One time only...

И как только всё исчезнет под водой

Уходи и не оглядывайся назад.

Я стану одинокой морской звездой

В коралловых небесах.

Ты можешь только продлить эту муку,

Обещая мне шанс на спасение.

Ты протягиваешь мне руку,

А меня уносит течение.

(Флёр, "Коралловые небеса").

В книжной лавке было тихо, приятно и светло. Гермиона с самого детства любила эту тишину, высокие полки с толстыми фолиантами и запах пергамента и краски. Всё здесь успокаивало, настраивало на какой-то задумчивый, умиротворенный лад. Именно этого ей сейчас и не хватало.

Тишины и покоя. Чтобы разобраться в себе и в создавшейся ситуации. Может быть, и на сей раз в книгах найдется ответ? Обычно так и бывало.

Ей хотелось понять, почему жить после войны стало не легче, как все ожидали, а наоборот, сложнее. Почему, выйдя замуж за парня, с которым она встречалась со школы и с которым пережила такие сложные испытания, она не обрела счастливую семейную жизнь, а наоборот, с каждым днем все больше разочаровывалась в избраннике. И почему общение с друзьями не приносило радости, как прежде, а невыносимо тяготило.

Изо дня в день одно и то же. "Гермиона, а мама после школы не пошла работать, а сидела дома с нами. Ты что, не хочешь детей? И если они будут, кто будет с ними сидеть?"... "Мама готовит лучше"... "Мама знает, а ты ничего не знаешь..."... "Зачем тебе эта работа, ты должна заботиться о доме и семье"... Рон хотел видеть в ней вторую Молли Уизли, а Гермиона, хоть и уважала свекровь, и неплохо с нею ладила, всё же хотела оставаться собой.

Посоветоваться было не с кем. Гарри и Джинни сутками пропадали на работе в аврорате, а сейчас так и вовсе уехали на континент, расследовать дело, связанное с темномагическими артефактами французской ветви семейства Лестранж. И притом, они были настолько счастливы, что Гермиона не хотела нагружать их своими проблемами. Забежать к Луне? Но у них с Рольфом тоже полнейшая идиллия и какие-то свои исследования. К тому же Луна со школьных времен совсем не изменилась, и от нее можно было ожидать самых бредовых идей. Поговорить с Чжоу или с Лавандой? Тоже нет. Как приятельницы они хороши, но доверить им что-то серьезное — нет... А родители были далеко, в Австралии...

Впрочем, Гермиона старалась все сложные вопросы решать сама, вот и перебирала книги в надежде найти что-нибудь по ситуации. "Как воспитывать маленьких волшебников". "Если ваш супруг — сквиб". "1001 рецепт семейного счастья"... Последнее звучит как-то чересчур... но — а вдруг?

Ее напряженные размышления прервал тихий голос:

— Здравствуйте, миссис Уизли. Какой вопрос пытаемся решить?

Она оглянулась.

Люциус Малфой. Поражение Лорда и два года после войны совсем не изменили его. Такие, как он, всегда умеют выйти сухими из воды и от всего отвертеться. Он единственный из всех Пожирателей Смерти пережил войну без особых потерь.

— Здравствуйте, мистер Малфой. Рада вас видеть, — вежливо ответила Гермиона.

— Я и не думал, что вы заинтересуетесь такой паршивой литературой. Сначала даже подумал, что обознался, что это не вы стоите и листаете эти книжонки о семейном счастье, — он говорил как всегда чуть манерно и ехидно.

— Подруга попросила найти ей что-нибудь в таком роде, — уклончиво пробормотала молодая женщина.

Малфой недоверчиво посмотрел на нее, улыбнулся и сказал:

— Пусть ваша подруга поменьше доверяет этой чуши. Это же всё сочиняет наша давняя знакомая мисс Скитер, под псевдонимами, конечно. И как ее Прытко Пишущее Перо выдерживает...

— В самом деле?

— Похоже, вы далеки от светской жизни и новейших сплетен, миссис Уизли. Да и на приемах я вас давно не видел.

— Простите, но у меня есть заботы поважнее, чем тратить время на пустую болтовню.

— Как, к примеру, решать проблемы несуществующих подруг, а по пути и свои собственные. Миссис Уизли, вас что, в аврорате не учили закрывать сознание?

