Снежок

Драко Малфой возвращался в Хогвартс по знакомой, почти незаметной в снегу, узкой тропинке, протоптанной им от замка к озеру. С самого начала седьмого курса он полюбил сидеть у прозрачной, неподвижной воды большого озера, в тишине и одиночестве, изредка бросая в воду камешки или выводя незамысловатые рисунки на песке.

В эти спокойные часы ему казалось, что вода, неторопливо и бережно омывающая прибрежные камни, так же мягко и нежно очищает его сознание от тяжелых мыслей и болезненных воспоминаний. А еще только здесь Драко мог спокойно мечтать о том, чему никогда не суждено было сбыться.

Иногда он пытался понять: когда это все началось? На первом курсе? На втором? На третьем? Или, может быть, в тот день, когда снятая спьяну проститутка тщетно пыталась вызвать в привлекательном юноше ответное желание, скользя влажным языком по его члену, в холодной спальне полуразрушенного неотапливаемого мэнора… А он просто лежал на кровати, раскинув руки, и перед глазами, словно на колдографии, повторялась одна и та же сцена — Гарри протягивает ему руку в охваченной огнем Выручай-комнате. Он заскакивает на метлу Поттера, крепко прижимается к его спине, и внезапно, так некстати, чувствует, как по позвоночнику пробегает ток. Ладони потеют, в груди появляется непонятное, щемящее чувство, и он понимает, что пропал. Это длится лишь одно мгновение, но переворачивает всю его жизнь с ног на голову...

Он пришел в себя только тогда, когда уставшая девица, пряча за бессчетным количеством пуговиц так и не востребованные в этот вечер полные груди, плюнула в его сторону злобное: «Педик!». А Драко, проводив взглядом взбешенную несостоявшуюся любовницу, внезапно улыбнулся и потянулся рукой к по-прежнему расстегнутым штанам, и представил, как может выглядеть Гарри без одежды. Его тело, несмотря на окружающий холод, сразу отозвалось, мгновенно наполнившись огнем, и, всего лишь после нескольких рваных движений руки по разгоряченной плоти, Драко кончил с криком: «Гарри!». После этого случая он долго не прикасался к алкоголю, но если бы это могло решить все проблемы…

В пределах замка Драко тщательно прятал подобного рода воспоминания и фантазии в глубину подсознания, даже от самого себя. Казалось, стоит только вспомнить зеленые глаза, представить сильные руки на своих плечах, подумать, какие они на вкус, эти, притягивающие взгляд, губы — и кто-то рядом случайно услышит его крамольные, неправильные мысли, и тогда последнего Малфоя ждет окончательный позор и клеймо пидораса, рядом с таким же впечатляющим клеймом бывшего Пожирателя смерти. А это для него было бы уже слишком. Только прозрачная вода все понимала и верно хранила молчание, надежно пряча в своих глубинах его самую большую тайну.

В этот раз он задержался у озера совсем ненадолго — температура стремительно понижалась, небо заволокли снеговые тучи, поднялся резкий ветер, и от потемневшей воды неприятно дохнуло почти могильными холодом и сыростью. «Чудесная погода для такого же чудесного Рождества», — меланхолично подумал Драко. Нынешнее празднество обещало украсить список самых ужасных праздников в его жизни — он должен был встретить его один, без друзей и родных. Даже в тот Сочельник, когда в мэноре хозяйничал, ныне покойный, Темный Лорд, было все гораздо лучше: по крайней мере, были живы родители. Мама тогда поддерживала его, как могла, и даже положила под подушку подарок — серебряный медальон, внутри которого находилась семейная колдография: Люциус, с невозмутимым видом, стоял позади Нарциссы и Драко, а они держали друг друга за руки и улыбались. Каждый раз, открывая медальон, Драко думал, что это последняя мамина улыбка, которую он видел.

