Записки безумного фикрайтера

— Я вам устрою, поминки! Я блядь покажу, как выпирать меня из комнаты на самом интересном месте. Чертовы старые хрычи! «Лаборантам нельзя, Северус»… «Уже поздно, Северус!»… «Завтра с утра на работу, Северус!» Старые пердуны!

Молодой Северус Снейп был в бешенстве. Он носился по комнате как бык на родео и устраивал разгром.

Как только пьянка… хм... поминки по Поттерам перешли в новую стадию, и Филч вспомнил о самогоне — преподаватели тут же вспомнили о нем, буквально выпихнув из кабинета и чуть не придавив дверью пальцы.

— Твари, послали как малолетку! А еще Флитвик, мелкий ушлёпок так мерзко хихикал. Сука, да при его массе и бутылки сливочного пива много!

Снейп прищурился и перевел взгляд на чемодан.

— Ну, ничего, я им утром устрою!

Северус присел за старенький, разваливающийся стол.

— Дамблдор — жаба: «Деньги очень нужны на нужды ордена, Северус, а этот стол еще послужит». На нужды, как же! А за чей счет в прошлом году МакГонагалл делала подтяжку? Пластическую операцию, ученая грымза, на старости лет захотела. А так как такая статья в бюджете министерским в страшном сне не могла присниться, решили ужать на других.

И тут, на глаза молодому обиженному зельевару попались красные конверты…

* * *

Щелчок замка.

«Деньги взял, зелья взял, мантии взял… ну что же! Привет Америка! Всегда хотел увидеть Гранд-Каньон!» — насвистывая, Северус надел ковбойскую шляпу и, посмотрев на себя в зеркало, недовольно скривился. При его новой одежде, чемодан смотрелся как седло на корове. Он достал палочку. Секунда, и Снейп закидывает старый рюкзак за спину.

— Адье, уроды!

Веселый свист наполнил подземелья, и цокая шпорами Снейп бесшабашно направился к воротам Хогвартса.

* * *

Пыхтя и поскуливая от головной боли, Гораций Слогхорн слепо шарил в прикроватной тумбочке. Толстые пальцы перебирали десятки скляночек, раздражая перезвоном, но нужная не находилось. Башка трещала, а пустыня во рту сухо напоминала, что вчера было выпито немало.

— Бля, да где же оно? Или Флитфику вчера отдал? Да ну нет! Не может быть, чтобы Я — и отдал последнее антипохмельное — да ни за что…

Собрав оставшиеся силы, профессор зельеварения направился к нычке, находящейся в неработающем со времен основателей сливном бачке клозета. «И тут пусто? Хотя…» На дне что-то лежало. Достав коробочку с сушеными ананасами, его любимыми, и запечатанный красный конверт, Гораций с трудом сфокусировал припухшие глаза на надписи «Профессору от Лаборанта».

— Что за ху…?

... в этот момент красный вопиллер взлетел в воздух, и нещадно трещавшая голова Слогхорна, получила новый звуковой удар от мерзких звуков смеха, отдаленно напоминающих адскую смесь кашля собаки, подавившейся костью, и кваканья болотной жабы.

Отсмеявшись, конверт повернулся в сторону профессора и с сарказмом произнес снейповским голосом:

«Что, зелье кончилось? Какая незадача! А может просто пить нужно было меньше?!»

Потом вопиллер начал исполнять «Гимн Хогвартса», в котором солировали почему-то ударные инструменты. С несвойственной ему прытью зельевар попытался схватить подлый конверт, чтобы разорвать его в мелкие клочья, но тот, хрюкая от смеха, продолжал кружить по комнате, уворачиваясь от коротких пальцев заслуженного Мастера зелий, и проигрывая Трам-тада-Дам , при каждой неудачной попытке.

— Уволюсь… Найду… Убью.., — скулил Слогхорн, подпрыгивая и пытаясь изловить нарушителя тишины, — найду Снейпа… и… убью, а потом… уволюсь… АГА! — профессору на глаза попалась его палочка и, с победным вскриком огласившим комнатку, Гораций, путаясь в распахнутом халате, понесся к ней.

«Адское пламя или Аваду?!» мучительно долго размышляя о лучшем заклинании, которое следует применить к гадскому конверту, он быстро направил на него палочку, но не успел:

«Адье, говнюк!» — конверт показал бумажный язык и с мерзким хихиканьем взорвался, осыпав праздничным конфетти зельевара.

