Утопия

Я не умею думать,

Я ненавижу жить.

Стих 4.

TOL. Альбом «Утопия».

Я прикован к каменной стене тяжелыми железными путами, вокруг которых искрится магия. Я снова не оправдал надежд Темного Лорда. В темнице так сыро и пусто, что мне кажется, на моих легких уже появился мох. Я пока еще теплый. Но это скоро пройдет, я знаю. Ощущаю приближение Темного Лорда, словно кошки предчувствуют ураган. Или как мыши, чувствуя опасность, бегут с корабля. Мысли о том, что меня можно сравнить с мышами, преображает маску на моем лице в гримасу отвращения. Увольте. Мыши — это к Петтигрю.

Руки непроизвольно начинают трястись, тело вымотано и истощено. Я чувствую, как бушует желудок, в который еда не попадает вот уже третий день. Чувствую, как распух язык и буквально приник к небу. Легкое головокружение придает моей темнице томность. Когда стены перед глазами заходятся в танце, волей неволей начинаешь воспринимать их более спокойно. Я почему-то жалею всех мертвых. Вспомнились далекие детские годы. Да, жаль моих однокурсников. От них ничего не осталось. Лорд убил всех, кто отказался повиноваться ему. Правда, все еще на сердце не зажила рана об убийстве моей жены. Это получилось случайно, она должна была умереть, потому что отказалась преклониться перед Темным Лордом, и мне обидно, что я среди всех этих трупов самый теплый. Я ведь даже любил ее…

Дверь камеры открывается и входит он. Высокий, стройный, с усмешкой на лице. После победы он вернул себе свое тело и теперь красив, как божество. Черные шелковистые волосы, смеющиеся глаза. Никто бы не поверил в то, что он величайший темный маг современности. Никто бы не сказал, что эти грациозные руки умывались в крови, а эти прелестные губы извергали непростительные проклятья.

— Убей меня… — прошу я тихо, когда Лорд приближается ко мне. — Убей меня.

Это все, о чем я могу сейчас думать. Светлые волосы падают на лицо, закрывая обзор, и я дергаюсь, пытаясь убрать их. Нежная рука Лорда дотрагивается до моей щеки, и я замираю. А он обманчиво ласково заделывает непослушную прядь за ухо и смотрит мне в глаза. В них насмешка. И вдруг я по непонятной причине улыбаюсь.

«Убей меня. Убей во мне жалость, убей во мне слабость, убей во мне совесть», — шепчут мне голоса в голове, и я шевелю губами, повторяя за ними и утопая в его глазах. Лорд усмехается и проводит большим пальцем по моим сухим искусанным губам. Я смотрю доверчиво, широко открыв глаза. Я выгляжу слишком довольным. Волдеморт смотрит на меня с секунду, а потом поддевает пальцами острый подбородок. Его цепкий взгляд впивается в мою душу пиявкой и сосет. Сосет все то живое, что еще теплится там. Он улыбается уголками губ, и я, грешным делом, улыбаюсь в ответ. Грубая и жесткая пощечина приводит меня в чувство. Боже, что я делаю? Я знаю, мне все равно будет больно. Чтобы я ни делал, как бы ни пытался угодить. Я понимаю, что сошел с ума в этой темнице. Странно, Азкабан не пошатнул мое здоровье ни на йоту. А тут истеричный смех так и рвется наружу, сотрясая мое костлявое обнаженное тело. Теперь я еще и из тех, кто выжат смехом. Не сдерживаюсь и громко смеюсь. Голос хриплый, надорванный и совершенно ненормальный. Но мне все равно. Я смеюсь самозабвенно, позабыв причину своей истерики. И эта причина отвешивает мне еще три пощечины с такой силой, что голова отлетает по инерции к стене, и я больно ударяюсь о камни. К затхлости помещения примешивается запах стали. Глаза затуманиваются красной пеленой, и я сглатываю вязкую и густую кровь. Я привык к побоям. Я не из тех, кто воспитан любовью.

Голова перестает кружиться, а желудочный сок просится наружу. Я снова поднимаю глаза на Лорда и нахально улыбаюсь. Мне все равно будет больно. Мне опять больно. Но я хочу, что бы был кто-нибудь, кто, наконец, сделает это! И я кричу прямо в лицо Лорду, который странно смотрит на меня:

- Изнасилуй меня!

Темный Лорд расплывается в хищной улыбке.

— Израсходуй себя, — предлагаю я, облизывая губы.

