Фред не поймет

Фред стоит у зеркала и расчесывает волосы. Я подхожу сзади и кладу подбородок на его обнаженное плечо. Он улыбается моему отражению, а я смотрю на него исподлобья и, положив руку ему на поясницу, скольжу ладонью вверх по спине, добираюсь до затылка, запускаю пальцы в волосы и, спутывая их, поднимаюсь к макушке. Улыбка исчезает с губ Фреда, рука, в которой он держит щетку, опускается, и слышится удар от ее соприкосновения с раковиной. Сам Фред замирает, взгляд его слегка растерянный, удивленный и вопросительный. Неотрывно следя за выражением лица Фреда, я быстро приглаживаю его волосы, а потом обхватываю за талию и прижимаю спиной к своему животу, а вторую руку просовываю под пояс его джинсов.

Спустя мгновение, обмякнув в моих руках, Фред дышит медленно и глубоко. Я больше не хочу смотреть в зеркало и, плотно закрыв глаза, утыкаюсь носом в его влажную от испарины шею.

— Джордж? Джордж! — кто-то трясет меня за плечо, и чьи-то волосы щекочут лоб, нос и щеки.

Открыв глаза, я вижу склоненное над собой слегка обеспокоенное лицо Фреда. Я часто моргаю, силясь прийти в себя. Такое чувство, словно меня вынули из кожи (точь-в-точь, как мама свежует утку на Рождество), разрезали на куски, а потом как попало запихнули обратно, перепутав ноги с руками, а голову с... неважно.

Фред широко улыбается, и тревога на его лице сменяется возбужденным восторгом и абсолютно непонятной мне радостью.

— Что ты видел, Джордж? — хитро спрашивает он. — У тебя так стоит! Просто нечеловечески.

Стоит? О, Мерлин... Где мои руки, почему я их совсем не чувствую, не могу пошевелить ими? А ведь мне сейчас срочно нужно прикрыть свой позор. Фред навис надо мной низко и близко, и, похоже, не планирует отодвигаться, пока я не расскажу, что мне пригрезилось. Я приподнимаю голову и обнаруживаю, что он сидит на мне верхом, возможно, из-за тяжести его тела мне проблематично нормально вздохнуть.

— Знаешь, Фред, эти конфетки... Не уверен, что каждый сможет безболезненно пережить их побочные эффекты, — говорю я запыхавшимся голосом, будто только что взлетел вверх по всем лестницам Хогвартса.

— Но ведь оно того стоит! — восхищенно восклицает Фред. — М, Джордж, стоит?

— Угу, и стоит и стоит, как видишь, — я иронично кривлю губы и скашиваю глаза на свой пах.

Фред все-таки выпрямляется, сжалившись надо мной, и пересаживается рядом на кровать.

— Ты скажешь или нет, что видел? — интересуется он весело, поглядывая на вздыбленную ширинку моих брюк.

Я прикрываю глаза и, отрицательно мотнув головой, отвечаю:

— Даже если будешь пытать, не скажу. Это слишком личное.

Я очень надеюсь, что яркий румянец на моих щеках не вызовет у Фреда каких-то догадок. Нет, конечно, нет. Он ни за что не заподозрит, очевидно, он думает, что в своих мечтах я занимался любовью с какой-нибудь чертовски хорошенькой девчонкой.

— Личное? — обиженно спрашивает Фред. — Настолько личное, что ты не можешь рассказать мне? Мне, Джордж?

Тебе — особенно. Фред. Ты не поймешь.

— Извини, не могу.

Он молчит, смотрит на меня таким печально упрекающим взглядом, словно я предал его.

— Ты не оставляешь мне выбора, брат, — серьезно произносит Фред. — Я буду тебя пытать.

Мои брови жалобно ползут вверх, я закатываю глаза и хнычущим голосом говорю:

— Фред, ты же знаешь, я сейчас не в состоянии шевелиться и не в силах сопротивляться. Неужели ты настолько жесток, что станешь издеваться над беспомощным и разбитым братом?

— Тем скорее ты признаешься, — злорадно хихикнув, говорит он.

— Так нечестно.

