Отдых по-магловски

Вода в реке прозрачно-зеленая. Сквозь призму водной толщи серебрит боками рыба, от мальков, до вполне приличного размера взрослых особей. Жарко. Лето в этом году выдалось необычайно засушливым, и река обмелела, но на её берегу, в тени раскидистых ив, вплотную подступающих к воде, можно отдохнуть от непереносимого пекла.

Я люблю здесь бывать. Это место для меня особенное. Несколько лет назад именно тут я узнала, что такое любовь. Хотя нет, здесь я ПОНЯЛА, что такое любовь. Поняла, что это умение отпускать, умение жить лишь знанием о здравии и счастье любимого человека… Здесь я научилась прощать. Не предательство, нет. И не боль… Это я научилась прощать уже давно. Здесь я сумела простить трусость любимого…

Он сейчас живёт в Лондоне. Вернул себе то, что было у него отнято в наказание. Не скрою, я сделала всё от меня зависящее, чтобы так случилось, и дорогой мне человек, наконец, смог жить своей жизнью. А потом я исчезла. Как там, «Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить»? Вот я и ушла…

Канада — волшебная страна, спасавшая меня столько раз… Первый раз она спасла меня во время войны, спрятав на своих просторах моих родителей. Второй — вернув мне способность радоваться жизни после Победы. Тогда мне казалось, что душа моя навсегда разучилась чувствовать что-то, кроме боли потерь, страха, отчаяния.

Третий раз она спасла меня после разрыва с Роном, заставила обрести новый смысл жизни и помогла простить предательство мужа. Тогда мне было двадцать, и наш брак с Рыжим, казавшийся таким перспективным и счастливым союзом, развалился едва начавшись. Мы всё же слишком разные люди, но я его любила… Я знаю, он испытывал ко мне настолько же сильные чувства, но в нашей любви не было главного, не было родства душ, как бы высокопарно это не звучало. Да, мы ценили друг друга, но оказалось, одних эмоций мало. Это Канада помогла мне остаться с бывшим мужем друзьями.

Это Канада спасла меня, когда я захлебнулась одиночеством в окружении близких людей. Я виделась с друзьями чуть ли не через день. Джинн, счастливая в замужестве с моим зеленоглазым другом, на пару со своей матерью пыталась меня засватать, словно чувствуя вину из-за того, что мой с Рональдом брак оказался неудачным. Невилл и Луна то и дело подкидывали мне, понянчиться, своих близняшек. Нет, это мне не мешало, я люблю своих крестниц, ребята просто не хотели оставлять меня одну. Гарри не давал скучать на работе, атакуя еженедельно новыми загадками, благодаря чему я стала ведущим специалистом Отдела Исследований Черномагических Проклятий. Согласитесь, немало в двадцать три года. Но работа со временем превратилась в рутину. Красивый особняк, подаренный нам с Роном Министерством, как героическим новобрачным, обещавший стать прекрасным родовым гнездом, и оставленный мне Рыжиком после развода, был пустым и холодным. А поделиться своим одиночеством было не с кем, несмотря на огромное количество людей дорогих и близких мне. Просто они бы не поняли. И, в конце концов, я уехала к родителям. И эта страна спасла меня в четвёртый раз.

Мне было двадцать четыре года, и за моими плечами была война, неудачное замужество, головокружительная карьера. И одиночество. Я устала от друзей, устала от работы. Я взяла длительный отпуск и уехала к родителям, воспитывавшим моего младшего брата, рожденного в день нашей Победы. Я гордилась тем, что мой брат тоже оказался магом, это было исключительной редкостью: два ребенка волшебника в магловской семье. У родителей, спустя почти месяц моего отпуска, во время которого я училась получать удовольствие от своей грусти, меня нашла сова Джинн. Ребята приглашали провести с ними несколько недель, обещали сюрприз.

Я не хотела принимать в этом участие, но неожиданно согласилась. Просто на берегу, возле самой воды росла ромашка, и я загадала: если выпадет ехать, поеду.

Вот и случилось так, что, спустя две недели, я брела по раскалённому асфальту под нещадно палящим солнцем и грязно материлась, проклиная Джинн с её совой, дуратскую ромашку, хотя уж растение вряд ли было в чем-то виновато, Гарри с его затеей обратиться в «Бюро экстремального отдыха» и само «Бюро», придумавшее для нас столь сомнительное приключение. Название данной потехи звучало: «Отдых по-магловски». И я даже сперва восприняла эту идею весьма положительно, с воодушевлением окунувшись в подготовку.

Добирались поодиночке, устроив своеобразное соревнование: кто первым окажется на месте, то есть в небольшом коттедже на берегу Эгейского моря, в деревушке с приятным, но трудно произносимым названием. Я ни грамма не сомневалась в своей победе, учитывая происхождение и уровень интеллекта. В назначенный день, попрощавшись у «Дырявого котла», мы двинулись в путь.

Меня хватило ровно на неделю. В понедельник, преодолев Ла-Манш, я села на Автобус до Парижа, не удержавшись и решив посетить так любимый мною город. Но времени было мало и пришлось ограничиться лишь вечерней прогулкой по ярко освещенным романтичным улочкам. Утром вторника, опять же автобусом, я отправилась в Берн, пересев там, в среду, на поезд до Вены. Всё бы ничего, вот только для меня оказалось неприятной неожиданностью то, что я стала чужой в мире маглов. Я настолько привыкла к магии, что, лишившись её, почувствовала себя инвалидом, мало на что способным. В четверг меня ждал Будапешт, в который я приехала автобусом, распрощавшись со строгой Веной. В пятницу я была в Белграде, а в субботу в Софии, где с трудом удержалась от встречи с Виктором. За Софией меня ждала Греция!

Ах, страна мраморных Аполлонов и Афродит! Страна, родившая Гомера, который подарил миру Одиссея и Ахиллеса! Славная Эллада, куда не гнушались спускаться боги со своего Олимпа! За что, о чудесная страна, ты так возненавидела меня в воскресенье?

Стоило только мне пересечь границу Болгарии и Греции, как на меня посыпались неприятности. Сначала меня обокрали. Вместе с деньгами я потеряла возможность добраться до места автобусом. Пришлось, тщательно сверяясь с картой, передвигаться автостопом. Часть пути я преодолевала пешком. На одном из таких «пеших» участков, меня настиг проливной дождь, в считанные минуты промочивший меня и весь мой багаж до нитки, хорошо, что документы и другие необходимые влагонестойкие вещи были надежно упакованы в целлофан.

А с наступлением вечера меня атаковали комары. И если москитная сетка худо-бедно спасала от укусов, то противный, раздражающий писк не давал уснуть, и я всю ночь проворочалась, совершенно не отдохнув. Утро встретило меня тишиной и долгожданной прохладой. Как прекрасна Греция утром…

И как отвратительна она днём! На небе не было ни облачка, укрыться от палящего солнца в жалких придорожных кустиках не представлялось возможным. Запас минеральной воды подходил к концу, да и то, что осталось, стало теплой чуть солоноватой бурдой, совершенно не утоляющей жажду.

Волосы, собранные в кривой хвост, прилипли к мокрым от пота спине и лицу, раздражая и ухудшая и без того паршивое настроение. Топик, бывший когда-то, белым, напоминал грязную половую тряпку. В одной из пройденных мною деревушек на последние магловские деньги я купила жуткого вида бейсболку, оказавшуюся бесполезной при таком солнце, только голову натирала. Босоножки на стильном каблучке, таком удобном для недолгих прогулок по городу, стали моим наказанием. Ноги нещадно ныли, я ежеминутно спотыкалась о рассыпанные на обочине дороги камни. Но идти босиком было невозможно, асфальт так нагрелся от солнца, что казалось, будто идешь по раскалённым углям.

В очередной раз, налетев на коварный «булыжник», я подвернула ногу и упала, угодив задом, обтянутым белым хлопком шорт, в придорожную пыль.

Сил ругаться уже не было. Беглый осмотр повреждений показал ссадину на икре и оторванный ремешок босоножки. Я заплакала.

Моё отчаяние было столь велико, что красный кабриолет я заметила лишь, когда он с истошным визгом затормозил прямо перед моими ногами. Запоздало охнув, и поджав колени к груди, я с ужасом внимала гневному голосу, костерившему меня на незнакомом языке. Это, кстати, тоже стало неожиданным препятствием на пути к коттеджу — я не знала греческого! Даже на уровне туриста, а английский, хоть и имеет статус международного, но на нем говорит, всё же, не весь мир… Пока я вслушивалась в журчащую речь, пытаясь хоть что-то понять, водитель покинул машину и нарисовался в поле моего зрения. Мда. Судьба, за что? Ну что я тебе сделала?

Видимо последнее я произнесла вслух, ибо молодой человек глумливо улыбнулся и на чистейшем английском, до боли знакомо растягивая слова, произнес:

— Какие люди, Грейнджер! Прости, что без цветов и ковровой дорожки, никак не ожидал подобной встречи. А то бы непременно подготовился.

И я ему верила. Он бы обязательно приготовил какую-нибудь гадость.

— Малфой! Что ты здесь делаешь?

— Встречный вопрос. А ты?

По-моему парень получал неподдельное удовольствие от созерцания грязной меня, распластавшейся в пыли — самое место для грязнокровки.

— Не твоё дело, — раздраженно огрызнулась я.

— Ты права, Грейнджер, не моё, — ответил слизеринец и, развернувшись ко мне спиной, двинулся обратно.

Подойдя к дверце, Малфой холодно обронил:

— Ноги подбери.

И сел в машину. А я вдруг поняла, что он единственный, кто может помочь. За шесть часов по трассе не проехало ни единого автомобиля, и не факт, что появится ещё хоть один. Наступить на горло собственной гордости оказалось сложным делом, поэтому я окрикнула его, когда парень уже включил зажигание и готов был тронуться. Мне даже показалось, что он не слышал, и сейчас кабриолет рванёт с места, обдав меня пылью и выхлопными газами.

— Чего тебе?

А сколько участия в голосе!

— Малфой, подожди. Помоги мне.

— С чего бы?

Он явно наслаждался ситуацией, и это бесило откровенно, но в зоне досягаемости был только один автомобиль, и он принадлежал слизеринцу.

— Пожалуйста, Малфой. За весь день ты первый, кто проехал здесь, а я чертовски устала и очень хочу добраться хоть до какого-нибудь жилья.

— По-твоему это должно меня разжалобить?

От холодного взгляда прошел мороз по коже, мне вдруг стало зябко, несмотря на окружающую жару. Я уже поняла, что помощи не дождусь, но решила попытаться ещё раз:

— Прошу тебя…

— Нет.

Резкий ответ эхом отозвался в ушах. Я отошла от машины, к которой приблизилась во время разговора, вернулась к брошенным вещам и закашлялась, подавившись смрадным облаком, выпущенным кабриолетом. С диким ревом автомобиль скрылся из глаз, оставив меня одну.

Я вновь опустилась в пыль, уже не заботясь о состоянии одежды. Странно, но я не испытывала злобы в отношении Малфоя, так неласково со мной обошедшегося. Действительно, неужели я ожидала, что он поможет?

Рык мощного двигателя заставил меня поднять глаза. Кабриолет возвращался задом на той же скорости. Притормозив в паре метров от меня, машина остановилась. Несколько мгновений я глупо хлопала глазами, а потом, подхватив свой скарб, бросилась к ней. Закинула огромный рюкзак на заднее сидение, села рядом с парнем, тихонько прикрыв дверцу и получив злой взгляд в ответ на робкое благодарное: «Спасибо».

Это было незабываемо. Малфой гнал на бешеной скорости, и меня буквально вжимало в мягкое замшевое кресло. Я украдкой разглядывала парня, отмечая произошедшие в нем перемены. Он возмужал. Его худоба никуда не делась, но из костлявого, немного нескладного подростка он превратился в стройного поджарого мужчину. Волосы, едва прикрывающие уши, оказались на тон светлее прежнего цвета, хотя я и не думала, что такое возможно. Должно быть, они выгорели на солнце, а может мне лишь казалось это изменение из-за непривычного загара на когда-то болезненно бледной коже. Спокойное лицо с редкими едва заметными морщинками. Длинные светлые ресницы.

— О, Мерлин, Грейнджер, как же ты пыхтишь! — возмущенно проворчал молодой человек и движением руки включил магнитолу.

Из динамиков раздались до боли знакомые звуки, и я узнала в них любимый трек «Ricchi&Poveri» — «Mamma Maria». Удивлённо взглянула на парня, но он, казалось, совершенно не замечал меня, поглощенный дорогой, отсчитывал ритм, в такт мелодии, перестукивая пальцами по рулю. «Mamma Maria» сменила композиция «Cosa sei». Под песни любимой группы я размышляла о сидящем рядом человеке. Магловская машина. Магловская одежда. Магловская музыка. И всё это настолько было не похоже на Малфоя, что я, невольно, задалась вопросом: что с тобой случилось, слизеринец?

