From Pancy with love

— Паркинсон! Паркинсон!!! Ты… Ты… Дура набитая! Ненавижу! Чтоб тебе всю жизнь нищебродам кофе разносить, чтоб тебе только со сквибами на свидания бегать! Чтоб у тебя накануне свадьбы на носу прыщ вскочил размером с гиппогрифа! И да! Чтоб свадьба с каким-нибудь Уизли! Чтоб у тебя в косметичке боггарт поселился, а «Ридикулус» ты произносить не могла, потому что ты — дура шепелявая!

Драко Малфой стоял посреди заснеженной поляны неизвестной ему лесистой местности и сотрясал воздух, проклиная свою теперь уже бывшую подругу (после того, что эта истеричка устроила, он снимает с себя обязанности ее друга) на чем свет стоит. Это же надо такое придумать — послать ему рождественскую открытку-портал! И, Мерлин, за что? Ну что он ей сделал? Ну, сказал, что собирается свататься к мелкой Гринграсс, но так ведь это уже давно не являлось ни для кого секретом — их семьи заключили брачный контракт, когда Астория ещё на горшок не просилась. И вообще… Он никогда ни словом, ни полусловом не давал Пэнси понять, что между ними может быть нечто большее, чем дружба. Пэнси для него всегда оставалась … Пэнси, просто Пэнси. Его перманентная подружка. Их отношения были далеки от романтических. С ней было приятно поболтать обо всем на свете и ни о чем вообще. Ей он мог доверить любой секрет и быть совершенно уверенным в том, что она никому его не выдаст. Она всегда была готова его защитить и утешить. Надежнее подруги он не мог и желать. Поэтому именно ей он первым сообщил о намерении официально сделать предложение только что отметившей своё шестнадцатилетие Астории Гринграсс. Он ожидал поддержки, возможно, шутливого журения, но Пэнси вдруг обиделась, надулась, обозвала его бесчувственным чурбаном, жеманным уродцем и педофилом и ушла, хлопнув дверью.

Потом до Драко, конечно, дошло, что его верная подруга все эти годы была безответно в него влюблена. Он пытался искать с ней встречи, чтобы попросить прощения, но Пэнси была неуловима, и на письма она тоже не отвечала. Драко попереживал-попереживал, да и успокоился. Ну, нет и не надо. Так даже лучше. Спокойнее. К Пэнси было приятно прижиматься, будучи уверенным, что ничего приватного между ними и быть не может. А зная, что подруга в него влюблена, он уже не сможет, как и прежде, класть ей голову на колени или болтать до полуночи, а потом засыпать, пристроившись к ее плечу… Он даже ей руку будет бояться пожать, опасаясь, что Пэнси истолкует этот жест неправильно и у неё появятся ложные надежды.

Конечно, ревновать его к Гринграсс — это Пэнси погорячилась. И, если уж быть до конца откровенным, он бы предпочел вообще не жениться. Но отец… Драко обязан исполнить свой долг, выполнить обязательства перед семьей. Этот брак необходим для укрепления пошатнувшегося положения Малфоев после победы Поттера — сотню взбесившихся пикси ему под мантию! — над Темным Лордом.

Он же так Пэнси и сказал: я должен. А она: бесчувственный чурбан! жеманный уродец! педофил! Во-первых, не бесчувственный, а умеющий держать себя в руках мужчина, настоящий английский аристократ. Во-вторых, не жеманный, а манерный, то есть не манерный, конечно, а воспитанный. И уж, конечно, никакой он не уродец! И за педофила обидно: Гринграсс шестнадцать, ему восемнадцать. Какое же тут извращение?

Извращением было встроить портал в рождественскую открытку и отправить его, Драко Малфоя, к горгоне на рога.

Мерлин, да где же он? Он вообще в Британии? Судя по стуже и обилию снега, он как минимум в Гренландии и как максимум — в Антарктиде.

Поежившись, Драко огляделся. Вокруг был только снег. Много снега. Целое поле, засыпанное снегом, и он — один-одинёшенек, в тонком кашемировом свитере и твидовых бриджах — стоит посреди этого белоснежного безмолвия. И, что самое страшное, его волшебная палочка осталась в Малфой-мэноре. Он был полностью беспомощен.

— Мамочка...

Так, надо успокоиться. Нельзя поддаваться панике и впадать в истерику. Он же этот — чурбан бесчувственный, то есть аристократ сдержанный. Он должен сохранять лицо при любых обстоятельств. Его найдут, его непременно найдут! Его уже должны хватиться, ведь сегодня Рождество. Сегодня в поместье прием, на котором он должен сделать предложение Астории Гринграсс. Девушка была заранее оповещена о его намерении и приготовилась к этому знаменательному событию (Дафна шепнула ему на ушко, что Астория дни напролет отрабатывает перед зеркалом невинный взмах ресниц, томный вздох удивления и учится краснеть), к этой вехе в истории. Даже не так: не в истории, а в Истории!

Драко опять поежился и нервно переступил с ноги на ногу. Как же тут холодно! Пока его найдут, может пройти слишком много времени. Он же тут закоченеет, и спасать будет уже некого. К тому моменту, как машина поиска завертится и его местонахождение обнаружат, он превратиться в лёд. И как-то не утешала мысль, что это будет самая прекрасная ледяная статуя во всём мире. Ну никак не утешала! Не мог он на это пойти! Надо попробовать выбраться самому, ибо, как говорил какой-то классик: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих».

Драко сделал пару шагов и по пояс провалился в сугроб.

— Мама!

Кое-как выбравшись из сугроба, ругаясь настолько грязно, насколько позволяло ему аристократическое воспитание, Драко стал вытряхивать снег из сапог. Но очистить обувь полностью не удалось, растаявший снег намочил ему носки, и Драко полностью продрог. Впору было сесть на корточки, обнять себя за колени и горько заплакать. Впрочем, именно так он и поступил.

Некоторое время Драко провел сидя на холодном снегу и предаваясь жалости к себе любимому. От этого нехитрого занятия его отвлек необычный шум. Прислушавшись, Драко отчетливо расслышал шорох крыльев. Он подскочил, поднимая голову и всматриваясь в ночное небо. Звук с каждой секундой усиливался, он нарастал с невероятной скоростью и, судя по грохоту, это была очень большая птица. Ещё раз упомянув женщину, которой он обязан появлению на этот свет, Драко кинулся наутёк и, как следствие поспешности принятого решения, снова застрял в сугробе. Только на этот раз его положение усугубилось тем, что из-за истерических взмахов руками и ногами, он самозакопался и стоял уже в снегу по самую шею.

Шум крыльев достиг апогея, и на поляну, в метрах пятнадцати от белокурой головы с позеленевшим от страха лицом, опустился дракон.

— Какая красивая ужасная смерть, — сдавлено шепнул Драко Малфой и, закатив глаза, потерял сознание.

* * *

Чарли Уизли впервые за много лет чувствовал себя в «Норе» неуютно. На первый взгляд это было самое обыкновенное Рождество, даже десятая по счету лампочка на их старой гирлянде по-прежнему не горела, а двадцать пятая тускло мерцала. А вот сама атмосфера казалась другой. И дело было даже не в том, что это первое Рождество после окончания войны. В прессе его даже красиво назвали «Первое Рождество после Победы». Но для их семьи это было не просто «Первое Рождество после Победы», это было первое Рождество без Фреда. И именно в этот день, когда вся семья собралась вместе, это потеря ощущалась особенно остро. Когда ты один на один со своим горем, можно представить, что ничего не произошло. Можно представить, что поселившая в сердце тоска — это не более чем отголосок ночного кошмара, а Фред всё еще жив. А когда ты вот так сидишь за длинным столом в окружении родных и близких и не видишь за этим столом вечно смеющегося и неугомонного Фреда, то отчетливо понимаешь, что это — всё, конец. Его больше нет, и уже ничего не будет как раньше. Эта потеря на всех наложила свой отпечаток. Это горе превратило его родителей в стариков, а ведь казалось, что время совершенно не властно над этой веселой, жизнерадостной парой. Но страшней всего было смотреть на Джорджа. Чарли как-то довелось увидеть человека, пострадавшего от нападения дементоров и получившего их «поцелуй», но даже в нем было больше жизни, чем в потерявшем своего близнеца брате. А когда Джордж начинал что-то говорить, хотелось зажать уши руками и орать, орать, орать… Привычка не договаривать предложения у него еще сохранилась, и Джордж, кажется, даже не отдавал себе отчета в том, что заканчивать выраженные словами мысли просто некому. Больше не было того, кто был с ним «на одной волне».

А еще было невыносимо жалко Рона. Он чуть ли не с рождения обзавелся кучей комплексов, основанных на его положении «младшего», а сейчас к нему еще добавился комплекс вины. После победы он практически в одиночку восстанавливал разрушенный магазин «Умников Уизли», потому что пребывающий в депрессии Джордж неделями не выходил из «Дырявого котла». Рон взял управление магазином в свои руки и неплохо с этим справлялся. Он по праву должен был собой гордиться. А вместо этого он постоянно терзался муками совести, вечно оправдывался, словно стыдился своего успеха и растущего с геометрической прогрессией счёта в «Гринготтсе», считая, что занимает не свое место.

