За последний год я узнал о себе много нового — вероятно, потому, что этот год выдался сильно непохожим на предыдущие. Слишком тихим. Самым тихим. Ну, не считая, конечно, того года, когда щенок Крауч держал меня под Империо, но в таком состоянии себя можно разве что потерять, а никак не найти. А уж этот год...
Вот. Это как раз первая вещь, которую я о себе узнал, как только решил записать эту историю... нет, это даже две вещи. Но я начну с первой. Я ни хрена не умею выражать свои мысли письменно. Нет, отчет-то по форме я худо-бедно могу наваять хоть сейчас, но вот чтобы просто взять и по-человечески рассказать — с этим у меня паршиво. Мне даже пришлось научиться пользоваться Прытко Пишущим Пером: темной магией от этой вещицы разит, как навозом от садовника, но с ним я хоть что-то написать могу, а без него вообще беда. Ну, то есть, я-то говорю, что перо мне нужно из-за слабого зрения, но не надо быть шибко умным, чтоб понять, что дело не в этом.
Так вот это было во-первых, а во-вторых... я оказывается, сентиментален. Вот какого боггарта, спрашивается, я сижу тут, как гном в огороде, и пишу эту муть? А потому что хочется сохранить, перечитать когда-нибудь, посмеяться... ага, посмеешься тут, как же. Мы за этот год поседели оба. Каждый по своим причинам, конечно, но без Волдеморта в обоих случаях не обошлось.
Ну вот, говорил же, не умею я писать. Вон там, двумя строчками выше, видите? Написано: «оба». «Оба» — это я и кто? Не знаете, да? Потому что я об этом, оказывается, еще не написал. А думал, что написал. Ну ладно, давайте тогда будем считать, что я сохраняю эту — как ее? — интригу. И я начну наконец рассказ.
Эта история началась для меня с падения с метлы. Представляете? Свалился, как какой-нибудь первокурсник. Хаффлпаффец. Конечно, отчасти меня оправдывает то, что меня шибануло проклятьем, и вообще я был в бою. Но только отчасти. Факт остается фактом. Я жалко и бездарно полетел с метлы, да еще и палочку выронил: ни тебе заклинание левитации наколдовать, ни пенек в батут трансфигурировать. Упал, как последний магл. Летел и думал: вот и конец мне пришел. Остальные тоже так подумали, похоронили даже спустя время. Плакали небось и орден Мерлина посмертно вручали... а, зараза. Не буду об этом, жалко их всех. Так вот, я и говорю: думал, помру тогда. Ан нет, меня поймали, почти у самой земли. Призвали Акцио и тут же вырубили.
А когда привели в себя, я подумал, что лучше б мне было сдохнуть в полете. В плену у Пожирателей Смерти на быстрое избавление рассчитывать не приходится. А именно там я и оказался. Нет, никаких секретов я выдать не боялся, да и пыток не то чтобы: мало, что ли, меня увечили в жизни, я уж боли наполовину и не чувствую. Нет, ну Круцио-то понятно, оно любого проберет, да и то, мне кажется, раньше как-то больнее было. В общем, бояться-то я не боялся (а зря, кстати). Но я уж настроился сдохнуть геройски и в бою, а тут еще сидеть, и главное, конец-то все равно один. Уж ясное дело, что не выпустили бы они меня живым: извини, мол, Аластор, неправы были, погорячились, да и вообще обознатушки у нас вышли.
Короче, с этими упырями общаться — только время терять, противно. Я приуныл, понятно, но сидел, храбрился, виду не подавал. Злился, опять же. Пока Беллатрикс не пришла. Вот всегда я эту дрянь выделял и особенно ненавидел, и в тот день наконец понял, почему. Чувствовал просто. Поприветствовала она меня Круцио, но это было понятно и предсказуемо, как «добрый вечер». Доброго вечера она тоже пожелала, и пошипела всякую свою чушь, которая мне наскучила еще до ее отсидки в Азкабане, я и слушать не стал. А потом она сказала:
— У тебя, Грюм, такой интересный глаз, я таких больше нигде не видела. Давно было интересно, как ты будешь смотреться без него?