Теперь он остался совсем один. Те несколько человек с его факультета, которые не побоялись, несмотря на моральное давление, после окончания войны продолжить обучение на седьмом курсе, разъехались по домам. Кребб и Гойл погибли, Панси спешно вышла замуж за какого-то мелкого министерского чиновника, надеясь тем самым, хоть как-то, спасти репутацию, а Забини отсиживался дома — после всех потрясений минувших дней его психика находилась в плачевном состоянии, об учебе и речи идти не могло. С младшекурсниками Драко не общался, да и они не искали его общества — каждый ученик Хогвартса был в курсе, на чьей стороне в минувшей войне были Малфои. Но самым неприятным было то, что ему предстояло отмечать Рождество в одной компании с предметом его тайных мечтаний — Золотым мальчиком Поттером и его Деревянными телохранителями, Уизли и Грейнджер. Последние проявили вполне предсказуемое гриффиндорское благородство, отказавшись уехать на праздники домой, без своего любимого Гарри. А уж почему сам Герой предпочел остаться в Хогвартсе, а не поехать с ними, Драко было неизвестно.

* * *

Окоченев от холода и окончательно растворившись в своих мыслях, Драко почти бегом пересекал школьный двор, стремясь поскорее окунуться в неуютное тепло школьных коридоров. Но уже возле самых дверей он внезапно почувствовал сильный удар чуть ниже спины. Драко чертыхнулся и остановился, привычно пытаясь разглядеть в сумерках заснеженного двора того, кто пятый день подряд так коварно, прямо-таки по-слизерински, посылает снежки на его благородную голову. Правда, в этот раз вместо головы нахальный стрелок выбрал в качестве мишени место гораздо мягче и гораздо обиднее. Так и не разглядев никого в мешанине снега и сумрака, Драко честно попытался разозлиться, но вместо этого вспомнил события минувшей недели и улыбнулся.

Первый случай произошел в понедельник. В тот день Драко шел от озера к главным воротам, как всегда погруженный в себя и свою печаль, когда в голову сзади, сильно, словно маленький бладжер, врезался снежок. А в следующую секунду Малфой почувствовал, как вдоль позвоночника потекла противная холодная жидкость. Драко судорожно вздохнул и принялся вытряхивать снег из-за ворота мантии, пытаясь, между делом, разглядеть, в безмятежно гуляющих учениках, нарушителя его спокойствия. Но тщетно: вокруг было тихо, никто не хихикал, не показывал пальцем, и вообще, во дворе кроме нескольких третьекурсников никого не было.

На следующий день история повторилась. А потом еще раз и еще. Малфой по-прежнему коротал свободное время у озера, но теперь его мысли занимали совсем другие вещи — забыв на время о своих проблемах, Драко пытался составить план, как вычислить наглого стрелка. Он не мог уступить неизвестному мучителю и лишить себя прогулок, а еще он очень хотел поймать этого подлого мерзавца и отомстить. Но все его попытки были обречены на провал: ни спрятанное в рукаве зеркало, ни гениальный план передвигаться по двору задом наперед, периодически кружась на месте или резко бросаясь в сторону, не имели успеха — снежки появлялись неизвестно откуда и попадали точно в намеченную цель. Младшекурсники крутили пальцем у виска, глядя, как бывший Пожиратель, при отсутствии снега и дождя, гордо шагает под раскрытым зонтом. А невидимый стрелок по-прежнему был неуловим и неосязаем, и методично продолжал каждый день обстреливать свою светловолосую мишень.

Почему сегодня снежок попал немного не туда, куда Драко (чего уж греха таить) уже привык его получать, раздумывать было некогда — надо было срочно привести себя в порядок, так как времени до Рождественского праздничного ужина оставалось все меньше. Уже на ступенях он повернулся к безлюдному заснеженному двору и помахал в темноту рукой: «И тебе счастливого Рождества, засранец!».

При полном параде, одним из последних, Драко вошел в празднично украшенный Большой зал. И сразу захотел оттуда выйти. Потому что всех оставшихся на Рождество учеников усадили за один стол, и свободными остались только два места — одно посередине скамьи, возле Поттера, а второе на самом краю, возле Уизли. Разрываясь между желанием оказаться поближе к Гарри, злостью на вездесущую парочку Гермиона-Рон и здравым смыслом (крестовый поход вдоль скамьи, ради места поближе к Поттеру, будет смотреться весьма нелепо и подозрительно), Драко, вздохнув, сел рядом с Уизли, поздоровавшись с присутствующими одним коротким кивком.

