— Он не должен видеть тебя накануне свадьбы. Они с Джорджем вернутся завтра, прямо к церемонии. Такова традиция, — нахмурилась Джинни, переворачивая страницу «Ежедневного Пророка», лежавшего перед ней. — Ты посмотри, что творится! Ваша свадьба только лишь в середине выпуска!
Гермиона закатила глаза, ковыряя пирог с патокой.
— Они там белены объелись? Совсем, что ли? — продолжала возмущаться рыжая ведьма. Стакан с тыквенным соком был яростно поставлен аккурат на колдографию новоиспеченный невесты. Та скривилась и замахала руками, стараясь вылезти из-под бокала, но рамка мешала ей. — О вашей с Роном свадьбе должны же писать все газеты! Все!! И как писать! Такое событие!!
Джинни сдвинула стакан в сторону, чуть не расплескав его содержимое.
— Ох, я этому Каффу покажу! Он у меня еще получит материал в срок! Даже во вшивой газетенке Луны — «Придире» — и то на первом развороте разместили ту милую колдографию, что им была отправлена. А от «Пророка» я вообще ожидала передовицы, не меньше, а тут?! Ну, я Варнаве(1) устрою…
— Не все ли равно? — как можно спокойнее спросила Гермиона.
Ей откровенно не нравилась вся эта суматоха вокруг свадьбы. Начиная с банального — платье, кольца, парикмахер и визажист, приглашения, хотя приглашать то было особо некого, да не так уж и хотелось, — заканчивая всевозможными заклинаниями по безопасности, что, несомненно, было немаловажно, а еще декору, увеселений для гостей и прочее-прочее. Хотя магия, конечно же, выручала, однако многое приходилось делать самостоятельно, совсем как магглы.
После войны Гермионе хотелось как можно меньше шума и безумной суеты, хотелось обычного, такого уютного — как у ее родителей когда-то — счастья для них с Роном. Рон…
Такой милый, такой большой. А иногда такой нелепый, но от этого — еще более свой.
Гермиона рисовала себе тихое и скромное бракосочетание. Здесь, в гостиной. А тут чрезмерная активность Джинни и будущей свекрови иногда пугали ее.
Девушка не помнила подготовки к свадьбе Флер — тогда они с Гарри и Роном были заняты крестражами — но полагала, что все происходило проще и спокойнее. Намного.
— Как ты можешь?! — почти что взревела Джинни, отрываясь от выпуска и тряся газетой над столом. — Это же статус! Вы оба — герои войны, да у вас… Да у вас по ордену Мерлина первой степени, мантикора их задери! Хотя денег эти министерские крысы определенно подзажали… Могли бы и пощедрее отвалить героям! Еще и эти писаки не понимают ничего — да даже о смерти Нарциссы Малфой месяц назад сообщили с большим ажиотажем! Трезвонили на каждом углу! Тогда полномера было о «безвременной кончине миссис Малфой», — она скорчила рожу, цитируя заголовок, а потом залпом допила свой сок.
— Джинни, ну что ты. Как можно? — Гермиона укоризненно посмотрела на подругу. — Она ведь помогла тогда Гарри…
— Она сделала это ради своего несчастного отпрыска, — перебила ее Джинни, потянувшись к вазе с печеньем. — То, что все так гладко получилось — лишь удачное стечение обстоятельств! Гадюки поганые. Да чтоб им хвостами своими подавиться!
Гермиона шумно выдохнула, кладя вилку на стол и отодвигая тарелку с недоеденным пирогом, в то время как младшая Уизли продолжила завтракать как ни в чем не бывало.
Они уже не раз обсуждали все. И до судебных разбирательств и после. И потом снова, когда вышла публикация о матери Малфоя с огромной колдографией несчастной, многострадальной женщины в прекрасном светлом платье, которое стоило, по меньшей мере, несколько тысяч галлеонов, о чем не забыл упомянуть жалкий репортеришка. «Скромные наряды бывших Пожирателей Смерти. Как они живут и в чем умирают», — гласила наглая статья.
В тот день Джинни особенно сквернословила, так, что миссис Уизли сделала ей серьезное замечание. Ведь сама она, даже во время своих знаменитых «разносов», — а это всегда по существу и без оскорблений — никогда не произносила ни единого бранного слова. Молли, Артур и Гермиона искренне сочувствовали Драко, оставшемуся совсем одному; Джордж занял нейтральную позицию, в то время как Рон со своей сестрой беспрестанно поливали Малфоев грязью.
Есть больше не хотелось.
Она встала из-за стола и направилась к лестнице, на ходу отлеветировав посуду в раковину, где ее тут же начали тереть заколдованные щетки. Джинни никак не прореагировала, уткнувшись в странницу спортивных новостей.
Поднявшись в их комнату, — эти несколько дней перед свадьбой Гермиона жила в Норе по настоянию многодетной четы, однако позже собиралась вернуться обратно к себе на небольшую съемную квартиру в магической части Лондона, уже вместе с Роном, — девушка переоделась, сменив халат и домашний хлопковый костюм на тонкую кофту светло-коричневого оттенка и невзрачные серые брюки.
Она застегивала молнию, когда кольнуло льдинкой в сердце. То пропустило удар, буквально утонув в ощущении нахлынувшей паники.
Гермиона замерла.
У девушки побежали мурашки по коже от странного, тяжелого, недоброго взгляда — в комнате определенно был кто-то еще. И этот кто-то смотрел на нее. Прямо сейчас.
Затылок жгло.
Медленно, как при покадровой съемке в маггловских кинофильмах, она стала оборачиваться, готовая в любой момент выхватить волшебную палочку и применить обездвиживающее заклинание.
Секунда, еще. Еще немного…
В дверь постучали.
— Я войду?
И Джинни, не дожидаясь ответа, прошла в комнату, прямым ходом устремившись к своему шкафу.
— Да, родители сейчас в Косом переулке. Последние распоряжения, все дела, — тараторила она, стягивая футболку. — Сегодня же мисс Мур придет. Стилист, — пояснила Джинни, взглянув на подругу и увидев тень замешательства на ее лице.
Гермиона кивнула. Она, наконец, расслабилась, расправила плечи.
Это все нервы, точно. Она совсем забыла, что завтра свадьба. Мерлин! Сегодня после обеда должны прислать платье из ателье, а вечером будут подбирать прическу. Девушка была обескуражена. Все оказалось так… быстро.
Невероятно.
— Когда Крам активирует порт-ключ? — рыжая бестия — как Гермиона называла про себя Джинни — уже оделась и приглаживала волосы заклинанием, добавляя им блеска и огненного сияния.
В сочетании с эффектным ультракоротким обтягивающим платьем насыщенного синего цвета ее яркие медные волосы буквально гипнотизировали, не позволяя отвести от девушки глаз.
— Должен около пяти, к обеду. Но, возможно, и раньше, — Гермиона пожала плечами и села на кровать зашнуровывать кроссовки, продолжая смотреть на нее.
— А, ясно! Тогда я еще успею привести себя в порядок.
Перекинув через плечо небольшую сумочку, Джинни в последний раз покрутилась перед зеркалом.
— Скажешь маме с папой, что я в редакцию, ну и там по делам еще ненадолго?
— Джинни! Если ты по поводу разворота…
— Мне статью отдать, и еще нужно встретиться с Варнавой, — пространственно отмахнулась Джинни. — По поводу разворота, конечно же!
И она гадко ухмыльнулась.
Гермиона хотела было остановить подругу, но какой в этом прок — вы когда-нибудь пытались остановить торнадо? К тому же, та уже унеслась вниз, к камину.
Пусть делает, что хочет. Это ее жизнь, в конце концов. Кто она этой рыжей бестии, чтобы воспитывать?
Но, в каком-то смысле, Гермионе было даже жаль мистера Каффа — навряд ли он мог представить, какой ураган сейчас к нему несется.
Из гостиной до девушки донеслось «редакция «Ежедневного Пророка», кабинет Варнавы Кафф» — она осталась одна в Норе.
И снова это неприятное оцепенение. Словно кто-то буравит взглядом ее спину, прожигая дыру. К горлу подступил неприятный комок — Гермиона судорожно сглотнула, тяжело дыша.
«Так надо срочно успокоиться, это все нервы!» — отдала она себе мысленный приказ.
Внезапно входная дверь внизу распахнулась, издав неприятный скрип, слышный даже в комнате девушек.
Палочка в боковом кармане брюк…
— Джинни! Гермиона! Девочки, мы вернулись! — командный голос Молли Уизли буквально «выключил» странный изучающий взгляд.
От сердца отлегло.
Ей пора в Мунго, определенно. Всего полгода прошло после окончания войны, а у нее уже начинается поствоенный синдром.
Точно. Пошли первые признаки — преувеличенное реагирование на состояние одиночества, неуверенность в завтрашнем дне. Хроническое посттравматическое стрессовое расстройство, вторая стадия. Дальше будет депрессия, потом приступы ярости, начнут оживать воспоминания, сопровождаемые галлюцинаторными переживаниями и ночными кошмарами. В итоге все это приведет к проблемам со сном, злоупотреблению алкоголем (кстати, где в этом доме огневиски?), бесконтрольному чувству вины и — как результат — к самоубийству.
Чудесная перспектива!
Девушка усмехнулась — ну уж нет, такого точно не будет!
— Опять петли! Нужно смазать их жиром. А то гости… Молли, не подзовешь мне баночку, пожалуйста? — внизу продолжали шуметь, скрипеть. Что-то упало. — А-а-а! Молли!!
Судя по всему, в отца семейства попала та самая баночка с пресловутым жиром.
— Я иду, миссис Уизли, — голос Гермионы был слегка сиплым, словно после продолжительного Силенцио.
Она кашлянула, прочищая горло.
Быстро спустившись по лестнице, девушка застала волшебников, стоящих на четвереньках на полу, в окружении разбросанных пакетов и всевозможных свертков.
— Здравствуй, Гермиона, милая, а где Джинни? — Молли поднялась с колен, тяжело кряхтя, и отряхнула мантию, после чего леветировала покупки в гостиную. При каждом движении женщины блузка на ее груди натягивалась, готовая вот-вот пойти по швам. На пуговицы было страшно смотреть.
— Она отправилась в «Пророк», — Гермиона снова закатила глаза, вспомнив злосчастный субботний выпуск. — Сказала, что вернется до обеда.
— Да? Еще же столько всего нужно сделать! — причитала Молли, умудряясь одновременно и руками разводить, и разбирать магией покупки. Вещи, освобождаясь от упаковки, летали по гостиной и кухне. Что-то стремительно отправилось на второй этаж, и Гермиона едва успела увернуться, прежде чем сверток врезался бы в нее.
От ее резкой активности рассохшиеся перила предупредительно заскрипели, и Гермиона в два прыжка пересекла гостиную.
— Я помо…
— О чем ты?! У тебя завтра такой день, девочка моя! Свадьба — это так волнительно!
Миссис Уизли в очередной раз взмахнула руками, отчего какой-то объемный пакет стремглав полетел прямо на них.
— Ох уж эти приготовления! — весело продолжала она. — Отдыхай, милая. Отдыхай!
— Правильно. Гермиона, иди. Выпей чаю, почитай. Напиши Рону о своей несправедливой судьбе, — улыбнулся мистер Уизли, наконец-то закончив смазывать петли. — Мы тут сами разберемся, не впервой уж. Скоро и Виктор появится.
И, локтем подталкивая девушку в сторону кухни, Артур принялся помогать своей жене с покупками. Той, правда, сначала пришлось отвлечься на очищающее заклинание, чтобы избавиться от остатков жира, отчего все тот же большой пакет чуть не свалился им на головы.
— Может, мне все же вам…
— Иди-иди! — не дав ей договорить, хором ответила чета, даже не оборачиваясь в сторону Гермионы.
— Но, миссис Уизли!
— Девочка моя, называй меня Молли, столько раз прошу!
Сама Молли по самые плечи была закутана в темно-бордовую ткань.
— Да, Молли, — послушно ответила девушка. — И вс…
Но та уже не слушала ее:
— Как тебе новые шторы, Артур. Нравится? Купила специально для гостиной. Сейчас повесим!
— Мне снять старые?
— Снимай, конечно!
И мужчина принялся колдовать, на ходу стаскивая с себя просторную мантию. После чего собрал прежние коричневые шторы и все так же, заклинанием, отправил их вместе со своей мантией общим тюком в корзину в подвале. Тем временем миссис Уизли уже вовсю вешала новые, восторженно болтая об их необыкновенной вышивке, отличном качестве ткани, а самое главное — о выгодной цене, которую она выторговала у продавца.
Гермиона вздохнула.
Нет, они славные. Но почему-то ей нестерпимо хотелось, чтобы все побыстрее осталось позади, и она осталось наконец-то с Роном наедине в ее маленькой, но такой уютной квартирке на третьем этаже…
Правда, об этом придется забыть, ведь после свадьбы семья Уизли хотела, чтобы молодые поселились у них в Норе. Признаться, мысль наводила уныние, но Гермиона все твердила себе, что это должно быть так. Что это по-семейному.
На фоне разговоров Молли и Артура мысли Гермионы опять вернулись к завтрашнему дню — честно, она никак не могла представить своей свадьбы. Не видела, и все тут.
Призвав из комнаты наверху толстенную книжку — новое издание справочника Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними — и наколдовав себе чай, Гермиона устроилась в уголке на кухне, чтобы не мешать родителям Рона заниматься «последними приготовлениями». Потом пришлось призвать пергамент и перо, поскольку в справочнике было несколько неточностей, о чем непременно нужно будет сообщить начальнику Отдела.
Чуть позже она, следуя совету Артура, призвала еще один пергамент и написала Рону записку — так, пара слов о развороте в «Пророке», хотя девушка была практически уверена, что Джинни уже наведалась к нему после мистера Каффа и самолично рассказала все и во всех подробностях, как обычно, не скупясь на выражения.
Главное, чтобы он не потащился вместе со своей сестрой в редакцию еще раз — это они могли. Есть у них такое семейное качество — ото всех требовать к себе повышенного внимания.
Время до обеда пролетело незаметно.
Работа и, пусть небольшая, однако хоть какая-то помощь миссис Уизли скучать не давали. Глава семейства скоро отбыл по каминной сети, ссылаясь на какие-то срочные дела. Но, раз Молли молча проглотила это, значит, ничего серьезного. Часов-то больше не было — хозяйка сняла их почти сразу же после гибели Фреда.
— Может, переоденешься, милая?
— М-м-м, что? — Гермиона оторвалась от книги.
Женщина стояла в ярком праздничном платье — но от девушки не укрылось, что и оно было готово разъехаться, — завязывая фартук, накинутый сверху. Перед ней на плите пыхали паром кастрюли и сковородки. На другом конце стола зачарованный нож шинковал морковку. Приготовления к обеду шли полным ходом.
— Скоро активируется порт-ключ Виктора… не пора ли одеть что-то другое, менее домашнее? — пояснила она, потянувшись к самой дальней кастрюле. — Где же Джинни? Она успеет? Такой замечательный гость на пороге, а она по редакциям! У меня вот-вот будет все готово!
Гермиона вложила свиток со своими пометками в справочник и отправила все обратно наверх, наблюдая за миссис Уизли.
— Она должна была уже вернуться, не знаю, — девушка поджала под себя ногу. — Джинни упомянула еще какие-то свои дела, но, насколько я поняла…
Ее снова перебили.
— А что Гарри?
Молли помешивала мясное рагу, над плитой опасно зависли баночки со специями.
Гермиона нахмурилась.
Волшебница так просто спрашивала об этом! Во время готовки!
О Гарри говорить было трудно. Тяжело.
Сначала Гермиона навещала его каждый день — иногда утром, иногда уже под вечер, как получалось. Но она исправно привозила зелья, которые он тут же разбивал. Привозила продукты — большая часть оказывалась в мусорном ведре. Привозила газеты, журналы… Гарри попросту сжигал их, даже не взглянув.
Они ломали голову, что с ним. Все тот же пресловутый поствоенный синдром? Ей было страшно, как и всем им. И Джинни, и Рону, и их родителям. Молли очень переживала — для нее Гарри был как сын, и, после утраты Фреда, она еще тяжелее переживала его… сумасшествие?
С виду он был вполне вменяем. Разговаривал, адекватно вел себя. Никакого маниакального блеска в глазах, никаких приступов… Ничего. Гарри просто слонялся по дому на площади Гриммо с палочкой в руках. Мерлин, да он даже спал с ней! И это было несколько… ненормально.
Он не желал выходить из родового гнезда Блеков, не желал расставаться с палочкой и уж точно не желал выяснять, что с ним не так.
Ситуация сложилась определенно непростая.
— Он… его не будет сегодня.
— Как он, все также?
Девушка едва заметно кивнула, сгорбившись на стуле.
— Бедный мальчик! Ну, ничего, оклемается еще! Сыграем и их с Джинни свадьбу! Ох, как сыграем! — продолжала миссис Уизли, задорно стуча половником по кастрюле. — А ты иди, иди, переодевайся!
И та взмахнула волшебной палочкой в сторону лестницы, отправляя наверх старые снятые кроссовки, валявшиеся под стулом.
— Что вы делаете? Молли! — Гермиона вскочила с места и кинулась за своей обувью, норовя поймать ту.
— Давай-давай, милая! Мне еще нужно закончить пудинг! — донеслось до нее уже на ступеньках.
«Это просто дурдом!» — решила будущая Уизли, примеряя на себя образ вездесущей хозяйки.
Завязывая пояс легкого лазурного платья, Гермиона услышала радостные возгласы матери и дочери, но затем последовали недовольные крики Джинни и смех миссис Уизли. В комнату маленькая бестия поднялась уже в образе венгерской хвостороги — вся на взводе, вот-вот готовая выдувать пар из ноздрей.
— Мерлиновы подштанники! — ругалась Джинни, буквально срывая с себя одежду. — Опять все не так!
И синее платье пинком отправилось под кровать.
— Как в редакц…
— К гоблинам всю редакцию! Даже не спрашивай!
Гермиона лишь примирительно подняла руки.
— А чт…
— Порт-ключ! Порт-ключ! К драклам уже этот порт-ключ! В гробу видала!
— Мож…
— Совсем нет времени переодеться, Мерлин! Не то… Нет… Все-таки Крам — аристократ… Нужно что-то другое, пореспектабельнее!! Крам… он такой… такой необыкновенный! — Джинни выворачивала содержимое своих ящиков прямо на пол, топча не подошедшие ей вещи.
И Гермиона, не сказав больше ни слова, вышла из комнаты, оставив подругу одну. Пусть та переведет дух, успокоится.
В этот самый момент снаружи, на поляне перед домом, что-то громыхнуло, заставив девушку вздрогнуть.
— Сработал порт-ключ!! — громогласно возвестила Молли из кухни. — Виктор прибыл! Гермиона!
Гермиона мысленно чертыхнулась.
Быстро спустившись по лестнице, она практически выбежала из Норы, встречая долгожданного гостя. Тот, казалось, стал еще мужественнее с их последней встречи; он стоял с небольшим аккуратным букетом в руках в нескольких шагах от входной двери.
— Виктор!
— Гермиона! — улыбнулся молодой человек, раскинув руки в стороны.
Девушка ответно широко улыбнулась и с жаром обняла болгарина. Тот буквально стиснул ее своими ручищами.
— Я так рада, что ты все же смог приехать, — продолжала улыбаться она.
От Виктора пахло цветами, мускусом и все такой же туалетной водой. Она вдохнула поглубже — еще с четвертого курса знакомый сладостный запах.
Наконец он отпустил ее, рассматривая с головы до ног.
— Ты похорошела.
Гермиона от смущения наклонила голову в сторону, чуть приподнимая плечо.
— А ты… кажется, стал еще больше!
— Квиддич, — кивнул Виктор, протягивая девушке букет. — Это тебе. Из моего сада.
Она сначала непонимающе захлопала глазами, а потом так невинно, совершенно по-детски, уткнулась носом в цветы.
— О, спасибо. Не стоило…
— Стоило, — серьезно ответил болгарин.
Девушка снова счастливо улыбнулась. Ее всегда так забавляла немного угрюмая серьезность Виктора. Даже в такие минуты… Он все такой же. Такой же — ее хороший друг Виктор.
Спустя буквально пару минут вернулся довольный Артур Уизли, с собой он приволок большой бочонок вина из цветков бузины; спустилась Джинни, разодетая в пух и прах — Гермиона не помнила у нее такого платья, из чего сделала вывод, что именно покупкой обновки та занималась утром после посещения Варнавы Каффа. Ее запястья были закованы в браслеты, в ушах — новые сережки, переливающиеся всеми цветами радуги.
Это… напрягало?
Само приветствие прошло без инцидентов. Не то, что они имели место быть, но все же. Виктор ведь бывший парень Гермионы. И хотя он уже приезжал — на свадьбу Билла и Флер — и был знаком с семейством Уизли, она переживала, что сейчас, например, он мог отказаться от приглашения. Или семейство Уизли допустит какую-нибудь бестактность, напомнив об их прошлых отношениях во всеуслышание.
Однако сейчас Виктор тут, и девушка была несказанно рада этому.
Гермиона расстроилась, когда Невилл и Луна прислали сову, что не смогут приехать на их с Роном свадьбу. А, получив послание от Билла и Флер, расклеилась и Молли — беременность француженки протекала не слишком гладко, и колдомедики советовали ей не трансгрессировать, а уж тем более не пользоваться порт-ключами или каминной сетью. Билл решил остаться со своей женой, и семья, конечно же, поддержала его. Они передавали зачарованные поздравления, слали подарки. Чарли и Перси так же писали о невозможности присутствовать завтра — оба находились в командировках.
И… Родителей Гермионы тоже не будет.
Она решила не рисковать и не пытаться обратить действие заклинания Обливейт — навестит их позже. Просто пройдет мимо, посидит рядом, в нескольких шагах от них. Посмотрит.
Накрыть стол решили в гостиной.
Молли достала праздничные скатерти — кажется, это они же и были на свадьбе ее старшего сына — новая посуда, цветом напоминающая перезрелую грушу, салфетки в тон, собранные ленточкой в центре.
Обед был в самом разгаре:
— Ты работаешь все там же, да? — спросил Виктор.
— Да, — ответила Гермиона, прожевав. — В Бюро распределения домовых эльфов. Пытаюсь протолкнуть закон об улучшении жизни домовиков и их собратьев.
Чета Уизли улыбчиво переглянулась, словно говоря: «Вот какая она у нас!».
Джинни лишь хмыкнула. Она тряхнула головой, позволяя волосам, убранным за плечи, свободно упасть на грудь.
— Чего ты вообще туда ходишь? Зачем тебе? Возиться с этими, — Джинни поморщилась и снова принялась за рагу, игриво придерживая приборы несколькими пальцами. — Безумно вкусно, мам! Сегодня ты просто превзошла саму себя!
Молли, уже было начавшая заводиться, смягчилась, позволяя разговору уйти в другое русло.
— Спасибо, милая.
Мистер Уизли покачал головой, смотря на дочь, но продолжил обедать, ничего не сказав. Гермиона и Виктор же горячо похвалили кулинарные таланты хозяйки дома; гость попросил добавки — женщина расцвела и с удовольствием положила еще пару половников ему в тарелку.
Гермиона сидела напротив болгарина и почти все время рассматривала его. В последний раз они виделись на свадьбе Билла и Флер, танцевали вместе. Кажется, это было так давно. Столько воды утекло с тех времен… Разумеется, они часто переписывались в последнее время, он рассказывал ей о своих матчах в составе сборной, много писал о Болгарии, делился семейными новостями. Карьера Виктора шла в гору, но и сейчас он не был опьянен своей спортивной славой, свалившейся на него еще в шестнадцать. Он продолжал оставаться немного мрачным и таким же немногословным, а его грубоватая мужская красота выделяла среди остальных, кого девушка знала.
— А где Джордж? — спохватилась Гермиона, замерев с вилкой в руке.
Виктор прекратил есть и теперь обеспокоенно смотрел на нее.
— Ну, он с Роном. Не оставлять же жениха совсем одного накануне свадьбы! — рассмеялся Артур. Все подхватили его веселье.
— А-а-а, — протянула Джинни, чуть откидываясь назад и облокачивая локоть на спинку стула, — мальчишник!
Гермиона от досады закусила губу.
Получается, у Рона был мальчишник, а о своем празднике — девичнике — она совсем забыла! Как же так?!
Хотя, если уж говорить начистоту, она вообще временами не помнила, что скоро у нее свадьба. Лишь, приезжая в Нору и видя суматоху родителей Рона да его чересчур активной сестры, Гермиона вспоминала об этом чудесном событии.
«Конечно же, чудесном. Чудесном», — каждый раз успокаивала она себя, после очередной бредовой фантазии Джинни.
— Не переживай, дорогая, сейчас доставят платье, прибудет мисс Мур, и вы с Джинни тоже неплохо повеселитесь! Уж Виктор не даст вам скучать, верно? — ласково причитала миссис Уизли, словно читая ее мысли.
Молодой человек сдавленно кашлянул и заверил, что будет их личным клоуном, если потребуется. Обе девушки заливисто рассмеялись, наблюдая за болгарином. Джинни облизнула губы и медленно накрутила локон на палец, изучающее смотря на Виктора из-под полуопущенных ресниц.
Настало время пудинга. Мистер Уизли вызвался помогать с грязной посудой и, леветируя ту в раковину, направился на кухню вслед за своей женой.
— Кажется, это Арнольд, — и рыжая ведьма быстро поднялась из-за стола, заторопившись наверх.
— Кто? — не понял Виктор, вытирая губы тканевой салфеткой. Они с Гермионой остались одни в гостиной.
— Арнольд. Ее карликовый пушистик, — пояснила девушка. — Наверное, письмо от Варнавы Каффа. Он главный редактор. Джинни же спортивный корреспондент в «Пророке».
— Да, ты писала об этом, — сдержанно кивнул болгарин, не отрывая от нее глаз.
Гермиона коротко улыбнулась и сделала глоток вина, разрывая зрительный контакт. Не то, что бы ей было некомфортно под его взглядом, просто… Он смотрел так… Она не могла подобрать иного слова, как только «жадно». И еще вел себя, будто кроме Гермионы для него никого не существовало.
— Ты стала очень красивой, правда, — Виктор тоже отпил из своего кубка.
Девушка снова смущенно улыбнулась, пряча улыбку в бокале.
— Почему нет Гарри Поттера? Он с твоим женихом?
Как и всегда, когда разговор заходил о Гарри, Гермиона поникла. Уголки ее губ опустились.
— Об этом я тоже писала тебе, — начала девушка, ставя бокал на стол. — Он на Гриммо сейчас.
— Ему не стало лучше? В двух последних письмах ты не упоминала о нем.
Виктор продолжал неотрывно смотреть на нее, буквально ловя каждый жест, каждое ее движение.
А что она должна была написать? Что он все также — спит, сжимая волшебную палочку? Или что в любой момент готов отразить внезапную атаку Пожирателей Смерти, не веря в их полную капитуляцию еще полгода назад? Что все пытается оградить свое сознание от Вольдеморта, точнее, от возможных остатков его разорванной души? Слава Мерлину, легимент из него ужасно плохой.
— Нет… Но хуже тоже не стало, а это уже… что-то.
— Да, согласен, — кивнул молодой человек в подтверждение своих слов.
— Гарри будет завтра, на церемонии. Кстати, твой английский стал намного лучше! Просто потрясающе! — Гермиона попыталась улыбнуться, стараясь отвлечься от грустных мыслей.
— У меня был хороший учитель. Правда?
И они оба сдавленно прыснули — каждый вспомнил их первые уроки. Она тогда еще не выдержала и стукнула болгарина книжкой, чего даже сама от себя не ожидала.
— Над чем смеетесь? — в гостиную вошли Молли и Артур.
— Да так, вспоминаем занятия, — ответила девушка.
— Ох, Гермиона! Даже со звездой квиддича ты умудряешься говорить об учебе! — наиграно хмурилась хозяйка.
Вернулась Джинни, расставили чистые тарелки. Пудинг был просто божественен, о чем каждый хотел самолично поведать повару. Не обошлось и без фирменного печенья миссис Уизли — тыквенного с корицей — и традиционных кексов с цукатами и орехами, покрытых глазурью-помадкой.
Под конец обеда Гермиона была готова лопнуть от переедания. А завтра ведь еще в платье влезать!
— Не переживай, милая, волшебство и не такое поправляло, — заверила ее Молли под одобрительные кивки своей дочери. Та, к слову сказать, лишь едва притронулась к пудингу. — А завтра тебе не то, что поесть, присесть не удастся, это я тебе говорю. Кусок свадебного торта в качестве вознаграждения вечером — вот и весь твой праздничный рацион!
Но Гермионе даже смеяться было тяжело.
— Выпьешь с утра пару зелий, и все пройдет как по маслу, — Джинни откусила кончик от ванильной тянучки, запивая его крепким чаем. — А у вас пьют Эрл Грей, Виктор? — игриво и чуть жеманно поведя плечиком, обратилась она к Краму, сидевшему рядом с ней.
— У нас пьют обычный черный чай. Вечером в него добавляют коньяк. Немного другие традиции, — пояснил болгарин, после чего отправил в рот целиковый кекс.
— О, расскажи о вашей аристократии! — оживилась рыжая ведьма.
Джинни встряхнула рукой, позволяя браслету зазвенеть и блеснуть металлом в свете волшебных ламп комнаты, отчего Гермиона вопросительно приподняла брови.
Что это она делает?!
— Не знаю, что сказать тебе, — Виктор задумался на минуту. — Ты знаешь, Болгария весьма вольная страна. У нас даже не запрещена Темная Магия.
— А какие особенные традиции в вашей вольной стране? — не унималась девушка. Ей определенно понравилось то, как он произнес «Темная Магия».
Виктор пожал плечами.
— Хоть наша семья и чистокровная, — он сделал глоток горячего чая, — у нас много, как вы говорите, маггловских традиций. Мы отмечаем такие же праздники. Вообще у нас мало праздников, относящихся исключительно к магической части страны. Мы охотно празднуем, например, Трифон Зарезан.
— Праздник виноградарей, — тут же пояснила Гермиона. — Один из любимых у народа Болгарии.
Молли и Артур кивнули, принимая к сведению ее замечание.
— Но я знаю, что… нечистокровных стали совсем недавно принимать в Дурмстранг. Почему так? Если вы любите праздники магглов, — ластилась Джинни.
— Это из-за Темных Искусств. В школу же нужно ехать подготовленным. Меня обучали магии с четырех лет.
Тот, казалось, не замечал целенаправленного флирта рыжей красотки. Как и ее родители. Или же Гермионе все причудилось? Да нет же — девушка посмотрела на подружку: та явно пыталась заинтересовать болгарина.
Но Виктор весь разговор смотрел на Гермиону, лишь иногда отвлекаясь на чету Уизли и кексы. Похоже, он совсем не замечал Джинни и ее стараний.
— А ваши традиции? Кроме разных сортов чая за едой? — вежливо поинтересовался гость.
— Ничего такого. Это тебе лучше у Малфоев спросить, — волшебница скривилась. — Они так пекутся о своей аристократической заднице, что…
— Джинни! — сдавленно шикнула на нее мать.
— Малфои? Я недавно читал о них в газетах.
Гермиона мысленно чертыхнулась.
Мерлин! Ну, кто тянул Джинни за язык? Сейчас ведь опять разойдется. Пойди, уйми ее потом.
— Примерно с месяц назад скончалась Нарцисса Малфой, — сказал Артур, крутя в руках чашку. — Неудивительно, что об этом писали даже в Болгарских СМИ. Ее самоубийство было чересчур символичным. Кто-то даже предполагал о наложении проклятия на бедную женщину.
— Да, припоминаю, — кивнул Виктор. — Она покончила с собой в Мунго, вашей больнице для волшебников.
— Нарциссу нашли утром, в отведенной для нее палате. Она лежала на кровати, облаченная в свадебное платье. Говорят, она оставила записку, но содержание последней воли миссис Малфой неизвестно. По крайней мере, это не попало в газеты, — и мистер Уизли призвал чайник из кухни.
Молли горестно вздохнула.
Она, как и Гермиона, считала, что несчастная женщина старалась помочь Гарри. Как и все они старались ему помочь.
— Да-да, — снова кивнул болгарин и пододвинул к Артуру свою чашку. Тот подлил ему горячего Эрл Грея, — А что ее сын? Драко? Он учился с тобой, да, Гермиона?
Девушка сделала неопределенный жест рукой.
— Я слышала разное. В Визенгамоте его оправдали, однако полностью лишили наследства. Всего состояния Малфоев. Честно говоря, я плохо себе это представляю. Малфой и без наследства… — она поджала губы. — Точно не знаю, что с ним стало за эти полгода, но однажды мне показалось… это был его голос в Министерстве. Речь шла о каких-то магических сделках.
— Малфой — большой делец, — снова заговорил рыжий волшебник. — После войны он потерял не только свое богатство, но и имя.
— Что-то вроде парии(2)? Из князей в грязи, — предположила Гермиона.
— Можно и так сказать, — согласился с ней Артур. — Все Министерство сейчас за глаза называет Малфоя серым кардиналом. Волком, — он усмехнулся. — Парень толковый, мне приходилось пару раз с ним сталкиваться все по тем же самым магическим сделкам. Горделив, упрям. Далеко пойдет.
— Я и не знала…
На Гермиону словно вылили ушат холодной воды.
Девушка ушам своим не верила — Мистер Уизли и… хвалит слизеринского хорька? Чуть ли не работает с ним бок о бок? Да как такое возможно?!
А она-то полагала, что Драко Малфой, как и другие бывшие недо-Пожиратели Смерти, которых оправдали перед судом, уехал из страны. И наведывался в Англию время от времени, чтобы навестить свою мать в Мунго.
Как же она пропустила это? Все эти полгода ее жизнь занимали лишь Гарри, Рон, Джинни и все семейство Уизли, а также работа в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними на четвертом этаже, состоящая из бесконечных свитков, справочников и прошений.
Мерлин!
Какой же она стала беззаботной, расслабленной, ничего и никого не замечающей вокруг! Она оказалась словно отрезанной от внешнего мира…
— Ходят слухи, что он теперь опасный человек. В том плане, я имею в виду то, что… э-э-э… я слышал… Знаете, говорят, он не брезгует шантажом, подкупом. Какие-то разоблачающие документы, еще от его отца, Люциуса. Но лишь слышал, — повторил Артур.
— У нас в редакции говорят, что все Министерство зависит от денег Малфоя, — добавила Джинни. — Оно куплено им до основания! Недобитый Пожиратель!
Похоже, не только Гермиона не разбиралась в новой послевоенной политике — миссис Уизли приглушенно ахнула, кладя руку на грудь.
— Артур, чего у нас такие не праздничные темы для разговора? — она недовольно посмотрела на мужа, будто это лично его прегрешения, что Драко Малфой скупил Министерство Магии.
— Простите, миссис Уизли. Это моя вина, — Виктор слегка поклонился хозяйке.
Та отмахнулась, придвигая ему еще одну тарелку с кексами. Болгарин благодарственно кивнул и взял себе один.
Снаружи послышался хлопок трансгрессии.
— О, а вот и мисс Мур!
Молли тут же встала из-за стола и отправилась открывать дверь гостье. Все тоже поднялись вслед за ней. Мистер Уизли тем временем призвал еще одну чашку для приглашенного стилиста.
Патриция Мур оказалась миловидной женщиной среднего роста. Косметика скрывала возраст волшебницы, а яркая фиолетовая мантия — ее комплекцию, но руки мисс Мур были худощавы, а пальцы казались чересчур длинными и тонкими. Ее внимательные изучающие светло-карие глаза тут же впились в Гермиону оценивающим взглядом. В принципе, девушка могла легко дать ей лет тридцать-тридцать пять.
Причесываться и краситься решено было наверху — в комнате девушек. После чего они бы спустились вниз, где как раз будет заварен новый чайник Эрл Грея.
Гермиона посмотрела на Виктора: ей как-то не хотелось оставлять его один на один с семейством Уизли. Особенно с Джинни. Она сама не понимала, почему, но просто это было… неправильно?
С другой стороны, больше, чем полтора года назад он пережил подобный опыт и не отказался приехать теперь.
— Что желаете? Есть идеи? Или посмотрите мои варианты? — мисс Мур почти что накинулась на нее, стоило Гермионе сесть перед зеркалом.
Она теребила волосы девушки, собирая их то с одной, то с другой стороны.
— М-м-м, ваши варианты, пожалуйста. Но не хотелось бы чересчур сложной прически, — аккуратно пояснила будущая невеста, видя, как стилист пытается убрать ее волосы в высокое нечто.
Патриция достала палочку, и до поры до времени казалось, что все шло хорошо, потому что Гермиона решила закрыть глаза.
Кстати, она отправила Рону письмо еще после завтрака, а он так и не прислал ответа! Неужели их гуляния с Джорджем (и не известно с кем еще) начались прямо с утра? Девушка дернулась, когда заклинание излишне оттянуло прядь волос. Мисс Мур принесла свои извинения.
«Рон… Рон, Рон, Рон», — Гермиона мусолила в голове его имя, обещая самой себе завтра прямо перед церемонией устроить горе-жениху небольшой разнос.
«Совсем на миссис Уизли», — она усмехнулась.
Но мысли ее то и дело возвращались к Виктору, оставшемуся внизу. Она ведь определенно ему не безразлична…
— Как вам?
Внезапно действия заклинаний прекратились. Голову больше не тянуло ни в какую сторону, в волосах ничего не копошилось. Гермиона опасливо открыла глаза.
— Ну… не знаю, — опешила она, рассматривая себя в зеркало. — Это… как-то… слишком.
Стилист удивленно вскинула брови.
— Это вы называете «слишком»?
Волосы Гермионы были слегка приподняты в бабетту и уложены в аккуратный валик сзади. Ее отросшую челку и еще несколько прядей мисс Мур завила в легкие локоны, а сбоку прикрепила волшебную заколку — металлическая бабочка махала крыльями, небольшим облачком источая рассеянные золотистые блестки.
«Слишком» определенно относилось к заколке, но девушка согласилась, что это было… красиво.
— Необычайно! Просто волшебно, — заохала миссис Уизли, когда Гермиона и волшебница-стилист спустились вниз, в гостиную, слегка подкрасив девушку. Ее глаза, казалось, стали еще больше и выразительней, открытая шея приобрела грациозность — безусловно, она выглядела прелестно.
Сама Гермиона считала, что теней определенно много, а помада ужасно яркая, однако все наперебой сыпали ей комплиментами.
— Безупречно, — выдохнул Виктор.
Все это время, как они вошли в гостиную, он, не отрываясь, смотрел на нее, не в силах произнести ни слова.
Мисс Мур довольно улыбнулась, видя реакцию молодого человека.
— Тогда и остановимся на этом, — подытожила она, ставя на стол чашку с недопитым чаем. — Я трансгрессирую завтра утром, в восемь. До свидания.
Все пожелали ей удачно добраться до дома. До дверей провожал Артур.
— Мне действительно нравится, — сказала Джинни, протягивая руку к бабочке. Ее пальцы свободно прошли сквозь украшение. — Иллюзия!
Она расплылась в улыбке, садясь обратно в кресло.
— Да… — тут Гермиона вспомнила, о чем хотела спросить рыжую волшебницу. — Джинни, а ты была сегодня в магазине Джорджа? Видела Рона?
— Ага, в гробу он видал этот «Пророк». Передавал тебе привет.
— О-о-о, — расстроено протянула Гермиона, когда вдруг заметила в углу комнаты коробку, которой определенно не было раньше.
Проследив за ее взглядом, Молли счастливо поведала:
— Твое платье доставили, пока ты была занята прической.
Девушка перевела взгляд на большие часы на стене — пять минут десятого. Неужели они так долго провозились с прической?
Мерлин, день пролетел совершенно незаметно!
— Мы с Артуром хотели бы попросить тебя примерить платье, милая, — миссис Уизли подозвала коробку, махая палочкой, отчего платье на груди снова опасно натянулось. — Думаю, Джинни и наш гость, Виктор, будут счастливы увидеть тебя до свадьбы! Не окажешь нам честь?
Женщина шутила, конечно же. Но Гермионе самой не терпелось поскорее примерить наряд.
Несколько недель назад она принесла пару эскизов в ателье, с девушки сняли мерки. Гермиона и портниха долго и упорно спорили о ткани, цвете и всем остальном…
Платье было готово еще позавчера, но, зная себя, девушка договорилась о доставке на сегодня. Чтобы не передумать и не отправиться переделывать туалет прямо перед церемонией.
— Тебе помочь? — Джинни вопросительно посмотрела на подругу и, получив ответный кивок, отправилась вместе с ней наверх, вызвавшись леветировать коробку с платьем.
В гостиной снова зашел разговор о Болгарии — Виктор рассказывал, точнее, отвечал на вопросы Артура, о нововведениях их Министерства. Разговор был весьма узкоспециализированым, и чувствовалось, как болгарин подбирает нужные английские слова, и в то же время оглядывается, провожая глазами Гермиону.
Та практически бежала по ступенькам, благо, невысокие каблуки позволяли ей. Джинни зашла в комнату почти следом, тут же увеличив коробку до реальных размеров.
— Это не мое платье!! — вырвалось у девушки, едва она увидела свое отражение в зеркале.
— Что? — опешила Джинни. — Гермиона… Мерлин, это великолепно!
Рыжая волшебница крутилась вокруг невесты, завистливо рассматривая платье.
Длинное, превосходно облегающее фигуру — Гермиона определенно не хотела ничего пышного, о чем заявила портнихе буквально сразу же, — из тонкой шелковой ткани мягкого цвета шампань; оно плавно струилось, повторяя изгибы тела девушки. Лиф был расшит золотой нитью, как и оторочка шва внизу, но там вышивка выполнена менее заметно. Вырез оказался весьма простым, лишь ключицы немного выглядывали из-под широких бретелек, что полностью удовлетворило Гермиону. Зато сзади… Спина была полностью обнажена почти до поясницы.
В этом платье нежная кожа девушки приобрела теплый сливочный оттенок и казалась бархатной.
Гермиона одновременно и нравилась себе, и не нравилась.
— Тебе не кажется, что оно слишком вызывающее?
— Вызывающее? — переспросила волшебница, недоумевая. — Да это самое потрясающее платье невесты! Платье Флер и рядом не стояло! — заключила она. — Когда я буду выходить замуж, то, помимо спины, еще закажу декольте, чтобы и грудь была видна …
Джинни провела руками по вырезу своего платья, которое было не менее «вызывающим» по меркам Гермионы. Но та будто не видела и не слышала подруги.
— Нет, этот вырез, — Гермиона снова повернулась спиной к зеркалу. — И оно слишком облегающее, — продолжала рассматривать себя девушка.
Прежде, чем Джинни открыла рот, в комнату вошла миссис Уизли.
— Девочки, что вы так долг… О-о-о, Гермиона! — женщина буквально потеряла дар речи, так и замерев в дверях.
— Как вам, Молли? — осторожно поинтересовалась будущая невеста.
«Сейчас начнется ее знаменитый разнос!» — Гермиона внутренне содрогнулась. — «Катастрофа…»
— Мама, скажи, что это потрясающе! Да? Просто потрясающе! Великолепно! — подлетела к матери Джинни. — Похожа на принцессу из той детской сказки, помнишь? Да? — щебетала она.
— Гермиона, девочка моя…
На глаза миссис Уизли навернулись слезы.
— Ты просто красавица, — губы женщины задрожали, словно она была готова вот-вот расплакаться. — Мой сын такой счастливец! Я так за него рада! За вас рада!
Гермиона задержала дыхание — ее будущей свекрови правда понравилось? И даже этот огромный вырез на спине? Мерлин…
— Давай… Давайте спускаться. Виктор и Артур ждут нас в гостиной.
Молли отошла в сторону, пропуская девушек вперед. Гермиона замялась. Все же она считала платье чересчур откровенным. И вообще весь ее свадебный образ… — она не узнавала саму себя. Но миссис Уизли настойчиво подтолкнула девушку к выходу.
— Иди, покажись Виктору, милая. Ты у нас такая красавица!
И ей ничего не оставалось, как, приподняв подол узкого платья, зашагать вниз. Туфли на ней были все те же, на низком каблуке, поэтому ткань немного касалась пола, рассчитанная на каблук повыше.
Но она довольно улыбнулась, увидев, какое впечатление произвела на Виктора. Тот просто обомлел, увидев девушку.
— Гермиона! — восторженно выдохнул мистер Уизли.
— Прелесть, правда? — счастливо засветилась Молли, кладя руки Гермионе на плечи. — Чудесное платье! Куколка, а не невеста!! Что скажешь, Виктор?
Болгарин молчал. Казалось, он даже не моргал, смотря на девушку во все глаза.
— Я… сражен.
— Поражен, Виктор, — мягко поправила его Гермиона. Но тот даже не заметил ее слов.
— Ты безумно красива, — тихо добавил гость, вставая с кресла и подавая ей руку.
Миссис Уизли уже отошла к своему мужу, продолжая любоваться девушкой.
— Очень, очень красива, — согласилась Джинни, наколдовывая себе кубок с бузинным вином. — А ты хотел бы себе такую невесту? Такую, как невеста моего брата? — нагло спросила она Крама.
Тот, словно в оцепенении, перевел на нее взгляд.
— Джинни! — снова шикнула на дочь хозяйка. Но скорее лишь по правилам хорошего тона — ее саму распирало любопытство, что ответит Виктор.
Самолюбию Молли определенно льстил тот факт, что Гермиона — такая девушка, героиня войны, умница, красавица — нравится этому знаменитому болгарину. И эта девушка предпочла ее сына!
— Джинни! — одновременно с миссис Уизли нахмурилась Гермиона.
Рыжая бестия беззаботно смеялась, недоумевая всем своим видом — что такого-то?! Она улыбалась, но глаза ее недобро сверкали.
Все подняли тост за завтрашней день, желая счастливой жизни будущим новобрачным. Виктор разом опрокинул свой бокал, продолжая пожирать Гермиону глазами.
— Ох, уже довольно поздно, — отправляя кубки и графин с недопитым вином на кухню, начала причитать женщина. — Лучше пораньше лечь, завтра великий день!
Тот сдержанно поблагодарил, еще раз отметив гостеприимство семьи Уизли. Молли ответно сыпала благодарностями за его приезд.
— Невесте положено быть одной в ночь перед свадьбой, так что Джинни сегодня переночует в комнате Рона, — сказала она Гермионе, когда они поднялись наверх. — Отдыхай, милая!
И, пожелав спокойной ночи, миссис Уизли закрыла дверь с той стороны.
Оставшись одна, Гермиона снова подошла к зеркалу — оттуда на нее смотрела обворожительная, но немного испуганная молодая девушка с красивой прической и в дорогом шикарном платье. Она не узнавала себя. Неужели она может быть… такой?
Интересно, понравится ли ее облик Рону? Он ведь так и не ответил ей — передал лишь с Джинни привет! И это все, когда завтра их свадьба?!
В который раз повернувшись спиной к отражению, Гермиона шумно выдохнула. Все же, на ее взгляд, вырез был немного вызывающ.
И опять: странное ощущение чьего-то постороннего присутствия. Обнаженная спина девушки тут же покрылась гусиной кожей.
Стараясь расслабиться, Гермиона несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, но дыхательная гимнастика не помогла.
— Успокоиться. Нужно успокоиться, — шептала она. — А то завтра вместо алтаря ты направишься в Мунго, Гермиона!
Но сердце продолжало неистово колотиться в груди.
В попытке отвлечься, она взяла справочник, с которым работала утром, и забралась с ногами на кровать, даже не сняв туфли. Открыв книжку и бегло просмотрев свои заметки, она вроде как немного успокоилась, погружаясь в отчеты Отдела.
Но все время ловила себя на том, что ее мысли далеки от домовиков и их проблем — в голове почему-то возникали образы людей. Близких и дорогих, врагов и неприятелей. В воспоминаниях перемешались и отрешенный вид Гарри, и злобное лицо Малфоя, да даже печальная улыбка Нарциссы. И только Рон, отчего-то никак не приходил на ум… Словно все его образы были стерты из памяти.
Сказывалось волнение дня, за стеной все мерил комнату шагами Виктор, и девушка прикрыла глаза на минутку.
Гермиона так и не заметила, как заснула — прямо в свадебном платье, с прической и наложенным макияжем. Ее словно накрыло волной. Теплой волной.
Просто провалилась, и все.
Окно в комнате бесшумно распахнулось, и на подоконник, с грацией зверя, взобрался человек в просторной темной мантии. Летняя ночь была теплой, с едва заметным ветерком — тот лениво трепал длинные волосы нежданного гостя, собранные на затылке и открывающие высокий лоб. Тяжелый взгляд пронзительных, немигающих светлых глаз мужчины, как хищная птица, быстро пробежался по небольшой комнате и остановился на кровати.
Бледный лунный свет тускло освещал комнату, но ночному гостю казалось все нипочем, и он, как хищник, все отлично видел.
Девушка мирно спала, положив руку на раскрытую книгу.
— Здравствуй, Спящая Принцесса, — процедил маг сквозь зубы, спускаясь в комнату. Он презрительно усмехнулся, и морщины у его губ стали глубже.
Мужчина двигался уверенно, спокойно, ни на минуту не останавливаясь.
Из-за небольшого облака луна протянула свой серебристый луч — в его свете кожа незнакомца казалась еще бледнее, почти белой, усиливая синяки под глазами.
Он подошел к кровати, на ходу вытаскивая из кармана мантии пузырек. Осторожно, коснувшись длинными тонкими пальцами губ девушки, он влил ей в рот содержимое колбочки, мягко помассировав нежное горло, — Гермиона глотнула, едва пошевелившись, но не проснулась.
— Спи, пока можешь, грязнокровка, — приговаривал мужчина, скользя руками по ее обнаженной спине. — Я слишком долго следил за тобой… ждал часа расплаты, — лихорадочно шептал он, нервно исследуя девичье тело, скрытое лишь тонким шелком платья.
Гермиона застонала сквозь сон, когда зверь в облике человека поднялся, легко беря девушку на руки, словно она была перышком. Тут же сработал порт-ключ — и они оба исчезли, растворившись в лунном свете.
— Красивое платье, — он говорил в голос, но чуть сдавленно, опуская Гермиону на просторное ложе. — Нежная спинка, гладкая… Выйдя замуж, ты не скоро покажешь открытую спину, чтобы не смущать людей. Если не будешь послушной, — мужчина аккуратно провел пальцами по щеке девушки, лаская. — Как ты пахнешь безмятежностью… Ничего. Дай мне срок, моя Спящая Принцесса…
Он снова что-то неразборчиво зашептал, а его руки безостановочно гладили трепещущее, покорное тело девушки.
И хищник оставил ее одну в темной спальне, подарив на прощанье волчий оскал.
Ей снился зверь.
Огромный и страшный, он заманил ее в ловушку, в клетку, а она металась, билась о стальные прутья, как птица с подрезанными крыльями.
Голова болела, будто вчера она выпила не пару бокалов вина из цветков бузины, а несколько литров огневиски. Гермиона заворочалась, но тут же чьи-то сильные руки легли ей на плечи.
Она почувствовала на губах холодные пальцы, и ее зубы заскрежетали о стекло — кто-то вливал ей в рот зелье. Определенно зелье.
Сладостная жидкость обволакивала горло, приятно растекаясь внутри. Это было мало похоже на антипохмельную настойку, но головная боль постепенно отступала. Мысли девушки словно замедлились, в теле появилась легкость. Она буквально перестала чувствовать опору под собой.
— Просыпайся.
Голос… такой… далекий. Но вместе с тем, проникающий в само сознание. Веки Гермионы затрепетали, силясь открыться.
«Мерлин… что происходит… Пришла мисс Мур?.. Уже... свадьба… Мерлин…» — она мыслила как-то рывками.
В этот момент к ее губам приложили еще один пузырек.
— Давай-давай, — говорил далекий голос.
Кто рядом с ней? На Рона не похоже… Виктор? Он видит ее в таком состоянии? Что вчера было такого? Она не помнила. И что это за зелья? Те самые, о которых говорили Джинни и миссис Уизли? Молли?
«Что со мной происходит?» — готово было сорваться с ее губ.
Когда она наконец-то открыла глаза, мир был в пелене. Девушка ничего не могла рассмотреть, лишь только мужской силуэт, склонившийся над ней.
— Поднимайся, — требовал он.
Гермиона бы с радостью, но тело не слушалось ее, оно было словно ватное. Однако помещение задвигалось — она приподнялась с подушек.
Все те же руки помогли ей сесть, придерживая за талию, — она чувствовала влажные ледяные пальцы на своей спине.
Она уснула в платье! С прической, со всем… Прямо в туфлях… Гермиона была готова завыть. Платье не могло помяться — шелк зачарован — а прическа растрепаться, но… Мерлин! Мерлин!
Мысли девушки снова утекли куда-то, когда мужчина — может, мистер Уизли? — помог ей встать с кровати. Мир шатался и норовил упасть.
Она хотела спросить, задать вопрос, сказать что-то, когда ее спутник приложил ладонь к ее рту.
— Ш-ш-ш, — и он медленно провел подушечкой пальца по нижней губе девушки. Гермиона вздрогнула.
«Виктор?» — опасливо подумала она. — «Что он делает? Почему он здесь, со мной?!»
— Просто скажешь «согласна», когда тебя спросят.
И Гермиона почувствовала горячее дыхание на своей шее. Ноги как ватные, коленки подгибались.
«Свадьба… началась…»
Обнимая девушку, Виктор — ведь Виктор? — повел ее куда-то вниз. Дорога до гостиной казалась странной, такой длинной. Или это все из-за головокружения?
— А чт…
— Ей немного нехорошо с утра. Вчера же был девичник. Ну, вы понимаете.
Голоса сквозь вату.
— Начнем?
Этот не знаком ей — наверное, приглашенный чиновник из Министерства.
— Согласен ли ты…
Туман, перед глазами пелена. Не различала слов. Заторможено моргая, она смотрела перед собой, но не ничего видела. Какие-то пятна…
— Согласен, — ответил голос рядом.
Тот самый, из спальни.
«Как?.. Где Рон?..»
Гермиона напряглась, но тело тут же расслабилось, ища опору в локте ее странного спутника.
— Гермиона, — он произнес ее имя нараспев, — отвечай.
— С-согласна… — едва слышно выдохнула девушка.
Мерлин! Она не хотела, нет! Но этого было достаточно — обряд бракосочетания состоялся.
«Что? Не может быть! Мистер Малфой?!» — мысли стали четче.
И Гермиона ощутила его жесткие губы на своих приоткрытых губах. Язык Малфоя по-хозяйски ворвался в рот девушки, проводя по ее зубам.
Дальше — темнота.
__________
(1) Варнава Кафф — главный редактор газеты волшебников «Ежедневный Пророк». Упоминается единственный раз в шестой книге «Гарри Поттер и Принц-полукровка», когда Гораций Слизнорт рассказывает о своих бывших учениках, членах «Клуба слизней».
(2) Пария, парии (от тамильского парайян) — одна из неприкасаемых каст в Тамилнаде на юге Индии. В европейских языках слово «пария» приобрело значение «отверженный», «бесправный».
12.03.2011 Глава 2. Указать место
Мои ощущения не имели ничего
общего с галлюцинациями.
Это было обычное событие.
Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»
(перевод Ю. Змеевой)
Он заглядывал в гостиную несколько раз, однако грязнокровка все еще была без сознания. Гермиона лежала на боку, безвольно вытянув перед собой руки, также как и час назад, и два, и даже три. Она лишилась чувств сразу, после бракосочетания — тогда Малфой, под испуганные вздохи церемониймейстера, бесцеремонно сгреб девушку в охапку и бросил на диван, словно она была куклой.
Маленькая, милая, беспомощная вещица. Безделушка.
«Гермиона Грейнджер. Лучшая студентка своего выпуска. Безусловно, одна из самых талантливых ведьм века», — как когда-то было написано в одной статье.
Драко шумно выдохнул, складывая на груди руки.
Широкая бретель украшенного вышивкой лифа съехала с аккуратного плечика, и он видел нежную округлость в вырезе ее свадебного платья. Казалось, стоит Гермионе вдохнуть поглубже, и бретелька упадет совсем, открывая тяжелому, жадному, похотливому взору полушарие груди, увенчанное нежно-розовым ореолом соска.
Кровь ударила в голову. Впрочем, и не только в голову.
Бархатная кожа манила его, как яркий свет — мотыльков.
Да, он мог сейчас же подойти и к драклам сорвать с нее это платье — а дальше позволить свершиться всем тем безрассудствам, что слишком часто рисовались ему в диких, грязных и безумных фантазиях. Снова и снова входить в это податливое, хрупкое тело, вонзаться в него. Оставлять синяки на ее нежной — будто шелк — коже, кончая под музыку болезненных криков грязнокровки.
Ведь теперь, когда Гермиона оказалась у него в руках, он был полностью всевластен над ней. И эта власть опьяняла, сводила с ума — ввергала его в безумие.
Малфой стиснул зубы и на мгновенье прикрыл глаза, чувствуя, как в штанах все напряглось, запульсировало.
Это сущее наказание — стоять так, оперевшись на дверной косяк, и просто смотреть, раздевая ее глазами. Но он ничего не мог сделать: организму Гермионы требовалось время, чтобы справиться с зельями, в том числе, с серьезным зельем Дурмана, которым Драко пришлось напоить ее дважды. Ведь рисковать было нельзя — ему требовалась полная гарантия, что девушка скажет свое «да». В нужное время.
Он столько ждал, планировал, и теперь сумеет подождать еще. «Всему свое время, все должно идти по плану», — говорил Драко сам себе.
Зато скоро, очень скоро, он сполна насладится всем.
Поборов внутренних демонов, Малфой снова оставил ее. Магические сделки не ждали, как и остальные дела, запланированные на сегодня, — несмотря ни на что, Драко не стал вносить коррективы в свой рабочий график. Жаль, конечно, что пробуждение грязнокровки пройдет без него, но опять же — встречи, назначенные на сегодня, были очень важны.
Он оскалился подобно хищнику — волку — бросив последний плотоядный взгляд на свою безвольную жертву.
— Подожди, скоро я смогу утолить свои желания, — приговаривал Драко, смакуя каждое слово.
Паника разом нахлынула на Гермиону, топя ее, сквозь обрывки сна, в липком ощущении страха — пробуждение отнюдь не было приятным. Широко распахнув глаза от ужаса, она резко села, чуть не повалившись обратно, сдавленная предательски соскользнувшей бретелькой.
Палочка…
Мерлин, палочки не было.
Кожа мгновенно стала гусиной.
Гермиона вжималась в диван спиной, лихорадочно бегая глазами по комнате и даже не пытаясь поправить платье — сердце бешено колотилось, отчего открытая грудь высоко вздымалась, заставляя лиф съезжать все ниже и ниже к талии.
Где она находится? Что с ней?!
Просторная зала, в которой оказалась девушка, была буквально заставлена мебелью: взгляд прямо-таки натыкался на нее, обрывая мысли.
Кресла с массивными подлокотниками из темного, почти черного, дерева, пуфики, мягкие стулья с витиеватыми резными спинками, обитые темно-зеленым бархатом; перед ними — маленькие подставки для ног и кофейные столики, заваленные пергаментами, перьями и кофейными сервизами из тонкого, почти что полупрозрачного, белого фарфора. У стен стояли шкафы, до отказа набитые книгами, свитками, всякими статуэтками и шкатулками, а также висело большое зеркало в тяжелой золоченой раме, смотреться в которое у нормального человека никакого желания не возникло бы.
Казалось, что здесь просто собрали все ненужное, но, безусловно, дорогостоящее в доме барахло, наскоро распихав предметы по углам, создав таким образом иллюзию удобства и теплоты гостиной.
Высокий, когда-то, видимо, бело-глянцевый потолок, а там — тяжелая бронзовая люстра на две дюжины волшебных свечей, искусно выполненная художественной ковкой. Вместо обоев какая-то безликая пегая ткань, натянутая широкими бордюрами в тон. Те были украшены богатой лепниной, на которой кое-где сохранилось посеребрение, чуть почерневшее от времени.
И ни одой картины. Ни одного портрета.
Медленный выдох…
Да что это за мебельный склеп, гиппогриф задери? Почему она здесь?
За окнами — деревья с едва пожелтевшими листьями(1), кусты, сквозь которые слабо пробивалось послеполуденное солнце, отчего в комнате царил некий полумрак. Массивные решетки на ставнях были явно заколдованы, поскольку выглядели абсолютно новыми, хотя — Гермиона где-то читала об этом — таких уже давно не делали. Словно оказалась в том самом укрепленном замке из книжки, откуда по собственному желанию никогда не уйдешь.
Прошла секунда, другая, но ничего так и не произошло — только стук ее сердца нарушал тишину.
Она совершенно одна в этом незнакомом помещении.
Девушку бросило в дрожь, и Гермиона тихо выругалась, поправляя бретельку.
В голове — сотни мыслей, тысячи вопросов. Она была готова в любой момент сорваться с места и стремглав броситься к дубовым дверям. Но все же, поборов внутреннее искушение, девушка как можно спокойнее встала с дивана, продолжая озираться по сторонам.
Ничего…
Не в силах больше сдерживаться, Гермиона, задержав дыхание, рванула к выходу.
И каково же было ее удивление, когда, с силой дернув обеими руками позолоченные, начищенные до блеска, ручки, массивные двери с легкостью поддались, и девушка чуть не вывалилась в темный коридор. Такой же, серый и неживой, как и гостиная.
Но не это сейчас беспокоило ее больше всего — взгляд был прикован к левой руке. И та откровенно дрожала, когда волшебница поднесла ладонь к лицу.
Безымянный палец украшало огромное, но, вместе с тем, совершенно невесомое кольцо, выполненное в форме толстой извивающейся змеи с граненым рубином вместо глаза. Зачарованное серебро, скорее всего старой гоблинской работы, безупречно обвивало основную фалангу.
— Ш-ш-что… это?! — только и смогла выдохнуть она, обескураженная, опускаясь на каменный пол. Ноги подогнулись.
Гермиона смотрела на кольцо, будто околдованная, не веря своим глазам. Просто не в силах поверить!
Она замужем?!
Тошнота неприятной волной подкатила к горлу, заставив девушку рефлекторно сглотнуть. Она медленно потянулась пальцами к серебряной змее — гладкая, местами чуть рифленая, — столь приятная на ощупь. Кольцо было теплым. Казалось, от рубина шел жар, согревающий украшение. Гермиона попыталась снять его, сначала аккуратно, неспешно, практически едва касаясь металла, а потом все сильнее, яростнее — ее охватила безудержная паника.
В неистовстве она пыталась сорвать это гребаное кольцо, но, то словно плотнее обхватывало палец, стягиваясь и обвиваясь вокруг него. Рубин ярко блеснул в полумраке коридора — Гермиона в ужасе отдернула руки от лица, не смея моргнуть.
Показалось? Или же нет?
— Мерлин…
Левая рука онемела, сам палец опух и болезненно пульсировал, перетянутый горячим металлом. Ей ни за что не снять это проклятое кольцо.
Шатаясь, на ватных ногах, девушка встала с пола, хватаясь за стенку коридора. Она прислонилась к ней плечом, тяжело дыша.
Стоило Гермионе прекратить теребить украшение, и, казалось, опухлость стала спадать, а в руку вонзились тысячи иголочек, гоня по венам застоявшуюся кровь.
Что бы это ни было за место, что бы это все ни значило, она разберется. Она сможет разобраться. Да она просто должна, черт возьми, найти выход!
Через несколько шагов коридор кончился, перейдя в просторный холл. Высокие витражные окна от пола до самого потолка позволяли свету свободно литься сквозь, наполняя холодное помещение разноцветными бликами. А между ними — дверь. Та самая, ведущая наружу.
Ее охватило чувство скорого освобождения: еще чуть-чуть, и она достигнет цели, вот-вот — и она будет на воле!
Скорее, к пьянящей свободе!
Но сколько Гермиона не билась, сколько не трясла, не поворачивала тяжелую ручку, та не желала поддаваться. Окна не разбить. Пнув дверь в последний раз, она навалилась на нее всем телом, продолжая так же протестующе, но уже гораздо слабее колотить по гладкому дереву. Девушка была готова вот-вот разрыдаться.
Она не понимала, почему? Зачем?
И где она, в конце концов?
Гермиона заскользила спиной вниз, снова опускаясь на пол. Ей было уже плевать на дорогое платье — какое к гоблинам платье, в конце концов? — на странное кольцо у нее на пальце, на все.
На все, кроме одного — выбраться отсюда.
Справа от Гермионы были широко распахнутые двери, а там, в зале — о, Мерлин! — камин!
— Я все равно выберусь из этого места! — одними губами прошептала она, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
От переполнявшего ее возбуждения, девушка буквально на четвереньках проползла пару ярдов по холлу, прежде чем ей все же удалось подняться на ноги, и на всех парах рванула внутрь комнаты.
Лучше бы она… не делала этого.
В следующее мгновенье живот скрутило, и Гермиону чуть не стошнило прямо на узорчатый ковер на полу — она, наконец, к ужасу поняла, где находится.
Память услужливо подкидывала леденящие душу воспоминания, извлекая их из самых закоулков сознания: безумная пытка, устроенная Беллатрикс. Крики, дерущие горло, боль, затмевающая собой все, а во рту — металлический привкус крови из прокушенной щеки после очередного Круциатуса Пожирательницы.
И равнодушные свидетели ее унижения. Чопорно-холодные хозяева поместья, не спускающие с нее своих бездушных глаз, упивающиеся болью своей пленницы.
Ее встретил угрюмый зал, облицованный безжизненным серым камнем, который, казалось, до сих пор хранит запах крови пытаемых здесь жертв. В том числе и ее собственный.
Воспоминания об этом месте словно впитались в ее кожу, нет… намного глубже — в саму ее суть. Казалось, и на смертном одре она будет помнить это место.
Все та же громоздкая лестница наверх — все, как она помнила, — с гладкими, до блеска натертыми ступенями. Не от тел ли грязнокровок, кубарем спускаемых со второго этажа? О, Мерлин… Такие же зачарованные решетки на окнах с тяжелыми бархатными портьерами истинно слизеринского темно-зеленого цвета.
Последняя резиденция Вольдеморта. Оплот чистокровности и ханжества.
Малфой-мэнор.
Так почему она здесь? Зачем? Отчего ужас до сих пор ее сковывает?
И как же выбраться отсюда?!
Голова отчаянно кружилась, желудочные спазмы усиливались с каждой секундой. Перед глазами — багряная пелена; пространство стремительно уезжало в сторону, не давая Гермионе сфокусировать взгляд на огромном камине, почерневшем под неизбежным натиском времени.
Ухватиться было не за что — комната оказалась практически пустой. Одна кушетка да черный рояль в дальнем углу не шли ни в какое сравнение с нагромождением мебели в заставленной гостиной. Гермиона так и норовила упасть, растянувшись прямо посреди комнаты, но, шатаясь и постоянно сглатывая желчь, она добралась до своей цели.
И снова провал — летучего пороха на каминной полке не было, как и нигде вокруг.
Ее последняя надежда на спасенье рухнула, откликнувшись долгим спазмом внизу живота.
Чувство безысходности сдавило горло, удушая, не давая вдохнуть.
Отчаяние стало захватывать ее сознание, вытесняя остатки благоразумия, — она сходит с ума.
Малфой-мэнор, Малфой-мэнор, Малфой-мэнор…
«Мерлин! Так это…»
— … не сон… — сдавленно закончила она вслух, с опаской косясь на кольцо. На эту проклятую змею на пальце, которая, казалось, недобро поблескивала своим единственным глазом.
Гермиона стояла перед камином, словно в нее попало заклятье Конфундус. В голове каша, все эмоции на пределе — еще миг, и она была готова взорваться. Закатить банальную истерику.
Что-то звякнуло. Звук, напоминающий… посуду.
Будто ножом по тарелке.
Лихорадочно замотав головой из стороны в сторону, девушка выбежала из каменного зала, сама не зная, куда она направляется.
Поворот. Еще один. Небольшой коридор — и звуки стали ярче, отчетливее.
Она замерла в дверях, не в силах сделать больше ни шагу: за столом сидел мужчина, и, кажется, Гермиона узнала его.
Испытала ли она своего рода облегчение? Возможно.
— Я думал, ты уже никогда не очнешься, — равнодушно сказал Малфой, продолжая обедать — отрезая кусок от бифштекса и спокойно отправляя его в рот.
Гермиона неотрывно следила за мужчиной, за каждым его действием: как он небрежно придержал вилкой мясо, как потом надавил ножом, отчего бифштекс пустил сок. Как наколол на зубцы отрезанный кусок. Как стащил его зубами. Как начал жевать, усиленно двигая челюстями. Она перевела взгляд выше — и встретилась с Малфоем глазами.
Вздрогнула. И поняла, как давно она его не видела.
Такого Малфоя она не знала.
Безжалостные, ледяные, полные чего-то дикого и необъяснимого глаза смотрели на нее равнодушно. Гермиона в страхе отшатнулась, сделав шаг назад, как будто пыталась спрятаться от пронзительного взгляда в тени коридора.
Нет, на нее смотрел совершенно незнакомый человек. Опасный человек.
И первое, что бросалось в глаза — тонкий светлый шрам у виска, уродующий половину лица. Он отсекал кончик от брови и рвано спускался к скуле, где был чуть ярче.
Девушку передернуло.
Встреть Гермиона Малфоя, например, в Косом переулке, она скорее бы приняла Драко за его отца, Люциуса, помолодевшего на пару-тройку лет. Только Люциус был мертв уже несколько месяцев…
Малфой больше не был тем мальчиком, тем рисованным красавчиком, которым она его помнила — глядя на Драко, казалось, что со школы прошла целая вечность.
Да и училась ли она с этим незнакомцем?
Перед ней сидел взрослый, зрелый человек, а никак не молодой мужчина, которым он являлся в силу своего биологического возраста. Светлые волосы, чуть присобранные у висков, ниспадали на плечи, открывая высокий лоб с двумя глубоко заложенными морщинами. Они были заметны и в уголках глаз, а когда он жевал или говорил — у губ также появлялись складки. Бледная кожа, страшные синяки под глазами, впалые щеки, чересчур выпирающие скулы. Этот Малфой явно не обращал внимания на собственную внешность.
