и трансфигурирую ее высокие каблуки в удобные балетки. Немного поразмыслив, проделываю то же и со своей обувью. — Беседа на рабочем месте, чувствую, у нас не заладится.

Через минуту я тащу расклеенную Мираду под руку к лифту, она не сопротивляется, но и особого рвения не проявляет. Заработав по пути удивленные взгляды шатающихся без дела по офису сотрудников, я не замечаю, как сильно задеваю кого-то локтем. Кем-то оказывается Малфой, он дергается в сторону, поправляет темно-зеленый галстук и замирает, увидев сию картину: две его сотрудницы, одна из которых представляет собой жалкое зрелище — потекшая тушь, распухшие глаза и мятая рубашка, а другая — просто девушка, с которой начальство уже успело пройти все крайности в их отношениях, ползком и перебежками добираются до лифта, а затем Джейн, тихо и совершенно не по-женски выругавшись, остервенело жмет запавшую кнопку вызова.

— Что за… — хорек приподнимает белесую бровь и делает шаг в нашем направлении, но тут створки лифта, к моему счастью, открываются, и мы заваливаемся внутрь.

— Отстань, Малфой, не до тебя сейчас, — тихо бросаю я, так что это слышит лишь поменявшийся в лице адресат, и двери закрываются, скрывая за собой разгневанную аристократическую физиономию любимого начальства.

Ноги сами нас приводят в какой-то неописуемо модный маггловский клуб; «Зажигалка» — флуоресцентными буквами значится при входе, и мы вваливаемся в помещение, сразу же окутанные громким музыкальными басами, тяжелым запахом выпивки и сигарет. Черт нас дернул притащиться в такое место, но из бессвязного лепета Миранды я понимаю, что только здесь она сможет продолжить свою истерику, не привлекая лишнего внимания.

Нет, мне абсолютно неинтересны танцующие в каких-то перьях девицы на подиуме, пытающиеся влезть на сцену мужчины и разноцветные конфетти в воздухе, но когда мы проходим мимо парочки страстно целующихся представителей одного пола, моему терпению приходит конец.

— Куда ты, Миранда, черт возьми, меня притащила? В гей-клуб или…

— Нет, — девушка окидывает меня странным, ничего не выражающим взглядом. – Просто здесь слишком многое разрешают. И вообще, хватит ныть, Келли, пошли за тот столик, — она кивает на угол, где не летают конфетти, — я хочу виски.

— Ныть?!— возмущенно фыркаю я, но будучи подхваченным под локоть Мирандой, не успеваю начать гневную тираду.

Вскоре Флокс уже сидит в обнимку с бокалом спиртного, а я пытаюсь выведать у нее причину внезапного помешательства. Она молчит, поэтому мне приходится вытащить из сумки упрятанный туда «Пророк» и разложить на столе, надеясь, что магглам сейчас не до газеты с двигающимися картинками.

— Ты не маггла.

— Ты тоже, — хмыкает Флокс, прикладываясь к виски. Разговор, определенно, не клеится.

— Слушай, Флокс, или ты рассказываешь, что с тобой случилось…

— Или? Джей, зачем тебе это? Не нужно нагружать себя чужими проблемами – так намного легче жить.

«Особенно, когда ты сам сплошная проблема», — проносится в голове. И вдруг в нее закрадывается еще одна, кажущаяся теперь абсолютно верной, навеянной недавними воспоминаниями о встрече с Малфоем-старшим и закончившейся Авадой мысль. Я осторожно нащупываю в длинном рукаве две волшебные палочки, достаю одну из них и протягиваю девушке; та изумленным взглядом следит за сиим действом.

— Твоя? – она кивает, выхватывает палочку у меня из рук и почти с нежностью проводит тонкими пальцами по темному дереву.

— Откуда…

— Ты забыла ее у меня в кабинете, — хмыкаю я, мысленно проклиная память Миранды и мою невнимательность. – Как ты без нее обходилась?

— У меня… есть запасная, — она почему-то краснеет и вновь замолкает, пряча палочку.

Но я лишь киваю на разложенную газету с улыбающееся Скитер на ней.

— А теперь я сама решу, что нужно мне. Рассказывай, — но Флокс лишь качает головой и закрывает глаза.

— Стоп. Хорошо, Миранда, оставим «Пророк» в покое. Расскажи мне, где ты училась, как вообще попала в маггловский мир?

Миранда поднимает веки и уставляется на меня тяжелым взглядом. Виски на нее не действует, она абсолютно вменяема, только очень печальна. Она прищуривается, когда я замечаю странный блеск в ее глазах. Потом улыбается во все тридцать два белых зуба почему-то до жути знакомой улыбкой.

— В Хогвартсе, — сипло бросает она, изучая меня взглядом, будто желая увидеть реакцию на свои слова. – Сначала в Хогвартсе – на Когтевране, затем в Шармбаттоне.

Где-то я уже слышал это, ну да ладно— сейчас я вовсе не желаю рыться в воспоминаниях. Поэтому задаю другой вопрос – не потому что мне интересно, а просто из-за желания продолжить разговор. И кто же знал, что именно моя гениальная глупость откроет путь к правде?

— А родители? Они волшебники? Мои, например…

— О, это самый интересный вопрос, — неестественным, слишком высоким голосом перебивает девушка. – Мой отец, очень хороший человек, был магглом, мать – волшебницей. До четвертого курса я обучалась на Когтевране, а затем с отцом уехала во Францию. Мать же осталась здесь – впрочем, я ее совсем не помню, всю сознательную жизнь со мной рядом был отец. Она просто не желала знаться с нами. Понимаешь, о чем я? – мой взгляд падает на газету, улыбку Скитер и скандальный заголовок, и я ощущаю, как в моей голове что-то щелкнуло.

— Фамилия мне досталась отцовская – Мерлин упаси, мама никогда бы не призналась в родстве с полукровкой, — тем временем спокойно продолжает Миранда. Мой дом сейчас – Париж, но я время от времени приезжаю сюда и пытаюсь встретиться со своей небезызвестной матерью. Палочки у меня также две – на обе страны.

— Так ты… — от нахлынувшего понимания я теряю умение выражать свои мысли. Вот так, общаешься с человеком и не знаешь, что она родственница если не врага, то уж неприятеля точно.

— Да, — кивает Флокс. – Я дочь Риты, хотя я уже начинаю сомневаться в этом, так как мать все отрицает. Теперь еще эта статья… — тут девушка всхлипывает и ударяет ладонью по газетенке. – Она унизила мою семью, если, конечно, такое понятие вообще применимо. Ты не представляешь, как это больно…

— Представляю, — шепчу я: несколько недель тому назад я и сам оказался в подобной ситуации. Обида, опустошенность и чувство несправедливости при воспоминании о той статье гложут меня до сих пор, но я ведь и думать не мог, что наша «месть» затронет тех людей, которым я меньше всего на свете хотел бы причинить боль. – Прости.

— Тебе не за что извиняться, ты же не имела отношение к этим дрянной газете, — я отвожу глаза и с трудом киваю. – По крайней мере, здесь нет ни одного лживого слова, просто… Просто я всегда лелеяла надежду восстановить родственные отношения, но после этой статьи, кажется, ничего не выйдет – теперь-то Рита точно не захочет связывать себя родственными узами.

Я чувствую комок, застрявший в горле при виде заплаканного и печального лица Миранды – и, приглядевшись, теперь уже точно нахожу в нем знакомые, сходные с колдографией в «Пророке» черты.

— Как же ты оказалась в маггловской фирме? – мое любопытство не утихает, хотя я и не надеюсь на откровения Фокс, но девушка, поправив волосы и опустив голову, на вопрос все же отвечает.

— Долго рассказывать, Джей, но ты ведь и так уже многое теперь обо мне знаешь? – она пытается улыбнуться, а мне становиться не по себе: вечно я оказываюсь в нужном месте в нужный час и узнаю уж слишком много что о той же Миранде, что о Малфое. – Я приехала сюда еще до победы – в конце мая – и с тех пор не возвращалась в Париж. Не хотела – было много на то причин – поэтому сняла квартиру неподалеку в маггловском райончике, а потом узнала, что Малфой стал возглавлять одну маггловсую компанию – вроде, ему досталось неплохое состояние после погибшей матери. Потом устроилась к нему на работу, благо, кое-что смыслила в этом деле, да и заочное знакомство с Драко помогло.

— Ты его знала? — почему-то мои мысли вновь перетекают на хорька.

— Не лично, — качает головой Флокс. – Но фамилия Малфоев довольна известна в магическом мире, так же как, например, Риддл или Поттер, — пожимает плечами девушка, заставив меня вздрогнув от собственного имени. – Вот так я прижилась здесь, каждодневно изображая из себя легкомысленную, в меру разумную, но типичную магглу Миранду Флокс. Ох, Келли, как же я устала от этой игры…

— Но… Миранда, почему же ты не боролась, есть, в конце концов суды – те же маггловские, и вообще… — договорить я не успеваю, так как за наш столик присаживается не слишком трезвый парень – широкий в плечах, с темными, забранными в хвост волосами и сережкой в носу.

— Не желаете прекрасно провести вечер, дамы?— вальяжно откинувшись на диванчик, проговаривает он, приобняв Флокс за талию. – Поехали из этого дерьмового местечка ко мне, а, крошки?

— Отвали, — Миранда, обернувшись, почти прожигает его взглядом, на что парень хмыкает и встает из-за стола, а в нас летит очередная порция цветных конфетти из громко хлопнувшей и заставившей меня нервно вздрогнуть хлопушки. – Понимаешь, Джейн, — девушка невольно провожает гостя взглядом, — это сыграло бы против меня. Если бы широкому кругу масс открылась моя маленькая тайна, меня вряд ли бы оставили в покое, а такой знаменитости, когда в тебя на каждом шагу тыкают пальцем и шепчутся за спиной, я не хочу – это ужасно.

Ужасно. Мне все-таки пришлось через это пройти, Флокс, и это действительно неописуемо. Поэтому я еле заметно киваю и неосознанно тереблю прядь длинных волос.

— Впрочем, мне хватает того, что я действительно уверена в том, что Скитер моя родная мать – когда-то давно я провела магический ритуал с использованием зелья родства – аналог маггловскому тесту ДНК, — тут девушка усмехается, — а я действительно была сильна в зельях, только не спрашивай почему. В Шармбаттоне я специализировалась на противоядиях.

— Флокс, прости, что влезла к тебе в душу, — я вздыхаю и закусываю губу. – Просто… это действительно было для меня неожиданностью.

— Да уж, — хмыкает девушка, играя в руках со стаканом невесть откуда взявшейся воды – наверняка, невербальная магия. – Мне стало легче. А тебе, кажется, я могу доверять – мы чем-то схожи, ведь ты тоже что-то скрываешь – нет-нет, не перебивай, я прекрасно вижу. Расскажешь?

— Не сейчас, — бросаю я.

— Нет так нет, — она опять улыбается, хоть боль из ее глаз так и не исчезла. И мне становится очень стыдно, что я имею хоть и косвенное отношение ко всей этой истории…

— Ты одинока, Джей, — вдруг шепчет она, заглядывая ко мне в глаза. – Почему? – но я лишь пожимаю плечами, дивясь ее проницательности. – Знаешь, и в этом мы похожи. Здесь у меня нет совершенно никого – друзей, родственников или… не важно.

— Не знаю, — честно отвечаю я. – Слушай, Флокс, а почему ты не уезжаешь к отцу? – девушка становится совершенно серьезной и со стуком опускает стакан на поверхность.

— Хочешь компромисс – я расскажу тебе свою историю в обмен на ответ на один единственный вопрос, но какой, я скажу позже. Идет? – сам не знаю почему, но я произношу тихое и еле слышное «да».

— Я ищу одного человека.

* * *

Снейп тяжело вздохнул, когда увидел, что в створку его открытого окна пытается пролезть откормленный филин. Недовольно ухнув, тот, наконец, очутился в комнате и опустился на деревянный кухонный стол, протянув лапу с обрывком пергамента. Северус вздохнул второй раз и, скрепя сердце, принялся отвязывать небрежно повязанную бечевку. Он, кажется, догадывался, от кого было то письмо.

«Не думай, мой милый сердцу друг Снейп, что ты ограничишься задушевной беседой со Слизнортом. Не знаю, чем ты его подкупил, но он поменялся в лице, когда увидел меня на пороге своего сахарного домика. А так как выше моего достоинства убивать бывшего преподавателя, я ограничился лишь чарами забвения.

С любовью, Л.М.»

Снейп скомкал пергамент и со злостью швырнул его в камин, с удовольствием отмечая, как быстро бумага превращается в пепел. Нужно было срочно предупредить Драко.

* * *

— Человека? Кого, Флокс? – я усаживаюсь поудобнее, мысленно строя догадки о личности пропавшего. Кто он – может, брат? О, тогда это будет похоже на какой-нибудь мексиканский сериал, которыми так часто забивала голову тетушка Петуния.

— Не знаю, кто я для него, Джей, — тут Флокс краснеет и закатывает глаза, совершенно смущенная, а я тактично делаю вид, что этого не замечаю. – Когда я училась в Хогвартсе, в один прекрасный день меня навестила мама – конечно, дело не обошлось без оборотного зелья. Это было в мае, в конце четвертого курса… Я была безумна рада этому, и, пока добиралась до кабинета директора, представляла, как мать обнимет меня, а потом скажет, что заберет на лето к себе, и я наконец-то смогу поделиться с ней своими детскими секретами, выклянчить несколько кнатов на мороженое и просто поболтать – как делали все девчонки в нашем возрасте. Но потом, — Флокс поспешно смахнула предательскую, не слишком трезвую слезинку со щеки, — все разрушилось. Она сказала, что я ей никто, и зовут меня никак, и что со следующего года я буду жить с отцом во Франции. Не помню, как я добиралась до спальни, я просто уселась в коридоре, спрятавшись за железными доспехами. А он проходил мимо, верно, хотел, как обычно, наорать и снять кучу баллов. Не знаю, что там заело в его голове, но он отвел меня в кабинет, поставил передо мной чашку горячего чая, а я… я рассказала ему все – захлебываясь в детских слезах, что-то мыча, и вытирая расплывшийся нос рукавом мантии… Он меня понял – а это было очень важно для меня, понимаешь? Потом я уехала, много раз приезжала, но никогда больше не приближалась к Хогвартсу. Боязнь, страх быть отвергнутой – это ли было причиной, я не знаю.

Миранда замолчала; а я прекрасно вижу, с каким трудом ей удается вновь тормошить старые, еще не зажившие раны.

— Потом – ты знаешь – я приехала в мае; это было несколько лет тому назад. Мерлин меня дернул на поле битвы в Хогвартс, но, слава ему же, я успела, — она вздыхает и почти улыбается. – Высокая степень отравления, токсичные вещества уже проникли в клетки – но сильнейшее противоядие – то, работе над которым я посвятила несколько лет – сработало. Я позвала на помощь, он был отправлен в Святое Мунго – я смутно это помню, все было как в тумане… Он выжил, и это было главным. После этого мы не встречались,— тут девушка мотает головой, будто желая абстрагироваться от ненужных мыслей. – Ну вот, это все, наверное, тебе неинтересно.

— Подожди, — вдруг широко раскрываю глаза я, задерживая дыхание. – Это был яд?

— Да, — как-то отстраненно произносит она, опутанная воспоминаниями прошлых лет. – Укус змеи Волдеморта – Нагайны, кажется. Сильный, но вопреки всем уверованиям, поддающийся противоядию… Келли? Тебе плохо? – девушка вдруг опускается с небес на землю и впивается в меня озабоченным взглядом.

Я, кажется, бледнею и усаживаюсь поглубже на диван, опустив ставшие тяжелыми веки. Теперь я совершенно точно убежден, что в мире возможно все, поэтому я нервно начинаю смеяться, чем зарабатываю недоверчивый взгляд Миранды.

— Ты… ради него приехала? – вдруг произношу, давясь смехом и вытирая истеричные слезы в уголках глаз салфеткой.

— Ты не в себе, — хмыкает Флокс.

— Да давно уже, — я замолкаю, и внимательно смотрю не девушку. – И все же?

Миранда вздыхает, но все же произносит, как и я несколько минут назад тихое «да». Потом мы говорим о чем-то, правда я уже не помню смысл всех фраз, Флокс почему-то успокаивает меня как маленького ребенка, а затем, видимо, вспоминает про наш уговор.

— Моя очередь, — шепчет она, когда я затихаю и могу трезво оценивать ситуацию. – Ты знала раньше Малфоя? – ее вопрос заставляет меня подавиться, затем долго заходиться притворным кашлем почти до удушения и болей в горле. – Извини, но я помню твой взгляд в первый день твоей работы у нас.

— Тебе говорить правду, или «нет, никогда в жизни не слышала этой фамилии» тоже пойдет?

Вот, девушка уже улыбается и также, как и Джинни, ущипывает меня за щеку – правда, теперь за другую.

— Правду, Джей, только её.

— Тогда – да, знал… Знала. Мы учились вместе в Хогвартсе, но на разных факультетах.

— И?.. – она вдруг загадочно улыбается, а я удивляюсь ее отнюдь не плавной смене настроения.

— Что? – сдвигаю брови я, не понимая ее намерений.

— Ты была в него влюблена?

— Что-о?! — кашель не поможет, поэтому я просто буду орать. – Да как ты могла подумать?

— Просто ты иногда так на него смотришь… не так, как другие. Да и он, знаешь, к остальным не так сильно придирается…

— Тебе показалось, — вмиг мрачнею я, проклиная свое любопытство, женское тело, Малфоя, Скитер, Флокс и гриффиндорские мозги. Мерлин, нет, чтобы спокойно заниматься своей работой, посиживать в кабинете, не нарываясь на приключения на свою больную голову… — Флокс, ты сейчас настоящая, или вновь ведешь какую-то игру?

— Дай подумать, — она прикладывает палец к тонким губам. – Скорее, нет. Мне действительно это было интересно… Извини. Просто… ох, неважно. Знаешь, если быть влюбленным – во что-то или кого-то – то намного легче жить, поверь. Сердце никогда не бывает одиноко. В нем всегда кто-то есть – родные ли, близкие, любимые и не очень. Одиноким может быть лишь сам человек – человек, не желающий заглянуть в глубины самого себя.

— Ой, не надо рассуждений, Миранда. Нам пора, — с совершенно уже испорченным настроением я поднимаюсь и хватаю возмущенную Миранду за руку и направляюсь по узкому проходу к выходу, по пути успев отдернуть клеящегося к Флокс паренька и поскользнуться на разноцветной мишуре на полу.

Какого черта дочь этой писаки позволяет себе лезть в мою жизнь и делать совершенно неправильные выводы, делающие так больно, словно бьющие шпицрутенами по изможденной уже душе? Но ведь, хвостороги великие, как точно она замечает мелочи и подмечает те моменты, которые и волнуют меня больше всего…

Когда я распахиваю дверь, ночная прохлада паутиной окутывает меня, в ушах звенит от непривычной тишины, и я невольно вздыхаю холодный, немного отдающий сыростью воздух. Он отрезвляет и отодвигает на второй план все проблемы, теперь кажущие уже малозначительными и надуманными. Подумаешь, Флокс оказалась дочерью Риты Скитер, ко всему прочему спасшей во имя великой любви самого Сверуса Снейпа. Подумаешь, она заметила в моем взгляде на хорька нечто, что я и не замечаю сам. Или не хочу замечать. Пускай все катится к чертям, в мире есть я и только звезды на небе, притягивающие, манящие, я и темнота ночи, опьяняющая и будоражащая воображение, есть только я, и мне хорошо одному безо всяких там Малфоев, презирающих и ненавидящих всех Поттеров, что когда-либо существовали в мире.

Пускай.

* * *

Вскоре на воздух вываливается и Флокс, по-видимому, находящаяся в таком же немного бредовом, как и я, состоянии. Смерив друг друга виноватым взглядом, мы идем прочь от яркой вывески «Зажигалки» в сторону, куда не достигает свет фонарей и где темноту, кажется, можно потрогать руками.

О том, что не стоило этого делать, мы понимаем уже тогда, когда слышим заплетающийся, но гремучий и отдающий несколькими стаканами виски голос:

— Ого, крошки, мы вас ждали, — когда глаза привыкают к всепоглощающей тьме, я могу разглядеть того широкоплечего паренька, что приставал к нам в клубе. Рядом с ним обнаруживается еще один – повыше и массивнее; он ухмыляется, обнажив кривоватые зубы. – Не хотите размять кости?

— Нет, — я гордо выпрямляю спину и брезгливо окидываю мужчин взглядом. – Идите, куда шли, а то хуже будет, — не стоило этого говорить – я понимаю, что Флокс вряд ли сможет в таком состоянии применить невербальную магию, хотя с последними нововведениями Министерства за применение заклятий против магглов, даже в качестве самообороны, спасибо не скажут.

— Мне вот эта, упрямая пойдет, — высокий мужчина усмехается и приближается ко мне, но я изворачиваюсь и толкаю парня куда-то вбок, он грязно выругивается и хватает меня за талию, хоть я бью его кулаками по мускулистым рукам.

— Джейн! – Флокс бросается ко мне, но второй паренек хватает ее за плечи и заламывает руки, прикрывая рот.

— Твою… Отпусти Миранду, гад! – высокий мужчина крепко держит меня, так что вытащить палочки возможности нет, но мне все же удается больно пнуть его куда-то пониже колена. Парень взвывает от боли, но, вопреки всему, не ослабляет хватку; я чувствую, что он больно припечатывает меня к кирпичной стене.

— Ты ответишь за это, — он приближает небритое свое лицо к моему, а потом размахивается и залепляет мне гулкую пощечину, так что я кричу, а перед глазами плывут разноцветные точки. – Ответишь, — брызжет он слюной, а его руки тянутся к замку на узкой юбке, а я не в силах даже позвать на помощь…

В следующую секунду я осознаю две совершенно неожиданные для нашей плачевной ситуации вещи: парень, нависавший надо мной, вдруг отлетает в сторону, и в воздухе зависает Петрификус Тоталус, освобождающийё Флокс от объятий широкоплечего мужчины.

— Ты, малек, куда лезешь? – не сраженный заклятьем парень покидает поле моего зрения, но я отчетливо слышу, как второй Тоталус достигает своей цели. Мысленно возблагодарив нашего спасителя, я бросаюсь к Флокс; она поправляет уже полностью испорченную прическу и лишь бурчит что-то гневное. Увидев меня, она впивается взглядом в мою наверняка покрасневшую щеку.

— Пройдет, — лишь отмахиваюсь я. – Ты цела?

— Пройдет, как же, — она достает палочку и произносит что-то бессвязное на латыни, заставившее меня зашипеть от боли. – Теперь хотя бы синяка не останется.

— Спасибо, — смущенно бормочу я, приложив ладонь к щеке: к моему удивлению, она даже не болит. – Кто это был? – Миранда пожимает плечами, а я лишь слышу голос, от которого, почему-то, немеют губы.

— Всегда знал, что нашим милым барышням палочки пригождаются лишь как аксессуар, и ни в коем случае как средство самообороны.

Свет фонаря освещает его ухмылку, платиновые пряди и блестящие серые глаза; как всегда, хорек оказывается в нужном месте в нужный час.

— Спасибо, мистер Малфой, — Флокс подбегает к слизеринцу и с воодушевлением трясет его за руку. – Если бы не вы…

— Тогда мне пришлось бы объявлять вакантными два места в компании, — он хмурится, не обращая внимания на щебет Миранды и пристально вглядываясь в мое лицо. – Как вашего великого ума, Келли, хватило на то, чтобы притащится в это сумасшедшее место? – я только открываю рот, чтобы ляпнуть что-нибудь, достойное нападок Малфоя, как Флокс перебивает меня,легко толкнув в плечо.

— Мистер Малфой, это была моя идея; признаю, что не самая лучшая, — Флокс виновато опускает глаза, поправляя складки на юбке, а я усмехаюсь: она снова работает на публику. Произнеся тихое «Темпус», она несколько секунд разглядывает появившиеся в воздухе часы, и я замечаю, что в глазах ее зажигается чертовский огонек, и она улыбается, совершенно по-кошачьи прищурившись.

— Пожалуй, время отправляться по домам, — все также хитро она поглядывает в мою сторону. – Увидимся, — она кивает мне, бормочет слова прощания начальству и с тихим хлопком исчезает, оставив меня в темноте наедине с этими изучающими глазами.

— Получается, в следующий раз вашу жизнь должна спасать я, — недовольно фыркает Джейн, то бишь я, каким-то совершенно не радостным, скорее, даже обиженным голосом, на что хорек удивленно хмыкает.

— Надеюсь, обойдемся без этого, — он приближается ближе, а я готов провалиться сквозь землю, только чтобы не видеть этого взгляда. Мерлин, ну какого черта именно он ложен был стать свидетелем этой нелепой ситуации? Меньше всего на свете я хотел бы быть обязанным слизеринцу, а теперь он стоит совсем рядом, а я совершенно не понимаю его намерений.

— Я пойду, — поспешно проговариваю я, разворачиваясь и делая несколько шагов.

— Пешком? – даже не видя его, я абсолютно уверен, что он сейчас приподнял бровь, а на его лице – насмешливое, немного презрительное выражение – о, я почти представляю это, благо темнота оставляет простор для воображения.

— Я не могу аппарировать, — мне приходится пожать плечами и обернуться, но вопреки моим представлениям лицо хорька как раз-таки не имеет ничего общего с моей фантазией, он машинально запускает руки в волосы и закусывает нижнюю губу, будто обеспокоен чем-то. – В моем дворике слишком людно даже ночью, а я вовсе не хочу быть причиной сердечного приступа какого-нибудь пожилого маггла, — это похоже на отговорку, хоть и является правдой. Тем более, после недавних случаев Джейн очень плохо переносит всякого рода перемещения в пространстве – так что мне вовсе не обязательно краснеть. Хотя, я могу аппарировать прямо в квартиру – но я себя не важно чувствую, и быть расщепленным в пространстве мне вовсе не улыбается. Малфой несколько секунд, кажется, борется с самим собой, а затем все-таки подходит ближе.

— Флокс убьет меня, если узнает, что я отпустил вас одну гулять по ночным улицам, — небрежно тянет он, но напрасно: я замечаю, с какой осторожностью он это говорит. – Я провожу…

— Не стоит, — быстро отмахиваюсь я. Только провожающего до дома хорька мне не хватало – тогда этот день точно можно будет отметить крестиком в календаре и отмечать как самый главный праздник после рождества.

— Келли, — он вдруг выпрямляется, почти на целую голову возвышаясь надо мной и поигрывая палочкой в руках: я заворожено наблюдаю, как тонкое дерево дрожит в узких ладонях, выпуская мелкие серебристые искры. – Я, пока, ваш начальник. Это был приказ, если вы еще не поняли, — его тон заставляет меня зло взглянуть на его растрепанную челку и понять, что просто так Джейн не уйдет. Что ж, с другой стороны, небезопасно в женском теле шляться по ночному городу и надеяться на Петрификус неожиданного спасителя, поэтому я лишь тяжело вздыхаю. Малфой, тем временем, кидает тихое «Обливейт» в сторону магглов – думаю, с ними все будет в порядке.

— Хорошо – но это будет считаться как возврат долга, — я уже улыбаюсь, и получаю в ответ немного натянутую ухмылку – хорек неисправим.

* * *

Хорек неисправим – наверное, поэтому он разворачивается на каблуках и идет куда-то прочь от клуба, туда, где свет фонарей охватывает проезжую часть – а мне, соответственно, приходится бежать за ним, хоть узкая юбка, отчаянно сопротивляясь этому, сковывает шаги. Действительно, хорек поведет себя как истинный джентльмен, если будет бежать впереди девушки, а последняя, спотыкаясь, будет преследовать его по пятам – и под сиим действом можно будет смело подписывать «М. провожает Ж. до дома в поздний час».

Мысленно продолжать высмеивать джентльменские качества Малфоя я не успеваю, потому что хорек резко останавливается, а я наконец разглядываю причину прекращения его движения по траектории «Клуб – квартира номер 13»: шикарный черный Порше стоит прямо передо мной, на что я могу выдавить только восхищенное «вау» как следствие истощения словарного запаса из-за растраты энергии на зрительные нервы. Машина действительно поражает воображение бедных магглов, а принцип «автомобиль – не роскошь, а средство передвижения» только нервно топчется в сторонке, стыдливо отводя глаза. Тем временем Малфой небрежно открывает дверь со стороны пассажирского сиденья, тактично не замечая моего ступора.

— Прошу, — насмешливо приподнимает тонкую бровь он, поправив воротник кожаной светлой куртки.

— Мы… поедем? – знаю, что вопрос из разряда не самых умных, но на большее я сейчас просто не способен. Конечно, я всегда знал, что хорек тяготеет к дорогим и шикарным игрушкам – что стоит только убранство комнат в его доме – но не представлял, что эта своего рода болезнь перейдет и на маггловские вещицы тоже. Хотя, Миранда же говорила, что ему досталось наследство Нарциссы?

— Нет, Келли, мы полетим, — фыркает хорек, а я словно в забвении киваю и забираюсь в салон, отделанный, похоже, кожей.

— Когда ты получил права? – спрашиваю я, когда он садится справа.

— Ты действительно думаешь, что я мог добыть их честным путем? Деньги решают все, Джейн, поэтому не заморачивайся, — я вздрагиваю, когда он произносит уже ставшее моим имя, а затем слышу гул мотора и вижу свет включенных фар. — Поехали?

— Лайнер стрит, семь, — бормочу я, когда мы трогаемся с места, но хорек почти одними губами проговаривает тихое «я знаю». – Как ты нас нашел?

— Тебе действительно нужно это знать? – едким голосом произносит он, заглядывая в зеркало заднего вида. – Я сидел за столиком неподалеку – о, нет, не надо возмущаться, Келли – я просто обязан был проследить, чем занимаются подчиненные в рабочее время, наплевав на мои распоряжения и трудовой договор.

— Ээ… Ну, я хотела сказать, — наверное, все-таки нужно это сделать, — спасибо, — выдавливаю я, и мне действительно трудно благодарить хорька: во-первых, потому что ситуация, в которой мы оказались не очень-то способствует повышению нашего авторитета, во-вторых – наверное, я никогда не научусь просто и безо всяких стеснений говорить эти семь букв тому, кто закончил Слизерин.

Малфой молчит, но я замечаю, как уголки губ его приподнимаются вверх, и он сильнее сжимает руль в своих руках. Из колонок играет тихая, способствующая расслаблению тела и вялотекучести мыслей музыка, и я поудобнее усаживаюсь в кресле, опустив голову, извините за тавтологию, на подголовник и вытянув длинные волосы из-под пальто. «Храповое устройство лебедки не фиксирует барабан с крепежным канатом», — нет, у меня, слава Мерлину и его потомкам, вовсе не началось размягчение мозга: я просто вижу лежащую передо мной брошюру с открытой страницей с этими странными словами; словно гусь вытянув шею, я пытаюсь прочитать название сего творения – им оказываются, как ни странно, маггловские правила дорожного движения, и я в мыслях злорадно усмехаюсь слишком уж нарочитому заявлению хорька о том, что деньги решают все.

