Вдох - Выдох

Не выходи из комнаты.

В зале с высокими колоннами холодно. Это Северус отмечает почти сразу, стоит ему зайти внутрь и привалиться к дверному косяку плечом. Вообще, это форменное нарушение дисциплины — да и время не самое подходящее — но на данный момент зельевара это не очень-то волнует. В любом случае, состояние его близко к промежуточной стадии между абсолютным равнодушием и отрывочной паникой. Так обычно сказывается пропадающий из крови адреналин. Подобное расслабленное состояние, с кроющейся внутри истерикой, для Северуса было привычным откатом от большинства видов активной деятельности — будь то приготовление сложнейшего эликсира или изматывающее боевое задание с обязательной двойной игрой.

Собственно, второй вариант имел место в данный конкретный временной промежуток.

Снейп закусил губу, чувствуя, что отлипнуть от спасительной опоры придется. В конце концов, все могло вполне усугубиться, попади он сейчас под гнев одного субъекта, чей взгляд уже некоторое время был нацелен прямо на него. Ну, хоть не палочка и на том спасибо.

В любом случае, дальнейшее нарушение этикета привело бы лишь к продолжительным неприятностям. Северус подошел ближе, чувствуя, что пристальный взгляд не отпускает его ни на миг. Радовал факт того, что он, покамест, не шатался, хотя и двигался достаточно медленно. А вот с поклоном вышла проблема — нога была достаточно повреждена, чтобы поступить причиной дивных ощущений, которые довольно проблематично было скрыть. Впрочем, Снейп даже не поморщился — еще чего не хватало. Он почувствовал, как по бедру течет кровь и прилипает к ране ткань. Обожженная заклятьем одного ретивого орденца рука ныла, но, понятное дело, не настолько сильно как след от заклятья Пожирателей. В общем и целом, он мог сказать, что прошла операция успешно. Но вот ее последствия об этом не говорили ни разу.

Северус коснулся губами руки Лорда, любезно протянутой для соблюдения церемониала. Создавалось явное и от этого не менее стойкое ощущение, что кое-кто в этом зале имеет большое желание поиздеваться всласть. В любом случае, сделать Северус ничего не мог, а посему осталось лишь с трудом встать и приготовится к вороху проблем. Лорд усмехнулся, обошел по кругу своего вроде бы как советника, вернулся обратно в кресло, расслабленно покрутил палочку в пальцах. Вел себя, ну, просто как хищник над жертвой. Распаляющий самого себя хищник, к слову.

Зельевар поморщился, избегая смотреть прямо в глаза мага. Впрочем, тот знал, что Северус всегда недолюбливал прямые взгляды, так что мог списать это на привычки. По крайней мере, двойной агент искренне на это надеялся. Более того, сейчас главным был простой принцип — не вызывать подозрений.

Но стоило сосредоточиться, ибо разговор с Лордом был не самым способствующим душевному спокойствию занятием.

— Итак, Северус, ты не представляешь, какие интересные вещи рассказали мне совсем недавно, буквально в течение последнего часа. Хотелось бы услышать, наконец, отчет с места событий. Порадуешь меня им?

Снейп хмыкнул, понимая, что сегодня ему предстоит одна из наиболее интересных игр за время работы на любой из сторон. Ну, если подумать, самое страшное было позади, так что сегодня, все же, предстояла легкая пробежка по сравнению с прошедшим после возрождения Темного лорда марафоном. Но, кто знает — все могло оказаться не таким простым. Посему, внимание и правда, ничего кроме правды.

— Мой лорд, к сожалению, я вынужден Вас расстроить.

Усмешка быстро скользнула по тонким губам Лорда, а палочка, до того рассеянно и медленно перебираемая бледными пальцами, замерла. Взгляд со скальпельной точностью резанул Северуса по лицу, заставляя поднять голову. Но зельевар ослушался этого невысказанного приказа.

— Расстроить меня? Северус, неужто ты рискнешь это сделать? — насмешка в голосе была совсем неприкрытой. — Да, ты храбр, храбр. Как я и думал.

