Находиться в мэноре становилось с каждым днём все невыносимее. Хотя, видимо, это совсем не волновало Нарциссу, целыми днями просиживающую в своей комнате, отгородившуюся от всего мира, и, в первую очередь, от собственного сына. Со смерти Люциуса она, казалось, жила уже по привычке, и только Драко видел, что движения её стали обреченными, а взгляд — совсем пустым и таким же беспросветным как октябрьское небо над особняком. Она бродила по пустым комнатам точно призрак, не издавая ни звука и все больше теряясь на фоне мрачных стен.
Драко пугало то, что происходит с матерью, но, сколько бы он не пытался поговорить с ней по душам, она лишь слабо отмахивалась и снова уходила в свою спальню. Вместе с ней все темнее и унылее становились стены мэнора, и Драко всё больше хотелось убежать прочь отсюда. Но оставить Нарциссу в таком состоянии он не мог, а она сама отказалась покидать особняк. Как будто муж мог вернуться и не застать её. Как будто её бесшумные ночные слезы были предназначены только для этого места. Как будто что-то могло измениться само собой.
О чем она думала бессонными ночами? Почему никак не хотела забыть всё как страшный сон? Драко терялся в догадках, но не получал никаких ответов на свои вопросы. Он видел, как и сам увядает вместе с домом и матерью, и с этим нужно было что-то делать. Но что он мог, кроме как много раз пытаться добиться хотя бы слова от матери? Пытаться и не добиваться.
Бесконечно долго тянулась сырая и хмурая осень, а над мэнором, казалось, уже несколько месяцев были непроглядные серые тучи. Словно только в этом месте разом стерли всю голубизну неба. Несколько раз побывав в Лондоне, Драко заметил, что над городом туч почти нет, а порой и вовсе сияет солнце. Однако даже засияй оно над их домом, это не смогло бы вернуть вдове Малфой улыбку, а её сыну подарить долгожданную свободу.
Бесконечно долго тянулась сырая и хмурая осень, пока однажды Драко Малфой во время очередного выезда в Лондон не встретил Асторию Гринграсс.
* * *
Она вовсе не считала себя обязанной докладывать о каждом своем шаге. Ни отцу, ни матери, ни прочим обитателям дома, хоть они и требовали этого. Даже в свои девятнадцать, Астория все еще находилась под строгим присмотром семьи, гулять могла только в сопровождении взрослых, а на балах и приемах обязана была сидеть рядом с матерью. Такая жизнь очень быстро надоела молодой девушке. В стенах дома было невыносимо тесно и одиноко, даже не смотря на то, что вокруг нее все время вились многочисленные кузины и дочери подруг матери. И Астория с каждым днём все больше хотела убежать. Пусть недалеко, но хотя бы просто выйти на улицу одной и пойти туда, куда хотелось только ей.
Астория никогда не казалась особо ветреной, всегда вежливая, отлично окончившая школу, она была гордостью семьи и самой завидной невестой любому чистокровному волшебнику. Но к несчастью, все женихи, к которым супруги Гринграссы то и дело наведывались, оказывались их дочери совершенно не интересны. Замуж Астория не хотела, а на вопрос почему, отвечала с поистине пугающей твердостью: «Я хочу быть свободной». Родители списывали это на подростковые капризы долгое время. До тех пор, пока Астория не сбежала.
Случилось это ранним субботним утром. Домовый эльф, как обычно, зашел в спальню хозяйки, чтобы сообщить, что завтрак готов. Но хозяйки в комнате не оказалось. Обеспокоенный эльф бросился к старшим. В поисках участвовала вся семья, но довольно скоро стало понятно, что в доме юной мисс Гринграсс нет.
* * *
Драко плохо помнил Асторию в школьные годы. В то время, когда ему стоило обращать внимание на девушек, он был занят заданием Темного Лорда. И пора школьной влюбленности прошла мимо него. Однако столкнувшись с ней совершенно случайно в Косом переулке, Драко почему-то сразу узнал кто перед ним. Хотя меньше всего она сейчас напоминала ту молодую аристократичную Гринграсс, которой являлась. Длинные золотистые волосы беспорядочными волнами лежали на плечах, и девушка то и дело убирала непослушные пряди за ухо. Одета она была тоже совсем не так, как обычно одеваются леди из богатых семей, казалось, что она нарочно выбрала самый простой наряд в своем гардеробе, который впрочем, не делал её менее привлекательной.
Несколько секунд девушка, улыбаясь, смотрела на молодого Малфоя, практически обжигая его своим живым и ясным голубоглазым взором, а затем спросила:
— Что-то народу сегодня много на улице, не находишь?
Никаких манер, никакого вежливого приветствия. Мисс Гринграсс все больше поражала Драко.
— Да, много, — он не сразу нашелся с ответом, и, решив все-таки преподать ей урок хорошего тона, продолжил: — Между прочим, добрый день, мисс Гринграсс.
Астория удивленно моргнула, точно он сказал что-то поразительное, а затем звонко рассмеялась. У Драко от этого смеха словно внутри все перевернулось. Она смеялась так живо, что позабывший о том, что такое улыбка, Малфой даже отступил на шаг назад. Но девушка вмиг стала серьезной.
— Добрый день, мистер Малфой, — голос стал холодным, а взгляд — высокомерным, будто Драко оскорбил её. — Я надеялась, что хотя бы бывший однокурсник не станет читать мне морали по поводу манер.
