Loser-in-law

Пенси Паркинсон не любила думать о прошлом, впрочем, надежд на светлое будущее она тоже не лелеяла. Её жизнь уже давно превратилось в одно сплошное сегодня, которое тянулось почти два десятка лет — с тех самых пор, когда она после долгих разъездов по разным странам наконец-то решила остаться жить в Дублине, понимая, что она и так слишком долго опустошала и так изрядно опустевший после войны сейф отца в Гринготтсе и теперь пришло время и ей самой внести свою лепту в накопление семейного состояния. Более того, на сына постоянная смена обстановки действовала не слишком положительно, и пора было дать ему возможность нормально общаться со сверстниками, пойти в детский садик, а потом и в школу, где он сможет завести друзей. Как никто другой, Пенси знала, что те люди, с которыми ты подружишься в детстве, остаются верными товарищами на всю жизнь. Все эти годы самым частым гостем в её квартире был Блейз Забини, постоянно дававший новые, гениальные на его взгляд, советы, как она могла бы изменить свою жизнь к лучшему. От Драко Малфоя и его супруги частенько приходили приглашения на званые обеды и подробнейшие письма с описаниями всего, что происходит в старушке Англии. С Менди Броклхерст, которая категорически отказалась взять фамилию мужа, и Эдрианом Пьюси она раньше, когда сын был ещё маленьким, всегда оставляла его, когда ей самой надо было куда-то уехать по работе. А когда малышу Габриэлю пришло время поступать в магическую школу, Тео Нотт подключил все свои связи ради того, чтобы сыну подруги пришло письмо не из Хогвартса, а из Шармбатона.

Вообще, в решении школьного вопроса Габриэля Паркинсона участвовали все, кто входил в круг общения Пенси. Милли Булстроуд, уже давно уехавшая из Англии за океан, предложила одну из престижных волшебных школ Соединённых Штатов, в которой работал её тогдашний бойфренд. Однако от этого предложения Пенси отказалась, решив, что хочет, чтобы сын был поближе к ней в течение долгих семи лет обучения. Отец, как и Драко, был вообще за Хогвартс, но этот вариант даже не рассматривался. Осознав, что подруга будет упрямиться до победного конца, Малфой вспомнил про Дурмстранг, но из-за хрупкого здоровья одиннадцатилетнего Габриэля, вариант этой северной школы тоже был отклонён. С климатической точки зрения прекрасно подходила идея Блейза устроить молодого Паркинсона в магическую школу в Италии, где, как пообещал Забини, из него обязательно сделают достойную замену ему самому, не имеющему законнорождённых наследников, в качестве босса итальянской мафии. Пенси в ответ на это только фыркнула и сказала, что, во-первых, её сын тоже незаконнорождённый, а, во-вторых, с её семьи хватит криминала. В итоге решено было остановиться на Шармбатоне, который благодаря ряду реформ образования в последние годы поднялся на первое место в рейтинге лучших школ Европы.

Отучившись семь лет во Франции и окончив школу с достойными результатами, Габриэль вернулся в Ирландию и поступил в местную Академию Зельеваров, обучение в которой удовлетворяло его увлечению наукой о зельях. Тогда Пенси уже было успокоилась, удостоверившись в полном отсутствии желания у сына возвращаться на свою историческую родину, однако так ей не суждено было оградить его от Англии в принципе и от Хогвартса в частности. Приехав домой на рождественские каникулы в середине третьего годы обучения, Габриэль радостно объявил матери, что ему дали практику у профессора Слагхорна и он уезжает в Шотландию в апреле. Запретить ему ехать Пенси не могла, прекрасно понимая, что сын уже давно взрослый человек и не обязан её слушаться, более того, практика в Хогвартсе, которой Габриэль добивался очень долго и тщательно, открывала перед ним в будущем огромные перспективы. Конечно, она могла попросить сына остаться или, подключив друзей и знакомых, отправить его в какую-нибудь другую школу магии, но это означало длительные объяснения и выяснения той правды, которую женщина предпочитала скрывать от сына.

С апреля по июнь Пенси жила, словно на иголках, чувствуя хоть какое-то облегчения только в те моменты, когда она откладывала в сторону очередное письмо сына, в котором он радостно сообщал о своих успехах, о получаемых знаниях и новых друзьях. Казалось, не было уже ни малейших оснований для тревоги в тот пасмурный июльский день, когда женщина готовилась к долгожданному приезду Габриэля, который пообещал к тому же познакомить мать со своей новой девушкой. Сын уже пару раз упоминал эту таинственную особу в своих письмах, но не давал ни малейшей зацепки, позволившей бы догадаться о том, кто она такая. Ни имени, ни толкового описания внешности, ни социального статуса, только банальные фразы, присущие любому влюблённому, смысл которых сводился к тому, что она самая красивая, самая умная и вообще самая-самая. Где-то в глубине души Пенси завидовала этой девушке, ведь она была молода и любима — любима тем, кому не надо собирать осколки разрушенной жизни вместо того, чтобы строить собственное счастье, тем, кто верит в любовь и может о ней говорить. Женщина фыркнула. Мерлин, с годами она становилась всё более и более пафосной! Скоро, чего доброго, такими темпами дойдёт до того, чтобы читать проникновенные речи в стиле Дамблдора. Пенси представила себе эту картину и затряслась от беззвучного смеха, что, в принципе, было хорошим знаком, говорившим о том, что живое воображение и чувство юмора, на развитие которых повлияло длительное общение с Блейзом, всё-таки выигрывают в битве против пафоса.

Пенси коротким движением волшебной палочки изменила узор скатерти, показавшийся ей слишком умильно-домашним, и бросила взгляд на часы. Габриэль и его подружка опаздывали — они обещали приехать к шести вечера, а сейчас уже шёл седьмой час. Ужин давно был приготовлен присланным из отцовского поместья домовиком, квартира аккуратно прибрана, на стол накрыто, а сама хозяйка надела простенькое, но по-своему нарядное платье и привела себя в достойный аристократки Паркинсон вид. Теперь оставалось только дожидаться гостей. Знакомый звук поворачиваемого в замке ключа раздался почти в половину седьмого, когда Пенси уже начала всерьёз волноваться. Задержавшись в гостиной на секунду, чтобы привести мысли в порядок и придать лицу радостно-спокойное выражение, женщина направилась в прихожую.

Сын изменился за прошедшие месяцы. Юноша немного подрос и стал шире в плечах, пропала прежняя худощавость, с которой его мать сражалась все эти двадцать лет. Что на него так повлияло: калорийная хогвартская еда или полное довольство своей новой жизнью — оставалось только гадать. Более того, Габриэль прилично отрастил свои чёрные волосы и теперь носил их собранными небольшой хвост. Его светящиеся искренней радостью болотного оттенка глаза, казавшиеся в ярком свете лампы практически зелёными, прятались за стёклами прямоугольных очков. Приятные черты лица были расслаблены, на губах играла счастливая улыбка. С замиранием сердца Пенси подумала о том, что с каждым годом он всё больше становится похож на своего отца, каким тот был в молодости.

— Здравствуй, мама, — ещё шире улыбнулся юноша и, крепко обняв мать, добавил: — Извини за опоздание. Мы немного заблудились. Признаться, я не ожидал, что за время моего отсутствия они сильно переделают транспортные развязки в центре города.

