У напольного зеркала в красиво украшенной раме стоял мужчина. Он выглядел довольно подтянутым, явно был в хорошей физической форме, вот только смотрелся немного худощавым, возможно, из-за своего нестандартного роста. Полы длинной мантии были грязно-серого цвета, тусклой каймой выделяясь на черном. Рукава закатаны по локоть, а иссиня-темные волосы явно не видели шампуня где-то с месяц.
Он критически разглядывал свое отражение, будто зеркало могло изменить бледный цвет лица на шоколадный загар, а сальные патлы уложить в пышную прическу. Но холодное стекло все так же, равнодушно, словно с неохотой, отражало человека.
— Сэр, — раздался приглушенный голос из дальнего угла. Если прищуриться, можно было разглядеть там смутный силуэт полусогнутого существа, на первый взгляд, закутанного в меховое одеяло или накидку. — Можно… можно мне прогуляться?
Брюнет как-то странно поглядел на создание, недобро сверкнув глазами. Впрочем, лицо его, хоть и было некрасиво, оставалось спокойным и вовсе не раздраженным, несмотря на угловатые черты.
— Бегом, Ремус! И чтоб до обеда я тебя не видел, — милостиво разрешил он.
— Спасибо, сэр. Спасибо…. — Существо тут же метнулось к двери темным пятном, так быстро перебирая ногами, что за ним невозможно было уследить. Мужчина успел лишь мимоходом скользнуть по самой что ни на есть настоящей, только очень грязной, темно-рыжей шкуре, да окинуть взором ледяных глаз опухшее лицо, на котором краснел свежий порез. Он не мог расслышать, как оборотень, уже за дверью, прошептал:
— Северус…
* * *
Мир, в котором правил Воландеморт, был правильным. Чистота крови — прежде всего, и плевать, что сам Лорд — полукровка. Родовитые семьи у власти, полукровки — оставшиеся — не ниже, но и не подле них, и все дружно закрыли глаза на сплошную дискриминацию по происхождению. Магглы, магглорожденные волшебники, сквибы — зло, и не имеет значения, что в жилах Правителя течет кровь простолюдина…
Магическая Британия жила как в Средневековье. Титулы, замки, рабы. Все это появилось вновь, восстало из небытия, когда неизвестный доныне ученик Хогвартса заключил договор с Темными силами и пролистнул назад страницы истории. Том Риддл захватил не только Министерство и Школы — в планах Лорда было покорение обычных, ничего не подозревающих людей. Разумеется, планы так и остались планами. Их отложили на завтра, потом на послезавтра, послепослезавтра и, в конце концов, убрали в долгий ящик до поры до времени. И лишь спустя двадцать лет после порабощения Риддлом своего мира, у него дошли руки до мира дотоле чужого…
Что за дикость — крепостное право? Тем не менее, Том (позволю себе несколько фамильярно его называть) так не считал. Люди, лишенные сил, или никогда их не имевшие, должны прислуживать более высшему народу по определению. Они же, в свою очередь, просто обязаны соблюдать установленные Риддлом порядки, а именно: жениться и выходить замуж только за себе подобных, быть верны своему Правителю и не покидать пределов государства, которое ограничивалось одним коротеньким названием — Земля…
Никаких Пожирателей не было — были придворные. Не родился и Мальчик-Который-Выжил. Для чего, собственно, выживать и что вообще спасать? Нечего. Это совершенно другая реальность, в которой всегда преобладало зло — к черту ересь про мировой баланс! Здесь Лили Эванс даже не приезжала в Хогвартс, попросту не имея на это права, а Поттеры отказались от собственных убеждений, желая остаться в живых. Собственно, Воландеморту претило разбрасываться целыми семьями — за исключением особых случаев.
Альбус Дамблдор, спросите вы? «Да, был такой, — припоминает работник Архива Фадж. — Погиб в сорок пятом на дуэли с Грин-де-вальдом. Сражался до последнего. На стороне добра, ха! Геллерт вот, помнится… — на лице старика проскальзывает гордость. Ну конечно, знакомство с великим волшебником!» Но оставим их. Вас наверняка терзают сомнения, что же Рон, Гермиона, Малфой? Где они, любимые всеми герои? Что с ними и кто они в этом до жути странном и страшном мире?