— Ничего, Малфои ведь всегда уделяли этой чепухе много внимания… Слишком много… — задумчиво проговорила она, а затем вновь обожгла Драко ярким взглядом: — Что ты делаешь в Лондоне?
— Нужно было уладить кое-какие дела, но сейчас я возвращаюсь в Малфой-мэнор.
— Уже возвращаешься… — в голосе было немного разочарования.
— Да.
Как бы Драко не желал остаться и хотя бы поговорить с бывшей однокурсницей, он должен был вернуться домой. Нарциссе нельзя оставаться одной надолго.
Астория печально посмотрела не небо, а потом вновь на Драко.
— Жаль, я хотела бы погулять с тобой.
— Уверен, что ты можешь пойти гулять с кем угодно, кроме меня.
— Не могу, — отрезала мисс Гринграсс. — Я сбежала из дома и возвращаться не намерена.
Драко с нескрываемым удивлением взглянул на девушку, а она только отвернулась.
— Я знаю, что ты думаешь, — после некоторой паузы сказала она. — Что я просто капризная дочка, которой надоела её семья, и что я нагуляюсь и вернусь домой. Но это не так. Я хочу быть свободной.
— Ты и так свободна.
— Пока еще нет…
* * *
Появление Астории в особняке было подобно лучу света. Стены перестали казаться такими мрачными, а тучи такими серыми. Хотя Драко продолжал жалеть о том, что пригласил молодую девушку, оставлять её ночевать на улице, как она того хотела, было не по-мужски.
Радовало только то, что её нисколько не восхищали ни размеры мэнора, ни дорогая мебель, ни серебряные сервизы. Астория привыкла принимать это как должное — слишком часто она бывала в подобных домах. Напротив, интересовали её — оставленная на столе книга, которую Драко читал перед тем как отправится в Лондон, причудливые узоры на тяжелых портьерах и вид из окон гостиной. Она удивлялась, как ребенок, а Драко не понимал, что с ней происходит.
Новость о том, что в доме гостья, не обрадовала Нарциссу. Она повернулась к сыну и только взглянула на него беспомощным пустым взглядом, словно умоляя, чтобы он сейчас же прогнал из её спасительной крепости юную Гринграсс. Драко понял это без всяких слов. И ответил, что не выгонит девушку на ночь глядя. Нарцисса только глубоко вздохнула и снова вернулась к занавешенному окну.
Когда он спустился в гостиную, Астория сидела на ковре перед зажженным камином и заворожено смотрела на огонь. Драко подошел к ней, и из вежливости спросил, не нужно ли ей что-нибудь. Она отрицательно мотнула головой.
* * *
На следующий день в «Пророке» на первой полосе появилась колдография Астории во всей красе и объявление о пропаже.
— О тебе очень беспокоятся, — заметил Драко, глядя, как девушка изучает газету.
— Ничего страшного, их не беспокоило то, что я хочу свободы. Пусть теперь помучаются.
Такие простые и одновременно жестокие слова из уст столь молодой девушки Драко слышал впервые. И ему стало не по себе. Что, если бы он сбежал? Стала бы мать его искать, или только еще глубже ушла бы в свои мысли?
— А тебе никогда не хотелось уйти? — спросила вдруг Астория.
Драко помедлил с ответом. Попросту потому, что не знал, что ответить. Ответить правду — признаться самому себе в том, что он действительно хочет сбежать. А соврать — значит соврать и себе.
— Хотелось… иногда. Наверное.
— А почему не уйдешь?
— Моя мать сейчас нуждается в том, чтобы кто-то был рядом.
— А разве это должен быть обязательно ты?
В самом деле. Почему из-за того, что Нарцисса никак не может забыть Люциуса, Драко должен быть заперт в четырех стенах?
— Я не знаю, — честно признался Драко.
— Тогда, может, стоит это проверить?..
* * *
Нарцисса видела, как Гринграсс смотрит на мир, слышала её смех. И ей казалось, что она видит призрак прошлого. Себя саму в девятнадцать лет. А на месте сына ¬— молодого Люциуса, на которого Драко был похож не только внешне. Узнай он о том, что похож на отца даже своими поступками, он, наверное, очень разозлился бы, ведь всю жизнь пытался быть собой. Но Нарцисса знала, что Люциус был именно таким когда-то, и потому возможно судьба свела их вместе.
Остаться одной после того, как казалось, что все беды закончились и теперь всё будет хорошо, было невыносимо больно. Но Нарцисса не могла оправдать свою печаль только одной смертью мужа. Теперь еще и одиночество стало грозить ей изо всех углов мэнора. Драко заходил все реже, а звонкий смех Астории звучал всё чаще. Смех, который разрывал сердце вдовы Малфой на части.
И она не удивилась, когда однажды, Драко пришел к ней без особой причины и долго стоял, не зная, как начать разговор. Она поняла все по его взгляду.
— Я ухожу.
На лице сына Нарцисса не увидела ни сожаления, ни печали, как, впрочем, и радости. Словно он выбрал что-то еще более невыносимое, чем коротать дни в пустом особняке.
Что она могла ответить? Ведь нельзя насильно держать его здесь, он все рано уйдет. Рано или поздно. Её волновало совсем не то, что он уходит, а то, с кем он уходит.
— Это из-за неё? — Нарцисса не узнала собственного голоса, так давно не произносила ни слова.
— Нет, — твердо ответил Драко. — Она вернулась домой. Свобода оказалась ей не нужна.
Vova
