Дуновение румяной свежести. Лепестки вишневых цветов кружатся в незатейливом танце и дождем осыпаются в рыжину пышных волос. Путаются в непокорных кудрях, расцветив темный огонь бледно-розовыми пятнами.
Роза смеется, запрокидывая голову. В больших глазах зеркально отражается небесная синева. В теплом воздухе пахнет весной — неудержимо, дразняще и вечно-молодо.
— Роза, ты как… как роза, — Альбус смущенно смотрит исподлобья.
— А мама говорила, я на ангела похожа, — Роза прерывает смех и не по-детски серьезно смотрит на мальчика.
Ее кожа светится в солнечном сиянии, щеки-персики, румяные и бархатистые — такие милые, с ямочками. Альбусу хочется прикоснуться к ним и узнать, какие они на ощупь. Вместо этого он смущенно опускает зеленые глаза.
— И на ангела… тоже.
— Только крыльев не хватает, — Роза взмахивает руками и легким движением поднимается на ноги.
Приминая мягкими шагами молодую траву, девочка бежит к тонкому вишневому деревцу и обхватывает его руками. Золотистый свет, просвечивая сквозь нежное кружево цветов, падает на ее круглое личико, искрится в смеющихся глазах.
— Иди сюда, Альбус! Потрогай, какое оно теплое!
Роза прижимается щекой к гладкой коре.
Мальчик встает и неуверенно шагает по зеленому ковру.
— Ну же, Альбус!
Смех серебристо звенит над весенним лугом.
Несколько неровных шагов — и руки мальчика обвивают гибкий ствол. Альбус восторженно поднимает взгляд вверх, к розовому сиянию, и широко улыбается.
Роза — красивая. И вокруг — весна.
— Альбус, а ты ведь поцелуешь меня, правда? — Роза выжидающе смотрит на друга.
Альбус секунды две изумленно глядит в огромные сияющие глаза. В них плещется расплавленное золото, лазурь и что-то еще — невинное, счастливое, ангельски-чистое.
Он жмурится и тянется вперед, вытянув губы в трубочку. Наугад — и прямо в бархатистый персик, в зардевшуюся щечку. Приподнимает веки — в темные щелочки меж ресниц льется ослепительное сияние, а в ушах вновь звенит смех.
— Ты красивая, Роза.
Девочка запрокидывает голову, по спине струятся темно-рыжие кудри, в которых розово бледнеет вишневый цвет. Воздух пахнет весной.
* * *
— Ты должна сосредоточиться на самом счастливом воспоминании, — объяснял Гарри.
Ему вторило робкое эхо, теряющееся где-то в высоте каменных сводов. Они были одни в Выручай-комнате. Гарри — учитель, Луна — ученица. И если бы не их голоса, робко пронзающие тишину, могло бы показаться, что это два призрака бледнеют в голубоватом свете люстр.
— Счастливое воспоминание? — на лицо Луны легла тень задумчивости. — Гарри, а где его взять?
— Как где? — короткий вздох, раздосадованный взгляд зеленых глаз. — В голове, Луна, в голове.
Девушка застенчиво улыбнулась и подняла волшебную палочку.
— Экспекто Патронум!
Кончик палочки засветился белым и тут же погас.
— Нет, Гарри, не выходит. Наверное, у меня нет счастливых воспоминаний, — Луна вздохнула.
С ее губ по-прежнему не сходила тонкая улыбка — загадочная, словно не Луне принадлежавшая, а таинственной Джоконде. Гарри невольно залюбовался, но одернул себя, вспомнив Чжоу. У нее тоже была своя улыбка. Но другая, не такая, как у Луны.
— Зато, знаешь, Гарри, как я умею? — девушка шагнула в сторону. Юноша скрестил руки, молча наблюдая.
— Меня научила этому мама, смотри, Гарри, — Луна закружилась вокруг своей оси, воздев к потолку обе руки, ладонь к ладони. Между пальцами — волшебная палочка, на кончике которой разгоралось перламутровое сияние.
Шаг — летящее па. Простые движения складываются в мозаику танца — без музыки, под звон волшебных снежинок. Они вихрятся, пляшут — и в этом круговороте парит Луна. Эфирно-воздушная Луна.
Гарри двинулся навстречу девушке. Он не верил своим глазам — и своим чувствам. Блики света, мелькающие тени — все смешалось в калейдоскоп отточенных движений. Луна скользила по каменному полу — еще мгновение, и она воспарит в воздух.
Один миг, один фрагмент полета — Луна оказалась в объятьях Гарри, растерянно хлопая ресницами. Он склонился к девушке, сорвал с ее губ невесомый поцелуй и тотчас смущенно отпрянул. Секунду он смотрел в ее изумленно-радостные глаза и краснел. Луна улыбнулась и взяла его руку.