— А я вообще нечестный, — четко выговаривая каждое слово, отвечает Фред, снова усаживается на меня и прижимает коленями мои безвольно лежащие запястья к кровати. — Последний раз спрашиваю: скажешь?

— Нет.

Фред с притворной грустью вздыхает.

— Ну, что же, ты сам подписал себе смертный приговор, братишка. — Он потирает ладони, устраивается поудобней, очень ощутимо соприкасаясь ягодицами с моим только-только начавшим успокаиваться членом, и начинает меня щекотать, остро и резко впиваясь ногтями под ребрами. Глаза моментально застилает мокрым туманом, я извиваюсь и сдавленно смеюсь, сипло и слабо, потому что на полноценный смех у меня просто не хватает энергии. Кое-как вытащив руки из-под колен Фреда, я пытаюсь поймать его ловкие пальцы, но, разумеется, он оказывается быстрее и продолжает активно тормошить меня, заливаясь смехом и приговаривая:

— Сдавайся, Джорджи, сдавайся.

Я дрыгаю ногами, сбивая покрывало, путаясь в нем, дергаюсь и тщетно стараюсь скинуть Фреда с себя, захлебываясь в хохоте, похожем на рыдания.

— Лад-но, — задыхаясь, говорю я. — Прекратиии...

— Ты готов сказать? — недоверчиво спрашивает Фред, сдувая челку с левого глаза.

Я согласно киваю, и он останавливается, но не убирает рук с моего живота.

— Что-то быстро ты спекся, братишка, — Фред разочарованно поджимает губы и качает головой.

Меня все еще сотрясает от хриплого смеха, лицо горит, футболка противно липнет к спине и груди, я с трудом выравниваю дыхание и обхватываю себя руками за плечи.

— Ну? — требовательно торопит Фред.

Мысли разлетелись в голове, как бусины, и закатились по разным углам, и мне придется приложить немало усилий и погнуть спину, чтобы все их собрать, поэтому я беззастенчиво оттягиваю время, задав вопрос:

— Как я спал? Все было нормально?

Все же безупречное проведение эксперимента без нежелательных последствий волнует Фреда больше, чем мои видения, поэтому он легко и не пререкаясь, переключается на другую тему:

— Да, все прошло отлично. Ты спал спокойно, правда, чуть дольше, чем мы рассчитывали, поэтому-то я тебя и решил разбудить, — на его губах снова появляется лукавая улыбка, и у меня екает сердце от нехорошего предчувствия.

— Надеюсь, я не испортил тебе кайф?

Ну, вот, мы вернулись к тому, чего я напрасно надеялся избежать. Сейчас он опять спросит, что мне снилось... и он спрашивает.

— Мне делала минет... — я быстро перебираю в уме всех знакомых девчонок, выбираю из них ту, которая могла бы мне понравится и шепотом договариваю: — Алисия.

На самом деле, я подумал об Анжелине, но ведь Фред не поймет меня.

— Алисия, — повторяет он и изумленно смотрит на меня. — Хочешь сказать, что ты мечтаешь о ней?

— То, что Спинет отсосала у меня во сне, еще не значит, что я влюблен в нее, — небрежным тоном я намекаю, что не собираюсь это обсуждать, но Фред, вероятно, оглох, потому что продолжает меня расспрашивать:

— И давно ты хочешь ее? Она знает? Ты уже сказал ей, предложил встречаться? А что она ответила?

— Хватит! — я закрываю ладонями уши. — Я же ясно сказал, что между нами ничего нет, и я вообще от нее ничего не хочу. Это был просто сон...

— Вызванный конфетой «Мечты сбываются»! Джордж, где твоя логика? Раз тебе приснилась Алисия, ублажающая твоего Джорджа-младшего, это означает, что ты втайне думаешь о ней.

— Ооо. Фред, я думаю не об Алисии, а о том, как она делает мне минет. Это разные вещи, не находишь?

— Все равно, — упрямо настаивает Фред. — Почему тогда именно Алисия, а не кто-то другой? Ты можешь отнекиваться сколько угодно, но мы оба знаем, что...

— Я тебе соврал.

— Что?

— Мне приснилась не Спинет.