— Милорд… — шпион резко поднял голову, понимая, что секунду назад какие-то приоритеты сменились. Взгляд Лорда он уже не успел поймать. Атмосфера стала кинжально острой. — Я не понимаю, к чему Вы клоните.

— Правда, Северус? А я считаю, прекрасно понимаешь.

Снейп медленно заглянул в полыхающие алые глаза с вытянутыми в нить зрачками. Это была лишь секунда контакта — но стоила она немалого. И все равно: ни намека на вторжение, ни удара, ни едва различимого интереса. Только взгляд, и острая, как боль, насмешка в нем. Наверное, это и есть то самое мгновение, когда осознаешь, насколько высоки ставки. Наверное, это и есть то самое мгновение, когда эти ставки взвинчиваются до невозможности. Глаза Лорда чуть сужаются, когда он замечает что-то, известное лишь ему, во взгляде своего оппонента по импровизированной дуэли. Снейп чувствует, как по спине пробегает дрожь, и отводит глаза вниз. Темный Лорд ненавидит, когда кто-то выигрывает у него. Не стоит вызывать его неудовольствие.

— Мне лестно, что Вы столь высокого мнения о моих умственных способностях, милорд. И, все же, я не понимаю.

Ответный взгляд красноречивей всяких слов — и уж точно куда более серьезен. Северус прекрасно ощущает, насколько тонок лед, по которому он ступает, но идти до конца вынужден. В любом случае, даже иллюзия обратного хода исчезла и растворилась в тот момент, когда первые звуки сорвались с его губ. Или даже раньше — когда он аппатировал к барьеру убежища Пожирателей. А возможно, когда он проснулся сегодня утром. Высокий холодный голос Лорда меняет тональность, становясь несколько ниже и проникновенней. Он склоняет голову набок.

— Северус, Северус… Неужели храбрость не толкает тебя на определенные мысли и поступки, которые, взвесив и рассудив, ты вряд ли бы применил в обычном своем состоянии?

Двойной агент вновь вскидывает голову, немного резче, чем хотелось бы. Он всегда быстро решал головоломки любого рода, но более всего он не хочет приходить к видимому и лежащему на поверхности результату — и не хочет делать это именно сейчас. Намеки весьма и весьма прозрачны, но сменить полутона на яркие краски не хватает духу. А тот, кто эту игру начал, не хочет менять полярности.

— Неужели трусость Вы поощряете, мой лорд? — Снейп пользуется той же конструкцией фразы, что и собеседник, но каждое слово взвешивает сотню раз. С другой стороны, он сознательно втягивает его в разговор — нужно выяснить хоть что-то. Да и сказать тоже нужно, вдруг хоть чем-то поможет. Его мысли обрывает смех. Он неприятен, привыкнуть можно ко всему.

— Ну, что же, Северус, ты подловил меня. Я и впрямь ценю храбрость. Но… — Лорд делает паузу, будто бы обдумывает то, что скажет в следующее мгновение, но Снейп не обманывается и не клюет на простую уловку. Слушает внимательно, даже очень. — Но не ту храбрость, которую способен предложить мне ты. Или не мне, — усмешка искрится ядом, а шпион вздрагивает, во все глаза уставившись на своего повелителя.

— Что Вы имеете в виду? — быстро, слишком быстро спрашивает Снейп. Впрочем, это позволительно — прямой намек вполне очевиден, и отвернуться от этого может только слепец. А Лорд прекрасно знает, что его преданный — интересно, в каком смысле? — сторонник далеко не слеп. На это и стоит надавить, собственно.

— Не очевидно, Северус? Это до сих пор не очевидно? Не нужно нервничать, просто поделись со мной мыслями.

