Хорошо сейчас в лесу. Осень. Нет той назойливой весенней толкотни и слащавого птичьего гомона, что начинают преследовать тебя уже в апреле. Размеренно, с достоинством мир увязает в слякоти и опаловых красках. Серое, низкое, ложащееся чуть ли не на плечи небо — неотъемлемая часть погодного спектакля. Впечатляет. Завораживает. Заставляет замереть и призадуматься. Безымянная речушка бежит неторопливо, будто силится всем существом своим вобрать последние крохи тепла. Платаны на левом берегу высокомерно стряхивают листву, спеша избавиться от вызывающих рыжих красок. Готов согласиться: сучковатые темные ветви на фоне пасмурного неба куда пригляднее, чем идиотическое буйство красок.
Возвращаться желания нет. Никакого. Да и повода нет.
Каждый раз поражаюсь: ну что за несносный у нее характер?! Ведь все было хорошо: неторопливое субботнее утро, никаких посланий от друзей и работодателей, не наблюдалось крикливых сов и срочных вызовов на работу. Сиди себе на стареньком уютном диване, читай, наслаждайся тишиной… Так нет, мисс Принципиальность решила выяснить отношения. Именно сегодня. И непременно за завтраком.
Даже чай допить не соизволила. И булочку дожевать, за которой, между прочим, я ни свет, ни заря потащился в её обожаемое «Сладкое королевство». Будь оно неладно! Да и ваниль та проклятущая! До сих пор от меня разит «блейзовым лимонным ароматом».
— Женись на мне, а? — неожиданно выпалила она и заворожено уставилась, не моргая.
Не дождавшись реакции с моей стороны (я от такой наглости просто оторопел), зачем-то бестолково уточнила:
— Я ребенка… хочу. От тебя.
Хорошо, что от меня. А не от того рыжего недоразумения.
Плохо, что решила поставить в известность. И ведь рассчитывает же на что-то. Вон как вцепилась в чайную чашку! Пальцы даже побелели…
Своё мнение, которым все-таки соизволили поинтересоваться, я, естественно, высказал. Не помню, что уж я там орал, какие безумные доводы приводил, да только вот сложилось у меня впечатление, будто её это не проняло. Лишь упрямо поджала губы, молча уставилась в окно и больше меня не замечала. Обиделась. Эка невидаль! Не в первый раз. Переживет.
Я, конечно, тут же сбежал. Не выдержал душераздирающего зрелища: нервно сцепленных пальцев и молчаливых упреков.
Вот пусть посидит одна, поразмышляет. Думать — это полезно. Может быть, оценит все прелести свободы? Когда нет обязательств, обещаний и прочей романтической ерунды. Я же ведь, в отличие от нее, ничего не требую! А она заладила: сад, дом, семья, серьезные отношения…
Настолько увлекся самоедством, что даже не заметил, как забрел вглубь леса и плюхнулся на грязный пень. Потом тупо уставился на воду.
Нет, ну за кого она меня принимает? За кретина? За труса? Почему решать должен я? И почему именно сейчас? Учебный год только начался, самая пора для сбора ингредиентов. Да не готов я! Вся эта ответственность… Совести у нее нет! Вот как у той ольхи! Это несуразное растение выбрало себе местечко потеплее, к воде поближе — вытянулось, распихало соседок и, гордо вскинув макушку, заозиралось по сторонам. Не иначе как ищет, чего бы заграбастать поперспективнее. Вылитая мелкая Уизли. Та тоже вся в рыжих пятнах и постоянно сует нос не в свои дела. Захапала себе Поттера, — ясное дело, известности захотелось! — но на этом не остановилась. Говорят, нацелилась на какой-то пост в Министерстве. Смотреть на это тощее создание противно. Это я о дереве. Хотя… и о Джиневре тоже. И обо всех остальных Уизли вместе взятых.
А ведь если присмотреться, то среди зарослей можно обнаружить массу любопытного сходства! Саморазвившийся паноптикум*, так сказать. Вот та группа тополей, к примеру, — нет, ну действительно же! — вылитая семейка Малфоев. Так же остервенело цепляются корнями за почву, макушки задрали к облакам, а сами белесо-невзрачные. И это осенью-то! Но своего не упустят — дай им лишь укорениться, да признай за ними право на существование, и вот тогда…
Не понимаю, как Грейнджер посмела? Гриффиндорская прямолинейность так и прёт из неё! И ведь не оставила мне выбора. А я не люблю быть загнанным в угол: веду себя неадекватно, с последствиями не считаюсь, язвлю не в меру, нападаю. Вон как тот старый покореженный дуб. В него молния уже не раз ударяла, а все не поумнеет! Пыжится, доказать другим что-то хочет. Что жив еще? Что упорно отвоевывает место под солнцем? Что верит в право быть счастливым? И почему же? Из-за кретинского упрямства, не иначе.
И Грейнджер туда же! Знала же, что выяснение отношений ни к чему хорошему не приведет. Ну, и как? Добилась, чего хотела? Тогда почему ревёт?
«Северус, мне плохо без тебя».
И что?
«Я тебе нужна, знаю же».
Подумаешь, открытие!
«Уйду, будешь жалеть!»
Нет, как она смеет?! Да я… ведь я…
Ну, и куда я денусь?
На Континент? В леса Амазонии? И что я там забыл? Бежать-то ведь некуда. Да и незачем.
Настроение паршивое. Завыть хочется. Не на луну, конечно. Хотя… если в перспективе… Все лучше, чем быть окольцованным.
Да это всё погода. И осень. И школа осотогоблиневшая уже, со всеми этими бесчисленными тупыми учениками… Тоску такую нагнали, сил нет.
А дома — разожженный камин. И недоваренное экспериментальное зелье. Да не в меру разобиженное кареглазое чудо. Которое, вполне вероятно, уже вещички в сундук упаковывает. Сбежать она хочет… Не пущу!
Ведь если подумать — хорошенько так, отбросив амбиции, — то кажется, что предложенный Гермионой план не самый худший. И можно даже… ну, смириться, наверное. При одном условии. Пусть будет мальчик. И в нашем саду посадим этот дурацкий дуб, что сейчас приветливо машет сучковатыми ветвями с той стороны речки. Невероятно упертое дерево. За жизнь цепляется — обзавидуешься! Все равно ему тут места нет. А в саду его Герми опекать возьмется. Глядишь, из него что путное и получится…
Тут дерево-двойник Уизли самоуверенно закивало в ответ. Пусть лишь под напором по-осеннему промозглого ветра, но даже оно соизволило согласиться. Посчитаем это за добрый знак и — домой. А Поттер пусть удавится от зависти! Нам обоим не оставили выбора, но, в отличие от него, я принял решение сам!
_______________________
* Паноптикум — музей или коллекция разнообразных редкостей, причудливых существ, восковых фигур
Vova