- Я оставил тебе два дня… — произносит отстраненно Лорд. Этот голос… Он тоже изменился с победой, как и внешность. Бархатный, глубокий, почти томный. Так и хочется почувствовать вкус этого рта, который может говорить так соблазнительно, что, когда он будет произносить смертный приговор, виновный, я уверен, кончит не один раз.

— Ну же, изнасилуй меня… — теперь это выглядит как жалкая просьба.

Лорд взмахивает рукой, и тяжелая дубовая дверь захлопывается, а мои путы удлиняются. Теперь я могу сам сократить расстояние между нами, но я не решаюсь. На что я подписался? Но я всегда так хотел быть с ним.

Облизываю пересохшие губы, чувствуя привкус металла во рту. Приникаю голым телом к его шероховатой мантии и выдыхаю стон. Это неправильно, это дико, это страшно. Но я хочу этого так сильно, как не хотел ничего и никогда. Лорд грубо сжимает мои ягодицы своими холодными и властными пальцами. Охаю и трусь вставшим членом о бархат его мантии. Лорд усмехается и отталкивает меня к стене. Я падаю.

Когда поднимаю глаза, то вижу картину, от которой у меня перехватывает дыхание. Пряди волос, как шелк, падают на его голые плечи, струятся по спине и плечам, собираясь возле бедер в замысловатые кольца. Он сидит на стуле из красного дерева со спинкой, обитым парчовой тканью. Глаза прищурены и смешливы, а тонкая белая кисть манит прикоснуться к ней губами. Он сидит передо мной, закинув ногу на ногу, и полностью обнажен.

Скольжу взглядом по ровной линии плеч, рук, бедер. Задерживаю взгляд на темных кругах сосков, скольжу ниже, к дорожке темных кучерявых волос, которых с моего ракурса мне совсем не видно. Томно выдыхаю и ползу к нему на четвереньках. Чувствую, как его ступня опирается на мою спину и с силой давит, и не сдерживаю стон. Меня заводят любые его прикосновения. Он давит сильнее, и я прогибаюсь под его ступней. Лорд смеется. Мне нравится его смех.

Он хватает меня за волосы и тянет к себе. Я судорожно хватаю ртом воздух, но он этого не замечает и раздвигает ноги. Передо мной его член. «Большой», — думаю я. — «Длинный. Вкусный». Вырываюсь из захвата и припадаю к нему губами. Руки заломлены за спину и не дотягиваются до него. Но мне их и не надо. От удовольствия я прикрываю глаза и, расслабляя горло, вбираю его член в рот. До основания. По самые яйца. Солоноватый, немного горький, как я и думал. Челка падает на глаза, когда я самозабвенно начинаю сосать и заглатывать, языком прижимая красную головку к небу. Хлюпающие звуки заводят меня еще сильнее, а его твердеющая плоть приятно давит на горло, заставляя задыхаться.

Лорд не двигается пару секунд, а потом зарывается пальцами в мои волосы, направляя движения моего рта и наблюдая за мной из-под опущенных век. Движения становятся грубее и жестче, и вот уже он самозабвенно трахает меня в рот рваными и судорожными толчками, рыча и выгибаясь. Я закатываю от удовольствия глаза, полностью растворяясь в ощущениях. И чувствую себя самым счастливым человеком на земле... Служить Лорду. Вот она. Моя утопия.

Я смертельно болен живыми,

Я смертельно болен, я знаю.

Стих 2.

TOL. Альбом «Утопия».

Я опять всех использовал, я это знаю. Победа не может даться так легко. Шальная Авада поставила жирную точку в жизни Героя Магического мира. Ради чего я так долго готовился? Убивал маглорожденных. Пытал магглолюбцев. Вербовал чистокровок и создавала хоркурсы. Не смотрите, все не так, как вы думаете! Все не так, как вы хотите думать. Все не так, как хочу этого Я! Я хотел грандиозной победы, внушающей дуэли и вселенское преклонение. И что я получил? Бездыханное тело семнадцатилетнего мальчишки. Страх, витающий над всей страной. А ведь моя политика только улучшила экономику.

Я погорячился. Слишком вышел из себя, когда увидел труп того, убийцей которого предначертано было быть мне. Малфой лишь пожал плечами. Простите — не уберег. Фарфоровая кукла!

Я громко смеюсь, и мой хохот наполняет сырую камеру, а блондин подо мной вздрагивает. Я, излившись, выскальзываю из его сладкого рта и поднимаю с пола. Красивый. Стройный. Сломленный. Прищуриваю глаза и облизываюсь от удовольствия. Теперь он мой. Только мой и ничей больше. Я сижу на стуле, вальяжно раскинувшись, и ощущаю себя правителем всего мира.