— А кто? — Фред хмурится и буравит меня подозрительным взглядом, под которым мне становится неуютно.

Догадавшись, к какому выводу он пришел, я поспешно говорю:

— Нет, Фред, ты...

— Нет-нет, Джордж, не надо...

— Фред! Да честное слово, ты вообще думаешь не в том направлении! — выпаливаю я и только после соображаю, что этой фразой лишь добавил загадочности, и теперь Фред точно не отстанет от меня. — Послушай, мне, действительно, приснилась Алисия, а потом я сказал, что не она, потому что ты начал допытываться, и я же знаю, что пока ты все не прояснишь, не добьешься своего, не вырвешь из меня душу, ты не успокоишься. К тому же ты начнешь придумывать всякие глупости, чтобы свести меня со Спинет, и если раньше мне было безразлично на нее, то теперь я буду смущаться, сталкиваясь с ней, и Алисия решит, будто у меня какие-то намерения и желания, а ведь ничего этого нет. Понимаешь, Фред? Не вытаскивай мои грезы в реальность, пусть они там и останутся, потому что здесь им не место. Правда.

— Сейчас ты меня не обманываешь?

Мерлин! Он боится, что я посягну, пусть и только в мечтах, на его любимую девушку. Мы всем привыкли делиться, у нас все общее, и иначе быть не может, но Анжелина принадлежит ему, и ей Фред никогда не поделится, ради нее он, наверное, готов отречься от меня, если я вдруг встану между ними. Мне нравится Анжелина, потому что она нравится Фреду, испытывая симпатию к ней, я становлюсь чуточку ближе к нему. Конечно, мне этого не достаточно, но я не вижу иного способа подобраться к Фреду.

— Я тебя не обманываю. — Я успокаивающе сжимаю его пальцы, хочу поднести их к губам и поцеловать — каждый по отдельности, но нельзя. Нельзя. Фред не поймет.

— Ты ее так любишь... — бормочу я. — Сильно, да?

— Настолько, что боюсь подойти к ней.

— Наберись уже храбрости и признайся ей, — какого тролля я это говорю?! — Фред, будь мужчиной — не позволяй женщине иметь над тобой власть.

— Заткнись, Джордж, — Фред усмехается, но совсем не весело и толкает меня. — Поднимайся, моя очередь испытать мечтательную конфету.

Я отпускаю его руку — нехотя, с сожалением, как будто больше не смогу ее держать. Фред сдвигается назад и усаживается в изножье кровати. Когда я встаю, он ложится на смятое покрывало, заводит руки за голову, взбивает подушку и, вытянувшись во весь рост, скрещивает щиколотки.

— Давай, — он кивает в знак того, что готов.

Я достаю из кармана маленький круглый леденец, завернутый в шуршащий желтый фант, и кидаю ему. Быстро развернув, Фред кладет в рот прозрачно белую конфету, мятную на вкус, и я заворожено наблюдаю, как он тщательно рассасывает ее.

— Не стой над душой, — недовольно одергивает он меня. — Сядь.

Я послушно опускаюсь на кровать у его ног и опираюсь ладонью в матрац с другой стороны. Фред моргает медленно и тяжело — действие началось — улыбается, как пьяный и, наконец, закрывает глаза. Через полминуты он уже крепко спит, и я не свожу с него взгляда, но не только потому, что должен пристально следить за каждой фазой сна, а еще и потому, что мне приятно смотреть на него. Я любуюсь Фредом открыто, краду у него эти десять минут, в течение которых он будет тихо спать и не знать, как я разглядываю его от макушки до пальцев ног.

Мечты сбываются. Не зря же мы именно так назвали свое новое изобретение. Да, банально, конечно, но я считаю, очень правильно. Хотя, быть может, мы еще раз пять передумаем и поменяем название, но пока — мечты сбываются. На полог уже наложены защитные и охранные заклинания, но я на всякий случай накладываю еще и чары иллюзии.