Теперь было сложно назвать его слащавым слизеринским принцем.
Длинные, тонкие, словно спички, пальцы, держащие… нет, вцепившиеся в столовые приборы. Фигуру Драко скрывала одежда, но в расстегнутом воротнике рубашки Гермиона видела торчащие ключицы.
И этот взгляд.
Хищный, яростный. Взгляд ястреба. А сам он — кобра перед броском. Девушка буквально каждой клеточкой своего тела ощущала исходившую от Малфоя угрозу, хотя внешне тот оставался совершенно безэмоциональным.
В голову лезли слова мистера Уизли о помилованном Драко Малфое. Но человек перед ней не был похож на того, кто нуждается в чьей-то милости. Как Артур назвал его — серый кардинал?
«Волк… Зверь…» — мысль эхом повторялась и повторялась в такт сердцебиению, не желая затихать.
Кровь отхлынула от ее лица — перед ней привидение. Оживший мертвец.
Когда Драко протянул руку, чтобы взять бокал с вином, она увидела натянутые мышцы под тканью.
Сильный. Гибкий, хищный, жесткий — таков портрет нового лорда Малфоя.
Он был опасность.
— Что происходит? — она заставила звучать свой голос ровно. Главное не показать этому новому Малфою, что она напугана.
О, Мерлин! Чего только ей это стоило!
Нет, она не боится. Правда…
— А что-то происходит? — равнодушно переспросил Драко, ставя изящный бокал на стол.
— Это ты мне скажи, — голос Гермионы от переполняющих ее эмоций практически перешел в шипение, затихнув.
Малфой снова посмотрел на нее, и ей стало… не по себе. Просто от того, что он рядом. Вся ее злость мгновенно улетучилась, вытесненная липким страхом. Ладони Гермионы вспотели.
— Нужно делать то, что страшно делать, — также ровно ответил Малфой, откидываясь на стуле.
Драко пожирал ее глазами — как никогда ему хотелось подмять под себя это хрупкое нежное тело. Оставить на нем свои отметины.
Трогать, вдыхать ее аромат.
Он упивался ее слабостью, ее бессильем, непониманием, страхом — в том числе, и перед ним. Буквально сходил с ума от ощущения своего всемогущества.
Сломать ее…
Похоже, он был болен.
И Малфой знал об этом, ведь эта болезнь сейчас стояла в двух шагах от него — маленькая, хрупкая девушка. Его бывшая однокурсница, его бывшая гонительница. А теперь просто его пленница, которая теряет последние капли рассудка, хотя всеми силами хочет это скрыть.
— Что… это?
И Гермиона вскинула левую руку, демонстрируя кольцо.
— А твоих хваленых мозгов не хватает? Атрофировались за полгода жизни с Уизли? — Малфой насмешливо приподнял бровь. Ту самую, изуродованную шрамом. Его ледяные глаза немигающе следили за каждым движением девушки.
Гермиона с трудом переборола в себе желание убежать сейчас же. И то, скорее лишь потому, что бежать было некуда. Камин не работал, о палочке и речи не шло.
Продолжая держать руку у лица, она сделала шаг вперед, заходя в столовую.
— Почему я здесь? Где Рон? И что это такое, в конце концов?! — наступала Гермиона, буквально тряся ладонью, растопырив пальцы.
— Слишком много вопросов, Гермиона, — он нараспев произнес ее имя. Как делал это еще в школе, страшно выводя ее из себя.
Девушка опешила — плечи и рука медленно опустились, на губах застыл невысказанный вопрос.
Драко с трудом сдерживал себя. Такая беззащитная. Такая потерянная. Ему так хотелось заставить ее кричать…
Кричать от боли… Кричать от страха…
— Я не знаю, зачем ты привез меня сюда. Но отправь меня домой. Пожалуйста, — тихо проговорила Гермиона, избегая смотреть Малфою в глаза. Стараясь вообще не смотреть на него — взгляд ее блуждал по столовой, но не мог задержаться ни на чем хоть на секунду.
Убранство обеденной комнаты было схоже с гостиной — серая ткань на стенах, бордюры у потолка. Несколько кресел и стульев в дальнем углу. Там же, на кофейном столике, широкая ваза в греческом стиле, заполненная — кто бы сомневался — розами. Огромными белыми розами. С огромными острыми шипами.
Большой прямоугольный стол, сервированный белым фарфором и столовым серебром, во главе которого чинно восседал Малфой.
— Теперь здесь твой дом. Привыкай.
Казалось, мир перевернулся.
Гермиона недоверчиво посмотрела на… она не знала, как его обозвать. Даже в своих мыслях.
Что он несет? Он вообще в своем уме?
Она снова нахмурилась, сжимая руки в кулаки.
— Ты сдурел, Малфой? — это прозвучало скорее полувопросительно, нежели констатация прискорбного факта.
Мерлин, как же ей выбраться отсюда? Похоже, здесь кто-то сошел с ума. Но это точно не она! А как вести себя с сумасшедшими?
Гермиона не знала.
Ее, наверное, уже ищут. Но кто догадается искать ее здесь?! В логове бывшего Пожирателя. Врага, наскоро переметнувшегося на другую, их сторону.
Да, теперь Гермиона думала так.
— Драко, — мягко поправил он ее.
Девушка ушам своим не верила.
— Слушай, это все сон, да? Я сплю, и мне снится кошмар, точно, — лихорадочно заговорила она, делая шаг в сторону. — Нужно проснуться. Нужно проснуться, нужно проснуться!
Гермиона шептала, что заклинала, щипая себя за предплечья. Но ничего не происходило — лишь только руки покраснели и стали жечь.
— Успокойся, — Драко поднялся из-за стола.
Она все еще продолжала беззвучно шевелить губами, но начинавшуюся истерику прекратила, подняв на Малфоя глаза, полные смятения, непонимания и… страха.
О, как же он упивался ее страхом!
Слишком долгое время он был лишен такой радости. И лишь вчера Драко заставил грязнокровку испытывать его снова.
А Малфой был высоким.
Наверное, таким же высоким, как и Рон, хотя тот был самым рослым из всех, кого девушка когда-либо знала. Исключая Хагрида, разумеется. Но Рон был таким уютным, своим, надежным. Малфой — другой. Высокий, худощавый, облаченный в мрачные черные одежды. Он был Смертью, пришедшей по ее душу.
Драко медленно встал, расправив плечи, держа девушку в плену своего тяжелого взгляда — не давая той дернуться, пошевелиться.
Он обогнул стол и размеренной походкой направился к Гермионе, неспешно, но неизбежно наступая. Сглотнув, та сделала шаг назад, и, уперевшись спиной в стену, вжалась в нее — дальше отступать было некуда.
— Сейчас ты…
Гермиона не дала ему договорить:
— Скажи, что это сон. Отправь меня обратно. Я хочу домой! Зачем я здесь? Что я здесь делаю? Зачем? — ее губы тряслись, а в глазах стояли слезы, готовые вот-вот скатиться по бархатной коже нежных щечек девушки.
— Молчать! — рявкнул Малфой сквозь зубы, одним бешеным рывком преодолев оставшееся между ними расстояние.
— Да какое ты имеешь прав… — но Гермиона замерла на полуслове. В горле словно застрял комок шерсти.
— Ты моя жена. Вот какое право, — выдохнул Драко ей прямо в лицо.
Девушка дернулась, ударившись головой о стену позади нее.
Малфой нависал над ней, расставив руки по обеим сторонам от ее головы. Гермиона закрыла глаза, но чувствовала его размеренное дыхание на своей коже.
Разум отказывался повиноваться ей, она не верила ни единому слову этого ублюдка, но услужливая память подкидывала туманные воспоминания.
Она заснула в Норе, в комнате Джинни. Лежала, читала справочник и заснула прямо так, в платье, туфлях. С макияжем. Уже без разницы.
А потом… потом туман. А сквозь него — руки, придерживающие Гермиону за талию. Голос, требующий ее согласия. И это самое «согласна», слетевшее с ее губ.
Мерлин, все не сон. Не сон! Ей ничего не приснилось, это — абсолютная правда!
Она задрожала от осознания чудовищной яви — обманом, безумным обманом, она стала женой Драко Малфоя.
Гермиона не знала, плакать ей или смеяться, с трудом осознавая реальность происходящего.
«Жена Малфоя! Гиппогриф задери! Жена! Малфоя! Этого хорька, помешанного на чистокровности! Жена…» — в голове полная бессмыслица.
Драко вдыхал аромат ее кожи, готовый вот-вот сорваться — окончательно съехать с катушек только от одного ее запаха.
«Взять ее, взять ее сейчас», — навязчивой мыслью пульсировало у него в голове.
Но нельзя было все испортить: месть — это блюдо, которое едят холодным. И им нужно наслаждаться спокойно, без излишних эмоций.
Он облизнул губы и наконец-то убрал руки, отстраняясь от девушки.
Гермиона, почувствовав, что Малфой больше не нависает над ней, опасливо открыла глаза, смотря в пол. И на черные лаковые ботинки Малфоя. На его черные брюки. На ремень из черной кожи с металлической — скорее всего, серебряной — пряжкой. На черную рубашку, заправленную в штаны.
Выдохнув, девушка подняла глаза, встречаясь с взглядом Драко. Таким же ледяным, холодным и отталкивающим. Безжалостным взглядом хищника, для которого она — жертва.
— Поешь. Эльфы принесут, что захочешь. Мне нужно идти, — и он просто прошел мимо нее.
Гермиона продолжала вжиматься в стену, спиной ощущая шероховатость обивочной ткани.
Что? Что это сейчас было?
До нее донесся какой-то шум и подобие хлопка — Малфой воспользовался каминной сетью, оставив ее одну.
Девушка бросилась обратно в холл, теша себя надеждой…
Нет, дверь не поддалась. И на каминной полке все также не было летучего пороха. И она не видела своей палочки — ни в гостиной, ни в каминной зале, пусть осмотр этой комнаты и дался Гермионе с большим трудом, но она сделала это.
Правда, толку-то все равно не было.
Гермиона была заперта в старинном особняке. Она пленница. Самая натуральная пленница. Или она все же сошла с ума.
У нее возникла идея подняться на второй этаж, поискать что-нибудь там, но снова заходить в ужасное помещение, магия которого — как была уверена сама девушка — помнила ее мученья, не стала. Гермиону каждый раз бил озноб, стоило ей переступить порог залы.
Таким образом, она вернулась обратно в столовую, хотя есть совершенно не хотелось.
Девушка не успела сесть за стол, как следует расправить платье, как появился домовой эльф, расставляя перед ней тарелки. Секунду спустя возник бокал с насыщенной бордовой жидкостью.
В любом другом случае, Гермиона бы посопереживала существу. Пожалела, предложила бы вязаный носок, в конце концов. Но это — домовик Драко Малфоя, о чем и кричал буквально весь его вид: наволочка была чистая, новая. Разве что не свежевыглаженная. И она решила не заикаться о своей безвозмездной помощи эльфам, потянувшись к тонкому фужеру.
Вино было совершенно легким, от такого не пьянеют. Сделав несколько небольших глотков, Гермиона встала, даже не посмотрев содержимое тарелок.
Ее внимание привлек совершенно другой предмет — книга, оставленная на краю стола. Кажется, той не было, когда Малфой уходил. Или когда она сама вернулась сюда…
Книга была определенно старинной. Кожа дракона, обтягивающая фолиант, со временем сделалась почти черной. Гермиона осторожно погладила переплет, чувствуя искорки под подушечками пальцев, и открыла книгу: шрифт был рукописным, а цвет букв странным — чернила отливали необычным ржавым оттенком.
«Кровь!» — ее глаза расширились от ужаса.
Повинуясь необъяснимому порыву, она схватила фолиант и, едва придерживая подол платья, почти бегом направилась в гостиную — тот самый мебельный склеп, — где расположилась на диване, поджав под себя ноги.
Да, если она права, то старинная книга, лежащая у нее на коленях, была написана кровью.
Она снова, с благоговением и трепетом, которое всегда испытывала перед старинными книгами, погладила старую натянутую кожу.
Мерлин, сколько же лет этой книге?
Последние несколько столетий такие артефакты — несомненно, кровавые книги могли расцениваться именно как артефакты — были запрещены к созданию. В любом случае, одно из двух: либо книга незаконна, выполненная с применением Темной Магии, либо настолько стара, что в те времена запрета еще попросту не существовало.
Гермиона поежилась.
Хотя, чему удивляться? Малфои такие. Их не остановит запрет Министерства.
Вот, вот она фамильная тайна — лежит прямо перед ней. И Гермиона трогает ее своими руками, легонько надавливая пальцами. Не в силах решиться.
От фолианта исходило приятное тепло, девушка прямо-таки ладонями чувствовала его. Кожа была твердой, чуть шероховатой. Местами затертой. Да такая вещь не могла быть сотворена Темными Искусствами!
Первые две страницы были без текста, сплошняком покрытые, когда-то багряными, а теперь просто коричнево-ржавыми разводами. Но это не умаляло воздействия, оказанного на Гермиону.
Повествование началось с третьего листа. Почерк — именно почерк — был витиеват, с бесчисленным количеством вензелей, затрудняющих чтение.
«Я…» — имени не разобрать, — «… Малфой, первый своей крови и основатель рода, учреждаю эту книгу, называю ее Кодексом и повелеваю моим потомкам, продолжателям крови Малфоев, жить по правилам, изложенным ниже…»
Гермиона тихо выругалась, часто заморгав.
Мерлин, старинная Книга Рода!
Она не верила, не смела надеяться, что когда-нибудь удастся просто увидеть подобное, а сейчас она держала подобный фолиант в руках.
Такие создавались многие столетия назад. И это было непростое занятие — все слова родовой книги писались кровью самого основателя. Что-то вроде заколдованного пера гнусной жабы Амбридж, которым Гарри на пятом курсе выцарапывал на пергаменте, а вместе с тем, и на своей ладони: «Я не должен лгать».
Девушка сдавленно охнула, представив руки первого Малфоя. Даже если его потомки и дописывали семейный Кодекс, основная часть текста все равно принадлежала ему, основателю своего рода.
Какой магией должен был обладать создатель такой книги?! Гермиону бросило в дрожь от возбуждения.
Взгляд девушки переместился на собственные ладони с едва заметными линиями на них, и ее снова привлекло кольцо в форме змеи — это совершенно невозможно, но теперь она была Малфой…
Дикость. Безумие. Просто не укладывалось в голове.
Невозможно!
Малфой точно сошел с ума или просто посмеялся над ней!
Гермиона зачарованно листала Кодекс.
Первый раздел: правила поведения, принятые и установленные нормы. На улице, в общественных местах, в учреждениях культуры, в доме. Правила приветствия при встречах и прощаниях, этикет речевого обращения, беседы. Похороны, свадьба. У стола, за столом.
Все прописано до мелочей.
«Этика поведения — этикет — это ряд моральных требований к представителю рода Малфоев. Его важнейший принцип — принцип целесообразности действий. Таким образом, знания, умения, привычки — основные положения, которые необходимо одолеть для воспитания наследника рода Малфоев, отличающегося подобающим поведением, согласно его статусу».
Девушка удивленно подняла брови.
Мерлин, да Малфоям и вздохнуть нельзя спокойно! А она-то думала, что все это сказки, россказни напыщенных снобов…
Дальше шли обширные главы о вопросах преемственности и наследования. Доли, сроки, очередность, возрастные ограничения. Гермиона листала, особо не вчитываясь во все эти юридические аспекты.
К слову сказать, закостенелые феодальные статьи отличались сухостью и предельной ясностью по сравнению с тем, что она иногда видела в Министерстве, когда заходила в Отдел обеспечения магического правопорядка на втором этаже.
Тут Гермиона увидела небольшую плоскую золотую указку с витиеватой гравировкой, которая торчала дальше между страниц, и решила открыть именно там.
Кодекс напоминал то перечень правил, некий свод законов рода, а то велся наподобие дневника — с обращением к будущим читателям.
«Теперь, потомки, когда я наконец-то покончил с…» — снова не разобрать витиеватых слов, — «… пришла очередь имущества рода Малфоев. То, что может быть охарактеризовано как дорогостоящее имущество, как то: фамильный замок, имения (надлежит владеть не менее чем двумя поместьями) и золотой запас рода, указано хранить в полной неприкосновенности. Долг каждого последующего из рода — следить, приумножать и заботиться об имуществе».
«Ну, еще бы!» — ухмыльнулась она, перелистывая несколько страниц с полной описью артефактов, хранимых на виду в замке и поместьях, предметов мебели, представляющей собой особую, магическую ценность… портреты основателя и продолжателей рода. Даже зачарованные шторы.
Незаметно для себя, углубившись в изучение старинной книги, Гермиону захватил азарт, и она успокоилась. Ее влекла и манила изнанка жизни человека, который, ни с того, ни с сего, объявил девушку своей женой.
«… и правила, касаемые имущества, что может быть охарактеризовано как малоценное…» — ровно тянулись строчки.
Гермиона уже хотела было в очередной раз перевернуть лист, как на глаза ей бросилось следующее:
«К таковому относятся супруги Малфоев, которых мои потомки примут в род. При выборе супруги следует отталкиваться только от принципа: все самое лучшее должно принадлежать нашему роду. Обстоятельно, при выборе жены не имеет значение богатство, знатность и кичливое чистокровие предполагаемой супруги, хотя все данное может являться разумным критерием. Однако к выбору супруги необходимо подойти из других, более целесообразных соображений».
Удивлению девушки не было предела.
И это действительно написано в родовой книге Малфоев?!
Богатство, знатность и чистокровие не имеют значения?
Это чьи-то злые шутки.
Если бы Гермиона не видела данного текста своими глазами, она бы и в жизни не поверила в возможность существования подобного.
«Самое главное при выборе супруги — лишь ее кровь, которая должна быть сильной, проявляя у невесты неординарные магические способности».
Гермиона удовлетворенно хмыкнула, припоминая, как в невесты для Драко вся школа пророчила Панси Паркинсон — вот уж воистину неординарные способности!
«Бестолковая, неповоротливая мопсиха, которой не под силу банальное… А-а-а, не знаю, что!.. Акцио!» — вовсю веселилась она, пытаясь представить Паркинсон, «неординарно» колдующую призывающие чары.
Дальнейшее повествование основателя рода Малфоев довело Гермиону до безудержного смеха.
«Во избежание вырождения рода, из-за малочисленности и ограниченности…» — дальше зачеркнуто, — «… магических родов, в будущем следует избегать кровосмесительных браков. Поэтому повелеваю моим потомкам каждого третьего колена брать себе жен из числа магглорожденных».
А вот это уже не смешно! Совсем, совсем не смешно!
Девушка склонилась вперед, чуть свесившись с дивана, склоняясь над книгой.
— Сноб и самодовольный павлин Малфой — полукровка?!
Да, приступ веселья быстро прошел — а помнила ли она, знала ли что-нибудь о прабабке Драко Малфоя?
Ответом было одно — нет.
«В интересах семьи нечистокровие супруги может быть сокрыто».
Девушка поежилась, ее охватила паника. Да за такие интимные знания, ее, похоже, не выпустят отсюда…
«Выбор супруги потомок должен осуществить с ответственностью перед всем родом и выбрать в супруги девушку, выдающуюся по способностям, девственницу, но внешним видом внушающую страсть».
Девственницу… Ох, уж это средневековье!
Гермиона выросла в мире магглов, где добрачные связи были нормой и не порицались. Хотя, вспомнить то же семейство Уизли — Молли была категорически против постельных отношений своей дочери. Гермионе то она ничего не могла сказать, за мальчиками не уследишь…
Иногда, когда она оставалась на ночь у Рона, или же Рон у нее, Гермиона ловила на себе потом недовольные взгляды будущей свекрови, ее поджатые губы — казалось, ее всерьез осуждают.
А Джинни… Теперь вообще было неясно, состоится ли их свадьба с Гарри.
Мерлин…
Девушка переменила позу, вытянув ноги и облокотившись на боковую подушку дивана. Платье задралось, но Гермиона не заметила, уйдя в книгу с головой.
«В случае, если избранницы моих потомков по каким-то причинам не сберегут свою честь до замужества, то супругам надлежит не спускать подобную вольность и примерно наказать распутницу, даже если девственность была потеряна с будущим супругом, но до обряда бракосочетания».
Даже так? Это было чересчур сурово!
«Способ наказания оскорбленный супруг избирает сам, но следует помнить, что оно должно быть суровым, дабы отбить желание к повторению подобного у остальных предполагаемых спутниц рода».
Она перелистнула страницу.
Еще только супруг, а уже о наказаниях толкует!
«Супругу следует держать в строгости, следя между тем, чтобы она всегда была подобающе одета, внушала всем своим видом почтение и принадлежность нашему высокому роду», — гласил Кодекс.
— Только основывает семейство и уже пишет о высоте своего потрясающего рода. Узнаю Малфоев, — тихо пробубнила Гермиона, читая дальше.
«Супруга должна быть покорна власти своего мужа и господина».
— Чег…
«Как заключил Мерлин, умственные и магические способности женщин меньше, чем у мужчин, вследствие чего они не могут отвечать за свои желания и намерения. Поэтому супруг является господином и сюзереном для супруги, и только мужчина может определить целесообразность того или иного деяния».
Не то, чтобы она была в шоке… но неприятно удивлена — это да. В конце концов, опять же — Книга Рода составлялась в средневековье. И, скорее всего, очень давно.
«Приказы супруга не обсуждаются, а выполняются», — последнее подчеркнуто.
— Патриархат в самом, что ни на есть, его деспотическом проявлении, — продолжала ворчать Гермиона.
Она хмурилась, отчего на переносице собрались неглубокие морщинки. Губы девушки были сжаты в тонкую полоску.
«За непослушание и ропот следует наказание, достаточно суровое, но исключающее членовредительство».
Гермиона усмехнулась.
А Круциатус, оказывается, никто не отменял, кто бы сомневался. Если только Министерство Магии — под страхом заключения в Азкабан. Но чиновники же не могли отследить применение Темной Магии в ненаносимом поместье. Таком, как Малфой-мэнор. Или как дом на площади Гриммо. А, например, в Болгарии данный вид магии вообще не являлся запрещенным — детей начинали учить Темным Искусствам еще до школы.
«Может, именно это Виктор и не стал рассказывать, криво ссылаясь на Малфоев? Мерлин!» — ужаснулась девушка.
«Мужчина должен кормить, одевать и…», — дальше снова подчеркнуто, — «баловать супругу».
— Прямо как ручную собачку! — в голос возмутилась она.
«Супруга же должна по первому требованию удовлетворять мужчину, быть всегда послушной и делать то, что повелевает муж».
— Еще и сексуальное рабство… Потрясающе. Что ни предложение — то просто издевательство какое-то, — продолжала комментировать Гермиона практически каждую строчку Кодекса.
«Супруга всегда следует за супругом».
— Ага, на поводке.
«Если супруга умирает, то мужу не надлежит жениться второй раз, однако ему разрешено завести себе содержанку…»
— О-о-о, еще одна собачка! Может, стоит сразу организовать целый питомник?!
Гермиона едва сдержалась, чтобы не запустить со всей силы эту «родовую книгу» куда подальше. Неужели по данным законам жило не одно поколение Малфоев? Тогда ей было искренне жаль бедных женщин этого проклятого семейства. Все написанное так… унизительно!
«Как только продолжатель рода Малфоев берет себе жену, то прекращаются все связи на стороне, ибо потомки рождаются только в законном союзе, и нельзя расходовать драгоценное семя на других женщин. Так повелевает Магия».
— Хоть одна здравая мысль! Надо же!
«Поэтому супруги моих потомков должны проявлять искусность и неутомимость в любовных утехах. Быть всегда готовыми подарить наслаждение своим мужьям и встречать его только с нежностью, лаской и желанием».
Она закатила глаза, откидывая назад голову.
Мерлин, даже этот аспект родоначальник — как его там зовут, непонятно — умудрился испортить!
«За поведением же и целомудрием жены следит супруг, за неверность следует наказание такого рода, что бы неповадно было повторить связь».
— Неповадно, неповадно…
Дальше шел полный бред:
«Супруги продолжателей рода Малфоев могут относиться только к малоценному имуществу, так как умственное развитие женщин уступает мужскому, поэтому к ним следует относиться соответственно. Вследствие их недоразвитости надо помнить, что лучший подход ко всем существам — с кнутом, хоть и с лаской, тогда как в случае с женами — надлежит не забывать про розгу в твердой руке мужа. Розга служит напоминанием их недоразвитости…» — несколько слов не разобрать. — «… Наказание розгой носит скорее символический характер, поскольку кнут портит кожу, и внешность супруги может пострадать. Состав заживляющего зелья указан в конце главы…»
У Гермионы не было слов.
Как это все понимать?
Да, кнут портит кожу — неужели? — и вот вам, мои дорогие потомки, рецепт чудодейственной настойки? Страница три, абзац четыре? Она не понимала — не гуманнее было бы просто отменить это безобразие? Вычеркнуть эту ересь?
Но, судя по тому, что никем из продолжателей рода данная глава переписана или банально исправлена не была — тех все устраивало. Или они боялись зачарованного пера и кровавых записей? Весьма маловероятно.
А женщины?!
Неужели женщины безропотно терпели такое унижение?! Нет, какие-то они не такие! Вот она бы… она бы ни дня не прожила под одной крышей с мужчиной, который поддерживает такие бредни! Интересно, и Нарцисса Малфой тоже подчинялась?! Да это просто не укладывается в голове!
На следующей странице первый Малфой рассказывал о «живности неразумной».
«Также к малоценному имуществу относиться выводок драконов, два единорога, и стадо коней редкого вида из…»
Значит, она тоже живность неразумная?! Девушка начала потихоньку закипать.
Гермиона перелистнула. Потом еще и еще. Пока не увидела… это.
Она перечитала строчки как минимум дюжину раз, чувствуя лихорадочную дрожь по всему телу — ее бил неприятный озноб. Виски буквально сдавило, словно на голову Гермионе надели тяжелый металлический обруч, который с каждой секундой затягивался туже и туже.
«Как и всему имуществу, принадлежащему роду Малфоев, на малоценное имущество также накладывается клеймо, точно повторяющее знак рода, — вензель и первая буква имени рода».
Девушка могла поклясться, что кольцо потеплело, отзываясь на прочитанное ею.
Гермиону передернуло.
Малфой хотел посмеяться, подкидывая ей фолиант? Дневник какого-то старого маразматика.
Мерлин, он хотел посмеяться!
Унизить накануне ее свадьбы с Роном. Все это было просто глупой и жестокой шуткой! И эта так называемая Книга Рода, и ее заточение здесь, и свадьба, которую девушка практически не помнила…
Он просто хочет ее напугать!
«Ну, все, Малфой, я признаю! Я боюсь! На самом деле боюсь! Мерлин, неужели это происходит со мной?!»
Гермиона снова и снова перечитывала статью в Кодексе, проводя рукой по ржавым строчкам.
Пальцы легонько кололо, отвечая на прикосновения девушки, — старая магия признавала в ней новую Малфой.
И это стало последним ударом.
Нет, семейная книга Малфоев — не шутка и никогда не была ей. Данный фолиант действительно являлся Кодексом магической семьи, влиятельной во все времена. Самой влиятельной.
Написанная кровью, обтянутая драконьей кожей. Передававшаяся из поколения в поколения. Бережно хранимая проклятым семейством.
Сейчас у нее на коленях лежал ее приговор!
И свадьба не была шуткой. Гермиона не могла объяснить это логически, но она… чувствовала.
Чувствовала, что теперь связана магическими узами брака.
«…также накладывается клеймо…» — взгляд девушки буквально-таки впился в эту строчку.
— Мерлин! — сдавленно выдохнула Гермиона. — И… и…
Вопрос «и мне тоже?» так и не сорвался с ее губ. У нее просто не хватило духу произнести это вслух.
Дикость…
Она читала дальше, но смысл текста уже ускользал от нее. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Перед глазами — тот самый вензель, что она видела не раз. На пергаментах, на носовых платках, на воротах мэнора…
«Вопрос о наследнике я изложил выше, но женщине из рода Малфой всегда следует помнить, что она должна родить и заботиться о наследниках, число которых определяет магия рода».
Накладывается клеймо… Накладывается куда?
«Отныне я повелеваю, что в роду Малфоев рождаются только младенцы мужского пола, о коих мать заботится до пяти лет», — опять подчеркнуто. — «Затем воспитание и обучение ложится на плечи отца».
Гермиону словно огорошило.
Прическа, воротник, шарфик, ожерелье… Мерлин! Столько способов скрыть небольшой рисунок… Лихорадочно она пыталась представить себе Нарциссу Малфой, но облик женщины подло ускользал из ее памяти…
Неприятное — почти мерзкое — ощущение знания поразило девушку, болезненно кольнув иглой в сердце.
Отложив Кодекс в сторону, Гермиона на деревянных ногах, едва передвигаясь сквозь неуютное мебельное хранилище и путаясь в подоле свадебного платья, направилась к тому самому зеркалу в золоченой оправе. Отражение в нем было обычным, не волшебным, хотя вряд ли сейчас это беспокоило девушку.
Заколка в виде порхающей бабочки, ее украшение-иллюзия, уже развеялась…
Сейчас, глядя себе в глаза, она решилась.
Она знала, где искать… это!
И развернулась спиной к отражению, склонив голову на бок.
Сердце неистово колотилось, отдавая в ушах, — совсем как пару часов назад, когда она очнулась на неудобном диване, в этой неуютной комнате.
В этом гребаном зловещем поместье!
На шее, сзади, красовался вензель, затейливо обвивающий букву «М». Картинка была ржавой, словно нарисована кровью…
Гермиону затошнило.
«Так вот что скрывала…»
— … Нарцисса, — уже вслух выдохнула девушка.
— Не см…
«Не смей упоминай имени моей матери», — хотел было сказать Драко, проходя в гостиную.
Но Малфой замер на полуслове, когда проследил за взглядом Гермионы — увидел ее отражение в зеркале. Та догадалась о своем клейме.
Клейме рода Малфоев, пометившего ее.
Ну что же, она всегда была умна. Была слишком гриффиндоркой, чтобы сидеть и заливаться слезами, а не начать действовать.
«Браво, Драко», — хвалил он сам себя. — «Ты сделал удачный выбор! Она — лучшая среди всех грязнокровок».
Гермиона вздрогнула.
Сердце прыгнуло, отозвавшись болью в груди.
Девушка резко отшатнулась от зеркала, поворачиваясь на голос, и чуть не упала, стукнувшись ногой о пуфик, наступая на подол платья.
На нее неотрывно смотрели серые глаза хозяина поместья, в которых одновременно плескались злоба — ее муж, — удовлетворение — ее сюзерен — и жажда — ее господин.
Гермиона моргнула, думая, что он ей только привиделся, что сейчас он исчезнет.
Но он не исчезал.
___________
(1) Временные рамки финальной битвы немного сдвинуты — по рассказу та состоялась в начале весны. Действия фанфика происходят через полгода после финальной битвы в Хогвартсе. Значит, сейчас — самое начало осени.
15.03.2011 Глава 3. Чтоб не жил — кто зол! (с)
Но нет. Оказалось, мое поведение
непростительно. И эта непрощенность
до сих пор живет во мне черной дырой.
Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»
(перевод Ю. Змеевой)
— Что это? — едва слышно прошипела Гермиона, не в силах совладать со своим дрогнувшим голосом.
Малфой, казалось, не слышал ее вопроса.
Он неспешно прошел в комнату, держа левую руку в кармане брюк, а в правой сжимая свежую газету, и сел в большое кресло. Одно из тех двух, что стояли в самом центре гостиной напротив друг друга. Расположенные под незначительным углом, они напоминали два трона, разделенные лишь небольшим кофейным столиком из темного, почти черного лакированного дерева с едва заметными белыми прожилками.
Сел, широко закинув ногу на ногу, и, бросив воскресный выпуск «Пророка» на столешницу, грубо сдвинул весь фарфор к противоположному краю.
— Да тебя в Азкабан посадят! Ты мне объясн…
— Прочти, — равнодушно перебил ее Малфой, скрестив руки на груди. Он неотрывно смотрел на девушку, раздевая ее глазами. Пожирая ее.
В зеркале отражалась ее спина — обнаженная, нежная, бархатная; и Драко был готов сейчас же сорваться с места и прижаться к ней. Гладить эту атласную, как лепесток розы, кожу, впиваться пальцами, оставляя на ней красные следы. Свои метки.
Он сузил глаза, все так же, не отводя их от Гермионы, — скулы нервно заходили, отчего его шрам неприятно зашевелился.
Гермиона была готова задохнуться от переполнявших ее чувств.
Да, по какому праву она здесь находится? Только из прихоти диких и нелепых пращуров семейства Малфой и их долбанутого потомка? Да что он о себе вообразил, в конце концов?!
Плевать она хотела на эту идиотскую книгу! Кто она там теперь, согласно родовым заветам? «Малоценное имущество», и по совместительству — жена Драко Малфоя?
Да подобного бреда в жизни не придумать!!
Гермиона злилась, уже представляя, как выскажет ему все, что думает, попутно предвидя реакцию Малфоя — а он, как всегда, просто рассмеется. Нет, скривится в своей мерзкой ухмылочке, обзовет грязнокровкой и…
А дальше?
Но больше никаких мыслей в голову не приходило, а все доводы разбивались о глухую стену малфоевской безэмоциональности. Он буквально гипнотизировал ее своим взглядом. Не позволял дышать. Девушка кожей чувствовала исходившую от Малфоя безжалостность.
Драко потянулся и расстегнул верхние пуговицы рубашки, ослабив галстук.
Ему начинало нравиться, как затравленно Гермиона на него смотрит. Да… как кролик на удава. Он видел внутреннюю борьбу в ее глазах — борьбу ярости, злости и… страха.
Чувствовал ее мысли. Знал, чем занята эта кудрявая головка: сначала было негодование, возмущение, а сейчас, когда он усилил давление на родовое кольцо, девушка начала чувствовать неуверенность — возмущение потерялось.
Теперь она начала бояться…
О, да… Она — его жертва.
И осознание этого, как хорошо выдержанное огневиски, сладостно растекалось по венам, будоража кровь.
Сжав губы в тонкую линию, Гермиона сделала неуверенный шаг в сторону Малфоя. Тот не шелохнулся, хотя всем своим нутром жаждал ее приближения. Она нахмурилась и увереннее подошла к кофейному столику. Но, нагибаясь за газетой, опасливо следила за Драко, не отрывая глаз. А тот, казалось, даже и не моргал.
Гермиона сглотнула и, схватив «Пророк», рывком выпрямилась.
— Читай. Тебе полезно знать, что говорят… о тебе, — кивнул Малфой, указываю на первую страницу.
Он чуть сдвинулся в кресле, оперевшись на подлокотник, и теперь водил указательным пальцем по ее щеке, тем самым заставив девушку чувствовать себя еще более неуютно. Драко ждал.
Тот пестрел колдографиями: семейство Уизли, Виктор. И самая большая из трех — ее собственная.
И все на первой полосе.
«Джинни бы обрадовалась», — грустно улыбнулась про себя девушка.
Почти весь выпуск был посвящен Гермионе и сорванной свадьбе. Пропала героиня войны, обладательница ордена Мерлина первой степени, сбежала из-под венца. Что это — решение, принятое в минутном порыве, или чья-то тщательно спланированная операция? Тогда — кто же стоит за похищением Гермионы Грейнджер и каковы его мотивы? Рон Уизли, безутешный жених пропавшей невесты, а к слову сказать, ее близкий друг еще со школьной скамьи, клянется найти, отыскать, разобраться.
История моментально обрастала все новыми и новыми тайнами, какими-то Мерлин-кому-известными интригами. Велось расследование — родовое гнездо семьи Уизли оцеплено, наложены чары против трансгрессии, заблокирована каминная сеть, кольцо авроров в три ряда.
Гермиона удивленно вскинула брови.
Что только Малфой наделал?! Сколько шумихи! Зачем это ему?
Она развернула газету, лихорадочно бегая глазами по строчкам. Интервью с четой Уизли, родителями — безусловно обманутого — жениха.
«Вы не замечали ничего странного в последнее время, миссис Уизли? Не могла ли мисс Грейнджер пойти на такой, разумеется, роковой шаг по своим собственным соображениям?» — спрашивал у Молли штатный репортер.
Гермиона была совершенно уверена, что это — все тот же самый наглый писака, опубликовавший статью о Нарциссе Малфой.
«Да что б его мантикора сожрала!» — разозлилась она.
На колдографии женщина плакала, то пряча опухшее лицо в ладонях, сжимавших изрядно помятый платок, то уткнувшись в плечо своего мужа, который лишь ободрительно похлопывал ее по спине, скорбно смотря куда-то мимо объектива колдокамеры.
Сам мистер Уизли комментировать произошедшее отказался. Оставив жену на попечении их дочери, Джинни Уизли, он направился к аврорам, прибывших на место событий во главе с руководителем департамента Кингсли Брувстером, который также отказался от комментариев до выяснения обстоятельств.
«Обнаружены ли следы использования Темной Магии? Каким же образом была похищена девушка? И следует ли нам сделать из этого выводы, что Министерство Магии не имеет никакой информации относительно случившейся трагедии, а главное — относительно настоящего местоположения мисс Грейнджер?»
Дальше шли камни в огород работы Министерства. Да, язычок у этого репортеришки был тот еще. Гермионе было интересно, как он вообще осмеливался писать подобное? Хотя, если взять в пример ту же Скитер…
«Мисс Уизли, Вы, как близкая подруга Гермионы Грейнджер, могли бы ожидать от нее подобного? Считаете ли Вы исчезновение мисс Грейнджер похищением или же ее это — банальное бегство?» — теперь репортер атаковал Джинни.
«Мне кажется, она не хотела выходить замуж за моего брата. Не знаю. Но да, в последнее время с ней творилось что-то неладное. Она была сама не своя», — сенсационно заявляла мисс Уизли. — «Я вообще думаю, что к побегу Гермионы причастен Крам. Все знают, они раньше встречались. Вот она и променяла Рона на болгарского аристократа».
Гермиона опешила.
И вот это — слова ее лучшей подруги? Человека, которому она доверяла буквально во всем?!
«Мерлин, да что же такое творится! Как ты могла, Джинни? Я сбежала из-за Виктора?!» — удивлению девушки не было предела.
На следующей странице Гермиона снова нахмурилась. Под сердцем неприятно кольнуло, кровь отхлынула от ее лица. Шедшая далее статья под заголовком «Скандал с мировым уровнем» подкреплялась внушительной колдографией Виктора. Тот угрюмо отмахивался от журналистов. Болгарин что-то грубо отвечал назойливому репортеру, буравя читателя жестким взглядом.
«Свидетель произошедшего, чемпион мира по квиддичу Виктор Крам, от дачи интервью отказался. Мистер Крам прибыл вчера в районе пяти часов (со слов Джинни Уизли, прим. реп.) на свадьбу Гермионы Грейнджер и Рона Уизли в качестве почетного гостя».
Ее голова была готова разорваться.
«Мистер Крам в настоящее время остается ловцом и капитаном команды сборной Болгарии по квиддичу, отчего произошедшее выплескивается на мировую арену, поскольку мистер Крам является болгарским подданным — чистокровным князем магической аристократии своей страны», — гласили крупные буквы посреди страницы.
Определенно, тот факт, что Виктор не англичанин, да еще и болгарский князь, придавали делу особый колорит.
И… как же без этого! В конце была небольшая заметка о Гарри Поттере. Поскольку сам Герой магического мира сошел со сцены после триумфального завершения войны:
«Каковы же будут действия непобедимого мистера Поттера? Сможет ли он спасти свою подругу? Или же он сам замешан в произошедшем?» — задавал вопросы репортер.
Но никто из семейства Уизли не мог ответить ему. Да, в принципе, это было и не важно — статья итак была сенсационной. Был ли там замешан Мальчик-который-выжил-и-победил или же нет.
«Мы будем держать вас в курсе дальнейшего развития событий».
На этом статья заканчивалась. На следующем развороте уже был краткий обзор новостей на прошедшую неделю, предсказания погоды и прочая ерунда, которую Гермиона никогда не читала.
Она обессилено опустила руки, и газета упала на пол — в комнате воцарилась тишина, давящая и удушающая. Девушка отрешенно уставилась в пол, ее губы беззвучно шевелились. Казалось, она произносит слова одной ей понятной молитвы…
— Как тебе? — поинтересовался Малфой, увидев, что со статьей покончено.
Все это время он неотрывно следил за Гермионой. За ее выражением лица, за тем, как она хмурилась, поджимала губы или наоборот — вскидывала брови, чуть приоткрыв от удивления рот. Когда она облизнула губы, по телу Драко прошел разряд, отозвавшийся болезненной пульсацией внизу.
— Малфой, — начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал угрожающе.
Но он снова ее перебил.
— Кажется, мы уже обсуждали, как меня зовут. Мне не нравится, что ты превратила мою фамилию в ругательство, — заметил он холодно, вперившись хищными серыми глазами в испуганное личико девушки. Гипнотизируя, подчиняя. — А может, ты хочешь обращаться ко мне «мой Господин», м-м-м?
Гермиона стиснула зубы, напрягая шею. По ее обнаженной спине неприятно побежали мурашки, приподнимая волоски.
Шею под странным знаком стало еле ощутимо жечь.
— Драко, — слащаво протянула она, складывая газету. — Какого… Мерлина здесь происходит?! Что за идиотские слова о женитьбе? На кой у меня на пальце это странное кольцо, а на шее… — клеймо с твоим вензелем?!
Гермиона молниеносно нагнулась и подняла с пола газету, после чего, замахнувшись, с силой швырнула «Пророк» на кофейный столик. От удара выпуск проехался по отполированной поверхности.
Малфой даже не моргнул.
Он продолжал сидеть в своей горделивой позе, прожигая ее своим тяжелым ледяным взглядом, от которого хотелось спрятаться, сбежать за тридевять земель.
— Домовик.
Сначала Гермиона не поняла — что «домовик»? Причем здесь домовик, когда речь шла о ней и ее… пленении здесь? Может, этот больной ублюдок назвал ее домовиком?
Но, секунду спустя, стало ясно: Малфой просто позвал его. Вызвал, как хозяева вызывают своих домовых эльфов. Одно только напрягало девушку…
Он позвал существо просто, «домовик». Без имени.
Высшая степень унижения, как считала Гермиона.
Появившийся эльф был все тот же, что и в столовой, — и дело, разумеется, не в чистой наволочке и не в отрешенном виде домового.
Малфой снова проигнорировал ее!
— Принеси таз с водой. Чуть теплой. Да, из господской спальни, — меж тем отдал приказ Драко.
Ее начал бить озноб. Толи от гнева, толи от испуга, — но Гермиона была недалека от истерики.
Коротко кивнув, существо испарилось с характерным хлопком.
— Ты… — девушка не смогла подобрать слова, что бы назвать Драко. Одно ругательство, сменялось другим. — Объяснишь мне, что происходит?
Хотя она уже не надеялась, что Малфой сделает это. Он вообще не обращал на стоящую перед ним девушку ровно никакого внимания. Вконец стянув галстук, Драко начал расстегивать запонки на манжетах своей черной рубашки.
— Пожалуйста. Отпусти…
Она сдалась. Ее, похоже, не слышат…
Этого просто не может быть! Гермиону тошнило, сердце стучало где-то у горла, слабость разливалась по всему телу. Плечи подрагивали от беззвучного плача. Она опустила голову и каштановые кудри, оставленные стилистом, упали ей на лицо. Полные губки были чуть приоткрыты, а пышные черные ресницы трепетали, откидывая слабую тень на щеки девушки.
Ее горе было таким трогательным и красивым.
Драко зачарованно следил за мокрой дорожкой слезинки. Безумное воображение рисовало ему, как он аккуратно слизывает соленую капельку с ее нежной сливочной кожи, впиваясь после голодным поцелуем — кусает эти сладкие губки, до крови, яростно. Она была так близко…
Как же хотелось разрушить, сломать ее. Причинить еще большую боль!
«Подожди, сладкая, твой путь будет длинный… Это ведь только первый шаг. Даже так, шажочек — и каждый будет полит твоими прозрачными слезками», — витал он в своих сладостных фантазиях.
— Отпусти, — шептала Гермиона.
Руки ее, то сжимались в кулачки, то разжимались, безвольно вися, как у сломанной куклы.
— И куда ты пойдешь? — осведомился Малфой, топя свои желания, своих похотливых демонов в глубине сознания. — К Уизли? А может, к Краму?
Он скривился лишь уголком губ, но шрам двигался, уродуя лицо.
— Отпусти, — повторяла девушка, словно не слыша его.
— Ты моя жена. И ты останешься здесь. Не зли меня, — жестко отрезал Драко, медленно поднимаясь с кресла и кладя расстегнутые серебряные запонки на кофейный столик, рядом с выпуском «Пророка».
Развязанный галстук тонкой змейкой соскользнул на пол с его шеи.
В этот момент в гостиной зажглась люстра — волшебные свечи вспыхнули, наполняя комнату ярким светом.
Гермиона вздрогнула, подняв глаза с носков туфель. От его слов или от света?
Она и не заметила, что солнце окончательно село. За окном — непроглядная тьма, усиленная густым кустарником и светом в помещении.
Мерлин…
«Я провела тут целый день. Целый день», — билась лихорадочная мысль.
Ей нужно бежать отсюда. Подальше из этого проклятого места, подальше от Малфоя и его поехавшей крыши! Что она, в конце концов, сидит тут и умоляет мерзкого хорька?! Быстрее отсюда!
Заговорить его, расслабить. А потом стащить волшебную палочку и трансгрессировать. Теоретически план был прост. Слишком прост, и от этого — еще более идеален.
Снова появился домовой эльф, с целым тазом воды. Направляя лохань магией, существо осторожно, чтобы не расплескать, опустило ее на указанное Драко место — ровно между ним и заплаканной девушкой.
Малфой удовлетворенно кивнул эльфу, отсылая того обратно восвояси. Домовик послушно растворился, щелкнув пальцами.
— Я устал, — сказал Драко, подворачивая рукава.
Гермиона наблюдала за его действиями не в силах пошевелиться. Она гадала, чего же ждать дальше? Зачем здесь этот… таз? И…
Вопросов было множество, но Малфой ведь ни на один не отвечал, продолжая попросту игнорировать девушку, стоило лишь той спросить что-то. И это пугало еще больше.
Он снова сел в кресло, уставившись в ее отрешенное, напряженное выражение лица.
— И долго мне ждать?
Ее передернуло от такого противного голоса — как скрежет металла. Девушка непонимающе подняла брови, не смея сказать это вслух.
Ждать чего?
Но Драко хищно оскалился, подражая зверю, сидящему у него внутри, который плотоядно обнажил клыки.
— Палочки у меня нет, — протянул он.
Совсем как раньше, как в школе — по-малфоевски нагло растягивая слова. Словно она провинившаяся студентка, а он — староста, или — преподаватель, поймавший ученицу за прогулом занятия.
Гермиона расстроилась. Даже не так — она не на шутку перепугалась. Куда этот ублюдок мог делать волшебную палочку? Причем, свою. Или же, что важнее, ее?
Так как же ей выбраться отсюда? И чего он хочет от нее?
«Мерлин…» — сердце неистово колотилось в груди, но девушка продолжала молчать.
— Возьми Кодекс.
Первая мысль Гермионы была, что это действительно он подсунул ей эту безумную книжку.
Так он разыграл ее! Посмеялся!
Вторая… Малфой сказал «Кодекс»… И то, как он произнес это…
Гермиона поняла — он не смеялся. И старый фолиант, в самом деле является Книгой Рода Малфоев. А это значит…
Неважно, что он говорил, Гермионе самой захотелось взять родовую книгу в руки — ощутить ее магию подушечками пальцев. Почувствовать, что она настоящая. Действительно настоящая.
Слегка придерживая подол платья, которое она уже тихо ненавидела, девушка неуверенно подошла к дивану, постоянно оглядываясь на Малфоя. Но тот спокойно сидел в кресле, следя за ней тяжелым взглядом.
Она даже спиной чувствовала — он смотрит. Гермиона поежилась, кожа стала гусиной. Сейчас, наклоняясь за фолиантом, она осознала, как безумно устала.
Выжата, измотана, морально сломлена. Разве что не обескровлена, хотя от Малфоя можно было ожидать чего угодно. И это мучило еще больше.
Глубоко вдохнув, девушка потянулась за Кодексом.
Так интересно — прикоснувшись к книге, Гермиона ощутила едва заметный прилив энергии, стало легче дышать. Как будто магия, исходящая от старинного фолианта, передавалась ей. Струилась вместо крови по венам, насыщая тело.
— Семь страниц назад от указки, — произнес ровный холодный голос за ее спиной.
Гермиона старалась держать себя в руках, но все равно немного подрагивала. Слова Малфоя будто отпечатывались на подкорке ее сознания неким незримым приказом.
Куда делись ее собственные мысли? А силы? Это ведь не она… не она сама хотела листать фолиант! Это «что-то» в внутри нее хотело…
Драко молчал, пока девушка листала страницы. Просто ждал, смотря, как поникли ее плечи. Впиваясь глазами в ее обнаженную спину.
Красивая, ровная спинка… с гладкой, нежной кожей…
Мерлин, этот вырез был прекрасным!
А ржавое клеймо, темным пятном выделявшееся на нежной коже шеи, заставило Малфоя довольно заурчать.
Да, вот она — собственность Малфоев.
«Место супруги. Уход за личным пространством мужа и господина», — гласило название главы.
Гермиона сглотнула.
«… так неловкие и нелепые лапы эльфов не могут передать ту мягкость, женскую покорность и желание услужить супругу».
— А-а-а…
— Второй абзац на странице справа, — прокомментировал Малфой сухо.
«Молодой избраннице следует по первому требованию», — подчеркнуто, — «совершать омовение ног своего господина, доказывая принятие своего сюзерена».
— Я… — снова начала было Гермиона.
— Читай.
«Делать это надлежит нежно и деликатно, слегка массируя ступни. Касания жены должны быть ласковыми и мягкими, дабы супруг мог полностью расслабиться после тягот и пред исполнением своего супружеского долга в постели, чтобы силы его не иссякали на любовном ложе».
— Что это?!
— Твоя библия на ближайшее время, — ровно отозвался Драко, неустанно вглядываясь в спину девушки. Видя, как она напряжена — сплошной комок нервов.
И это возбуждало.
Как будто дрессируешь маленького неразумного щенка. А тут — живой человек, который терпеть тебя не может, но вынужден подчиниться.
«Да, сладкая моя, ты еще выучишь и эти, и другие слова Книги. Наизусть выучишь!» — он был готов накинуться на нее.
— И? — нетерпеливо спросила Гермиона, поворачиваясь к нему.
В карих глазах бушевало море эмоций: от ярости, тихой злости, смешанной с презрением, до простого непонимания, испуга. Страха.
Липкого, грязного страха.
Она боялась его?
Да, она должна была бояться.
— И вот мое первое требование.
Он смотрел на нее. Хищником. Вот-вот — и сорвется с места, в неистовом желании вонзить клыки в податливое тело жертвы. Порвать его на кусочки.
— Нет. Никогда… ни за что, — тихо выдохнула девушка, чуть попятившись от него.
Драко это, казалось, не удивило.
Мерлин, да он ждал ее непокорности! Упивался ее смятением, ее ужасом!
— Сними мне ботинки.
— Нет! — уже громче повторила Гермиона, продолжая играть с Малфоем в «гляделки». Учащенное сердцебиение буквально разрывало девичью грудь изнутри.
И прежде, чем она успела ответить свое «нет», кожу на шее сзади неприятно защипало. У Гермионы расширились глаза — ведь кололо там, где этот подонок поставил свое безумное… клеймо? Гребаное клеймо рода Малфоев!
— Давай. Сними мне ботинки.
Его голос снова обволакивал, топил в своей ледяной безжалостности.
Девушка не верила своим ушам. Не верила глазам, коже и болезненным ощущениям на ней. Она уже ничему не верила!!
Не в силах сказать ни слова, Гермиона хотела отрицательно помотать головой, когда жжение усилилось, заставив ее рефлекторно поднять плечи и склониться, сгорбившись. Девушка потянула руку к шее, к ржавому мерзкому узору, как вдруг палец, увенчанный массивным кольцом, буквально скрутило, и она в ужасе отдернула кисть, шипя от боли.
Зачарованный металл, из которого была сделана змея, накалился, впиваясь в кожу.
— Чем дольше ты сопротивляешься, тем больнее будет, — хладнокровно заметил Малфой.
Гермиона слышала его слова словно сквозь вату — они пульсировали у нее в голове безумным приказом, отданным разве что под Империусом.
Боль подчиняла, порабощала.
— Давай же, подойди ко мне.
Успокаивающий голос, дарующий целительное освобождение, звенел у нее в ушах.
Девушка сделала шаг — похожий больше на рывок — растопырив пальцы, как струнки, силясь перебороть болезненные ощущения. Она пошла к нему. Механически, медленно, но пошла — шаг за шагом приближаясь к собственной, как ей казалось, Голгофе.
Но…
Был ли это чистой воды самообман, или жжение в самом деле притупилось — Гермиона не знала. Однако с каждым последующим шагом кольцо остывало, разжимаясь и переставая сдавливать безымянный палец. Казалось, боль от клейма также затихала, но поднять голову девушка все еще не могла.
Она подошла к Малфою почти вплотную, остановившись сбоку от таза с водой. Змеиного украшения Гермиона уже не чувствовала, палец прекратил пульсировать — словно ничего и не было.
— Умница. Теперь сними мне ботинки.
— Отпусти, — одними губами шептала Гермиона, опускаясь перед Драко на колени. — Пожалуйста… Умоляю, не заставляй меня делать этого… Молю…
Тот лишь выставил ногу вперед, позволяя девушке дрожащими пальчиками расшнуровать сначала один ботинок, а затем и второй. Когда же она потянулась рукой к каблуку, держа Малфоя за лодыжку, бретелька ее платья предательски сползла, оголяя полушарие груди, и девушка, лихорадочными движениями поправляя съехавший лиф и лямку, отпустила ногу Драко.
Та упала об пол, звонко стукнувшись каблуком о камень — ковер начинался буквально в нескольких дюймах от них.
— Сдурела, грязнокровка? — он чуть подался вперед, буквально нависая над девушкой, сидящей у его ног.
Гермиона открыла рот… и задохнулась от боли в шее. По щекам потекли горячие слезы — больше сдерживаться не было сил. Кожу словно рвали, прожигали насквозь, впиваясь огненными лезвиями в мышцы. Девушка беззвучно кричала, вжимая голову в плечи, в слабой и бесполезной попытке избежать муки. Казалось, боль была во много раз сильнее пыточного заклинания, которым ее мучила Беллатрикс.
— Прекрати… это…
— Снимай носки, — только лишь ответил Драко. Морщины у его рта стали глубже, неприятно очерчивая тонкие губы. Он опять сел, откинувшись назад.
Тяжело дыша, она потянулась к нему обеими руками и, стянув черные хлопковые носки, бросила их в сторону.
Шумный выдох.
Затем, собрав всю свою волю — всю свою гриффиндорскую безрассудность, — Гермиона подняла на него свои заплаканные глаза. Шею нестерпимо саднило, но она упрямо смотрела на него.
— А что, Малфои не носят шелковых носков?
Воцарилась мертвая тишина. Он тяжело смотрел на нее, не мигая, — казалось, до Малфоя никак не доходил смысл ее слов.
Тишину разорвал хлесткий звук пощечины. Щека девушки покраснела, и Гермиона зажмурилась от страха и адской боли — соленая кожа буквально горела. В тот же миг она почувствовала, как ее шея пригибается вниз, чуть ли не ломая позвоночник.
— Мой, — отдал приказ Малфой.
Ее голова склонилась ниже, словно на шею Гермионе повесили якорь, тянущий девушку вниз. Заставляя покорно склониться перед этим ублюдком.
— Скоро ты узнаешь, что носят и не носят Малфои.
Еще ниже. Казалось, каждое его слово обрушивалось на ее голову как молоток. Ударяло по ней.
Девушка едва заметно, из последних сил, покачала головой, закусив губу.
Нет, она не будет этого делать. Ни за что!
— Мой, иначе ты не скоро сможешь двигать шеей. Я жду.
Гермиону начал бить озноб. Кожу под клеймом щипало, кололо. Щека горела. Но это были только цветочки.
Драко резко поднялся с кресла, отчего его жертва — кто же еще? — повалилась назад, чувствуя обнаженной спиной ледяную каменную кладку. Она лежала перед ним, такая хрупкая и беззащитная, униженная и поверженная, пряча лицо в ладонях. Щека, по которой пришелся удар, нестерпимо болела — ощущения как от ожога. Камни пола больно впивались в спину, а платье Гермионы чуть задралось, открывая стройные ножки девушки.
Определенно, Малфой наслаждался ее беспомощностью.
Ухмыльнувшись, практически оскалившись, он рванул на себя подол ее платья, с треском разрывая шелковую ткань. Гермиона в ужасе приподнялась на локтях, не понимая, что происходит. А Драко, свою очередь, маниакально, с бешеным остервенением, продолжал рвать ее свадебное платье.
Она попыталась отползти от него, пихнуть Малфоя ногами — но это лишь ускоряло процесс безумной трансфигурации ее одежды. Миг спустя подол наконец-то был оторван.
Гермиона в панике смотрела то на свои голые коленки, то на человека, грозно взирающего на нее сверху вниз.
Тяжелый, давящий взгляд искрился в свете волшебных свечей люстры.
Драко смял кусок ткани — шелк уже перестал быть зачарованным — и бросил его в лицо испуганной девушки.
— Держи, — сказал он, садясь обратно в кресло. — Мой. Или останешься без шеи.
«Нет…»
Кольцо снова начало разогреваться, сдавливая фалангу пальца.
«Нет… Не буду…» — твердила Гермиона, встав на колени перед Малфоем, поджимая под себя голые ноги. — «Нет… Я не должна…»
А руки, против ее воли, закатывали черные брючины.
Она опустила оторванный от платья кусок в таз, смачивая его в теплой, подогреваемой заклинанием, воде.
Шея продолжала болезненно пульсировать, но с каждым движением девушки все слабее и слабее. Гермиона аккуратно притронулась пальчиками к левой ноге Малфоя, протирая ту тряпкой, в которую превратилось ее платье. Часть ее платья.
Мерлин! Она мыла ноги сидящего перед ней мужчины своим свадебным платьем! Как такое вообще возможно?
Все это абсурд…
Драко расслабленно откинулся назад, удовлетворенный ее покорностью.
Этой безнадежностью в сопротивлении.
— Помассируй немного.
И прежде чем она успела сказать хоть слово — возразить, возмутиться его наглости, — ее руки методично, нежно и аккуратно надавливая пальчиками на жесткие ступни, стали выполнять его приказ.
Малфой прикрыл глаза. Впервые за несколько лет он действительно отдыхал. Драко млел от ее прикосновений, чувствуя, что может наконец-то вдохнуть полной грудью и спокойно выдохнуть.
Он вспомнил Нарциссу — как она вечерами сидела у ног его отца, когда тот, измотанный и доведенный до изнеможения, возвращался от Лорда. Еще когда их дом не стал личной резиденцией этого змееподобного психопата, жаждущего мирового господства.
Драко иногда наблюдал за ними из-за приоткрытой двери. За ласковыми движениями его матери, за постепенно смягчающимся выражением лица Люциуса. Мерлин, как он мечтал оказаться на месте отца. Несмотря ни на что. И тогда Малфой возненавидел всех грязнокровок на свете — как хотя бы одна из них могла сравниться с Нарциссой? Как какая-то грязнокровка могла быть такой же, как она? Идеал его матери был недостижим…
Нарцисса Малфой была ангелом, спустившимся на бренную землю.
Драко поморщился. Мама… ее прощальная записка. Эти рваные строчки, где она просила простить ее за то, что уходит от него, навсегда врезались в его память. Простить за то, что не смогла жить без отца. За то, что он остается один на один со своими проблемами в их разоренном гнезде. За то, что ему пришлось начинать все сначала, и противостоять всему миру. Без нее.
Он вспоминал, как Нарцисса просила оставить в покое грязнокровку Грейнджер, которую они присмотрели, как будущую леди Малфой. Писала, что бедная девочка и так перенесла много всего за эту войну и просто не сможет понять и принять законов и укладов семейной жизни чистокровных, что ей будет не выносимо жить в таких условиях. Его мать заклинала своего сына — если все-таки он возьмет ее, то быть с ней терпимее, нежнее, не проявлять грубостей и жестокости…
Но Малфой никогда не питал иллюзий относительно своего гребаного долга, и, признаться, его только раздражало, что Нарцисса думала о какой-то там грязнокровке и ее чувствах…
Наверное, это стало последней каплей.
И вот, наконец-то, его ноги мыла теперь уже его жена, Героиня Войны, обладательница ордена Мерлина первой степени, мозговой центр Золотого Трио — подруга самого Победителя Темного Лорда. И все эти регалии, звания сейчас у его ног.
Ее пальчики касаются нежно, чуть дрожа, гладя.
Эх, мама, мама… как же это сладко — ощущать себя богом! Разве несколько ласковых любящих взглядов можно променять на это опьяняющее ощущение могущества над женщиной?
Мама, мой светлый ангел… как много значения ты предавала всем этим сантиментам, нежностям, чувствам!
Вот она, его дорогая жена, — моет, вытирает, прикасается своими пальчиками. Нежно, мягко. И Драко вконец потерял чувство реальности: так было спокойно и хорошо.
Его ощущения делались все более похотливыми, пробуждая в нем волка, — и он чувствовал, как в штанах становится тесно. Что ему уже мало этих ласковых прикосновений. О! Как же ему хотелось, чтобы эти теплые, нежные руки двигались выше, гладили ноги, а потом, немного робко, но решительно, дотронулись до его мужского естества.
Драко через сомкнутые ресницы искоса наблюдал за Гермионой. Ее неубранные в пучок локоны прикрывали лицо, в результате чего было видно лишь кончик маленького носика. Движения ее пальцев были мягкими, однако все же сами руки двигались по-разному, — чувствовалось, что они действуют через силу.
Он поменял положение в кресле, придвинулся ближе к краю, открывая глаза и теперь уже неприкрыто смотря на девушку. Малфой жестко дернул Гермиону за волосы, заставляя ту запрокинуть голову, и взглянул в ее лицо.
Что он желал увидеть? Драко сам не знал.
Но она упорно продолжала смотреть в таз, на его ноги, а слезы сплошной пеленой текли по щекам. Взгляд девушки был отрешенный, стеклянный. Щека от удара покраснела и чуть припухла.
Нереальное ощущение удовлетворения охватило Малфоя. Того самого хищника, которым он был, терзая свою жертву.
Гермиона же, казалось, не ощущала ничего. Все, что происходило, это было не с ней, не сейчас, не здесь, а главное — не с ним.
— Ступай наверх, — Драко щелкнул пальцами, и появившийся домовой эльф подал ему мягкие домашние туфли. Черные, замшевые. С небольшими серебряными пряжками.
Девушка отдернула руку, словно Малфой был прокаженным. Таз и оторванный подол ее платья, превращенный то ли в тряпку, то ли в полотенце, — как посмотреть — уже исчезли вместе с домовиком.
— Там открыта дверь. Не промахнешься.
Он снова откинулся на спинку кресла, запрокидывая назад голову, в то время как Гермиона продолжала сидеть на полу, уставившись на Малфоя стеклянными глазами.
Мерлин, о чем он? Какой еще верх?
Зачем ей куда-то идти?
«Отпусти… отпусти, отпусти…» — молилась она, не смея произнести это вслух.
— Я что, неясно выразился? — он даже не смотрел на нее, но девушка буквально кожей чувствовала, как в ледяном — словно скрежет металла — голосе проступает злость и раздражение.
— Мож…
— Я сказал наверх!
Драко резко встал на ноги. Так резко, что у Гермионы перехватило дыхание, и она практически отползла от него, в смятении скользя голыми ногами по шероховатому холодному камню. Ее порванное платье задралось, открывая бедра и ягодицы.
И трусики.
Хлопковые, бежевые, в тонкую черную полосочку. Милые трусики-танга, мерлинова борода.
Кажется, саму девушку не беспокоил тот факт, что она практически лежит перед ним на полу с разведенными, чуть согнутыми в коленях ногами.
Так… вызывающе. И приглашающе.
Взгляд Малфоя был прикован к ее промежности, едва прикрытой тонким бельем. Он выдвинул челюсть вперед, оскалившись и обнажая клыки.
Зверь, сидящий внутри него, неистово желал наброситься свою жертву сейчас же. И цепь, сдерживавшая опасного хищника, готова была вот-вот лопнуть, разорвав звенья.
Гермиона часто заморгала, стараясь дышать ровнее.
Проползя еще пару шагов, она поднялась… чуть не упав снова, больно споткнувшись лодыжкой о низкий пуфик. Она в страхе обернулась — но Малфой продолжал также стоять, пожирая ее глазами.
— Наверх, — уже сдержаннее повторил он, расправляя плечи.
Его бровь конвульсивно дернулась, и безобразный шрам снова ожил, отчего у девушки пересохло в горле. Гермиона отступала к массивным дверям, постоянно натыкаясь на различные предметы мебели — то кресло, то стол, то стул.
Ступив в коридор, она буквально-таки побежала в холл, подгоняемая ощущением беспросветной паники. В венах вместо крови бурлил расплавленный свинец. Это просто не могло быть кровью.
И кольцо мгновенно обжигало ее безымянный палец, только стоило Гермионе прикоснуться к входной двери.
Все равно заперто.
Девушка в ужасе отдернула руку, бросив беглый взгляд через плечо — но там никого не было. Хотя еще мгновенье назад ей казалось, что там, в полутьме коридора мелькнула тень.
«Начинаю сходить с ума», — промелькнула мысль; девушка нервно облизала пересохшие губы.
В тьме наступающей ночи каминная зала выглядела еще более устрашающей. И если бы не адреналин, заставлявший девушку подниматься наверх по ступенькам, сжимая перила чуть ли не до хруста в костяшках пальцев, Гермиона не смогла бы даже зайти в эту комнату.
Ее крики, рисуемые услужливыми воспоминаниями, беззвучно оглушали, неся фантомную боль.
Вокруг шум.
«Пусть так», — решила она, делая очередной шаг.
Дверь и правда была открыта — почти в самом конце коридора.
Гермиона оглянулась. Она никогда не была здесь прежде. И ставшее уже привычным пегое убранство интерьера делало темный узкий коридор еще неприветливее, отчего девушка понеслась в сторону распахнутой двери чуть ли не со скоростью света.
Одно бросалось в глаза — это светлые пятна на стенах. Кто-то снял все портреты на втором этаже. Да и вообще в доме.
Из дверного проема лился свет, и Гермиона шумно выдохнула, оказавшись под его покровом. Она тут же закрыла за собой дверь, повернув золоченую ручку — почти такую же, как были в гостиной. Замок щелкнул, сумев зажечь собой слабый огонек надежды, что Малфой не сумеет открыть его…
— Запирать дверь совершенно необязательно, — раздалось сзади. — Нас никто не побеспокоит.
Сердце пропустило удар, болезненно ухнув куда-то вниз. Гермиона чуть не упала — ноги мгновенно стали ватными, колени подгибались. Ладони вспотели, и на лбу, на висках также выступили маленькие бисеринки пота.
Он уже здесь!! Там, за ее спиной, в глубине комнаты.
Мерлин…
Понимание, что она просто не в силах сбежать, уйти, спрятаться, лавиной накатило на девушку, давя на нее, накрывая чувством безысходности.
Ей не выбраться отсюда.
Ей не спастись!
И это все… его вина! Он виноват!!
Да что ему, в конце концов, нужно от нее?!
Оперевшись плечом на дверь, Гермиона развернулась… и резко вжалась в нее спиной, кожей ощущая холодную гладкую древесину, — Малфой стоял буквально в нескольких шагах от девушки, закрывая собой пространство комнаты.
Гермиона тяжело сглотнула. Горький ком желчи в горле выворачивал.
Все произошло слишком быстро: Драко схватил девушку за руку и грубо рванул на себя, и в следующее мгновенье Гермиона уже была бесцеремонно брошена на кровать, где ее тут же придавило — буквально-таки вжало в матрас — сильное мужское тело, неистово жаждущее ее.
Гермиона опешила. Дыхание перехватило, и с приоткрытых губ так и не слетел крик толи мольбы, толи отчаянья. Паника сковала ее тело — оно одеревенело. Словно оказалось залитым свинцом. Казалось, даже сердце перестало биться, готовое навсегда замолкнуть…
Перед глазами все будто в замедленной съемке: звуки как гул, а движения сильных рук как сквозь густое и липкое варево, но, вместе с тем, совершенно неуловимые.
Раздался треск ткани — Малфой, опьяненный безумием, рвал лиф платья, лихорадочно стягивая его вниз и обнажая округлую грудь с маленькими розовыми вершинами. Он лизнул один. Твердый. Но вряд ли от возбуждения.
Драко же переполняло просто уже неконтролируемое желание, когда тот внезапно получил коленкой в бок. Но резко и шумно выдохнув, он лишь сильнее вдавил девушку в кровать, стараясь ощутить каждый дюйм ее сладостного тела.
Ее удар привел его в бешенство, и дальше все его движения уже сопровождались излишней жестокостью.
Почувствовав его мерзкий язык на своей груди, Гермиона словно пришла в себя. Только лишь в эту минуту до нее дошло, чего же он хочет — ее исполнения супружеского долга.
Это отрезвило девушку.
Пот градом выступил на висках и над верхней губой. Она начала брыкаться, пытаясь выползти из-под Малфоя. В охватившей ее панике била гада в грудь, но ее руки тут же оказались перехвачены сильными руками хищника, в которого превратился Драко.
Сам Драко уже не соображал.
Он прямо-таки терзал это нежное и хрупкое тело под собой. Тело маленькой грязнокровки, которой выпало на долю честь стать его женой. И свой супружеский долг она сейчас исполнит…
Малфоя только заводили ее слабые попытки отпихнуть его. Это безумно возбуждало — в штанах плоть напряженно пульсировала, отдавая мучительной неудовлетворенностью.