Пенси улыбнулась, вспоминая о том, что сын ненавидел магические способы передвижения, куда больше доверяя собственным водительским способностям и удобному креслу самолёта. Вот и сейчас не было ничего удивительного, что до Дублина юноша долетел на самолёте, после чего пересел на горячо любимый им автомобиль, преданно ожидавший его на стоянке аэропорта.

— Мама, позволь мне представить тебе мою девушку Лили, — обратил внимание на свою спутницу Габриэль. — Лили, это моя мама.

— Очень приятно, мисс Паркинсон, — мило улыбнулась девушка. — Габриэль много о вас рассказывал.

Пенси почувствовала, как пол уходит у неё из-под ног, и, если бы ей не удалось вовремя ухватиться за дверной косяк, она бы просто сползла на пол от осознания того, что сбывается самый страшный из её кошмаров. В прихожей, обнимая её сына, стояла невысокая рыжеволосая девушка, в чьих карих глазах плясали чёртики и плескалась практически детская вера во всё доброе и светлое. Пенси никогда её раньше не встречала, но этого и не требовалось, чтобы понять, кого привёл в дом её сын. Лили Поттер. Самая младшая из детей Гарри Поттера и его рыжей жёнушки.

— Мама? — словно из другого мира, раздался голос Габриэля. — Ты в порядке?

— Да… Конечно, — проглотив комок в горле и взяв себя в руки, через силу улыбнулась женщина, — всё в порядке. Я очень рада знакомству, дорогая, — обратилась она к Лили. — Заходите, заходите, ужин давно вас ждёт.

— Мама, у тебя тут безумно душно, — нахмурился юноша. — Я открою окно? Иначе, боюсь, тебе опять станет плохо… И вообще, ты слишком много работаешь, не стоило так трудиться с ужином.

Пенси прикусила губу, наблюдая, как сын открывает форточку, и с наслаждением вдохнула сразу появившийся в комнате свежий воздух. Что ж, пусть лучше думает, что её странное поведение вызвано духотой в квартире и переутомлением, чем терзает себя догадками. Вежливо улыбаясь, женщина усадила гостей за стол, разлила по бокалам присланное отцом из семейных запасов вино и принялась предлагать приготовленные «рабским трудом» домовых эльфов блюда. Следующие несколько часов прошли для неё, как в тумане. Не слишком хорошо осознавая реальность всего происходящего, Пенси всё же умудрялась поддерживать разговор и изображать вежливый интерес по отношению к Лили Поттер, которая смотрела на её сына полными любви и обожания глазами. Впрочем, ничего из того, о чём так вдохновенно рассказывал во время ужина Габриэль, — о практике в Хогвартсе, о новых друзьях, о развитии отношений с Лили, — так и не осталось в её памяти. В абсолютно пустой голове билась и металась всего одна мысль — «Это невозможно!». Однако окружающая реальность говорила как раз об обратном.

Наконец, ужин подошёл к своему логическому завершению, и Лили в ответ на приглашение остаться ещё на какое-то время, взглянула на часы и с сожалением заявила, что ей уже пора возвращаться в гостиницу.

— Я отвезу тебя, — с улыбкой обнял девушку Габриэль, после чего обратился к матери: — а потом сразу же вернусь домой. Ты ведь не против, мама?

— Конечно, нет. Только постарайся снова не заблудиться, — ответила Пенси, на мгновение ощущая, будто всё по-старому.

Едва входная дверь закрылась за подростками, Пенси, наконец, дала волю эмоциям и сползла вниз по стенке, пряча лицо в ладонях. Она не знала, что делать дальше. Здравый смысл твердил, что из той ситуации, в которую она попала, затащив с собой сына, существовало всего два выхода, причём, ни один из них нельзя было назвать приемлемым. Ни в коем случае нельзя было пускать дело на самотёк и позволять отношениям Габриэля и Лили развиваться дальше. Но чтобы это прекратить, надо рассказать сыну — и не только ему — всю правду, которую она с таким трудом все эти годы хранила в тайне ото всех. Это было невозможно. А в таком случае разлучить влюблённых не получится. Замкнутый круг. Пенси застонала от безысходности и беспомощности. В голове среди общего хаоса, в котором пребывали её мысли, стала выделяться та самая страшная фраза, объяснявшая её состояние. Её единственный сын влюбился в собственную младшую сестру.

* * *

Гарри Поттер вышел на балкон своего номера и, с удовольствием вдыхая по-утреннему свежий воздух, закурил. Город ещё только начинал просыпаться, и лишь изредка по расположенной внизу дороге проезжали автомобили. В последнее время мужчина ловил себя на мысли, что просыпается слишком рано — даже в те дни, когда ему не надо было идти на работу. Он любил выходить на террасу своего дома и наслаждаться тишиной, которую в любое другое время дня делали невозможной звонкие голоса детей, в последнее время, впрочем, звучащие всё реже и реже, и повелительные нравоучения жены, становящиеся с каждым разом всё более невыносимыми. Несколько лет назад, в тот самый год, когда Рон и Гермиона начали разводиться, нервы сдали окончательно, и он снова начал курить — к ужаснейшему недовольству Джинни. Он курил и до этого, причём, как до женитьбы, так и после. Но раньше это были всего лишь короткие промежутки времени, о которых супруга обычно не знала. А потом он бросал и прятал полупустую пачку сигарет в самый дальний уголок выдвижного ящика письменного стола в своём кабинете в Аврорате. До следующего раза. Однако на этот раз он и не пытался завязать с вредной привычкой. Да, это было неправильно, но всё же казалось гораздо правильнее, чем всё то, во что он сам превратил свою жизнь к сорока годам.

Гарри невесело усмехнулся. Вряд ли кто-то посторонний, поверил бы, что «тот самый аврор Поттер» жалуется на свою жизнь, в которой, казалось бы, было всё, что только нужно человеку для счастья. Хорошая, денежная работа, достойное положение в обществе, любящая жена, верные друзья и трое замечательных детишек. Однако от купленного когда-то кровью положения в обществе остались никому не нужные титулы и ордена. Вчерашние друзья разбежались на все четыре стороны, у всех свой новый круг общения, свои проблемы, своя жизнь. Работа давно перестала быть любимой и доставлять хоть малейшее удовольствие, которое и в самом начале было довольно сомнительным, и мужчина так и не смог себе толком объяснить, ради чего он всё-таки решил податься в Аврорат. Дети уже почти повзрослели, и каждый из них стоял в начале своего собственного пути, уводящего всё дальше и дальше от дверей родительского дома. Тяжелее всего было с Джинни. Чем дальше, тем яснее Гарри понимал, что сделал ошибку, женившись на ней много лет назад. И сейчас, когда потихоньку во внешний мир стали уходить их дети, которые хоть как-то, сами того не подозревая, поддерживали семью в целостном состоянии, их брак трещал по швам. Впрочем, разговора о разводе пока не было, но Гарри всё больше придерживался мнения о том, что, как только Лили — самая младшая из их детей — станет совершеннолетней, он подаст все нужные бумаги в соответствующий отдел Министерства. Независимо от желания или нежелания супруги. Сделать это раньше мешал пример Рона и Гермионы, которые уже почти три года судились из-за детей. Измученный Рон, с которым на пару Гарри ходил в маггловский бар напиваться дешёвым виски стабильно раз в неделю, часто шутил, что такими темпами уже и опекать будет некого — Хьюго, их младшему, совсем скоро уже должно было исполниться семнадцать.

