Baobab encombre toute la planète. Il la perfore de ses racines… il la fait éclater.
Баобаб завладеет всей планетой, он пронижет её своими корнями… погубит её.
Антуан де Сент-Экзюпери
Ну да, знаю я, знаю, я слизеринский гадёныш, поганый белобрысый хорёк, дрянь, мерзавец и всё такое прочее. Ну и что с того? Да наплевать, что другие говорят. Зато мне живётся весело и вольготно, не то что… некоторым.
Почернела вся… аж круги под глазами. В зеркало на себя погляди, отличница!
— Кикимора нечесаная.
— Хорёк белобрысый.
Отли-и-ично, вот и пообщались.
Выскочка гриффиндорская… Отощала-то… даже хогвартсские эльфы откормить уже не в силах. Того и гляди, штаны потеряет. Ещё и руку тянет до потолка. М-м-м… Ну не во всех, правда, местах она такая уж тощая. Смотри-ка, грудь отрастила!
— Грейнджер, смотри из штанов не выпрыгни.
Ой, ой… "группа поддержки" встрепенулась. Переполошились-то! Только вот не надо за неё заступаться, она и сама не промах. Всё равно вы лучше неё не скажете. Да погоди ты, Мальчик-который-всем-поперёк-глотки, не лезь, дай леди высказаться!
— О своих штанах позаботься, Малфой, — о-о-о… сколько пренебрежения! — а то скоро треснут… от самодовольства.
Ну вот, я же говорил — за словом в карман не полезет.
— Вау! — я иронично вздёргиваю бровь и расплываюсь в довольной улыбке. — Весьма польщён, мисс Высочайшая-Учёная-Степень, вашим глубочайшим и пристальным вниманием к моим презренным слизеринским штанам!
— П’ридурок!
Ха! Ничего нового не придумала! Один-ноль в мою пользу! Но в одном ты, кажется, права, мисс Всезнайка, штаны мои сейчас лопнут. Но вовсе не от самодовольства, эт-ты, отличница, не угадала.
— Профессор, разрешите выйти! Как зачем? — Флитвик, старый пень, тебе не понять уже. — Как зачем? По естественной надобности!
Ну вот, даже не обманул. Уф-ф-ф… Надобность, действительно, естественная… для моего возраста, конечно. Зачем! Вы, мистер Филиус, уже забыли "зачем". У вас из того места труха сыплется, откуда у меня… аист на свободу рвётся. От таких, как Грейнджер…
С каких это пор, спросите, я на неё засматриваюсь? Да с тех самых, как она мне по физиономии съездила, вот с каких… На других не похожа. Потому мне и доставляет такое неизмеримое удовольствие с ней препираться.
Нет, а что, вы хотите сказать, я должен делать? Подойти?! Пригласить?! Конечно! Когда возле неё вечно эта "группа поддержки"! Один зелёные молнии через очки мечет — чисто Avada, другой… ну прямо василиск, да и только! И плечи вдвое шире моих. Подойдёшь к ней, пожалуй, при такой-то охране. Секьюрити, блин, хреновы! Я что, самоубийца?!
Да и вообще… Я же хорёк и мерзавец. Куда мне… до образцовой гриффиндорской старосты.
Вот честно, не понимаю я её! Если парень постоянно к тебе цепляется… Да стал бы я, Грейнджер, до тебя доё… кхе… домогаться, если б ты мне пофиг была? Тоже мне… отличница со стажем!
Я уж при ней сколько раз Паркинсон тискал! Типа, обрати, Грейнджер, внимание, как меня девочки любят! Бесполезно!
Нет, вы не подумайте, что я к ней, там, воспылал… или как… Ничего подобного! Просто она слегка щекочет мне нервы и другие… части тела, и я не прочь проводить с ней время — почему бы нет? — она хорошенькая и неглупая.
— Здорово, зубрилка!
— Привет, недоучка.
Ну вот, парой слов перекинулись…
Да. Она по этому коридору всегда одна ходит. На арифмантику. В другой раз здесь с Панси пристроюсь. Подоконничек удобный…
Чёрт! Ненавижу, когда Паркинсон мне шею щекочет. Чем там… язычком… пятачком…
Ладно, вон она. Идёт.
— Панси, крошка, обними меня покрепче! — голос у меня "большой и противный", я знаю. Далеко слышно.
О-о-о! Взгляд-то какой метнула! Словно галеоном одарила. Я показательно прижимаю к себе Паркинсон, а она перебирает мои волосы своими сосисками. Тьфу! Ненавижу, когда она в моих волосах копошится. Макака! Ладно, потерплю, вот только Гермиона пройдёт… Гермиона?!
— Греби, греби, Грейнджер. Запылившимся девственницам противопоказано наблюдать такие сцены. Вредно для здоровья.
Ну вот… кажется, обиделась. Даже не ответила ничего. Дурёха закомплексованная. Да стоит тебе только свистнуть, только поманить… Ладно, на следующей неделе один тебя подстерегу, мисс Чистокровная-Маггла!
Ой-й-й… да отвали ты, Паркинсон, к Мерлину, хвати грызть моё ухо! Каннибал в юбке…
— Прости, детка, мне на тренировку, — бесцеремонно отодвигаю от себя мою мопсиху и сваливаю.
И как можно так на парня вешаться, а? Вот объясните мне заради Морганы!
Да если б я к ней был хоть чуточку неравнодушен, мой аист давно бы погряз в алиментах. Нет, пожалуй, он бы уже почил… под солидным валуном, а отец бы за меня расплачивался. Нет, тоже не то. Отец сидел бы в Азкабане… за моё убийство. Нет, с Паркинсон, определённо, пора завязывать, а то так и до греха недалеко…
А тут ещё, на днях, я с Мелисент любезничал, так Панси нас застукала, ну и расшумелась, естественно, набросилась… Понятно, не на меня, на Булстроуд. Ну, типа, куда лезешь, это мой парень… Тут уж я объяснил популярно, что пора ей укоротить чувство собственности, а то слишком отросло. Ненавижу, когда посягают на мою свободу!
Вот оборжаться-то! Теперь она себя виноватой считает, а Мелисент думает, что я на Панси из-за неё наорал, так и цапаются между собой, делят меня, как шкуру того пресловутого неубитого медведюка. Прям не знаю, куда теперь от этого "шлейфа" деваться. Если только в читалку…
Так и тут тоже… Гррейнджер, вон, опять… гррызёт грранит.