И в который раз, перехватив руки девушки, Драко, царапая ее тонкую кожу, стянул с Гермионы трусики, отделявшие его от заветной цели. С силой развел сомкнутые ноги, умышлено причиняя боль и оставляя синяки на худеньких лодыжках.
Мир взорвался, когда он резко вошел в нее. Боль, унижение, безысходность, омерзение — все смешалось, топя девушку в горестной пытке.
Он двигался быстро, каждый раз стараясь сильнее, глубже войти в нее, но теперь Гермиона не сопротивлялась.
Глупо сопротивляться тому, что уже происходит. Что неизбежно.
Драко мял ее грудь, двигаясь в ней, — она не реагировала.
Он целовал ее тело, продолжая входить в нее снова и снова, — она просто смотрела в потолок.
Светлый, серовато-белый. С легким налетом удушающей пыли.
Ее пустые глаза были совершенно сухи.
Девушка хотела лишь одного: чтобы этот ублюдок быстрее кончил и наконец-то оставил ее.
Малфой жадно припал к ее губам, раскрывая их своим жестким языком, но Гермиона не отвечала на его звериный поцелуй, безропотно позволяя исследовать ее рот. Он кусал, терзал, а она продолжала смотреть в потолок, не мигая, моля Мерлина о своей смерти.
Все вокруг перестало существовать — лишь сильные точки были отсчетом до ее окончательной гибели.
Драко напряженно кончил, до синяков сжимая девушку под собой. Ему хотелось полностью поглотить ее, растворить в себе, заставить пережить с ним это сладостное мгновенье. Но Гермиона, казалось, не заметила его разрядки. И когда он отпустил ее руки, перестал сжимать их, когда приподнялся над девушкой — та все продолжала лежать куклой. Сломанной и безвольной куклой.
Презрительно хмыкнув, Малфой быстро поднялся с постели, застегивая на ходу пуговицы штанов.
Она не двигалась. Просто не в силах была пошевелиться. Разгоряченную кожу — там, где терся об нее этот подонок — жгло и щипало. Ей хотелось свернуться калачиком, уснуть и никогда больше просыпаться, утонув в жалости к самой себе. Внизу, между ног, все болело, саднило и мучительно пульсировало.
Девушка была настолько абстрагирована от окружающего мира, что не заметила, как шею сзади едва ощутимо обожгло — первая брачная ночь состоялась, и родовое клеймо вступило в свою полную силу.
Справившись с пряжкой ремня, — как раз вставив кожаный кончик в шлевку, — Драко почувствовал тепло фамильного кольца, приятной волной разлившееся по всему его телу. Он удовлетворенно оскалился, чуть прищурившись. Шрам снова пришел в движение, неприятно стянув кожу на виске…
Гермиона не знала, сколько прошло времени. Сколько она так пролежала, не способная напрячь ни один мускул. Казалось, что она вообще не воспринимала своего тела, и лишь внутренние спазмы напоминали ей о существовании оного.
Боль потихоньку отступила, когда потолок задвигался. Малфой поднял ее на руки и куда-то понес. Голова безвольно упала, свесившись с предплечья сильных рук, несущих девушку. Но даже меняющиеся картинки интерьера перед глазами не произвели на Гермиону никакого впечатления.
Ей было уже все равно.
Ровным счетом плевать.
Она… Она никто. Она просто вещь этого ублюдка. Она игрушка, с которой он делает все, что хочет.
Драко принес ее в каминную залу, где аккуратно, почти нежно и трепетно, опустил на кушетку, поправив разорванное платье. Миг поколебавшись, он все же достал палочку и починил лиф — тот снова заблестел вышитым узором.
Он дотронулся рукой до бледной щеки девушки, поглаживая бархатную кожу большим пальцем.
Музыка началась внезапно. Она буквально ворвалась в искалеченное сознание девушки, уводя ту за собой. Погружая в мир меняющихся, как волны, аккордов и переборов. Мелодия полностью поглотила Гермиону, окончательно вырвав ее из цепких лап реальности.
Она даже представила себе тонкие жилистые пальцы Малфоя, стремительно перебегающие по клавишам, но касающиеся их аккуратно, четко, почти нежно. Каждое его движение — точно выверенная позиция. Каждое нажатие — отработано, доведено до совершенства.
Гермиона повернула голову в сторону, не без усилия, и увидела его, чуть склонившегося над роялем. Сосредоточенно всматривавшегося куда-то вдаль, словно ища что-то — или кого-то? — в темноте за окном. Волосы Драко были собраны на затылке, лоб напряжен, отчего морщины глубоко залегли на нем. Брови чуть сведены, а губы сжаты в тонкую полоску. Он сам пробовал свою музыку на вкус. Вслушивался в каждый звук, ища в ней изъяны.
— Нравится? — спросил он, плавно переходя к следующему перебору, а левой рукой удаляясь в басы. — Это сочинила Нарцисса. Для меня.
Звуки стали резче, аккорды яростнее, а затем все вмиг сменилось легкой, почти невыраженной волной, в которой превалировали отдельные высокие нотки, ведущие мелодию дальше. Они, как капли, падали, звонко ударяясь о слух.
Ей многое хотелось сказать. Но вопросы комом стояли в горле — Гермиона, зачарованная музыкой, не могла нарушить ее сладостного течения, упоительно ласкающего девушку.
Мерлин, да что же за человек была Нарцисса Малфой?
Гермиона буквально задыхалась, утопая в стройном и согласном сочетании звуков. Она просто не могла представить, что пришлось пережить женщине, чтобы написать подобное.
— Она чудесно играла, когда я был маленький. А потом научила меня. На каникулах, когда я приезжал из Хогвартса, мама всегда сажала меня за рояль. А сама ложилась рядом. Сюда, на кушетку. Как ты сейчас, — добавил спокойный голос, так идеально вписывающийся в исполняемую Драко мелодию.
Девушка вздрогнула. Кожа стала гусиной, ее охватил озноб. Гермиона резко выдохнула, после чего замерла.
Музыка развивалась дальше, рассказывая свою историю.
Или же историю Драко Малфоя?
Гермиона отрешенно смотрела на своего мучителя и не узнавала его сейчас. Этот спокойный, сдержанный человек никак не мог быть тем неистовым зверем. Мелодия обволакивала, расслабляла и, в то же время, продолжала держать в напряжении, порабощая девушку. Оставляя ее один на один со своими чувствами, воспоминаниями и… со своим спутником.
Кто же он? Кем он станет для нее? В какой неизведанный и опасный мир он затащил, вовлек ее?
Вопросы, вопросы…
Мысли девушки текли, как ручей, повинуясь движению музыки. Но все в итоге сводилось к одной — это только начало.
И, словно в подтверждение ее догадок, плавные переборы сменились резкими тяжелыми аккордами.
— Как тебе? — снова спросил Малфой, не получив ответа в первый раз. Хотя, вряд ли он тогда ждал его. — Мне всегда нравился этот момент. Эта часть самая напряженная, не находишь? Как мой внутренний мир.
Драко усмехнулся уголками губ. Но тут же сосредоточился, выполняя очередной сложный переход. Его руки отточено, совершенно безупречно исполняли нотную последовательность, превращая когда-то написанное Нарциссой в безграничный поток, содержащий в себе богатейшую гамму эмоций и душевных состояний.
Казалось, заставив девушку подчиниться и удовлетворить все его желания, он получил жидкий концентрат счастья, своего рода — некое зелье. Кровь бурлила по его венам с огромной силой, сам Малфой весь стал энергичнее, сильнее. Как феникс, он словно заново родился.
Музыка — специфическая разновидность звуковой деятельности людей, всегда считала Гермиона. Она объединяет способность выражать мысли, эмоции и волевые процессы человека в слышимой форме и служит как гениальным средством общения, так и управления человеческим поведением. Миссис Малфой была воистину ангелом, безупречным, и до конца безумно любящим свою семью человеком, раз написала подобное.
Мелодия Драко…
То мягкая, неуловимая, манящая, то грозная, излишне подавляющая — как и сам Малфой. Но тот ли это человек, которого она знала еще в школе, или же этот новый, совершенно неизвестный ей?
«В наибольшей степени музыка сближается с речью, точнее, с речевой интонацией, выявляющей внутреннее состояние человека и его эмоциональное отношение к миру путем изменений высоты и других характеристик звучания голоса», — вспомнила Гермиона одну из книжек.
Та завалялась у ее бабушки, теперь уже покойной, в кипе старых журналов по кулинарии. И девушка никогда бы не заметила тонкий «Справочник музыкального восприятия», если бы он не его чересчур серый и невзрачный переплет на фоне ярких, кричащих глянцевых обложек.
Гермиона так и не спросила тогда, почему же он там оказался.
Безусловно, это был Малфой. Прежний или настоящий — уже не имело значения. Это был Малфой. В каждом аккорде, в каждом звуке.
«Сохраняя некоторое подобие звуков реальной жизни, музыкальные звучания принципиально отличаются от них строгой высотной и временной (ритмической) организованностью», — читала тогда она. — «Эти звучания входят в исторически сложившиеся системы, основу которых составляют тоны, отобранные музыкальной практикой данного общества».
И общество, в котором вырос Малфой, было ей совершенно незнакомо. И теперь, погружаясь с мир, в котором правили другие ценности и обычаи, Гермиона ощущала себя беспомощной, маленькой, потерянной девочкой — совсем как в свои далекие теперь уже двенадцать лет, однажды утром получив письмо из Хогвартса.
Низ живота снова скрути спазм, и Гермиона поморщилась, прикрыв глаза.
Она вспомнила первый раз с Роном. Пунцовый, он смущенно сидел на краю кровати в ее тихой квартирке, протягивая небесно-голубой цветочек. Такой же, как и его глаза — смотревшие на нее с восхищением и благоговением. Рон еще тогда разбил вазу, принесенную девушкой, настолько он был взволнован. Весь на нервах — как и сама Гермиона.
Одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Ее милый, добрый, любящий Рон не был тем насильником, которым являлся Малфой.
Злодей, преступник, чертов Пожиратель Смерти!
Она горько плакала, хотя сил уже не было.
— Гребаная музыка… Будь ты проклят, — едва слышно выдохнула девушка, надеясь, что звуки скроют от Малфоя ее анафему.
Стало удушающее тихо. Тишина буквально оглушала.
— Что ты сказала? — произнес ледяной голос, иглами забираясь под кожу. Неся с собой смертельный яд.
Гермиона сглотнула, крепко сжав зубы.
— Быть проклят, насильник, — повторила девушка, дрожа всем телом. — Меня найдут. Рон придет за мной. Они все придут. А ты — сгниешь в Азкабане. Там твое место!
Она яростно смотрела Малфою прямо в глаза, но чувствовала, что эту битву ей не выиграть.
Драко закрыл крышку, резко ударив по клавишам. Гермиона замерла, дыхание перехватило. Безымянный палец под кольцом скрутило, раскаленный металл впивался в фалангу, прожигая ее. А шея… казалось, позвоночник просто ломают, дробят на мелкие кусочки, стягивая с девушки кожу. Слезы полились нескончаемым неконтролируемым потоком, душа ее болела. Она была беспомощна перед адской мукой.
Как посмела она огрызнуться о музыке, пока он играет? Эта мелодия — практически все, что у него осталось от матери. И она хочет растоптать это? Болотная тварь…
Он ей душу изливает, как безликой мебели, разумному животному, а она смеет противоречить ему?
Смеет насмехаться над ним? Угрожать ему?
Да кто она такая?!
Глупая грязнокровка.
— Ты сама подписала себе приговор, — процедил сквозь зубы Драко, продолжая тяжело смотреть на девушку. — Насильник? Я тебе покажу жизнь жены Малфоя. Жены насильника!
Последнее слово он буквально выплюнул.
— Это твоя последняя ночь наедине с собой, грязнокровка. Начиная с завтра, и отныне, ты спишь только в моей постели. Только со мной. И вообще делаешь только то, что я разрешу тебе.
И Драко стремительно вышел из каминной залы, оставив ее одну.
Гермиона вконец разрыдалась, больше не имея смысла сдерживаться.
Шею отпустило, кольцо охладело, но какой в этом толк?!
Перед ее глазами продолжал стоять Рон, неуверенно протягивающий ей немного увядший цветочек…
Какую же бурю ответного насилия вызвали ее такие тихие и неосторожные слова?
__________
Автором и Музой предлагается композиция «Everyday» Carly Comando, как произведение, сочиненное Нарциссой и исполняемое Драко. Рекомендуется к прослушиванию для всестороннего восприятия рассказа.
19.03.2011 Глава 4. Лихая доля нам отведена (с)
Но даже это его не устраивало.
Тут я растерялась.
О чем еще договариваться,
когда я итак предложила отдать все?
Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»
(перевод Ю. Змеевой)
Гермиона резко открыла глаза. Странно, но ее разбудило неприятное ощущение. Она чувствовала на себе тяжелый, пристальный взгляд — от такого хочется съежиться и исчезнуть куда-нибудь.
Только куда?
Девушка, нервно осматриваясь, чуть приподнялась на локтях. Спальня. Та самая, вчерашняя. И, вернее будет полагать, что наверняка и та же самая, сохранившаяся в обрывках воспоминаний о ее проклятой свадьбе.
А главное — она здесь совершенно одна, в этой просторной комнате с полным отсутствием лишней мебели.
«Интересно», — усмехнулась про себя Гермиона, — «Малфой все специально сгреб в гостиной, оставив дом пустовать? В этом есть свой тайный смысл?»
Убранство, и правда, было совсем минималистичным, но отнюдь не скромным: невысокий шкаф в углу с позолоченными ручками и витиеватой росписью на дверцах, туалетный столик на тонких резных ножках с вытянутым овальным зеркалом и миниатюрный пуфик в шаге от него, обтянутый атласной тканью в тон окружающей обстановке. Цвет слоновой кости, такой, приятный сливочно-бежевый.
Ну и кровать, на которой лежала девушка. Огромное массивное ложе, с тяжелым изголовьем, украшенным тканевой драпировкой несколько более темного оттенка и орнаментными вставками из цветного стекла.
На стенах — нечто белесое с едва уловимым узором. Знакомые бордюры, но заметно уже и без богатой лепнины. Небольшая кованая люстра всего лишь на дюжину свечей, уменьшенная точная копия массивного светильника гостиной.
Да, королевская спальня.
Даже и не верилось, что здесь жили Малфои. Хотя, почему же? Как раз на них-то и похоже.
Нет, не верилось, рассуждала Гермиона, что все это было у Малфоев после окончания войны. Неужели новый лорд сумел-таки вернуть себе свое наследство?
Мерлин! Она так вгрызлась в своих эльфов, а еще свадьба, со всей этой безумной подготовкой, что просто ничего не замечала вокруг. Даже другие отделы Министерства ее интересовали только по рабочим вопросам, ни шага в сторону.
И чего она достигла за эти полгода? Чего добилась?
Двух марковых поправок в очередную версию справочника о магических видах? И что дает это?!
Печально…
А Гарри… Она даже о Гарри толком не думала все это время! Что же сейчас-то? Как он там, когда она… здесь?
Непрошенная слезинка скользнула по ее бледной щеке.
Гобеленовые портьеры, с одной стороны присобранные в петлю с огромной кисточкой золотого цвета. Гермиона, в своем свадебном платье оттенка шампань, — и не важно, что с оторванным подолом, — чудесно, просто замечательно вписывалась в общую картину комнаты.
Большая оконная рама.
Девушка даже задержала дыхание, жадно всматриваясь, — пресловутых зачарованных решеток-то не было! Она, затаив дыхание, опьяненная надеждой, бросилась к створчатому окну.
И… второй этаж, это же совсем не высоко, правда же? Ведь внизу рос обильный кустарник. Она легко сможет спуститься по нему…
Смотря вниз сквозь кристальные, как слезы дракона, стекла, Гермиона поняла, что ошиблась. Жестоко ошиблась. Да, вьющейся и не вьющейся зелени было предостаточно, не об этом речь, однако.… То, что начиналось в паре ярдов от дома не оставляло девушке никаких шансов на побег.
Зачарованный лабиринт. И как она могла забыть о нем?
«Магические лабиринты вокруг ненаносимых поместий, которые охраняли род от нежеланных визитов, пользовались особой популярностью в конце средних веков. В настоящее время сохранилось лишь несколько подобных лабиринтов у известных магических семей», — книга «Волшебные кусты и не только».
Это конец.
Ей ни за что не выбраться из этой темницы. Лабиринт сожрет ее сразу же, не разжевывая, стоит только ступить на его территорию. Или же новый статус позволит ей беспрепятственно войти под мрачные своды зачарованной зелени?
«Вряд ли Малфой настолько глуп», — разочарованно думала девушка. — «Не сомневаюсь, что он предвидел и не такие варианты, ублюдок паршивый».
Гермиона стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу и всматриваясь вдаль. От ее дыхания тонкое стекло запотело, и девушка, мало соображая, что делает, водила по нему пальцем, рисуя древние руны — руны горечи, печали и скорби.
Солнце только начало подниматься из-за леса: было еще слишком рано. Наверное, около пяти утра — часов-то в спальне не наблюдалось. Устало вздохнув и потерев красные глаза, Гермиона вернулась обратно в кровать, попутно растрепав волосы. Хватит уже строить из себя невесту.
Какая разница, в самом деле, — пять утра или не пять. Она заперта здесь.
Она пленница.
Мерлиновы подштанники! Второй раз за свою жизнь она пленница. И где? Тут, в мэноре самых ублюдочных чистокровных — или, если верить Кодексу, полукровных — Пожирателей Смерти.
Проклятые Малфои, мантикора их подери!
Гермиона тщетно пыталась подавить накатившую дремоту. Сейчас, сейчас она придет в себя, восстановит хоть немного свои силы и… все же попытается бежать. Здесь она не останется, даже под страхом смерти, уж точно! Лучше этот проклятый Лабиринт поглотит ее, чем…
— Вставай, — ворвался в ее сознание требовательный голос. — Здесь я решаю, когда у тебя наступает утро.
Девушка опешила, напрягшись всем телом — сон как рукой сняло. Она продолжала лежать, не шелохнувшись, и лишь широко распахнутые глаза бегали по комнате, вернее, ее части, находившейся в поле видимости.
Одеяло, в которое Гермиона завернулась калачиком, было бесцеремонно откинуто, и прохладный воздух неприятной волной прошелся по ее коже, приподнимая короткие волоски. Девушка резко перевернулась на спину, тут же увидев Малфоя, стоявшего у ее ног.
Чистая, свежевыглаженная черная рубашка, расстегнутая на пару пуговиц, идеально отутюженные черные брюки со стрелками, черный кожаный ремень с другой, но все так же серебряной, пряжкой.
Мерлин! Он носит что-то еще, кроме черного?
Драко, как всегда, был идеален. Ровно настолько, насколько это было возможно в его случае. Волосы убраны назад, лицо гладко выбрито и сбрызнуто одеколоном, которому он не изменял уже много лет, — как говорят, это был чисто его запах.
Малфой смотрел на нее тяжело, пристально, и его серые радужки с каждым мгновеньем похотливо светлели, превращаясь в расплавленный свинец. Его опять охватило это ощущение безграничной опьяняющей власти, лишающее рассудка.
Перед ним — его жертва, его игрушка. Кукла по имени Гермиона, которую так и тянет уничтожить. Разорвать ее возбуждающее тело на кусочки, упиваясь ее мерзкой грязной кровью…
Втрахаться до безумия, до синяков на ее тонкой коже…
Ну, почему она так притягательна для него?!
Казалось, еще мгновенье, и Драко захлебнется слюной.
Девушка порывисто облизнула пересохшие губы, не в силах пошевелиться, — глубокий и пронзительный взгляд будто не разрешал ей.
— В чем дел… — предупреждающе начала она, силясь держать себя в руках.
— Снимай свои уизлевские тряпки, — последовал приказ.
Гермиона опешила.
— Да к…
— Ты там что-то посмела вякнуть, грязнокровка? — грубо перебил ее Драко, привычно растягивая слова.
Словно змеиный яд, они отравляли все естество девушки, заставляя ту нервно следить за рукой Малфоя, крепко сжимающей волшебную палочку.
Ну что он хочет от нее? После вчерашнего гнусного надругательства… на что еще он способен?!
Сердце болезненно сжималось в девичьей груди, убыстряя и убыстряя свой лихорадочный темп.
— Тебе что-то не понравилось накануне? — продолжал он, топя Гермиону в ее собственном страхе. Толкая девушку в пропасть вырытой для нее же ямы. — Не правда ли? Ты говорила, что я не ласков?
Она встретилась с ним взглядом и поняла — пощады не будет. Он сделает с ней все, что захочет. Абсолютно все.
Только… по какому праву?!
Она свободный человек! Она гриффиндорка, твою мать! Боевая Грейнджер!
— Но я справедливый. Зачем же просто так делать тебе больно? — ровный, лишенный всяких красок, голос давил ей на виски. Однако сейчас она даже была готова терпеть это, поскольку его слова вселяли призрачную, но надежду. — Твоим воспитанием займемся позже. Пока что я накажу тебя за то, что ты шлюхалась с Уизли. За то, что трахалась с ним, мугродье! За твое тело, которое ты давала лапать этому мерзкому рыжему нищеброду!
Кажется, она перестала дышать. И только когда в легких неприятно и огненно защипало, Гермиона тяжело вдохнула, наполняя их кислородом.
Надежды нет.
— Ты должна была проявлять целомудрие и не спать с ним до свадьбы, как примерная девочка. Разве нет? Что, так не терпелось запрыгнуть в койку? Ах, да. Ты же маггла, чего от тебя ждать. Тупая шлюха.
Убивали не столько сами слова, сколько интонация Малфоя. Точнее, полное отсутствие оной. Драко жадно смотрел на нее, обещая себе — или ей? — самое, что ни на есть, садистское удовольствие.
Он хотел уничтожить ее на месте. Заставить испуганно замереть перед силой его гнева, однако…
До нее постепенно доходил смысл его слов.
— Я?.. Кт… я… шлюха?! Да ты сам перетрахал половину Слизерина! Это все ваши чистокровки-шлюхи!! Не тебе говорить о целомудрии! — ее прорвало. Нескрываемая ненависть хлынула через край, неся Гермиону на ледяную глыбу — Малфоя.
И даже колючее пощипывание сзади на шее не могло остановить девушку.
Драко даже не моргнул, хотя был удивлен ее реакцией. Лишь морщины у его губ стали глубже, а шрам — ярче, рисуясь бледной рваной лентой в свете ласкового утреннего солнца.
Она беззащитно лежала перед ним, приподнимая голову. Руки ее сжались в кулачки, сама она напряглась всем телом, щеки покраснели — это сладостное зрелище вызвало в нем волну яростного желания, отдавая пульсацией внизу. Особенно, если вспомнить, что она без белья: хотелось немедленно сорвать с нее остатки платья и…
— По Кодексу Малфоев ты понесешь наказание, — сухо и монотонно констатировал Драко, вертя палочку.
Звуки как сквозь вату.
Наказание? По Кодексу?
За что?!
Девушка пристально следила за его движениями, не смея оторвать глаз от волшебного оружия, — вот бы добраться до него!
Снова облизнув сухие губы, Гермиона поняла — что-то не так. Малфой как-то странно подобрался, прямо заледенел. Тигр перед прыжком. Только этот ублюдок не был похож на тигра, считала она, лишь на гиену — падальщика.
Мерлин, да он зачитывал ей приговор!
Глаза девушки в ужасе расширились, шею сдавило, и легкие словно перетянуло ремнем — теперь она видела, что в другой руке у ее палача был хлыст.
Длинный, гибкий, твердый прут, утончающийся к концу. С широкой рукоятью на толстом конце. Хлыст, который обычно служит для управления лошадью…
Он приготовил для наказания хлыст? На нее поднимут руку? Малфой?!
«Обязана», — снова и снова повторялось у нее в голове. — «Обязана, обязана, обязана. Обязана».
— Глава пятая. Абзац третий от начала. Десять ударов за недевственность, — так же безжалостно продолжал он, рассекая хлыстом воздух спальни. Пробуя свою новую игрушку в действии. — И чтобы я понял, что ты усекла, удары отсчитываешь сама. И я сказал, снимай это отрепье.
Она молчала, не в силах вымолвить ни слова.
Вот ЭТО ей точно снится. Вот ЭТОГО точно не может быть!
— Нет… — выдохнула Гермиона, бледнея. Теперь ее кожа практически сливалась с тканью на стенах комнаты. А по сравнению со сливочным оттенком платья вообще казалась чуть ли не серой.
Малфой усмехнулся.
— Тогда порка не кончится вообще. Я запорю тебя насмерть.
— Ты не посмеешь… — продолжала шептать она.
— Я буду пороть тебя, пока ты не просчитаешь все удары. Мое терпение не безгранично, уясни это.
С этими словами Драко взмахнул волшебной палочкой, и одежда девушки испарилась. Его глаза вспыхнули, когда он увидел ее обнаженную грудь, нежную кожу плоского живота и ниже… Кожа нежная, белая, безупречная.
Пока безупречная.
Однако тут же стали такими равнодушными, словно Малфоя абсолютно не интересовала лежащая перед ним испуганная девушка.
Гермиона, с запозданием поняв, что произошло, попыталась прикрыть себя руками, рефлекторно сжав ноги. Ее глаза забегали по кровати в поисках одеяла, но то было слишком далеко…
Почему-то стало важным, просто жизненно необходимым, не оказаться перед ним обнаженной.
Драко уже убрал палочку и сделал два шага по направлению к — о, как сладостно! — своей жертве. Та совсем не замечала Малфоя, словно забыла о его существовании, в глупой попытке дотянуться до покрывала. Он резко перевернул девушку, чуть толкнув в плечо. Драко придавил ее грудь к кровати, а под животом, непонятно откуда, взялась подушка — Гермиона оказалась в двусмысленной позиции и, к ужасу своему, поняла, что не может контролировать свое тело.
Девушка лежала в позе, которая наводила Малфоя на определенные мысли. Очень развратные мысли. В какой-то момент в комнате воцарилась тишина — казалось, он размышляет, что же именно ему сделать. Гермиона напряглась.
Его рука опустилась ей на плечи, полюбовно проведя линию вдоль позвоночника, а потом коснулась напряженных ягодиц, отчего Гермиону бросило в дрожь.
Нежная кожа, как шелк, ее так и хочется приласкать.
«Как же она соблазнительна…» — еще немного, и его самого начнет лихорадить.
Мышцы Гермионы под жесткой рукой стали каменными, и Малфой понял — девушка даже дыхание затаила, не в силах совладать с удушающей паникой.
«Лежишь нагая, беспомощная… перед Уизли, небось, лежала по своей воле! Все ему отдала… Себя отдала… Нет тебе пощады!» — Малфоя сузил пронзительные серые глаза, в которых плескалось неконтролируемое бешенство.
У Гермионы же от этих жадных, грубых, прикосновений электризовались волосы.
— Ты не можешь так со мной, — плакала она, вжимаясь в матрац в необратимом и диком ожидании. Шею под родовым клеймом жгло, горло же сдавливало, будто на нем широкий и тугой ошейник с шипами, врезающими ей в кожу. И этот странный невидимый ошейник не давал ей возможности сдвинуться. Она была будто прикована!
Гермиона поняла: все, она больше не может распоряжаться своим телом, не может даже рукой пошевелить. Лежит в одной позе, не в силах противостоять ублюдку.
И эта самая поза не оставляла сомнений, что сейчас произойдет — сейчас ее будут наказывать! Ее будут пороть…
Он сделает ЭТО с ней?
Драконьи копыта! Он за все ответит!!
— Считай, — холодный голос.
— Ты не посмеешь!! — кричала Гермиона в тщетных попытках сдвинуться с места.
Мерлин…
Как же она ненавидела его!
Его голос, который так спокойно обещал ей Ад; его руки, дотрагивающиеся до ее спины, и ниже. Его самого.
— Ты мне никто-о-о…
— Ах, никто?! — у Драко заходили желваки. — А Уизли, значит, был кто?
Гермиона взвизгнула, когда внезапно на нее обрушился первый удар, со свистом рассекая воздух.
Она тут же стиснула зубы, чуть не прикусив язык.
— Ты будешь считать? — холодно поинтересовался Драко.
— Пре-крати, мне б-больно… — заикаясь, прошипела девушка, чувствуя огненный след на спине. — Чтобы ты сдох…
Малфой и бровью не повел. Он замахнулся и ударил второй раз. Теперь красная полоска тянулась вниз по пояснице, заканчиваясь на ягодице. Мышцы девушки напряглись, лихорадочно сокращаясь, стоило Драко прикоснуться к ней.
Она закричала. Казалось, кожу вспарывают, а раны тут же набивают песком, методично втирая тот как можно глубже. Боль была нестерпимой.
— Хлыст зачарован, — равнодушно отозвался Малфой, внутренне торжествуя, будто в подтверждение ее догадок. — Считай.
И снова ударил, вкладывая в свой удар всю жгучую, дикую ярость, переполнявшею его в тот момент.
О да, он болен.
И сейчас — апогей его безумного недуга. Хотя где-то Драко читал, что психопатия есть ни здоровье и ни болезнь. Это просто вожделение.
Порочная жажда сделать грязнокровке больно. Заставить делать все по-своему. Покорить ее…
— Переста-а-ань…
Молила Гермиона сквозь слезы, не в силах избежать боли. Родовой магией она была за шею прикована к кровати, а рука, на которую было надето кольцо, онемела и не слушалась девушку, что словно в безумии вжималась в матрац. Хлыст равномерно опускался на тело Гермионы; в комнате были слышны только удары и напряженное дыхание Малфоя.
Полоски от хлыста постепенно темнели, будто впитывались в тонкую нежную кожу, образую на теле девушки причудливый узор.
— Ра-а-аз!! — неистово закричала она, давясь своим же собственным криком. — Прекрати это!! Хватит!!
Драко удовлетворенно хмыкнул, разве что смакуя это мгновенье.
— Ты осознала свою безнравственность. Ты же не будешь так больше, правда?
— Два! — захлебываясь слезами, кричала девушка.
Хлоп! И хлыст безжалостно оставляет рубец на нежной, белой коже ягодиц.
Драко замахнулся снова, входя в раж. Он бил все сильнее и сильнее. Его возбуждали эти красные следы, оставленные на нежной девичьей коже — его метки. Хотелось еще… И еще. И еще!
Следы постепенно наливались кровью.
Гермиона срывала связки. Она искусала губы в кровь, и та запятнала подушку темно-бордовыми каплями. Но Малфоя это не трогало — главное, чтобы она продолжала считать.
— Восемь!! — уже хрипела она, проваливаясь куда-то в бессознательное. Но новый взмах гибкого хлыста будто вырывал девушку из небытия, заставляя-таки произносить роковые цифры. — Девять!!
— Считай! — в исступлении требовал Драко, ожидая последнего удара, как разрядки. — Считай!!
— Десять…
Выдохнула Гермиона севшим голосом, наконец потеряв сознание. Чувствуя, как незримый ремень отпустил ее шею.
Она очнулась на миг — кругом все бело, даже сквозь пелену в глазах. Шум воды, полотенца… Теплая вода убаюкивающе журчала, обещая сладостный и желанный покой.
«Ванна», — догадалась девушка, снова ускользая за край.
Но перед этим заметила стоящего к ней в пол-оборота Малфоя, аккуратно и почти нежно, судя по его движениям, моющего ее тело. Его прикосновения были легки и бережны. Но Гермиона ничего не чувствовала — только дикая, невыносимая боль, уводящая ее в темноту.
Сам Драко не заметил, что она приходила в себя. Он вытер ее, осторожно промокнув спину и ягодицы, а потом на руках отнес обратно в спальню, где медленно надел на бесчувственную девушку свой банный халат.
Две глубокие морщины на его лбу, заложенные складки у губ, тяжелый, жестокий взгляд и тонкие плотно сжатые губы — демоническое лицо со шрамом, уродующим скулу.
Не лицо, а маска.
Сейчас, лежащая без чувств, Гермиона напоминала ему Нарциссу. Не внешне, нет. Скорее как-то эмоционально — она была столь беззащитна, словно слепой котенок.
Маленькая, нежная, хрупкая. Уязвимая.
Драко всегда относился к матери покровительственно; отец внушал ему, что о ней надо заботиться. Она слаба, нежна, она — женщина и потому не знает, чего ей нужно. Мужчина ответственен за свою женщину, и не важно, мать это или жена.
Та просто нуждается в нем.
Он чувствовал себя всесильным властелином рядом с ней. Ему дико захотелось увидеть на ней свои метки — следы хлыста, темнеющие синяки на запястьях. Хотелось подчинить. Чтобы грязнокровка больше не мыслила себе другой жизни — теперь ее место тут, рядом с ним.
Хотелось сломать свою куколку, заставить ее страдать.
И она страдала…
Да, цель достигнута, и его Спящая Принцесса поняла, что шутки плохи. Беспрекословное подчинение — вот требование зверя.
Ведь, чем быстрее Принцесса осознает, кто ее Господин, тем лучше.
Знойный тяжелый воздух.
Гермиона стояла в прекрасном саду среди множества душистых цветов. Их аромат манил, обещая забвение.
Девушка медленно шла по дорожке, касаясь ладонью бархатных лепестков дивных цветов. Ей было очень тепло; она шла босиком, в одной лишь тонкой шелковой рубашке, распахивающейся навстречу легкому ветерку.
И тут она увидела то, что искала.
Огромные белые розы на длинных стеблях. Благоухающие, странные. Гермиона заворожено смотрела на прекрасные цветы, как вдруг появился силуэт, одетый в черную одежду.
Он стоял за кустами, скрываемый их тенью, когда у него в руках блеснули садовые ножницы. Он наклонился к цветам и аккуратно срезал один, а затем вышел из своего укрытия.
Солнце слепило глаза, не давая разглядеть черную тень, медленно направлявшуюся к замеревшей девушке.
Гермиона боялась сдвинуться с места, а он лишь протянул цветок… Но потом тень словно передумала — почему-то поднеся розу к лицу девушки, и она, вдохнув тяжелый, насыщенный аромат, закрыла глаза. Лепестки цветка коснулись щеки девушки, прочертили линию губ и продолжили путешествие по телу Гермионы, сладостно опускаясь все ниже.
Сердце тяжело стучало, отдавая гулкой пульсацией в висках, а кровь стала настолько густой, что казалось — еще мгновение, и трепетное сердечко не сможет справиться с этой вязкой массой в венах.
Миг — и Гермиона уловила резкий замах, когда огромные, острые шипы ударили по ее телу, едва укрытому тонким шелком.
Шипы вонзились в нее, оставляя саднящие царапины, и на ткани проступили багровые капли крови…
Гермиона открыла глаза, сбрасывая с себя остатки причудливого сна. Никакого сада — лишь знакомый интерьер спальни.
Заторможено моргнув, щурясь от солнца, она попыталась встать, когда спина и ягодицы засаднило. Не резко, а даже немного приглушенно, но все равно довольно ощутимо.
Она сжалась, подобрав под себя коленки и обхватив их руками.
Гермиона плакала, пряча всхлипы и слезы в подушку. Никто и никогда не бил ее, никто руку не смел поднять — все это было так… так унизительно!
Мерлин!
Даже Беллатрикс издевалась над ней, применяя пыточные проклятия, это же совсем другое!
А тут… За что ей все это?
— За что? — тихо шептала Гермиона сквозь судорожные рыдания, чувствуя соленый привкус на языке.
За что Малфой так жестко с ней? Что она такого сделала ему, отчего он настолько ненавидит ее?!
Высек, не моргнув и глазом. Разве это возможно?!
— Что же ты за чудовище… поганый ублюдок…
А дальше? Что будет дальше?!
Мысль о том, что она замурована здесь навеки, отрезвила девушку, окатив ледяной волной.
Гермиона боялась.
Боялась, что не выберется отсюда. И что ОН может сделать что-нибудь еще…
Халат для нее стал приятным открытием, в то время как эльф у дверей комнаты отнюдь им не был.
«Что же произошло? Почему тело ломит?» — хотела было удивиться она, но услужливая память тут же нарисовала хлыст.
Еле поднявшись с кровати, Гермиона завязала пояс мужского халата и потихоньку двинулась следом за домовиком, который уверенно двигался вперед, не обращая на нее никакого внимания.
Ступеньки же дались девушке совсем нелегко.
— Позавтракай со мной, — Малфой буквально впился в нее взглядом.
Он отложил вилку в сторону, когда Гермиона вошла, глубже запахиваясь в слишком большой для нее халат. И видя такой невинный и смущенный жест, Драко плотоядно усмехнулся — шрам тут же ожил, задвигался тонкой светлой змейкой на его скуле, мимические морщины залегли глубже, заставив Гермиону сглотнуть, наблюдая за лицом Малфоя.
Его собственный махровый белый халат с подвернутыми рукавами, слишком большими для ее хрупких рук, а из-под низа махровой ткани выглядывали две маленькие ножки в светло-серых плюшевых тапочках, приобретенных им специально пару дней назад, растрепанные волосы — такой домашний, уютный, и вместе с тем такой возбуждающий вид.
Нежная, хрупкая, покорная. Голова опущена.
Малфой коротко выдохнул, не смея оторвать от девушки глаз.
Он поднялся из-за стола, приветствуя ее.
— Садись. Я положил специальную подушку, чтобы тебе было мягче, — Драко оскалился, садясь обратно.
Гермиона поежилась и перевела взгляд на стул перед ней. Там действительно лежала подушка — из синего атласа, с серебристой бахромой и небольшими кисточками по углам.
Надо же, какая забота!
Подушечка для домашнего питомца!
Ей хотелось возмутиться, попутно послав Малфоя куда подальше, но… что-то сломалось в ней.
Зачем сопротивляться? Еще одной порки она просто не выдержит. Она сломается.
«По крайней мере, сейчас? Пусть эта тварь думает, что я покорилась», — Гермиона внутренне усмехнулась.
Но, она тут же поежилась, чувствуя на себе его тяжелый взгляд.
«Послать успею», — трезво решила девушка. — «Сначала поем. Пусть этот гад удавится! Не ожидает ведь, да?»
И Гермиона села на приготовленное для нее место — аккурат напротив Малфоя — с вызовом посмотрев на него.
Но тот, казалось, был совершенно удовлетворен ее действиями. И внезапная покорность девушки нисколько не смутила Драко.
Игра в «гляделки» продолжалась несколько секунд, пока снова не появился домовой эльф со свежеприготовленными тостами.
— Удобно? — спросил он, делая глоток горячего чая.
Гермиона послала ему убийственный взгляд, который, разумеется, не возымел никакого эффекта.
Однако сидеть действительно было очень мягко. И ее… хм… раны не беспокоили, словно их и вовсе не было.
Не иначе, как чудодейственное зелье пращуров проклятой семейки. И когда успел обработать? Наверное, пока она была в обмороке.
Твою ж мать!
Девушку будто обдало ледяной волной: она сидит здесь с ним, на этой гребаной подушечке, завтракает, гиппогриф задери! Когда двумя часами ранее этот ублюдок избил ее! И теперь спокойно так разговаривает с ней? Как ни в чем не бывало?!
Драко заметил, как лихорадочно забегали глаза сидящей напротив него девушки — как взгляд ее разве что прыгал по столовой, не задерживаясь ни на чем. Стеклянный, с примесью испуга и нарастающей паники.
С обидой смотрит и сидит, ерзая…
Все-таки, он приложил слишком много силы. Можно было бы ограничиться и пятью ударами, решил он.
«Упрямая, упертая гриффиндорка! Что стоило ей понять, что он не шутит? Ну почему она не начала считать сразу же?!» — Драко злился.
И прежде, чем Гермиона открыла рот, Малфой успел перебить ее:
— Там свежий «Пророк», если тебе интересно.
Она недоверчиво покосилась на него исподлобья, но справа от нее действительно лежала газета. И огромные буквы заставили забыть обо всем…
«Откровения акушерки перед последним вздохом», — кричал заголовок. И все бы ничего, но на колдографии ниже была сама Гермиона.
Все плыло перед глазами.
«Что?!» — мысли девушки путались.
«Сенсационные новости! Репортерам «Ежедневного Пророка» стало доподлинно известно, что недавно без вести пропавшая Гермиона Грейнджер, героиня войны, обладательница ордена Мерлина первой степени, на самом деле родилась в чистокровной семье», — гласила статья. — «Имя ведьмы-родительницы Урния Хейглсон, акушерка, не назвала, ссылаясь на Нерушимый Обет, данный при родах, но подтвердила, что та из знатного чистокровного рода. Почти девятнадцать лет назад она велела акушерке отдать свою дочь в маггловский приют, спасая мисс Грейнджер от возможного преследования всеми известного Темного Волшебника. Родители знали, что магический потенциал их новорожденной дочери привлечет к ней нежелательное внимание, и таким варварским способом решили уберечь жизнь ребенку».
— В интересах семьи нечистокровие супруги может быть сокрыто, — процитировал Драко родовую книгу.
— Это твоих рук дело? — тихо спросила девушка, не веря своим глазам. — Да? Зачем?!
«Теперь же акушерка Хейглсон, находясь при смерти, дает свое первое и последнее интервью!»
«Это все наглая ложь, сочиненная Малфоем!» — хотелось кричать ей.
Но в выпуске дальше шли многочисленные статьи, посвященные новой тайне века — истинному происхождению Гермионы. Скандалы-интриги-расследования.
«А магглорожденная ли мисс Грейнджер?» — спрашивал репортер читателей. — «Или же перед нами действительно представитель древней чистокровной фамилии? Ведь именно этим может объясняться яркий магический талант известной ведьмы. Может, узнав правду о своем происхождении, девушка решила найти более подходящую партию?»
— Малфои идеальны. И тебе придется такой стать.
— Никто не поверит…
— Уже поверили.
Гермиона зачарованно листала «Пророк». Интервью, какие-то факты, явная подтасовка событий. И зачем все это ему?
Мерлин!
— Если ты закончила с завтраком, иди в гостиную, — отрезал он голосом, не терпящим возражений.
Словно в каком-то забытьи, находясь в своих мыслях, девушка рассеянно кивнула и поднялась из-за стола.
— Подушку возьми с собой, она будет еще нужна тебе. За упрямство обычно платится самая дорогая цена.
Так же, мало соображая, что происходит, Гермиона взяла атласную подушку и вышла из залы, медленно и бесшумно направляясь в «мебельный склеп».
Драко усмехнулся.
Когда она придет в себя?
Гермиона больше не находилась в зоне видимости, и ментальная магия кольца должна была уже ослабнуть…
Тут что-то приглушенно ухнуло, послышался треск ткани — вот оно.
Оцепенение с нее будто спало, и Гермиона сначала кинула подушку в противоположную стену, а потом, подбежав к ней, разорвала.
И только шум в том проклятом зале с роялем заставил ее опомниться — кто-то воспользовался каминной сетью. Кто-то пришел сюда.
И этот кто-то сможет помочь ей выбраться отсюда!!
Девушка метнулась в гостиную, ожидая Малфоя и… гостей.
Голос оказался знаком, что не могло не радовать. Но чрезмерное заискивание гостя перед Малфоем настораживало. Правильно она решила ждать здесь, а не броситься прямо в объятия только что прибывшего человека. Еще не ясно, чем все могло обернуться. Вдруг, это один из недо-Пожирателей?
— Мне нужен новый гардероб для жены, — Малфой первый вошел в комнату, сразу направившись к дивану, где сплошным комком нервов сидела Гермиона, стиснув пальцами ворот халата.
За Драко же небольшими шажками семенила мадам Малкин, которая замерла в дверях, удивленная не меньше самой Гермионы, когда они встретились взглядами.
«Вот, вот он мой шанс!» — мысль о спасении туманила сознание.
Но Драко опередил ее, вмиг оказавшись рядом.
— Попробуй хоть полслова сказать, и я удавлю тебя, — он неприятно оскалился, и безобразный шрам снова ожил. — Уверяю, жить дальше Малкин захочется гораздо больше, чем сейчас помочь тебе, такой бедной и несчастной, и потом гнить в могиле. Это еще в лучшем случае!
И Малфой откровенно засмеялся, наблюдая за ошарашенным лицом девушки.
— Снимите мерки и можете быть свободны, — обратился Драко к портнихе, распрямляясь.
— Да, слушаюсь, лорд Малфой, — как болванчик закивала женщина, продолжая пялиться на Гермиону.
Ведь ясное дело, та читала «Пророк» и знала об исчезновении Гермионы. А теперь, увидев девушку здесь и услышав про ее новый статус, быстро сложила в уме мозаику.
Потом мадам Малкин вдруг как бы опомнилась и потупила взор, вежливо попросив девушку встать и снять халат.
Кожу под родовым клеймом покалывало…
«Чтобы ты сдох, гад!» — слала Гермиона мысленные проклятия.
Подавленная, обреченно и зло косясь на Малфоя, она развязала и, поведя плечиками, скинула халат, поблагодарив Мерлина — и этого наглого ублюдка, куда же без него? — за нижнее белье. Теперь Гермиона стояла перед ними в белой майке и трусиках из тонкого и легкого шелка.
Драко железной выдержкой держал себя в руках.
Тем временем, Мадам Малкин достала из кармана своей насыщенно-лазурной мантии ленточную линейку и опустилась перед девушкой на колени, делая замеры подола будущих платьев.
Руки ее были напряжены, даже немного тряслись.
— Сегодня к вечеру нужен выходной туалет. У нас будет прием, — давал указания Малфой, присаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу.
Продолжая неустанно следить за девушкой, одним лишь своим взглядом напоминая той ее положение.
Ее место.
Она никто. И теперь не она решает, что ей нужно носить — какое платье выбрать и кто сошьет его. Она только покорная кукла.
Это неописуемое чувство власти… Это мерзкое чувство зависимости.
— Все будет сделано в лучшем виде, лорд Малфой, — отозвалась портниха.
Она приподнялась, став снимать мерки с талии, когда Гермиона сдавленно охнула, тут же сжав зубы в безумной надежде, что никто этого не заметил.
Мадам Малкин чуть дернулась, но продолжила свою работу, как ни в чем не бывало, за что девушка была ей благодарна.
Хотя Гермиона знала, та видела ее синяки. Видела следы хлыста на ее спине сквозь тонкую майку. Видела клеймо на шее, когда делала замер горловины. И делала так спокойно.
Неужели для портнихи это не открытие? Сколько же следов мужских бесчинств она видела?
Видела и молчала.
— На платье для приема используйте отделку королевским горностаем. Я оставлю вам требуемый аванс…
— Но сэр, — встрепенулась портниха. — Это же целое состояние!
Драко удивленно вскинул брови, пронзительно посмотрев на женщину. Та тут же стушевалась.
— Вы сомневаетесь в моей платежеспособности? — холодно поинтересовался он, растягивая слова.
Внутренне Гермиона ликовала — не одна она терпит подобное к себе отношение! Но все это было неправильно…
— Никак нет, сэр… Лорд Малфой.
— Мех закрепите золотой нитью.
— Но бархат очень тонок, нити уйдет слишком много…
— Молчать! Делайте, что вам говорят, — жестко отрезал Драко, сдвинув брови у переносицы. Морщины снова залегли, придавая его лицу излишнюю суровость.
Женщина испуганно опустила голову.
Сама же Гермиона стояла, прямо как громом пораженная.
Да кто этот новый Драко Малфой, что все его так безумно боялись? Кем он являлся в их мире, частью которого она пыталась стать? Олицетворением чего он был?
Она не помнила, чтобы ее бывший сокурсник обладал такой мощной злой энергетикой! Сейчас же перед ней жестокий демон, так отличающийся от школьного Драко Малфоя!
Мерлин!
— Продолжайте, — сказал Малфой раздраженно, после чего поднялся и вышел из гостиной.
Как только дверь за ним закрылась, Гермиона решила попытать удачу, судорожно облизнув губы:
— Мадам Малкин, — обратилась она к женщине.
Но та лишь неуверенно покачала головой, опасливо косясь на обручальное кольцо девушки.
— Пожалуйста, повернитесь ко мне спиной, миссис Малфой.
Миссис Малфой…
Еще никто не называл Гермиону так.
Нет, она знала — понимала умом, — но все равно отвергала данное, цепляясь за «мисс Грейнджер» в газетных заголовках.
И тут — миссис Малфой.
Как крест, перечеркнувший все остальное.
— Скажите только… У Нарциссы Малфой тоже было… это? — и Гермиона чуть наклонила голову в сторону, давая понять, о чем идет речь.
Родовое клеймо. Она спрашивала о клейме — ненавистная буква «М», украшенная витиеватым вензелем.
— Да, — тихо ответила портниха, прикладывая линейку вдоль спины девушки.
Та шумно втянула в себя воздух, рефлекторно отодвигаясь от мадам Малкин. Следы от хлыста резко засаднили.
— Ох, прошу простить меня, миссис Малфой, — затараторила женщина, тут же убирая ленту.
Гермиона обернулась, но портниха смотрела в пол, не смея поднять глаз.
— В чем дело?
Драко вошел совершенно неслышно, чем заставил вздрогнуть обеих.
— Я… я закончила, лорд Малфой.
Мадам Малкин засобиралась, продолжая так же смотреть в пол.
Женщина коротко кивнула, присев в легком реверансе, поблагодарила его и вышла из гостиной.
— Оденься и можешь подняться в спальню, — бросил он через плечо, уходя. — Вечером у нас прием.
Девушка обессилено плюхнулась на диван.
Мерлин, да что же это такое?!
До пресловутого приема Гермиона, в прямом смысле, была заперта наверху, развлекая себя чтением Кодекса. Поскольку, стоило ей переступить порог спальни, как дверь захлопнулась.
И пришла она к неутешительному выводу, что первый в роду Малфоев был действительно помешанным психом! Уж лучше чистокровный снобизм, считала она, чем такое ярое помешательство на наказаниях.
За неповиновение — наказание.
За любое грубое слово в адрес нареченного супруга — наказание.
Даже за мятую одежду — и то наказание!
Неприязнь ко всей магической аристократии Англии росла просто в геометрической прогрессии. А к некоторым отдельным семействам девушка испытывала нескрываемую ненависть.
Неужели все магическое общество имеет такие книги в своем роду? Неужели все семьи живут по таким законам?
Интересно, у Уизли было нечто подобное… Хотя, откуда? С какой стати?
А Паркинсоны? Ноты?
Платье и в самом деле доставили около четырех — без пяти минут с характерным сдавленным хлопком в спальне появился домовой эльф. Тот щелкнул пальцами, и на кровати рядом с Гермионой обнаружилась белая коробка, перевязанная широкой серебристой лентой.
И записка:
«Приведи себя в порядок. Все нужное найдешь в ящике трюмо».
Девушка фыркнула и, со злостью смяв пергамент, кинула его через всю комнату. Казалось, еще чуть-чуть, и тот превратится в пепел — она прямо таки прожигала взглядом несчастный комок бумаги.
Домовик к этому времени уже исчез.
Коробка с платьем манила к себе; любопытство шептало — открой, гордость — игнорируй!
И Гермиона откинула крышку.
Даже при своей нелюбви к пышным и вычурным нарядам, девушка была вынуждена признать, что это платье стоило своих денег.
А уж каких — представить страшно!
Оно было ошеломительно прекрасным! Просто великолепно! Божественно! Даже не верилось, что это творение чьих-то рук. И всего за несколько часов…
Если свадебное платье, которое по сравнению с этим смотрелось безумно просто и неказисто, обошлось ей весьма в кругленькую сумму, что говорить про данный туалет.
Девушка грустно улыбнулась, вспомнив вытянутое лицо Рона на объявленную стоимость наряда невесты. Да у него глаза на лоб вылезли, он аж заикаться стал!
Тогда они серьезно поругались… Снова… И Гермиона сама заплатила за платье, которое хотела сшить, хотя это противоречило всем традициям. Как магическим, так и маггловским.
А ведь заказывала она совсем не у мадам Малкин!
Но это платье просто захватывало дух.
Из тонкого бархата, ярко-синего цвета. Объемные широкие рукава на предплечьях были перехвачены жгутами-патами с золотыми — в этом сомневаться не приходилось — замочками, а по краям, у запястий и на воротнике платья белый горностай. Широкий пояс из такого же материала подчеркивал тонкую талию девушки, а массивная золотая пряжка, казалось, придавала ее фигуре излишнюю хрупкость. Пышная юбка в пол, расшитая понизу теми же золотыми нитями, которыми был закреплен дорогой мех. Открытые плечи и глубокое декольте диктовали необходимость царственной осанки.
Гермиона смотрела на себя в зеркало и ужасалась. Восхищалась. Опять ужасалась. И снова приходила в восторг.
Потому что видела в себе ненавистную «миссис Малфой».
Она была великолепна — смесь величия и очарования, гордой неприступности и нежности. Неужели просто платье способно придать столько лоска?
Нарядная фарфоровая куколка-аристократка, которой можно играть и которой нужно отдавать команды, ибо она сама бесправна.
В ящике туалетного столика она нашла несколько палеток теней, тюбики помады — чего там только не было. Все не тронутое, новое, словно ждало свою законную владелицу. Но Гермиона лишь слегка припудрилась, стараясь скрыть темные круги под глазами.
Прием…
У нее сердце колотилось, как безумное! Прием! Наверняка она увидит знакомое лицо, и тогда…
Зачем прием Малфою? Он, видимо, торопится представить ее в качестве своей жены. Торопится прилюдно унизить ее!
Она тешила себя надеждой, что найдется хоть кто-нибудь, кто не повторит утренней покорности мадам Малкин.
Мерлин!
Как же хочется вырваться отсюда! Пусть будет хоть один человек, который не побоится помочь ей!
Неужели, и правда, все Министерство прогнулось под Малфоем? Нет, этого не может быть.
Гермиона надеялась, что даже если этот ублюдок будет все время рядом, сможет достучаться, что ее спасут.
До нее донеслись смех и шум снизу. Девушка скосила глаза на дверь, словно пытаясь высмотреть сквозь дерево прибывших гостей.
Смех повторился. Гулкий, звучный.
Не малфоевский.
Адреналин зашкаливал…
Она подошла к большим дверям и нажала на золоченую ручку. И, что самое удивительное, та поддалась! Прерывисто и часто дыша, Гермиона неслышно выскользнула в коридор, крадясь на цыпочках к лестнице. Это было самым непростым, поскольку черные туфли на высоченном каблуке, любезно преподнесенные ей Малфоем, были, по мнению девушки, совершенно неудобны.
— Теперь в Парламенте хоть будет с кем иметь дело! — смеялся незнакомый голос. — Честно говоря, постоянно действовать от вашего лица несколько тормозило наши дела. Что ж, поздравляю, лорд Малфой! А то мы уж было заскучали…
Голос сделал многозначительную паузу, после чего раздалась буквально какофония мужских смешков.
Гермиона сглотнула.
Она присела на корточки, прижавшись к перилам. А там, в каминном зале внизу лестницы, были люди, приглашенные Малфоем.
Отчего-то ей стало страшно.
Послышался плеск и звон бокалов — у некоторых рабочая неделя начиналась просто отлично.
— Выпьем за лорда Малфоя и его триумфальное возвращение в Парламент! — другой голос, чуть выше.
Наверное, этот второй был моложе. Как знать.
— Кстати, о делах, — третий голос. Неприятный до дрожи. — С паршивой овцой, надеюсь, разобрались?
— Да, завтра его найдут в Лютном переулке. Похороны собираюсь запланировать на среду. Не стоит излишне тянуть с этим, — Малфой. Собственной персоной.
Его пренебрежительную интонацию она легко узнала.
— Как всегда, все схвачено, — опять первый голос.
— Это мой бизнес. И я решаю как вести дела, — холодно отозвался хозяин мэнора, и снова послышался звон стекла, сопровождаемый тостами «за лорда».
Аристократические отморозки…
— И все же мне хотелось бы отдельно отметить ваш дальновидный гений! Столь удачная, я бы даже сказал, выгодная женитьба… Героиня Войны!
— Напомните-ка мне, что там еще обещают? Какие награды?
Голоса засмеялись. Все смешалось — Гермиона была столь увлечена самим диалогом, что не различала, кому какая реплика принадлежала.
— Помимо ее счета в Гринготтсе? — Малфой.
Снова раздались смешки, сопровождаемые плеском выпивки.
Мерлин!
Она никогда не думала о себе, как о кладезе ценных привилегий! Да и с чего бы вдруг? У Рона ведь, такого же Героя войны, как и она сама, все уже было и без нее! Только ни ему, ни ей не нужно было ни место в Парламенте, ни ведение скрытых счетов в банке гоблинов, ни даже место присяжных в Визенгамоте!
— Говоря-я-ят, сам Крам зарится на ваш-ш-шу женуш-ш-шку… Она дей-ик-ствительно настолько красива-а-а, лорд Малф-ф-фой? — вдруг спросил изрядно пьяный голос. — Я слыш-ш-шал, с нее просто сносит крыш-ш-шу!
Первый или второй?
А может третий?
Гермиона сидела с закрытыми глазами, вслушиваясь в слова снизу. Дикий смех и постоянный звон бокалов мешали, иногда чуть ли не полностью заглушая беседу мужчин.
— О-о-о… да… Будьте… столь… любезны… лорд! — тут же браво отозвался нетрезвый гость.
Внизу что-то скрипнуло, и девушка бросилась в спальню, стараясь двигаться как можно тише.
Ведь если Малфой узнает, что она хоть слово слышала…
Он зашел к ней в комнату, резко распахнув дверь. Прямо-таки навалился на нее плечом, заставив ту гулко стукнуть о стену.
Гермиона вся буквально трепетала, стоя к нему в пол-оборота посреди спальни. Сердце ее отплясывало джигу, заставляя грудь разве что не вываливаться из огромного выреза вечернего платья.
Драко замер.
Он так и стоял на пороге, не в силах отвести от нее глаз, — сексуальна, красива, возбуждающа до дрожи.
И, самое приятное, она — его.
Его до неприличия дорогая игрушка!
Принадлежащая по всем правилам, соблюдая все законы. И, пусть не по своей воле, но она — его собственность.
Девушка испуганно смотрела на Малфоя. Напряжен, подтянут. Похоже, пьян…
— Подойди к зеркалу, — и Драко слабо кивнул в сторону, закрывая за собой дверь.
Гермиона запаниковала. Еще чуть-чуть, и у нее начнется истерика.
Она сделала два быстрых шага вперед, оказываясь прямо перед туалетным столиком. Малфой же неспешно, даже лениво, но совершенно ровно, подошел к ней, вставая сзади. Девушка чувствовала его рядом, видела их отражение.
— Смотри. Смотри, Гермиона, что носят Малфои. Смотри, как ты прекрасна! — он ощупывал ее глазами.
А голодные, жадные руки двигались по ее телу.
Та молчала. И даже комплимент не возымел на нее никакого воздействия. Гермиона затравленно смотрела в его лицо, стараясь держать себя в руках.
Поздний вечер. Свет дюжины волшебных свечей. Темное, не зашторенное окно спальни и темное, как глубокая и опасная вода, зеркало.
И там, в этой гладкой воде, отражалась она в своем насыщенно-синем платье. Белая меховая оторочка отбрасывала ей на лицо отсвет, делая бархатную сливочную кожу еще более нежной.
Нежная, мягкая, теплая — казалось, сама женственность отражается в тяжелом старинном зеркале.
Малфой кончиками пальцев коснулся отражения в зеркале, проведя линию.
А потом склонился к ее декольте, кладя руки девушке на талию в собственническом и жестком, как крепкий гоблинский замок, захвате.
— Я…
— Тихо. Нас ждут, но… — прошептал он, сильнее прижимая Гермиону к себе и зарываясь носом в ее распущенные волосы. Вдыхая их сладкий цветочный аромат.
Драко стал дышать чаще, гоня по венам тягучую пьяную кровь, его напряжение нарастало.
Сжать, ласкать, гладить хрупкое тело. Знать, что на нем только твои знаки, следы, отметины…
К драклам все!
Она же напряглась всем телом, боясь моргнуть.
Гермиона рефлекторно отклонилась от него, вытягиваясь грудью вперед, но Малфой лишь крепче сжал ее в своих насильственных объятиях.
Подчинить своей воле — и не важно, что хочет она. Важно, что хочет он.
Он провел кончиком носа по ее коже на шее, руками сжимая талию до синяков. Чувствуя, как дрожит девушка от его настойчивых прикосновений.
Внезапно штаны стали узкими, захотелось взять ее прямо здесь и сейчас! Войти в эту податливую плоть…
Вонзаться, насаживая и насаживая ее на себя!
Вот ее шумный выдох… И он буквально забился, как в припадке, — ладонями накрыл ее грудь, забираясь пальцами в вырез наряда. Касаясь вершин нежных сосков, щипая их, причиняя боль…
Она закусила губу от отчаянья, зажмурившись.
Нет! Нет! Нет!!
Мерлин!
Только не это! Не сейчас… сейчас надо к ним, к людям внизу…
Там ее спасут. Она верила в это!
Но Гермиона уже боялась сказать ему что-то против. Боялась возразить хищнику, чьей жертвой она стала.
Драко жадно целовал нежную тонкую кожу ее плечика, его жесткие пальцы снова спустились девушке на талию. Он вжимался в нее, показывая силу охватившей его похоти…
Она же не могла даже вздохнуть, чувствуя его желание.
Гермиона снова попыталась выгнуться, отодвинутся от него — от его рук, его тела — когда Малфой провел языком по ее шее, а потом резко дернул за волосы, заставляя ее откинуться назад, кладя голову ему на грудь.
Вырез ее платья был божественен…
К Мерлину всех, кто там внизу! К гоблинам! Когда она здесь, рядом…
02.04.2011 Глава 5. Напейся пьяною нашего гнева. (с) Часть первая
Здешние церемонии делятся на те,
что нужно проводить пять раз в день, один раз в день,
раз в неделю, раз месяц, раз в год, раз в десять лет,
раз в сто лет, раз в тысячелетие и так далее.
Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»
(перевод Ю. Змеевой)
Вожделение проснулось в недрах Малфоя чудовищем, неприятно заиграв бледным шрамом у виска.
Драко оскалился.
Он чувствовал, как бешено колотится ее маленькое храброе сердечко. Видел страх и мольбу в ее карих глазах. Слышал, как прерывисто и рвано она дышит.
Его маленькая, милая, беспомощная куколка.
— Ты права, — прошептал Малфой, сильнее прижимая Гермиону к себе. От него пахло алкоголем и табаком. — Но они подождут…
Гермиона замерла. Взгляд ее забегал по комнате, ища спасения, а в горле все будто обдало огнем, когда он выдохнул ей прямо в губы.
— Смотри, как ты прекрасна! — повторял он будто в исступлении. Словно она не девушка рядом с ним, не живой человек, а статуя некого божества. — Сейчас я сделаю тебя еще прекрасней.
И Драко ласково провел рукой по ее волосам, тем самым отпуская их. Он поцеловал — будто лизнул, попробовал на вкус — ее в шею, после чего на миг отстранился.
Мерлин!
Он пугал ее своим вожделением! Своей похотью! Своей…
«Ну, когда же прекратятся его домогательства?!» — стонала она, а внутри все сжималось, завязывалось узлом.
Гермиона скосила глаза в сторону и увидела, как Малфой, продолжая второй рукой придерживать ее за талию, достал из левого верхнего ящика трюмо деревянную шкатулку. Темная, лаковая, с маленьким серебряным замочком; обтянутая черным бархатом внутри, который выгодно оттенял синий свет огромных сапфиров ювелирного гарнитура. Драко легко взял одну сережку и, поправив распущенные локоны, аккуратно вставил тяжелое украшение в ушко девушки.
Почувствовав, как оно оттягивает мочку, как драгоценный металл холодит кожу шеи, Гермиона стояла, не в силах пошевелиться; по телу неприятной волной поползли мурашки.
— Серьги выполнены из золота 585 пробы и украшены 126 бриллиантами круглой огранки с 57 гранями, общим весом половина карата, — с хрипотцой говорил он, одевая ей вторую сережку сильными, ухватистыми пальцами. — Главные камни — это шесть ярких сапфиров, общим весом почти два с половиной карата. Длина украшения составляет около двух дюймов.
Девушка в оцепенении смотрела на себя в зеркало.
Безумное украшение. Явно старинное. Оно… шло и не шло ей одновременно. Как можно осмелиться, как можно посметь надеть такую красоту? Такое изящество и богатство?!
— Про обладательницу этого украшения, которой прежде была моя мать, — продолжал Драко, заставив Гермиону вздрогнуть, — можно сказать, что она благородна и соблазнительна, тепла и обаятельна. А также, обладает неповторимым вкусом. Обладала, — тут же поправился он.
Малфой мрачно ухмыльнулся, ловя ее взгляд в отражении зеркала, и положил массивное колье на шею девушки.
Щелкнул замочек. Ощущение, что посадили на цепь. Как собачку. Маленькую комнатную собачку.
Гермиона затрепетала.
Нет, это все сон! Этого просто не может быть! Камни ослепляли…
— Колье выполнено в той же форме, что и серьги, из золота 585 пробы и украшено 63 бриллиантами круглой огранки с 57 гранями, общим весом в четверть карата. Три сапфира, с весом чуть более карата.
Божественный гарнитур. Королевский. Кто она, чтобы носить это?
Да и не нужно ей никакой роскоши! Она просто хочет домой, в свою уютную маленькую квартирку! Это поместье угнетало ее, оно напоминало слишком о многом.
Воспоминания калейдоскопом завертелись у Гермионы перед глазами: пытка, Беллатрикс, слишком много крови вокруг…
— Отец подарил его моей матери в честь дня их свадьбы, — Малфой тяжело опустил руки на плечи девушке, чуть надавив на них, тем самым прижимая ее спиной к своей груди. — Это древнее фамильное украшение. Ему уже несколько сотен лет, — он будто ласкал языком ее ушко, прижимаясь все сильнее. Стараясь вжаться в нее всем своим телом. — Теперь оно твое. Я дарю его тебе, Гермиона. Ведь именно его получали в дар входящие в род юные девы.
Она вздрогнула, когда он назвал ее по имени.
Неприятный холодок коснулся спины при его упоминании о «юных девах» — определенно, Малфой опять хочет унизить ее.
Драко, казалось, не заметил ее дрожи — заставляя девушку трепетать каждый раз, когда он касался пальцами кожи ее шеи, плеч, груди, Малфой собрал несколько прядей ее волос. И, продемонстрировав отражению зажим из тонкой проволоки серого металла, украшенного бриллиантовой пылью, заколол тугие кудри на затылке.
Да, он чувствовал себя господином, и это осознание собственного всемогущества растекалось по его венам, смешиваясь с пьянящим алкоголем. Гоняло тяжелую, дурную кровь все сильнее и сильнее — вожделение накрыло его удушающей волной.
Ее огромные и испуганные карие глаза, в которых мерцали искорки, будто Гермиона вот-вот готова заплакать. Длинные каштановые волосы, небрежно собранные сзади шпилькой, обрамляли нежное личико. Чистая белая кожа щек и груди, оттеняемая яркой синевой сапфиров и горностаевым мехом. Насыщенное синее платье, которое собирало весь образ воедино.
И огромный, в форме змеи, перстень с рубином на ее безымянном пальце, ядовито выделяющийся на фоне безмятежного и утонченного вида Гермионы. Словно окова, которая держит ее в повиновении и заставляет трепетать.
Драко смотрел на девушку в зеркале и сходил с ума.
Его радужки посветлели, наливаясь странной одержимостью и похотью. Черты лица, казалось, ожесточились, стали напряженнее — будто Малфой перекидывался из человеческого облика в другое существо. Похотливое, распущенное, развратное…
Все перестало существовать — осталась лишь она. И его безудержное, дикое и яростное желание обладать ею.
Здесь и сейчас.
Малфой накинулся на девушку, резко развернув ту к себе. Он впился в губы Гермионы, кусая и посасывая их, с каждым мгновеньем пьянея еще больше. Его заводили ее слабые попытки оттолкнуть его от себя, а маленькие кулачки, бившие Драко в грудь и по рукам, отдавали болезненной пульсацией внизу.
Сломать, растоптать, покорить, подчинить, чтобы и не мыслила противиться.
«Хотя нет», — метался его разум. — «Пусть не покоряется. Пусть бунтует, так еще слаще, еще запредельнее…»
Мерлин!
Гермиона задыхалась.
От нехватки воздуха и от страха.
Он снова… снова… захочет… сделать ЭТО с ней?
Да что же он за животное?!
— Хозяин, ваши гости просят сонного эля эльфов(1), — совершенно безучастно отрапортовал появившийся домовой эльф. — И ждут вас, хозяин.
Драко на миг замер, отстраняясь от девушки.
— Да… — разочарованно и зло выдохнул он.
Его хватка стала ослабевать, и Гермиона, воспользовавшись моментом, выскользнула из кольца его рук, в два прыжка оказавшись позади домовика, в массивных дверях спальни. Она благодарила Мерлина и судьбу и обещала себе как минимум расцеловать завтра эльфа. Хотя, тот вряд ли оценит. Слишком уж предан своему хозяину.
Гермиону передернуло, когда встретилась с взбешенным взглядом Малфоя.
— Я с тобой еще не закончил, — проговорил Драко сквозь зубы и, яростно схватив девушку за руку, так, что завтра наверняка будут синяки, потащил ее по коридору к лестнице.
Но ту это не волновало.
Сердце девушки неистово колотилось, разрывая грудь изнутри. Гермиона жаждала оказаться внизу. Она надеялась увидеть знакомое лицо, надеялась, что сможет достучаться, и ее спасут. Она уже лелеяла мысль о своем скором освобождении из этой проклятой тюрьмы.
Вниз, скорее вниз!! Там спасение! Там люди — не похотливые скоты, как Малфой, а люди! Ее спасут. Ее обязательно спасут…
Жесткие линии подбородков, непроницаемые глаза — самцы, готовые всех порвать на своем пути, живущие только инстинктами. Урвать лучший кусок, забрать себе самую красивую самку, разорвать слабого. И они пили за своего хозяина.
За ее хозяина. Ее супруга и сюзерена.
Подлые и гнусные ублюдки-аристократы, что поднимали бокалы за Малфоя. За его финансовый гений, за его безжалостность в их нелегком и опасном бизнесе, за его мгновенную реакцию и быстрые решения.
И она хотела просить помощи у них?! Наивная! Гермиона оцепенела, сделав последний шаг. Оказавшись посреди каминной залы.
И что теперь дальше?