Рон недобро на него покосился и что-то сердито шепнул на ухо Грязнокровке. В этот момент директор начала произносить поздравительную речь, и о Малфое на некоторое время забыли. Но, как оказалось, ненадолго. Стол ломился от еды и напитков, но кусок не лез в горло, потому что мерзкий Уизли постоянно бросал на него злобные взгляды и что-то шептал своей подружке. Периодически раздавался тихий смех, и Драко мог поклясться, что виновником хорошего настроения этих двоих был именно он. «Хватит, — подумал он, — пью сок и ухожу с этого праздника жизни. Все равно у меня ни праздника, ни жизни нет». Он взял стоящий рядом графин и понес к своему стакану. В следующую секунду он почувствовал, как его локоть летит куда-то вверх, а по мантии растекается огромной оранжевой лужей содержимое графина.

— Ой, Хорек, прости, я тебя не заметил! Ты давно тут сидишь? — в голосе Уизли слышалась неприкрытая насмешка. Грейнджер громко, почти неприлично, засмеялась. Скользнув взглядом по ехидно улыбающимся студентам, Драко увидел воплощение своего личного боггарта — обидную насмешливую улыбку на самом дорогом лице.

Как истинный Малфой, Драко мог невозмутимо и достойно сносить любые удары окружающих: скрытое и откровенное презрение, снег за шиворотом и испорченную одежду. Но открытая насмешка от человека, к которому Малфой стремился всей душой, стала для него последней каплей. Он понимал, что ведет себя как последняя истеричка, но уже не мог совладать с собой — все напряжение предыдущих месяцев в одночасье вырвалось наружу. Драко бросился прочь из зала, не замечая удивленных взглядов, и, добежав до конца темного коридора, уселся на подоконник и зарыдал, зажимая рот руками. Он плакал, прислонившись к оконному стеклу, и ненавидел себя за это.

— Малфой, ты чего? — послышался сзади знакомый голос. И хотя сейчас Драко больше всего на свете нуждался в том, чтобы услышать именно этот голос, понимание того, в каком виде он сейчас находится, делало ситуацию еще ужаснее.

— Поттер, вали отсюда! — сквозь слезы, не поворачиваясь, выдохнул Драко. И вдруг, не сдержавшись, крикнул:

— Это все ты! Это все из-за тебя! Уходи, пожалуйста!

Это уже было похоже на самую настоящую истерику — осознание ситуации заставило Драко постараться взять себя в руки. Совершенно неожиданно для себя самого, у него это получилось — слезы перестали литься, и он весь внутренне подобрался, приготовившись максимально достойно ответить на вполне ожидаемое после такого представления ехидное замечание Поттера.

Но за спиной послышался звук удаляющихся шагов. «Ушел. Ну а чего еще я ожидал? Хорошо, что хотя бы не стал добивать». Он опять прижался к стеклу, почему-то подумав о том, что оно такое же холодное, как те снежки, которые щедро сыпались ему на голову всю последнюю неделю.

—Малфой… Повернись, пожалуйста, — неожиданно раздалось рядом.

—Вернулся все-таки поиздеваться надо мной? Конечно, благородный Поттер не смог упустить такой шанс! Странно, что друзей не захватил, им бы тоже понравилось! — сердитые слова вырвались сами по себе, и, наперекор просьбе, Драко еще сильнее прижался лбом к холодному стеклу.

—Ты ошибаешься, — странно, но в тихом голосе не было и тени насмешки. — Держи, можешь отомстить мне за все предыдущие разы, может, станет легче.

Драко все-таки обернулся и с удивлением уставился на протянутую к нему руку — на широкой ладони лежал большой комок белого снега.

—Так это благодаря тебе я каждый день вытряхиваю сугробы из-за воротника? Может у тебя даже есть разумное объяснение этим подлым и, мягко говоря, неумным выходкам? — Драко тщетно пытался придать своему голосу ехидный и пренебрежительный оттенок, но, к его неудовольствию, фраза прозвучала как-то совсем по-детски, удивленно и растерянно.

—Понимаешь, — казалось, Поттер был смущен и растерян не меньше Драко, — ты ходил такой грустный. И всегда один. Мне очень захотелось тебя как-то растормошить и отвлечь. А со снежками как-то само получилось. — Гарри обезоруживающе улыбнулся и пожал плечами. — Но ведь кажется, удалось?

Драко молчал, пытаясь осознать услышанное, и совершенно не представляя, что делать и говорить в ответ.

—Ну же, бери! Может быть, это твой последний шанс отомстить старому врагу.

