TONIGHT

I tried to be somebody else

But I'm just myself

Трость Люциуса с грохотом падает на пол. Выбросить бы её к мордредовой матери, чтобы Нарцисса не косилась на неё недоверчиво, словно ожидая, что отец вдруг вернётся оттуда, откуда не возвращаются. Выбросить бы эту чёртову трость вместе с её серебряным набалдашником, чтобы змеиная голова не следила за ним из угла глазами-бусинками. Такими же, как на метке.

Метка — бледная, и уже почти не портит предплечье.

Драко, срывая с лица бархатную маску, усыпанную серебристыми блёстками, в изнеможении падает на диван и закрывает глаза. Длинные ресницы подрагивают в тусклом свете свечей, лоб — в мелких бисеринках выступившего пота. Малфой прячет лицо в ладони, но тут же резким движением убирает руки. С отвращением стаскивая перчатки, он думает только о том, что отдал бы всё на свете за то, что у магглов называется амнезией.

I tried to be a superstar -

I failed

Вот только память никогда его не подводит. Самомнение, привычные ценности, навязанные воспитанием идеалы, так называемая дружба сокурсников, собственные мечты и желания — всё это предаёт юного Лорда Малфоя по тысячи раз на дню, но только не память.

Память, которую он с удовольствием отдал бы дементорам на растерзание.

Память, которая, кажется, прогнала бы и сотню дементоров сразу.

Она услужливо подсовывает слизеринцу картинки, каждую из которых он хотел бы забыть абсолютно любой ценой. Слизеринец согласен преподавать в Хогвартсе Травологию. Слизеринец согласен дружить с Роном Уизли и даже, если нужно, жениться на грязногровке. Слизеринец согласен отдать Малфой-мэнор вместе с конюшней, антикварной мебелью и армией домовых эльфов, если хоть что-то из этого поможет ему хоть на минуту не помнить.

Но — не поможет.

Драко знает это едва ли не лучше, чем свою родословную, и поэтому стянутые перчатки летят в тот же угол, где лежит на полу изящная трость старшего Малфоя, на исходе Последней войны отчего-то решившего, что только Азкабан сможет отпустить ему все грехи. И сын с удовольствием поменялся бы местами с отцом, потому что даже муки совести в душной безрадостной камере кажутся отчаявшемуся юноше привлекательнее, чем ежедневная пытка воспоминаниями.

I'm not the idol that you see,

I'm an ordinary guy

Проклиная Министерство на чём свет стоит, Малфой жестом вызывает домовика и получает вожделенный стакан огневиски. Он выпивает его залпом, даже не успевая почувствовать обжигающий вкус, и снова наполняет стакан из бутылки, услужливо протянутой эльфом. Вторая порция исчезает так же быстро, как первая. С третьей Драко немного медлит.

Он снимает расшитый камзол, оставшись в батистовой белой рубашке.

Он только что вернулся с маскарада по случаю Хэллоуина, и это мероприятие было бы правильнее назвать маскарадом по случаю личного Армагеддона Драко Малфоя. Аристократ не разбирается в религиозной тематике, но несколько слов когда-то запомнились.

После четвёртого огневиски блондин позволяет памяти одержать над ним верх, и жизнь тут же становится окончательно и бесповоротно невыносимой. Потому что в каждом закоулке сознания вырастает одна и та же фигура. Его наваждение.

Персональный всадник, мать его, Апокалипсиса.

Сегодня он был в самой обычной, совсем не праздничной мантии и чёрной маске, которая всё равно не скрывала личность своего обладателя. С тем же успехом он мог просто написать себе на лбу «Я — Гарри Поттер!», хотя у него на лбу и так именно это и было написано.

Малфой сдавленно стонет сквозь зубы, вспоминая, как зигзагообразный шрам плавился под губами.

Малфой прикусывает тыльную сторону ладони, чтобы не разбудить Нарциссу дикими криками.

Малфой вспоминает, как Поттер, отмахиваясь от надоедливых журналистов, раз за разом повторяет им что-то о том, что на самом деле он — никакой не герой, а всего лишь самый обычный парень и никогда не хотел этой славы. С горящими глазами он пытается втолковать это корреспонденту «Пророка», левой рукой обнимая Уизлетту за талию.

I'm not the one you think -

I'm someone else

Существует только одно средство, способное ненадолго избавить от этих воспоминаний, и Малфой, в стельку пьяный, добросовестно пытается уснуть, с ногами умостившись на всё том же диванчике. Прямо в гостиной, где и вывалился из камина, возвращаясь с этого дурацкого маскарада.

Безукоризненно уложенные пару часов назад волосы теперь разлохмачены сильней, чем у Поттера, белоснежная рубашка измята и пахнет отчаянием. Драко закрывает глаза, искренне веря в то, что если не признается себе в этой больной ненормальной любви, то будет спасён. От себя же.

Нарцисса на втором этаже Малфой-мэнора плачет в подушку, потому что знает — на самообмане далеко не уедешь. Метка — бледная, и уже почти не портит предплечье. Тоска по Люциусу колючим клубком свернулась под сердцем, но мать, в отличие от наследника рода, предпочитает ВСЁ помнить.

Come and hold me tight

I would kill for your love

Сон не идёт, и Драко вертится на неудобном диване.

Все мысли Малфоя — за пределами родового поместья, где-то в двенадцатом доме на площади Гриммо, там в одной из верхних спален под Поттером, наверняка, стонет и задыхается мелкая Уизли.

Слизеринец рычит — и ненавидит себя за своё бешенство.

Дети войны, они ничего друг другу не обещали. Ни разу. И все эти встречи внутри Выручай-комнаты, встречи с выгнутыми спинами и судорожными поцелуями, с крадеными — и неумелыми — ласками, которые, как теперь оказалось, через кожу сумели добраться до сердца, все эти встречи не имеют значения. Как и сегодняшний искрящийся взгляд Золотого гриффиндорского мальчика. Как и сердце слизеринского принца, внезапно застучавшее где-то под горлом. Как и слова, без которых пришлось обойтись, потому что вместо слов были руки и губы.

Всё это не имеет значения просто потому, что Драко Малфой сейчас в одиночестве кусает собственную ладошку, а Гарри Поттер засыпает в обнимку со своей Джинни Уизли.

Так было всегда. Так будет всегда.

И никого, чёрт возьми, не волнует, как сильно блондину хотелось бы, чтобы всё сейчас было иначе.

I thought if I were just pretend

Denied who I really am

Проходит бесконечное количество боли прежде, чем Драко проваливается в сон. Он знает, что ни в кошмарах, ни в грёзах никогда — совершенно точно! — не будет героя Британии, и поэтому хотел бы навсегда в них остаться. Вместе с тем, в глубине души он ненавидит это отсутствие Поттера в своих снах.

Малфой не помнит, что забыл отключить каминную сеть.

Малфой не слышит, как из камина вываливается его лохматое сумасшествие.

Поттер садится на край дивана, думая, что, может, это и к лучшему. Может, и хорошо, что слизеринец спит. Ведь это значит, что не будет холодного сероглазого равнодушия и ледяной бессердечной ухмылки. И язвительных слов тоже не будет.

Не будет Малфоя — будет Драко.

Таким, каким Гарри его помнит и никогда не забудет.

I realized I'm loosing touch

I have to find my way back home — to you

— Привет. Я так тебя люблю, — грустно говорит Поттер, проводя пальцами по платиновым волосам.

Драко улыбается и, не просыпаясь, хватает брюнета за руку.

Впервые за долгие годы в эту ночь ему что-то снится, и Малфой рад этим снам. Потому что знает — пробуждение будет не хуже.