Машина плавно движется по пустой дороге, освещенной одинокими фонарями, а меня клонит в сон, и я прикрываю глаза. Малфой ни говорит больше ни слова, но время от времени почему-то мне кажется, что он усмехается. Я больше не пытаюсь понять мотивы его поступков; думается, что он и сам-то в них не уверен. В самом деле, что такого, если начальник проследит за своими слинявшими из офиса коллегами? И вообще, каждый нормальный представитель мужского пола, увидев, как против девушек применяют грубую физическую силу, должен попытаться разрешить возникшую проблему, хотя… Если бы в Хогвартсе кто-то бы рассказал мне о столь самоотверженном поступке Малфоя, который тот совершил даже без помщи Крэбба или, как его, Гойла, я бы позаботился об обеспечении ему личной шикарно обустроенной койки в Мунго.

Как назло, сон как рукой снимает, и мне приходится нехотя поднять веки, неожиданно встретив пустой, совершенно отрешенный взгляд Малфоя, который тот, впрочем, сразу же переводит на дорогу. Светлая челка, которая постоянно привлекает мое внимание, заставив усомниться в своих умственных способностях и их присутствии вообще, вновь прикрывает его глаза, и я закусываю губу, подавив внезапно нахлынувшее чувство одиночества. А хорек, будто прочитав мои не слишком заумные мысли, отводит платиновые пряди с лица, протерев глаза рукой – и только сейчас я понимаю, что слизеринцы не извечные генераторы едких фраз и кривоватых ухмылок. Они имеют право уставать и не совсем хорошо себя чувствовать. Хорек действительно выглядит изможденным, а я, тем временем, насмехаюсь над собственным чувством жалости, вдруг возникшим к нему, и отвращения к себе – и почти представляю один день из жизни современного мага – звон будильника, холодный душ, фальшивые улыбки, брошенные подчиненным, нагловатый жадный взгляд Строуд, куча документов и звонков и – наконец – две не совсем адекватные коллеги у лифта… А затем клуб, к которому по собственному желанию ты бы не приблизился ближе, чем а десяток автобусных остановок, несколько вешающихся на тебя девиц в перьях и финал: два Петрификуса, сонный взгляд и мельтешение дорожной разметки перед глазами.

Вернувшись в несладкую реальность, я осознаю, что разметка действительно уж слишком быстро пробегает перед глазами, сливаясь в единые белые полосы, взгляд мой останавливается на стрелке спидометра возле мерцающих шестидесяти– и, о ужас – мне приходится вскрикнуть и легко толкнуть хорька в плечо, на что тот вздрагивает и с секунду мерит меня раздраженным взглядом.

— Что? – бурчит он, не снижая, вопреки моему безмолвному негодованию, скорость. Ко всему прочему, я обнаруживаю, что мой квартал остался далеко позади.

— Ты пытаешься покончить со мной без Авады, Малфой? Да на такой скорости от нас и мокрого места не останется! – кричу я, но хорек лишь усмехается, что заставляет меня нахмуриться: усмешка не выглядит как обычно едкой и язвительной, порастеряв весь свой былой лоск, и я добавляю уже тихим, но все еще разгневанным голосом. – Куда, к черту, ты меня везешь?

— Домой. Лайнер стрит, — почему-то совершенно растерянно добавляет он, запустив руку в волосы, и наконец приходит в себя, отпуская педаль газа. – Я задумался.

— Интересно, о чем, — раздраженно бурчу я, сложив руки на груди, но он пропускает мои слова мимо ушей. Вообще, он как-то слишком странно для Малфоя себя ведет – никогда не представлял, что хорек может о чем-то задумываться, наплевав на свою жизнь…

Когда я скольжу взглядом по знакомому ряду домов, машина плавно останавливается, но хорек даже не сморит в сою сторону, постукивая тонкими пальцами по рулю.

— Спасибо, — задумчиво тяну я, будто пробуя на вкус это слово, удовлетворенно отмечая про себя, что на этот раз оно не стоит мне таких огромных усилий. Приподняв брови, он наконец обращает на меня внимание, а я, к своему недоумению, краснею под взглядом его скользящих по моим губам глаз.

— Надеюсь, до квартиры вы, мисс Джейн Келли, доберетесь без последствий, — тянет он, кажется, немного нервно одернув ворот своей рубашки. – На чашку чая, как я понимаю, мне напрашиваться не стоит? – теперь уже приходит мой черед наморщить лоб над приподнятыми от удивления бровями. Закусив изнутри щеку, я что есть силы сдерживаю почему-то кажущийся сейчас таким правильным положительный ответ.

— Правильно понимаете, мистер Малфой, — с каким-то отчаянием, которого я не ожидал даже от себя, в голосе произношу я, открыв дверь и замерев на месте. Воспоминание одного недалекого вечера яркой волной захлестнуло мои мысли; я оборачиваюсь, еле сдерживая улыбку от недоуменного взгляда хорька, и протягиваю тому руку.

— Приятно познакомиться. Я Джейн Келли,— медленно выговариваю я, а хорек продолжает взирать на меня, словно на полоумную, но все же пожимает руку: чувствую холодное, почти ледяное прикосновение, эхом отдающееся где-то в животе, и быстро одергиваю ладонь. – Помнится, мистер Малфой, вы просили меня познакомить вас с девушкой, которой будут абсолютно неинтересны ваши счета в банке и деньги в кошельке. Так вот, будем знакомы, —оставляя несколько ошарашенного, с озарившим вмиг пониманием, отразившемся на лице и выразившемся в неизменно приподнятой в таких случаях прямой брови, хорька в машине, я выскальзываю наружу – навстречу холодному, колкому ветру. Несколько секунд – я слышу гул сорвавшегося с места Кайена и шаркаю почему-то ставшими ватными ногами по асфальту к двери подъезда.

* * *

Знали бы вы, как я боюсь темных вечеров в пустой квартире. Одиночество душит, а слишком чувствительный слух заставляет пугаться даже ворчания угасающего в камине огня. Мысли завладевают опустевшей головой, смешиваясь в поток бессвязных чувств – так, что я уже не могу разобрать, чьи принадлежат Поттеру, а чьи – Келли. Раздвоение личности на лицо: это пугает и заставляет придумывать самые разнообразные поводы, дабы вернуться домой поздно ночью и забыться пустым, блеклым сном. Не помогает даже огневиски – не то, чтобы я неравнодушен к алкоголю – но невменяемое состояние ничуть не помогает абстрагироваться от убивающей, камнем давящей на плечи тишины, зато затем гулко бьет своими последствиями в разросшейся до размеров всей планеты головы.

Дни летят, как птицы на юг, но последние хотя бы возвращаются, первые же необратимы – все поступки, слова и взгляды прочно западают в душу и никаими калачами не выманиваются. Почти две недели проходит с того дня, как я оставляю Малфоя в его машине, но мне до сих пор кажется, будто это было по крайней мере только вчера. Работа день ото дня интереснее не становится, но помогает заработать те маггловские гроши, которые называют деньгами – в Гринготтс, хоть убейте, я пойти не могу – дракл знает этих гоблинов, как они отнесутся к тому, что какая-то девушка будет требовать получения несметных богатств из хранилища самого национального героя. С Малфоем я теперь сталкиваюсь только в коридорах да на совещаниях – так что я даже поотвык от привычных злорадных усмешек и едких фраз. Хорек, кажется, избегает меня – ну, или я его. Слишком уж он меня пугает пустыми взглядами и рассеянностью, которая в последнее время просто не разлучается с ним ни на шаг, да и во мне тоже наберется десяток причин – неимоверно, почему-то, хочется подойти к нему и успокоить, подбодрить и… нет, этого определенно нельзя делать. Думать о нем я себе запрещаю ровно с того времени, как несколько дней назад мне приснился довольно красочный после долгих блеклых сон: ну и конечно, главный фигурой в нем был сам слизеринец. Он что-то шептал мне на ухо, а потом я гладил его по платиновым, отросшим, безумно сек… чистым волосам, а наутро проснулся с тянущей болью внизу живота, чем испортил себе и так паршивое настроение на целый день. Скорее бы приблизился этот день икс, когда я наконец избавлюсь от женской оболочки, так удосужливо подсовывающей мне до тошноты невозможные картинки. Надоело делить хорька, как медаль, на две стороны, и находить в таком привычном враге детства вдруг выявившиеся отнюдь не отвратительные качества. Утекай вода, смывай все эти бредовые мысли, я хочу перемен.

Я осознаю, что все вокруг изменилось, необратимо повернулось именно с того вечера, как Малфой гнал по пустым улочкам, плюнув к черту на писанные правила. Хорек теперь не реагирует ни на мои едкие комментарии ни на жаркие взгляды Строуд, а Флокс вовсе стала заниматься исключительно работой, даже не отвлекаясь более на излюбленные сплетни с коллегами, в том числе со мной. Впрочем, в том, что она теперь по горло увязла лишь в документах и кипах неоформленных бумаг, я начал сильно сомневаться, когда, случайно задев стопку документов на ее столе, живописно разлетевшихся по каменному полу, обнаружил несколько газетных вырезок с колдографиями, где так или иначе фигурировало имя Снейпа… Совершенно очевидно, что она занималась его поисками вполне безуспешно, поэтому мне пришлось тактично не заметить ее смущения и просто выбежать за двери кабинета. Я не могу вершить судьбы других людей, не могу вмешиваться в их отношения, просто не могу… Может быть, это просто отговорка, но так или иначе теперь я не могу смотреть ей в глаза, не чувствуя вины за то, что не сумею помочь.

Тем же вечером, сидя в гостиной Снейпа, я разглядываю его осунувшиеся черты лица, пока он рассказывает что-то о побочных эффектах Оборотного зелья. Мерлин его знает, зачем я прошу его рассказать мне о них, хотя я его абсолютно не слушаю. Он не слишком красивый, не слишком молодой, но… все же притягивающий взгляд. «И целуется он неплохо, даже очень неплохо», — робко шепчет голос в голове, и мне приходится мысленно запустить в него Круцио, пусть помучается за свою болтливость. Интересно, а он знает, кто его чудесная спасительница? Наверняка да, поэтому и скрывается от ее назойливой заботы со своим сварливым характером.

С этого дня я придумываю новый способ не коротать вечера в одиночестве – я просто прихожу в дом Снейпа. Он, как ни странно, даже не возмущается, хоть и насмехается иногда над моими страхами. Время мы проводим за разговорами, чаще всего их начинаю я: описываю подробности майской битвы, а он внимательно слушает, изредка качая головой и вставляя свои комментарии. Ужин также готовит он – хоть и всячески отмахивается от моих восхищенный вздохов по поводу только что приготовленного блюда – а готовит он, нужно сказать, изумительно. Иногда мы вовсе не разговариваем, а сидим на креслах возле камина: я читаю какую-нибудь газету, пусть даже чаще всего она перевернута вверх ногами, а Снейп делает какие-то неведомые мне записи на пергаменте. Я наблюдаю за ним, спрятавшись за пресловутым клочком бумаги, напичканным сенсациями вроде той, что раздула Скитер, и время от времени замечаю на его бледном лице выражение, которое в последнее время все чаще наблюдаю в зеркале. Значит ли это, что зельевар, как и я, чувствует себя одиноким и никому ненужным? Я усмехаюсь: скорее всего, так оно и есть – вряд ли, приняв отшельничество, хоть и добровольно, можно не страдать от недостатка человеческого внимания. Поэтому, наверное, мы и проводим эти темные, убивающие, гнетущие душу вечера вместе – ни молчание, ни перевернутая газета или закорючки на пергаменте не мешают нам понять друг друга вот так, не обмениваясь и парой слов. Я в его обществе чувствую себя вполне уютно, забыв о всех проблемах, так или иначе поселившихся в моей душе… Надеюсь, что ему тоже становится хоть чуточку легче.

Время течет, и оно неизменно приближает еще одно знаменательное событие на радость семьи Уизли – свадьбу Джинни. И на днях я получаю тому подтверждение – серая, немного облезлая сова, чуть не разбив и так хлипкое окно в моей кухне, приносит конверт, перевязанный золотой лентой. Стоит мне дотронуться до него палочкой, как оно взрывается в воздухе тысячами сиреневых лепестков и опускается мне в ладони картонной открыткой-приглашением. «Дорогому человеку от Джневры и Дина» — я усмехаюсь, когда читаю ровно выведенные буковки – с моим полом Джин так и не смогла определиться. Честно, у меня нет никакого желания появляться на этом мероприятии и осознавать, что Гарри Поттер был не так хорош для малышки Джин как Томас. Но проигнорировать приглашение означает полностью испортить отношения с Джиневрой, Роном и всей семьей Уизли соответственно, поэтому придется вновь заткнуть свой недовольный внутренний голос и натянуть улыбку на не свое лицо.

Снейп никак не реагирует, когда я показываю ему цветное приглашение – лишь что-то бурчит и опять утыкается в свои записи, а на мои робкие предложения посетить это мероприятие вместе со мной награждает меня таким недоуменным взглядом, что я тут же замолкаю, до конца вечера не проронив ни слова. Этот взгляд словно машина времени возвращает меня в кабинет угрюмого профессора зельеварения, заставив еще несколько часов дуться на Снейпа и вспомнить все его едкие ухмылочки, которыми он только награждал Гарри Поттера.

И то, что я сделаю завтра, уверяю вас, чистая случайность, а не коим образом не месть.

Наверное.

В пятницу вечером, выкладывая на стол в кабинете отпросившейся пораньше с работы Флокс документы, находящиеся в ее ведении, я, доставая из кармана пальто теперь уже мою палочку, чтобы трансфигурировать ластик в степлер и скрепить наконец чертовы разлетающиеся от сквозняка бумаги, попутно вынимаю и приклеившуюся к ней мятую бумажку. Приглядевшись, я вижу аккуратные буковки, складывающиеся в так знакомый мне адрес, и ухмыляюсь. Вероятно, со стороны кажется, будто бы я что-то замышляю – но ничего подобного – я просто забываю этот листок на столе у Флокс. И пускай даже перед этим на обратной стороне я старательно вывожу «Северус Снейп». Хватит с зельевара спокойной уже несколько дней жизни.

Размеренное в кои-то веки течение времени, когда от солнечных лучей меня скрывают тяжелые жалюзи своего кабинета и огромная стопка бумаг не столе, а от вечернего холода – теплый камин в доме Снейпа, было нарушено звонком мобильного в один из выходных дней ранним субботним пасмурным утром – а ведь я только собирался прибраться в кои-то веки в захламленной квартире, после того нашел мантию-невидимку среди кучи ненужных газет в углу гостиной. Осуществить планы не удалось, и уже через полчаса я был буквально вытолкан из дома невероятно рассерженной и еще более лохматой, чем обычно, Гермионой. Причину сему явлению я обнаружил за несколько минут до этого пришествия – бросив взгляд на календарь, я вспомнил, что где-то уже видел цифру, обозначавшую сегодняшнюю дату… В приглашении Джинни, мантикора тебя задери.

* * *

Грейнджер определенно надоедает слушать мое нытье, поэтому она, больно вцепившись ногтями мне в ладонь, отрывает меня от зеркала возле примерочной, где отражается абсолютно невыспавшаяся, одетая в стоптанные кеды и выражающая своим лицом вселенскую скорбь девушка. Какого черта, спрашивается, она вновь потащила меня на эту улицу с бутиками? Черт, я, кажется, действительно произношу это вслух, чем обеспечиваю себе пятнадцатиминутную тираду о том, что в таком виде меня не только на свадьбу, но и на развод не пустят. Поэтому, вздохнув, я полностью отдаюсь в цепкие руки гриффиндорки и кружащих вокруг меня девушек, вся жизненная цель которых в данный момент заключается в продаже мне вон того платья на витрине, чей ярлык с ценой весьма предусмотрительно спрятан огромным шелковым бантом.

Пока Грейнджер расплачивается за свою покупку, я, проклиная весь белый свет и все ребра Адама, изворачиваясь, пытаюсь застегнуть чертов замок узкого платья на своей спине. Он не поддается, поэтому мне приходится, ругаясь сквозь зубы, но ни за что не опускаясь до просьбы о помощи, снять платье и бросить его на диванчик, переодевшись в свой уже родной спортивный костюм и недовольно усевшись рядом.

Вернувшаяся Гермиона окидывает меня взглядом, в котором сочетаются весь спектр эмоций и чувств опаздывающей и абсолютно растерянной лохматой женщины – эдакая смесь удивления и гнева. Она безмолвно открывает рот, но, не найдя подходящих под эту, по ее мнению, абсолютно угнетающую ситуацию, она хватает длинное платье с дивана и заталкивает меня в так ненавидимую мной примерочную…

Через несколько долгих, ужасных, неимоверно скучных часов, обернувшихся для меня необычайно тяжелыми последствиями, как то – раскошеливание на дорогое шелковое платье, поход в парикмахерскую (понятия не имею, почему Гермиона отказалась от магического способа укладки) и малярно-покрасочные работы женского лица в салоне в двух кварталах отсюда – девушка, наконец, аппарирует нас домой, оглядывая результаты нашей работы в большом зеркале в прихожей. Действительно, Грейнджер просто не узнать – аккуратный пучок, неброский макияж и высокие каблуки сделали свое дело; хотя без блестящих, ярких карих глаз этот образ бы смотрелся не так эффектно. Поддавшись на уговоры мисс Заучки, я тоже бросаю взгляд на свое отражение – хоть оно и пугает меня непривычной картиной – длинные кудрявые локоны, броская, но умелая штукатурка на лице и нежно голубое воздушное платье с поясом на талии. Нравится ли мне, я не знаю – но у меня, определенно, захватывает дух от осознания того, насколько внешние атрибуты могут преобразить человека. Еле оторвав меня от самолюбования и не дав понастальгировать по круглым очкам и вечно лезущей в глаза черной челке, Гермиона в который раз за сегодняшний день оставляет следы ногтей на коже моих рук, и меня в энный раз начинает мутить от слишком внезапной аппарации.

Мы появляемся в огромном холле, украшенном переливающимися в воздухе цветами и воздушными маггловскими шарами. В воздухе летают горлицы — символ любви и верности, и я усмехаюсь едкому чувству, вдруг силками сжавшему сердце, прикрыв глаза и вздохнув в грудь побольше приятного, немного отдающего луковым супом воздуха. Я не Гарри Поттер. Сейчас я совершенно посторонний этой семье человек и просто обязан вести себя подобающе — а это значит — пить, веселиться и развлекаться на полную катушку. Гермиона тихо шепчет мне на ухо, что этот огромный замок — дом родителей Дина, полностью испортив весь мой настрой на веселье — нет, я не завидую. Разве что чуть-чуть — какого черта я постоянно притягиваю проблемы, в итоге оказавшись сиротой-одиночкой, да еще и не определившегося в конце концов со своим полом?

От не слишком радужных мыслей меня отвлекает громкий, словно вой мандрагоры, звук; пошатнувшись и ухватившись за плечо Грейнджер, я с восторгом наблюдаю, как в воздухе самым магическим образом распускаются лепестки цветов, бриллиантовыми крапинками осыпаясь на плечи собравшихся гостей. А чуть поодаль, натянувшие одинаковые, словно капли воды, широченные улыбки до ушей, Джордж и Фред колдуют волшебными палочками — а я улыбаюсь: «Ужастики умников Уизли» все же имеют неимоверный успех.

Вскоре к нам присоединяется Рон, просто пожирающий глазами Грейнджер и даже не старающийся обратить на меня толику своего драгоценного внимания. Ну же, Ронни, неужели ты не узнаешь своего старого доброго друга? На лицо рыжего находит тень понимания, и чудом только бокал красного вина в его руке не делает замысловатое сальто над моим платьем… Торжество, как объяснил Уизли, намечалось не слишком официальное, но Томас просто-таки настаивал, чтобы все было по высшему классу — так что у дверей я обнаруживаю парочку журналистов с прытко пишущим пером и неизменного Колина Криви с колдоаппаратом в руках, почти летающего по залу, куда переместилось все действо, и оставляющего повсюду ослепляющие вспышки. Джинни, пренебрегшая пышным свадебным, одета в короткое белоснежное платье, что, однако, очень украшает ее, приятно контрастируя с рыжими, завитыми в локоны и убранными наверх волосами. Дин, порхающий возле новоиспеченной жены словно бабочка, то и дело нежно прикасается губами к ее и так розовой от смущения щеке. Мои руки почему-то стремятся сжаться в кулаки, опоминаюсь, лишь когда чувствую, что ногти больно впиваются в нежную кожу… Ничего, это пройдет.

Я натянуто улыбаюсь, протягивая руку для знакомства с людьми,  с которыми мы бок о бок прожили шесть лет — Невилл, Симус, плюс еще целая куча гриффиндорцев, несколько когтевранцев и пуффендуйцев. И каждый из них не преминет  спросить, где же училась Джейн, радостно кивнуть, услышав «Гриффиндор» в ответ, и удивиться, почему же мы не встречались раньше. Молли опять утирает глаза платочком, Артур, порозовевший и заметно повеселевший от выпитого огневиски, во весь голос расхваливает гостеприимство родителей Томаса и их «чудесного, замечательного, одаренного сына». Наверное, это чересчур эгоистично, но где-то внутри боль камнем ложится на сердце, осознавая, что им, этим счастливым людям, я, Гарри Поттер, вовсе не нужен. Легенда об отъезде Золотого Мальчика, как я узнаю от Герм, до сих пор в силе и активно же ей пропагандируется в узких кругах семьи Уизли.  Испорченное настроение не поднимает даже невесть откуда возникшая Луна.

— Привет, Гарри, — она приобнимает меня за плечи, тихим шепотом приветствуя. — Хорошо выглядишь, — я усмехаюсь, хоть это и выходит слишком фальшиво, так что уже-не-Лавгуд лишь укоризненно качает головой и поправляет прядь моих выбившихся из прически волос. — Не принимай это близко к сердцу, — тихо добавляет она, оборачиваясь, когда Чарли, извинившись, уводит от меня молодую жену к накрытому столу. Что «это», я, впрочем, догадываюсь, да что там — все ясно написано на моем лице. Даже вырвавшаяся из объятий Рона Грейнджер, утянув меня в сторону от всеобщего скопища народа, совсем непрозрачно намекнула, что я своим трагическим видом привлекаю ненужное внимание к своей персоне. Огрызнувшись и заткнув заворчавшую по этому поводу гриффиндорскую совесть, я поспешно избавляю себя от общества Гермионы, мрачно шаркая туфлями по полу и разглядывая до противного сияющие, как начищенный кнат, лица гостей. Кстати, вот и сама причина торжества — Томас, держа в руке бокал, о чем-то разговаривает со светлым пиджаком в начищенных до блеска туфлях, вернее, с хозяином этой  самой одежды. Остановившись и мысленно сосчитав до десяти, я пытаюсь усмирить свой невесть откуда взявшийся гнев, вызванный уж слишком широкой и, самое главное, искренней улыбкой жениха. Становится немного легче, когда к разговаривающим мужчинам присоединяется Джин — счастливая, она оставляет поцелуй на щеке Дина и вновь скрывается в толпе — легче, потому что я знаю, что Джи сейчас настоящая. Мне действительно важно знать, кого она любит, хоть мне и немного завидно, что я, увы, не могу проникнуться этим чувством. Что мне мешает, я не знаю сам — женское тело, неопределенная ориентация или просто страх.

Пробираясь сквозь толпу улыбающихся мне знакомых лиц, я пытаюсь найти балкон или что-нибудь в этом роде — свежий воздух мне сейчас просто необходим, если я не хочу сойти с ума или сломать ноги на безумно высоких и, как назло, узких туфлях.  Дверь с витражным стеклом обнаруживается неподалеку, и я, сжав губы и мечтая поскорее высвободить ноги из обувных оков, терпеливо шагаю к ней.

Но, увы, кто-то там наверху, постоянно спасающий меня от воздействия Авады и отправляющий перекантоваться на мутный Кингс-Кросс, никак не желает развернуть ко мне фортуну лицом в обычной жизни — верно, поэтому, когда я прохожу мимо Томаса, ведущего дружелюбную беседу с гостем, у меня подворачивается каблук.

— Вот ведь бл… — я замолкаю, мысленно дав себе пинка за прилюдную нецензурную речь, и, увидев, как ко мне стремительно приближается каменный пол, хватаюсь за собеседника Томаса — то есть, за рукав его светлого пиджака. — Извините, — бурчу я, поднимаясь и оглядывая предательскую обувь.

— Осторожнее нужно, мисс, — я слышу раздраженный едкий мужской голос, мгновенно переворачивающий все мои мысли верх тормашками и болезненно сжимающий сердце. — С вами все в порядке?

Ответа гость уже не услышит, потому что я мигом выпрямляюсь и почти бегу прочь, не обращая внимания на оклики Томаса. Какого соплохвоста Грейнджер притащила меня сюда и бросила? Я ищу ее взглядом и нахожу, конечно, танцующую с Роном какой-то безумно идиотский медленный танец. Хоть мне и будет стыдно,  плевать на их великую любовь, моя ситуация сейчас важнее. Дернув Гермиону за рукав, так что от неожиданности она вскрикивает, я нервно киваю Уиизли и ей и мы отходим в сторону от танцующих пар.

— Какого черта здесь делает Малфой? — сквозь зубы выдавливаю я, буравя взглядом мгновенно побледневшего от моего отнюдь не счастливого вида Рона. Гермиона, похоже, злится: в карих глазах разве что не мерцают искры.

— Гарри, ты с ума сошел? Обязательно быть таким нервным?  — она размахивает руками, а я не свожу взгляда с уже пришедшего в себя Рона.

— В самом деле, Гарри, я, конечно, понимаю, что тебе сложно и все такое…

— Ни черта вы не понимаете! — взрываюсь я, а Гренйжджер вдруг взмахивает палочкой, и я теряю голос, словно рыба хватая ртом воздух. Поняв, что добрая половина гостей обернулась, в поисках источника шума, коим является мой женский голос, я набираю в грудь побольше воздуха и умоляющим жестом складываю ладони на груди. Гермиона снимает чары, а я лишь качаю головой.

— Не знала, что Малфой вызовет у тебя такую бурю эмоций, — она задирает карюю бровь и уже улыбается, что мгновенно отражается на Роне: вместо бледности на его лице рыжеют яркие веснушки.

— Я тоже,  — фыркаю я, но все же не собираюсь так просто сдаваться. — Объяснишь?

— Я точно не знаю, но его пригласил Дин, — заметив мое удивление, Гермиона продолжает. — Они сотрудничают в маггловском бизнесе и все такое… Драко, кажется, спонсирует его идеи или что-то в этом роде.

— Представляешь, Малфой — и вдруг в маггловской фирме, — вставляет свое слово Рон, заливаясь хохотом. — И как он только опустился до такого? — веселья Рона я не разделяю, и киваю головой, пытаясь привести все мысли в порядок. Хорек сотрудничает с Томасом, Томас женится на Джинни, я бросаю Джин, превращаюсь в невесть кого  и сотрудничаю с хорьком — замкнутый круг выводит меня из себя, и я не сразу замечаю, что Гермиона говорит еще что-то, задумчиво уставившись на мое помятое от падения платье.

— Я думаю, Малфой бы в здравом уме никогда здесь не появился — просто после войны, знаешь, ему жизненно необходимо было заняться своей репутацией. А тут, как видишь, репортеры, журналисты, так что, я думаю, пару словечек о нем в Пророке точно замолвят, — тихо продолжает Герм, отпивая какую-то медовую жидкость из бокала.

— Дружище, я сразу был против всего этого, — тяжелая рука Рона ложится мне на плечо, и это наконец выводит меня из полуобморочного состояния. — Ну, в смысле — против Малфоя на свадьбе. Но мама сказала, что «бедному мальчику» это поможет самоориентироваться, да и папа ее поддержал…

— Да мне нет до него дела, — поспешно добавляю я слишком уж наигранно отстраненным голосом, так что Грейнджер окидывает меня недоверчивым взглядом. — Это же не моя свадьба. На моей его точно не будет, — усмехаюсь я, поправляя складки на юбке. Но фортуна, по-видимому, решает, что я легко отделался, поэтому, когда я поднимаю голову, вижу приближающихся к нам Томаса и Малфоя. Дернувшись в сторону, я ощущаю цепкие пальцы гриффиндорки на свое плече и опасный шепот на ухо.

— Что ты делаешь? Не дергайся, это будет подозрительно выглядеть. Малфой все равно тебя не узнает в это обличии, — поэтому мне остается только смиренно ждать нежеланной встречи.

Когда собеседники подходят к нам, мне удается держать на лице глупую улыбку, что есть силы сдерживая себя от разглядывания хорька. Томас, тем временем, рассказывает что-то о его «партнере», нахваливая цепкую хватку в бизнесе, а Гермиона вставляет ироничные замечания по этому поводу; но хорьку, похоже, теперь нет до них дела: я все-таки задерживаю на нем взгляд, наблюдая, как черные с серой радужкой зрачки расширяются от понимания. Теперь он довольно усмехается, сложив руки на груди и шаркнув белым ботинком по полу — тем самым, что лежал на моей кровати.

— Кстати, Драко, это Джейн Келли, моя подруга, — черт, кто тянул Гермиону за язык! Я вдруг вспоминаю похожую ситуацию несколько недель назад — первый рабочий день и болтливая Миранда Флокс. Похоже, вся моя жизнь состоит из до жути схожих ситуаций, так или иначе влияющих на ход событий — это вечное ощущение дежавю я испытываю все чаще. Хорек теперь не сводит с меня взгляда, задержавшись на немного примятом подоле — а я почему-то удовлетворенно отмечаю, что он не удостаивает своего фирменного взгляда Гермиону, будто бы вовсе не замечая её.

— Да мы, вроде как, знакомы, — тянет он, задрав нос и подправив зализанные гелем волосы, на что Гермиона и Рон, как один, широко распахивают глаза, уставившись на меня до удивления похожими четырьмя глазами. Не зря говорят, что влюбленные схожи друг с другом, словно близнецы.

— Да? — выдавливает наконец Гермиона, пожирая мня взглядом, будто желая найти в моих зеленых и — ох, лживых! — глазах ответ. Мне приходится довольно-таки выразительно вытаращить эти самые глаза, прозрачно намекая хорьку, чтобы тот не смел говорить о нашем «знакомстве». В ответ он лишь кривит губы, но, тем не менее, кажется, идет на уступку.

— Да, Грейнджер, но это неважно, — он разворачивается на каблуках, хлопает Томаса по плечу и, сказав еще несколько клише, которые просто обязаны заучить вежливые гости, уводит его –конечно — к заставленному выпивкой столу.

Освободив себя от лицезрения светлого костюма и таких же светлых волос, я ухожу от многочисленных вопросов друзей, просто потоком давящих на мои бедные плечи, и, извинившись и сославшись на желание побыть одному, шаркаю уставшими ногами прочь от людского общества.

* * *

Вечерний ветер приятно холодит оголенные плечи, развевая длинные, до жути надоевшие мне волосы по ветру. На балкончике нет никого, кто бы помешал мне наслаждаться тишиной, поэтому я облокачиваюсь на высокие перила и рассматриваю появившиеся на небе звезды и огромную, желтую, улыбающуюся Луну. Даже она всем своим видом воплощает счастье, поэтому я закрываю глаза, отдавшись замучившим меня мыслям.

