Бессердечный

Твои черные глаза приучены атаковать.

Где мы лежим с тобой наедине.

Cinema Bizarre. «Love Songs».

Авторский худ. перевод.

(Обязательные неточности и полное перевирание текста)

Вопреки всеобщему ожиданию, стоит жара. Воздух плавится от зноя, редкие ученики решаются провести последние школьные дни на лужайке перед школой. Озерная гладь то и дело покрывается мелкой рябью: волнуется кальмар. Бывшие семикурсники в большинстве своем прячутся по гостиным или комнатам, старательно зализывая раны и в сотый раз выплакиваясь в подушку или жилетку друга. Я откровенно скучаю.

Нет ничего настоящего в их отчаянном самобичевании, в их желание вернуться на два или три дня назад, чтобы защитить погибших, предотвратить их смерть. Зачем? Я не понимаю. Поседевшая в одну ночь Молли и вечно заплаканный Криви не вызывают у меня ничего кроме жалости. Хотя, кажется, сегодня больше всех плакать и седеть должен я. Его похороны состоятся ровно через час.

Я пихаю носком ботинка мелкие прибрежные камушки. Они с характерным звуком отлетают в воду, забрызгивая мокрыми каплями мои отглаженные брюки. Мне плевать. Солнце светит нещадно, выжигая меня изнутри. Эмоции превращаются в пепельно-серый пар и медленно растворяются в голубом небе. Я щурюсь. На небе ни облачка. После битвы дождь так и не пошел. Нечему было смыть кровь с сухой земли и скрыть блестящие дорожки слез на девичьих щеках. Воздух пропитан сухостью и каким-то ядовитым испарением, горьковатым и неприятным, насильно пробирающимся в легкие и раздирающим их на лоскуты. Неприятно.

Я подхожу к мраморному надгробию и пустой, уже подготовленной могиле. Я знаю, что никто не придет на эти похороны. Никто не верит в невиновность Снейпа. Никто просто не хочет верить. Я касаюсь мрамора осторожно и почти невесомо, удивляясь про себя его холодности даже в такой жаркий день. Сажусь на корточки перед вырытой могилой и понимаю, что хочу поменяться с Северусом местами. Но мне не дадут. Так и сижу оставшийся час на жаре, ткнувшись лбом в могильную плиту. От раздумий меня отвлекает какой-то шум.

Поднимаю голову и застываю, отрешенно смотря на маленький отряд эльфов, несущих длинный черный гроб. Даже с такого расстояния я в состоянии рассмотреть худое безжизненное тело в черном сюртуке и белоснежной рубашке. Скелетообразные пальцы сцеплены в замок и покоятся на груди, словно Снейп прилег отдохнуть на пару минут. Я встаю, отряхивая колени, и стараюсь не смотреть в сторону гроба. К могиле медленно начинает стекаться народ.

Я прикрываю глаза.

— Мистер Поттер, зайдите ко мне, — сказала лань и рассыпалась синими искрами.

— Что ему надо? — проворчал Рон, ставя мне шах. — Аж Патронуса прислал. Или совы теперь его тоже боятся?

Я закрыл короля пешкой и нахмурился. Идти к Снейпу не хотелось. После того как он убил на моих глазах Дамблдора, что-то в глубине моей души оборвалось.

— Я все-таки схожу к нему, — вздохнул я, поднимаясь.

— Ладно. Будь осторожен. И помни… — Рон посмотрел на меня исподлобья, и мы, наведя на себя грозный вид, закончили фразу хором:

— Постоянная бдительность!

— Помню я, помню, — широко улыбнулся я, не испытывая разочарования даже тогда, когда белый ферзь пронзил кинжалом сердце моего черного короля. — Если не вернусь, вызывай авроров. Или Гермиону.

— Я думаю, сначала все-таки Гермиону, — покачал головой рыжий, снова расставляя шахматы.

— Как знаешь. Главное, чтобы мой труп был еще теплым. А там разберетесь.

— Ладно-ладно, иди уже, балабол. Снейп, наверное, рвет и мечет.

Я вздохнул и, махнув другу рукой, скрылся за портретом.

Темные коридоры еще больше нагнетали мрачную атмосферу. Я поежился. Ужин закончился полчаса назад, а Хогвартс как будто вымер. Снейп в директорах хуже, чем дементоры в охранниках школы. С одной стороны полезно, но с другой — страшновато. Правда, пользу Снейп принес только префектам. Дисциплина в школе стала идеальнее, чем была при Амбридж. Что, впрочем, не мешало даже лояльной Грейнджер всем сердцем ненавидеть бывшего декана Слизерина.

Я остановился перед горгульей в ожидании. Дорогой профессор Снейп не соизволил дать мне пароль, что было не удивительно. Но горгулья, скосив на меня глаз, отъехала в сторону почти сразу. Странно.

Широкими шагами поднявшись по лестнице, я глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду, и толкнул тяжелую дверь. И тут же позабыл все свои страхи, стоило мне увидеть черноволосого мужчину, сидящего в директорском кресле. Осталась только холодная ненависть. А ведь учебный год начался всего лишь три дня назад.

— Здравствуйте, — поздоровался я, и без приглашения плюхнулся в кресло напротив директорского стола. — Вы хотели меня видеть?

— «Здравствуйте, сэр», — машинально поправил меня Снейп, даже не подняв головы. — Мистер Поттер, Вы когда-нибудь научитесь вести себя прилично и соблюдать хотя бы минимум норм этикета?

— Все в этом мире возможно, — пожал я плечами. Но, заметив недобрую искру во взгляде черных глаз, ехидно добавил. — Сэр.

Зельевар сжал губы в тонкую ниточку и сощурился. Я, совершенно не скрывая своего отношения как к нему, так и ко всей ситуации в целом, вальяжно развалился в кресле и теперь осматривал кабинет. За лето здесь ничего не изменилось, кроме дополнительного невысокого шкафа с зельями да портрета мирно посапывающего Дамблдора. Я прикрыл глаза, отгоняя навязчивые воспоминания и еле справляясь с болью, всплывающей в сердце каждый раз. Что-то заставило меня насторожиться, и я в удивлении распахнул глаза. Кто-то пытается вторгнуться в мой разум, мелькнула мысль. Я хотел было отогнать ее, как вдруг почувствовал легкое покалывание в висках. «Снейп»,— не осталось у меня сомнений. Кивнув мысленно самому себе, я сосредоточился и поставил средненький блок, который, впрочем, тут же заставил профессора усмехнуться.

