Сон или жизнь

Этой осенью и этой зимой Беллатрикс неспокойна. Кто-то может сказать, что она вообще не бывает спокойна, и будет прав, но сейчас это особенно мучительно. Беллатрикс снятся мутные сны, полные тревоги. В некоторых в нее летит Ступефай, и она точно знает, что он для нее смертельнее иной Авады. В других снах Лорд уходит прочь от нее, не удостоив даже взглядом, не слыша ее мольбы, потому что она подвела его, но в чем ее вина, она не знает. Оставшись в одиночестве в малой угловой гостиной Малфой-мэнора, она в который раз задумчиво водит пальцем по родовому древу Блэков, пытаясь понять, мог ли ей достаться дар тех двоих провидиц, что были в ее роду, или все, что ее мучит, лишь пустые тревоги.

Скоро Рождество. Лорд не слишком большое значение придает семейным праздникам, но настроение все равно витает в воздухе и встает Беллатрикс поперек горла, и царапает, и тревожит, как рыбная кость. Только вот от кости в горле есть заклинание, а от беспричинной тоски только зелья, да и те не помогают. А может быть, зелья не виноваты, а виноват Снейп, который варит не то, что она просит.

Скоро Рождество. Драко вернулся домой и ходит по поместью со скорбной миной, как будто честь принять Лорда его не радует, как будто ему недостаточно того, что их великое дело, их великая борьба оставит свой след в Малфой-Мэноре. Когда Беллатрикс видит эту испуганную кислую мордочку, ей хочется его ударить, но она не делает этого, потому что обещала сестре не трогать Драко, хоть он и слабак. Беллатрикс печалит опрометчиво данное обещание, но сегодня ей и без Драко хватит забав. Ведь среди пленников пополнение: сегодня привезли девчонку Лавгуд. Лорду от нее ничего не нужно, она здесь для того, чтобы Лавгуд-старший сидел смирно и поменьше печатал грязнокровной гадости в своем журнале. Но это же не значит, что девчонку совсем нельзя трогать?

Разумеется, Беллатрикс не собирается ее убивать, ведь что бы там про нее ни говорили, она прекрасно знает меру и никогда не подведет Лорда. Девчонка должна быть живой и выглядеть нетронутой. Это вполне можно устроить. Парочка Круциатусов следов не оставит, а девчонка их заслуживает. Беллатрикс уже ходила полюбоваться этой белобрысой и узнала ее. Она была с Поттером в Отделе Тайн, тогда, когда Лорд так и не смог получить пророчество, а поттеровским дружкам не стоит ждать милости в доме Темного Лорда. Беллатрикс приводит себя в нужное расположение духа и идет вытаскивать пленницу из общей камеры, чтобы поговорить по душам.

* * *

Луна очень давно не дышала полной грудью. Так давно, что уже забыла, как это бывает. Все ее ощущения будто дымкой подернуты. Луна никогда не смеется слишком громко. Луна никогда не плачет. Луна почти ничего не боится и не мечтает ни о чем серьезнее морщерогих кизляков. Иногда ей кажется, что на самом деле она давным-давно умерла, умерла, когда ей было всего девять лет, вместе со своей мамой, захлебнувшись собственными слезами. А на смену ей пришла Полоумная, Лунатичка, которую ничего не волнует и которая именно поэтому так раздражает своих сокурсников.

Луна знает, что все эти спрятанные вещи и смешки за спиной — это вовсе не потому, что она не такая, как все. В смысле, не потому, что она не так одевается и не то говорит. Просто все вокруг понимают, что она ничего не чувствует. Они пытаются вывести ее из себя, а ей даже не обидно. Она помнит, что когда-то все было по-другому, но уже почти не помнит, как это было.