Это казалось неправильным, всё это было неправильным. Это было совсем не то, за что они сражались тогда, больше двадцати лет назад, — молодые, полные наивных надежд и веры, строящие планы на будущее и, казалось бы, как никто другой, знающие цену счастья. И какой-то промежуток времени всё, вроде бы, действительно было в порядке. Когда Гарри вернулся в то лето после победы домой в Англию, ему на удивление быстро удалось вернуться в привычную колею и выкинуть из головы всю, как казалось тогда, чепуху, которую он надумал за время отпуска. Лишь позже, значительно позже, эти мысли начали возвращаться, принося с собой осознание ошибок и желание всё исправить. Но было уже поздно. Что уж говорить о том, чтобы пытаться как-то изменить жизнь к лучшему сейчас, когда молодость и былая энергия остались уже в прошлом?..

Лили, которую поселили в соседнем номере, ещё, конечно, спала — дочка никогда не относилась к жаворонкам, к тому же она вчера допоздна гуляла где-то со своим бойфрендом. Когда Гарри только узнал, что его обожаемая дочурка начала встречаться с сыном Пенси Паркинсон, он долго не мог прийти в себя. Во-первых, сработал типичный отцовский рефлекс, и мужчине потребовался достаточно долгий промежуток времени, чтобы признать, что малышка Лили выросла. Во-вторых, какая-то горькая ирония заключалась в личности ухажёра дочери. Впрочем, при ближайшем знакомстве Габриэль Паркинсон оказался очень даже приятным молодым человеком, который понравился главе семейства Поттеров и быстро подружился с его сыновьями — особенно с Альбусом. Габриэль был интеллигентен, хорошо воспитан, вежлив, не обделён чувством юмора и, что, наверное, самое главное, по уши влюблён в Лили, на что эта довольно строптивая юная леди с характером отвечала взаимностью. Признаться, мужчина не мог не радоваться, глядя на их счастье, однако иногда ему казалось жестокой насмешкой судьбы то, что его дочь полюбила сына именно Пенси Паркинсон. Сына той самой женщины, на которой Гарри сам хотел когда-то жениться.

Он редко думал о том, что было бы, если бы он всё же вернулся к Пенси, — в этих рассуждениях теперь уже не было ни малейшего смысла. А ещё меньше он думал о том, что будет, если им снова доведётся повстречаться на жизненном пути. Даже сейчас, когда встречи с ней избежать вряд ли удастся, эти мысли совсем не волновали его. Признаться, он даже не подумал о возможности встречи с Паркинсон, когда принял решение поехать в Дублин вместе с Лили. В первую очередь, для него эта поездка была достойным предлогом смотаться из дома. Вообще, если честно, дома Гарри уже давно не жил, предпочитая бесконечным ссорам с женой мрачноватую тишину старого дома на площади Гриммаулд и компанию портрета матери Сириуса, с которой ему за долгие годы всё же удалось найти общий язык. Однако Лили об этом не знала. Девушка в отличие от своих старших братьев была до сих пор свято уверена в том, что родители любят друг друга и её семья такая же прочная, как и много лет назад. Гарри не хотелось её в этом разубеждать, прекрасно зная, насколько бывает больно, когда разбиваются розовые очки.

Джеймс и Альбус были другими. Младший сын, полностью оправдывая своё второе имя, попал в своё время на Слизерин, подружился со Скорпиусом Малфоем, увлекался Зельеварением и после окончания Хогвартса на пару с лучшим другом подался в Отдел Тайн — всё это оказало неслабое влияние на мировоззрение юноши, которого можно было в самую последнюю очередь назвать милым, добрым и наивным. С отцом Альбус виделся редко, проживая на казённых харчах поместья Малфоев, с матерью — ещё реже, причём, в каждую их встречу он задавал Гарри один и тот же вопрос — «Папа, когда ты уже разведёшься с мамой?». Джинни об этом, конечно, не знала, так как официально она с младшим сыном не ссорилась. Другое дело Джеймс, унаследовавший от своих предков истинно Блэковский характер. Выяснив, что мать, желавшая, чтобы её сыновья пошли по стопам отца в Аврорат, категорически против того, чтобы он подался в профессиональный квиддич, юноша просто собрал вещи и ушёл из дома, громко хлопнув дверью. С этого дня он ни разу не разговаривал с матерью, а вот отца видел часто, ибо большую часть времени они жили вместе в том самом старом особняке Блэков. На все вопросы Джинни о местонахождении их старшего сына Гарри лишь пожимал плечами и под её истерические крики уходил из дома — к Рону, в паб, на площадь Гриммаулд.

Гарри любил Дублин. Деревня деревней, конечно, по сравнению с тем же Лондоном, но здесь, в Ирландии, мужчина чувствовал себя гораздо более дома, чем в Англии, где он прожил всю жизнь. Вот она, генетическая память, во всей красе. Гарри ухмыльнулся. Несколько лет назад, помогая Джеймсу разбирать библиотеку поместья Блэков, он наткнулся на историю собственного семейства, которое, оказывается, было родом именно из Ирландии. Пожалуй, если бы не Джинни, то он давно бы уже вернулся на родину своих предков, но жена была категорически против переезда. Сейчас же ему предстояло провести здесь целую неделю, планов на которую пока не было. А вот у Лили вся культурная программа уже была расписана чуть ли не по минутам. Например, сегодня Габриэль собирался везти её за город, по разным историческим достопримечательностям. Конечно, он предлагал Гарри присоединиться к ним, но мужчина благоразумно отказался от предложения, рассудив, что он будет явно лишним.

— Ты так и не рассказала, как прошёл вчерашний ужин, — напомнил дочери Гарри, когда они несколько часов спустя спустились на завтрак в ресторан отеля.

— Всё было замечательно, — лучезарно улыбнулась Лили, до боли напоминая в этот момент свою мать, какой та была в далёкие шестнадцать лет. — Мне безумно интересно, мисс Паркинсон готовит сама или у неё есть домовой эльф. Такую вкусную рыбу я не ела даже у бабушки Молли! Как ты думаешь, папа?

— Не знаю, — Гарри пожал плечами. Мысль о Пенси Паркинсон, хлопочущей у плиты казалась ему такой же безумной, как и предположение о том, что она прячет домовика в небольшой дублинской квартире. — Как тебя встретила мать Габриэля?

— Да нормально. Она очень приятная женщина — такая аккуратная, вежливая. А ещё она очень любит Габриэля — это видно по её глазам.

— Аристократка, — усмехнулся мужчина. Наверное, он был одним из немногих, кому доводилось видеть её другой. — Не ревнуешь?

— Па-апа! — возмущённо воскликнула девушка, глядя на широкую ухмылку отца.

— Всё-всё, молчу. Ты лучше допивай поскорее свой кофе. За тобой, кажется, приехали, — заметил Гарри, наблюдая через окно, как из припаркованной машины к отелю широким шагом идёт бойфренд дочери.

День Гарри провёл, гуляя по центру города, на обед заглянул домой к Симусу Финнигану, воспользовавшись приглашением своего бывшего одноклассника, который вскоре после окончания Хогвартса вернулся на родину и теперь работал в Министерстве Магии Ирландии. Ещё Симус порывался вытащить старого приятеля вечером в паб, но вовремя вспомнил, что у него вообще-то назначено на сегодня свидание. В итоге в паб мужчина отправился в одиночку — пропивать остаток своей никчёмной жизни хорошим, дорогим виски. Впрочем, напиться ему в этот вечер так и не удалось — только Поттер заказал себе вторую порцию выпивки, как к нему за столик подсел человек, которого он меньше всего рассчитывал встретить в дублинском пабе.