Кто-то там наверху, определенно, издевается надо мной. То ли он постоянно меняет режиссеров, то ли этот режиссер представляет собой натуру, склонную к трагикомизму — но сценарий моей жизни постоянно меняет повороты и заставляет зрителей нервно плакать над игрой актеров. А я играю из рук вон плохо, не владея ни своим разумом, ни телом. Впрочем, я даже не знаю, главная ли моя роль — порой мне просто кажется, что я лишь лицо из массовки для великих знаменитостей, как то: Малфоев, Скитер, Уизли и еще нескольких небезызвестных фамилий. Кто я в этом мире? Человек живет, чтобы быть кому-то нужным. Что там говорила Флокс, «сердце не может быть одиноким»? Так вот, она была не права. Я не нужен ровным счетом никому, и прежде всего потому, что под этим «я» скрываются две личности. Джейн, Гарри — это один человек, но я не могу никак помирить их в одном теле. И, вероятно, я буду счастлив лишь тогда, когда эти два начала объединятся. И, если честно, я буду себя чувствовать себя полноценным, лишь когда другой, кто-то другой признается, что я ему действительно необходим, нужен, как неразлучник неразлучнику, я, в этом теле или в другом, со шрамом на лбу, очками или без. Я.

Мерлин меня дернул притащиться на это мероприятие, впрочем — тут  я усмехаюсь — он и Малфоя дернул тоже. Я мысленно потираю руки, представляя, как ему здесь неуютно среди толпища «тупоголовых» гриффиндорцев, поэтому он-то и таскается следом за Томасом. Слизеринец тоже человек и может чувствовать себя не в своей тарелке — да это открытие, нужно сказать. Тут же я вспоминаю усмешку, скользнувшую по его лицу, когда он увидел меня. Ну да — поспешно заглушаю я проснувшийся внутренний голос — он просто не ожидал меня здесь увидеть. Как и я его. Драко, действительно, было важно это мероприятие — в этом есть и моя вина: будучи Поттером, я ни слова не сказал о нем во время суда над пожирателями, хоть его и оправдали… Почему? Может, сыграла роль гриффиндорское упрямство, может то, что у Малфоя должна была быть своя голова на плечах, когда он, пусть и насилием, принял метку — впрочем, все это уже в прошлом.

Внезапно я осознаю, что в первый раз в мыслях назвала его по имени  — и это понимание холодком пробегает по моей коже. Мурашки обволакивают тело, впрочем, не только от этого — я вздрагиваю, когда ощущаю прикосновение к своему плечу и чуть не теряю равновесие.

— Вы, мисс Келли, всегда так неуклюжи? — я натыкаюсь на взгляд колючих серых глаз. Я снял дурацкие туфли — они лежат рядом — поэтому Малфой вновь холодным привидением возвышается надо мной. «Напился уже»,— мелькает в голове мысль, которую я, однако, вынужден опровергнуть — хорек трезв и даже, кажется, может вполне адекватно реагировать на окружающие вещи.

— Только когда вы рядом, — бросаю я, но тут же краснею, поняв двусмысленность своей фразы. Но хорек, даже не сменив какое-то неправильное выражение своего лица — без ухмылки, то есть, — лишь становится рядом со мной, опустив узкие ладони на перила.

— Откуда ты знакома с этим кланом? — он кивает в сторону прозрачной двери балкона — сквозь нее я вижу, как Рон, подхватив вырывающуюся Грейнджер на руки, под всеобщие аплодисменты танцует неведомый мне танец.

— Хогвартс. Шляпа.  Гриффиндор, — медленно выговариваю я, замечая, как кривятся его губы от последнего слова. Но хорек тут же фыркает, когда взгляд его задерживается на моих босых ногах. — А вы, мистер Малфой, я вижу, времени даром не теряли, заводя нужные знакомства, — я делаю акцент на прилагательном, довольно ухмыльнувшись его взметнувшейся брови. — С мистером Томасом.

— Хм, мисс Келли, вас это, боюсь, не касается. А вот я бы не преминул желанием узнать — отчего вы упорно порываетесь скрыть правду — и не хотели, чтобы ваши гриффиндорцы узнали о личности вашего непосредственного начальника. Также работали над своей репутацией? — я качаю головой, радуясь, что хорек рассуждает вот так вот просто, когда не знает всей правды. Но все равно — за то, что умело перевел стрелки — один-один.

— Это, увы, тоже не вашего слизеринского ума дело, Малфой, — я хихикаю, наблюдая за его однообразной, предсказуемой, показной мимикой — да я точно знаю, как он отреагирует на любое из моих предположений.  И вообще, он сегодня какой-то непривычный — то ли повлияла зализанная назад челка, то ли то, что я почти неделю не общался с ним. — Что вам от меня нужно? Если просто не с кем переброситься парой слов, то я ничем помочь не могу.

Хорек, вопреки всему, не отвечает мне одной из колких фразочек, а лезет во внутренний карман пиджака и достает нечто блестящее, отражающее желтый лунный свет.

— Твое? — я вижу, что это цепочка с кулончиком-камнем на ней; украшение действительно мое, выбранное Гермионой и насильно надетое мне на шею. Видимо, я потерял ее, когда подвернул каблук возле Малфоя. — Вы, мисс,  оставили ее, испарившись, после того, как чуть не порвали мне пиджак, — он расправляет цепочку, держа ее в руках и сквозь нее взирая на меня сверху вниз.

— Да, — я киваю и протягиваю руку, но хорек не отдает мне украшение, хитро прищурившись. Я лишь удивленно смаргиваю.

— Позволь? — тихо шепчет он, а я понимаю, что мир сошел с ума, и Малфой просит у меня разрешения самому застегнуть цепочку на моей шее. Я скорее поверю, что он собирается удушить меня ей, но, вопреки всем своим мыслям, я киваю, хоть и сердце предательски начинает колотиться, отдаваясь где-то в ногах.

Когда он убирает волосы с моей шеи, задев ставшую слишком чувствительной кожу, я прикрываю глаза, почти не дыша. Его запах — кофе, ваниль и еще горькая нотка чего-то совершенного изумительного — вдруг сводят меня с ума, и я с силой закусываю нижнюю губу. Слышу щелчок замочка украшения — но Драко, почему-то, не спешит убрать руки с моей шеи.

— Наши молодожены совсем не умеют целоваться, — вдруг произносит он. — Словно дети, ей-богу.

Я опоминаюсь от дурманящих ощущений и поворачиваю голову в сторону двери:  там Джинни и Дин, слившись в объятия, под воодушевленные крики гостей  пытаются доказать, что действительно любят друг друга — странно, я с Джин только так и целовался — нежно, неспешно, исследуя каждый бугорок ее тонких губ, а хорек, мандрагора его задери, еще и посмеивается над ними.

— Ты, небось, знаток своего дела, — в сторону ворчу я, а Малфой вдруг склоняется ко мне, так, что его теплое дыхание щекочет мою щеку. Где-то глубоко внутри я осознаю, что должен его оттолкнуть, но, видимо, слишком глубоко, чтобы мозг, в конце концов, отдал приказа внезапно онемевшим конечностям.

— Попробуй, — шепчет вдруг он и легко касается моих губ, заставляя вздрогнуть и обнять его за талию. Я опускаю веки, полностью отдавшись нахлынувшим ощущениям; дрожь глубоко внутри фейерверком, кажется, рассыпается по обмякшему телу. Черт, это неправильно, ужасно, невозможно…  Я не разжимаю губ, но после того, что вытворяет его язык, я вынужден сдаться — и почувствовать, как он проводит им по моим зубам. Ноги подкашиваются, я вцепляюсь в тонкую ткань на его спине, а он вдруг прижимает меня к холодной стене, заставив ощутить за собой твердую опору и облокотиться, полностью сосредоточившись на поцелуе. Это… восхитительно, лучше, чем с Джи, со Снейпом, лучше, чем вся моя жизнь. Растрепав окончательно его волосы и помяв пиджак, я чувствую, что это конец — полный крах всех моих попыток уверить себя, что женское тело — это временно, что не следует поддаваться его потребностям. Мне не хватает воздуха, но  хорек продолжает яростно исследовать  мой рот, прижимаясь всем телом и запустив руки в длинные волосы.

— Гар… — такой родной, но такой несвоевременный сейчас голос веснушчатого Уизли, вдруг появившегося на балконе, заставляет нас буквально отпрыгнуть друг от друга и испуганно уставиться на причину сих телодвижений — Рона. Тот, кажется, испуган не меньше нашего; он сверлит меня глазами, почти позеленев, как бывало только на уроках у Снейпа. Хорек-Драко уже опомнился и, смерив меня разочарованным взглядом, пытается привести блондинчатые волосы  и съехавший с плеч пиджак в порядок. В глазах Рона, однако, появляется огонек — ох, не к добру это. — Ах ты, хорек облезлый! — он вдруг кидается к Драко, замахиваясь кулаком, но я успеваю подскочить и почти оттаскиваю его от ошарашенного блондина. — Да ты… — он вырывается, но Малфой перехватывает его занесенную для удара руку, надевает на лицо маску презрения и вдруг подходит ко мне, хватая за локоть.

— Уизли, если у тебя чешутся кулаки — то ты не по тому адресу.

— Не трогай его… ё, гад! — Уизли опасно приближается к нам, но меня вдруг дергает в сторону и я чувствую, что мы аппарируем.

Хлопок аппарации гулко отражается от стен темного помещения – затхлый запах бросается в нос, а вестибулярный аппарат решает вдруг отказать в помощи своему хозяину, и голова отчаянно кружится, заставляя окружающие предметы плавно покачиваться перед носом. Пошатнувшись, я чувствую, что меня поддерживают сильные руки за плечи, но тут же дергаюсь в сторону, прислонившись к стене и пытаясь унять бешеное сердце.

— Люмос, — плавным жестом Драко взмахивает палочкой, зажигая свет во всем доме. – Я не смог аппарировать ко мне, но, думаю, этот дом с натяжкой тоже можно назвать моим, — свет выхватывает печальную усмешку на его лице, а я только открываю рот, как хорек перебивает меня. – Что это было, Келли? Какого боггарта Уизел кинулся тебя защищать?

— Я не… — у меня перехватывает дыхание, от воспоминания о том, как эти самые губы, что сейчас кривятся в усмешке, каких-то несколько минут назад накрывали мои собственные. – Просто…

— Понятно, — мрачнеет Малфой, убирая со лба челку. – Ты и с ним успела в койке побывать? – я почти задыхаюсь от возмущения, широко раскрыв глаза и сжав кулаки: Мерлин, я сейчас убью его, и ты меня простишь за это. А с другой стороны, нечто в животе вдруг приятно заурчало от осознания того, с каким разочарованием, почти с ревностью была произнесена его последняя фраза.

— Да ты… Да как в твою безмозглую голову это могло прийти? – я шумно вздыхаю воздух, оторвавшись от стены и делая шаг в его сторону.

— Ну-ну, без фамильярности, — вдруг усмехается он, вновь доставая палочку, — я, пока еще, твой начальник.

— Да плевать мне… Ох, какая, твою мать, фамильярность, если ты сам распускаешь руки? — начинаю орать я, но Малфой вдруг качает головой и направляется к входной двери. – Куда это ты?

— Не слишком хорошо уходить не попрощавшись, — тянет он, наморщив лоб. – Жди меня здесь, — заметив предостережение на моем лице, он, усмехнувшись, поспешно добавляет. – Ничего я не сделаю с твоим Уизелом, не беспокойся, — и исчезает за дверью, оставив меня, надеюсь, в полном одиночестве.

У меня сейчас нет никакого мало-мальского желания размышлять о том, почему хорек накинулся на меня, словно аскет после отречения от своих целей, но, что еще важнее, о том, почему я ответил ему тем же. Почему я задерживаю дыхание, когда он говорит, или, что еще хуже, почему сердце вдруг забывает привычный для него ритм. Я не хочу об этом думать, нет – хотя, в этом я, возможно, обманываю себя: так или иначе, я просто не могу размышлять о Малфое в то время, как мозг усиленно работает над мыслью, что обстановка этого захламленного дома кажется мне смутно знакомой.

Я оглядываюсь, все больше уверяясь в этом: огромные картины на стене завешены затхлыми тканями, тяжелый, немного сырой запах также навевает старые воспоминания. Я поднимаюсь по старой лестнице – так, вот эта ступенька сейчас должна скрипнуть – и попадаю на огромный этаж с множеством комнат. Есть одна возможность проверить мои догадки – я и налегаю на резную дверь одной из комнат – она тяжело вздыхает, но поддается.

Огромный гобелен во всю стену, ничуть не изменившийся. Это помещение кажется единственным, где была приложена рука человека – по крайней мере, здесь довольно чисто и уютно. Я подхожу к стене, вчитываясь в выгравированные на гобелене фамилии, и нахожу нужную. «С…с Блэк» — значится на нем – о, да, я помню, как Сириус рассказывал, что его матушка отреклась от него, закрепив это выжженным именем на древе Блэков… Я вздыхаю и опускаюсь на широченную кровать – это, определенно, дом на Гриммо, 12.

Я усмехаюсь, думая, как же интересная все-таки игра – жизнь. Никогда бы не подумал, что вновь окажусь здесь, да еще буду почти приглашен самими Малфоями: после Войны я отказался от этого дома, официально подписав все бумаги в пользу истинной Блэк – Нарциссы. А после нее, по все видимости, дом по наследству перешел к Драко – хотя, тот, кажется, отнюдь не питал к дому отеческих чувств.

Я, задумавшись, бессознательно скольжу взглядом по гобелену, вдруг замечая, что край его как-то неестественно выгнут наружу: подхожу, пытаясь поправить сей шедевр чистокровного семейства. Не слишком-то получается, это действует мне на и так расшатанные нервы, и я с силою дергаю за край – и, оказывается, не зря – на пол летят несколько бумаг, по все видимости, спрятанные за пресловутым гобеленом. Край гобелена принимает свое законное положение, а я удивляюсь тому, что кто-то мог так неумело припрятать свое богатство. Рассмотреть находку не успеваю: где-то снизу слышится хлопок аппарации, и я в спешке взмахиваю палочку, кое-как транфигурируя неудобное платье в брючный костюм, и, уменьшив поднятые с пола бумаги, заталкиваю их в узкий карман.

Когда в комнату входит Малфой, я делаю вид, что с интересом рассматриваю древо, на деле же пытаюсь выровнять сбившееся дыхание, гадая, кому же принадлежала находка, скучающая сейчас в моем кармане. Драко подходит совсем близко; краем глаза я замечаю, как он нежно проводит узкой ладонью по имени Нарциссы.

— Мать часто коротала время в этой комнате, скрываясь от отца, — голос его немного дрожит, и во мне вдруг просыпается отчаянное желание погладить хорька по голове, прижав к груди, которое я тут же, впрочем, отгоняю. Он, широко раскрыв абсолютно пустые, ничего не выражающие глаза – такие бываю только у людей, кто потерял кого-то слишком дорогого, –опускается на кровать, а меня словно нитками тянет к нему – и я сажусь рядом. – Черт меня дернул в тот вечер сказать ей, что нельзя скрываться от семьи, проводя дни в этом захолустье, — шепотом проговаривает он, заставляя меня вздрогнуть и обернуться к нему. Он сидит, опустив локти на колени и спрятав лицо в ладонях, согнувшись, словно домовик, забывший приготовить ужин. – Я виноват в ее смерти, — безжизненно подводит он, заставляя мое сердце больно дернуться.

— Не вини себя, — также тихо отвечаю я, нервно заламывая пальцы. – Я тоже терял… а. Родных, друзей, наставников… — родители, Сириус, Люпин – их лица проносятся у меня перед глазами, заставляя сморгнуть предательскую слезу и выровнять равное дыхание. – Это нужно пережить, — придвинувшись к нему, я, заткнув насмехающийся внутренний голос, опускаю руку ему на плечо, на что тот еле заметно вздрагивает. – Война затронула всех, Драко.

— Возможно, ты права, — Малфой отрывает ладони от лица, развернувшись и бездумно исследуя меня взглядом. – Хотя… это ничего не меняет, я никогда не смогу простить себя, — он качает головой, вновь отворачиваясь, но я, осторожно прикоснувшись к его щеке ладонью, заставляю его взглянуть на меня вновь. Возможно, мой жест кажется ему двусмысленным, потому что в его глазах появляется странный огонек.

— Ты должен постараться, — неспешно выговариваю я, совершенно ошалело следя за тем, как он приближается к моему лицу и замирает в дюйме от моего носа, согревая горячим дыханием мигом покрасневшие щеки, затем медленно прикоснувшись губами к нежной коже лица. – Не нужно, — я почти отталкиваю его, усаживаясь поглубже на скрипучую кровать.

— Почему? – опешивает он, приподняв вверх светлые брови, и вновь придвигается ко мне.

— Ты многого не знаешь, — качаю головой я, уходя от его объятий и сглатывая появившийся в горле комок, почти с сожалением отводя от него свой взгляд. – К тому же, я не хочу быть игрушкой в твоих руках; ты прекрасно дал мне понять, что Джейн тебя не интересует, — я закусываю язык, а он усмехается, заметив, что я говорю о себе в третьем лице. Я путаюсь в мыслях, уже не разграничивая их на принадлежащие Гарри или Джейн, путаюсь в самом себе, осознавая, что окунулся в чувства с головой, отодвигая разум на второй план. Того, что хочет мое тело, не может позволить разум – и я опускаю руки, полагаясь лишь на сердце. Что там говорил Дамблдор, любовь победит? Мерлин, если бы я знал, что он имел ввиду…

— Забудь. Я действительно так думал, — он кривит губы, мотнув головой, а я восторженно слежу за тем, как платиновые волосы рассыпаются по плечам. Когда он вновь касается меня губами, я уже не забиваю себе голову ставшими ненужными мыслями. – Какая мерзость, Келли, но мне теперь кажется, что ты мне нужна, понимаешь? – его слова оказываются для меня последней каплей, и я плюю на все предрассудки, пусть даже я об этом потом пожалею. Тело выгибается, когда я чувствую, как его губы щекочут мою шею, прокладывая дорожку к груди. Путаясь в застежках, он пытается расстегнуть рубашку Джейн, но я лишь дергаюсь в сторону. Не знаю, что мелькает в моих глазах, но Малфой с секунду испуганно буравит меня взглядом, а я почти одними губами безмолвно произношу «не надо». Но он не останавливается, лишь сменив направление действия – вновь припадает к губам и снимает свой пиджак. Когда я чувствую прикосновение его языка к собственному, нечто не очень разумное овладевает мной, почти с силой срывающее с него ставший лишним узкий галстук. Дышать становится трудно, когда я осознаю, что он с силой прижимается бедрами к моему животу – пискнув, я почти отталкиваю его, но он, кажется, списывает все на зовы страсти. Мне безумно страшно, я пугаюсь собственных странных ощущений; ноющая тянущая боль внизу живота не дает мне покоя, но я вдруг понимаю, насколько непривычно больше не чувствовать ощущения вмиг становящихся тесными и узкими джинс. Малфой больше не притрагивается к моей одежде, а его рубашка летит на пол, в то время как я замираю, но все же решаюсь и касаюсь губами уже кожи его шеи. Почти задыхаясь от нахлынувших ощущений и запаха его, только его кожи, я судорожно отодвигаюсь от него, жадно пожирая взглядом.

После всех наших манипуляций он оказывается снизу, и я могу теперь разглядеть его, так сказать, во всей красе. Он действительно красив – идеально сложен, одарен бледной, почти прозрачной кожей – так, что можно разглядеть мелкие сосуды, такой, что мне хочется немедленно исследовать ее губами, попробовать на вкус и осторожно прикусить зубами. Светлая дорожка мягких волос начинается на немного впалом животе и заканчивается под жестким ремнем джинсовых брюк, крепко опоясывающих узкие бедра. Сердце не унимается, когда мой взгляд плавно переходит на его лицо – губы, припухшие от поцелуев – «моих», — смущенно и немного довольно констатирует внутренний голос – затуманенные желанием глаза, рваное, тяжелое дыхание и разметавшиеся по подушке волосы. Он прекрасен, я прикрываю глаза, осознавая, что Джейн ему и в подметки не годится. Я просто не смогу переступить через себя и расстегнуть пуговицы на груди Джейн. Ни к черту вспоминается бывшая пассия хорька – длинноногая, высокая, идеальная Миранда со смазливым личиком. Джейн слишком, слишком далека от этого идеала, и я не хочу унижаться перед слизеринцем, смущаясь перед его наверняка разочарованным после взглядом. Мое прежнее тело нравилось мне куда больше – впрочем, я не уверен, что оно вызывало подобные чувства и у Малфоя тоже. Хотя… дело далеко не в этом.

— Зачем тебе Джейн?– тихо шепчу я, и хорек замирает, окидывая меня смутным взором и приподнимаясь на локтях.

— Не знаю, — помолчав, честно отвечает он, качая головой и касаясь пальцами моей щеки. Я с ужасом осознаю, что он не убирает холодной ладони. Сжав руки в кулаки, я закусываю губу – только не хватало мне еще вести себя, как девчонка! – Я никогда не чувствовал такого раньше, — тихо добавляет он, не убирая руку с моего лица, — просто я хочу видеть тебя рядом.

«Как собаку», — мигом проносится в голове мрачная мысль, но она исчезает, как только хорек с силой притягивает меня к себе и прикусывает мочку уха, так что охаю от неожиданности и от новых ощущениях, шумом отдающихся в ушах. Схватив мои руки, он тянет мои ладони к своим брюкам, расстегивая жесткий кожаный ремень, будто подталкивая меня продолжить. Пораженный тому, что я делаю, я аккуратно нащупываю застежку на его джинсах и тяну её вниз, захлебываясь в ощущениях, пока Драко еще сильнее прижимает меня к себе, впившись, словно вампир, в тонкую кожу шеи. Дрожь пробирает каждую клеточку моего тела, отдаваясь покалываниям на подушечках пальцев, когда хорек, издав нечленораздельный звук, больше похожий на мычание, выгнувшись, прижимается бедрами к моим рукам. Чувствуя, что схожу с ума, я аккуратно расстегиваю пуговицу, потянув тонкую ткань, вздрагиваю, когда задеваю пальцами натянувшуюся горячую ткань боксеров. Малфой, запрокинув голову, отвечает на это прикосновение стоном, заставляющим мое сердце ухнуть куда-то вниз и издать всхлип, и тянется к замку на моих брюках, чем и выводит меня из забытья.

— Нет! – с ужасом, вдруг овладевшим мной, я дергаюсь от его попыток нащупать застежку. Ничего не понимающий, он рвано дышит и запускает руку во взлохмаченные платиновые волосы, осев на подушках. Взгляд его постепенно проясняется, и в глазах его явно читается непонимание, граничащее с безумием. – Прости, — я качаю головой, поправляю воротник своей рубашки, с сожалением оглядев полуголого хорька, уже вскочившего с кровати следом за мной – и мне приходится бежать босиком по полу, прочь из этой спаленки, из этого дома, прочь от этого человека, заставившего меня почувствовать себя полноценным.

Кажется, я прокусил губу до крови, но это уже не важно: я не хочу видеть Драко, поэтому, не оборачиваясь, пытаюсь сконцентрироваться на аппарации, не желая быть расщепленным в пути. Не хочу, пока не разберусь сам в себе.

Если вы стремитесь разрешить какую-нибудь проблему, делайте это с любовью.

Вы поймете, что причина вашей проблемы в недостатке любви,

ибо таковая — причина всех проблем.

Кен Кэрри

Со вздохом стукнув сжатой ладонью по будильнику, отчаянно вопившему на всю квартиру, я продираю глаза и откидываю одеяло, вынужденное всю ночь терпеть мои объятья, прочь. Вчера, будучи не в состоянии размышлять о чем-то, я просто упал на кровать, однако так и не погрузившись в долгожданный сон. Заснул же я только под утро, забывшись головной болью и опустошением внутри. Вчерашние события мигом предстали пред моими глазами во всех красках, заставляя покрыться румянцем и ощутить, как горят щеки и шея, которой вчера чересчур увлекся Драко…

Плеснув на лицо ледяной водой, я направляюсь на кухню и опускаюсь на жесткий стул, рассмеявшись и спрятав лицо в ладонях. Мне плохо, хотя вчера было довольно-таки хорошо. Что же заставило меня остановиться? Мерлин, теперь я понимаю, что на это было множество причин: внутри я все же оставался мужчиной, и спать с человеком, физиологически принадлежащим к тому же полу, было как-то… дико. Это отнюдь не единственный повод – Мерлин, если бы он был им, то, возможно, я бы так не мучился.

Думается, если человеком, к которому я вдруг начал питать особенные чувство, оказался бы не Малфой, все было бы намного проще. Меня тянет к нему, и я не могу ничего с этим поделать. А так… я знаю его слишком плохо, а, возможно, и слишком хорошо – чтобы быть уверенным в том, что Джейн для него – очередное приключение.

Я запутался, меня раздирают противоречия. С одной стороны, если я скоро вернусь в свое тело, не будет ли мне стыдно за все происходящее? Снейп сказал, что на мой мозг влияет женская оболочка, поэтому меня тянет к противоположному, и, что будет вернее, к тому же полу. Но это кажется неправдоподобным – я никогда так не желал быть рядом с Чжоу или Джин – либо с кем-то другим. Я не могу сравнить эти ощущения – они не поддаются сравнению. Это ли любовь? Я не знаю, но всегда, с детства я был уверен в том, что она должна быть взаимной, без этого же она – простое слово, ни стоящие и кната. Безответной любви не бывает – это всего лишь надуманное желание, вызванное помешательством на почве недосягаемости объекта мечтаний.

С другой стороны, разум мой остался при мне – и я понимаю, что никогда не смогу позволить Малфою овладеть пусть и не моим телом. Это странно, неправильно, непривычно… Я не могу найти ясное тому объяснение, но осознаю, что смириться с тем, что поменялся ролями – не то, чтобы я имел большой опыт на этом поприще — сложно до невозможности для человека традиционной ориентации. Или нетрадиционной – смотря с какой стороны посмотреть.

Стукнувшись лбом об стол, я взлохмачиваю волосы на затылке – старый жест, смешно контрастирующий с новым обличьем. Кудри патлами свисают со стола – завитые со вчерашнего дня, они претерпели такого, чего никогда еще с новым хозяином не испытывали – и это не преминуло сказаться на их внешнем виде. Услышав звонок и глухие ругательства снаружи, я, абсолютно никакой в смысле моего эмоционального состояния, иду открывать дверь.

— Мандрагора тебе в задницу, Поттер, ты чего дверь не открываешь? – взбудораженный, раскрасневшийся Рон топчется на пороге и наконец вваливается внутрь, снимая с ноги грязный ботинок руками.

— Не слышал, — пожимаю я плечами, наблюдая, как Уизли, подпрыгивая, пытается освободить вторую ногу от пыльного ботинка. Кивнув ему в сторону кухни, я вновь усаживаюсь за стол, бездумно следя взглядом за приятелем, нашедшим на столе бутылку прегадкого огневиски и наливающим его в треснутый – как мой мир – бокал.

— Я не пью, — качаю я головой, когда он протягивает мне медовую жидкость, и потираю виски разболевшейся вновь головы.

— Как хочешь, — он тяжело опускается рядом, опустошая бокал. – Что вчера было?

— А что? – я приподнимаю бровь, скривив губы в усмешке. Черт! С кем поведешься… надеюсь, Рон этого не заметил.

— Да этот хорек еле оторвался от тебя! Почему ты оттащил меня, я бы врезал ему хорошенько, знал бы, на кого можно бросаться, на кого нет, — Рон ухмыляется, но замирает, когда видит, что я абсолютно не выражаю никаких эмоций. Никаких. Действительно, мои мышцы будто заморозило хорошим Ступефаем. – Что случилось?

— Нет, нет, ничего, — поспешно качаю головой я. – Он вернулся вчера к вам, хотел, как он сказал, попрощаться.

— Да? – Рон таращит глаза и громко хлопает широкой ладонью по столу, заставив меня вздрогнуть. – Говорил же Гермионе, оставь меня в покое, а она увела меня прогуляться на улицу. Представляешь, Гарри, я рассказал ей все, а она сказала, что это только твое дело. Мы даже поссорились из-за этого.

— Не нужно было ссориться, — дрожащим голосом произношу я, чувствуя, что мы с Роном говорим на разных языках. Приоритеты поменялись, и я Грейнджер понимаю больше, чем старого рыжего дружка. Неужели вступает в силу женская логика?

— Эй… ты чего? – он испуганно взирает на меня, опустив локти на стол. – Ты… Поттер, ты в своем уме? – я грустно усмехаюсь, наблюдая, как на лице Уизли появляется сначала удивление, а затем нечто, похожее на презрение. Ну и пусть. – Что это у тебя?

Рон медленно протягивает руку к моей шее, я машинально перехватываю его взгляд, прикасаясь к коже. Ее саднит, как от синяка, поэтому я быстро прикрываю засос воротником, смущенно кашлянув и залившись краской. Чертов хорек!

– Ты… он же… — Рон хватает ртом воздух, как пойманная рыба, но все его аргументы разбиваются о мое молчание. — Да он слизеринец, к тому же, он парень, понимаешь? Ты же не… Да ты не можешь таким быть! – он кричит, а я все такой же печальной, натянутой улыбкой отвечаю на его слова. Рон еще несколько минут ворчит, машет перед моим носом руками, я даже отвечаю ему что-то – а потом он просто хлопает входной дверью, так что старая штукатурка песком осыпается с потолка в прихожей. Закрыв глаза, я пытаюсь успокоиться, потом еще долгое время хожу из комнаты в комнату, жалуясь молчащей тишине на свою жизнь – а она, определенно, не знает, чем мне помочь. Сжав зубы от накатившей тоски, я размахиваюсь и впечатываю кулак в ни в чем не повинную стену – кисть пронзает боль, и я почти с наслаждением терплю ее – физическая, она намного, намного лучше душевной.

Все заканчивается холодным душем, завязыванием в пучок непокорных волос и таблеткой от головной боли.

* * *

В кой-то веки я решаю разгрести завал в квартире, посвятив этому все утро и половину дня. Джейн, определенно, не нравится порядок, поэтому рядом с ней всегда царит хаос. А вот Гарри физическая работа очень даже по душе, она помогает отвлечься от ненужных мыслей и чувства горькой тоски. Поэтому уже скоро обитель сияет чистотой – забыл сказать, это опасный номер: уборка проводилась без привлечения магических способностей – и мне остается лишь разобрать шкаф, аккуратно отодвигая вешалки с мужским брюками и вешая на них все те тряпки, на которые я трачу больше половины зарплаты. Когда я аккуратно сворачиваю вчерашний, транфигурированный из платья костюм – воспоминания вновь захватывают меня, я почти ощущаю на себе руки Драко, тянущие на себя застежку непокорной одежды. Мерлин, но я, кажется, ощущаю еще кое-что другое – из кармана выскальзывают вчерашняя находка, прятавшаяся за гобеленом древа Блэков. Вытащив палочку, я придаю найденному нормальный размер.