— Мистер Малфой, а ваши родители-аристократы и друзья-Пожиратели вас не учили, что баловаться чтением чужих мыслей — по крайней мере невежливо?

— Узнаю прежнюю мисс Грейнджер, — ухмыльнулся Люциус. — За словом в карман не полезете. Так-то лучше, чем тратить время на поиски своей вины там, где ее нет.

— О чем вы?

— Послушайте, давайте мы продолжим наш разговор где-нибудь в кафе. И раз уж мы перешли на такие темы, давайте уж называть друг друга по имени.

* * *

В кафе Фортескью было совсем немного людей. Малфой провел спутницу в уютный уголок подальше от любопытных глаз, заказал мороженое.

— Я удивляюсь, зачем всё это вам, — сказала Гермиона. — Какая вам разница, что у меня на душе и с чем я хочу разобраться.

— Да в общем-то, никакой. — согласился Люциус. — Знаете, Гермиона, когда я смотрю на вас, да и на других гриффиндорцев и гриффиндорок, мне кажется, что вас воспитывали будто в какой-то башне из слоновой кости. Вас вырастили в убеждении, что есть только черное и белое, без всяких промежутков и оттенков... что любят и женятся раз на всю жизнь... что ради другого человека можно жертвовать собой...

— А разве не так? Люциус, вы рассуждаете слишком уж цинично.

— Но от этого ничего не меняется. Вот возьмем вашу ситуацию. Вы считаете, что любите Рона...

— Я действительно его люблю! — возразила Гермиона. — И он меня тоже.

— Не буду спорить, вы любите, и это взаимно. Отчего же тогда ваш драгоценный супруг постоянно сравнивает вас со своей матерью, отказывается понять, что вам нужна работа и что вы никогда не сможете стать мамашей-наседкой? И отчего же вы, вместо того чтобы отстаивать право быть собой, идете рыться в дурацких глянцевых книгах и журналах?

— В любви каждый должен в чем-то уступать. Жизнь строится на компромиссах.

— Только не все на них идут. По-моему, Гермиона, вы и так слишком уж забыли о своих интересах.

— Для вас, слизеринцев, только это и важно. Свои собственные интересы, расчеты... Люциус, вы хоть когда-нибудь любили?

Малфой задумчиво посмотрел на нее и спросил:

— Гермиона, вам сказать честно?

— Конечно. Вы добились определенной откровенности от меня, и я, естественно, хочу услышать правду от вас.

— Как ни странно, да. Любил. И еще более удивительно — она была рейвенкловкой из маггловской семьи. Я был так влюблен в Джейн, что на шестом курсе, на летних каникулах, я сбежал с ней в маггловский Лондон.

Гермиона глядела на него широко открытыми от удивления глазами.

— Вы никому об этом не рассказывали, наверное?! И что было дальше?

— Ну что, еще мороженого?.. И давайте я закажу немного вина... Не рассказывал, конечно, а с кем бы я делился такими воспоминаниями, не с Лордом же... Да, я тогда был так влюблен, что готов был забыть и о долге, и о будущей карьере Пожирателя... Увы, розовые очки разбились через две недели, что мы провели в съемной квартире. За которые я узнал, что моя прекрасная дама не прочь перепить, как она выражалась, "нажраться". Что она ковыряет спичкой в зубах, прячет деньги в нижнее белье, любит по телефону обсудить с подругами самые интимные подробности своей жизни и что слово "аристократ" для нее почти что бранное. Конечно, не все так плохо, она хорошая девушка, сообразительная и веселая, в школе мы с ней очень даже ладили. Я пытался поговорить с ней о необходимости хороших манер и сдержанности в определенных вопросах, хотя бы намекнуть... А она меня просто послала. И тогда я решил не дурить и после Хогвартса, как велели родители, женился на Нарциссе.

— Люциус, но Джейн, наверное, была не виновата, она так привыкла дома. Согласитесь, вы тоже не подарок. Никто из нас не ангел.

— Вы правы, Гермиона, но каждый из нас вырос в определенном кругу, со своими понятиями о том, что можно и что нельзя. Если эти понятия не совпадают, люди пытаются переделать друг друга. Ничего хорошего из этого не выходит.