То ли потому, что Поттер сказал это, как прежде, без единого намека на ехидство, то ли потому, что его голос звучал как-то странно — тепло и грустно одновременно, но уже готовый вырваться злобный ответ, так и застрял в горле у Драко. Он машинально потянулся к протянутой руке, но вместо снега замерзшие пальцы обхватили горячую и мягкую ладонь. По пальцам скатились капли воды, а по спине пробежала знакомая дрожь.

—Растаял, — прошептал Драко. Поттер стоял, не отбирая руки, и смотрел ему прямо в глаза немигающим, странным взглядом, и только жар его тела постепенно, через кончики пальцев, пробирался к самому сердцу Малфоя, а в голове набатом стучало: «Может быть, это твой последний шанс». И он решился. Аккуратно, очень медленно, Драко потянул сжатую ладонь на себя, готовясь в любой момент получить в ответ отпор, ругательство, проклятье… Но Поттер не сопротивлялся и, сделав навстречу несколько шагов, подступил настолько близко, что исходящее от него тепло окутало Драко с головы до ног, и от этого стало как-то очень хорошо и спокойно. Несколько секунд они просто стояли рядом, пытаясь что-то разглядеть в глазах друг у друга. Медленно, словно в замедленной съемке, Гарри высвободил руку и стряхнул с неё воду. «Сейчас ударит», — подумал Драко и зажмурился. Но вместо удара он почувствовал, как его лицо резко обхватили горячие руки, к губам прижались чужие, мягкие губы, а к груди привалилось сильное тело. Поттер вжался в него с такой силой, что было слышно, как протестующее скрипит оконное стекло, в которое упиралась спина Драко. Но никто из них не обратил на это внимание — Малфой использовал свой последний шанс так, как будто от этого зависела его жизнь. Он с готовностью отвечал на отчаянные поцелуи Гарри, растворяясь в них, и полностью отдаваясь своему инстинкту.

В голове не осталось ни одной мысли — им завладело всепоглощающее желание потеряться в этих сладких, сумасшедших поцелуях. Когда дыхания стало не хватать, Поттер немного отстранился, вздохнул и, почти по-звериному, прорычал ему куда-то в ухо: «Дрррако». От этой вибрации и неприкрытой страсти, внизу живота все перевернулось, грудь сдавило так, что последние запасы воздуха иссякли. Глубоко и надрывно вздохнув, Драко наклонился вперед, обхватил ногами талию Гарри, и уже сам, с силой, притянул его к себе, зарываясь пальцами в жесткие волосы и подставляя губы для поцелуя. Поттер пылко и в то же время нежно отвечал, пробираясь сквозь одежду к податливому телу. Наконец одна рука легла на спину, нежно поглаживая и лаская, а вторая в это время нетерпеливо изучала живот, ремень, застежку брюк… Драко казалось, что у него в животе один за другим взрываются фейерверки. Не в силах сдерживать стоны, он выгибался навстречу ищущей руке, беззастенчиво двигаясь в такт учащенному биению сердца.

— Гарри, ты там? Ты куда пропал? — резкий окрик с другого конца коридора можно было сравнить с сотней снежков, одновременно сброшенных на голову и выдергивающих бесцеремонно из истомы, но, к сожалению, не охлаждающих разгоряченное тело, поэтому Драко тихо застонал, когда Поттер с ошалевшими глазами, с видимым усилием, отстранился от него.

— Да, Гермиона, я тут, чего ты так орешь?

— Мы волнуемся, ты вышел на минутку и исчез на целый час!

— Да, Гарри, пошли быстрее, там без нас съедят все самое вкусное!

Равнодушно прислушиваясь к разговору, Драко безуспешно пытался собрать себя в единое целое. Он буквально стек с подоконника, добрался до своей спальни и, запуская руку в штаны, отстранено подумал, что такого ужасного и такого прекрасного Рождества у него еще не было.

* * *

Утро для Драко началось с настойчивого стука в дверь. Моментально вспомнив события вчерашнего вечера, покраснев, побледнев и опять покраснев по дороге от кровати к двери, он с некоторой опаской положил руку на замок: кто может ломиться к нему в такую рань? Уж точно не Поттер с охапкой ромашек. Но за дверью никого не оказалось. Только у порога одиноко стояло кривое железное ведро, полное белого снега. А на снегу лежала записка: «Я думаю, каждый в этом мире заслуживает право на второй шанс. На том же месте, в то же время. Г.П.».