Дура, полная и непроходимая дура!
Ей стало не по себе. От этой ее неуместности в обществе, частью которого она не является. И никогда не являлась — она же магглорожденная, она далека от правил их жизни. Никогда не поймет и никогда не примет.
Да и, в конце концов, нужно быть откровенной — она чужая в их купленном мире, где нет ходу таким понятиям, как благородство, порядочность, честность…
Что она делает здесь, в Малфой-мэноре, среди всех этих чистокровных выродков?! «Отпустите меня!» — умоляли ее глаза. Но кто смотрел в них?
— Миссис Малфой, — привстал один из трех гостей. — Мы так рады, что вы…
— Миссис Малфой! Вы просто ош-ш-шеломительны! — девушка узнала самый пьяный голос. Мужчина чуть поклонился, едва не свалившись с кресла и не расплескав эль на ковер под гулкий хохот остальных.
Гермиона недвижимо стояла в нескольких футах от лестницы, во все глаза наблюдая за гостями, членами Парламента, и невозмутимым Малфоем.
Словно и не было той вспышки безудержной похоти в спальне. Не было неистового желания, которым он прожигал насквозь.
Ничего не было.
Холоден и непоколебим.
Драко неспешно подошел к небольшому столику и, изображая из себя гостеприимного и внимательного хозяина, сам подлил эля в кубки своих коллег. Те благодарственно закивали, продолжая пожирать Гермиону глазами.
Алкоголь дал о себе знать — здоровым мужчинам нужна была женщина, чтобы удовлетворить желание.
Она видела, ощущала их вожделение. Мерлин, как же страшно! Никогда ей не было так страшно. Безумно страшно!
Во время финальной битвы она просто не задумывалась об этом — адреналин зашкаливал. Все происходящее тогда — под пеленой одного слова. Убить.
Да, в плену егерей было страшно… но не так. Она была не одна, и на нее возлагалась миссия, как и на всех них. Это подстегивало. Это не давало страху полностью овладеть ею.
А сейчас было жутко. Дикая, чужая похоть обволакивала, ядом растекалась по телу, оставляя ощущение грязи. Густой, липкой грязи.
— Красива, молчалива… Где же вы, лорд Малфой, отыскали такой дивный, нежный цветок? — продолжали смеяться ублюдки.
Гермиона оказалась в Аду.
Земля разверзлась, и сейчас она стоит на Первом круге. Казалось, еще слово — и мука станет страшнее.
— Подойди ко мне, Гермиона, — мягко позвал ее Малфой, усаживаясь в высокое кресло из темного массива дерева.
Спокоен, собран. Но все это напускное — она чувствует и знает, за простыми словами таится угроза. И за неповиновение ожидает физическая расправа.
Драко так же, как и его гости, неотрывно следил за девушкой. За каждым ее движением, каждым ее взглядом, даже вдохом. Пожирал ее, с головой погружая в собственное же грязное и развратное безумие.
Второй круг.
Похоть была в его глазах. От него так и исходило обещание скорого реванша, за отказ в спальне. Или следует копать глубже?
Кстати, откуда в каминном зале мебель? Еще днем ничего не было — только кушетка и рояль, которые сейчас были немного сдвинуты ближе к стене.
Девушка, словно в забытьи, сделала шаг в сторону Малфоя, чем вызвала усмешки на лицах гостей. Она не знала, что ею движет, но начала двигаться к нему.
— Иди ко мне.
Гермиона сделала еще шаг. Еще. Еще.
Он следил, как она покачивает своими округлыми бедрами, как высоко вздымается ее грудь в такт ее сбитому дыханию.
Девушка была готова сорваться. Убежать, закричать — да хоть что-нибудь сделать! Но оцепенение, сдавившее легкие, и ненавязчивое жжение на шее сзади…
Еще шаг.
— Садись, — и Драко похлопал себя по бедру.
Он издевается. Хочет ее унизить. Хочет выставить ее посмешищем!
Мерлин…
Да он делает из нее потаскушку!
— Легкая форма успокоительного. В вине, за завтраком, — прошептал он ей на ушко, аккуратно поправив прядку каштановых волос, как только Гермиона оказалась у него на коленях. Второй рукой он придерживал девушку за талию. Почти как несколько минут назад перед зеркалом. — Сиди смирно.
Ледяной безжизненный голос предостерегал.
Но она уже улавливала его интонации: в этих, как могло показаться, холодных и чуть презрительных нотках было сокрыто яростное, дикое, необузданное желание.
И она чувствовала… она сидела на символе его возбуждения — Мерлин, у него стояло! Здесь и сейчас!
Гиппогриф задери, что он хочет от нее?!
Гермиона болезненно сглотнула, деря сухое, будто обожженное, горло.
Они все смотрят на нее…
Мир окончательно превратился в Ад, когда Гермиона поняла, что Малфой забрался рукой ей под юбку.
Дыхание перехватило, когда она почувствовала его холодные жесткие пальцы на внутренней стороне бедра. Когда эти пальцы поползли выше, когда с легкостью отодвинули крошечный кусочек нижнего белья.
Хотя он и сам не знал, зачем затеял эту игру. Просто желание почувствовать руками ее мягкую, нежную плоть напрочь переклинило здравый смысл.
И ведь она знает, и он знает, что она ничего не может сделать — ее тело словно одеревенело. Просто перестало повиноваться ей. И эта вынужденная покорность доставляла ему блаженство.
Малфой тихо, утробно зарычал, скользнув средним пальцем под шелковую ткань ее трусиков.
Гермиона вся сжалась от смущения, стыда и омерзения, нахлынувшего на нее вместе с этими тактильными ощущениями. А самое главное, гости ведь тоже не дураки и понимают, чем Драко занимается. Что его рука делает у нее под юбкой. И почему она так выгибается… стараясь избежать очередного прикосновения внутри себя.
Девушка подняла на них глаза, и ее тут же окатило чужеродной вожделенной волной. Ее ошпарили, будто кипятком, их плотоядные усмешки и жадные голодные взгляды, которые эти выродки кидали на нее и ее платье. На юбку ее платья. И Гермиона поняла: они, эти гнусные и продажные твари, догадались, что Малфой у нее в трусах.
Мерлин…
Да у них слюни текли!
Ком застрял у нее в горле, а тело сковала липкая волна паники, когда Драко полностью отодвинул ее трусики, накрывая вожделенный участок ее тела своей рукой.
Два пальца…
Гермиона сжала зубы от напряжения.
От стыда.
И еще одним — большим — он, ни сколько не смущаясь, ласкал ее… При этом, казалось, сам испытывал безумное удовольствие — на лбу у него выступила испарина. Малфой все время облизывал губы, глаза заблестели.
Мерлин! Мерлин, Мерлин!!
Она снова дернулась, пытаясь увернуться от его пальцев.
— Ты… сволочь… — выдохнула Гермиона, когда Малфой наклонился к ее декольте, поцеловав в шею. Пальцы его погружались все глубже. — Сволочь.…А твои гости… извращенцы, — прерывисто шептала она, а ее тело дрожало.
И в ответ лишь его наглая самодовольная усмешка.
— Ты в моей власти, — тихо сказал он, надавливая сильнее, отчего девушка опять выгнулась; но не от экстаза, как виделось со стороны. Гермиона хотела лишь, чтобы он был как можно дальше от нее.
Пьяные гости — о, Мерлин! — сами были готовы сорваться с места и сейчас же наброситься на нее. Их растянутые улыбки и высунутые языки тоже обещали ей то самое, «неземное наслаждение». В глазах каждого неистовым пламенем полыхало огромное желание оказаться на месте Малфоя.
И ни капли стеснения…
— Она так возбуждает, — приглушенно проговорил один из голосов.
— Лорд Малфой, она же послушная, м-м-м? — вторил второй гость, залпом опрокидывая кубок с элем.
Драко резко отпрянул от нее, грубо высвободив свою руку, отчего отодвинутая ткань трусиков полосонула Гермиону по нежной коже, и буквально скинул девушку с колен. Та, не успев смягчить падение, упала на ковер, засаднив руки.
— О, да… Очень послушная, — процедил он сквозь зубы, доставая палочку из внутреннего кармана пиджака.
Глаза его были сужены, желваки напряжены, а неприятный шрам рисовался слишком яркой и отчетливой рваной линией, стекая из глубоких морщин на лбу. Губы сжаты в тонкую полоску, а из-под них так и жаждут показаться клыки…
И все это перекрывала жгучая похоть.
Получить женщину, здесь и сейчас! Не важно, кто здесь. Не важно, что хочет она. Важно лишь то, что хочет он! И он это получит!
Здесь и сейчас!!
Гермиона же в напряжении следила за его движениями. Все в ней буквально кричало — опасность! Сейчас что-то будет!!
Его волчий оскал.
— Сделай мне приятно, — властно приказал Малфой.
Гости сдавлено прыснули, заново наполняя бокалы.
«Мерлин, о чем это он?» — недоумевала девушка.
— Давай, докажи, как ты любишь меня, — продолжал он, направляя на нее волшебную палочку. — Ты же покорна, правда? Ты же послушна? Ты ведь умеешь? Хватит ли талантов у самой умной ведьмы столетия, чтобы доставить удовольствие своему супругу?
Она отползла на пару шагов назад, но Малфой все равно нависал над ней. Аристократы словно и не замечали того, что происходило у них под носом. Будто все так и должно быть…
Все они присутствовали на спектакле, под названием «сцены из семейной жизни лордов и леди».
«Чистокровные ублюдки!», — зло думала Гермиона, опасливо косясь в их сторону. — «Интересно, у вас тоже есть свои гребаные Кодексы, твари? Что хочет от меня этот безумец? Что он хочет, чтобы я сделала?!»
— На колени.
Ей послышалось?
Он же не заставит ее делать ЭТО? Ну, не при всех же? Она не может, она не хочет… Это просто какое-то безумие!
— Гермиона, на колени. Ну же, смелее. Ты ведь у нас гриффиндорка! Давай, возьми его в рот!
Вкус собственного имени на его губах… И никогда еще «гриффиндорка» не звучало так издевательски. Нет, она никогда не привыкнет к этому! Да какое там привыкнуть?! Она сбежит! Определенно сбежит! Скоро!
Девушка лишь прерывисто и тяжело дышала, чувствуя, как лихорадочно бежит по венам кровь. Она была не в силах выполнить то, что он требовал…
Нет, нет и еще раз нет!
Не перед ними! Не перед этими гостями!!
И он знал это. Но его желание пересилило. Напрочь сорвало все мыслимые и немыслимые барьеры.
Драко, чуть небрежно перебросив в руке палочку, размеренно отдал свой бездушный приказ:
— Империо.
Так просто — и она, сама не своя, становится на колени перед ним. Поднимает руки, тянется к его телу.
Унижение топило Гермиону, она захлебывалась в нем, ей не хватало воздуха, но проклятие подвластия не оставляло ей шанса. Она сопротивлялась изо всех сил, до головной боли пытаясь вернуть контроль над своим телом; но она проиграла этот бой с самой собой.
Поиграла, и не в свою пользу.
А когда Малфой расстегнул брюки, она поняла, что сейчас будет. Он не шутил — это действительно произойдет!
«Нет, только не это! Встань, встань, тряпка! Сорвись с места, не починяйся!» — буйствовал голос разума.
Но тело ей ответило только дрожью, из аккуратно очерченной ноздри появилась капелька крови.
«Бедняжка», — ехидно думал Драко, приказывая девушке дотронуться до него, прикоснуться. — «Неужели никакого опыта с Уизли? Хотя, думаю, сеанс публичного минета не входил в их расписание».
Но скоро робкая ласка тонких пальцев отвлекла его, и он сосредоточился только на своих ощущениях.
Гермиона закрыла глаза, пряча слезы, но звонкая пощечина заставила ее передумать. Она с нескрываемой яростью смотрела на него, и в этом взгляде было все — она обещала ему смерть.
Драко тихо рассмеялся, и морщины его сгладились.
«Вот так, грязнокровка, здесь все будет, как я хочу», — вел Малфой свой внутренний монолог. — «Подними на меня свои глазки! О, да-а-а… У тебя нет больше роскоши закрыть их и остаться наедине со своей болью и унижением. Ты моя и только моя. Теперь нет твоего мира, нет твоего горя. У тебя есть теперь только Я!»
Из носа Гермионы тоненькой струйкой шла кровь, очерчивая разомкнутые губы. Зверь внутри Драко плотоядно облизнулся — она смеет сопротивляться даже под Империусом! Мерлин, как же он хочет ее! Его вожделение было практически невыносимым…
Сейчас же погрузиться в нее, немедленно!
Малфой, следя за своими деловыми партнерами, довольно застонал, чувствуя мягкие и ласковые губы.
Он понимал, что это лишнее — это показательное унижение, — но не мог совладать с собой. Он видел, как возбудились его гости, и внезапно это взбесило его. Эти дракловы аристократы, заседающие в Парламенте, видели его жену, стоящую перед ним на коленях, а во рту у нее…
Недоноски уже давно спрятали руки в карманах и украдкой ласкали себя, наблюдая за его нежной, невероятно сексуальной женой.
Мир окрасился в багровые краски, Драко сжал кулаки. И даже нежные движения девушки не доставляли того блаженства, как мгновенье назад.
Нет, она — его собственность, и он не ревнует. Откуда ему знать такое слово? Но когда Малфой заметил, как жадно смотрят на них его гости, смущенные картиной происходящего, как прячут глаза, но все равно продолжают смотреть, как напряженно дышат, словно их тела уже находятся в объятиях шлюх.
Драко прикрыл глаза, поняв, что перегнул палку. Ему нужно было совсем другое. Ему нужно было их уважение перед миссис Малфой, а что теперь?!
Только он может ее унижать, насиловать, бить, если потребуется. А для других она должна быть недосягаема.
Она — его!
Тихий всхлип будто отрезвил Драко, снова вернув в мир сладостных ощущений. Да, он все понял. И сейчас он исправит свои ошибки.
Малфой расслабился, наблюдая, как елозит перед ним Гермиона, как она плачет. Как слезинки рисуют мокрые дорожки. Как ритмично двигается ее голова, как губы скользят по его плоти — это все было так сладко. Запредельно сладко. Приготовив палочку, он, наконец, успокоился. Схватив девушку за волосы, Драко отдался-таки ритму, который сам же задал.
И кончил.
Лицо мое было мокрым от слез, внутренности сбились в комок и подпирали горло. Я была совсем без сил и уже плохо соображала, почти теряя сознание. Пришла в себя, когда в горло мне ударила густая струя, потом вторая, третья…
Мой кашель отрезвил нас…
Драко тут же отстранил ее, застегивая брюки и снимая действие заклинания. Девушка, не веря в происходящее, рассеянно опустилась на пол, уставившись куда-то в одну точку. По подбородку ее стекала вязкая сперма, капая на меховой воротник и на грудь, стекая теплой струйкой внутрь декольте.
— Иди наверх, приведи себя в порядок. Жди меня, — распорядился он, рывком подняв Гермиону на ноги.
Та, скорее по инерции, нежели понимая, что делает, направилась к лестнице. В голове у нее билось лишь одно слово: «унижена». И еще: «Так больше не может продолжаться! Надо что-то делать!»
— Обливейт, — пауза. — Господа миссис Малфой я представлю Вам в другой раз, — сквозь вату и туман, окутывавший ее, услышала Гермиона властный голос Малфоя, когда ей оставалось всего несколько ступенек.
Но то, что пьяные гости ничего не вспомнят, ее мало успокаивало.
Ее тело охватила дрожь, колени саднили, рот переполняла зловонная слизь этого ублюдка, грудь была перепачкана.
Мерзкая грязнокровка…
Да, теперь она грязная! Как он хотел, как всегда ее называл! Никогда больше она не сможет, высоко подняв голову, смотреть в зеркало.
Она растоптана, она не чиста.
Последний, третий, хлопок — и еще один ублюдок, возомнивший себя аристократом, покинул Малфой-мэнор. Тишина…
Гермиона сидела у стены, просто съехав по ней спиной. Сил идти куда-то дальше, делать что-то, выполнять ЕГО приказы не было. Послав всех к дементорам, она сплюнула прямо на паркет, утеревшись платьем.
Да к гоблинам это гребаное платье! Несколько тысяч галеонов? Да пропади они! С ее одеждой-то Малфой не церемонился!
Девушку передернуло. Опять ОН!
Слез больше не было. Пелена постепенно спадала с глаз, а руки сами сжимались в кулаки, отчего ногти болезненно впивались в ладони, — Гермиона прямо-таки всем телом ощущала, как зелье, подлитое ей за завтраком, прекращает действовать.
Легкая форма успокоительного?
Что за чушь! Средняя форма Империуса — вот, что это за настойка!
«Ты сгниешь в Азкабане, подонок!» — обещала она сама себе, остервенело вытирая грудь юбкой платья. — «Ты сдохнешь, как и твой папочка!»
Ярость волной поднималась из глубин сознания, разливаясь приятным огнем по венам, будоража и отрезвляя.
Но ощущение липкого семени на груди не исчезало. Казалось, оно только размазывается, и теперь все тело было в нем.
Гермиона зарычала. Она сейчас же пойдет к нему и убьет его — смоет сперму его чистой кровью.
Снизу доносились хлопки и звон разбитого стекла.
Пора со всем этим разобраться.
— Зачем ты спустилась? — Малфой даже не посмотрел в ее сторону.
Кресла исчезли, и он, развалившись на кушетке с бокалом вина в руке, вытаскивал второй рукой мысли, после чего небрежно стряхивал их с палочки в Омут Памяти. Громоздкая чаша из червленого серебра практически целиком занимала оставленный в каминном зале небольшой столик.
— Я. Хочу. Домой, — ровно отозвалась девушка, хотя внутри у нее все кипело, бурлило ненавистью и жаждой крови.
А она уже и забыла, как это — так сильно ненавидеть… и хотеть жить.
— Никуда ты не пойдешь. Оставь меня, пока я добрый, — отмахнулся от нее Драко, избавляясь от еще одного воспоминания.
Добрый?!
Гермиона напряглась, готовая в любой момент сорваться с места и съездить по лицу этого надменного ублюдка.
— Ты… — тяжелый и рваный выдох. — Гаденыш… — еще один. — Ты унизил меня… — еще. — Перед всеми!
Драко даже не обратил внимания на то, что она повысила голос.
— Они ничего не вспомнят, — Малфоя, казалось, совершенно не интересовало происходящее. Он был слишком увлечен Омутом.
Мерлин, правда же! Заклинание полностью уничтожило их воспоминания!
— Небольшой театр в тесном кругу аристокр…
— Аристократы НИКОГДА так себя не ведут!! — Гермиона сорвалась. — Настоящий аристократ и джентльмен никогда даже не помыслит о том, чтобы поднять руку на женщину! Аристократы не заставят свою любимую «женушку» отсосать на потеху публике!!
— Скажи мне, Малфой, — она сделала ударение на его фамилии, буквально выплюнув, как нечто неприятное. Он прав, Гермиона давно превратила «Малфой» в ругательство. —
Скажи, Люциус тоже бил твою мать? Заставлял ее унижаться? Скажи мне, Малфой, он также ВОСПИТЫВАЛ ее?!
Драко поднял голову и увидел их — эти глаза, полные боли и страдания. Самые прекрасные глаза на земле.
В горле тут же пересохло…
Он не верил, что такое возможно, — в его жизни никогда не было таких женщин. Его милая, прекрасная мама всегда была для него ангелом, а ангелы не видят грязи. На Слизерине рядом были соперники по интригам, по подлостям, там были шлюхи. А здесь — в ее карих глазах он видел страдание, горе, обиду. И все это выплескивалось на него, как лавина, сметающая все на своем пути.
Малфой тут же закрылся, пытаясь убедить, что она такая же, как все эти женщины, понятные для него.
Но почему же Нарцисса выбрала ее — среди всех выбрала гребаную грязнокровку? И ведь он тоже ее выбрал. Тогда? Сейчас? Этот взгляд… Она так напоминала ему маму…
Нет, все не правда! Она ведь не может испытывать такой боли!
Гермиона чувствовала, как ее прошибает пот, как дрожат коленки, как пульсирует венка на виске, но она уже не могла остановиться.
Сейчас! Нужно сделать это сейчас!!
— Не знаю, — спокойно ответил Драко. — Когда я родился, родители жили уже долго; и мама была идеальной женой, идеальной матерью и идеальной хозяйкой. Что ты хочешь еще услышать?
У нее словно выбили почву из-под ног. Он… он не отрицал! Может, его отец тоже порол и насиловал прекрасную Нарциссу?
— Мир жесток, Гермиона. Неужели ты еще не поняла этого? Хотя, да, когда? И где? У Уизли? — Малфой приподнялся с кушетки, поставив недопитое вино на пол. — Мужчины по сущности своей доминантны и склонны к насилию, — он оскалился. — Любому насилию.
«Бум, бум», — гулко билось ее сердце.
— Тебе еще повезло, я о тебе забочусь. Ты имеешь высокий общественный статус, достаток, дом. Не имеешь только одного — ничего своего! Для тебя важно уяснить, Гермиона, что сейчас ты служишь мне и моей семье, и все. Больше в твоей жизни ничего не будет, только я. И наши дети.
Он встал и принялся расстегивать рубашку, ловко орудуя своими длинными и тонкими пальцами. Гермиона, в замешательстве, пятилась назад, к лестнице. Казалось, выпитое спиртное развязало ему язык, и ему хотелось поговорить.
Или только казалось?
— Мы склоны к контролю над своим, — продолжал Малфой, наблюдая за своей жертвой. За ее внутренними метаниями. За страхом, проступающим сквозь ярость. — Жена это статус. Это внешность, достоинство мага. И только.
— Замолчи!
— Ты все еще витаешь в облаках, Гермиона? — наступал он. — Конечно! Война закончена, мы победили, можно расслабиться! Не так ли? Жизнь — сказка, а мужчины-маги — принцы на белых единорогах?
Маленькая наивная дурочка!
Гермиона сделала еще шаг и уперлась спиной в перила. Сердце пропустило удар, отозвавшись гулкой пустотой в ушах.
— Тебе следует усвоить, что школа закончилась. Здесь замужество — это все. Никто не поможет тебе теперь, как раньше, когда Потти и Вислый, — Драко скривился, и шрам блеснул тонкой белой линией, подобно лезвию, — спасали тебя на каждом углу. Мы уже не в Хогвартсе, где ты была лучшей в Трансфигурации. Отличница! А сосешь хуже слизеринских двоечниц.
Едкий, нахальный голос. Взгляд, полный желания, смешанного с безудержной и неутолимой жаждой.
Опять и снова!
Кровь отхлынула от ее лица — стыд за публичный минет напомнил о себе.
«Не верь, ни единому слову не верь!» — упорствовал ее разум. — «Так не бывает — лишить человека всего! Надежды, веры, свободы!»
— Да как ты смеешь! — зашипела девушка, сжимая кулачки. — Я ни одному твоему слову не верю!! Ладно, Гарри ты не перевариваешь, он тебе не показатель, не аристократ. Ладно, Рон для тебя нищеброд; но они никогда не заставили бы меня сделать… сделать… ЭТО на публике! Настоящие мужчины другие!!
— Да-а-а? — лениво протянул Малфой, кладя расстегнутые запонки на столик рядом с омутом памяти. Его забавляла сама ситуация — он учит всезнайку Грейнджер жизни! Пять баллов Слизерину!
— Виктор Крам, он аристократ, — сказала Гермиона победно. — Он был ко мне предупредителен, всегда вежлив и нежен. Да он меня пальцем не тронул!! Всегда заботливый и предупредительный!
Драко опешил.
«Крам? Вот как она думает о Краме?» — гадкая и жестокая усмешка отразилась на его лице.
— Пора тебе открыть глаза на твоего Крама, — и Малфой махнул рукой, подзывая Гермиону к себе.
Та стояла как вкопанная.
— Ну, иди же. Я лишь покажу тебе пару воспоминаний, — ласково пропел он, кивнув на Омут Памяти. — Не бойся.
«Бояться?» — встрепенулась девушка. — «Пусть сам меня боится!»
И, плотно поджав губы, подошла к столику, нагнувшись над чашей. Что такого этот заносчивый хорек может показать ей?
Мир завертелся, и вот она уже стоит позади двух высоких кресел.
Гермиона сразу узнала комнату, в которой оказалась, она ведь даже была здесь несколько раз — это гостиная в замке Виктора. Сам же хозяин поместья громко вещал нетрезвым голосом какие-то дракловы непристойности, уповая на понимание и стойкость своего собеседника.
Девушка обошла зал по периметру, оказавшись перед мужчинами.
— Но сделка удачна… — лениво протянул Малфой, после чего они с болгарином снова чокнулись. — Еще несколько, и можно будет закрывать брешь.
Крам довольно кивнул, опять разразившись руганью:
— Эта контора мне хорошенько заплатит за свои грязные дела, — и он отхлебнул из кубка, пролив немного на себя.
Драко поморщился.
— Заплатят, куда они денутся. Выпьем!
И мужчины в который раз довольно зазвенели, плеская вино во все стороны.
— Кстати, с нашей последней встречи твой английский вырос на порядки, — заметил Малфой, когда хозяин замка отдал распоряжения относительно новой бутылки.
— Есть немного, — нахмурился болгарин. — Чего не сделаешь, ради женщины.
Малфой с интересом наблюдал за ним, а Гермиона — за ними обоими.
Мерлин, Виктор собирался жениться? А почему она ничего не знает об этом?! И Малфой, Малфой… Кругом этот вездесущий Малфой! Слизеринский хорек!
«Он так хорошо общается с Виктором?! Они друзья?» — недоумевала девушка, жадно ловя каждое слово мужчин.
— И кто же посмел тебе отказать? — спросил Драко, подливая Краму вина.
— Ты, должно быть, помнишь ее. Ведь ты же учился в Хогвартсе, когда Тремудрый Турнир был?
— Да, на четвертом курсе.
— Точно, глупый вопрос, — и они усмехнулись, звонко чокаясь.
— Так что, она из Хогвартса? — Малфой откинулся на спинку кресла, закидывая ногу на ногу.
Виктор рассеянно кивнул, делая очередной глоток.
— Да. Она тоже тогда была на четвертом курсе. Она с Гриффиндора. Гермиона Грейнджер. Мы были парой на балу. Святочный, вроде, нет?
Драко опешил.
Смотря на Малфоя, Гермиона поняла, что ее общение с Виктором для него стало новостью. И, судя по всему, не особо приятной неожиданной новостью.
Как давно они общаются? Что за дела у них? Что за бизнес?
Да что вообще здесь происходит?
— Грейнджер?!
— Да. Я сегодня был в Лондоне, встречался с ней…
— Нет, подожди, — перебил его Драко, замотав головой. — Неужели Грейнджер?! Грязнокровка? Ты хотел сделать ей предложение?
И он зашелся смехом. Легким, расслабленным смехом, без тени злости, жестокости и надменности. Это было так… странно.
Гермиона, как и Виктор из воспоминания Малфоя, уставилась на него во все глаза.
— Подожди, подожди, — он пытался справиться с внезапным приступом. — Грейнджер… Нет, но это же Грейнджер!
— Да, она магглорожденная, но сейчас это мало кого волнует, — пожал плечами болгарин. — Пойми, я запал на нее. И бонусы, как героиня войны… Как же она хороша, как нежна… Настоящая английская роза!
— А-а-а, теперь я тебя понимаю!
И мужчины, отсалютовав друг другу, пригубили вино.
— Так вот, был в Лондоне. Хотел сделать ей предложение… А эта… дрянь встретилась со мной и с радостью, гадина, показывает мне это драклово кольцо, которое ей Уизли подарил!
— Уизли?
— Ага, Уизли.
— Ты меня все удивляешь и удивляешь, — усмехнулся Драко. Слова его прямо-таки сочились сарказмом. — Грейнджер и Уизли. Кто бы мог подумать?
Гермиона не верила своим ушам.
Нет, этого просто не может быть!!
Она же не знала тогда! Она помнила эту встречу. Ну почему, почему нельзя вернуть все назад? Она бы все исправила!
Она бы…
— Да. И я сидел, как дурак. Держал в кармане кольцо, наше фамильное кольцо, хотел подарить этой дряни. И улыбался. Обещал быть на свадьбе. — Виктор грязно выругался. — Ведь, гадина, запала она мне! Понимаешь? Запала!
— Понимаю, Вик, — Малфой похлопал его по плечу, и загадочно улыбнулся. — Понимаю. Гадина.
— Была бы болгарка, — продолжал Крам мечтательно, — а не англичанка, прости Драко, я бы ее за волосы и в поместье притащил… А тут гоблинова политика, межнациональные отношения, пикси с ними.
Перед глазами все поплыло.
«Нет…» — выдохнула Гермиона. — «Нет… Это не правда! Это не Виктор! Этот человек не может быть ее Виктором!»
— Да… Была бы она из Болгарии — притащил, и не пикнула бы, — мужчины снова чокнулись. — И дальше все, как у нас положено: пока бы пять сыновей не нарожала, я бы ее в покое не оставил!
Они засмеялись, разливая остатки вина по бокалам. Болгарин позвал домовика, и тот, появившись с характерным хлопком, оставил им новую бутылку.
Пока Драко распечатывал и вынимал пробку, пока они наполняли свои кубки — пока у них кипела жизнь, Гермиона стояла, словно в нее запустили Конфундусом.
Мерлин, что это? Что это было сейчас?!
«Получается, что Виктор врал мне? Врал… Врал, что не знает Малфоя, а они вон неплохо общаются!» — кровь отхлынула от ее лица.
А самое обидное то, что он врал ей о своей нежности. Он оказался таким же, как и Малфой.
«Таким же…» — и Гермиона вспомнила, как вечером, перед свадьбой, когда Виктор приехал в Нору, он как-то странно дернулся при упоминании Малфоев.
Все это просто дикий сон!
— Героиня войны гребаная, — странное подобие тоста.
— Да… Что-то паршиво мне, — кивнул Крам, допив. — Скажи, а у тебя были болгарки, м-м-м?
Малфой, пододвинувшись на край кресла, отрицательно замотал головой, чуть не свалившись. В глазах у него читался интерес, желание…
«А у тебя были болгарки?» — Гермиона сглотнула. — «И это говорит он? Он?!»
Она не хочет это видеть! Пусть воспоминание закончится! Она не хочет!!
Девушка сделала попытку выйти из Омута памяти, но Малфой — настоящий, реальный Малфой — крепко держал ее за плечи.
Мерлин, да они же пьяны до безобразия! Что они будут сейчас вытворять?!
Девочки появились внезапно, если такое было возможно, конечно. Гермиона отошла в угол комнаты, откуда сквозь слезы наблюдала за происходящим. Вот они разделись, вот стали ласкать мужчин…
— Как всегда, господин? — спросила одна из них Крама.
Гермиона напряглась, будто во сне видя, как кивает Виктор, как жрица наемной любви, оказавшаяся метаморфом, оборачивается… в нее саму. В Гермиону!!
Пелена вокруг.
И все сквозь туман. Вторая раздевает Малфоя — снимает с него рубашку, — тут же гладя и целуя его обнаженное тело.
Нет… она не хочет знать!
Малфой ошалело смотрел на метаморфа. А то, что было дальше…
Виктор грубо наклонил вперед псевдо-Гермиону и резко, одним движением, вошел в нее, придерживая за плечи, вцепившись в них до синяков. Та сдавлено охнула, и на ее глаза навернулись слезы.
— Люблю попки, — подмигнул он Драко.
Нет… Это не Виктор!
Гермиону уже трясло.
— Да… Да… Да! Люблю тебя, моя дорогая Хермиван! Гер-Гермиона! Да!! — яростные толчки. Бедная болгарка, ее голова моталась из стороны в сторону, губа была прикушена. И эти жалобные стоны…
Нет… Но этого оказалось мало.
Завороженный Малфой подошел к ним спереди, оставив свою девочку тихо хныкать в кресле. Полуобнаженный, возбужденный — он поднял голову метаморфа за волосы, за ЕЕ волнистые каштановые волосы…
Драко нежно провел по ее щеке, лаская; большим пальцем стер капельку крови из прокушенной губы и решительно расстегнул свои брюки перед ее лицом.
Нет…
Спазм желудка, толчок — все закончилось.
— Это мое любимое воспоминание. Да, я не думал, что в компании Крама буду иметь саму Гермиону Грейнджер, — сказал Малфой. Этот Малфой.
Глаза его блестели, и, хотя внешне он казался спокоен, в воздухе чувствовалось его возбуждение от просмотра воспоминания.
Но Гермиона не слышала его — перед глазами еще стояла безумная картина, где двое мужчин… она… То есть, не она…
— Крам у нас само олицетворение нежности, я смотрю? Любитель анального секса. Хороша нежность, — продолжал издеваться Драко, видя, как медленно девушка оседает на пол. Но он не спешил прийти к ней на помощь. — По делам я пару раз пересекался с ним в болгарских борделях. Знаешь, бедные шлюхи. Нелегко им пришлось!
— Замолчи.
— О-о-о, приходим в себя?
— Не верю. Я не верю, — отозвалась Гермиона, обхватывая колени руками. То, что она сейчас сидела в ногах у Малфоя, ее совершенно не волновало.
Нет…
Слишком больно. Ее душа умирала тяжело, в мучениях… Как же больно!
— Он грубый, жесткий в сексе, — Драко присел рядом с ней. — А они страдали. Они велись на его статус, как мухи. Весь же такой брутальный, богатый, известный. С виду внимательный, да? И извращенец…
— Замолчи! Замолчи, замолчи!! — девушка заткнула уши руками, но слова Малфоя продолжали раздаваться в ее голове.
— Ты же тоже повелась, м-м-м? — он убрал прядку с ее лица. — Ты же грязнокровка, откуда тебе знать настоящих мужчин? Вот и выбрала себе Уизли… Хотя я даже рад, что твой выбор пал на этого тупого нищеброда. Ведь если бы ты все же отдала свое предпочтение Краму… Я бы вряд ли украл тебя, не так ли? А ты бы только беременела от него все время. Имела бы растраханную попку и никакой светской жизни, — ехидно подытожил Драко.
Она застыла, уставившись куда-то выше его головы. На глаза навернулись слезы… все неправда! Мерлин, как же больно!
Душа разваливалась на кусочки, она ведь так верила ему. Счастливые воспоминания поглотили ее — вот Виктор, улыбаясь, поднимает ее, когда они танцуют вальс. Вот она, безумно волнуясь, не знает, что ответить приставучей Скитер, а Крам защищает девушку от вспышек колдокамер. И, наконец, последнее воспоминание: он, улыбаясь, протягивает ей маленький букетик. Всего три дня назад. Его теплые, живые глаза, дарят нежность, радость, просто так. Просто за то, что она — это она.
И это все разрушил ОН!!
Гермиона, дико зарычав, со всей силы толкнула Малфоя в грудь, отчего он, не удержав равновесия, повалился назад, выронив палочку, но тут же рефлекторно перекатился, готовый подняться в любой момент.
Она же, стукнувшись локтем о кофейный столик, направляла на него его же собственное оружие.
— Герми…
— Заткнись! Заткнись!! Не двигайся!! — угрожала она, лихорадочно сжимая пальцами волшебную палочку. Ее путь к спасению. Ее шанс!
— Ге…
— Ступефай! — закричала Гермиона, и парализованный Малфой отлетел в сторону.
Тяжело дыша, девушка поднялась на ноги, в исступлении повторив заклинание, — Драко отлетел прямо к камину, ударившись спиной об решетку. Но крепкие прутья даже не прогнулись, когда об них со всей дури ударилось тяжелое тело.
Она ликовала!!
Ни боль в шее, ни жар кольца не могли остановить ее, когда до свободы оставалось так мало.
Палочка! Теперь у нее была палочка!
Она выберется отсюда!
— Петрификус Тоталус!!
И Малфоя, вытянувшегося по стойке «смирно», с неимоверной силой снова швырнуло на решетку камина, после чего тот безвольно упал.
Гермиона не заметила — да какой там! — что его рука заломилась, зацепившись за прутья решетки, а родовое кольцо на пальце, сдирая кожу, оделось на острие штыка и, по инерции, скользнуло вниз. Его рука оказалась блокирована прутом. Девушка бросилась к дверям, послав вперед себя «Алохомору». Сейчас, с палочкой, она могла выйти из этого проклятого дома.
Пьянящий воздух. Свобода…
Зачарованный лабиринт снова зарос прямо за ее спиной, задев растрепавшиеся от бега волосы.
Мерлин! Это все бесполезно! Острые каблуки вязли в земле, и она сбросила туфли, рванув, что есть мочи, вперед.
Это порождение Темной Магии не слушалось ее!
Гермиона свернула направо — там лиственный коридор был шире. И тут же отпрянула обратно, вскрикнув. Плечо полосонула нечто похожее на лиану, и девушка выронила палочку.
Поднимать оружие времени не было — ветвь оборачивалась вокруг нее, жаля. Гермиона выругалась и побежала вперед, благо она уже видела ворота поместья.
Драко напрягся.
Палец распух, кольцо все никак не поддавалось, а сосредоточиться и произнести заклинание без палочки он не мог.
— Мерлинова грязнокровка! Я убью тебя! — орал он, снова и снова мучая свою руку, пытаясь снять кольцо, намертво застрявшее в каминной решетке.
Малфой прикрыл глаза, чтобы отследить перемещения Гермионы родовой магией, — и снова стал поливать ее грязью, обещая все круги Ада.
Та уже была почти на границе его владений. Еще чуть-чуть, и она выберется за территорию мэнора.
Он не мог этого допустить…
Да, он сможет найти ее потом, куда она денется? Он везде ее достанет. Но это не то… Важно сейчас! Важно наказать ее за этот побег. За своеволие!
Да как посмела она толкнуть его? Как посмела поднять на него его же собственную палочку?!
Да он руки вырвет этой гадине!!
Драко все меньше и меньше чувствовал ее, невербальная магия семейного клейма ослабевала с каждой секундой, — а это значит, что еще чуть-чуть, и грязнокровка будет на свободе.
— Не выйдет, сука, — прошипел Малфой.
И решился!
Стиснув зубы, он рванул палец на себя, отрывая его от решетки; массивное кольцо отрезало ему верхнюю фалангу и покатилось по полу. Фамильный перстень Малфоев просто превратил его палец в обрубок!
Драко закричал от дикой боли, прижимая окровавленную руку к груди. Боль сводила с ума, затмевая собой все вокруг.
— Тварь… ты за это заплатишь! Своей грязной кровью заплатишь! — рычал он, обезумевший, рвано дыша.
Она заплатит…
Но сейчас главное — это успеть, до того как она выйдет из ворот.
Заплатит. Определенно заплатит…
Тряся искалеченной рукой и сыпля проклятиями, Малфой открыл подземный ход в полу и, шатаясь, направился к воротам.
«Не уйдешь», — скалился он, перебинтовывая кисть куском ткани, оторванным от рубашки. — «Не уйдешь, тварь».
Гермиона снова свернула. Да, вон они, ворота. Осталось совсем немного…
Девушка перешла на бег, путаясь в подоле длинного платья. Днем шел дождь, и земля превратилась в склизкую кашу — Гермиона вязла ногами в этом месиве, падала прямо в лужи, скребя ногтями мокрую землю. Грязная, вымотанная, она блуждала по зачарованному лабиринту, подгоняемая лишь одной целью — бежать. Бежать дальше. Бежать до конца!
Но что-то было не так.
Она замедлилась, чуть снова не упав.
Вот она свобода — еще десять ярдов, и массивные ворота Малфой-мэнора навсегда останутся за ее спиной.
Она уйдет навсегда из мира магии!
С нее хватит!! Поиграла в волшебников, и будет!
«Рон, где же ты, гад? Почему, вместо того, чтобы провести вечер с невестой, ты стал напиваться в обществе малоизвестных друзей? Или кого там?!» — метались ее мысли, словно как перед смертью прокручивая все «если».
Ведь, может, этого бы всего и не было, удели он внимание своей будущей жене?
«Гарри… ну почему же ты оставил меня?» — плакала девушка.
Почему она смогла, почему она прошла все пути, стоя с ним плечом к плечу во всех битвах, выпавших на его — или их? — долю… а не выдержал и надломился он? Ну, зачем ей еще выпало испытание этим сумасшедшим? Что, мало было боли и слез в ее жизни?!
09.04.2011 Глава 6. Напейся пьяною нашего гнева. (с) Часть вторая
Здешние церемонии делятся на те,
что нужно проводить пять раз в день, один раз в день,
раз в неделю, раз месяц, раз в год, раз в десять лет,
раз в сто лет, раз в тысячелетие и так далее.
Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»
(перевод Ю. Змеевой)
Еще несколько шагов…
Конец насилию, никто больше не посмеет ее тронуть и пальцем! Все!! Пошли они все куда подальше! Она не пресловутое «малоценное имущество» Малфоев, этих чистокровных ублюдков!
И ворота, скрипнув, — а может быть, и нет, — поддадутся, выпуская ее из этого кошмарного сна.
Сердце билось так неистово, что Гермиона ничего не слышала, кроме пронзительного гула в ушах. Виски пульсировали, она чувствовала, как по венам несется горячая кровь, словно расплавленный свинец. Все происходящее казалось нереальным. Движения будто замедлились — свобода была так близко…
Малфой, бледный, с окровавленной рукой, спешил по подземному ходу, проклиная все на свете. Его родовое кольцо осталось на полу каминного зала, куда оно упало с обрубленного пальца, и Драко не знал, где эта грязнокровка сейчас. Но он знал, что успеет. Что грязнокровка его навсегда, и он просто обязан успеть, а она — заплатит.
За все заплатит…
Ну, где же она?!
Во что бы то ни стало, он должен был поймать ее!
Поймать и наказать.
Драко ускорил шаг и скривился, когда очередная лиана, свисающая сверху, ударила его по изувеченной кисти.
— Твою мать, Грейнджер! Ты мне заплатишь за это!! — шептал он, содрогаясь от адской боли.
Ворота на мгновенье скрылись из вида — будто оказались за какой-то темной неразличимой преградой.
Гермиона чуть ли не задохнулась от тут же охватившего ее возбуждения, ярости и отчаяния.
Какая-то магическая обманка? Последняя ловушка гребаного семейства?
Мерлин, да что происходит?!
Ворота снова появились, словно из ниоткуда. Тьма рассеялась — и на фоне черных витиеватых металлических прутьев решетки сверкнули белесые волосы.
Малфой ждал ее там.
НЕТ! НЕТ! НЕТ!!
Грудь словно сжали стальные кольца, и сердце, рывком ухнув вниз, просто перестало биться.
Внезапная дикая боль пронзила Гермиону. Казалось, ломают сам позвоночник, а кожа на шеи сзади исходит волдырями — ярость Драко, передававшая клейму родовой магией, дошла до предела. Боль сводила ее с ума, вонзалась острой иглой в голову и поворачивалась там, бесконечно болезненно.
Гермиона рухнула в обморок, не справившись с болевым шоком и страхом.
Он удовлетворенно выдохнул, спокойно опустошая легкие.
Успел. Все.
Аллилуйя…
Драко резко вскинул правую руку, вербально призывая из коридоров лабиринта свою палочку. Та с силой влетела в жесткую ладонь, и пальцы крепко обхватили гладкое дерево.
Теперь пришло время вершить суд — воздать по заслугам.
Волшебное оружие отозвалось теплом, учуяв хозяина. Искрами магии отозвалась в изувеченной кисти.
Теперь все.
— Энервейт, — произнес Малфой. — Далеко собралась?
Девушка вздрогнула, приходя в себя.
Она подтянулась и поползла по чавкающим лужам, силясь подняться на ноги. Гермиона дрожала всем телом. Ее била лихорадка, руки не слушались. А перед ней — лаковые черные ботинки, забрызганные грязью.
Приподнявшись, сначала на локтях, а потом и на коленках, она подняла глаза.
— Немедленно выпусти меня! Ты… ты не имеешь никакого права удерживать меня, подонок!! — ее голос сорвался на визг.
Малфой нависал над ней. Его лицо скривила неприятная усмешка, а безжалостный взгляд, казалось, смотрел куда-то сквозь нее.
У девушки перехватило дыхание, когда он, перепачканный кровью, потянулся к ней перебинтованной рукой…
Гермионе стало страшно. Безумно страшно!
Несмотря на темноту, ее зрачки сузились, и буквально весь мир собрался в одну застывшую в тягостном ожидании точку. Пропитанный кровью лоскут приближался к ее лицу, и она видела, как черные капли срываются вниз.
Обжигающая пощечина — и Гермиона оказалась на земле.
Кожа на скуле горела. Нет, пылала! Девушка, задыхаясь, беззвучно открывала и закрывала рот, сплевывая и снова заглатывая мокрый песок и дерн. Шею заломило, и Гермиона безвольно опустила голову, от чего в следующую же секунду хлебнула из лужи.
— Ты… тварь… — голос Драко был словно шипение кобры.
Но не успела Гермиона откашляться, как он с размаху пнул ее под ребра носком ботинка.
Девушка застонала, скорчившись на земле. Ее тело скрутило от невыносимой боли под ребрами, во рту у нее снова оказалась грязная вода, а на губах — металлический привкус крови из носа.
— Я на тебе живого места не оставлю, — шипел Малфой и продолжал с размаху пинать несчастное тело девушки.
Каждый удар приносил волну нестерпимой боли, которая пульсировала теперь по всему телу. Ребра, ноги, поясница, опять ноги…
Казалось, с каждой секундой Драко просто зверел — удары сыпались чаще. Гермиона прикрыла руками голову и грудь, моля, чтобы острый носок ботинка не попал туда.
Она вскрикивала, и с каждым разом крики становились все громче. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с дождевой водой и грязью.
— Я тебя в крови умою, мугродье, — и чудовище со всей дури пнуло ее в живот, от чего девушка перевернулась на спину, издав гортанный вопль.
Ее дыхание прервалось, Гермиона пыталась вдохнуть, а перед глазами плыли черные круги…
Она больше не могла шевелиться.
— Убей, сволочь, — выдохнула она, после чего закашлялась. — Убей.
Драко не слушал ее. Он перехватил палочку в левую руку и, не церемонясь, намотал спутанные волосы на правую.
— Убей меня, — повторила Гермиона, закрывая глаза, но тут же с диким криком распахнула их.
Малфой, жестко дернув девушку за волосы, потащил ее в сторону поместья.
— Чт… А-а-а… Я не пойду… не туда… Убей, гад! Убей меня!!
— Ты у меня своими коленями все ступеньки в подземелье пересчитаешь, — рычал Драко, поудобнее перехватывая волосы несчастной.
Та брыкалась, скользила босыми ногами по вязкой жиже, пыталась ударить ублюдка, но все было без толку. Малфой с остервенением и диким, животным упорством тащил девушку дальше.
Голова ее была низко пригнута, а спутанные волосы у него в руках — сжаты в крепком захвате. Гермиона еле успевала переступать ногами, но иногда босые ступни скользили, колени подгибались, и тогда девушка попросту повисала на своих собственных волосах. А Драко все тащил ее дальше… И она, сдирая колени и локти, просто мешком скользила по земле.
— Подохнешь! Ты подохнешь, гад!! — выкрикивала она угрозы сквозь шипящие рыдания. — Слышишь? Убей! Убей меня здесь, не хочу назад! Убей!!
Скоро кожа на коленках покрылась смесью грязи и крови, вместо когда-то дорогого и шикарного синего платья — отвратительные коричневые тряпки, липнущие к телу. И только блеск сапфиров напоминал о былом великолепии ее туалета. Удивительно, что ни тогда, в лабиринте, ни сейчас колье не упало с ее шеи.
Малфой замер и с силой опустил голову девушки в вонючую лужу.
Грязные брызги полетели во все стороны.
Еще раз.
Она отплевывалась, хлебая воду, била руками по земле, пыталась встать…
Вытащив девушку за волосы, Драко, не давая той опомниться, потащил дальше, больше никак не реагируя на ее крики.
Для Гермионы существовала лишь БОЛЬ.
Боль на затылке от натянутых волос. Боль в ребрах, куда попал острым носком туфель Малфой. Боль в содранных коленях и локтях.
И еще… ГРЯЗЬ.
Грязь на теле, на лице, на руках. Ее тело пульсировало везде сплошной раной, закрытой, открытой. Хотелось только одного — чтобы это прекратилось.
Кончилось.
Секунды тянулись нескончаемо долго. Казалось, это никогда не кончится, и она до скончания века обречена на подобные муки.
Спина ощутила ступеньки, взгляд поймал входную дверь. Потом холл, коридор. А по полу — грязный тянущийся след.
Снова ступеньки. Много. Ведущие вниз.
Гермиона чуть кубарем не полетела в подземелья, но Малфой хорошо держал ее. Волосы девушки натянулись, отчего она снова закричала, надрывая горло. Ступни ее скользили по холодному мрамору лестницы.
Она выдохнула, когда хватка Драко ослабла, и тот, буквально отшвырнув девушку от себя, оставил ее, громко хлопнув дверью.
Тело болело: руки ныли, пальцы были изранены о камни в лабиринте, а спина превратилась в один сплошной синяк. Опухшая от пощечины скула неприятно пульсировала.
Гермиона еле дышала. Каждый вдох сопровождался болью, легкие буквально горели. Но вокруг словно ничего не было — лишь пугающая непроглядная тьма.
Гулкая, холодная тьма, проникающая в саму суть сознания.
Но… было уже страшно лишь от понимания, что это еще не конец. Что все только начинается.
Гермиона беззвучно заплакала.
Внезапно где-то сбоку что-то скрипнуло, и она, собрав все свои силы, открыла глаза и повернула голову на звук. В приглушенном свете факелов в дверном проеме стоял Малфой.
Он, облокотившись на косяк, казалось, не замечал девушку на полу.
Драко был уже без рубашки, держа ту, скомканную, в изувеченной руке. Огневиски, что он жадно пил прямо из бутылки, щедро плескалось ему на грудь. Струилось ниже, заливая черные брюки. Он, пошатываясь, поставил бутылку на пол, после чего, утерев лицо тканью, оторвал от нее кусок, пытаясь сделать новую перевязку.
Гермиона неотрывно следила за ним, не смея моргать.
Она видела, как зашипел и скривился Малфой, разматывая изувеченную кисть. Видела обрубок безымянного пальца. Видела, как кровь заливает его руку до локтя…
Видела, как Драко, морщась от боли, надел свое родовое кольцо на другую руку. И тут их глаза встретились:
— Будет больно. Очень больно, — сказал он.
Девушка тяжело сглотнула.
Малфой наступал, с каждым шагом, неизбежно, становясь ближе. Но у Гермионы не было сил, она не могла даже пошевелиться — и неподвижно лежала на холодных камнях подземелья Малфой-мэнора, будто ожидая своей участи.
— Это Зал Пыток, — шевелились его губы, но Гермиона словно не слышала этого тихого и безжизненного голоса.
Драко подошел к ней вплотную, задев носком ботинка подол ее платья. А затем взмахнул палочкой, и одежда — платье, белье — исчезли. Она лежала перед ним обнаженная. Заплаканная, грязная, истерзанная лабиринтом и им самим. На нежной коже уже вовсю проявились синяки, царапины кровоточили, а колени и локти были одной сплошной раной.
Но наказание еще не начиналось.
Малфой резко наклонился… и сорвал с нее ожерелье, оцарапав спину, отчего Гермиона, шипя, выдохнула. Потом, также резко, он выдернул сережки из ее ушей, словно каждым своим движением, каждым жестом пытался унизить ее. Удовлетворенно хмыкнув, он спрятал драгоценности в карман брюк.
— Ты понимаешь, что так должно быть? Ведь я не прощаю непослушания, — спросил Малфой, всматриваясь в отрешенное лицо своей жертвы. Бутылка неведомым образом снова оказалась в его руках. — Ты здесь до конца своей никчемной жизни, и я не потерплю больше твоих глупых попыток корчить из себя героиню. Я навсегда отобью у тебя желание убегать. Ты моя собственность. Усвой это своими птичьими мозгами, грязнокровка.
Гермиона не ответила. Что она могла сказать ему? «Нет»? Или нужно было произнести, выдавить из себя то, чего он ожидал? Пресловутое «да»?!
Она подняла на него глаза, но Драко уже отвернулся, отходя куда-то в темную глубь помещения.
Вспыхнувший свет ударил девушку в глаза, и та зажмурилась. А когда снова смогла разлепить веки, перед ней предстал длинный стол со скобами — место ее пытки.
Рядом со снарядом, чуть облокотившись на него, стоял Малфой, упорно накачиваясь огневиски.
Несколько глубоких вдохов… И мир Гермионы завертелся. Она отключилась, снова потеряв сознание.
Что-то обжигающее наполнило ей рот, отчего девушка едва не захлебнулась — она закашлялась, глотая воздух и огненную жидкость, силясь открыть глаза. Но окружая обстановка изменилась, а шея была сдавлена, от чего кашель застревал в легких, неспособный вырваться наружу.
Гермиона лежала на животе, кожей чувствуя приятную гладкость стола. Ее запястья и щиколотки толстыми веревками были привязаны к скобам. Еще одна легла на шею девушки и прижала ее голову, повернутую на бок, к столешнице.
Малфой подошел к ней спереди и коснулся щеки, слегка погладив нежную кожу большим пальцем.
— Кричи, если хочешь, — шепнул он девушке на ухо, наклонившись.
Его дыхание обожгло ей кожу, спустившись дальше мурашками по спине. Гермиона встретилась с ним глазами — они сияли необычным светом, будто сверкали, но Драко тут же прервал зрительный контакт, отчаянно приложившись к бутылке. Выпивая ту до дна.
— Давай, — приказал он и разбил пустую стекляшку о каменный пол. В ту же секунду у него в руках оказалась плеть.
Не хлыст, щадящий кожу, а плеть, способная вспороть человека до внутренностей.
Длинная, черная, плетеная… тяжелая. На концах плети искрами переливалась магия, словно ожидая, как та, наконец, будет пущена в бой.
Первый удар обрушился на спину девушки неожиданно. От боли Гермиона дернулась в своих путах, что было силы сжав зубы. Второй удар — и слезы снова брызнули из ее глаз, она застонала.
«Это не хлыст…» — издевалось над ней ее же собственно сознание, балансируя где-то на грани.
Третий удар, и теплая кровь потекла на ее спине.
Четвертый — Гермиона зашлась в диком крике.
Пятый — и она захлебнулась.
Она ожидала следующего, уже была готова к нему, но по ее спине вдруг прошлась холодная рука. Рука гладила, ласкала девушку, двигалась вверх, вниз, размазывая кровь, опускаясь к бокам. Сильные, умелые пальцы Малфоя будто успокаивали, расслабляли, неся призрачную надежду на скорое избавление.
Израненное сознание уплывало куда-то. Но боль… Боль была везде. Острая. Тупая. Поглощающая разум. Рука скользнула под Гермиону, коснулась груди, пробралась дальше, задела мгновенно затвердевший сосок, и девушка задрожала.
Драко сам был на грани. Его ощущения, когда он трогал ее, ласкал на дыбе, не возможно было передать словами. Он начал мять ее безвольное тело скорее интуитивно, нежели серьезно задумавшись об этом. Малфой смотрел на нее, неотрывно смотрел, как меняется девушка, как расслабляется от прикосновений его руки… А у самого судорога свела лицо от удовольствия, и с кончика носа сорвалась капелька пота.
Жесткая ладонь скользнула ей по ягодицам, затем между ног и задержалась там, будто ища что-то. Ища ее складочки, раздвигая их, нажимая… поглаживая.
Это запредельно… Зачем он ее ласкает?
Гермиона обезумела.
Она застонала от необычного ощущения. Спину саднило, но там, внизу, где Малфой ласкал ее, все пылало.
Эта адская смесь ощущений: спина как одна сплошная открытая рана, и прикосновения к самым сокровенным местам, его умелая ласка — все это сводило с ума, топило в диком, зверином сочетании не сочетаемых чувств. Боль, возбуждение — все тесно переплелось в агонию… Нет, в экстаз вкусов…
Неожиданно, как и появилась, рука исчезла, оставив Гермиону на грани чего-то такого, чего она совсем не ожидала, чего пока не понимала.
Безумна…
Она скоро станет совсем сумасшедшей… Как Беллатрикс, эта помешанная на чистокровии ведьма. А над чем будет помешана она? Она, Гермиона?
«На боли… на боли…» — затрепетало сознание, неся по телу новую волну удушающего трепета.
Нет, она не хочет… Он сволочь! Пусть он уберет от нее свои поганые руки!!
— Кровь… Столько крови… Сладкой крови, — маниакально шептал Драко. — Ты ведь много знаешь о крови, да? — его губы двигались слишком быстро. Слов было почти не разобрать. — Ты все знаешь о своей грязной и мерзкой крови, мугродье.
Девушка замерла, напрягшись. Возвращаясь в мир боли.
Но не успела она даже вздохнуть, как на нее обрушился новый удар, который показался Гермионе больнее предыдущих.
Она сжалась под следующим ударом и кричала… кричала… кричала… хрипела и давилась своим криком, деря связки и обжигая пересохшее горло. Язык ее почувствовал металлический вкус крови из искусанных и растрескавшихся губ.
Удара все не было и не было.
Ожидание удара убивало. Это было еще хуже, чем сам удар.
Откуда-то сбоку раздался непонятный звук. Гермиона открыла глаза, с трудом разлепив веки. Все плыло перед глазами, и, сквозь пелену слез, она увидела Малфоя, ходившего кругами по Залу Пыток. Он опустошал новую бутылку огневиски. Пил жадно, как пьют воду в пустыне.
А еще он был пьян. Очень пьян. Безмерно пьян.
Рука его нестерпимо пульсировала, затмевая этой дикой, всепоглощающей болью все вокруг.
Вдруг Драко остановился, снова приложившись к бутылке. Он подошел к своей жертве, медленно наклонился и долго вглядывался в лицо девушки. Но та лишь обреченно смотрела на него.
— Ты сдалась? Ты сдалась, как я сдался когда-то? Хорошая девочка, ты должна покориться, — шептал Драко. Слишком быстро, слишком нечетко, слишком неразборчиво. — Ты ведь ничего не слышала про мое падение, да? Откуда тебе, маленькая правильная грязнокровка. Откуда тебе знать, в какие игры играют большие дяди Министерства? Сидишь в своем чистеньком мирке, ничего не зная про Ваших добрых воинов Света, таких борцов за справедливость!
Гермиона была уже на грани — еще чуть-чуть и все кончится. Последние вздохи ей давались с трудом, будто вспоротые легкие горели, спина сплошная рана, руки и ноги уже затекли и девушка их не чувствовала.
— И эти нехорошие дяди после смерти отца ведь все у меня отобрали. Все, — продолжал шептать Малфой. — И я сдался. Сдался, да. Я стал пить, — он снова хлебнул из горла, на миг прервав зрительный контакт. — И в Косую аллею ходил, семейное серебро закладывал. То последнее, что осталось у нас. Ты не знала такого. И не знала, что они пытались меня убить. Отравить, расчленить… Откуда тебе знать? Откуда? Маленькая правильная грязнокровка…
Он повторялся.
— Я сдался. Я сдался. А потом нашел старинный артефакт у отца в баре…
Драко снова сделал несколько глотков огневиски.
— И понял, что там — компромат на всю магическую Британию. Я сдался, но я поднялся. Я сумел подняться и отомстить им… Я убил их. Всех убил. Всех, кто мешал мне.
И опять огневиски.
Гермиона смотрела на него затуманенным взором.
Только забыться, исчезнуть… Она просто смотрела на него. Запоминая его черты. Ведь он — последний человек в ее короткой, полной страданий жизни.
Казалось, она прощалась с ним. Она, наконец-то, одержит верх над ним, перехитрит его и просто больше не вдохнет…
Бледная, влажная кожа Малфоя светилась в волшебном огне факелов на стенах по периметру зала. Распущенные волосы серебром рассыпались по его плечам. Шрам у виска двигался вместе с его глазами, губами — всем лицом. И это больше не вызывало неприязни, некого отвращения. Было просто все равно…
Высокий, опасный.
Демоничный.
Он был когда-то Слизеринским Принцем, а время сделало его Королем. Жестоким Королем и Палачом.
Ее Палачом?!
За что? Зачем именно он? Почему она?
Но… Гермиона смотрела на него и понимала, что может спокойно умереть от его руки. И что он воспримет это как должное. Правда, потом сойдет с ума, но потом.
«Кажется, я начала сходить с ума от боли», — как-то излишне спокойно подумала девушка. Будто, и не о ней речь.
Жизнь такова… И ничего уже не изменить.
Вдох, выдох. Снова вдох — легкие едва слушались ее.
Драко поцеловал ее в лоб. Губы его было влажные, и от него нестерпимо пахло алкоголем. Влажные, ледяные. И этот холод проникал под кожу тысячами иголочек, устремляясь куда-то дальше по щекам, на шею, по плечам, по спине — унося боль, а дальше, к ногам, парализуя Гермиону.
Родовая магия. Какая-то родовая магия.
Однако не успела девушка подумать о ней, как Малфой резко поднялся, распрямляясь, и, занеся бутылку над своей пленницей, вылил содержимое ей на спину.
Мир поплыл.
Спина просто вспыхнула от боли, все раны начали гореть, и сознание просто разорвалось от боли.
Гермиона уже не чувствовала… ни дикой, адской боли, ни новых ударов заговоренной плети. Не ощущала — только видела, как снова и снова плеть взрезает воздух, как снова и снова Малфой поливает ее израненную спину огневиски.
Его безумные, лишенные цвета, глаза, шевелящиеся губы, говорившие ей что-то, — все было уже мимо нее…
Она не лежала, она плыла по воздуху, уносясь куда-то за грань. Она качалась, как на качелях в детстве, когда мама стояла рядом и придерживала Гермиону, чтобы та не упала. В ушах девушки раздавался звон колокольчиков. Она улыбалась…
Но только в своих безумных фантазиях.
Ей было так хорошо, дух перехватывало от нахлынувших воспоминаний детства, она уже не здесь, она там, где нет боли…
Гермиона слышала, как Малфой что-то тихо нашептывал ей. Или не ей? Но его голос убаюкивал. Завораживающий, манящий голос, призывающий уйти в вечность.
Бархатный голос обещал, убаюкивал, что больше не будет боли, что все кончилось, и она больше не будет плакать и страдать. Все будет хорошо…
Нет… Нет, это не Малфой ей нашептывает. Этот голос не может принадлежать Малфою…
Беспощадный и опасный. Но сейчас для нее — абсолютно нереальный.
Драко погладит девушку по голове, но та никак не отреагировала. Глаза ее были закрыты, и безмятежное лицо ничего не выражало. Скула ее распухла, губы были покрыты корочкой запекшейся крови. Да она вся была перепачкана кровью, грязью и огневиски.
Малфой коснулся ее плеча, задевая пальцами раны от плети, но Гермиона не шевельнулась. Не было даже шумного выдоха.
Он сглотнул. Алкоголь стремительно выветривался из его головы, а густая, пресыщенная кислородом кровь обжигающе забурлила по венам, неся по телу тяжелое, болезненное отрезвление.
Отрезвление, раскаяние, и страх… Липкий, отвратительный страх схватил его, коснулся груди, где раньше было его сердце. Ужас!
И заметил — она не дышала.
Не дышала… Совсем не дышала!
Как, что, когда — Драко не соображал. Холодный липкий пот струился по его телу, когда он, сначала руками, а потом магией кинулся отвязывать Гермиону от стола.
Неужели она не пережила его метки? Мерлин, этого не может быть!
Он же просто хотел заклеймить ее своей печатью… Ну почему она не шевелиться? Да что это с ней?!
— Нет… нет, нет, — как заговоренный повторял он, колдуя над девушкой.
Нет, магия его личного клейма не могла убить ее! И плеть… Плеть зачарована! Нет, нет, почти кричал он, когда в Зале Пыток появились домовики.
Почему так безжизненно ее тело?
У Малфоя было много зелий. Простые, сложные, запрещенные, невозможные. Когда дыхание Гермионы восстановилось, он обмывал, он растирал, он обмазывал ее всю, с ног до головы, но… Драко чувствовал, как жизнь покидает ее.
Гермиона сейчас напоминала переломанную куклу на шарнирах. Безжизненную, слабую — мертвую.
Он вспомнил крестного. Тот бы сказал, что проще убить, чем выходить. Он всегда так говорил.
Убей — вспомнился ему надрывный голос, полный боли и отчаянья.
Убей — молила она.
Убей — ее последнее слово.
Но Снейп мог бы вернуть ее к жизни. Его всемогущий крестный мог бы. Он бы знал, что нужно сделать. Какие лекарства, какие заклинания, еще что. Он бы…
Спейпа не было. И Малфой обессилено опустился на колени перед кроватью, на которой лежала Гермиона. Жизненная сила уже практически вся вытекла из нее, оставив на одеяле лишь изломанное обнаженное тело.
Драко уже практически не соображал, когда эльфы обмыли ее тело, облачили в тонкую белую ночную сорочку, распутали волосы.
Она лежала рядом с ним на постели — бледная, нежная, маленькая, с закрытыми глазами на огромных пуховых подушках.
Серые губы, разбитая и опухшая скула, но лицо… такое безмятежное, трогательное. Его маленькая, нежная Спящая Принцесса… она не может его покинуть!
Еле дышит.
«Но дышит», — успокоил он сам себя и провалился в сон.
— Драко, ты мудак? — в который раз повторил Забини, склонившись над своей пациенткой. — Нет, ты точно мудак! Что ты сделал с ней?!
Блейз произнес очередное заклинание, и оно окутало девушку слабым сиреневатым свечением.
Малфой молчал, сжав челюсти и удрученно сидя в принесенном в спальню кресле, наблюдал за стараниями бывшего однокурсника.
— Ты сможешь ее выходить? — спросил он бесцветным голосом.
Забини пожал плечами и достал какую-то мазь из своего чемоданчика. Стоило ему открыть баночку, как комнату заполнил едкий специфический запах.
— Что это? Снова твои эксперименты? Ты смотри, я…
— Я сделаю все, что могу, Драко, — просто ответил Блейз. — Я знаю свое дело. И именно поэтому ты позвал меня.
Малфой нахмурился, и шрам у его виска задвигался, словно живой.
Позвал… Больше некого было звать. Забини — единственный, кто мог спасти грязнокровку.
За эти полгода Блейз тоже изменился. Все они изменились, но Блейз особенно. Он стал тем, кого можно назвать мрачным красавчиком и не ошибиться. Безупречно красивый, ухоженный, доведенный до апогея мужской притягательности. И если Драко, из-за шрама и жизни, выбранной им, был несколько демоничен, но никогда не опустился бы банальных патологических убийств, то Блейз был разящая убийственность.
Маньякоподобный…
Весь затянутый в черное, он стал новым слизеринским принцем, где за внешностью херувима скрывалась еще более жестокая, чем у Малфоя, суть.
Такой мог убить просто так, просто потакая желанию убивать. А желание это — Драко был уверен — появлялось. Не понятно, когда, но появлялось.
Опасный, как оказалось, искусный изготовитель ядов, он умел хорошо диагностировать и лечить смертельно опасные раны. И опять же, только лишь заслугой Забини глаз Драко был цел. Малфой тогда еще легко отделался, и на память себе оставил тонкий шрам у виска.
Блейз… Они вдвоем научились выживать в этом мире Победителей. И оказавшись в аутсайдерах, сумели влезть на самую верхушку, где один стал финансовым шантажистом людей, имевших свои грязные секреты, а другой… Восстановив в памяти все изученное в Хогвартсе, покопавшись в семейных архивах, Забини воскресил в себе мастерство и знания целителей-отравителей — опасное ответвление колдомедицины, — передававшееся в семье из поколения в поколение. Они оба стали успешными и… опасными.
Каждый в своей нише.
— Нет, Драко, ты с ума сошел… Зачем?
Блейз приложил ко лбу Гермионы примочку.
Он никогда не уступал Малфою ни по красоте, ни по силе. Однако сейчас был безоговорочным фаворитом… судьбы? Богов? Кого? Блейз сам не знал.
Его черные, как вороное крыло, слегка волнистые волосы, едва достающие ему до плеч, лезли в глаза — темно-коричневые, почти что черные, — и он небрежно провел по ним рукой, поправляя отросшую челку.
— Это же женщина! Ты маггл, пинать ногами и распускать руки? — выговаривал он Малфою. — Что, Круцио нельзя было использовать?! У нее сломана большая берцовая кость и два ребра. А одно ребро обломком воткнулось в легкое. Мерлин, ты бы меня еще завтра позвал! Она такая хрупкая… Не знаю, выживет ли.
Драко продолжал смотреть на них, никак не реагируя на нападки «лекаря». Лишь желваки заиграли, когда Забини прикоснулся к груди Гермионы. Но он смолчал, продолжая напряженно следить за тонкими пальцами, с которых исходила целительная магия. Сам того не замечая, он вслушивался в тихое дыхание девушки, его грудь вздымалась с ней в унисон, — и сам замирал, когда у нее замедлялось дыхание.
— Ты озверел, что ли? Никогда за тобой не замечал подобного. Ты же ни одну девушку пальцем не трогал? Никогда не трогал! Даже шлюх Лютного переулка… Откуда здесь такое зверство?
И Блейз сменил компресс, попутно отдавая распоряжения эльфам относительно новых мазей и зелий — это ведь была как раз сфера его деятельности. Забини не был колдомедиком в прямом смысле, он помышлял продажей и изготовлением ядов и зелий, незаконные аборты, запрещенная темная хирургия и целительство. Он был широко известен в определенном тесном кругу. Если что, лучшего специалиста, чем Блейз, не найти.
И он сам создал себе такую репутацию, не вылезая из лаборатории сутками, изучая все редкие случаи самых запущенных болезней.
Экспериментировал, убивал. Воскрешал…
— Ее нужно раздеть, — Забини жестом указал на сорочку, за ночь пропитавшуюся кровью.
Драко дернулся.
— Зачем?
— Мне нужно осмотреть ее досконально, — просто ответил он, будто не слыша грозных ноток в вопросе бывшего однокурсника.
Малфой поднялся с кресла и, подойдя к кровати, встал позади Блейза.
Тот заметил заинтересованность друга в грязнокровке. Как заметил и родовой перстень на ее безымянном пальце. Жена? Да, жена. Так странно. Так противоестественно… Он слышал когда-то о планах четы Малфоев относительно будущей невесты Драко, но тогда не сильно вникал в постановления их семейного Кодекса — своих дел хватало.