Бросив еще один невесёлый взгляд на пустующий стул рядом с Джорджем, Чарли встал из-за стола и вышел на улицу. Рождественская ночь выдалась небывало холодной, и морозный воздух быстро взбодрил впавшего в уныние Чарли. Он даже поймал себя на мысли, что любуются красивым снежным пейзажем и чистым ночным небом, когда его внимание привлекла летевшая в небе птица. То есть именно за птицу мог принять обычный обыватель двигающуюся по небу точку, отчетливо виднеющуюся на диске полной луны. Но Чарли Уизли не был обычным обывателем, потому даже с такого расстояния он быстро определил не только размер и породу дракона, но даже его пол и возраст. Не спуская взгляда с удаляющегося дракона, Чарли призвал свой походный рюкзак и метлу.

Русский малахитовый дракон, которого на родине любовно называли «Zmey-Gorynych», в Уэльсе! Ни один уважающий себя драконовед не оставит сей факт без своего пристального внимания.

* * *

Малфою было тепло и уютно. Черт, ему ещё никогда не было так уютно! Мурлыкнув во сне, он посильнее стиснул в объятиях подушку, на которой, несмотря на жесткость и колючесть, было невероятно комфортно спать. Надо срочно заказать себе в спальню такую же. Почувствовав, что сон покидает его, он недовольно заворчал и сильно зажмурил глаза, пытаясь продлить сладкую негу еще на какое-то время, но реальность уже легла ему на ресницы, щекоча веки. Он поднял голову, открыл глаза и некоторое время пребывал в непривычном состоянии непонимания того, что происходит, где он, собственно, находится и как вообще тут очутился. Тролль подери… сколько же он выпил, отмечая свою помолвку, что ничего не помнит? А какой же ему сон страшный приснился: портал, заснеженное поле, пронизывающий холод, дракон… Жуть!

Да где же он?

Моргану в министры, он что, в палатке? В обычной туристской палатке, которую даже не удосужились увеличить хотя бы до размера холла в Малфой-мэноре?

Драко опустил взгляд на постель и в ту же секунду, истошно завопив, выпрыгнул из нее, с удвоенным ужасом понимая, что на нём, кроме узких белых плавок, нет никакой одежды. На узкой походной кровати, накрывшись меховым одеялом, спал незнакомый ему мужчина, и именно его обнаженная грудь служила Драко подушкой.

ЭТО НЕ МОГЛО БЫТЬ ПРАВДОЙ!

Сколько бы ни было выпито вчера, это не могло заставить его… заставить его… он же никогда… никогда… он запретил себе думать… запретил желать… Никогда, ни при каких обстоятельствах он бы не лег в постель с мужчиной. ОН БЫ НЕ ПОСМЕЛ!

Тем временем незнакомец зашевелился, поморщился и попытался накрыть голову подушкой, потому что Драко, не отдавая себе в этом отчета, продолжал вопить. Фокус с подушкой не удался — душераздирающий вопль Малфоя проникал и за перьевую завесу. Отшвырнув никчемную вещь, мужчина ногой скинул с себя одеяло и поднялся. Не очень обнадеживающим было то, что он, как и Драко, оказался в одних плавках.

Вопль Малфоя стал чуть тише, потому что он несколько отвлекся, рассматривая незнакомца. Лет тридцать на вид, чуть ниже среднего роста, коренастый и мускулистый. Волосы на голове, руках и груди были яркого темно-медного оттенка. Чуть более темного оттенка была двухдневная поросль на мужественном, но от этого не менее добродушном и таком знакомом лице. Мерлин, где же он его раньше видел?

Мужчина потянулся, от чего мышцы на его крепком теле напряглись и забугрились, и громогласно зевнул. Хотя зевком это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Малфою звук напомнил рычание льва. Он даже орать перестал, но зато принялся шумно и с выражением икать.

Между тем незнакомец провел руками по лицу и, растопырив пальцы, отвел волосы с висков и лба назад, собирая их все вместе в хвост висевшей на спинке кровати кожаной лентой. Только после этого он посмотрел на Драко, широко и добродушно улыбнулся и, почесав небритый подбородок, пробасил:

— Наверно, мне нужно объясниться. Судя по реакции, ты вообще мало что помнишь.

— Потрудитесь, сделайте милость, — охрипшим от недавней истерики голосом сказал Драко, однако окончание предложения все-таки произнес фальцетом.

— Ты бы лег под одеяло, замерзнешь же. У тебя жар только пару часов назад спал, — заботливо произнес до боли знакомый незнакомец, натягивая брюки и выуживая из-под кровати носки.

— У меня был жар? — вновь пропищал Драко, пятясь к выходу из палатки и не сводя испуганного взгляда с мужчины.

— Ты бы не тупил, а ложился в постель, ага? Вот куда ты собрался, скажи на милость? На улице страшная буря, двадцатиградусный мороз, а ты в одних трусах. Давай лезь в постель, — и, не увидев понимания на лице Драко, рявкнул: — Живо!

Окрик, как ни странно, возымел действие, к тому же Драко действительно стал мерзнуть и дрожать. Поэтому он вприпрыжку бросился к кровати, закутался в одеяло, оставив снаружи только нос и глаза. Убедившись в том, что голос его не подводит, он произнёс:

— Вы обещали объясниться. Где я? Что я тут делаю? Вы, собственно, кто такой и какое имеете ко мне отношение?

— Ты в моей походной палатке, посреди заснеженных пастбищ Дербишира. Мы тут застряли, потому что, во-первых, все время, а это уже чуть менее суток, ты пролежал без сознания, с сорокоградусной температурой и заживающими следами обморожения.

— Обморожения?.. — Драко испуганно коснулся своего лица, но не нащупал там никаких шрамов.

— Уже все зажило, — улыбнулся мужчина. — В моей аптечке нашлась нужная мазь.

— Продолжайте, — немного успокоившись, сказал Драко. — Что во-вторых?

— А ты прислушайся. Слышишь, как завывает? На улице снежный буран. Впрочем, об этом я уже говорил. — Рыжеволосый незнакомец присел на кровать, заставив Малфоя испуганно вздрогнуть и посильнее закутаться в одеяло, поджав под себя ноги. — Мало того что ты был нетранспортабелен, так еще и погода нелетная. Видимость вообще ноль. Послать сообщение с Патронусом я не мог, так как в спешке покидал дом, боясь упустить малахитового, и забыл на столе палочку. Аппарировать отсюда нельзя, ты, наверно, это уже понял. Это поле и окружающий его лес — мертвая зона. Твоя подружка знала, куда тебя отправлять.

Драко раскрыл было рот в немом вопросе, но ему ответили раньше:

— Ты бредил, пока валялся с температурой, и единственными приличными словами в твоей речи были: «Паркинсон», «портал», «мама», а также предлоги «в» и «на». Так что я более-менее в курсе, каким образом ты здесь очутился.

Малфой прикрыл глаза, погружаясь в воспоминания: вот он стоит посреди своей комнаты, в руке у него конверт. Разорвав голубоватую бумагу, он касается вложенной рождественской открытки, на которой неоном светится надпись: «From Pancy with love…» Рывок в области пупка, вихрь перемещения… Потом стало очень холодно и страшно, он оказался в незнакомом месте, посреди заснеженных полей. А затем…

— Дракон! Там был дракон! — Драко опять стал вопить: слишком живописно всплыло воспоминание об опустившемся с неба драконе.

— Ах, Люсенька! — блаженно улыбаясь, произнес незнакомец. — Милейшее создание! Русские малахитовые — единственные неплотоядные драконы, а Люсенька к тому же оказалась довольно дружелюбной и очень умной. Это она указала мне на небольшой холмик снега — тебя полностью занесло. Ей ты обязан спасением.

— Я сплю… Я сплю… Мне это снится… Драконы… Льюисэнька… Кто-нибудь, разбудите меня!

Драко даже больно ущипнул себя за руку, пытаясь доказать нереальность происходящего. Но реальность отозвалась в виде боли и сразу покрасневшей кожи на месте щипка.

— Льюисэнька, — захныкал Драко. — Льюисэнька… — хныканье сменилось хихиканьем. — Почему Льюисэнька?!

— Ну, должен же я был к ней как-то обращаться, а это единственное известное мне русское имя, — просто ответил незнакомец, пожимая плечами. — Произносить надо на русский манер, смягчая первый слог: Люсенька. Как в слове «Люпин».

— Да срать я хотел на слог, который надо смягчать! — взорвался Драко, совершенно забывая о том, что он сдержанный и хладнокровный мужчина.

— Еще раз поднимешь на меня голос — испорчу прикус. Кивни, если понял, — не меняя дружелюбной интонации в голосе, сказал незнакомец.