— Ну что, гр… р-рейнджер, не весь библиотечный фонд ещё проштудировала?
— Семь восьмых, Малфой, осталось немного. Если не будешь отвлекать, на следующей неделе закончу, — не глядя на меня, она отводит прядь волос за ухо. Вы себе не представляете, это… это — неповторимое движение! У меня аж под ложечкой засосало. Хорошо, что она в книгу смотрит.
— Ну-ну… — голос у меня предательски срывается, но она наверняка думает, что это моё ехидство. — Меч Годриков тебе в зубы, грызун гриффиндорский… Кхе-кхе…
Интересно, может, не уйдёт всё-таки, если я напротив сяду? Усаживаюсь, наколдовываю себе спинку и подлокотники и, вальяжно развалясь в этаком самодельном кресле, призываю учебник по трансфигурации, предусмотрительно замаскировав его под комиксы.
— Про парикмахерские чары-то уже прочла? Там целая полка. Специально для кикимор гриффиндорских. Знаешь, это особый вид докси.
— Читал про докси? — тон у неё нарочито удивлённый. — Давно? Я имею в виду, читать давно начал? — она с пренебрежением разглядывает красочную обложку. — Я думала, ты только картинки разглядываешь.
Эх, Грейнджер, Грейнджер, какая ж ты, однако, дурёха, хоть и отличница!
* * *
Хорошее всё-таки место — библиотека. Тихое, спокойное…
Ба-а-а… Забини! Этот-то чего тут делает?! Никак тоже возле Грейнджер околачивается? Ты погляди-ка, расфуфырился-то, расфуфырился, ёлки-моталки… аристократ фигов…
— Блэйз! На пару слов можно? — …нет, Грейнджер, мой словарный запас чуток ширее, чем у пигмеев племени Мумба-Юмба, просто этот индюк больше двух слов за раз не усваивает… Ах, правильно — не ширее, правильно — ширше… учту, учту… — Слышь ты, Казанова хренов, поди сюда, кому сказал, побеседовать надо!
…Ну Грее-е-ейнджер, я-то, понятное дело, знаю, кто такой Казанова… с каких пор, с каких пор… Да, почитай, с тех самых, как грамоту освоил. У меня ж это настольная книга, можно сказать, практическое руководство… а вот ты, дева непорочная, с какого боку, интересно знать, с ним знакома? Может, лично? — мои брови непроизвольно ползут вверх, и она… о, тысяча драклов, как же она очаровательно смущается! И возмущается… Проглотила?! Ага-а-а! Крыть-то нечем! Глотай, глотай воздух, два-ноль в мою пользу!
— Забини, кретин, ты какого хе… рожна тут…
…Нет, моё дело!
…Да, честь факультета! Она же… — многократное ГР! Гриф, грязнокровка, грымза и… и… она, в конце концов, Грейнджер!
…Да, моё дело! Короче, ещё раз увижу, что возле неё ошиваешься, пеняй на себя…
…Да я, может, о твоей же харе пекусь, мистер Даун!
…Узнаешь, мать твою, когда её секьюрити тебе рыло начистят… оправдывайся потом, объясняй девчонкам, что шрамы украшают…
…Фу-у-у… чем это от тебя? Туалетной водой?! Заметно, друг мой, что туалетной.
…Сам проваливай. Тоже мне… герой-любовник…
* * *
Дома на Рождество я пораскинул мозгами и решил, что Грейнджер мне точно не светит. Слишком уж я ей насолил… Ладно, по возвращении в Хогвартс надо будет всё-таки предпринять парочку ненавязчивых попыток. Если не выгорит, нажму на учёбу, а то времени школьного всего ничего осталось. Полтора года — не срок, сколько можно дурака-то валять, пора и за ум…
Сказано — сделано.
На следующий же день после окончания каникул предпринял я оперативную вылазку под кодовым названием "любимый коридорчик", только она не удалась.
И всё, вроде, так прекрасно складывалось! Девчонки к Трелони усвистели (на женихов, небось, гадать, дуры набитые), от Грэга с Винцем я отделался, примостился на том самом подоконничке, да видно, Грейнджер другой дорогой проскочила, не дождался я её. Времени свободного у меня было навалом, вот я и решил: поищу-ка, пожалуй, этого Учёного-Секретаря в читалке, посоветую ей впритык заняться косметическими чарами. Интересно, далеко она меня пошлёт?
Только я — уже на подходе к библиотеке — представил, как она свирепо раздувает ноздри и распахивает глазищи, как… Пивз что ли меня долбанул? Мерзавец… вредитель членисторукий! Доберусь я до тебя когда-нибудь, свиночервь поганый![1]
Главное, я даже не знаю, сколько пролежал в этом идиотском коридоре. Очухался — голова чугунная, тошнит… доплёлся до подземелья и рухнул. Так и проспал до утра — ужин пропустил.
* * *
Короче, решил я на Грейнджер "забить". Перестал её допекать, цепляться к ней. Пожалуйста! Может и дальше пылиться и нос задирать. Подумаешь, не очень-то и хотелось… Паркинсон с Мелисент, правда, тоже отвадил. Окончательно. На кой они мне сдались!
И вообще, ну их к дьяволу этих девчонок, одни от них неприятности. Похлеще, пожалуй, чем от Лорда!
Завязал. Взялся за учебники и выяснил… что от Грейнджер, оказывается, отделаться совсем не так просто, как от Паркинсон. Нет, нет, совсем не в том смысле, конечно. Просто мой милый курносый поросёночек может сопеть, пыхтеть и сколько угодно путаться под ногами — мне на это наплевать, а Грейнджер… Да нет, понятно, что она не сопит и под ногами не путается, но она же, мать твою, постоянно в библиотеке!
Ну вот, пожалуйста, опять она здесь! Да ёлы-палы-Гриффиндор! Грейнджер, ну неужели ты не можешь зубрить где-нибудь в другом месте, а?! Ты же мне мешаешь! Твои каштановые пудри кудрят мне мóзги. Гляди-ка, постриглась… зачем? А неплохо, вообще-то…
Всё! У меня схемы по трансфигурации! Надо отсесть подальше.