Сейчас ей даже больно почти не бывает. Она как-то проверяла, долго выцарапывая буквы ножом по ноге. Буквы сложились в мамино имя, папа застал ее и очень испугался. Совершенно зря испугался, ведь Луна волшебница, да и он сам волшебник, он залечил царапины, и у нее даже шрамов не осталось. Но она завидует папе: он умеет пугаться, умеет смущаться, умеет мечтать. А Луна разучилась. Все это осталось где-то там, до маминой смерти. Единственное, что она умеет, — это вспоминать эти ощущения. Ощущение счастья и покоя она тоже умеет вспоминать, их даже хватает на Патронус. Их не хватает только на то, чтобы почувствовать себя живой.

Боггарт Луны — маленькая плачущая девочка. Но поскольку маленьких плачущих девочек никто не боится, она легко с ним справляется, если встречает.

Луна не боится даже Беллатрикс Лестранж, когда та врывается в камеру, выволакивает ее по лестнице наверх и роняет на пол в одной из шикарно отделанных комнат. Она понимает, что ничего хорошего ее сейчас не ждет, но ей в целом все равно. Ничего не поделаешь, если такую женщину, как миссис Лестранж, одолевают мозгошмыги. Надо просто переждать и вежливо отвечать на вопросы. Но когда Беллатрикс поднимает палочку и говорит Круцио, безразличие Луны покрывается трещинами и лопается. Осколки его летят во все стороны, и она кричит, кричит, бьется на мягком зеленом ковре, задыхается, и пытается не плакать, но слезы все равно текут по щекам. А потом миссис Лестранж говорит «Фините», и жизнь вдруг обретает краски. Луна делает вдох, потом еще один, и еще, и смеется от радости, потому что чувствует вдруг, что она живая. Она снова здесь.

* * *

«Фините», — говорит Беллатрикс и смотрит, как девчонка судорожно дышит, пытаясь прийти в себя после Круцио. Это один из самых интересных моментов: как поведет себя пленник, узнав на деле, что такое ее злость и ярость? Попросит пощады? Будет обещать что угодно, чтобы избавиться от мучений? Или будет гордо молчать, будто это не он корчился сейчас, не в силах сдержать воплей? Молчуны — они самые интересные, но и остальные могут развлечь.

Младшая Лавгуд наконец перестает всхлипывать и вдруг смеется. На секунду Беллатрикс пугается, не переборщила ли она с Круцио, ведь Лавгуд должна остаться невредимой хотя бы с виду. Но Лавгуд перестает смеяться, и взгляд у нее совершенно осмысленный. Стало быть, она в себе. Девчонка неуверенно поднимается на ноги. Пощады пока не просит. Значит, из молчунов. Что же, тем веселее.

— Никто не разрешал тебе вставать. Ну-ка на колени! — рявкает Беллатрикс. Если она сейчас упрется, можно будет заодно попрактиковаться в исполнении Империо. Не то чтобы ей это было нужно... зато приятно. Но Лавгуд несмело улыбается (улыбается!), опускается на колени и серьезно, боггарта ей под одеяло, совершенно серьезно говорит:

— Спасибо, миссис Лестранж.

Издевается? Вроде бы нет, действительно за что-то благодарит... это был первый раз, когда Лавгуд ее удивила. Неужели Круцио оказалось слабое?

— Вы не волнуйтесь, миссис Лестранж, мне было больно, правда-правда, — заверяет ее Лавгуд... как ее там? Луна. Это она ее так утешает, что ли? Обычно все вокруг считали Беллатрикс совершенно сумасшедшей, но это был первый раз за долгое время, когда сама Беллатрикс подумала, не сошла ли она с ума. Может быть, это все одна большая галлюцинация? Так, хватит молчать, а то девчонка того и гляди совсем распоясается. Сейчас допросим и все выясним.

— Какая вежливая деточка, — приторно умиляется Беллатрикс.— И за что же мы благодарим тетю Беллу?

— За Круцио, — невозмутимо отвечает она. — Я наконец-то смогла почувствовать себя живой, даже Вас стала бояться. Я не могла не поблагодарить за это.