— Ну, хоть чему-то Вы научились, мистер Поттер.

— Спасибо за комплимент, сэр, — скривился я в подобии улыбки.

Еще пару минут мы сражались на взглядах. Казалось, воздух сыплется искрами и отчетливо слышится звон стали о сталь. Черные зрачки снейповских глаз были настолько сужены, что я с изумлением отметил цвет радужки. Светло-карий, с легким темным бардом у края и возле зрачка. Отвлекшись на заманчивый узор, я забыл зачем пришел.

— …Поттер?

— Да, сэр?

— Вы пытаетесь заавадить меня глазами?

— Нет, сэр, — разве что чуть-чуть.

— Это хорошо, потому что, спешу Вас разочаровать, эти попытки тщетны.

— Хотите сказать, Вы — Мужчина-Который-Выживет?

— Мистер Поттер, прекратите паясничать, — как-то устало и обреченно выдохнул зельевар.

Я недоуменно моргнул.

— Что, простите, сэр?

— Ничего, мистер Поттер. Может, Вы прекратите свои безуспешные попытки сформировать Ваши редкие мысли в человеческую речь и дадите мне слово? — он сцепил руки в замок, поставив локти на стол, и впился в меня взглядом.

Какое слово? Империо или Круцио? Ставлю десять галеонов на Аваду. Я мысленно усмехнулся.

— Я благодарен Вам, что Вы последовали-таки моему совету, но, может быть, все же кивнете, если согласны?

Я снова моргнул. Пялиться на него вошло у меня в привычку, что ли?

— Почему же. Послушать Вас мне не сложно. Но верить Вам или нет, это лишь моя привилегия, сэр. Зачем Вы меня вызвали? — дерзко. Я как будто бы выпил эликсир Удачи. Или просто напросто забыл, что разговариваю с Пожирателем Смерти. Мало того, носящим фамилию Снейп.

— Привилегия, — скривился он. — Мистер Поттер, у Вас нет никаких привилегий. Впрочем, я поступлю более-менее разумно. Вам же не впервой рыться в чужих воспоминаниях…

Я возмутился:

— Да Вы… Да так Вам и надо! — или попытался.

— Как всегда красноречивы, — покачал головой Снейп, вставая и пропуская мою неумелую шпильку мимо ушей.

Я лишь поджал губы. Поведение директора мне не нравилось. Мне вообще он не нравился. Я до боли сжал подлокотники кресла, следя за перемещениями Снейпа по кабинету. Дамблдор на своем портрете все еще спал. Захотелось подойти и потрясти портрет со всей дури, при этом крича: «Вы же гениальный волшебник! Один из сильнейших! Вас не могла убить какая-то Авада! Профессор Дамблдор! Профессор!!». От размышлений меня отвлек грохот отъезжающей каменной кладки. Я уставился на сгорбленную спину Снейпа. Тот стоял, наклонившись над чем-то, и что-то бормотал.

— Поттер, — наконец обратился он ко мне. — Подойдите.

Я нехотя поднялся и, сжав в руке палочку, подошел к нему. То, что я увидел, мягко говоря, удивило меня.

— Думосбор? Зачем?

— Чтобы Вы мне поверили. Ну же, Поттер, не тяните. Там воспоминаний на минуту, клянусь, я ничего Вам не сделаю.

Я презрительно скривился, но любопытство было сильнее меня. Взвесив все за и против, я решил, что вполне могу довериться Снейпу. «По крайней мере, Рон предупредит Авроров, если что»,— мелькнула совершенно идиотская мысль. Глубоко вздохнув который раз за день, я наклонился над серебряной жидкостью. Рывка я почти не почувствовал.

Я вынырнул из воспоминаний резко, почти убегая от противоречивых эмоций, скребущихся на душе. Снейп сидел в директорском кресле, смотря на переплетенные пальцы, и о чем-то напряженно думал. Я оглядел профиль зельевара и прикрыл глаза. Так вот что происходило с ним все эти годы. Он защищал меня, глупого мальчишку. А потом убил Дамблдора, потому что тот его попросил. Древний старикан. Какого черта ему понадобилось убивать себя?!

— Профессор Снейп, — справиться с голосом оказалось труднее, чем с эмоциями. Он то срывался на фальцет, то выдавал фразы хрипами. — Я… Я хотел бы извиниться.

— Хотите, Поттер.

— Профессор, мне, правда, очень жаль, — я прокашлялся.

— Мистер Поттер, мне не нужна Ваша жалость, мне не нужно Ваше уважение, мне вообще ничего от Вас не нужно. Я был вынужден показать вам эти воспоминания, чтобы Вы мне поверили. Вы поверили?

— Да, профессор.

— Значит, я могу спокойно работать дальше, не боясь, что Вы вонзите мне нож в спину. О Мерлин, сделайте лицо попроще, я знаю, как был Вам неприятен! И остаюсь до сих пор, я прав? У меня всего один вопрос, и Вы можете идти: сколько хоркруксов Вы с профессором Дамблдором успели уничтожить?

Я замер, не в силах вымолвить и слова. Стало быть, Дамблдор посвящал его во все дела Ордена? Но он же Пожиратель! Я сам видел метку. Мой взгляд метнулся к портрету. Альбус, видимо, только что-то проснулся, поэтому, приподняв очки, протирал глаза. Затем он потянулся, зевнул и посмотрел на меня с нескрываемым интересом. Я перевел взгляд на Снейпа. Он все так же избегал смотреть мне в глаза, теперь перекладывая бумаги из одной стопки в другую. Я заметил легкую испарину у него на виске и мысленно удивился. А я-то думал, что он вообще ничего не может чувствовать. Разум кричал, что говорить правду будет опрометчиво и вообще дико вот так сразу довериться тому, кого ненавидел более шести лет.