Ну конечно, Уизли, тебя только тут и не хватало! Ты-то, интересно, чего в читалку припёрся? А-а-а, понятно — "Гермиончик-дай-списать". Мило…
"Гермиона, ты такая… хорошая"…
Ну и слышимость тут. Тоже мне… храм науки, м-м-млин! Кто ж так комплименты-то девушкам делает, кретин!
"Спасибо, Рон. Мне так приятно"…
Ой-й-й… Не, ну ты погляди только, прям аж зарделся от удовольствия! А что она тебе ещё скажет, мурло ты рыжее? Что ей неприятно?
И чего ты, Грейнджер, опять водолазку-то напялила! Плечики костлявые обтянула… впрочем, кхм… не только плечики. Ну не секс-бомба, конечно, но размерчик — что надо, самое оно.
Чёртов Гриффиндор, заниматься вообще невозможно. Сами не работают и другим не дают! Интересно, если я скажу, что здесь библиотека, а не зал свиданий, что мне за это будет?
* * *
О-о-о! Что творится… читалка свободна от Грейнджер! Не иначе, где-то мамонт сдох. Не знаете, кто такой мамонт?! Слон в шубе. Нет, это не то же самое, что конь в пальто, это совсем другое… Интересно, где она? Ну конечно, где она ещё может быть, как не на стадионе, если у "группы поддержки" тренировка?
И чего, спрашивается, я тут у окна… Всё равно отсюда, из библиотеки, ни фига не видно… трибуны далеко… К тому же солнце слишком яркое — глаза слепит. Грифы, между прочим, до самого вечера тренируются. Она там что, до ужина торчать собирается? Патриотка хренова…
Вот Уизляк чёртов! Похоже, Грейнджер надоело хранить репутацию Единственной-Нецелованной-Старшекурсницы… Кажется, они теперь не просто друзья-товарищи. Да мне-то какое до них дело? Абсолютно никакого. Плевать мне на них, просто она мне сегодня приснилась, вот и вспомнил. Случайно. Да-а-а!!! Приснилась тоже случайно!
Смотри-ка, волосы научилась укладывать. Да не "просто с моста", а как-то по-хитрому…
Надо ж, дьявол её подери, поймала мой взгляд в отражении! Теперь возомнит… Сказать, что ли, что зеркало косое? И она в нём тоже косая?
Да пошла ты, Грейнджер.
Тысяча чертей! Что я опять в этом коридоре делаю? Мне вообще к Снейпу надо. В подземелье. Ладно, не убьёт он меня, если я на пять минут на отработку опоздаю. Она уже скоро здесь будет.
Нет, определённо, что-то со мной неладно. Пора с этим завязывать, а то Снейп уже к Помфри посылал. За витаминным настоем. Нет, дорогой профессор, мне, кажется, теперь только один витамин нужен. Ну просто необходим. Как воздух. Витамин G называется.
Надо ж, как её этот рыжий заморочил! Даже в библиотеке не появляется. Интересно, по какому коридору она пойдёт?..
* * *
О-о-о… Опять за ручку вышагивают… голубки гриффиндорские!
— Я толкаюсь?! — я всего лишь зацепил… тоже мне, соплохвост огнедышащий… — Эт-ты, Уизли, в полкоридора шириной стал… отъелся за четверых, легче перепрыгнуть, чем обойти. Дома, поди, так не кормят, сирота многодетный…
Ай! Еле увернулся. Кулаками тут размахивает… колдун недоделанный.
— Извини, Грейнджер, Petrificus! не при даме будь сказано…
…ой… уй-й-й…
Дьявол! Прямо затылком об стену! Ты же, образина рыжая, с первого курса с ней дружишь! И чего раньше не позаботился, столько лет телился… Я б тогда и смотреть, может, не стал в её сторону.
Грее-е-ейнджер… это же звучит как "пожа-а-ар", не находите? Нет, пожалуй, как "караул". Больше похоже.
И Снейп ещё… "в медицинское крыло-о-о, мистер Малфой, — вот прикопался, — быстр-ра-а!"
Видали?! Опекун, т’вою мать!
* * *
Почему Уизли?! Уизли держит её за руку, Уизли обнимает её за талию, Уизли целуется с ней, когда никто не видит!
То есть, они так думают. Что никто не видит…
Ну почему?! Почему он? Почему, чёрт подери, не я?!
Да потому что ты, Малфой, — поганый слизеринский хорёк, вот почему. Так что сиди и не рыпайся.
Вот я и не рыпаюсь, просто иногда…
* * *
— Куда прёшь, скотина гриффиндорская!
Ну конечно, Уизли! Кто ж ещё может так из-за угла… чуть не растоптал, м’лин… еле отскочить успел.
— Я же говорю, поперёк себя ширше стал, смотри, не раздави свою гряз… Stupefy!
Гляди-ка, громила-громила, а какой юркий!
— Petrificus!
Э, э, поаккуратней, так ведь и попасть можно! Ну я тоже… не Лонгботтом… в посудной лавке — уклонился.
— Expelliarmus! — чтоб тебя!
— Expecto Patronum!
Словно незримым сгустком энергии меня отшвырнуло назад, и я треснулся об стену…
…ёо-о-о! Чем это он меня? Собаку натравил… откуда она?! Patronum? Может, тоже попробовать… на досуге. Авось, чё и выползет… полезное… откуда надо, наконец.
* * *
Ну как же мне быть-то, в самом деле? Может, правда к медичке пойти? А что я ей скажу? "Мадам Помфри, спасите меня, я влюбился", да? Здрасьте-приехали…
Не-е-ет, конечно, ничего особенного, всё нормально!
К тому ж, эта старая кочерыжка, поди, и забыла, что такое любовь. Любовь?! Какая, к чёрту, любовь!
Опять Снейп. "Я кому сказа-а-ал!" — снова за каким-то стимулирующим снадобьем. Ладно, ладно, орать-то зачем, соплохвост-те в рыло… Сдалось мне это ваше зелье… зелье… зелье? Ну конечно! Зелье!!!
Всё, Грейнджер, я тебя расколол! Зелье не зелье, а что-то тут нечисто. Докатилась! И зачем это тебе, интересно знать?
Правда, зачем ей было меня привораживать? Не нужен я ей, сто пудов! А чего ж ей тогда надо?