— Пьянствуем, аврор Поттер? — насмешливо поинтересовалась Пенси Паркинсон вместо приветствия.

Гарри ничего не ответил, лишь принялся внимательно рассматривать женщину, с которой он в последний раз виделся больше двух десятков лет назад. Женщину, которая могла стать его женой. На удивление, Пенси несильно изменилась, годы почти не отразились на её сердцевидном ухоженном лице, на полных губах играла знакомая слизеринская ухмылка, лишь глаза смотрели уже по-другому. Она заметно похудела и отрастила волосы, покрашенные теперь в чёрный цвет. Габриэль был очень похож на свою мать, и где-то на задворках сознания Гарри мелькнула мысль, что он так и не узнал о том, кто приходится отцом молодому человеку. Кажется, Лили говорила что-то про то, что эта тема является запретной у него в семье.

— Хорошо выглядишь, Паркинсон, — закончив, наконец, её изучать, подвёл итог мужчина.

— Не могу сказать того же о тебе, извини. Тебя твоя супружница вообще кормит?

— Разумеется, кормит. Когда я появляюсь дома. У нас в семье вообще трёхразовое питание. Понедельник, среда, пятница.

— Тогда неудивительно, что ты сбежал от неё, — пожала плечами Паркинсон, заказывая себе стакан пива и сухарики на закуску.

— Я не сбегал от неё! — возразил Гарри, но не слишком энергично.

— Поттер, расскажи эти сказки кому-нибудь другому и не надо противоречить самому себе. Ты мне сам несколько реплик назад сказал о том, что дома ты появляешься редко.

— Ох, Паркинсон, засунь свою наблюдательность куда-нибудь подальше, без неё тошнит уже от всего. Ты хотела чего-нибудь?

— А в то, что я чисто случайно увидела в публичном месте бывшего однокурсника, которого я не видела чёртову кучу лет, и решила с ним немного пообщаться за кружечкой пива, ты, конечно же, не поверишь? — деланно удивлённо подняла брови Пенси.

— Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Вот и чудненько, ты всё-таки не настолько наивен, как кажешься. Я действительно здесь составляю компанию самому знаменитому английскому алкоголику не для того, чтобы на пару с ним поностальгировать по старым добрым временам, — Пенси сделала глоток пива и очень внимательно посмотрела в лицо собеседника. От этого взгляда Гарри почему-то стало очень не по себе.

— Итак, чем в таком случае обязан честью?

— Нам надо очень серьёзно поговорить.

— О чём?

— Поттер, не перебивай меня, иначе мы так и будем здесь сидеть до третьего пришествия твоего красноглазого друга!

— Ладно, давай выкладывай, — пожал плечами Гарри, откидываясь на спинку сидения и стараясь всеми силами избавиться от неожиданно нахлынувшего на него предчувствия чего-то нехорошего.

— Это касается твоей дочери и моего сына, — немного помедлив, начала женщина. — А точнее их отношений.

— Паркинсон, их отношения ещё не перешли в ту фазу, которая подразумевает обязательное общение их родителей между собой. Им хорошо вместе, и пусть они наслаждаются своей молодостью и своим счастьем, не задумываясь пока о том, во что это может вырасти в перспективе, и о том, как им добиться того, чтобы их родня не передралась между собой во время помолвки. Однако если уж до этого дойдёт… — Гарри замолчал на секунду, но потом уверенно продолжил: — Я признаюсь тебе честно, твой сын мне очень симпатичен, и я буду только рад видеть его в роли своего зятя в будущем.

— До этого не должно дойти, — кусая губы, покачала головой Паркинсон. Она сильно нервничала, и это было заметно.

— Тебя чем-то не устраивает моя дочь? Помимо того факта, что она моя дочь, разумеется.

— Дело не в ней. Лили замечательная девушка, что удивительно с учётом того, кто её родители. Дело в Габриэле. Точнее в его отце.

— И кто же его отец? — теперь мужчина в упор смотрел на свою собеседницу, которая, однако, упорно избегала зрительного контакта с ним, отводя взгляд. А когда через несколько долгих секунд, показавшихся обоим годами, она подняла глаза, он всё понял и без того страшного слова, которое она произнесла, казалось, одними губами:

— Ты.

И снова воцарилась тишина. Гарри залпом осушил очередной стакан с виски, чувствуя, как в его памяти одно за другим проносятся события того сумасшедшего лета на Крите — первого лета после войны. Ни тогда, ни позже у него и в мыслях не было, что Пенси могла забеременеть от него — сначала он о возможных последствиях их отношений вообще не задумывался, а потом остановился на мысли, что она, должно быть, пила противозачаточные. Мерлин, он ошибался! Почему-то мужчина ни на секунду не усомнился в её словах, как будто бы сердцем чувствуя, что это правда. В голове пронеслись несложные математические расчёты, касающиеся возраста молодого человека, и, чёрт побери, они сходились просто идеально. Мерлин, как он мог не додуматься раньше?! Признаться, он с самой первой встречи с Габриэлем ощущал, что этот юноша чем-то на него похож — именно так, как были на него похожи Джеймс и Альбус. Однако тогда он даже предположить не мог, чем всё обернётся, что бойфренд дочери окажется его собственным незаконнорождённым сыном. Гарри выругался себе под нос и снова поднял взгляд на собеседницу. Пенси Паркинсон всеми силами старалась держать себя в руках, но всё равно выглядела жалко. Нетрудно было догадаться, что если бы не особые обстоятельства, то этот разговор так никогда не состоялся бы, и она до сих пор не могла прийти в себя от того, что она всё-таки рассказала Поттеру правду.

— Почему ты мне ничего не сообщила? — собравшись с мыслями, поинтересовался Гарри. Он не знал, что полагается говорить в такой ситуации и как себя вести дальше.

— А это изменило бы что-нибудь? — вопросом на вопрос ответила женщина, в её голосе отчётливо слышалась безысходность.

— Да, это изменило бы многое, — уверенно заявил Поттер. Да, он действительно так думал.

— В таком случае я тебе скажу, что я не сказала тебе ничего по той причине, что я не хотела, чтобы что-то менялось. Меня, знаешь ли, до недавнего момента, целиком и полностью устраивала моя жизнь.

— Кому ты пытаешься лгать? Мне или себе самой?

— Слушай, Поттер, я, конечно, понимаю, что ты очень склонен к самокопанию и мыслям из оперы «что было бы, если бы…», но, по-моему, для нас сейчас гораздо важнее уяснить кое-какие другие моменты.

— Что ж, я полагаю, ты говоришь не о деньгах, — вздохнул Гарри. — А ещё, если я правильно понимаю, Габриэль не знает «страшную правду».

— Ты понимаешь правильно.

— И?

— Что и?

— Что ты собираешься с этим делать?

— Ты хотел сказать, что мы собираемся с этим делать, не так ли, Поттер? — недобро сощурила глаза Пенси. — Не думай, что тебе удастся снова так просто улизнуть, оставив меня одну решать все проблемы.

— Я и не собирался, — фыркнул Гарри. — Я просто хотел узнал, какие у тебя мысли по поводу того, что МЫ можем делать дальше.

— Я не знаю, — женщина устало вздохнула, и Гарри ощутил неожиданное желание обнять её и попытаться успокоить, как он это делал когда-то давно. — А ты что думаешь?

— В любом случае нам придётся поговорить с Габриэлем, — достаточно уверенно сказал мужчина, с ужасом представляя себе этот разговор. — А потом с Лили.