— Два. Кольцо. И еще дневник, который я уничтожил на втором курсе, — готов поклясться, внутреннее чутье довольно замурлыкало.

— Значит, осталось еще пять… — пробормотал Снейп, наконец, поднимая на меня глаза. — Можете идти, Поттер. Зайдите ко мне завтра в это же время. Да, и захватите с собой Уизли и Грейнджер.

— Это насчет хоркруксов?

— Да. Все, Поттер, можете идти.

Я прошел до двери и внезапно остановился. Вопрос сам сорвался с языка, даже не успев сформироваться в мысль:

— Вы действительно так сильно любите мою маму?

— Поттер, — я вздрогнул. Неприкрытая ярость в голосе окатила меня жаркой волной.

Я поспешил ретироваться, ругая себя на чем свет стоит за длинный язык и отсутствие инстинкта самосохранения.

Гермиона в третий раз разгладила несуществующие складки на юбке и сжала губы в тонкую ниточку. Вылитая МакГонагалл.

— Вот карта поместья Мраксов, — Снейп положил на стол ветхий шуршащий пергамент.

— Спасибо, профессор Снейп, — снова ответила за всех Гермиона, я лишь закатил глаза и просто промолчал.

Рон сидел, как в воду опущенный. В общем, атмосфера в кабинете была угнетающей.

— Сразу же после того, как вы завладеете медальоном, возвращайтесь. Немедленно.

Я нетерпеливо пробарабанил пальцами по подлокотнику незамысловатую мелодию.

— А что если появятся непредвиденные обстоятельства?

— Десять баллов с Гриффиндора за препирательство с профессором, — спокойно отозвался Снейп, скрестив руки на груди. — Все обстоятельства мною предвидены.

Я хмыкнул. И что такого я сказал? Между прочим, злить его вошло у меня в привычку. Странно, но я полюбил эту глубокую складку между его бровями и блеск возмущения в карих глазах. Да, они у него карие. Светлые и теплые, как горячий шоколад.

— Отправляйтесь через камин.

* * *

— Я устал, — недовольно буркнул Рон, растягиваясь на диване во весь рост.

Я устроился на полу у камина, а Гермиона села в мягкое красное кресло неподалеку. Часы пробили двенадцать. Мы только что вернулись с задания. В принципе, найти хоркрукс было не сложно. Сложнее оказалось пережить перепалку Гермионы со Снейпом, который запретил нам присутствовать при уничтожении медальона.

— Мне вообще кажется, что он собирается использовать нас, чтобы собрать все оставшиеся хоркрусы, не марая рук. А потом просто отправит их Волдеморту посылкой, для того чтобы тот получше их перепрятал, — мрачно изрекла Гермиона, накручивая каштановую прядь на палец.

— Я с тобой полностью согласен, — Рон протянул руку к потолку и теперь рассматривал свою огромную пятерню. — Заодно убьет двух зайцев. Загоняет нас до смерти и вотрется в доверие к Волдеморту.

В моей душе внезапно шевельнулся протест. Я с легкостью подавил его, но следующая фраза буквально на крючок поймала мое самообладание и с силой развязала мне язык.

— Он просто черствый ублюдок.

— Как вы можете так о нем говорить? Он же помогает нам, — начал я и тут же осекся, заметя недобрый взгляд водянисто-голубых глаз.

— Какого черта ты его защищаешь, Гарри? Он доставал нас с первого курса на протяжении шести лет, и сейчас продолжает раздражать, только более умело и тонко. Он Пожиратель и служит Волдеморту. В конце концов, он убил Дамблдора. И вообще. Он Снейп. Северус Тобиас Снейп просто не может быть чьим-либо другом. Ты же сам нам рассказывал о его детстве! Нелюдимый, уродливый сухарь. Сомневаюсь, что он вообще может чувствовать что-либо кроме злорадства, — Уизли приподнялся на локтях. Я упрямо прищурился.

— Он защищал меня все эти годы, Рон. И работал на Дамблдора в качестве шпиона. Директор сам попросил Снейпа убить его. К тому же, он не издевается. Просто по-другому не умеет, — я вздохнул и отвел взгляд. — Он был лучшим другом моей мамы.

— Пока не назвал ее грязнокровкой, — резонно парировал рыжий.

Я замолк, а Рон вернулся в свое исходное расслабленное положение. Мы помолчали.

— Гарри, а все-таки, почему ты его защищаешь? — подала голос Гермиона.

Я пожал плечами, уставившись на красные языки каминного пламени.

— Если бы я знал это сам… — что было вполне правдиво.

В моей душе творилось черте-что. Я внезапно воспылал какой-то острой благодарностью к сальноволосому профессору. Он вызывал меня через день: я проводил в директорском кабинете больше времени, чем при Дамблдоре. Мы строили планы, рисовали карты, согласовывали время. Моя детская мечта стать аврором вдруг стала яркой реальностью. Готовить вместе со Снейпом рейды было сущее удовольствие. Я стал присматриваться к нему и замечать, какая радость мелькает в его глазах, когда мы возвращаемся с хоркруксом, какое раздражение и беспокойство, когда кто-либо из нас ранен. И какое вселенское разочарование льется из его карих глаз, когда мы возвращаемся с пустыми руками.

Я сглотнул и закрыл глаза. Я много чего чувствовал к профессору. Ненависть, но уже не из-за его поведения, а из-за молчания и сокрытия его настоящих мотивов и чувств. Глубокое уважение к нему, как к балансирующему на тонкой нитке профессионалу. И что-то еще… Какой-то непонятный мне оттенок эмоций, который скручивался в жгут у меня в животе каждый раз, когда я замечал взгляд Снейпа, обращенный в пустоту. Его зрачки полностью скрывали радужку, а в уголке потрескавшихся губ таилась грустная улыбка. И мне не хотелось видеть это выражение его лица. Во мне просыпалась ярость, нервозность, раздражение. Я не должен видеть его таким! Только не так. Только не с таким взглядом, обращенным в пустоту. Так он должен смотреть только на…

— Да он просто сволочь. Бессердечная сволочь, — Рон смачно зевнул, поднялся с дивана и хлопнул меня по плечу. — Пошли, поздно уже. Сладких снов, Гермиона.