Разложив бумаги на покрытой одеялом кровати, я беру в руки одну из них – это пергамент, не слишком информативный, но все же читабельный.

«Лукреция, это не должно было случится. Вчера я вновь использовала сыворотку правды – и Люциус признался, что Том совершил ошибку. Хоркрукс не был создан. О ритуале знаем только мы – и я вынуждена признать, что понятия не имею, где теперь частица его души. Высока вероятность, что наш план провалился. Твоя Нарцисса».

Внизу, тем же самым, но более небрежным почерком, словно пишущий куда-то спешил, значилось: «Я виновата, Лукри. Письмо вернулось; прости, что не успела сообщить тебе об этом. Попроси у меня прощения у Лорен, надеюсь, вы уже встретились».

Остальные найденные вещи оказываются колдографиями, и я судорожно бросаю их обратно на кровать. Видимо, это все принадлежало Нарциссе; но… что за ритуал? И откуда Малфои знали о хоркруксах? Что вообще, черт возьми, произошло? Только… Взгляд вдруг спотыкается об одну из колдографий, и сердце улетает вниз, куда-то в пятки, заставляя меня опуститься на кровать. На ней приветливо машут руками несколько человек – видимо, это семейство Блэков, в первом ряду я ясно могу разглядеть Нарциссу – совсем еще юную, только окончившую Хогвартс. Рядом же с ней стоит девушка, до жути похожая на Джейн – разве только волосы короче, выглядит более осунувшейся, даже измученной… И глаза – совершенно другие глаза – и дело даже не в голубом цвете. Поперхнувшись, я снова и снова всматриваюсь в картинку, она пугает меня, заставляя вновь и вновь задаваться очевидными вопросами. Твою ж мать! Неужели мое тело принадлежало кому-то еще?

Со злостью кинув карточку на столик, я бегу в прихожую, надеваю кроссовки, с ненавистью окинув взглядом плавное очертание женской фигуры в зеркале, и поворачиваю ключ с той стороны.

* * *

Когда я яростно колочу неподдающуюся на уговоры и угрозы дверь, за ней же я слышу приближающиеся тяжелые шаги. Ручка дергается, и я наконец окидываю недовольным взглядом не слишком гостеприимного хозяина.

— Если это опять вы, мисс… Келли? – Снейп, кажется, абсолютно растерян и удивлен моему визиту, будто ждал кого-то совершенно иного. Я лишь беспардонно протискиваюсь внутрь, не сдержав нервную улыбку при виде Снейпа – а его вид стоил того: домашние брюки выглядели еще более менее презентабельно, но рубашка, измятая, была даже не застегнута, оголяя бледную кожу, а волосы – в первый раз я наблюдал такое – были взлохмачены и взъерошены, плюс ко всему профессор приобрел очаровательные круги под глазами. Проследив за моим заинтересованным взглядом, он с силой запахнул рубашку, пытаясь совладать с мелкими пуговицами, но затем плюнул на это бесполезное занятие, пытаясь надеть на лицо невозмутимую маску. – Черт бы вас побрал, Келли. Я не спал всю ночь, вы не могли бы оставить меня в покое хотя бы на один день? И нет, это не ваше дело, — заметив мой слишком уж довольный вид, поспешно решил добавить Снейп, — я не обязан отчитываться пред вами о причинах моей бессонницы, — сложив руки на груди, протянул он, задержав взгляд на своем отражении и машинально протерев глаза ладонями.

— Мне абсолютно неинтересно, — выдавливаю я из себя, постепенно вспоминая, зачем вообще пришел – это действует, и мое настроение стремительно падает к отметке «ниже среднего». Пошарив по карманам, я осознаю, что забыл колдографии дома. Черт! – Это касается Джейн, то есть, моего тела, — я мысленно бью себя головой об стену за забывчивость, но Снейп вряд ли согласиться мне помочь именно сейчас, поэтому нужно действовать – этого человека всегда легче поставить перед фактом, чем о чем-либо упрашивать. – Пойдемте.

Снейп возмущенно шипит, когда я больно хватаю его за запястье и выдергиваю на улицу – но потом замолкает, поняв, что не ему соперничать с лондонским городским шумом, оглушающим получше каких-то там чар.

* * *

Кивнув Снейпу на немного продавленное кресло гриффиндоровской расцветки в гостиной, я спешу в спальню, награждая шуршащие и разлетающиеся в сторону бумажки словами, которые не пропустила бы в печать даже цензура праволиберального "Пророка". Вернувшись, я усмехаюсь открывшейся картине: это же небывалое мастерство – в расстегнутой помятой рубашке со взъерошенными волосами и на фоне отвратительно бордового кресла выглядеть так, будто бы являешься королем всея царства, так что на секунду появляется желание поклониться его величеству и побиться грешным челом о праведную землю. Отогнав наваждение, я с отвращением бросаю колдографию на кофейный стеклянный столик.

— Что это? — Снейп приподнимает бровь, но я не отвечаю, прожигая его нетерпеливым взглядом. Наконец он соизваливает протянуть тонкие пальцы к карточке, и я вижу как на какую-то долю секунды на его лице мелькает удивление, вскоре вновь прикрывшееся застывшей маской. — Ну и? – абсолютно спокойно, без единой эмоции на застывшем лице и в своей обычной манере выплевывает Снейп, что заставляет меня поперхнуться и чуть не промахнуться мимо стоящего рядом стула.

— К… как? Там же… Джейн! Кто это девушка на фотографии? – Снейп хмурится и убирает черные, лезущие в глаза пряди со лба. Я могу довериться собственной интуиции, а она сейчас мне настойчиво твердит наперебой со внутренним голосом, что мужчина определенно что-то скрывает.

— Понятия не имею. Просто не слишком удачная колдография. Это совпадение – мало ли на планете похожих друг на друга людей? – он кривит губы в ухмылке и нервно теребит карточку в руках, закусывая губу – а его поведение уже никак не контролируется его хладнокровием, видимо, за годы, свободные от работы шпионом, Снейп несколько разучился контролировать свои эмоции.

— Вы так думаете? В моем случае совпадения, как всегда, маловероятны, – хмыкаю я, поднимаясь со стула и сложив руки на груди. Он не поднимает на меня взгляд, обхватив голову ладонями. – Какого черта вы не хотите мне все рассказать? – я повышаю голос, отчаянно жестикулируя – и задеваю рукой вазу на столике. Она разбивается, а я лишь окидываю разноцветные осколки взглядом, жалея, что посудина не упала на голову зельевару. – Снейп, хвосторога вас раздери, я уже достаточно наслушался сказок Альбуса. Вы хотите заменить мне его? – Снейп фыркает, а я, издав нетерпеливый стон, бегу в спальню, и после кидаю пергамент с записями Нарциссы мужчине на колени. Он молча пробегает его глазами и буравит меня пустым затягивающим взглядом.

— С чего вы решили, что могу вам все разъяснить? Я в первый раз, как и вы, вижу эту колдографию и это письмо, — подавив волну гнева, я вмиг оказываюсь возле мужчины и хватаю его за ворот рубашки; он вскакивает и машинально отталкивает меня в сторону, так что я налетаю на дверцу шкафа, стукнувшись затылком о дерево.

— Это переходит все границы, Поттер, — шипит он, оглянув меня ног до головы, удостоверившись, что я не получил опасных для жизни повреждений – а мне остается только опуститься на софу, прикрыв глаза руками.

— Простите… Просто… я не знал, что Малфои знали о хоркруксах, — выдавливаю я из себя; голос дрожит, а я пытаюсь держать себя в руках – женская оболочка почему-то упорно влияет на слезный канал.

— Я знал, Поттер, — тихо бормочет Снейп, а я даже с закрытыми глазами чувствую, как он сейчас буравит меня злым взглядом – сгорая от стыда, я прикасаюсь ладонями к горящим щекам; наброситься на бывшего учителя – это действительно слишком даже для Золотого Поттера. – О хоркруксах. Люциус тоже – мы принадлежали к внутреннему кругу Лорда, и это давало нам некоторые… привилегии. Нарцисса могла использовать Веритасерум, к примеру, — последнее Снейп проговаривает уж слишком быстро, будто проболтавшись, отчего мне приходится широко открыть глаза и посметь поднять на него взгляд.

— Так… Дамблдор, значит, был осведомлен о них… Вы же все ему рассказали? – Снейп, помедлив, кивает, а я вспоминаю небезызвестное прошлое в тело Гарри. – А как же Слизнорт, Феликс фелицис и… А, неважно, — махаю я рукой, заметив удивленный взгляд Снейпа – даже лучше, что зельевар не знал о моих приключениях под действием зелья Удачи. Дамблдор, вероятно, хотел, чтобы я сам до всего докопался – и попал в точку. Сыграло свою роль банальное любопытство и детское желание быть причастным к еще одной, очередной жуткой тайне… — Профессор, — в моем голосе, возможно, слышится мольба, потому что Снейп поднимает бровь и прищуривает темные глаза, — пожалуйста, прошу вас, расскажите мне все. Все, что знаете – я вижу, вы просто не хотите мне говорить.

Мужчина молчит, а я лишь обреченно качаю головой, готовый взвыть в голос, полный отчаяния. Тайная весть — почти всегда дурная, я уверен в этом абсолютно точно: горький опыт предательства тех людей, которым я безоговорочно доверял, сделал свое дело. Умение скрывать – наука королей, а я, определенно, лишь безмолвный слуга в их руках, instrumentum vocale, да и только. Словно в детской игре, мной управляют, решают, должен ли я кричать, плакать или просто тихо отсиживаться в сторонке; где я обязан жить, что делать – черт возьми, как мне надоели все эти рамки! – только игра оказывается слишком, слишком для юных умов жестокой. Коктейль жизни приобретает железный, немного соленый вкус – вкус пролившейся крови.

— Вы уверены, что хотите узнать об этом сейчас? – я собираюсь усмехнуться, но замираю, увидев, насколько серьезен взгляд зельевара. Вцепившись в покрывало и сглотнув застрявши в горле комок, отогнав дурные мысли, воспоминания и чувства, я еле заметно киваю.

Но откровениям Снейпа мешает внезапный звонок в дверь.

* * *

— Доброе утро, — гость криво улыбается, и мне приходится отшатнуться в сторону, пропуская его внутрь. Именно отшатнуться, потому что таким Малфоя мне еще не приходилось видеть – и здесь я усмехаюсь: они со Снейпом сговорились, что ли? Темные круги под невыспавшимися глазами, щетина на лице, мятая рубашка и неуложенные светлые тонкие волосы. Хорек и сам – словно привидение – кажется каким-то прозрачным, и я подавляю желание дотронуться до него рукой, дабы проверить свои ощущения. С достоинством встретив его взгляд, я пытаюсь принять отстраненное, почти презрительное выражение лица – хоть это у меня плохо получается. Я не желаю, чтобы он читал меня как раскрытую книгу. Почему? Да потому что я и сам не знаю, что отражается в моих глазах – впрочем, я более чем уверен, что там не осталось места для ненависти, холодности и презрения, как и уверен в том, что нельзя доверять свои чувства слизеринцам.

— Тебе того же, — бросаю я, стараясь не пожирать его глазами, но когда замечаю на бледной коже шеи красноватое пятно, стремительно краснею и закашливаюсь.

— Ты не догадываешься, зачем я пришел? – он как то странно, даже рассеяно смотрит на меня, а я лишь пожимаю плечами, прикусив изнутри щеку и не желая услышать вмиг застучавшее сердце. – Келли, то, что произошло вчера…

— А что-то было? – выплевываю я, прищурившись; злость накрывает меня, как волна серфингиста. Я уже знаю, что сейчас скажет хорек – об ошибке, о том, что был не в себе, поддавшись воспоминанием об утрате матери. Что Джейн для него – всего лишь очередная пустышка, как та же Миранда или еще кто-то. Почему-то становится до жути обидно, хоть и разумом понимаю, что такое объяснение хорька было бы закономерным и освободило бы меня от надуманных мыслей. Я бы спокойно плюнул на все поцелуи и дожидался своего превращения, не забивая себе голову всякими глупыми вопросами наподобие «почему я ответил ему». Но тело, по всей видимости, вовсе не желало такого развития событий – оно хотело лишь подойти к Драко и крепко обнять, не отпуская и не обращая внимания на все предрассудки… Тряхнув головой, я уставляюсь на задумавшегося Малфоя.

— Я думаю, да, — он складывает руки на груди, опустив голову и разглядывая развязавшийся шнурок на кроссовке. – Понимаешь, Келли, ты слишком… дерзкая, что ли, непривычная, у тебя просто невыносимый характер, — уголки губ его ползут вверх, когда он видит как я вытаращиваю глаза и хватаю ртом воздух. Если бы я не был тем, кем оказался, хорек давно бы рассматривал в зеркале здоровенный фингал под глазом от хорошего удара кулака. – И я не знаю, как так получилось… Я даже не понял, когда увидел, что ты… — хорек будто пробует на зуб обрывки различных фраз, не находя подходящей – а я лишь удовлетворенно слежу за иссяканием его словарного запаса. Он наверняка уверен, что Джейн сохнет по нему, как линза без раствора, – как бы не так! – пусть видит, что мне абсолютно нет дела до его белесой макушки. «А ты в этом уверен?», — подает признаки жизни тихий внутренний голос, а я лишь вздыхаю, понимая, что не смогу дать на него положительный ответ; и одна из причин этому ставшие внезапно ватными ноги. – Ох, Мерлин, я не думал, что это так сложно, — он запускает руку в волосы и качает головой. – В общем, я хотел сказать, что…

Договорить хорек не успевает, потому что Фортуна, у которой я с рождения оказался в черном списке нежеланных счастливчиков, вновь спотыкается о препятствие, распластавшись на земле. Из гостиной выползает Снейп – все такой же помятый и невыспавшийся – и буравит взглядом ошарашенного Малфоя. Последний хмурит брови и вдруг кривится в жуткой, наипротивнейшей, невозможной ухмылке – мое сердце ухает вниз, поняв, что здесь что-то не так.

— Интересно, — Драко складывает руки на груди и переводит на меня обозленный взгляд, а я лишь непонимающе хлопаю ресницами. Черт возьми, что взбрело в голову этому слизеринскому гаду? – Все понятно, — он печально усмехается и делает шаг к двери. – Мерлин, какой же я идиот, — уже тише добавляет он в сторону, а Снейп молчит, так же не понимая, во что его впутывают. – Поэтому ты не желаешь со мной разговаривать, да, Келли? — он вновь скользит глазами по взлохмаченному зельевару. – По-видимому, я помешал вам отсыпаться после бурной ночи, полных брачных игр. Что ж, желаю счастья в личной жизни, Снейп – извини, что растерял все свои мозги, заваливаясь в эту чертову квартиру рано утром, — потянув ручку, он оборачивается, хмыкает, но не дает мне сказать и слова, хлопнув дверью. Последняя жалобно скрипит – второй раз за день!

Совершенно растерянный, я оборачиваюсь на зельевра, но тот не подает признаков удивления, лишь фыркает и поплотнее запахивает рубашку. Я абсолютно не понимаю, что мне делать дальше, на кого злиться больше – на Снейпа, пришедшего так некстати, на Драко, сделавшего ложные выводы, или на себя – просто за то, что существую в этом мире.

— Что это было, Поттер? – тихо бормочет Снейп, а я только пожимаю плечами, разглядывая вмиг опустевшую прихожую. – Малфой выглядел так, будто хотел вам в любви признаться, — тут он усмехается, а у меня перехватывает дыхание, и я приближаюсь к зельевару, заглядывая в черные глаза.

— Что вы сказали? Что? – я моргаю сначала одним глазом, затем другим, на что Снейп приподнимает бровь. – В любви? – я не спрашиваю, повторяя скорее для себя, чем для мужчины. Закрыв глаза и подавив стон отчаяния, я хватаю зельевара за рукав и толкаю ко входной двери. – Профессор, извините, только извините – я хочу побыть один, — зельевар даже не упирается, а лишь окинув меня непонимающим взглядом, скрывается за дверью, на этот раз тихо прикрыв ее. Услышав хлопок аппарации, я перевожу дыхание и прижимаюсь к холодной стене горячей, будто от пощечины, щекой. Ох, Мерлин, даже врагу я бы не пожелал таких мучений.

Вчерашний вечер пролетел будто в бреду, вызванным, например, высокой температурой или передозировкой Успокоительного зелья. Утро было ничем не лучше: звон маггловского будильника, холодный душ, кофе и прогулка по еще сонному городу до злосчастного здания нашей компании. Затем документы, подписи, кофе – много, много бодрящего кофе – разговор со слишком уж счастливой Флокс и жуткая головная боль. Малфой, к счастью – или к сожалению – на глаза мне стремится не попадаться и передает все поручения через Мэриэтту. Жутко довольная, она каждый раз без стука распахивает дверь моего кабинета, стуча тонкими каблуками, кидает что-то бумажное на стол и окидывает мерзким, противным взглядом, сложив алые дутые губки бантиком.

Вечером я заваливаюсь к Снейпу, жалуясь на свою бедную, никчемную жизнь – конечно, обходя стороной имя Драко. Зельевар молчит и лишь наливает мне чашку кофе, который вызывает нервный вздох, и садится рядом со мной за стол своей кухни. Я, однако, уже не обращаю на него своего драгоценного внимания, полностью погруженный в свои мысли. Почему бы мне подойти просто к хорьку и не объяснить, что он все неправильно понял – тогда бы все стало на свои места. Честно, я просто боюсь последствий своего разговора. Как я уже говорил, мне было бы намного, намного легче, если бы Малфой отверг Джейн, я бы тогда плюнул на все нелепые, вдруг появившиеся чувства – но что если Снейп был прав, и хорек действительно ждет от Келли чего-то… большего? Ох, нет, я не готов к этому, определенно, еще не время. Я… да я просто не могу влюбиться в хорька! «Ты нет, а Джейн – вполне вероятно», — ухмыляется голос, а я, почему-то, в первый раз в жизни его не затыкаю. Когда-то давно Джинни говорила, что «женщины любят отрицательных героев» — знала бы она, насколько права.

— Может, объясните, что произошло у вас с Драко? – Снейп останавливает на мне тяжелый взгляд, а я отчаянно надеюсь, что он спишет появившийся на моих щеках румянец на действие горячей чашки кофе у меня в руках. – Поттер?

— А? – я удивленно смотрю на него, а мысли вертятся, словно шестеренки в маггловских часах – одновременно, но в разных направлениях. – Ээ… Ничего особенного. Я у него работаю, вы в курсе? Может, он решил просто предупредить меня о каких-то рабочих планах…

— Не может, — качает головой Снейп, сверля меня взглядом, будто пытаясь применить легиллименцию даже без зрительного контакта. Интересно, а такое вообще возможно? – Я слишком хорошо знаю Драко. Он хотел нечто иное.

— Да? – я морщу лоб и судорожно глотаю горячий напиток, обжигающий горло и отдающийся волной боли по слишком чувствительной эмали зубов. Скулы сводит, и я с силой вцепляюсь в бедную, ни в чем не повинную чашку.

— Да, — медленно тянет Снейп. Ох, надеюсь, он не замечает паники в моем взгляде – хотя, нужно быть чертовски самонадеянным идиотом, чтобы действительно так думать. – Что произошло, Поттер? Я наконец дождусь от вас более-менее внятного ответа? – я сжимаю зубы, и решаюсь ответить вопросом на вопрос. Почему я не могу рассказать все Снейпу, я не знаю – видимо, потому что и сам не хочу об этом думать.

— А вы, сэр? Вы закончите наш вчерашний разговор? Я отвечу, если мы… ээ… достигнем кон-сен-су-са, — протягиваю я и вздергиваю подбородок, на что Снейп кривит губы.

— Решили блеснуть умным словечком, Поттер? Что ж, вы не так тупы, как я всегда предполагал – это было так… по-слизерински, — он хмурит брови и потирает лоб тонкими пальцами.

— Шляпа хотела отправить меня на ваш факультет, — почему-то задумчиво проговариваю я, дождавшись от зельевара едкое «упаси Боже от таких змеек». – Ну так как?

— Я думаю взять реванш, Поттер, — Снейп все также в раздумьях отбрасывает волосы со лба и почему-то вздыхает. – Да и в конце концов, ваши отношения с Драко – не мое дело, — я давлюсь кофе и вытаращиваю на него глаза. Он что, действительно сказал это вслух – признал, что на свете есть что-то, куда он не должен совать свой длинный нос – или у меня помутнение рассудка?

— А вы правы, — пришла моя очередь усмехаться. – Только нет никаких отношений, — уже тише приходится добавить мне, и я перевожу дыхание, осознав, что Снейп не собирается это комментировать и вообще решает делать вид, будто у него расстроен слух. – Пожалуй, уже поздно, — как можно вежливее поблагодарив его за особое типично снейповское гостеприимство, я задвигаю стул, на что Снейп бросает, чтобы я не торопился. Исчезнув на несколько секунд в другую комнату, он возвращается со склянкой розоватого пузырящегося зелья и протягивает мне.

— Что это? – я касаюсь пальцами узкого тонкого горлышка и заворожено наблюдаю за разноцветными воздушными пузырьками.

— Передадите это Драко. Он перекрыл камин – так что связаться с ним у меня нет ни малейшей возможности. А это зелье он выпрашивал еще неделю назад.

— Для чего оно? – мне приходится оторваться от созерцания жидкости, спрятав его в кармане плаща, и уставиться на кривящего губы Снейпа – и я понимаю, что теперь он из принципа не вымолвит ни слова. Что ж, я сам обозначил правила игры. – До встречи, сэр, — киваю я, все также рассматривая залегшую между его бровей складку и направляюсь в прихожую, шаркая тяжелыми ногами по холодному полу.

* * *

Нелюбимая работа докучала ужасно. Все эти бессмысленные печати, бланки, переговоры с нерадивыми клиентами и цифры вперемешку с буквами, слагавшимися в скучные термины навевали зеленую тоску— что ж, за эту тоску хотя бы платили деньги. Почти с ненавистью отшвырнув испещренный знаками лист, я откидываюсь на кресло, признавая, что погрузиться с головой в работу, отвлекшись от бесконечных злободневных проблем, было не самой лучшей идеей. Теперь мысли в голове путались с закорючками на бумаге. Поручений, кстати сказать, даже не убавлялось — они росли, словно на дрожжах, и кабинет мой все чаще озаряла гадливая улыбка Строуд, приносящей записочки "от мистера Малфоя" под грифом "совершенно несекретно, изнуряюще и раздражающе" — причем написаны они были таким почерком, что мне приходится криво усмехнуться: создается абсолютное впечатление, что аристократическая рука слизеринца и сама-то брезговала прикоснуться к кривоватому шедевру из рваных букв. Продолжая делать вид, что Джейн является для него чем-то вроде того же Добби, он даже не смотрел в мою сторону, а бесконечные приказы, по-видимому, были чем-то сродни мести. Что ж, по крайней мере, это являлось самым, что ни на есть, выигрышным для меня вариантом развития событий — много лучше того, что, например, хорек устроил бы разборки прямо в этом кабинете; хотя, зная Малфоя, я бы не взялся утверждать, что он способен на такое. Впрочем, в последние несколько дней я вообще ни в чем не уверен.

Этот компрометирующий случай с зельеваром, его помятый вид и следующий затем в общем-то очевидный вывод хорька выводили меня из себя, вновь и вновь заставляя прокручивать эти события в голове. Что же нужно было слизеринцу тем утром, чего он добивался и почему так остро отреагировал на присутствие в моей квартире зельевара?

Если я правильно понял намек Снейпа, то, значит, Малфой действительно хотел поговорить со мной о чем-то серьезном. И тогда со всей математической вероятностью я могу заявить, что поведение хорька было следствием временного помешательства на почве необузданной ревности.

Такой вывод заставляет меня поперхнуться, выпить глоток остывшего противного кофе, еле удерживая чашку в дрожащих ладонях, и теперь уже давиться если не от неожиданных умозаключений, то от мерзкого вкуса. Мысли не хотят приводиться в порядок, а в голову вдруг лезут воспоминания о поцелуе, его стоне и его руках на теле Джейн... Нет! Черт возьми, что со мной происходит? Неужели можно представить меня и Драко вместе? "Вообще, это не ты, а Келли. Так что нет ничего невозможного", — мурлычет, разве только не распевает голосок внутри, и я понимаю, что мой разум проигрывает.

Что-то такое случилось за эти дни, что я берусь утверждать — о, сумасшедший! — что мне было действительно хорошо рядом с Драко. Это казалось таким правильным, естественным... Ох, Мерлин, кажется, я снова впутываюсь в неприятности. Неужели мне не хватило помимо этого еще и той находки на площади Гриммо? Снейп, определенно, теперь и слова не вымолвит, пока я не расскажу ему о нас с Драко – впрочем, я и понятия не имею, о чем должна пойти речь.

Что же означало то письмо Нарциссы некто по имени Лукреция? Вероятно, мне следовало бы спросить об этом у Малфоя, но интуиция подсказывает, что Драко также не видел этого пергамента – иначе он бы был упрятан в более надежное место. Несмотря на заверение Снейпа о полном отсутствии у меня умственных способностей, я, кажется, понимаю, о чем писала Нарцисса. Том совершил ошибку – я догадываюсь, какую: Лили пожертвовала ради меня жизнью, выставив защиту, и осколок души, как я видел в воспоминаниях, переданных Снейпом мне в день битвы, угодил в меня. Так что я, именно я стал хоркруксом. Значит, Нарцисса знала, – вероятно от Люциуса — что Риддл не смог создать хоркрукс за «растратой» одной частицы души, но она понятия не имела, куда он делся. Плюс ко всему она упоминает ритуал – вот здесь моя логика резко обрывалась. Имел ли он какое-то отношение к хоркруксу, или должен был действовать прямиком на душу Тома? «Высока вероятность, что наш план провалился», — то есть, он вполне мог и совершиться? И что это за девушка, похожая на Джейн, обнаружилась на колдографии? Черт, может Снейп прав, и она оказалась просто похожей на меня… Просто случайность. Ох, хвосторога меня задери, ведь со мной никогда не происходит что-то случайно – все случайности так или иначе переходят в преднамеренные закономерности. Чувствуя, что голова идет кругом от размышлений, я вновь хватаюсь за спасительный документ с закорючками. Все равно, что бы все это не значило, я пока не готов узнать всю правду о своем превращении. Мне нужно время – просто время, чтобы подготовить себя к худшему и разобраться помимо этого в себе.

Оторваться от мыслей помогает стук в дверь – и я вижу перед собой счастливую Флокс: споткнувшись каблуком о коврик, она чертыхается и опускается на стул напротив моего. Я ворчу, сверлю ее взглядом и наконец пододвигаю стопку документов к себе.

— Ты уверена, что умеешь читать вверх ногами? – Флокс улыбается эдакой понимающей улыбочкой, склонив голову набок, а я поспешно переворачиваю чертову бумажку.

— Я задумалась. И вообще, Миранда, я занята, как видишь – могла бы не мешать, — девушка лишь пожимает плечами, собираясь вставать. – Подожди, — мне вдруг в голову приходит очередная безумная мысль, я роюсь в кармане и вытаскиваю на свет божий склянку с розовым зельем, — отнеси это Драко. Заодно можешь сказать мне, что представляет собой сия жидкость.

— С каких пор ты называешь начальство по имени?

— Черт, — моргаю я. – Я что, назвала его… В самом деле?

— В самом деле, — Флокс опять усмехается, а я пытаюсь не покраснеть под ее взглядом, желая только одного: чтобы стул подо мной сейчас провалился куда-нибудь в сады ада. В конце концов, она, смутившись, обращает внимание на зелье: открывает пробку и вздыхает аромат, прикрыв глаза. – Откуда оно?

— Его передал С… сведущий в зельях человек, какая разница, Флокс! Что это?

— Очень мягкая основа, присутствуют нотки мяты, череды, цветков лимона, — с видом знатока проговаривает Миранда. – Это же элементарно. И консистенция, запах, цвет – указывают на Graviditate.

— Да-да, — я заламываю руки. – Флокс, у меня… в общем, я никогда не ладила с зельеварением – ну, или с его преподавателем. Для чего оно?

— Его применяют на ранней стадии токсикоза. Избавляет от тошноты…и других неприятностей. Зачем оно Малфою? – слова Флокс заставляют меня издать непонятный писк и почти сползти под стол.

— Понтия не имею, — выдыхаю я. В самом деле, зачем хорьку зелье, которое применяют во время беременности? – Скорее, для какой-нибудь знакомой.

— Возможно, — кивает Флокс, а я лишь машинально прикусываю зубами карандаш в руке, тем самым выдавая свое нервное состояние. – Уже осчастливил кого-то, — вдруг хмыкает Миранда, а я роняю карандаш. – Пусть мучается теперь. Надо же, папаша-Малфой…

— Необязательно, — я прерываю ее, нервно вскакивая и почти толкая дверь кабинета. – Все, Миранда, изволь выполнить мою просьбу. Когда дверь за ней захлопывается, я еле сдерживаюсь, чтобы не запустить вслед девушке вазу – но тогда мне ведь придется возмещать убытки, связанные с порчей офисной мебели, верно? – поэтому я лишь издаю тихий стон, схватившись за виски.

* * *

Нескончаемый рабочий день наконец приблизился к своему завершению, и я, накинув легкое пальто, спрятав в рукав палочку и забросив за плечи сумку, иду по сумеречной улице прочь от офисного здания. Сегодня траектория моего движения решила несколько поменяться – и я заворачиваю за угол на аллею, напичканную всевозможными магазинами, бутиками и ресторанами; но моя скромная цель – всего лишь продуктовый магазин: желудок Джейн вот уже который день недовольно бурчал на яичницу с беконом, от которой воротило получше чем от Костероста. В кой-то веки он желал фруктов – ну или овощей; невольно вспомнается вечер, когда хорек так мило ухаживал за больной Джейн и набил ее холодильник продуктами. Черт, в голову опять лезут мысли оДрако – и я не могу ничего с этим поделать. Моя ситуация безвыходна: если я скажу ему, что у нас со Снейпом никогда и ничего не было, и он даже в это поверит, то я боюсь того, что за этим последует. Вдруг он действительно… привязался к Келли? И что тогда? Я все равно не смогу, просто не смогу скрывать от него правду. «Драко, знаешь, я на самом деле Гарри Потер, так что извини, милый, у нас все кончено», — нервно рассмеявшись, я встряхиваю головой – да ни за что в жизни он этого не узнает. Меня не привлекают мужчины. Вообще. А что касается Джейн – то это ее дело, а я не собираюсь потакать ее прихотям.