Гермиона Джин Грейнджер заключена в Азкабан. Эта семнадцатилетняя самоучка тщательно скрывала свои способности. Надеялась, что люди Лорда не зафиксируют всплески волшебства. Признаться, девушка была немного удивлена (или мастерски играла), когда её арестовали прямо на экзамене по тригонометрии. Волшебные способности у магглов — их именуют грязнокровками — сродни бастарду, ублюдку, ошибке природы. Их уничтожали и будут уничтожать. Последнее время мода на своеобразные пытки таких «существ» — заколдованный огонь. Если арестованный не сознавался добровольно, у кого и при каких обстоятельствах отнял магическую силу, его сжигали практически заживо: физического вреда огонь не причинял, зато создавал мощнейшую и до того реальную иллюзию невыносимой боли…
Все семейство Уизли не желало признавать власть Лорда и отказаться от принципов даже в обмен на собственную жизнь. Молли и Артур были убиты первыми — в массовой попытке бегства в мир магглов, которого давным-давно не существует. Все границы стерты, а население ежедневно подвергается тщательному отбору… Средние представители этих осквернителей крови — либо обманным путем доставшие Оборотного зелья с целью запутать преследователей, либо и впрямь близнецы — следом. Остальные так и не найдены, возможно, уже покинули пределы Британии. Младший ребенок — девочка — взят на воспитание в королевский дворец, с надеждой на правильное будущее…
Малфои — особо почитаемый древний род, носящие титул лордов. Люциус — в прошлом приближенный Воландеморта, один раз пошутил насчет схожести «лорда» и «Темного Лорда» — оставшегося на слуху имени Правителя даже после коронации, за что был лишен языка и изгнан из фаворитов. Сын Малфоев — Драко — лелеемый матерью с раннего детства, на данный момент преподает этикет при дворе — к большему Лорд не допустил, сказывалась давняя провинность отца.
Все было чертовски правильно. Это можно было назвать масштабной чисткой людей — да-да, их именно «зачищали», изничтожали, систематически выслеживали и убивали, убивали… Некоторые удостаивались «чести» быть рабами, слугами, младшими придворными. И все равно магглы являли собой низшую касту, многие из них были неприкасаемыми. Для чистокровного волшебника взглянуть на подобное отродье без гримасы отвращения означало зря прожить один день…
Отдельная история — магические существа. Вы думаете, кентавров оставили спокойно бродить по лесу? Великаны все так же селятся в горах, а разного рода звери фривольно гуляют по болотам? Как бы не так. Все отловлены и приставлены к делу, вот, например, оборотни — те, к примеру, немногим хуже дворовых собак. Шавок.
* * *
Я расскажу вам небольшую историю, которой пугают маленьких деток их строгие няньки. В большинстве своем толстые, страдающие одышкой и с чепчиком на голове, края которого вечно врезаются в багровые щеки. Бывают и другие — красивые, молодые девушки, в легких ситцевых платьицах и подвязанным хлопчатобумажным платком. Не суть важно, какие — случается, бывают и чересчур добрые, дело не в этом. Главное — что они говорят.
Этому мальчику было восемь. Уже не ребенок, но и не взрослый. Ему пришлось многое пересмотреть в себе и окружающих — после злополучной ночи, в корне изменившей его судьбу. Через неполные двадцать два года можно с уверенностью утверждать, что его жизнь превратилась в ад. Ремусу было восемь и он был необычайно слаб физически. Задержавшись однажды у друга, он возвращался домой очень поздно. Повсюду слышались шорохи, еще больше нагнетавшие и без того тревожную обстановку и приводящие в страх. Мальчик не прошел и полдороги, а коленки уже предательски дрожали. Как оказалось, не зря. Резкий хруст ломаемых веток, чей-то прыжок в его сторону, короткий вскрик ребенка от боли в шее… До дома он так и не дошел, а очнувшись, увидел вокруг себя белые стены.
За эту ночь он повзрослел. На долю маленького Ремуса Люпина выпало слишком тяжелое бремя, слишком. Не всякий справился бы. Не всякий поехал бы в школу, рискуя быть раскрытым и опозоренным…а хуже того — убитым. Или изгнанным, от которого отреклось бы все магическое сообщество, для которого была бы закрыта любая дверь…
И не каждый смог бы столько лет сдерживать свою сущность. Сущность зверя.
