Она терпеть не могла табачный дым, особенно дешевых маггловских сигарет.
— Тебе девятнадцать...
— Ну и что. Тебе тридцать шесть.
Джинни хмыкнула и выбросила недокуренную сигарету в распахнутое окно. В тесной квартирке на окраине Лондона пахло новым пергаментом и чернилами, и даже уличный смог, заползающий в комнату через вечно открытые окна, не мог перебить этот странный запах. Глубоко вдохнув, Джинни перевела насмешливый взгляд на хозяйку царившего здесь уныния.
— А ты все пишешь?.. Мне нравятся твои стихи, Вик.
Мари-Виктуар молча достала заварочный чайник. Джинни помнила, что та пьет только ромашковый чай. Без сахара и вкусовых добавок...
— Где Тедди? Давно вы не были у нас... Поговори со мной, слышишь?
Виктуар со стуком поставила на стол цветастую чашку и резко повернулась. Заправив за ухо прядь вьющихся волос, она нахмурилась:
— Если я молчу, это не значит, что мне нечего сказать. Просто молчание — это самое безболезненное.
— А при чем тут это? — Джинни удивленно подняла брови.
Свист закипающего чайника на мгновение заставил обеих вздрогнуть. Разлив заварку по чашкам, Виктуар отвернулась к окну и устало потерла глаза.
— Пей, остынет.
— Спасибо, Вик... — Джинни опустилась на стул и, подув на приятно пахнущий чай, сделала большой глоток.
— Горячий.
Бледные предрассветные тени окутали комнату, растворяясь в еще темных углах. Свежесть утреннего ветра холодила щеки, и, грея о чашку чуть замерзшие пальцы, Джинни наблюдала за тем, как Виктуар передвигается между журнальным столиком и низкими креслами, заваленными вырезками из газет, книгами, свернутыми кусками пергамента, сломанными перьями и прочей ерундой; собирает разбросанные по полу вещи. Не поднимая глаз, она разгладила пальцами рубашку Тедди и повесила ее на спинку стула, совсем неуместного среди этого творческого беспорядка.
— Тедди до сих пор в Министерстве, да? — от внимательного взгляда Джинни не укрылось, что Вик еще ниже опустила голову.
— Почему ты ушла, Джинни? У тебя семья, дети... — резкая смена темы, и поднесенная к губам чашка чая возвратилась на стол.
Джинни встала и приблизилась к племяннице, чувствуя, как та съежилась и напряглась.
— На то были причины, веришь? Что случилось, Вик? Ответь.
— Он, знаешь, всегда хотел уехать...
Что-то дрогнуло. И пропасть непонимания между ними уменьшилась до размеров недосказанного.
— Ты могла удержать, он любил.
— Нет! — Виктория резко повернулась и случайно коснулась губами носа Джинни; та успела подойти совсем близко. Вик вздрогнула и, смутившись, сделала шаг назад. — Нет, он сказал... работа дороже. Да я и не хотела ему мешать.
Пошарив трясущимися руками в кармане, Джинни вытащила смятую пачку сигарет.
— Не нужно, пожалуйста, — в глазах Виктуар стояли слезы. — Это не выход. Будет только хуже.
— Давно? — Джинни не договорила, зная, что Вик поймет.
— Три недели уже. А у тебя сутки, да? Каково это — уходить, чтобы насовсем?
Повисло тяжелое молчание. Отчего-то Виктуар дышала прерывисто, сжимая в кулаки побелевшие пальцы. Джинни взяла ее ладонь в свою и провела свободной рукой по глубоким следам от ногтей. Едва касаясь кожи, Джинни ощущала слабое тепло. И было так спокойно;
— Не знаю... — голос неожиданно дрогнул. Надрывно выдыхая, она опустила глаза. Виктуар высвободила свою руку осторожно, испугавшись нахлынувшего чувства нежности. Сердце предательски билось, пропуская удары через раз.
— Смешно.
— Отчего же?
— Ты никогда не сможешь уйти из семьи, Джинни. Вспомни, сколько тебе лет уже, подумай о том, что тебя дети ждут. Нужно приготовить завтрак для Гарри, солнце уже поднялось. А ты стоишь тут... Зачем пришла? Мне не трудно одной, слышишь? Не нужно ничего...
— Вик...
Джинни сделала шаг навстречу. И лицо у Виктуар по-детски скривилось. Страх читался во взгляде; кофта со слишком большим вырезом, беззащитно торчащие ключицы, волосы по плечам небрежно рассыпаны.
— Я только с тобой теперь буду, хочешь?
— Не надо... — вздох.
Джинни мотнула головой, отгоняя наваждение. Подняла с пола сигареты и направилась к двери. Кажется, девочка была права — она вернется к привычной жизни. Извинится перед Гарри. Тот простит, вопреки желаниям. У них жизнь одна на двоих. А наполненное призраками прошлое пора забыть. Оставить. И девочка Виктуар не поймет. Все ошибаются.
— Прости, Вик. Живу в первый раз, бывает.
Закрыла за собой дверь, поправила мантию. Вниз по лестнице, а там пешком пятнадцать минут до подземки. Сегодня она доберется до дома на метро.
Последний раз оглянуться.
И никогда не узнать, что шептала девочка Виктуар, давясь слезами, не в силах смотреть, как она уходит:
Vova