Снейп буравит Лорда взглядом, понимая, что лед, по которому он идет, становится тоньше и тоньше с каждым шагом — а шагает он слишком неосторожно. Сейчас нужно пару минут передышки — разобраться с ранами, избавиться от этого лихорадочно-нервного состояния. Это возвращение отката. Адреналин. И совершенно неясно, что отвечать. Ложь хороша только тогда, когда в нее веришь. И он уже решил говорить правду. Но ее ведь нужно вывернуть наизнанку. А это тоже требует времени. Которого нет. Катастрофически.

— Милорд, я и не собирался предлагать храбрость. С моей стороны — только расчет, — Северус выглядит так, будто сейчас сделает шаг в пропасть и собирается с духом. Аккуратно, медленно. Острый, точечный укол. Но — укол, не удар. А этого мало.

— Северус, ты ведь прекрасно понимаешь, что только, — он выделяет это слово интонацией, понижая голос, — расчета будет маловато, ведь так?

— Для Вас или вообще? — интерес пробивается сквозь напряжение, чудовищное напряжение, и Лорд довольно улыбается. Хотя, это сложно назвать тем, что понимается по этим словом.

— Не думаю, не думаю, что дело тут во мне или в ком-то другом. Хотя, личность вносит довольно весомые поправки. Но, Северус, ты так и не ответил на мой вопрос.

Зельевар молчал. Время игр истекало с каждым вздохом. Губы Темного Лорда не кривились в усмешке. Уже нет. Глаза его тоже замерли. Остановились на лице Северуса, стали серьезными. Тот почувствовал, как подрагивают пальцы. Более всего на свете хотелось ощутить тепло палочки. Но этот рефлекс, этот безусловный рефлекс нужно подавить — и быстро. А когда Лорд серьезен, то и понятие быстроты становится мгновенным. Шпион видит, как расширяются зрачки его повелителя. И какое-то чувство, какое-то дикое, неизъяснимое чувство бьется в нем самом теперь, подрагивает и, несомненно, растет. Северус заставляет голову работать, пока внезапно не натыкается на ответ. Это чувство, нереальное, нерациональное чувство, он знает его название.

Чувство называется — страх.

— Северус, Северус, почему же ты молчишь? Я знаю, — голос Лорда мягкий, звучит со странным оттенком и сложно понять, с каким именно, — что ты вполне способен на предательство. Право, ты ведь предаешь Свет, служа мне, но глупо было полагать, что на обратное действие ты пойти не сможешь. Но не в этом дело. Я не говорю про возможности и невозможности. У нас уже есть свершившийся факт. И, знаешь, с этим нужно что-то делать, Северус.

Тихий голос бьет по нервам намного резче, чем, если бы это было криком. Взгляд приковывает. И сейчас — сильнее, чем раньше. Снейп неосознанно перенес вес тела на другую ногу и вздрогнул — боль обожгла его слишком неожиданно. Чужие глаза цепко держали его в плену. Капкан, из которого не выбраться. Полшага назад, не отводя взгляда.

Черные глаза расширяются, когда тонкая фигура, будто окутанная тьмой, лениво отталкивается от поручня кресла рукой, поднимается на ноги. Во взгляде Северуса: зрачки съедают радужку, мелькает тень чего-то неясного, подрагивают отраженные от чужих глаз искры. Его пальцы нервно теребят мантию, отыскивая переложенную во внутренний карман палочку. Темный Лорд ни единого шага не делает вперед, но отступать — это страшнее, намного страшнее. Северус сжимает руку в кулак. Хоть капля уверенности, хоть тень самообладания. Он делает шаг назад, отчаянно пытаясь нашарить палочку. Этот шаг будто бы служит невидимым катализатором — и следующие мгновения Северус не видит ничего, абсолютно ничего.

А потом приходит боль, пронзающая, страшная. Из легких вырывается весь воздух, подкатывает неразборчивый хрип, каждое мгновение пропитано резкими пульсирующими толчками боли, которая бьется в каждой клетке тела и пытается выскочить за ее пределы. Но отключиться, вырваться он не может. Чужое сознание держит его в тисках, не позволяя окунуться в собственное забытье. Лорд впивается в него взглядом, в алых глазах полыхает неиссякаемая волна. Жадная, ледяная как стилет сила впивается в мысли, тотчас нагреваясь, как металл от прикосновения к коже.

