Война закончилась. Можно облегченно вздохнуть и начать жить.
Девушка с нежностью смотрит на спящего мужчину. Бинты скрывают страшные раны на шее. Ему до сих пор больно дышать, Гермиона знает это, но не может помочь. Он герой. Теперь, когда он спас от смерти ее друзей, не имеет смысла отрицать своих чувств к нему.
Гермиона всегда видела его настоящего, как если бы он не скрывался за маской надменности и презрения. Он грубил, оскорблял, высмеивал, но она всегда знала, что прячется за этими словами. За эти годы она научилась читать его, как книгу. Он демонстративно игнорировал ее работы, но девушка знала — он увидел и оценил. Видела, когда он доволен ее зельем, а когда заметил недостаток. Иногда во взгляде можно было прочесть досаду за то, что ему не к чему придраться, или удивление, когда она легко справлялась со сложнейшими рецептами. Они словно вели безмолвный разговор все это время.
Он дорог ей. И она вытащит его, чего бы ей это ни стоило. Не позволит ему умереть.
* * *
Декабрь 1998 года
— Мисс Грейнджер, — раздался знакомый бархатный голос. Гермиона обернулась. Снейп стоял на пороге комнаты в длинном пальто. Он почти не изменился за долгое время болезни, только в глазах стала видна усталость.
— Я пришёл попрощаться с вами и поблагодарить. Осмелюсь признать, вы научились варить весьма недурные зелья,— он старается держаться отчужденно, как раньше, но получается наигранно, и Гермиона невольно улыбается.
— У меня был неплохой учитель, все благодарности ему. Вы всё-таки едете?
— Еду,— кивает он. — Мне нельзя оставаться в Лондоне, вы должны это понимать. Этой глупой игрой на два фронта я нажил слишком много врагов. А вам хочу еще раз выразить свою глубочайшую благодарность за все. Какие бы мотивы вами ни двигали.
— Это мой долг, я не могла иначе, — тихо проговорила Гермиона.
— Я счастлив, что у вас так сильно развито истинно гриффиндорское чувство долга, — усмехнулся мужчина.
— Вы уверены, что хотите уехать? — она старается говорить непринужденно, но голос предательски дрожит. Не хватало только разреветься. Лучше бы он уже ушел или остался насовсем.
— Мисс Грейнджер, я не могу подвергать вас хоть малейшей опасности. Пожиратели остаются Пожирателями даже после победы. Не стоит полагаться на Поттера, он может не успеть к вам на помощь.
Он подошел к ней и осторожно приподнял пальцами ее подбородок.
— Вы же не собираетесь плакать? Я на вашем месте был бы рад избавиться от весьма занудного типа, обладающего скверным характером, — в его глазах пляшут смешинки, и это так не вяжется с его обычным мрачным образом. — Мне остается предположить, что я вижу слезы счастья. Приятно, что смог хоть чем-то вас порадовать.
Снейп шутит? Возможно. Он стал другим за это время. Таким близким, родным, настоящим.
— Я всё понимаю, — она улыбается, но по щекам, не спрашивая разрешения, катятся глупые слезы. Он вздыхает и вытирает их ладонью. Руки у него холодные, словно он долго стоял на морозе.
— Не плачьте, оно того не стоит, — говорит тихо, почти шепчет.
Гермиона Грейнджер действительно сделала для него много. Она так отчаянно взялась лечить его от укусов, которые должны были стать смертельными, привезла его в свой дом, ухаживала, как за родным, разрабатывала для него какие-то зелья. Мог ли он представить себе нечто подобное раньше? Поттер и Уизли навещали их каждую неделю, делились последними новостями. Теперь все они были на равных — последняя битва стерла предрассудки. Только сейчас, когда пожиратели вновь открыли охоту на Северуса Снейпа — предателя, сумевшего обвести их вокруг пальца, — он дал понять, что это только его дело. Он не имеет права подвергать ребят опасности. Их война закончилась полгода назад. Снейп не мог не признать, что привязался к этому всему: к уютному маггловскому дому, к вечерним разговорам у камина, к девушке, которая не дала ему умереть.