Драко сразу же кивнул. Именно этот спокойный дружелюбный голос, а не слова угрозы, подействовали на него отрезвляюще. Он знал подобный тип людей. Винсент Крэбб был из таких: тихоня тихоней, но себе на уме. Такие станут тебе улыбаться, рассказывать веселые истории, дружелюбно хлопать по плечу, а когда ты совсем расслабишься, заедут в ухо, а потом будут так же дружелюбно с тобой разговаривать, и остаток дней своих ты проведешь в размышлениях на тему: за что получил в это самое ухо.

— Ну, вот и славно. Молодец, можешь же находится в адеквате, когда захочешь. И, чтобы закрепить успех, предлагаю поесть и попить чаю. Как насчет пасты и сарделек?

— Это было бы чудесно, — притихшим голосом ответил Драко.

— Через полчаса все будет готово. Ты пока лежи, не вставай. Тебе нежелательно еще одно переохлаждение.

— А моя одежда… где она?

— Так вот же! — мужчина показал рукой на висевшую над печью одежду. — Она была вся в снегу, я не мог оставить ее на тебе. А еще у тебя никак не получалось отогреться, и мне пришлось согревать тебя своим телом.

— Вот оно что… — Драко нервно заерзал на кровати, теребя край одеяла. — А ты… а мы… ведь ничего же не было? — он наконец решился задать сводящий с ума вопрос.

— Мы — что?.. — На лице мужчины на мгновение застыло озадаченное выражение, но почти сразу оно сменилось удивлением и веселостью. Запрокинув голову, он расхохотался и с любопытством посмотрел на покрасневшего Малфоя.

— Ну и воображение у тебя… прости, не знаю имени…

— Драко. Драко Малфой, — всё еще красный как рак, чувствующий себя полным кретином, Драко приподнялся на кровати и протянул узкую ладонь со слегка подрагивающими изящными пальцами.

— Ах, да… Юный Малфой, слышал-слышал. — Мужчина немного помрачнел, но, быстро вернув лицу добродушное выражение, ответил на рукопожатие. — Чарли Уизли.

Уизли! Ну, конечно!

Драко сразу понял, кого напоминал ему незнакомец — близнецов. В отличие от долговязых Перси и Рона, близнецы были коренастыми и низкорослыми — такими же, как Чарли.

— А что, тебя правда зовут Драко? Дра-ко… — смакуя каждый слог, нараспев произнес Чарли. — Чертовски красивое имя.

— А то, что Малфой? Не жалеешь, что спас бывшего Пожирателя? — немного агрессивно спросил Драко и тут же прикусил язык: не следовало так говорить, ох, не следовало. Ведь это он полтора года назад провел в Хогвартс Фенрира Грейбэка, который изуродовал старшего брата Чарли.

— Это ты, что ли, Пожиратель? — звучно расхохотался Чарли, вновь запрокидывая голову. — Не смеши меня, мальчишка. Пожиратель он... Ха-ха-ха! А то, что Малфой, так это ничего. Как однажды сказал мой напарник Януш, наступив на драконью лепешку: «Говёная жизнь, говёный мир — тут ничего не поделаешь, но ботинок помыть я могу».

И, оставив Драко размышлять над смыслом столь витиеватой фразы, Чарли Уизли поднялся с кровати и пошел готовить обед.

* * *

Драко уже успел переодеться в свою одежду и теперь чувствовал себя более уверенно и защищенно. Он тихо сидел на кровати, старательно делая вид, что увлечен чтением справочника о драконах, но украдкой следил за манипуляциями Чарли у походной печи. Одной рукой тот забрасывал макаронные изделия в закипевшую воду, а второй переворачивал жарившиеся на сковороде сардельки. По палатке разносился аппетитный пряно-копченый запах, и шкворчащий звук готовившихся сарделек пел дуэтом с урчанием желудка Драко. Как же он проголодался! Пару раз он порывался подойти к Чарли — почему-то называть его Уизли, пусть даже про себя, Драко не мог, — и стащить со сковороды одну сардельку, но он благоразумно оставался на своем месте. Еще жива была в памяти угроза, таившая в себе страшную перспективу посещения зубной феи.

Чтобы отвлечься от чувства голода, Малфой попробовал погрузиться в чтение, но с каждой страницы справочника на него смотрели драконы, которыми он был сыт по горло, а других книг в палатке не наблюдалось. Тогда Драко сосредоточил внимание на спине Чарли, на которой красовалась крупная татуировка, изображающая целое эпическое сражение: большая хвосторога держала мантикору в своей страшной пасти, огромной когтистой лапой она прижимала к земле минотавра, а опасным хвостом отмахивалась от атакующих ее гарпий. Драко с неподдельным интересом рассматривал татуировку, но взгляд всё время опускался ниже, на крепкие спортивные ягодицы. Это было не очень правильно, не очень тактично и совсем уж некрасиво, учитывая причину недавней малфоевской истерики, но не смотреть чуть пониже спины Чарли было выше его сил. Взгляд сам норовил скользнуть туда.

Драко даже не знал, что является большим извращением: пялиться на МУЖСКУЮ попу или пялиться на попу УИЗЛИ. Можно, конечно, успокоить себя тем, что его не очень здоровый интерес к столь аппетитной части тела Чарли, не более чем зависть, потому что у самого Драко эта часть тела была прямым продолжением спины, и никогда ткань на его брюках так красиво не натягивалась. Но что-то подсказывало ему, что, даже ссылаясь на зависть, он не сможет оправдать возникшую эрекцию…

— Тебя знобит? — заботливо поинтересовался Чарли, неожиданно повернувшись к Драко.

Застигнутый врасплох юноша быстро отвел взгляд и сипло спросил:

— С чего ты взял? Я в порядке.

— Просто ты вроде оделся, но вдруг снова закутался в одеяло? — Чарли уже подошел к кровати и, присев рядом с Драко, положил ладонь ему на лоб. — Так, жара нет. Ты точно в порядке?

— Не волнуйся, мамочка, это у лисички боли, у зайчонка боли, а у Драко ничего не болит, — нарочито тоненьким голоском сказал Малфой, скидывая горячую ладонь со своего лба.

Хмыкнув, Чарли опять направился к плите, но на полпути обернулся, одарив гостя задумчивым взглядом и, не говоря ни слова, вернулся к приготовлению пищи. А у Драко появилась навязчивая идея побиться головой о стену: все его самые страшные предположения, которыми он изводил себя с момента первой эякуляции, подтвердились: он был неравнодушен к собственному полу. Ему всё стало ясно только сейчас, когда задумчивый взгляд глубоких синих глаз Чарли пронзил его насквозь. Безусловно, Драко и раньше замечал, что многим отличается от обычных мальчиков. Как только у его ровесников стал ломаться голос, все их мысли и разговоры были только о девчонках. Чем старше становились его приятели, тем откровенней становились эти разговоры. Мальчики хвастались своими похождениями, активно обсуждали, у кого «титьки» больше и кто «даст» за так, а кого надо вести к мадам Паддифут, дарить сладости и всякую девчачью дребедень вроде цветов, заколок и духов. Тогда Малфой и осознал, что жизнь проходит мимо него, ведь в этих разговорах он был только слушателем. Он, конечно, напускал на себя важный вид, снисходительно кивая на любое хвастовство и загадочно при этом улыбаясь: мол, знаю, было, нашел чем удивить. И не то чтобы он не мог найти себе подружку — для него это не было проблемой, просто его это не интересовало. Абсолютно. За его спиной все активно обсуждали, «как далеко» у них зашло с Пэнси, а в это время он спокойно портил жизнь Поттеру. Но иногда он ловил себя на том, что подолгу рассматривает мальчиков в душевой и что очертания их тел кажутся ему совершенней и прекрасней девичьих. Но он быстро отгонял эти мысли, заботясь о сохранении собственного рассудка. Развязавшаяся война также не способствовала пробуждению его либидо — слишком много ужасного происходило в его жизни, чтобы он мог думать о сексе.

Только после войны он смог уделять больше внимания своим собственным желаниям, но оказалась, что, как и в ранней юности, девушки в категорию того, в чем он нуждается, не попадали. Но ему стали сниться сны, после которых даже в зеркало было стыдно на себя смотреть. Каждое утро он давился слезами, стирая белесые следы с шелковых простыней. Он даже посетил психоаналитика, но выводы «целителя душ» были настолько шокирующими, что к медику пришлось применить Obliviate, чтобы быть до конца уверенным в том, что всё, что было сказано в его кабинете, не просочится в «свет».

И вот сейчас, глядя в голубые глаза Чарли Уизли, юный аристократ понял, насколько прав был его психоаналитик, а ёще то, что несчастней его, Драко Малфоя, нет на свете существа.

* * *

Разложив по тарелкам пасту и сардельки, Чарли подошел к притихшему Драко. Всучив ему одну тарелку, сел рядом. Некоторое время они ели молча, пока Чарли не нарушил тяготившую его тишину:

— Когда буря утихнет, я смогу подбросить тебя до дома на метле: это часа полтора. Но мы можем поступить иначе: долетим до «Норы» — это двадцать минут лету, а там ты сможешь воспользоваться каминной сетью.