Бледное худощавое тело и светлые волосы дурманят и сводят с ума. Я протягиваю руку и пальцами обвожу твердые розовые соски, выступающие кости, белые завитки волос. Он возбужден. Тонкий длинный ствол налит кровью и стоит почти вертикально. Обхватываю его руками за осиную талию и припадаю губами к головке. Моя слабость меня давит, душит, бесит. Не могу ничего с собой поделать. Хочу его. Безумно хочу! Но хочу добровольно, нежно, трепетно… Моя жалость меня уничтожает.

Вздрагиваю, когда его тонкие ослабевшие пальцы касаются моей скулы. Ласково, и как-то по-особенному. Поднимаю голову и встречаюсь с взглядом его серых глаз. «Ваша нежность — на курке мой палец», — безмолвно говорю ему и вижу, что он поддерживает меня, одобряет.

Рычу и дергаю его на себя. Он вскрикивает. Его руки, все еще закованные в кандалы, с хрустом выгибаются. Я щелкаю пальцами, и он падает на меня, утыкаясь холодным носом в шею. Усмехаюсь в светлые волосы, впитавшие в себя запах мха и камня, но все еще благоухающие тонким ароматом изысканного парфюма. Касаюсь кончиком языка мочки уха и прикусываю ее зубами. Он охает, когда я с силой сжимаю его ягодицы, впиваясь ногтями в кожу. Кусаю синюю вену зубами и, чуть приподнимая, насаживаю его на свой член. Резко, жестко. Малфой вскрикивает, болезненно зажмурившись.

Перекидываю его ноги через подлокотники стула и вхожу до конца, чувствуя, как в воздухе разливается будоражащий запах стали. Терзаю его укусами, рваными ласками и жестокими толчками, проникая глубже в девственную плоть, плотно охватывающую меня кольцом.

Останавливаюсь неожиданно. Вслушиваюсь в его тяжелое дыхание и мягко глажу внутреннюю сторону бедер, покрытых красной влагой. Такой открытый. Такой развратный. Я ощущаю на себе его похотливый взгляд, поддернутый туманной дымкой. Пробегаюсь пальцами по все еще стоящей эрекции, немного пощипываю кучерявые волоски вокруг. Глажу ладонью плоский живот, несильно выкручиваю соски. Скольжу внимательным взглядом по синякам и кровавым подтекам и, наконец, отвечаю на его взгляд. Он улыбается мне. Безумец!

Я снова недобро щурюсь, а он откидывает голову назад, прогибаясь в пояснице, и сам начинает насаживаться на мой член. Сначала медленно, слегка покачивая бедрами в стороны. Потом быстро и часто, отчего комната наполняется до неприличия эротичными звуками. Он кричит, стонет, извивается. А я даже не пробую его остановить. Меня завораживает это светловолосое создание, так бесстыдно отдающее себя мне. Становящиеся моим. Только моим.

Движения становятся хаотичными, он хватается за мои плечи, трется членом о живот и все сильнее опускается, принимая меня до конца. Я сжимаю зубы и бурно кончаю в него, в то время как он с криком изливается, пачкая нас вязкой спермой. В последний раз глажу его по вздымающейся груди и обманчиво нежно стираю блестящие дорожки слез. А затем резко встаю.

Он падает на каменный пол и тут же сжимается в позу эмбриона, подтягивая колени к груди. Из него розовыми струйками вытекает кровь, смешанная с моей спермой. Его сотрясают беззвучные рыдания. Я скалюсь:

— Ваши слезы — мой смех.

И, словно в подтверждении своих слов, начинаю искренне смеяться, замечая страх, презрение и ненависть в его прекрасных глазах. Стул по моей прихоти исчезает, и вот я уже одет. Он все еще лежит на полу — такой открытый и беззащитный.

Я знаю, мне все равно будет больно. Как бы я не отказывался от своих чувств, как бы ни пытался призвать их быть взаимными. Чувствовать — это всегда больно. И мне опять больно.

Я присаживаюсь возле него на корточки, подбирая полы тяжелой мантии, и в последний раз глажу его по щеке.

- Я не из тех, кто воспитан любовью, — мой голос тих и нежен.

В его глазах мелькает сомнение, а потом понимание. Он расслабляется, и зеленое сияние, срываясь с моего пальца, ударяет юношу в висок. Серые глаза стекленеют, а я порывисто вздыхаю. Осторожно, одним движением руки, прикрываю ему веки и встаю.

Запах крови и секса меркнет, уступая сырости и затхлости. Я выхожу, хлопнув дверью и не оборачиваясь назад.

Одиночество. Вот моя утопия.