— Сладких, — девушка поднялась с кресла и направилась к лестнице.

Я проводил ее туманным взглядом и тоже встал. Определенно надо выспаться.

* * *

Я, наконец, нашел способ, как пробраться в чужое хранилище в банке. Вчерашний вечер, проведенный в библиотеке, принес довольно неплохой урожай, и я спешил сообщить об этом Снейпу. В груди радостно щемило, а на губах играла лукавая улыбка. Я рывком распахнул дубовую дверь, которая жалобно скрипнула, и ворвался в директорский кабинет:

— Профессор Снейп!

— Поттер, — констатировал Снейп, откидываясь на спинку кресла и устало потирая переносицу. — А я уж надеялся сегодня закончить пораньше.

— Закончите пораньше завтра, — хмыкнул я, плюхаясь в свое любимое кресло напротив стола. — Я нашел способ!

— Меня убить? — меланхолично заломил бровь зельевар.

— Для этого достаточно и Авады, — отмахнулся я. — Я знаю, как проникнуть в банк незамеченным!

Северус мгновенно сел ровно, в глазах появился интерес:

— Мистер Поттер, неужели Вы посетили библиотеку впервые за шесть лет обучения? Я восхищен и поражен.

— А парочку баллов Гриффиндору? — я насмешливо прищурился, привычно пропустив сарказм мимо ушей.

— Могу снять баллы за вымогательство, — так же насмешливо сощурился Снейп.

Я рассмеялся и изложил ему свой план. Он согласно кивал и что-то коротко записывал на пергаменте.

— Хорошо. Я разузнаю, — он прикусил кончик пера и задумался. — А Вы, Поттер, можете еще один вечер посвятить чтению.

— Угум.

Минута прошла в молчании, пока я решался.

— Профессор.

— Вы еще здесь, Поттер?

— Профессор… Вы можете называть меня Гарри.

Снейп застыл, как изваяние, а потом медленно поднял на меня свои черные глаза.

— Мистер Поттер…

— Гарри, сэр.

Снейп раздраженно зыркнул на меня, но я даже не стушевался:

— Гарри, — повторил я упрямо.

— Поттер… Хорошо, Гарри, не соизволите ли Вы освободить мой кабинет?

— Да, конечно, — я улыбнулся и встал. — До завтра, профессор Снейп.

— Гарри, — его голос остановил меня у самой двери. — В неформальной обстановке можешь… Ты тоже можешь называть меня по имени.

— Хорошо, Северус.

Имя бабочкой слетело с языка, и я от удовольствия закусил губу. Северус. Северус. Се-ве-рус. Здорово. Я обернулся, чтобы увидеть реакцию директора, но увидел лишь его спину.

— Спокойной ночи, Гарри.

Я подавил разочарованный вздох:

— Спокойной ночи, Северус.

* * *

— Кажется, я люблю его, — выдохнул я, сраженный неожиданной мыслью.

Гермиона нахмурилась.

— Что?

— Я его люблю, — твердо произнес я, сжимая руки в кулаки для пущей убедительности.

Я сам не заметил, как влюбился. В его сарказм. Горбинку на носу. Черные смоляные волосы и карие глаза. Тонкие запястья с сильными и мозолистыми ладонями. В черные мантии, легкий горьковатый запах трав. Насмешливую полуулыбку. Я влюбился в него тонко, почти проникнув в его образ всем своим существом. Я почти слился с ним воедино. И только тогда осознал, что попал.

Гермиона отложила книгу в сторону.

— Гарри, ты уверен? Вот так внезапно?

— Да, я уверен.

— Ты хоть помнишь, кто он такой?

Теперь пришла очередь хмуриться мне:

— Вы относитесь к нему предвзято. Он помогает нам.

— И опускает ниже плинтуса.

— Гермиона, ты не права! Он… Он… чуткий. И ехидничает он просто по привычке!

— Он бездушный, Гарри.

Я поджал губы, схватил книгу и вышел из библиотеки, не оглядываясь. Мне не понравились слова Грейнджер. И я должен переубедить ее любым способом. Или хотя бы опровергнуть это для себя… Да. Для себя.

Я решил отправиться за чашей один. Северус проинструктировал меня и открыл мне камин. Я неторопливо подошел к пылающему очагу.

Вдруг то-то в моем мозгу щелкнуло.

— Северус, поцелуй меня, — я развернулся в пол-оборота и чуть улыбнулся ему. — На удачу.

Снейп остался стоять памятником самому себе. На его лице не дрогнул ни один мускул, только из глаз вдруг пропал легкий светло-карий налет, и появилась чернота. Он пристально посмотрел на меня. А я вдруг ощутил всю глупость ситуации, и во мне совершенно внезапно проснулась обида. Чего он стоит как истукан? Даже слово вымолвить не может. Я ему так противен? Так бы и сказал! А глаза-то почернели… Наверное, вспомнил мою мать. Они же встречались. А это неприятно, когда смотрят на тебя, а видят совершенно другого. Это даже больно…

Я нахмурился и зло бросил:

— Забудьте, сэр. Я пойду.

Мне не удалось даже зачерпнуть немного летучего пороха, как большая мозолистая ладонь схватила меня за запястье.

— Стой.

Стою. Что еще ему от меня надо?

— Поттер, успокойтесь.

Я спокоен!

— Поттер, пожалуйста, обуздайте свои эмоции и прекратите делать неверные выводы, основанные на вашей гриффиндорской глупости.

Как он смеет? Неверные, значит?

— Отпустите меня немедленно! — неожиданно для самого себя заорал я, вырываясь. — Ты меня достал! Семь лет только и делаешь, что общаешься со мной как с недоразвитым ребенком. Очнись! Ты любишь призрака прошлого. Но моя мама мертва! Уже семнадцать лет, как ты не можешь это понять? И я не просто сын Джеймса! И я не сын Лили! Я Гарри Поттер, самостоятельная личность, почему-то для тебя оставшаяся в тени своих родителей. Северус, мне это надоело! Ты оберегаешь меня, защищаешь, но при этом не видишь во мне живого человека! Ты бездушный ублюдок! Правильно сказала Гермиона… У тебя просто нет сердца.