— Стала бояться? А до этого, что же, не боялась? — шипит Белла, оскорбленная такой вероятностью.

— Нет, не боялась, — извиняющимся тоном говорит Луна, и вид у нее виноватый. — Вы только не расстраивайтесь, вас правда стоит бояться, я знаю. Я просто тогда ничего не боялась, совсем.

— Ничего, это мы исправим, — улыбается, Беллатрикс, но получается кривовато. Эта пигалица снова пытается ее утешить вместо того, чтобы уже давно биться в истерике где-нибудь в углу! И самое поганое, если Круцио ее не пугает, то Беллатрикс особенно и нечего ей показать, все остальные ее проклятья наносят заметный вред или оставляют следы.

— Я Вас все-таки расстроила, — огорченно говорит Лавгуд. — Ну что мне сделать, чтобы все исправить?

Нет, это бред какой-то! Так не бывает! Пленникам положено бояться и орать, а самой Беллатрикс пытать их разными заклинаниями. А она стоит тут столбом и даже Круцио второй раз не накладывает, потому что ей, Мерлиновы панталоны, оказывается, интересно, что эта девчонка еще может сказать.

— Да, Лавгуд, ты меня очень огорчила, — бросает Беллатрикс, чтобы сохранить лицо. — Поэтому ты сейчас пойдешь обратно в камеру и будешь там сидеть, пока твой папаша мечется в поисках тебя. Ты ведь понимаешь, что ты здесь из-за него? Он, я думаю, немножко расстроился, что его деточка потерялась.

Должны же у нее быть больные места? Они у всех есть, и почти у всех одинаковые, и в первую очередь это оказывается любовь к семье и близким. Полоумная блондинка и правда расстраивается, но как-то вяло. Она встает, так и не спросив разрешения, и сама, даже не оглядываясь на Беллатрикс, отправляется к подвалу. Только у самой двери она оборачивается и спрашивает с надеждой (Мерлин, с надеждой!):

— Вы ведь завтра снова за мной придете, да?

Беллатрикс кивает, потому что знает, что да, действительно придет.

— И Круцио наложите?

— Непременно, — шипит Беллатрикс, не оставляя надежды ее запугать.

— Замечательно, — улыбается Лавгуд и заходит в камеру. Она больная.

* * *

Странно, но факт: за весь шестой курс, несмотря на... изменения в преподавательском составе Хогвартса, Луна ни разу не получила пыточного проклятия в качестве наказания. Вероятно, все дело было в том, что она была слишком далеко в мыслях, чтобы спорить на занятиях с преподавателями. Иное дело ночные вылазки, ведь это настоящее, это важно. Но они почти никогда не попадались, а когда попались, Снейп отправил их в Запретный Лес, но пытать не стал. А жаль.

Круцио — это очень, очень больно. Так больно, что даже сейчас Луна немного боится, думая о том, что предстоит ей завтра. Зато она чувствовала себя живой. Возможно, целых полчаса или даже чуть больше, и ее воспоминания о том, как это бывает, теперь более осязаемые и плотные, чем раньше. За это она готова и потерпеть. Тем более, что сейчас она снова почти ничего не чувствует.

* * *

Каждый день девчонка выходила из камеры сама и спокойно шла в комнату, где состоялся их первый разговор. Первое время Беллатрикс подталкивала ее, но, не добившись нужной реакции, оставила эту манеру. Луна получала свое короткое Круцио и из вялой и отстраненной становилась живой, вежливой и благодарной. Мерлин знает почему, но Беллатрикс нравилось наблюдать за этой метаморфозой. Она никому не рассказывала о том, что происходит между ними за закрытой дверью, хотя там не происходило ничего особенного. Лавгуд просто с ней разговаривала, спокойно и учтиво, по десять раз за разговор загоняя Беллатрикс в тупик своей странноватой логикой и упертой верой в то, чего нет. Она была уверена, что Лавгуд тоже никому не говорит о том, что происходит с ней, когда она выходит из камеры по требованию миссис Лестранж. Беллатрикс было интересно с девчонкой, и даже тревога немного ее отпустила и стала казаться пустым сном.