— Надо, — эхом повторила Пенси. — Но я просто не представляю, как это сделать.

— Я тоже, — Поттер прикусил губу.

Чем больше он думал об этом, тем больше становился ком в горле. Мысли о том, что ему вскоре придётся говорить с юношей — с его собственным сыном! — о таких неприятных вещах, заставляли его чувствовать слабость, тошноту и всепоглощающий стыд. Ещё хуже было с Лили. Если Габриэля уже можно было назвать в полной мере взрослым мужчиной, который смотрит на окружающий мир достаточно реалистично и способен понять чьи-то ошибки и сражаться с собственными чувствами, то дочка была другой. Наивная малышка Лили, несмотря ни на что, ещё не выросла окончательно, продолжая верить в вечную любовь, человеческую доброту и непогрешимость родителей. Великий Мерлин, бедняга будет совсем разбита, когда узнает правду!

— Я должна была всё рассказать Габриэлю ещё много лет назад, — еле слышно произнесла женщина, обращаясь скорее к себе самой, чем к своему собеседнику.

— Должна была. А ещё ты должна была сообщить мне. Но ты этого не сделала, поэтому мы теперь должны расхлёбывать кашу, которую заварили два десятка лет назад.

Пенси ничего не ответила, лишь коротко попросила у пробегавшего мимо официанта счёт, который Гарри, не говоря ни слова, оплатил, и они так же молча вышли наружу. Уже стемнело, и в неверном свете уличных фонарей все предметы и прохожие отбрасывали причудливые тени.

— Забавная штука жизнь, да, Паркинсон? — задумчиво произнёс Гарри, доставая из кармана пачку сигарет и предлагая закурить своей спутнице. — Вот теперь мы снова по одну сторону баррикад, нам придётся вместе что-то делать, чтобы что-то исправить, а потом мы снова разбежимся. Глупо, правда?

Женщина ничего не ответила, лишь молча приняла предложенную сигарету и закурила. Они шли вместе по улицам вечернего Дублина и курили, синхронно вспоминая, что когда-то давно их отношения начались с этого же. Однако им уже давно было не по восемнадцать лет, и надежды на светлое будущее были скрыты под клубами сигаретного дыма и нерешённых проблем.

Вот уже несколько недель жизнь Габриэля представляла собой сплошную череду событий, каждое последующее из которых было лучше предыдущего. Практика в Хогвартсе, доставившая юноше немало положительных эмоций, и прибавившая опыта, подошла к своему очень даже успешному завершению, в английской школе волшебства им остались очень довольны и даже намекнули, что в будущем он может рассчитывать на место полноправного преподавателя, если пожелает. Отношения с Лили Поттер, что называется, цвели и пахли, её отец и братья отнеслись к нему вполне благосклонно, и в принципе он был уже заранее принят в семью. Своего апогея радость Габриэля достигла, когда Лили согласилась на его предложение приехать к нему в гости в Ирландию. Даже то, что её знаменитый папенька увязался за ними, не особо портило всю малину, ибо достойное поведение дочери и её кавалера было, казалось, последним, что его интересовало. В конце концов, Гарри Поттер юноше нравился — не из-за своих подвигов молодости, не из-за успешной аврорской деятельности, даже не из-за того, что он воспитал милую Лили. Просто по-человечески. С ним было приятно общаться и легко найти общие темы для разговора, он не был занудой, как родители бывшей девушки молодого Паркинсона. А ещё, как Габриэль случайно выяснил, мистер Поттер когда-то учился на одном курсе с его матерью, так что ему казалось хорошей идеей устроить встречу двух бывших однокурсников.

Минувшие с момента приезда в Дублин два дня, которые юноша почти полностью провёл вдвоём с Лили, прошли замечательно. Оба остались более чем довольны импровизированной культурной программой и, что гораздо важнее, обществом друг друга. И с каждым часом, проведённым вместе с этой девушкой, Габриэль всё больше убеждался в том, что влюбился в неё серьёзно. В общем, всё в жизни было хорошо. Слишком хорошо. Вот на этой-то почве и строились предчувствия юноши, говорившие о том, что не может быть всё настолько безоблачным и поэтому в ближайшем будущем непременно должно произойти что-то плохое. Что и случилось. Причём, беда пришла с той стороны, откуда её никак нельзя было ждать, и Габриэль оказался не готов к удару.

Уже в сумерках юноша отвёз Лили в отель, где она жила вместе с отцом, и, поцеловав на прощание, уехал домой, чувствуя, что иногда его разрывает надвое. С одной стороны, его мучила совесть, что он почти не уделяет внимания своей матери, которую он не видел несколько месяцев, а с другой стороны была Лили, и не хотелось терять ни секунды того времени, которое можно провести вместе с ней. В мыслях он строил планы на будущее, представлял их свадьбу, маленький домик где-нибудь на окраине Дублина или в Лондоне и даже иногда детишек. А ещё он снова, незаметно для себя самого, начал терзаться старыми вопросами относительно своей матери и её прошлого. Почему Пенси Паркинсон так никогда и не вышла замуж? Почему она уехала со своей родины и теперь всячески избегала возвращения туда даже на короткий промежуток времени? Связано ли это как-то с его, Габриэля, отцом? И кто, чёрт побери, этот человек? Раз за разом эти вопросы оставались без ответов, и, в конце концов, юноша уже не был уверен, хочет ли он знать правду, и поэтому не предпринимал никаких попыток выяснить что-либо.

Впрочем, правда сама обрушилась на него, не спрашивая разрешения. Поднявшись на лифте в квартиру матери и зайдя внутрь, юноша сразу же понял, что у них гости. Причём, судя по висевшему в прихожей пальто и знакомому тембру голоса, раздававшегося из гостиной, своим присутствием их почтил не кто иной, как Гарри Поттер. О чём разговаривали бывшие однокурсники, не было понятно, ибо голоса звучали не очень разборчиво, но беседу трудно было назвать спокойной и уравновешенной, что заставляло Габриэля строить догадки, каждая следующая из которых была неприятнее другой.

— Мама, мистер Поттер, добрый вечер, — вежливо поздоровался юноша, появляясь в дверях гостиной.

Пенси Паркинсон сидела на диване перед журнальным столиком, на котором стояла нетронутая чашка с ароматным кофе и лежала полупустая пачка женских сигарет. Женщина всеми силами старалась сохранять свой обычный невозмутимо-величественный вид, но ей это плохо удавалось, и Габриэль поймал себя на мысли, что никогда раньше не видел мать в настолько расстроенных чувствах. Гарри Поттер стоял около открытого окна и курил, вся его поза также выражала напряжение.

— Габриэль, дорогой, привет. Заходи, посиди с нами, — через силу улыбнулась Пенси, указывая на одно из кресел. Мистер Поттер затушил сигарету и сел в другое кресло. — Хорошо, что ты приехал пораньше. Кофе будешь?

— Нет, благодарю, — покачал головой парень, усаживаясь напротив матери. — Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке, просто мне и мистеру Поттеру надо с тобой поговорить.

— О чём? — Габриэль нахмурился, с каждой маминой репликой происходящее нравилось ему всё меньше и меньше.

— Габриэль, послушай, только не надо нервничать, вся обязательно будет в порядке… — начала Пенси, наблюдая за тем, как меняется выражение лица сына, но её перебил мистер Поттер:

— Паркинсон, прекрати мямлить, а то ты мне сейчас напоминаешь дикий гибрид между моей женой и тёщей.