Гермиона нерешительно спросила:

— А с Нарциссой, значит, у вас совпадают мнения?..

— Да, совершенно верно. Я бы не сказал, что мы любим друг друга или что между нами есть откровенность или что-то в этом роде, но... по крайней мере нам удалось построить жизнь, удобную для нас обоих. А связи на стороне — совершенно обычное дело. Любовь и семья — абсолютно разные вещи.

— Двойная мораль, значит? Но так нечестно по отношению к другим и к себе!

— А пытаться подстроить вас под себя — честно со стороны вашего супруга?

— Я не хочу это обсуждать, тем более с вами, Люциус... простите, если я выразилась слишком резко. Попросите официанта принести счет. Сколько должна заплатить я?

— Всё за мой счет. Заставлять даму платить за себя могут только, скажем так, не аристократы.

— Я не хочу быть вам чем-либо обязанной.

— А вы мне ничем и не обязаны, Гермиона. Буду надеяться, что эта наша встреча не последняя.

* * *

Через несколько дней.

— Ты всё говоришь: работа, работа! А на днях тебя видели в кафе с Малфоем! — сердился Рон.

— Кто тебе сказал такое? И как я могла видеться с Драко, если он сейчас где-то путешествует с женой?

— Я говорю не о Драко, а о его папаше. Гермиона, что общее у тебя может быть с этим Пожирателем?! Он же тебе в отцы годится!

— Рон, с чего ты взял, что у меня с ним что-то было? Да, мы случайно встретились в книжном магазине, потом зашли на мороженое к Фортескью. Поговорили, и всё.

— Лаванда Браун говорила мне совсем другое! Гермиона, что ты себе позволяешь? Моя мама никогда не шатается по подозрительным заведениям со всякими там...

— Что с тобой случилось, Рон? Почему ты...

— Почему, почему! Да потому что я хочу, чтобы у нас всё было как у моих родителей в "Норе", а ты творишь непонятно что... Лаванда говорит....

Тут уже терпение Гермионы закончилось.

— Вечно у тебя: "Лаванда говорит", "мама говорит"... Своего мнения нет?

— Зато у тебя его на двоих! И мне просто надоело быть вторым, я всегда был вторым — сначала был в тени Гарри, теперь вот ты...

— А самому что-то сделать, чтобы выйти из тени, слабо?

— Это тебя твой драгоценный Люциус научил плеваться ядом?

— А если бы и так, что из этого. Знаешь, Рон, мне всё это уже надоело. То, что ты вечно с кем-то меня сравниваешь. Твоя ревность и твои придирки. С меня хватит! — Гермиона заколдовала свою сумочку заклятием расширения и начала беспорядочно бросать туда вещи. — Я ухожу!

— Как хочешь.

Она выбежала на улицу. Был холодный осенний вечер. Дождь лил как из ведра. Она открыла зонтик и пошла по узкой, едва освещенной лондонской улице. Теперь бы добраться до "Дырявого котла", снять комнату, за выходные можно всё спокойно обдумать и решить. А в понедельник на работу. Когда занят делом, времени на переживания из-за личных проблем не остается.

И всё же на душе было муторно и тоскливо. Так тяжело разочаровываться в человеке, которого любишь. Или уже точнее сказать — "любила"?

* * *

— Стоит мне показаться в Лондоне, как я встречаю вас.

Этого еще не хватало. Встреча в баре "Дырявого котла" с Малфоем совсем не входила в планы Гермионы.

— Здравствуйте, Люциус.

— В такой поздний час, одна... Что бы это могло значить?

— То же самое я могу спросить у вас.

— Веду двойную жизнь. Ищу приключений на свою голову. А тут как раз вы, миссис Уизли.

— Наверное, теперь уже мисс Грейнджер... — горько сказала Гермиона.

— Этого следовало ожидать. Садитесь, Гермиона, рассказывайте.

Она устроилась рядом за стол.

— А что здесь рассказывать, Люциус... Лаванда Браун увидела нас с вами тогда в кафе, сказала Рону, будто я ему изменяю с вами, он поверил. Мы поссорились, я ушла.