Бросив палочку на покрывало, я вплотную придвигаюсь к Фреду, осторожно кладу руку ему на грудь и склоняюсь над ним. Он дышит ровно и почти неслышно, ресницы слегка подрагивают, бросая на щеки пушистые тени. Склонившись еще ниже, я робко и мягко касаюсь губами его губ — сладких, с привкусом прохлады. Я ни разу не целовал Фреда — так. У меня перехватывает дыхание, становится душно, и горячо во всем теле. Я слизываю мяту с его теплых чуть шершавых губ. Поколебавшись секунду-другую, я все-таки решаюсь на отчаянную дерзость — скольжу языком в его приоткрывшийся, словно мне навстречу, рот. Боже, как же одуряюще жарко и влажно, у меня сейчас разорвется сердце... Я целую Фреда неспешно, смакуя и наслаждаясь его вкусом и податливостью, он снова только мой, почти как во сне, но пойти на что-то большее, чем поцелуй, у меня не хватит смелости и наглости. Это получится несправедливо по отношению к Фреду, настоящее предательство, которого он мне не простит. И не поймет.

Я успокаиваю себя, что поцелуй, даже такой откровенный, не считается чем-то... просто не считается. Фред никогда не узнает, это будет мой маленький секрет, который я похороню глубоко в памяти, чтобы в особо болезненные моменты, когда буду умирать от желания и страдать от невозможности его осуществить, извлекать оттуда, добавляя сладкие подробности из грез.

Я жмусь бедром к его вытянутой расслабленной руке и углубляю поцелуй, Фред, до этого лежащий неподвижно, вдруг вздрагивает, у меня обрывается сердце, и я резко сажусь прямо. Во сне он облизывает губы кончиком языка и плотно их поджимает, как будто почувствовал поцелуй и теперь дает понять, что больше не пустит меня. Конечно, это необоснованные опасения, он не мог ничего почувствовать — конфета действует не хуже сильного снотворного, и Фред сейчас находится далеко отсюда, путешествуя в своих самых сокровенных мечтах. Возможно, простое совпадение, или... Я должен пристально следить за Фредом, пока он спит, и в случае непредвиденных, даже малейших и вроде бы незначительных проявлений активности, записывать их.

Взглянув на часы, стоящие на тумбе, я тянусь за блокнотом, который должен быть под подушкой. Да, так и есть. Блокнот раскрыт на странице наблюдений Фреда: он сделал всего одну запись: «у Джорджа встал». Я не могу сдержать смешок, перечитывая короткую фразу, написанную размашистым почерком. Заглавная буква моего имени обведена несколько раз, а по бокам от заметки нарисованы непонятные узоры и закорючки. Вот чем должен бы заниматься я — выводить буквы и чертить всякую чушь, а не целовать спящего брата.

Перевернув страницу, я снова засовываю руку под подушку, достаю перо, не требующее чернил, и зависаю, не решаясь написать «Фред облизнул губы». Вероятно, ему снится, как он целуется с Анжелиной или ест мороженое, но знать точно я не могу, поэтому пока лучше ничего не записывать. С другой стороны, если Фред видит в своих грезах совершенно не соответствующие его реальным действиям картины, получается, облизывание губ оказалось естественной реакцией на мой поцелуй. А это может означать только одно — Фред спит не достаточно крепко, что плохо, очень плохо для меня, ну, и для конфет тоже — нам придется еще поработать над их составом, заостряя внимание конкретно на «сонном» компоненте. А я не могу Фреду об этом сказать. Возникает дилемма: либо испортить изобретение, умолчав, либо довести его до совершенства, признавшись. А если я скажу Фреду, что люблю его, нам двоим станет глубоко наплевать вообще на все изобретения, а на это — тем более.

Я снова смотрю на часы: остается три минуты. Если Фред не проснется самостоятельно спустя это время, мне придется будить его. Секунды тянутся, опровергая высказывание, что время не резиновое. Да, наверное, оно пластмассовое, потому что большая стрелка никак не желает сдвигаться с места, застряв между цифрами пять и шесть. Может, часы встали? Я наклоняюсь к тумбе: тикают. Повернувшись, в который раз оглядываю Фреда: все без изменений — лежит неподвижно и расслабленно.

Часы тоненьким писком оповещают, что время вышло, и в этот же миг Фред открывает глаза, слабо шевелится и, поморщившись, стонет.