Вечернее декабрьское небо казалось красноватым от света фонарей. Мокрый снег покрывал землю. Казалось, воздух пропитан ощущением неизбежности.
Они долго стояли у окна, не смея произнести ни слова. Часы на стене отсчитывали время, но им казалось, что оно остановилось.
Наконец Северус первым решился нарушить молчание.
— Мисс Грейнджер, — его голос звучит хрипло, незнакомо. — Гермиона, — он запинается. Называл ли он ее раньше по имени?
— Северус? — она смотрит вопросительно и немного испуганно. Слова застревают в горле. Повинуясь какому-то новому непонятному для него порыву, обнимает ее, крепко прижимает к себе. Откуда такая щемящая боль в груди?
— Северус, знай, что если всё обойдётся, всё будет хорошо, тебе есть куда идти! — тараторит она на одном дыхании.
— Знаю, — шепчет он, вдыхая запах ее волос. Они пахнут ромашкой и почему-то ванилью. Он клянется себе запомнить этот запах.
— Ты вернёшься? — теплое дыхание щекочет шею. — Я буду ждать. Ты приедешь ко мне?
— Приеду.
— Обещаешь?
— Обещаю, — если она будет ждать, он не сможет не приехать. Ему никто никогда не обещал, что будет ждать его.
Гермиона чуть отстранилась, чтобы заглянуть в глаза. Увидев в них немое подтверждение, она приблизилась к нему и несмело коснулась его губ своими. На секунду он сильнее стиснул ее в объятиях. Голова закружилась. Она не Лили и никогда не станет ей, хотя обе эти девушки дарили ему тепло. Гермиона могла дать ему то семейное счастье, которое не имела возможности дать Лили. Вот почему так тяжело покидать этот дом.
— Мне пора уходить.
— У тебя есть дом. Ты всегда можешь сюда вернуться.
— Я знаю. Спасибо, Гермиона. До свидания.
Он почти выбежал на улицу, изо всех сил стараясь сдержаться и не обернуться. Гермиона долго стояла у открытой двери, ей казалось, что еще немного, и она услышит, как крупными хлопьями падает на спящую землю снег.
* * *
Ночь и тишина, данная навек,
Дождь, а может быть падает снег,
Все равно, — бесконечной надеждой согрет,
Я вдали вижу город, которого нет...
Хозяйка голосом, напоминающим раздражительный комариный писк, на все лады расхваливала выбранную гостем комнату. Когда, наконец, мужчина остался один, он подошёл к окну. Возможно, всю оставшуюся жизнь Северусу суждено было скитаться по постоялым дворам и гостиницам, зная, что где-то вдалеке есть уютный, родной дом с камином и вкусной едой. Изощренная пытка. Он вынужден смотреть в пустые, равнодушные лица, зная, что где-то его ждут. Гермиона ведь правда его ждет. За окном тяжело падают крупные снежинки, как в тот вечер. Снейп всегда любил зиму. Такая же печальная и холодная, как он сам, она разделяла его одиночество. Тёплая и живая девушка с непослушными каштановыми волосами и смешинками в глазах была где-то далеко, а ледяная белая зима — здесь и никуда от нее не деться.
За все эти годы Северусу много довелось пережить, бывало всякое. Были минуты радости и дни разрывающего на куски отчаяния. И испытаний всегда было больше, чем наград. Даже теперь, когда война кончилась, когда нашлась женщина, которая может дать уют и покой, ему снова нужно куда-то бежать, где-то от кого-то скрываться. Эта обреченность давила мертвым грузом, он не знал, куда себя деть, чем занять. Хотелось, до безумия хотелось верить, что у них с Гермионой могло бы что-то получиться. И в то же время эти мысли причиняли боль. От невозможности вернуться в простой маггловский домик, где пахнет травами, выпечкой и дымом, где живет девушка, что любит смотреть на огонь, для которой он когда-то каждый вечер разжигал камин.