Вырвать руку из его мертвой хватки мне не удалось. Он развернул меня к себе лицом: я затаил дыхание. Коричневой радужки не было вовсе, один большой черный провал. Длинные черные ресницы были белесыми на концах, а между бровями залегла глубокая морщинка.

— Прекрати устраивать истерики на пустом месте, — тихо сказал он, медленно отпуская мое запястье и поддевая подбородок.

Я не успел даже открыть рот, чтобы запротестовать или хотя бы попросить прощения, как сухие тонкие губы коснулись моего рта. И я потерялся в ощущениях. На первый взгляд целомудренное касание губ вызвало сильнейшую дрожь, волной прошедшую по всему телу. Ноги предательски подкосились. Пальцы, твердо удерживающие мое лицо, вдруг исчезли, зато появилась надежная опора на талии. Я зажмурился и сжал в кулаках грубую ткань его черной мантии. Сердце оглушительно стучало в груди, словно церковный колокол. Дыхание в эти секунды казалось мне неуместной потребностью. Поцелуй был чистым олицетворением Северуса без каких-либо примесей. Никакого жара или эротизма. Ничего, кроме сухости, расчетливости и затаенной нежности. Я чувствовал сильные расслабленные руки на своей талии, трепетные касания кончиков его смолистых волос и тонул в чуткой теплоте губ, которые так и не раскрылись мне навстречу, даже подарив блаженную сладость. Мои руки безвольно отпустили шероховатую ткань и обвились вокруг его шеи, притягивая ближе. Еще ближе, что бы добраться до дна. До скрытых под боязнью и холодностью жара, желания, раскрепощенности. Но он медленно отстранился от меня, а я нашел в себе силы лишь протестующе замычать.

— Тише, Гарри, — он высвободился их моих рук и коснулся губами моего лба. — Иди.

Я кивнул, не сводя с него пристального взгляда и развернулся. Я уже шагнул в камин, как ровный голос у меня за спиной произнес:

— Я до сих пор ненавижу твоего отца, Гарри. И до сих пор люблю твою мать…

Внутри меня что-то оборвалось, а руки затряслись. Я с трудом услышал последнюю фразу:

— … как друга или сестру. Удачи.

Все связные мысли потонули в зеленом пламени вместе со мной и странной нежностью в его глазах, которую я успел заметить, когда резко обернулся.

* * *

— Да! Я сделал это!

Я размахивал чашей и радостно прыгал по кабинету. Снейп снисходительно улыбался.

— Может быть, ты дашь мне ее уничтожить?

Я широко улыбнулся и кивнул. С чашей мы покончили через час.

Я тяжко вздохнул, топчась на месте и не решаясь начать разговор первым. Несколько недель назад мы впервые поцеловались. И я понял, что мои чувства в кои-то веки взаимны. Но мне хотелось большего. Юношеский темперамент сжигал во мне разум и заставлял эмоции кипеть и бурлить внутри меня. Прекращая меня в бомбу замедленного действия. Иногда я начинал первый. Иногда он. Но дальше поцелуев у нас не заходило еще ни разу.

Я неуверенно взглянул на Снейпа, и у меня перехватило дыхание. Он пристально смотрел на меня, стоя перед столом и опираясь на него руками. Я скользнул взглядом по этой расслабленной позе и невольно улыбнулся. Северус вдруг оттолкнулся от стола и в два шага добрался до меня. Я застыл.

Теплые длинные пальцы с некрасивыми ломаными фалангами зарылись в мои волосы, оттягивая голову назад, заставляя посмотреть на него. Большой палец другой руки уже гладил мои губы, а я, сам того не замечая, томно вздыхал и наблюдал на Снейпом из-под прикрытых век.

— Поцелуй меня.

Слова давались трудно, язык еле ворочался. Но Северус с легкостью меня послушался и уже дарил мне восхитительный нежный поцелуй. Мне было этого мало. Я прижался к нему всем телом и сам углубил поцелуй, почти впиваясь в эти тонкие губы. Он попытался отстраниться от меня, а я лишь глухо и протестующе зарычал, хватая его за мантию. Сбоку послышалось покашливание. Я с неохотой оторвался от Снейпа и затуманенным взором обвел комнату, все еще крепко удерживая того на месте. Взгляд наткнулся на портрет Альбуса Дамблдора, деликатно покашливающего в кулак.

— Мальчики, уже поздно. Мои коллеги уже спят, и я бы с удовольствие к ним присоединился.

Дамблдор лукаво подмигнул Снейпу, и я почувствовал, как он напрягся.

— Северус, где твои покои?

— Поттер, я думаю Вам пора. Уже действительно поздно. Споко...

— Северус! Где. Твои. Покои?

Я впился в него взглядом, сжав ткань черной мантии так, что профессор охнул.

— Поттер, ты об этом...

— Не пожалею.

И теперь уже я целовал его. Все так же неистово, прося согласиться, почти умоляя. И он сдался под моим напором.

До кровати мы добрались в полубреду.

Он опрокинул меня на спину, а я даже не попытался сопротивляться. На моих губах появилась шальная полуулыбка. Его руки жадно шарили под моим свитером, а я старательно освобождал его от одежды. Все оказалось на удивление просто.

Рвануть горло черной мантии в сторону и припасть губами к оголенной шее. Дразня пройтись коленом по промежности и словить губами хриплый стон пополам с ругательством. Хищно улыбнуться и пробежаться пальцами по груди, почти срывая маленькие черные пуговки с петель. Отшвырнуть ненужные куски ткани подальше и ухитриться вывернуться из вязаного свитера. До крови закусить губу, мечась по кровати под сильным бледным телом и поцелуями-укусами. Зарыться пальцами в иссиня-черный шелк волос и выгнуться навстречу жаркой влажности рта. Всхлипывать, стонать долго и мучительно, а потом кричать, срывая голос и не боясь быть услышанным…

— Северус!