— Нет! Я бы не хотел пересекаться с твоей родней. Мне будут не рады, — чеканя каждое слово, сказал Драко.

— «Мне будут не рады», — передразнил Малфоя Чарли, коротко рассмеявшись и бросив на него насмешливый взгляд. — Можно подумать, ты будешь от этой встречи в восторге. Смотри сам, но пять минут позора сэкономят тебе уйму времени.

— Нет, — отрезал Драко.

Надувшись, он стал злобно ковырять вилкой в тарелке, измельчая спиральки пасты, чем вызвал очередной приступ веселья у Чарли.

— Ладно, не волнуйся ты так. Мы что-нибудь придумаем. Ах, да, совсем забыл тебе сказать: счастливого Рождества!

— Счастливого Рождества, — машинально повторил Драко.

Прикончив свою порцию, Чарли ушел наливать чай, а Драко с вконец испорченным настроением уныло дожевывал сардельку и усилием воли не разрешал себе вновь любоваться упругой попой драконолога.

* * *

Чарли разливал чай, напевая под нос «One Horse Open Sleigh»,* и загадочно улыбался. Драко Малфой забавлял его все больше и больше, и от первоначальной неприязни к сыну несимпатичного и скользкого Люциуса Малфоя не осталось и следа. Чарли чуть не подавился собственным смехом, когда, проснувшись, увидел полуголого юношу, визжащего, как поросенок под Рождество. Боже, какие только мысли не родились в голове Драко Малфоя, когда он очнулся в неизвестном месте в постели с незнакомым ему мужчиной!

Да, они оба спали под одним одеялом, но все равно, откуда эти мысли? Раздеться и лечь рядом было единственным выходом, чтобы отогреть окоченевшего от холода парня — тот не мог согреться даже под меховым одеялом. И какая благодарность за спасение? Крамольные мыслишки и дикий ор.

Вот парню с традиционной ориентацией ничего подобного и в голову бы не пришло. Но Драко так истошно орал, так трогательно ощупывал свой зад и с таким неподдельным ужасом таращил свои льдистые светлые глаза, что Чарли и правда почувствовал себя растлителем. Когда недоразумение разъяснилось и всё вроде бы встало на свои места, Чарли вдруг стал ловить на себе косые и (не показалось ли?) заинтересованные взгляды Драко. Когда же во время готовки обеда его зад просто горел от явно озабоченного взгляда белобрысого слизеринца, Чарли окончательно уверился в мысли, что перед ним (то есть за ним) единомышленник.

Ситуация становилась всё забавнее и забавнее, и он с нетерпение ждал новой истерики Драко. Почему-то в том, что она непременно последует, драконолог не сомневался. Слишком много мусора накопилось в белокурой голове Малфоя, и ему нужна была разрядка. Дать выход своим эмоциям — вот что необходимо Драко для того, чтобы не сойти с ума и принять себя таким, как есть. Иначе провести ему остаток жизни в VIP-палате больницы Святого Мунго.

Губы Чарли расплылись в хитроватой улыбке: кажется, он знает, как спровоцировать Драко. Порывшись в рюкзаке, он достал бутылку кальвадоса. Развернувшись на каблуках, с торжеством ловца, вскидывающего руку с пойманным снитчем, продемонстрировал свою находку.

— Эй, как ты относишься к крепким спиртным напиткам?

Драко с удивлением покосился на бутылку:

— Откуда?..

— Оттуда, — Чарли легкомысленно пнул свой рюкзак. — У меня там целый погребок, так что если буря затянется, можно смело уходить в запой. Ну, так что, ты со мной?

— Если только чуть-чуть… — неуверенно ответил Драко, с сомнением косясь на кальвадос. Верх легкомыслия — пить в компании человека, мысли о заде которого всё еще вгоняли его в краску. К тому же пить кальвадос. Его опыт общения с крепкими напитками был ненамного больше опыта общения с девушками, и, в отличие от слабого пола, алкоголь всегда брал над ним вверх, развязывая язык и отключая мозг. Еще не хватало полезть к Чарли со слезливыми признаниями, рассказав о недавнем открытии, касающемся его сексуальных предпочтений, да и вообще… мало ли с чем он может полезть к этому Уизли после энного количества алкоголя. Надо было пережить три Круциатуса Темного Лорда, Адское пламя в Выручай-комнате и суд над Пожирателями Смерти, чтобы закончить жизнь боггарт знает где от третьего Непростительного боггарт знает какого по счету Уизли. Но, с другой стороны, отказаться — это продемонстрировать свою слабость. Чарли и так о нем не очень высокого мнения, поди, считает его слабаком и маменькиным сынком. И не то чтобы его мнение имело какое-либо значение, но всё же…

Да и что с ним будет? Он же только чуть-чуть, чтобы спалось крепче и не думалось всякое…

— Ну, чуть-чуть так чуть-чуть, — весело согласился Чарли и снова полез в рюкзак.

К кровати он пришел, прижимая к груди пять бутылок, которые призывно позвякивали при каждом его шаге.

— Это ты называешь чуть-чуть?.. — с мистическим ужасом воскликнул Драко.

— Душа у меня широкая, — хмыкнул Чарли.

Выставив батарею из бутылок рядом с кроватью, он скинул обувь и с ногами забрался на постель. Сев по-турецки, он взял одну бутылку и резко ударил ребром ладони о горлышко. Драко вздрогнул и заворожено проследил траекторию полета идеально отколотого горлышка.

— Круто…

— Дык… — пожав плечами, Чарли всучил обалдевшему Драко «откупоренную» бутылку и такую же нехитрую махинацию проделал с другой. — — Да не смотри ты на нее с таким ужасом, никто не собирается тебя спаивать. Выпьешь, сколько захочешь…Хотя… может, сыграем в «Я никогда не…»? Во-первых, пить будет веселее, а во-вторых, мы сможем лучше узнать друг друга. Нам же тут еще невесть сколько торчать.

— «Я никогда не…»? Это что вообще такое? — непонимающе спросил Драко.

— Ты что, не знаешь такую игру? Как так? Все студенты знают правила.

— Я не все! И, между прочим, Слизерин…

— Мерлин, что же вы делали в своей гостиной, конечно, когда не разрабатывали стратегии покорения мира и захвата власти? — перебил Малфоя Чарли, сочувствующе глядя на него. — Бедные слизеринцы, какая у вас была скучная жизнь! Неудивительно, что все силы вы бросали на козни и заговоры.

— Скажи это Поттеру, — огрызнулся Драко, однако его всплеск раздражения вновь разбился об обезоруживающую улыбку Чарли. И он сдался: — Ладно… давай сыграем. Объясняй правила.

— О, правила очень просты. Мы по очереди будем называть то, что никогда в жизни не делали. Например, я говорю: «Я никогда не был в опере», — и делаю глоток, а если ты также не был в опере, то тоже отпиваешь из своей бутылки. Это игра на честность. Можно, конечно, лукавить, но тогда пропадает весь смысл и становится неинтересно. Я понятно объяснил? Играем?

— Понятно-понятно, я не гриффиндорец, мне дважды объяснять не надо.

— Трижды, — подмигнул повеселевший Чарли.

Драко непонимающе уставился на него:

— Что «трижды»?..

— Гриффиндорцам надо объяснять трижды. Дважды — хаффлпаффцам. Мы же, по вашей шкале ценностей, даже хуже «барсуков», — и, не давая Драко времени на обдумывание последнего высказывания, Чарли отсалютовал ему бутылкой с идеально отломанным горлышком. Сделав большой глоток и все еще широко улыбаясь, он сказал: — Я никогда не завидовал Гарри Поттеру.

— С-сука… — не удержался Драко, однако пить не стал. Выдержав паузу, достаточную для того, чтобы унять дрожь возмущения в голосе, он не без злорадства произнёс: — Я никогда ни за кем не донашивал одежду.

Сделав небольшой глоток обжигающего напитка, он с вызовом посмотрел на Чарли. Тот только пожал плечами: в отличие от своего младшего брата Рона, он никогда не стеснялся бедности своих родителей.

— Я никогда не целовался на Астрономической башне, — просто сказал Чарли, отпивая из своей бутылки.

Драко изумленно вскинул на него глаза. Его несколько удивило то, что такой обаятельный парень никогда не целовался на Астрономической башне, в студенческой среде называемой не иначе как «Башня для поцелуев». Однако комментировать он ничего не стал, вместо этого молча сделав глоток. Тот поцелуй в щеку от Пэнси не считается, она попросту обрадовалась, что хоть кто-то пригласил ее на Святочный бал.

После этого игра пошла гладко. Ни Чарли, ни Драко уже не пытались поддеть друг друга. «Я никогда не ел улиток…», «я никогда не летал на драконах…», «я никогда не писал в золотой писсуар…», «я никогда не дергал Дамблдора за бороду…» — игра затянулась, запас кальвадоса уменьшался, и, поддавшись азарту, Драко упустил момент, когда нужно было прекратить пить. Еще один глоток назад всё было нормально, и вдруг всё пошло не так: в голове зашумело, тело обрело непривычную легкость, и, что самое страшное, язык перестал слушаться. Иначе как объяснить то, что следующей фразой Малфоя стало…

— Я ник-когда н-не ц-ц-целовался с п-парнями…

Он запрокинул голову и сделал большой глоток, залив янтарной жидкостью не только враз пересохшее горло, но и подбородок, шею и ворот рубашки.