Мда… Похоже мне пора заканчивать размышлять вслух…

— Я тебя умоляю, Гриффиндорка, не делай вид, будто не считаешь, что я должен быть благодарен за оставленную жизнь. Что плата за мои злодеяния не так уж и высока! — Голос молодого человека прозвучал спокойно, но я заметила тщательно скрываемую горечь.

— О чем ты, Малфой?

Я действительно не понимала. Я знала о Малфоях только то, что Нарциссе и Драко удалось избежать Азкабана, и отделались они лишь конфискацией имущества, принадлежащего магическому миру. Меня не сильно заботила судьба бывшего Пожирателя смерти и его семьи, со своей бы жизнью разобраться. Он яростно взглянул на меня.

— Не притворяйся, что тебе не известен мой приговор!

— Прости, Малфой, но у меня были иные проблемы, поважнее заботы о твоих перспективах!

Его взгляд стал удивлённым.

— Хочешь сказать, что Поттер не поставил тебя в известность о том, чем кончилось дело о семьях Пожирателей смерти?

— Гарри тоже было не до этого, самим бы жить научится, мы вообще старались не говорить о том, что связано с войной, слишком больно было, а потом стало как-то не до этого…

Я не оправдывалась, и голос мой был спокоен, вот только противно засосало под ложечкой, словно я и правда была виновата, что не поинтересовалась судьбой слизеринца.

— Хм…

Он некоторое время молчал, словно решая про себя что-то, а потом убавил громкость и заговорил, и голос его был тихим, треснувшим.

— Мы должны были принять это с благодарностью, ведь нам дарили жизнь. Вот только идти на все четыре стороны, нам позволили после наложения на нас жесткого ограничения: никакой магии. Ни палочек, ни артефактов, ни-че-го. И мы приняли это, слишком хотелось жить. Но не у всех были сбережения в магловской валюте, не все смогли легко отказаться от волшебства, не все смогли забыть тот мир, а уж приспособились жить в мире маглов и вовсе единицы. Пару лет назад, встав на ноги, я пытался найти кого-нибудь из своих, только это оказалось чертовски сложно, не прибегая к магическим способам, и затея моя с треском провалилась. Поэтому мне известно только то, что у матери всё хорошо, она тихо и спокойно живёт на небольшой вилле на юге Франции, и я периодически навещаю её. Сам же я решил отдалиться от того мира максимально возможно дальше, поэтому выбрал Грецию. Это хорошая страна. И люди здесь добрые…

Я переваривала сказанное Малфоем. И постепенно до меня доходило, что я совершенно не знала своего врага. Что я зря считала его трусом и слабаком. Я оказалась беспомощной, на время и по собственному согласию лишившись возможности колдовать, а у него её отняли. И он нашел в себе силы жить дальше и, судя по всему, даже преуспел в этом.

— Чем занимаешься?

— У меня небольшая плантация оливковых деревьев. И ферма, где я выращиваю коз и делаю сыр.

— САМ?

— С ума сошла? Я грамотно руковожу. Каждый человек должен делать то, что умеет.

Я ухмыльнулась. Не всё в жизни меняется…

Раздался резкий хлопок, машина вильнула, норовя слететь в кювет. Молодой человек, закусив губу, с силой вывернул руль, выравнивая автомобиль и останавливаясь.

— Твою ж грешную мать!

Малфой вышел и зло сплюнул под ноги.

— Что случилось?

— Случилось то, что мы приехали! Какой-то мудак разбил на дороге бутылку. Колесо пробило, а запаски нет.

Он вернулся в автомобиль, достал из кожаной барсетки мобильный телефон, заставив меня удивлённо присвистнуть. И зажурчал на греческом. Потом чертыхнулся, повесил трубку, ударил кулаками по рулю, и, не глядя на меня пробормотав «Вылезай», вышел из машины. Я последовала его примеру, нерешительно замерев у кабриалета и наблюдая за действиями слизеринца. Он, тем временем, открыл багажник, достал оттуда объёмистую сумку, обернулся ко мне и плюхнул её у моих ног.

— Садись за руль.

— Что? — не поняла я.

— Садись за руль, надо откатить машину с дороги. Эвакуатор сможет подъехать только утром, так что мы здесь застряли на всю ночь, а дорогой этой редко пользуются, она объездная, длинная. Есть куда более короткие пути в Аргаласти.

Я села за руль. Малфой медленно толкал автомобиль вперед, и он плавно катился к обочине. Наконец, припарковав, таким образом, свого стального коня, он дождался пока я выйду, поднял верх машины, запер её и поставил на сигнализацию. Затем поднял сумку и двинулся прочь от дороги, но пройдя пару метров, остановился и недовольно оглянулся.

— Так и будешь там стоять, как вкопанная? Я не против лишней охраны моей собственности, только кричи громче, когда эвакуатор подъедет.

Я встрепенулась и поспешила за ним. Малфой ухмыльнулся и покачал головой.

Тропинка была неровная и шла под уклон. Я старалась идти как можно аккуратнее, вот только все мои старания пошли прахом: порванная босоножка, решив, видимо, что с неё достаточно, вывернулась из-под ноги и заставила меня растянуться на жесткой неласковой земле. Я кое-как приняла сидячее положение, поморщившись от резкой боли в ноге. За это время Малфой прошёл значительное расстояние, но, услышав мой крик, оглянулся. Ругнувшись сквозь зубы, блондин сбросил сумку на землю и двинулся в мою сторону.

Я тоскливо на него взглянула, изо всех сил стараясь не заплакать. Парень посмотрел на мои босоножки и перевёл на меня ехидный взгляд, голос прямо таки сочился ядом:

— Вот скажи мне, женщина, какой идиоткой надо быть, чтобы одеть в дорогу подобную обувь?

— Малфой! Я не предполагала длительных пеших прогулок! Я думала воспользоваться транспортом, но случилось так, как случилось. Не думаю, что в этом есть моя вина.

— И каким же транспортом ты собралась передвигаться?

— Автобусом! — огрызнулась я, проигнорировав удивленно приподнятую бровь блондина.

Молодой человек присел рядом со мной на корточки и строго произнес:

— Руки убери.

Я не послушалась, сжимая ладонями икру болевшей ноги, тогда Малфой несильно, но ощутимо ударил меня по непослушным рукам, повторив голосом, не терпящим возражений:

— Я сказал: убери руки!

Убрала. Парень принялся ощупывать мою конечность, осторожно касаясь и слегка нажимая на неё. Добившись моего болезненного вскрика, когда пальцы его обнаружили больное место, он с легкостью поднял меня и понёс вперед по тропинке, минуя сумку. Чуть поплутав по извилистой тропке, он вынес меня на берег небольшой речушки и бережно опустил на траву возле небольшого кострища. Затем развернулся и пошёл за оставленной сумкой, что-то бурча себе под нос на греческом.

Малфой не выглядел силачом, а я, хоть и считала себя хрупкой девушкой, отнюдь не являлась пушинкой, во мне было как минимум добрых шестьдесят килограмм, но у молодого человека даже дыхание не сбилось, пока он нес меня, а путь был не такой уж и близкий. Пока я сидела и обдумывала произошедшее, слизеринец вернулся и начал разбирать сумку, даже не глядя в мою сторону. Перво-наперво он вынул сложенную палатку, спальный мешок и два шерстяных пледа, один из которых расстелил на земле, куда и перенёс меня, обращаясь со мною, как с фарфоровой. Далее из недр сумки была извлечена аптечка и небольшой чемоданчик, оказавшийся чем-то вроде походного холодильника. Покопавшись в аптечке, он достал пластмассовый пузырёк, а так же бутылочку минералки из «холодильника». Подошёл ко мне, присев на корточки передо мною, протянул пару таблеток и минералку, я послушно употребила анальгетики, запив их горьковатой водой.

Молодой человек, сочтя свой долг по оказанию первой помощи исполненным, вернулся к сумке и достал из неё два небольших полена. Глаза мои были готовы вылезти из орбит, а Малфой сноровисто развел огонь, и принялся собирать палатку.

— Кхм… Можно вопрос? — прочистив горло, произнесла я. — Тебе же запрещено использовать магию и зачарованные предметы? — Парень непонимающе взглянул на меня. — Как же ты тогда смог уложить столько вещей?

Он некоторое время тупо смотрел на меня, а потом засмеялся, так искренне и весело, как, наверно, никогда не смеялся в школе. Ну, я, по крайней мере, не слышала.

— Грейнджер, тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, что ты — потрясающее существо? Вот уж никогда не думал, что я — чистокровный волшебник — окажусь более приспособленным к миру маглов нежели ты, рожденная в этом мире! Всё очень просто, и магия тут не причем, просто надо УМЕТЬ собирать багаж!

Я молчала, отчасти пораженная его смехом, отчасти обдумывая его ответ, а он продолжал, уже не глядя на меня:

— Это искусство, Грейнджер, расположить как можно большее количество вещей в ограниченном пространстве.

Закончив с палаткой, он вернулся к сумке, достал оттуда женские тапки на шнуровке и кинул их мне на плед. Ещё немного повозившись, Малфой достал эластичный бинт и вновь подошёл ко мне. Туго перетянув мою больную конечность бинтом, он аккуратно надел на неё тапок, проверил, не мало ли, буркнув что-то похожее на: «Сойдет» и отошел, оставив меня разбираться со здоровой ногой и другим тапком самостоятельно.

— Предупреждая твой вопрос, хотя вовсе не обязан отвечать, это обувь одной молодой дамы, с которой я имел счастье рыбачить однажды.

Я, отрешенно смотря в огонь, кивнула.

Малфой покопался в «холодильнике» и извлёк из него два бутерброда, один протянув мне. Я благоразумно не стала отказываться, с утра во рту не было и маковой росинки. Два ломтика ароматной ветчины, переложенные салатовыми листами и прикрытые с двух сторон сдобной булочкой с тмином, разрезанной пополам, источали такой умопомрачительный запах, что у меня закружилась голова, а рот моментально наполнился слюной.

Я не спеша смаковала бутерброд, запивая его оставшейся минералкой, и исподтишка разглядывала слизеринца. Бежевая, свободная, льняная рубаха, расстегнутая на первых три пуговицы, светлые же брюки, элегантные кожаные босоножки спортивного типа. Он сидел у самой реки, боком ко мне и смотрел на воду, сжимая в руке нетронутый сандвич, то ли забыв про него, то ли передумав есть. Я вдруг поняла, что сижу с совершенно незнакомым мне человеком, нет в чем-то, он остался всё тем же Малфоем, каким был в школе, но в основном сильно изменился, стал мягче, что ли. Или повзрослел, пересмотрев свои ценности.

Я закашлялась, подавившись минералкой. Малфой встрепенулся, умял всухомятку бутерброд и поднялся, отряхнув несуществующие крошки. Затем достал из сумки не большой топорик и скрылся в кустах.

Он вернулся, когда солнце уже почти опустилось за горизонт. Я сидела на пледе, обхватив руками колени и тихонько напевая «Cara Mia» группы «Baccara». Когда точно он подошел, я не знаю, я не слышала, как он вышел к реке. Настолько увлеклась видом заката, легким шипением, почти прогоревшего костра и собственным мурлыканьем, что пристальный взгляд в спину почувствовала лишь, когда за лопатками начало слегка свербить. Обернулась. Малфой поспешно отвел глаза и подошел к костру, сбросив возле него приличную охапку сухих веток. Подкинул несколько в огонь, присел напротив, и задумчиво посмотрев на меня.

— Откровенность за откровенность, Герейнджер? Что привело сюда тебя?

Я долго молчала под испытующим взглядом, не в силах ни ответить, ни отвести глаза от серых внимательных очей слизеринца. Свет от костра, в наступившей после заката темноте, сделал их выражение почти мягким.

В сущность он был прав, Малфой ответил на мои вопросы, да и мне ничего не мешало посвятить его в свою проблему, кроме, разве что, страха быть осмеянной. Наконец, решившись, я перевела взгляд на огонь и заговорила.

— Я путешествую без магии. Дурацкая идея Гарри разнообразить, ставшую пресной жизнь. Черт его знает, зачем я ввязалась во все это. Может, тоже приключений захотелось? Словом, мой зеленоглазый друг, его жена — Джинн, Рон, Невилл, Луна и я решили отдохнуть от колдовства на берегу моря недалеко от Аргаласити, где находится коттедж, предоставленный нашим «Бюро». Добираемся своим ходом, как видишь, у меня это плохо получается…

— Сумасшедшие… — прошептал парень. — Ну и вот как Уизел тебя одну-то отпустил, я вообще думал, что вы счастливо женаты с Рыжим?