Юноша нервно хихикнул. Порой он забывал о том, что Гарри Поттер вообще-то женат — о своей супруге мужчина упоминал очень редко, а самолично Габриэль встречался с Джинни Поттер всего однажды, они с Лили тогда гуляли по Хогсмиду, и девушка, узнав, что её мама приехала туда по делам, потащила своего бойфреда знакомить с ней. Встреча, скажем так, не удалась. Несколько позже, от Джеймса юноша узнал, что их родители уже несколько лет вместе живут только в те редкие промежутки времени, когда дома появляется Лили. В общем, напрашивался неутешительный вывод, что семейная жизнь у героя всея магического мира не удалась.

— Поттер, не упоминай, сделай милость, при мне членов твоего замечательного семейства, — мисс Паркинсон скривилась, как будто от зубной боли. — И не умничай, иначе я сейчас уйду, и сам будешь всё объяснять! В конце концов, это целиком и полностью твоя вина.

— Моя?! — бравый аврор Поттер чуть ли не захлебнулся от возмущения. — Тебе не кажется, что ты немного перегибаешь палку? И вообще, если бы не твоя дурацкая гордость, всё было бы по-другому!

— Да? И что бы изменилось?! — Пенси, казалось, уже забыла про присутствие сына. — Так бы ты всё бросил и прибежал бы ко мне!

Габриэль удивлённо переводил взгляд с матери на мистера Поттера. Он окончательно перестал понимать, что происходит, о чём они вообще говорят и какое отношение к этому всему имеет он сам. Очевидно было одно: отношения этих двоих в какой-то промежуток времени явно не ограничивались отношениями обычных однокурсников. Юноша настолько погрузился в свои мысли, что и не заметил, как стих спор, и, когда он пришёл в себя, оба взрослых в упор смотрели на него, причём, мама ещё почему-то держала его руку, словно утешая.

— Габриэль? — женщина вопросительно посмотрела на сына, явно чего-то от него ожидая.

— Ты что-то говорила, мама? — тряхнув головой, спросил юноша и запустил руку в свою шевелюру, взлохмачивая её. — Прости, я прослушал.

Пенси ничего не ответила, лишь со вздохом откинулась на спинку дивана и спрятала лицо в ладонях. Она выглядела как никогда разбитой.

— Мистер Поттер? — Габриэль повернулся к отцу Лили, который по-прежнему открыто смотрел ему в лицо. — Что происходит?

— Пойдём на балкон, — немного подумав, сказал мужчина и поднялся с кресла, Габриэль направился за ним. — Куришь? — поинтересовался он, предлагая юноше сигарету, на что тот покачал головой. — Вот и хорошо. Вредно это. Для здоровья.

— А сами вы всё равно курите, — задумчиво произнёс Габриэль. — Почему?

— Так легче, — ответил Гарри Поттер, выпуская в ночное небо струю дыма. — И прекрати «выкать», я уже просил тебя.

— Не могу. Меня учили, что к чужим людям, которые старше тебя, надо обращаться на «вы».

— Габриэль, — мужчина вздохнул и положил руку на плечо своему собеседнику. — Я… Мне… Мне безумно стыдно, и я не знаю, с чего начать. Было бы легче, если бы ты услышал всё тогда, когда мы переругивались с твоей мамой…

— Может быть, стоит начать с начала? — Габриэль на мгновение встретился с мистером Поттером глазами, но тот тут же отвёл взгляд.

— Ты прав. А началось всё летом девяносто восьмого, как раз после окончания войны. Твоя мама, должно быть, рассказывала тебе, что она в тот год уезжала работать на Крит?

— Да, кажется, она упоминала что-то на эту тему, но никогда не рассказывала в подробностях.

— Вот, — мужчина достал из заднего кармана джинсов старую маггловскую фотокарточку и протянул её своему молодому собеседнику. — Волею судьбы я поехал в тот же год отдыхать, и умудрился попасть в тот же отель, где работала твоя мама.

На фотографии были запечатлены двое — парень и девушка — радостно улыбающиеся и обнимающие друг друга. С удивлением Габриэль осознал, что ему несложно узнать в этих двоих свою мать и Гарри Поттера. Вот только тогда, много лет назад, они были другими — молодыми, наслаждающимися каждым моментом, влюблёнными друг в друга. Юноша никогда — ни в реальности, ни на одной фотографии — не видел маму настолько счастливой. Широкая улыбка делала её черты лица, обрамлённого тогда ещё короткими светлыми волосами, удивительно привлекательными. Восемнадцатилетний Гарри Поттер был довольно худощавым, но всё же не настолько, как на хранящейся где-то у дедушки фотографии хогвартского выпуска девяноста восьмого года, не было обычных очков, даже на фото можно было увидеть блеск в зелёных глазах. Загорелая кожа красиво контрастировала с белой футболкой, а непослушные пряди длинных чёрных волос колыхались на существовавшем только на снимке ветру. Вглядываясь в это изображение, Габриэль не мог отделаться от мысли, что он смотрит на немного искажённое войной собственное отражение.

— Мерлин, — прошептал юноша, до которого начало потихоньку доходить, чем конкретно должен закончился этот разговор. — Вы… Ты…

— Я не знал, Габриэль, я клянусь, что не знал, — виновато проговорил Гарри Поттер, обращаясь скорее к тонкому серпу молодой луны, чем к стоявшему рядом юноше. — Пенси сказала мне только вчера.

— А что бы изменилось, если бы ты знал? Что изменится, чёрт побери, сейчас?

— Габриэль…

— Да ничего не изменится! — раздражённо воскликнул юноша. — Ты просто не захочешь что-либо менять. Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза и открыто сказать правду, а предпочитаешь использовать окольные пути!

— Габриэль, — голос мужчины стал твёрдым, и он, не медля ни секунды, повернулся к собеседнику и уверенно посмотрел ему в глаза, словно заглядывая в разрываемую самыми противоречивыми чувствами душу. — Я твой отец.

Вот и всё. Это всё-таки прозвучало. Каких-то простых три слова, но только они принесли с собой больше чувств, чем могли бы вызвать сотни тысяч. Где-то глубоко было облегчение — наконец-то он узнал правду, которую мама так долго от него скрывала. На него наслаивались отголоски какой-то болезненной радости от того, что его отцом оказался вполне достойный человек, которого Габриэль искренне уважал. Но гораздо сильнее была какая-то детская обида на этого человека, который бросил его маму, не знал и не хотел знать о существовании ещё одного сына — старшего, кстати. Раздражение от осознания того, что у него могла быть нормальная семья, фамилия отца и статус законнорождённого. Но гораздо сильнее была боль в разбитом сердце, которое больше не могло любить единственную девушку, которая так нужна была Габриэлю. Боль от того, что его отношения с Лили неправильны и не имеют будущего. Боль от понимания того, что ему сказали правду только ради того, чтобы он прекратил встречаться с собственной сестрой.

Не в силах больше находиться в обществе этого человека, который оказался его отцом, юноша покинул балкон и на немного дрожащих ногах направился к выходу из квартиры с твёрдым осознанием того, что ему надо побыть одному.

— Габриэль! — Пенси удалось догнать сына только в прихожей. — Куда ты?

— Оставь меня, мама.

— Габриэль… Послушай, милый, ты должен понять…

— Ты лгала мне двадцать лет, чёртовых двадцать лет моей жизни, а теперь говоришь, что я должен понять?! Ответь мне, дорогая мама, узнал бы я когда-нибудь правду, если бы в моей жизни не появилась бы Лили? А он узнал бы? — юноша зло кивнул в сторону появившегося в дверях гостиной Гарри Поттера.