Прищурив один глаз, Драко заглянул в бутылку, перевернув, потряс над раскрытой ладонью и обиженно надул нижнюю губу:

— Нету… зак-кончился.

А потом вдруг захихикал, откинувшись на подушки. И целую минуту тишину в палатке нарушал только высокий истерический смех Драко. Но прекратился он так же внезапно, как начался.

Драко резко поднялся, с силой прижимая руки к вискам, и с подозрением уставился на Чарли.

— Ты не выпил… Не сделал глоток…

Чарли отрицательно помотал головой, не пытаясь отвести взгляд.

— Значит, ты… значит, ты… Почему?

— Мне всегда хотелось целоваться только с парнями, — пожимая плечами, ответил Чарли.

— Значит, ты… ты… — мучительно краснея, Драко силился произнести вслух Слово-Которое-Нельзя-Называть, но Чарли и без слов его понял и согласно кивнул:

— Да.

— А ты… давно ты понял, что... ну, что ты… Ну, ты понял… да?

Малфой замолчал, ожидая, что Чарли опять всё поймет без слов, но тот совсем не хотел облегчать ему жизнь и, чуть подавшись вперед, пристально посмотрел ему в глаза и поцокал языком:

— «Ты», «ну», «ну, ты понял…» — и это речь отпрыска древнейшего чистокровного рода? Когда ты успел стать столь косноязычным? Пойми, если ты произнесешь вслух: «Я гей», — то от этого не станешь более или менее гомосексуальным. Это всего лишь слово. Не слов надо бояться, Драко.

Малфой, потонув в синеве глаз Чарли и не в состоянии оторвать от них взгляд, словно находился под гипнозом, тоже подался вперед и выдохнул полушёпотом:

— А чего?... Чего надо бояться?

— Сифилиса.

Драко отпрянул от Чарли так, словно тот его ударил. Залитые румянцем щеки моментально побледнели, зрачки расширились, сделав прозрачные серые глаза черными и бездонными.

— Идиот! — сквозь зубы прошипел он, соскакивая с кровати. — Скотина бесчувственная! Я ему… а он… Одна извилина вдоль рыжего пробора — и та вся в подпалинах, драконофил хренов!

Малфой ходил вдоль кровати, сплевывая ругательства с языка, активно жестикулируя, захлебываясь праведным гневом. Побледневшие губы дрожали, а на длинных белесых ресницах бриллиантами блестели слезы. Примерно на двадцатом по счету ругательстве Чарли не выдержал и, спрыгнув с постели, кинулся к Драко. Схватив его за плечи и хорошенько встряхнув, он тихо попросил:

— Драко, посмотри на меня.

Пытающийся вырваться из цепких рук Малфой с вызовом посмотрел на Чарли, вздергивая подбородок и сдувая упавшую на глаза челку.

— Я не шутил, когда сказал, что мне всегда хотелось целоваться с парнями. Мне двадцать шесть лет, Драко. Я уже давно не только целуюсь с ними. Я гомосексуалист. Это ни офигенски круто, ни до ужаса плохо. Просто я такой. Я не горжусь этим, но и не стыжусь. Не кричу на каждом углу о том, что сплю с мужчинами, и говорю о своей ориентации только тем, кто может меня правильно понять и принять это как должное. Я сказал родным о том, что предпочитаю мужчин, перед тем как уехать в Румынию. Мне не хотелось, чтобы родители узнали об этом от посторонних или до них дошли бы слухи в то время, когда я нахожусь вдали от них. Поверь, мне знакомы твои переживания, и я мог бы тебе помочь. Иногда нужно просто поговорить с тем, кто тебя по-настоящему поймет, и всё встанет на свои места. Просто поговорить. Я до всего доходил сам, и мне тогда очень не хватало человека, кто бы понял меня, не осудив и не высмеяв.

Чарли всё еще держал Драко за плечи, пытливо вглядываясь в распахнутые серые глаза. Драко жадно ловил каждое произнесенное Чарли слово, но под конец он горько усмехнулся, уныло опуская плечи. Поведя ими, он сбросил руки Чарли и, запустив кисти с растопыренными пальцами в свои непривычно пушистые без укладки волосы, устало повалился на кровать.

— Ты и я… Мы разные, и нас нельзя сравнивать. Да, ты молодец — ты сам всё понял, признал это как должное, всё рассказал родителям и зажил счастливо. Ко мне эту схему применить нельзя по той простой причине, что я Малфой.

— Я не вижу…

— Тс-с! — Драко предупреждающе выставил перед собой руку, повернув ее открытой ладонью к Чарли, призывая того замолчать. Его трясло как в лихорадке, но признаков опьянения уже не было. — Раз не видишь, то и не понимаешь. Да и не поймешь ты ничего — в силу своего происхождения и воспитания. И не смотри на меня так иронично! Легче обозвать меня снобом и ханжой, чем понять. А ты не понимаешь… Ты — Уизли, Чарли. Ты даже не самый старший в семье и на тебе не висит ответственность за род. Ты можешь создать собственную сборную по квиддичу, состоящую только из твоих братьев. Очень скоро они все женятся, у них родятся дети. Много маленьких рыжих Уизли в ближайшем времени заполонят Хогвартс. А я единственный сын в семье, на мне лежит огромная ответственность, и я не могу позволить себе жить так, как мне заблагорассудится. Меня так воспитали. Если бы не было той ужасной войны, то я бы ограничился только таким объяснением. Этого вполне достаточно, но война…. Она всё ещё больше усложнила. Я — Малфой, Чарли. Не мне тебе напоминать, на какой стороне мы находились в войне. Если бы Поттер не был бы обязан жизнью моей матери, мы бы, пожалуй, так легко не отделались. До сих пор не могу поверить, что для нас всё обошлось. А ведь я — самый юный из всех, принявших метку, я — Тот Самый Малфой, который пытался убить Дамблдора. А ты, Чарли, ветеран войны, герой Битвы за Хогвартс, почетный член «Ордена Феникса» и без пяти минут зять Мальчика-Который-Выжил. Если завтра все газеты раструбят о твоей ориентации, то максимум, что тебе грозит, — это попасть в номинацию «Мистер Экстравагантность» журнала «Ведьмополитен». Потому что всем плевать, спишь ли ты с мужчинами или женщинами. Героев не судят. А Малфоя-педика живьём съедят.

— Ага, с майонезом! Ты излишне самовлюбленный тип, Драко. Отсюда подобные страхи и ложное восприятие действительности. Нам в детстве объясняли, что Земля вращается вокруг солнца, тебе же внушили, что небесное светило вращается исключительно вокруг Малфой-мэнора. Поверь, сейчас народ меньше всего волнует, какой ориентации «Тот Самый Малфой». Что же касается первого пункта… Тут мне действительно нечего сказать. Куда мне, плебею, понять тебя, аристократа! У тебя же наверняка есть невеста. Твой брачный контракт был подписан задолго до твоего рождения. Бьюсь об заклад, что уже и дата свадьбы назначена. Твою жизнь можно расписать по пунктам. Ты женишься на выбранной тебе девушке. Вы будете жить в одном доме, для приличия спать в одной комнате, но на разных кроватях. Ты станешь дни напролет торчать в Министерстве, стараясь как можно реже бывать дома. Про свой долг ты, конечно, не забудешь, и, может быть, лет через десять твоя жена родит тебе ребенка. И если повезет, то это будет мальчик. В противном случае попытки зачатия придется повторять. А потом…

— Замолчи! — Драко зажал уши руками. — Что ты себе вообще возомнил?! Кто дал тебе право читать мне тут мораль? Мы вообще не должны были встретиться! Если бы не выходка Пэнси… Ты месяцами не покидаешь свои драконьи угодья в Румынии, я безвылазно торчу в поместье, стараясь лишний раз не напороться на воинственных гриффиндорцев. Мы не должны были пересечься никогда! Так что не смей переворачивать с ног на голову мое мировоззрение! Эти попытки тщетны. Мы совершенно по-разному устроены и никогда друг друга не поймем. Ты всё время шутишь и смеешься, для тебя всё просто: выпил, потрахался, убрал драконий навоз с подошвы и снова выпил. Я не такой и никогда не буду таким. Ты сам-то себя слышал? «Я могу помочь, тебе надо выговориться»… Это не ты случайно тексты Селестине Уорбек пишешь? К троллю! К троллю всё это! Мне это не нужно! Я сам знаю, как мне жить!

— Ты прав, тебе это не нужно, — согласно кивнул Чарли, тепло улыбаясь и спокойно глядя на Драко. — Ты уже выговорился. Мы славно поболтали, подискутировали, обменялись мнениями. Тебе же стало легче, верно? Самое главное, что ты признался сам себе в том, что ты гей...