В этот раз я молчала дольше. Ответить на вопрос значило раскрыть душу, а это было очень сложно, во многое я даже друзей не посвящала. Но, странно, я ощущала потребность выговорится, и то, что слушателем будет Малфой, нисколько не пугало. Наоборот, была в этом своеобразная прелесть. Не зря бытует мнение, что откровеннее всего мы говорим с попутчиками. Малфой и был попутчиком, да ещё и почти незнакомым, как выяснилось.

— Мы поженились после окончания седьмого курса. Вернулись в Хогвартс после победы, отучились положенное и сыграли пышную свадьбу на три пары: Я и Рон, Гарри и Джинн и Луна с Невиллом, — я грустно улыбнулась.

— Вот только наш с Роном брак закончился слишком быстро, чуть больше года продержался. Нет, сначала всё было очень хорошо, Рональд романтик, умеет красиво ухаживать, если захочет. Медовый месяц был просто сказкой. А потом учеба — его и моя, необходимость работать, чтобы жить независимо от родных. Внезапно я поняла, что мы стали отдаляться друг от друга, но все мои попытки наладить быт, ни к чему не привели. И вот однажды я застала его с Лавандой в нашей постели. Тогда я думала, что умру. Это так больно, черт возьми. Мы с Браун, конечно, никогда не были подругами, но общались всегда хорошо. И тут такое. Я тогда к родителям уехала. Они у меня теперь в Канаде живут, в тихом таком месте с очень красивыми пейзажами. Мне всегда помогала природа. В тот раз тоже. Вернулась в Лондон. Экстерном закончила Академию и устроилась в Министерство в Отдел Исследований Черномагических Проклятий. Гарри работает в Аврорате и не оставляет без работы меня. Словом, отсутствие семейной жизни сыграло мне хорошую службу, я сделала неплохую карьеру и являюсь теперь ценным сотрудником, которому предоставили бессрочный оплачиваемый отпуск для решения личных проблем. Я, знаешь ли, устала…

Он слушал не перебивая. Сидел напротив и внимательно наблюдал за мной из под упавшей на глаза челки. Ждал, но я лишь улыбнулась, извиняясь, что продолжения не последует. Какое-то время мы молча смотрели на пламя костра, а потом он встал и подошел ко мне.

— Сама до палатки дойдешь?

Я кивнула, осторожно поднялась и, аккуратно ступая на больную ногу, двинулась к палатке. Она была тесная, одноместная. Малфой расстелил спальник, скатал один из пледов, приспособив его под подушку. Проследив за тем, как я медленно приняла лежачее положение, он самолично укрыл меня вторым пледом и вышел. Мне не спалось, несмотря на усталость, только поэтому я услышала, как парень тихо вернулся в палатку и осторожно прилёг рядом, стараясь не разбудить меня. Ещё долго я слушала его ровное дыхание.

Проснулась я от резкой боли в ноге, видимо, неловко повернулась во сне и несчастная конечность незамедлительно напомнила о себе. Спала я в весьма интересной позе. Судя по всему, ночью мне стало сначала жарко, и я скинула плед. Потом замерзла. Ничего теплее Малфоя не нашлось, поэтому я крепко прижималась к нему, положив голову ему на плечо, а руку на ритмично вздымающуюся грудь. Малфой, к слову, слегка приобнимал меня во сне, и не сказать, что мне это не нравилось. От него вкусно пахло. Терпкий запах мужского тела, смешиваясь с хвойным ароматом одеколона, приятно щекотал ноздри, заставляя глубоко вдыхать воздух. Странно, но я не испытывала ни малейшей неловкости, беззастенчиво разглядывая спящего блондина из не самого располагающего к этому положения. Я не отнимала головы от его плеча, лежать так было удобно и тепло. Более того, я вдруг поймала себя на мысли, что лежать так было «как надо». Словно так было задумано. Я никогда не чувствовала подобного умиротворения с Роном. И это испугало. И это разрушило волшебство момента. Заставило осторожно встать, укрыть молодого человека пледом и выйти из палатки.

На улице едва занимался рассвет. Небо уже посветлело, но солнце еще не спешило подняться. Над рекой стоял легкий туман. Я сидела на берегу и наблюдала, как медленно из-за горизонта выплывало дневное светило, окрасив небеса в розово-зеленые тона. Выбравшись наполовину оно застыло, словно решая, а не повернуть ли обратно, но потом стало подниматься быстрее. И, наконец, появилось всё — здравствуй, новый день…

Я достаточно долго сидела на берегу, не меньше часа. Звонок малфоевской мобилки прозвучал неожиданно громко. Её хозяин снял трубку не сразу, видимо, найти не мог. Потом что-то проговорил тихим голосом и, пошуршав чем-то, покинул палатку.

Со сна Малфой был… забавным. Встрепанные волосы, заспанные глаза, прищуренные от яркого света, и общий помятый вид делали его неотразимым. Это открытие испугало меня во второй раз, я поспешно отвернулась, предпочитая разглядывать водную гладь, а не только что проснувшегося слизеринца.

— Как нога? — голос Малфоя был обычным, чуть хрипловатым, возможно, но обычным. Так почему же у меня по спине резво забегали мурашки?

— Нормально. Побаливает, но двигаться самостоятельно я вполне способна.

Не повернулась, продолжала всё так же сидеть, подтянув ноги к груди и опустив подбородок на колени. Глядела на воду и гнала от себя воспоминания о щекочущем ноздри пряном запахе… Слушала, как Малфой укладывал вещи обратно в сумку, а слышала мерное биение его сердца, словно все ещё лежала там, в палатке, на широкой груди.

Он подошел, когда упаковал сумку. Протянул бутылку с водой. Молча присел рядом. И мне, черт возьми, нравилось вот так молчать с ним. Наша тишина была такой глубокой и уютной, что её совсем не хотелось нарушать…

— Где находится твой коттедж?

Я достала из кармана шорт порядком потрепанный путеводитель и ткнула пальцем в название деревушки, произнести которое я не смогла бы ни за что в жизни. Малфой внимательно посмотрел в указанное место на карте и хмыкнул. Причем интонацию его «хмыка» я определить не смогла.

Опять надсадно запищал мобильник. Малфой ответил, что-то коротко буркнул и сбросил звонок. Несколько минут мы всё так же сидели, а потом он поднялся и сказал:

— Пора. Эвакуатор подъехал.

Развернулся, вскинул на плечо свою необъятную сумку и медленно пошагал прочь. Вроде как и не ждал меня, но при этом соблюдал удобную для меня скорость.

Когда мы вышли на дорогу, кабриолет уже погрузили на автомобиль «Службы эвакуации» и нам осталось только запрыгнуть на просторное заднее сидение грузовичка.

Малфой, сухо переговорил с водителем, а потом обратился ко мне:

— Мы завезем тебя. В течении двух часов будешь на месте.

Я лишь кивнула и отвернулась к окну, грустно глядя на мелькающий за окном пейзаж. Почему-то хотелось, что бы эти два часа прошли как можно медленнее.

* * *

Коттедж был прекрасен. А вид, открывающийся с крыльца — завораживал. И всего моего словарного запаса не хватило бы это описать! Я могла только смотреть на потрясающую палитру красок, наслаждаясь красотой природы, и благодарить небо за то, что ввязалась в эту немагическую авантюру. Это того стоило.

Эвакуатор шумно скрылся за поворотом, увозя Малфоя. И мне вдруг стало немного не по себе. Словно я осталась одна, как там, на дороге…

— Гермиона, ну наконец-то! Мы уже начали волноваться, твой бывший муженёк все очи проглядел тебя высматривая.

Рыжая замельтешила у меня перед глазами, громко причитая и радостно улыбаясь.

— Джинн.

Я чмокнула бывшую родственницу в щеку и позволила увести себя в дом. На кухне меня ожидала вся честная компания. Похоже, что в нашем «забеге» я пришла последней. Не то, чтобы меня это сильно огорчило, но и не обрадовало.

— Паршиво выглядишь, Герм.

— Рон! Ты тактичен до невозможности!

Джинни шутливо отвесила брату затрещину.

— Принести тебе расческу, Гермиона? — тихо поинтересовалась Полумна, а Невилл отошел от буфета, в мутном стекле которого я смогла увидеть своё отражение. Мама родная, ну и видок: встрепанные волосы, круги от усталости под глазами, осунувшееся лицо. Довершала картину грязная, мокрая от пота одежда.

— Кажется, мне следует переодеться… — задумчиво произнесла я, оглянулась в поисках своего багажа и не обнаружила его. Судя по всему, мой рюкзак вместе с вещами и документами уехал в малфоевской машине. Мне как всегда жутко везет…

Вещи мне одолжила Джинн, легкое льняное платье приятно холодило кожу. Я спустилась вниз, к ожидающим меня друзьям. Ребята устроили мне допрос с пристрастием, охали и ахали, слушая краткий пересказ моих мытарств.

— Скажи, Гарри, ты ведь знал о том, как наказали Их детей и близких.

В тишине, наступившей после моего рассказа, этот вопрос прозвучал неожиданно громко. Парень понял сразу, мне вовсе не потребовалось объяснять, кого я подразумевала.

— Знал.

— И не сказал?

— Ты не спрашивала, Герм. Да и забыть всё хотелось, как страшный сон…

Мы некоторое время молчали, а потом завелся мой бывший муженёк. Не то, чтобы он был тугодумом или до него плохо доходило, просто Рон все-таки хотел смолчать, вот только у него не получилось… Рыжик громко с каким-то злорадным удовлетворением предрекал потерю моих вещей, мол Малфой их точно обратно не вернёт. Долго возмущался моей ночевкой со слизеринцем. Но, вот что странно, впервые мне было всё равно. И совсем, ну совсем не больно.

Отобедав, мы дружной кампанией отправились купаться, проведя на море остаток дня. А вечером парни уломали нас сходить в местный магловский клуб, откуда мы вернулись пьяные, веселые и валились с ног от усталости.

Утро следующего дня встретило меня тишиной. Солнечный лучик настырно лез в глаза, заглядывал под ресницы, щекотал нос, словом, вел себя как невоспитанный котенок. Я спустилась на кухню, приготовила и выпила ароматный кофе и уже думала спуститься к морю на прогулку, когда услышала шум подъехавшей машины. У ворот резко затормозил красный кабриолет.

— Привет.

— Привет.

И неловкая тишина, разлившаяся вязкой субстанцией, тяжело давящая на плечи.

— Ты забыла рюкзак вчера. Извини, что рано, но мне нужно проверить плантации. Работа.

Он слегка улыбнулся, разведя руками. Достал с заднего сидения мой скарб и осторожно поставил передо мной.

— Как ты тащила такую тяжесть?

— Деваться было некуда, — я пожала плечами, глядя прямо в серые глаза слизеринца и пытаясь отыскать в них знакомое презрение, холодность. Но нет. Взгляд Малфоя был спокойным и дружелюбным, и из-за этого так не хотелось, чтобы он уезжал. Вот только пригласить его в дом, значило спровоцировать скандал, инициатором которого непременно станет Рональд.

Малфой, казалось, тоже не спешил уезжать.

— Герм, кто там?

Голос бывшего мужа, прозвучал громом среди ясного неба. Блондин вздрогнул и сел в машину.

— Сейчас, Рон!

Малфой вставил ключи, вот-вот готов был включить зажигание.

— Пока…

И собственный голос показался неожиданно грустным.

— Герм?

— Сейчас, Рон!

Малфой повернул ключ, машина тихо заурчала.

— Пока…

Автомобиль медленно тронулся. Я стояла и смотрела вслед отъезжающему Малфою, неизвестно с чего надеясь, что он остановится. И ведь он остановился. И, выйдя из машины, быстро подошел ко мне. Запустил руку в волосы, испортив прическу, чуть смущенно улыбнулся, заставив улыбнуться в ответ.

— Если хочешь, поехали со мной, я покажу тебе свои владения.

Совершенно спокойный и уверенный голос, и только в серых глазах растерянность. И я, вместо того, чтобы благоразумно отказаться, киваю головой и произношу внезапно севшим голосом:

— Только ребят предупрежу.

Я проигнорировала возмущенные вопли Рональда, попросив заспанного Невилла занести мой багаж в дом. Поблагодарила улыбающуюся Джинн за пожелание хорошо провести время. Помахала рукой удивлённому Гарри и вылетела из коттеджа, спеша к кабриолету, порыкивающему мотором. А вслед мне доносился гневный голос Джинн:

— Твоё какое собачье дело, Рональд Биллиус Уизли? Она свободная женщина и имеет полное право проводить свой досуг как хочет и с кем хочет. Ты теперь не имеешь никакого права в чем-то её упрекать…

Дальше я не слышала, но Рыжику от души сочувствовала, если Джинни злилась, то крики её матери не шли ни в какое сравнение с вокальными данными моей подруги.