— Габриэль… — Пенси предприняла последнюю попытку остановить его.

— Оставь его, — прервал её Поттер, после чего развернулся и снова скрылся в гостиной. У него в руках юноша заметил бутылку с виски.

Габриэль не помнил, куда он пошёл, покинув дом, но в итоге ноги принесли его в один из пабов, работавших круглосуточно, где юноша и обменял все имевшиеся у него наличные евро на третьесортный виски. Хотелось забыться, лишиться хотя бы на время всех тех проблем, которые предстояло решать в ближайшем будущем, остаться наедине с самым верным другом, который уж точно не подведёт, — стаканом со знакомой янтарной жидкостью. Именно там, в этом самом пабе, его и нашли. Как будто сквозь туман алкогольных паров, Габриэль заметил, как к нему присоединились две рыжие личности, каждая из которых выглядела подозрительно знакомой, что-то ему усиленно втолковывали, а потом куда-то везли.

Очнулся юноша от того, что у него затекла шея от неудобного лежания на подлокотнике дивана. Все кости ломило, к пересохшему горлу подкрадывалась тошнота, а голова немилосердно кружилась от любого неосторожного движения. Открыв глаза и осмотрев комнату, парень пришёл к неутешительному выводу, что он не имеет ни малейшего представления, где он и как он здесь оказался.

— О, наш спящий красавец проснулся, — раздался жизнерадостный голос с другого конца помещения, и в поле зрения Габриэля появился широко улыбающийся Джеймс Поттер. — Не дёргайся, хуже будет.

— Дж-жеймс? — прохрипел юноша, не узнавая собственного голоса. — Г-где я?

— В родном Дублине, в отеле «Сентрал», — ответил Джеймс, после чего протянул своему собеседнику полстакана с жидкостью перламутрового цвета, в которой без труда можно было узнать зелье от похмелья: — Пей до дна, юный алкоголик, а то ты мне сейчас инферала напоминаешь.

Габриэль с благодарностью принял стакан и в два глотка выпил спасительную жидкость. Самочувствие быстро стало улучшаться, и уже через две минуты единственным неудобством осталось небольшое головокружение.

— Спасибо, — пробормотал Паркинсон, поднимаясь с дивана и распрямляя затёкшую спину. — Что ты тут вообще делаешь?

— Спасаю от похмелья одного идиота, не умеющего пить, — закатил глаза второй юноша, усаживаясь в кресло и с аппетитом поедая бутерброд с сыром. — Есть ты, я так понимаю, не будешь?

— Нет, спасибо.

— Вот и замечательно. Кстати, знаешь, я бы тебе хорошенько врезал, но ты у меня сейчас вызываешь исключительно жалость. Всё-таки лежачего не бьют.

— За что?

— За то, что ты — бойфренд мой младшей сестры, а посему практически член моей семьи, между прочим! — напился до поросячьего визга и вёл себя совершенно невменяемым образом.

Габриэль прикусил губу. Лили. При напоминании о девушке сразу вспоминался вчерашний разговор и раскрывшаяся правда. Юноша почувствовал желание забить на всё и всех и вернуться в паб, чтобы снова напиться.

— Я больше не встречаюсь с Лили, — словно отрывая часть от своего сердца, медленно и еле слышно произнёс Габриэль.

— Та-ак, — нехорошо сощурился Джеймс. — А вот с этого момента, пожалуйста, подробнее…

— Вот сейчас, Джеймс, ты мне напоминаешь меня самого в семнадцать лет, — в комнате появилось ещё одно действующее лицо, в котором можно было узнать Рона Уизли. — Советую избавляться от комплекса старшего брата и следить не за младшей сестрой, а за собственной… хм, кто она там тебе?

— Неважно, — буркнул моментально покрасневший Поттер. — Ты мне лучше скажи, что мне с её родственничками делать.

— А я-то тут причём? — добродушно усмехнулся Рон, садясь рядом с племянником. — Из нас двоих это ты к двадцати годам так и не уяснил, что существует такое понятие, как противозачаточные. Ты отца-то ещё не обрадовал?

— Он и сам, готов поспорить, не знает, что такое противозачаточные, — отмахнулся Джеймс, после чего снова повернулся к Габриэлю: — Итак, это ты из-за расставания с моей сестрой решить напиться?

— Я… Не совсем, — наконец, выдавил из себя юноша, пытавшийся вникнуть в смысл разговора, состоявшегося только что между Джеймсом и его дядюшкой. Оба смотрели на него вопросительно, и в итоге он не выдержал и пересказал тот замечательный разговор, состоявшийся вчера, и описал его последствия.

— Я же говорил, что отец не знает, что такое противозачаточные! — подозрительно радостно воскликнул Джеймс, дослушав трагическую повесть.

— Это у вас семейное, — буркнул Рон, пряча ухмылку. Что ж, видимо ему предстоит в ближайшее время стать личным психотерапевтом ещё одного сына лучшего друга. Надо бы начать брать с них за это плату.

— Кстати, братишка, — молодой Поттер похлопал Габриэля по плечу, — глупый ты нашёл повод, чтобы напиваться. Ну подумаешь, на двадцать первом году жизни узнал, кто твой отец, ну подумаешь, у нас он оказался общим…

— Ну подумаешь, ты спал со своей сестрой, — невинно хлопая глазками, подвёл итог Рон, в ответ на что Габриэль густо покраснел. — Главное, чтобы последствий потом не родилось, а то от близкородственных связей ничего хорошего обычно не рождается.

— Мы предохранялись, — прошипел в ответ Габриэль, желая провалиться от стыда сквозь землю.

— Вот этим-то ты выгодно и отличаешься от отца и брата, — Уизли многозначительно покосился на племянника, после чего встал с места и вышел из комнаты, оставляя парней наедине.

— Что у тебя стряслось? — поинтересовался Габриэль, не давая брату высказаться на тему Лили.

— То, что он придурок, — раздался из дверного проёма голос Рона, ещё не успевшего окончательно покинуть помещение. — Как и ваш отец. Это, по-моему, только мужчина из замечательного рода Поттеров может как-то вечером прийти в гости к своей девушке и обнаружить, что она на восьмом месяце.

— В отличие от некоторых, я узнал об этом хотя бы до того, как стал отцом, а не двадцать лет спустя! — раздражённо крикнул Джеймс, ответом ему послужил щелчок закрывшейся двери. — В общем, ты понял. Её… хм, родственники не сильно рады пополнению в семействе и моей к этому причастности. Пришлось улепётывать подальше. Дядя Рон обещал помочь — его, кажется, связывают какие-то отношения с матерью моей невесты. Вот только приходится выслушивать его насмешки. Видишь ли, супружеская жизнь с тётей Гермионой сделала его чертовски язвительным.

— Н-да, — вздохнул Габриэль, пытаясь преодолеть ощущение, что он попал в какую-то бразильскую мыльную оперу, которые так любила смотреть мамина подруга Миллисент.

— И что ты собираешься делать дальше, герой-любовник? — через какое-то время поинтересовался Джеймс.

— Надо поговорить с Лили, — задумчиво отозвался Габриэль. — Она, должно быть ещё не знает.

— Для бедняги это будет ударом, — сочувственно покачал головой рыжеволосый юноша. — Она до сих пор свято верит в великую светлую любовь наших родителей и даже предположить не может, что они могли изменять друг другу.

— Чёрт побери, я люблю её.