Оглянувшись, я понимаю, что забрел слишком далеко – магазины сменились кафе и различными увеселительными заведениями, мне приходится развернуться и – взгляд мой приковывает прозрачное окно одного из ресторанов: я выравниваю дыхание и подхожу ближе. За дорого сервированным столиком двое: молодая девушка, темноволосая и немного смахивающая на мопса и парень, которого мне не стоит труда представить – хорек собственной персоной. Мысленно усмехаясь своей «везучести», я отчаянно пытаюсь вспомнить, где видел раньше его собеседницу – а, точно – слизеринка и его так называемая подружка Хогвартских времен Пэнси Паркинсон. Хмыкнув, я уже собираюсь уходить, но взгляд мой вдруг притягивает рука Малфоя – а именно то, с какой нежностью она поглаживает ладонь Пэнси на столе. Замерев, я с тихим ужасом наблюдаю, как слизеринец что-то говорит ей – причем, без ухмылок и надменно задранного подбородка – и достает из кармана пузырек с розовым зельем. Тем самым, что передал Снейп. Словно во сне я наблюдаю радость на лице девушке и ямочки на щеках от слишком широкой улыбки, как она кивает головой, а затем тянется к хорьку и целует его в щеку. Медленно отвернувшись, я шагаю мимо магазинчиков к знакомой Лайнер стрит – в горле почему-то застревает комок, а глаза покрываются пленкой. Вот, значит, о чем хотел рассказать мне хорек в тот день – и я был прав – испугавшись, что Джейн надумает про себя слишком много, он решил сказать правду: так, мол, и так, у меня есть уже беременная подружка – и я просто обязан на ней жениться, все остальное – просто последствие моих расшалившихся перед свадьбой нервишек. Черт, я глупец – да как я мог, как мог вообще представить себе, что мог чувствовать хоть что-то к Малфою? Про продукты, желудок да и вообще, что человеку для жизни нужно питаться, а не только думать о хорьках, я благополучно забываю – добравшись до спальни, я нащупываю зелье Сна-без-Сновидений на тумбочке и жадно его поглощаю.

* * *

Не думаю, что после того, что увидел вчера в витрине ресторана смогу смотреть хорьку в глаза – его наглые, серые, чертовски лживые глаза. И хотя разум настойчиво твердит, что все к лучшему – теперь нет нужды забивать себе голову нелепыми чувствами – мне почему-то до жути обидно. С другой стороны, я всегда знал, что хорек – ублюдок, тогда что же меня так задело в этот раз? И я совершенно не догадываюсь о том, что сегодня же получу ответы на все свои вопросы…

Все началось с того, что, словно в тумане я выполняю свою обычную утреннюю программу – душ, зубная щетка и горячий чай со свежей газетой в прикуску – конечно, не в буквальном смысле. Изменилось лишь одно – взглянув на часы, я вовсе не выругиваюсь и не бегу в прихожую, судорожно пытаясь найти вторую туфлю (дракл ее задери, вчера же здесь снял, а она как сквозь землю провалилась!) – пожав плечами, я лишь тянусь к чайнику на плите. Ухмыльнувшись, я направляюсь к письменному столу, схватив перо – старая привычка – я бросаю его в сторону, взяв шариковую ручку и разгладив ладонью пустой – как моя голова – лист белой бумаги.

Проходит, наверное, полчаса – а я все еще судорожно вожу ручкой по столу – комкая очередной неудачный вариант и испепеляя его Insendio– наконец, я прихожу к более-менее приемлемому варианту. «Прошу уволить меня по собственному желанию», — ключевые слова в моем письме, а далее перечитывать его не имеет смысла. Натянув кроссовки, я сжимаю бумагу в кармане и, наложив маскировочные чары, покидаю квартиру.

Добравшись до кабинета – не своего, Флокс – я бросаю увольнительную ей на стол – благо, хозяйки на рабочем месте не обнаружилось. Аккуратно вложив его в конверт, я нервно вывожу на нем «Мистеру Малфою» — и подчеркиваю два раза – будто перечеркнув этим все свое прошлое, вложив в это движение столько отчаяния, что тонкая бумага рвется насквозь. Ждать Миранду не имеет смысла – она обязана передавать начальству послания такого рода, пусть даже ее любопытство всегда заставляет ее вскрыть письма до того, как их прочтет хорек. Но подстраховка не помешает и, недолго думая, я решаю оставить в кабинете вместо себя говорящего патронуса – он вполне сможет сказать все те немногословные слова, которые должен был бы произнести и я: что-то типа «я нашла другую, более высокооплачиваемую работу», «было приятно иметь с тобой дело» и «надеюсь, еще увидимся, Миранда».

Наложив отвлекающие магглов чары на дверь, я, закрыв глаза, пытаюсь сконцентрироваться на самых радужных воспоминаниях – но в голову, как ни странно, почему то лезут ощущения прикосновений губ хорька, его печальная улыбка и тихое «ты мне нужна». Твою ж мать!

— Экспекто Патронум, — все же шепчу я, взмахивая палочкой – скорее из желания проверить, что из этого выйдет. Лучше бы я этого не делал, потому что глаза мои расширяются от ужаса и нашедшего понимания, когда я не вижу перед собой мерцающего, серебристого Сохатого – вместо него передо мной предстает волк, грациозный, тонкий, он удивительно умными серыми глазами взирает на меня, заставляя почувствовать, как по позвонкам крадется холодок.

«Любовь может отразиться на патронусе, Гарри. У меня новый патронус, Поттер. До этого ему и в голову не приходило меняться», — слова Джинни всплывают в памяти, опутывая паутиной мысли, заставляя ноги подкоситься и отчаянно покачать головой с застывшим, готовым вот-вот сорваться с губ «нет». Патронус, качнув головой и, видимо, посчитав, что ему больше нет нужды здесь находиться, развеивается, превратившись в молочную дымку, а я, сжав кулаки и прикусив щеку, сдерживая себя, чтобы не расколотить кабинет к чертовой матери, выбегаю за дверь.

* * *

Драко долго ходил по кабинету, сложив руки на груди, то и дело нервно заламывая руки. Приблизившись к толу, он вновь и вновь перечитывал клочок пергамента с небрежно выведенными буквами бесшумно шевеля побелевшими губами и вновь и вновь со злостью швыряя его на деревянную поверхность. Когда дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная внезапным вызовом к начальству Флокс, он еле сдержал себя, чтобы не схватить подчиненную за плечи и толкнуть к стулу.

— Сядь, — только выдавил он сквозь зубы. – Да сядь же! – Миранда, покачнувшись, опустилась на стул, опустив голову. Лицо начальства было перекошено, губы изогнуты в пренебрежении, а серые глаза метали молнии— это ничего хорошего не предвещало. – Что это? – он потряс уже довольно измятым пергаментом перед носом у ошалевшей от такого обращения Флокс.

— Увольнительная, — пришлось спокойно произнести ей неестественно высоким голосом.

— Я вижу. Потрудитесь объяснить, мисс, это какая-то изощренная шутка? ВЫ не видите, что мы и так загибаемся за нехваткой кадров, а теперь еще и это?

— А что я могла сделать? – Миранда лишь развела руками. – Бумага лежала у меня на столе. Келли оставила после себя лишь патронус, но и он не выдавил и слова.

— Понятно, — помрачнел блондин, тяжело опускаясь в кресло. – Я не подпишу это.

— Ваше право, мистер Малфой, но я все же сомневаюсь, что она появится здесь, — слизеринцу пришлось наградить девушку злым взглядом, на что она сразу умолкла. – Извините, но мне нужно работать, — уже в дверях Миранда замерла, медленно обернувшись с каким-то безумным выражением лица. – Малфой, а ты… какой образ принимает твой патронус?

— Какая разница? – от удивления уже обе тонкие брови взметнулись вверх. – Если я скажу, что это волк, тебе будет легче? – но девушка лишь улыбнулась кошачьей улыбкой – так что, казалось, в зелено-карих глазах появились огоньки.

— У Джейн тоже, — услышал Малфой, но дверь уже закрылась; хлопнув ладонями по столу, слизеринец отвернулся к окну.

На пол летит ваза, чашки, тарелки – да вообще все, что попадется под руку – изумительный звон царит в моей квартире, и я с каким-то остервенелым наслаждением превращаю свою кухню в невесть что: любой, владеющий Репаро маг вполне может себе это позволить, поэтому моя совесть молчит, даже не шелохнется, тихо наблюдая за обезумевшим хозяином. Выдохшись, я достаю палочку, с сожалением отмечая, что временное помешательство лишь раззадорило меня еще больше, а эмоции – те, казалось, и не думали меня оставлять. Злорадно усмехнувшись, я создаю патронуса, запустив в него тарелкой – волк лишь обиженно фыркает, когда посуда проходит сквозь него и разбивает стеклянную дверцу серванта. В голове царит – нет, не каша – мюсли. Каша – это слишком скучно, однообразно и невкусно. Мюсли – самое то: сборище разномастных, разноцветных, пестрых, не сочетающихся между собой вредных мыслей. Осознание того, что мой Сохатый исчез, и вместо него появилось вот это существо, кажется, было последней каплей всех потрясений моей жизни. И я теперь даже е сомневаюсь, чьим Патронусом первоначально оно являлось – с самой первой секунды я уверен в этом, хоть и ни за что не произнесу имени вслух. С этого дня, клянусь, именно с этого – я не выйду из квартиры ни на шаг, пока не вернусь в свое тело. И только тогда вздохну свободно, освободившись от Джейн и ее ненормальных желаний. Я ненавижу ее, ненавижу все сердцем, за то, что дала мне почувствовать, что я, кажется, могу любить – но больше за то, что она так неверно обозначила предмет воздыхания. Мне осталось лишь ждать — и пусть даже мне придется потратить на это большую часть своей жизни.

Я всегда думал, что любовь – это что-то особенное, что захватывает с головой, что изменит в тебе все, перевернет мир с ног на голову. Я ошибался – сейчас я не чувствую ничего, да и, кажется, я остался таким же – в смысле, такой же. Во мне нет никакого желания бросаться с крыши, дабы доказать свои чувства, сворачивать горы или петь серенады под окном – ничего подобного. Любовь – это одиночество, когда ты хочешь того, что и сам не можешь обозначить. Может, все дело в моей нерешительности, «под лежачий камень вода не течет», как говорят магглы – а я как раз таковым и являюсь. И никогда в жизни не смогу сделать первый шаг – что и доказали наши отношения с Джин. Джинни выбрала, влюбилась, поцеловала – все это делала она, а я, казалось, был лишь пустой куклой в ее руках, заставляя себя думать, что все это правильно. Теперь этого не произойдет – из принципа я буду делать лишь то, что захочу сам: не видеть больше хорька и просиживать дни в этой квартире до своего возвращения. Я так решил, и мне это нравится.

Малфой будет счастлив с Пэнси – зря, что ли, она бегала за ним почти что с первого курса, а я буду давиться одиночеством. Ну, пока не стану Гарри. А потом… Тут я замираю, закусив губу.

А что будет потом? Глупо надеяться, что все изменится. Окружение останется тем же, даже мозгов – и тех не прибавится, поменяется внешний облик. Зато появятся косые взгляды на твой лоб, шепотки за спиной и восторженные девичьи глаза. На работу тебя примут – можешь даже не сомневаться – любую, не спросив квалификации и результатов ТРИТОНОВ: хочешь аврором, хочешь невыразимцем, да хоть профессором зелий, черт возьми! Любовь? Да пожалуйста! Правда, она будет легко подкупаемой, но это не важно; тебе достаточно выйти из своего домика в Годриковой Лощине, выбрать из толпы фанатеющих девиц одну посимпатичнее, пригласить куда-нибудь – да хоть сразу домой: только придется сначала потерпеть, как она битые полчаса будет восклицать «Мамочки, со мной переспит Золотой Мальчик!». Воодушевляющие перспективы, что и говорить.

За окном стемнело, но мне совсем не хочется включать свет. Битая посуда, уже восстановленная, скучала в серванте; жаль, что с помощью Репаро нельзя склеить душу. Меня клонит в сон: я вижу какие-то неясные картинки и слышу звон. Очнувшись, понимаю, что звук доносится от двери – но я вовсе не желаю сейчас принимать гостей.

Моя щека касается поверхности стола – немного шершавого, но теплого и притягивающего; мюсли в голове оседают, оставляя после себя разноцветные сонные пятна – идиллию разрушает легкое прикосновение к плечу; встрепенувшись, я резко распахиваю глаза, пытаясь унять стуки сердца.

— Пришлось использовать магию, чтобы открыть дверь – ты не оставила мне выбора, — слышу я холодный, немного неестественный голос, который предпочел бы не слышать до конца дней своих. Ну конечно, это Малфой – кто ж еще?

— Похвально, — выплевываю я, откинувшись на стул и прогоняя остатки сна. – Убирайся. Что, скажешь, что по закону не положено бросать работу сразу же? Плевать мне на правила, то, что здесь, — я вдруг прикладываю руку к сердцу, — важнее.

Хорек отчего-то не кривит губы в ухмылке, а садится напротив, осторожно накрыв мою ладонь своей – мне приходится отдернуть руку и сжать е в кулак, так что отросшие ноготки до крови впиваются в тонкую кожу. Нахмурив лоб, Малфой отодвигается от меня и вытаскивает из кармана мятую бумажку.

— Документ не действителен без подписи, — тянет он, и я заворожено наблюдаю, как пепел от нее оседает на стол после Инсенидио.

— Бумаги мне не жалко, — проговариваю я, прикусив изнутри щеку и не поднимая на него взгляда. – Я не вернусь, слышишь, ты? Что ты хочешь?

— Я хочу тебя понять, — тихо шепчет он, опираясь локтями на стол и скользя по мне блестящим взглядом. – Почему ты избегаешь меня?

— Я?! – мне приходится зайтись притворным кашлем и театрально всплеснуть ладонями, закатив глаза. – Дай подумать: может, потому что тебе нельзя доверять? Или потому что ты сам мне признался, что каждая твоя пассия – всего лишь короткая интрижка? Или…

— Джейн, послушай, ты…

— НЕ хочу я тебя слушать, — взрываюсь вконец я. – И вообще, ты же видел, что я… ты видел Снейпа!

— Ошибся, — легко пожимает плечами он. – Он мне уже сказал, что я идиот.

— Сказал? – выдавливаю я. – А почему он мне… Неважно, проехали, — замолкаю я, поймав его ликующий взгляд из-под тонких прямых бровей. – Значит, ты хочешь знать, почему я не хочу иметь с тобой ничего общего?

— Смысл, конечно, исказился – но суть неизменна. Можешь ответить и на этот вопрос тоже, если уж ты любишь перефразировать, — опять эта странная, будто насмехающаяся улыбка.

— Хорошо, — мне приходится прочистить горло, оттягивая время и судорожно пытаясь оформить пестрые мысли в связные слова. – Ты действительно думаешь, что тебе позволено накануне свадьбы изменять своей беременной невесте? Это нормально для тебя? – с секунду хорек буравит меня абсолютно удивленным взглядом, но непонимание вдруг стирает широкая улыбка – все это заставляет меня в недоумении уставиться на него.

— Свадьба? Келли, ты сама понимаешь, что несешь?

— Отлично понимаю, Малфой! – выдыхаю я, совершенно возмущенный его чересчур радостным, мерзким, слизеринским… но безумно притягивающим взгляд лицом. – Ты забыл про Паркинсон? Про зелье – то, которое приготовил Снейп? Ну, тебе больше нечего сказать? – вопреки моим ожиданиям того, что хорек виновато опустит глаза или еще что-то вроде того, он лишь качает головой и убирает пряди белесые волос с высокого лба.

— Ах, вот он что, — вскочив со стула и сложив руки на груди, Малфой расхаживает по кухне, рассматривая узоры на потолке, заставляя меня кипеть от негодования и мысленно наслаждаться фантазиями о том, как во-он та тарелка приземляется на его белесую макушку. – Я не думал, что…

Тут происходит нечто невообразимое, такое, что мне приходится ущипнуть себя за локоть, дабы проверить в происходящее: хорек резко останавливается, опускаясь перед Джейн на колени и схватив ее ладони – и я не могу дернуться в сторону, завороженный невозможностью происходящего.

— Пэнси вышла замуж за Блейза, и у них будет ребенок, понимаешь? А Снейп – отличный зельевар, и Паркинсон прекрасно об этом осведомлена, поэтому и попросила меня поговорить с ним. Знаешь, о чем она еще упросила меня? Теперь я буду крестным отцом ее ребенка, — машинально поглаживая большим пальцем мои ладони, Драко все так же задумчиво тянет. – Откуда ты знаешь про Пэнси?

— Ну… ээ, — выдавливаю я, лихорадочно придумывая ответ – и даже не из-за того, что боюсь не сболтнуть лишнего, связанного с моим прошлым. Что-то глубоко внутри ликует и устраивает попойку в честь открытия всей правды о Малфое; однако, от этого мне не становится легче. Новости пугают и ужасают своими непредсказуемыми последствиями. Это как лотерея – ты можешь потратить намного больше, чем получить, но не исключена и обратная возможность. – Я же училась в Хогвартсе… И знала ее – не лично. А вчера… Во общем, я видела вас в витрине ресторана.

— И?

— Что? – мне приходится в непонимании уставится на ждущего, словно пантера перед прыжком, Малфоя. Глаза его блестят, губы полураскрыты в предвкушении… и мне приходится смущенно отвести от него жадный взгляд.

— Ты даже не извинишься? – слова вновь закрывают пеленой мне глаза, заставляя вскочить и отшвырнуть от себя противного хорька. Да как, как я вообще мог подумать, что он изменился? Он все такой же черствый, мерзкий и наглый, как его папаша!

— С какой стати, черт бы тебя побрал! Ты в своем уме? – отчаянно жестикулируя руками, я выбегаю в прихожую, схватив свой правый кроссовок и машинально пытаясь надеть его на левую ногу.

— Этим ты оскорбила мои ценностные установки, — вздергивает подбородок хорек, странно посмеиваясь.

— Твою ж мать! – правый кроссовок летит в малфоевскую ослепительно белую футболку – хорек пытается увернуться, но тщетно: поэтому лишь издает неопределенный смешок, рассматривая грязное пятно на чистой ткани. – Вон! Убирайся, или я уйду сама, — где-то в глубинах оставшегося подсознания, я прекрасно понимаю, что хорек меня провоцирует, но не поддаться на эти провокации я уже не могу – сам Мерлин велел. — Первый вариант предпочтительнее, учитывая, что это МОЙ дом! – дурацкая улыбка не слезает с его лица, когда он делает шаг в мою сторону, а я хватаю второй кроссовок. – Не приближайся ко мне, гад слизеринский!

— Я и не думал, – пожимает он плечами, но своим словам не следует и осторожно убирает из моих рук обувь, отшвыривая ее в сторону. Теперь я знаю, кто из нас кролик – заворожено следя за его движениями, я не могу пошевелиться. – Мне нравится твое упрямство, Келли.

Склонившись ко мне, он приближает губы к моей щеке, обжигая дыханием. Я пытаюсь дернуться в сторону, но он припечатывает меня к стене, заставляя чувствовать себя беспомощным. Когда он проводит языком по моей нижней губе, тело охватывает дрожь, сладкая, томная, крадущаяся из кончиков пальцев и нащупывающая где-то там внутри выключатель, ответственный за разум. Губы приоткрываются сами собой, и я чувствую, как его язык касается моего; совершенно невозможные ощущения окутывают, словно дымка, когда он прикусывает его, принуждая меня охнуть и закрыть глаза – да, так намного лучше: по крайней мере, теперь я могу освободиться от накатывающей паники. Прижимаясь ко мне всем телом, он оставляет в покое губы, щекоча участившимся дыханием кожу шеи – и я почти сползаю по стенке, захлебываясь в море нахлынувших эмоций; он поддерживает меня, не позволив полностью очутиться на полу. И я уже совершенно не помню, когда остатками разума понимаю, что обои тесной прихожей сменяются плотно запахнутыми шторами спальни и скрипучей, узкой кроватью под моей спиной.

Испачканная кроссовком футболка летит на пол, и я ощущаю покалывание на подушечках пальцев, когда мои ладони касаются горячей обнаженной кожи – невероятное чувство. Ремень на его джинсах в этот раз поддается намного быстрее, застежка тоже – хоть я и не рискую двигаться дальше; закусив губу до крови – о, я совершенно точно ощущаю медный, ее соленый привкус – пытаюсь сдержать себя, когда Драко касается замка моего платья. С сожалением проследив взглядом за небрежно летящей не пол одеждой, я с радостью замечаю, что он… не исследует взглядом тело Джейн, подмечая недостатки и – упаси боже – не оставляя язвительные комментарии, как я до этого думал. Вместо этого он вдруг прикусывает зубами кожу плеча, заставляя меня тут же забыть о сожалении насчет брошенного платья и издать низкий стон. Ох, Мерлин, неужели это я? Услышав его, Малфой как-то странно вздрагивает и окидывает меня пустым, безумным взглядом расширившихся значков. Недолго думая, он освобождается от узких, не желающих сползать с бедер джинсов, притягивая на нас одеяло. Кажется, он читает в моих глазах панику, поэтому замирает, нависнув надо мной.

— Ты уверен? – выдавливаю я, глотая появившийся в горле комок; помедлив он кивает, а затем как-то странно прищуривается, склонив голову на бок.

— Это не больно, — вдруг хмыкает он, а я прикусываю изнутри щеку. Хм, может быть, так даже лучше, что он уверен, что Джейн до этого не довольствовалась плотским утехами: ведь это даже правда – в этом теле я никогда не задумывался, чтобы…

Додумать я не успеваю, потому что Драко что-то неразборчиво мычит и прижимается бедрами к моему животу, вызывая разноцветные пятна перед глазами. Ахнув, я пытаюсь вновь отодвинуть его, но когда между нашими телами не остается даже клочка тонкой ткани, я чувствую его возбуждение, дрожью отдающееся в моем теле. Это… незабываемо. Серая радужка почти полностью скрывается черными омутами, белесая растрепанная челка щекочет шею, а меня терзают смутные сомнения, отодвигаемые на второй план плотскими утехами.

Боли я, действительно, не чувствую – возможно, из-за какого-то заклинания, которое поспешно срывающимся голосом хрипит Драко – осторожно двигаясь, он проводит языком по раненной губе; сжав зубы, я сдерживаю рвущиеся крики – скорее, даже отчаяния, нежели удовольствия, ощущения фейерверком рассыпаются у меня внутри, ноющей болью отдаваясь внизу живота. Вцепившись в простынь, я борюсь сам с собой, уже уверенный, кто победит в борьбе тела и разума… Вес чужого горячего тела, прижимающего меня к мокрой, сбитой простыни, почему-то успокаивают и дарят совершенно новые, иные впечатления. С ужасом отметив, что упругие, твердые мышцы и жесткие губы намного приятнее их женской альтернативы, я закрываю глаза; вцепившись зубами в его плечо и чувствуя, как его тело постепенно обмякает на моей груди.

Твою мать, это неправильно, жутко неверно, невозможно – и меня почему-то раздражает выражение лица хорька, расплывшееся в безмятежной, спокойной улыбке. Впрочем, не он же переспал со своим врагом детства, слизеринцем и вообще невозможным во всех смыслах этого слова человеком?..

Пытаясь утихомирить мысли, я переключаю свое внимание на лежащее рядом тело: неяркий свет ночника вырисовывает на его предплечье шрамы, и машинально провожу по ним пальцами: Драко дергается, словно ошпаренный, вмиг оказавшись на другом краю кровати. Приглядевшись, я с ужасом прикусываю язык. Тонкие полос складываются в тело змеи, выползающей изо рта черепа – но даже не это меня удивляет; помимо побледневшей, давно неактивной метки, кою я уже имел место наблюдать у Снейпа, я вижу мелкие, белые от времени шрамы и еще свежие царапины.

— Зачем? – мне приходится откинуть все предубеждения и придвинуться к Драко поближе, положив голову ему на плечо и наслаждаясь ароматом его кожи. По крайней мере, мой жест совершенно невинен сейчас – ну, по сравнению с тем, что произошло несколько минут назад; так что совесть может спокойно спать калачиком, не огрызаясь и не язвя. Он даже не переспрашивает меня, прекрасно понимая, что меня волнует. Накрыв левую руку одеялом, он не решается начать разговор, будто забыв, как буквы складываются в слова.

— Я ненавидел ее, — быстро проговаривает Малфой осипшим голосом. – Хотел от нее избавиться. Слишком о больших ошибках она напоминает.

— Но… таким способом?

— Я пытался содрать ее, — нетерпеливо перебивает он. – Но когда раны заживают, она вновь проявляется. Это… метка-наказание, и я заслужил ее.

— Это неправильно… — пытаюсь возразить я. Как приверженец Светлой стороны, я никогда не задумывался о жизни на Темной. О том, что чувствует пожиратель, принявший метку – да, честно, я был уверен, что они ей только гордились – что-то вроде нацизма и расизма в маггловском мире. Однако из всех правил бывают исключения – так что я, как всегда, совершал ошибку. Словно читая мои мысли, слизеринец не дает развить мысль до конца.

— Забудь. Это тебя не касается, — резко выдавливает он сквозь зубы, так что я поеживаюсь. – И вообще, ты не представляешь, каково это, когда Он оставляет на тебе метку… Сначала он основательно поковыряется в твоей голове, потом проверит парочкой Круциатусов, ну а потом, соответственно, оставляет на коже вот это. Тебе рассказывать, каким образом все происходит? Как он выжигает – о, в прямом смысле этого слова – череп с помощью темного заклинания, а затем с помощью серпентарго заставляет змею выползти из черепа – та, естественно, слушается, медленно, шаг за шагом проявляясь на коже, вызывая такую сильную боль, что в этот момент единственным желанием является быстрая смерть. Да меньше всего на свете я желал быть оклейменным! Тебе это нужно услышать, Келли? – его голос срывается, он тяжело дышит, а я, отодвинувшись, испуганно взираю на него в кой-то веки сверху вниз.

— Нет, — качаю я головой, на что Драко окидывает меня бессмысленным взглядом.

— Нет? Ты уверена? Да ты представить себе не можешь то ощущение, когда он швыряется в твоих мыслях! – «да уж, конечно, куда нам» — мелькает в голове. – Ты никогда не видела его глаз – о, поверь, они ужасны – не ощущало плывущую по воздуху магию: что-то сродни тому, что испытываешь от дементора. Ты ничего не можешь знать, Келли! – повышает он голос, подскочив повыше на подушке и обняв себя руками. Некоторое время он просто молчит, опустив голову; когда же он немного успокаивается, взгляд его становится более осмысленным, он осторожно поворачивается ко мне. — Прости, — тихо шепчет он. – Просто я представляю твое отвращение, когда ты видишь ее – поверь, я испытываю то же самое.

Совершенно неосознанно моя рука тянется к его щеке, пальцы ласково поглаживают острую скулу, а взгляд обнимает его растрепанные волосы. Вероятно, я тяжело, неизлечимо болен, это что-то вроде клепто— или даже наркомании; если умом я прекрасно понимаю, что не должен находиться рядом с этим человеком, то тело слушается лишь указаний взбешенного сердца, так что меня словно магнитом тянет к слизеринцу. Мной овладела, определенно, положительная идиосинкразия – и я не в силах что либо изменить, не ломая себя. И я даже представить себе не хочу, что будет, если Драко узнает, кто я на самом деле – ну уж нет, скорее, Снейп перекрасится в блондина, чем я сознаюсь в этом. «А если ты превратишься?», — вдруг молвит тихий голос, заставляя меня мысленно взвыть, словно вервольф на луну. Я делюсь между двумя овлаевшими мной желаниями: вернуться к прежнему телу и чувствовать рядом тепло бледной кожи. Очевидно, что они несовместимы, как лед и пламя, вода и металл, Хагрид и драконы, как мужчина и мужчина, в конце концов, — ну, традиционно.

«Когда он рядом, тебе кажется, что все окружающее тебя правильно; дождь на улице, подгоревшая каша на плите и смятая кровать», — слова Джинни невольно всплывают в голове; о, Мерлин, если бы она только знала, что я буду чувствовать почти тоже самое ни к кому иному, как к слизеринскому змеенышу… Определенно, я схожу с ума.

Вероятно, я могу списать все на женскую оболочку, все то, что я испытываю сейчас – но тогда какого черта я не чувствовал ничего подобного раньше?

Закусив губу и подавив рвущийся наружу стон, я не замечаю, как погружаюсь в сон, удивленно отмечая про себя, что это до жути приятно – чувствовать щекой худощавое мужское плечо.

Еще не открыв глаз, я осознаю, что споткнулся о тонкую грань сна и яви. Определено, я не сплю – но, о Мерлин – в голове всплывают воспоминания о вчерашней ночи, заставляющие щеки залиться густой краской. Поднять веки я боюсь – боюсь наткнуться на его серый, исследующий меня взгляд, боюсь вновь прикоснуться к нему, не отдавая отчет своим действиям, боюсь того, что почувствую, когда увижу его платиновую макушку. Нет, это невозможно – я не пугался Пророчества Трелони, смерти, когда подставлялся под Аваду Волдеморта, и стряпни Джинни – поэтому мое поведение сейчас никак не укладывается в привычные рамки. Сердце стучит, когда я приоткрываю один глаз, претерпевая резь из-за слишком яркого света, второй – но, к моему удивлению, не обнаруживаю ничего и никого. О, Мерлин, неужели ты сжалился надо мной, сделав все произошедшее беспокойным сном? Ха, надеяться на это было бы совершенно по-идиотски.

Его одежда на полу не обнаруживается, лишь мое платье одиноко скучает на ламинате – натянув его на себя, я шаркаю ногами в направлении кухни и опускаюсь за деревянный стол, подперев подбородок руками.

Мне почему-то безумно хочется засмеяться во весь голос, и я не сдерживаю себя – смех получается фальшивым, немного истеричным и совершенно не моим, нет. Вероятно, мне просто хотелось насмеяться над собой, своей наивностью и богатым воображением. Может, это и хорошо, что все так закончилось – Малфой получил еще одну ночь в копилку весело проведенных вечеров, а я… я получил по заслугам за свои мысли.

Вряд ли Джейн имело какое-то значение для хорька, впрочем, я и не виню его – ведь он сам когда-то признался, что не способен на что-то серьезное. Хотя, конечно, он говорил совсем не это, но вывод следует совершенно логическим путем вслед за его словами. Осталось лишь смириться с тем, что все произошедшее было ошибкой, убедить себя в том, что я просто глупец , и вновь взирать на упавшую самооценку сверху вниз. На работу я не вернусь, так что придется следовать ранее предпринятым планам, нарушенным вчера приходом хорька – и дожидаться превращения, как гусеница бабочку.

Ход моих мыслей нарушается скрипом замка в ключе и стуком входной двери: как ошпаренный, я мчусь в прихожую – и только за тем, чтобы лицезреть хорька, нагруженного бумажными пакетами. Стянув кроссовки, он перехватывает мой недоуменный взгляд и отвечает на него широкой, едкой ухмылкой.

— Я думала, ты ушел, — и какого черта я процеживаю это сквозь зубы?

— Я действительно ушел, Келли, — не обращая внимания на мой ступор, он хозяйничает на кухне, заполняя продуктами полки кухонного шкафа. – В магазин, ибо не желаю умереть с голода сегодня же утром. У тебя в холодильнике мышь повесилась, но прежде застрелилась, — я усмехаюсь маггловским выражениям слизеринца, хотя и пытаюсь сохранить серьезное лицо и не расплыться в широкой улыбке от радости. Черт, и почему мое настроение стремится от ужасного к отметке «довольно неплохое»? – Будешь молоко? – он взмахивает палочкой, открывая пакет, а чашки из серванта самостоятельно подставляют животы льющейся молочной жидкости. Словно человек, в первый раз столкнувшийся с магией, я зачаровано наблюдаю за сиим действом, подмечая, что сам я целую тысячу лет не использовал магию в быту. Заметив мой взгляд, он усмехается и пододвигает ко мне чашку, заставляя опуститься на стул.