Кабриолет летел по гладкому асфальту. Ветер трепал мои распущенные волосы, обдувал лицо, и я невольно улыбалась, наслаждаясь поездкой. Динамики голосом Toto Cutugno пели «Donna Donna Mia». Малфой выстукивал длинными пальцами по рулю ритм, негромко подпевая итальянцу. А я, впервые за многие месяцы, чувствовала себя почти абсолютно счастливой.

Сначала мы посетили плантации оливковых деревьев и, пока слизеринец решал организационные вопросы, я гуляла по ровным дорожкам, с удовольствием вдыхая чистый воздух, лишенный какого-либо смога. Ровные рядочки деревьев, люди бережно обрабатывающие каждую веточку. Это успокаивало, умиротворяло. Одна из девушек, работавших на плантации, шумно причитая, заставила меня надеть широкополую соломенную шляпу, чтобы защититься от коварного солнца.

А потом Малфой показывал мне свою ферму. Белые козы, мирно пощипывающие траву, резвящиеся козлята. Полумрак стойла со стойким запахом животных, навоза, сена и молока. И эта какофония ароматов не вызывала отвращения, наоборот, была в ней определённая прелесть. И я с интересом разглядывала доильные установки, гладила новорожденных козлят, умильно тычущихся в мою раскрытую ладонь. Внимательно слушала слизеринца, когда он увлеченно рассказывал о секретах сыроделия, и у меня голова шла кругом от того, насколько этот человек был не похож на моего старого школьного врага.

Позже, когда мы обедали в небольшом уютном ресторанчике в милой деревушке, словно сестра-близнец похожей на нашу, я озвучила эту мысль вслух, и тут же пожалела об этом. Молодой человек помрачнел, я даже подумала, что он промолчит или и вовсе скажет какую-нибудь грубость, но он ответил.

— Мир полон оттенков, Грейнджер, и не всегда мы в состоянии воспринять их. Люди видят в других людях лишь то, что хотят видеть, забывая о том, что им показывают лишь то, что хотят показать. У нас просто не было возможности узнать друг друга, обстоятельства, жизнь сделали нас врагами, а взрослые заложниками своих идеалов и целей. Будучи ребенком тяжело сделать собственный выбор, особенно имея таких родителей, какие были у нас — детей Пожирателей. Нас с детства натравливали на маглорожденных, где пряником, а где кнутом, учили безоговорочно следовать традициям рода, во всем поддерживать отцов, послушно исполняя их волю. И если на первых курсах ненависть моя была вполне искренней, то курса с пятого в мою голову начали закрадываться серьёзные сомнения в верности отцовской позиции, вот только что я мог исправить? Великий Тёмный Лорд поставил мою семью в совершенно безвыходное положение. Отец, подставившись в отделе Тайн, обрек меня на темную метку и это кошмарное поручение Лорда. И я не мог ослушаться, из-за страха за жизни дорогих мне людей, за жизни отца и матери. Лорду ничего не стоило наказать их и меня таким образом, и я не тешил себя иллюзиями, что Он проявит милосердие. Ты скажешь, что я мог пойти к Дамблдору, и он бы мне всенепременно помог, вот только я и сейчас далеко в этом не уверен… И всё, что я мог сделать — это не узнать вас в Меноре и остановить Креба в Выручай-комнате. И, да, я понёс, по общепризнанному мнению, вполне заслуженное наказание, но настолько ли оно заслужено?

Я сидела и слушала тихий грустный голос и верила. Каждому слову. Понимала, что Малфой, черт возьми, прав, не было у них выбора, как не было выбора у Гарри, Рона, у меня. За нас всё решили ещё до нашего рождения, кто-то Большой и Великий расставил нас по разные стороны, и развлекался, глядя как мы воюем.

— Жизнь ставит всё на свои места, и сейчас я очень рад, что всё кончилось Великой Победой Сил Добра, — Малфой горько усмехнулся и поднял на меня взгляд. — Вот только мне немного жаль, что в Новом мире не нашлось места для таких, как мы. И, порой, я жалею, что старик Дамблдор умер. Теперь мне кажется, что он смог бы увидеть истинных нас сквозь прилипшие маски, надетые нам на лица в момент нашего появления на свет. Но, как видишь, я и здесь совсем неплохо устроился! — неожиданно весело закончил он. И я не смогла не улыбнуться в ответ.

А потом было море… Теплое, синее Эгейское море. И прибой, мерно накатывающий на прибрежный песок барашки волн. И чайки, белыми росчерками мелькающие над водой. И яркое ласковое солнце, мягко гладившее кожу, оставляющее на ней почти незаметный пока загар. Малфой, идущий рядом — босой, руки в карманах брюк… И задумчивая полуулыбка, такая непривычная, но так гармонично смотрящаяся на этом спокойном лице.

— Я люблю море. Это совершенно потрясающе, правда? Могу часами сидеть на берегу и ни о чем не думать. Иногда это лучшее благо, о котором только можно мечтать…

Я его понимала. Я тоже любила природу именно за эту возможность отрешиться, забыть о печалях и проблемах. Просто сидеть и смотреть на воду, небо, огонь, и ощущать в голове пустоту. Не давящую, не звенящую, от которой так хочется поскорее избавиться, а легкую. Эта пустота напоминает утреннее затишье, тот краткий час, когда всё живое замолкает, прислушиваясь к легкой поступи приближающегося дня, чтобы потом вместе с этим новым днём разлиться по миру симфонией звуков и красок.

— Когда я вижу море, я понимаю, насколько мы наивны. Что ничто и никогда не сравнится с этой магией. И все наши заклинания — просто звук. Посмотри!

Он резко повернулся и указал на следы наших босых ног на песке, которые методично слизывал прибой.

— Вот она наша жизнь, вот они наши поступки… Просто следы на песке… Здесь я понял, что не стоит жалеть прошлого, ведь всё, что у меня есть — это сейчас и завтра. И только я решаю, что там будет. Может случиться всё, что угодно. От войны, до потопа. Но в моих силах выжить. В моих силах начать всё заново.

— Это тяжело?

На его лицо набежала тень.

— Ты оставалась одна, Грейнджер? Совсем одна в незнакомом, чуждом тебе мире, о котором тебе ничегошеньки неизвестно, но в котором тебе надо жить. Ведь это так страшно умирать. И ты изо всех сил стараешься не опуститься. Не начать пить, заливая своё горе вином, потому что это верная смерть. И ты усилием воли заставляешь себя забыть, вычеркнуть из памяти всё, что было с тобой до… И пьешь снотворное, чтобы твое прошлое не приходило к тебе в мокрых ночных кошмарах… День за днём уничтожаешь всё воспоминания, загоняя их в самый дальний угол своего сознания, заменяя их новыми… — он помолчал немного и продолжил:

— Я научился так жить. Я смог постичь ежедневный быт магла, я даже смог заставить себя не повторять про себя заклинания, я почти перестал рефлекторно искать палочку… А потом, вдруг, появилась ты… И если я тебя когда-нибудь действительно ненавидел, то это было в ту минуту, когда смотрел на тебя, сидящую в пыли — живое доказательство того, чего лишился. Глупо, правда? Ведь я хотел уехать. Почти уехал… Но что-то заставило меня вернуться. И знаешь? Это лучшее доказательство того, что я стал маглом. Даже ты, и боль, появившаяся вместе с тобой, не смогла заставить меня опять провалиться в былое отчаяние.

Его голос был тихим, слегка горьковатым, как запах моря. И я так и не смогла его пожалеть. Сильные люди выше жалости, а Малфой — сильный человек. И это достойно восхищения.

— Я никогда не думала, что скажу подобное тебе, но я горжусь тобой.

Парень хитро улыбнулся:

— Что я слышу? Гриффиндорка, по тебе рыдает Мунго!

— Ну и пусть обрыдается!

Как это здорово, слышать его смех и вторить ему. Смотреть в его глаза и видеть в них своё отражение. Видеть, как разглаживается легкая серьёзная морщинка на переносице, а ей на смену приходят весёлые лучики от уголков глаз.

— Я заметила, тебе нравятся итальянские исполнители, — произнесла я, отсмеявшись, стремясь сменить тему и увести разговор подальше от волшебного мира.

— Да. Нравятся. Я вообще очень люблю этот язык, он теплый, эмоциональный. Красиво, в общем, — молодой человек улыбнулся. — А ещё мне нравится АВВА. А тебе?

— Я выросла на этих группах. Папа любил Шведскую Четверку, а мама сходила с ума от Toto Cutugno. Так что в нашем доме почти всегда звучала совершенно потрясающая музыка.

— Жаль гитары нет, может я бы вспомнил, как играется «Storie di tutti i giorni».

— Ты играешь на гитаре? — я не просто была удивлена, я была шокирована!

— У меня вообще немало талантов.

— Один из которых скромность?

— Грейнджер… — в голосе прозвучал легкий укор.

— Всё-всё… — я, смеясь, подняла вверх руки. — Нет гитары, просто спой…

— С ума сошла? — слизеринец уставился на меня с таким ошарашенным видом, что мне вдруг расхотелось смеяться, и в горле вдруг пересохло… Чуть хрипловатым голосом я попросила:

— Пожалуйста…

— Больная… — парень покачал головой. — Это же абсурд, Грейнджер!

Но я уперлась намертво:

— Ну, хоть куплетик, Малфой, а?

Блондин, тяжело вздохнул, и перевел взгляд на море…

Storie di tutti i giorni

vita di sempre ma in mente grandi idee.

Малфой пел тихо, совсем не так, как Riccardo Fogli. Он, словно сомневался в собственном рассудке, но постепенно голос его окреп, стал громче…

Un giorno in più che se ne va

con questo amore che non è grande come vorrei.

Ветер трепал его волосы. Серые глаза грустно смотрели за горизонт, словно уже отчаялись что-то там отыскать…

Storie come amici perduti

dove scriverci un rigo a una donna che non c'è più.

И я смотрела на него, слушала его голос и постепенно теряла рассудок. И растворялась в нём, если моё состояние можно так описать. Я терялась в его грусти, печали. Он лукавил, когда говорил, что отпустил былое… Вот оно — его прошлое: «Потерянные друзья, которые сворачивают, если с ними здороваешься». Вот оно — его настоящее: «Уходит еще один день, как усталый человек, которого никто не будет слушать, для всех тех, кто так же, как мы, живет без особого успеха, но и без больших бед»

Un giorno in più che se ne va

con questo amore che non è bello come vorrei.*

Молодой человек замолчал. Я сглотнула непрошенные слёзы, прокашлялась и доверительно сообщила:

— А вы неплохо поёте, Мистер Малфой. Хор профессора Флитвика много потерял в вашем лице.

— Грейнджер… — в голосе слизеринца прозвучала весёлая угроза.

— Нет, я серьёзно! Просто представь: новогодний бал, сцена, выходит Флитвик и торжественно объявляет выход восходящей звезды Хогвартса…

— Грейнджер…

Я проигнорировала рычащие интонации. Меня уже несло…

— Ты поднимаешься на сцену, и Гарри Поттер помирает от удивления и зависти!

— Ах, ты ж!.. Гриффиндорка!..

Я радостно убегала от наиграно гневающегося Малфоя. Подол намок, в лицо били соленые капли. Поднятые нами брызги бриллиантами переливались на солнце. Он догнал не сразу. Я петляла, уворачивалась, визжала… И смеялась вместе со слизеринцем, старающимся изловить изворотливую меня.

В итоге платье, спутав мои ноги, прекрасно справилось с задачей подножки, и мгновением позже я лежала на песке, а на мне восседал Малфой.

— Попалась…

— И что ты сделаешь с пленённой?

Всё бы ничего, вот только это перестало быть шуткой. И серые глаза внезапно стали серьёзными, а у меня сбилось дыхание. Его мокрая рубашка прилипла к груди, надо думать, что моё льняное платье так же красочно обтягивало некие округлости…

Я была пьяна. Пьяна морем и Малфоем. У меня шла кругом голова от одурманивающего запаха его одеколона, соленой воды. И я сделала то, чего не делала никогда. Я всегда ждала первого шага от мужчины, никогда не начинала поцелуй первой… Но в тот момент я медленно приподнялась на локтях и, дерзко улыбнувшись чуть удивленному блондину, прижалась губами к его чуть горьковатым от морской воды губам. Он замер, у меня даже мелькнула мысль: «оттолкнет». Но он ответил. И его рука, отпустив моё запястье, ласково провела по щеке, чуть царапнув мелкими песчинками прилипшего к пальцам песка…

Поцелуй закончился внезапно. Малфой медленно отстранился, хрипло прошептав:

— Сумасшедшая…

Он скатился с меня и сел рядом.

— Ну и что это было?

— Я читала, это называют «поцелуй»…

— Я понял! Ты сбежала из отдела душевно больных в Мунго!

— Не угадал…

Я перевернулась на живот, легкомысленно покачивая согнутыми в коленях ногами. До слуха донёсся собачий лай.

