Пешка

Komm näher Geliebte, ich stäck dich an!

Siehst du die Geier über dem Brand?

"Engel der Vernichtung" Einstürzende Neubauten

Я помню тот вечер, как будто он был вчера. Впрочем, я всегда буду его помнить.

У Малфоев была великолепная вечеринка. И причина для нее была не менее великолепная — рождение первого сына моего друга Люциуса, наследника чистокровного и процветающего союза Блэков и Малфоев, благослави их Мерлин. Впрочем, сложно сказать, что это был счастливый семейный праздник. Праздник был счастливым в основном для старого доброго Люциуса: несколько молодых проституток и много алкоголя были стоящим утешением после нескольких месяцев нытья и нервных срывов его жены. А сейчас, пока Люциус и его благородные друзья (и я, хах) веселились, Нарцисса и ее новорожденный сын спокойно спали в родильном отделе больницы Святого Мунго.

Эта вечеринка, в общем-то, мне не нравилась. Эти аристократы меня не любят. Не то чтобы я так стремлюсь быть ими любимым, но факт остается фактом. Я — полукровка, я намного умнее и сообразительнее большинства из них и — отчего дорогая Беллатриса все время косо на меня смотрит — хозяину я нравлюсь.

Не могу сказать, что я полностью поддерживаю его идеи. Честно говоря, мне наплевать на всех этих представителей древних родов, гордящихся чистотой своей крови. Хотя чем им еще гордиться? В большинстве случаев — ничем. Они поддерживают его, даже не задумываясь о его статусе крови. Он полукровка. Прямо как я. Лорд и Принц.

Я был таким молодым и глупым! Сумасшедшие идеи. Сумасшедшие мечты. В то время я еще умел мечтать...

Люциус всегда любил выделяться. Можно было подумать, что это цель всей его жизни. Водопады из огневиски и эльфийского вина, живая музыка, самые роскошные продажные женщины, которых только можно было найти, бесчисленные тосты за наследника и мать (вусмерть пьяный отец же утопал в подушках, облизываемый двумя пышногрудыми красотками)... Не помню, сколько я выпил. Помню лишь, что начал подумывать о кровати.

— Можешь занять любую гостевую комнату, приятель, — сказал Люциус великодушно и захихикал, — И взять с собой какую-нибудь девчонку. Или даже двух, а? Пойдешь с Севом, Эми?

Его нос исчез между внушительных грудей загорелой брюнетки, и она громко рассмеялась.

— За эту летучую мышь заплатишь мне вдвойне, красавчик, — сказала она высоким, пьяным голосом, — У вас такие забавные имена, ребята! Я таких даже по телеку не слышала!

Люциус рассмеялся, задирая голову и отбрасывая длинные светлые волосы за спину. Я приподнял бровь и усмехнулся:

— Маглы?

Люциус кивнул и озорно улыбнулся.

— Обливиэйт, — он изобразил взмах волшебной палочки.

Что ж, разумно, когда у тебя куча денег. Я кивнул, улыбнулся и ушел.

Без сомнения, разумнее было бы остаться в теплом доме Люциуса, спать в одной из гостевых комнат на мягкой, опять же теплой, сухой кровати, чем возвращаться в мой постоянно холодный и неприятно сырой дом и лежать, уставившись в потолок, пытаясь избавиться от тысяч кусающихся темных мыслей и трясясь от холода, когда ночной ветер проникает в дом сквозь небольшие дырочки в подгнившем дереве. Но сама мысль о том, что шумная, задымленная комната, полная музыки, людей и веселья, казалась пустой, прогоняла меня как только можно дальше отсюда. Но убежать от своих мыслей невозможно. Я пробовал.