— Ты слишком обо мне заботишься, — ворчу я, стукаясь зубами о ее керамический край.

— Просто я привык к полноценным завтракам. Словом, тебе тоже придется к этому привыкнуть, — пожимает плечами он, а я почти давлюсь молоком, забрызгивая каплями темный стол. – Я так мало плачу, что мои подопечные с трудом могут себя прокормить? – помешивая ложкой крепкий чай, он садится напротив, элегантно откинувшись на спинку.

— Что? О, нет, нет, — быстро проговариваю я, понимая, что не могу ему раскрыть всей правды: да и что ему взбредет в голову, если я поведаю, что последние несколько дней ужинал в компании Снейпа у него же дома? – Слушай, а что ты сказал насчет завтраков? Неужели ты думаешь, что я мечтаю проводить время в твоем обществе? – выдавливаю я небрежно слишком уж неэмоциональным тоном. Пусть не думает, что Келли потеряла от него голову – совсем нет. Драко молчит, забыв о стынущем чае и стерев с губ усмешку.

— Джейн, это не слишком выгодно для тебя играть незаинтересованную особу. Я знаю, кто твой патронус, — протянув руку к краю стола, он обхватывает пальцами палочку, одними губами произнеся до боли мне знакомое заклинание. Фиолетовые искры в воздухе плавно перерастают в белесое, почти прозрачное существо – и волк, немного крупнее моего, мудро взирает на своего хозяина, затем переведя взгляд на меня, будто предупреждая: «никто не посмеет причинить ему боль». Отогнав наваждение, я всматриваюсь в хорька, но он не поднимает на меня глаз, сочтя более интересным листья чая в своей чашке.

А я лишь вздыхаю, понимая – козыри закончились, пришло время пустить все на самотек.

* * *

Зелье мирно булькало в котле добрых полчаса – ровно до тех пор, пока обиженно не заворчало и полезло через край. Снейп чертыхнулся, процедив ругательство сквозь зубы, и пробормотал заклятье исчезновения – мысленно давая себе пинка за столь опрометчивое расходование ингредиентов. Мысли никак не хотели сосредотачиваться вокруг варящегося зелья, заставляя чувствовать зельевара себя необыкновенно растерянным и уязвимым.

В первый раз в жизни плюнув на испорченное в кой-то веки зелье, так и не способствующее отвлечению от навязчивых мыслей, Снейп прошествовал в гостиную, опустившись в глубокое резное кресло. Машинально было потянувшись к початой бутылке скотча, мужчина резко отдернул руку, уверяя себя, что промиллями в крови сложившейся ситуации уж точно не поможешь.

И дело было даже не в том, что зельевар понятия не имел, как поведать Поттеру тайну его превращения и обойтись без последствий в виде разрушенной гостиной, кухни и лаборатории истерикой Золотого Мальчика-который-вроде-уже-не-мальчик, или в том, что Драко сразу менял тему разговора, нервно отдергивая ворот рубашки, когда он так или иначе касался темы, связанной с Джейн. Что-то определенно происходило – но все это, опять же, меньше всего касалось жизни самого Снейпа, вечно жаловавшегося на едкое одиночество.

Все изменилось в один – прекрасный или не очень – день.

В пресловутый день зельевар был разбужен настойчивым стуком в дверь – зевнув и натянув на сонное лицо нейтральную маску, выставив щит в мыслях, он потянул ручку двери, надеясь, что это не Поттер, пришедший требовать информацию о колдографиях и письме Нарциссы; интересно, каким образом они вообще у него оказались? Надежды оправдались: на пороге, действительно, тела Джейн не обнаружилось, зато присутствовало другое – как оказалось, не менее нежелательное.

Что-то знакомое было в этом взгляде темно-зеленых глаз и выражении лица – Снейп никак не мог вспомнить, где он видел их раньше. Так или иначе, девушка, скорее всего, ошиблась дверью, чем намеревалась одарить своим визитом сварливого бывшего профессора. Всего лишь на секунду девичьи губы расплылись в широкой улыбке с ямочками на щеках. Пробормотав слова приветствия, она закусила губу, будто сдерживая себя – Снейп почти был уверен, что она готова была повиснуть у него на шее; впрочем, это могло оказаться всего лишь фантазией погрызенного одиночеством воображения.

Потоптавшись на месте под проницательным взглядом черных глаз, девушка, отчего-то покраснев, проскользнула внутрь, и относительно уверенным шагом проследовала на кухню. Следующие полчаса Снейп пребывал в полнейшем беспамятстве, ибо совершенно не помнил, что делал в тот момент, когда девушка, присев на жесткий стул и не поднимая на мужчину глаз, ровным, ни разу не дрогнувшим голосом, поведала о том, что так давно хотел знать зельевар. О чудесном спасении, о том, кто вытащил его с тонкой грани жизни и смерти, о Святом Мунго и бессонных ночах у его кровати под действием Оборотного зелья – все. А Снейп, тем временем, вспомнил, кто была эта девушка – чуть старше Поттера, она училась на факультете Когтевран; вспомнил он и то, как был невольным свидетелем ее детских слез вследствие проблем в отношениях с небезызвестной магическому миру матерью. Только… что привело девчонку сюда? Впрочем, Снейп догадывался: на этом свете ничего не делается безвозмездно, поэтому, верно, она пришла за платой. Ингредиенты стоят довольно дорого, да времени на приготовление данного вида противоядий уходит много, так что Снейп ничего не имел против, чтобы выписать этой девчушке чек из своей ячейки в Гринготтсе. Озвучив эту мысль слух, после того, как гостья замолчала, он наколдовал свиток пергамента и разгладил его на столе, кинув сверху перо. Пробормотав что-то о том, чтобы девушка вписала нужную сумму, Снейп, сложив руки на груди, молча стал наблюдать за гостьей, стеклянным взглядом уставившейся на клочок бумаги. Того, что произошло в следующие мгновения, он точно не ожидал: бросив на него обозленный взгляд, гостья вскочила и просто-напросто покинула его квартиру, хлопнув дверью. Пустой пергамент подхватило порывом сквозняка, так что он слетел со стола, заставив Снейпа недоуменно нахмурить брови. Значит, деньги ей не нужны. Что ж, занятно.

Снейп знал, что девушка вернется, и был прав: вечером следующего дня он имел честь лицезреть ее несколько недовольное лицо в своей прихожей – все так же прошествовав на кухню, она молча ковыряла пальцем дерево стола, пока зельевар раздраженно не кашлянул. Удивленно, будто забыв о его присутствии, она подняла взгляд на мужчину; что-то непонятное Снейпу промелькнуло в ее глазах, но она лишь совершенно по-слизерински усмехнулась. «Несколько вечеров, сэр, всего несколько: каждый вечер я попрошу от вас один урок. Я специализируюсь в зельях, но некоторые темы я нахожу абсолютно непонятными». Снейп удивился было такой плате, но слова не сказал, правильно понимая, что не может диктовать условия тому, кому, как ни печально бы это звучало, обязан жизнью.

Вечера пролетали быстро: мисс схватывала все на лету – не зря же Шляпа отправила ее в Когтевран – и все чаще они проводили время, споря о какой-нубудь слишком заумной теории новоиспеченных ученых-зельеваров. Было странно – то, что по виду девушки никак нельзя было сказать, что голова ее не пуста или набита лишь мыслями о богатых женихах и глянцевых обложках – и Снейп нехотя признавал, что иногда она предлагала совершенно гениальные идеи. А мужчина всегда был неравнодушен к умным людям – вероятно поэтому он почти что с нетерпением ждал прихода сумерек. Все чаще скучные лекции заменялись оживленными дискуссиями о том или ином виде зелий, плавно перетекавшие в рассказы гостьи о ее учебе в Шармбаттоне, где у большинства преподавателей текла кровь вейлы – и, собственно, поэтому студентов больше волновали их красивые глаза и грациозные перемещения по классу, нежели сам предмет. А Снейп все чаще ловил себя на мысли, что почти не вникает в речи мисс, бездумно скользя взглядом по ее лицу. Хоть такое малое время он был вынужден терпеть ее общество – о, ведь раньше он всегда проводил их в одиночестве! – он чувствовал, что начал привыкать к этому. Говорят, что к хорошему привыкаешь быстро – но было ли это таковым для Снейпа? Впрочем, он и сам не мог разобраться.

После он не спал всю ночь, мучаясь бессонницей и нежеланными мыслями, прочно поселившимися в его голове – а потом был Поттер, аппарировавший его к себе, ошалевший заспанным видом зельевара Драко и еще одна бессонная ночь.

Впрочем, все скоро закончилось – ровно так, как начиналось. Одним вечером Снейп готовил жутко сложное зелье из редких и, между прочим, довольно бьющих по карману ингредиентов, когда мисс, даже не спросив разрешения, мало того, что проникла в его квартиру, вероятно, воспользовавшись Аллохоморой, так еще проследовала прямо в его лабораторию, молча наблюдая за его работой. Снейп ни словом, ни жестом не давал понять, что заметил ее, но его терпению пришел конец, когда девушка подметила, что вместо Мимбулус Мимблетонии лучше использовать корень обычного кактуса – это и вкус улучшит, и послужит дополнительным катализатором. Тогда Снейп взорвался – и сообщил девчонке все, что думает о ней – ее корысти, обусловленной генами или чем-то еще, наглости и самоуверенности. Он долго шипел что-то про то, что меньше всего хотел бы тратить на нее свое драгоценное время, что он вовсе не желал, чтобы ему спасали жизнь, что таких упертых особ он не встречал еще ранее – все это приправлялось жгучими специями в виде отборных язвительных фразочек и проницательного взгляда черных глаз: от такого блюда Поттер-младший просто бы скончался на месте. Каково же было удивление грозы подземелий, когда мисс одарила его ответным, не менее презрительным взглядом, сложив руки на груди – и нет, вовсе не побледнела, вжалась в стену или стала бормотать извинения – и это выходило за рамки поведения студентов, которые обычно испытывали влияние Снейповского раздражения на себе. Она достойно понесла ответ – громко прокричав, разбавляя все это отчаянным жестикулированием, что Снейп – никто иной как злобный чурбан, не видящий ничего дальше своего выдающегося носа, гнусная летучая мышь и закомплексованная личность. Такого развития событий зельевар не предвидел – еще никто не смел повышать на него голос, разве что Лорд и Поттер: последнему простительно, ибо он Золотой Мальчик, унаследовавший гены драгоценного папаши. В этот вечер мужчина узнал о себе много нового, но, попытавшись перебить разъяренную гостью, получил Квиетусом в лоб – и вынужден лишь был ошалело взирать на сие действо, удивляясь, как он еще не посмел придушить девчонку голыми руками – однако, высказавшись, гостья просто-напросто хлопнула входной дверью, оставив Снейпа в одиночестве взирать не перекипающее зелье.

Кстати сказать – мужчина все же заменил Мимблетонию на кактус.

* * *

Кофеин давно превысил положенную за день дозу в крови, но я все равно давлюсь энной чашкой за сегодня. После утреннего разговора меня раздирают противоречивые чувства – удовлетворение от того, что Малфой, похоже, серьезно не считал Келли интрижкой на ночь – хотя, честно, я совершенно не понимаю, чем она ему приглянулась – и отчаяние, потому что все это было слишком неправильно. Впрочем, на лицо некоторые положительные моменты – я совершено точно определился, что сошел с ума, окончательно и бесповоротно, потому что готов променять спокойную жизнь в теле Гарри на запах малфоевской кожи. Нет, это вовсе не означает, что я не желаю вернуться – хотя, если взглянуть на это с другой стороны… то все так и выглядит. С этой стороны, ко всему прочему, я выставляю себя полным эгоистом по отношению к тому же Малфою – и меня вдруг пробирает смех, когда я пытаюсь представить лицо слизеринца, обнаружившего однажды прекрасным утром тело Гарри Поттера, лежащего у него на плече. Нет, определенно, нельзя этого допустить.

— Я вижу, ты прекрасно выспалась, — кабинет мой озаряется поникшей улыбкой Флокс, приоткрывшей дверь. – К тебе можно?

— Ты все равно вошла, — мне приходится с неудовольствием отодвинуть от себя кофе и опустить подбородок на сложенные домиком ладони. Надеюсь, она не заметит – или хотя бы сделает вид – моих покрасневших щек, вызванных ее комментарием, так или иначе касавшимся сегодняшней ночи. Убрав волосы с лица, она устало опускается на стул напротив. – Миранда… все в порядке?

— Да, — небрежно тянет она, хотя я прекрасно чувствую, с каким трудом это дается. Прожигая ее взглядом, я накрываю ладонями ее руки, заставляя опуститься на землю. Вздохнув, она хмурится и качает головой. – Просто… все без толку, Джей. Это ведь ты мне дала его адрес? – дождавшись моего кивка, она продолжает. – Люди не меняются – ну, или просто не хотят меняться. Я слишком наивна.

— Нет. Не так, Флокс, не совсем так, — почему-то тяну я, вновь поддавшись мыслям о своей странной судьбе. – Скорее, боишься меняться ты и увидеть ситуацию глазами другого человека. Предрассудки порой сильно портят нам жизнь. Особенно, если они о слизеринцах, — последнее я добавляю чуть тише, мысленно ругая себя за признания вслух. Флокс лишь пожимает печами.

— Я не знаю, где правда, Келли. И уже не хочу знать, — отдернув руки, она шмыгает носом и пытается натянуть улыбку на лицо. – А ты как, Джей?

— Я? – удивленно взираю на Миранду, почти чувствуя, как работает мой мозг в поисках ответа: ведь я почти знаю, о чем она. – Нормально.

— Пожалуй, действительно нормально, если ты так мудро рассуждаешь о слизеринцах.

У меня появляется настойчивое желание что-нибудь разбить, желательно о голову Флокс – но она избавляет меня от причастности к одной из статей маггловского и магического уголовных кодексов, усмехнувшись и скрывшись за дверью, так что я откидываюсь на спинку кресла, театрально всплеснув руками аки умирающий в пустыне от жажды бродяга.

Еще несколько минут я провожу в раздумьях, совершенно не замечая, что в забвении рву на мелкие кусочки договор аренды какого-то помещения, и принимаю единственное возможное решение: поднимаюсь с кресла и направляюсь в кабинет начальства. Я не побоюсь сказать ему в лицо, что Джейн не согласна быть игрушкой в его руках, что между ними не может быть ничего, кроме рабочих отношений. Да, определенно, так будет лучше: и для моего сомневающегося самосознания, и для сохранения рассудка Драко, и вообще для благоразумия. Я разрываюсь между желанием вернуться в свое тело и нахлынувшими чувствами, поэтому будет лучше не поддаваться соблазну и расставить все на свои места. Я должен зарубить себе на носу: мое состояние временно, и Джейн больше не вернется к этой жизни. Я не вернусь – почему-то именно в таком выражении данная мысль крутилась в голове; это пугает меня больше всего – ведь я начал отождествлять себя и Джейн. Где же я? Ау, кто же я на самом деле: Гарри, Джейн или третья независимая сторона в противоборстве двух ненормальных, поселившихся в одном теле? Я не знаю.

Задержав дыхание, я заношу руку для стука в малфоевкую дверь, мысленно перебирая подходящие фразы, которые готовлюсь выпалить на одном дыхании. Полотно двери вдруг отодвигается от моего носа и заменяется удивленной физиономией слизеринца. Усмехнувшись, он цепко хватает меня за локоть, и я оказываюсь внутри: повернув ключ в замке, он задерживает на мне взгляд и опускает ладони на плечи, заставляя опуститься в кресло напротив письменного столика.

— Я только хотел идти к тебе, но ты меня опередила, — обогнув стол, он присаживается напротив. – Кофе? – я качаю головой, опустив взгляд и набирая воздух в грудь, дабы произнести обдуманное и давно мной решенное, но хорек как всегда меня перебивает. – Ты неважно выглядишь. Что-то случилось? – вновь покачивание головой, вновь провальная попытка.

— Все хорошо, — моргаю я, заставляя себя встретиться с серыми глазами. Слизеринец, как обычно, идеален: белая рубашка, вылизанные волосы и прилипшая к губам усмешка.

— Послушай, Джейн, что случилось? – он вздергивает подбородок, пронзая меня взглядом, так что мне приходится вжаться в спинку кресла, поежившись от неприятных ощущений. – Сначала ты выгоняешь меня утром без причины, сославшись на то, что нам нельзя появляться на работе вдвоем, потом приходишь ко мне в кабинет с совершенно трагическим выражением лица. У тебя что, сова сдохла или что? – мне приходится сжать руки в кулаки, вспомнив, кто сидит передо мной: неисправимый змееныш и гад, каких еще поискать надо. И кто несколько минут назад читал Миранде лекцию о сложном внутреннем мире слизеринских ублюдков?

— Малфой, мне нужно с тобой поговорить. Ммм… это серьезный разговор! – процеживаю я, замечая, как уголки его губ ползут вверх; тех самых губ, под коими я задыхался от нахлынувших ощущений… Стоп, эти воспоминания ни к чему хорошему не приведут.

— Ты слишком смешная, когда сердишься, — мне приходится нахмуриться еще больше, мысленно считая до десяти, чтобы успокоиться: ух, как я его ненавижу! – Серьезный, так серьезный – но не сейчас. Вечером сойдет? После того, как мы вернемся домой.

— Откуда вернемся? – давлюсь я, вмиг забыв о своих планах, ненависти к малфоевским манерам и любви к его губам.

— Забини пригласили меня сегодня к ним на ужин, — совершенно обыденным тоном тянет он, перебирая тонкими пальцами бумаги в стопке. – То есть Паркинсон, которая уже Забини, и Блейз.

— Меня никто никуда не приглашал, — приходится прошипеть мне, опершись ладонями о край стола и убивая несносного гада взглядом, чувствуя, как от злости мурашки бегут по затылку. Да что он себе думает, этот Малфой, и почему распоряжается моим временем? Я птица вольная, не окольцованная, поэтому вовсе не обязан следовать по пятам за хорьком! Тем более, я вовсе не горю желанием побывать в логове малфоеподобных однокурсников. Хорек лишь пожимает плечами, окинув меня недоуменным взглядом.

— Значит, тебя приглашаю я. Тебе открытку по почте прислать или на словах обойдешься?

— А если я откажусь? – вмиг вскакиваю я, опасно нависнув над белесым затылком.

— А если я… — он покидает кресло, выпрямившись и невольно выигрывая битву в борьбе за рост – я, верно, достаю макушкой лишь до его носа; к слову, меня это сильно напрягает и заставляет чувствовать себя беззащитной девчонкой. Не то, чтобы Гарри также был слишком высоким, но все же у него было преимущество в виде мужского обличья. Застав меня врасплох, он чуть склоняется и касается сухими губами моего лба, целуя будто маленького ребенка, у которого желают проверить температуру, не более. Это абсолютно не эротично, не возбуждающе, но… так по-домашнему, что я невольно перевожу дыхание, чувствуя, как его руки мыкаются у меня за спиной. Странно, но теперь я больше не чувствую себя таким уж незащищенным. Мне приходится прижаться к его груди, ощущая щекой ткань его рубашки, чувствуя идущее от кожи тепло. Я прикрываю глаза, теряясь в ощущениях, и усмехаюсь: всегда ли моим аргументы будут разбиваться в прах, лишь только я окажусь ближе, чем на несколько сантиметров от Драко?

* * *

— Мне нечего надеть, — хнычу я, оказавшись наедине с открытой дверью шкафа. Вообще, обычно мне совершенно до лампочки, что за тряпка облегает тело Джейн, но сегодня – именно сегодня – мне вдруг до жути захотелось выглядеть не таким как всегда. В смысле, не такой, конечно. И дело даже не в Драко. Мне пришлось уйти пораньше, дабы успеть заскочить домой – предупредив об этом начавшее было возмущаться начальство, я поспешно скрылся за дверью – лишь услышав вслед, что Малфой заедет за мной в семь. И черт его дернул разъезжать по городу на машине, когда можно просто аппарировать? Небось, сыграло желание покрасоваться перед бывшими змеенышами. И черт меня дернул согласиться на это сомнительное мероприятие? Ведь я же шел в кабинет за нечто совершенно другим, а именно – прямо высказать в лицо хорька то, что мы не можем существовать бок о бок – и что в итоге? Я иду с ним на ужин к Паркинсонам. Или Забини. Замечательно.

Дернув за криво висящую в гардеробе вешалку с невесть чем, на нее навешанным, я обрушиваю на себя разноцветное тряпичное нечто. Оглядев вещь, я с удовлетворением отмечаю, что ей оказывается довольно сносное платье темно-зеленого цвета – то, что нужно. Его купила Гермиона в отделе вечерних нарядов – о, теперь я совершено точно вспоминаю этот маниакально невозможный день свадьбы Джинии, с которого, собственно, и началось мое безумие. Втиснувшись в узкую ткань, заломив руки, я застегиваю замок на спине – о, Мерлин, и кто только придумал сие мучение – и направляюсь в ванную комнату. Пробормотав шелестящее, словно серпентарго, заклинание, я наблюдаю, как длинные волосы закручиваются в тугие локоны. Сойдет – по крайней мере, это лучше, чем топорщащиеся в разные стороны и отрастающие за ночь вихры на затылке. Иногда, задумавшись, я машинально поправляю несуществующую челку, закрывая ей лоб, одаренный шрамом или поправляю очки на переносице – с сожалением думая, как все же мне этого не хватает. Придется отрезать Джейн челку… или что-то в этом роде, чтобы мне легче было свыкнуться с женским телом… Ох, о чем я? Я совершенно точно не желаю в нем оставаться до конца жизни, и при первой же возможности вернусь к Гарри.

Очнувшись от невеселых мыслей, я с ужасом взираю на наколдованный Темпус, отмечая, что опаздываю на целых пятнадцать минут. Словно ураган пролетев по прихожей, я втискиваю ноги в первые попавшиеся туфли на высоком каблуке, прихватываю с вешалки темное пальто и мчусь к двери подъезда.

Черный Порше ждет у намеченного места, и я надеюсь, его хозяин не слишком следит за временем. Спотыкаясь на адских каблуках, я хватаю ручку двери, вваливаюсь на пассажирское сиденье, и встречаю как всегда усмехающийся взгляд Малфоя.

— Фиолетовые туфли как нельзя лучше подходят к зеленому платью, — не сдерживает смеха он, заставляя меня покраснеть и взглянуть на обувь.

— Что? Ох, нет… Я сейчас, — я пытаюсь вернуться домой, дабы не смущать своим безвкусием аристократические глаза слизеринца и переодеться, но ощущаю удерживающую ладонь на моих плечах.

— Ты в своем уме? Ты волшебница, Джейн, — все также улыбаясь, он достает из рукава палочку, и мои туфли вмиг оказываются приблизительно одного тона с платьем. Что ж, я никогда не был силен в трансфигурации.

— Вот ведь уродство, — тихо шепчу, заливаясь краской, но он слышит, продолжая заходиться приглушенным смехом. – Мы вроде бы опаздываем или уже нет? – Малфой лишь разводит руками, выжимая педаль газа.

* * *

— Мы слишком медленно едем, — недовольно бурчу я; став посмешищем для хорька, у меня заметно упало настроение. Да и вообще, пусть не думает, что я какая-нибудь глупая девчонка, пугающаяся слишком высокой скорости. – Почему мы не могли просто аппарировать?

— Антиаппарационный барьер наложен на поместье и прилегающие к нему территории, — хмурится он. – Не думаю, что у тебя возникло бы желание наматывать метры на этих каблуках, — я замолкаю, понимая, что Малфой намекал на косвенную заботу обо мне.

— Тебя так волнуют мои ноги?

— Меня волнуешь ты.

Черт, это прозвучало слишком двусмысленно, поэтому я вновь покрываюсь краской – определенно, нужно что-то делать с внезапно возникающим румянцем – может, зелье или что-то еще… Но разговор как нельзя кстати поворачивается в нужную сторону, поэтому у меня просто язык чешется спросить:

— Что тебе нужно? В смысле, почему ты вдруг… изменил свое отношение ко мне? – он удивленно кидает на меня взгляд, но затем вновь уставляется на мельтешащую разметку.

— А раньше… как ты говоришь, отношение было другим? – я хмыкаю, а затем мысленно даю себе ладонью по лбу. Вероятно, хорек действительно не испытывал ненависти к Джейн, но… мы говорим о разных вещах, ведь я, скорее, имею ввиду его отношения с Гарри – но хорек-то понятия не имеет, с кем сейчас ведет разговор. Может, это и к лучшему.

— Да,— поспешно киваю я, машинально придумываю отговорку. – Ты загружал меня работой, не преминул повысить голос…

— Не мешай личную жизнь с рабочими отношениями.

— Но ты признался, что все эти чувства для тебя – фальшь, чепуха, не более! И ты сказал, что Дж… я тебе даром не нужна! – почему-то я срываюсь на крик, вновь выведенный из себя спокойным выражением этого бледного лица, и чуть не ударяюсь лбом о стекло – хорек резко останавливает машину. Сжав побледневшие губы, он уставляется остекленевшими глазами куда-то вперед себя, крепко вцепившись пальцами в руль.

— Это все алкоголь, Келли, и мои потрепанные мысли. Незачем притыкать мне этим при каждом удобном случае, — скривив губы, выплевывает он, разозлившись. – Я и сам прекрасно понимаю, что был… Эх, неважно.

— Что… неправ? – удовлетворенно продолжаю я, следя за тем, как он зло прикусывает губу, не решаясь взглянуть в мою сторону. – Ну-ну, признай же это, Малфой…

— Черт, Келли, — вдруг взрывается он. – Я не понимаю, почему ты каждый раз меня провоцируешь, — я пытаюсь возмутиться, что кто еще кого провоцирует, но он не дает вставить мне и слова, — чего ты добиваешься, я также не понимаю. Мне кажется, тебе было бы легче, если я просто сказал тебе, что ты нужна мне, как Снейпу белая мантия! Я знаю, что вел себя… не слишком человечно, но я не имел целью тебя унизить или что-то еще, это просто дурная привычка, — тяжело дыша, он наконец переводит дыхание, а я ошалело, даже с ужасом взираю на его попытки… оправдаться? – Слушай, давай решим все прямо сейчас: я не держу тебя, ни к чему не принуждаю. Ты просто можешь сейчас выйти из машины и аппарировать к себе домой. Я пойму.

Закусив губу, я замираю: только сейчас до меня доходит смысл его слов. Я могу уйти, освободив себя от мафоевского общества и от собственных предрассудков. Меня здесь ничего не держит, и вообще, я бы должен опасаться общения с ним, спокойно дожидаясь превращения и не гадая, какова же будет реакция хорька, когда он узнает мою истинную сущность. Все это правильно, но в то же время притянуто за уши.

В глазах предательски щиплет, сердце продолжает дергаться в только ему понятном ритме. Никогда в жизни я не был представлен перед выбором: верно, я слишком привык, что все было предрешено за меня – сиротство, убийство Волдеморта, пребывание хоркруксом Тома, да даже якобы любовь к Джинни, а затем еще и превращение. Сейчас же я никак не могу сосредоточиться на собственных мыслях, чувствуя, что меня нервно колотит. Почему я не могу просто выскользнуть за дверь и аппарировать домой, счастливый свободе от неожиданных обязательств? Почему я не могу пошевелить онемевшими – не от узких туфлей – ногами? Ха, слишком много «почему», слишком много загадок, которые я не возлюбил еще со времен Альбуса – верно поэтому, мне кажется, что лучше уйти от решения проблем, чем ломать голову над непосильными задачами. Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, я касаюсь пальцами ручки дверцы – стараясь ни в коем случае не смотреть на Малфоя, хотя я почти чувствую на себе его тяжелый взгляд. Успокаивая себя тем, что ничего хорошего из увлечения Джейн слизеринцем ничего не выйдет, я дергаю на себя пластмассовую ручку – она поддается лишь со второго раза – и замираю, ощутив, как холодный вечерний воздух лижет мою левую щеку. Я прокляну себя потом, если не увижу его глаз – пусть это и окажет на меня влияние; но должен увидеть, что чувствует сейчас Малфой, иначе – я так и буду продолжать ощущать себя пешкой в этом мире.

Я хочу знать правду.

Не закрывая двери, я медленно оборачиваюсь – но вопреки всему, Драко даже не смотрит в мою сторону; однако, напряжение его выдают побелевшие пальцы, так и не ослабившие хватку рулевого колеса и неестественно приподнятые плечи. В глазах мне также не удается прочитать ничего – ничего, чтобы сподвигло меня переменить своего решения – они все такие же остекленевшие и пустые. Ветер, сквозняком проникающий в салон, мягко играет с го разлохматившейся шевелюрой, освобождая широкий лоб от челки – и мое внимание вдруг привлекает одна существенная деталь: глубокая складка пролегает между его нахмурившимися тонкими бровями. Раньше ее не было – по крайней мере, я ее даже не замечал; она бывает только у людей, пожеванных жизнью и судьбой, людей, закрытых в себе, одиноких, словно белые волки. К слову, у Гарри Поттера помимо общеизвестного шрама также прорезалась такая морщинка – и он прекрасно знал, что избавиться от нее можно, только если очень постараться – постараться быть счастливым. Тяжело вздохнув, я понимаю, что должен сделать. Нет, не так – что хочу сделать.

— Поехали, — стук закрывшейсядвери выводит Малфоя из его состояния, а я вновь отворачиваюсь, поудобнее устраиваясь на сиденье – и стараясь сдержать расплывающиеся в совершенно ненормальной улыбке губы.

Неяркий свет фонарей вырисовывает миниатюрный замок – смотрящийся немного нелепо среди одноэтажек-соседей – и я понимаю, что без отвлекающих магглов чар тут дело явно не обошлось. Хотя удивительно, что Забини не имел собственного фамильного особняка – вроде каждая чистокровная семья заботилась о передаваемом из поколения в поколения доме. Мы ехали довольно-таки продолжительное время, за которое Малфой успел полностью расслабиться, откинувшись на спинку, хотя за дорогу не проронил ни слова; поэтому мне вдруг стало немного обидно: он хотя бы взглядом бы выказал свою радость, доказал, что я принял правильное решение. «Или поцелуем»,— встревает голос, но я как всегда, рассерженно его затыкаю. Припарковавшись возле знака, слизеринец досужливо помог открыть дверь снаружи, пробормотав какие-то чары непромокаемости – ибо льющий словно из ведра дождь куполом стекал над нами, не достигая озябших плеч. До ворот мы также шествовали молча – хоть мне и показалось, что Драко хотел начать разговор – но, видимо, лишь показалось. Возможно, все дело в его воспитании, или врожденном слизеринстве, или… Не буду думать об этом.

Ворота со скрипом отворились, из-за них показалась сморщенная мордочка домового эльфа. Обмотанная зеленой в желтый цветочек простынею, она скользнула по мне испуганным взглядом медовых огромных, обрамленных светлыми пушистыми ресницами глаз, затем перевела – уже радостный, с оттенком узнавания – на Малфоя.