Что же задумал Драко? Ведь неспроста все. Определенно, неспроста. И это его дикое, животное отношение к женщине… Она такая хрупкая, нежная… и ее раны делали девушку еще беззащитнее. Она так притягательна в своей беспомощности.
Блейз был действительно ошеломлен поведением бывшего однокурсника. Какую же игру затеял Малфой?
Да это же просто безумие, избивать так свою жену! Не важно, грязнокровка она или нет — она жена!
Забини тихо выругался.
— Синяки за запястьях… Смотрю, насилие имело место быть. Что, гриффиндорка не оценила твоих любовных умений? — ехидно поинтересовался тот, ощупывая искалеченное тело перед ним. — Ссадины на половых губах. Ты ее насиловал, что ли? И, похоже, не один раз…
Сжав кулаки, Драко все-таки смолчал. Вдохнул, выдохнул, но молчал.
Терпел. Да, ради того, что Блейз вернет ее к жизни, Драко мог потерпеть.
Тем временем, Забини, будто специально, медленно и излишне педантично осматривал грудь Гермионы. Разве что, не поглаживая мягкие полушария. Тонкие пальцы двигались неспешно, уверенно.
— Да-а-а, — протянул он, — материнство будет для нее нагрузкой. Слишком хрупкая, чтобы быстро родить. Спина… Мерлин… — сдавленно выдохнул Блейз. — Драко! Это то, о чем я думаю? Ты с ума сошел?! Зачем тебе клеймо на ней, у вас же есть родовая печать, как и у нас?
Он почти сорвался на крик, но быстро одернул себя.
— Это моя метка. Мое клеймо. Чтобы показать ее принадлежность роду.
— Ты охренел?!
— Мое клеймо. Теперь она никуда от меня не денется.
Блейз наконец-то убрал от девушки свои руки и распрямился, чему внутренне Драко был несказанно рад.
— Ее нельзя так бить, она же твоя жена, — безапелляционно, жестко заявил Забини, озвучивая свои мысли и смотря Малфою прямо в глаза.
Мужчины буквально буравили друг друга взглядом.
Вдруг Блейз нахмурился и посмотрел куда-то вниз:
— Что это у тебя рука перебинтована?
Малфой без лишних слов снял повязку, продемонстрировав изувеченную кисть. Обрубок пальца был полностью покрыт коркой запекшейся крови.
— Это она, — кивок в сторону кровати, — тебе оторвала?
— Нет, я сам. Кольцом. Она сбежать хотела.
— Сбежать… — протянул Забини, с сомнением смотря на его левую руку. — Я знал, что ты больной, но настолько?! Битьем не внушишь почтения. Только страх перед тобой, а ей еще быть матерью, трахаться с тобой… Ты же слизеринец, она — гриффиндорка, хитростью не пробовал?!
Драко не ответил, тоже осматривая свою кисть. Вчера ночью ему было немного не до этого. Палец без фаланги выглядел уродливо.
«Насрать».
— Хочешь, залечу палец? Нарастить новый для меня не проблема.
— Нет, — коротко сказал Малфой, снова заматывая руку. — Пусть эта гадина помнит. Всю жизнь не расплатится со мной за него. И клеймо будет служить ей напоминанием. И теперь не сбежит, не сможет.
Блейз понимающе кивнул, все еще косясь на повязку. Что скрывать — поступок друга его впечатлил. Оба поступка.
— А вот ее личико вылечи. Верни первозданную красоту, — сказал Драко, наблюдая за Забини.
— Если выживет — обязательно!
Забини как-то неопределенно хмыкнул.
— Мне придется переночевать у тебя, Драко.
— Я прикажу приготовить тебе комнату…
— Нет, останусь возле нее, — покачал головой Блейз. — Я срастил ребро, сейчас я больше ничего сделать не могу. Но ближе к вечеру настанет кризис, — он помедлил. — Нужно будет дать ей настойку из крови единорога и слезы феникса, но дать именно в тот момент, когда она будет на пороге между миром живых и царством мертвых. Ты бы меня еще завтра позвал…
— Ты уже говорил, — отозвался Малфой.
— Ты своим бешенством все только портишь, отвлекаешь меня, — Блейз нахмурился, видя реакцию бывшего однокурсника. — Я сам буду дежурить этой ночью возле нее. Ты, Драко, иди, отдохни.
— Нет. Я останусь.
— Как хочешь. Выживет этой ночью — будет жить, — сказал Забини невозмутимо. — Если же нет, то я еще не целитель, а только учусь… — он не договорил.
«Циник», — подумал Драко. — «Мрачный циник, каким и должен быть хороший колдомедик».
Блейз тем временем собрал свои зелья обратно в свой небольшой чемоданчик. Щелкнули замочки — как ни странно, в форме двух змеек.
Вечером, как и предсказывал Забини, с постели донеслись тихие протяжные вздохи, почти что стоны.
— Началось, — кивнул он Драко, и тот, без лишних разговоров, смочил в специально принесенном блюде с теплой водой компресс.
Мужчины сидели, задумавшись каждый о своем, но не спускали глаз с хрупкой фигурки девушки на кровати. Гермиона лежала на мягких одеялах, специально принесенных для нее домовыми эльфами. Глаза закрыты, грудь еле ощутимо вздымается, и над всем этим — аура из смеси чувств: беспамятства девушки, ярости и обреченности Малфоя, спокойное, но настороженное, изучающее внимание Забини.
— Она приходит в себя? — спросил Малфой.
Он сел на кровать рядом с Гермионой, положив ей мокрую тряпочку на лоб и зачарованно смотря на ее губы.
Сухие, потрескавшиеся. Чуть приоткрытые.
Драко слегка сжал в кулаке компресс, отчего несколько капель сорвались и упали прямо на израненные губы девушки. Он зачарованно гладил их, почти нежно втирая воду в пересушенную кожу пальцем
— Не думаю, — покачал головой Блейз. — Сейчас она начнет бредить. Но осталось уже совсем чуть-чуть.
И, словно в подтверждение его слов, Гермиона едва различимо простонала:
— Нар-цис-са…
Оба мужчины замерли в удивлении, вскинув брови.
Она бредит Нарциссой? Нарциссой Малфой? Матерью Драко?!
Гермиону же, казалась, начинала бить лихорадка. Она заворочалась в постели, замотала головой.
— Нарцисса… Бедная Нарцисса…
Малфой напрягся. Блейз же стоял на изготовке, держа в руке колбу с настойкой.
— Гермиона, моя девочка…
— Нарцисса… Нарцисса… Вы ангел, — прошептала Гермиона, коротко улыбнувшись уголками губ, когда женщина опустила ей на лоб прохладный компресс.
— Тише, девочка моя. Тише.
Нарцисса сидела у ее ног, нежно и грустно смотря на девушку серыми, как осенний туман, глазами. Ее светлые волосы были уложены в сложную, витиеватую прическу, но несколько локонов свободно ниспадали ей на плечи. На ней было легкое голубое платье и тот самый гарнитур с сапфирами, который…
Она погладила Гермиону по щеке, возвращая той улыбку.
— Вы так заботитесь обо мне…
— Молчи. Не говори ничего, — Нарцисса чуть нахмурилась, но ни одна морщинка не появилась на ее ангельском лице. — Тебе нужно набираться сил…
— Нет! — выдохнула Гермиона, и глаза ее расширились от ужаса. — Нет! Я не хочу туда! Я не хочу обратно! Я хочу остаться тут, с тобой, тут не больно…
— Тише, тише… Девочка моя…
Голос женщины был подобен перезвону колокольчиков. Такой мягкий, обволакивающий, успокаивающий. Нарцисса погладила девушку по руке, вкладывая в это простое прикосновение всю свою нежность. А потом, будто решившись, провела аккуратно, нежно, трепетно, по волосам Гермионы.
— Я всегда хотела дочку, — шептала Нарцисса, как-то странно смотря на нее. — Но магия рода не позволяет, чтобы рождались девочки… А я так хотела сказать «доченька моя»…
— Чт…
— Ш-ш-ш, не нужно.
Женщина сдавленно вздохнула, беря в свои руки руку Гермионы. Нарцисса нежно улыбалась, и все было в этой улыбке.
— Цветочек мой, Гермиона… Я люблю Драко, он моя гордость. Но… Девочка — это другое.
И Гермиона поддалась магии этого успокаивающего голоса. Звонкого, как весенний ручеек. Нежного, как лепестки роз. И чарующего, как самое, что ни на есть, настоящее колдовство.
— Прости моего сына, — продолжала убаюкивать ее Нарцисса.
— А вы… Вы простили своего мужа, скажите? За то, что он… Вы простили Люциуса? — она встретилась с женщиной глазами, но вместо гнева увидела в них лишь теплоту и заботу.
Увидела… любовь.
— Драко, Люциус — они же мужчины. Наши мужчины, Гермиона.
Этот прекрасный голос… От него исходило тепло, жизненная сила. Казалось, каждая ее клеточка дышит…
— Они Малфои. Они за нас должны принимать решения. Мы слабые женщины…
— Я не могу, — выдохнула она одними губами. — Я не могу простить его…Слишком больно…
— Драко пришлось тяжело, он жесток, — согласилась Нарцисса, все так же гладя девушку. — Но ты смирись. Терпи. Ему нужно только, чтобы ты была покорна, послушна…
— Не могу…
— Таков наш женский удел, — одинокая хрустальная слезинка скатилась по бледной щеке женщины. — Терпеть, угождать, ублажать. Скрашивать жизнь наших мужчин, наших собственников. Такова доля.
— Не могу, — устало повторила Гермиона.
— Это говорит твоя истерзанная и поруганная гриффиндорская гордость, моя девочка. Ты умничка, звонкая птичка, разумная, добрая, заступающаяся за слабых. Ты сможешь.
— Зачем? Зачем, а?
Нарцисса грустно улыбнулась, и девушка почувствовала, как на ее глазах тоже наворачиваются слезы.
— Ты нужна ему. Ты — это все, что теперь у него осталось. Прими его, — Нарцисса замялась. — Прими его, как своего хозяина…Теперь, когда он взял тебя, у тебя нет выбора, ты принадлежишь ему навсегда, как я принадлежала Люциусу…
— Нет, не могу. Слишком больно…
— Все пройдет моя девочка, — будто не слыша ее, продолжала женщина. — Ты сможешь… Ты прости меня, девочка, что я не дождалась тебя, что ушла к мужу. Прости, что не поддержала тебя, не защитила…
Гермиона уже плохо различала очертания матери Драко, перед глазами стояла белесая пелена от слез. Но она слышала, слышала, как та ласково шепчет, слышала, как она тоже плачет.
— Прости, что у нас с тобой не было времени, — Нарцисса шумно выдохнула. — Я тебя полюбила еще девочкой. Помню твой звонкий голосочек, вздернутый носик. Твои первые шаги помню. Я всегда была рядом, всегда опекала тебя… Но не уберегла…
Пелена стала гуще.
— Прости, прости, девочка моя… Боль пройдет, ты сможешь, я знаю. Прости его, меня прости… Ты же как дочь мне… Доченька…
— И что теперь? — напряженно спросил Драко.
Блейз выдохнул, устало опустившись в кресло.
Его трясло от того, скольких усилий стоило поймать именно это единственное мгновение, разжать зубы, отсчитать именно эти десять капель, а потом смотреть, как судорожно сглотнула девушка…
— Ничего, — пожал он плечами. — Ждать.
И опять ожидание. Опять эти ненавистные кресла, задернутые шторы. И только хриплое дыхание с кровати…
— Я сказал — пей, — Драко снова поднес ложку с зельем ко рту девушки.
Гермиона обреченно посмотрела на него, но микстуру, как обозвал эту гадость Забини, проглотила.
Она не знала, сколько времени провела в беспамятстве после наказания. Ей казалось — саму вечность. Но на деле она проснулась на утро следующего же дня, после видения ей Нарциссы, как сказал Забини. Его появление в мэноре Гермиона восприняла спокойно. Или все дело в зельях? Заклинаниях?
Ей было уже все равно.
Тело укрыто до самого подбородка одеялом, она ничего не чувствовала, пока… осталась только усталая обреченность.
Она это не она, она другая…
Потом она просто лежала здесь, в спальне, и домовой эльф принес ей это отвратное варево. Первый раз она сплюнула горькое лекарство, отказавшись принимать подобную мерзость, но домовик не растерялся, и через несколько минут в комнату вошел Малфой, решивший самолично напичкать ее этой гадостью. Взял в руки ложку с зельем, и, грозно сверкая глазами, поднес ее к губам, не оставляя выбора.
Так унизительно…
Малфой, как обычно, был с ног до головы затянут в черное. Волосы он не стал собирать шнурком сзади, и те свободно ниспадали на плечи, отчего Драко очень напоминал Люциуса. Даже, наверное, больше, чем он сам думал. Высокий лоб пересекали две глубокие поперечные морщины, губы его были напряженно сжаты, а глаза — холодны. Но было что-то еще в его серых и безжизненных глазах…
— Хотел спросить, вдруг ты знаешь, ты же умная ведьма, — голос Забини буквально сочился сарказмом.
Но Гермиона ничего не могла ответить ему — стоило ей открыть рот и Малфой, воспользовавшись моментом, воткнул ей ложку, поцарапав небо.
Она закашлялась.
— Без рукоприкладства, Драко, — напомнил ему Блейз.
Забини отошел от окна, поправив за собой штору, чтобы яркое утреннее солнце не беспокоило «его пациентку». Он одернул свою серую рубашку, стряхнув с нее несуществующие пылинки.
Драко злобно на него покосился, продолжая скармливать Гермионе следующую ложку микстуры.
— Так вот. Почему твоя женская аура такая слабая?
Девушка зарделась, но больше от возмущения, нежели от стыда. Она инстинктивно сжала кулаки, что костяшки пальцев побелели. Но, поскольку сил у Гермионы было еще слишком мало, она тут же разжала пальцы, и ее руки безвольно упали на одеяла.
Малфой настороженно поднялся и глянул на бывшего сокурсника:
— Что значит, ее женская аура слабая?
Голос его был подобен скрежету металла, отчего и Блейз, и Гермиона поморщились. Ледяной, бездушный, но вместе с тем — властный, жестокий и грозный.
— Теперь я твой личный доктор, Грейнджер, — хмыкнул Забини, обращаясь к девушке на кровати. — Привыкай. У тебя не должно быть от меня секретов.
— Малфой, — холодно поправил его Драко.
— Что? — не понял Блейз.
Он удивленно вскинул брови, повернув голову в сторону друга.
— Малфой. Она Малфой.
— А, да. Точно. Миссис Малфой, — и он поклонился в шутливом поклоне.
— Блейз, — предостерегающе начал Малфой.
— Мне еще ее беременность наблюдать, Драко, если ты не забыл. А с таким раскладом она может и не наступить, — не остался в долгу тот.
Глаза Драко потемнели, шрам на скуле задвигался.
— У нее серьезное воспаление. Причем, запущенное, — продолжил он, как ни в чем не бывало. — Странно, что Грейнджер… Ах, да, Малфой. Короче, странно, что она до сих пор ничего не предприняла, — Блейз помолчал. — Скажи… Ты когда с Поттером и Уизли по лесам шаталась, когда вы в героев играли, ты где спала? На земле?
На нее уставились две пары глаз. Одни, карие, смотрели с вниманием и пониманием, другие же, серые, — с нарастающей яростью и гневом.
При упоминании Гарри и Рона сердце Гермионы защемило, на глаза готовы были навернуться слезы.
Играли в героев? Да что он о себе возомнил!
Она вспомнила своих дорогих мальчишек. Вспомнила эти холодные ночи в лесу. Вспомнила, как они оба смущались, когда она скрывалась за деревьями от них для своих нужд. Вспоминала, как Гарри робко накрывал ее своим одеялом по утрам. Как Рон старался освободить ей место у костра…
И сейчас эти слизеринцы пачкали дорогие ее сердцу воспоминания!
Как он, недобитый Пожиратель Смерти, смеет говорить о них?
Внутри волной вспыхнула ярость, но слабость тут же напомнила о себе — и стало все равно.
Она попросту кивнула.
— Что-о-о?! Ты дура, дура! А твои дружки полные мудаки! Я убью Уизли, — взревел Малфой.
Он так резко поднялся с кровати, что чуть не расплескал зелье, сваренное им и Блейзом с утра.
— Я так и думал. Ты и так слишком хрупкая, а тут еще холод земли, — просто ответил Забини.
Он подошел к своему чемоданчику, лежащему на втором кресле, принесенном в спальню услужливыми эльфами Малфоя, и стал усердно в нем рыться.
— Я знал, что они идиоты, но чтобы до такой степени… — приговаривал Блейз, продолжая шуршать и звякать.
Гермиона откинулась на подушках, прикрыв глаза.
Гарри, Рон… Как они там? Пусть хоть они будут спокойны…
Ее внезапно прошиб пот, и тонкая белая ночная сорочка, в которую она была облачена, — интересно, домовиком или Малфоем? — прилипла к телу. Спина стала мгновенно мокрой, лоб покрыла испарина.
Спина… Она еще не думала о том, что было на ее спине. Не думала, не видела и не хотела видеть. Сейчас она не беспокоила ее, а остальное было слишком далеко.
— В общем, лечение будет долгим, — сквозь туман и дремоту донесся до девушки приглушенный голос Блейза. — Это излечимо и не опасно. Но тебе придется следить за ее состоянием, Драко. В первый день месячных она должна принимать ванну с добавлением зелья, которое я сварю лично… Так, я…
Накаченная успокоительными, Гермиона уже не слышала разговора этих страшных людей. Она уже уплывала в сон, где все было спокойно. Где не было бесцеремонных слизеринцев! Один имел на нее все права, а второй самовольно стал ее доктором, не оставив шанса на ее личное и сокровенное, доступное КАЖДОЙ ЖЕНЩИНЕ. У всех женщин есть сокровенное, а у нее теперь нет ничего.
— Как ты себя чувствуешь? — бесцветно спросил Малфой.
Тем же вечером он и Гермиона сидели в каминном зале. Точнее, Гермиона лежала на кушетке, укрытая, по настоянию Драко, теплым пледом, а сам он сидел за роялем, лениво перебирая клавиши.
За окном шумел ветер, неся по земле сухие листья.
— Нормально, — отозвалась она так же бесцветно, вслушиваясь в грустную мелодию.
Малфой нахмурился. Музыка резко оборвалась — он встал из-за рояля и широкими шагами подошел к девушке. Теперь звук его каблуков о мрамор заменял Гермионе заливистые переборы и аккорды.
Драко присел на корточки, вглядываясь в ее лицо. Она не реагировала на его присутствие. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль — за лабиринт, виднеющийся в окнах. Малфой нахмурился еще больше: грязнокровка игнорировала его специально?
Но потом что-то вдруг переменилось в нем.
Глаза его посветлели, морщины на лбу и у губ разгладились. Драко провел ладонью по лбу, проверяя, нет ли у Гермионы жара, не горит ли она…
Девушка дернулась, но тут же испуганно посмотрела на Малфоя.
__________
Для объемного и всестороннего восприятия рассказала Авторами и Музой рекомендуется композиция «Sweet Dreams» в исполнении Emily Browning, как звуковое сопровождение к сцене наказания в Зале Пыток Малфой-мэнора.
17.04.2011 Глава 7. Боли нет
Ты смотришь мне вослед, но слышишь — боли нет,
Есть только смертный грех. И он сведет с ума…
— Бестолочи!
Шмяк!
И маленькая голубая тарелочка с грохотом ударяется об стену теплой, до не давнего времени гостеприимной «Норы».
Раскрасневшаяся Молли Уизли уперла руки в бока, встав в позу сахарницы, и буквально нависала угрозой над своими младшими отпрысками. Она тяжело дышала, буквально цедила слова.
— Мам!
— Неблагодарные! Всю жизнь в них вложила! Всю жизнь!! А они вот отплатили, называется! Бестолочи, совсем ничего не умеете! Даже пожениться не смогли! Оба!
— Ну, мам!
— Молчать! — Молли стукнула по столу, отчего тот жалобно заскрипел. — Скажи, ты нашел ее? Нет? И чего ты тут расселся тогда?! Руки в ноги и вперед!
— Но…
— Не перебивай мать!! — в очередной раз взвизгнула миссис Уизли.
Джинни и Рон сидели, боясь пошевелиться лишний раз. Говорить что-то или пытаться хоть как-то объяснить ситуацию, высказаться в свою защиту, было бесполезно. Все эти дни после исчезновения Гермионы «Нора», казалось, сошла с ума. Точнее, с ума сошла ее хозяйка, но это не умоляло беды.
Жизнь некогда спокойной семьи превратилась в Ад.
Припомнились абсолютно все грехи, так что на орехи попало каждому: Артуру — за плохую защиту дома, Джинни — за Гарри, ну, а Рону… припомнилось вообще все.
— Бездельники! — и деревянная ложка полетела через всю гостиную. Ребята напряженно выдохнули.
До чего же тяжело быть младшими отпрысками многодетной фамилии. На старших Молли никогда так не давила, не контролировала, не пыталась устроить их семейную жизнь.
— Мы уже говорили тебе, — начала Джинни. — Где нам ее искать? Отправиться в Малфой-мэнор?
Она уже представляла, как это будет. Трансгрессируют они к воротам мэнора и начнут орать: «Хорек! Отдай нам Гермиону!» Так что ли? А Малфой откроет им двери и любезно пригласит пройти внутрь!
Но Молли и слушать ничего не желала:
— Гермиона — это его проблема, — кивнула женщина в сторону своего сына, сидевшего с понуренной головой, как на похоронах. — Ты мне лучше скажи, как там Гарри, а? Ты сколько раз меня уверяла, что у тебя все под контролем? Под каким таким контролем, ты мне скажи? Сколько я могу слушать, что еще чуть-чуть — и моя дочь станет носить обручальное кольцо? Сколько?!
— Ну, мама… — заикаясь, ответила та.
Джинни уже догадывалась, к чему опять все это приведет.
Опять… Ну, сколько можно? Да, лоханулась она! И что теперь, всю жизнь ее упрекать, что ли?
— Да он помешался, заперевшись в этом своем склепе! Его даже исчезновение Гермионы не проняло!! И ты считаешь, это нормально? Да, Джинни? Скажи, это — нормально? Нормально?!
— Ему нужно время…
— Ему нужна была ты, соплохвоста тебе на голову!! Тогда, после битвы! Понятно? Нужна была, как воздух! Ты должна была отогреть, обласкать, да в постель к нему залезть, в конце концов! — взревела миссис Уизли, разбивая об пол следующую тарелку.
Рон поморщился — это была его любимая тарелка.
Вся некогда уютная кухня была полна осколков. На плите уже давно ничего аппетитно не шкворчало, зачарованные половники больше не готовили их любимого супа… Везде царила унылая, грустная атмосфера.
Он хотел было уже открыть рот, но передумал, еще больше вжав плечи. А внутри его проедала уязвленная гордость.
Его, Героя, распекают как несмышленыша!
Да все это бред! Не может же Малфой жениться на его неприступной, чистой девочке! Она не для него!! Да, знает он, что надо просто пойти и начистить репу этому хорьку, и слизеринский гнида сам отпустит Гермиону…
Это недоразумение — все эти разговоры, о чистокровности и свадьбе… Нет! Все это глупость! Этого не может быть!!
Всего-то делов: найти белобрысую немощь, помахать пудовым кулаком перед ним, и он сам вернет мою нежную девочку.
Красная, как вареная свекла, и испуская пар, как венгерская хвосторога, Молли наступала на них, обещая немыслимые наказания своим отпрыскам.
Ее некогда лиловое домашнее платье было измято и испачкано. Ткань на груди при каждом вздохе женщины с треском натягивалась, что трещали швы, а пуговицы были готовы вот-вот оторваться.
— Ему нужен был кто-то рядом. И ты могла стать этим «кто-то». Ты, Джинни Уизли, могла стать миссис Поттер. Могла получить богатство, статус. Вся наша семья могла бы подняться, приложи ты хоть чуточку усилий. Но нет же — ты не стала. Ты решила, что он сам к тебе придет, так ведь? Да? И что, пришел?! Спаситель всего Магического Мира уже колени преклонил перед тобой? — насмешливо, на манер маггловской оперы, «пропела» миссис Уизли.
Джинни невольно вздрогнула, когда ее мама разбила еще одну тарелку — вся кухня была мелких осколках, и они неприятно хрустели под ногами, заставляя детей морщиться при каждом мамином шаге.
Она вся залилась краской, сжала кулачки, ну что поделать-то?
Ну прошляпила, ну еще же не вся магическая Британия жената… Это только Герои и Героини теперь недоступны… Вон, Гермиона, если верить сплетням, каким-то образом Малфоя окрутила. И, чтобы не говорила мама, Джинни отлично понимала — Рон никогда ей не был парой. Она чуть повернулась и подперла ладонью щеку, рассматривая своего брата.
Да, он был симпатичен. Густые, слегка волнистые ярко-рыжие волосы. Гораздо ярче, чем у нее. И эта челка, вечно загибающаяся куда-то на одну сторону… Джинни мимолетно улыбнулась лишь уголками губ, словно боялась, что кто-то узнает ее мысли.
Большие голубые глаза, и голубой такой, как цвет родниковой воды — насыщенный, но прозрачный. Приятные, мягкие черты лица, прямой нос. Мерлин! Как же ей нравится его нос! Вот бы ей такой…
Лаванда, другие девушки — все замечали красоту ее брата. Но не Гермиона Грейнджер. Та видела лишь, как она сама выражалась, «верного друга и боевого товарища». Так как же получилось, что они вместе? Действительно, что это целиком и полностью заслуга Рона? Что ж, в таком случае, ему не хватило совсем чуть-чуть…
Но правда — они не могли быть парой.
Они слишком разные.
Грейнджер…
Сейчас, небось, шампанское пьет из коллекционных фужеров да наряды примеряет. И с Малфоем обсмеивают ее брата и их семью, их свадебные потуги… Воображает себя леди, сука! А о своем бывшем женихе и думать забыла! Даже сову не прислала…С извинениями…
Сову прислал Малфой, будь он неладен! С обрывками свадебного платья — все грязное, в непонятных разводах. Они что, ноги об него вытирали? Все разорванное… даже при всем старании невозможно восстановить!
Сука!!
Нет, ну почему везет всегда таким тихушницам-сучкам? Ей и богатый муженек, и первые полосы газет! И нет вечно нудящих родителей…
А может она и на самом деле чистокровка?! Вот ведь тихушница! Мерзавка!
Джинни даже затаила дыхание, представив красоту поместья Малфоев, воображаемые наряды и изысканные напитки — все, что теперь окружало бывшую невесту ее брата.
— Мам, — Рон встал на защиту сестры. — Мам, мы все пытались. Но Гарри, он…
— Твоя забота — это Гермиона, — отрезала мать. — Невеста сбежала из-под венца. Какой позор! Где ж ты шлялся перед свадьбой? На кой тебе сдался этот мальчишник?
— Ее похитили. Ты же знаешь, Рон бы не смог ничего поделать, — пожала плечами Джинни.
— Да неужели?
Молли всплеснула руками, и новая тарелка полетела на пол.
Рон и Джинни замерли.
— А, может, она бежала из-за Крама? — не унималась миссис Уизли. — То-то он на тебя ноль внимания, ты смотри! И знаешь, почему, дочка? Они ведь уже к тому времени… Ага… Наверняка трахались у тебя за спиной, Ронни. Вот стерва-то!
— Мама!! — хором ответили ей дети.
— А теперь она ублажает Малфоя. Конечно, он у нас побогаче Крама будет. И познатней. Неправда ли, Ронни? Что скажешь? Не смог удержать какую-то шлюхастую грязнокровку!!
— Мама, перестань!
Тот резко поднялся, едва не опрокинув стул. Тоже красный, как и миссис Уизли, и готовый вот-вот сорваться.
— Бестолочи. Ох, бестолочи… — обреченно выдохнула Молли, опуская руки. — Не смогли заарканить двух недоумков… Что теперь делать прикажете? Деньги твои Рон уже подрастратились на организацию свадьбы. Я думала на деньги нашей невестушки хоть ремонт сделать. Ее капиталы побольше нашего… Что делать-то будем, детишки?
В кухне повисло тягостное молчание. Все казалось бесполезным, и оставалась только надеяться на чудо.
— Грейнджер молодец. Сначала Крам. Теперь Малфой. Кто бы мог подумать? Ронни, ты там не катишь… — Джинни знатно отхлебнула из кубка
Брат с сестрой пили уже третий час.
— О чем ты? — закашлялся ее братец. — Она не такая… Я… я у нее был первым! Это ты все врешь! Злишься на Поттера… А Гермиона не могла со мной так поступить, она честная…
Они сидели наверху, в комнате Рона. Нахмуренные родители отправились куда-то «по делам», о которых «не положено знать неблагодарным детям». А те решили с горя раздавить пару бутылок вина. Все равно его было полно с несостоявшейся свадьбы. И, постепенно напиваясь, их разговоры все яснее и четче скатывались к одной теме: «как они докатились до этого?» И «как все исправить?»
— А, то ты не понимаешь, — и рыжая ведьма скривила мерзкую улыбку. — Мама права. Гермиона только корчила из себя тут недотрогу. Надо сказать, хорошо корчила, — она противно поморщилась, будто съела «Берти Боттс» во вкусом ушной серы.
Джинни определенно несло. Щеки ее пошли пятнами румянца, глаза лихорадочно блестели. Влажные от вина приоткрытые губы набухли от постоянных прикусываний.
Рон молчал, методично напиваясь. И все больше мрачнел. Кожа его приобрела сероватый оттенок, несмотря на то, что в комнате было душно, и от выпитого бросало в жар.
— Глазки Краму строила, гиппогриф ее задери! Ходила весь вечер вся из себя скромница, но — то бретелька упадет, то локон выбьется. Вся такая ах-ах! «Где Рон?» да «Где Рон?»
Она пожеманничала, будто копируя действия Гермионы, и дико расхохоталась, весьма довольная своим спектаклем.
Градус алкоголя в крови зашкаливал.
— И вон, к Малфою в постель сразу залезла! Чего ты насупился? Не удержал, не удержал…Да кому нужна она? Лаванда до сих пор сов тебе посылает! Плюнь! — и Джинни снова рассмеялась, опрокидывая на себя бокал.
Позже они звонко чокнулись, распивая-таки бутылку до дна. Только Рон молчал и копил, копил в себе злость и решительность. А потом они пьяно рыдали, уткнувшись друг в друга.
Они, как им казалось, помогали себе, предавая анафеме своих несостоявшихся супругов, а потом, обутые и одетые, уснули там, где и сидели.
— Малфо-о-ой…
Эти знакомые нотки ненависти и зависти. Нотки угрозы и презрения, сделавшие его фамилию ругательством, звонко раздались по длинному переходу Министерства Магии.
И алкогольное амбре зловонно распространилось по коридору.
Драко медленно обернулся, перехватив трость поудобнее — словно готовый в любой момент атаковать.
— Уизли, — скривился он, насмешливо отсалютировав рыжему. — Кого я вижу. Вы уже все Министерство оккупировали?
Утро определенно задалось. День обещал быть интересным — при виде Рона Драко затопило чувство ледяного бешенства.
Стоит тут, хлыщ… Да, как он смел брать его женщину?! Как помыслить мог приблизиться к нему? Заговорить с ним?
Ревность затопила его всего. Никогда и никто еще не вызывал в нем такого неконтролируемого бешенства и ярости!
Рон же моментально налился краской. Он буквально в два прыжка приблизился к Малфою, намереваясь схватить нахального ублюдка за грудки.
— Где она? Я спрашиваю, где она, Малфой?! Верни мне ее!
— Кто — она? Кого вернуть?
Драко лениво отцепил несостоявшегося женишка от своей мантии и небрежно оправил воротник, продолжая буравить того ледяным взглядом. Зловонный запах перегара многое ему объяснил, но пьяный бывший дружок все равно означал проблемы, которые Малфою были не нужны.
Ну, это с одной стороны… Ведь и не мешало бы наказать недоноска.
Мысли быстро проносились в его голове, анализируя, просчитывая каждый шаг, и требуя, требуя возмездия бывшему сопернику.
— Что ты с ней сделал? Ты! Мерзкий грязный хорек!! Где ты ее держишь?!
Самый никчемный придаток Золотого Трио снова попытался схватить Драко за мантию, размахивая руками и брызжа слюной.
— Следи за языком, Уизли, — Малфой ткнул его тростью прямо в грудь, заставляя остановиться. — Здесь кругом люди.
— … я на людей, ублюдок! Ну, где она? Давай, скажи! Скажи!! — распалялся Рон, пытаясь попасть рукой по трости, но координация подводила его. — А-а-а! Я знаю! Ты!! Ты не посмеешь ее трогать! Она моя! Гермиона моя! Она не для тебя, ублюдок!!
Они смотрелись в коридоре как в театре абсурда.
Абсолютно спокойный, одетый с иголочки, холодный худощавый блондин с фамильной тростью в руке; и расхристанный, рыжий голубоглазый долговязый здоровяк, весь кипящий эмоциями. Все было так нереально и, казалось, сама судьба предоставила им шанс завершить это школьное соперничество именно сейчас. И столкнувшись лицом к лицу, выяснить — кто же все-таки круче?
Этого Малфой перенести уже не мог. Его губы сжались в тонкую нить, веко бешено задергалось, приводя в движение страшный шрам на лице. Он сделал шаг вперед и…
Все произошло слишком быстро — завертелось, закрутилось. Последнее, что видели случайные прохожие Министерства Магии на втором этаже, это белая вспышка трансгрессии, разрешенная в верхних уровнях после окончания Войны. И как отдел журналистики, расположенный непосредственно там же, ничего не узнал об этом, остается только загадкой. Если только загадка не объяснялась деньгами лорда Малфоя.
Уизли приходил в себя долго.
Драко успел подняться наверх и проверить спящую Гермиону. Она наконец-то пошла на поправку — щеки покрывал легкий румянец, грудь невесомо поднималась. Ее тихий, безмятежный вид настроил Драко на мирный лад.
Он пытался вызвать в себе приступы ярости против нее: лежит себе, сучка, не знает, что ее бывший "трахальщик" уже в его руках…
Ему очень хотелось разбудить ее, бросить ей в лицо новость… Но… он представил эти огромные карие глаза, которые от неприятной вести наполнятся прозрачными слезами, и решил, что сначала разберется с мудаком там внизу, а потом уже наступит и ее черед.
Но — вот лестница в подземелья, где он приковал бешеного оруженосца Поттера — и спокойствия как не бывало. Кровь бросилась в голову. Ярость затопила все вокруг.
Домовики содрали с нищеброда рубашку, и теперь Малфой почти что любовался представленной картиной: как спутанная яркая шевелюра Уизли безвольно повисла на фоне бледной сероватой кожи.
Прямые черты лица рыжего мага были искаженны гримасой боли. Он, пожалуй, мог бы спокойно жить себе с какой-нибудь ведьмой — плодиться и размножаться, как там говорят. Но нет, позарился на его грязнокровку, возомнил себя равным ему, Драко.
И не важно, что, собственно говоря, это Малфой украл невесту Уизли. Это детали. Важно то, что теперь рыжее недоразумение приковано в его подвале. И он, Малфой, намерен получить сатисфакцию.
Прямо здесь.
И прямо сейчас.
— Давай, ну же. Давай, приходи в себя, — бормотал себе под нос Драко, наблюдая за тяжелым пробуждением своего пленника.
Его морщины залегли глубоко и неприятно, создавая тем самым идеальный устрашающий вид экзекутора. Собой он был доволен.
И своей игрушкой тоже.
— Вы же с Поттером и не такое переживали. И подружку свою тоже в переделки втягивали, не правда ли? А женщин следует беречь и не таскать с собой. Женщины должны спать в кровати, а не на земле.
Снова тихий стон.
Драко облокотился на грубый, весь в занозах, деревянный стол, стоящий у противоположной стены.
Да… Эти звуки ласкали его слух, рождая ни с чем несравнимое чувство эйфории.
Он бог!
От его желания зависит жизнь…
Цепи, на которых висел Рон, ослабли — тот, кряхтя и чертыхаясь, не совсем понимая происходящее, наконец-таки поднимался на ноги.
— Мерлин… Что… Что происходит? Малфой…
— Малфой, Малфой, — Драко раздраженно сплюнул на каменный пол подземелья. — Ты только и делаешь, что постоянно повторяешь мою фамилию. Она тебе покоя не дает, да, Вислый?
Потрепанный, трезвеющий и с разбитой губой — жалкий вид.
— Опять ты «Малфой» да «Малфой». Хотя… — он помедлил, смакуя мгновенье. — Одну свою знакомую ты тоже можешь называть теперь Малфой, раз тебе так нравится моя фамилия.
Рону казалось, что все звуки разом исчезли.
— Нет… нет… Этого не может быть!
Уизли замотал головой, не в состоянии понять. Принять. Ему казалось, что все кругом — дикий, ужасный кошмар. Как в те времена, когда шла Война… Когда Вольдеморт и Беллатрикс… Гермиона…
Но это время прошло! Такого не может быть!! Сейчас все по закону, нельзя никого удерживать против его воли! Закон опять восторжествовал! И этот ублюдок… Этот ублюдок за все ответит!
— Нет… Отпусти мою невесту! Малфой, ты чокнулся! — взревел он, силясь вырваться из заколдованных цепей.
Те жалобно звякнули, но — разумеется — выдержали приступ пленника. На запястьях у Рона появились красные отметины. Но он этого не замечал. Казалось, болевые ощущения не доставляют ему дискомфорта.
Малфой знал, еще пара таких рывков, и эти полосы превратятся в порезы. Сначала несильные, а потом все глубже и глубже. И они будут кровоточить. И ни одно кровоостанавливающее зелье не сможет помочь Уизли. Это их фамильное подземелье, с целым набором пыточных сюрпризов, которые терялись в веках. Пращуры не брезговали ни пытками, ни убийствами при достижении своих целей. Иногда, попавшие сюда исчезали навсегда, не оставив ни следа.
Драко на миг ослепила вспышка воспоминания — его отец, мама… Он вздрогнул, прогоняя видение.
Проклятый гриффиндорец!
Одно его присутствие в мэноре, будило воспоминания, которые Драко безуспешно пытался похоронить…
— Для тебя она уже твоя бывшая невеста. И, представь себе, моя жена, — Малфой усмехнулся, наблюдая за реакцией ублюдка. — А свое я никому не отдаю. Я ведь не нищий Уизли, у которых все общее.
И он наиграно скривился.
Рон бешено зарычал, снова и снова пытаясь разорвать свои путы. А когда по старому металлу потекла первая капля крови, Драко был уже на грани блаженства. Казалось, оковы живые. И сами все теснее смыкались вокруг запястьев пленника.
— Сильнее, Вислый. Сильнее, — в открытую хохотал он. — Эти цепи питаются кровью, как Дементоры душами! Давай! Напои их своей мерзкой протухшей кровью!
— Ты! Ты!! — у рыжего уже не хватало ни слов, ни сил. Он лишь тяжело дышал, опустившись на одно колено. Все силы буквально вытекали вместе с капельками крови, скользящими по бездушному металлу.
Малфой торжествовал. Вид прикованного и — кто бы мог подумать? — коленопреклонного оруженосца Поттера его забавлял.
— Ты ее удерживаешь силой! — хрипел Рон. — И я докажу! Докажу, ублюдок! Ты сядешь в Азкабан! Ты сгниешь там!! Воображаешь, что ты все можешь! Да это наша взяла, а ты — преступник!
И он снова рванул цепи, после чего зашипел, чувствуя, как проклятый металл врезается, вонзается в его плоть. Болезненные ощущения отдались по всему телу, принуждая двигаться осторожнее.
— Уи-и-изли… Ронни…
Рон ненавидел этот голос. Эту манеру растягивать слова. Это высокомерие, пронизывающее каждый звук. Он поднял голову, смотря ублюдку прямо в глаза.
— Да, как ты на ней женился? Скажи, Малфой! Скажи!! Она же магглорожденная! Она грязнокровка!! — выкрикнул он, дергаясь в своих путах. — Неужели, Малфой, ты даже согласен, что твои дети будут паршивыми полукровками?! Ты же все годы издевался над ней, унижал ее! Какой ты муж ей?! Это же смешно!! Она не для такого урода, как ты!
Малфой спокойно отошел от стола, на ходу принимаясь расстегивать и снимать с себя мантию.
— Понимаешь, Уизли, — насмешливо протянул Драко. — Наше семейство уже много поколений заседало в Парламенте. Традиции, понимаешь? Хотя, куда тебе. Ты даже такого не знаешь…
И с этими словами он отбросил мантию в сторону, на стул. Такой же грубый, словно сколоченный наспех.
Все подземелье было наполнено эмоциями, чувствами.
Вот оно противостояние, битва двух самцов!
Рон напряженно следил за Малфоем, за каждым его движением. Запястья нещадно болели, и, казалось, что боль прямо-таки с каждой минутой поднимается по рукам все выше и выше.
И усиливается.
Ледяной волной поднимается прямиком к сердцу, замедляет дыхание…
— И только из-за вашей гребаной победы нас выгнали и лишили права заседать!
Рон сглотнул, наблюдая этот «спектакль».
— Так что, знаешь, — продолжал Малфой, делая шаг к нему. — Пусть теперь твоя грязнокровка отдувается. За тебя и Поттера отдувается. А я, как муж Героини Войны, к твоему сведению, опять заседаю в Парламенте. Вы сделали все, чтобы уничтожить Малфоев, и вы же подняли меня опять. Ну, не вы, ОНА…
Уизли буквально опешил.
Парламент? Всего лишь Парламент?
Как обычно, дело всего лишь в политике?!
И его Гермиона страдает из-за каких-то малфоевских политических игр?!
Его чистая нежная девочка попала в лапы слизеринской гадины только из-за какого-то гребаного кресла, стоящего среди сборища гребаных высокомерных снобов, именующих себя парламентариями?!
Да они втроем никогда и не хотели уничтожить это бледное ничтожество! Они боролись с Лордом, со злом! Боролись ради мира! А он так… попал в жернова… Но ведь, и они могли бы пропасть!! Об этом даже… даже думать не хотелось!
Он хотел жить. Просто жить. Со своей чистой девочкой. Видеть ее, просыпаться с ней, ощущать рядом…
Рон готов был выть.
Малфой все разрушил!!
Будь он проклят!
— Будь проклят! Будь проклят! — повторял он, как молитву. Словно ища спасение в этих словах.
Для себя. Для Гермионы.
Этого не может быть!
Рон ты сильный, говорил он сам себе. Спасай себя и свою девочку от этого маньяка!
— Конечно, — покладисто отозвался Драко.
Он почти вплотную приблизился к своему пленнику и, поправив брюки, опустился рядом с ним на корточки.
— А ты и твой Поттер тоже могли бы заседать. Но ты слишком туп для этого, правда? И поэтому не знаешь, как туда двери открывают. Так что ради Парламента, Уизли, я готов терпеть даже грязнокровку в постели…
— Не смей! Не смей говорить так! Ты ее не достоин, ты не смеешь о ней так… — снова захрипел Рон.
— Что, ударяет по самолюбию? Да? Ну, могу тебя утешить, Вислый, — Драко поднес свою правую руку к лицу рыжего. — Постель с грязнокровкой мне дорого дается. Не покорная кобылка, твоя бывшая.
Рон зачарованно всматривался в обрубок его безымянного пальца.
Перед глазами у юноши проносились страшные картины…
Что такого он с ней делает?! Бедная девочка!
Это не она! Не Гермиона! Не его Гермиона!
Да она даже на войне использовала оглушающие заклятья, ни одного непростительного не произнесла!
Мерлин!
Малфой же, убрав руку, продолжал, как ни в чем не бывало:
— И вообще, ты бездарен во всем. Твоя невеста даже не умела толком сосать. Какой конфуз! Пришлось научить ее. Ты знаешь, — Драко задумчиво потер подбородок, — Круциатус и хлыст хорошие учителя. Да, Уизли. Я муж, у которого жена знает, что такое хлыст. Пусть она жена без году — неделя, но жена же… Признайся, ты-то и пальцем ее не трогал?
Натяжение цепей не позволило Рону даже дотронуться до этого гада. Металл еще сильнее врезался в его запястья, но Рон, ослепленный яростью, не замечал этого.
— Ты ответишь за это, ублюдок!! Ответишь!! Я заберу ее, а ты ответишь за все! Да я сгною тебя, дай только выбраться! Задушу!!
Драко меланхолично смотрел на метания Вислого. Лишь морщины у губ стали четче, а шрам, казалось, налился расплавленным свинцом — тонкая светлая нить стала ярче, едва ли не одного цвета с его холодными и бездушными глазами.
Тут что-то словно переменилось в Уизли. Он криво усмехнулся, опуская напряженные плечи. Глаза его торжествующе вспыхнули, и Рон осклабился.
— А как же ты перенес, что она была со мной? Ты ведь у нее не первый…
У Малфоя заходили желваки.
В миг он превратился в дикого и необузданного хищника, подарив своему пленнику волчий оскал.
Это был тот самый момент, когда он все решил для себя — судьба мерзкого отродья Уизли теперь была предрешена.
— Я ее выпорол за это. Я бил твою нежную, чистую девочку, сек хлыстом. Она плакала, срывала голос, а я бил… И, знаешь, ты у нее первый был там, но первым в ее красивой, круглой, сладкой попке буду я, — с этими словами Драко рывком поднялся на ноги. — Не скучай. Люблю я растягивать удовольствие, знаешь ли. Она… Она будет кричать от боли, будет умолять не трогать ее там, а ты, я уверен, даже близко к ней с этой стороны подходить боялся!
И Малфой со всего маху влепил Рону звонкую оплеуху. Голова рыжего метнулась в сторону, будто готовая оторваться.
— У меня жена будет лучше самой опытной шлюхи, а ты, дерьмоед, довольствовался слюнявыми поцелуями.
Он пнул Уизли под ребра.
И еще. Со всей силы.
Тот шумно выдохнул, но не упал, повиснув на коротких цепях. Все плыло у него перед глазами.
— Ничего, дрочи теперь на ее колдографию. Она тебе уже не обломится…Нежная, сладкая… Такая тесная, горячая…. И — не твоя…
И, вконец взбешенный Малфой, схватив Рона за подбородок, приложил того затылком к каменной стене.
Пленник обмяк.
— Ты же не знаешь, Вислый, — донеслось до Рона сквозь туман. — Что тебе, маменькину сыночку, никогда и не снилось, каково это. Тебя и Поттера потащили в подвал, а она ведь осталась.
Голова гудела. Он чувствовал, как что-то горячее и липкое струилось у него сзади по шее.
— То, что она перенесла Круциатус Беллы… А это такой Ад. Да, моя тетка привыкла сводить с ума заклятьем.
Ад?
Ад сейчас у него в голове. Безумная пульсация в затылке…
Но голос методично продолжал:
— Только «Круцио» Лорда могло по силе перебить болевые ощущения от пытки тетки. Но ты же этого не знаешь. Ты же внизу прохлаждался, а она… Да как ты смел таскать ее с собой по лесам и канавам? Свою нежную невесту, как ты говоришь!
Голос затих, и Рон напряженно вслушивался в тишину, окружавшую его. Теперь он ощущал и окрававленные запястья, и пульсацию под левым ребром.
Новая струйка по шее…
— Это Люциус, — наконец-то Драко снова заговорил. — Это он тогда остановил тетку и спас твою ненаглядную, — пауза. — Отец ведь смог справится с Беллой, а потом моя мама возилась с ней полночи, приводила в себя от Обливейт. Чтобы Беллатрикс ничего не заподозрила…
Что это? Что он говорит ему? При чем тут эта сумасшедшая?! Это было так давно!!
Рон силился напрячься, но дикая боль в затылке расфокусировывала его внимание. Все было урывками…
Боль… Какая жгучая, красная боль…
— А я… Я должен был распорядиться по поводу комнат и отдать указания домовикам, чтобы те унесли Гермиону и спрятали ото всех. Люциус трансгрессировал к Лорду, он должен был сдать тебя и Поттера и наконец закончить эту долбанную войну!
Это бред… Это его фантазии…
Неужели так было на самом деле? Он ничего не помнил…
Рон смутно понимал, где он, с кем он. Не понимал, что происходит…
Лишь боль ослепляла его, возвращая чувство реальности.
— Но все пошло не так. Все пошло так, как ты знаешь, — Малфой снова ненадолго замолчал. — Егеря утащили ее к вам в подвал, будь они неладны! Впрочем, они уже и так мертвы… Лорд и отец опоздали, вы успели сбежать… И я прекрасно помню те последующие несколько дней. Эту, как тогда казалось, бесконечную пытку Круциатусом. Помню, как потом неделю я и отец испражнялись кровью… Я помню… А ты, маменькин сынок, знаешь, как это, срать кровью?
Драко в волнении ходил по комнате.
Чувствовалось, что эти воспоминания разбудили в нем что-то живое… И он снова переживал эту гребаную войну.
Он бросал косые злые взгляды на приходящего в себя Уизли.
— Да, если бы вы не сбежали, то все было бы иначе. Иначе, Уизли! Ты понимаешь?! Отец и мама были бы живы! Гермиону бы признали чистокровной, после наших фальсификаций. Ну, а Поттер… Поттер умер бы, как герой. Так что это вы все разрушили! Вы!! Ты и Поттер! И… она… Спала с тобой, сучка!
Еще одна струйка. Но уже не такая горячая…
Малфой швырнул снятую мантию на стол и сел, закинув ногу на ногу.
Еще ему вспомнилось, что отец тогда второй раз в жизни выпорол Нарциссу. Бедная мама чудом осталась жива, Драко потом тяжелыми длинными ночами вспоминал, как его крестный вместе с отцом долго оставались возле постели бедняжки. А его мама только кротко улыбалась и морщилась от боли, когда думала, что никто на нее не смотрит… А он видел, видел это. Видел ее страдания, хотя Люциус не разрешал Драко заглядывать в комнату Нарциссы.
Но рыжему недоумку совсем не обязательно знать об этом.
Драко устало прикрыл глаза…
Тогда Снейп так и жил у них в поместье. Прошло уже три дня, а маме все не становилось лучше. И вот, вечером, Драко прокрался к ее комнате и заглянул вовнутрь.
Нарцисса лежала обнаженная на низенькой софе. Он сжег потом эту софу, когда не стало отца. Сжег, как это делают магглы — взял факел и превратил ее в пламя.
Мама… Нижняя часть спины, ягодицы и бедра были покрыты багрово-фиолетовыми рубцами, выделявшимися особенно страшно на белоснежной коже женщины. Снейп черпал руками зелье из серебряной миски и тонкими пальцами хирурга размазывал варево по спине и ягодицам несчастной. Сквозь щель он видел, как Люциус присел возле мамы и гладил ее по лицу, сцеловывал капли пота на ее лбу.
Его прошибла дрожь…
Он не мог не продолжать смотреть. Не мог развернуться и уйти.
Драко казалось, что все это снова будто наяву — будто в самом деле он стоял сейчас перед дверью в будуар матери и видел, как расширились глаза Люциуса, когда Нарцисса нервно вздрагивала от особенно болезненных прикосновений Снейпа. Видел, как его губы все плотнее сжимались…
И вот, к ужасу Драко — того, семнадцатилетнего Драко — его отец встал на колени около головы жены и, заставив ту приподнять голову, достал из штанов свой возбужденный орган… И засунул ей в рот.
Нарцисса покорно открыла ротик и начала, слегка морщась, сосать.
В ужасе Драко отпрянул от двери, вжавшись в стену. А когда до него донеслись первые звуки надвигающегося оргазма отца, Драко не смог больше сдерживаться — он задрожал и съехал спиной по стене. Ноги его просто не держали.
И именно в тот момент, он поклялся, что если после всего останется жив, и эта проклятая грязнокровка тоже выживет, то он обязательно женится на ней, как это планировали его родители. Женится и отомстит этой твари за все унижения матери.
Заставит грязнокровку страдать. Превратит ее жизнь в Ад…
Еще и этот недоносок, мать его.
Значит, хочет назад свою нежную девочку? Говорит, что был у нее любимым, первым?
«Тогда ты получишь свою чистую девочку, свою невесту…» — обещал ему Малфой в своих мыслях.
Рон застонал, приходя в себя. Но он не заметил, что уже остался один в подземелье.
— Я хочу тебя.
Гермиона в смятении обернулась.
Она стояла у окна в спальне, любуясь садом. Кустарники отцветали, листья постепенно окрашивались в багровые тона — это было красиво. Даже Лабиринт не казался таким мрачным и отталкивающим: оттенки желтого раскрасили его, нарядили.
Ей, в прочем, всегда нравилась осень. И не только потому, что осенью у нее день рождение. О котором, к слову сказать, в этом году ей совсем не хотелось вспоминать.
— Что? — испуганно переспросила девушка, чувствуя, как легкая дрожь прошла по ее телу. Гермиона сжалась, инстинктивно глубже кутаясь в большой плед из верблюжьей шерсти.
Они… Они ничего… Малфой не трогал ее после случая с побегом. Хоть и прошло всего пару дней — спасибо зельям Забини — Гермионе было уже намного лучше. Спина не болела, все ссадины и отеки прошли. Внешне с ней все было в порядке, но внутри…
И Драко, будто чувствуя ее, даже не спал с ней. Дожидался, пока она уснет, сидя рядом в кресле; а на утро она неизменно просыпалась одна.
Малфой замер в дверях, рассматривая ее.
Мерлин!
Ну почему, почему при виде этого прелестного и нежного тела ему хотелось сломать свою игрушку?
Уничтожить! Раздавить! А перед этим — удовлетворить все свои самые садистские наклонности.
Как же она прелестна! Лицо слегка заострилось, в глазах трагический надлом. Она боится, но не хочет показать своей слабости, и это заводит еще больше. Хочется ее покорить, заставить страдать и научить получать от этого удовольствие…
Он расстегнул пуговицу у воротничка.
Как всегда, черная рубашка. Черные брюки и черная обувь. Черный ремень, серебряная пряжка, запонки… Белые волосы, собранные сзади в низкий хвост и открывающие высокий лоб с глубоко заложенными морщинами.
Элегантен, ухожен, холен.
Его взгляд был холоден, отсутствующее выражение лица, расслабленная поза. Таким же безжизненным тоном Драко мог сказать все, что угодно. Но это было то самое:
— Я хочу тебя, — равнодушно повторил он и прошел в комнату, не спуская глаз с девушки. Наблюдая за произведенным эффектом.
Гермиона резко отступила назад, стукнувшись бедром о низкий подоконник. Мысли ее путались, с губ готово было сорваться что-то, но что?
Она нервно облизнула губы.
— Может…
— Расслабься, это будет не больно, если будешь благоразумной, — сказал он, подходя к трюмо.
Драко взглянул на себя в зеркале, будто внутренне подбираясь. Он был отрешен, витал где-то в своих фантазиях, и казалось, даже забыл на время о своей маленькой испуганной жертве.
Им двигала идея, ведомая только ему.
Нищеброда следует уничтожить, сломать, растоптать, думал Драко.
Девушка опешила.
Расслабься? Какое, к драклам, расслабься?! Да разве в мэноре можно расслабиться?
Чем больше ей предлагали успокоиться и расслабиться, тем больше у нее сжималось все внутри.
— Я приготовил для тебя новые украшения. Ты видела?
Гермиона во все глаза уставилась на Малфоя. Что за игра? Какие украшения? Она плотнее запахнула плед — ее начало знобить. Она что, рождественская ель?
— Нет, — едва слышно выдохнула девушка.
— Я хочу, чтобы ты примерила их.
И Драко достал из шкатулки гарнитур.
Даже стоя у окна, она видела, как сверкают крупные бриллианты. Видела, как переливаются камни, испуская разноцветные искорки света. Паника все больше овладевала Гермионой, хотя той еще полчаса назад казалось, что теперь ей уже все равно.
Ею овладело странное ощущение дежавю — казалось, все это уже было. Но тогда — не так страшно, как сейчас.
— Зачем?
— Я так хочу, — отрезал Малфой. Голос его молниеносно заскрежетал металлом. Шрам у виска дернулся, привлекая внимание.
Девушка сглотнула.
— Что это? Плед? — получив от нее неясный кивок, Драко продолжил. — Снимай. Это не та одежда, что подходит к подобным украшением. Ты не согласна?
Нет, она была согласна… Но к чему это все?
Мерлин!
Тем временем Малфой уже рылся на полках шкафа. Забавно, сама Гермиона еще не заглядывала туда. Хотя, сколько дней она уже здесь? Сколько этот подонок держит ее в заточении?!
— Это подойдет, — подытожил Драко, кидая что-то черное на кровать. — Я в коридоре. Не заставляй меня долго ждать. Я не люблю этого.
И, ничего больше не объясняя, он вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Гермиона лихорадочно бродила глазами по комнате, не зная, где остановить взгляд. Она так и стояла у окна, прижимая к себе теплый плед. Сколько это будет продолжаться? Чем она прогневила Мерлина, почему Малфой с ней так обращается? Она же уже готова дать ему все, что он хочет; отдаться так, как ему приятно.
Лишь бы ей больше не было больно.
Разве он не сказал, что хочет ее? Зачем… Зачем?
Почему? Ну почему он ушел? Что за игры он затевает? Почему она должна надевать это черное «нечто»?
Девушку била дрожь, она безуспешно пыталась успокоиться и взять себя в руки.
За что ей все это?!
Но не успела она опомниться, как в спальне появился домовик. Существо, не проронив ни слова, просто подошло к ней и стало стаскивать одеяло. Гермиону это будто отрезвило:
— Я сама! — не выдержала она. — С-спасибо, я сама справлюсь.
Она уже кричит на домовых эльфов.
Защитница, Мерлин.
Куда все катится?
Все так же — не проронив ни звука и никак не отреагировав — домовик убрал свои лапки и сделал два шага в сторону, продолжая смотреть на девушку.
Контролирует? Проверяет?
Конечно!
Сейчас она постоит еще пару минут так — и побежит жаловаться хозяину! А там, и до хлыста не далеко…
Ее передернуло.
Сжав зубы, Гермиона скинула мягкий плед прямо на пол. И, полная решимости, она, прямо по одеялу, направилась к кровати. Хочет одеть ее в эти тряпки? Отлично! Хочет завалить украшениями? Прекрасно!!
Но она больше не позволит ему насиловать себя!
Теперь у нее был негласный союзник, Блейз Забини. Хотя его сложно было назвать союзником. Даже опасным… Нет, союзником Забини точно не был.
Гермиона вздохнула.
Забини, по только ему понятным мотивам, заботился о ее здоровье очень настойчиво. Постоянно что-то втолковывал Малфою при каждой встрече и вручал очередные пузырьки с зельями. Бывал в мэноре каждый день (иногда даже и утром, и вечером), следил за ней…
И только сам дьявол поймет, за каким чертом он проявлял столько участия к ней.
Гермиона сгребла все в охапку и, кинув злобный взгляд на домового эльфа, скрылась за дверями ванной. И только уже там рассмотрела предложенный ей наряд.
Девушка взвыла. Она была готова поспорить, что Малфой, слышавший ее дикий вой, улыбнулся.
«Оскалился», — поправила она себя тут же. — «Он же не умеет улыбаться, гнусный ублюдок!»
Тонкие черные чулки первыми привлекли ее внимание. Не веря своим глазам, она выронила их, будто обжегшись о тонкое плетеное кружево, похожее на произведение искусства.
Это шутка?
Гермиона нервно копалась в остальных вещах. Короткая черная сорочка на узких лямках буквально напоминало жидкий шелк. Никаких излишеств, украшений, вышивок — просто сорочка с V-образным вырезом на груди. Но такая короткая… Еле прикрывает попу. И декольте! Все наружу!
Длина пеньюара нравилась девушке больше. Такой же, шелковый, насыщенно-черного цвета, с пышным воланом по краю подола, выполненного в пол. Просто и гармонично.
В последнем Гермиона признала пояс для чулок. Черный. С декоративными серебряными пуговицами на застежках.
Малфой решил обрядить ее во все черное под стать ему?
Что это вообще за тряпки?
Что за наряд дорогой шлюхи?!
В дверь ванной постучались:
— Ты уже готова?
— Д-да, я сейчас, — хрипло выдохнула девушка.
Мерлин!
Ну, раз он так этого хочет… Она поиграет с ним!
Только к чему приведет игра?
Опять к болезненным синякам, пощечинам и ссадинам в промежности?
Гермиона вздрогнула.
Нет, она не будет больше об этом думать.
Мысль, возникшая где-то на задворках сознания, что с Малфоем шутки плохи, была безжалостно истреблена.
И даже остаточные следы его безумств, иногда напоминавшие болезненной пульсацией на ягодицах, когда она резко садилась, не отрезвили Гермиону, с каждым рывком все яростнее и яростнее напяливающую на себя наряд «жрицы любви».
Когда она вышла из ванной, Малфой сидел на краю кровати, о чем-то задумавшись. В последнее время он часто бывает таким задумчивым…
Только почему-то его задумчивость все время выливалась в более изощренные издевательства над его маленькой женой.
Гермиона встряхнула головой, прогоняя подобные мысли. Что за бред, вообще? Только вот всякой гадости в голове не хватало!
— И? — поинтересовалась она, когда Драко с минуту смотрел на нее, не проронив ни слова.
Казалось, он даже не моргал.
Она была божественна и сама не осознавала своей прелести.
В его воображении он уже видел, как хватает и сжимает до синяков тонкие нежные кисти девушки, которые сначала краснеют на нежной, бархатной коже, а потом чернеют под стать шелку роскошного белья, одетого на ней.
Хотелось предаться своим диким, грязным безрассудствам.
Ну почему она так на него действует?!
Тонкая, нежная, такая порочная в своей невинности. Даже роскошный наряд шлюхи не мог замаскировать ее чистоту, непорочность.
Гребаная недевственная девственница Гриффиндора!
Грязнокровная сучка! Она сама виновата, что у него рождаются эти грязные мысли, которые пульсируют в его больной голове. Причиняя боль, он закрепляет на нее свои права! Только он ее властитель и господин!
Она только его, Драко Малфоя!
Его грязнокровка!
Он владел ей. Она — его.
Драко поднялся с кровати и неспешно заглянул в ванную, где на кафельном полу так и остались валяться ажурные чулки и тонкий поясок. Даже сейчас эта гребаная грязнокровка была своевольна!
Ну, ничего. Путь послушания — он у каждого свой! У кого-то длинный, а кто-то понимает сразу.
«Помни, держи себя в руках, она еще слаба», — как мантру повторял Малфой про себя слова Забини.
Он просто подтолкнул ее к постели, усаживая. И, прежде чем Гермиона смогла что-то спросить — сказать, возразить — опустился перед ней на колени.
Девушка замерла.
Поглаживая ее нежную атласную кожу, он осторожно надел ей чулки, каждый раз особенно задерживаясь на внутренней стороне ее бедер, поглаживая, заставляя девушку вздрагивать в ожидании. А потом, без лишних слов, задрал сорочку и застегнул пояс на талии.
Гермиона обомлела от такой наглости.
В горле встал ком, и лишь методичное поглаживание ее поясницы говорило ей, что Малфой до сих пор прижимается к ней.
Обнимает.
Она чувствовала его холодные грубые пальцы. Чувствовала, как он трепетно прикасается к ней…
Кожа стала гусиной.
И еще один момент — Гермиона была без белья.
И он это знал! Видел!
Девушка тут же зарделась.
Он не видел залитых румянцем щек девушки, он слишком близко к ней прижимался. Он не видел, но она…
Она сидела…
Она…
Боялась вздохнуть, сказать что-то…
— М-м-м…
«Малфой» так и не сорвалось с ее губ.
Драко поднялся, посмотрел девушке в глаза, и тут же поднял ее саму, бережно поддерживая за предплечья. Короткая сорочка пролитыми чернилами соскользнула вниз. Белоснежные плечи, линия груди — все было так сексуально… Белизна кожи, глубокая чернота шелковой ткани.
Гермиона уже было выдохнула, приготовилась к неизбежному, но…
Малфой запустил ей руку под «платьице». Другой он подтянул съезжающий чулок и умело пристегнул к поясу. Потом второй.
— Я… — Гермиона была в замешательстве, но быстро подобралась. — Может, ты мне все же выдашь нижнее белье?
Драко посмотрел на нее, как на больную.
По крайней мере, так ей показалось.
— Тебе оно сейчас не нужно, — отрезал он.
— Чег…
— Я думаю, тебе понравились эти бриллианты. Не правда ли?
От столь быстрой темы разговора Гермиона едва не села обратно на кровать.
Она решительно ничего не понимала. Сначала ей сказали о сексе, обрядили в умопомрачительное — хотя, это с какой стороны посмотреть — белье, а теперь украшения!
Ну, чисто кукла! Маленькая послушная игрушка!
И все это ради простого траха?!
Нет, она решительно ничего не понимала. Или он сошел с ума, или она.
Малфой стоял у туалетного столика, зачарованно гладя камни ожерелья, лежащего замороженными льдинками на идеально отшлифованной деревянной поверхности.
Он аккуратно поднял украшение, после чего развернулся к девушке.
— Иди сюда.
Приказ.
Приказ, который не обсуждается.
Надменный повелительный тон, холодный и бездушный голос. Ничего не выражающий взгляд.
Мерлин, все эти игры…
Поджав губы, Гермиона грациозно — насколько это было возможно на грани бешенства — подошла к нему почти вплотную, заглядывая в его серые глаза. В эти безжизненные глыбы льда.
Драко просто положил ей ожерелье на грудь, легко щелкнув замочком сзади. После чего оправил ее волосы.
— Здесь еще кое-что особенное для тебя, — сказал Малфой, мягко проводя пальцами по локонам девушки.
Гермиона смотрела на него напряженно.
Массивное украшение холодило кожу и прямо-таки сдавливало грудь. Словно ей повесили амбарный замок.
— Да? — зло спросила она, смотря на своего «сутенера».
«Шлюху» почти собрали. Скоро «шлюха» отправится на дело. «Клиенты» ждут. «Клиент». «Сутенер» в роли «клиента».
Мерлин, что за бред в голову лезет?!
Драко взял со столика что-то неясное. Округлое… Ободок?
— Небольшая тиара для моей Принцессы.
— Э-э-э… — только и смогла протянуть Гермиона, когда украшение опустилось ей на голову.
Малфой отошел в сторону — и девушка увидела свое отражение в зеркале. И — разумеется — его позади себя.
Невозможно было сказать, кто смотрит на нее. Принцесса или шлюха? Или и то, и другое? Как вообще так получилось? Как она допустила подобное?
Тиара была божественна, как и ожерелье.
А шлюхи не носят тиары.
Тиары носят только монаршьи особы… или шлюхи Малфоя. Она шлюха.
На лаконичном черном шелке сорочки и пеньюара бриллианты, оправленные в белое золото, смотрелись просто бесподобно.
Это было… даже лучше, чем тот сапфировый комплект. Хотя их невозможно было сравнивать. Они оба бесподобны!
Это было… неописуемо прекрасно.
Малфой видел тень замешательства на ее лице. Но ему нравилось, как грязнокровка реагировала на подобные драгоценности. Была в ее взгляде и радость, и восторг, и восхищение. И ужас.
Девчонка! Что ты знаешь о жизни! Вообразила себя спасительницей мира магии, глупышка! Женщины рождены, чтобы принадлежать мужчинам, ублажать их, носить драгоценности, просто жить, когда солнце высоко над горизонтом. И он научит самую умную выпускницу Хогвартса быть женщиной.
Он положил руки ей на плечи, слегка сжав, и почувствовал, как Гермиона задрожала — это сразу отдалось жаркой волной у него внизу.
О да, Мерлин!
Как же он хотел ее!
Она его! Только его!!
Сейчас, сейчас все будет!
— Пойдем, — прошептал Драко ей на ушко, едва касаясь губами ее нежной кожи.
Девушка затрепетала, возвращаясь в реальность.
— Куда? — опасливо спросила она.
— В подвал.
Всего два слова, которые моментально перевернули все вверх дном.
Глаза Гермионы расширились от ужаса, от страха. Паника вытеснила все мысли — ей не было уже дела ни до своей одежды, ни до драгоценностей.
Подвал?
Почему подвал?!
— Я хочу тебя, — снова повторил Драко. — Только это. Больно не будет.
Его «больно не будет» не успокоило.
Зачем? Зачем?!
Почему здесь?!
Мерлин, только не дай ему сделать ей больно, она этого не выдержит…
— Темно… — только и смогла выдохнуть Гермиона, когда они вошли в пыточную.
Тут же загорелся магический светильник. Он парил в воздухе, освещая маленькую Принцессу в черном одеянии на бледной сливочной коже; в сверкающей драгоценной тиаре в каштановых кудрях.
А он… Демон, жестокий, непредсказуемый.
Холод подземелья вызвал дрожь во всем теле. Но… щелчок пальцев, неясное бормотание спутника, и вот ее обдает теплом заклятия.
И еще — давящая тишина. Как будто все в коконе, звуки не доходят до сознания.
Он был ласков.
Он был предупредителен.
Он был вежлив.
Но Гермиона ничего этого не замечала — перед глазами стояла кроваво-красная пелена боли.
Страшно.
Нежное, аккуратное касание его горячих губ немного отрезвило ее, фантомная боль отступила.
Драко продолжал целовать ее в шею, спускаясь постепенно ниже, к ключицам, когда они переступили порог подземелья.
Слабый язычок огня дрожал в темноте — бросал причудливые тени, добавляя мятежности в душу девушки.
— Ты так возбуждаешь меня… Я теряю голову каждый раз, как просто прикасаюсь к тебе… Ты такая сладкая, — неистово шептал он, жадно лаская ее тело сквозь тонкий шелк.
Девушка стояла, как вкопанная.
Ей не были неприятны его прикосновения, совсем нет.
Но воспоминания…
Нет… просто нет сил переступить через все, что было.
— Отдайся мне и забудь все…
Малфой поднял ее на руки, и с ничего не ожидавшей Гермионы соскользнул изящная домашняя туфелька с меховой оторочкой.
Как Принцесса.
Но, она же шлюха!
Звук маленького каблучка о каменный пол пыточной отозвался дрожью.