Ну думал я, конечно, не слишком долго. Девчонка! Хоть и умная, но всё равно девчонка. У них это, видите ли, считается изощрённой местью. Ла-а-адно, Грейнджер, подождём, т’вою мать! Действие зелья проходит достаточно быстро, чары тоже затухают со временем…
Только уж больно тяжко. Когда её нет… А когда появляется — и того хуже… И Уизляк этот… Опять целуются. Ну скажите на милость, ну как так можно? На виду у всех! А ещё отличница… пример, блин, для подражания!
Да не ёрничаю я, просто мне паршиво! Что ж она мне, интересно знать, подмешала, а? И как только ухитрилась-то, чёрт подери!
Нет, к медичке не пойду, придётся всё-таки Снейпа просить… дьявол!
* * *
Приоткрываю дверь… просовываю голову.
— Профессор? — успеваю заметить, как Снейп еле уловимым движением смахивает со стола пузатую тёмного стекла бутылку.
— Что тебе, Драко? Заходи.
Почему-то не распахиваю дверь, а скромно протискиваюсь в кабинет.
Чёрт! С чего начать-то? Переминаюсь с ноги на ногу.
— Ну чего тебе?
Ох, и видок у Северуса! Нет, не просто усталый — измочаленный. Словно его в Чёрном Озере выполоскали, а после в центрифуге… Хотя… кто бы уж говорил! Неизвестно ещё, кто из нас лучше выглядит.
— Я это… Ребята, кажется, надо мной подшутили.
— Заметно, — Снейп, смерив меня красноречивым взглядом, вздёргивает угол верхней губы в презрительном оскале. — Садись, осмотрю, — он кивает мне в кресло напротив. — Удобно сядь, расслабься.
Я, обмякнув, утопаю в кресле, и он, нацелив на меня волшебную палочку, шепчет что-то на тарабарском, потом, сдвинув брови, сосредоточенно всматривается в моё лицо… и… у-у-у… я уже начинаю основательно жалеть… и чего припёрся! Не приведи бог, раскопает… про Грейнджер.
— Не вижу ничего, — утомлённо изрекает он, — но выглядишь ты… — он снова окидывает меня с головы до ног (и обратно) колоритным взглядом, — как бельё после стирки.
Ну да, моё же сравнение!
К Помфри велел… Сказал, возможно, вирус… он "типа" по чарам, по зельям… а с вирусом — это лучше к медикам.
Вирус!
Вирус, ё… знаю я, что это за вирус.
* * *
Сколько уже времени прошло? Не знаю, не считал я… только, думаю, пора что-то делать. Вопрос — что? Сам я так ничего и не обнаружил. К Помфри, понятное дело, не попёрся. Во-первых — глупо, во-вторых — всё равно никто не поверит, что Грейнджер на такое способна. Она же — Гре-е-ейнджер! Скорее, все решат, что это я, подлец и негодяй, хочу её, праведную непорочную отличницу, оклеветать. Остаётся одно — сдаться на милость победителю. Паршивый, конечно, выход, но всё-таки… Если я признаю её триумф, она меня отпустит. А признать придётся. Безоговорочно. Да я уже признал. Не могу я больше…
Ладно. Коридоры для таких разговоров место неподходящее, поймаю её в читалке.
* * *
Подловил момент. Одна она. Без своего рыжего обожателя. Читает.
Сел я не напротив, как обычно, а рядом. Вдохнул запах её волос. Голова закружилась.
О, о… напыжилась-то! Делает вид, что не замечает меня. Уже пять минут одну и ту же страницу мусолит. Это с её-то скоростью, ха! Интересно, надолго её хватит? Надолго, а мне спешить надо, а не то припрутся её секьюрити…
Ну разговор понятно какой был: "долго ещё?", "поговорить надо", "я слушаю"… в общем, из читалки я её увёл. Куда пошёл — сам не сразу понял, на полпути сообразил, что идём по направлению к Астрономичке. Ладно, башня так башня.
Пришли.
Прохладно здесь. Я поёжился. Зябко? Или нервничаю просто? Ветерок её волосы растрепал. Слегка. Я чуть не дёрнулся поправить ей выбившуюся прядку, да вовремя сообразил. Сдержался. Дьявол… кажется, покраснел.
— Я тебя слушаю!
О-о-о! С каким вызовом, с каким превосходством это прозвучало!
Что ж, заслужил я, Грейнджер, твоё пренебрежение — проиграл, в чём и сознаюсь:
— Я устал.
— Что?
Вот только не надо смотреть так простодушно и хлопать честными глазами, я и сам это не хуже тебя умею! Внутри у меня всё закипело. Я бы сейчас растерзал тебя, девчонка, если бы не…
— Что ты сотворила?! Я ничего не нашёл! Сознавайся, Грейнджер!
Естественная реакция: изображает испуг, впрочем, вполне искусно, потом сочувствие, заботу: "дыши ровно, чем смогу"… Конечно, поможешь, потому что тебе известна причина приворота, и ты уже заранее знала, как отворотить, иначе не пошла бы на такое… Ненавижу!
Я не сдержался, набросился на неё, ухватил за плечи, припёр к стене, думал, задушу… Она и сообразить-то ничего не успела, не то что воспротивиться. Да что она! Я и сам-то…
…Мерлин, что я… Я же… я же ненавижу! Я вовсе не собирался… Что я делаю!
Прости, Гермиона, прости, не отталкивай меня!
Я хотел бы подарить ей совсем другой поцелуй, лёгкий и бережный, но сейчас я слишком зол, мне не до всяких там телячьих нежностей, потому в моём прикосновении одно лишь пламя. Прости, моя грязнокровка, мой вирус… Перестань упираться, лучше обними меня, моя отличница… во-о-от… хорошая девочка… Какое блаженство! А целоваться-то не умеешь, мисс Всезнайка! Чем там рыжий с тобой занимался? Ты с ним лучше в шахматы играй, а уж я тебя, так и быть, ещё поцелую. Нет… нет… не отворачивайся! У-у-у, чёрт!
— Я помогу, — не убирая рук с моей шеи, шепчет она мне в плечо. И ещё что-то невразумительное про "зелья, сведения, информацию"…
Врёшь ведь напропалую, я ж тебя насквозь вижу, но всё равно благодарен тебе, моя чародейка.
— Спасибо… — это я? сказал? Или просто выдохнул?
За что я благодарю её? За обещание? Или за поцелуй?
Убежала.
Великий Мерлин, неужели она после этого будет… останется со своим рыжим… Не верю!