— Смотри, Гарри!
Он повернул голову в ту сторону, куда указывал дрожащий кончик ее волшебной палочки.
— Экспекто Патронум! — осторожный шепот в звонкой тишине.
Палочка загорелась жемчужным свечением — и из нее, разгораясь все ярче, вырвалась струйка света. Раздвигая полумрак, аморфное вещество расширялось и обретало формы. Яркая вспышка — и в темнеющую даль Выручай-комнаты летит серебристый заяц.
Гарри с восхищением встретил счастливый взгляд Луны.
— Теперь получилось… — она смеялась.
* * *
— Рон, тетушка приехала!
Рыжеволосый мальчонка лет восьми вздрогнул и уронил тарелку. Растерянно моргнув, он посмотрел вниз. У его ног, обутых в старенькие тапки, белыми осколками лежало то, что осталось от посудины. Рон печально вздохнул и почесал затылок, растрепав волосы.
— О, Рон, ты без приключений не можешь, — Артур Уизли как раз заглянул в кухню. Высунувшись из двери наполовину, он достал из кармана волшебную палочку, — Репаро!
Осколки в мгновение ока соединились в монолит — перед озадаченным мальчиком лежала целая и невредимая тарелка. Он перевел взгляд на отца и пожал плечами.
— Извини, пап.
— Ну же, подними тарелку и иди в гостиную. Тебя ждет тетушка Мюриэль, — Артур исчез в дверном проеме, оставив сына в одиночестве.
Рон робко поднял тарелку и спрятал ее в кухонный шкаф. Отряхнувшись, нервным движением пригладив встопорщенные рыжие волосы, он угрюмо ссутулился и отправился к семье.
Последний раз тетушка приезжала год назад, и Рон уже успел забыть, каково это — слушать ее вечное брюзжание и визгливый старческий смех.
Он проковылял в гостиную и опасливо зажмурился, встреченный радостными криками.
— О, Ронни пришел, — Фред захихикал.
— Глядите, точно Ронни! — Джордж щелкнул пальцами. — Малыш Ронни пришел!
Близнецы обменялись многозначительными взглядами.
Миссис Уизли уже хлопотала у чайного столика и уютно звенела посудой. Мистер Уизли резал большой кремовый торт, Фред и Джордж возились на диване, то и дело толкая Перси. Билл и Чарли заканчивали украшать рождественскую елку.
Рон пошатнулся — мимо него промчалась семилетняя Джинни и, звонко смеясь, кинулась к близнецам. Мальчик провел ее взглядом и судорожно сглотнул — на зеленом кресле, любимом мамином кресле, восседала тетушка Мюриэль. Она что-то рассказывала Молли и Артуру своим высоким дребезжащим голосом — Рона передернуло. Вот уж радость какая — тут и забудешь невольно, что завтра Рождество.
Рону показалось, что мир выкрасили в серый цвет — унылый, тошнотворный серый цвет. Он сделал вид, что не услышал Мюриэль, разглядывая сверкающую звезду на верхушке елки.
— Ронни, ты меня слышишь, малыш? Иди сюда, мой рыжик, я тебя поцелую.
Мальчик быстро-быстро заморгал и мотнул головой. Нет, ему не хочется слышать. От нее пахнет изношенной одеждой, остро-пряными духами и дегтевым мылом. И все это одновременно. Нет, Рон не подойдет к тетушке.
— Ронни, а смотри, что у меня для тебя есть.
Он покосился на Мюриэль — она вертела в руке упаковку с шоколадными тянучками, его любимыми. Рон снова сглотнул. Вот что-то, а от тянучек он бы не отказался.
— Иди сюда, Ронни…
Мальчик обреченно поплелся к зеленому креслу.
— Иди-иди, не бойся, тетушка тебя не обидит, — Мюриэль сладко улыбалась, — вот так, молодец, Ронни…
Пунцовый от стыда, он сидел на у нее на коленях и сжимал в руках шелестящую упаковку. В нос бил остро-пряный запах. Рон поморщился.
Перед глазами упала темная пелена, когда тетушка склонилась к нему и запечатлела на пунцовой щеке громкий, чавкающий, слюнявый поцелуй. Рон зажмурился и вжал голову в плечи. Через мгновение его спустили на пол, и он, комкая пакет с тянучками, растерянно уставился на свои тапки. Надо же, какой позор, Ронни — ты продался старухе за шоколадные тянучки.
Рон вздохнул, разорвал упаковку и запустил внутрь пальцы.
Vova