— Фффу..! — несчастный Гораций мешком свалился в кресло, наслаждаясь наконец наступившим покоем. Но тут хрупкую тишину вдруг пронзил голос ввалившегося в его комнаты и жалобно всхлипывающего Флитфика. Следом за ним летел вопиллер, пьяным голосом Филча орущий грязные песенки.

«Утро добрым не бывает», — подумал несчастный профессор и, держась за больную голову, направился к бару за бутылкой медовухи. Новый день обещал быть долгим и веселым.

S&S ™

Achtung! Attention! Внимание!

Вы были предупреждены!

___

" Высокие … Высокие отношения!"

(к/ф Покровские ворота)

— Но Альбус…

— Нет, Минерва, я принял решение и не собираюсь его менять. Пока, по крайней мере. Пусть все затихнет. (Пролог СЛФ*)

МакГонагалл насупилась и поджала тонкие губы. Дамблдору стало слегка неудобно перед старой боевой соратницей и единомышленницей за свою резкость и он, разрываясь между жадностью и желанием хоть как то сгладить возникшее напряжение, жестом фокусника достал из под стола непочатую бутылку White Horse:

— Ну что, подружка, поскакали? — сальным голосом произнес новоявленный змей-искуситель, и характерным жестом отвесил щелбан своей нижней челюсти.

* * *

Спустя пару часов, в кабинете стоял духан, как в пивнушке рядом с проходной сталелитейного завода в день получки. Альбус пытался остроумно шутить, по-стариковски тряся бородой и поблескивая через стеклышки голубыми глазами, слегка подпорченными красной сеточкой полопавшихся сосудов.

Уже плывущая, но еще не убитая алкоголем и земным притяжением Минерва, впервые за последние… много лет вспомнившая давно забытое ощущение — чувствовать себя женщиной, старалась выжать из этой приятной ситуации все, что могла. Она, как ей казалось, жеманно улыбалась, глупо подхихикивала, на уже в третий раз рассказываемую Альбусом презабавнейшую историю, как у Гриндевальда лопнула резинка на портах, и была полностью счастлива.

Градус, сигареты и приятное общество дамы делали свое обычное, вообщем-то, дело, и, в какой-то момент, Альбуса с силой гидравлического пресса накрыло острое Deja vu.

С легкомыслием, несвойственным для старого, умудренного годами волшебника, он проигнорировал первый и последний звонок здравого рассудка, пошло захихикал, не по возрасту резко вскочил на ноги и отработанным жестом эксгибициониста распахнул мантию. Минерва сначала заинтересованно взглянула на внеплановое пип-шоу, но тут же пожалела об этом и, сдерживая рвотные позывы, прижала кулачок к губам и расширила до предела глаза, делая вид, что с восхищением рассматривает то, что когда-то было причиндалами директора Хогвартса. А тот отрывался по полной.

Ооо! Альбус сейчас был крут! Он причмокивал губами, натягивая нижнюю на верхнюю и издавая хлюпающие звуки. Видимо в его понимании, для Мини это должно было означать страстные поцелуи. Старикан распушал бороду, подбрасывая ее изнутри тыльными сторонами кистей рук. Его плечи вращались туда-сюда, как маятник у часов. Периодически на его лице появлялась его лучшая «публичная» улыбка и в такие моменты рука Минервы автоматически тянулась за распределительной шляпой.

Но особый ужас у МакГонагалл вызывало то, что находилось ниже ватерлинии пупка. Бледные обвисшие ягодицы, переходили в две длинные тощие ноги, покрытые редкими выцветшими волосенками и пигментными пятнами. В месте, где они сходились, висело Нечто, напоминающее шдудок от колокольчика в доме совы, после пятидесяти лет приемов и званых ужинов всем магическим населением Соединенного Королевства.

Вдруг, новоявленный Жигало резко прекратил демонстрацию экспонатов Кунсткамеры, наклонился над столом, пристально посмотрел на женщину своими выцветшими глазенками и интимно прошептал:

— Мини, с того дня как ты пришла преподавать в Хогвартс, я каждый день тайно мечтал языком приласкать твою киску, — старый импотент мерзко хихикнул, пошло подмигнул и осклабился.

Изрядно захмелевшая на старые дрожжи МакГонагалл, не сразу сообразив, что он говорит не об ее анимагической форме, поддакнула:

— Да, когда я кошечка я люблю, когда меня ласкают, особенно за ушками, — похотливые глаза под стеклами-полумесяцами радостно заблестели в предвкушении.