— Не волнуйся, это проходит, — равнодушно заметил Поттер. — Любовь — это болезнь хоть и заразная, но не хроническая. Хотя, хочешь, дам совет?

— Валяй.

— Оставь пока Лили, с ней ты поговорить всегда успеешь. Разберись для начала в себе самом и хорошенько подумай, что изменит в твоей жизни то, что ты узнал.

— То, что я больше не могу встречаться с Лили, — мрачно ответил Габриэль.

— Нет, помимо этого. Подумай про родителей, про то, как ты дальше будешь строить с ними отношения, про то, как могут складываться отношения между ними.

— На что ты намекаешь, Джеймс?

— Отец скоро разведётся с моей матерью — это факт. А когда-то давно он хотел жениться на твоей матери. Как знать, может быть, двадцать лет — это не такой уж большой срок, чтобы пытаться исправить ошибки, как думаешь?

— Они не захотят этого.

— А если им помочь? — Джеймс решительно встал с места, брат последовал его примеру. Юноши переглянулись, и в следующее мгновение на лицах обоих расцвели идентичные улыбки, и Габриэль подумал, что он готов приступить к работе над ошибками.

Пенси Паркинсон сидела на балконе своей дублинской квартиры и курила уже третью сигарету, наблюдая, как из-за крыш домов медленно поднимается по небосклону большое красное солнце. Утренний воздух был свеж и прохладен — ночью наконец-то шёл дождь после двух недель августовской жары. Асфальт внизу до сих пор был мокрым, кое-где виднелись большие лужи, а на тёмных перилах балкона можно было различить неровный ряд капелек, которые женщина бездумно смахнула вниз. Машины Габриэля на стоянке около дома ещё не было — должно быть, его рейс из Лондона задержали из-за ночной грозы. Или он настолько погрузился в эксперименты, проводимые на пару с Альбусом, что решил немного повременить с возвращением домой. Он вообще провёл всю вторую половину лета в разъездах, крайне тяжело перенося разрыв с Лили, с которой он не общался до сих пор. Кажется, бедная девочка крепко обиделась на него и из мести то ли Габриэлю, то ли отцу согласилась на предложение Скорпиуса Малфоя стать его женой.

Впрочем, путешествовал Габриэль не один и не бесцельно. В конце июля Гарри Поттер, которого отправляли в командировку в Штаты, предложил новообретённому сыну поехать с ним в знак попытки примирения, на что юноша, к немалому удивлению Пенси, согласился. Когда они вернулись, между ними царило полное взаимопонимание, построенное на том же, на чём Гарри строил отношения с двумя другими сыновьями, то есть на том, что каждый из них идёт своей дорогой, и желательно, чтобы эти дороги пересекались как можно реже. Оставив папеньку на попечение матери, юноша упорхнул в Англию проведать деда, братьев и маленькую племянницу, после чего на пару с Альбусом уехал на континент собирать материал для только им одним понятного проекта, который они сейчас и заканчивали. Кстати, теперь эта парочка гениев Зельеварения, с позором изгнанная из поместья Малфоев после неудачного эксперимента, обосновалась в поместье Паркинсонов, где отец Пенси с удовольствием предоставил в распоряжение двух юных дарований шикарную лабораторию. А ещё Пенси подумывала над тем, что, наверное, и она скоро вернётся в отчий дом.

Дул прохладный ветер, вполне обычный для климата Ирландии в любое время года, и Пенси плотнее укуталась в рубашку Поттера, которую она благоразумно накинула на себя перед тем, как выйти на балкон. Удивительно, раньше она думала, что если ей когда-либо придётся рассказать Габриэлю правду о его отце, то её жизнь будет непременно разрушена. Теперь она не понимала, почему так боялась этой правды. Да, сын тяжело воспринял, когда ему рассказали, но причина его расстройства заключалась несколько в другом. На самом же деле теперь, когда больше не осталось недомолвок, жить стало легче, спокойнее. А ещё она часто думала над тем, как могла бы сложиться её жизнь, если бы она с самого начала сообщила Гарри о том, что ждёт ребёнка. Сложилась бы их совместная жизнь хорошо или закончилась бы тем же, чем и его брак с Джинни Уизли? Кстати, они всё-таки развелись. Быстро, достаточно безболезненно и без лишней шумихи. Все трое детей на тот момент уже были совершеннолетними, а чтобы не создавать лишних проблем из-за раздела имущества, Поттер добровольно отвалил бывшей супруге приличную сумму, на которую можно было прожить пару жизней, не напрягаясь, и оставил тот дом, в котором они жили все эти годы. У него самого из недвижимости остался только старый особняк Блэков, в котором сейчас обосновался Джеймс со своей семьёй, и кое-какие земельные владения в Ирландии, о которых мужчина узнал уже давно, но предпочитал не распространяться. Ну а сейчас Гарри Поттер жил в Дублине в квартире Пенси и не сильно мучился совестью по этому поводу.

— Не спится? — вышеупомянутый субъект тоже вышел на балкон, уселся на соседний стул и закурил.

Пенси неопределённо пожала плечами. В последнее время она часто просыпалась рано, иногда оставаясь валяться в постели и наблюдая за спящим Гарри, а иногда выходя на балкон и прокуривая остатки здоровья.

— Габриэль звонил, — ровным голосом сказал Поттер. — Он приедет ближе к вечеру, ночной рейс отменили.

— У него всё в порядке?

— Ну раз твой отец ещё не послал нам гневный Громовещатель с известием о том, что Габриэль и Альбус взорвали лабораторию, то, наверное, всё в порядке, — мужчина замолчал и принялся задумчиво наблюдать за игрой лучей восходящего солнца на капельках прошедшего ночью дождя.

— О чём думаешь? — через какое-то время поинтересовалась Пенси, чувствуя, как он сжимает её руку.

— О том, что пора бросать курить. А то, как сказал Джеймс, я подаю плохой пример внучкам.

— Внучкам? — удивлённо спросила Пенси, подавляя смешок. Гарри Поттер в роли дедушки вызывал у неё исключительно одно желание — громко и искренне рассмеяться.

— Ага. Джеймс тут недавно заявил, что его эта… мисс Пьюси, в общем, скоро родит ещё одну дочку. Если будет сероглазая, хотят назвать Вальпургой.

Гарри говорил абсолютно спокойно, он уже смирился с тем, что не так давно стал дедушкой. А первую внучку — кареглазую Дорею — он просто обожал. Джеймсу читать лекции по поводу его глупого поведения было более чем глупо, ведь сам он оказался не лучше, а знакомство с будущей невесткой укрепило в нём надежду на то, что та сделает из сына человека. Кстати, своей бабушкой Дорея называла не посетившую старшего сына лишь однажды Джинни, а Пенси, которая почему-то оказывалась в старом доме на площади Гриммаулд каждый раз, когда туда отправлялся Гарри.

Пенси не знала, во что дальше выльются её отношения с Гарри, но одно она решила уже точно — что будет, то будет, а отпускать его она пока не собирается. Как знать, может быть, их и ждёт совместное будущее, и когда-нибудь она всё-таки станет миссис Поттер, и вместе они переедут обратно в Англию, где останутся жить в её родовом поместье, воспитывая маленьких внуков и великовозрастных детей. А сейчас она просто сидела на балконе и курила, встречая рассвет нового дня и кутаясь в рубашку Поттера, приятно пахнущую дорогим одеколоном, морской солью, алкоголем, сигаретным дымом и сексом. Всем тем, что характеризовало их отношения.