— Малфой.

— Да?

— Ты любишь собак?

Казалось, он был озадачен. Я наблюдала за ним из-за полуопущенных ресниц, и от меня не укрылся его быстрый косой взгляд в мою сторону.

— Во всяком случае, котов я люблю меньше…

Он оперся локтями о колени, уткнув подбородок в сцепленные в «замок» руки.

— Собаки красивые преданные животные. Давно думаю о мохнатом друге, но как-то не случилось пока.

— Я люблю ньюфаундлендов**. Добрые черные медведи… — я мечтательно прикрыла глаза. — Такие грустные глаза. Огромные мягкие лапы. Пушистый хвост.

— Ага. Куча шерсти и запах псины…

— Ты всё портишь, слизеринец! Дай помечтать…

— Заведи себе той-терьера.

Меня аж передернуло.

— Что сам-то не заведёшь?

— Я люблю больших собак, — пожал плечами парень.

— Вот и я тоже… Да и потом, Живоглот не оценит юмора, он у меня весьма своенравное животное и ревнивое, к тому же. Во время нашей недолгой совместной жизни с Рыжиком сей представитель семейства кошачьих натурально терроризировал Рональда. Между ними почти не прекращались открытые военные действия, — я улыбнулась, вспоминая различные гадости, которыми постоянно обменивались Рон и моё домашнее животное.

— Так вот почему от тебя муж ушел! — неудачно пошутил слизеринец. Видимо я таки изменилась в лице, потому что парень тихо произнес:

— Прости, это было жестоко.

Мы надолго замолчали. Но вот в чем штука — мне нравилось с ним молчать. Мне нравилось просто быть с ним рядом. Мне нравилось его слушать. Ощущать его. Я неожиданно поняла, что ещё никогда мне не встречался человек, с которым мне было так интересно, так спокойно и уютно. С которым было так приятно сидеть в тишине…

И когда он подал мне руку, помогая подняться, и не выпустил потом мою ладонь, когда мы двинулись назад к машине, я не отняла её. Вот будет скандал, если Рональд узнает…

Малфой привез меня домой, когда уже стемнело. Я тихо вошла в коттедж. Ноги приятно ломило от усталости, подол платья был влажным и немного грязным. Друзья уже спали, и я, осторожно ступая, стараясь не наделать шума, направилась на кухню. И долго сидела за столом, слушая тихий шепот листвы за окном, медленно попивая остывающий чай и улыбаясь в кружку. Даже не пытаясь анализировать прошедший день.

_________________________________

* Перевод песни: «Storie di tutti i giorni»

Повседневные истории

Вместе с любовью, которая не так сильна, как мне бы хотелось.

**Ньюфаундленд (водолаз) — порода служебных собак. Выведена на острове Ньюфаундленд. Крупная собака с большой головой, висячими ушами, густой длинной чёрной шерстью. Высота в холке кобелей 68—75 см, сук 62—70 см. Используется для караульной службы, вытягивания рыбачьих сетей, спасения утопающих. Разводят главным образом в США, странах Западной Европы. В СССР скрещиванием ньюфаундлендов с местными породами выведена отечественная порода, известная более под названием "водолаз".

http://i051.radikal.ru/1102/82/d9d3a9d6cd84.jpg

Утро началось суматохой. Гарри сгенерировал гениальную идею устроить пикник с барбекю. Лично я отнеслась к затее скептически, не то, чтобы я сомневалась в наших способностях, просто привыкла смотреть на вещи здраво, а без магии мы были мало на что способны. Чистокровные просто не представляли себе жизни маглов, а мы с Гарри порядком позабыли каково это…

И когда ребята пытались развести огонь, шумно ругаясь и вырывая друг у друга спички, я вспоминала умелые руки Малфоя, порхающие над костром. Из задумчивости меня вывела Луна.

— У нас очень разговорчивые соседи.

— Да? — Если честно, я не была расположена к беседе, мне хотелось помолчать, но Полумне, казалось, вовсе не нужен был собеседник.

— Они кое-что поведали вчера о Малфое.

Я заинтересованно приподняла бровь.

— Он появился здесь четыре года назад. Молодой бледный юноша. Снял комнату в соседнем коттедже, миссис Хостас он сразу приглянулся: вежливый, немного потерянный, вот только замкнутый. Месяца два без дела слонялся по округе, но плату за проживание вносил исправно, и хозяйка особо не переживала. А потом, вдруг, купил разорившуюся ферму. Над ним даже посмеивались, мол, малец не знает куда сунулся. Ничего не смыслит в скотоводстве, а, поди ж ты, в сельское хозяйство полез. Но затея Малфоя выгорела. Пара толковых людей, грамотное управление и через два года ферма стала приносить неплохую прибыль. Тогда он прикупил оливковые плантации… — Полумна помолчала немного. — А недавно приобрел небольшой особняк в паре миль отсюда… Миссис Хостас очень гордится им, четыре года назад он и яичницы себе сделать не умел, словно с луны свалился, а теперь преуспевающий бизнесмен. Только, говорит, одинокий он, ни с кем так и не сдружился, живет бирюком, из прислуги только садовник, водитель, да кухарка. К нему уж пол деревни дочек своих сватали, но только вежливый отказ и получили…

— Зачем ты мне всё это говоришь?

Миссис Лонгботом перевела на меня проницательный взгляд пронзительно прозрачных светлых глаз и серьёзно произнесла:

— Мне кажется, тебе это интересно…

А потом поднялась и удалилась к мужу, оставив меня переваривать информацию.

В общем, мяса мы, все таки, дождались. А то, что оно было слегка подгоревшим, так это ничего. По крайней мере, так утверждали наши мужчины, одержавшие Великую Победу в борьбе с Огненной Стихией за наш обед. Не обошлось и без боевых ранений: Гарри гордо показывал молодой жене легкий ожег кисти, Невилл стойко переносил боль в ушибленной поленом ноге, а Рональд баюкал порезанную ножом для мяса руку. Рыцари…

День был насыщенным и весёлым, но в мою память он не врезался. И во время шумного пикника я то и дело мысленно возвращалась то на берег узенькой речушки, то в уютный деревенский ресторанчик, то на теплый безлюдный пляж. А в голове все звучали печальные аккорды «Storie di tutti i giorni» и тихий грустный голос…

А на следующий день я повздорила с Рональдом. Из-за какой-то ерунды. Мы всегда ссорились по пустякам и когда учились в школе, и позже, когда жили в старой палатке, скитаясь по просторам Англии, и ещё позже, когда пытались построить крепкую магическую семью. Так всегда было, какая-то мелочь, и мы уже яростно смотрим друг на друга… Джинн пыталась нас утихомирить, Луна философски пожимала плечами, Невилл удивленно таращился, не понимая из-за чего весь сыр бор, и только Гарри, давно привыкший к нашим периодическим разборкам, спокойно занимался своими делами, не обращая на нас никакого внимания.

Рон что-то орал, я в долгу не оставалась. Слово за слово, я подхватила рюкзачок и вышла из дома. Хотелось прогуляться и немного успокоиться. К морю я не пошла, наугад двинувшись по деревенской дороге, которая, спустя полчаса, вывела меня к небольшому фруктовому саду.

Вдоволь нагулявшись в тени раскидистых кряжистых деревьев, я вышла на большой луг, залитый солнечным светом. Присмотрев себе уютное местечко возле старой яблони, я присела там с желанием почитать. И так увлеклась, что даже не услышала, как ко мне подошла лошадь.

— Что читаем, Грейнджер? — весело поинтересовался всадник.

Я испугалась, замерла и еле выдавила из себя:

— Малфой, убери от меня своего коня…

— Это кобыла, вообще-то.

— А разница? Кобыла, лошадь, конь… Я их боюсь всех в независимости от пола…

Парень рассмеялся. Спешился, отвел кобылку чуть в сторону, привязав поводья к ветке дерева.

— Так что читаешь?

— Шекспир. «Гамлет».

— Грейнджер, расслабься, Резвая очень хорошая спокойная лошадь, гриффиндорками не питается, предпочитает овес.

Животное заинтересовано косило на меня огромным, опушенным длинными ресницами фиолетовым глазом.

— Это глупо, слышишь? Гипогрифа не побоялась, а обычная лошадь наводит ужас.

— Не смешно, Малфой! Я их с детства боюсь… — мой голос стал почти жалобным.

Парень подошел ко мне, забрал из рук книгу. Его рука цепко обхватила моё запястье. Резкий рывок, и я уже стою рядом, а он протягивает мне Шекспира.

— Убери. Будем лечить тебя от твоей фобии.

Я отрицательно замотала головой, но под нетерпящим возражений взглядом серых глаз убрала «Гамлета» в рюкзак. Малфой за руку подвел меня к шумно дышащей лошади.

— Резвая, познакомься, это — Гермиона Грейнджер. Грейнджер, это — Резвая.

Я кивнула, широко распахнутыми глазами разглядывая любопытную лошадиную морду и пытаясь унять дрожь в коленях.

— Интересный окрас…

— Масть, Грейнджер, это — масть, — парень ухмылялся, я чувствовала это спиной, ведь лицо его я видеть не могла. — Караковая.

— Ммм…

Наконец моя выдержка меня оставила, и я простонала:

— Всё, Малфой, хватит. Я, правда, её боюсь.

— Но это глупо!

— И что?

Слизеринец не ответил, только взял мою руку и медленно её поднял, опустив на теплый храп кобылы. Накрыл мою ладонь своей и медленно повел ею вверх, к настороженным мягким ушам Резвой.

— Лошади очень умные. Они никогда не обидят человека без стоящей причины…

Животное переступило с ноги на ногу и тряхнуло гривой, заставив меня испуганно шарахнуться, а Малфоя весело рассмеяться.

— Не дергайся, ты её испугаешь.

— Я?

— И не кричи, лошади этого не любят…

Нет, он откровенно издевался!

— Пойдем.

Несмотря на оказанное мною сопротивление, слизеринец подвел меня к седлу и поднял мою руку, положив её на жесткую обтянутую кожей штучку.

— Это лука. Держи её крепко. Ногу в стремя. Отталкиваешься свободной ногой и запрыгиваешь в седло.

Я издала протестующий возглас.

— Грейнджер, не дрейфь. Давай, ногу в стремя.

Я подняла конечность, парень усмехнулся.

— Другую.

Я послушалась, оттолкнулась. Слизеринец, ухмыляясь, подсадил, нагло облапав нижнюю часть моей спины. Сидеть на лошади было неудобно, словно оседлала винную бочку.

— Ногу из стремени вынь.

— Что?

— Ногу из стремени вынь, Грейнджер, не тяни время.

Я, намертво вцепившись в луку, освободила стопу. Секундой позже слизеринец оказался за моей спиной, подхватил поводья и послал кобылку шагом.

Не знаю, кому первому надоел этот черепаший ход, Малфою или лошади, только Резвая, постепенно наращивая темп, пошла в галоп.

Я визжала. Малфой ржал. Кобыла неслась вперед. Тихий шепот, щекочущий ухо, заставил отвлечься от увлекательного процесса оранья.

— Просто расслабься. С тобой ничего плохого не случится. Поверь мне, гриффиндорка. Просто доверься мне…

И я поверила… Ощущая спиной его теплую грудь, чувствуя, как в этой груди бьётся его сердце, я доверилась ему так, как никогда не доверяла никому, даже Рону и Гарри. Страх перед животным не ушёл, но его перекрыла уверенность в Малфое. Мерлин, как это глупо — доверять вчерашнему врагу.

Я летала на Клювокрыле с Гарри, летела на фестрале одна, боялась страшно, но тогда у меня не было выбора — я должна была это сделать. Я летала на метле с Рональдом, когда он решил сделать мне сюрприз в наш медовый месяц. Тогда я сидела на узком древке, судорожно вцепившись в мужа, уткнувшись лицом в его спину, и мечтала только об одном: чтобы этот полёт как можно быстрее закончился. Рыжик никогда не понимал моего страха высоты и полета, а я всегда так боялась упасть…

Малфой тоже не понимал, как я не смогла бы понять боязней и страхов других людей, если они не свойственны мне. Но слизеринец уважал мой страх, он своим спокойствием смог заразить меня, и это чуть притупило сковывающий меня ужас. И я смогла расслабиться, открыть глаза и насладиться потрясающим ощущением слабости и беззащитности. Я никогда не думала, что это так приятно — быть слабой и знать, что тебе ничто не грозит, ведь за твоей спиной есть сильный человек, которому так хочется верить.

Я настолько увлеклась своими ощущениями и рассуждениями на эту тему, что заметила белый особняк только когда мы к нему почти подъехали. Малфой заставил лошадь перейти на шаг, а потом и совсем остановиться перед небольшим деревянным сооружением, оказавшимся конюшней. Молодой человек спешился и помог мне оказаться на твердой земле, чему я была несказанно рада.