Тут насквозь пропитанный алкоголем и табачным дымом, но все так, же по-девичьи пытливый ум Минервы МакГонагалл, со скрипом проворачиваясь, все-таки сумел распознать слова: приласкать, язык, твою и киску, и составить их в одно предложение. Засмущавшаяся профессорша истерично хихикнула и порозовела как институтка.

«Да пошло все к ёбаной матери», — с экспрессией подумала она. — «Это мой последний шанс, и если я его не использую, то буду последней шотландской дурой».

Новоявленной Джульетте захотелось отблагодарить своего благодарного кавалера, оказавшего ей столько знаков внимания, за такой короткий промежуток времени, и она решила поразить его экзотическим номером. Она поднялась со стула и одним грациозным движением сдернула с себя мантию.

Альбус взвизгнул от культурного шока.

Проведя ладонями по впалым бокам, Минерва сдернула с себя бюстгальтер и хотела бросить его на голову благодарному зрителю, но не рассчитала силу броска и лифчик закачался на старинной люстре. (Памятнику старины времен основателей). Однако, это не смутило настоящую леди и она продолжила стриптиз, попытавшись изобразить грудями финт с кисточками, виденный ею как-то по телевизору у родственников магглов в одном индийском кинофильме. Но видимо потому, что та артистка была обычная индианка, а не порядочная английская дама (Ну уж явно не потому, что она была лет на семьдесят младше Минервы!), номер провалился. Отвисшие и сморщенные за долгие годы трудовой жизни, груди никак не хотели совершать красивые круги, а уныло висели как две сопли из хобота больного слона. Мини расстроилась, но как истинная англичанка постаралась сохранить лицо — вдохновенно всхлипнув и поставив ноги на ширину плеч, она тут, же изобразила грудями маятники Биг-Бена, даже промычав носом, что-то похожее на Бом-Бом.

У Альбуса в голове бушевала буря, гремел гром и сверкали молнии. В штанах, почему-то стоял полный штиль, но старого проказника это уже не волновало. Он пыхтел, пускал слюни, и то истово хлопал в ладоши и пытался свистеть, то судорожно рылся по карманам, пытаясь найти хоть пару сиклей, чтобы засунуть их ей в… или на худой конец побырому послать эльфа купить ей какой-нибудь недорогой цветочек.

«Одуванчик», — с нежностью подумал Дамблдор, сумев даже в этой экстраординарной ситуации сэкономить пару сиклей на старость, — «к ее чудесным белым волосам прекрасно подошел бы букет одуванчиков», — с облегчением фантазировал старый скряга.

Как гайка с сорванной резьбой, Минерва пошла вразнос. Положив руки на бедра, она стала имитировать движение с хула-хупом, но запутавшись в лежавшей у ног мантии, запнулась и всем весом рухнула на четыре кости на стоявший позади нее диван, судорожно вздохнула и замерла, пытаясь восстановить дыхание.

— Гыдя-гыдя-гыдя, — возбужденно щебетал Дамблдор, видимо думая о чем-то прекрасном. Он зажмурил глаза, растянул губы в улыбке а-ля чеширский кот, и выставив вперед указательный палец правой руки, вращая его по кругу, поднялся с кресла и на ощупь стал пробираться к тому месту, где по его расчетам сейчас должна была находиться Его Прекрасная Леди, в весьма и весьма пикантной позе.

Ему так не терпелось быстрее приобщиться к прекрасному, что огибая стол, он не рассчитал, и на полному ходу врезался в стоящее с другой стороны кресло. Данный неприятный инцидент довольно ощутимо потряс его в районе коленной чашечки, однако Альбус, как истинный руководитель своего собственного ордена, мужественно не открывал глаза и продолжал двигаться вперед к поставленной цели. Бедный престарелый Донжуан не знал, что непредвиденное препятствие, отклонило его курс на 180 градусов и теперь он, с той же непоколебимой уверенностью, движется уже совсем к другой цели, как могучий Титаник, навстречу своему айсбергу.

Встреча сторон состоялась четко по расписанию и неожиданно (в отличие от Титаника) приятным ощущением в области указательного пальца.

— Ооо, Мини, мммм… Какая же ты тепленькая, а какая узенькая. Я прямо молодость вспоминаю.

«О, Геллерт, как давно это было».

Продолжая вращательные движения пальцем, Альбус начал погружаться в податливое и мягкое Нечто, как вдруг почувствовал, как что-то царапает ему руку.