Казалось, ночь пахла чем-то необычным. В воздухе витало что-то сладкое. Сейчас я вообще не могу спать в такие ночи, а тогда еще мог спастись чашкой чая с молоком. Дома молока не было, поэтому я не смог бороться с искушением и зашел в Дырявый Котел. Людей в нем было немного. Я заказал чай с молоком и медленно пошел вдоль столиков, провожаемый любопытным взглядом Тома. Я знал, о чем он думал, поэтому не мог не усмехнуться. Да все догадывались, кто был Пожирателем Смерти, а кто не был. Но все молчали, потому что боялись нас. Это осознание силы было таким пьянящим!...

Я уже было прошел худенького незнакомца в черной мантии с натянутым на голову капюшоном, но что-то зацепило мой взгляд. Локон. Рыжие волосы. И маленькая, бледная, трясущаяся ручка, сжимающая стакан огневиски. Это не могло быть ошибкой. Я знал это. Я чувствовал это. Я видел это. Мое тело затряслось как в горячке. Ладони вспотели. Я развернулся и в полголоса спросил:

— Лили?

Ком в горле. Я облизал пересохшие губы. Она вздрогнула и медленно подняла голову. Капюшон свалился с головы, и я увидел ее рыжие волосы, бледное лицо, эти ее очаровательные зеленые глаза и — о, Мерлин! — синяк. С удивленно распахнутыми глазами и открытым ртом я шлепнулся на стул перед ней.

— Кто это сделал? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие, — Что ты здесь делаешь одна? В этом грязном местечке? Лили?

Она уцепилась за стакан и сделала огромный глоток. Поморщилась. Она не смотрела на меня. Я же наблюдал за ней, кипя от ярости и мечтая отравить любого, кто осмелился притронуться к моей Лили. Ладно, не моей Лили, а Лили Поттер.

— А, это ты, Снейп, — ее голос трясся, — А почему это ты говоришь, что это место грязное? Ведь вам, Пожирателям Смерти, оно нравится... Но вы же все чистокровные, не так ли?

— Лили, — сказал я, — Ты пьяна. Я не позволю тебе находиться...

— Ты не позволишь? Мне?

Она посмотрела на меня своими блестящими от огневиски зелеными глазами, и я сглотнул, чувствуя, как что-то тяжелое спускается в желудок по пищеводу.

— Ты пьяна. Лили, ты должна сказать мне, кто сделала тебе больно. Но сначала я должен отвести тебя в какое-нибудь менее опасное место.

— Зачем, Сев?

Я вздрогнул, когда она назвала меня как раньше.

— Зачем? Я грязнокровка. Почему бы тебе не убить меня? Не замучить? Как ты поступаешь с такими людьми.

Она заплакала. Я взял ее за руку и она послушно побрела за мной на улицу. Уверен, она не помнит, как мы трансгрессировали в Тупик Прядильщиков. А что я еще мог придумать? Она то плакала, то бормотала что-то себе под нос. Мне удалось расслышать имя Джеймса Поттера. Не он ли, популярный и обожаемый всеми чемпион, ударил ее? Я начал подумывать о самых опасных ядах. Ну, те, что не сразу убивают, а сначала разливаются по всему телу, заставляя жертву корчиться от страшной боли. Поттер этого заслуживал... За мою Лили. Точнее, конечно, за Лили Поттер.

Я посадил ее в кресло, и она постепенно начала приходить в чувства. Все это время я не сводил с нее глаз. Лили у меня дома. Я не мог поверить, что вот она, передо мной, стоит лишь протянуть руку. Самая красивая женщина в мире. В мире не только магическом, но и магловском. Она тоже взглянула на меня, но странный блеск в ее глазах меня немного смутил. Я не мог понять, что же значит ее взгляд, а когда залез в ее голову, увидел лишь пестрые всполохи в тумане — мысли пьяной женщины.

— Ты как, нормально, Лили? — спросил я.

— Твой дом? — спросила она тихо.

Ее голос был хриплым, таким прекрасным.

— Да, — ответил я.

— Есть огневиски? — спросила она вызывающим тоном.