— Следующая часть антистраховой терапии пройдет здесь. Пойдем, — Малфой крепко взял меня за руку, свободной рукой ведя за собой Резвую.

Мы вошли в прохладный сумрак конюшни. Пока слизеринец расседлывал и устраивал кобылку в её стойле, я старалась слиться со стеной и не смотреть на заинтересованные морды лошадей, пристально меня разглядывающих.

— Послушай, это правда, смешно — Малфой подошел неслышно, и я вздрогнула от неожиданности.

— Знаю, — недовольно буркнула я. — Но я их боюсь и ничего не могу с этим поделать.

— Ладно. Пошли.

Он повел меня в дальний конец помещения, там в последнем стойле находилась очень красивая лошадь, темное тело которой резко контрастировало со светлой гривой и светлым же хвостом.

— Эта масть называется игреневая, а кобылу зовут Абасталия, — просветил меня Малфой, чуть сильнее сжав ладонь, когда я намерилась остановиться в удалении от стойла.

— Грейнджер, так ты не увидишь самого интересного, — парень укоризненно обернулся ко мне. — Идем, не будь трусихой.

Я послушно пошла за ним, словно загипнотизированная тихим уверенным голосом. Малфой был прав. Самое интересное было в стойле. Маленький, в сравнении с Абасталией, нескладный, чуть угловатый жеребенок стоял на тонких длинных ножках, настороженно прядал ушами и в то же время с любопытством разглядывал нас со слизеринцем.

— Какой милый…

— Это чудо родилось вчера ночью. Красив, правда?

Я кивнула, соглашаясь. Малыш был прекрасен: хитрая мордочка, чуть лисьи ушки, тонкая светлая гривка и большие темные глаза с бархатными ресницами… Как поведал мне Малфой, жеребенок был изабелловой масти: почти белоснежный с чуть кремовым оттенком.

— Мы пока не придумали ему имя. Посмотрим, как он себя проявит. Хорошо бы характером он пошел в отца… — задумчиво проговорил слизеринец.

— Его отец послушный?

— Да не сказал бы, — парень ухмыльнулся. — Просто Верный очень хороший друг, может, даже лучший. — Блондин задумчиво смотрел на жеребенка и некоторое время молчал. А потом заговорил, будто сам с собою:

— Вот собаки. Принято считать, что они друзья человека, но если подумать, то они больше похожи на домовых эльфов — такие же преданные и послушные… Нет. Лошади другие. Эти животные позволяют людям доминировать, если считают, что достоинство их не пострадает от того, что они подчинятся человеческой руке. И ведь они даже спорить умеют, если не согласны с решением человека. Почти как люди…

— Почти как люди… — эхом прошептала я.

Дружба мною ощущалась как некое волшебство, словно магическая нить, невидимая глазу, но накрепко связывающая людей. И не нужно слов, чтобы тебя поняли. И так жаль, что со временем это чудесная нить, соединяющая нашу троицу, истончилась и стала много слабее…

Малфой оставил меня играть в гляделки с жеребёнком, а сам принялся раскладывать по кормушкам сено и зерно. Я с некоторым удивлением наблюдала, как молодой человек сноровисто управляется лопатой и вилами, как он тихо что-то шепчет лошадям. И в очередной раз я поражалась тому, как не похож этот человек на моего старого школьного врага. И видеть спокойное умиротворение на повзрослевшем, но таком знакомом лице было непривычно, а легкая улыбка, чуть трогающая губы, никак не вязалась с настойчивым воспоминанием о том, как те же губы несколько лет назад брезгливо кривились от отвращения на уроках у Хагрида и в теплицах Спраут.

— Налюбовалась? Пойдем в дом чай пить, не знаю, как ты, а я проголодался. Помнится, Марта говорила, что испекла сырный пирог…

Я двинулась за слизеринцем, испытывая неподдельное удовольствие от общения с человеком, столько лет портившим мне и моим друзьям жизнь. Миновав небольшой ухоженный сад, мы подошли в центральному входу в особняк. Малфой галантно открыл мне дверь и пропустил вперед, заставив смущенно улыбнуться. Но когда мы перешли из уютного холла в гостиную, улыбка немедленно сползла с моих губ. Рука инстинктивно дернулась в поисках палочки. В голове замелькали защитные и атакующие заклинания, словно я все еще скиталась по просторам Англии с мальчишками, ночуя в убогой палатке… На меня высокомерно, чуть брезгливо, смотрел Люциус Малфой…

Спокойный голос прозвучал словно из далека:

— Это всего лишь портрет, Грейнджер, не магический даже…

Но я уже провалилась в топкую трясину скользких, удушающих воспоминаний. Я столько лет тщательно прятала их в самые отдаленные закутки своего сознания. Я так долго училась не просыпаться ночами, привыкала к тому, чтобы не хвататься чуть что за палочку. Чтобы режущие и смертельные заклятия перестали быть первыми приходящими на ум. Я прожила почти без кошмаров и истеричных рыданий без малого три года. Я опрометчиво решила, что смогла это пережить, смогла смирится и, если не забыть, то хотя бы не вспоминать так часто то ужасное время. И встреча с Малфоем лишь подтвердила мою гипотезу, ведь я, зная о его роли в войне с Волдемортом, ограничилась лишь воспоминаниями о мерзком мальчишке с эмблемой Слизерина на мантии… Но стоило мне увидеть ненавистное лицо его отца, и я утонула в болезненных эмоциях.

— Грейнджер… — его голос прозвучал как-то безжизненно и отстраненно.

— Я его ненавидела…

— Знаю…

— Я его и сейчас ненавижу.

— Знаю. Но это всего лишь портрет.

— Мне лучше уйти.

Я развернулась и двинулась к распахнутым двустворчатым дверям гостиной, но они внезапно захлопнулись, а по гостиной пронесся порыв ветра. И это оказалось предпоследней каплей, предпоследней потому, что последняя означала бы полую потерю хоть какого-либо контроля. Я обернулась, желая высказать Малфою всё, что копилось во мне долгие годы. Высказать ужас последних лет учебы, боль от потери таких близких и родных людей. Закричать о том, что почти весь первый год после Победы я старалась не спать, доводя себя до нервного истощения, заваливая себя работой, будь то физический труд по восстановлению Хогвартса и уходу за ранеными в лазарете или труд умственный, когда я ночи напролет сидела за учебниками, решала какие-то задачи, только бы не уснуть. И не пережить всё снова во сне. Я так хотела выплеснуть всю свою боль на него и не важно, что он-то как раз меньше всего был виноват в этой моей боли…

Обернулась. И подавилась словами…

Я видела в этих серых глазах брезгливость и дружелюбие, ненависть и горечь, усталость и ярость. Его взгляд бывал холодным, почти ледяным, а бывал таким теплым, что внутри что-то болезненно сжималось. А ещё я видела эти глаза равнодушными, злыми, колючими, ехидными… Но я никогда, никогда, черт возьми, не видела в них столько отчаяния и горя! И я задохнулась его болью, захлебнулась его отчаянием, внезапно осознав, что он пережил то же, что и я, пусть и стоял по другую сторону. Он тоже жил в страхе за близких людей, он тоже терял любимых. И для него всё закончилось много хуже, чем для нас… Что он тоже жил ненавистью тогда и учился жить заново потом… И всё, что у него осталось от прежней жизни, счастливой жизни обласканного родительским вниманием и заботой избалованного ребенка, это мать, живущая во Франции, и немой портрет отца на стене его дома…

— Я тоже порой ненавижу его, но он был моим отцом! Он был чудовищем? Возможно. Тебе видней. Он был преступником? По общему мнению, да! Он был жесток. Но он был отличным отцом! Тебе не понять, Грейнджер, каково это любить всеми ненавидимого человека. Я знаю, ты считаешь, что он заслужил такой конец. Что, как говорят маглы: собаке — собачья смерть! Но это был МОЙ отец! — его голос сорвался.

— И пусть я не согласен с его взглядами и целями, я любил его! И этот портрет всё, что от него осталось. Три года назад магловской почтой Министерство Магии Англии известило нас с матерью о совершившейся казни преступного лорда Малфоя-старшего. И мы даже не знаем, где он похоронен. Мы лишены возможности увидеть его могилу! Наверное, в этом и заключается твоя хваленная Справедливость! — последнее он почти прокричал. И его «справедливость» утонула в звоне трех разбившихся фарфоровых ваз.

Я отчетливо поняла вдруг, что у него самая настоящая истерика. Что он абсолютно не контролирует себя. И пусть его лишили палочки, запретили ему использовать волшебство, но он остаётся, все же, магом и не самым слабым надо признать. И непрекращающийся шум в ушах возник от его стихийной магии, а не из-за моих болезненных воспоминаний. И если его не остановить, он разнесет особняк по камешку, в лучшем случае! Что будет в худшем я даже думать боялась… Только вот я не знала нужных слов, да и даже если бы смогла их найти, вряд ли у меня бы получилось сказать их достаточно искренне. А вот подойти и обнять за плечи напряженно застывшего молодого человека, словно обратившегося в каменную статую, где живыми оставались лишь глаза, мне оказалось вполне по силам. Мои руки сомкнулись за его спиной. Несколько бесконечных секунд ничего не происходило, а потом его плечи чуть расслабились. Гул стих, и я смогла различить его рваное дыхание.

Я почувствовала его ладони на своих плечах, разомкнула объятия, повинуясь его отстраняющему движению, думая, что он отталкивает меня. Но он не убрал своих рук, не притягивая, но и не отпуская меня. Стоял и бессмысленно смотрел поверх моей головы. И вязкое ожидание, окутавшее нас плотным коконом, заполнило гостиную липким туманом почти абсолютной тишины. До звона в ушах. Так тихо, что отчетливо слышно биение наших сердец. И чтобы избавиться от оглушающего звона, разрядить атмосферу, я произнесла первое пришедшее на ум:

— Кто-то обещал чай с сырным пирогом…

Молодой человек вздрогнул, сфокусировал на мне усталый, мне даже показалось чуть испуганный, взгляд, прочистил горло и твердым голосом пригласил следовать за ним.

Кухня была просторная и светлая. Первое, что бросилось в глаза — массивный деревянный стол и окружающие его стулья. Большой, явно рабочий очаг, отделанный кованым чугуном, словно кружевом. Темное дерево кухонных шкафов, прячущих в себя технику. Большие окна в обрамлении легких бежевых занавесок. И цветы…

— Когда я обедаю в одиночестве, а не в компании моих служащих, я располагаюсь здесь.

Молодой человек указал на ранее не замеченную мною нишу справа от двери. В ней стоял изящный плетеный столик и два таких же плетеных кресла с расшитыми красными подушками. На столике лежала кружевная салфетка, а на салфетке стоял не большой глиняный кувшинчик с ромашками.

— Присаживайся, — Малфой пододвинул кресло. Мне показалось, что действует он отстраненно, словно ожидая чего-то.

Слизеринец направился в рабочую часть кухни, которая, как и вход в помещение, прекрасно просматривалась из ниши. Зашумел электрический чайник. Скрипнула дверца буфета, и Малфой достал из его недр золотистый пирог, источающий такой аромат, что у меня потекли слюнки. Раздался щелчок, возвестивший о готовом кипятке. Прожурчала вода, сыто булькнул пузатый фарфоровый чайник, молодой человек закрыл крышку и накрыл его белоснежным полотенцем. Кувшинчик был заменён на пирог, транспортированный Малфоем на столик. Натюрморт дополнил фарфоровый сервиз на две персоны.

Во время всех приготовлений, пока я сидела и, не прекращая удивляться, следила за действиями слизеринца, он не проронил ни слова. Мне было как-то неловко в этом безмолвии. Словно вот-вот должно было что-то случится, что-то явно не хорошее. Мои ощущения подкреплялись поведением молодого человека, он словно прислушивался, напряженно ожидая чего-то.

Плечи слизеринца расслабились, а взгляд стал спокойным до обреченности, я прочла в этом взгляде грусть и легкую вину, словно Малфой извинялся за что-то, когда в покинутой нами гостиной раздался хлопок аппарации, а по паркету, иногда похрустывая на осколках ваз, простучали каблуки.

В кухню вошла девушка в легкой сиреневой мантии, а я наконец-то поняла, чего ждал Малфой…

Моя работа в Министерстве была так увлекательна, а личная жизнь настолько скучна, что с момента развода я проводила большую часть свободного времени в своем рабочем кабинете или в пыльных коридорах архива, куда имела неограниченный доступ, практически в полном и постоянном одиночестве. Если бы не Поттеры и Лонгботомы я и вовсе поселилась бы в Отделе Исследования Черномагических Проклятий. Не удивительно, что за пять лет работы я знала ничтожно малое количество министерских работников, ограничившись коллегами по Отделу, Гарри, немногими знакомыми по Ордену Феникса, а также несколькими сокурсниками.