— Это когда я признался? — взвился Драко, еще не утративший воинственного запала.

— …просто в силу некоторых обстоятельств ты не можешь заявить об этом открыто, — как ни в чем не бывало продолжил Чарли, игнорируя возмущение Малфоя. — Всё нормально. Большинство геев живут подобным образом, ведя двойную жизнь. Ты только не сходи с ума от этого. Ну… гей, с кем не бывает. Ты женишься, родишь наследника, назовешь его как-нибудь не менее звучно, и всё будет так, как надо, так, как предписывает тебе твой долг. А если станет совсем невмоготу, есть бордели и оборотное зелье.

Сказав это, Чарли развернулся и направился к своему рюкзаку. Порывшись в нем, он достал трубку и, набив ее табаком, прикурил лучиной из печи.

Драко понял, что разговор закончен. Его еще колотило от раздражения, но он понимал, что его «проверенные» методы» воздействия на других людей на этого Уизли не действуют. Если он каждый день усмиряет драконов, то уж с разозленным слизеринцем — к тому же носящим такое имя — справится без труда.

Драко еще раз взглянул на отрешенно смотрящего куда-то поверх его головы и пускающего клубы пахучего сизого дыма Чарли. Наблюдая за такой умиротворенной позой, он ещё больше разозлился — до зубного скрежета, до покалывания в подушечках пальцев. Он не знал, что его больше всего злило: дружелюбный тон, произнесенные слова или явное равнодушие Чарли к его персоне. Драко схватил с кровати подушку и стал мять ее в руках, а когда гнев достиг апогея, он швырнул ею в Чарли, угодив прямо в лоб.

Чарли инстинктивно дернулся и, потеряв равновесие, повалился на спину, приложившись затылком об острый и горячий угол печки. Драко захлопал глазами, в растерянности глядя на упавшего Чарли. Увидев, что драконолог лежит без движения, он сдавлено охнул и на трясущихся ватных ногах стал подкрадываться к нему.

Когда до тела оставалась всего пара шагов, до Малфоя окончательно дошло, что он только что натворил, и, всплеснув руками, он кинулся к Чарли. Больно ударившись коленями, он рухнул на пол и приложил ухо к груди мужчины.

— Мерлин мой… Я его убил… — в панике зашептал Драко, не услышав сердцебиение. — Чарли!

— Да не реви ты… у меня сердце чуть правее находится. Я своего рода феномен. Меня до семи лет в Святом Мунго на учете держали, изучали.

Драко отпрянул от груди Чарли, с удивлением понимая, что на самом деле плачет. А Чарли уже привстал на одном локте и ощупывал свой затылок.

— Ауч… Разбил в кровь и тут же прижег рану — такого со мной ещё не бывало. Знаешь, а ты довольно истеричная личность, Драко Малфой. Я, конечно, всё понимаю: такое внутреннее известие… Но ты меня чуть не убил, ты хоть это понимаешь? — спокойным и всё таким же насмешливым голосом проговорил Чарли, с прищуром всматриваясь в зарёванное лицо Драко. Тот только кивнул в знак согласия, шмыгнул носом и неожиданно улыбнулся. Поднявшись с пола, он протянул Чарли руку, помогая встать на ноги. Его рука задержалась в широкой мозолистой ладони чуть дольше, чем надо. Драко успел разглядеть каждую веснушку и каждый ожог на руке Чарли, который всё не спешил разжать пальцы.

Пальцы Драко, удерживаемые в горячей ладони, стали дрожать, и постепенно эта дрожь передалась всему телу, а сердце так и вовсе готово было выпрыгнуть из груди.

— Ты же дрожишь не от холода? — Чарли, скорее, утверждал, чем спрашивал, и, всё еще не выпуская подрагивающие пальцы Драко, привлек его к себе.

— Значит, говоришь, что никогда не целовался с парнями? — он хоть и спросил в привычной для себя смешливой манере, но голос его прозвучал хрипло. — А хотелось бы?..

Свободной рукой Чарли коснулся волос Драко, убирая упавшую на глаза челку, и заглянул в его глаза. В некогда холодных льдистых глазах буйствовали всполохи сумеречного пламени: шла яростная битва разума над чувствами. Но Драко слишком долго бежал от себя, слишком долго сдерживал свои желания, и, Мерлина за душу, как же сексуально выглядел сейчас Чарли Уизли, как соблазнительна была насмешливая складка его губ, каким демоническим магнетизмом обладали его аквамариновые глаза. У разума не было не единого шанса!

Малфой коротко кивнул и сам потянулся к иронично изогнутым губам.

Целоваться с парнем… Нет, не так!

Целоваться с Чарли было невероятно, охренительно приятно. Поцелуй имел яблочный привкус кальвадоса и терпкий запах табака, а умелые и требовательные губы творили такое, что окончательно снесло крышу Драко Малфою. Он исступленно отвечал на поцелуй, мертвой хваткой вцепившись в плечи Чарли, одновременно отталкивая и притягивая его к себе. А когда поцелуй внезапно прервался, он не смог сдержать возглас протеста. Чарли отступил на шаг и успел подхватить Драко под локоть, когда тот, неожиданно потеряв опору, чуть не рухнул к его ногам. У Драко всё еще подгибались колени, грудь трепетно вздымалась, а лицо полыхало всеми оттенками красного, и он очень смешно пошатывался, поддерживаемый только за локоть. Расфокусированным, затянутым поволокой желания взглядом он посмотрел на Чарли. Тот выглядел немногим лучше: почти все волосы выбились из пучка и, взъерошенные и наэлектризованные, торчали во все стороны, а несколько длинных прядей упали на лицо, однако, не скрывая от взора Малфой безумно горевшие глаза и припухшие покрасневшие губы.

— Всё, Драко. Ты очень отзывчивый и страстный мальчик, так ты меня с ума сведёшь, ещё немного — и... Если не готов пойти до конца, то лучше остановиться, иначе я за себя не отвечаю.

Драко еще раз посмотрел на напряженное тело Чарли, на его диковатый вид, потом затравленно взглянул на кровать. Чувство паники и сомнения вновь овладели его душой — идти до конца он был не готов.

— Все нормально, Драко, — тяжело дыша, сказал Чарли, отпуская локоть Малфоя. — Я всё понимаю: наше пребывание в этой палатке, эта буря, этот разговор… слишком много для одного раза. Слишком всё сюрреалистично, что ли. Это всё ирония судьбы, её рождественский финт. Ты тогда правильно сказал: когда всё это закончится, я вернусь к своим драконам, а ты к своей невесте, и вряд ли мы встретимся вновь.

Драко мотнул головой, то ли соглашаясь, то ли опровергая сказанное, и угрюмо побрел к кровати. Свернувшись калачиком и небрежно накрывшись одеялом, он уткнулся лицом в подушку. Усталость, нервное перенапряжение и выпитое спиртное мгновенно накатили на него, и, не говоря больше ни слова, он провалился в спасительный обморок.

* * *

Драко не знал, сколько времени он провел в своем непонятном обмороке-сне, но проснулся он внезапно, резко распахнув глаза. Синий сводчатый потолок палатки уже не напугал его, как в момент первого пробуждения, и сейчас-то он прекрасно понимал, чье плечо служило ему подушкой, на чей живот он так по-хозяйски закинул ногу.

Чарли Уизли спал. Могучая грудь, на этот раз прикрытая светло-зеленой майкой, размерено вздымалась, из-под одеяла торчало обтянутое джинсовой тканью колено, рыжие волосы огненным ореолом разметались по подушке, а чувственная нижняя губа, на которой еще алел след его поцелуя, была чуть выпячена.

В палатке было очень тихо, и Малфоя неожиданно охватило ощущение тоски, мгновенно сковав сердце ледяными оковами. Не совсем понимая происхождение такого щемящего чувства, он осторожно выбрался из постели, стараясь не разбудить Чарли. Обняв себя за плечи и зябко ежась, подошел к уже почти потухшей печи и протянул к ней похолодевшие ладони.

Откуда эта тоска? Откуда этот холод?

И вдруг он понял, что причина в тишине. Заунывные стоны ветра были уже не слышны, и стены палатки уже не колыхались под его порывами. Буря закончилась.

Вот и всё. Его странно-невероятно-невозможное приключение подошло к концу.

Acta est fabula!**

Вернувшись в постель, Драко осторожно забрался под одеяло, стараясь не задеть спящего мужчину. Но он всё равно заерзал, что-то неразборчиво пробормотал и, повернувшись на бок, закинул руку на плечи Драко, крепко прижав его к груди. Драко еще некоторое время лежал совсем тихо, боясь пошевелиться, но, согретый в жарких объятиях, очень скоро тоже заснул.

Когда он опять проснулся, то увидел Чарли, стоящего у раскрытого полога палатки. Но вместо заснеженного лесного пейзажа перед ним была глухая стена из снега.

— Придется откапываться, — резюмировал Чарли, бросая короткий взгляд через плечо. Он вел себя как ни в чем не бывало. И если бы так и не сошедший засос на нижней губе драконолога, Драко подумал бы, что вчерашний их поцелуй — не более чем плод его воображения.