Голова шла кругом — от воспоминаний, от этих бредовых мыслей… и от его яростных ласк.
Она только часто задышала, не в силах унять дрожь, страх перед ожидаемой болью.
Только не плакать, только не показать своего страха перед ним…
Драко опустил ее на стол, застеленный чем-то черным — мантия, всего лишь мантия. Он был так возбужден; Гермиона бедром чувствовала его эрекцию. И, судя по его лихорадочным движениям, Малфой был на грани.
Это пугало.
Она боялась его. Боялась его страсти. Боялась его дикого и неописуемого желания, которое Малфой испытывал к ней.
Почему?
Почему она? Почему все так?
Зачем он выбрал ее?
Драко раздвинул ей ноги, крепко сжав тонкие лодыжки, и вошел в нее стремительным выпадом. Тело Гермионы определенно не было к такому готово. Промежность царапнуло, и она содрогнулась под ним.
Девушка шумно выдохнула, стараясь расслабить рефлекторно сжавшиеся мышцы, а после и вовсе застонала от саднящей боли, когда Малфой начал двигаться в ней, с каждым разом убыстряя и убыстряя свой темп. Он тяжело дышал — какая же она тесная, горячая. Но скоро дикое желание одержало верх над осторожностью, и он стал входить в нее со всей дури, всей своей мощью. Она мелко дрожала, не мысля сопротивляться ему.
Будет больнее…
— Да-а-а, — протянул он, насаживая ее на себя.
Он жадно дышал ей в шею, в ожерелье.
Глаза лихорадочно оглядывали свою собственность, кожа под дрожащим язычком пламени, приобрела теплый медовый оттенок. На лбу у Гермионы появились капельки пота; она прикусывала губу и старалась не стонать.
Придерживая девушку одной рукой за талию, второй Драко закопался в ее волосы. И ощущение тиары на ее голове…
Принцесса, настоящая принцесса. Его грязнокровная жена.
Малфой кончил.
Гермиона чуть отклонилась назад, когда он ослабил свою хватку. Для нее все прошло далеко не прекрасно — хоть раны и не болели, но саднили. И эта обстановка. Подземелье, пыточная. Место, где он причинил ей столько боли…
Мерцающий огонек освещал только ее. Нежная высокая грудь с торчащими сосками, широко раскинутые нагие ноги, нежный пушок возле входа в лоно.
Бисеринки пота блестели на лбу и над верхней губой, она глубоко дышала. Наконец, затянутая пружина в ее груди расслабилась. Похоже, на самом деле он не будет с ней груб, не причинит ей боли.
Все настолько зыбко и неясно, но от этого картина становилась еще невероятнее, еще развратнее…
Неужели, все закончилось этим безумным извращенным сексом?
И, наконец-то, прошло время неприятных сюрпризов?
Их новая близость, принесла скорее успокоение другого рода. Она поняла, что все не так страшно, и не сильно больно. В конце концов, это можно терпеть. Главное не видеть этих серебряных глаз, которые следят за ней, за малейшей эмоцией. Ловят каждый вдох, пытливо разглядывают закушенную губу. Проводят пальцами по лицу, губам.
От его взгляда чувствуешь себя нагой. И это так страшно…
Она чувствовала себя всецело его.
Но хлопок — и, откуда не возьмись, появились звуки.
Это было заклинание? Силенцио?
Мерлин!
Слева от нее раздался какой-то шум, похожий на скрежет металла. Вроде как звенья цепи.
Кожа девушки покрылась мурашками, и Гермиона опасливо повернула голову.
Мир замер.
Все просто перестало существовать.
Там, в глубине пыточной, цепями к стене был прикован человек. Торс его был оголен и залит кровью. Под одним глазом уже наливался синяк. Руки, запястья — все было в крови. Прикованный пленник буквально утопал в ней.
В горле моментально пересохло, стало нечем дышать.
— Рон? — только лишь тихо выдохнула Гермиона.
Драко оскалился.
13.07.2011 Глава 8. Звуки спят
Внимание! Финальная сцена на грани NC-17!
Почувствуй страх во мне — вонзи же в чрево плоть,
Или сожги в огне: судьей будь, как Господь;
Молитвы я шепчу в надежде умереть —
Задуй мою свечу… нет больше сил гореть.
Мозаика сложилась.
Мерлин!
Отчаяние неуправляемой волной затопило все вокруг.
Она почти, что примирилась со своим положением, привыкла к боли, если к ней можно было привыкнуть, конечно. И Малфой уже не вызывал у нее того безумного страха, как было сначала. Тогда Гермиона увидела впервые этого нового — жестоко, безумного, дикого и абсолютно незнакомого — бывшего сокурсника.
Вот тогда да — дикий ужас пробирал до костей; но сейчас, когда она уже, казалась бы, смирилась со всем, и вдруг…
Ее милый Рон…
Что он тут делал? И… почему он такой?!
Этому было лишь одно объяснение — сумасшедший и беспощадный Малфой.
Со своими играми, своим желанием поквитаться с ними всеми.
Унизить их.
Ну почему он такой?! Почему ему нужно делать ей еще больнее? Он же хочет ее, хочет ее всю, так зачем убивать ее сердце?
Ведь она и так уже попрощалась с надеждой…
Девушку трясло.
Она же смирилась, она трепетала под ним… зачем ему Рон? Добить ее? Так у нее в груди все кровоточит… И так, без него.
Гермиона забыла, как дышать — настолько сильным было ее потрясение.
Мерлин!
Все… все нереально!
Она горько усмехнулась: все у Малфоя продумано и просчитано. Вот тебе и сюрприз от бывшего недо-Пожирателя!
Как же он коварен, хитер и злопамятен!
Этого просто не может быть!!
Девушка во все глаза смотрела на Рона, не смея даже моргать. Казалось, она увидела привидение — в таком она была ступоре.
Настоящий шотландский горец — крупные кольца волос, прямой нос… и призраками вокруг него — маленькая бойкая девочка, с длинными рыжевато-русыми волосами и теплыми карими глазками — их возможная доченька… или задумчивый маленький мальчик, с серьезным взглядом и книжкой в руках. Почти как сама Гермиона в детстве.
Перед глазами девушки появились самые настоящие фантомы ее возможного будущего с Роном…
Она сама сходила с ума — все подземелье было пропитано безумством.
И это возможное будущее оказалось перечеркнуто одним высокомерным и жестоким человеком.
Которому всего было мало — нужно было унизить ее и своего неудачного соперника.
Уничтожить. Растоптать.
Глаза Рона переполняли боль и брезгливость. В них читалось неприкрытое отвращение, ярость и, между тем, страх.
О, Мерлин!
Отвращение? К кому — к Малфою? Или, может… к ней?
Он все видел!
Видел, как Малфой трахал ее, как она раскинулась под ним и не сопротивлялась. Давала свое тело ему.
Не билась раненной птицей — а безвольно отдалась Малфою.
Бедный Рон! Ее честный и добрый Рон. Каково ему пришлось? Что он пережил из-за нее? И… ради нее?
Гермиона вспыхнула. Она просто-таки вздрогнула, как от удара. Взгляд ее лихорадочно исследовал пленника: он был сильно избит, одежда отсутствовала, а то, что осталось — разорвана, лицо с одной стороны представляло собой один сплошной кровоподтек.
А тут… она…
Нож в спину.
По бедрам сочилась сперма Малфоя, грудь открыта, ноги призывно раздвинуты… Девушка в страхе обернулась к Драко.
Дьявол, кукловод, манипулятор.
Какая грязь! Какой чудовищный план!
Он стоял в шаге от нее во всей красе — зверь во всей своей мощи. Малфой скривил губы, глаза бешеные; он, не отрываясь, смотрел на нее. И Рон смотрел на Гермиону, будто готовый к чему-то…
— Дорогая! Ты не рада, что нас посетил твой друг? Мне жаль, что не предупредил тебя — наш секс публичен… Был… Опять.
Издевательски ехидный тон.
И опять все на ее хрупкие плечи.
Какое решение она ни примет, что ни решит — их будущее будет зависеть от этого. Ее, Рона, даже участь Малфоя сейчас находилась в ее руках. Нужно было решиться, а это — самое тяжелое…
Мужчины, как вы неблагодарны! Как эгоистичны, бесчувственны! Почему же вы так жестоки?!
Все ваши слова о нежности и хрупкости женщин, фальшивая забота…
Все это ничего не значит…
Опять ваши амбиции, игры в «крутых».
А выжженная душа, слезы, ссадины в промежности, закушенные губы — это все так, мелочи…
Наша женская плата, да?
Такова наша доля?!
И она должна рассудить их обоих, развести в разные стороны, придумать решение, которое устроит всех!
Прощайся с надеждой, дорогая!
Или ты думала, все в этой жизни происходит по правилам? Да?
Думаешь, что если ты добрая и честная, то обязательно будешь счастлива?!
Наивная глупышка…
Они оба выжидающе смотрели на девушку. Затравленный, раздавленный Рон и ликующий Малфой.
Малфой… Все мысли Гермионы снова и снова возвращались к Малфою. Вились вокруг него, как ядовитый плющ.
Будто он знал, что она сейчас сделает.
Девушка опустила голову, отворачиваясь. Она подобрала колени к груди, сжалась в кокон из собственного страха и дикой, ноющей боли в груди.
«Рон! Что этот псих сделал с тобой? Нет! Ты весь в крови… Рон… Мой милый, милый Рон!» — невысказанные слова комом застывали у нее в горле, буквально разрывая Гермиону изнутри.
Нет, она спасет его!
Пусть она пожертвует собой, но ОН не должен больше страдать! Тем более что из-за нее.
Мерлин, кто знает? Может…
Если бы она не выставляла свои мозги напоказ, этого бы ничего и не было? И война с Вольдемортом прошла бы иначе? Может, все было бы… лучше?
Может, и Малфои бы не знали, что она самая умная и одаренная ведьма в Хогвартсе за последние пятьдесят лет? И она сейчас не была бы здесь, в мэноре…
Не обольщайся, Гермиона. Они ведь, в соответствии с гребаным кодексом, все знали о тебе, раньше всех…
И ты была рождена для него — для высокомерного и жестокого человека, ее невольного господина.
Это их магия. Родовая.
Только для него…
Только для Малфоев.
Все хорошее в твоей жизни — в прошлом.
Молли, Артур, Джинни, его братья — все эти теплые и сердечные люди достойны счастья; и Гермиона сделает все, чтобы они были счастливы! Хватит с них боли. Ты невольно их обманула, ты бы никогда не стала Уизли…
Хватит.
Верни им спокойствие.
Не медля больше ни секунды — будто очнувшись ото сна — Гермиона слезла со стола,
теряя туфли. Она медленно, словно в забытьи, опустилась перед Малфоем на колени, царапая и раня тонкую кожу.
Оскал тут же исчез с лица Драко.
«Подонок», — внутренне сжалась девушка. — «Ты же хотел этого! Хлыст, плеть, твои жестокие слова, жестокие руки — весь ты этого жаждал!!»
Скоро его изумление пройдет, нужно было что-то делать! Срочно что-то предпринять! Решиться… Слова уже сложились в голове, готовые сорваться с ее языка.
Она сделает это, чего это ей не стоило!
Мысли путались. Слова горечью наполняли рот Гермионы.
Она просто сделает это.
Малфой с недоверием уставился на девушку.
Похоже, Драко ждал эмоций — слез, криков обвинения, истерики, — а она была предельно собрана. Ее теплый взгляд на мгновение стал затравленным; но, решительно прикусив губу, Гермиона взяла себя в руки.
Такая хрупкая — такая сильная, такая нежная — такая выносливая.
Настоящая Малфой!
«Какая же внутренняя сила в этой маленькой женщине!» — ликовал он, снова и снова убеждаясь в правильности своего выбора.
Гермиона подобралась, наблюдая за непроницаемой маской Малфоя.
Теперь у нее был лишь один выход.
— Я, Гермиона Малфой, в девичестве Грейнджер, — девушка смотрела ему прямо в глаза. — Принимаю тебя, Драко Люциус Малфой, моим супругом и сюзереном.
О, Мерлин! Роковые слова. Она сама подписывала себе приговор!
Просила. Умоляла. Унижалась.
Весь ее вид говорил — смилуйся. Пощади!
— Я обещаю быть послушной во всем и впредь следовать кодексу, принятому твоим родом, — продолжала Гермиона.
По ее щекам текли слезы, но голос, хоть и сиплый, не дрогнул.
Она знала — ее ждет Ад. Она же сама выбрала это.
— Я постараюсь стать для тебя идеальной женой, идеальной хозяйкой, родить наследников и стать идеальной матерью. Обещаю.
Драко потрясенно молчал.
Да, не этого он ждал. Ждал слезы, сопли, крики, потом… а что потом? Он не знал, но клятва… Это сильно!
Нет, он действительно был впечатлен. Она принимает его? Принимает своим хозяином? Идеальная жена?
Очень возбуждающе звучит.
Внутреннее похотливое животное Малфоя усмехнулось от радости…
Неужели он ей не безразличен, и она хочет быть его женой по всем правилам? Быть его, целиком и полностью? Принадлежать и отдаваться?!
Только его!
Противоречивые эмоции затопили его всего, наполнили непонятной, звериной энергией.
Она стояла на коленях перед ним. Темные карие глаза; сухие, хотя на вмиг побледневших щеках в свете факела сверкали тоненькие мокрые струйки.
Она вся трепетала перед ним…
Нежная самочка перед безжалостным сильным самцом. И второй самец — поверженный, униженный…
Малфой зачарованно наблюдал, как маленькая капелька сорвалась с подбородка девушки и аккуратно упала на нежную и бархатистую кожу груди.
Маленькая прозрачная капелька.
Горькая капелька.
Он сглотнул.
Драко смотрел сверху в этот божественный вырез декольте. Смотрел, как высоко вздымается грудь Гермионы, когда она вдыхает. Смотрел, как торчали сквозь тонкую ткань затвердевшие соски — на дворе осень, да и в подземелье было прохладно.
Ей же холодно!
Ее маленьким ножкам и ручкам тоже холодно, губы дрожат…
Гермиона тяжело дышала; он вообще затаил дыхание от потрясения — осень, холод… Это все не важно!
Малышка, ты доставила мне такое удовольствие своим признанием!
Нет, она просто убила его своим поступком! Своими словами. У Драко внутри все скрутилось в непонятный узел.
Девушка склонила голову перед ним и превратилась в комок боли и отчаяния. Покорный комок.
Мерлин, он был готов кончить сейчас же!
Он ликовал, удовлетворение переполняло его.
Сердце же Гермионы было готово разорваться — так часто оно билось. Страх сковал ее, будто сдавив стальным прутом легкие.
Все силы ушли на этот отчаянный шаг.
Ради Рона. Ради Джинни. Ради Гарри…
Она надеялась, что Малфой что-то скажет, хоть как-то прореагирует. Но он молчал.
Оставалось последнее.
Неужели она сможет все это вынести? Сделать еще один шаг.
Нет, нет, нет — это последний рубеж, преодолев который, пути назад не будет. Паника тошнотворным комом подкатывала к горлу, пробираясь желчью в рот.
Она сделает это! Чаша ее доли горькая, но пить ее нужно до дна.
И пути назад нет.
— И я, как твоя жена, прошу своего супруга о милости.
И, без колебаний, Гермиона взяла Малфоя за руку — вцепилась в его худые пальцы.
Дрожащие, горячие пальчики пробежались по каждому пальцу мужчины, задержавшись на изувеченном обрубке, погладили его.
Драко вздрогнул, но опять стал непроницаем.
— Я прошу о милости, Драко, — и она поцеловала холодную ладонь, после чего прижалась к ней щекой, смотря ему в глаза.
Малфой обомлел.
Он торжествовал! Он недоумевал…
Наконец грязнокровка поняла, она — его!
Смирилась!
Аллилуйя!!
Моя ты умничка, нежная девочка! Ты поняла, что ты для меня?! Ты смирилась?
— Я буду с тобой, Драко, — продолжала Гермиона, ласкаясь к его руке. — Такова моя доля, я буду. Буду покорной. Буду послушной. Прошу, не откажи мне в милости…
Хрупкое, нежное создание на коленях перед холодным и строгим господином.
Ее горячие, тонкие кисти держат в руках большую, жесткую руку. Прижимают к бархатной, мокрой от слез щеке ладонь.
Мужские руки, такие надежные и такие безжалостные, защищающие и карающие…
И она отдавалась его власти. Доверяла себя, надеясь на милость.
Посчитав про себя до трех, девушка подняла на Малфоя глаза, готовая увидеть в его серых льдинках все: и ярость, и презрение, и отвращение. Но, может, она все придумала, и это — всего лишь игра света, но на мгновенье в них, там, глубоко под коркой льда, мелькнуло торжество. Превосходство. И… казалось бы, совсем уже бред — облегчение.
А совсем уж на дне она уловила зыбкую тень… надежды?!
Глаза в глаза.
Он просто кивнул, разрешая ей продолжить.
— Прошу оставить Рона Биллиуса Уизли в покое, — прошептала Гермиона одними губами.
И опустила голову, готовая к каре за свои слова; слезы потекли сплошным потоком. Она ждала приступа бешенства, безумного и издевательского смеха — чего угодно, но, как она отчаянно надеялась, все не напрасно. И Рон будет спасен.
Должен же Малфой все-таки быть благороден! И не уничтожать поверженного соперника! Он же аристократ… Лорд!
Драко украдкой скосил взгляд на пленника.
Ярость затопила его с ног до головы.
Она пошла на все это ради никчемного рыжего обормота? У него в голове не укладывалось — все это и ради нищеброда?!
Гадина!
Шлюха!
Ей так дорог ее первый?! И ради него она готова на любые унижения!! Сучка!
«В таком случае, она свое получит!» — казалось, Малфой свирепел просто с каждой секундой.
А он то, хорош!
«Дурак!» — у него в глазах потемнело, все будто заволокло кровавой пеленой. — «Думаешь, ты для нее что-то значишь?! Ты слизеринское дерьмо, вот ты кто! Все для этого неудачника!»
И на коленки бухнулась чтобы его отмазать, и руки лобзала… Все для него…
«Ну, ничего, ничего, — туман рассеялся. Драко, взял над собой контроль. — «Дай мне срок, сладкая, и ты даже имени не вспомнишь своего рыжего. Я еще розги не пробовал, если по-хорошему не поймешь…»
А как же она все-таки хороша! Нежна и трепетна, маленький трогательный олененок… На коленях, покорная — она сейчас как никогда напоминала Нарциссу, такая же хрупкая…
Ну, ничего! Он ее супруг, и дальше все будет только его, для него, ради него…
Просишь милости, связываешь себя клятвами ради недоноска — пожалуйста, суйся сама в западню.
Гребаный Уизли же не стоит этого… Да он ради тебя, моя ненаглядная грязнокровка, и пальцем не пошевелит! А ты присягаешь ради него…
Дурочка!
Покаешься потом, да поздно… Ты уже будешь моя — целиком и полностью.
Все это время Уизли был под Силенцио, поэтому уже давно перестал пытаться что-то проорать. Он просто хмуро молчал. И лишь по тяжелому рваному дыханию можно было догадаться о боли, испытываемой сейчас Роном.
Сам он, казалось, ничуть не был ни удивлен просьбой своей бывшей невесты.
Теперь уже никто не был удивлен.
Все предрешено…
Противостояние завершено, она досталась сильнейшему. Слабому же остается только зализывать раны.
«Возьми себя в руки, успокой малышку, потом все потом», — Малфой лихорадочно строил планы. — «Покажи, что ты оценил ее, не оттолкни».
Гермиона же буквально задыхалась от слез и от переполнявших ее эмоций.
Задыхалась в ожидании… гнева своего экзекутора? Это было ожидаемо. И все же… Она надеялась… Она молила… Неужели все напрасно?!
Драко провел большим пальцем по щеке девушки, вытирая мокрый след от слез. Такой нежный, заботливый жест!
Он кивнул, показывая, что принимает ее просьбу.
Глаза Гермионы тут же загорелись надеждой, а потом еще одной робкой мольбой.
— Можно мне попрощаться? Навсегда. Позволь… пожалуйста… — и вниз устремилась новая слезинка, упав как раз на пальцы Драко.
Девушка взяла его вторую руку, прижала ее к своей щеке и посмотрела на него, вложив всю свою покорность, свое обещание послушания.
Он нахмурился, шрам ленточкой заиграл у виска, но спокойно освободил свои руки, делая шаг назад.
А потом, будто передумав, поднял пальцами ее лицо за подбородок, пристально вглядываясь в эти глаза, полные боли.
Гермиона поняла, что это — его безмолвное согласие. Он согласен дать эту милость, так необходимую ей, Рону — им.
Мерлин!
Все внутри умерло. Она растерялась, когда получила разрешение, ведь это значит, что она останется здесь навеки. До конца жизни.
Все. Клятва принята!
Она — его… Она присягала ему…
Малфой смотрел на девушку ледяным непроницаемым взглядом, и невозможно было догадаться, что он задумал теперь.
Почему же Мерлин проклял ее?
Неужели в их огромном мире и вселенной не нашлось кусочка счастья для нее?! Где огромный и добрый Рон — ее любимый. Где она сможет быть такой же беззаботной и веселой.
В душе у Гермионы играл реквием. Это были похороны ее жизни…
Сердце выпрыгивало из груди.
Где-то далеко осталась веселая девочка Гермиона, которая с распахнутыми и лучистыми глазами пришла в мир магов. Взахлеб училась, влюблялась, плакала, смеялась.
У нее были друзья, учителя и… волшебство. Весь мир был раскинут перед ее ногами, а теперь — все!
Он сузился до Малфой-мэнора.
Где ей предстоит провести всю оставшуюся жизнь, ублажая, утешая, ухаживая за ее хозяином.
Быть красивой женой, идеальной хозяйкой, заботливой мамой. Статусной дорогой вещью ее супруга. Соответствовать Малфоям, самой принять их правила, как и наказания, награды… Как же это жутко!
Девушка поднялась с колен, еле удерживая равновесие. Ноги как ватные. Гермиона схватилась на край стола, чтобы не упасть… Голова шла кругом. Все казалось таким нереальным…
Это все не с ней. Не с ее жизнью.
Но это все потом. Надо попрощаться с Роном — последним лучиком ее прошлого. С таким близким и родным…
Но как же выразить ему всю свою боль и горечь? Как за пару минут распрощаться навсегда?!
Она старалась не смотреть на пленника, пока шла к нему. Он же все слышал… но ничего не сказал!
Ничего!!
— Я… — и Гермиона подняла на рыжего глаза, полные слез.
Рон открыл было рот, будто собираясь что-то ответить ей, но передумал.
— Будьте счастливы, — сорвалось с ее губ прежде, чем девушка сама осмыслила свои слова.
Сейчас, смотря на избитого и поверженного друга детства, боевого товарища, жениха, Гермиона не верила в серьезность происходящего.
Как они, прошедшие через такие мучения, через лишения, и победившие в этой жестокой Войне, оказались здесь — в заложниках хитроумного Малфоя?
Как они позволили такому случиться?
Как?!
Она дотронулась до Рона.
Ее холодная рука чуть дрожала, нежно гладила его грудь, будто пытаясь тактильно запомнить все, к чему прикасается. Все его родинки, веснушки, шрамы…
Тот молчал, лишь изредка вздрагивая под ее хрупкими пальчиками, когда девушка внезапно обхватила руками его лицо, пачкаясь в крови.
Гермиона будто в исступлении приблизилась к Рону, почти нос к носу соприкасаясь с ним. Ее глаза лихорадочно бегали, не способные остановиться на какой-то конкретной черте лица юноши.
— Берегите себя, — прошептала она одними губами. — И пообещай мне позаботиться о Гарри.
Драко готов был взвыть.
Мерлин всемогущий!
И тут этот гребаный Поттер!!
Грязнокровка думала о всех — о рыжем недоноске, о шрамоносце — всех, кроме него!! А ведь у него, Драко Люциуса Малфоя, было абсолютное право на ее исключительное внимание! Пикси ей на голову!
Дракловы кости!
Он стоял, словно под действием Конфундуса, беззвучно свирепея. Дикий и беспринципный хищник, спрятанный у Драко внутри, готов был вырваться наружу.
И уничтожить все, что попадется под руку.
Кровавым взглядом зверь наблюдал, как его жена гладит гриффиндорского ублюдка по лицу. Смотрел, как она дрожит, что-то нежно шепча ему прямо в безобразное окровавленное ухо.
А потом…
Гермиона понимала, пора заканчивать свое прощание… Не нужно было испытывать терпение Малфоя.
Но сердце девушки болезненно сжималось, стоило ей подумать, что это — их последняя с Роном встреча. Что, отныне и во веки веков, она будет заперта здесь, в мэноре, в этой темнице.
И прошлое навсегда останется в прошлом…
Собираясь с духом для их последнего, прощального поцелуя, Гермиона понимала, что в губы — это слишком.
Малфой убьет ее. И Рона.
Она приподнялась на цыпочки, а потом…
Потом она, казалось бы, легко и непринужденно чмокнула его в щечку.
Простое прикосновение губ, но Драко видел, какую бурю эмоций этот жест вызвал у Вислого.
В этот миг Малфой окончательно сошел с ума.
Еще не хватает, чтобы это ничтожество кончило от прикосновений ЕГО жены!
— Довольно, — его голос грозным рыком прогремел по подземелью.
Гермиона вздрогнула и отшатнулась от Рона. Скорее просто интуитивно, нежели из-за страха.
Довольно.
Пришло время платить по счетам.
«Прощай Рон! Будь счастлив! Будь любим! И вспомни когда-нибудь потом о своей несчастной подруге…» — но слова девушки так и остались несказанными.
Наклонившись, Драко рывком поднял потерянные девушкой домашние туфли. И, прежде чем та сумела что-то возразить, подошел к ней и сам обул ее. Гермиона была не в силах сопротивляться.
Малфой крепко взял девушку за руку и нахмурился, когда понял, что ладони у нее ледяные.
Гермиона тихо выдохнула. Она не давала Непреложного Обета, но поклялась.
Поклялась исполнять его волю.
Ад начался.
— Домовик.
Грубо. Грозно.
Появившийся домовой эльф лишь сдержано поклонился своему хозяину.
Гермиону передернуло.
Тот факт, что бедное существо привыкло к подобному виду зрелищ… Мерлин! И услужливая память подкинула девушке воспоминания ее собственной экзекуции в подземелье мэнора.
Окровавленные ягодицы, спина, сломанное ребро — все ее тело мгновенно откликнулось фантомной болью.
Ноги тотчас же подкосились.
Малфой мгновенно среагировал, поддержав девушку за локоть, не давая той упасть на каменный пол. Но со стороны казалось, что ему отнюдь неприятна эта вынужденная помощь грязнокровке.
Совсем как в школе, где все было намного проще…
Грязнокровка. Нищеброд. Шрамоголовый. Как же давно это было! Словно в другой жизни…
— Отправь ее в спальню, — отдал приказ Драко, даже не обернувшись к появившемуся домовику. Его внимание целиком и полностью занимала Гермиона. — Скоро я приду посмотреть, как ты исполняешь свой долг.
И мир перед глазами девушки завертелся — эльф переместил их на второй этаж. Точно в спальню, как и было приказано.
Малфой остался с Роном.
Гермиона не находила себе места.
Она дала клятву. И он… Он же… сдержит свою, правда?
— Ты была в ванной?
Девушка не слышала, как он вошел.
Драко был без рубашки.
Грудь в нескольких местах перепачкана кровью, штаны тоже испачканы. Волосы растрепались, и несколько прядей свободно обрамляли бледное лицо.
Знакомый ядовито-ледяной взгляд, полный отвращения, ярости и… равнодушия. Поджатые губы, глубокие морщины на лбу, безобразный шрам у виска — Малфой не был красив, как это было когда-то.
Он был жесток и демоничен.
Гермиона сглотнула.
— Я приняла душ…
Она сидела на кровати, поджав под себя ноги. Пеньюар, сорочка и чулки с поясом валялись на полу в ванной комнате, где девушка сняла их, разрывая в приступе безысходной ярости ткань. Сейчас же, заглянув после душа в гардероб, Гермиона была одета в простой махровый халат.
Мерлин!
Драко хмыкнул.
Он уже подошел к окну и искоса наблюдал за своей жертвой.
Обещала быть покорной…
Странная и разрушительная энергия, переполнявшая его в подвале, сейчас сошла на нет. Не хотелось бить, мучить. Хотелось только показать ей ее место.
Снова и снова указывать этой грязнокровке место подле него!!
Хотелось показать, на что она пошла ради ничтожества. Хотелось унизить, показать себя ее хозяином.
И он решил выпустить демона из груди.
Посмотри, на что пошла ради своего нищеброда…
Но его взгляда не укрылось, как девушка вздрогнула, когда он поднялся к ней.
И это покорность? Нет, это — покорность?!
Драко резко развернул кресло, нарочно медленно опускаясь в него. Ожидание… это же так волнительно, не правда ли?
— Я надеюсь, ты все сама сделаешь? — спросил он, широко расставляя ноги.
Гермиона кивнула, побледнев.
Она не смела спросить о Роне. Не смела даже заикнуться о нем, видя, в каком состоянии Малфой — тот был на пределе. Одно ее неверное слово, один неверный жест…
Кожа на ее спине мгновенно стала гусиной.
Тело в очередной раз свело в фантомном призраке боли. Она боялась… пусть секс, но только не порка! Она будет послушна
И покорна.
— Раздевайся.
Девушка тяжело выдохнула, опуская голову, и отросшая челка упала ей на лицо. Гермиона рефлекторно поправила волосы, откидывая их назад, после чего развязала пояс халата и поднялась с кровати.
Она стояла перед ним нагая, и было сложно сдержаться и не прикрыться руками. Сложно было просто так стоять и позволять ему себя рассматривать.
Нежная кожа, белые полушария груди, каштановый треугольничек волос — все такое девственное, будто бы нетронутое. И бордовые от стыда щеки.
— Поласкай меня.
И Драко приглашающее расставил ноги еще шире.
Приказ.
Как домовику пару часов назад. Гермиона была готова удавиться. Но она сама себе подписала этот приговор.
Она же знала — Ад уже начался.
Вот он. Сидит перед ней во всей красе.
Ей потребовалось все ее самообладание, чтобы не расплакаться.
Где же ее хваленая гриффиндорская храбрость? Где неукротимое бесстрашие, столько раз спасавшее их с ребятами в Хогвартсе? Где?!
Это он виноват во всем.
Он все отнял у нее… Даже это.
Всего-навсего секс. Это не страшно, не больно. Только противно, но ты же не боишься…
Гермиона покорно встала перед ним на колени.
Она же дала слово…
Безропотно расстегнула его брюки.
Принесла клятву…
И взяла восставшую плоть в рот.
Она — его.
— Оближи полностью.
Всецело и навсегда.
— Возьми его глубже.
Навсегда…
— Еще глубже! Да… так…
Гермиона просто выключилась.
— Еще! Еще, грязнокровка. Возьми его в рот полностью!
Он яростно схватил Гермиону за волосы, запрокидывая ей голову.
— Мне нравится твой вкус, — покорно повторила она, смотря в его безумные, поддернутые поволокой серо-голубые глаза.
— Драко! — взревел он, дергая до одурения девушку за кудри.
Сейчас его ничего не волновало. Лишь нужно было унизить, растоптать. Показать этой твари, кто здесь хозяин!
— Мне нравится твой вкус, Драко! — отозвалась Гермиона, из последних сил сдерживая слезы.
Цепкая мужская рука разжалась и коснулась зардевшейся щеки.
— Продолжай.
Приказ.
И она не смела сказать «нет».
Реальность была чересчур зыбкой, фантомной. И эта волна желания, накрывшая его с головой. Эти ласки… Малфой смотрел на нежную девушку у его ног, в а ушах — будто сквозь туман — раздавался тошнотворный визгливый голос Уизли.
Рыжий нищеброд высказался в адрес своей Грейнджер понятно и однозначно. В подвале, когда они остались наедине.
— Должен… как там говорят? А-а-а, снять шляпу перед тобой, хорек. Ты правильно дрессируешь женщин. Хороша сучка. Ха! Я еще и трепетал перед ней, а ей только хлыст и нужен. Малфой, сто балов Слизерину за послушание моей бывшей невесты.
«Рон» стоял слева от Драко и так же, как и Малфой, смотрел на Гермиону. На ее кудрявую макушку, на ее пальчики…
Она прошлась языком по всей длине его достоинства.
Драко шумно выдохнул, не в силах сдержать наслаждение. В ушах все стояли слова недоумка:
— Знаешь, ей идут следы от хлыста, — рыжий визжал на высоких тонах. — Выполнено с таким искусством… Так и хочется войти в нее, да? Теперь она покорна? Как шлюха, да?
В голове у Малфоя все смешалось.
Казалось, голос Уизли все еще преследует его.
— Да… Грязная маггловская шлюха, — зашипел Драко, силясь пересилить в ушах другой голос.
— Но тебе все равно достались объедки Уизли. Ты трахал ее после меня? Как же ты смирился с этим? А, Малфой? А знаешь, я когда выберусь и засажу тебя в Азкабан, я дам тебе ее колдографию, и уже ТЫ, слизень, ТЫ будешь дрочить на нее…
В висках у Драко зверски пульсировало. Дышать было тяжело — воздуха не хватало. И эти безумные ласки… Он все больше и больше терял ощущение реальности. Безумство почти полностью поглотило его.
Как же хорошо…
— Достаточно, — выдохнул он резко.
Гермиона отстранилась, но не могла заставить себя посмотреть на Малфоя. Он поднял ее подбородок, вглядываясь в ее лицо — глаза, огромные, полные боли и унижения, распухшие алые губы, струйка слюны тянется вниз…
— Садись на меня.
Ад продолжается…
Она неловко поднялась с колен — ноги ее затекли, и теперь их будто кололо сотнями иголочек. Сдавленные сосуды снова пускали застоявшуюся кровь. Она неловко покачнулась, но Драко, уже разгоряченный, легко подхватил девушку на руки и посадил на себя.
Гермиона закусила губу.
Твердый и влажный член легко проник в нее на всю длину, отчего девушка едва слышно застонала от боли и последующий резких движений.
Малфой готов был вот-вот кончить.
— Скажи, — скалился он в ярости. — Скажи, что тебе нравится, мугродье.
— Мне нравится, — тихо простонала Гермиона, силясь не показывать своего страха и боли. — Мне нравится, Драко. Мне нравится.
Но в ушах у него раздавался лишь презрительный голос Уизли:
— Ты сядешь в Азкабан, Малфой! И я буду трахать твою подстилку, буду ее пороть, насиловать, раз она так любит силу…
Сильнее, глубже.
— Я тебя посажу! Я, пожалуй, знаю, как теперь воспитывать ее!
Резче. Сильнее. Еще.
— Она у меня увидит настоящего мужчину! Всего-то делов, хлопнуть плетью по попке, и она на коленях передо мной…
Еще. Еще!
— Но я на ней не женюсь…
Да! Да!! Еще!!
— Безумец Поттер и жена Малфоя — вот идеальная пара. И мне прикрытие, согласен? Я, пожалуй, тоже в парламент пойду, с твоего совета. Пора уже Уизли основать свою династию, ты не считаешь? А к ней буду ходить спускать пар… и сперму…
Драко кончил.
Потом он, не сказав больше ни слова, взял девушку на руки и отнес в кровать, где тут же крепко прижал, практически вмяв Гермиону в себя.
Чуть погодя дыхание Малфоя стало размеренным.
Гермиона лежала в кольце его железных объятий не в силах пошевелиться. Воздуха не хватало, девушка буквально не могла вдохнуть — так сильно он ее стиснул. Наверное, она просто уже не отдавала себе отчета, столько всего произошло… Беззвучные слезы потекли сами собой.
Когда, как ей показалось, Малфой уснул, Гермиона сделала попытку вылезти из-под захвата, но стоило ей только пошевелиться — и Драко пресек самовольство, сжав ее еще сильнее.
— М-м-м… Мне тяжело дышать, — тихо прошелестела она.
Только его пальцы переплетены с ее, и нет сил дышать полной грудью… Нет сил, чтобы отодвинутся…
Остается только терпеть… Терпеть…
Утро выдалось туманным.
В какой-то момент Гермиона поняла, что методичное постукивание, пронизывающее ее сон — не что иное, как мелкий, едва моросящий дождь, и проснулась.
Все было серо. Уныло.
Реальность давила на виски болезненными воспоминаниями. Тело слегка саднило, но все было так далеко… и не с ней.
Драко же после слишком раннего завтрака решил, что на сегодня сделки лучше отменить. А сейчас у него есть час-другой, чтобы подняться в спальню и проверить жену. Она спала слишком беспокойно, постоянно ворочалась. Не дай Мерлин заболеет от холода подземелья.
Малфой уже связался с Блейзом по каминной сети, и тот должен приехать ближе к обеду — привести укрепляющие микстуры, еще зелья, мази, необходимые для Гермионы.
Когда он зашел в комнату, то с удивлением обнаружил, что та совершенно пуста. Девушки нигде не было.
Сбежала?
Сбежала после принесенной ею клятвы?!
Да твою ж…
— Домовик! — громогласно позвал он эльфа, скидывая одеяло на пол. То еще хранило тепло девичьего тела… Ее запах, сводящий его с ума.
— Хозяин.
В миг появившееся существо беспрекословно кивнуло и сложило лапки на груди, ожидая указаний.
— Где она?!
— Госпожа принимает ванну, — ровно ответил домовой эльф.
Драко моментально успокоился.
Ванна? Всего лишь ванна!
Отпустив домовика, он хотел было с садистским наслаждением пнуть дверь ванной комнаты, вышибить ее…
Но, махнув рукой, просто отворил, мягко нажав на ручку.
Гермиона лежала в ванне, до краев наполненной пеной. Под головой у нее была маленькая подушечка, обтянутая белой махровой тканью; веки опущены, двое эльфов ухаживали за ней.
Спокойное, умиротворенное лицо.
Девушка интуитивно почувствовала движение — она открыла глаза и увидела Драко рядом, у края ванны.
Он наклонился, наблюдая за ней. Рассматривая ее.
Румянец залил щеки Гермионы. Она рефлекторно прикрыла грудь руками, желая лишь одного — чтобы он ушел.
Но Малфой хотел остаться — это было многообещающее зрелище…
Небрежным взмахом волшебной палочки он трансфигурировал себе кресло и сел в него, закинув ногу на ногу.
Домовиков присутствие хозяина не смущало, и они деловито возились со своей подопечной — один, вылив на лапку бальзам, стал втирать его в густые волосы девушки; другой, взяв мочалку, принялся за тело.
Щеки Гермионы уже пылали, румянец распространился на шею.
Драко с удовольствием и растущим возбуждением смотрел на нее.
От его взгляда не скрылось, как, поборов себя, девушка снова закрыла глаза, стараясь успокоиться, полностью отдаться в «лапки домовиков». Она смирилась с присутствием зрителя в ее жизни.
Малфоя это забавляло…
После всего, что произошло между ними, она все еще стесняется его?
Маленькая глупышка…
Вот один из них начал мылить и натирать ножки девушки и ее маленькие пальчики, другой — усадив девушку, принялся лить из кувшина воду, ополаскивая густые и тяжелые волосы. Затем эльф с самым серьезным видом промокнул тугие кудри и тюрбаном уложил белоснежное полотенце.
После этого оба домовика притащили огромный кувшин с чистой водой, и Гермиона покорно встала в полный рост в ванне. Струи теплой ароматизированной воды стали смывать с ее тела пену.
Девушка была прекрасна, нежная белая кожа блестела своей чистотой, и Драко с вожделением смотрел на нее, чувствуя, как напряглось все в его штанах.
Поэтому, когда домовик взял в руки чистую простыню, чтобы вытереть Гермиону, мужчина решительно встал и взял ту в руки. Промокнув плечи, Малфой завернул свою драгоценную ношу и, подняв на руки, понес в комнату, где бережно положил на кровать…
Гермиона с растущим беспокойством наблюдала за ним — что за новую игру придумал этот хитрый и опасный человек? Почему каждый раз он ломает ее? Почему снова и снова переворачивает жизнь вверх дном?
Она и так безумно стеснялась всего личного. Для нее казалось неправильным, что она занимается этим с НИМ! Ей все время было не по себе от его вожделения. Она удивлялась его дикому желанию, безмерной похоти, постоянной готовности к сексу, не сознавая своей прелести и притягательности.
Голодный, почти что граничащий с безумием, взгляд Малфоя обещал ей — этот раз не будет исключением.
Драко не спускал с нее глаз. Он был околдован нежной прелестью девушки. Ее смиренностью и покорностью. И ему не нужно было торопиться, чтобы успеть кончить прежде, чем Гермиона снова пихнет его в ребро. Или прежде, чем она снова начнет падать в обморок в приступе неконтролируемой боли. Сейчас наконец-то он сможет насладиться ее телом. Наконец-то узнать, какая она на вкус…
Такая ослепительная, чистая, нежная.
Гермиону бросило в жар.
Малфой расстегивал рубашку, брюки. Ботинки, носки, белье — и вот он полностью обнажен.
Она еще же… Она… Не видела его… таким…
Воздуха отчаянно не хватало.
Но страха пока не было.
Просто… все было… иначе.
(1) Драко медленно провел кончиками пальцев по ее руке — от кисти и выше, к плечу. Он невесомо положил ладонь ей на ключицу, нежно поласкав большим пальцем маленькую впадинку под шеей.
Малфой лежал на боку, почти не соприкасаясь с Гермионой — его изувеченная рука была единственным их контактом. И его пальцы аккуратно, дюйм за дюймом, исследовали это доселе неизвестное ему тело.
Манящее, чувственное.
Он провел указательным пальцем по щеке девушки, чуть поворачивая ее голову — их глаза встретились.
Драко чувствовал, как по ее коже побежали мурашки. Его самого будто пронзил разряд Экспеллиармуса. Он замер на мгновенье, наслаждаясь, упиваясь моментом. Взгляд его переместился на ее приоткрытые губы.
Мягкие, податливые.
Сочные.
Влажные…
Малфой наклонился ближе, почти касаясь своими губами ее губ. Мгновенье — и он ощутил возбуждающе сладкий вкус ее губ.
Их первый поцелуй.
Зверь внутри него издал протяжный стон.
Мерлин, какая же она сладкая!
Он готов быть сойти с ума.
Сейчас же…
Ласки его тут же стали настойчивее, но, вместе с тем, не потеряли своей нежности. Его пальцы стали проводником в другой, совершенно неизвестный мир чувственного наслаждения.
Он упивался своей собственностью.
Это все его! Нежное, мягкое — все для него…
Гермиона же замерла от нахлынувших противоречивых мыслей. Мерлин, не дай же ему сделать ей больно…
Да разве же такое возможно?
Мерлин… Так стыдно, что он трогает ее… ТАМ.
Легонько прикусив губу девушки, Драко углубил поцелуй, пьянея от вкуса ее губ. Но этого ему было мало…
Она так податлива, что он просто не может не попробовать ее ВСЮ на вкус.
И прежде, чем Гермиона поняла, что происходит, Малфой, устроившись между ее ног, провел кончиком языка по самой ее сущности.
Мерлин, как же стыдно!
Она не хочет этого! Почему он там?!
Искалеченный разум сковал туман желания. Но не ее собственного.
Его…
Все было настолько нереально. Она не понимала — кто, что, где… Только чувствовала жар, исходивший от его напряженного тела.
Драко горел.
Она такая нежная, сладкая, а ее запах… Он сводил с ума.
Он потерял чувство реальности. Он был полностью поглощен страстью, вихрем обрушившейся на него.
Он прошелся указательным пальцем по ее складочкам, ощущая, как тело девушки отдает дрожью.
Малфой облизнул губы.
Сладкая…
Такая она на вкус, его грязнокровка, — сладкая.
Все, больше терпеть он может.
Он должен кончить сейчас же, но не будет делать это резко.
Это его подарок ей. Она же подарила себя ему, так пусть не корчится под ним от боли… хоть в этот раз.
Драко осторожно накрыл девушку своим телом, поднимая ей руки над головой, переплетая ее пальцы со своими.
Гермиона приоткрыла глаза, шумно выдыхая под тяжестью мужского тела. Их взгляды встретились. Теплые, карие — и ледяные, серые. Будто расплавленный металл. Поддернутые поволокой…
Удивление в ее глазах переплеталось со страхом — это было божественно…
Малфой потянулся к ней, ловя ее губы в новом поцелуе. И вошел в нее, полностью заполняя собой ее лоно.
Драко на мгновенье замер, стараясь прочувствовать это… А потом, немного ослабив давление, вошел в нее снова, сжимая в ладонях пальцы девушки.
Его поцелуй стал приобретать дикую, звериную энергию, распаляясь.
Казалось, Малфой хочет поглотить ее без остатка. Вобрать в себя всю, до конца.
Гермиона шумно выдохнула ему прямо в губы — это стало последним порванным якорем.
Драко потерял над собой контроль.
(2) Он вжимался в нее, грудью ощущая ее тело — мягкость ее кожи, твердость набухших сосков. Малфой снова и снова входил в это податливое тело, всецело принадлежащее только ему…
Ему…
Он готов был рычать подобно волку, терзающему свою жертву.
Еще!
Чувственные губы…
Глубже!
Бархатная кожа…
Сильнее!
Это был танец дикой похоти…
Да!!
Реальность полностью растворилась. Страсть поглотила Драко без остатка. Для него существовала только Гермиона и ее нежное тело.
Это его торжество, это его добыча!
Он выиграл…
Сводящие с ума ласки, плен ее нежных рук… дразнящих ног…
(3) Гермиона хватала ртом воздух — легкие отказывались работать. Малфой кончил, но еще продолжал гладить ее тело, целовать в шею, прокладывая дорожку к груди.
Что это было? Что на него нашло?
Мерлин…
Сердце и разум ликовали, это было не больно…
Ты привыкнешь отдавать себя, научишься смиряться, будешь покорной… Он твой хозяин, ты — его собственность…
Пусть просто больше не будет боли…
И только там, в глубине, остались невыплаканные горькие слезы.
Это все неправильно, она не хочет больше ничего.
Мир погрузился во тьму.
__________
Автором и Музой предлагается к прослушиванию композиция группы Serebro «Sound Sleep» для финальной любовной сцены.
Для полноты и объема восприятия:
(1) — начало;
0:46 — поцелуй;
1:31 — начало оральной ласки Малфоя;
3:04 — долгожданное соитие;
3:35 — (2) — кульминация;
4:07 — (3).
19.07.2011 Глава 9. Демоны души
Распни меня, Демон, — уничтожь мою душу,
Пусти мне по венам лед, зимнюю стужу;
Вонзи же в них колья! — тяну к тебе руки,
Прерви чувство боли, прерви в ушах звуки!
Распни меня, слышишь! Но ты глух к моей песне:
Это просто затишье, и я уже не воскресну;
Ты умоешься кровью — утолишь в ней свой голод,
Убей, тихо молвлю. Сними эти оковы…
Драко, довольный, вытянулся на кровати; все тело охватила приятная истома. Да, все-таки оно того стоило — покорное и нежное женское тело дарило столько удовольствия!
От глубины оргазма Малфоя до сих пор слегка потряхивало.
Да… она точно для него. Таких ощущений он не испытывал ни с одной женщиной.
Мерлин! Какой же он молодец, сделал правильный выбор. Дошел до конца, сломал ее. А теперь… Внутри все вибрировало от переполнявшего удовольствия.
Он протянул руку и коснулся жены, высокая грудь с торчащими сосками мгновенно покрылась мурашками. Драко провел рукой дальше — подушечки пальцев медленно скользили вниз по нежной бархатистой коже. Тонкий изгиб талии, животик, пушистый холмик, бедра — как зачарованный он обводил руками свою собственность. Поглаживая эту гладкую, словно шелк, тонкую кожу.
«Маленькая глупышка… ну зачем ты сопротивлялась так долго своему предназначению? Ведь и сил то, как у воробышка, через раз сознание теряешь… А туда же — сопротивляешься…» — беззлобно думал мужчина.
Но дела не ждут. Особенно, когда они касаются чьих-то жалких жизней — у него на сегодня, к сожалению, было намечено несколько сделок.
Вскоре Малфой поднялся, натянул штаны и босиком вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Щелкнул язычок замка, и девушка тихо выдохнула, открыв глаза — все закончилось.
Наконец-то она одна. С нее будто спали невидимые оковы, она снова могла дышать. Просто дышать.
Он ушел.
Ее муж, супруг и сюзерен изволил покинуть ее! Мерлин, какая ирония!
Все прошло… словно было сном.
Это какое-то сумасшествие! Что за новые игры в любовь? Зачем он был с ней нежен? Она же все равно ему не верит… У них же все равно ничего не получится!! Да и что должно получиться?
Для нее все кончилось. Она перестала быть человеком. Она…
Куртизанка, наложница, рабыня — можно продолжать до бесконечности!
Гермиона подтянула колени к животу, укутываясь в одеяло, и вдыхая ставший уже привычным пряно-мускусный запах — в комнате все еще явственно чувствовался аромат Драко, он неуловимо смешивался с безумным запахом секса.
Все не так и страшно, не так и больно. Просто унизительно сознавать, что ты — лишь чья-то игрушка. Знать, что тебя используют для слива спермы, целуют и ласкают, только потому, что ему это доставляет удовольствие. Что это уже не твое тело, а его собственность. Его способ достичь запредельное удовольствие…
И теперь она должна все время оглядываться на Книгу.
Этот пресловутый Кодекс, мантикора его задери!
Что можно, что нельзя — везде только запреты и условности. Сколько можно?! Хотя она сама виновата, хватит уже себя жалеть. И теперь ЭТО ее жизнь?!
Дала слово — теперь держи его…
А родовая магия Малфоев поможет тебе в этом. Терпеть — твоя участь.
Но больше никакой боли!
Мерлин, нет!
Хватит… С нее хватит…
Она постарается не нарушать его гребаных правил, будет выполнять все его требования, делать, то, что захочет этот безумный дикарь, но чтобы он больше никогда не поднимал на нее руку!
Нет больше Гермионы — есть лишь некто миссис Малфой, и она постарается с этим смириться.
Как когда-то смирилась с Войной. Или не смирилась? Попробует смириться?! Сможет ли?!
Мерлин, как же хочется жить… Без боли, без унижений — просто спокойно…
Да какая уже разница… Все это было далеко. Там, в другой — уже не ее — жизни.
Гермиона смиренно лежала, перебирая в памяти какие-то обрывки воспоминаний, какие-то мысли. Постепенно те потекли в другом направлении; ей было интересно — чья эта спальня? Ведь оформлена очень по-женски. Бежевый цвет, спокойный, но в тоже время чувственный. Туалетный столик на резных ножках светлого дерева, мягкий пуфик, обитый бархатом молочного цвета, тяжелые портьеры, не пропускающие ни лучика солнца, тонкое полотно тюли и королевское ложе, из такого же светлого дерева. Да что уж говорить, даже гардероб — все было олицетворением женственности и стоило огромных денег, но здесь априори не может быть дешевых вещей.
Все дышало комфортом, уютом, несмотря на пафос обстановки. Красивые вазы, наполненные только что срезанными огромными белыми розами, как в столовой, были расставлены практически везде: на столике, на полу, на подоконнике. Их тонкий, нежный аромат наполнял комнату, уводя горести и печали куда-то далеко. Казалось, она находится у себя — что снова вернулась в безмятежное детство…
Стены были отделаны панелями старинного мореного дуба, который менял оттенки в зависимости, от того, откуда на него смотреть. Когда смотришь прямо, он казался цвета слоновой кости, но стоило чуть повернуть голу — и оттенок уже неуловимо менялся на сливочный.
Неужели это были апартаменты матери Малфоя, Нарциссы? Хотелось бы Гермионе тогда взглянуть на комнаты Люциуса и самого Драко. Но только остальные двери всегда оказывались запертыми… Магия. Возможно даже, что родовая. Покои хозяев поместья, в которые закрыт доступ их безвольным женам.
Статусным игрушкам!
И, как всегда, у Малфоев все лучшее, и даже эти гребаные статусные игрушки! Лучше, чем у других! Нарцисса славилась своей красотой, а она, Гермиона Малфой, — полный букет достоинств, как же… Героиня Войны, самая умная выпускница Хогвартса за последние сто лет…
Прав, ой, как прав был этот повернутый на наказаниях пращур — у Малфоев действительно все самое лучшее! И даже их малоценное имущество, жены!
Жены… Они же служат для декора. Для удовольствия, для покорения. Ведь так гласит этот гребаный Кодекс?
Будь он проклят!
Будь оно все проклято!
Как же она устала…
Девушка легла на спину, вглядываясь в потолок, и только тут обратила внимание, что он отделан таким образом, что казалось, будто там наверху сверкают и переливаются маленькие звезды.
Яркие блестящие звезды на светлом потолке.
Может, оно и к лучшему, что все завершилось? Не надо больше думать, сопротивляться, надо просто жить, пока хватит сил терпеть все это. А потом… А что потом?
Гермиона не знала.
Время тянулось бесконечно медленно, или же наоборот — настолько быстро, что девушка не успевала следить за ним. Как бы то ни было, чуть погодя она поднялась с кровати, устало разминая мышцы. Спина непонятно покалывала. Но ведь, если вспомнить тот вечер в подземелье, в Зале Пыток…
Что же все-таки с ее спиной?!
Все равно ощущения были какими-то не такими — это другое… такое… непонятное чувство, как будто на спине… паутина? Да, невидимая, но цепкая и крепкая шелковистая нить паутины, опутавшей ее спину. Казалось, эта паутина въелась в нее саму — так, что исчезло ощущение гладкости кожи…
Дрожь пробежала по всему ее телу, от пяток и выше, заканчиваясь неприятным копошением на затылке. Словно Малфой незримо был рядом, или его взгляд неотступно преследовал ее.
Этот контроль, эффект его присутствия…
Или она уже сходит с ума? И этот ублюдок мерещится ей уже везде?
Мерлин…
Нет, она должна увидеть, что сделал Малфой с ее спиной.
Что там? Сплошная ссадина? Рубцы? Что?! Но не кровавая рана это точно! Может, безобразное месиво шрамов?!
Как же страшно!
Не хочется, чтобы твоя спина была обезображена шрамами… Обычное девичье желание… Глупое желание…
Хотя… не все ли равно уже?
Это же так просто — подойти к зеркалу и обернуться, просто посмотреться в него. Ничего сложного, Гермиона. Абсолютно ничего.
Что стало с гордой и своенравной гриффиндоркой?
Но Гермиона боялась… боялась уродующих шрамов. Казалось, что вот она — некая последняя грань, отделяющая ее от той, прежней Гермионы, бывшей старосты, заучки, бесстрашной воительницы… Смех, да и только!
— Это все твоя вина, Малфой, — обреченно выдохнула она, становясь в пол-оборота перед старинной зеркальной рамой. Старинная амальгама зеркала таинственно потемнела — казалось, это зеркало из самой глубины веков. Чистое, глубокое, мистическое; золоченая рама, покрытая фигурками ящериц, отлитыми из черного серебра, где вместо хищных глазок вставлен блестящий аспидный оникс.
Тонкие пальчики девушки коснулись зеркала, зачарованно лаская гладкую поверхность; и, шумно выдохнув, она стянула простыню, в которую была замотана.
Обескураженная, нагая…
О, Мерлин! Ну, кто сказал, что такое возможно?!
Химера была страшна, как ночь, безумна, как ночь. И черна, как ночь — тонкие переплетения узора завораживали, они буквально горели на бледной коже девушки.
Крик отчаяния комом замер в горле Гермионы.
Это не может быть…
Он татуировал ее! ЕЕ!!
Как так можно! Это же не игра! Это же теперь ее клеймо! Как можно, не спросив, ее согласия?! Наплевав на ее чувства?
Хотя… о чем нужно спрашивать бессловесную тварь?! Ведь только скот клеймят, а она жена Малфоя, значит, тоже должна быть заклейменной…
Малоценное имущество…
На белой и нежной коже спины чернел страшный рисунок, созданный чьим-то безумием, чьей-то злой волей. Прихотью ее мужа.
Его наказание за побег — за ее строптивость, за ее своеволие…
Перечишь — получай хлыст, противишься выполнять супружеский долг — синяки и ссадины, попробовала сбежать — получи клеймо на всю спину.
Заколдованная плеть… Оставляла не раны, а рисунок, который пожелал хозяин. Плеть — как магглы иголочкой — всей своей мощью, удар за ударом, наносила татуировку, ранила нежную кожу.
Вот поэтому все и было в крови!
Гермиону передернуло от ощущения фантомной боли ТОГО дня — судорога свела ее тело.
Вот поэтому так нестерпимо болело во время пытки!
Он клеймил ее игольчатой плетью, а потом — прижигал свежие раны огневиски… Ее затрясло, когда она вспомнила всю изощренность и жестокость этой чудовищной пытки.
На спине Гермионы было изображено страшное чудище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом в виде змеи.
Химера!
Мерлин, химера!!
Казалось, что она живая… Она грозно взирала на девушку из зазеркалья, скаля свои страшные клыки. Зверь был расположен так, что его огромная голова была ниже поясницы, опираясь прямо на ягодичные ямочки, а хвост химеры змеился по позвоночнику вверх, где в кисточку искуснейшим образом было вплетено родовое клеймо Малфоев.
Химера…
В переносном смысле — необоснованная, несбыточная мечта.
Нежная белая кожа и страшная черная татуировка!
Ирония судьбы, ее клеймили несбыточной мечтой! Несбыточной — но для кого? Для Малфоя, взявшего в род грязнокровку? Или для Гермионы — мечта о свободе?
Перед глазами потемнело. Гермиона лихорадочно сглотнула, силясь взять себя в руки. Но реальность буквально уплывала… От татуировки исходило какое-то непонятное волшебство. Сердце бешено колотилось, гоня взбудораженную кровь по телу, голова кружилась.
Непонятная магия проникала внутрь, лишая покоя, держала все время в напряжении… О нет, это не просто татуировка!
Эта какая то магическая хрень, которая давала эффект надзора за ней, как будто кто-то чувствует ее на расстоянии.
Наплевав на тихий голос разума и страха, она дрожащими руками схватила халат, просто обмотавшись им, и, на ватных ногах, вывалилась в коридор мэнора.
Где он?
Где этот гребаный Малфой?!
Она должна найти его! Сейчас же!!
Ноги не слушались…
Он должен сказать — за что?! Почему?!
Заперто… Заперто… Ступеньки… Пусто… Нет его… Нет… Нет!
Обессиленная, Гермиона прислонилась к стене, съезжая вниз, на пол, не способная сдержать слез.
Будь оно все проклято! Проклято!!
И девушка с размаху ударила кулачком по ледяному камню. Холодному, бездушному — как и все здесь.
Как и сам хозяин поместья…
Но тут ее как водой окатило!
А, собственно говоря, что он ей должен сказать?
Она дала клятву. Быть покорной, послушной. Она сдержит слово, выбора нет.
И он… никогда не отпустит ее.
Она его.
Навсегда…
А ведь Малфой в своем праве! Он может ее бить, трахать, наносить клейма и татуировки. Может ласкать, дарить иллюзию оргазма…
Он ей не клялся.
Он ничего не обещал. Он просто взял ее, лишил всего, забрал к себе и теперь — все! Конец!!
А она?! Она должна быть послушной и покорной.
Смириться.
«Успокойся…» — твердил ей обезумевший и надломленный разум. — «Успокойся… Успокойся… Не бывает так, чтобы было только плохо…»
Ледяной мраморный пол быстро привел ее в чувство, холод пробирал до костей, и девушка медленно побрела в комнату. Свою ли?
Злость и отчаяние постепенно сошли на нет, когда Драко снова появился в спальне, — Гермиона бездумно лежала на покрывале, теребя в руках поясок от большого махрового халата. Вид у нее был отрешенный, а глаза — пустыми.
Вся такая потерянная и несчастная, как испуганная маленькая девочка среди незнакомых взрослых, которая не знает куда пойти.
Злость и бешенство на нее испарились. Но она же, как неразумный щеночек. Нужно проявить строгость и жесткость, таков был принцип Драко.
Строгость и жесткость.
Воспитательный процесс долгий, а сам он не отличался терпением; но сейчас, когда она такая несчастная, такая потерянная, так не хотелось ее наказывать.
— Почему ты не спустилась в столовую? Не позавтракала?
Надсмотрщик? Нянька?
Малфой был полностью собран. Свежевыглаженная рубашка, идеально отутюженные брюки, до блеска начищенные ботинки и отполированное серебро мужских украшений, зачесанные назад волосы, открывающие высокий лоб с двумя глубоко заложенными поперечными морщинами — все было идеально.
Но не успела Гермиона хоть слово сказать, как вслед за ним в спальню прошел Забини, деловито щелкнув пальцами, чтобы домовики закрыли за ним дверь.
Также идеален, как и Малфой.
Мантия, обувь, грива роскошных волос с каким-то древесным ароматом. Казалось, мужчины соперничают друг с другом в элегантности. И она — в простом махровом халате, на который Драко неодобрительно покосился, поджимая губы.
Плевать, твердо решила девушка, пусть смотрит, раз это его желание! И она упрямо подняла подбородок.
Мир снова переворачивался с ног на голову.
Зачем он здесь? Что ему нужно? Она не больна уже; но слова возражения тают при его появлении.
Этот, с позволенья сказать, доктор!
Доктора, целители — они призваны облегчать страдания. Они дарят надежду, исцеляют… Исцеляют тело, собирают воедино душу… С ними хочется говорить, впитывать от них энергию здоровья…
А этот?
Мужчины разговаривали про нее, новые лекарства…
Мерлин! Опять?!
Зачем ей новые снадобья? Как же унизительно, когда твой сокурсник осматривает тебя! Трогает! А еще и то, что ты не в праве пресечь это…
Ну, сколько можно терпеть это? Его цепкие, жесткие пальцы, которые были, казалось, везде. Ощупывали, трогали. Хотя, конечно, стоит признать, хватали они пусть и требовательно, но не больно… А его взгляд?! Он проникал внутрь, будто хотел вывернуть всю ее на изнанку.
От его взгляда было ощущение полной обнаженности. Гермиону снова, в который раз уже за это утро, передернуло.
— Хм… Хм… — все продолжал хмыкать Блейз, осматривая девушку.
Драко напряженно стоял рядом с кроватью, следя за каждым движением своего бывшего сокурсника. Забини, вроде бы, это совершенно не трогало.
Он спокойно, не торопясь, коснулся лба, приподнял подбородок, слегка коснулся груди; и вот его руки сомкнулись на ее талии.
— Хм… Драко, сколько она прибавила? Не знаешь?
И Забини вскинул одну бровь. Казалось, что он руками пытался проверить наличие прибавки веса, сжимая талию Гермионы своими стальными пальцами.
Первый раз осмотр причинял ей боль, пальцы сдавили тонкую талию девушки так сильно, что Гермиона, не сдержавшись, поморщилась.
Темноволосый, с атласной кожей. Насыщенные карие глаза, смотрящие на все дьявольским взглядом — он беспокоил Гермиону. Не то, чтобы она боялась его, но ей было некомфортно в его присутствии. Она опасалась его рук, слов, зелий, которые была вынуждена принимать в его присутствии, под его строгим надзором.
Пугал…
Нет. Точно нет. Его она просто опасается, а боялась она совершенно другого человека… Того, кто стоял чуть поодаль. И с все возрастающим беспокойством смотрел на руки Блейза, так по-хозяйски расположенным на талии его жены. Как чужие пальцы крепко сжимают изящное, тонкое — безумно желанное женское тело.
Однако Забини же не смущало ничего, он был сосредоточен только на здоровье и благополучии пациентки, и совершенно не важно, что она та, с кем они соперничали и конфликтовали много лет в Хогвартсе.
Кто, собственно говоря, не побоялся пойти против них, его и Малфоя, и даже вроде как победить в битве. А вот, как в итоге все повернулось. Победила-то она — они, — а вынуждена терпеть и слушаться его и Драко.
Не хочет, чтобы до нее дотрагивались! Бедняжка… А сказать боится… Как же это приятно…
И Блейз специально осматривал ее очень тщательно. И очень долго.
Кожу покалывало в тех местах, где он прикасался к девушке. Странные чары диагностики, замешанные на Темной магии, не иначе.
— Почти нисколько не прибавила… Мда-а-а, — он сам же ответил на свой вопрос. И скептически сжал губы. — Плохо.
Неизменный чемоданчик Блейза раскрылся, повинуясь палочке хозяина, и оттуда вылетели две небольшие колбочки.
Рот Гермионы тут же наполнился желчью. Она не хочет пить больше никаких зелий!
Нет!
Она больше не будет! Ее уже тошнит.
Гермиона чуть не зажала свой рот руками.
Чертов… Чертов Забини!
Почему ее никто не спрашивает?! Она не хочет, чтобы он лечил ее! Как Малфой не видит опасности, исходящей от этого человека? Как может верить ему?!
— Плохо. Очень плохо. Почему ты не следишь за ней, Драко? Не ест — так заставляй!
Кто у вас хозяин?! Или ваша кухня настолько плоха, что твоя жена отказывается есть? Или она это делает намеренно, не желая беременеть?!
Голос Блейза буквально-таки сочился злым сарказмом, и девушка с ужасом наблюдала, как у Малфоя заходили желваки. Как шрам у виска пришел в движение, неприятно рисуясь рваной бледной линией. Как напряглись вены на его шее…
Драко мгновенно пришел в бешенство от почти невинного замечания друга. И еще это замечание о беременности!
Это его жена! Его…
Гермиона побледнела, глаза ее расширились, и она застыла в ожидании бури, урагана эмоций, и обреченно опустила голову. Душа оборвалась, и сердце заколотилось, как бешенное.
Блейз тоже наблюдал за другом, сидя на кровати в пол-оборота, и почти что мягко улыбнулся.
Очень интересно! Как же забавно — от его замечания бедная девушка впала в самый настоящий ступор, а глаза Малфоя… Они обещают ей все казни, какие только можно придумать.
Так не пойдет, иначе он искалечит бедняжку, а в планы Забини это совсем не входило. Надо это учесть, мысленно рассуждал он. И принять меры.
Драко взял себя в руки и успокоился. По крайней мере, внешне.
— Она будет есть, — с угрозой ответил он и посмотрел на испуганную Гермиону.
— Корми хорошенько, — как ни в чем не бывало отозвался лекарь. — А ты всегда плохо ела, насколько я помню. Насколько я могу помнить что-то о гриффиндорке, подружке Поттера. Хотя, конечно же, я помню, еще бы — знаменитое Золотое Трио! Такая хорошенькая грязнокровка цепляла внимание уже тогда.
— Неужели Поттер со своим оруженосцем не следили за тобой? Или же они съедали твою порцию и радовались твоему плохому аппетиту? — продолжал свой допрос Забини.
Он уже собрал обратно свой чемоданчик и отлеветировал прочь из спальни.
— Гарри… он… ему не до меня было. Наверное, — как-то невнятно ответила она, теребя кончик одеяла.
Малфой усмехнулся.
— Да? А что с Поттером? Кстати, а куда он делся — о нем после Войны совсем ничего не слышно, — искренне удивился Блейз.
Нет, он действительно удивился. Надо же, вездесущей занозе в заднице, великому Золотому Мальчику нет дела до своей подружки? Понятно, что аврорат не стоит на ушах, когда Грейнджер пропала. Ведь они тоже уже под тотальным контролем Драко, как и пресса. Но, думается, сил у Поттера хватило бы послать тотальный контроль Малфоя в задницу, и найти-таки свою подругу.
Если бы он захотел.
А он, почему-то не захотел.
Странно все это. Шрамоносец-то уж мог бы лично поискать свою ненаглядную Грейнджер.
Странно все это, рассуждал Блейз. Надо бы покопаться в таинственном самоустранении Героя.
А то ведь скоро Малфой совсем бедняжку замучает. А в его планы это совсем не входит. Придется старому доброму Блейзу Забини играть роль придурка-Поттера.
Гермиона замялась. Лицо ее побледнело еще больше, глаза моментально потухли — будто все чувства, ощущения и переживания разом покинули ее.
— Не знаю… Он… замкнулся в себе. Гарри очень плохо…
Гермиона тяжело дышала, на глаза навернулись слезы, и Драко, наблюдая за реакцией девушки, тут же положил руку на плечо Забини, будто подгоняя его, выпроваживая.
Ему уже в конец надоело, что тот сидит и откровенно пялится на его жену. Смотрит, трогает, расспрашивает.
Хватит.
— Отстань от нее, Блейз. Нужен Поттер? Иди к нему сам.
Блейз покладисто поднялся, убирая палочку.
Они ушли, причем на лице Забини застыла крайняя заинтересованность, а она так и не успела задать свои вопросы Малфою.
Как долго ей пить эти зелья?
Когда можно будет… сделать хоть что-нибудь? Что-нибудь другое! Она уже не может просто есть, пить, спать и спариваться с этим диким самцом.
Клеймо!
Мерлин всемогущий!
Когда все это уже закончится…
Когда…
Появившийся домовик не добился от нее ровно никаких результатов. Даже его «я сказать Хозяину» не возымело на девушку должного эффекта.
Пусть говорит.
У Гермионы не было аппетита, на еду даже смотреть не хотелось — во рту все еще стоял неприятный привкус микстур. От нечего делать она пыталась разобраться в составе зелья, как учил профессор Снейп, но выходило плохо. То ли она забыла все, то ли варево было чересчур сложным и, со слов Малфоя, экспериментальным. Тогда Забини действительно мастер своего дела.
— Хозяйка должна есть, — снова и снова повторяло существо, практически пихая завтрак (или уже обед?) ей под нос.
Гермиона лениво отмахивалась от левитируемого подноса, морщась и кривясь.
И это «хозяйка». Да какая же она хозяйка, в самом деле?
Этот эльф-без-имени издевается над ней?
— Я не голодна.
Девушка откинула одеяло в сторону, собираясь встать.
— Хозяйка должна остаться в кровати. Должна отдыхать. Хозяин сказал. Я все рассказать Хозяину.
О, Мерлин…
Разочарованный домовик, ворча, исчез с характерным хлопком, но все же оставил поднос с едой на уже пустой кровати — Гермиона больше не могла лежать, чтобы кто ни говорил и ни приказывал ей. Пошла и села на подоконник, и бездумно глядела в окно.
