Они стояли у окна и, обнявшись, смотрели на хлопья белого снега, опускающиеся на землю.
— Я была уверена, что ты умер.
Холодные пальцы на секунду больно сжались на её талии.
— Я тоже так думал, — голос был непривычно тих.
Они помолчали. Гермиона прижалась к груди Северуса, слушая его дыхание.
— Расскажи мне, — попросила она и посмотрела на него. Он молча смотрел в окно. Тонкие бледные губы были сжаты. — Расскажи. Я хочу знать.
Мужчина смотрел вдаль, в одну лишь ему известную точку за горизонтом. Тонкое стекло окна медленно покрывалось узором. Гермиона нерешительно коснулась рукой его щеки. Северус прикрыл глаза, втянул воздух и негромко выдохнул.
— Хорошо. Но я мало помню.
— То, что помнишь.
— Густой туман и твой голос. — «И боль. Невыносимую». — Единственным ориентиром там был твой голос, и я шел за ним. А ты как будто убегала. Это продолжалось очень долго. Когда я, наконец, догнал тебя, то очнулся на полу в Визжащей Хижине. Тёмного Лорда уже не было, впрочем, вас с Поттером тоже.
Гермиона вздрогнула и прижалась к нему теснее.
— И кто тебя вытащил? — Как больно было понимать, что кто-то сделал это вместо неё! Но ведь он действительно был мёртв… Или нет?
— Никто. Мне хватило сил на трансгрессию домой. Там был эльф-домовик, он меня выходил.
«Сам. Как всегда»
Её губы тронула слабая улыбка. Этот мужчина никогда не изменится.
— Почему ты не связался со мной, Северус? Ты же знаешь, я бы… — она встретилась с ним взглядом и запнулась на полуслове. Он хмыкнул.
— Потом я узнал о твоей помолвке. О героях войны писали все газеты.
Её губы дрогнули. Она смотрела сквозь пейзаж за окном.
— Прости, — шепот Гермионы был едва слышен.
Вместо ответа он коснулся губами её виска. Он любил её и хотел, чтобы она была счастлива. А она вспоминала историю своего лучшего друга, которому любовь матери сохранила жизнь и думала, что все-таки магия любви — самая сильная из всех.
Тринадцать лет назад
— Он свихнулся, — севшим голосом сказала Гермиона.
— Абсолютно с тобой согласен.
— Но неужели совсем ничего нельзя сделать?
— Нет. Чёрт, Гермиона, если бы он позвал меня немного раньше, я смог бы ему помочь! Но нет, старому идиоту захотелось потешить своё тщеславие, — прошипел Снейп. Он резко вскинул голову, и она отшатнулась, встретив его взгляд. Боль пополам со злостью… Никогда раньше Гермиона не видела его таким. Она сделала несколько шагов в его сторону и остановилась.
— Северус, крестраж ведь подчиняет себе… Вспомни, на втором курсе из-за дневника Реддла чуть не закрыли школу. Может, Дамблдор не смог устоять.
Снейп тихо выругался.
— Гермиона, не будь ребенком. Он надел кольцо, потому что хотел почувствовать власть над Темным лордом. — В голосе Снейпа отчетливо проступила злость. — Дамблдор думал, что достаточно разбить кольцо, чтобы чары исчезли!
— И когда…— голос подвёл её, она сглотнула ком, подступивший к горлу. — Сколько ему осталось?
— Самое большее — год.
Слова прозвучали в полной тишине. Снейп остановился и посмотрел на Гермиону. Она стояла, облокотившись о стол, и смотрела сквозь стену. Губы дрожали.
— Так мало… — прошептала она.
Северус подошел и молча обнял её. Гермиона уткнулась ему в плечо и всхлипнула. Она права. У них осталось слишком мало времени.
* * *
Первый снег укутал землю белым покрывалом. Гарри упорно пытался выяснить, что задумал Малфой, Рон неуклюже ухаживал за Гермионой, а сама девушка пыталась справиться с отчаянием. Последний год. После этого всё изменится. Дамблдор умрёт. Если повезёт, то от руки Драко. Везение — такое хрупкое понятие… Или Малфой, или Снейп. Лучше Малфой. Она отказывалась верить, что Северус может стать убийцей. А в глазах других — еще и предателем. Если это сделает Северус, то, как бы ни закончилась война, одного из них будут искать — его или её. То, что Дамблдор сам просил о смерти, доказать будет невозможно. Если же победит Волдеморт, то рано или поздно её найдут и убьют, как грязнокровку.
Это было невыносимо: знать, что произойдёт и не иметь возможности ни повлиять на это, ни даже поделиться с кем-нибудь. Сидеть и ждать. Просто сидеть и ждать.
Теперь для них каждый день был как последний. Гермиона перестала ночевать в башне, возвращаясь туда лишь под утро, отработки у Снейпа ученики стали получать гораздо реже. Профессор и ученица старались провести вместе как можно больше времени: кто знает, сколько его еще осталось?
Гермиона задерживалась после его уроков, и они целовались в пустом кабинете. Она тогда не знала, что еще много лет будет жить воспоминаниями. Это было похоже на наваждение: вначале прохладные ладони прикасались к её щекам, потом поглаживали шею и скользили ниже. После — поцелуй, переплетение рук и танец языков. А потом — мантии, валяющиеся чёрт знает где, её пальцы, царапающие его спину, стоны и тяжелое дыхание. И тонкие губы Северуса, растянутые в улыбку.
Ночи они проводили в Выручай-комнате. Там всегда был огонь в камине и мягкий ковёр около него. Об этих отношениях не знал никто — а если бы и узнали, Гермионе было бы безразлично. Его объятия и негромкое «люблю тебя» — единственное, что имело значение.