— Мини, ты что, там не бреешь, такие понимаешь, отрастила … ПЕРЬЯ?!

— Альбус, я тут, — почему-то из-за спины раздался сдавленный голос Минервы.

Дамблдор машинально повторил вращательное движение пальцем и открыл глаза.

«Лучше бы не открывал» — пришла в голову запоздалая мысль.

На насесте, спиной к нему, распушив хвост, и отклячив вверх задницу сидел феникс. Палец Альбуса по вторую фалангу находился у несчастной птички в… чуть пониже хвоста. Но не это вогнало Дамблдора в ступор.

Глаза! Глаза верной птички, которые смотрели на него с бесконечной любовью и преданностью и… Похотью?

Феникс закинул голову навзничь, и положил ее себе на спину. Язык был высунут из клюва, и свешивался через край набок. Птичка глубоко и часто дышала, как собака после долгой пробежки, и пускала слюни себе на перья.

— Какого Хуя! — возопил обломавшийся директор, — ебаный извращенец! На бульон! На котлеты! На окорочка Буша! В КУРЯТНИК, ЯЙЦА НЕСТИ!!!

На последней фразе глаза феникса округлились, а клюв со стуком захлопнулся, прищемив язык.

— Но Альбус, он, же это… не того, — заплетающимся языком, но с умным видом попыталась оппонировать такому явно ненаучному утверждению Минерва, для большей убедительности подняв руку и погрозив пальцем. Даже в критической ситуации профессор МакГонагалл оставалась настоящим педагогом и ученым, с инстинктами борца за точные данные естественных наук. И хотя уплывающие в алкогольные испарения мозги лишили ее возможности адекватно строить предложения, годами выработанные рефлексы противоборствовать чуждым ей убеждениям, они помогали ей кое-как держаться на плаву.

— Чего, блядь, того!? — Альбус не по-детски разошелся и, подвывая орал, как ишак в горах Кавказа, не поделивший дорогу с рейсовым автобусом, — это пернатое ископаемое — подлый извращенец, пригревшийся на моей груди! Похотливая тварь, пускающая слюни на мои старые морщинистые булки! Эгоистичный ублюдок, обломавший мне попытку возможно последнего оргазма в моей жизни!

Каждую фразу Дамблдор сопровождал полным оборотом пальца по часовой стрелке, в гневе забывший, где этот палец в данный момент находится.

На последних словах, феникс резко и широко распахнул глаза, словно домохозяйка, во время финального матча чемпионата мира по футболу, вдруг нашедшая мужа в постели со стоячим членом, а не перед телевизором с бутылкой пива. Вытянул до упора шею, так, что та завибрировала, кукарекнул что-то невнятное и обвис на насесте, судорожно тряся всеми конечностями.

— Вот гандооон, — одновременно с негодованием и восхищением протянул директор, наконец, вынимая палец из … из-под хвоста словившей кайф птички, вытирая его о бороду, и удовлетворенно резюмировал: — кончил-таки подонок!

Он, самодовольно ухмыляясь, посмотрел на Минерву, словно говоря ей: «Мастерство не пропьешь», и, приглашая ее разделить восхищение его талантом.

— А причем тут Ив? [1] — чтобы хоть что-то сказать, тупо спросила МакГонагалл на автомате. Выпитое количество настоящего шотландского виски и потрясения, несовместимые с возможностями ее старых, усталых и забитых всякими умными вещами мозгов окончательно накрыли ее. Старушка поплыла, и знакомая фамилия вдруг навеяла ей мысли о молодости, Франции и интеллигентом молодом писателе, с более чем не средним… ммм … талантом в литературе.

Дамблдор застыл, тупо посмотрел на коллегу, открыл, было, рот, видимо, желая сделать комплимент способностям гениального умищща коллеги и боевой подруги, но как-то быстро сдулся и тяжело опустился прямо на пыльный пол. Он хотел по-мальчишески обнять колени, но отказался от этого дохлого номера — суставы были намертво зацементированы остеохондрозом, а ревматизм не давал согнуть спину в пояснице.

— Так чего мой феникс не того? — помолчав, вдруг устало спросил Дамблдор, старчески пошамкав ртом, соскучившимся по лимонной дольке.

— Мммальчик, — промямлила вконец осоловевшая и сбитая с толку всем этим дурдомом Минерва:

— Он мальчик. А мальчики яйца не несут.

S&S ™

___

[1] Ив Гандон (1899-1975) — французский писатель-фантаст.