Тот, широкий и мраморный, приятно холодил. А из окна открывался прекрасный вид на сад — кроны деревья покрыло буйство красок, зеленый цвет листвы мешался с красным. И не просто красным, а несколькими оттенками — и багряный, и пурпурный, и огненно-красный. Часть листьев была желтой, от золотистого до светло-желтого.
Все настраивало девушку на мирный лад; Гермиона выбрасывала из головы мысли, что она пленница «прекрасного дворца». Надеялась, что Драко все-таки разрешит ей выйти на прогулку. Только не по зачарованному Лабиринту…
Да, она выйдет на прогулку и сможет пройти по еще не увядшей траве, сорвать прекрасные, гордые георгины. Присядет на маленькую скамеечку и будет долго любоваться на высокое синее небо с пушистыми и белоснежными облаками, воображая, будто она на свободе.
Гермиона повернула голову. Опять комната. Четыре стены и она. Пленница.
Девушка вздохнула.
Все так осточертело…
Она страдала.
И остальное было неважно.
За окном пошел дождь. И небо — такое синее в ее мечтах — затянулось безмолвными серыми облаками — как и сердце девушки.
Драко вернулся вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом и в поместье вспыхнули зачарованные факелы.
Пьяный.
Гермиона забеспокоилась — один ли он? Или… с ним снова его… дружки? Подельники. Аристократы.
Ублюдки.
Чего ей ждать? Он трезвый — злой как черт, а пьяный? Душа ее трепыхалась от неизвестности.
Но снизу не доносились звуки посторонних голосов, только Малфой что-то злобно рычал и бесновался. Девушка могла поспорить, что это услужливые эльфы доложили своему лорду о «непокорности их хозяйки», как же иначе.
— Хозяин хотеть видеть вас внизу. Хозяин ждать вас в столовая.
А за ней быстро прислали, надо же. Гермиону передернуло. Холодок прошелся по ее спине, отчего девушке показалось, что мурашки точно повторяют безобразный рисунок на ее коже.
Магия!
Гребаная магия!
Она сдержано кивнула домовику и направилась к шкафу. Если Малфой был пьян — значит, был повод. И будет не лучшим решением спуститься к нему в халате.
Платья, платья, платья… Сплошные платья. Синие, зеленые, красные, желтые, черные, белые — всех цветов не перечесть. И все длинные, отдавая дань классической магической моде.
Роскошные, модные, шикарные.
Гермиона, не имея желания копаться во всем этом, выбрала одно насыщенно темно-бордового оттенка, привлекшее ее почти полным отсутствием отделки. Платье было совершенно простого фасона, что было несвойственно вкусу Малфоя, который одевал ее (о, Мерлин, как смешно это звучало!) в какие-то чересчур вызывающие и пафосные тряпки.
Она не спорила, одежда была красивой. Просто не для нее. Не для Гермионы.
Небольшой, даже скромный, вырез декольте, отороченный тонким черным жгутом, узкие длинные рукава и немного расклешенная юбка до пола — все так же отороченное. Спереди, на груди, таким же шнурком был отстрочен крест, имитируя корсет. Ткань — нечто среднее между бархатом и шелком, жгуты из атласа.
Просто, изящно, со вкусом.
Но Гермиона не думала об этом. Главное — поменьше украшений, поменьше пресловутого блеска камней.
И — словно прочитав ее мысли — в спальне снова материализовался домовик. Эльф поклонился ей, держа в руках деревянную шкатулку, после чего поставил ту на трюмо и исчез, напомнив своей хозяйке, чтобы та поторопилась.
Судя по схожести шкатулок, эта тоже была с драгоценностями… Не иначе, как Малфой решил разодеть ее. Снова.
Хорошо еще, что не поднялся самолично облачить ее в платье! И не выбрал его предварительно…
В шкатулке оказались рубины.
Точнее, массивный гарнитур с рубинами. Одного взгляда хватило, чтобы понять — это тот самый, частью которого является ее обручальное кольцо.
Ожерелье было тяжелым. Очень тяжелым. Оно буквально сдавливало грудь, сжимало легкие, плавя под собой кожу.
Огромная золотая змея кольцом легла девушке на грудь. Голова и хвост рептилии встречались точно на впадинке под шеей. Чешуя твари была покрыта бриллиантовой и рубиновой пылью и вместо глаза, как и на кольце, только в несколько раз больше — огромный алый рубин.
Сережки, отдавая дань роскошному ожерелью, были маленькими и почти незаметными: просто камушек на английском замочке. И это только подчеркивало всю мощь и величие огромной золотой змеи.
Нет, это не украшение — это оковы.
Платье моментально заиграло другими красками. Вкупе с дорогим рубиновым гарнитуром оно больше не казалось простым и непритязательным.
Теперь его смело можно было называть даже вычурным.
Мерлин…
Малфой все портил. Все!!
Даже это.
Гермиона стянула волосы на затылке в хвост, перевязав их лентой в цвет платья; она нашла ту в ящике трюмо.
Идеальная леди, твою мать.
Просто потрясающе.
Хозяйка Малфой-мэнора!
Он был один, хотя эльфы накрывали на трех персон. Кто-то будет? И… она входит в это число трех?
— Подойди ко мне, — последовал простой приказ.
Драко сидел во главе стола, медленно потягивая огневиски из хрустального бокала. Взгляд его был устремлен куда-то в сторону, но глаза были пустыми, мертвыми, словно он вообще мысленно был не здесь.
На кресле в углу столовой валялся черный пиджак — Малфой даже не поднимался в свои апартаменты, как вернулся в поместье. Вот уж странно.
Однако стоило Гермионе подойти к нему, как мужчина вернулся из небытия, уцепив своим тяжелым взором украшение на девушке.
Внимательно осмотрел ее с головы до ног.
Было все-таки не понятно, остался ли он доволен выбором Гермионы или же нет? Просто любопытство…
— Так и знал, что ты наденешь это платье. Я тебя хорошо изучил, не правда ли… Гермиона?
Она так и не привыкла ко вкусу своего имени у него на губах. Это было дико, неправильно.
Тем временем Драко снова пригубил янтарной жидкости. Гермиона же так напряженно и стояла перед ним, вытянувшись в струнку, когда, наконец-то, он все-таки опустил свой тяжелый взгляд, смотря куда-то в сторону.
Гермиона поправила платье, чтобы занять свое место рядом с Малфоем. Услужливые домовики отодвинули стул, когда Драко резко поднял руку:
— Нет, подойди ко мне поближе.
Девушка замерла.
На ее лице отразилась вся гамма чувств — непонимание, страх, желание поскорее уйти отсюда.
Подальше от него…
Она опять боялась!
Боялась его, боялась сделать, что-то не так. Боялась его недовольства… Мерлин! В кого она превратилась?
Но как же хочется просто быть как можно дальше от него!
— Встань на колени Гермиона, — и Драко откинулся на спинку стула и выдвинулся из-за стола.
Он же не собирается… снова… как тогда, на приеме для его партнеров.
Мерлин, нет!
Не нужно!
Девушка задрожала.
— На колени, грязнокровка! Долго мне ждать?! — взревел он, залпом допивая огневиски.
Ее снова ждал Ад.
Это неизбежно. Но она покорится, она будет послушной.
Гермиона медленно встала на колени перед ним, не смея поднять голову и посмотреть на этого поддонка, отравляющего ее жизнь, ее суть, ее саму…
Драко едва касаясь, почти нежно, полюбовно, провел рукой — той самой, с изувеченным пальцем — по щеке девушки. Опущенные ресницы Гермионы затрепетали, по спине спустился вниз неприятный холодок. Рука прошлась по ее лицу, лаская девушку, заправила выбившуюся прядку каштановых локонов за ушко. Гермиона затрепетала, заволновалась — она же и так все делала по правилам, ЕГО правилам, что же он хочет от нее?
Какие дьявольски мысли бродят у него в голове?!
Но Малфой просто разглядывал ее.
— Моя красивая жена… — выдохнул он, проводя указательным пальцем по ее нижней губе. — Моя глупышка… Положи руки мне на колени, да. Подними глаза.
Нет, это еще не Ад. Это только прелюдия.
— Моя маленькая гриффиндорка… — продолжал шептать Драко, лаская свою жертву. — Тебе понравилась моя татуировка? Скажи. Ты ведь хотела меня спросить о ней утром, не так ли?
Гермиона тяжело сглотнула. Тело девушки буквально одеревенело, она не чувствовала ничего — только его касания, его пальцы на своем лице.
И глаза в глаза; ее огромные, напуганные, страдающие от неизвестности, и его — холодные, непроницаемые, спокойные глаза маньяка.
Палач и жертва. Как это ужасно!
Как это прекрасно…
Но Малфой и не ждал от нее ответа.
— Это страж. Он позволит мне знать о тебе все. Даже то, о чем ты думаешь своей прелестной головкой, — устало проговорил он, касаясь холодным пальцами ее головы. — Знать, что ты делаешь. Что не делаешь. Все это мне подскажет Химера.
Гермиона не верила своим ушам.
— Я занятой человек, дорогая. Но, заседая в Парламенте, вынужден думать о тебе. Кушаешь ли ты? Легла ли ты отдыхать, как я велел? Вместо того чтобы принимать законы, облегчающие мне бизнес, планировать будущее, наше будущее, я постоянно, через Стража, вынужден тебя контролировать, — медленно продолжал Малфой.
Как нашкодившему котенку хозяева снова и снова пытаются объяснить правила их игры. Тычут в одно и то же.
— Так не пойдет, Гермиона…
Ну вот. Его голос опустился до зловещего шепота.
Страх липкой волной затмил разум девушки.
— Домовик, принеси вазу.
Эльф тут же беспрекословно выполнил приказ своего хозяина, материализовав слева от девушки огромную вазу.
Старинная, китайская. Судя по всему, эпохи Мин — такие вазы были популярны среди аристократии того времени. Вазы для веток сливы и цветов.
Белая, с красными фениксами, которые, благодаря магии, не потускнели со временем, не выцвели, не стерлись.
Древний художник вкладывал в нее свою душу, а уже позже волшебник присваивал ей определенный символ удачи, любви, богатства, долголетия.
Китайский феникс, насколько помнила Гермиона, священная птица в их мифологии и, как правило, на орнаменте изображается похожим на фазана — поэтому она сразу узнала его.
«Считалось, что Феникс является царем всех птиц, а также приносит удачу. Он символизирует солнце, плодородие, обильный урожай, счастье и долголетие», — читала она когда-то. Курсе на втором, кажется.
«Во время династий Мин и Цин китайский Феникс был принят в качестве символа для императрицы и соотносится с инь, отрицательный закон космоса, в то время как Дракон был выбран в качестве символа императора и мысли, который будет ассоциироваться с ян, положительный закон космоса».
Ее Дракон был сейчас перед ней — Малфой любовался женой и вазой. Наслаждался произведенным эффектом. Морщины его разгладились, взгляд будто смягчился. Даже шрам на скуле не выделялся так сильно.
Огромная ваза. Полная прутьев.
— Так вот, дорогая. Тебе повезло… Забини сказал, что наказывать тебя Круциатусом нельзя, иначе нарушиться баланс организма. Пороть плетью и хлыстом нельзя, поскольку, как сказал Блейз, это очень сильные болевые ощущения, и они могут также негативно сказаться на твоем лечении, — Драко выглядел недовольным.
Гребаный актер, думала Гермиона, переводя испуганный взгляд то на вазу, то на своего экзекутора.
Ну что он еще задумал?
Казалось, она должна была ликовать, оттого, что удалось избежать самого страшного — пыточных заклинаний и адских орудий порки, но почему же так неспокойно?
Что придумает этот Дьявол во плоти потом? Завтра? Через неделю? Через… месяц?! А в том, что придумает, Гермиона не сомневалась.
— Я решил, что ты не понимаешь ничего, кроме наказания. Итак, если ты не будешь есть и спать днем, и если домовики еще хоть раз пожалуются на тебя, эти розги каждый вечер будут гулять по твоей попке. Поняла? В моей твердой руке можешь не сомневаться, будет больно и стыдно. Очень.
Холодный, безэмоциональный голос, лишенный хоть капли сочувствия и понимания. Лишенный всего.
Что она должна была ответить ему?
Гермиона застыла от ужаса. Она должна есть и спать так, как скажет он? Нонсенс! Даже это у нее отбирают.
Но нет, будь он проклят… только не розги!
Она, гребаный Мерлин, будет есть и спать!
О, она будет!
— Да, Драко.
— Вот и умница. Страж будет контролировать выполнение твоего обещания, — Малфой удовлетворенно хмыкнул, придерживая Гермиону за подбородок. — А теперь, поднимайся. Мы поужинаем. Блейз сейчас придет.
Девушка облегченно выдохнула. Похоже, секс сейчас не входил в планы этого гнусного ублюдка.
Ну что же, а есть, и вправду, нужно побольше, ей нужны силы. Она еще отыграется…
И Гермиона с облегчением села за стол.
Огромный обеденный стол был из такого же черного дерева, как и вся мебель в том мебельном склепе, в гостиной; его покрывала белоснежная скатерть. Салфетки насыщенного оливкового оттенка из самого тончайшего льна, что девушка встречала когда-либо, лежали на скатерти, на них — тарелки из практически невесомого фарфора цвета слоновой кости. Столовые приборы, перевязанные лентами под стать салфеткам, как не странно, были не золотыми, а серебряными, с ручками, украшенными причудливыми узорами, выполненными, без сомнений, с большой искусностью.
Гермиона села, выпрямив спину, и положила руки на колени, в ожидании.
Забини пришел, как всегда, принеся с собой аромат сандалового дерева. Старинный Арманьяк, выдержки больше пятидесяти лет, который он презентовал хозяину поместья, Малфою оказался по вкусу, и бутылка была осушена еще до появления блюд.
Ужин прошел быстро, а потом они сидели в каминной зале, выпивали, даже шутили — мужчины развалились на креслах, призванных из гостиной. Небольшой столик ломился от закусок и огневиски, хотя ужин прошел вполне сносно.
Гермиона поела. Немного. И ей было даже дозволено выпить немного красного вина. Из бузины… Совсем каплю, под строгими контролем ее надзирателей.
Гермионе приготовили столик сервированный чаем, сладостями, фруктами и шоколадом. Она сидела недалеко от них и, казалось, была предоставлена самой себе.
Мужчины коротали вечер за виски.
Драко и Блейз смеялись, это были их разговоры. Девушка же все явственней ощущала себя неким предметом мебели. Но и в этом была своя выгода — они почти забыли про нее. И разговор их протекал так, будто ее и на самом деле не было с ними в зале.
Попив чай, Гермиона прилегла на кушетку, сдвинутую вместе с роляем в противоположный от мужчин угол.
Как же хорошо, что она не наедине с Малфоем!
Похоже, он может быть не только жестоким и грозным — вон, как весело они хохочут с Забини!
Нет, это все не ее жизнь…
Ей казалось, что о ней — слава Мерлину — забыли, но это было лишь иллюзией. Две пары глаз все время наблюдали за ней. С разными мыслями, с разными намерениями, но неотступно и неотрывно. Однако погруженная в свои мысли молодая женщина не замечала ничего. Беспокойство отпустило ее, похоже, физической расправы не будет. О ней и вовсе могут забыть, главное вести себя тихонечко.
До нее мало что доносилось, да Гермиона и не хотела вслушиваться, ее кушетка была у далеко. Можно считать, практически одна.
Бездумно лежала. Бездумно — но так хорошо.
С низкой софы ей был виден этот старинный рояль, сегодня павший в немилость хозяину поместья. Клавиши были сделаны из слоновьих бивней, и, похоже, инструмент стоил огромных денег.
Гермиона тяжело вздохнула.
Сколько же и по чьей прихоти погибло животных? Хотя… что слоны? Она по все той же дикой, звериной и неукротимой прихоти сама превратилась не понятно во что…
— Ну, как там твоя жена? Воспитал-таки? Она послушна… Может прийти просто так сюда? Не будет противиться? — спросил Блейз, наблюдая, как играют блики от огня на бокале.
Его глаза, такие же непроницаемые, как глаза Драко, казалось, затеяли только одному ему ведомую интригу. И, похоже, он был в разы трезвей хозяина мэнора.
— Конечно, без вопросов, — пожал плечами Малфой.
Конечно, думал он, конечно. Теперь, когда она под властью неугомонного стража… Он контролирует ее всю — от кончиков пальцев, до ее кудрявой макушки. И пусть только попробует ослушаться! Его сладкой малышке тогда мало не покажется!
Драко сосредоточился и через кольцо отдал приказ — подойти к ним. Гермиона вздрогнула, почувствовав покалывание.
Ну что еще?!
Сытую, спокойную девушку несколько секунд назад буквально-таки клонило в сон, и тут мысль Малфоя стала материальной, она будто слышала его голос. Будто он обращается к ней, как это делают обычные люди.
Гермиона хотела игнорировать непонятный порыв, но сердце заколотилось в таком диком темпе, что оставить без внимания его ЗОВ она просто не могла.
Моргнув, сбрасывая не то видение, не то наваждение, девушка осторожно поднялась с кушетки. Надев туфли, она осторожно двинулась к мужчинам.
Такая уютная, мягкая — несмотря на массивное украшение на шее, она все равно была похожа на домашнюю кошечку, а не на грозную львицу. Мягкие линии стройной фигуры, бедра, грудь, опущенные глаза, трепещущие реснички — мужчины заворожено смотрели на нее.
— Садись к камину, побудь с нами, — и Драко трансфигурировал для нее кресло из подушки, вытащив ту из-за спины.
О, как мило! Просто прелестно.
Живая куколка… Подошла, села.
Гермиона послушно подошла и села в предложенное ей кресло. Это новая игра?
— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он, отпивая из бокала.
Девушка недоверчиво уставилась на Малфоя.
Кое-что? Кое-что из серии безобразной татуировки на ее спине?
— Возьми, это подарок тебе.
Книга. Просто книга.
Да нет, не просто!
Гермиона глазам своим не верила. Одежда, драгоценности, наказания — вот подарки, которые она привыкла получать от Малфоя.
Но книга?
Неужели он знает, что на самом деле может доставить ей радость?!
Старинная книга сказок. Огромный фолиант в синей бархатной обложке с золотыми буквами еле уместился у нее на коленях. Волнуясь, девушка погладила обложку кончиками пальцев.
Но не успела девушку и первую страницу перелистнуть, взбудораженная подарком, как пресловутый Ад напомнил о себе.
От него никуда не деться.
— Гермиона, как твоя грудь? — как ни в чем не бывало спросил Блейз. — У тебя матка гораздо больше, чем должна быть перед месячными, ничего не болит? Если есть неприятные ощущения, ты должна мне сказать.
Она прикрыла глаза, мысленно считая до трех.
Краска залила ее щеки. К такому невозможно привыкнуть — ровесник, слизеринец, так запросто спрашивает о ее цикле, разговаривает о матке!
Мерлин!
Будь они все прокляты…
— Не болит, — тихо ответила Гермиона.
«Оставьте меня в покое!» — кричала она мысленно. — «С вашей фальшивой заботой, с вашими словами, едой, зельями! Как будто вам есть дело до меня!»
Да…
Один приобрел живую игрушку и наслаждается, отдавая свои садистские приказы, пугая расправой, трахая, как вздумается.
А второй?!
Да кто ж его, Пожирателя, знает! Но неспроста такая забота, неспроста…
Они пили. Они снова смеялись. Они жили, а она просто сидела рядом.
Мебель…
Огонь размеренно потрескивал, убаюкивая своей мелодией, а его играющие блики пусть на мгновенье, но позволяли девушке забыться. Камин, книга, мягкое кресло — почти идиллия.
Волнуясь и предвкушая настоящее удовольствие, девушка перевернула страницы, углубляясь в чтение.
Драко вдруг нахмурился, морщины его стали четче; он щелкнул пальцами, и возле Гермионы зажглись канделябры со свечами.
— Тебе же темно, почему не сказала? — его пьяный, но суровый голос заставил ее вздрогнуть.
Но никто не ждал от нее ответа — Малфой просто смотрел на нее.
Как завороженный.
Мужчины уже изрядно выпили, и градус алкоголя зашкаливал. Контроль за своими эмоциями уже не действовал, и разговор между ними затих.
И чем больше Драко любовался ей, тем явственней ловил себя на мысли, что такую Гермиону он никогда не видел. В Хогвартсе она была вечным его противником, он постоянно задирал ее: в библиотеке она была очень сосредоточенной, на занятиях — излишне целеустремленной, раздражающей его.
Проклятая грязнокровка, изначально предназначенная для него.
Сколько времени он провел, наблюдая за ней, за ее дружбой с этими двумя обормотами? Как же она его бесила!!
Но, оказывается, все это в прошлом. И сейчас у него к ней совсем другие чувства. Теперь он просто любуется своей женщиной, как же она хороша! Настоящая Малфой, изящная, хрупкая, нежная.
С живыми эмоциями…
Теперь эта девушка напоминала милого ребенка. Сбросив туфли на пол и поджав под себя ноги, она забралась в кресло, как когда-то любил он сам. Щеки окрасил легкий румянец, глаза торопливо бегали по строчкам… Она кусала указательный палец, переживая за героев — такой невинный жест.
Ну, еще бы! С такой книжкой он сам когда-то забывал обо всем на свете.
Малфой хорошо знал эту книгу сказок. Он сам помнил свое знакомство с ней: картинки были исполнены искусными мастерами, а если прикоснуться к изображению, то образы принимали лица тех, кого хотелось видеть читателю. И Драко хорошо помнил, как его принцесса, которую он увозил на своем белом единороге от ужасного и разъяренного дракона, приняла облик Нарциссы. На картинке та спрятала свое лицо на груди у принца, и тогда впервые Малфой почувствовал, как ощущение собственной силы буквально переполнило его.
Оно зашкаливало…
Он был рыцарем, и это — настоящая магия книги. Драко до сих пор буквально-таки ощущал эти ощущения ветра в лицо, страх, что чудовище вот-вот их настигнет; и его принцесса…
Как же давно это было…
Но ощущения… Ощущения такие живые до сих пор — вот что значит настоящее волшебство старинной книги!
И теперь, возвращаясь домой и, проходя мимо магазина, торгующего книгами, увидел на витрине эту старинную книгу. Это был минутный порыв — Драко знал, что его маленькая жена из мира магглов, и, естественно, читала только книги, содержащие знания, как говорила она сама. И такую книжку, которая открывала мир волшебных сказок — настоящих сказок из мира магов — не видела никогда.
И — да, Мерлин! Да! — ему захотелось, чтобы его Гермиона с восторгом переворачивала старинные страницы и, приложив свой палец к иллюстрации, она представила в роли своего принца-защитника его самого, Драко. Поэтому, больше не думая ни о чем, Малфой зашел в магазин и выложил очень приличную сумму за книгу. Ведь та, что когда-то принадлежала ему, была сожжена.
Превращена в пепел.
А теперь его жена сидела и переворачивала страницы, переживала за героев и с восторгом разглядывала картинки.
Ее огромные глаза, румяные щечки, локоны.
Вот Гермиона заулыбалась во весь рот и задела пальцем страницу книги, и Драко, по расширившимся от восторга глазам, понял, что картинка ожила, и девушка с восторгом рассматривает волшебную иллюстрацию.
Это сладкое зрелище… Непонятное ощущение потери пространства на миг закрутило его, вырывая из реальности.
Но тут Драко затопило ощущение ужаса и отчаяния, передавшееся через родовое кольцо. Он осторожно повернул голову и, к удивлению, это далось ему с трудом.
И от открывшейся картины его волосы буквально стали дыбом.
Малфой стоял перед креслом Гермионы — как он туда попал, Драко не помнил. Рука, от локтя до кисти, была плотно прижата к руке Забини. Блейз, весь напряженный и собранный, стоял рядом, внимательно следя за происходящим.
Но внимание Драко приковывала волшебная палочка Блейза — испускающая волны магии.
Все будто сквозь туман…
Малфой совсем ничего не понимал, все его существо было скованным, как под Империусом — тело не слушались его. Внутри все переполнял ужас… и исходил он, несомненно, от родового кольца, и тревожилась, очевидно, Гермиона.
Ее страх был животным, отчаяние зашкаливало и с каждым толчком сердца, отрезвляло и вытаскивало Малфоя из непонятного марева, которое подчинило его тело.
Второй рукой Забини схватил ничего не понимающую девушку. Его мужская хватка уверенно удерживала и свою тяжелую палочку, и тонкую кисть Гермионы.
Чужой и жесткий захват его жены взбесил Драко окончательно — такая хрупкая кисть, пальчики казались игрушечными в грозной кисти хирурга.
Этот взгляд…
Этот страх, затмевающий собой все… Он плескался на дне ее зрачков, топя под собой все вокруг…
Когда с конца палочки стало выходить магическое кольцо, Драко с ужасом понял, что он просто-напросто произносит слова Нерушимого Обета.
Что он, сам того не желая, дает клятву.
Страшную клятву.
Внутри все леденело…
— Я, Драко Люциус Малфой, — слова тянулись, как слизь, — клянусь своей магией и магией своего рода, что не буду чинить препятствий, к тому, чтобы моя жена, Гермиона Малфой, в случае моей смерти и своего вдовства, стала женой Блейза Лучиано(1) Забини. В случае появления наследников, повелеваю опекуном над моими детьми и имуществом назначить также Блейза Лучиано Забини. Если же мой брак с моей женой будет бесплоден, клянусь, что магия рода и имущество перейдут полностью в род Забини, моя вдова обязана будет носить двойную фамилию и имеет право родить наследников во втором браке…
Это катастрофа!
Сукин сын!
Задумал прибрать к рукам все — и имущество и жену!
Забини все продумал, этот его французский коньяк был слишком хорош.
Малфой слишком поздно понял, что, выпив непонятное зелье, вынужден выполнять чужеродную волю, а его Гермионе выпала участь быть свидетелем этого дикого Нерушимого Обета. И закрепить его магией.
Это ведь ее ужас перед происходящим привел его в чувство…
Думай, Драко, думай!!
Забини отвлекся от переплетенных рук, расслабился, и его большой палец начал поглаживать руку Гермионы — просто взрыв непередаваемого и липкого ужаса разорвал Малфоя изнутри.
Ее ужаса…
Она поняла, что это полная катастрофа. Этот Нерушимый Обет разрушил ее жизнь до конца, привязав ее искалеченную душу еще к одному слизеринцу.
Как же она боится! Она же понимает, что это крах для нее — попасть в руки еще большего чудовища! Что может быть страшнее?!
Ну нет, свою женщину Драко не отдаст никому и ни за что!
Этого мгновения Малфою хватило, и он, преодолевая чужую волю, скрипя зубами, продолжил Нерушимый Обет.
Но игра шла уже по его правилам.
— Моя клятва будет действовать только в том случае, если Блейз Забини не будет причастен к моей кончине и будет делать все, дабы спасти меня от ранения или от болезни. И не будет причастен к бесплодию нашего брака. В противном случае, моя жена может быть свободна от исполнения этой клятвы.
Глаза Блейза расширились от изумления.
Что?
Как? Почему?!
Он же все просчитал! Все!! У него не было права на осечку! Зелье ведь было строго дозировано, Малфой не должен был прийти в себя. А дальше — Обливейт и все!
Лицо его исказила гримаса разочарования и бешенства — карие глаза потемнели до черноты, казалось, они вовсе лишились цвета. Кожа Забини посерела, она будто стала каменной.
Магическое кольцо, испускаемое волшебной палочкой, окутало руки мужчин, закрепив тем самым принесенный Обет.
На лбу Блейза выступили капельки пота. Ноздри его раздулись, вены на висках вспухли, желваки на скулах неприятно заиграли.
Он же все просчитал…
Разочарование было таким сильным!
От понимания, что ситуация вышла из-под контроля, он до одурения сжал руку Гермионы, до синяков.
Снова боль…
Бедная ее рука — Гермиона даже не пыталась вырваться из жесткой хватки слизеринца.
И девушка, не в силах совладать больше с напряжением, с болью, упала в обморок. Кисть Блейза разжалась, выпуская Гермиону из плена — и женское тело мягко легко на ковер.
Отрезвление.
Дикое, безумное — отвратительное.
Ищи выход, Забини, ищи. Иначе Малфой тебя живым не выпустит.
Друзья тяжело дышали и смотрели друг на друга.
Бывшие друзья…
Оба были на пределе, но Забини быстро пришел в себя. Лицо его опять приняло непроницаемое выражение, дыхание выровнялось.
— Браво, Драко, умыл меня. Справился…
Говорил он рвано. Чувствовалось, что магия Обета забрала у него немало сил.
— Ну, а тебе Гермиона, — он обратился к бесчувственному телу у их ног, — мои поздравления! Теперь ты будешь замужем до конца своих дней! Не Малфой — так Забини, дракловы кости! Драко, твоя жена отлично пристроена!
Малфой не сказал ни слова.
Он подошел к Гермионе, аккуратно взял ее на руки и бережно положил на софу. Драко оправил ее платье, укладывая девушку. От его цепкого и внимательного взгляда не укрылось, как побледнело ее лицо. А не заметить красные следы за запястье от пальцев Блейза было невозможно.
Синяки… на нежной коже ЕГО жены! Никто не имеет права причинять вред ЕГО женщине!
Она тихо дышала, и где-то внутри мелькнуло беспокойство о том, что надо все-таки укреплять ее слабое здоровье. Завтра. Он займется этим завтра. А сейчас не закончено еще одно дело.
Малфой поджал губы, превратив их в тонкую линию, после чего все же произнес заклинание, убирающее эти безобразные, уже синеющие, следы, с кисти Гермионы.
Забини так и не сдвинулся с места. Не пытался помочь бывшему сокурснику, его волновала Гермиона, но он не знал, как вести себя.
Боялся сделать что-то не так. Он не привык к краху своих планов. В первый раз такая крупная ставка: жена и наследство — и сорвалось!
Все же было просчитано…
Все должно было произойти по его плану…
Но постепенно некое подобие оцепенения спало — он взял со столика распечатанную бутылку огневиски, наполнил почти до краев свой бокал и залпом, до дна, выпил обжигающую жидкость. После чего подошел к софе, где сел на пол рядом с Драко.
— Зачем, Блейз?
— Ты же знаешь — выгода, — просто ответил тот.
Драко понимал, что Забини просто воспользовался случаем положить лапу на его жену и имущество. Что он — слизеринец, и подобное у него в крови… А также Малфой понимал, что теперь Блейз будет вынужден ему оказывать помощь — выхаживать Драко и вытаскивать его из любых передряг.
Один выгоден для другого, и никуда они не смогут деться.
Да, теперь он женат, и нужно будет весь риск свести до минимума. С этой неосторожной клятвой Малфой не простит себе, если что-то попадет в чужую семью. Надо завязывать с криминальными делами и становиться респектабельным лордом. И наконец-то заняться здоровьем Гермионы — что бы он ни говорил, его безмерно беспокоили ее обмороки, отсутствие аппетита, меланхолия.
И сам Блейз это тоже прекрасно понимал.
Он и так в выигрыше. Спасал задницу Малфоя со времен войны, ну а теперь, при образе жизни Драко, да с его криминальными делишками, велика была вероятность назвать Гермиону — миссис Забини.
Ничего, все не так плохо.
Плохо то, думал Блейз, что теперь не применишь зелье от беременности. Ему хотелось — ох, как хотелось! — чтобы чета Малфоев была бесплодна.
Они же были друзьями… В каком-то смысле. В своем смысле. Дружба — дружбой, а свои интересы — превыше всего!
— Ты давал зелье бесплодия? — внезапно спросил Малфой.
— Не успел. А сейчас уже и не смогу, ты меня положил на обе лопатки! Вывернулся ты как всегда, Дракон!
Гермиона все так же, без сознания, лежала на софе, укрытая заботливым мужем. Малфой и Забини, будто сторожа ее спокойствие, сидели на полу, прислонившись спиной к диванчику. Между ними — бутылка виски.
— Запомни, Малфои своего не отдают!
— Забини умеют ждать!
И мужчины, не чокаясь, выпили. Каждый за свое.
__________
(1) Второе имя Блейза Забини — Лучиано — дикая фантазия Автора, поскольку информации об этом нет. Говорилось лишь про итальянские корни юноши, что и подстегнуло Автора.
20.08.2011 Глава 10. Немного смерти, немного любви
Он думал, я умру мгновенно, оставив после себя тлен,
Что рок я свой приму смиренно, ведь идол сей мне был священ;
Рассыплюсь в небе душной пылью — приправа, специя, дурман,
Он думал сказку сделать былью, неся мне боль по синякам… (c)
Гермиона уже не помнила, как все это началось. Как она оказалась в такой ситуации.
Снова…
Дни превратились в нескончаемый калейдоскоп, сотканный из эмоций, событий, ощущений, где одно плавно перетекает в другое — неуловимо, но цепко, как в детской игрушке.
Реальность казалась фантомной. Все было ненастоящим. И это ее жизнь, это — ее сейчас. Да можно просто сойти с ума.
День так хорошо начинался!
Красивое и яркое окружающее… страшное и жестокое существование.
Слезы лились нескончаемым потоком, но девушка не сопротивлялась. Не могла сопротивляться — и Химера, будто в насмешку, ледяными иголочками вспарывала нежную кожу некогда бесстрашной гриффиндорки.
Но иногда — тогда, когда отчаяние затопляло ее душу, погружало в океан боли, Химера почему-то внушала покой. Казалось, окутывала цепким желанием, несмотря ни на что, жить.
Боль, стыд, отчаяние… Все смешалось.
Но на место сильных эмоций всегда приходило равнодушие.
И спокойствие.
Чтобы потом снова уступить место новой волне чувств.
Осталось только найти в себе силы дождаться этого…
Возбужденный Малфой поставил Гермиону на четвереньки, а сам пристроился сзади. Сильный мужчина сжимающий, сгибающий — принуждающий нежную и хрупкую женщину.
Подавляющий…
Они были в спальне Нарциссы, как ее мысленно окрестила девушка, и в настоящее время уже полностью обнажены, хотя несколькими минутами ранее ничего не предвещало этого Ада, сожравшего ее сейчас.
Все было пристойно, тихо — обычный вечер, — как вдруг…
Разорванное платье валялось на полу, вперемешку с одеждой Драко. А он, как всегда, был неистов и беспощаден к своей супруге.
К своему котенку, которого снова нужно было проучить!
Своей нежной девочке.
Маленькой принцессе.
Как еще называл ее этот гребаный Малфой?!
Снова…
Эти приступы страсти пугали Гермиону одержимостью и беспощадностью к ней. Будто он никогда не пресытится сексом — с каждым разом он становился все более жадным до ласк. Он нуждался в ней: в ее груди, которую он не уставал ласкать, в ее локонах, которые он любил накручивать на руку или бездумно перебирать, ее коже, ее аромате — все вместе это было его наваждением.
Его безумием.
Бедная девушка пыталась сжать ноги, пыталась противиться его силе, но у нее ничего не выходило — что она против своего насильника? Против его магии? А Малфою показалось, что и этого мало: он провел изувеченным пальцем по спине жены, повторяя жуткие очертания татуировки. И как только палец коснулся Стража — Химера забесновалась.
Гермионе чудилось, будто кожу вспарывают, а раны заливают свинцом. Глаза девушки расширились, взгляд остекленел. Ее чудесные шоколадные радужки с золотистыми крапинками буквально заиндевели — выцвели. Боль, что демон дарил своей жертве, туманила сознание бедняжки.
Казалось, магическая татуировка движется по коже, меняя свои очертания, словно зверь менялся, извивался по спине Гермионы. И та была совершенно уверена, боль навсегда останется ее верной спутницей.
Чтобы Малфой ни говорил.
Чтобы не обещал…
Она только инструмент. Только способ получения удовольствие.
Девушка уже не являлась хозяйкой своему телу. Ноги до боли раздвинулись, будто бы повинуясь прихоти мужчины-хозяина, поясница прогнулась, и Гермиона грудью резко опустилась на кровать, приняв перед Малфоем, тем самым, самую, что ни на есть, похотливую позу.
Драко от удовольствия разве что не стонал, а девушка роняла горькие слезы обиды и стыда.
Но она безропотно принимала свой Ад. Сегодня, похоже, как раз наступила стадия спокойствия и безразличия к своей судьбе.
Что воля, что не воля — все одно…
Движения Малфоя были резкими — ни о какой нежности речи и не шло.
— Маггловская шлюха! Вертела хвостом перед Забини, возбуждая его! Только из-за тебя мне пришлось давать Обет! — шипел он, проникая в нее все глубже.
Тяжелая рука опустилась Гермионе на плечи, буквально-таки придавив девушку грудью к кровати.
Дико. Больно. Невыносимо.
Несправедливо!!
Забини она боялась, как огня… Чудовищная сцена Нерушимого Обета опять всплыла в голове, и Гермиона содрогнулась от ужаса перспективы быть женой Блейза.
Высокий, статный брюнет с сильными и требовательными руками, цепким и беспощадным взглядом всем своим видом показывал ей, что видит ее насквозь, что когда-нибудь, может быть, она станет его.
Лучше умереть…
Но Малфоя ничего не трогало.
— Мугродье, а ты еще та потаскушка! В Хогвартсе только ведь прикидывалась святошей! — очередной сильный толчок. — И этот гребанный Крам! Да он же ебет тебя каждый день!! — продолжал он, насилуя хрупкое и податливое тело под собой.
Гермионе хотелось кричать, что это все неправда, что в школе она и не думала о мальчиках в этом смысле. И то, что Крам, на самом деле, каждый вечер занимается сексом с проституткой-метаморфом… Но слова застыли у нее на губах — все это было бесполезно.
Никакие ее слова, никакая ее правда — ничего не имело смысла.
Никогда.
Малфой был просто-напросто пьян, и любые возражения и оправдания привели бы его только в еще большее бешенство.
Больно, омерзительно… Резкие толчки… Но постепенно ее влагалище расслабилось, она привыкла к его вторжению.
Стала двигаться в его ритме, а он довольно засопел над нею и даже погладил спину.
Она покорна.
Покорна.
И тут…
— Пора тебе показать любовь, к которой склонен наш дорогой болгарин. Он же так любит попки…
Звуки будто выключили.
Ну за что?!
Ей не послышалось? Он действительно сказал это? И он… правда собирается взять ее таким образом?!
Но… это же…
Прежняя боль, обида от унижения — все отступило перед новым страхом. Гермиона буквально окаменела. Дыхание перехватило, и легкие тут же скрутило от недостатка кислорода. Студеная кровь бешено потекла по венам, превращая тело девушки в глыбу льда.
Не может быть! Только не это!
Нет!
Но, словно подтверждая ужас Гермионы, крепкие мужские руки с силой раздвинули ее напряженные ягодицы в стороны. А потом она ощутила прижатый к своей попке палец.
Девушка застыла, сжавшись в сплошной комок нервов. Все мышцы сопротивлялись рьяному мужскому напору.
Но что она может, такая слабая и бесправная?
И с диким, нечеловеческим криком боли, исторгшимся из груди Гермионы, палец Малфоя прошел внутрь на всю длину.
Самец за ее спиной распознал флюиды страха своей жертвы. Животное, дикое похотливое животное, проснулось в Драко, заставив его самого выгибаться в агонии бешеной и извращенной эйфории.
Как же сладко!
Как же тесно!
Как же горячо!
Какое же извращенное удовольствие его ждет!
Он — полноправный хозяин своей игрушки.
Своей куколки.
Своей жертвы… Маленькой, невинной жертвы.
Торжествующий полувскрик-полустон зазвучал в оглушающей тишине спальни.
Лучше бы она умерла тогда. Сошла с ума — все, что угодно.
Боль, боль, боль…
Оглушающая.
Одуряющая.
Поглощающая.
Казалось, ее разорвали надвое.
Она вдохнула, но выдохнуть сил уже не было.
Палец выскользнул из нее…
Требовательные и жесткие руки мужчины крепко сжали бедра Гермионы, причиняя боль и оставляя синяки, но мгновение спустя оставили ее.
Что-то неуловимо изменилось, Малфой рявкнул куда-то в сторону:
— Ну, что еще?!
Он слишком резко дернулся, отчего девушку свела судорога.
Ее тихий всхлип, сначала неудачная попытка открыть глаза, еще одна… И сквозь пелену слез Гермиона увидела у кровати дрожащего от ужаса домовика.
— Хозяин… Вас спрашивать господин…
Драко был в ярости.
Алкоголь все еще дико подстегивал и не без того опасного хищника — бешенство затмило его сознание. Всегда равнодушные глаза цвета стали, казалось, заиграли совершенно иными красками. Желваки Малфоя заходили, шрам нервно задвигался, с губ разве что не стекал яд.
Морщины залегли глубже, кожа буквально посерела, а мышцы словно налились свинцом. Гермиона каждой клеточкой отчетливо ощущала его жесткие напряженные пальцы на своем теле — она чувствовала, как там уже проступают темные, багряные пятна.
Снова его метки!
Мерлин…
— Какой еще господин? Что ты несешь!
— Он в…
Казалось, эльф сейчас умрет от страха. И Гермиона всецело понимала это бедное существо, хотя все вокруг было покрыто размытой дымкой нереальности.
— Он ждать Вас в гостиной, Хозяин.
— Как он мог попасть в поместье?! Что ты несешь, бестолочь!
— Он пришел от ворот.
Малфоя на мгновенье будто подменили. Девушке даже почудилось, что и огневиски выветрилось в считанные секунды.
— Этого не может быть! К воротам моего ненаносимого поместья мог трансгрессировать только Темный Лорд! — разве что не шипел Драко. — Сейчас я разберусь. И если ты… Да я…
И он молниеносно поднялся с кровати, Гермиона, с облегчением, шумно вздохнула и повалилась на подушки, и только успела увидеть силуэт Малфоя, который, матерясь, пытался попасть в рукава своего халата и одновременно открыть тяжелые двери спальни.
Натягивая брюки, он проклинал всю магическую Англию, но девушку это только уже не трогало.
Она получила передышку.
Слава Мерлину, это случится не сейчас!
Гермиона расслабленно лежала на кровати, приходя в себя.
— Но с тобой я еще не закончил! — обронил Драко у самого порога. — Жди! Я вернусь, и мы продолжим… Это будут незабываемые ощущения, моя дорогая! Тебе понравится, вот увидишь!
Он грязно осклабился, оставив девушку задыхаться от ужаса и омерзения — Гермиону передернуло.
Последнее, что она услышала, был удивленно-настороженный возглас Малфоя, когда он вышел в коридор.
— Ты?! Как ты сюда попал?!
Похоже, что хозяин поместья узнал гостя, нарушившего его намерения по отношению к своей бедной супруге.
Весь подобрался, руку опустил в карман халата и сжал, губы превратились в узкую полоску, казалось, он снова на Войне.
Гермиона была рада, хотя бы этой маленькой передышке. У нее был миг вдохнуть поглубже и набраться терпения перед их очередным вечером.
Ведь каждый раз, когда она думала, что ниже падать уже некуда, Малфой умудрялся окунать ее с макушкой в еще большее дерьмо. «Дарить» все более извращенные постельные удовольствия.
Да, девочка…
Теперь не важно, сколько заклинаний ты знаешь. Не важно, как варишь пресловутые зелья. А важно, в каком настроении пришел твой Господин, вашу мать!
Важно с желанием выполнять его прихоти. Не отказывать и не перечить…
Она и так уже смирилась со своим положением.И к супружескому долгу привыкла. Ходила, одевалась, да даже вилку держала так, как ОН ей велел!
Это всегда происходило по-разному — иногда яростный и жестокий, как сегодня, но Драко бывал нежен и ласков, хотя до оргазма дело не доходило ни разу. Но бедная женщина была рада и этим передышкам.
Постепенно она училась быть женой Малфоя. Драко Малфоя.
Нет.
Сэра и лорда Драко Люциуса Малфоя.
Иногда она представляла, что Драко все-таки выбрал в жены не ее, и думала — а та, другая чистокровная девушка, пережила бы тоже все это?
Или он жесток только к ней?
Или он психопат?
Гермиона шумно и тяжело выдохнула, закрывая глаза. Они щипали — наверняка, были красными, с лопнувшими сосудиками… Плохо. Очень плохо.
Мерлин…
Мышцы бедер сводило до болевых судорог. Похоже, на ягодице была большая царапина от кольца Малфоя — кожа там саднила и щипала. Но само облегчение от осознания, что расправа и экстремальный секс откладываются, казалось, придавало силы, и мышцы, хотя и противно дрожали, но уже вроде бы и не было ощущения обреченности…
А потом снова полились слезы.
Гермиона давно привыкла плакать беззвучно, боялась привлечь к себе ненужное внимание.
Ну почему судьба с ней так? Ведь это будет больно.
Мышцы ануса до сих пор помнили бесцеремонное и насильное вторжение пальца, который, казалось, разорвал ей все. А то, что только придется испытать? Ведь та штука будет в разы больше!
Мерлин! Дай силы пережить это унижение!
Ну и скоты эти мужчины!
Слезы текли и текли по щекам девушки, дыхание прерывалось от судорожных рыданий.
Но постепенно острота переживаний притупилась, и Гермиона незаметно для себя задремала…
Сон, краткий и беспокойный, быстро прервался.
Девушка в испуге села на кровати; одеяло сползло на пол. Комната давно погрузилась в темноту, и лишь только неяркие маленькие звездочки мерцали на полотке, рисуя зодиакальные созвездия.
Бисеринки пота от неспокойного сновидения практически сразу же испарились, в помещении было прохладно. Гермиону передернуло.
Ее вообще бил легкий озноб. То ли из-за кошмара, то ли из-за недружелюбности мэнора. То ли еще из-за чего.
Постоянная внутренняя дрожь, подавленность — все это стало ее неизменными спутниками.
Нет…
Все было так… спокойно.
Чересчур спокойно.
Если бы можно было так сказать — тишина кричала, оглушала, давила.
Рядом оказалась только ночная сорочка, и девушка поспешно натянула ее на себя.
Тонкое полотно только добавило ощущение холода, и кожа мгновенно покрылась мурашками.
Какое-то неясное ощущение пустоты затопило Гермиону. Странно, однако Малфоя все еще не было в кровати. Неужели визит незваного гостя так затянулся?
Беспокойство овладело юной женщиной, и она решила пойти посмотреть, что к чему. Голые пальцы ног коснулись пола — легкая волна мурашек прошлась по телу Гермионы, и та сразу же нащупала домашние туфли.
Дрессировка Малфоя давала плоды?
То, что не следует ходить босиком, уже закрепилось на подкорке, заметила девушка.
Туфли были неудобные — вообще никакого комфорта, только высокие каблуки, только красота и дороговизна. Покачиваясь на каблуках, Гермиона сначала подошла к окну — все было тихо — и вдоль стены направилась к двери.
Выйти или не выходить?
Дурочка, зачем тебе это? — кричало ее сознание. — Ну, одна и одна…
А вдруг… он там пьянствует?
Попадешь под горячую руку!
А вдруг… будет еще хуже? Вдруг, он не один придет к тебе? И как тогда будет унижать, занимаясь сексом при чужих?
Только открыть щелочку и выглянуть, только посмотреть, он даже не заметит — твердила Гермиона себе мысленно. Ну, посмотри, что там происходит, ведь лучше знать и быть готовой. Потом может быть и хуже…
Нет, вернись в кровать и жди…
Выгляни, посмотри…
Затаись и жди…
Ручка двери потихоньку повернулась, и в щелочку Гермиона пыталась увидеть, что же происходит внизу.
Вот, вот же широкая лестница… Вот перила…
От увиденного Гермиона опешила и уже, не таясь, распахнула дверь настежь.
Даже от лестницы было видно, что в гостиной находится всего один человек.
Малфой.
И он физически не может подняться к ней. Не может подняться в спальню и выполнить то, что хотел. Гермиона, как зачарованная двинулась по ступенькам вниз, не отрывая от него глаз…
На полу внизу лежал ее муж. Господин и сюзерен.
Бездыханный.
Она глубоко дышала; кровь схлынула с ее лица, глаза распахнулись еще больше.
Неужели это все? Конец ее мучений?
Он умер?!
Она свободна?!
Ликуй! Радуйся!
Наконец-то свобода!!
В висках дико запульсировало, кровь хлынула в голову, насыщая мозг кислородом до тошноты.
Ты снова человек!
Тошнота поднялась выше, и Гермиона была вынуждена сжать горло и заставить приступ отступить.
Но… что же произошло?
Как?! И кто?
Гермиона приблизилась к Малфою…
Она внимательно рассматривала своего бездыханного супруга; казалось, глаз цеплялся за любые мельчайшие детали. Длинные сильные ноги, большие хваткие руки, гладкая кожа груди — все это можно было разглядывать, не таясь.
Возле Драко было, на удивление, мало крови, но то, что он не дышал, было понятно даже Гермионе.
Он лежал на полу, руки были свободно раскинуты, палочка чуть откатилась. Впервые на ее памяти он не давил на нее.
Он был равным ей.
Заворожено она смотрела на своего мучителя.
Спокойное лицо, совсем не страшное… Почему она боялась его? Тонкие прямые черты, решительно сжатые губы, волосы гривой раскинутые вокруг головы.
Слова прощания сами собой пришли в голову, возникли откуда-то изнутри и полились сами собой.
— Прощай, Драко, — голос девушки задрожал. — Я… я прощаю тебя. Ты причинил мне много боли, но спи спокойно. Твоя мама была настоящим ангелом, и она будет плакать, там наверху. Но мои глаза сухи, все свои слезы я уже выплакала. Прости и ты меня за то, что я невольно стала причиной смерти твоих родителей…
Гермиона встала на колени рядом с телом Малфоя. Но, и мрамор, и кожа мужчины — все было ледяным.
Ее тонкие пальцы провели по лицу Драко, обводя абрис скул, коснулись высокого лба, еле ощутимо коснулись тонких губ.
Так странно, в той жизни она бы никогда не осмелилась сама дотронутся до его лица.
Да, он заставлял ласкать себя, дотрагиваться до интимных мест, ласкать его — но она сама никогда его не трогала.
А тут…
Кончиком пальца она, едва касаясь, провела по его тонким губам, обвела морщинки.
И, хотя Гермиона говорила, что слезы высохли, она сама не заметила, как прозрачные слезинки капали на грудь Малфоя.
— Прощай, мой мучитель, — рвано и нервно шептал дрожащий голос. — Найди покой своей душе, прости всех врагов своих и гонителей. Прости, как я прощаю тебя. Прощаю… Прощаю…
И девушка затряслась в рыданиях.
Гермиона не знала, сколько времени прошло, прежде чем она смогла успокоиться. Пять минут? Десять? Полчаса? Или целый час? А может, больше?
В тоненьком халатике — домашние туфли она решительно скинула, чтобы высокие каблуки не мешали быстро передвигаться — в руке зажата палочка Малфоя, что валялась на полу рядом с телом… Гермиона окинула прощальным взглядом холл и решительно открыла двери поместья, впуская холодный осенний ветер внутрь.
Нет, она уйдет отсюда, к магглам. И никакой Забини не найдет ее!
Нигде и никогда!
Никогда она больше не будет марионеткой и безвольной игрушкой!
Правда…
Девушка так и замялась, стоя на пороге мэнора.
Особенно сильный порыв ветра привел ее в чувство, и Гермиона содрогнулась, все еще продолжая смотреть на свою левую руку.
Казалось, сама природа вокруг беснуется, что хозяин лежит бездыханный.
Обручальное кольцо — змея с глазом из рубина — так и сидело на пальце литой оковой. Но это пустяки, решила она. Главное, химера больше не причиняла ощущения тотального контроля.
Будто на спине стало… пусто.
Чисто!
Да, она начнет новую жизнь.
Пусть счастье теперь не для нее, но покой она заслужила.
Но следующего шага Гермионе так и не суждено было сделать.
Она, прощаясь, обвела взглядом гостиную и решительно взялась за массивную ручку на двери, чтобы захлопнуть ее за собой.
Внезапно, на пороге поместья откуда ни возьмись появился Блейз.
— Ты куда-то собралась, Гермиона?
Мужчина стоял на расстоянии около полуфута от нее, и ощутимо давил на девушку своей мощью. По сравнению с высоким, широкоплечим Забини она выглядела еще более хрупкой и миниатюрной.
Весь в черном, он, словно в насмешку над ней, напоминал Малфоя — пах дорогим парфюмом, на лице его застыла улыбка, а глаза цепко следили за палочкой в руке бедной девушки.
Гермиона вся сжалась, как пружина.
Нет, только не это! Она больше ничьей не будет. А, тем более, этого брюнета… Врага… Слизеринца…
У нее есть палочка, теперь она не беспомощна.
— Отпусти меня, Блейз, — совсем тихо сказала она. — Я хочу уйти.
— Куда? К магглам?
Голос тихий, вкрадчивый; глаза страшные, непроницаемые, как водная гладь, отражающие и не пускающие вглубь.
— Не знаю… Наверное…
Плечи Гермионы поникли, но она решительно сжимала в руке палочку Драко, которая то и дело норовила выскользнуть и была слишком тяжела для нее.
— Гермиона, ты же знаешь… Я не могу отпустить тебя. Ты же сама помнишь о Нерушимом Обете? В случае если с Драко что-то случится, ты будешь моей женой, — напомнил ей Забини.
Отчаяние покрыло ее по самую макушку.
Неужели она проклята?
Опять долгожданная свобода ускользает от нее?
Зачем же судьба тогда дразнит ее, дает эту призрачную надежду?
Девушку ощутимо передернуло от ледяного ветра; та застыла в напряжении. Они стояли на пороге, такие далекие — но такие близкие, и каждый из них был намерен идти до конца.
Интересно, на чьей же стороне окажется судьба?
— Скажи, что я умерла. Забери все себе. Отпусти меня, Блейз! Отпусти, — молила она.
— Не могу, голубка, — такой мягкий, успокаивающий голос, такой все понимающий взгляд.
Это же все фальшивка! Притворство!!
Она сделала маленький шажок назад и сжала палочку изо всех сил.
— Зачем я тебе? Я не умею выигрышно выглядеть на великосветских тусовках, я не умею трахаться, так как нужно плейбоям, я люблю читать книги, сидеть дома, защищать эльфов! Я плохая жена для аристократа! Прошу тебя — отпусти! Малфой совершил ошибку, выбрав меня в жены! Я все такая же грязнокровка, Блейз!
Забини удивленно вскинул брови. Губы его растянулись в издевательской усмешке.
— Грейнджер, Грейнджер… Воистину — Святая Гриффиндорка! Вся погрязла в учебе и борьбе с Темным Лордом и не считала нужным изучать мужчин. Да что ты знаешь о мужчинах? О настоящих мужчинах? Что ты знаешь о том, что нам нравится и что нам нужно?
И Забини, пристально глядя Гермионе в глаза, сделал маленький шажок в ее сторону.
Что происходит?!
Почему он так говорит?
— Ты думаешь, искусно раскрашенные, вызывающе одетые стервы нужны настоящим мужикам в качестве жен? Да, эти роскошные, но разовые шлюхи, вообразившие, что отсос и раздвинутые ноги, надутые губы и нахмуренные бровки, — Блейз сгримасничал, — смогут привести их к алтарю и обручальному колечку, глубоко ошибаются. Мы, агрессивные доминантные самцы, выбираем таких на уикенд, подарив корзину цветов, шубку или бриллиант. А, показав этих стервозных сучек на тусовке, оттрахав как хочется, отправляешь такую восвояси. Кому нужны эти дешевки? Хотя нет, женятся и на таких дурах всякие тихони-подкаблучники, тюфяки и маменькины сыночки. Которые, открыв рты и глаза, легко ведутся на дешевую красоту. А нам, я сказал — нам, такие дешевые подделки, в качестве жен, не нужны.
Еще один маленький шажок в сторону Гермионы. Забини незаметно оценил расстояние между ними.
Что за морали?
К чему эта великосветская беседа?
Толкнуть его и бежать, бежать…
— А ты что, думаешь, в мире магглов тебя ждет покой? Да такие, как ты, и нужны настоящим самцам, которые выгрызают у мира лучший кусок, отбирают все, что нравится. Красивая, умная, мягкая, — Забини облизнулся, чем вызвал у девушки неподдельную дрожь, — Имеющая доброе сердце ангела. Чистая. Да, от тебя за версту несет добродетелью. Так и хочется забрать тебя себе, спрятать ото всех, чтобы никто не увидел. Трахать податливое и нежное — настоящее — тело. Смотреть на твое лицо во время оргазма и видеть настоящее удовольствие, а не гребаное притворство. На тебе шикарно смотрятся дорогие платья и украшения, ты выглядишь не дешевой стервой, вышедшей на поиски богатого мужика, а настоящей принцессой. Такую, как ты, представляешь матерью своих наследников. Такую, как ты, смело приводят знакомить с родителями. И с таких, как ты, не спускают глаз, чтобы, не дай Мерлин, никто не позарился! Да, Малфой молодец, что решил обставить этого придурка Уизела!
Еще маленький шажок, и расстояние до девушки уже сократилось до вытянутой руки. Она смотрела на него завороженная, не веря своим ушам.
Похоже, мир перевернулся с ног на голову, или она просто не видела, что творится вокруг?
Жила в своем отдельно созданном иллюзорном мирке?
Нет, он все врет, есть Рон…Он настоящий, и та жизнь — она есть, там все честные и настоящие!
Просто этот гад плетет интриги…
— Ты никогда не будешь одна, — констатировал Блейз. Так просто и без обиняков. — Знай, всегда найдется настоящий самец, и он захочет забрать тебя себе, моя куколка. Уж таков этот мир. Смирись. Хоть у магглов, хоть у магов, ты не будешь принадлежать себе.
И неуловимым жестом Забини выхватил палочку Драко из ее руки, молниеносно приставив ту к горлу Гермионы.
Казалось, он хотел схватить ее за руку, но тут болезненная гримаса исказила его лицо.
— Что это? Отвечай! — рявкнул он на нее.
Ошарашенная девушка не смела пошевелиться.
Рушились все ее надежды на побег, ее опять окунали в грязь подчинения!
Нет! Нет! Нет!
И она, как неистовая, забилась в руках мужчины.
Тем временем Блейза, видимо, накрыл новый приступ толи удушья, толи еще чего — и он, все крепче сжимая в руке волшебную палочку, навалился на Гермиону плечом, отчего та чуть не рухнула на мрамор.
— Мерлин! Какие новости! — едва слышно прошептал мужчина.
— Я…
— Молчи, грязнокровка! Молчи… Империо! Пошли в дом.
И Гермиона, развернувшись, двинулась к своей тюрьме. В свое заклятие Забини вложил столько силы, что в голове девушки даже не возникло мысли о сопротивлении.
Там, снова стоя у распростертого тела Малфоя, оковы непростительного спали, и Блейз наконец-то перевел дух, тяжело дыша.
Он делал какие-то пассы палочкой, непонятное синее свечение поднималось от тела Малфоя, как вдруг одна из этих ниточек поплыла к Гермионе.
Он странно посмотрел на нее, и тут:
— Ты беременна.
Для Гермионы это был самый сильный удар.
Мир обрушился на нее, погребая маленькую и чистую девочку в самом низу, оплетая и привязывая навеки к Малфою, лишая надежды на то, что когда-нибудь она сможет вдохнуть воздух свободы.
— Что?
— Ты беременна, Гермиона… — повторил он, опускаясь перед Драко на колени. — Я чувствую, как в тебе зарождается жизнь. А еще чувствую, Малфой не умер. Он не жив, но и не мертв…
Но девушка мало различала тихий голос, который был еле слышен.
Тихий, вкрадчивый.
Что, черт возьми происходит?!
Что случилось с Малфоем?
Он не умер?!
Мерлин… Нет, лучше смерть… Нет, только не это…
Что происходит с ним сейчас? А она… Беременна?!
Беременна от этого гада?
Насильника?
Истязателя?!
— Не знаю, сможет ли Малфой выкарабкаться… Иди наверх, приляг. Слышишь? Тебе надо отдохнуть. Твой фон крайне не стабилен.
Забини же буквально срывал с себя пиджак, вытаскивая из внутреннего кармана свою палочку, и чертыхался еле слышно, кляня предусмотрительного Малфоя и свое обещание помогать.
С двумя волшебными оружиями наперевес, уже колдовал над поверженным блондином.
— Но…
— Я сказал, иди! — в голосе Блейза явно чувствовалась угроза. — Ты будешь меня отвлекать. И потом, это зрелище не для нежных беременных женщин. Еще не хватало отвлекаться на тебя и приводить в чувство. Иди к себе, давай! Я поднимусь к тебе, как только пойму, в чем дело.
И уже пронзительные карие глаза смотрят приказывающе и принуждающе.
Голова была легкой и пустой. Мысли испарились, слезы высохли.
Решение.
Только прими решение, и все закончится!
Ступеньки… стены… простыни…
Ты сосуд… Нет, вместилище маленького чудовища семьи Малфой. Ты родишь еще одного монстра. Ты… А если Малфой умрет? Ты будешь женой Забини? Нет… Гермиона, давай… Это не страшно. Главное решится… Не бойся… Боли не будет… Теперь не будет…
Гермиона, еле передвигая ноги, поднялась в комнату. Вмиг все стало тяжелым: ноги, руки, висящие как плети. Она была самой скорбью, самим отчаянием. Оказалось, что все ее мучения были так, мелочью — Голгофа начинается сейчас.
С той самой минуты как прозвучало это роковое слово — беременна.
Девушка как зачарованная подошла к шкафу и бездумно провела по весящим там платьям. Потом она выдвинула ящик с бельем и нашла то, что хотела — длинную ночную рубашку. Белоснежную, льняную, с нежным шитьем по вороту. Гермиона аккуратно надела ее на себя после чего неспешно подошла к зеркалу.
Отражение показывало красивую молодую женщину.
Будущая мать!
Губы кривились в горькой усмешке.
Как же обманчива внешность, но почему оно отражает не настоящее? Где та боль и ужас, в котором она живет сейчас?
Эта женщина так красива и нежна…
Ах, я — принцесса! Мать чистокровных наследников! Добродетельная, мантикора вас всех задери!
Она им покажет…
Гермиона с вызовом посмотрела на свое отражение.
Тончайшее, невесомое полотно ночной рубашки, было отделано ручными кружевами и придавала ей утонченный вид, каштановые локоны красиво лежали на плечах, печальный взгляд делал ее глаза еще огромнее.
Она решительно взяла со стола драгоценную тиару и водрузила себе на голову.
Да, вот теперь она принцесса… и уйдет по-королевски.
Наконец, за тот короткий срок замужества она приняла свое решение.
Она человек, решающий свою судьбу сама.
Гордо вздернув подбородок, Гермиона взяла оставленный эльфами фруктовый нож с подноса на прикроватном столике, двинулась в ванную. Там она налила в ванну теплой воды и легла в нее.
Прямо в сорочке.
Все действительно вышло так просто…
Напряжение, державшее девушку в узде столь долгое время, наконец, отпустило ее.
Гермиона прочитала коротенькую, полузабытую молитву и полоснула ножом по запястьям, поморщившись на мгновение. Но тут же, блаженно улыбнулась и закрыла глаза.
Густая, почти черная, кровь, почему-то медленно потекла из порезов.
Покой.
Тепло.
Отдых. Наконец-то долгожданный отдых!
И вот оно — Гермиона почувствовала блаженное чувство полета — казалось, ее душа отделяется от тела.
— Девочка моя, ты все-таки сделала это, — печальным колокольчиком зазвучал голос Нарциссы.
— Нарцисса, я иду к Вам… — Гермиона улыбалась.
Все вокруг было в белой дымке, словно в тумане. Это ли уже облака? И странный призрачный силуэт рядом.
— Ты не можешь, моя птичка. Ты скоро будешь мамой… Род Малфоев не может прерваться, он не позволит тебе! Вернись… Я молю тебя, мое сокровище, вернись назад!
— Нет… Нет, Нарцисса! — Гермиона замотала головой, — Я не хочу! Драко постоянно мучает меня, а теперь еще и Забини… Я устала быть игрушкой! Я не могу больше…
В голосе девушки чувствовались слезы. Гермиона отчаянно тянулась к женщине, явившейся ей, но та будто ускользала.
Собственная кровь заливала девушке руки, устремясь к локтям тоненькими змейками.
— Не просите меня, Нарцисса, мне тяжело отказывать Вам. Вы — настоящий ангел с нежным сердцем. Если бы у Драко была бы хоть маленькая капелька Вашего сердца, я бы смогла с ним жить, но он слишком жесток… Мне… мне всегда больно с ним… Я скоро буду с Вами…
— Дитя мое, сейчас ты — мама, тебя будут любить как божество. Драко смягчится, вот увидишь. Он не сможет быть жестоким к матери своих сыновей, все изменится, душа моя, — нежный голос обволакивал-уговаривал, из прозрачно-голубых глаз Нарциссы катились жемчужные слезы.
— Нарцисса, но мне так больно! Мое сердце разбито! И Забини… Мне страшно… Ну, прошу Вас, можно мне остаться?
— Не бойся, моя девочка, Драко ни за что не отдаст тебя никому, пока он жив. А он будет еще жить, я знаю. Сегодня не его день прихода сюда, а вот у тебя, моя птичка, есть выбор… Но я молю тебя, вернись к нему. Вернись к Драко! Он не сможет без тебя… Пожалей своих не рожденных деток, молю тебя! На коленях молю…
И призрачная Нарцисса опустилась на колени около глубокой мраморной ванны, тенью выступившей из белого облака, и, взяв окровавленную кисть девушки, прижалась к холодным пальчикам губами.
— Встаньте, Нарцисса, я прошу Вас, — голос девушки слабел, дыхание замедлялось. — Как хорошо, тепло, спокойно… Мама… Ты здесь, мама?!
Марево окутало Гермиону с головой, и она уже ничего не различала — все покрыл серебристый туман…
Она была между мирами — душа была готова покинуть реальность и устремиться в небытие…
— Мама?! Сучка, что ты удумала!
Хлесткая пощечина настолько внезапно и резко опустилась на щеку, оставляя горячий след, буквально заставив Гермиону задохнуться. Невыносимая боль грубо выдернула ее из марева.
Острая боль. Дикая. Нечеловеческая.
Опять.
Боль имеет цвет; для Гермионы этот цвет — красный.
Красный, как кровь, как острый нож.
Черный, как в пепел превращенная жизнь.
Белый, как все поглотившая пустота.
— Открой глаза, дура! Гермиона, приходи в себя! — Забини схватил мокрую девушку на руки и вынес в комнату, брызгая все вокруг водой и кровью.
Гермиона что-то неразборчиво бурчала, но не открывала глаза.
— Энервейт!
Он опустил девушку на кровать, тут же заживляя порезы на ее запястьях, направил на них палочку и произнес кровоостанавливающее заклинание. Тут же, достав из саквояжа бинты, Блейз нанес на израненную кожу снадобье и перевязал обескровленные кисти. Потом, раскрыв девушке губы, Забини насильно влил Гермионе в рот едкие зелья.
Вязь причудливых заклинаний вилась над ее головой, и постепенно она начала приходить в себя.
Дыхание становилось глубже, губы из синих — розовыми, бледные щеки перестали быть ледяными.
На лбу у Блейза бисеринками появились капельки пота, он тихо ругался:
— Придурошные Малфои! Решили вдвоем закончить род… Один непонятный лежит внизу, и сдохнуть не может, и не очнется никак, другая — вены режет, — бормотал мужчина.
Сделав неуловимый пас руками и пробормотав странные, одному Мерлину понятные заклинания на каком-то восточном языке, Забини отстранился от Гермионы. Над ней нависла полупрозрачная сфера, прочертив границы вокруг тела девушки, и в сфере начала твориться магия, странным образом не касаясь кистей рук. Синие сполохи метались от краев сферы, пронзая нежное тело.
Томительные минуты ожидания, трясущиеся руки Блейза, и вот — все.
Сфера исчезла, не оставив после себя и следа. Но улучшение было на лицо. Щеки окрасил румянец, ресницы трепетали, сорочка с пятнами крови высохла, локоны раскинулись по подушке, и странным образом не потерявшаяся тиара сверкала на голове роскошным блеском бриллиантов.
Казалось, что она просто устала и спит.
Гермиона открыла глаза.
— С возвращением, гребаная принцесса. Я вот не могу понять, зачем? — ровный голос Забини не предвещал немедленной кары.
Но этот переливчатый рык не давал расслабиться, обещая, что все еще будет.
Он сидел в кресле, абсолютно вымотанный, закинув ногу на ногу, и смотрел — нет, пожирал — девушку черными немигающими глазами.
Глаза скользили по телу, еле-еле прикрытому белоснежным льном, кровавых разводах.
Ткань будто бы только подчеркивала наготу девушки, ее стройные ноги и полную грудь, манила гладкостью кожи.
Казалось, выдохшийся и усталый мужчина сейчас испытывал желание.
Влечение.
Вожделение.
Это было невероятно, но, похоже… правда.
— Тебе так сильно не хочется за меня замуж? Ты согласна уйти из жизни, чтобы не жить со мной? Я для тебя омерзительнее Малфоя? Или…ты не вынесла счастья от вести, что станешь мамочкой?
Слова ледяными комьями падали на голову Гермионы. Ей стало так страшно, она вдруг поняла, что не знает такого Забини. И не знает, на что он способен…
Крупный, опасный, жестокий.
Не такой, как Малфой — более человечный, более изощренный, более жестокий.
Расстегнутые пуговицы рубашки позволяли увидеть мощную шею и гладкую смуглую кожу. Сильные, холеные пальцы с легкостью помахивали массивной волшебной палочкой.
Весь расслабленный, как крупный хищник перед прыжком, он, казалось, даже принюхивался к ней.
Но одно она знала четко, сила — на его стороне.
И это вселяло в нее страх.
Даже не страх… а ужас!
Дикий. Бешеный. Нечеловеческий…
— Я жду, отвечай, — в ровный голос добавились угрожающие нотки.
— Я не хочу жить… Я не хочу ребенка… Я не могу больше так… Драко… он… Он очень жесток… Я просто не могу больше быть ничьей женой! И… я не хочу ребенка, Блейз… Зачем ты меня спас? Почему не оставил там?! Моя жизнь — это сплошной комок боли… Боли во всем… И ты тоже представляешь для меня опасность… Я боюсь тебя…
Мужчина спокойно подошел и сел на край кровати, провел рукой ей по щеке, будто последние слова девушки он пропустил мимо ушей.