Там он встретил своего хозяина. Этот человек первым узнал о самой сокровенной и самой постыдной тайне Люпина. Все произошло слишком спонтанно — он не требовал взамен ничего, кроме одного-единственного условия. Северус поставил его накануне окончания Школы: после выпускного бала Ремус становится его.
* * *
Оборотней не слишком-то жаловали, как известно. Одним больше — одним меньше, все равно можно в любую минуту послать старшего обратить парочку магглов, сильных мужчин или мужеподобных женщин. Стоит ли говорить, что никому не было дела до того, какие игрушки у главного зельевара Его Величества?..
* * *
— Пожалуйста, сэр. Вина?
— Нет, Томас, иди. — Лысеющий мужчина в съехавшем набок белом колпаке склонился в подобострастном поклоне, пряча усмешку. Как было произнесено его имя, он предпочел тут же забыть.
Величавый темноволосый волшебник чуть надкусил краешек ростбифа. Мясо показалось ему жестковатым, и тонкие черты лица тут же исказились, сделав его менее привлекательным. В силу своей аристократической наружности, Лорд Воландеморт мог уверенно именовать себя королем, даже не занимая престола, по сути. Но ему претила любая незавершенность, посему Риддл закончил дело, раз уж начал его, и стал носить вышеупомянутый титул.
Подчас, когда у Тома (Повелитель, к слову, ввел официальный запрет давать новорожденным это имя) было хорошее настроение, он веселился, возбужденно бегал по дворцу, экзальтированно восклицая на все лады возможные варианты названия его королевства. Это немало радовало и придворных — то значило, что Лорд не намерен кого-либо сегодня казнить, и все кому не лень могли тайком позволить себе пару-тройку вольностей…
Сегодня был один из таких дней. С трудом расправившись с малосъедобным обедом, Воландеморт удалился в свой кабинет, велев сделать строгий выговор работникам кухни. Из-за плотно прикрытых дверей, запертых не на ключ, а на особое заклинание, слышались приглушенные голоса и изредка возгласы — то ли негодования, то ли восторга. Никого это, впрочем, не интересовало. Придворные были слишком заняты — использовали данную возможность в угоду себе. Обслуге тоже было некогда — уж если и находилась минутка свободного времени, то лишь перевести дух и вновь окунуться в серую рутину трудовых будней…
* * *
А в это время на нижних уровнях почти что бескрайнего здания, в подземельях, называемых так лишь условно…
…Злые слёзы проторяли узкие дорожки на сухих щеках, скатываясь вниз по подбородку и теряясь в бесформенных одеждах. Нечесаные волосы грязной серой массой упали на лоб, закрыв собой покрасневшие глаза, полные боли и отчаяния…
— Ты… самая… мерзкая… дрянь… на этой… чертовой… земле… — Выкрикивал сквозь зубы сальноволосый мужчина, с задранной до пояса мантией, сопровождая каждое своё слово резким толчком в задний проход стоящего пред ним на коленях человека. Но человека ли?..
…Соленые капли падали уже не переставая, грозясь основательно намочить рубаху. Было не столько неприятно, сколько обидно… Обидно, что он не понимает, что берёт силой то, что хочется отдать добровольно…
— Лишь увидев… тебя… такое… желание… к отродью… — Выплевывал слова мучитель, и те обрушивались на мозг, затуманивали разум, отдавались в голове эхом капающего масла на раскаленную сковороду.
…Неожиданно все кончилось. Изогнувшись в последний раз, Снейп рывком ворвался в Люпина и кончил прямо там, до хруста сжав запястья оборотня сильными пальцами. На коже Ремуса остались кровоточащие ранки, окруженные болезненной синевой, пять ссадин в виде полукружий ногтей на каждой руке...
Зельевар поднялся, брезгливо встряхнувшись и втянув носом свежий воздух. Оборотень корчился на каменном полу, изнывая от тянущей боли во всём теле. Напоследок тронув носком сапога изможденное лицо, покрытое блестящими капельками пота и слез, Северус вышел, хлестнув полами одеяния о дверной косяк.
Время словно остановилось. Сколько длится агония? Для Люпина это было во сто крат дольше и ужасней. Он не знал, сколько пробыл здесь. Но когда нашел в себе силы подняться, то желудок уже требовательно урчал, жаждая пищи. Еще больше хотелось забыться тревожным сном, прикорнув в каком-нибудь закутке, но это было довольно опасно и чревато. В основном угроза для жизни оборотня заключалась в собратьях — те мыслили так: плохо нам, тебе будет еще хуже. Стычки шавок неизбежно оканчивались кровопролитием или же смертью оных. Впрочем, их некому было оплакивать…
Крадучись, Ремус выскользнул за дверь, стараясь переставлять ноги как можно мягче, плавней. Все болело, боль была всюду, но и она меркла перед устрашающим чувством голода.