— Мистер Малфой, сэр, Шалли так рада вас видеть! – начала лепетать эльфийка, кружась возле хорька как пчела над медом. – Мисисс и мистер Забини давно ждут вас, сэр!

И ни слова, ни взгляда в мою сторону – будто меня просто здесь не существует. Схватив под локоть, Малфой выводит меня из раздумий о собственном побитом самолюбии, направляя к входной двери – туда, куда ведет нас обмотанное тряпкой существо.Споткнувшись треклятым каблуком о каменную кладку, чертыхаюсь — но заботливо поддерживающая меня под локоть рука прибавляет спокойствия и умиротворения мурчащему голосу внутри. И хотя Драко даже не смотрит в мою сторону — хм, это похоже на обиду — я все же чувствую, что он рядом. В моих мыслях, пространственно и душой. Впрочем, этого мне оказывается недостаточно — и я сердито закусываю губы на его молчание и тактику закрытых на меня глаз. На обиженных воду возят.

Приподнявшись на носках, эльфийка проворно дергает за ручку, пропуская нас вперед — и я замечаю, как она окидывает меня недоуменным взглядом. Становится неловко — слишком давно я не испытывал подобного на себе: косые взгляды на мой лоб и шепотки за спиной, казалось, преследовали меня в прошлой жизни, так что я успел от них поотвыкнуть. Передернувшись я переключаю свое внимание на убранство дома — и хотя нашему взору предстает лишь прихожая, отличным вкусом хозяев она явно не обделена. Мысленно усмехнувшись слизеринскому изыску в виде вешалки, украшенной головой змеи, я вздрагиваю, когда моих плеч касаются пальцы — впрочем, они оказываются принадлежащими Малфою, пытающемуся услужливо снять с меня пальто.

— Драко, — в холле появляется Блейз, лениво протягивающий Малфою руку и также лениво с нескрываемым любопытством буравящий меня взглядом. — О. Я вижу, ты сегодня не один.

Я также не упускаю возможности окинуть хозяина взором: с нашей последней встречи — несколько лет тому назад — он почти не изменился, разве что еще больше вытянулся и возмужал. Темные волосы, забранные в хвост, проницательные карие глаза и смуглая кожа — все выдавало в нем итальянца с чистой кровью и непокорным характером. Он был бы, вероятно, еще более красив, если бы не вечная кривая усмешка на губах, что отодвигала на второй план итальянскую кровь и разбавляла ее слизеринскими замашками. Приподняв брови, Малфой легко касается бледными пальцами его ладони, но Забини резко притягивает его в крепкое объятье, похлопав по плечу, отчего тонкокостный и более узкий в плечах хорек морщится, словно выпил залпом Костерост. Не успеваю я удивиться их приветствию — по моему мнению, слизеринцы здороваются лишь издалека, кивнув подбородком и одарив колким взглядом – как Малфой вырывается из объятий, нервно одернув рубашку. – Представишь? – Забини переключает свое внимание на меня, и теперь в его взгляде читается открытое удивление – вероятно оттого, что Джейн не оказывается высокой блондинкой с ногами от ушей. И я сдерживаю рвущееся фырканье, когда рука Драко ложится мне на талию, а Забини неожиданно закашливается. Чертов Малфой, что же он молчит? Впрочем, он, похоже, и сам не знает, кто я ему – аналогичную дилемму неподвластно решить, к слову, и мне.

— Малфой? – вслед Блейзу из арки, ведущий в дальние комнаты, показывается и темная макушка Паркинсон. – Я рада тебя видеть, — хорошо хоть она не кидается ему на шею, а лишь мило – ну, насколько это наречие к ней применимо – улыбается; ее улыбка ползет чуть ли не до ушей, украшенных длинными блестящими сережками, когда ее глаза впиваются в Джейн. Долго ли будет продолжаться эта пытка?

— Аналогично, Панси, — если бы я не был знаком с Малфоем, то бы, верно, решил, что он не может подобрать нужных слов. – Это Джейн Келли.

— Очень приятно, Джейн, — бормочет Блейз, все также насмешливо на меня взирая и переглядываясь с Панси, приобнявшей мужа за плечи, а мне приходиться почти что залиться краской до самых пяток. «Джейн Келли» — и это все? Никаких приставок, обозначающих статус Джейн по отношению к Малфою, абсолютно ничего – злость вновь закипает во мне; скорее, она направлена не на хорька, а на самого себя – за то, что приперся в змеиное логово и позволил удаву загипнотизировать бедного кролика.

Далее последовал десяток ничего не значащих – даже под веритаресимумом я бы не вспомнил ни одну из них — фраз о погоде, здоровье и финансовом положении всех присутствующих в помещение личностей; прищурив глаза, я мысленно усмехался холодности приема, прекрасно понимая, что за пустыми словами скрывается лишь любопытство. Оно проскальзывало и в мимолетом бросаемых на меня взглядах, и в усмешке на губах Забини – обоих, причем. Слизеринские манеры давали о себе знать: всем своим видом демонстрируя холодное безразличие, змееныш никогда не опустится до откровенных разговоров и дружеских шуток друг над другом – что ж, это мне только на руку. Верно, Малфой и сам прекрасно осведомлен, что лучше недосказать чего-то, чем сболтнуть лишнего, зная, что слизеринцы никогда не станут задавать лишних вопросов.

Наконец, фальшь-сцена прекращается, и я, подталкиваемый Малфоем, иду следом за гостеприимными хозяевами вглубь дома. Шалли, оказавшаяся в гостиной, то и дело мелькала под ногами, заставляя стол всевозможными яствами; указав костлявой рукой на диванчик, она поспешно пробормотала что-то Панси, скрывшись с тихим хлопком. Предмет мебели оказался довольно узким, так что о безопасном от хорька расстоянии оставалось лишь мечтать. Малфой оказался довольно молчаливым, странно растерянным и лишь кивал в ответ на болтовню Панси о том, что Драко будет замечательным крестным ее ребенка. Пока Блейз разливал вино по бокалам, девушка бормотала почти без остановки, так что мне волей-неволей пришлось обратить на нее своё внимание. Не слишком правильные черты лица сейчас уже вовсе не резали глаз, а низкий голос приятно послужил фоном для раздумий. Я всегда думал, что Паркинсон бегала за Малфоем исключительно с целью дальнейшего брака – о любви речь даже не шла; ко всему прочему, я был осведомлен о том, насколько распространены в магическом мире браки по расчету. То ли времена изменились, то ли слизеринцы несколько поутихли и отошли от давних традиций после падения Волдеморта, но в данном случае теплые отношения между Блейзом и Панси были на лицо. С округлившимся животиком, в серебристом платье и ямочками на щеках Панси нельзя было назвать сногсшибательной красоткой, но и броским «уродина» ее наградить было бы сложно – какое-то странное обаяние притягивало взгляд.

Неразговорчивость Драко постепенно сходила на нет, и уже после диковинного салата и горячего овощного рагу с индейкой он вовсю перебивал Блейза, пытающегося пересказать биографию Драко почти с самого его рождения. Заметив, что разговор переходит в интересное мне русло, я развешиваю уши, обмякнув после нескольких бокалов легкого красного вина. Знал ли я, что хорек в детстве боготворил овсяную кашу и постоянно путал, где право и лево? Нервно одергивая воротник рубашки, Драко раздраженно вертит в руках бокал, покрываясь красными пятнами и бурча что-то себе под нос.

Хлопок аппарации домовика заглушает шумную перепалку из вздохов Драко, смешков Панси и едких замечаний Блейза, заставляя меня вздрогнуть и удивленно посмотреть на Малфоя. Тот даже не думает отвечать мне взглядом, сосредоточенно поправляя запонку на рукаве.

— К вам гости, сэр, — склонившись в низком поклоне, бормочет эльфийка. – Они ждут-с вас у ворот.

— Ты кого-то приглашал? – тянет хорек, приподнимаясь с дивана, так что я желаю разбить что-нибудь немедленно и желательно о его голову: оставить меня одного наедине с Забини было бы не самой лучшей идеей. Блейз лишь качает головой.

— Пожалуй, я сам открою дверь, — вытерев губы салфеткой, он направляется в прихожую, и мне приходится лишь проводить Малфоя, увязавшегося за ним, злым одиноким взглядом. И я вовсе не замечаю, как Панси придвигается ко мне поближе.

— Джейн? – я вздрагиваю, когда он касается мой ладони теплыми пальцами. – Расскажи немного о себе, — легко одернув руку, я пытаюсь отвести взгляд от кольца на ее пальце, мысленно желая, чтобы она не заметила паники в моих глазах. Словно мантру повторяя «ни в коем случае не поднимай головы», согласно основным законам подлости я нарушаю придуманное правило и натыкаюсь на колючий, серьезный взгляд карих глаз. Никакой улыбки, ямочек на щеках и прочее – и я в сотый раз убеждаюсь, что слизеринцам нельзя верить. Легко одевая и снимая маски, они разыграют перед тобой целый спектакль одного актера – но больше всего меня волнует то, что и Драко неплохо справляется со своими ролями. В Панси не осталось ни следа от гостеприимной, в меру болтливой хозяйки – я вижу лишь несколько взволнованную, серьезную девушку, буравящую меня слегка презрительным, горделивым взглядом. Искусная игра наводит меня вновь и вновь на невеселые мысли: как-то Малфой признался, что все чувства для него – фальшь, не более; а что, если он убежден в этом и по сей день? А я прихожусь лишь жертвой обстоятельств, пешкой – то есть тем, кем и был до превращения? Ха, даже в этом теле я не могу с уверенностью сказать, что сам решаю все вопросы своей нелегкой жизни – это пугает и вводит в депрессию. Ведь одним из плюсов моего сегодняшнего состояния я смело называл то, что могу сам сделать выбор – что есть на завтрак, где работать и кого любить. Любовь – чувство переменчивое, оно приходит и не всматривается в объект своих пристрастий; нет любви к женщине, мужчине, человеку старому или молодому, толстому или худому – есть просто любовь, не обремененная предрассудками. Это не вопрос того, гей ты или натурал – это просто вопрос любви. И я, кажется, в первый раз в жизни… — Джейн? – голос Панси заставляет меня вынырнуть из философских мыслей и недовольно на нее уставиться: ведь я только что открыл в себе какую-то новую грань, новую мысль, но она, увы, бесследно исчезла благодаря любопытству слизеринки. Впрочем, я сомневаюсь, что это пресловутое оно – в глазах ее отчего-то читается тревога. Мне приходится прочистить горло и, с надеждой кинув взгляд на дверь и мысленно прокляв задерживающегося хорька, судорожно начать что-то придумывать.

— Обо мне? Ну, я не знаю, что сказать. Училась в Хогвартсе, а теперь работаю с Драко у него в компании, — нервно постучав костяшками пальцев по столу, Панси расправляет складки на платье.

— У него? Я не знала, что вы коллеги, — «но я совершенно точно уверена, что вы спите друг с другом» — читается в ее глазах, так что мне приходится покраснеть.

— Да, коллеги, — киваю я, пытаясь не сболтнуть лишнего. – И вообще, мне кажется, Драко сам должен был рассказать обо мне хоть что-то… ну, представить, что ли, — пожимаю плечами я, ощущаю накатывающую обиду. Панси делает неопределенный жест рукой и тянется, будто забывшись, к карману на платье – словно курящий, но отчаянно желающий бросить вредную привычку человек за сигаретой. Впрочем, вероятно, она и злоупотребляла этим – ну, до беременности.

— Понимаешь, Джейн… это несколько сложно для Драко сейчас. Он сегодня сам не свой, — я опять киваю, теперь весь обратившись во внимание: значит, Забини также заметили, что Драко чувствует себя не в своей тарелке. – Он разочаровался в женщинах. Давно. После смерти… не важно, — отмахнувшись, Панси оборачивается к двери, будто собираясь окликнуть куда-то подевавшихся мужчин, но я быстро прикасаюсь к ее ладони, так что она удивленно морщит лоб.

— Что ты имеешь в виду? – тихо вопрошаю я, сам удивившись своему еле заметному шепоту.

— Ничего особенного, — он вновь садится прямо, устало вздохнув. – Что ж, я вижу, что тебе не все равно; признаться, секунду назад я думала иначе.

— Мне не все равно, нет, — словно в забвении бормочу я, отрицательно качая головой и с надеждой взирая на мисисс Забини. Она лишь легко усмехается, чуть склонив голову набок.

— Значит, не все так безнадежно, — приподнимает Пасни уголки губ. – Драко… пойми, мы волнуемся за него. Он закрылся в себе, и я даже не знаю, чем он живет и дышит, — я как игрушечная собака вновь киваю головой, заставляя ее продолжить. – Он не слишком любит выворачивать душу наизнанку даже перед близкими людьми, но я чувствую, что с ним что-то происходит. Еще больше он отдалился от нас, когда я вышла за Блейза – а на вопрос, когда же и он примет оковы брака Драко лишь отмахнулся. Он… никогда не хотел чего-то серьезного, но все эти интрижки на один день ни до чего хорошего бы не довели. Он ненавидел эту старую традицию – брак по расчету – ведь оной сулил в большинстве своем денежные выгоды. Мать хотела, чтобы он сошелся с семьей Гринграсс, но ни Драко, ни Астория не желали связывать себя. После смерти матери он окончательно отошел от этой идеи и просто стал жить один. Лишь однажды он разоткровенничался – сказал, что разочарован в женской половине; по расчёту или без – жизнью руководят деньги, престиж и смазливая внешность, — замолкнув, Панси поправляет прядь выбившихся волос, а я лишь зачарованно жду продолжения разговора. – Дело дошло до того, что Малфой сказал, что никогда не свяжет свою жизнь с женщиной, — усмехнувшись, Панси наблюдает за моими округлившимися глазами. – Нет-нет, он никогда не тяготел к своему полу. Впрочем, было и такое, что он утверждал, что сможет быть лишь с мужчиной в женском теле – иначе, он просто бы сошел с ума от женской логики, — я давлюсь стаканом с водой, ошарашено наблюдая, как посмеивается Панси, поглаживая тонкую ножку бокала. – Не принимай это близко к сердцу; ведь ты же не мужчина под Оборотным зельем, м? – сглотнув и моргнув сначала левым глазом, а потом и правым, я киваю. – Никогда не понимала Драко. Он не был обделен женским вниманием, да и часто признавал, что некоторые особы превосходили по уму мужчин – но никогда в жизни не строил серьезных планов, — бросив на меня острый взгляд, она выпрямляется на стуле. – Извини, Джейн, раньше я не была такой болтливой – видимо, это беременность так на меня влияет. Забудь все, что я сказала – я хотела поговорить именно о тебе, — как же, забудешь тут, после таких-то новостей. – Драко… Я уже говорила, что очень беспокоюсь за него. Он никогда, слышишь, никогда не приходил к нам не один. Ты исключение, Джейн, а это многое значит, поверь.

— Ну и что? – невозмутимо отнекиваюсь я. – Я могу быть просто коллегой или партнером по работе…

— Нет, не можешь, — перебивает меня Панси, насмешливо взирая сверху вниз. – Я слишком хорошо знаю Малфоя. Он переломил себя, прежде чем решился на еще один шаг. Он не представил тебя лишь потому, что сам боится поверить в происходящее, боится обжечься снова, — я закусываю губу, прекрасно понимая это чувство: потеряв родителей, а затем узнав, что косвенно стал причиной их гибели, я день ото дня пугался только одной возможности смертей от рук ненавистного Волдеморта. Распрощавшись с Сириусом и Люпиным, я живу сейчас, не веря в то, что Война кончилась: страх прочитать утреннюю газету с колдографией темной метки над каким-нибудь зданием не исчезает до сих пор. Возможно, я провел глупую, совершенно неподходящую аналогию, но для меня это чувство выглядит именно так. — Я думаю, ты все понимаешь, хоть и молчишь. Ты не похожа на пустоголовую куклу, — замечает Панси.

— О да, спасибо, — парирую я, смерив ее ответным взглядом – не одни лишь слизеринцы умеют ставить себя выше других. – Ты тоже, — она опять усмехается, наколдовывая палочкой графин воды.

— А ты мне нравишься, Джейн. В тебе есть что-то такое... характерное. Слизеринское.

Довольно откинувшись на спинку, я замечаю, как в комнату проходят Забини с Малфоем, и неподходящий сейчас гость заставляет меня поморщиться: я пытаюсь успокоить нахлынувшее чувство ненависти. Да, ты не Гарри, сейчас не квиддич, и тебе вовсе не надо пожимать ему руку, сгорая под злым взглядом капитана слизеринской команды.

— Маркус! – театрально всплескивает руками Панси, хоть глаза ее остаются холодными – в них нет и капли той радости, что она разыгрывает перед публикой. Флинт, задержав на мне взгляд дольше положенного, небрежно отодвигает стул, приземляясь на него и пододвинув к себе бутылку вина. Презрению моему нет предела, даже когда я чувствую, как диван чуть прогибается под тяжестью рядом опустившегося нахмуренного Малфоя.

— Мы тебя не ждали, — Блейз качает головой, также присаживаясь. – Ты же отказался прийти? — Значит, уже согласился, — резким движением пододвинув бокал, Флинт наполняет его до краев, скривив губы. – Что-то не так? – обратив внимание на мой взгляд, Маркус облокачивается локтями о стол, обнажив кривоватые зубы. – Малфой, что ж ты не знакомишь меня со своей девочкой? Она меня уже глазами съела, — я мигом вспыхиваю, сжав кулаки, но Драко легко касается моей руки, заставляя не нарываться на ссору. Что ж, это наилучший выход – иначе я не ручаюсь, что не сболтну лишнего и не начну разглагольствовать о том, как выхватил снитч перед неповоротливым уродским носом Флинта.

— Это Джейн, его коллега, — кивает Панси, не отрывая взгляда от развалившегося на стуле раскрасневшегося гостя. – А где же Миллисент? Она должна была…

— Эта сука меня бросила, — небрежно выплевывает Маркус, сделав хороший глоток из бокала.

— Эй, выбирай выражения, — вдруг слышу я голос Малфоя, просто сочащийся ядом, так что меня передергивает.

— А то что? – ухмыляется Флинт.

— Ты знаешь, — спокойно тянет Драко, и удивительно, что Флинт не отвечает ему ни словом, ни жестом. Заткнувшись, он лишь ссутуливается, одарив меня прищуренным взглядом.

— Ох, мне нельзя волноваться, — пожимает плечами Панси, наблюдая за нашей бессловесной перепалкой взглядами: хотя, по ее виду ни о каком волнении и речи быть не может. Снова игра на публику, лишние, ненужные фразы диалога, дабы разрядить обстановку. – Пока вы встречали Маркуса, мы прекрасно разговорились с Джейн. Она рассказала немного о себе, о своей хогвартской учебе…

— О, Джейн, я уверен – это слизерин, — встревает Блейз, улыбнувшись и продолжая разделывать вилкой ножку бледной курицы, будто и не сомневаясь, что я подтвержу его слова. Как бы ни так. Я даже не оборачиваюсь к хорьку, чтобы, упаси Мерлин, не увидеть предостерегающего взгляда.

— Гриффиндор, — тихо, но относительно уверенно выговариваю я, замечая, как вытягиваются лица присутствующих.

— Да. Неплохо, — Блейз закашливается и утыкается в тарелку, а нагловатая ухмылка Флинта становится еще шире. — Гриффиндор… Нет, я не имею ничего против, — махает руками Блейз, уходя от тяжелого взгляда Малфоя.

— Главное, чтобы кровь была чистая, — тянет Флинт, опершись о стол и поигрывая палочкой в руках. Я лишь напрягаю плечи и окидываю ликующим взглядом присутствующих – всех, кроме Малфоя. Голос внутри тихо предупреждает, что ничего хорошего из моего поведения, определенно, не выйдет, но гриффиндорское патриотическое начало берет свое, и едкое, словно стакан соли в моем глубоком детстве, удовольствие бурлит по венам, отдаваясь шумом в ушах.

— Не соглашусь, — произношу я, нащупывая в сумке палочку и сжимая ее: это придает мне уверенности. – Я полукровка, — теперь я с предвкушением бросаю взгляд и на Малфоя: он, вопреки моим ожиданиям, даже не меняется в лице – хоть я и считаю эту новость для него слишком важной. Не он ли был ярым приверженцем чистоты крови несколько лет тому назад? – Моя мать была магглорожденной. А до одиннадцати лет я жила в маггловском мире, — добавляю я, замечая брезгливое выражение флинтовского лица.

— Думаю, это неважно сейчас. Когда… ну, вы понимаете, — пожимает плечами Блейз, приобнимая за плечи побледневшую Панси, а внутри меня разгорается огонь возмездия и справедливости – черт возьми, как не вовремя.

— Вот, значит, как, — вдруг вскакивает Маркус, отшвыривая пустой бокал – он лишь жалобно звенит – и опасно нависает над поникшими Забини. – Значит, если Лорд погиб от руки одного недоумка, то и все его идеи канули в лету? Да, Блейз?

— Я не принимал чертовой метки, — шипит Блейз, поднимая голову на высокого и широкоплечего Флинта. Хвосторога задери, как он его терпит? Твою мать, и почему хорек молчит, словно воды в рот набрал? – И будь повежливее – ты не у себя дома.

— О. Я понял, да. Еще я понял, что до безумия не люблю предателей крови. Слизерин всегда был факультетом настоящих магов, а не маггловского отродья. И к слову – я горжусь, что имею метку, выделяющую меня среди последних.

— Маркус, да что происходит? – взрывается наконец Забини. – Ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу, — заметив вопросительно приподнятые брови Флинта, Блейз продолжает. – Я, действительно, больше тяготею к правильным бракам без смешения крови. Сказывается воспитание и догмы, привитые с детства – но это же не значит, что я должен швырять непростительными в магглорожденных.

— Ах, теперь это так называется, — кивает головой Флинт, обогнув стол и швырнув на стол непочатую бутылку вина. — Отличное: семидесятого года, кажется? — по повиновению палочки пробка откупоривается и бокал наполняется – но лишь наполовину. Словно фокусник в цирке, с легкостью подхватив его за ножку, театральным жестом Маркус демонстрирует нам вино. – Агуаменти, — вдруг шепчет он, заполняя бокал до краев, и со стуком опускает бокал на поверхность стола, так что алая жидкость разливается по белоснежной скатерти. – Не лучший вариант – но представьте, что это вода из какой-нибудь грязной лужи, — заметив удивление в моих глазах, Флинт широко ухмыляется, так что становится похожим на гиену, ожидающую долгожданной падали. – Вино хорошо, терпко и сладко – король напитков и напиток королей. Его подают на различных приемах, некоторые его сорта благоприятно воздействуют на здоровье, а выдержанное годами, изысканное вино является дорогим деликатесом, бьющим по карману. Бедняки не могут позволить его себе – но ведь на то они и бедняки, верно? Вино таково, пока его не разбавили водой – теперь же этот бокал я могу просто вылить. По виду, вроде бы, то же самое – но не представляет собой никакой ценности. Порча дорогого шедевра, бесполезная и ненужная. Представьте, что вино – это кровь в ваших жилах. Что же вы молчите? – тяжело опустившись на стул, Флинт хватает испорченное вино и бокал летит на пол, заляпывая паркет.

— Маркус, это уже слишком, — хмурит лоб Панси, ерзая на стуле. – Не думала, что…

— Итак, я жду резонанса ваших сердец, — резко перебивает девушку Флинт, упершись глазами в помрачневшего Малфоя. – Драко, драгоценный наш, что же ты молчишь?

— Да, Малфой, не молчи, — вдруг выплевываю я, взбешенный его поведением. Не думал, что он трус, боящийся заткнуть рот похабному слизеринцу только из-за того, что когда-то был с ним в одной пожирательской команде, хоть и вопреки своему желанию. Или… я чего-то не понимаю, и хорек согласен с его словами – ведь это вполне вероятно, поэтому я чувствую, как во мне закипает стоградусной волной наизлейшая на весь мир злость. – Как ты относишься к магглам? – он вдруг бросает на меня растерянный взгляд, отодвинувшись на край дивана.

— Я работаю в маггловской фирме и ничего против них не имею.

— Я знал, что ты предатель, — усмехается Флинт, самодовольно прищурив глаза и вскочив со стула. – Жалко твоего отца, взрастившего пустые надежды на наследника.

— Не твое дело, — выплевывает хорек, скрестив руки на груди и подавшись вперед, а я лишь разочарованно вздыхаю на его жалкие попытки. Черт, мне не хватает гриффиндорского упорства, тяги к справедливости. Да Рон бы на его месте давно распустил кулаки и орал во всю глотку, но… это не Рон, даже не гриффиндорец, а я давно не Гарри. Нужно свыкнуться с этим.

— Давай, давай, Малфой. Я всегда знал, что из тебя не выйдет ничего путного. И еще больше уверился в этом, когда увидел, что ты связался с этой грязной коровой.

— Что? – ошалело взглянув на собеседника, Малфой приподнимается с дивана, сжав кулаки, но я опереживаю его, вскочив и вскинув палочку. Кто-то обхватывает меня сзади, вновь усаживая на диван, но я уже не вижу и не слышу ничего, кроме бьющего по ушам гула вскипевшей от ненависти крови. Заклятье летит мимо, разбивая витражное стекло, которое рассыпается тысячами разноцветных осколков. – Ты уверен, что думаешь именно так? – наигранно закатив глаза, раскрасневшийся Флинт еле заменто качает головой.

— Да, вполне. Никогда бы не подумал, что ты опустишься до полукровки-гриффи… — предложение закончить Маркус не успевает, будучи пришпиленным к стене хорьком – его бледные руки смыкаются у него на шее, а глаза мечут молнии, так что я сдавленно охаю. Оттолкнув подоспевшего Блейза в сторону, Малфой приставляет палочку к Флинтовскому горлу.

— Флинт, я долго терпел тебя, — Маркус уже не выглядит таким самодовольным, и это, чувствую, распаляет Драко еще больше. – Ты умрешь прямо сейчас, если не извинишься. Что касается твоих бредовых воззрений – то можешь и дальше гнить в собственном соку, но нас в это дело не вмешивай.

— Не надо, — выдыхаю я, но мой шепот заглушается недовольным стоном Маркуса, когда палочка сильнее впивается в тонкую кожу шеи.

— Драко… Да я не имею ничего против тебя, — испуганно бормочет Флинт, сглотнув, так что кадык плавно уходит вниз. – Ты же меня знаешь.

— Я думал, что знаю. А ты оказался идиотом, — небрежно пожимает плечами Малфой, но палочку не убирает. – Я убью тебя и не пожалею.

— Извини, извини, я не хотел, — сдавленно выдыхает Флинт тяжело слушающимися губами, но Драко уже отшвыривает его в сторону, так что слизеринец не удерживает равновесие и опускается на пол возле стены.

— Твои извинения и кната не стоят. Как и ты сам, — брезгливо тянет он, так что крылья его носа гневно раздуваются. – Приношу свои извинения, Блейз, — Забини растерянно кивает, молча наблюдая, как его рука больно вцепляется в мое плечо. – Я напишу вам, когда доберусь до дома.

* * *

— Признаю, это было не лучшей идеей пригласить тебя на ужин к Забини. Я не думал, что к ним явится Флинт.

— Да, это уж точно, — нервно бормочу я, когда мы спустя несколько минут несемся по лужам от прошедшего дождя, забрызгивая случайных прохожих, превратившихся в безличные черные фигуры в темноте ночи. – Черт возьми, я не понимаю, почему вы терпели его присутствие до тех пор, пока он не снизошел до моего оскорбления. Да если бы я только попал в него заклятьем…

— Тебе бы это не сошло с рук, — резко перебивает меня Малфой, дернув рулем вправо, так что мы попадаем в кочку. – Ты думаешь, я не обращал внимания на его отвратное поведение? Или Забини?

— Ну, вы же слизеринцы, и вы предпочитаете не видеть ничего, что не касается непосредственно вас, задрав подбородок и попивая вино из бокала. Не так? – свет фар вырисовывает скривившееся лицо хорька и напряженные плечи.

— Скучаешь по гриффиндорцам? Я тебя не держу, — тянет он, помолчав, несколько неестественно спокойным голосом, так что я на миг чувствую себя виноватым – на миг, не более: затем во мне снова просыпается зверь возмездия, и я хмурюсь, сложив руки на груди и желая заехать кулаком в нос этому поганому, спокойному, вечно держащему маску безразличия гаду. Неужели так сложно выпустить дух, наорать, да хоть как-то выказать свое отношение к сложившейся ситуации, а не вариться в собственных мыслях? Я хочу его расшевелить, а верный способ вывести его из безразличного состояния – сыграть на слабых сторонах, пусть это мерзко и не слишком справедливо. По-слизерински, но другого выхода я не вижу.

— Я не права? Прости, но я не изменю своего мнения, ты каждый день подтверждаешь мои выводы. Чего стоит гибель твоей матери – ведь ты, как я понимаю, просто закрыл глаза на выходку своего отца, даже не потрудившись восстановить справедливость… — продолжаю я, слыша, как Драко с шумом втягивает воздух, ослабляя давление на педаль газа.

— Ты ничего не знаешь об этом! – шипит он, наморщив нос, будто в оскале. – Все не так просто, как тебе видеться – ты просто не хочешь ничего понимать. Разве ты не видишь, где располагается замок Забини? Не видишь, что Панси не усыпана бриллиантами, а Маркус взирает на нас всех сверху вниз? – задумавшись, я обреченно киваю. Черт, а ведь действительно, я заметил это – но не придал никакого мало-мальского значения. – Панси не захотела последовать советам родителей и связать себя браком с Флинтом – да-да, ты не ослышалась – а Маркус был богат и влиятелен в своих кругах. Блейз же не получил от матери ни цента – не оттого, что так и не был оклеймен меткой – его мать и сама не имела гроша за спиной, будучи черной вдовой и попустившей все свое состояние на откуп от Азкабана в связи с причастности к темным делам Лорда, — замерев, я прислушиваюсь к срывающемуся голосу Малфоя. – Флинт презирает всех, кто не разделяет его идей и нарушает старые слизеринские традиции. Его отец одним из первых решил присоединиться к моему отцу, и теперь Маркус чтит себя невесть кем. Думаешь, я просто так упомянул, что заклятье не сошло бы тебе с рук? Пожиратели бы нашли способ отомстить за своих.

— Но ты же… — выдавливаю я, озаренный нашедшим пониманием.

— Мне нечего терять, — беззаботно качает головой Малфой. – Я был действительно взбешен и мог со всей вероятностью убить его, но, как всегда, сдержал себя. А зря, — вдруг усмехается он, а я поеживаюсь от нахлынувшего чувства вины, ощущая себя поставленным в угол. Черт, я в энный раз оказываюсь неисправимым идиотом.

— Извини, — бормочу я, ощущая чувство дежавю - сколько раз я уже извинялся перед Малфоем, преследуемый похожим чувством за свой слишком болтливый язык? Раздражение как рукой снимает, но все же редкие вспышки отдаются шумом в ушах. – Но я все же не понимаю, отчего ты стал так равнодушен к магглам. В Хогвартсе – ну, я видела – ты не давал житья магглорожденным.