* * *

— Я не буду этого делать! — Драко уворачивался от вручаемой ему в руки деревянной лопаты и возмущенно смотрел на Чарли.

— Ты хочешь, чтобы я один нас отсюда выкапывал? Шиш тебе!

Чарли впихнул таки лопату в руки Драко и, взяв свою, стал активно разгребать снежный завал.

— Не буду! Я лопату в жизни в руках не держал! — возмущенно воскликнул Малфой.

— О! Ты сказал «лопата»? Видишь, ты даже знаешь, как называется этот предмет, значит, ещё не всё потеряно. Вперед, Драко!

— Откуда у тебя вообще в рюкзаке лопаты? Зачем волшебнику этот маггловский скарб? Есть же Evanesco, — брезгливо вертя в руках орудие труда, ныл Драко.

— Физический труд — он облагораживает, не слышал об этом? — уклончиво ответил Чарли, пряча от Драко лукавую улыбку, и как бы невзначай погладил карман брюк.

Спустя полчаса вспотевшие и запыхавшиеся молодые люди выбрались на поверхность. Чарли стал собирать палатку, а Драко, отшвырнув лопату и выдохнув: «Чтоб я еще раз…» — повалился в сугроб и посмотрел в ясное полуденное небо. Уже совсем скоро он окажется дома. Подробности этих сюрреалистичных дней очень быстро сотрутся из памяти. Он будет вспоминать о Чарли лишь изредка, когда ему будет особенно одиноко и тоскливо. Будет вспоминать и думать: как было бы, если бы он был не он, а совсем другой, более смелый и решительный, более свободный и независимый. Был бы он тогда счастлив с Чарли?

Смежив веки, Драко ясно увидел смуглую обветренную кожу, широкое добродушное лицо, смеющийся взгляд глубоких синих глаз, в уголках которых залегла сеточка мимических морщинок, ироничную складку губ, сильные, покрытые ожогами, руки… Потом воображение подкинуло образ совсем другого Чарли: взъерошенные длинные волосы, горящий взгляд с поволокой и припухшие чувственные губы…

Так был бы он с ним счастлив?

Да, черт возьми. Был бы.

Но, к сожалению того смелого и решительного юноши не было и в помине. Вместо него был он, Драко Малфой, прикрывающий свою трусость честью аристократа, для которого долг превыше всего.

От дальнейшего самокопания его отвлекла упавшая на лицо тень. Драко открыл глаза и похолодел от ужаса: над ним склонялась огромная темно-зеленая чешуйчатая морда его недавней знакомой, которая опускала голову все ниже, с интересом разглядывая его своими раскосыми пурпурными глазами и… улыбаясь?

— Мама… — сдавленно шепнул Драко.

— Люсенька, ты вернулась! — радостно закричал Чарли, кидаясь к дракону. — Драко, ты хоть понимаешь, как нам повезло?! Не надо два часа протирать зад о древко метлы, — любовно гладя склоненную голову Люсеньки, возбужденно говорил он. — Мы полетим на драконе!

— Чарли, ты с ума сошел? — одними губами произнес Драко, отползая от монстра и не сводя с него расширенных от ужаса глаз.

— Как?!. Ты не хочешь повторить подвиг Гарри, Рона и Гермионы? Ну же, Драко, смелее! Да не бойся ты её, она смирная. И совсем-совсем не плотоядная.

— Съесть не съест, но подпалить может. Да и зубы у нее… слабо верится, что они созданы только для того, чтобы жевать траву, — заползая за ствол дуба, проворчал Малфой.

— Драко, не паникуй, ты ее нервируешь, — цыкнул Чарли. Он уже упаковал палатку в рюкзак и вместе с ним ловко запрыгнул на спину малахитового дракона.

Устроившись поудобнее, он протянул руку:

— Драко, тебе ли бояться дракона? Подумай только, всего каких-нибудь полчаса — и ты дома.

— Да я поседею весь, пока долечу. Чарли, нет! Давай мне метлу, а сам как хочешь.

Чарли улыбнулся и, пожав плечами, полез в рюкзак. Достав метлу, он протянул её Малфою.

— А ты не мог бы спуститься и принести ее сюда? — выглядывая из-за дерева, спросил тот.

— Ну, знаешь…

Перекинув ногу через круп дракона, Чарли спрыгнул на землю и зашагал в сторону Драко. Не успел он сделать и двух шагов, как дракон, повернув в его сторону голову, высунул язык и, обхватив им древко метлы, вырвал её из рук Чарли. Клацнув пару раз огромными зубами, дракон без особых усилий превратил метлу в опилки и, жмурясь от удовольствия, проглотил этот древесный порошок.

Нарочито эмоционально всплеснув руками, Чарли сокрушенно покачал головой и извиняющимся тоном обратился к Драко:

— Кедр — главное лакомство малахитовых драконов.

— Ты!.. Ты!.. Ты это специально! Ты!.. — Забыв об опасности, он выскочил из укрытия и набросился на Чарли, но тот ловко перехватил занесенную для оплеухи руку и, рванув Драко на себя, поцеловал.

Этот поцелуй разительно отличался от их первого. Он был довольно целомудренным. Чарли просто обнял Драко за плечи и губами чуть прихватил его нижнюю губу. Когда Драко перестал дергаться, он тут же разжал объятия и легонько подтолкнул его к дракону.

Он помог впавшему в ступор и двигающемуся, как сомнамбула, Малфою забраться на круп дракона, после чего ловко вскарабкался сам. Приказав Драко покрепче держаться за него, он потрепал Люсеньку за малахитовый загривок, и, расправив огромные кожистые крылья, дракон взмыл в небо.

Драко обхватил Чарли за талию и сильнее прижался к его спине, пряча лицо в складках раздуваемой на ветру кожаной мантии. В его тихом бормотании можно было бы расслышать слова «Отче наш», если бы не шум ветра и хлопанье тридцатифутовых крыльев. Бормотание прекратилось, когда, нечаянно скользнув рукой по бедру Чарли, Драко нащупал нечто длинное и тонкое, до боли напоминавшее… Нахмурившись, он уже преднамеренно погладил бедро мужчины, ощупывая заинтересовавший его предмет.

— Ах ты, сукин сын! — отрывая лицо от спины Чарли, прокричал Драко. — Тонкий двенадцатидюймовый предмет у тебя в штанах — это то, о чем я думаю?

— Ты мне льстишь, Драко. В том, о чем ты думаешь, нет двенадцати дюймов, и не такой уж он и тонкий, — повернув голову и довольно улыбаясь, прокричал в ответ Чарли.

— Палочка! У тебя была волшебная палочка, Чарли! — взвизгнул Драко, заставив драконолога прижать палец к уху.

Русский малахитовый, не слишком довольный разгорающейся ссорой, встал на крыло. Только чудом наездники не свалились. Чарли вовремя сгруппировался, распластавшись на драконе, и успел схватить сорвавшегося Драко за руку. Дракон почти сразу же выровнял полет, и Чарли втащил присмиревшего Драко, усадив боком впереди себя. Его загорелое лицо покрывала мертвенная бледность, а на скулах играли желваки. Он с трудом сдерживался, чтобы не обрушить на голову наследника древнего чистокровного рода, и без того напуганного произошедшим, поток нецензурной брани. Но, понимая, что это может вновь вызвать недовольство дракона, любящего покой и тишину, ограничился банальным отеческим подзатыльником.

Рука у Чарли была тяжелая, но Драко смиренно принял заслуженное наказание. Сердце продолжало выстукивать бешеный ритм, ему вторило энергичное клацанье собственных зубов и, не справившись с эмоциями, только что избежавший явной гибели молодой человек разрыдался на груди своего спасителя, обвивая его шею тонкими руками. Белокурая голова Драко закрывала Чарли обзор, но отрывать слизеринца от столь приятного занятия, как крепкие объятия и трогательный рев, он не стал. Немного подавшись назад, он удобно устроил подбородок на мягких платиновых волосах.

Когда впереди замаячили окрестности Лондона, Чарли наложил на них заклинание невидимости, и они смогли незамеченными долететь до Малфой-мэнора, опустившись у живой изгороди Южных ворот. К тому времени Драко уже успел прийти в себя и, едва ступив на землю, отбежал на безопасное от дракона расстояние и с вызовом посмотрел на Чарли.

— Теперь ты можешь объяснить мне, что в твоем кармане делает волшебная палочка?

Лицо Чарли озарила привычная широкая улыбка:

— Ты не поверишь!

— Рассказывай.

Драко завел руки за спину и стоял теперь, слегка раскачиваясь с носка на пятку. Близость дома и ощущения теплоты от магической защиты поместья придавали ему уверенности, а на его лицо вернулось выражение прежней надменности.