* * *
Долго я не мог уснуть в эту ночь. Грейнджер… нет, Гермиона! Вам не кажется, что Гермиона… созвучно с ветром… или полётом… Да, так Гермиона ответила на мой поцелуй! Нет, я вовсе не обольщаюсь, просто мне немного полегчало. Возможно, она слишком много думала обо мне в последнее время. Знаю, знаю, в ней надрывали глотку всего лишь угрызения совести. Кого она наказала? Кому отомстила? За что? И всё-таки если я ещё увижу, что она с рыжим целуется, убью. Вот честно, убью! Нет, не себя, не обнадёживайтесь! Я не из тех, кто распускает нюни и трындит "вот умру, вот пожалеете"… Грейнджер тоже убивать не буду. Себе оставлю. А вот Уизли прикончу, а заодно и Поттера, если поперёк дороги встанет, дикобраз нечёсаный…
Ох-х-х…
Я всё-таки уснул, и приснилась мне… Паркинсон! Она визжала, угрожала и ещё чёрт знает чего. Проснулся я в холодном поту. Это мне наказание. Ладно, не буду убивать Уизли, но если только увижу, как… укокошу!
* * *
По ходу дела, объяснилась она со своим рыжим. Да нет, никто мне ничего не говорил, но я и сам не дурак! Я же вижу — Уизли ходит чернее грозовой тучи, а у Грейнджер глаза красные. Опять её совесть мучает. Поганая штука — совесть. Хорошо, я свою ещё на втором курсе на самопишущее перо променял. И не страдал так, когда Паркинсон отшил…
Ну так что мы имеем в итоге? На поцелуй она мне ответила, хотя зелий никаких не принимала, это — раз. Рыжего своего отшила, после одного лишь моего поцелуя, это — два. Я имею надежду! Это — три?
* * *
Ну чего она тянет? Две недели! Я ж скоро сдохну! Наверно, уже вся школа… в курсе!
"На том же месте в восемь".
Хм…
Не думаю, что пузырёк с зельем объёмом с квоффл! Можно было просто незаметно передать его, но мне назначают встречу! Грейнджер, что с тобой? Я ведь на тебя привораживающие чары не накладывал!
* * *
— Вот зелье. Оно должно ослабить… — она докладывает моим башмакам, а я не в силах оторвать от неё взгляда. Лёгкий ветерок играет её волосами, и она так трогательно смущается… Гермиона…
— Спасибо, Гермиона, — так что там у нас с чарами, мисс Неприступность? — А ты сама-то приняла это зелье?
Ах, оно тебе не ну-у-ужно… А ну-ка, давай-ка проверим!
На этот раз я подарю тебе нежный поцелуй.
…да, мне нравится обнимать тебя.
…да, мне нравятся твои руки, твои тонкие пальчики и то, как ты ласково перебираешь мои волосы!
…и мне нравятся твои тёплые губы, нежные, как лепесток кувшинки. Эй! Мистер Драко Люциус Малфой, это что за ахинея?! У тебя что, чугунок прохудился? Ты же в жизни не целовал кувшинок! Что за… Гермиона… Гермиона, мне не нужно твоё зелье, не нужно! Мне же так хорошо… зато оно нужно тебе, Грейнджер! Тебе!
Я повертел перед её носом зелёным флаконом:
— Ну что, может, поделиться?
— Здесь только одна доза. Я себе ещё приготовлю.
Бедная моя девочка, даже побледнела.
Не поможет тебе отворотное, рыбка моя, я ж тебя не привораживал! Кажется, я ухмыляюсь?! Нагло и довольно ухмыляюсь! Гадёныш слизеринский, да? Я снова хотел её поцеловать, потянулся к ней, но…
— Пей!
О-о-о… с какой яростью она это выкрикнула!
На кого ты злишься, Грейнджер? На меня? Или на себя?
— Пей!
Ну что ты пристала, дурочка, не хочу я твоего зелья! Ладно, только ради тебя, и при тебе, чтоб ты это видела, чтобы не сомневалась…
Убежала.
Ну всё, Грейнджер, ты попала! Три-ноль в мою пользу! Теперь я добьюсь тебя, строптивая девчонка. Во что бы то ни стало! Чем я хуже твоих дружков? Я не глупее Поттера и уж точно немножко красивей Уизли.
Кажется, я снова довольно ухмыляюсь? Expecto Patronum!
1. Информация для читателей, не знакомых с первоисточником:
вот в этом самом месте наша хвалёная отличница и стукнула горемычного Дракошу из-за угла нехорошим заклинанием, а потом влила ему запрещённое зелье.
Конец первой части
Продолжение следует
02.04.2011 Часть II. Жаркóе по-слизерински
Antoine de Saint-Exupery
On risque de pleurer un peu si l'on s'est laissé apprivoisé.
Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать.
Антуан де Сент-Экзюпери
А Грейнджер шикарно варит зелья, зря Северус к ней без конца цепляется. Её противоядие подействовало почти сразу. Полегчало мне прям на третий день. Нет, конечно, моё чувство никуда не делось — Гермиона мне как раньше нравилась, так и теперь нравится, но… не знаю, как объяснить, отпустило, что ли. Знаете, так бывает, когда выздоравливаешь после тяжёлой болезни — жар спадает и дышать легче становится. Но хрен с два ты, Грейнджер, об этом узнаешь! Погоди, я тебе устрою Вифлеемскую ночь! Какую? Варфоломеевскую? Ну, pardon, перепутал, пусть Варфоломеевская, суть не в том.
Стратегия, значит, такая: мистер Малфой, прикиньтесь овечкой и давите на жалостливую пятку. Во-первых, раз это её ошибка, ей от меня уже никуда не деться — её просто-напросто чувство долга от меня не отпустит. Хо-хо! Будет знать, как Слизерин привораживать. Во-вторых, я чуток собью с неё спесь… Ну это будет моя такая страшная мстя. Главное, чтоб её кондрашка не хватила, когда я скажу, что противоядие не подействовало! Это ж значит, она что-то неверно сварила — представляете, какой удар по её "ботаническому" самолюбию! Одним заклинанием двух пикси. Наповал. В общем, план действий я себе наметил.