Он понял все только в тот последний вечер. Хранил его в памяти, как хрупкое сокровище, чтобы иметь возможность вновь и вновь прокручивать в воспоминаниях каждый жест, каждый взгляд, каждое слово. Гермиона часто снилась такой, какой запомнилась ему в тот вечер. Северус не знал, любил ли её так же сильно как Лили, но быть рядом очень хотел. Возникало ощущение dejavu: счастье уже в руках, но ускользает по воле обстоятельств.
Сколько раз он был на грани того, чтобы сорваться и аппарировать в Лондон! Вот только погоня оказалась серьезней, чем хотелось бы. За ним неотступно тащился хвост. Снейп привык к преследованию настолько, что считал неотъемлемой частью своей жизни. Он уже давно изучил все слабые места своих врагов, так же как и они его. Мужчина понимал — стоит ему поддаться искушению и ловушка захлопнется. Этого нельзя было допустить. Охота затянулась, стала бестолковой, бессмысленной и грозила превратиться в бесконечность. Никто уже толком не понимал, кто за кем гонится. Это очень утомляло. Хотелось совсем по-детски обидеться на судьбу: неужели даже после войны он не заслужил покоя? Несправедливо.
* * *
Декабрь 2001 года
Где легко найти страннику приют,
Где, наверняка, помнят и ждут,
День за днем, то теряя, то путая след,
Я иду в этот город, которого нет...
Сегодня особенная ночь. Ни в одной европейской стране эта особенность не чувствовалась так остро, как в Англии. Может, потому, что ни в одной стране его никто не ждал? Из памяти не стёрлись уютные улицы с фонарями по обочинам. Заснеженные деревья опутаны рождественскими огоньками. Почему-то в прошлый раз это не бросилось в глаза. Тогда не было ощущения праздника. Конечно, глупо полагать, что бывшие друзья-Пожиратели возьмут выходной на Рождество. Но кажется все спокойно. Терпеть одиночество больше не было сил. Эту ночь он заслужил.
Блестящие снежинки, как бабочки, кружились в свете фонаря, пахло снегом и печеньем с ванилью. Этот запах напомнил о Лили. Снейп мотнул головой, отгоняя горькие воспоминания. Сегодня праздник. Первый праздник за четыре года.
Вот знакомый дом. На первом этаже горит свет. За шторами видно, как молодая женщина в синей майке и мягких штанах сидит на коленях перед пушистой ёлкой. Перед ней стоят коробки с шарами. От этой картины по телу Северуса разлилось тепло, и возникло легкое чудесное ощущение праздника, совсем как в детстве.
Он улыбнулся своим мыслям и решительно зашагал к двери. Протянул ладонь к кнопке звонка, и колющая боль пронзила обнажённую кожу на руке. Последние перчатки Снейп потерял год назад во Франции, оставив в каком-то парижском кафе. Уже привык к негибким онемевшим на морозе пальцам. Мужчина вдавил звонок, прислушался. За дверью играла какая-то весёлая рождественская мелодия. Послышались шаги, звякнул замок, дверь открылась. Глаза стоявшей на пороге Гермионы расширились от удивления, на губах не сразу появилась улыбка.
— Здравствуй, Гермиона.
— Привет, — не веря своим глазам, сказала она. Белые крупинки снега заполняли пространство между ними. Не говоря ни слова, девушка бросилась мужчине на шею. Он ни капли не изменился за эти годы. Гермиона еще раз крепко обняла его и по-семейному поцеловала в холодную щёку. Снейп глубоко вдохнул любимый запах трав, ванили и дыма. Вот и все. Словно и не было этих четырех лет и опять они вернулись в тот вечер.
— Ты, наверное, голоден. Пойдём, я покормлю тебя, — предложила она. Стол в гостиной был накрыт на двоих.
— Вот, его самого. Я же сказала, что буду ждать тебя. Помнишь? — они сели за стол.
— Почему у тебя не горит камин?