Чарли сразу уловил произошедшие в Малфое изменения, но от этого улыбка его стала ещё шире. Насмешливо глядя на Драко, он непринужденно заговорил:

— Когда ты вчера уснул, оставив меня наедине с нехилой эрекцией, я, чтобы отвлечься и не заняться рукоблудием, решил разобрать свой рюкзак. Хламу там скопилось изрядно — я там лет пять ревизию не проводил. Вот тогда-то я и нашел эту палочку. Года три назад я отобрал ее в пьяной драке у какого-то задиры, которому не понравилась моя прическа. Хозяин за ней так потом и не явился, я засунул ее в рюкзак и благополучно забыл об этом трофее. Вот, собственно, и всё. Признаюсь, когда я проснулся утром и обнаружил, что буря стихла, мне взгрустнулось. Было эгоистично с моей стороны заставить тебя раскапывать снег наколдованными лопатами и демонстративно крутить метлой под носом у Люсеньки. Всё понимаю, очень стыжусь, но тогда я не удержался. Ты меня очень заинтересовал, мне хотелось продлить наше нелепое знакомство.

— По тебе этого не скажешь, — буркнул Драко, растеряв недавно приобретенную надменность. — Ты всегда говоришь так беззаботно и с такой идиотской улыбочкой, что абсолютно непонятно, говоришь ли ты всерьёз или просто придуриваешься.

— Драко, только слепой не увидит, что я на тебя запал.

— Ничего у нас не выйдет, Чарли. Ты и я — это же смешно. Мы абсолютно не подходим друг другу. Мы очень разные, — больше стараясь убедить себя, чем своего оппонента, сбивчиво заговорил Драко, но вместо того, чтобы уходить к воротам, он почему-то приближался к Чарли. — У нас нет ничего общего.

— Таки ничего? — приподнимая густую бровь, поинтересовался Чарли. — Эм-м… квиддич? Я тоже был ловцом в школе.

— Опять шутишь? — печально произнёс Драко, подойдя к Чарли вплотную и только сейчас с удивлением отмечая, что чуть ли не на голову его выше. Судорожно вдохнув, он выпалил: — Ничегоневыйдет!

— Ну, так иди. Чего стоишь? Иди, тебя же там ожидают напуганные родители и зарёванная невеста. Иди, не заставляй их ждать, — чуть резче и надрывнее своей привычной насмешливой интонации сказал Чарли.

— Ничего не выйдет, — упрямо повторил Драко, не отрывая взгляда от засоса на губах Чарли. — У нас нет будущего.

— Ну, я так понял, что мы даже пытаться не будем? — На лице Чарли появилось такое же злое выражение, которое Драко видел лишь однажды, когда по его вине они чуть не свалились с дракона. Но он очень быстро совладал с собой и уже более сдержанно продолжил: — Давай иди уже, а то прощание затянулось. Пока, Драко Малфой.

— Пока, Чарли, — едва слышно прошептал Драко.

— Пока, пока. Иди давай.

— Иду. — Драко не двигался с места, продолжая гипнотизировать алый засос.

— Вот и иди...

— Вот и иду...

Чарли широко улыбнулся и неожиданно подмигнул Драко.

— Ладно, пока ты всё ещё идёшь, может, хоть обнимемся на прощание?

Драко порывисто обнял Чарли, зарываясь носом в рыжие волосы и сминая в ладонях кожаную мантию. Чарли крепко обнял Драко в ответ и, прикусив мочку его уха, спросил:

— Поди, жалеешь, что не дал мне там, в палатке, а, Драко?

ЭПИЛОГ

Рождество 1999 года, вошедшее в анналы магической истории не иначе как «Второе Рождество После Победы», Чарли Уизли решил традиционно отпраздновать в «Норе», предупредив родных, что будет не один, а со своим парнем. Вплоть до торжества Уизли не знали, кто именно является так называемым партнером Чарли, так как Драко Малфой до последнего избегал «знакомства с родителями». Да и возможности особой у него не было: все свободное время он проводил с Чарли, а несвободное — на работе. Едва окончив школу, он устроился в дипломатическое ведомство Министерства Магии и, используя свои лучшие слизеринские качества, смог убедить сэра Кингсли Шеклболта, что именно такой высокоинтеллектуальный, аккуратный, обаятельный и представительный молодой человек сможет помочь укрепить пошатнувшиеся отношения с Румынией.

Впервые оказавшись в окружении всех представителей многочисленного семейства Уизли, Драко Малфой призвал на помощь весь свой дипломатический талант, чтобы держаться достойно и трусливо не ретироваться. Первой от встречи пришла в себя Флёр и, памятуя о том, что сама когда-то была не совсем желанным гостем в этом доме, тепло поздоровалась с Драко, приветливо протянув ему руку.

Больше всех, конечно, возмущался Рон, знавший об отвратительном характере Драко Малфоя не понаслышке. Гермиона, разделявшая мнение бойфренда, от открытой критики выбора Чарли, однако, воздержалась, решив занять нейтральную позицию. Артур и Перси, успевшие за последний год пару раз пересечься в Министерстве с послом Магической Англии в Румынии, были более высокого мнения о Драко Малфое и особого недовольства Чарли не высказали. Молли, покосившись на Флёр и вспомнив, как тогда ошиблась в этой девушке, и боясь наступить на те же грабли, отметила только, что молодой человек её сына невероятно худ и бледен и пообещала это исправить. Билл, всегда отличавшийся спокойствием, и теперь проявил чудеса сдержанности, но позже, во время ужина, он умудрился съесть двадцать бифштексов с кровью. Джинни была окрылена новостью о включении её в первый состав «Холихедских Гарпий», и её реакция оказалась не столь бурной, как у Рона. К тому же Чарли вовремя наложил Finite Incantatem на непроизвольно сработавший летучемышиный сглаз. Гарри Поттер активно жевал нижнюю губу, борясь с желанием расхохотаться в голос. Единственным, кто вообще никак не отреагировал на появление в доме Драко Малфоя, стал Джордж. Всё его внимание было отдано молодой жене, вернее, её округлившемуся животу. Хотя и даримые супруге улыбки казались лишь бледной копией прежней бесшабашной веселости, но все-таки было заметно, что пусть и чуть-чуть, но Джордж счастлив. Окончательно разрядила обстановку маленькая Мари-Виктуар, начавшая радостно прыгать на горшке вокруг Драко.

Все прошли в гостиную дожидаться праздничного ужина. Дамы, за исключением уже находившейся на девятом месяце Анджелины, хлопотали у стола. Перси активно обсуждал с Драко проблему клан-формирований трансильванских вампиров. Рон и Билл сели играть в шахматы. Джордж поглаживал живот жены и рассказывал ещё не родившемуся Фреду сказку о зайчихе-шутихе. Артур развлекал Мари-Виктуар, меняя форму и размер елочных игрушек…

Глядя на эту идиллию, Чарли широко улыбнулся: знакомство можно было считать состоявшимся. И Драко держался молодцом: в меру высокомерным, в меру заносчивым, до смерти напуганным, но не подающим и виду. Конечно, Чарли отдавал себе отчет в том, что еще поплатится за перенесенный Драко стресс. И, если уж на то пошло, Чарли не мог дождаться, когда начнёт расплачиваться. Он даже не вычтет из счета проведенный сочельник в Малфой-мэноре: примирение Драко с родителями стало очень важным событием. Когда прошлой зимой Драко ушел из дома, Люциус, разумеется, вычеркнул его из завещания и лишил содержания. Но, так или иначе, решительный поступок Малфоя-младшего благотворно повлиял на старшего Малфоя — он смог больше времени уделять своей жене. И так увлекся этим занятием, что к ноябрю Нарцисса подарила ему нового наследника, которого ошалевший от счастья немолодой папаша назвал Скорпиусом. Наличие в резерве еще одного Малфоя мужского пола примирило Люциуса с решением Драко жить не по-малфоевски. Приглашение в поместье на Рождество пришло тогда, когда Драко уже согласился поехать с Чарли в «Нору». И молодые люди пришли к компромиссу: день они проведут в Малфой-мэноре, а вечером отправятся в «Нору».

Убедившись, что Драко чувствует себя вполне комфортно в обществе Артура и Перси, Чарли вышел на улицу покурить, где и застал куда-то подевавшегося Гарри.

— Я думал, что я тут единственный курящий волшебник, — улыбнулся Чарли, прикуривая от протянутой Поттером зажигалки.

— Ты не одинок, — возвращая улыбку, ответил Гарри. — Умеешь же ты преподносить сюрпризы, Чарли. Ты на самом деле лучший дрессировщик драконов на свете! У меня только один вопрос. Не воспринимай, как упрек, я чисто из любопытства спрашиваю: что ты в нем нашел?

— В ком? В Драко? Ну, тут всё просто: он прелесть.

— Прелесть?.. Драко?.. А мы об одном и том же Драко говорим? Тот, которого знаю я, — самовлюбленный, бесхарактерный, слабовольный, трусливый…

— Я и говорю: прелесть!

_________________________________________________

* «One Horse Open Sleigh» — популярная во всём мире рождественская песня, также известная как «Jingle Bells». Написана и зарегистрирована под названием «One Horse Open Sleigh» Джеймсом Лордом Пьерпонтом (1822-1893).

** Представление окончено (лат.).