— Тебе бы не стоило больше пить, — заметил я.

— Есть огневиски?

Она претворилась, что не слышала моего ответа. Этот упрямый тон и злой блеск в зеленых глазах. Я сдался.

— Да.

Я поднялся и приманил бутылку. Наполнил два стакана. Она тут же выпила свою порцию.

— Ну, так кто это сделал? — я отпил немного огневиски.

— Веритасерум. Ты же добавил в мой стакан, да? — она взглянула на меня презрительно, — Это сделал Джеймс.

Я попытался сохранить спокойное выражение лица.

— Как это случилось?

— Мы с Гарри гостили у его родителей. Все было хорошо, но вечером я почувствовала смутную тревогу. Она все нарастала. Сейчас такие времена, уж ты-то понимаешь... В общем, миссис Поттер не хотела меня отпускать, но я все равно трансгрессировала домой. Там никого не было. Я отправилась к Сириусу. Там он и был. И Сириус, и Римус, и Питер. Все четверо пьяные, полуголые... с девушками. Джеймс с одной из них целовался... Римус меня первый заметил. Потом Сириус. Они растолкали Джеймса, мы вышли, чтобы поговорить. Слово за слово, он меня ударил.

— Сволочь! Мерзавец!

Слова срывались сами с моего языка. И, кстати, я не добавлял Веритасерум. Так, к слову.

— Он говорил иногда, что я поправилась после рождения Гарри, так что я его понимаю, — прошептала Лили.

Я был взбешен. Я не мог поверить своим ушам. Лили? А вот моя Лили никогда бы не потерпела такой несправедливости, такой грязи.

— Как этот сукин сын посмел тебя тронуть!

Я подскочил, и стакан с виски треснул в моей руке. Я починил его, и снова налил огневиски. Она опять выпила свой за раз и сама налила себе еще. Она странно посмотрела на меня и скривила губы в улыбке.

— Ненавижу твои грязные, нечестные шуточки, Северус, — сказала она и отхлебнула из стакана, — А почему это ты такой злой? Разве по-твоему это не честно, что я страдаю от рук чистокровного волшебника? Ты же нас ненавидишь. Ну, грязнокровок. Разве я лучше?

Она истерически засмеялась. Я подошел к ней и взял ее руку. Ее нежную бледную руку. Только теперь я почувствовал, что все же немного перебрал, хотя мыслил достаточно ясно.

— Намного лучше, Лили, — сказал я.

Она подняла свои прекрасные зеленые глаза и посмотрела на меня. Мне хотелось смеяться, плакать, бежать, лететь... Сердце быстро стучало.

— Лили...

Она покачала головой и медленно встала. Мы стояли в полумраке комнаты, так близко, ее ресницы хлопали так быстро. Я смотрел на нее, не двигаясь, как-будто застыл. Не мог пошевелиться. Прирос к полу. А она подошла, так близко, что я почувствовал ее дыхание на своей коже. Ее пальцы на плечах. Ее губы на своих губах. Мне казалось, что я парю в воздухе, настолько легким было мое тело. Я почти не чувствовал его. Только жгло губы и что-то невероятное внизу живота. Я смотрел только в ее глаза, пытаясь понять, отчего же они так решительно блестят. Но понять я ничего не мог. Ее руки переплетали все мои мысли, и я не знал, на чем сосредоточиться — на ее языке у меня во рту или нервных руках, проникающих под трусы. На своих руках на ее полной груди или ее влажных губах на моем члене. На ее странном утробном мурлыканье или собственном стоне, рвущемся из горла. На этом узком, влажном и горячем, куда я заходил все быстрее и резче, на ее крике или рычании, когда что-то во мне как будто взорвалось, заставляя прогнуться, принося одновременно чувство опустошения, эйфории и приятной усталости. На запахе миндаля, когда я лежал, дрожа, на ее теле, вдыхая аромат, исходящий от ее плеч и шеи. На ее пальцах, скользящих по моим волосам. На моем еле слышном шелесте: "Я люблю тебя, Лили!" На ее всхлипываниях, которые я слышал уже отдаленно, погружаясь в сон. Прижимая ее, такую теплую, к себе. Пытаясь запомнить каждый волосок, каждую пору. И повторяя как мантру, беззвучно шевеля губами: "Я люблю тебя, Лили!"