А потом в поместье появился Поттер. В эти несколько безумных часов Беллатрикс даже не вспоминала про Лавгуд-младшую, было совершенно не до нее, и только после их побега она поняла, что все закончилось. Больше не будет этого благодарного взгляда, дурацких разговоров ни о чем, ее попыток напугать Луну и странных рассказов. От этого почему-то стало грустно, и почти позабытая тоска навалилась с новой силой.

В ту же ночь Луна ей приснилась.

Она зашла в ее спальню в нелепой голубой пижаме, присела на кровать и строго сказала:

— Беллатрикс, ты пытала Гермиону. Это было неправильно, и я на тебя обиделась.

— Подумаешь, Круцио, — почему-то стала оправдываться Беллатрикс. — Ты его вон вообще переносишь почти без звука.

— То я, а Гермиона совсем другое дело. Ты была неправа, — она помолчала немного и спросила, чуть покраснев: — Ты по мне еще не скучаешь?

— Еще нет, — честно ответила Беллатрикс. — Но кажется, скоро начну.

Луна вздохнула, забралась к ней под одеяло, очень осторожно, чтобы не дотронуться ненароком, и сказала:

— А я уже скучаю.

Больше Беллатрикс не видела тревожных снов. Ей снилась только Луна Лавгуд, но это тоже несколько выбивало из колеи. Через две ночи она стала сразу запрыгивать под одеяло. Еще через две прижалась к ней, чтобы погреться. А еще через ночь спросила:

— Что же мы с тобой будем делать, если встретимся где-нибудь в битве?

— Будем драться, конечно, — фыркнула Беллатрикс. — То есть, ты-то, может, и не будешь, а я буду. Думаешь, пару раз меня обняла, и я на тебя палочку поднять не смогу? Плохо меня знаешь. К тому же, я понимаю, что ты не та Лавгуд, которая сбежала из Малфой-Мэнора. Ты мне просто снишься.

— Это ты мне снишься, — улыбнулась Луна.

Беллатрикс уже предвкушала скандал с крушением мебели и непростительными заклятьями, когда Лавгуд шепотом спросила:

— Хочешь, докажу? Я сейчас могу тебя поцеловать, и ты мне ничего не сделаешь. А это может присниться только мне.

Замерев и практически не дыша Беллатрикс смотрела, как Луна откидывает волосы с лица и склоняется над ней. И когда Луна осторожно коснулась губами ее губ, она мрачно пообещала ей:

— Сделаю, еще как, — и опрокинула, подминая под себя, но ей в плечи тут же уперлись две ладони, сдерживая и останавливая. Лавгуд деловито поинтересовалась:

— Ты помнишь, что я несовершеннолетняя?

— Мне наплевать, — рявкнула Беллатрикс.

— Ну и хорошо, — кивнула Лавгуд и снова поцеловала ее.

* * *

Второго мая Гарри Поттер победил Темного Лорда. Все плакали и смеялись, грустили и радовались, и казалось, что этот день не закончится никогда. Луна Лавгуд оставила компанию Армии Дамблдора в девять часов вечера. Она торопилась лечь спать. Стоило ей закрыть глаза, как в спальню ворвалась сердитая Беллатрикс с шальными обиженными глазами.

— Что, детка, не ждала? Думала, отделалась от меня навсегда?

— Ждала. Очень ждала, — улыбнулась Луна и встала с кровати, чтобы обнять гостью.

Жизнь продолжалась. И пусть наяву больше некому было наложить на Луну Круцио или хотя бы поцеловать так, чтобы жить снова захотелось, во сне она все еще чувствовала себя живой.