— О, дьявол. Мне делал массаж Хагрид?

— Что тебе снилось? — сразу спрашиваю я, пряча блокнот за спину.

Фред мстительно улыбается.

— Не скажу.

— Намекаешь на то, чтобы я пытал тебя, как ты меня?

— Нееет. Лучше просто убей. — Он делает попытку привстать, но тут же падает обратно на подушку. — Что же так паршиво-то, а? Не помнишь, мы не добавили в конфеты случайно пыточное зелье?

— Да, нужно немного изменить состав, — рассеянно говорю я, придумывая, как бы не вызывая подозрений и лишних вопросов, выведать, действительно ли он почувствовал поцелуй. — Тебе снилась Анжелина? — Да уж, прямее вопроса я задать не мог.

— Вполне вероятно, — уклончиво отвечает Фред, растягивая губы в широкой довольной улыбке.

— Но у тебя... не наблюдалась эрекция.

— Джордж, мой милый брат, вынужден тебя огорчить, но мы с тобой немного разные. Дело в том, что я не такой приземленный, как ты.

— Я приземленный?

— Конечно. Ты мечтаешь о банальном сексе с девчонкой, а я кое о чем более возвышенном, — у Фреда невозможно довольный и горделивый вид, и мне так хочется растрепать его, грубо слизать с его губ надменную улыбочку. Если бы он узнал, о чем, вернее, о ком я мечтаю, то не ухмылялся бы так, сомневаюсь, что он вообще смог бы улыбаться после этого.

— И ты, конечно, не собираешься делиться со мной своими возвышенными желаниями, — язвительно констатирую я.

— Ты прав, Джорджи, ты прав.

Фред потягивается, кривя рот от боли и медленно, как дряхлый старик, переворачивается на бок, лицом ко мне.

— Я устал, — шепчет он, закрывая глаза. — Ты ничего не записывал в блокноте?

— Нет. — Я беру свою палочку и произношу контр-заклятия, когда я говорю последнее «Finite Umbra», Фред распахивает глаза и удивленно смотрит на меня.

— А зачем ты накладывал чары иллюзии?

— Ты такой подозрительный, Фред, — отвечаю я с легким упреком. — Не доверяешь родному брату?

— Да, нет, Джордж, это ты странный: подозреваешь меня в том, что я что-то подозреваю.

— Почему ты тогда спросил?

— Чтобы ты ответил.

Зачем нужны чары иллюзии? Они прячут истинную картину, заменяя ее любой другой, угодной тому, кто их накладывает.

— Я хотел подстраховаться.

— Почему именно Иллюзия?

— Чего ты прицепился? — раздраженно говорю я. — Какое первое заклинание пришло в голову, тем и воспользовался.

— Ты нервничаешь, Джордж, — произносит Фред спокойно и снова закрывает глаза.

Я стою у кровати, сжимая во вспотевшей ладони палочку, и чувствую себя таким придурком, что хочется разбежаться и долбануться башкой о дверь. Фред молчит, громко молчит, и все недосказанности и вопросы болтаются в воздухе, и если я протяну руку, непременно наткнусь на них пальцами, и они заколышутся, как елочные шары, звонко ударяясь друг о друга.

Развернувшись, я одергиваю полог и выглядываю в спальню, а там тихо и абсолютно черно, все уже спят, давно и безмятежно. Подсвечивая палочкой, я добираюсь до своей кровати и прямо поверх покрывала бессильно падаю на нее, шепчу: «Nox», прижимаюсь щекой к прохладной подушке и смотрю в темноту. Фред тушит лампу, долго укладывается, ворочаясь и поправляя одеяло, а потом все затихает. Он не желает мне спокойной ночи, а я все жду, когда же услышу его голос, и так в ожидании и проваливаюсь в тревожный сон.