Прогнуться до хруста в пояснице и обильно излиться вязкой белой жидкостью.

Пока я восстанавливал дыхание, Снейп разделся полностью и стянул наконец-таки с меня штаны с боксерами, до этого покоившиеся на моих щиколотках. Я блаженно улыбнулся и притянул его к себе.

— Еще.

Северус неуловимым движением облизал верхнюю губу, оттирая с нижней белесые капли большим пальцем. И он умудрился сделать это насколько эротично, что из моего уже успешно надорванного горла вырвался стон, полный страдания и скорби.

— За что же ты так со мной…

— Это еще кто с кем, мистер Поттер, — усмехнулся зельевар, устраиваясь между моими ногами, согнутыми в коленях. Мозолистая ладонь, до этого гладящая мой пресс, переместилась ниже, накрыв член и неторопливо лаская его круговыми движениями. Мне оставалось лишь нетерпеливо толкаться в его руку, чувствуя приближение еще одного крышесносного оргазма.

— Рано, Гарри, — он ухмыльнулся и навис надо мной, упершись руками по обе стороны от моей головы.

— Какого черта ты медлишь?

Снейп по-птичьи склонил голову к плечу.

— В тебе нет ни капли эстетизма. Дай мне полюбоваться на прекрасное хотя бы пару минут.

По моим щекам разлился предательский румянец. Северус тихо рассмеялся и нежно ткнулся носом в мою щеку.

— Гарри. Если мы сделаем это сейчас — назад дороги не будет, понимаешь?

— Северус, — я обхватил его худое тело руками и ногами, скрещивая лодыжки на пояснице и притягивая его лицо к себе для поцелуя. — Если ты не трахнешь меня сейчас же, я завтра же пойду к Волдеморту и официально объявлю о своем переходе на темную сторону.

Снейп фыркнул и легко погладил меня по бедру.

— Отлично. Я пойду напишу ему письмо, а то ты придешь, а Лорда от неожиданности удар хватит...

— Северус! — я резко поддался бедрами вперед, делая прикосновение двух тел почти невыносимо жарким. — Не смей шутить в постели. И вообще, хватит разговаривать!

Он лишь сдавленно ахнул, когда я протиснул руку между нашими телами и заткнул ему рот поцелуем.

На улице кружился снег. Эта ночь была одной из самых холодных зимних ночей. Но только не для нас.

* * *

Месяцы летели незаметно.

Я осторожно провел пальцами по его щеке. Северус недовольно нахмурился, не открывая глаз:

— Гарри, ложись уже. У тебя завтра первым Зелья, только попробуй проспать.

Я хихикнул, устраивая голову у него на груди:

— Слагхорн просто старый маразматик. Можно я просплю хотя бы разок?

— Нет.

— Вредина.

— Ты хочешь на всю жизнь остаться полным идиотом в Зельях?

— А зачем они мне в будущем?

— Дважды идиот.

— Северус, я могу и обидеться.

— А пять баллов с Гриффиндора?

— За пререкание с профессором?

— За прогулы. Ты завтра с утра пойдешь на Зелья. Все. Это не обсуждается. Теперь спать.

— Сухарь…

Я обиженно надул губы, а он лишь усмехнулся. Я чуть приподнял голову, внимательно рассматривая каждый штрих на его лице: горбинку на носу, очерченную бровь, тонкие, чуть потрескавшиеся губы, длинные черные ресницы. В тусклом теплом свете его кожа, казалось, светилась изнутри, смягчая острые черты лица. Он лениво, словно кот, наевшийся сметаны, приоткрыл один глаз и смешно фыркнул, заметив мой пристальный взгляд, а потом без слов обнял меня за талию, сильнее притянув к себе. Я улыбнулся и снова удобно устроил голову на его груди.

— Нокс.

Комната погрузилась в приятную темноту. Я закрыл глаза и замер. Что-то внизу живота вдруг скрутилось в узел и рассыпалось нервной щекоткой. Я попытался сглотнуть неясно откуда взявшийся в горле ком. Размеренное биение сердца у меня под ухом заставило все связные мысли вылететь из головы. На глаза навернулись слезы. Живой. Чувствующий. Мой. Я судорожно вздохнул и сильнее прижался к уже спящему Снейпу. Горячие слезы опалили щеки, я с силой сжал белую простыню в кулак. А его сердце все так же равномерно билось в груди, орошаемой моими слезами. Гермиона врала! У него есть сердце!

Волна облегчения накрыла меня с головой, и через секунду я провалился в сон.

А утром началась война.

Я не поверил своим глазам. Я и не собирался им верить. Внутри меня все сжалось до размеров снитча и теперь, как и золотой мячик, трепыхалось где-то в районе груди. Я зажмурился и с силой распахнул глаза. Видение не исчезло. Колени Северуса подкосились, и он, с силой зажимая рану у себя на шее, стал медленно оседать на пол. Я впился зубами в костяшки пальцев, неосознанно повторив его движение и даже не заметив, как колени столкнулись с деревянным полом. Горячие слезы душили меня, сердце рвалось на части и, казалось, это я истекаю кровью и смотрю на мир затуманенным взором, в котором уже умерло все. Даже надежда.

Я не видел, как ушел Волдеморт. Не слышал шипения удалившейся за ним в защитной сфере Нагайны. Не чувствовал твердые пальцы Рона на плече. И, конечно же, не слышал возмущенное и обеспокоенное «Гарри!» Гермионы. Мне было плевать. Перед глазами стоял красный туман. И черный, чуть подрагивающий ботинок Снейпа.

Я взмахнул палочкой, почти отшвыривая мешающуюся в проходе корзину, и кинулся к Северусу. Я стоял рядом с ним на коленях, пачкаясь в его густой крови, цепляясь со свойственным только мне упрямством за его мантию, и видел. Видел, как стекленеют его светло-карие глаза. Я видел, как он нашел меня взглядом, и его зрачок привычно расползся по радужке черным пятном. Теперь-то я знал, что внутри этой бездонной черноты есть обжигающий жар, неконтролируемое желание и глубокие, вечные чувства, которые настолько личны, что почти всегда прячутся во тьме его глаз. Я знал это. Потому что так он смотрел только на меня.