— Вот и самоотверженность, вот и любовь... — ухмыльнулся Малфой. — Я же говорил, ко всему надо относиться со здравым цинизмом.

— Между прочим, всё произошло из-за вас, Люциус! Если бы вы тогда не позвали меня в кафе...

Малфой нисколько не обиделся. Взяв ее за руку, он тихо сказал:

— Гермиона, ты же умная девочка. Разве ты не понимаешь, что сплетни Лаванды и та вспышка ревности были всего лишь поводом, что все намного сложнее?

Она хотела освободить свои пальцы из его ладони, но почему-то не сделала этого.

— Да, это сложно... но я ведь пыталась разобраться, понять... раньше мы ведь понимали друг друга...

— Люди меняются. Это надо принимать. И проявлять хоть немного хитрости и эгоизма.

— Так нельзя, это несправедливо!

— А то, как с тобой поступил Рон, по-твоему, справедливо? Он же даже не попытался выслушать и понять тебя, не так ли?

Гермиона вдруг вспомнила, как тогда, когда они втроем шатались по всей Англии в поисках хоркруксов, Рон оставил ее и Гарри в самый ответственный момент, да еще и наговорив кучу обидных слов. От этой мысли ей стало одиноко и тоскливо, и как-то муторно на душе. Но она молчала.

— Не стоит так расстраиваться, детка, — сказал Люциус. — Он тебя недостоин.

— Ты думаешь?

— Уверен.

Люциус говорил так спокойно, вкрадчиво, так внимательно на нее смотрел, что Гермиона не выдержала и начала рассказывать обо всем, что за последнее время накопилось у нее в душе. А он слушал ее, не перебивая, как будто они всегда были близкими друзьями, как будто прошлое у них было общим.

* * *

Дальнейшее происходило как в тумане. Гермиона сама не могла понять, что заставило ее подняться с Малфоем наверх, в гостиничный номер, и не вырываться из объятий мужчины, а даже наоборот, прижаться к нему еще сильнее.

— Всё будет хорошо, моя девочка... — прошептал Люциус и поцеловал ее.

Гермиона неожиданно для себя ответила на его поцелуй с такой страстью, о существовании которой в себе совсем не подозревала. Это было так приятно... так хорошо... разум подсказывал, что дело тут скорее не в любви, а в опыте циника, знающего толк в чувственных наслаждениях... но это было уже неважно, совершенно неважно.

Люциус шептал ей что-то ласковое, одновременно расстегивая пуговицы на ее мантии. От его прикосновений по всему телу девушки проходил приятный холодок, вскоре, впрочем, сменившийся жаркой волной.

Такого она еще никогда не испытывала. Если с мужем занятия любовью были скорее повинностью, довольно неприятной обязанностью, особенно в последнее время, когда их отношения оставляли желать лучшего, то теперь... теперь она сама хотела, чтобы "это" произошло.

Быстро сбросив одежду, Люциус лег рядом с возлюбленной, прижал ее к себе, целовал ее шею, плечи, гладил по голове... вскоре поцелуи и прикосновения стали более смелыми и откровенными. Гермиона тихонько застонала.

— Да... да... еще...

Сладко. Прекрасно. Еще никогда она не знала такого удовольствия. Всё плохое забывалось. Оставались только эти поцелуи, ласки и прикосновения, и нежный бессвязный шепот.

Ее как будто подхватывала теплая волна, уносящая куда-то вверх, где так хорошо и светло. А потом — приятная усталость, разливающаяся по всему телу...

* * *

"Как жаль, что всё это так недолговечно", — думала Гермиона, глядя на спящего любовника. — "Всего лишь — вспышка, случайность, каприз. От такого человека, как Люциус, невозможно ждать чувств и постоянства. Но что же, кое в чем он прав...".

Она понимала, что долго их связь не продлится, что к этому мужчине ей не стоит привязываться, ведь он сам говорил, что любви нет, а есть лишь семейные обязанности и развлечения на стороне, что надо брать от жизни всё и стремиться как можно меньше дать взамен. Но сейчас, когда он улыбался такой искренне счастливой, почти детской улыбкой, и даже во сне сжимал ее ладонь в своей, Гермиона не хотела думать о предстоящей разлуке.

Все еще будет.

А за окном по-прежнему шелестел дождь...