И глаз-то мой у меня из глазницы цапнула. Я, понятно, обалдел, отвык уже без глаза-то, ну не считать же все тот же год у Крауча в сундуке. Ни через стену не посмотреть, ни узнать, кто за спиной. А с другой стороны, подумал тут же, на кой оно мне теперь надо? Все равно жить осталось дня два-три. Ну, не увижу я, кто там за дверью по коридорам шляется, экая беда. А Беллатрикс смотрела, значит, на меня все это время, глаз мой в руке подбрасывала. Потом ухмыльнулась противно так и сказала:
— Ну, как тебе без глаза, Аластор? Невесело, но жить можно, да? Только ты знаешь, я же никогда ничего не делаю наполовину. Так что давай-ка мы второй глаз тоже...
И тут я испугался. Я так испугался, что даже не услышал, какое заклинание она произнесла. И стало сначала больно, а потом темно.
Говорят, у слепых обостряются остальные чувства, ну, там, слух, осязание. Но лично я тогда ничего такого не почувствовал. Возможно, у меня просто не было времени. Но когда меня вытащили к Волдеморту, я на слух не смог даже толком понять, где он, где остальные, откуда в меня летит очередное проклятие и кто его бросает. Крот, да и только. Беспомощный крот, к тому же. Вот только пытать меня даже в таком виде красноглазому быстро наскучило. Скучно же, когда заранее все понятно, да? Понятно же было, что я ничего не скажу и сдохну. Ну, может, поору напоследок, но азарта же никакого.
— Что же мне с тобой делать, Грозный Глаз? — шипело это змееподобное. — Хотя, конечно, не такой уж ты и грозный, да и глаз у тебя стало явно меньше...
И тут подал голос предатель Снейп, вот кого бы я прибил, был бы зрячим. Но не случилось.
— Мой Лорд, говорит, сделайте милость, отдайте его мне.
— Зачем он тебе, Северус? — я, пожалуй, не слишком хотел это знать, но пришлось слушать.
— У меня с ним... личные счеты, — сказал этот гад, и я так и слышал его злорадную ухмылку. Мерзость. Вот уж не думал я, когда говорил, что ему не доверяю, что он мне это припомнит, да еще и таким образом! Но он припомнил. И Волдеморта это устроило.
— Что же, Северус, ты отличился, когда сообщил нам верную дату отъезда Поттера. Пусть мы не смогли его захватить, но ты храбро сражался...
Как же мне хотелось в тот момент его прибить! Храбро сражался! Против своих! Против Ордена! Крыса.
В общем, они расшаркивались еще минут десять, вернее, Волдеморт хвалил Снейпа, а тот пресмыкался. А потом он наколдовал Мобиликорпус и потащил меня куда-то. Лететь молча мне быстро надоело, и я решил прояснить свою дальнейшую судьбу:
— Эй, Снейп.
— Да, Аластор?
— Зачем я тебе нужен?
— Яды проверять не на ком, — огрызнулся он, а я в очередной раз разозлился. Я же знал, что он сейчас врет. Почему он не может не врать?!
— Не ври мне! — заорал я, а он в ответ только:
— Заткнись и не мешай, сейчас аппарировать будем.
Я даже не знал, куда он меня притащил. Потом оказалось, что это был его собственный дом, но тогда я этого не знал. Я приземлился на матрас, явно лежащий на полу, Снейп бросил на ходу «Располагайся», вышел из помещения и запер дверь — я услышал звук поворачивающегося в замке ключа. Потом он демонстративно громко наложил несколько охранных заклинаний. Можно подумать, я мог бы сбежать, слепой и без палочки. А я встал и пошел обследовать свою конуру на ощупь. Это оказалась небольшая пустая комнатка. Окна есть, но не открываются, из мебели стол и стул, да тот самый матрас, с которым я уже познакомился. Ну и закрытая дверь, понятное дело.
Моя смерть снова откладывалась, а я уже как-то устал ее ждать и решил поспать, в конце концов. Проснулся я от шагов снаружи. Это, разумеется, пришел Снейп. Притащил с собой какую-то пахучую дрянь из своих запасников и попытался заставить выпить. Не на того напал!.. Впрочем, его это, кажется, не слишком огорчило.
— Аластор, — веселился он, — ты правда хочешь, чтобы я тебя заставил это пить? Я ведь могу.
И он заставил. Почти без возни. Оказывается, Петрификус не лишает возможности глотать. Я как-то никогда об этом не задумывался, а пришлось узнать на собственном опыте. Минут пять я ждал, когда мне поплохеет. Но хуже мне не становилось. Мне почему-то стало неловко. Я-то тут сражался, а это даже не мгновенный яд...
— Мог бы дать пожрать сначала, — я наконец нашел повод поругаться.
— Не мог, — ответил этот гад. — Зелье надо пить натощак. Через полчаса сможешь поесть.