— Голубка, и эта царапина на ягодице — это Драко?
— Да, — тихий всхлип. — Он хотел, чтобы я… Он хотел… меня… Он трогал меня…
И девушка тихо затряслась в рыданиях.
— Ну, ну не плачь, тебе нельзя. Да, Драко не ангел, да и я тоже. Но ни одной женщине, рожденной в чистокровных семьях, не придет в голову перечить мужу или отказать в близости любым способом. Тебе просто надо дать ему то, что он хочет, и так, как он этого хочет. Вот и весь секрет. Голубка…
Он успокаивающе гладил ее по голове, и потихоньку рыдания прекратились.
— Ты не отпустишь ведь меня, Блейз?
— Нет, конечно. Если Драко выживет, то все останется по-старому. Если он умрет, ты выйдешь за меня замуж, — твердо сказал он.
— Но… Забери все и оставь меня! Прошу… Никто и никогда не услышит о такой волшебнице по имени Гермиона Грейнджер. Клянусь! — она умоляюще смотрела на него.
— Голубка, не серди меня, — голос звучал тверже. — Ты Малфой! И никуда ты не пойдешь, все уже решено. Бить тебя я не буду, но наказать за то, что ты сделала — накажу. Помни, в тот миг, когда ты зачала наследника, твоя жизнь посвящена и принадлежит только ему. Ты никто, а наследник — все. И, покусившись на себя, ты покусилась на жизнь наследника, а этого я простить не могу. Ты будешь наказана. Чтобы, в случае чего, выйдя за меня замуж, ты поняла, что я строг, но справедлив. И быть моей женой все-таки не так, как быть миссис Малфой!
— Зачем ты хочешь на мне жениться? Блейз, я что, не безразлична тебе? Не верю… Так же не бывает! Это все ваши с Малфоем игры в крутых, кто кого обставит, а так нельзя, надо жить с любимым человеком! — глаза девушки глядели с отчаянием. — А если ты встретишь женщину, которую полюбишь всем сердцем? Как ты будешь жить со мной?
Он заразительно расхохотался, чуть наклонившись вперед.
У уголков глаз собрались мелкие морщинки, губы раскрылись в улыбке, открывая ровные белоснежные зубы. Весь он был такой мягкий… но глаза…
— Голубка моя, какая ты глупышка! Любовь придумали вы — наивные гриффиндорцы. Любви не бывает. Бывает вожделение, желание иметь, чувство собственности, — глаза улыбались, но сам мужчина был серьезен. — Ты знаешь, любви нет.
Глаза девушки налились слезами.
— Ты врешь! Не все так думают! Рон, он…
— Твой рыжий нищеброд?! Он говорил тебе о любви?! Гермиона, вот смотри, ты проходишь мимо дома и видишь в его окне прекрасный цветок, и чувствуешь, что он тебе необходим. Что в твоем уютном и величественном доме только его и не хватает. Ты заходишь в чужой дом и забираешь цветок, приносишь к себе, ставишь на самый красивый подоконник, пересаживаешь в эксклюзивное кашпо, ухаживаешь за ним, поливаешь, удобряешь. Если он хандрит, украшаешь бусинками из бриллиантов, если начнет бунтовать — слегка подрезаешь листья, чтобы стало больно. И самое главное — ты окружаешь его охранными заклинаниями, чтобы не один урод не увел у тебя заветный цветок. А проходя мимо того дома, откуда ты забрал свое сокровище, замечаешь, что в окне стоит уже другой. И понимаешь, что сам бы сражался за свой цветок до последнего. Так вот значит, и в том доме утешились, и завели себе новую игрушку… Но ты пойми, это не любовь, это желание иметь. Деточка, любви не бывает. Главное — иметь, а любовь… Так, фикция.
Ненадолго повисла пауза.
В ее голове ничего не укладывалось — все было, как в тумане… Она так устала, и ее тянуло спать… Все тело ломило, руки бессильно лежали на коленях, глаза слипались, доказывать что-то пропало всякое желание.
Спать, спать, спать.
Желанный покой…
Ну почему он вытащил ее оттуда? Там было так хорошо…
— Я не Драко, — вдруг снова заговорил Блейз. — И пороть тебя не буду. Но оставить твой проступок без наказания… Прости, не могу.
Девушка тяжело дышала. Забини поднялся с кровати и теперь монолитной скалой нависал над ней.
Жесткий. Беспринципный.
Безжалостный.
— Вставай.
— Сил нет…
— Вставай, — повторил он.
Гермиона из последних сил, но все же встала перед ним.
— Дай сюда руки.
На запястьях, перевязанных холщовой тканью с зельями щелкнули наручники.
Девушка не успела даже охнуть, как Забини отдал новый приказ:
— Встань на колени.
На ногах защелкнулись ножные кандалы с поперечной палкой, не позволяющей свести щиколотки вместе.
— Ну-ну, не брыкайся. Подними голову.
И шею Гермионы обхватил плотный ошейник, который Блейз прикрепил к крюку в потолке, непонятно откуда появившемуся. Этот ошейник с цепью строго зафиксировал положение девушки, которая не могла сдвинуться ни на дюйм. Она, подвешенная, стояла на коленях; ее ноги были жестко зафиксированы, руки над головой в наручниках.
— Дорогая, ты беременна, поэтому я буду присматривать за тобой каждые минут тридцать. В течении четырех часов будет ясно, выкарабкается Малфой или же нет… И для тебя, думаю, этого времени хватит, чтобы ты поняла, что жизнь, которую ты можешь подарить, это самое дорогое в твоем грязном и никчемном существовании. Надеюсь, ты поймешь и осознаешь свою безнравственность. И поймешь, что, если ты станешь миссис Забини… Стоять тебе так придется часто. Если не будешь послушной. Это фамильное, моя голубка, — он оскалился, поправляя свои волосы цвета вороного крыла. Будто все это доставляло ему несказанное удовольствие. — В Кодексе нашей семьи жен прописано наказывать так.
И он пошел к выходу, однако на пороге развернулся:
— Как я мог забыть!
Щелчок пальцев, вербальное заклинание — и одежда на девушке испарилась без следа.
Снова это чувство стыда и унижения…
— Но, чтобы ты не замерзла…
Взмах палочки — и теплый воздух окутывает ее нагое тело.
Уже шагая по лестнице в каминную залу, Забини понял, что Малфой все-таки выкарабкается. И его ждет тяжелая борьба за жизнь, его когда-то друга…
Снова вязь целого комплекса различных заклинаний, только теперь по отношению к мужской половине семейства Малфой. Обтирание жуткими снадобьями, и опять заклинания…
Через два часа Блейз, без сил, поднялся к Гермионе, хотя и грозился делать это каждые тридцать минут.
Та вся измучилась на цепи, и находилась в полуобморочном состоянии. Это было похоже на зыбкое состояние небытия.
Поганый Забини! Чтоб он сдох! Чтоб дементоры разорвали его душу! Да чтоб он слизью подавился!
Кодекс его семьи, вашу мать!!
Она не Забини, какого гиппогрифа?
Тоже решил поиграть в крутого доминантного самца?
Тварь! Тварь! Тварь!
Казалось, только оковы и держат девушку. Сил у нее не осталось даже на то, чтобы смотреть.
— Ты что-нибудь знаешь о мужчинах, девочка? — устало спросил он у нее, опускаясь в кресло рядом. — Знаешь, что после напряженной работы им хочется разрядки, выпить, заняться сексом… Но я не могу сделать это с тобой, гребаная защита твоего стража, хотя это абсолютно не значит, что я могу удовлетворится….
Задумчивый и усталый голос монотонно лился в ее уши, обволакивая сознание, но, не задерживаясь в мыслях. Она не понимала ни слова из сказанного.
Мышцы ее затекли, кровь почти перестала циркулировать.
— Знаешь, а правда — ты будешь мне хорошей женой. Ты хороша, красива, какая нежная кожа, — Забини уже поднялся и все кружил около Гермионы, рассматривая ее голую.
Без стыда разглядывая обнаженное тело.
Остановился перед лицом, распятая девушка практически висела на руках и ее грудь вызывающе торчала вперед. Неуловимый пас рукой, вербальное заклинание — и ее обдает холодный воздух, и соски тут же набухают, и становятся твердыми…
А он все смотрит и смотрит своими бездонными глазами, и странно кривит рот в беззвучной усмешке.
Обходит ее вокруг и останавливается сзади, смотрит на разведенные ноги. Гермиона вся уже покрыта краской от стыда и унижения, но не может сдвинуться ни на дюйм.
Что еще придумает извращенный ум мужчины?
С ужасом она понимает, что он наклоняется все ниже и уже ощущает кожей ягодиц его дыхание… опять щелчок пальцев — и холодный воздух касается ее кожи.
Блейз торжествующе засмеялся.
То, что было потом, девушка могла представить себе лишь в страшном сне — Забини остановился перед ней, спустил штаны и широко, расставив свои ноги, стал ласкать свой член перед ее лицом.
Она постаралась опустить голову, чтобы не видеть… Но опять щелчок пальцев, и цепь натягивает ошейник, поднимая высоко, на пределе сил, голову вверх.
Он быстро кончил.
От отвращения Гермиону затошнило.
Нет, скажите, что это кошмар.
Дикий, адский кошмар!!
А ему смешно…
Смешно ему!! Противный, мерзкий, гадкий!
— Как ты прекрасна, моя дорогая! Твои груди слегка потяжелели, сосочки уже начали темнеть, кожа ароматная — запах такой, какой бывает только у беременных. Скоро твой животик округлится… Маленький белый животик… И ты не сможешь видеть свой холмик волос. Мадонна! Ты настоящая Мадонна! Но я тебя оставлю ненадолго… — безумный шепот итальянца сводил с ума от ужаса.
Мысли путались.
Что это было? Что, гиппогриф их всех задери? Какая мерзость, но это — ее жизнь?! Это — ее тюремщик и надзиратель?!
Мозг плавился…
И боль…
— Отпусти меня, Блейз.
— Ты должна быть наказана. Согласись, это лучше, чем плеть или розги, — ответил он. — Малфой уже нормально дышит, но еще без сознания.
— Отпусти, — снова застонала девушка, из последних сил силясь вырваться из кандалов.
Забини долго немигающе смотрел на нее, после чего все же щелкнул пальцами, и экзекуция закончилась.
— Да, довольно. Ты все же беременна. И в первую очередь, мне нужно думать о наследнике. К сожалению. Собственно, пора, твоя защита полностью истощилась.
Гермиона ничком лежала на полу, все еще согреваемая заклинаниями. Голова была легкой и пустой. Тут Блейз поднял ее на руки и перенес на кровать.
— Понимаешь, магия рода настроена таким образом, что к тебе с целью именно трахнуть не может прикоснуться никто, а вот оказать помощь, исцелить — это магия допускает. А у меня для тебя есть подарок.
Девушка лежала с закрытыми глазами, слушая Забини.
— Драко, узнав, что ты ждешь ребенка, несомненно, подарит тебе какое-нибудь королевское украшение, которое стоит целого состояния; а я дарю тебе подарок семьи Забини. Ты знаешь, моя семья — это знатоки ядов и зелий, и когда у нас в роду беременеют, есть зелье — аналог Зелья Удачи — зелье, которое дает почувствовать себя матерью, ощутить плод даже на маленьком сроке. Оно аналогично содержит компоненты счастья, и его надо пить, но ты не Забини, и оно может навредить тебе и твоему ребенку… Поэтому я тебя им оботру. И ты поймешь, что быть миссис Забини совсем не плохо, достаточно быть послушной, и все будет хорошо…
Это… что сейчас было?
Тут, намочив невесть откуда взявшуюся губку в невесть откуда взявшемся зелье, Блейз стал втирать снадобье в кожу Гермионы — ноги, руки, живот, груди, лицо.
Его руки жадно и требовательно шарили по ее телу, не оставляя без внимания ни дюйма тонкой и нежной кожи. Дыхание становилось все тяжелее, ласки все бесстыднее, но ей уже было все равно — странная эйфория охватила ее. А Забини нагло провел губкой, а затем, бросив ту куда-то в сторону, ухватистыми пальцами стал втирать зелье в промежность.
Постепенно у Гермионы восстанавливалось кровоснабжение, ее окутывало ощущение полноты сил, счастья. И, к своему стыду, она испытала чувство близкое к оргазму.
— Блейз, сотри мне память, пожалуйста, — обреченно попросила девушка. — Это выше моих сил.
Он мгновенно понял, о чем шла речь.
Да, очнувшийся Драко, вывернет наизнанку память женушки, чтобы узнать, что происходило пока он был без сознания.
— Я так и сделаю, дорогая моя. Хотя нет, я наложу блок на сознание, и воспоминания просто уснут у тебя в памяти, до определенного времени… Поверь, я умею ждать. И, когда-нибудь, когда ты станешь Забини, ты разделишь со мной это божественное воспоминание… Голубка, сейчас я отнесу тебя к Драко. Пора.
Мир сначала словно окутала пелена — Блейз надел на девушку сорочку, — а потом завертелся.
Тошнотворное состояние почти отступило.
Малфой… Малфой…
Гермиона не верила своим ушам — он пришел в себя?
Так что? Как? Почему все это произошло?!
Драко лежал на кровати в своих покоях. Лицо его было бледным, губы бескровными.
— Как ты узнал, Блейз? Как оказался здесь так вовремя?
Бледный и бессильный Малфой смотрел с подозрением на него. Голос его был словно сталь, и это дорого ему далось — Драко тяжело выдохнул.
Лекарь приблизился к кровати.
— Гермиона отправила патронуса ко мне, взяв твою палочку… Она была не в себе, не помнит этого.
Малфой пристально вгляделся в бледное лицо девушки — она лежала рядом. Забини по собственному указанию Драко перенес ее сюда, в покои хозяина. Он хотел видеть ее немедленно. У него не было сил ждать, пока силы вернутся к нему — или к ней — достаточно, чтобы кто-то к кому-то пришел.
— Так и должно было быть — супруга должна сделать все для своего супруга, — констатировал Малфой, гоня мысли прочь.
— Драко, Гермиона хочет тебе сообщить радостную новость.
И двое мужчин взглядами впились в девушку. Язык был огромным, пересохшим и еле ворочался во рту.
— Драко… — она замялась. Кажется, она была не в силах произнести эти два слова. — Я беременна.
В глазах Драко отразился такой восторг, но он быстро справился с собой и взглянул на жену.
— Я доволен тобой, Гермиона.
— Драко, это еще не все, — голос Забини прямо-таки сочился удовольствием.
Он сидел в черном кожаном кресле. Тело его было расслабленным, в голове все мелькали картинки утех наверху. Он блаженно потянулся.
Гермиона же с испугом глянула на брюнета.
— Я проверил матку, и, даже на маленьком сроке, можно понять, что младенцев двое. Поздравляю тебя с двумя наследниками.
Для девушки это было шоком, да и для Драко тоже. Тотальный контроль Малфоев дал сбой, и его лицо расплылось в довольной улыбке.
« …к матери своих сыновей…» — всплыло в сознании Гермионы.
Получается, Нарцисса, что… знала?!
— Но теперь я буду вынужден заниматься ею еще плотнее. Сам понимаешь, двойня для нее это колоссальная нагрузка. И да, Дракон, не залезай на нее две недели, а то велика вероятность выкидыша. Да и тебе самому нужно поправить здоровье.
Добро пожаловать в Ад, Гермиона!
Теперь в твоей жизни четверо мужчин, которые разделили тебя… Двое сыновей, муж и лекарь…
Забудь надежду всяк сюда входящий…
28.01.2012 Глава 11. Полцарства за сон
Я хочу, чтоб ты сдох. Утонул в своей крови.
Чтобы мышцы полопались от натуги и боли,
Чтобы радужка вытекла из белков твоих глаз,
Чтоб закончилось все. Сегодня. Сейчас.
Я хочу, чтоб ты сдох. Тут же вскрыл себе вены.
Чтобы приступы бешенства были. До пены.
Чтобы ногти сорвал. Стал добычей огня.
Чтоб закончилось все. Ты — враг. Жизнь — война. (с)
Вода размеренно капала.
Кап-кап. Кап.
Дни стали серыми, блеклыми. Осень давно закончилась, наступила зима со своей тоскливостью, однообразием и бездушием.
Кап-кап. Кап.
Раньше Гермионе всегда нравилась это время года; уезжала ли она на каникулы домой, оставалась ли с мальчишками в Хогвартсе — жизнь кипела, радовала бесконечной чередой событий, приносила те или же иные новости…
Экзамены, праздники, подарки, вереницы гостей и угощений — все это наполняло жизнь девушки зимой. Всегда было весело. Всегда было интересно.
Всегда что-то хотя бы просто было.
Да, прошлая зима… Война многое изменила в ее жизни, и не только в ее. Но — опять же — зима была. Той зимой она жила.
Она двигалась.
А что теперь?
Все стало совершенно однообразным. Ровно под стать всему остальному.
Жизнь стала иной — такой, какой ее хотел видеть Малфой.
Такой, какой ее сделал Малфой.
Завтракала Гермиона быстро. Встать, умыться, накинуть на себя один из многочисленных дорогущих пеньюаров и бесшумно спуститься вниз, в столовую — все действия были выверены поминутно. Иногда Драко задерживался, или же просто не торопился в Пралмент, и составлял ей компанию за столом (тогда девушка завтракала еще быстрее), но чаще прием пищи происходил либо в полном одиночестве, либо под надзором домовых эльфов.
Неделя, другая — и она привыкла съедать то, что ей предлагают, не капризничать, не ерепениться и не швырять тарелки. Традиционная английская овсянка на цельном молоке; тосты из нежного пшеничного хлеба, приготовленного из дрожжевого слоеного теста, наподобие круассанов, как дань французской кухне; к нему кусочек масла и джем, обязательная икра; а также большая чашка хорошо заваренного чая с бергамотом, молоком и, Гермиона могла поспорить, с внушительной дозой зелий в нем.
И так — каждый день.
Нужно набирать вес. Нужно быть внушительной, чтобы, не дай Мерлин, наследники не родились хилыми и слабыми. Сначала ее выворачивало от того количества еды, которое полагалось съедать под неусыпным контролем Малфоя. В первые дни ее чуть не стошнило тут же за столом, но строгий взгляд — и желудок чудесным способом успокаивался, вся еда укладывалась, а на нее накатывало спокойствие и безразличие.
Потом девушка поднималась в комнату и ложилась отдыхать, практически на ходу скидывая халат. Снадобья ли, плотный завтрак, или еще что — но сон подкашивал Гермиону практически мгновенно, она едва успевала добраться до кровати, частенько укладываясь на диван в той самой заставленной гостиной.
И, к тому же, хоть какое-то разнообразие.
Затем, в ожидании ланча, на который всегда был все тот же чай с молоком и домашнее печенье, разнообразная выпечка, сытные пироги, сыры, ей дозволялось заняться рукоделием или посидеть у окна. Малфой лично проверил все откосы и кое-где обновил заклинания, чтобы — разумеется, не дай Мерлин! — мать его наследников продуло. Вообще, по мэнору увеличилось общее количество подушек, все полы покрылись коврами, тонкие шелковые простыни сменились на белье из плотного хлопка, чуть ли не байковое — эта звериная забота доводила Гермиону до бешенства.
В конце концов, она же не беспомощная кукла, а живой человек, который в состоянии заботиться о своем комфорте и безопасности!
Да, принеси в пещеру шкуры, и твоя женщина будет довольна!
Обед, снова обязательный послеобеденный сон, когда она не спала — толи микстуры уже не действовали, толи еще что, — а бездумно лежала, глядя в потолок и пытаясь сосчитать количество ярких звездочек.
Опять неизменный чай в пять часов… и вот тогда ей дозволялось почитать.
Гермиона уже наизусть знала все сказки из этой книжки, но каждый раз с восторгом переворачивала страницы и заворожено разглядывала картинки, повторяя выученные слова. Только вот странность — на иллюстрациях она неизменно узнавала себя в виде очаровательной принцессы или таинственной русалки, хохотушки-феи или загадочной вейлы, но вот лицо прекрасного принца всегда было скрыто. Сначала Гермиона сердилась на себя, она думала, что неизменным рыцарем и принцем для нее останется Рон… но в последнее время девушка стала замечать, что черты лица некогда любимого ею человека стираются из ее памяти.
В этом был виноват Малфой или же она сама?
Можно ли расценивать подобное, как предательство? Как…
Все эти мысли убивали, как и неизменные вечера.
Гардероб то и дело обновлялся — роскошные платья, бесконечные чулки и иные вещи дамского туалета, за которыми девушка не успевала следить, не то, чтоб носить. А главное, новые и новые драгоценности. Гермиона все так же с трепетом относилась к украшениям — подумать страшно, сколько тысяч галлеонов Малфой отдавал за тот или иной гарнитур. А все ради чего? Порадовать его любимого своим шикарным видом?
Ох, Мерлин…
Прихорошившись, она была обязана спускаться сразу в каменную залу, когда Драко приходил домой. Если приходил рано — совместный ужин. Иногда в молчании, иногда под аккомпанемент язвительных замечаний в адрес его оппонентов в Парламенте, или в ее адрес. То она плохо одета, то она глупа. То и вовсе грязнокровка, а носит его детей.
Все замечания, предполагалось, она слушает молча.
И появился еще один странный и унизительный ритуал. Гермиона была готова рвать на себе волосы, если бы это что-то значило.
Но ничего — никакие ее действия не имели смысла.
Все началось после того, как Драко поправился настолько, чтобы снова отправиться в Парламент на очередное заседание — свой первый день мнимого одиночества Гермиона провела, просто наслаждаясь покоем, отдыхая.
И с трепетом ждала прихода мужа.
Ведь впервые она ждала своего супруга в новом качестве — она беременна, она неприкосновенна. После нападения он еще ни разу не поднял на нее руку, и даже не грубил…
Ну, сильно не грубил.
Может, и права была Нарцисса, когда говорила, что скоро она станет почитаемой миссис Малфой?
Может, она права была, пытаясь смириться и стать послушной женой и матерью?
И Драко больше не будет ее унижать?
Вот и тяжелые шаги мужа; он узнает у домовиков, что хозяйка покушала, днем отдыхала, а сейчас готовится ко сну.
Но как же без нее?
И вот Гермиона трепещет на пороге гостиной. Тонкий шелк длинного пеньюара еле прикрывал ее тело, быстро покрывшееся мурашками, толи от холода, толи от страха.
Малфой задумчиво смотрел на нее, его внимательные глаза, казалось, прожигают девушку насквозь.
— Как ты?
— Хорошо.
Чувствовалось, как тишина буквально опускается на плечи, давит сначала сверху, а потом будто изнутри; слышно только потрескивание дров в камине.
— Посиди со мной.
— Хорошо, — снова повторила она, нервничая.
Интуиция не отпускала ее, что-то не так. Что-то он приготовил для нее… Для своей любимой женушки.
Шаг навстречу, второй — и вот молодая женщина в недоумении понимает, что второго кресла в комнате больше нет, только огромная бордовая подушка у ног Малфоя.
И его дьявольская усмешка.
Зверь доволен. Зверь в экстазе.
Его светлые глаза не мигали, неотрывно следив за своей жертвой.
— Садись ко мне спиной, — как ни в чем не бывало продолжил Драко.
Шаг назад, с силой прикушенная губа…
Слезная капелька неизменной дорожкой покатилась по ее щеке…
Сколько она их уже пролила, этих хрустальных слезинок?
Кажется, они никогда не кончатся… И его фантазия тоже.
И вот она сидит на подушечке. Гребаной подушечке у его ног! А властные пальцы Малфоя тут же по-хозяйски зарылись в ее волосы — они поглаживали, ласкали, перебирали каштановые пряди… И, постепенно, от тепла камина, от поглаживания, Гермиона впала в непонятное безразличие.
Она опомнилась, когда Драко, что-то бормоча себе под нос, стал заплетать ей косы.
— Какая же ты еще девочка… Нежная, гладкая… Моя девочка… Ну все, пора спать. Я слишком хочу тебя.
А потом эта неизменная бордовая подушечка в ногах супруга и его пальцы в ее волосах стали неизменным атрибутом их семейной жизни.
То бездумно гладящие шелковистую поверхность локонов, то жестко заплетающие в косы — казалось, возня с ее волосами, заплетание кос перед сном успокаивает и приносит мир в душу Малфоя.
А Гермиона?!
Сначала она безумно стеснялась и краснела, каждый раз опускаясь на пол перед ним, но потом, гормоны взяли свое, безразличие овладело ею, и она просто привыкла…
Мэнор наконец-то посетила тишина и покой.
Время от времени девушка заглядывала в зеркало, наблюдая за переменами. Щечки зарумянились, округлились, сама она стала размеренней, и уже, кажется, начала мириться со своим положением.
С единственной вещью… нет, пожалуй, с двумя вещами смириться она не могла.
Первое, это неизменный контроль эльфов. Они были все время рядом, сводя Гермиону с ума, следя за каждым ее шагом и движением. Этот тотальный контроль убивал.
Что она одела сегодня? Малфой хотел быть в курсе всех подробностей — от белья до украшений. Как она поела? Что съела сначала, что оставила на потом? Попросила ли добавки и что именно? Где спала после? Какой булочкой перекусила? Каким рукоделием занялась?
Он хотел, чтобы Гермиона чувствовала его контроль и заботу, даже когда его самого не было рядом.
И второе — гораздо более болезненное.
Это запрет на прогулки.
Первый раз Гермиона решилась просить разрешения у Малфоя на прогулку после того, как на протяжении нескольких дней он был ею доволен — одежда, прическа, макияж, ее питание, поведение, выполнение желаний супруга.
И… получила категорический отказ.
— Сбежать хочешь? Сиди дома, свежего воздуха дома достаточно. Оденься и открой окно. Домовики присмотрят за тобой.
Сказал, как отрезал.
И Гермиона страдала.
Смотрела в окно и воображала себя птицей… Этот запрет сводил ее с ума, мысль пройтись по траве, а не по натертым полам или мягким коврам мэнора становилась навязчивой идеей. Иногда ей казалось, что она уже стала душевнобольной — она чувствует запах веток, ощущает порывы ветра в лицо… И даже как-то робко призналась в этом Малфою.
Он, как всегда, жестко высмеял ее, сказав что-то про фанаберии беременной магглокровки.
Однако, пожалуй, что хотя и положение со шпионами-эльфами и отсутствием прогулок выводило Гермиону из равновесия, гораздо унизительнее — еще одна новая привычка, появившаяся у Драко.
В один из вечеров — Гермиона была уже на третьем месяце — он пришел очень грозный. Чересчур сосредоточенный и собранный. Они поели в тишине, когда он потянул жену в гостиную и, поставив на колени перед собой, велел смотреть ему прямо в глаза.
Вторжение чужого разума было болезненным; с каким-то садистским удовольствием Малфой начал копаться в ее воспоминаниях об их с Роном близости. Перед глазами, как картинки кинопленки, замелькали стыдливо закушенная от боли губа, красные щеки Рона, кровь на простыне, их позы, ее первые смелые ласки, его попытки доставить ей удовольствие…
Так и повелось с этого вечера — Драко хотел знать все.
Бедная девушка с замиранием сердца ждала вечеров. Теперь ей уже не казалось унизительной подушечка в ногах ее сюзерена и супруга, когда он зарывался в ее волосах. Она украдкой жаждала именно этого, и когда Малфой возвращался усталый и вымотанный, он так и поступал, чему Гермиона радовалась, как манне небесной.
Но чаще… С обреченностью раба она становилась перед ним на колени, подминая платье, когда Драко хотел поднять свое настроения, копаясь в ее голове, в дорогих ее сердцу воспоминаниях.
Втоптать в грязь некогда бывшее ее жизнью.
— Легилименс!
И все.
Она уже не одна — в ее мыслях, ее думах Он.
Не гость, но и не враг.
Ее повелитель, от него не скроется ничего.
Первый поцелуй, первая близость… Потом Малфой с особым вниманием рассматривал ее воспоминания, когда она осталась наедине с Гарри в лесу, когда Рон малодушно сбежал.
Казалось, Драко поставил себе задачей разложить все по минутам, что происходило между ней и Гарри, и она со стыдом вспоминала, как, пожалуй, впервые ей хотелось близости с ним. Как Гарри утешал ее, и все…
Все стало достоянием Драко.
Лишь только мысли — все до единой — о времени, проведенном с ним в мэноре, Малфой обходил.
Зверь боялся? Чего-то страшился? Как бы не так…
Роясь в воспоминаниях ее школьных лет, он развлекался. Отпускал язвительные словечки о нелепости ее страхов, ожиданий, влюбленности… Дразнил ее, говорил, что в такого бобра, как она, мог влюбиться только недоумок Уизли. Что она неуклюжа, некрасива, неизящна, слишком хрупка…
И только ее слезы…
Так и прошла эта зима. Никаких праздников, никакого веселья — ничего.
Только снег, только эльфы, будто только грусть навеки поселилась в ее сердце…
И на удивительный покой.
Больше не было физической жесткости. А моральные издевательства она научилась пропускать; старалась не вслушиваться, твердила себе, как заклинание, что все это происходит не с ней…
Наступила весна. Март близился к концу, как… однажды Малфой известил свою супругу, находящуюся уже на шестом месяце, что они едут в Хогвартс.
Шок.
Ступор.
Гермиона не верила своим ушам — они едут в Хогвартс?!
Зачем? Она выйдет на улицу? Наконец-то!!
Гермиона так распереживалась, на глазах появились слезы, дыхание перехватило, и она, волнуясь, опустилась в глубокое кресло.
Тот самый, старый добрый Хогвартс?
Он ей разрешит выйти на улицу, зайти в ее любимую школу, где она ощущала себя как дома.
Невероятно…
Но с чего вдруг? Зачем? Почему?
Однако Драко не проронил больше ни слова — поездка должна была состояться через три дня.
Утром Гермиона смотрела на себя в зеркало и не узнавала. То ли это радостная новость, то ли и правда, беременность сказывалась на ней, но девушка выглядела хорошо. Просто замечательно. У нее шел шестой месяц, но из-за того, что плодов было два, живот был просто огромный. Но это ее не портило — она, казалось, была богиней плодородия. Прямая спина, большая налитая грудь, тонкая, нежная, белая кожа…
Да, Гермиона была восхитительна.
Малфой мрачно ехал в карете и разглядывал сидящую напротив молодую женщину. Та словно не замечала недовольного взгляда мужа и все переживала свой визит в Хогвартс. Драко довело до холодной ярости то, что МакГонагалл позволила себе разволновать свою любимую ученицу. Теперь, когда до родов оставалось всего ничего, Забини все больше мрачнел и говорил, что плоды слишком крупные, а Гермиона слишком слаба для рождения близнецов. Блейз все больше склонялся к маггловской клинике и даже робко заикнулся о каком-то способе с диковинным названием «операция». Предлагая данное, он говорил, что это будет безопаснее для девушки. С детьми итак было все в порядке — магия бы не допустила, чтобы наследники рода пострадали…
Но ОНА…
Его Гермиона…
Блейз все сильнее тревожился после каждого осмотра и твердил Драко о такой возможности — не пережить родов. Со временем он и сам стал побаиваться того, что может случиться страшное, нечто непоправимое…
И вот теперь его любимая куколка, похоже, разволновалась не на шутку.
Постепенно он просто и бездумно глядел на нее и начал ловить себя на мысли, что любуется ею.
Она была великолепна.
Роскошная соболиная шуба… Темный и глубокий цвет меха богато отбрасывал тень на белоснежную кожу, и, казалось, искрился в лучах солнца, которые пробивались в окна кареты.
Почему он настоял, чтобы в Хогвартс Гермиона надела шубу, а не мантию? Он и сам не знал, просто ему хотелось видеть ее настоящей принцессой, гордо несущей свою беременность. В конце концов, это был ее первый выход из Малфой-мэнора. И — к драклам всех! — она, уже глубоко беременная, должна была быть великолепной!
Мягкий и драгоценный мех окутывал и оберегал его жену от слишком холодного мартовского ветра.
Соболя своей роскошью как раз таки соответствовали званию миссис Малфой.
И да, она была совершенством.
Его совершенством…
Сейчас, когда до родов осталось всего три месяца, Гермиона расцвела, как экзотический цветок. Кожа стала белой и как будто прозрачной, губы — еще пухлее и ярче, порочнее… И он стал вспоминать, как, начиная с самого первого дня беременности, панически боясь выкидыша, он заставлял Гермиону удовлетворять себя орально.
Его безумно заводили эти невинные, чистые глаза и порочно-алые губы вокруг его члена. Однако теперь и об этом пришлось забыть, так как стоять на коленях Гермионе становилось все сложнее, а заниматься сексом традиционно… Он слишком опасался повредить наследникам. Приходилось сдерживаться.
Может, поэтому она теперь ему так желанна?
До дрожи, до судорог…
В глазах Гермионы появился трагический надлом — за всю беременность она ни проронила ни слова жалобы. Покорно пила зелья, кушала, гуляла вокруг замка (только в сопровождении Малфоя, когда наступил март, и только когда Забини наорал на него, ведь она упала в обморок и наконец робко призналась, что не была на улице уже больше полугода). Драко же, пользуясь помощью нового главы Аврората, ввел запрет на послеобеденные заседания Парламента, ссылаясь на безопасность. И теперь отлучался из дома только в утренние часы, остальное время неотлучно находясь возле беременной жены.
А Гермиона боялась.
Панически боялась родов…
Ей казалось, что она непременно умрет. Что эти отпрыски вытянут из нее все. Энергию, кровь, жизнь…
Забини заявлял, что младенцы слишком развиты, на что Малфой отмахивался… От родов еще никто и никогда не умирал в его семье, а страхи Гермионы его раздражали, и он просто отмахивался от нее…
И, казалось, этим он отгораживался и успокаивал только себя любимого от того иступленного страха потерять ее.
Но теперь будто все накопившееся раздражение улетучилось, и они едут домой, как любящие супруги, ожидающие долгожданного прибавления в семье…
Ездили они в Хогвартс не просто так.
Драко, узнав о беременности жены, понял, что с делами, бывшими его смыслом до появления Гермионы в мэноре, нужно завязывать и решил войти в попечительский совет школы, как когда-то и Люциус, его отец. Чтобы в дальнейшем держать руку на пульсе касательно обучения детей, чтобы знать, кто их обучает, с кем они дружат, с кем знаются.
А главное, в дальнейшем подобрать выгодные партии для своих сыновей и воспитывать молодую поросль именно в том ключе, необходимом для его бизнеса, его процветания. Вот почему он и стал активно помогать в восстановлении Хогвартса, инвестировал в него свои средства, привлекал к этому других волшебников.
После войны Директором назначили Минерву МакГонагалл, и уж она точно не будет противиться желаниям Драко. Он же столько всего сделал, так им помог. Тогда, в Войну, и сейчас — уже после.
Он усмехнулся. Все это буквально сочилось сарказмом…
Одного только эта старая кошелка потребовала — участия в совете и Гермионы.
И встречи с ней…
Мерлин!
С ней! С его женой! Когда та на шестом месяце!!
А ведь кошка старая поставила эту встречу необходимым условием его утверждения на посту главы Попечительского совета!
Вот ведь гадина!
Грымза вонючая…
Однако решив, что, с другой стороны, поездка будет приятна его супруге, он согласился на аудиенцию. Тут он тоже преследовал свою собственную цель — необходимо было явить миру миссис Малфой, не воробушка, не участницу Золотого Трио, а роскошную молодую женщину, будущую мать.
— Какая же ты стала красивая, моя дорогая девочка! — морщинистые руки обхватили Гермиону за плечи и притянули к себе для приветствия.
Старые глаза МакГонагалл, наполненные слезами, с нежностью глядели на свою любимицу.
— Мистер Малфой, так это правда, вы супруги?
Вопросы, вопросы, вопросы…
А ведь МакГонагалл сдала — она превратилась в морщинистую и высохшую старуху, глаза за очками, кажется, стали совсем маленькими. На фоне ее потрепанной бесформенной мантии, подлатанной на рукавах, великолепие наряда Гермионы выглядело просто вызывающе. Но эмоции девушки — ее слезы, дрожащие губы — казались такими естественными.
Она обнимала свою любимую преподавательницу, стискивала ее изо всех сил, Гермиона даже не смогла произнести слова приветствия — настолько ее разволновала встреча. Малфой понял, что скоро не далеко и до настоящей истерики.
Мерлин всемогущий!
Да что же позволяет себе эта драная кошка! Его женушке нельзя волноваться!
Пикси всем на голову!!
— Глупыми мы были…Наивными…
— О чем вы, профессор? — Гермиона удивленно подняла глаза на МакГонагалл; та смотрела куда-то вдаль, будто сквозь пространство.
— Мы были дураками… Альбус, Северус, я… Мы втравили вас — детей! — в эту войну… Тебя… Гарри Поттера… Ведь что в итоге? Нынешние победители — все оказались гадами, и, победив Темного Лорда, мы лишь только открыли дорогу этим алчным гадам, чтобы они набивали свои карманы. А Хогвартс… как стоял разрушенный, так и стоит. Никому не нужны дети и их проблемы. Они свергли под шумок старых богатеев и теперь под знаменем победы грабят казну… Боролись с Темным Лордом, а не увидели своих злодеев…
Гермиона замерла.
Мерлин, неужели она правда говорит это? Хорошо еще, что Малфой вышел, и он не слышал этих слов. Но наверняка МакГонагалл дождалась именно этой удобной минутки. Чтобы высказать все, чтобы наконец-то выложить наболевшее.
— Прости меня, девочка моя… — слезы потекли по старому морщинистому лицу, взгляд женщины казался стеклянным. — Прости, что разрушила твою жизнь, украла твое детство… И Гарри пусть простит нас…
Миссис Малфой не знала, что сказать на это.
Да, возвращение в Хогвартс оказалось… иным. Совершенно грустным, с каким-то странным привкусом старости и запахом пыли.
И горечи…
— Ты счастлива, моя девочка? — спросила Директор на прощание.
Но, требовательный голос Малфоя не оставил шанса Минерве МакГонагалл услышать ответ Гермионы.
— Простите, Директор, но моя жена сейчас в таком положении, что вряд ли скоро сможет Вас вновь навестить, и, к сожалению, нам пора.
Гермиона послушно подала руку, и они направились в сторону экипажа.
Она тихо плакала, как и ее любимая преподавательница. Что дала им эта встреча, кроме как обрубков старой, некогда забытой боли? Кроме как страшных воспоминаний?
Малфой недовольно сжал губы в полоску и, крепко удерживая супругу под локоть, повел ее за собой.
Его шрам сверкнул белой лентой в полуденном свете солнца.
Нет, это было совершенно неправильно — эта встреча, его решение вступить в попечительский совет, восстановить Хогвартс.
Он же никогда не любил эту школу. Так почему же? Он мог спокойно отправить в дальнейшем своих детей в Дурмстранг, но нет…
Хогвартс.
Да… Старый-старый Хогвартс…
Нарциссе нравился этот замок, полный секретов и тайн. Нравились его теплота и уют. Нравилось веселье, царившее, казалось, в школе постоянно — разве что не на экзаменах. Хотя, если подумать, для его любимой грязнокровки это ж были самые настоящие праздники!
Драко коротко усмехнулся над своими мыслями.
Так пусть эта школа станет любимой и для его сыновей. Как была любимой для двух его женщин — его матери и его куколки…
Гермиона тихо шмыгнула, и Драко едва заметно улыбнулся уголками губ.
Такая нежная, такая ранимая.
Тоже мне, борец со всемирным злом!
Она напоминала ему старинные полотна итальянских маггловских художников, которые ему нравилось разглядывать, бывая в гостях у Блейза. Его матушка — покойная миссис Забини — обожала развешивать на стенах не магический портреты своей почтенной фамилии, а картины маггловских художников. Причем, как говорил сам Блейз, это были не магглы, а сквибы, ушедшие в мир простецов.
Ну что ж, все могло быть.
Так вот и в Гермионе как раз появилось то самое свечение и неуловимая мягкость изображенных на этих полотнах женщин.
Мадонны.
И его малышка так напоминает их. Иногда ведь даже больно смотреть на ее совершенство, на ее идеальность… Чтобы там он не говорил о ее не привлекательности, она стала самой красивой и желанной для него.
Навсегда…
Загадочные, огромные глаза, полные скрытого трагизма и боли, как будто она исподволь видит судьбу, которая ждет всех. Непонятная притягательная прелесть округлившейся наполненной груди, от которой исходил тонкий аромат. Руки приобрели нежность, тонкость и грацию движений. Сама походка стала осторожной, неуверенной. Ее все время хотелось опекать, держать за руку, и появилось не понятное чувство, что ее все время надо держать в поле зрения… И, как бы в отместку за такую зависимость от нее, Малфой стал необъяснимо груб с ней.
Все время был недоволен ею, обвинял в том, что она безобразна, что она поправилась, как гиппогриф, и со странным мазохистским удовольствием наблюдал, как она беззвучно плачет…
А сам отчаянно хотел, чтобы она хоть раз села к нему на колени и просто попросила не мучить ее больше…
Хотел, чтобы по своему желанию — а не его окрику — она обхватила его за шею, прижалась к его губам и сказала, что он нужен ей… Что она его без остатка, что рада, что он забрал ее… Что все в прошлом, и теперь впереди все будет хорошо.
И смотрела, не отрываясь, на него своими огромными глазюками. Смотрела с теплом, с любовью, а не страхом и покорностью… и прижалась со всех сил, стискивая его своими тонкими и нежными руками…
Тогда, может быть — кто знает? — он бы прекратил нападать на нее.
И сейчас, возвращаясь из Хогвартса и продолжая любоваться ею, Драко впервые подумал, что еще какой-то месяц-другой — и все, придется все менять. По крайней мере, изощряться придется больше, ведь при своих сыновьях ему нельзя будет называть ее грязнокровкой.
Придется сдерживать себя.
Сыновья должны любить мать, относится к ней с почтением и заботой, ведь она для них все. Он обязательно проследит, чтобы воспитание протекало по кодексу, и его сыновья были также преданы Гермионе, как он относился к Нарциссе.
Ну, ничего, время еще есть. Он обязательно придумает что-нибудь…
Гермиона волновалась все больше и больше, грудь высоко вздымалась, в глазах стояли слезы жалости к ее любимой школе, к МакГонагалл… Но только Малфой открыл рот, чтобы сказать колкость, как по округлившимся глазам девушки, ее странному всхлипу понял — что-то произошло…
В следующее мгновение он понял, что именно:
— Драко… — голос ее был тихий, полный страха. — Кажется, я рожаю… Выкидыш…
Малфой потерял дар речи, в ужасе снова и снова прокручивая эти страшные слова, а Гермиона смотрела на него стеклянными глазами и только тихо что-то шептала.
Драко пытался прислушаться к тому, что она говорит, но, только склонившись к губам, различил еле слышный голос, повторявший обреченно:
— Я умру, я непременно умру…
— Но, еще целых три месяца, ты не можешь рожать сейчас! Ты не можешь… — он сам был близок к истерике… А когда увидел ее пальцы, которыми она зажала промежность… Они были в крови…
Драко обезумел от страха.
От страха все потерять и сыновей, и жену…
Он не помнил, как в ужасе, который никогда не испытывал в своей жизни — ни когда убивали его, ни когда умерли родители — бросился перед ней на колени. Малфой дрожащими руками бережно уложил девушку на диванчик, потом скатал в валик полы драгоценного меха шубы, положил их ей под попу, чтобы голова была внизу. Потом одной рукой накрыл пальцы Гермионы, сжившие промежность, как будто бы этим жестом хотел остановить кровь, а второй стал гладить по голове и шептать всякие успокоительные глупости, про себя обмирая от ужаса, что она потеряет сознание, или Забини не будет их ждать в поместье.
Но, к счастью, все обошлось. Малфои воистину счастливчики, получают у судьбы все, что только захотят — не уставал повторять Блейз.
Та угроза выкидыша, имевшая место быть в конце марта, казалось, полностью изменила Малфоя. Внутренне или же только внешне — не столь важно, — но теперь Гермиона чувствовала…
Он стал другим.
Мягче, заботливее…
Это нонсенс — упоминать подобные слова по отношению к Малфою, но… все было именно так.
Казалось, он понял всю хрупкость и нежность Гермионы, ее слабое здоровье, испугавшись за нее по-настоящему. Понял, какую роль она играет в его жизни.
Миновал апрель, май. Подходил к концу и июнь — близился срок.
Как это бывает, несмотря на все подготовки, роды начались внезапно, среди ночи. Драко тут же вызвал Блейза — тот появился в мэноре почти, что в домашней одежде: черные брюки из мягкой ткани, легкая полупрозрачная сорочка, шелковый халат.
— Нет, Драко, еще очень долго. У нее только отошли воды, схватки слишком редкие. Ты можешь идти отдыхать, — и Блейз осушил бокал с огневиски. — Она очень слаба — первые роды обычно дело не быстрое; я тебя позову, когда понадобится.
Тот лишь покачал головой.
— Делай свое дело, Забини, а я останусь тут. Я обязан пройти все с ней, быть рядом.
Прошло четыре часа, стало светать, когда Гермиона, вся измученная, наконец-то родила — Малфой заворожено смотрел, как случается чудо на его глазах. Как из истерзанного женского чрева появляется самое настоящее волшебство и магия — рождение человеческой жизни.
Малыши были чудесными, с белым пухом волос на макушке, пухлыми губками. Издав свой первый крик, они тут же уснули, смешно чмокая. Малфою хватило минуты окинуть взглядом ухоженных эльфами наследников — и он, не отходя от жены, опять всецело сосредоточился на ней.
Теперь главное она!
Его куколка!
— Ну что еще, Блейз? Почему она не приходит в себя, ведь все уже закончилось?
— Ну, нет, дружище, — злая усмешка искривила губы лекаря. — Осталось еще родить плаценту, и, похоже, она сама этого сделать не сможет, придется ей помочь.
Тонкие и цепкие пальцы слизеринца оголили грудь молодой мамы и сжали сосок; стали теребить его.
— Ты обнаглел, Забини, что ты делаешь?! Не смей ее трогать! — от дикого, гневного голоса жалобно звякнул стеклянный бокал с водой на тумбочке.
— Успокойся, я стимулирую матку, чтобы родилось детское место, и она не теряла больше крови.
Минуты шли за минутами, Забини матерился, проклинал все на свете, но Гермиона так и не приходила в себя. Драко бледнел с каждым мгновением. Даже он, далекий от медицины такого рода, понимал, что все плохо.
Его милой, нежной, прекрасной Гермионе не выжить…
Не выжить…
Мгновенье спустя Блейз, чертыхнувшись особо смачно, сделал неуловимое движение и рванул из женщины что-то кровавое и большое.
Гермиона содрогнулась и открыла глаза.
Мир вокруг для всех троих был полон ужаса.
Лицо роженицы уже посерело от боли и потери крови, глаза закатились — казалось, жизнь отсчитывает ей последние минуты…
Забини, отбросив это «что-то» в медный таз, склонился над девушкой и, пачкая щеки Гермионы в крови, стал, вглядываясь в ее расширенные зрачки, нараспев произносить заклинание. Но кровь не желала останавливаться — и сгустками вытекала из нее.
— Дракон, я не смогу ничего сделать, — усталое серое лицо, безжизненный голос. — Она уходит, кровь не останавливается. Впрочем, малыши у тебя есть… И да, Малфоям придется отдать свое… Не мне — так смерти… Так что… Малфой, умей проигрывать…
— Забини, сделай же что-нибудь! Я… Я не могу ее потерять! Только не сейчас… она не может умереть… Дети не могут без матери, — Драко бледнел все сильнее, губы его беззвучно что-то шептали.
— Пойми, кровь не остановить… А если кровь не свернется в ближайшие минуты, то Гермиона умрет. Умрет от потери крови…
Та безучастно лежала. Казалось, ее ничего не пугало — она пребывала в своем мире. Грудь высоко вздымалась, и с каждым выдохом кровь окрашивала и пропитывала белоснежные простыни все сильнее.
Только бесцветные губы тихо двигались, словно в молитве.
— Если кровь не остановится, или кто-то за нее не остановит кровь… — Забини что-то бормотал под нос.
— Кто-то не сделает за нее? — глаза Драко дико заблестели.
Он отошел на середину комнаты и сосредоточился.
Гермиона с криком выгнулась дугой на кровати. В комнате сгустилась магия — Драко через Химеру и кольцо пытался контролировать кровотечение. Капельки пота дрожали на его лбу, он с силой сжал зубы и закрыл глаза; женщина на кровавых простынях зашлась жутким криком, как будто ей причиняли нестерпимую боль.
Он не отдаст свою женщину никому, он должен сделать невозможное!
Но, на удивление Забини, кровь остановилась, и дрожащими руками Блейз стал вытаскивать колбочку за колбочкой.
Стал поить роженицу.
Стал вытаскивать ее с того света.
Уже в который раз…
Малфой без сил опустился на пол. Он выиграл этот бой. Но лишь бой — до полной победы было еще далеко.
— Она не хочет жить, Дракон, — чуть погодя покачал головой Забини. — Она не борется, ее кровопотеря оказалась роковой. Эту ночь она протянет, но утро… Да и зачем ей жить? Вот скажи, зачем?
Драко опешил.
— Как это — зачем? Ну… все матери любят своих детей. Она родила, она не может просто так бросить малышей… Она должна жить ради них…
— Это прежняя Грейнджер боролась бы, а нынешняя миссис Малфой — только ее тень. Она безупречна, красива, послушна. Все, как ты хотел, но жить с тобой она не хочет… Она родила — долг перед Родом выполнен, а терпеть твое дурное настроение, порку, жесткий секс… Ты сам бы на ее месте согласился так жить?!
Малфой удивленно вскинул брови.
— Забини, ты говоришь, как гриффиндорец или кто там еще… Что ты хочешь от меня услышать? Да я ее не бил, когда она забеременела, только пугал. Секс… Ну, было жестко, но она не плакала и не жаловалась. И верно, она теперь послушная, и что? Почему она, стерва такая, не борется за себя? Сучка!!
Хочет меня оставить с носом, гриффиндорская упрямица! Нет, только не это!
Она не может умереть, я не хочу этого!
— Да отвыкла она бороться. Она покорная чистокровная жена, как ты и хотел…
Что это было — вызов? Или суровая реальность? Правда?
Забини… так и не научился обходиться без злорадства!
Драко не знал. Одно он знал точно — он не позволит ей умереть. Не отпустит ее.
Никогда.
И оставалось еще два козыря в рукаве:
«Гермиона!» — ментальный зов через Химеру. — «Гермиона! Ответь мне…»
«Да, Драко».
Он даже удивился, услышав в голове ее безжизненный голос. Но… она ответила! Ответила!!
«Как ты смеешь, Гермиона? Тебе по кодексу еще до пяти лет детей смотреть, а ты тут разлеглась?»
Нужно было вернуть ее!
Но голос, снова ответивший Драко, продолжал оставаться холодным и отчужденным. Неживым.
«Нет, Драко. Я тебе родила, а теперь все. Кончилась твоя власть, больше ты меня не ударишь, не обзовешь. Хочу лишь попрощаться с тобой. Я ухожу, Драко».
Мерлиновы подштанники!
Нет! Нет и нет!
«А дети?» — Драко лихорадочно соображал, прокручивал в голове сотни вариантов развития событий. Но все они неизбежно заканчивались одним — ее смертью.
Смертью его Гермионы.
Но, правда, как же дети?
Она же гриффиндорка — его милая, добрая, нежная, ласковая, заботливая… Она не может оставить детей.
Своих детей!!
«От тебя только ублюдки и сволочи могут родиться… Это не мои дети. Это твои псы».
Голова Малфоя готова была взорваться.
Он не может без нее, всегда такая красивая, точеная, изящная… теперь всегда покорная. Податливая… Как же давно он не имел ее… Нежная и сладкая девочка… Он хочет ее, до безумия, до звездочек в глазах, до одури…
И она оставляет его?!
Дрянь!
У него оставался последний козырь — слизеринец он, в конце концов, или нет?
Драко опустился на колени перед кроватью, глубоко дыша. Он взял холодные руки девушки в свои, будто согревая их, растирая, лаская.
Это же его жена, его куколка!
Кровь… повсюду ее кровь…
— Дракон… что… что ты делаешь? — Блейз удивленно смотрел на эту безумную пару. — Она же без сознания, она не слышит и не чувствует тебя.
Но Малфою было не до него.
— Что я, дуру гриффиндорскую не обману? — бормотал он себе под нос. — Не обману? Не обману?! Она должна мне поверить! Должна вернуться!
«Прости меня, моя Гермиона… Прости…»
«Я прощаю тебя, Драко», — ровный ответ, разбивающий голову мужчину на части.
«Прости… Прости… Я молю тебя, останься… Я не смогу без тебя… Я люблю тебя… Люблю… Я умру, уйду за тобой… Я не оставлю и там тебя …»
Из серых глаз покатилась слезинка — казалось, такая же серая. Покатилась по скуле, по морщинам ниже, по тонким поджатым губам.
Драко наклонился, целуя безвольные руки девушки.
Ему почудилось, или же правда, ее кожу закололо — ровно там, где он коснулся ее своими мокрыми от слез губами.
Малфой, продолжая сжимать руки супруги, выдохнул ей прямо в кожу:
— Ты мне за все ответишь… Уж я тебе пощады не дам… Клянусь…
Эпилог. Почти пять лет спустя
Большинство из нас это не мы.
Наши мысли это чужие суждения,
наша жизнь — мимикрия,
а наши страсти — цитата… (с)
Ярко-зеленые глаза сверкали, виски серебрились сединой, но глаза, эти теплые глаза, которые только что с подозрением оглядывали зал, полный гостей, стоило увидеть хозяйку мэнора — засветились теплотой и заботой.
— Я только спрошу Драко, и мы поболтаем, — в голосе Гермионы звучали извиняющиеся нотки. — Гарри. Как же я рада тебя видеть!
— Пойдем вместе спросим разрешения уединиться у Малфоя. Ты же знаешь, я не люблю, когда ты остаешься без внимания, — спокойно предложил мужчина, ставя бокал с выпивкой на поднос, и нежно, но, в то же время крепко, сжал ее локоть.
— Ты можешь поговорить с моей женой на балконе, Поттер, там вам не помешает эта толпа народу, — холодно зазвучал голос Драко, взявшегося словно из ниоткуда.
Казалось, он знал все, что происходит с Гермионой: с кем она, что делает, что делать не собирается. Даже — Мерлин всемогущий! — что думает.
— Ты всегда рядом, Малфой.
— Не отпускай свое ни на минуту, Поттер.
Совершенно не враждебный обмен любезностями. Скорее — ритуальный, привычный. Как дань старым временам.
И Драко, любуясь молодой женщиной в восхитительном платье цвета ночного неба, проводил глазами пару, направившуюся в сторону веранды.
Старые друзья…
От его взгляда не укрылось, как же бережно Поттер ведет его Гермиону на балкон. Придерживает дверь, усаживает. Смотрит…
Они просто сидели, дышали — глубоко, чтобы чувствовать аромат нежных роз — и отдыхали.
Впервые за так много лет.
— Гарри, как я рада, что ты поправился! — улыбалась Гермиона, держа его за руку. — Как я рада видеть тебя у нас, а то, что ты стал крестным малышей… Ты мой самый лучший друг!
Поттер сдержано улыбнулся, с радостью посмотрев на свою подругу. Время, казалось было не властно над ней.
Перед ним сидела та же юная девушка, его бесстрашная подруга. Густые каштановые локоны уложены в затейливую прическу, украшенную жемчугами, лицо чистое, открытое, и огромные шоколадные глаза с золотистыми крапинками, полные доброты и участия.
А вот он…
Волосы его изрядно поседели — черные, смольные пряди смешались с серебристо-платиновыми, от чего он отлично вписывался в семейство Малфоев. Глаза, казалось, за очками все той же формы, стали чуть меньше, чуть бледнее, но все равно такие же яркие, такие же изумрудные, такие же любящие. Сегодня на нем был отлично скроенный серый сюртук, мантия, отороченная шелковой нитью — не слишком броско, не слишком вычурно, но богато и достойно. На груди неизменный орден Мерлина Первой степени, дань магического общества Герою. Роскошный взрослый мужчина, слегка пахнущий смесью ароматов дорого табака и эксклюзивного парфюма; от него веяло спокойствием и силой.
Рядом с ним Гермионе всегда было спокойно.
— Ну, Гермиона это мой долг Малфою. Ты все хотела знать, как я появился в вашей жизни… Сегодня ровно пять лет с тех событий, — он помедлил. — Да, это я на него напал тогда.
— Ты?! — ахнула девушка, прижав ладонь к губам.
Другая Гермиона. Живая, любящая, заботливая, сочувствующая… Как раньше. Как до всего начавшегося кошмара.
Его единственный просчет — куда же смотрели его глаза Героя? Почему он не заметил ЕЕ раньше Малфоя?
— Понимаешь… Забини нашел меня на Гриммо, я был невменяемым. После смерти Темного Лорда… Знаешь, он, наверное убил какую-то часть меня, но взамен наделил огромной магической силой — своей силой. И я просто боялся. Боялся причинить людям боль, разрушения. Боялся себя… И поэтому сходил с ума. Я заперся в том старом доме Сириуса, избегал всех. Не общался с тобой, боялся навредить всем. Я умирал… Но Забини нашел, начал лечить, поить зельями, экспериментировать надо мной. Позже он рассказал, что узнал обо мне от тебя, что ты у Малфоя…
— Гарри, как я виновата перед тобой, как могла тебя бросить… Я ведь могла тебе помочь… Ну, что я за эгоистка… — на глазах Гермионы заблестели слезы.
— Ты ни в чем виновата, малышка, — улыбнулся Поттер. — Это я таская тебя по лесам, да и вообще… Разрешив тебе участвовать в финальной битве, допустил ошибку. Огромную ошибку, которую не смогу себе простить. Но я был молод, глуп… И посмел подвергать тебя опасности, ты ведь хрупкая девушка… Моя преданная подруга… Мы с тобой такие дураки! Помнишь, как в лесу тогда мы мечтали?! Как хотели счастья всем, даром, и чтобы никто не ушел обиженным…
Гермиона тихо засмеялась сквозь слезы. Но это были слезы радости, спокойствия — все давно позади. Все давно закончилось — теперь они вместе, они рядом. Они выжили.
Они счастливы.
Пусть не так, как мечтали когда-то. Пусть иначе. Пусть она будет спокойна и счастлива, а он позаботится об этом, отдаст свой долг ей, его хрупкой девочке, его единственной опоре, человеку которому всегда был нужен только он. Не Герой, не мессия — а друг.
Но…
— Зачем магам нужны были наши жертвы? — продолжал он, обнимая девушку. — Мы с тобой уроды в мире магии, мы — чужие, а отдали за них жизни! Они прошли по нашим душам, растоптали все живое в нас… Зачем?! Никому наши жертвы были не нужны, маги прекрасно прожили бы и без нас с тобой…
Очередная маленькая слезинка скатилась по щеке Гермионы. Мужчина сильнее обнял ее за плечи, прижимая к себе.
И едва заметно передернулся.
— Эх, надо было бы трансгрессировать тогда из лесу с тобой, и бросить к Мерлину этих гребанных магов. Все-таки Малфой патологически ревнив — эта его Химера не дает просто так прикасаться к тебе… Но я-то Победитель, Герой и мне его магия… ну, как легкий удар тока, — он улыбался. — Нелегко быть женой этого зверя? Если что — я же гребаный Поттер, тебя в обиду не дам.
Он спросил совершенно беззлобно.
Малфой — зверь, уж они это знали.
Дикий, порочный, ревнивый зверь. Волк. И Гермиона — его добыча, его собственность.
Навсегда.
А от ее старого друга веяло таким одиночеством, такой неприкаянностью…
— Гарри, ну а почему ты до сих пор не женат? Ты так хорошо ладишь с крестниками, Скорпиус и Феликс только о тебе и говорят, что так забавно заставляет Драко нервничать… Ведь ты так любил Джинни, а она тебя… Почему вы не вместе? Ты был бы прекрасным отцом и мужем, но ты никогда не говоришь о ней…
Тень неудовольствия появилась на его лице. Гарри нахмурился, и «молния» на его лбу задвигалась — почти как шрам на виске Малфоя.
— Тут… все непросто. Ну… когда Забини начал меня лечить, и минуты просветления стали появляться чаще, я учился владеть своей силой — искал баланс между прошлым и настоящим. Я был то в отчаянии, то в восторге… И в этот самый момент опять появилась Джин и начала плакать, что-то говорить — у нее началась истерика. Пойми, я сам был не стабилен, а тут еще это… Она плакала, что Рон исчез, что Малфой захватил тебя. Потом, что нет, что это ты бросила ее брата и сама чистокровная; что все пропало, и Молли при смерти, а виноват во всем Малфой… и я сломался — у меня начался припадок, и я трансгрессировал сюда и… Драко не сопротивлялся, он помнил, что я спас Нарциссу и его, да и Блейз ему наверняка рассказывал про свои эксперименты… А может, и нет… Но… В общем, я не очень хорошо помню — лишь то, что он взбесил меня… Или это я взбесился, когда он подтвердил, что ты — его… Я плохо помню. Точнее — ничего.
— А Драко? Он простил тебе покушение? Он чуть не умер тогда… Я… я… не знала же ничего… Я… — она задрожала, воспоминания с новой силой нахлынули на нее.
— Ш-ш-ш… Тихо, Гермиона, успокойся. Все уже в прошлом, не бойся, малышка, — Поттер погладил девушку по голове. — Драко — делец. Я же теперь глава Аврората и думаю, будущий Министр Магии — а наш Малфой — в настоящее время имеет решающее право вето в Парламенте не просто так. Представляешь их лица, когда мы с ним бок о бок вошли в Министерство? Дело за дело. Но это так, мелочи… Я всегда плачу свои долги, — Гарри помедлил. — А вот Джин… Позже, когда лечение стало приносить длительную ремиссию, я смог спокойно думать, рассуждать. Думал и о семье, своей семье. Я же всегда хотел большую семью, детей… Молли я обожал… И они же нанесли по мне чудовищный удар. Такое предательство и подлость! Эти гребанные Уизли…
Мужчина заволновался и встал со скамьи. Заметив, что Гермиона дрожит от холода, достал носовой платок и трасфигурировал его в теплую шаль, после чего накинул ей на плечи. А сам начал ходить по балкону, заметно нервничая.
Чувствовалось, что воспоминания до сих пор причиняют ему боль.
— Все шло к помолвке. Я уже купил кольцо, Джинни не оставляла меня ни на мгновенье, ухаживала. Помогала мне приходить в себя. Блейз стал реже навещать меня, лишь при острой необходимости, чтобы никто из Уизли не догадывался о нашем… хм… сотрудничестве, ты понимаешь. Днем мы гуляли, держась за руки, а ночи… В общем, все было нормально — любовные клятвы, признания, подарки… Ты знаешь, Рыжая никогда не была скромницей, такой, как ты. Безумный секс… И вот, однажды, я пошел в Гринготтс подписать бумаги, снять деньги — я хотел подарить Молли и Артуру новое поместье, в честь нашей свадьбы. Я знал, что Джин пригласила к нам на чай свою маму, и, вернувшись с купчей в дом раньше, чем хотел… Сейчас так странно вспоминать это… Я буквально несся по лестнице и хотел порадовать Молли, но что-то мне помешало ворваться сразу… и я услышал разговор, перевернувший во мне все. Разорвавший мое сердце в кровь.
Гарри тяжело дышал, слова вырывались с силой. В глазах этого сильного, много пережившего мужчины стояли слезы.
Он все сильнее волновался, а Гермиона боялась проронить хоть слово.
— Молли быстрей требовала свадьбы, и они с Джин обсуждали от кого ей надо родить мне наследников. Представляешь?! Они обсуждали — в красках, как они могут — что я сумасшедший, что моя мать дала мне дурную кровь, и поэтому я не в себе. Что нельзя моему роду продолжаться, что Джин надо быть осторожной и переписать все на себя… Что они не могут упустить меня… А я, паршивый полукровка, должен спасти семью от разорения. Во мне все заледенело вмиг… Я не нужен никому… Мне нельзя иметь семью, Гермиона.
— Бедный Гарри…
Гермиона подошла к нему, прижалась и гладила своими маленькими ладошками его спину. Ее огромные глаза блестели от слез.
— Какие же мы здесь чужие, Гарри…
— Нет, Гермиона, я не женюсь, — с горечью сказал Поттер. — И детей у меня не будет. Все свое имущество я поделил на три части. Тебе и моим крестникам. Нет, подожди, дай сказать. Я знаю, тебе пришлось не сладко, но знай… Случись что со мной, у тебя будет свой капитал. Эх, забрать бы тебя и уйти…
Она лишь кивнула в ответ.
Так и стояли они. Рослый широкоплечий мужчина, нагнувшись к плечу хрупкой, но такой сильной, маленькой женщины. Только эти двое могли понять и поддержать друг друга.
Гермиона гладила его по голове, и, казалось, разделив это горе на двоих, им становилось легче. Но они не были одни — скрывшись в нише, за ними наблюдали холодные глаза хозяина поместья, а в тени от колонны стоял еще один холодный слизеринец.
И все четверо бывших врагов находились рядом друг с другом, зависели друг от друга, и, пожалуй, не могли бы сейчас и жить друг без друга.
Вечером того дня, отправив детей спать, Малфои привычно сидели у камина, перечитывая сегодняшние глазеты — Драко, или же старые книги — Гермиона.
Девушка расположилась на подушках у ног своего мужа, сюзерена и господина. Тот мягко перебирал ее локоны, выбирая из кудрей жемчужные шпильки.
— Интересный сегодня у вас с Поттером разговор был. Я доволен. Наследие Поттеров, пожалуй, единственное превосходящее мое собственное.
Гермиона нисколько не удивилась:
— Я многого не знала… Бедный Гарри, — ответила она, переворачивая страницу тех самых сказок — книги, что Драко подарил ей, казалось, уже так давно. После он покупал ей много книг, но снова и снова Гермиона возвращалась к этой первой — своей любимой.
Просто ли потому, что ей нравилось видеть себя героиней волшебных сказок, видеть себя на пожелтевшем пергаменте, или же нечто иное — она не знала.
Ведь, вроде бы, все уже устоялось.
Драко не утратил своего пыла, но и она научилась с этим мириться. Научилась вставать перед ним на колени и ласкать его ртом, когда он хотел. Научилась отдаваться со всех сил на любовном ложе. И смирилась, с запретными для себя раньше, извращенными ласками супруга. Научилась улыбаться ему, когда тошно на душе, и открывать свои воспоминания по первому его требованию. Но, где-то там, глубоко внутри, осталась то самое — настоящее, живое, которое робко просыпалось только рядом с Гарри.
Но Гермиона лукавила со своим другом — она не была счастлива. Она играла счастье. Для всех — для него, для Драко, но, в первую очередь, — для себя.
Все стало на свои места?!
Требовательный муж, преданный друг, дети, заботы. Пугающий Забини, который всегда вселял тревогу, находясь рядом с ней. Какие-то неясные воспоминания, всегда появлялись в его присутствии…
И еще ее муж бесился, что Блейз все никак не женится, и все свое свободное время стремится к ним в мэнор. Вроде бы осмотреть ее да поиграть с детьми, а на деле…
Когда тот, вкупе с Поттером, заваливался к ним, Драко дозволял Гермионе посидеть с ее любимыми фолиантами в саду, помечтать, пока дети играли со своими крестными — своего рода, огораживал ее от чересчур обильного мужского внимания.
Сама девушка часто думала о Гарри…
Герою не удалось бы все пережить, если бы она снова не появилась в его жизни. Она, их с Малфоем дети… О, эти дети! Оставалось всего несколько месяцев — и они перейдут на полное попечение отца. Наконец-то!
Эти маленькие дьяволята были настоящими Малфоями — требовательными, делящими ее между собой.
Как они кидались в драку, когда им казалось, что их прекрасная мама посидела с одним из них подольше. А как они устраивались у ее ног с игрушками, требовали смотреть, как они летают на метле, изучают буквы… И бесконечно боролись за нее друг с другом, разрывали на части ее
Гермиона смиренно выдохнула.
В Феликсе и Скорпиусе она различала только Драко и Люциуса, и не видела, что они безумно напоминают живую и настоящую девочку, которая впервые пришла к магам из другого мира, которая была счастлива узнавать все новое.
Но Гермиона не замечала этого. Не замечала, как отчаянно малыши хотят ласки, живого тепла…
А Драко… Да, она стала видеть его лицо в книге сказок. Он стал ее Принцем, ее судьбой. Ее долей.
Эта была именно доля, а не воля и желание, не ее жизнь.
Да… Такова ее доля — быть Малфой.
— И не знаешь еще одного, — добавил Драко, намотав прядь ее волос себе на палец. — Это произошло, когда ты только вошла в мэнор…
Девушка выдохнула — еще одно признание прошлого.
Но что же? Она не готова к потрясениям.
Этот хрупкий, выстроенный ею мир, чтобы не сойти с ума, чтобы видеть в себе человека, а не живую куклу, не готов к новым испытаниям.
Гермиона повернулась к нему, осторожно прислушиваясь к себе. А его жадные, внимательные глаза хищника ловили каждое движение девушки. Руки требовательно удерживали ее волосы, поглаживая; а через Химеру она чувствовала, как он посылает ей животный импульс желания.
— Не знаю чего?
— Я убил тогда Рональда Уизли.
Губы задрожали… Но глаза быстро сморгнули непрошенную слезу.
Нет.
Драко же, склонившись, требовательно и жестоко поцеловал свою собственность.
Свою красавицу.
Так было, так есть, и так будет. Она его.
Теперь уже без теней прошлого. Без сомнений и надежд.
Такова доля.
__________
«Она заслужила покой, а не счастье» — М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита».
«Оставь надежду всяк сюда входящий» — Данте «Божественная комедия».
«Счастья для всех, даром и чтобы никто не ушел обиженным» — Братья Стругацкие «Пикник на обочине (Сталкер)».
13.02.2012
3101 Прочтений • [Такова Доля ] [17.10.2012] [Комментариев: 0]
Vova