Миссис Клайн не входила ни в число соратников по Ордену, ни в число однокурсников, она вообще училась не в Хогвартсе. Лично с этой особой я знакома не была, но была наслышана. В Отделе её недолюбливали. Деннис Терн, сотрудничающий с Департаментом Контроля Применения Магии, в котором и работала вышеозначенная особа, отзывался о ней сдержанно, хоть и сквозь зубы. Гарри был более красноречив. Миссис Клайн он откровенно ненавидел. А однажды поделился со мной, что после каждой встречи с ней испытывает острое желание принять душ, таким грязным он себя чувствует.

Лично я не видела в этой девушке ничего плохого. Красивая блондинка, носившая мантии по последней моде с достоинством королевы, что выдавало её принадлежность к чистокровному роду. Всегда до тошноты вежливая и улыбчивая, меня она оставляла равнодушной. Да меня, надо сказать, вообще мало что интересовало кроме работы, родителей, друзей и Живоглота.

И вот теперь эта девушка стояла в центре светлой кухни спиной ко мне, совершенно не подозревая о моём присутствии, и вела со слизеринцем оживленный диалог. Голос Малфоя при этом сочился ледяным сарказмом, а Миссис Клайн не скрывала своего торжества:

— Вот мы с тобой и встретились, Малфой.

— Не могу сказать, что рад, Баскер. Кстати, как тебе удалось пробраться в Министерство? С твоим послужным списком Азкабан по тебе рыдает горючими слезами.

— Не твоё дело, Малфой. Меня, чтоб ты знал, полностью оправдали!

— Да неужели? И скольких ты продала ради своей свободы?

— Не твоё дело? В отличие от тебя у меня нет Метки!

— Отсутствие знака Лорда и чистые руки — не тождественные понятия, — Малфой откровенно провоцировал девушку. — Насколько я знаю, твоё Посвящение сорвалось только благодаря скоропостижной кончине его Темнейшества.

Провокация была проигнорирована. Девушка, нарочито официально печатая слова, произнесла:

— Мистер Малфой, согласно пункту третьему постановления Визенгамота «О назначении наказания лицам, принадлежащим к числу Пожирателей Смерти, но не уличенных совершении деяний влекущих за собой заключение в Азкабан» Вы подлежите аресту и будете отправлены в Магическую Тюрьму Англии, где будете заключены под стражей пожизненно.

Я промолчала только потому, что от шока не смогла проронить ни слова.

— Баскер, это не было умышленным применением магии. — Мне кажется, Малфой сказал это просто потому, что должен был сказать. Подозреваю, что он уже смирился и сдался. Ещё там в гостиной, когда осознал, что натворил, потеряв контроль.

— Малфой, боюсь у тебя нет свидетелей, а Визенгамот слишком занят, чтобы из-за тебя собираться в полном составе и анализировать произошедшее, — притворно сочувственно произнесла девушка.

— Ошибаетесь, миссис Клайн, — голос, наконец, вернулся ко мне, и я решила вмешаться.

— Даже так? — Малфой удивлённо воззрился на сотрудницу Отдела Контроля, видимо ему было не известно о замужестве старой знакомой. Клайн резко обернулась, встретившись со мной взглядом. Узнала. И тут же потеряла свой боевой пыл, как-то сникла. А я даже не потрудилась встать.

— Я являюсь свидетелем того, что чуть более получаса назад в гостиной этого дома произошел всплеск стихийной магии, причиной которому послужил нервный срыв мистера Малфоя. Учитывая наличие свидетеля, мистер Малфой в худшем случае подлежит заключению в следственный отдел Аврората, до момента вынесения решения Визенгамота. Однако, насколько мне известно, законом предусмотрено взятие подозреваемого на поруки надежным, доказавшем свою состоятельность и всеми уважаемым магом, коим, полагаю, я имею права себя считать, учитывая место моей работы и Орден Мерлина второй степени за заслуги перед Магическим миром. Если же моих слов вам недостаточно, хотя смею вас уверить, Визенгамот отнесся бы к ним с надлежащим почтением, я могу предложить в качестве поручителя мистера Гарри Поттера, которой находится в паре миль отсюда.

Клайн медленно бледнела, ясно осознавая, что её радость была преждевременной.

— Я ведь всё верно изложила, миссис Клайн?

Не дождавшись ответа, я продолжила.

— Тогда, я полагаю, инцидент можно счесть исчерпанным? Не смеем вас больше задерживать. О своём решении Визенгамот нас уведомит.

Если честно я очень сомневалась, что эта история дойдет до суда, поэтому и вела себя столь вызывающе. Скорее Клайн постарается замять это дело, на что я и рассчитывала.

Девушка раздраженно фыркнула и аппарировала с кухни, не удосужившись выйти на улицу, и даже хлопок трансгрессии прозвучал недовольно и чуть обиженно…

— Сильно… — севшим голосом произнес Малфой.

— Я закончила факультет Юриспруденции и Магического права экстерном, ещё когда в школе училась. Так, для общего развития.

И чтобы хоть как-то отвлечься, напомнила молодому человеку про чай. Слизеринец несколько деревянной походкой подошел к столику, разлил напиток по чашечкам, слегка подрагивающими руками, тяжело опустился в кресло напротив и поднял на меня ничего не выражающий взгляд.

— Зачем ты это сделала?

Я закрыла глаза, откинулась на спинку кресла и выдохнула. Ну, вот как ему сказать? Как объяснить то, чего сама толком понять не могу. И дело тут даже не в совести или стремлении к справедливости. Нет. Если бы это произошло, например, с тем же Гойлом, я бы и пальцем не пошевелила. Да, я считала слизеринца достаточно наказанным, но действия мои были продиктованы эгоизмом, надо быть честной хотя бы с собой — я просто не хотела лишать себя возможности общаться с Малфоем. Этот человек за такое, казалось бы, короткое время стал мне очень дорог, и я совершенно не хотела его терять. Однако сказать это вслух я не смогла, поэтому ограничилась лишь частью правды:

— Мне кажется, с тебя достаточно. Стихийная магия не является подконтрольной. И если отнять у тебя право использовать волшебство Визенгамоту под силу, то запретить тебе быть магом может только Бог, коим магический суд не является.

— А тебе не кажется, что для меня так было бы лучше? — Я с удивлением посмотрела в печальные серые глаза. — Долго в Азкабане не живут, особенно осужденные пожизненно, условия как-то не располагают…

— Не кажется! — жестко оборвала его я. Малфой вздрогнул, а я продолжила: — Потому что если бы ты искал смерти, то нашел её и без Азкабана.

Поддавшись порыву, я накрыла его руку, безжизненно лежащую на столе, своей и, глядя в глаза, закончила:

— Человек, с которым я познакомилась здесь, слишком сильный, чтобы искать легкие пути. Этот человек дорого заплатил за свою былую слабость, смог научится жить новой жизнью и преуспел. Этот человек достоин уважения и, я думаю, прощения. Жаль только, не мне это решать…

Слизеринец выглядел ошарашено. Я и сама удивлялась собственным словам, но они были искренни.

Потом мы молча ели вкуснейший пирог и запивали его ароматным чаем. Долго сидели, думая каждый о своем. А когда стало смеркаться, Малфой отвёз меня в деревню. Там, в машине, прощаясь и глядя ему в глаза, я поймала себя на желании поцеловать его и, чудилось мне, что Малфой был бы отнюдь не против, но я подавила это неуместное, с моей точки зрения, желание, и быстро покинула автомобиль. И ни разу не обернулась пока шла к коттеджу, хоть Малфой и не заводил машину, а спину сверлил его взгляд. Мотор взревел лишь когда я закрыла за собой резную калитку палисадника…

Ну, а дома меня ждал очередной скандал. В кухне горел свет и слышались голоса. Мне хотелось немного отвлечься. Хоть ненадолго забыть о Малфое, прочно поселившемся в моей голове. Рыжик чуть ли не с порога набросился со всевозможными замечаниями и возмущениями. Он кричал, размахивал руками, метался из одного угла в другой, явно что-то пытаясь мне доказать. На кухне, кроме нас с Роном, были только Лонгботтомы, как выяснилось, Гарри и Джинн решили устроить что-то вроде свидания и ушли вдвоем. Если бы я знала, что Поттеров нет, ни за что бы туда не сунулась — управу на Рональда могла найти только его младшая сестра.

От надсадных криков моего бывшего мужа настроение испортилось окончательно. Перекричать его было невозможно, и приходилось тупо стоять и ждать, пока он сам успокоится. Невилл попытался было что-то сказать, но Рональд даже внимания на него не обратил, что уж говорить о Полумне. Я пропускала почти все доводы Рыжего мимо ушей, но кое-что, всё таки, резануло слух:

— Пойми, Герм, мы просто переживаем за тебя! Он же бывший Пожиратель, а у тебя даже палочки нет! — Вот тут я не выдержала. Случившееся сегодня и слова Рона, наложившись друг на друга, заставили меня сорваться на крик:

— Ты прав, Рон! Он Пожиратель! И на его предплечье всё еще есть темная метка! И, да, у меня нет палочки! Но у него её нет тоже!!! Слышишь? Нет! И знаешь, мне начхать на твоё к этому отношение! Я буду общаться с кем хочу и когда хочу! Запомни это, а если твоя память настолько слаба, то запиши! Но в мою жизнь не смей больше совать свой нос, иначе ты меня потеряешь! Ясно?

И, не дожидаясь ответа, я выбежала из дома.

* * *

Я не умею пить. Я вообще считаю, что алкоголь не является решением проблем, не спасает от депрессии, а лишь только усугубляет ситуацию. Но головная боль, кладбище кошек во рту и белое пятно там, где должны были быть воспоминания о вчерашнем вечере, явно свидетельствовали о том, что Гермиона Джейн Грейнджер вчера напилась самым наглым образом. Стыдно-то как…

Думать было больно, а не думать страшно. Поэтому я терпела боль и титаническими усилиями пыталась вспомнить. Вспомнить…

Я поругалась с Роном… Так, уже хорошо. В ближайшее время, если я не помру от похмелья, Рыжика ждет страшная месть!

Ух ты! Я ушла из дома?.. Несколько детский и жутко импульсивный поступок, Поттеры и Лонгботомы, наверное, уже с ног сбились. Может мне все-таки помереть? А то страшная месть может ждать уже меня…

Бар… Вот кой черт меня понёс в тот бар? Погуляла бы да вернулась, так нет, я заказала себе пиво! Выживу и убью Рональда! Потому что за пивом последовал абсент, которым меня угостил незнакомый молодой человек. Весёлый такой. Всё настроение мне поднять пытался, говорил что-то, если бы я ещё и понимала, что он несет…

Что такое самбука? Ух, лучше б не вспоминала…

О! Паисий! Парня звали Паисий! Замечательно…

Дальнейшие воспоминания вообще походили на смутную дымку. Кажется, я плакала, жаловалась на ревнивых бывших мужей. И произнесла фамилию МАЛФОЯ! Чччерррт!

Дрейк… Кто такой Дрейк? Ему звонил Паисий. А потом появился слизеринец…

Вспомнила. Всё вспомнила…

Напилась я почти до бесчувственного состояния, парень, отчаявшись выяснить у меня, где я живу, ухватился за знакомую фамилию, слетевшую с моих уст, и позвонил своему непосредственному начальнику. Малфой приехал почти сразу. Непонимающе уставился на меня. Получил в ответ виноватую улыбку. Покачал головой, расплатился по счету и транспортировал меня к машине.

Красный кабриолет знакомо рычал, ветер приятно обдувал лицо. Мне было хорошо ровно до того момента, как я увидела наш верно приближающийся коттедж.

— Малфой, я не хочу туда…

— И что ты предлагаешь? — усталый тихий голос.

— Не знаю, но туда не хочу…

— Откуда ж ты свалилась на мою голову, ведьма?

Я улыбнулась, не могла не улыбнуться, столько было в этом голосе нежности, даже не удивившей меня тогда. Малфой развернул машину и поехал в противоположную сторону.

Кабриолет остановился у знакомого особняка. Парень с ухмылкой посмотрел на мои тщетные попытки выйти из машины самой, закатил глаза и подхватил меня на руки.

Длинная-длинная лестница, не менее длинный коридор. Светлые волосы, щекочущие моё лицо. Сильные, бережные руки. Ровное дыхание. И запах. Этот чертов запах…

Молодой человек внес меня в уютную комнату, осторожно опустил на кровать, накрыл мягким пледом, развернулся и двинулся к двери…

— Дрейк. — Парень вздрогнул. — Так ведь тебя здесь называют?

Малфой кивнул не поворачиваясь.