Вообще-то, обычно я не ем еду, процесс приготовления которой не мог проконтролировать. Но, в конце концов, глупо находиться во власти зельевара и шарахаться от еды. Если он собирался меня отравить, он и так мог бы это сделать, и утром я уже имел несчастье в этом убедиться.
Так оно и пошло. Он приходил, будил, поил зельями, кормил, огрызался и уходил. А я сидел, думал, спал, злился и мечтал принять ванну наконец, а не только обтираться какой-то губкой. Глупо, конечно, но я никому не нанимался быть великим мыслителем.
А недели, наверно, через две — Мерлин его знает, как там дни и ночи сменялись, я все равно их не видел — Снейп явился и сказал: «Мы переезжаем». Я, разумеется, спросил, куда. И он, разумеется, ответил, что это не мое собачье дело. Мне порой казалось, что он забрал меня от Волдеморта только ради того, чтобы бесить. Это, что ли, и были его личные ко мне счеты? Мелковато как-то.
В новом помещении оказалось гораздо холоднее. Зато там была кровать. И камин. И ванная комната рядом. И, представьте себе, эльф, который должен был мне помогать. Правда, на вопросы он отвечать отказался и сразу начинал колотиться обо что-нибудь башкой, а звук этот меня бесил так, что с расспросами я скоро завязал. Жизнь моя с переездом почти не поменялась, хотя ванну я, разумеется, принял первым делом. Но в одно прекрасное утро... да, оно, без сомнения, было прекрасное! Я проснулся и увидел свет. Больше я ничего не увидел, но свет, несомненно, был. И исходил он от окна — я увидел его контуры. Снейпу я, конечно, говорить не стал, а сам с каждым днем видел все больше и больше. И настал день, когда я пусть не слишком четко, но все-таки видел все. Вот там портрет на стене, в нем какая-то черная фигура. Стены — каменные. Пейзаж за окном напоминает Хогвартс. Вот эта черная фигура, входящая в дверь, — Снейп. Хреново же Беллатрикс меня прокляла, думал я, ведь еще и двух месяцев, наверно, не прошло, а я снова начал видеть!
На следующий день я напал на Снейпа. Притаился за дверью и наскочил на него сзади, как только он вошел. Только вот сделать ничего не успел: эта крыса, оказывается, палочку держала наготове. Обездвижил он меня, сел напротив и говорит почти радостно:
— Ну наконец-то, я уже заждался. Раз решил напасть, значит, видишь пристойно. Зелье я на всякий случай еще неделю буду готовить, а дальше уже не стоит, наверно. И лучше ты видеть уже не станешь, Белла в проклятьях толк знает.
Тут я бы так и сел... но я уже сидел. До меня дошло, чем он меня все это время пичкал. В смысле, не название дошло, я в зельях уж точно не Снейп, а что он мне зрение восстанавливал. Я только так и не понял: на хрена? Именно это я у него и спросил. И эта скотина осклабилась и говорит:
— А тебе какое дело? Лорд тебя мне подарил, что хочу, то и делаю. Захочу — верну зрение, захочу — лишу обратно. Твое дело — тихо сидеть и не высовываться.
Не высовываться, как же. Этого я не умею, в школе авроров такому не учат. Ну, разве что в засаде могу тихо посидеть, но здесь не засада.
На четвертый день я взломал дверной замок. Попросил у эльфа шпильку, а ему, оказывается, не запретили ее мне давать. Побродил по коридору, поговорил с портретами, узнал много нового. Во-первых, это действительно был Хогвартс. Во-вторых, учебный год должен был вот-вот начаться, а Снейп теперь был директором. Бедные дети. Будет, небось, ядами поить в качестве факультатива. На лестницу я попасть не смог. Меня просто отбросило назад.
А Снейп вечером пришел довольный-довольный и, представьте себе, хвалил меня за находчивость. Потом, правда, сказал, что ключ от двери все это время лежал под дверным ковриком. Я даже не знаю, что меня больше всего взбесило, но в рожу я ему тогда все-таки дал. Да, колдун он отличный, но я тоже не промах, к тому же, драться умею, хоть и полуслепой. Он, конечно, меня в итоге приложил Ступефаем. А на следующий вечер притащил бутылку Огденского.
— Сегодня, — сказал, — был первый день учебы. За это стоит выпить.