* * *

За завтраком я лениво пролистываю свежий номер «Пророка». Не найдя на сухих, резко пахнущих телеграфной краской страницах ничего любопытного или хотя бы забавного, я сворачиваю газету в рулон. Фред сидит справа от меня и увлеченно о чем-то треплется с Ли. А мне даже неинтересно, что они обсуждают, и я не пытаюсь вникнуть в суть разговора, но, сам того не осознавая, вслушиваюсь в голос Фреда, отмечаю, как меняются интонации, какая богатая у них эмоциональная окраска — не обязательно понимать слов в его речи, Фреда просто приятно слышать. Мы близнецы, но я очень сомневаюсь, что у меня такой же очаровывающий голос. Я влюблен во Фреда, поэтому мне все в нем кажется идеальным и сносящим крышу. Я болен Фредом, неизлечимо и смертельно.

Чтобы совсем не раскисать от «веселых» дум, я оглядываю Главный зал. Бездумно шарю взглядом по студентам — безликим серым силуэтам, и когда напарываюсь на смазливое личико Спиннет, чувствую режущую боль в глазах, будто посмотрел на солнце без очков. Алисия улыбается мне и приветственно кивает, а я изумленно вытаращившись на нее, машинально киваю в ответ и быстро отворачиваюсь. Вроде нет ничего удивительного, и это вовсе не событие — мы учимся на одном курсе, вместе играем в команде, мы как бы друзья, ну, по крайней мере, хорошие приятели. Но отчего-то мне становится некомфортно, и я еле сдерживаюсь, чтобы не заерзать на скамье и не начать в панике цепляться взглядом за какие-нибудь отвлекающие предметы. Я бы с удовольствием покинул Главный зал, позорно сбежал бы — запинающимися нетвердыми шагами, пряча глаза низко в пол и не оглядываясь по сторонам.

— Фред? — Я пихаю Фреда локтем, и он поворачивается. — Ты сегодня разговаривал с девочками из команды?

— Нет еще. Но тебя же интересуют не все девочки, а только...

— Я же сказал: она меня не интересует, — зло шиплю я, ковыряя вилкой давно остывшую яичницу.

— Я знаю, что ты не влюблен в Алисию, — говорит он шепотом, склонившись к моему уху. — И снилась тебе тоже не она.

Вилка с противным скрежетом прорезает бледно-желтый блин в моей тарелке.

— Откуда ты... Когда ты это понял?

— Сразу.

— И что ты думаешь?

— Что тебе необходимо расслабиться, братишка, ты стал слишком взвинченным. Очевидно, у тебя есть повод для беспокойства, но ты же отказался вводить меня в курс дела, поэтому кроме этого, я ничего больше не могу посоветовать.

На миг во мне появляется бесшабашное желание рассказать ему, но всего лишь на миг, и, Слава Мерлину, что я не успеваю даже заикнуться.

— Ты тоже скрываешь от меня, что тебе снилось, — говорю я слегка обиженным голосом.

— А ты не догадываешься? Мы же все знаем друг о друге, и наши мечты — не исключение.

Но ты ведь не догадываешься о моих желаниях! Не можешь догадаться. Не должен. Ты не поймешь.

— Хорошо. — Я кидаю вилку на стол и разворачиваюсь к Фреду, из-за его плеча выглядывает Ли, и я закрываю рот, понимая, что поговорить не удастся.

Фред кладет руку на мое плечо и ободряюще сжимает его.

— После завтрака, в гостиной, — говорит он и возобновляет разговор с Джорданом.

После завтрака, в гостиной. «Свидание», — думаю я, горько усмехнувшись.

* * *

Мы вместе выходим из Главного зала, поднимаемся по лестницам, пересекаем коридоры, но не заговариваем о том, о чем наметили поговорить в гостиной, а значит, беседа предстоит серьезная, и мы оба понимаем это. Потому что всякую чепуху, даже, касающуюся наших изобретений и опытов, мы легко обсуждаем, направляясь на обед или на стадион, или переходя из одной аудитории в другую. Мы постоянно о чем-то болтаем, а сейчас мы идем молча, и меня корежит от этого тяжкого безмолвия. Ладони потеют, и приходится все время вытирать их о мантию. Я стараюсь скрыть волнение, косо поглядываю на Фреда, примеряя разные улыбки, в случае, если он тоже посмотрит на меня, но в итоге решаю, что ни одна из них мне не идет, и прекращаю эти жалкие кривляния. Мне тошно от самого себя, я злюсь и мысленно себя ругаю, но это не помогает, мне становится лишь хуже. С каждой ступенью, оставшейся позади и приближающей гостиную, я буквально разваливаюсь от паники. Я чертов трус, и мне не место на Гриффиндоре.