* * *
Как пай-мальчик, держался целую неделю. Потом заловил Грейнджер в коридоре и зажал в нише с доспехами… Шепнул:
— Не помогает! — даже губами не дотронулся, чес-слово. Удержался. Только ушко ей дыханием пощекотал да на своей щеке прикосновение кудряшек ощутил. А она мне назидательно так, словно препод на уроке:
— Потерпи. Рано ещё, — и вырвалась.
Я слушал удаляющийся стук каблучков и отходил от дурманящего запаха её волос. Голова слегка кружилась, наверное, противоядие пока в полную силу не вступило.
Через пару дней я снова поймал мою прохиндейку. В этот раз уже ничего не говорил, просто прильнул к её губам и, кажется, потерял контроль. Не пойму что-то: всё ещё зелье меня держит?.. или я просто… кажется, всё-таки "или я". По уши! Это ж надо, блин, так втюриться!
Она резко оттолкнула меня, выпалила только:
— Терпи!
И убежала.
"Терпи", главное… Ну терплю, что ж ещё делать-то! Хорошо хоть мозги на место встали…
Даже шутить начал. Ну в своём духе, конечно.
— Профессор Трелони, я вижу будущее мисс Лаванды Браун! Она будет предсказательницей… погоды.
Ага, от минус десяти до плюс пятнадцати, ветер северный, переменчивый до южного. Даже Уизли поржал, и Грейнджер улыбнулась. Втихаря, конечно.
Замечать стал, что вокруг творится.
Паркинсон так мимо и шныряет. Тут в библиотеке их с Забини застукал… Ну с Блейзом-то всё ясно как божий день, этому неймётся. Руки чешутся, лишь бы полапать кого, а по мимолётному взгляду Панси сразу понятно, что она мне назло с ним шуры-муры крутит. Вот дурочка. Ну пусть себе тешатся на здоровье, не жалко.
Ха! "Терпи"! Терпи… Да не хочу я терпеть, Грейнджер, я целоваться хочу! С тобой, между прочим.
Вообще-то я почти герой — на совместных уроках креплюсь изо всех сил и веду себя вполне пристойно. На Грейнджер почти не смотрю. Иногда, правда, над Уизли потешаюсь или над Поттером, но не особо злостно, клянусь отцовской лысиной.
…Конечно, не лысый, потому и клянусь.
— Смотри, Поттер, не перенапрягись с заклинанием, а то как пукнешь, и школу в клочки…
— Дурак ты, Малфой, — огрызнулся Поттер, — и шутки у тебя дурацкие.
Надо ж, прям как в анекдоте…
К Уизли, по правде говоря, чаще цепляюсь. По старой памяти, из ревности.
Булстроуд тут, кажется, пронюхала, что у нас с Паркинсон всё "порвато-растоптато", и основательно положила на меня глаз. Кошмар! Милли, детка, ты на себя в зеркало-то хоть смотрела? Тебе кто-то сказал, что я зоофил? Не верь, это враньё, досужие сплетни. Портретам заняться нечем, вот они и болтают невесть что. Меня вовсе не привлекают особи типа "буль-буль", в смысле помесь бульдога с бульдозером — это далеко не в моём вкусе.
По библиотеке иду — крошка Милли стоит. Глазки строит, морда лица как у романтично настроенного гиппопотамуса… Рас-с-стопырилась — весь проход загородила своим… туловом. Без уменьшающего заклятья не проскочить. Вот не знаю только, к кому лучше применить, к ней или к себе. Наверное, к ней — в случае необратимости с неё не убудет, а от меня после этой гриффиндорской горячки и так почти ничего осталось. Я криво улыбнулся и только было взялся за волшебную палочку, как один из стеллажей услужливо шагнул в сторону, открыв мне путь к бегству.
Merci beaucoup, mille pardon[1]…
Ну терплю, терплю… Ещё целых полторы недели терпел — зацените! — больше не вытерпел. Но теперь уже начал по-другому действовать. Зажал сам себя в ежовые рукавицы и даже пальцем к ней не притронулся, просто на ходу выдохнул ей в сáмое ухо:
— Не сработало, — и пошёл дальше своей дорогой.
Кстати, куда это я шёл-то?..
* * *
Астрономическая башня, кажется, становится моим любимым местом в Хогвартсе. У нас свидание! Ах, нет, извиняюсь, деловая встреча. Как говорят, ничего личного, только бизнес…
Ну вот, с таким трудом удалось наедине остаться! А она! Вместо чтоб поцеловаться, опять сырость разводит!
"Драко… Прости меня", — мне кажется, она еле держится. Если честно, мне её ужасно жалко, но я тоже держусь — мужик я или где, в конце-то концов! Раз решил досадить её самолюбию всезнайскому-зазнайскому, значит, крепись.
— О чем ты, Гермиона? — я осторожно коснулся её пальцев.
Кисть у неё хрупкая, как у маминых хрустальных статуэток на каминной полке. Она руку отдернула…
Тут я, согласно своему плану, прикинулся агнцем, стал её уговаривать, что, мол, она не виновата, что зелье не действует. Просто, мол, у меня к ней чувства такие сильные. Ну в этом-то я её не обманывал — действительно, как оказалось, сильные, просто я раньше сам этого не понимал. Я ей руки на плечи положил, в лицо заглядываю, а она всё отворачивается и глаза прячет, чтоб я не видел, что они у неё на мокром месте. И, что ни говори, а чувствую я, что тоже ей небезразличен.
Конечно, если б не сознание долга, она б из принципа меня отвергла, я ж поганый слизеринец. А так — не отвертишься.
Обхватил я её, стал целовать.
Ох, Грейнджер, до чего же ты… восхитительная! Знала б ты, как я тебя обожаю! И зелье твоё ни при чём, и ни в чём ты не виновата…
— …не виновата, — шепчу.
Тут она вдруг отпрянула да как выкрикнет:
— Виновата! — словно кипятком ошпарила. И сама чуть не задохнулась… — Виновата!
Она всё-таки расплакалась. И раскололась. Созналась, что опоила меня приворотным. Глупышка! Я ж давным-давно догадался. Потом наболтала какой-то ерунды про его необратимость, про какой-то нелепый поцелуй в нос, про свою идиотичность… и убежала.
Естественно, я следом подался. Догнал её на берегу Чёрного Озера.
Небо тучами затянуло, где-то вдалеке гром загремел. Только грозы не хватало!
Я уже собрался, было, во всём сознаться, подошёл сзади, говорю:
— Гермиона, мне всё равно.