* * *

Я сидел в кресле и улыбался солнечным лучам, проникающим в окно моего дома. На магловской плите посвистывал чайник, который скоро уже должен был закипеть. Мне нужно было чем-то занять свои руки, чтобы не нервничать, поэтому я не стал использовать магию. Моя Лили еще спала, и мне тоже не хотелось вылезать из-под одеяла. Хотелось провести так всю жизнь — прижимая ее к себе, закрывшись в ее прекрасные рыжие волосы. Мысленно втолковывая ей, что я никогда не дам ее в обиду. Вообще никогда никому не отдам.

Чайник пронзительно засвистел, и я вскочил с кресла, чтобы убрать огонь. Стук в стекло заставил меня вздрогнуть. Небольшая серая сова деловито стучала клювом в мое окно. Я впустил ее в комнату, и она приземлилась на подоконник, протянув мне лапу, к которой было привязано письмо. "Лили" — значилось на конверте. Я подождал, пока сова улетела, закрыл окно и бросил конверт на стол. Но он как магнит притягивал меня к себе. Я не выдержал. Взял его со стола, раскрыл, оглянулся через плечо и принялся читать.

"Дорогая Лили!

Римус."

Я отшвырнул письмо обратно на стол. Любит он ее... Поттер — свинья, тупая свинья, ударившая женщину. Мою святыню. Мою Лили. Я обернулся и увидел ее на пороге комнаты. Она стояла смущенная, нерешительная, морщинка пролегла между бровей. Я улыбнулся.

— Доброе утро, Лили!

Она прикусила губу, нахмурилась, затем выдавила:

— Да... Доброе... утро...

Я подошел к ней и провел пальцем по ее щеке. Она смотрела через мое плечо в одну точку, напрягшись. Ее взгляд упал на раскрытый конверт, адресованный ей.

— Ты все еще суешь свой нос в чужие дела, Снейп?

Я отстранился, услышав ее презрительный, злобный тон. Внутри я весь сжался, как презренный раб Руквуд сжимался и сгибался перед Темным Лордом.

— Лили, я просто...

Я не знал, что сказать. Я был виноват. Но ей не нужны были мои объяснения. Она пробежала письмо глазами и посмотрела на меня.

— Ты все прочитал?

Я кивнул. Она подошла к вешалке, взяла свою мантию и коснулась ручки двери. Моя Лили уходила. Я был растерян, не понимал, что происходит. Глупо было надеяться на возвращение моей Лили, но я все-таки не смог сдержаться.

— Ты вернешься, Лили?

Она удивленно взглянула на меня и, неопределенно тряхнув головой, открыла дверь.

— Я люблю тебя, Лили, — прошептал я, но ответом мне послужил только грохот закрываемой двери.

Моя Лили ушла. Глупо было надеяться на возвращение моей Лили. То есть, Лили Поттер. Я и не надеялся больше. Левое предплечье начало жечь, и я отправился к Темному Лорду. В тот день он приказал мне шпионить за Дамблдором. В тот день я услышал пророчество Трелони.

Я навсегда запомню тот вечер. Уверен, что и перед смертью увижу ее прекрасные зеленые глаза.

* * *

— Поттер, Гарри! — выкрикнула Минерва Макгонагалл.

Черноволосый мальчик в очках вышел вперед, сел на стул и натянул на голову Шляпу. Северус Снейп оторвался от скучного насаживания горошка на вилку и собственных воспоминаний и взглянул на мальчика. У него были глаза его Лили. Точнее, Лили Поттер.