— Считай, что это была игра. Теперь мне абсолютно все равно.

— Как всегда, все слишком легко для тебя, — протягиваю я, прикусив язык: я опять несу несусветную чушь: не мне ли знать, как сложно переломить себя, перевернув весь мир вверх тормашками.

— Джейн, — вдруг тихо проговаривает мое имя он, развернувшись ко мне, так что я вижу отблески фонаря в его серых глазах – они притягивают взгляд, а я чувствую, как непонятное тепло разливается внутри – словно сделал глоток горячего кофе после холодной зимней прогулки. Я даже не замечаю, что мы остановились. – Мне надоело, что ты воспринимаешь все мои доводы в штыки; иногда мне кажется, что я тебя непоправимо раздражаю. Я уже говорил, что не привязываю тебя нитками к себе, разве не понимаешь? Я устал, — вздыхает он, откинувшись на спинку и прикрыв глаза; скулы его темными пятнами выделяются на щеках, словно черная краска на живом полотне. Иллюзия порождает во мне желание провести пальцами по его лицу, но в последний момент я отдергиваю руку.

— Прости, — усмехаюсь я. – Я постараюсь. Просто иногда мне кажется, что я нужна тебе так же, как в свое время Строуд, — я и сам не ожидал, что сказал это вслух – ведь это звучит сопливо и сентиментально, как в дешевом бульварном романе, но, видимо, этот вопрос действительно волнует Джейн больше, чем общественные предрассудки. Ответа я не слышу – впрочем, через несколько секунд я ощущаю его на своих губах. Легкий, невесомый поцелуй заставляет меня подняться в облака и свести руки у Драко за спиной, с удовольствием отмечая, что нет ничего лучше ощущения веса мужского тела, прижимающегося к тебе, словно утопающий в морской пустыне. А когда он прикусывает мою нижнюю губу, я уже не способен произвести любые несложные умственные процессы, лишь признавая, что неисправимо, бесповоротно, до цветных точек перед глазами неизлечимо болен.

Мои шутки заключаются в том, что я говорю людям правду. Это самая смешная шутка на свете.

Бернард Шоу

Свет в глаза, боль, дискомфорт – и я прикрываю рот рукой, подавливая рвущийся вопль. В кривом отражении стеклянной дверцы шкафа я обнаруживаю шрам на лбу и рваные вихры. Все бы ничего, но из дальней комнаты слышу доносящийся голос Малфоя. До крови закусив губу, я понимаю, что все кончено. Мерлин мой и его причиндалы, приехали.

Резко вскочив с кровати и натянув одеяло до самых ушей, я просыпаюсь с отчаянно бьющимся сердцем и бисеринками пота на лбу, почти с удовлетворением дернув себя за длинные волосы. С ужасом припомнив кошмар, я откидываюсь обратно на подушки.

— Джей… Что случилось? – слышу я заставившее вздрогнуть бормотание рядом и резко дергаюсь в сторону.

— Нет. Ничего, все хорошо, — поспешно проговариваю я, медленно возвращаясь в реальность. – Нет, Драко, это простой кошмар.

Малфой смешно морщится под утренними лучами, накрывая меня одеялом, а я лишь качаю головой – кошмар вполне может оказаться явью. До тех пор, пока я не признаюсь в одной маленькой лжи – себе и Драко.

* * *

Время летит, и, поверьте мне, полетит еще быстрее. Красивая лживая сказка о любви затягивается еще на две недели, пока я плавлюсь в объятиях Драко, наслаждаюсь видами из окон его квартиры и день за днем пытаюсь сделать первый шаг к разрушению фальшивого счастья. Мне не хватает поддержки со стороны, не хватает человека, который посоветовал бы мне выход из непростой ситуации. Снейп вполне бы мог оказаться этим человеком, если бы захотел.

— Люциус справится, Драко.

— Нет, Северус, нет. Азкабан убьет его. Этот раз окажется последним.

— Но ты ничего не можешь сделать.

Пламя в камине нервно зашуршало, обволакивая темные волосы Снейпа медным оттенком, пока Малфой рвано выдохнул:

— Я – нет. Но он может.

— Черт, Драко! Ты понимаешь, что нельзя надеяться на чудо? Думаешь, он согласится помочь?

— Не знаю.

— Я знаю, Драко. Он посчитает себя выше этого. Нужно искать другой выход.

Соплохвост меня дернул подслушивать разговор Малфоя в его собственной квартире, но скрип двери, за которой я скрываюсь, слышится довольно отчетливо, так что мне приходится дернуться в сторону и замереть, почти не дыша

— Ты не один? – наверняка кривит губы Снейп.

— Нет, — хмыкает Малфой, пока я выравниваю сбившееся дыхание. – Здесь Джейн.

— Джейн? – голос Снейпа кажется встревоженным и немного удивленным. – Драко, ты сошел с ума? Ей нельзя здесь находиться.

— Почему?

— Ты ее не знаешь.

— Это аргумент?

— Это реальность. Она может быть опасна.

— Она не из пожирателей, ты же знаешь.

— Драко, у вас нет будущего…

— Спокойной ночи, Снейп, — когда пламя затухает по мановению палочки, мне приходится потяжелевшими ногами проделать путь от гостиной к спальне.

Снейп, может быть, прав насчет нашего будущего. Но, черт возьми, почему мне так хочется, чтобы он ошибся? Я не могу его винить – он всего лишь хочет лучшего для Драко – коего, конечно, заденет то, что я на деле окажусь никем иным, как его заклятым врагом. Но – что главнее – едкое чувство внутри не дает мне покоя: зельевар скрывает что-то с очевидной вероятностью, к тому же мне не хватает твердой руки Снейпа, но встретиться с ним я больше не решаюсь – слишком боюсь правды. Я уверен, все дело в той колдографии с площади Гриммо.

И, кстати, что все-таки случилось с Люциусом?

Вопросы душат меня до черных точек перед глазами, пока я судорожно не наколдовываю стакан воды. С меня хватит.

Пары минут мне хватает, чтобы выскочить из кабинета, наткнуться на расфуфыренную Мариэтту, извиниться сквозь зубы и скрыться за дверью начальства.

Малфой полностью поглощен работой, так что даже не замечает моего скромного присутствия. Сердце болезненно сжимается, когда его пустой взгляд скользит по мне.

— Томас пригласил нас на презентацию в Alcohol. Это поможет продвижению нашей компании, да и мы сможем отдохнуть, — голос его кажется спокойным, но на деле далек от своего обычного хладнокровного состояния. И да - я теперь умею это чувствовать. – Он отправит приглашение электронной почтой. И, Келли, мне нужно уйти сегодня пораньше, так что тебе придется добираться самой.

Его слова никак не затрагивают мой разум, а я лишь качаю головой, приближаясь ближе.

— Что-то случилось, Драко? На тебе лица нет.

— Все в порядке.

Нейтральный тон, полуприкрытые веки под нахмуренными бровями и взгляд – далекий от кучи документов на столе. Не нужно быть магом или экстрасенсом, чтобы понять – Драко скрывает от Джейн что-то, то, что касается лишь его самого. Две недели были сказочными, повторюсь, – но все это время, казалось, Малфой не мог забыть о дамокловом мече, над ним нависшим.

— Но мне кажется…

— Черт, Джейн, тебе спокойно не живется? – выплевывает он, прищурившись.

— Что с твоим отцом?

— А что с ним? – он вскидывает бровь, хотя прекрасно понимает, о чем идет речь. – Я не для того пренебрегаю Заглушающими чарами, чтобы ты подрывала мое к тебе доверие.

— А ты мне действительно доверяешь? – мне приходится закусить губу и присесть на край стола.

— А ты как думаешь? – прищуривается Драко. Надеюсь, он не заметит внезапной бледности на лице Джейн.

— А почему тогда Снейп…

— Это его дело, — отрезает Малфой, выдергивая из-под меня смявшуюся бумагу с печатью. – Извините, мисс Келли, у меня много работы, — опомнившись, я шаркаю к двери.

И никак не ожидаю, что слизеринец прервет тишину, нарушаемую лишь стуком моих каблуков.

— Я долгое время ищу одного человека. Мне нужна его подпись – конечно, скрепленная магически, — на стол летит серебристая бумажка – контракт или что-то в этом роде.

Его подпись. Подпись?

— Чья, Драко? – мне приходится развернуться к нему, вцепившись похолодевшими пальцами в дверь.

— Мне нужен Гарри Поттер.

* * *

— Не обижайся, я не хотел повышать на тебя голос, — медленно обернувшись, я оказываюсь прожигаемый серыми глазами – о, черт, лучше бы я их не видел. Едкое нечто внутри растекается по душе, оставляя кровоточащие разводы, мерзлой плесенью окутывая вены. – Его нет, понимаешь? И никто не знает, где он.

Зачем? Малфой, зачем тебе эта чертова подпись? Я не решусь произнести это, просто не смогу – у меня сорвется голос или просто сдадут нервы. Щеки заливает румянцем, когда я осознаю, насколько запутался во лжи. Это не может больше продолжаться: Малфой должен знать правду, должен, хотя бы ту ее часть, в которой я точно уверен.

Я Гарри Поттер, Драко, прочитай это в моих глазах, прошу, прочти, не заставляй меня произнести это вслух.

— Драко, я…

— Что? – он хмурится, не отводя взгляда, в то время как у меня холодеют руки и замирает сердце.

— Я хочу сказать, что…

Меня тянет словно магнитом к этому человеку, только я понятия не имею, где плюс, а где минус. Единственное, в чем я уверен — закон притяжения намного слабее закона обстоятельств. Драко теперь еле заметно улыбается, вынудив меня судорожно потянуть на себя ручку двери и вывалиться в холл.

* * *

Вновь наткнувшись на Строуд, я тяжело опускаюсь в кресло в своем кабинете. Вздыхаю, смахнув со стола кофейную чашку, жалобно звякнувшую от встречи с полом.

Гарри Поттер. Мир сошел с ума. В глазах темнеет, меня мутит, но я понимаю, что сейчас закончилась жизнь Джейн Келли. Она больше не вернется, отныне она всегда будет подавляться совестью Героя.

Как бы я хотел вырваться из этих четырех стен и оказаться где-нибудь далеко-далеко, на обрывистом берегу одинокого, неспокойного, ледяного океана, глубоко-глубоко вздохнуть прохладный обжигающий, чуть солоноватый воздух – так, чтобы в легких закололо, а голова закружилась в медленном вальсе, ощутить силу ветра, развевающего полы мантии, настоящей, магической мантии, а е маггловского пальто! Почувствовать свободу, свободу от предрассудков, нелепых чувств, свободу от этого тела, от самого себя; почувствовать холод, принадлежащей гладкой воде и пожар, разгорающийся внутри тебя, который невозможно погасить самостоятельно.

Есть только один выход – это просто, как закон термодинамики – ледяная вода поглотит жар, принесет так нужное мне спокойствие. Равновесие. Нужно только сделать шаг вперед. Один шаг…

Открываю глаза, с трудом возвращаясь в реальность. Мысли оказались настолько реальными, что я почти чувствую, как меня окатывает промозглым холодом. Нужно определенно что-то предпринять, пока я еще не сошел с ума.

Мысли опасны. Они могут помутить рассудок человека, сжить его со света или сделать опасным для общества и самого себя. Мышлением трудно управлять, трудно направить его в нужное русло – но какое важно значение оно имеет в жизни! Только подумайте, но вся наша жизнь строится вокруг результатов мыслительной деятельности – идеальных либо материальных. Именно поэтому человек возвышается над животными и иными существами, ибо ему присуща высшая ступень возможности влияния на свои мысли.

Так почему же я сейчас не могу абстрагироваться от этой навязчивой чертовой идеи посвятить Малфоя в свою маленькую, ну ничем непримечательную тайну? Чего я боюсь больше – того, что он не поверит или того, что он просто исчезнет из моей жизни – я не знаю. Первый вариант имеет свою слабинку, ибо я вполне могу предоставить неопровержимые доказательства. Остается второй – самый нежелательный.

Другое дело – в мою правду можно поверить, но говорить об этом не стоит. Но если говорить нельзя, это не значит, что нужно молчать. Ведь можно написать.

Взгляд падает на погасший экранчик монитора. Так же, как я сейчас мечусь между душой Золотого Мальчика и телом Нежданной Девочки, так я поделен на два мира – с магией и без. И это меня даже радует – ибо не приведи Мерлин кому-то увидеть лицо Рона в тот момент, когда он в первый раз увидел маггловский компьютер. Чистокровные маги порой бывают слишком старомодны – и эта одна из причин, почему я не вижу будущего у истинно магического потомства.

Письмо от Томаса должно прийти с минуты на минуту, а я нетерпеливо прожигаю глазами мерцающий экран. Сотни писем от кредиторов, заказчиков услуг и рекламодателей… и письмо от начальства с наказом сдать отчет по издержкам производства в среду. И я не могу остановить себя, когда пальцы тянутся к мелким буквам на клавиатуре. Письмо получается длинным, сумбурным, с опечатками, но оно не содержит и капли лжи. Оно правдиво, остро, словно лезвие, но заканчивается всего лишь одним словом из семи букв – тем самым, что я научился произносить вслух при слизеринцах. К своей почте Малфой относится с самой что ни на есть малфоевской бережливостью, поэтому я могу быть уверен, что информация найдет нужного адресата. А последний поверит мне, будьте уверены — когда я заявлюсь на презентацию в старых, стоптанных кедах, спортивном костюме и в обнимку с альбомом с колдографиями Поттеров. И плевать, что я не знаю, во сколько начало сей презентации – мне в любом случае будут не слишком рады.

Остается лишь бесшумно покинуть кабинет, прихватив пальто, пока начальство, убитое правдой, не пересекло траекторию движения Джейн Келли.

* * *

Слушая тиканье часов, мы замечаем, что время опережает нас.

Рамон Гомес де ла Серна

Северус Снейп нервно помешивал остывший кофе в чашке. Все складывалось как нельзя плохо – как у Малфоев, так и у него самого. Вечера, как ни странно, казались неимоверно скучными, а от любимого Вестника Зельеварения его просто напросто мутило. Человеческого общения либо чего-то другого ли ему не хватало – знал один Мерлин, но ни Поттеру, ни Малфою, ни даже дрянной девчонке не было до него дела. Снейп все чаще замечал, что чувствует обиду, хотя и всячески старался отвергать глупые мысли.

Плевать на девчонку (хотя, тут вопрос несколько спорный), но у Малфоя и Поттера действительно были проблему – у обоих в равной степени. Поразительно, как этих двоих связала судьба — и насмеялась над ними, кстати, тоже. Мало было того, что Малфои оказались причастными к обращению Поттера? А ведь Снейпу вполне хватало, что он не мог раскрыть правды Золотому Мальчику.

Отношения между Малфоем и Потером с геометрической вероятностью прогрессировали, причем в абсолютно противоположную от их школьных аналогов сторону. Снейп никогда бы не подумал, что Драко способен на такое, но, впрочем, он его не так хорошо знал – с этой стороны его потайного мира. Малфой всегда был молчалив, когда дело касалось его личной жизни, а теперь и вовсе оградился от крестного стеной опустошенных взглядов и хлопков аппараций. Он упорно не желал говорить о Джейн – и слушать о ней тоже. А Снейп понимал, что он не так жесток, чтобы раскрыть маленькую тайну Драко – хоть порой и очень хотелось это сделать, дабы привести дрянного мальчишку в чувство и доказать, что любви не существует.

Ее нет, и прости, Лили.

Он не мог, не мог лезть в чужую жизнь – он уже сделал это однажды, чем и обрек себя на сегодняшние проблемы, камнем лежащие на, к сожалению, далеко не черствой душе.

Помимо Келли у Малфоя хватало своих переживаний – Люциус, как всегда, перетягивал на себя одеяло забот. Конфликт отцов и детей навечно оставался проблемой человечества, но, обыкновенно, интересы ребенка в данном случае противопоставлялись родительским, не наоборот. В некотором роде помешательство Люциуса переросло всякие границы, когда он решил отравить своего сына – и вот тогда уже Снейп понял, что прежнего отца у Драко больше никогда не будет. Так или иначе, ситуация с зельем пока не получила своего логического продолжения, но потеря бдительности сейчас означала только поражение.

Особенно сейчас – когда министерству раскрылась загадка смерти Нарциссы. Драко убивался, а Снейп недоумевал, кто мог подставить Люциуса – в энный раз. Впрочем, недоброжелателей у бывшего пожирателя имелось достаточно, со всей вероятностью мог отыскаться и тот, кто был посвящен в тайну Малфоевского царства. Дело было в другом.

Многих пожирателей сгубил Азкабан, а Люциус был сильным, оставшимся в живых. Послевоенное время было настолько неспокойным, что Министерство предпринимало самые суровые меры для наказания смутьянов – некоторых, особо заговорщически настроенных, убивали авроры – неофициально, конечно, оформляя все протоколом, как несчастный случай. Каждый мало-мальски юридически значимый поступок теперь отслеживался и фиксировался в недрах Министерства – будь даже это простая купля-продажа старинного особняка. Смута рассеивалась, но наказания остались прежними – за рецидив карали строго. И Снейп, и Драко понимали – после суда Люциусу останется всего лишь несколько часов жизни – ровно столько, сколько потребуется, пока виновного не спровадят под рученьки в спецкамеру в Азкабане. Единственно возможным оставался один путь.

Поручителем за Люциуса – так же, как и за Снейпа, собственно, был небезызвестный мальчик. И ему ничего не стоило расписаться на жалкой бумажке, освобождающей отца Драко от жестокой участи. Конечно, это не означало, что выходка Люциуса останется безнаказанной – ему полагалась всего лишь полная очистка памяти от посторонней информации – или не только от нее; штука помощнее Обливейта, следует сказать. Но Снейп был уверен, что Малфою-старшему она бы как нельзя лучше пошла на пользу.

Просто – стоит лишь расписаться, подарить несколько закорючек пергаменту с печатью. Другое дело, что Драко всерьез решил заняться поисками Гарри… как вы понимаете, безуспешно. Конечно, можно было бы договориться с Келли-Поттером за спиной у крестника, но это бы вызвало подозрения, вы не находите? Тем более, что помимо подписи Гарри требовалось и согласие самого близкого родственника… В общем ситуация казалась безвыходной и к простому решению не располагала. Еще интереснее был тот факт, что пергамент мог бы просто отвергнуть роспись Поттера, сославшись на незнакомую оболочку.

Стол недовольно крякнул, когда о него стукнулась чашка с кофе, которую Снейп только поднес ко рту. Нервы, очевидно, шалили, и зельевар выругался, поспешно очищая себя и мебель от темно-коричневой жижи. Шалили небеспричинно, ибо нежданный звонок в дверь и стук в нее же к спокойствию не располагали.

Снейп нарочито не спешил открывать нетерпеливым гостям, тщательно вымыв пресловутый предмет сервиза маггловским способом, еще тщательней вытерев руки и небрежной походкой отправившись вниз. За дверью оказалась та, кого Снейп уже не ожидал увидеть в своем доме. Приветствий, однако, не последовало.

— Одевайся, Снейп! Мы идем в Alcohol.

If you were in my heart I'd surely not break you.

/Kosheen — Hide You./

— В моем доме такой тон неуместен, — Снейпу пришлось обогнуть навязчивую девушку, и прикрыть дверь за гостьей. Гостья осталась внутри, наблюдая за невозмутимым снейповским выражением лица.

— Уместен, когда под угрозой жизнь твоего крестника.

— Что?

Девчонка молчала, Снейпу пришлось хорошенько встряхнуть ее за плечи, чтобы она выдавила хоть слово.

— Я расскажу потом, — девушка, на секунду растерявшаяся, сжала руки в кулаки, выдержав стойкий снейповский взгляд. Зельевар всегда знал, какой потенциал скрывается под этой оболочкой, знал, что эта чертовка могла быть невероятно сильной, хоть вслух не произнес бы этого и за миллион галеонов. — Не время сейчас, каждая минута дорога.

— Время вообще на все времена ценилось на вес золота, Флокс. Но это мой дом, и я сам устанавливаю здесь расценки, — шаркнув туфлей по полу, окончил Снейп. Какого боггарта он должен доверять этой девчонке, доверять ее идеям и глупым догадкам?

— Черт, Снейп! Неужели ты не понимаешь? — взорвалась Миранда, когда Снейп невозмутимо прошествовал в гостиную и уселся на софу. — Забудь хоть на время наши ссоры, пора включить голову, в конце концов! Нельзя быть таким циником, ты, черствое сердце! — грозно сверкнув глазами, мерзкая девчонка добавила: — Мне нужна лаборатория.

— А мне нужно спокойствие в моем же доме! — не вытерпел Снейп, вскочив с дивана, но Флокс уже скрылась за тяжелой дверью всея святых. И ели бы не это вмешательство в личное пространство, Снейп, вполне может быть, оставался спокоен.

— Не говори ничего. На меня это не действует,— выдохнула Флокс, как только разъяренный Снейп появился на пороге собственной лаборатории — и еще больше разгневанный увиденным: Флокс с абсолютным умиротворением на лице рылась в его запасах зелий. Сложившему руки на груди зельевару ничего не оставалось, как прислониться к холодной стене и медленно досчитать до десяти — ведь если он сию минуту же запустит Авадой в девчонку, она может отлететь на шкафчик с ценными ингредиентами и попортит исследовательскую карьеру профессора на несколько лет вперед. Впрочем, вполне вероятно, что здесь имелось место и для совершенно иной причины, в коей, к сожалению, не уверены ни мы, ни сам зельевар.

— Черт, — девушка тяжело опустилось в кресло, закрыв глаза руками. — Я надеялась на твою помощь.

— С моей точки зрения, вы вполне самодостаточны, мисс, — ухмыльнулся Снейп, но в кой-то веки Миранда не ответила на его язвительный комментарий, — ибо вы, мисс Флокс, даже не удосужились рассказать, в чем, собственно, дело.

— Драко угрожает опасность, — окинув недовольным взглядом черную фигуру, начала Флокс. — Моя коллега… Одна девушка. Она должна отравить его или… Я даже не знаю, яд ли это!

— Продолжайте — без эмоций, если можно.

— Я знаю о том, что некой маггле поручили исполнить это. Она должна опоить Драко зельем, но я даже не знаю, чем оно является и как выглядит…

— Вот в чем минус подслушиваний под дверью, мисс, — невозмутимо бросил Снейп, хотя вполне можно было бы сказать, что он насторожился. — Сколько у нас времени?

— Презентация в час, но…

— Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь.

Конечно, в такой ситуации, когда речь идет о жизни крестника, догадкам было не место, но более глубоких замыслов Снейп предвидеть не мог, тем более, что на этот раз был более чем уверен в своей правоте. Было бы глупо надеяться, что Драко пытаются опоить слабым раствором амортенции, поэтому зельевар выдавил:

— Напиток живой смерти. Слышали о таком? Так вот, это зелье — его худший аналог, — наблюдая за побледневшим лицом Миранды, Снейп продолжал. — Оно не убивает человека, а высасывает из него душу. Словно Дементор.

— Но… Его готовил только Во… Тот… Вы понимаете, о чем идет речь…

— Понимаю, — ухмыльнулся Снейп. — Его всегда готовил я, — заметив, как округляются глаза девушки, Снейп поспешно прибавил. — Не в этот раз, разумеется.

И, разумеется, гостье не стоит знать, как рецепт одного из самых опасных зелий оказался в руках Люциуса Малфоя. Совершенно не нужно.

— И каков был ваш план до тех пор, пока вы бессовестно не нарушили ход моего драгоценного времени в моих же четырех стенах?

— Не было плана, но… — смутившись под пристальным взглядом зельевара, девушка, кажется, все-таки взяла себя в руки. — Я подумала, что можно было бы подменить зелье.

— Не вижу здесь и тени мыслительного процесса, выплюнул Снейп, в то время как Флокс закатила глаза. — Почему нельзя просто применить к жертве Империус и забрать пресловутое варево?

— Снейп, подумайте сами, — в прищуренных глазах девушки явно читалась усмешка, чем Снейп был если не разозлен, то раздасован точно. — Во-первых, мне нельзя применять Империус, если, конечно, я не хочу провести несколько наисчастливейших дней в Азкабане. Ну и, во-вторых, — маггла в любом случае не отличит схожие пузырьки зелий — так зачем же нам лишние проблемы в виде ее затуманенных мозгов и недовольства того, кто и поручил ей это дело?

Снейп, казалось, не слышал девушку, копаясь в небезызвестном шкафчике — но после спутанных объяснений со стуком опустил перед гостьей пузырек с густым зельем, имеющим неведомый оттенок.

— Вы уверены, что то зелье выглядит так же?

— Я уверен, что у вас хватит ума больше не задавать мне глупых вопросов.

— Но это…

— Да. Но на готовку другого зелья у нас нет времени, а это подходит идеально. Или вам кажется, что есть другие ценности, присыпающие прахом жизнь самого Драко? Так вот, мисс, поверьте мне — тому, кому существование Малфоя на этой земле так же имеет хоть какое-то значение — иного выхода у нас нет.

* * *

— Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, — этого довольно: смотришь на небо — и ты счастлив. И говоришь себе: "Где-то там живет мой цветок..."

/Антуан де Сент-Экзюпери "Маленький Принц"./

Я никогда не боялся высоты — разве той, на какую превозносили заслуги Золотого Мальчика. Не боялся многих иных вещей — темноты, боли, смерти. Моей, конечно же— иные не в счет. Страх никогда не был моим спутником, он преследовал меня, словно ищейка — но, согласитесь, чертовски нелепо было поддаться ему. Это всего лишь чувство — равно как жалость, ревность или любовь. Последняя — это отдельная история.

Любовь — одновременно и смех, и слёзы. Это чувство поднимает человека на невероятную высоту, ты как бы паришь над всем миром. Чем выше полёт, тем страшней и опасней падение. Так стоит ли рисковать? Стоит ли забираться так высоко, зная, что у тебя в любой момент могут отобрать крылья — нет, они не твои, они подарены лишь на определенное время. Какое — решать, увы, так же не тебе, милый друг. Единственное, что поддается твоему контролю — высота.

Старый костюм, кроссовки, нелепый пучок на голове — я иду в Alсolol, хотя и понятия не имею, во сколько начало небезызвестной презентации. Со мной нет альбома, нет и намека на пребывание внутри чужого тела знаменитой личности. Впрочем, мне кажется, что я обойдусь без намеков.

Неопределенность, столь надоевшая и изъевшая душу, больше не пугает меня — я не боюсь ничего. Абсолютное чувство, будто ты отстранен от этого мира — удивительное и восхитительное — только оно наполняет меня. Хватит быть существом неопределенного пола, в конце концов — Я Гарри Поттер, коим был с самого рождения — глупо и бессмысленно бежать от самого себя. И всегда им останусь — остальным придется лишь мириться с этим или противостоять. Я не буду прогибаться под этот мир тонкой струной — она вполне даже может порваться.

Зачем я направляюсь туда, где меня меньше всего ждут сейчас? Я не знаю, но что-то мне определенно подсказывает, что я должен найти Малфоя и подписать чертову бумажку. Я не настолько туп, каким представляют меня тот же Малфой, Снйеп и добрая половина слизеринского отродья, чтобы не понять: Люциус снова влип в неприятности, а расхлебывать, конечно же, придется мне — как поручителю и гениальному спасителю Магического мира в одном лице. Ах, да — почему же снова — papa еще не ответил перед лицом Фемиды об убийстве своей возлюбленной!

Злость — теперь чувствую только злость. Может быть, толику ярости — но главная роль в моем подсознании, разумеется, отводится первой. Я зол на весь мир — на себя, чертову судьбу, чертова Малфоя и его семью. И ведь смог же слизеринец вызвать во мне такую волну доверия — и не только его — по отношению к себе, и сразу же го загубить, загубить разбушевавшееся чувство. Умом я понимаю, что Драко не причем — откуда ему было знать, что тот, кого он ищет, рядом, стоит протянуть лишь руку. Откуда ему было знать, что он протягивал не только руку — он выворачивал наизнанку душу перед тем, кто был самым худшим его врагом. Вероятно, поэтому я зол на себя тоже — за лживость, за то, что использовал чужого мне человека; чужого мне, но близкого Келли, ставшего близкому благодаря моей лживой сущности. Все это слишком мерзко, чтобы я продолжал думать о всех этих причинах, сподвигнувшись меня на «каминг-аут». Хоть этот термин вряд ли можно применить к моей ситуации, но я в какой-то степени «открылся» перед человеком.

Драко теперь знает, кто я.

Знает, что я лжец. Знает то, чего не должен был — вернее, должен, но никак не после того, что случилось между нами. Письмо нашло своего адресата. Какая-то часть меня надеется на то, что Малфой может вполне себе не прийти на презентацию после полученной информации — и таким образом оттянуть встречу со мной. Оставшаяся же часть настойчиво твердит, что нужно покончить со всем как можно быстрее. Быстрее — потому, что понимаю — сказка закончилась.

Моему взгляду предстает тяжелая расписная дверь, толпа веселящегося народа, яркие лучи света и смех — то, что нервно тревожит мою душу. Кажется, презентация подходит к своему логическому завершению — ибо от массовой деловой серьезности не осталось и следа. Взгляд плавно скользит по знакомым и не очень лицам, останавливаясь на всевозможных блондинитых прядях и серых глазах — но тот, кого ищу я, под прицел моей злости отнюдь попадать не спешит. Пробираясь сквозь толпу нарядных коллег в глубину зала, по пути награждаемый недоуменными взглядами, то и дело бросаемыми на кроссовки и старую куртку — к боггарту их мнение — я пытаюсь приблизиться к началу конца. Лица, аромат маггловских духов и растерянность — моя, она постепенно сменяет злость , заволакивает мой разум, воздух вокруг — так что, кажется, можно потрогать ее рукой. На мой вопрос, где сейчас имеет место быть важная персона, король небольшого маггловского царства — меня направляют в сторону небольшого открытого балкончика.

Дежавю преследует меня — вспоминаются свадьба Джин, толпа народа и балкон — то самое место, с которого, можно сказать, все и началось. Здесь, кажется, все и закончится.

Мерлин свидетель, я не догадывался, что предстанет перед моими глазами.

Как говорил какой-то маггловский философ, для женщины первый поцелуй — конец начала, для мужчины — начало конца. Что ж до меня — так, видимо, для меня это нечто среднее.

Больно? Нет, мне все равно, уже все равно. По крайней мере, у нас все равно не было будущего. Поэтому когда передо мной предстают Малфой и Строуд, слившиеся в каком-то нелепом, животном поцелуе — я лишь равнодушно взираю на них. Последняя оставляет тонкие шрамы на шее блондина длинными ногтями, вырисовывая печать, свое клеймо — мне все равно? — а хорек лишь сильнее припечатывает девушку к хлипким перилам — все равно.

Несколько секунд я таращусь на животное безумство, после медленно разворачиваюсь и хлопаю стеклянной дверцей — впрочем, больше всего я хотел бы покинуть это место, нечаянно взобравшись на перила и совершенно случайно же делав шаг вперед.

Вперед — сквозь пустоту — к звездам. Они не лгут.