Но она не дала мне закончить, расшумелась опять, про зелье своё завела… Любопытно, что ж всё-таки за зелье? Я напустил на себя безразличие, спросил. Оказалось, "Холодная страсть". Ну ясно. Я, когда ещё в горячке-то рыскал по книгам, попадал на него, но не подумал, что Грейнджер может запрещённым рецептом воспользоваться.
В общем, Гермиона что-то кричала про мою загубленную жизнь… Надо бы мне расколоться, но я уже не об этом думал — тут ливень хлынул как из ведра, я испугался, что она простудится. Обхватил её, поволок в замок. Так она ещё и упиралась. Как дитё малое, ей-богу! Вот ведь женщины!..
* * *
Потом мы в Выручайке сидели. Я, было, рыпнулся ей всё объяснить, чувствую, она ничего не слышит, только хлюпает, понял — так мне её сейчас не успокоить. Ладно, решил по-другому действовать, не убежит, думаю, никуда моё признание. Попросил Сreatillusio[2] объяснить. Ну тут она на своего любимого конька и села. Сосредоточилась, брови свела — любо-дорого смотреть. И заклинание, кстати, она мне классно втолковала. Я бы, правда, и без неё разобрался, просто на лекции вместо того, чтоб Флитвика слушать, опять на неё же и пялился. Пока никто не видел. Всё-таки здорово она меня зацепила, не поспоришь.
Ну, короче, захламил я всю Выручайку этими самыми голо-граммами, потом мутотень эту одним махом уничтожил, на Грейнджер посмотрел… Сидит она диване — ноги поджала, голову набок склонила, глаза всё ещё красные, — и чего-то меня пробрало, не пойму, так мне захотелось эти её заплаканные глаза поцеловать!
Подсел к ней, зарылся лицом в каштановые кудри… Гермиона успокоилась, тут бы мне и сознаться в своём вранье, момент-то как раз подходящий был. Ох, если б я только знал, чем это моё враньё обернётся!
Но я, как назло, до губ добрался, а она на мой поцелуй так пылко ответила, что я тотчас уверился — она это не просто из чувства долга, и думать тут же забыл про всякие там признания — меня совсем даже другие желания захлестнули. Ну вы ж понимаете, чего каждый парень в моём возрасте от девушки хочет. И не говорите, что я, как в анекдоте про психиатра, вам пошлые картинки подсовываю. Пошлости у меня в мыслях, между прочим, ни фунта не было, просто аист со своим брачным танцем… клювом защёлкал, в самое сердце долбит. В общем, начал я ей на ухо всякую чепуху молоть, про то, что сдохну без неё… руки сами к пуговицам потянулись, а их у неё какое-то просто несметное количество — прям как на моей парадной рубашке! Вот морока-то! И кто только придумывает эти женские наряды… Пальцы не слушаются, руки трясутся… Но всё-таки кое-как управился я с этим её хозяйством, а сам всё шепчу ей какие-то глупости и за ухом целую. Рукава вниз потянул, у неё тело сразу мурашками покрылось, а меня от этих её мурашек аж пот прошиб и в жар бросило. Обнял я её, целовать стал. Ой! Плечики худенькие, ключицы тоненькие, и сама она такая хрупкая, мне прям поплохело, честно. Такая она вся маленькая, как ребёнок, что мне показалось, будто мои действия педофилией припахивают, будто это я первокурснице собираюсь девственность порушить. Ну я призвал разум на помощь, — я ж всё-таки не в курятнике торчал, когда бог мозги-то раздавал, — вспомнил, что мы с ней ровесники, стал дальше пробираться…
…И тут у меня в голове такие мысли завертелись, что — не поверите! — никакого секса не надо, всю охоту враз отшибло.
Стал я к груди подкрадываться и вдруг с ужасом понял, что мне сейчас предстоит сразиться с этим её монстром (одно название чего стоит — бюст-галь-тер)! Караул просто! Я же не знаю, Мерлин вас всех побери, как он расстёгивается! Ну я надеюсь, вы не подумали, что я какой-нибудь там образец воздержания, просто у меня раньше не было надобности в этом занятии. У Паркинсон, знаете ли, потрясающий лифчик, ничего не надо расстёгивать, всё само вываливается — только пальцем подцепи. Но вы ж понимаете, что Гермиона — это совсем другое! Она же мне очень… нет, не просто нравится, я влюбился! Чего уж греха таить, по уши влюбился. И я хочу, чтоб у меня с ней всё было правильно. Беда только в том, что я и сам не знаю, как это — правильно. Ну не задавался я пока этим вопросом. Тоже за ненадобностью. Только чувствую, что это как-то не так, как с Панси. По-другому как-то.
Но остановиться я уже не мог, не имел права. Ведь, если я не попытаюсь добиться Гермионы, она не поверит, что я её люблю. Ну я так думаю, что не поверит. Паркинсон вон без конца талдычит: "не любишь, не любишь"… Но если я даже этот её несчастный лифчик расстегнуть не смогу? Она же решит, что я слюнтяй! Ну что ж мне делать-то? А вдруг у меня всё выйдет как-нибудь криво? и ей не понравится? Или у меня вообще ничего не получится, и я просто опозорюсь?! Чувствую, аист мой от таких размышлений сник совсем. Дальше — больше. Решил я штурм начать с нижнего этажа. Там вроде попроще должно быть, почти как у нас. Ну понятно, что выглядит по-другому, но суть-то та же — трусы на резинке. Как там в маггловской сказке? "Дёрни за верёвочку, дверь-то и откроется"?
Кстати, в раннем детстве у меня была нянька — сквиб. Отец нарочно такую нанял, чтоб мне невзначай каких-нить способностей колдовством не подпортили. Премилая, надо сказать, была старушка, и очень я её, между прочим, любил. Ну да это неважно. Вот как-то раз нянька свои панталоны на верёвке сушила, ну такие, вы знаете, типично, что называется, "нянькинские" — широченные, до колен и с кружевами понизу. В три ряда. И очень мне эти три ряда кружев приглянулись, ну я панталоны-то и стырил. Да не маньяк я, просто у няньки было много маггловских книг, а самая любимая — "Три мушкетёра". Читать я тогда, конечно, ещё не умел, но она часто на сон грядущий рассказывала мне о приключениях Д'Артаньяна, а я с удовольствием её слушал и рассматривал картинки в этой самой книге. А мужики там всё такие были нарисованы — сплошь в кружевах да в рюшках… Сейчас-то, конечно, смешно, а тогда… В общем, оборвал я кружева с этих её панталон, пришпандорил на свои сапоги и на воротник куртки и, когда меня никто не видел, играл в этих самых мушкетёров.