Я бережно уложил его голову к себе на колени. Из уголка его губ потек тонкий алый ручеек. Я задохнулся на мгновение, а потом осторожно наклонился над ним, взяв лицо в ладони.

— Мы поможем тебе. Потерпи. Ты выживешь. Ты не умрешь, слышишь? Не умрешь. Ты будешь жить. И я буду жить. Мы будем жить вместе, понимаешь?

Я пылко убеждал его не умирать, поднимая безвольное, но все еще находящееся в сознании тело с пола. Кровь пропитала одежду, и я с раздражением скинул тяжелую черную мантию с его плеч. Я подхватил ношу и направился к выходу.

— Мы сможем, Северус. Только не умирай, слышишь? Ради меня. Живи. Нет, не закрывай глаза! Северус, смотри на меня! Говори со мной! Северус!

— Гарри…

Я не узнал его голос. Сердце снова болезненно сжалось, но я продолжал упрямо идти к выходу.

— Оставь… Не надо… Смысла… Нет…

Он продолжал что-то хрипеть, а я не обращал на это внимания, лишь осторожно, шаг за шагом, продвигаясь к двери, пытаясь сделать это настолько аккуратно, насколько позволяет слабость в ногах и тяжесть чужого тела.

— Посмотри… На меня…

Я остановился. К горлу подкатил комок. Сердечный набат в ушах загромыхал, словно весенний гром. Я повернул голову к Северусу и встретился с ним взглядом. Ничего, кроме смирения и легкой грусти. И еще чего-то доселе мне незнакомого.

— Гарри…

Я смотрел в его глаза и не мог пошевелиться, как вдруг взгляд исчез. Контакт пропал неожиданно, и меня поразила страшная мысль. Я смотрел в стекло черных глаз и искал ответа на свой оклик. Но его не было.

— Северус!

Карие глаза безвольно закатились, а тяжесть тела стала почти невыносимой. Я рухнул на пол, все еще сжимая его в объятьях. К нам подбежала Гермиона. Рон статуей замер в проходе, широко распахнув свои голубые глаза.

— Гарри! Он мертв! Перестань, Гарри. Нам надо идти.

Я слышал истерику в ее голосе. И упрямство, так свойственное гриффиндорцам. Но перед глазами у меня стояло лишь бледнеющее с каждой секундой лицо Северуса. Я припал ухом к его груди и радостно воскликнул. Сердце все еще билось. Размеренно, гулко, как в ночь перед битвой. Счастливая улыбка озарила мое лицо, и я закрыл глаза, вслушиваясь в такой родной и любимый стук. Я с упоением прижимался ухом к окровавленной груди Северуса, думая о том, что будет, когда война кончится. Мы бы привели в порядок дом на Площади Гриммо, и он бы переехал ко мне. Я каждое утро просыпался бы в его объятьях, бесшумно выскальзывал бы из кольца рук и готовил бы нам завтрак. Черный кофе и черный чай без сахара, как он любит. Он бы уходил на работу в Хогвартс, а я бы спешил на учебу в Академию Авроров. Нас ждали тихие теплые вечера перед камином. Он — с книгой в руках, я — у него в коленях со свитком с домашним заданием. А потом жаркая ночь, воздух, плавящийся от страсти, и капельки пота на его виске. И размеренное биение сердца под ухом на всю ночь, кутающую нас в свой прохладный темно-синий шелк.

Я улыбался совершенно безумно, предавшись мечтам, что не заметил, как все вокруг стихло. Я резко распахнул глаза. Нет, я не оглох и прекрасно все слышал. Где-то далеко шла битва: слышались проклятья и крики. Дыхание рядом стоящей подруги было спокойно, в отличие от рваных вздохов Уизли за моей спиной. Я услышал скрип половиц под весом приближающегося Рона. Я услышал, но не понял слова Гермионы. И резко поднял голову, с ужасом вглядываясь в лицо человека, лежащего передо мной. Кровь из раны запеклась темным коричневым пятном на белой коже. Глаза сокрыты недвижимыми веками с тонкими голубыми прожилками. Рот чуть приоткрыт: бескровные губы сложены в подобии улыбки. Меня пронзил электрический заряд. Я судорожно припал к груди Северуса снова, боясь оказаться правым, не веря в случившееся, не понимая ситуацию до конца. Не принимая ее. Припал и медленно отстранился.

Ничего.

Тишина.

Дальше в воспоминаниях было почти пусто. Мой нечеловеческий рык, когда я понял, что уже поздно. Северус мертв. От тела меня оттаскивал Рон, что-то успокаивающе шепча. Я вырывался из его стальной хватки, захлебываясь рыданиями и крича, крича, крича. Я кидался к Снейпу, целовал холодные тонкие руки, касался нежными поцелуями век, льнул к сухим губам, пытаясь вдохнуть в него жизнь. Но меня снова оттаскивали, и все начиналось сначала.

Гермиона не выдержала. Рон как раз особо удачно скрутил мои руки за спиной, а я затих, собирая остатки сил перед рывком. И тут же ко мне прилетела острая, болезненная и такая необходимая пощечина. Я поднял проясненный взгляд на девушку.

Ее щеки раскраснелись, волосы спутались. Она потирала запястье правой руки. Видимо перестаралась.

— Он мертв, Гарри.

Я склонил голову к плечу и посмотрел сначала на нее, потом на тело, лежащее поодаль. Затем снова на нее и кивнул.

— И с этим ничего не поделаешь, — продолжила она, все еще удерживая мой взгляд. Я, немного подумав, кивнул.

— Ты слышал, о чем он говорил с Волдемортом.

Кивок.

— Он как был предателем, так и остался.

Мои глаза изумленно распахнулись.