— Не знаю. У нас за этим всегда следил папа на правах хозяина. А я одна живу.
— Гермиона, ты позволишь? — спросил мужчина, вставая. Она с улыбкой кивнула. Северус достал из внутреннего кармана сюртука палочку и направил её на камин.
— Инсендио, — пламя весело затрещало.
— Я давно не зажигала огонь в камине, — с грустью сказала Гермиона. Снейп по-хозяйски разлил вино по бокалам.
— С Рождеством, — сказал он. Давно не было так хорошо. Если это не счастье, то что тогда?
— С Рождеством! — улыбнулась Гермиона. Хорошее вино. Северус как зельевар знал в этом толк.
— Скажи, а ты каждое Рождество отмечаешь одна? — не удержавшись, полюбопытствовал он.
— Ты имеешь в виду, все ли рождественские ночи я ждала тебя? Да, все. Но праздновать одна я должна была впервые: каждый год приезжали Гарри с Джинни, так что не думай, что я каждое Рождество сидела одна и вздыхала.
— А Рональд?
— Он женился на Лаванде Браун этим летом. Нет, я не расстроилась. Зачем портить ему жизнь, ведь я никогда не выйду за него замуж, мы слишком разные. Не будем о грустном. Расскажи лучше как ты? Как там в Европе?
— Хорошо. Но старой доброй Англии я остался верен. Больше всего мне понравилось в Румынии, хоть это и маленькая бедная страна. В ней есть что-то мистическое.
— Легенды о Дракуле. Все эти годы тебе не хватало магии.
— Может быть. Ты не закончила наряжать ёлку. Я отвлёк тебя.
— Да. Но это не так уж важно.
— А я думаю, важно. Я ни разу в жизни не украшал Рождественскую елку.
— Мы можем продолжить. Вообще, большая трагедия, что ты этого ни разу не делал.
— Обязательно продолжим. Теперь расскажи мне, чем ты живёшь?
— Я работаю в двух газетах: в маггловском издании и в "Экспресс по зельям". Хорошая работа, интересная и без напряжения. Сижу дома, пишу статьи. Видишь, живу неплохо. По выходные уезжаю в гости к Гарри или Рону, иногда Луне или к Невилу. Часто вижусь с Джорджем и Анжелиной.
— Как он? Гарри тебе не рассказывал о том, кто...
— Знаю. И обидно то, что в тот момент ты целился в Пожирателя. А Джордж... Он как будто погас. И внешне, и внутренне. Он теперь почти седой, всё так же любит шутки, но юмор у него сейчас какой-то мрачный и горький. У них с Анжелиной прекрасная семья, но Джордж ужасно тоскует без Фреда, — печально сказала Гермиона. Они замолчали. Вспоминать о смерти больно.
— Давай-ка не будем о грустном. Не смотри на меня так удивлённо! — проговорил Северус. — Я, конечно, понимаю, что ты, и не только ты, привыкла к депрессивному профессору Снейпу, но все эти годы у меня ни разу не было повода улыбнуться. Раньше я мог позволить себе хотя бы сарказм, а теперь и срываться не на ком. Так что, сегодня я хочу веселиться. Хотя бы так, как я умею, — сказал он, вставая из-за стола и подходя к ёлке. Достал из коробки золотой шар и вопросительно взглянул на Гермиону. — Куда?
Вскоре все было готово. Снейп окинул дерево критическим взглядом. Гермиона улыбнулась:
— Чего-то не хватает.
— Чего же?
— Ну, подарков, наверное. Я сейчас, — загадочно улыбаясь, она вышла из комнаты. Северус бесшумно подошёл к вешалке и достал из пальто небольшую коробочку, завёрнутую в синюю блестящую фольгу. Потом вернулся в комнату и сел на диван. В дверном проёме показалась Гермиона с белым свёртком в руках.
— Северус, ты, почему-то, не дружишь с перчатками. Держи, это тебе. Не теряй! — она вручила ему подарок и, облокотившись на спину дивана, обняла его.