За первый день учебы при таком директоре мне пить не хотелось, но с другой стороны выпивки я не видел уже давно, так что бокал взял. Я-то выпил, а Снейп тем вечером напился. До сих пор удивляюсь, почему я его тогда же не прибил. Видно, днем весь запал кончился. И как он смог выползти из моей комнаты — тоже загадка, лыка же не вязал на радостях.
Спустя пару недель — как раз тогда, когда я был готов полезть на стену со скуки — Снейп как обычно пришел вечером и сообщил:
— Завтра после пяти в твоем коридоре будет отрабатывать взыскание некто Невилл Лонгботтом — ты наверняка помнишь его родителей. Буду очень признателен, если ты с ним пообщаешься. А если еще и научишь чему-нибудь — на твое усмотрение — будет и вовсе отлично.
Сказать, что я удивился, — это ничего не сказать. Только Снейп никогда на вопросы толком не отвечал, поэтому на этот раз я ничего у него и не спросил. А Невилл тот, вроде, гриффиндорец, и родители из Ордена... странно, что об этом просит Снейп, но почему бы парню не помочь?
— И еще одно, — сказал Снейп перед уходом, — возьми с него клятву, что он никому не проболтается, что ты здесь, и никого с собой не притащит. И ни в коем случае не говори, что я знаю о твоем присутствии. Ты здесь скрываешься. От всех. А место Дамблдор зачаровал, и пожиратели тебя не видят, ясно?
Вот теперь я был готов задать пару вопросов в резких выражениях, но Снейп уже закрыл за собой дверь.
На следующий день я узнал о себе неожиданную вещь: я педагогическое ничтожество. Нет, чему-то я, конечно, парня научил, только перед этим напугал, потом приходил в себя от его Ступефая, потом доказывал, что я не Крауч, не Лестранж и не Снейп, потом... устал, короче, как собака. Даже порадовался, что не пришлось два года назад заниматься этой ерундой целый год. Школьники... кто ж знал, что они такие нервные?
Про нервность мне, правда, потом портреты рассказали. Если б у меня Кэрроу в преподавателях ходили, я б, наверно, сразу заавадился. А эти терпят как-то.
Невилл зачастил ко мне в подземелье. Оказалось, что куда интереснее не учить его, а просто беседовать и травить байки о славном прошлом. Жаль только, особо много об Ордене-то ему не рассказать было, он же в нем не состоит. Вот уж не думал, что он окажется таким восторженным слушателем.
Снейп о его визитах то ли не знал, то ли не желал это комментировать. Тролль его разберет, что он знает и чего хочет. Я сначала ломал голову, а потом перестал. Не стоит он того, чтобы столько морочиться.
Только однажды он пришел и с особо ехидной усмешкой сказал:
— Тут тобой Кэрроу интересовались, а то им проклятия отрабатывать не на ком, боятся навык растерять.
— И что ты им сказал?
— Что напоил подопытное ядом и оно сдохло.
И не поймешь, то ли благодарить его, что Кэрроу не выдал, то ли по морде дать. Хочется-то именно второго. А что он мне про Кэрроу говорил так, будто я в курсе, что они тут творят, это я вообще сообразил только когда он уже ушел.
Ближе к зиме оказалось, что мое общение с Невиллом повлияло на него... неожиданным образом. Из рассказа Снейпа я на третий раз худо-бедно понял, что парень залез к нему в кабинет и собрался украсть меч Гриффиндора. Ну молодец же! Непонятно только, зачем девчонок с собой потащил. А Снейп тем временем бесновался:
— Аластор, скажи ты ему, чтоб не нарывался! Кэрроу его когда-нибудь просто убьют! Ты видел, что у него с лицом в последнее время?
Я видел, конечно. Шрамы выйдут шикарные. Только не думал, что могу на это повлиять, в смысле, на то, как Кэрроу с ним обращаются. Да и как я могу научить его не нарываться? Трудно учить тому, чего сам не умеешь. Непонятно только, какая Снейпу печаль, что у Лонгботтома шрамы останутся.
Ближе к весне Снейп притащил мне в комнату думосбор и сказал:
— Мне надо будет передать Поттеру информацию, и она должна быть максимально убедительной. Так что вам, Аластор, придется поиграть со мной в верю-не верю. Я буду сливать воспоминания в думосбор, а вы мне скажете, достаточно ли, по-вашему, здесь информации.
Информацию? Поттеру? Да чтоб я сдох! Я никак понять не мог, Снейп что, настолько заигрался на две стороны, что сам забыл, к которой из них принадлежит? Он же убил Дамблдора и служит Волдеморту. Зачем ему передавать информацию Поттеру? Разве что чтобы его подставить...