— Он просто бесчувственный ублюдок. Ты зря его выбрал, Гарри. У таких ничего нет в душе. Они пойдут на все ради выгоды. Подумай, там, за пределами этой хижины, идет сражение. Все они сражаются за тебя, защищая и отстаивая твою честь. И где-то там есть Джинни, которой ты клялся в любви весь шестой курс. Что этот чертов сукин сын сделал с тобой?! Гарри, приди же наконец в себя! У него нет сердца! — она сорвалась на крик, сжимая ладошки в кулаки. Зря.

Я, освободившись, наконец, из хватки Рона, слушал ее отстраненно, мало что понимая. Но от последних слов меня передернуло. А голова Гермионы метнулась в сторону до хруста в шейных позвонках. На щеке медленно проступал красный отпечаток ладони. Рон снова попытался меня скрутить, оря благим матом, но я с легкостью оттолкнул его от себя и обратился к замершей Гермионе:

— Не смей так говорить о нем, — спокойствие далось мне на удивление легко. — Никогда не смей. Ты не смогла принять мой выбор? Я ничего не могу с этим поделать, увы. И с тем, что ты не видишь элементарных вещей тоже. Прости, но в кои-то веки ты оказалась не права. У него было сердце.

Я обогнул Грейнджер и опустился на колени перед Северусом. В хижине явственно звенела тишина.

— В отличие от вас.

Слова легко сорвались с моих губ, как и последний поцелуй, которым я коснулся ледяного лба. Я ласково провел пальцами по щеке Северуса, улыбнулся и резко поднялся, направившись к выходу. Меня ждала битва. И обязательная победа.

Друзья засеменили следом, все еще веря, что я одумаюсь. Но я этого не сделал.

Я открываю глаза и потираю виски. Вокруг стоит угнетающая тишина. Солнце, будто в насмешку, скрылось за огромным серым облаком. Поляна погрузилась в тень, подул долгожданный ветерок.

Я обвел глазами лица присутствующих. Почти весь курс Слизерина. Несколько хаффлпаффцев, трое из Рейвенкло. И весь седьмой курс Гриффиндора. Неожиданно.

Я резко теряю интерес к присутствующим, когда специально приглашенный маг начинает что-то говорить. Я не слушаю. Смотрю невидящим взглядом ему в рот, пытаясь уловить смысл сказанного, но он упорно ускользает от меня. Мне хочется, чтобы это все поскорее закончилось, хочется побыть одному.

— Гарри, мне так жаль… — проникновенно шепчет мне в ухо Гермиона.

Я даже не морщусь. Игнорирую теплое прикосновение ее маленькой ладошки к плечу, и лишь немного отодвигаюсь, когда она снова тянется к моему уху. Она, что-то заметив в моем взгляде, отворачивается и бредет к Рону, стоящему поодаль. Я не провожаю ее взглядом, только сую руки в карманы. Мы не разговариваем с момента последней битвы. Зачем что-то менять сейчас, когда уже поздно?

Муторная церемония подходит к концу. К гробу выстраивается приличная очередь тех, кому есть что сказать. Впервые за два дня я испытаю что-то кроме безразличия: любопытство. Бесшумно продвигаюсь вперед и встаю слева от вереницы учеников. Первым к Северусу решается подойти Малфой-младший.

— Спасибо тебе за все, крестный.

Я вижу в его взоре, направленном на зельевара, восхищение, настоящую скорбь и, неожиданно, глубокую привязанность. Малфой любил его. Блондин трясущейся рукой касается холодной щеки, и я вижу блеск в уголках его глаз. И это кажется мне настолько сюрреалистичным, что я начинаю испытывать необоснованный страх. Малфой резко отстраняется от гроба, до боли закусив пухлую нижнюю губу, и отходит в сторону, мгновенно обхватывая себя руками. Я перевожу взгляд на следующего. Блейз Забини.

— Вы были лучшим деканом, профессор. Вы стали для нас отцом, братом и, конечно же, другом. Спасибо.

— Мы Вас так любили…

— …уважали…

— …Вы были честны…

— …но предвзяты…

— …Вам не хватало объективности…

— …зато язвительности было в достатке.

Я слушаю каждого, не пропуская ни одного слова. Лаванда Браун молча подходит к Северусу, наклоняется и легко запечатывает на его гладком высоком лбе невесомый поцелуй. Гермиона что-то долго и пышно говорит, но смотрит исключительно на меня. Рон, буркнув пару слов, спешит отойти в сторону. Невилл, теребя в руках ткань рубашки, пару минут собирается с духом, а потом, все же выстрадав из себя несколько слов, почти сбегает в самую гущу толпы. Учителя говорят мало и сухо. МакГонагалл упоминает храбрость, Флитвик — честь, Спраут — благородство, а Хагрид вспоминает о нелюдимости и мрачности.

Я похожу к гробу последний. Стоит мне оказаться так близко к нему, и буря эмоций завладевает моим телом. Усиливается ветер, меня начинает трясти. Я глубоко вдыхаю, собираясь с мыслями.

— Северус, я…

И мир катится к чертям. Небо раскалывается на две части, сверкает острая ломаная молния. Запретный лес шумит зеленой листвой, раскаты грома как будто бы звучат прямо над ухом. Все вздрагивают от неожиданности. Я поднимаю взгляд на небо и удивляюсь резкой перемене погоды. Как только окончательно исчезает солнце, и двухдневная жара спадает на нет, я начинаю ощущать растерянность и страх. Эмоции возвращаются ко мне в трехкратном размере. Большая холодная капля ударяет по плечу внезапно и ощутимо. Начинается долгожданный дождь. Нервы не выдерживают.

Взахлеб начинает рыдать Панси Паркинсон. Драко Малфой падет на колени, закрывая лицо руками, его плечи судорожно подрагивают. Теодор Нотт кусает губы, сжав руки в кулаки. Невилл начинает всхлипывать. Многие ученики, уже не таясь, плачут, утирая рукавами прозрачные соленые капли, смешенные с дождевыми. Учителя же спешат отвернуться, чтобы скрыть свои непрошенные слезы. Я стою истуканом, смотря на бездыханное тело Северуса Снейпа, и не нахожу слов. Неспешно кладу голову ему на грудь и снова устало прикрываю глаза.

Через секунду я понимаю, что не слышу ничего.

Даже собственного сердцебиения.