— Спасибо. Какие тёплые и красивые, — сказал он, разглядывая простые тёмно-зелёные варежки с буквами S. Она что, сама их связала? Для него? Это определенно самый особенный подарок за всю его жизнь. Он с трудом подавил глупое желание тут же надеть их. — Спасибо, Гермиона, — девушка поцеловала его в щёку. — У меня для тебя тоже есть подарок.
Гермиона села на диван рядом и с любопытством посмотрела на синюю коробочку.
— Это тебе, — Северус протянул ей подарок. Она повертела его в руках и поднесла к носу, вдыхая ощущаемый сквозь картон и фольгу аромат. Девушка распаковала подарок и достала из коробки небольшой флакон изящной формы. — С праздником, мисс Грейнджер! — проговорил он своим "профессорским" тоном, дурачась.
— Северус, как здорово! Наверное, кучу денег стоит!
— Глупости. Как говорится, из Парижа с любовью. Этот аромат напомнил мне о тебе, и я решил, что при первой же встрече подарю тебе эти духи.
— Оригинальное сочетание: луговые травы и ваниль. Спасибо, Северус. Ещё раз убеждаюсь, что у вас, профессор, хороший вкус.
— Конечно, зельевары знают толк и в духах, — важно заметил он шутливым тоном. — Они, вообще, в большинстве своём неглупые люди.
— Северус! Ты неисправим, — Гермиона положила голову на его плечо. Он обнял её. Им было тепло и спокойно. На кухне тихонько мурлыкало радио. Через некоторое время они услышали праздничное поздравление королевы. Дослушав его до конца, Гермиона сказала:
— С Рождеством, Северус.
— С Рождеством.
Она приблизилась к его лицу и нежно поцеловала в губы. Впервые в своей жизни Гермиона была абсолютно счастлива.
* * *
Кто ответит мне, что судьбой дано,
Пусть об этом знать не суждено,
Может быть, за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет...
Он вновь стоял у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу. Старая привычка. Он часто так делал, когда оставался один. Сегодня на душе было как-то особенно тоскливо.
Он думал о том, что, прожив сорок два года, пройдя страшную войну прежде всего с самим собой, боится оглянуться назад. Что там? Серая мгла, единственным светом которой был образ зеленоглазой девушки. И иногда Северусу казалось, всё, что с ним было хорошего — это только мечта, его безумная фантазия. Казалось, что Лили не смотрела на него с нежным задором, что они в пятнадцать лет не целовались под дождём, играя. Но сердце упрямо отказывалось забыть милый взгляд, сладость губ и самый радостный, самый прекрасный смех в мире.
"Наверное, это судьбе угодно издеваться надо мной", — с горечью думал он. Северус устал осознавать, что счастье в жизни было, но теперь его никак не вернуть. Устал с этим жить. Теперь в его жизни появилась Гермиона. Милая, добрая девочка стала ему женой, не по закону, но по духу и разуму. Она могла дать ему семейный уют, которого он так желал. Снейп не хотел думать о том, что в нем могло привлечь её, но и не мог найти в себе силы ее оставить. Имеет ли он право хоть раз в жизни позволить себе эгоизм? Остаться с ней, в этом уютном доме, забыв о погоне, о жаждущих мести Пожирателях? Мог ли он позволить им убить себя и её, как Джеймс Поттер позволил убить Лили? Нет. Конечно же, нет.
Она должна забыть его, нельзя дать ей возможность сломать свою жизнь из-за глупой, неясной, ничего не обещающей любви. Что-то подсказывало, что Гермиона не забудет его так легко, как забыла Эванс. Но у нее есть шанс на счастье. Она молодая и привлекательная женщина, в её жизни появится человек, который даст ей то, что Снейп не смог дать. А ему суждено быть одному.
Северус почувствовал, как мягкие руки обнимают его сзади, и ощутил лёгкое прикосновение подбородка к своему плечу.
— О чём думаешь? — тихо спросила она.
— Не знаю.
— О Лили?