* * *
Он умирал на её глазах, а она стояла и смотрела на его агонию. Тело её омертвело, сознание как будто провалилось в серый и липкий туман. В бесконечность. Она была здесь — и одновременно очень далеко отсюда. Дышать было трудно — она вообще не чувствовала, даже не знала, дышит ли. Все, что она могла видеть — это черные глаза, подернутые дымкой забытья, и залитый чем-то красным пол. Сознание отказывалось верить, что это кровь. Сознание отстраненно наблюдало за темноволосым юношей, склонившимся над лежащим мужчиной, и оцепеневшей девушкой, стоящей рядом. Мужчина тихо шептал какие-то слова, юноша отвечал. Потом темноволосый повернулся, что-то сказал девушке. Та повела палочкой — и вот уже юноша собирал белый туман, сочащийся по полу. Потом они ушли, оставив мужчину лежать на полу. Сознание не пошло за ними — его место здесь. Оно это знало.
Эта картинка больше ни на минуту не покидала Гермиону. Она завтракала, одевалась, куда-то ходила, с кем-то разговаривала, улыбалась, отвечала кому-то «да», учила дочку ходить, снова завтракала. Но она больше не жила. Как будто там, в сером тумане, её разобрали на маленькие кусочки, потеряли один и собрали обратно. И вроде как она догадывалась об этом, но сил идти искать — да и знать бы, что искать — не было.
А потом она сошла с ума. Вот так просто, в один день. Она просто увидела знакомый силуэт — тот самый, с красного пола — и пошла за ним. Ей было безразлично, куда они идут, потому что она знала: он всегда поступает правильно, и она должна следовать за ним.
Улица была длинной и широкой. Вначале они шли прямо, затем он свернул направо, в переулок. Гермиона, жаждущая увидеть любимое лицо, отшатнулась и резко остановилась. Это был не Северус. Она ошиблась.
И снова перед глазами красный пол и лежащая фигура. А в толпе — знакомая мантия. И вновь она следует за ним. Вот сейчас это точно Северус…
После пятой ошибки она впервые ловит себя на мысли, что забыла, как он выглядит. Время войны прошло, об умерших вспоминали лишь раз в году… А у нее нет даже его портрета. После его смерти она сознательно их избегала. Боялась, что уйдет туда, в туман. За ним.
Спустя два месяца она развелась с Роном. Гермионе просто надоело поддерживать с ним разговор. Она больше не могла находиться рядом с ним — да и вообще рядом с людьми. Рон закатил скандал, дочка расплакалась. Собрав вещи, Гермиона ушла, тихо закрыв за собой дверь. На этот Новый год Роза попросила счастливую маму.
* * *
Свою тридцатую осень Гермиона провела так же, как и двадцать девятую, двадцать восьмую… восемнадцатую…
Вечер укутал деревья бархатистым полотном, а небо — серо-белыми пушистыми тучами. Легкий ветер пытался замести опавшие листья в лужи, но часто промахивался и попадал в грязь. Давно размытая ливнями дорога упиралась в последний дом, стоявший на окраине села. Дом как дом, двухэтажный, ничем не отличающийся от других таких же на предыдущей улице. Кажется, что даже заброшен немножко, хотя на втором этаже и горит свет.
Роза уснула и не слышала, как мама закрыла книгу, выключила свет и тихо, чтоб не разбудить дочку, спустилась вниз.
Стук повторился. Гермиона спускалась по деревянной лестнице, стараясь не наступать на особенно скрипучие ступеньки. Чертов Рон, она только начала приходить в себя, как он решил вернуться в её жизнь. Со своими идиотскими извинениями и цветами. И с чего он вообще взял, что она любит лилии?!
Она рывком открыла дверь.
— Убирайся! — рука с её палочкой взметнулась и уперлась в грудь незваному гостю.
Северус Снейп посмотрел на палочку, на руку, медленно перевел взгляд на лицо женщины. Её палочка упала и покатилась по ступенькам.
— Вы так и не повзрослели, мисс Грейнджер, — с усталой улыбкой констатировал он. — Все так же воюете…
Роза проснулась от громкого, незнакомого смеха, подбежала к лестнице и посмотрела вниз. Незнакомый дядя кружил маму, а она держала в руках красную розу и смеялась. Роза открыла рот, а потом взвизгнула и побежала к ним, громко бухая голыми пятками по ступенькам.
— Ну вот, мы ребенка разбудили, — смущенно улыбнулась Гермиона, одной рукой обнимая дочь, а второй — любимого.
— Не мы, а ты, — Снейп попытался возразить в своей обычной манере, но хрипотца в прохладном голосе выдала его с головой. Гермиона шутливо ударила его в бок, а потом карие глаза встретились с угольно-черными...
— Дядя, а вы к нам часто будете приходить? — вмешалась Роза.
Северус открыл рот… И тут же закрыл его. Кажется, впервые в жизни он не знал, что ответить. Гермиона усмехнулась.
— Он не будет приходить, — твердо сказала она девочке и перевела взгляд на него. — Теперь он будет с нами жить. Пойдем спать, Роза.
Гермиона взяла девочку за руку и повела наверх. Проходя мимо Снейпа, Роза дернула его за черную мантию и засмеялась.
— А вы мне сказку почитаете?
Уже поставив ногу на ступеньку, Гермиона с любопытством обернулась.
Северус, склонив голову, смотрел на девочку. Такая знакомая улыбка… Она коснулась даже глаз.
— Я тебе её расскажу, — негромко ответил он, и они все вместе поднялись наверх.
Примерно на середине его рассказа девочка уснула. Гермиона поправила одеяло, и они со Снейпом покинули комнату. Они собирались наверстать каждое мгновение, прожитое в одиночестве.
«На этот Новый год братика загадаю», — подумала, засыпая, Роза.