Сплетаю наши пальцы и сжимаю ладонь. Мысленно приказываю никогда не прекращаться этому дню, этой прогулке, этому мгновению. Хмыкаю, понимая свою сентиментальность, и ежусь от холода. Поттер идет рядом, и ему все равно: зима, лето, дождь, снег — он даже шарф никогда не надевает. Вытащить его на прогулку равносильно подвигу, и я улыбаюсь в свой шарф, намотанный по самый нос: у меня это получилось. От нового порыва ветра я жмурюсь, а он лишь смеется.
Заснеженная дорога приводит нас к пруду. Он замерз и покрыт снегом. Сейчас здесь нет ни души. Деревья застыли во льду — хрупкая красота. Лед сковал красные и черные ягоды на деревьях, превращая их в произведение искусства. В тихом солнечном свете они переливаются, блестят, одаривая и маггловский мир волшебством.
— Мы похожи на лебедей?
Он постоянно задает этот вопрос, а я постоянно не отвечаю.
— Говорят, они выбирают пару на всю жизнь, представляешь?
Иногда он как ребенок. Но я знаю, что его слова — неправда. Лебеди могут расправить крылья и улететь… Они не привязаны друг к другу, это ложь.
И мы — не лебеди. Мы просто любим. Мы всегда в безопасности рядом друг с другом, и о большем я не прошу. Знаю, что я постоянный, что никогда не брошу Поттера, а он об этом и не попросит. Друг в друге мы видим себя — этого достаточно.
День за днем понимать, что он дороже всего на свете, что рядом с ним мир не просто другой, он — совершенный. Говорят, идеал — это плохо, что стремление к жизни, да и ее смысл, пропадает. Вранье. Поттер — мой идеал, и теперь смысл — сохранить его. Он не знает, что для меня бесценен, что он — самый нежный огонь, что сердце бьется только рядом с ним, что каждый день я спешу домой, к нему. Что я люблю пересматривать наши альбомы с фотографиями, когда его нет рядом, отмечая новые черты — бесценные.
Гарри — единственный человек, который знает обо мне все. Абсолютно. Мне плевать, что у кого-то должно быть личное пространство: для Поттера у меня его нет. Я стараюсь не врать ему и рассказываю все, что накипает на душе. Потому что так — правильно. И если он до сих пор со мной, зная о моей гордыне, злобе к его друзьям, неприятии его привычек, ненависти и слепой любви, это что-то да значит.
Мы — не лебеди. У них два сердца — у нас одно, как и одна на двоих жизнь.
Я обнимаю его, и тут же становится тепло. Прикрываю глаза и понимаю, что могу согласиться со всем, что он скажет, потому что люблю. Смотрю ему в глаза: даже через пустые стекляшки яркая зелень заставляет вспоминать самые теплые моменты нашей жизни, и я теряюсь в них. Пальцами он опустил шарф, и холодные губы, потрескавшиеся от январского холода, ласкают мои в согревающем поцелуе.
Рядом с ним не нужна маска, да и она бесполезна под напором эмоций, которые он может вызывать. Он пересекал любые границы и разрушал любые плотины, выстраиваемые мною. Их легче было стереть и разрушить самому. Что я, впрочем, и сделал, поэтому с ним я настоящий.
Поцелуй длится так долго, насколько у обоих хватает дыхания, и мне кажется, что у меня вырастают крылья… Прижимаюсь к его щеке своей — ледяная, но мне кажется, что она пылает. И слышу тихий шепот прямо в губы:
Vova