— Может быть.
— Ты опять звал её ночью. Каждую ночь кричишь её имя во сне.
— Прости, тебе это, наверное, неприятно.
— Нет, я все понимаю. Сегодня уезжаешь?
— Да, я и так задержался дольше, чем следовало. Мой поезд отправляется 15 минут второго. Придется воспользоваться маггловскими способами передвижения. Хотя я к ним давно привык.
Она потёрлась щекой о его плечо.
— Ты ещё приедешь?
— Не знаю.
— Я буду ждать, — еле слышно сказала Гермиона. Их разговор перешёл на шепот. — Не думай о плохом, Северус. Не думай о своих Пожирателях. Я верю, что ты вернёшься сразу, как их поймают.
— Спасибо.
— Не говори таким тоном! Их обязательно поймают, слышишь! Мы ещё не одно Рождество вместе встретим!— в ее голосе звучали слезы.
Черт, почему он должен так ее мучить!
— Гермиона, милая, — так непривычно говорить кому-то ласковые слова. Он осекся, не зная, что дальше сказать.
Гермиона развернула его к себе лицом.
— Не говори со мной как в последний раз! Ты уходишь, чтобы поскорее вернуться!
Он улыбнулся, таким тоном она отчитывала в школе Гарри и Рона за шалости.
— Мне пора, я могу опоздать.
— Северус! Сев, — прошептала Гермиона. Он вздрогнул. Только Лили так его называла. — Обещай мне, что ты вернёшься.
Она опять плачет, он опять причиняет ей боль.
— Обязательно вернусь, — как хочется, чтобы эти слова были правдой. Ее губы теплые и соленые от слез.
— Мне пора, — тело не слушается, не желает разжимать объятий.
— Не плачь. Всё будет хорошо.
Больше медлить нельзя, пора уходить.
— До свидания, Гермиона. — он в последний раз крепко обнял ее, наслаждаясь
любимым запахом трав и ванили. — До свидания.
— До встречи, Сев.
Он снова ушёл. Январский мороз обжигал щеки. Почему-то казалось, что эта встреча была последней.
* * *
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин,
Мне до него — последний шаг,
И этот шаг длиннее жизни...
Северус Снейп шёл по знакомой улице, прижимая руки в варежках к красным от холода щекам. Завтра его убьют. Бежать больше некуда. Аппарируя из самого центра Европы в Лондон, он нарушал множество законов и подвергал опасности любимого человека, но не мог не увидеть её в последний раз. Хоть бы издалека.
Он подошёл к дому, украшенному рождественскими огоньками. В окно он мог видеть, гостиную. Большая елка стояла в том же углу, что и два года назад. Гермиона зашла в комнату и села на диван. Она улыбалась и звала кого-то, кого Северус увидеть не мог. С кем она? Женщина протянула руки вперед, словно хотела обнять. В комнату, нелепо семеня ножками, вбежал темноволосый малыш. Он сделал пару шажков, пошатнулся и плюхнулся на пол. Гермиона рассмеялась, взяла его на руки и поднесла к елке, показывая разноцветные шары. Малыш обхватил ее шею ручонками и повернулся так, что Северусу стало его хорошо видно. Ребенок смотрел прямо на него. Это личико Сев уже видел, в доме Снейпов на каминной полке стояла старая колдография, на которой молодая Эйлин раскачивала его самого.
Снейп шагнул ближе к окну. Гермиона вернулась на диван и что-то напевала, покачивая ребенка. Тот не хотел лежать у нее на руках и вертелся. В конце концов, он скривил губки и захныкал. Гермиона переложила ребенка поудобней, вскоре он успокоился и заснул, сжимая кулачки.