Сегодня ему определенно не везло — Люпин тут же столкнулся нос к носу (а точнее, нос с грудью — Ремус был несколько ниже практически всех обитателей замка) с Блэком. Этот напыщенный юнец, хоть и был его одногодком, выглядел много лучше и презентабельней. Тут и говорить нечего — кто Рем, а кто Сириус…
— Эй, — негромко позвал представитель одного из благороднейших родов Британии.
Люпин затравленно поднял глаза, ожидая от аристократа чего угодно, любой выходки. Тот вполне мог отвесить ему затрещину или дать пощечину, а он обязан был стерпеть. Более того, полагалось самому извиниться, за то, что посмел осквернить светлые очи чистокровного.
— Если ты собрался на кухню, беги скорей. Правитель в пух и прах раскритиковал кушанья, повара в срочном порядке готовят все новое, Мерлинова туча изысков, чтоб их… — Сириус озорно подмигнул и залихватски взъерошил волосы. Несмотря на все дворянские замашки, он был немного другим, нежели вечно надутые богатые хмыри с поджатыми губами.
Люпин автоматически кивнул и поспешно поклонился.
— Не стоит, — Блэк протянул руку, будто хотел потрепать раба по загривку, но тут же её отдернул. — Иди же.
И он подчинился, покорно потрусил по направлению к дармовой еде. Никогда еще он не ел ничего вкуснее… Или ел, но уже и не помнил. Почем-то хорошее всегда стирается из людской памяти. Плохое же, сколь ни пытайся его забыть, упорно всплывает в подходящие и не очень моменты, еще больше усиливая чувство безысходности и собственной никчемности…
Но пока что все отошло на задний план. Оборотень вгрызался зубами в сочное, вкусное мясо, и ему казалось, будто его отправили из ада прямиком в рай… За хорошее поведение.
* * *
«…тому, кто это никогда не прочтёт. Искренне твой, Р.Л.»
Ремус скомкал и без того мятый кусок пергамента и, прицелившись, точным попаданием кинул его прямо в направлении приоткрытого окна. Бумажка описала круг и вернулась, как ни в чём не бывало, довольно ощутимо стукнув оборотня в лоб.
— Чёрт! Зачарованы… — выругался сквозь зубы волк. Все эмоции тут же отразились на его выглядевшем усталым лице: страх, беспокойство, тревога, боязнь кары.
Во всем замке было удивительно чисто — никакой грязи, пыли, мусора. Люпин уже отчаялся найти выход, куда спрятать или выкинуть компрометирующий пергамент — защитные заклинания довольно агрессивно отреагировали бы на нарушителя порядка. И, повинуясь негласному закону подлости, послышался гулкий отзвук стучащих каблуков в пустом коридоре.
Решение пришло само — тело тут же подчинилось, челюсти стали послушно перемалывать бумагу, пресную и совершенно безвкусную. Мозг только ужаснулся подобной выходке — беднягу и так рвало всю ночь напролет после огромного количества съеденного мяса — полусырого, недожаренного или напротив, чересчур горелого, передержанного на огне. Эту ночь он провёл будто в полузабытьи, как одержимый, поужинав вволю, но вроде бы не наевшись. Тогда он вновь вернулся на кухню, прокрался к чану с отходами и ел, ел, ел в кромешной темноте — только глаза алчно горели желтоватым безумным светом… Наконец, насытившись (и то, он всё еще ощущал себя голодным, будто голод всех лет, доселе сдерживаемый внутри, вырвался наружу и требовал пищи), Ремус вспомнил, какая вчера, а верней, уже сегодня была дата.
— Вот тебе и день рождения, — вздохнул оборотень, проглотив вставший в горле комом огрызок бумаги. Он искренне понадеялся, что не испачкал рот чернилами и вернул все письменные принадлежности на место.