У портрета Полной Леди Фред берет меня за руку, стискивает мои пальцы и сообщает пароль. Он не знает причины моего почти обморочного состояния, но поддерживает меня заранее, а когда узнает (если мне хватит храбрости), то вряд ли уже возьмет мою руку и вот так тепло и по-братски сожмет ее.

В гостиной ожидаемо безлюдно — студенты на занятиях, а мы прогуливаем, впрочем, нам не в новинку. Мы подходим к дивану и садимся друг против друга, не расцепляя рук.

— Не буду мучить тебя, Джорджи, — доверительно говорит Фред, с пониманием глядя мне в глаза. — Я все знаю.

Я вздрагиваю и нервно усмехаюсь.

— А можно услышать подробно, что ты знаешь? — Я пытаюсь защищаться и тем самым нападаю, произнося слова желчно и вызывающе.

— Ты влюблен в меня.

Все. А я не успел присмотреть себе симпатичный гроб.

— Джордж, с твоей стороны наивно было думать, что я не замечу, как ты смотришь на меня... стал смотреть пару недель назад. Я понял это почти сразу, ну, может, через дня два. А когда на прошлой неделе обнял тебя у теплицы и засунул руку в задний карман твоих джинсов, якобы за жвачкой, и намеренно задержал ладонь чуть дольше, чем требовалось, то удостоверился в своих предположениях. Ты так очаровательно смутился и покраснел, — Фред улыбается, не насмешливо, а умиленно. — И я все ждал, когда ты соберешься и сам мне скажешь, но ты же такой застенчивый, когда не нужно, ты неуместно молчаливый и робкий, Джордж.

Фред не флиртует со мной, он говорит так, как может говорить только родной брат — искренне и с сожалением. Он пересаживается ближе, выпускает мою ладонь из своей и, обняв меня за шею, притягивает к себе.

— Успокойся уже, самое страшное позади, — шепчет он ласково, поглаживая мою спину.

— И вчера ты знал, что мне приснилось? — спрашиваю я срывающимся голосом.

— Конечно.

— Почему же ты не сказал, а изображал удивление, допытывался? Ты выглядел так натурально...

— Я надеялся, что ты первый скажешь, это было бы честно.

— А чары иллюзии...

— …ты поставил, чтобы поцеловать меня.

О, Боже... Я закрываю глаза. Кровь шумит в ушах, заглушая все звуки, и я могу слышать только свое бешено бьющееся сердце. Фред знал. С самого начала. Стоит ли радоваться этому? Я еще больший придурок, чем предполагал: скрывал то, что так очевидно, от Фреда — человека, который с рождения по щелчку двух пальцев угадывает все мои мысли и желания. Я влюбился в того, кто видит меня насквозь (без громких слов, это правда), и решил, что сумею утаить, оставить незамеченными румяные щеки, неловкие движения, спрятанные под челку глаза и сбившееся дыхание, когда Фред приближается ко мне на опасное расстояние.

— Что тебе снилось?

— Ты, Джордж, но не влюбленный в меня, а такой, какой был до… этого.

— Ты облизнул губы, когда я поцеловал тебя.

— Придется еще поработать над составом.

Мы обмениваемся репликами таким тоном, будто просто обсуждаем новое изобретение. Наверное, я должен уже расслабиться, перестать паниковать и трястись, но, боюсь, мне сейчас еще хуже, чем было до разговора.

Уткнувшись лицом в его плечо, я задаю логичный вопрос:

— И что теперь?

— Мы завершим наш новый проект «Мечты сбываются», устраним проблемы и выпустим пробную партию — только для близкого круга людей.

— Я не о конфетах говорю...

— Я понял, Джордж. — Фред отстраняется и печально смотрит на меня. — Но я не настолько одаренный волшебник, чтобы исполнять все желания.

Фред не влюблен в меня, но он понимает.

Fin