Ну это понятно, что у девчонок нижнее бельё вовсе не такое, как у моей старой няньки, у Панси, к примеру, вообще какая-то верёвочка сомнительная вместо трусов. Я, по правде сказать, у Паркинсон там стараюсь поменьше шарить, чтоб аист из штанов не особо сильно высовывался.
Ой, простите, отвлёкся.
В общем, положил я Грейнджер ладонь на коленку, а сам всё боюсь, вдруг не получится-то ничего. Аист мой — со страху, что ли — в щель куда-то забился, носа не кажет. Определённо, избыточная мыслительная деятельность вредит сексуальному здоровью. Интересно, как у равенклошек с этим дела обстоят? Эх, не предусмотрел, надо было на Паркинсон потренироваться, сейчас бы хоть какой опыт был…
Ну вот, поросёночка своего опять вспомнил! Эта всегда, стоило мне её за ляжку ухватить, начинала льнуть ко мне самым бесстыдным образом. И я вдруг, представьте себе, не захотел, чтоб Гермиона оказалась такой же доступной! Вспомнил, как мама втирала про хороших девочек, про девичью гордость и всякое там бла-бла-бла. Короче, предостерегала, воспитывала. И теперь эти мысли совсем некстати попёрли откуда-то из подкорки наружу.
Вот я обо всём этом думаю — Мерлиновы подштанники, о чём я только думаю! — а рука моя скользит по ноге Гермионы всё выше, кажется, уже независимо от меня. Вспомнил, как Паркинсон от меня млела, а Гермиона, чувствую, словно оцепенела, будто я в неё Petrificus зафиндилил. Застыла, прямо как каменная. Я уже почти добрался до… самого-самого… можно сказать, интима…
Но тут Грейнджер — на счастье или на гóре, не знаю, — оттолкнула меня. И что вы думаете! Меня-таки снова обуяли противоречивые чувства.
С одной стороны, я, как вы уже поняли, вздохнул с облегчением. В первую очередь, почему-то обрадовался тому, что Гермиона не такая, как Панси. После уже тому, что единоборство с этим её бюст-галь-тером временно откладывается. Кстати, нафига тебе, Грейнджер, этот хренов бюстгальтер сдался! У тебя ж, я уверен, и без него всё торчком. Только я так подумал, аист мой, чувствую, снова перья встопорщил, но я уже, горьким опытом наученный, решил пока что обождать, не рисковать вторично. Побольше воздуха набрал, медленно выдохнул, потом снова вдохнул и…
Да, так вернёмся к нашим баранам. С одной-то стороны, я обрадовался, а вот с другой…
Гермиона что-то кричала, снова собралась плакать… Я плохо уловил суть истерики, понял только, что не хочет она. Успокоил, сказал, что больше не трону её против желания.
Договорились позже на Астрономической Башне встретиться, и я, оставив Грейнджер в одиночестве наблюдать за огнём в камине, отчалил к Флитвику.
Пришёл на отработку загруженный тяжкими мыслями — как раз теми, что "во-вторых". Хорошо, меня Гермиона по этим самым Голым-Граммам подковала — я почти на автомате все Сreatillusio выполнил, притом на очень даже приличные баллы, хотя мозги снова не тем заняты были. Такая ты, Грейнджер, вроде маленькая, хрупкая, а столько места в моём теле занимаешь! И голова тобой забита, и из сердца тебя теперь калёным железом не выжжешь. Про все остальные места лучше вообще умолчим. Да, так вернёмся всё-таки к тем мыслям, что "во-вторых".
Раз Гермиона меня не захотела, значит, я ошибся, и она, выходит, со мной только по обязанности? Нет! Не может этого быть! Ну я же не пень, я же чувствую, что ей хорошо со мной рядом, что она во мне просто-таки растворяется, как и я в ней! Так чего же тогда оттолкнула? И тут меня осенило: да она ж, наверное, из-за моего дурацкого вранья думает про меня то же самое! Думает, что это вовсе не я её люблю, а что во мне только еёное зелье горланит! И ей тоже этого не надо. Какой же я болван!
В общем, решил я, что после отработки и сам Гермионе во всём сознаюсь, и у неё всё выясню. Хватит нам тянуть кота за хвост и друг другу мозги канифолить. Скажу, что она противоядие верно сварила, и что я её просто люблю, безо всяких там зелий-мелий. Вот и всё. Так и скажу! Но и от неё потребую, пусть честно ответит, если она со мной только по обязанности… не надо мне такой радости, жалости её я не хочу. Переживу как-нибудь, хоть и трудно мне будет, знаю.
С такими мыслями шёл я к месту назначенного свидания, ещё пытался вспомнить, что там Гермиона кричала, когда оттолкнула меня. Я её обидел? Опять пришли на ум мамины "мозговые вливания". Может, не стоило её так сразу лап… блин, как сказать-то… обнимать столь откровенно, вот. Короче, я шёл с твёрдым намерением расставить все точки над "ю".
Но до Астрономической Башни я так и не дошёл.
* * *
Я бежал, нет, не бежал — летел по нескончаемым коридорам Хогвартса, перепрыгивал с одной зловредной лестницы на другую… Портреты судачили про девочку, упавшую с крыши школы. Но я-то знал, что она вовсе не упала. Вот к чему привели, по выражению самой Гермионы, мои идиотские выходки. Но неужто мне всё померещилось?! Неужто я ей до такой степени противен, что ей легче с башни, чем в мои объятья. И ведь я обещал не трогать! Не поверила! Или она до такой степени не хочет замороченной любви, что предпочитает умереть?!
Куда я бежал? А куда ещё могут доставить человека, который бросился с крыши! Только в больничное крыло.
Я летел и думал о Девочках-Хрустальных-Вазочках, о которых говорила мама. И теперь эта вазочка, самая прекрасная на свете, вдребезги! И я понял, что если она умерла (а как можно выжить?!), мне тоже жить незачем. Тем более, в её гибели виноват я.
Только попрощаюсь с ней.
Меня никто не остановил, и я беспрепятственно проник в больничное крыло.
Vova