После первого просмотра думосбора я так и решил. Дамблдор рассказывает Снейпу, что Гарри последний хоркрукс и должен умереть. И Снейп по этому поводу переживает. И что-то говорит про «в память о Лили». И я должен в это поверить?
— Ты просто хочешь, чтоб пацан не дергался, когда твой «лорд» его убивать станет.
Ну да, не умею я не нарываться. Думал, тут он меня и заавадит, а он только еще одно воспоминание в думосбор сложил.
Дамблдор сам велел себя убить? Да не может такого быть. Это бред. А Снейп, не слишком этому радующийся, — вдвойне бред. Не верю.
Снейп, присматривающий за Квиррелом. Очень мило, но что это меняет?
— Мерлин с Вами, — вздохнул Снейп и опустил в думосбор целый пучок серебристых нитей. К концу просмотра (детство-отрочество-эванс-поттер-дамблдор) мне стало несколько неловко. Но у нас со Снейпом не те отношения, чтобы я извинялся за просмотр воспоминаний или говорил, что, может быть, даже верю. Да ему это и не было нужно. Он все понял по моему лицу, удовлетворенно кивнул и собрал воспоминания обратно.
— Думаете, такая смесь сработает? — спросил он уже у двери.
— Думаю, да, — только и смог ответить я.
А потом, второго мая, эта скотина решила помереть. Я это сразу понял, как только по ежедневной своей традиции подошел к лестнице и вдруг смог пройти дальше. Весь из себя благородный Снейп решил меня не запирать и дать мне возможность смыться. Или убиться в сражении — а там наверху очевидно сражались. Очень мило.
К тому времени, как я поднялся из подземелий, в замке творился бардак. Вернее, затишье после сражения. Но чутье подсказывало мне, что вот-вот начнется такое... а я без палочки. Тут и Волдеморт завопил, чтобы Гарри явился к нему, а потом... Не знаю, куда я пошел бы, но прямо передо мной — я только и успел спрятаться — вылез из потайного хода Поттер с друзьями. Они перешептывались, и я успел услышать «воспоминания» и «Снейп». Этого было достаточно для того, чтобы я полез в этот самый ход.
А там, посреди пыльной комнаты, лежит Снейп с кровищей на шее и пафосно умирает. Выглядит как мертвый, но если потрудиться проверить — дышит маленько. И палочка его рядом валяется. Я ее схватил — вроде слушается. Наложил кровеостанавливающее и стазис — и аппарировал обоих в мою берлогу. Там все это время, ясное дело, никого не было, заклинания на доме не такие, как на блэковом особняке, конечно, но тоже ничего себе, просто так не взломать.
Ну а уж оттуда, из дома, я связываюсь со своим личным врачом. За что я Саймона уважаю — хоть что ты выкинь, без глаза останься, без ноги, вообще умри на год-другой, Снейпа ему притащи полудохлого, он и глазом не моргнет. Сначала все сделает как надо, а потом уже вопросы задаст. Или вовсе не задаст. На этот раз вот задавать не стал, и молодец.
Снейп дней пять провалялся, я как раз вспомнить успел, как еду готовить, и освоился в собственном доме с новым зрением. А как смог наконец говорить — первым делом спросил, зачем я его вытащил и почему не дал помереть спокойно. Но уж на это-то у меня давно ответ был готов. Столько времени обдумывал. У меня к тебе, говорю, тоже личные счеты. И кому бы я их предъявлял, если б ты сдох?
Сказал бы мне кто-нибудь год назад, что у меня найдется время для чтения газет, — не поверил бы. Сказал бы кто-нибудь, что глаз от чтения будет быстро уставать, поэтому газеты мне будет читать вслух Снейп, — заавадил бы не глядя. Но так и есть. Мы читаем газеты и радуемся тому, что малец наш выжил, и вся эта тягомотина наконец закончилась. Снейп, конечно, ни в жизнь не признается, но я-то вижу, что он тоже рад. Только почему-то ни у одного из нас нет желания воскресать и получать заслуженные ордена.
Снейп вот думает попутешествовать по Европе — скопил кое-что, оказывается. А я думаю, не составить ли ему компанию. Он, конечно, гад последний и к тому же сегодня прочитал часть этих записей и сказал, что я злоупотребляю сравнениями и путаюсь во временах, и все-таки у нас с ним друг к другу личные счеты, а учитывая, что копили мы их больше семнадцати лет, расплачиваться друг с другом тоже можем долго и со вкусом.
Vova