Шаги стали громче, и, кажется, приближались. Это лишило Ремуса надежды на то, что, возможно, кто-то просто проходил мимо, куда-то спешил, по своим делам… Он окончательно уверился в своей догадке, и, только подтвердив её, в комнату размашисто вошёл Северус Снейп, злой и измотанный долгими прениями с двумя новыми ассистентами-недоучками, возомнившими себя умнее его, непревзойденного зельевара! Рот был перекошен, воротник — решительно расстегнут, из-под него выбивалась белая (!) рубашка свободного, видимо, покроя, а глаза лихорадочно блестели.
— Ты! — рявкнул мужчина, сгребая оборотня в охапку и вжимая в каменную стену, сквозь щели в которой пробирался холодок, снаружи перерастающий в мартовский ветер.
Этот месяц — март. Существует такая необычайно интересная с точки психологии вещь, как привыкание. Привыкание — это своего рода зависимость, достигаемая не сразу, а постепенно. Вот взять и дать человеку, любящему шоколад сразу тридцать кило. Он будет есть его до тошноты, пока не станет плохо. Отвратительно? А говорил, что обожает шоколад и не может без него жить. Точно так же, например, человека, любящего фарфоровые статуэтки — ну, знаете, есть такие коллекционеры — заставить работать в магазине, специализирующемся на продаже таких фигурок. И что? Поначалу человек придёт в экстаз, через неделю азарт поутихнет, а через месяц и вовсе — появится желание взять в руки что-нибудь тяжёлое и разнести всю эту красотень к чертям собачьим… Также и со днями рождения. Малыш ждет их с радостью, каждая дата становится праздником. У ребёнка постарше — подростка, скажем — день рождения как повод гульнуть и выпить. А взрослые люди зачастую не празднуют свои дни рождения, изредка переступая через себя и созывая с десяток гостей на какой-нибудь особо значимый юбилей. Просто они считают это признаком надвигающейся старости — не боле. Они так привыкли.
Этот месяц — март. Когда вроде уже и не холодно, но и солнце греет лишь формально. На смену стужам пришёл лёгкий морозец, в основном, по ночам, вместо снега — капель и журчащие ручейки, обмывающие каждую впадинку, каждый комочек еще не оттаявшей земли. Когда в десятых числах человек, который не один, но в то же время очень одинок, вспоминает, что стал на год старше. Постарел.
— Какой сегодня день? — отрывисто спросил Мастер Зелий, хватая оборотня за плечи и фактически вынуждая Люпина двигаться вдоль стены.
Этот месяц — март. Когда всё на грани, сплошные метаморфозы, повсюду борьба за власть. Зима еще не хочет отступать, но весна мягко гонит ледяную королеву прочь, а та отмахивается, злодейским хохотом и перезвоном тающих сосулек ясно давая понять, что просто так не сдастся. Когда белоснежные шапки на голых ветвях оттесняет пробивающаяся из почек ранняя, молодая зелень. То время, когда враз может исчезнуть привычный за двенадцать с лишним недель ореол господства метелей и вьюг, и прийти новый, поистине солнечный и свежий сезон, с тёплыми дождями и красивыми радугами — весна.
Снейп резко ослабил хватку, и Люпин едва удержался на ногах, пытаясь сохранить равновесие. Зельевар в три шага сократил расстояние между ними до десяти дюймов. Его дыхание было частым и прерывистым, на дне черных глаз виднелась едва уловимая грустинка.
— Чем мне тебя сегодня порадовать? — криво улыбнулся Северус, кончиками пальцев обжигая правую, с длинным поперечным старым шрамом, щёку Ремуса. Он уже не был одет — на нём осталась длинная рубашка с несколько помятым низом, уже расстёгнутая, и чёрные прямые брюки.
Оборотень пребывал в замешательстве. Еще недавно ему хотелось вырваться из этого адского круга, сбежать, влачить своё жалкое существование хоть где, лишь бы не здесь и не с ним. Еще недавно он хотел высказать всё, что думает, глаза в глаза, может, даже плюнуть в его сторону — под ноги или в лицо. Пусть даже его потом убьют — что значит его жизнь? Да, он мечтал избавиться от этого подобия жизни. А сейчас ему хотелось совершенно другого.
Сухие потрескавшиеся губы разомкнулись, и негромкая фраза сама сорвалась с языка. Лишь вымолвив её, он сжался в комок, ожидая скорой расправы или ещё чего похуже. Но, посмотрев на своего хозяина, он понял ответ на эту тихую просьбу...
Vova