Не смея пошевелиться, Северус стоял у окна. Он готов был отдать все сокровища мира за одну только возможность быть рядом с ними. Хотел обнять самых дорогих ему людей, узнать, каково это быть мужем и отцом. Но это было невозможно. Все, что позволено — смотреть на них сквозь холодное стекло. Пора было уходить, его могли найти. В груди было больно. Что-то обжигало заледеневшую щеку. Что это? Он плачет? Снейп резко вскинул голову, посмотрел в морозное небо, усыпанное яркими звёздами, и улыбнулся. У него есть семья. Есть, о ком подумать перед смертью. В жизни было и счастье, и горе. Была небесная любовь и земное счастье.
Северус взглянул в окно: Гермиона откинулась на спинку дивана и задремала, а малыш уютно устроился на руках матери. Это был его родной сын, его плоть и кровь. "Спасибо", — прошептал он, бросив последний взгляд, и решительно зашагал прочь, вытирая варежкой ещё не высохшие слёзы. «Мы скоро будем вместе, Лили».
* * *
Декабрь 2035 года
Известная журналистка Гермиона Грейнджер стоит на пороге своего дома и смотрит на дорогу. Она уже немолода, но годы не обезобразили ее лицо. Женщина не выглядит несчастной, хотя её карие глаза подёрнуты печалью.
Сегодня Рождество. Она долго всматривается в белеющую даль в надежде увидеть темный силуэт.
— Мама! Мам! — из дома слышится бархатный голос.
Сын выходит к ней и обнимает за плечи.
— Пойдем в дом. Ты замерзла.
— Я сейчас пойду. Спасибо.
— Ты его ждешь, да? — спросил мужчина.
— Да.
— Почему он нас бросил? Я не понимаю.
— И не поймёшь. Не думай об этом, Сев. Покинув меня тридцать четыре года назад, он подарил мне счастье жить. Я стала матерью, потом бабушкой, а если бы он принял решение остаться, этого всего могло бы не быть. Но теперь помеха нашему счастью устранена, и я жду его домой. Я верю, рано или поздно мы встретимся. Ты будешь гордиться им.
— Не сомневаюсь. Как твоя новая статья? — спросил Северус, пропуская мать в дом.
— Пишу. Думаю, в субботу будет готова.
— Ты не против, если мы с Эммой поедем в каникулы на горнолыжный курорт с Люпинами?
— Нет, конечно. Тебе необязательно спрашивать у меня разрешение!
— Ну как же? — шутливо воскликнул Северус, обнимая мать. — Я же могу натворить дел! За мной глаза да глаз нужен, как за юным Гарри Поттером.
— У меня же для этих целей есть Эмма! Я ей доверяю самое дорогое, — смеясь, ответила Гермиона. — А насчёт юного Гарри ты прав, его надо было контролировать. Кстати, они с Джинни приедут ко мне на днях.
— Хорошо тебе, нескучно будет. Мам, а можно мы Валери у тебя оставим, чтобы совсем нескучно было.
— Конечно. Я же не позволю вам взять ребёнка туда, где даже магглы ломают ноги! Передавай от меня привет Тедди и поцелуй в щёчку Мари-Виктуар.
— Ладно. Спасибо, мам, ты у нас такая безотказная.
— Ну да! Ты просто ничего такого мне не предлагаешь! — саркастически заметила Гермиона.
— Валери не будет тебе мешать, я с ней провёл воспитательную беседу.
— Зря. Я её обожаю. Она у нас эдакий рыженький чертёнок в юбке!
— Она очень похожа на Эмму. А вот Карл весь в меня.
— Он на Рождество в Хогвартсе остается?
— Да, он отпросился, — ответил Сев, хмурясь.
— Не переживай, он же подросток. Ты тоже таким был. Просто друзья ему сейчас важнее, чем родители.
— Ты всё на свете знаешь! — улыбнулся мужчина.
Он крепко обнял мать. Гермиона закрыла глаза, и перед ней возник образ любимого. Она была совсем молоденькой девочкой, когда он впервые обнял её на прощание. Тот вечер вспомнился так живо. По её щеке скатилась слеза.
— Я люблю тебя, Северус, — прошептала она заветные слова.
— Я люблю тебя, — ответил сын голосом своего отца. Гермиона счастливо улыбнулась.
Vova