— Не уходи… Мне с тобой уютно, не хочу это терять…

Всё-таки я была чертовски пьяна… Он мог уйти. Ему ничего не мешало открыть дверь и выйти. Но он остался. Медленно вернулся к кровати и присел на её край, опершись локтями о колени. Спиной ко мне, между прочим…

Я села на постели. Придвинулась к нему. И обхватила за плечи, уткнувшись носом в основание шеи. Дыхание его сбилось.

— Чего ты хочешь, женщина?

— Не знаю, — прошептала я, — просто, когда ты рядом моё одиночество отступает…

— Ты забыла кто я?

— Я ничего не забывала… — Едва касаясь, провела по левому предплечью рукой, Малфой вздрогнул, резко развернулся, отчего я едва не упала, схватил меня за плечи и не сильно тряхнул.

— Поиграть захотела?

— Ты, кажется, забыл кто я. Гриффиндорцы не играют людьми…

Он горько ухмыльнулся.

— Да что ты? А Дамблдор?

— У него не было выбора, да и ситуации, согласись, разные…

Зачем я потянулась к нему? Зачем я коснулась его губ своими? Зачем он ответил? Так нежно, так осторожно, словно боялся сломать, прижал меня к себе. Зачем?

Я вдруг поняла — вот оно счастье! Просто лежать с ним, чувствовать его дыхание, слышать биение его сердца. Ощущать бережные, но сильные объятия. Вдыхать его запах. Счастье это заснуть на его груди…

— Этого не может быть… — простонала я, а рядом кто-то заворочался.

Я открыла глаза и увидела его. И смирилась — может. Вот так случилось, что я за несколько дней полюбила своего врага. И ведь я никогда не верила в любовь с первого взгляда. Я всегда считала, что любовь приходит со временем… И меня вдруг осенило! Я поняла, почему наш с Рональдом брак распался! У меня никогда не заходилось сердце от нежности, когда я смотрела на него спящего… Да я и смотрела редко, чаще просто вставала и шла готовить завтрак. А вот вид Драко заставил сердце сжаться почти болезненно, пропустить удар, а потом застучать в удвоенном темпе. А ещё, проснувшись с Роном в одной постели, я ни когда не чувствовала такой радости, такого тепла. И грусти…

Всё портила только страшная головная боль…

Он спал крепко. Ровное, глубокое дыхание. Растрепанные волосы. Рубашка расстегнута, открывая грудь. Рука у него, наверное, затекла, судя по всему, я всю ночь на ней проспала…

Я осторожно села, осмотрела себя и возблагодарила Мерлина, что юбка имела пожеванный вид изначально… От резких движений голова шла кругом и тошнило. Надо меньше пить…

Парень вздохнул во сне и повернулся на бок, поджав одну руку к голове…

— Дрейк… — имя прокатилось по языку, чуть пощекотав нёбо.

Челка ему явно мешала, парень забавно морщил нос. Я протянула руку, бережно убрала упавшую на его лицо прядь, и получила в ответ благодарную улыбку.

Надсадно запиликал мобильник. Малфой раздраженно поморщился и, не открывая глаз, достал трубку из кармана брюк. Мыкнул туда что-то нечленораздельное, послушал ответ, утвердительно буркнул и откинул телефон на соседнюю подушку. Хорошо, что я сидела, а то он прилетел бы мне точнехонько в нос, который мне пока что дорог…

Блондин открыл глаза и посмотрел на меня. Какое-то время мы так и сидели, молча глядя друг на друга. А потом он хрипло произнес:

— Утро…

— Доброе… — улыбнулась я, но ответной улыбки не получила.

Малфой сел на кровати, нашаривая ногами свою обувь.

— Мне нужно уехать. Я скажу Марии, чтобы она принесла тебе завтрак.

Он хотел уйти… Я нахмурилась.

— Драко…

Рука замерла над дверной ручкой.

— Может нам…

— Надо поговорить? — парень хмыкнул. — И о чем?

Он развернулся и быстро подошел ко мне, зависнув надо мной грозовой тучей.

— О чем? О чувствах? Какие в жопу чувства? Черт, Грейнджер, какие чувства могли возникнуть за пару дней? Да даже если и возникли… Чего ты ждешь от меня? Предложения руки и сердца? Зачем тебе это? Одиноко тебе, скучно? Поиграть решила? Ты уедешь! Не сегодня, так завтра. Наиграешься и уедешь… А я останусь! В моём мире нет тебя, а в твоём нет меня! Ты хоть понимаешь, куда это может привести? Я сам тоже хорош. Придумал себе сказку. Идиот.

Я открыла было рот, но он не дал мне сказать ни слова.

— Хорошо, допустим, в этом, что-то есть, и из того, что между нами сейчас происходит, а что-то происходит, и отрицать это я не буду, это заставляет меня совершать странные поступки. И причина — ты! Так вот, давай просто представим, что это перерастет в глубокое чувство, что тогда? Что тогда делать? Ты откажешься от магии? Сама? Допустим, но рано или поздно тебе захочется назад! Туда, где сказка реальна, а чудеса возможны. Туда, где мне места нет!

— Драко…

— Нет! Нет, Гермиона! Я сейчас уйду, чтобы не повторить вчерашней ошибки. Клеарх тебя отвезет в коттедж.

И он чуть ли не бегом покинул комнату. А по моим щекам катились слёзы.

Я вернулась в сонный коттедж. Собрала вещи, отнесла рюкзак вниз. И вспомнила про отсутствие денег. По лестнице раздались шаги, спустя несколько мгновений в кухню вплыла Полумна.

— О, Гермиона…

— Луна, я должна уехать.

— Уехать?

— Да…

— Неожиданно… — блондинка, задумчиво смотрела в окно, наматывая на палец прядь своих волос.

— Я должна уехать.

— У тебя нет денег…

— Доберусь автостопом, — я поморщилась, сама слабо веря в то, что затея удастся.

— У меня есть кое-что в магловской валюте. Только расскажи что произошло… — Полумна посмотрела мне в глаза, и я рассказала всё, как на духу. Всё, что случилось между мной и Малфоем. Утирая слёзы, я призналась ей в том, в чем не смогла признаться ему. Призналась в чувстве, наличие которого сама ощутила лишь сегодня утром. Я полюбила, черт возьми, не влюбилась, а именно полюбила человека, которому не нужна… Полумна слушала внимательно, не перебивая, не возмущаясь, просто принимая, как данное. А потом встала и пошла к себе.

Вернулась девушка, разговаривая по радиотелефону.

— Да, до Афин, пожалуйста. Хорошо, ждем.

Луна обратилась ко мне, протягивая деньги.

— Сейчас подъедет такси, отвезет тебя до аэропорта в Афинах.

— Спасибо, Луна.

Я подхватила сумку и вышла на крыльцо, молясь всем святым, чтобы больше никто из моих друзей не проснулся и не помешал мне уехать. Миссис Лонгботом за мной не пошла, но её слова, обронённые мне в спину, я запомнила навсегда.

— Он не воспользовался. Не переспал с тобой. Наверное, это что-то значит?

Лондон встретил меня проливным дождем, такая погода полностью соответствовала моему настроению. Пока летела, я смогла составить примерный план действий.

Я решила помочь ему. Мне казалось, что Малфой и так уже сурово наказан, и он вполне достоин прощения.

Несколько месяцев ушло на сбор необходимых документов, на встречи с нужными людьми. Я понятия не имела, чего ради я это делаю, но делала, упрямо следуя своей цели. Кингсли сначала и слушать меня не желал, только я порой бываю очень настойчива. В результате, с полного одобрения Министерства, Визенгамотом были пересмотрены дела «Детей Пожирателей Смерти». В числе оправданных, была и фамилия младшего Малфоя. Но узнала я об этом уже в Канаде, из письма Джинн.

Я уволилась из Министерства. Продала дом, на вырученные деньги купив себе небольшой уютный коттеджик в самом глухом месте Канады. Я живу, почти не применяя магию, исключительно ради удовольствия занимаюсь наукой, чаще всего в теории. Гонораров за публикации моих статей вполне хватает на жизнь. О том, где я живу, никто не знает, компанию мне составляет лишь верный Живоглот. Письма от друзей я получаю через родителей. В двадцать семь лет я живу совершеннейшей отшельницей, единственную радость которой составляет её любовь. Я не смогла забыть те несколько дней в Греции, да и не старалась, если честно. Со временем, обида прошла, сменившись пониманием. Я даже смогла придумать причину его поступка, полностью меня удовлетворившую: Дрейк просто не хотел обрекать меня на жизнь без магии, считая меня неприспособленной к миру маглов, и думая уберечь от жизни отверженной. Вот только он так и не понял, что без него мне не нужен ни мир маглов, ни мир волшебников. Вы спросите: почему я не вернулась к нему после оправдательного приговора? Сначала не позволила гордость. А потом уже не была уверена, что нужна ему, да я, впрочем, изначально в этом не была уверена. Вот только я так и не смогла забыть, как с его губ слетело моё имя, и обронённую перед моим отъездом Полумной фразу…

Раз в две недели я аппарирую к родителям на уикенд. Мой восьмилетний братишка гордо хвастается успехами в школе, мама готовит яблочный пирог, папа шутит, вспоминая смешные истории из своей практики. Но рано или поздно мои родители начинают заводить речь о внуках, и тогда я сбегаю сюда. На этот тихий, уютный берег, где так легко думать. Где воспоминания ни такие болезненные. Где, кажется, вся природа на твоей стороне…

За спиной раздается шорох шагов, и голос матери произносит:

— Дочка, к тебе пришли…

Я оборачиваюсь и встречаю спокойный взгляд серых глаз.

Женщина приветствует меня кивком головы, и столько в этом жесте благородства и аристократичности, что если бы я не знала её, всё равно безошибочно опознала в ней миссис Люциус Малфой. Мама оставляет нас одних, скрываясь за поворотом узенькой тропинки.

— Вас было трудно найти, мисс Грейнджер.

Я молча слушаю мать моего любимого человека, находя его в её чертах.

— Мне пришлось даже пару раз нарушить закон, но, видимо, Министерству об этом известно не стало.

— Зачем вы здесь, миссис Малфой?

Женщина тяжело вздыхает, и я вдруг понимаю, что ей трудно со мной говорить, что она делает это через силу, я почти сочувствую ей, понимая, что в отличии от сына, она так и не смогла адаптироваться и принять маглов и маглорожденных. Её, к слову, не оправдали, но меня это мало трогало.

— Я пришла поговорить о моем сыне. И рассказать о том, как он сейчас живет.

— Зачем?

— Думаю, вам это интересно…

— Драко оправдали, не думаю, что у него всё плохо. Он теперь гражданин магического мира, — я разворачиваюсь с твердым намерением уйти, но Нарцисса останавливает меня.

— Постойте, Гермиона.

Останавливаюсь, но не оборачиваюсь, я вовсе не уверена в том, что смогу удержать под контролем разрывающие меня эмоции. Мама, зачем ты привела сюда эту женщину?

— Он бежал за вами… Чуть-чуть опоздал, самолет уже выходил на взлетную полосу. Его арестовали и магловский суд назначил ему наказание в виде общественных работ за нарушение общественного спокойствия… И он не принял оправдательного приговора Визенгамота, вернее, не воспользовался им. Долго искал вас и не нашел. Ваши друзья даже говорить с ним отказались. Единственным человеком, который согласился общаться с Драко, оказалась миссис Лонгботом, но она так и не смогла сказать, где найти вас. Сообщила только, что вы покинули страну. Он искал ваших родителей, но ему не было известно, что они больше не мистер и миссис Грейнджер. Тогда он вновь вернулся в Грецию, с головой ушел в своё сельское хозяйство… — Нарцисса замолкает и тяжело вздыхает: — Я — мать, Гермиона, я вижу, как мой сын страдает. Я вижу, что он вас любит, хоть и не знаю, как это могло случиться. Я просто хочу, чтобы мой ребёнок был счастлив.

Я медленно оборачиваюсь.

— С чего Вы решили, что меня волнует его судьба?

Голос миссис Малфой становится почти тёплым:

— Ты его любишь… Я вижу это в твоих глазах…

Я лишь качаю головой и ухожу, оставляя женщину грустно смотреть мне в след.

* * *

Девушка подошла к водителю автобуса, мрачно разглядывающему пробитое колесо.

— Приехали?

— Похоже на то. — Мужчина почесал голову. — Думаю, что мы застряли тут на несколько часов, простите.

— Ничего. Я пешком.

— Вы хоть дорогу-то знаете?

— Не заблужусь!

Девушка весело помахала ему рукой и двинулась вдоль трассы. Спустя час за спиной послышался шум мотора, и она обернулась, вытянув руку с поднятым вверх большим пальцем. Красный кабриолет, взвизгнув тормозами, остановился рядом.

Облокотившись о дверцу машины, лучезарно улыбаясь удивленному Драко Люциусу Малфою, Гермиона Джейн Грейнджер поинтересовалась:

— До Аргаласти не подкинете? Меня там уже очень давно ждет любимый человек.