Боль становится нестерпимой, и это намного страшнее, чем, то, что можно перенести. Крик не срывается с губ только потому, что воздуха для него нет. Голова взрывается миллиардами мыслей и образов, и в глаза рвется спасительная темнота.

Сознание еще не хочет уплывать, но тело уже — и давно — не слушается, но теперь и взгляд бездумно скользит вверх, мимо колющих рубиновых огней, больше ни за что не цепляясь, вбиваясь в потолок и, наконец, разум милосердно тухнет. Остается только боль.

У тебя есть тайна.

Что-то до боли напоминающее истому. Боли… знакомое слово, почему-то знакомое. Какая-то странная дымка, дрожь. Туман, мутный туман перед глазами. И это.

Сознание опять меркнет, оставляя лишь рваные темные полосы. Боли нет. Ее пока нет.

* * *

Первое, что приходит на ум, пока еще глаза не открыты — голова ясная, будто он и не отключался ни на секунду. Все помнит. А лучше бы память его подводила, нет, честное слово, намного было лучше бы. Потому что про его «вчера» более чем реалистично напоминало нынешнее «сегодня». И в этом не было ничего хорошего, совсем не было. И, тем не менее, пока он не сдвинулся с места — и не осмотрелся в этом самом месте — все более-менее приемлемо. Дымка равнодушия, устилающая голову изнутри, очень сильна. Нормальная реакция. Ну, почти нормальная. С другой стороны — когда вы в последний раз чувствовали откат после многочасовой пытки? Правильно, вот и он вспомнить не может. Ну, по крайней мере, вот этот момент как раз таковым и является. Нужно попробовать пошевелить рукой. Или пальцем. Или хотя бы чем-нибудь. А уже потом открывать глаза и пытаться оценить обстановку. Хотя, она все равно ничем положительным не отличается, можно быть уверенным на сто процентов.

Пальцы дергаются. Он ощущает каждую косточку в них, каждый клочок плоти. Всего лишь чуть движение кисти и чуть ощутимое сжатие пальцев — но эффект отдается тотчас и во всем теле. Тот свист, который вырывается откуда-то, где, по идее, должен был располагаться его рот, кажется прямой реакцией на движение, но уверенности нет. Но требуется открыть глаза, требуется найти в себе силы открыть глаза. А это сложно.

Свет режет быстро. Очень сильно — настолько, что взгляд туманят слезы и голова начинает резко болеть. А над головой потолок. Удивительный факт. Наверное, потому что потолок не каменный и вода с него не сочится — а, вроде бы, в большинстве своем темницы Пожирателей именно классического типа, подземные, холодные, мрачные, с каменными стенами без малейшей трещинки и необработанным неровным потолком, будто бы горбатым — используется это все для устрашения, ведь проведя пару-тройку ночей в подобном месте начинаешь задумываться о том, так уж нужно ли тебе блюсти идеалы света. Впрочем, с уверенностью сказать нельзя, ибо во всех темницах не побываешь, да и он к этому особо и не рвался. По крайней мере, на Азкабан это не походило. Светлый, ровный потолок, кремовый цвет. Одно это стоит безмерного удивления.

Так, ладно, все мелочи. Как ему говорил один человек еще во времена буйной юности, когда частенько случалось просыпаться в абсолютно неизвестных местах вкупе с существенным градусом непонимания кто ты, что ты и с кем ты, стоит вспомнить какой-нибудь стишок, песню, отрывок из романа — что угодно, что поможет прочистить голову. Северус поморщился, чувствуя, как мысли отказываются подкидывать хоть что-то подходящее. Дожились — отточенный годами метод дал осечку. С другой стороны, он раньше ни разу не попадал в подобную ситуацию. Тот же Азкабан — вот уж прицепилось-то, не очень-то и хороши такие ассоциации, если честно — явно доказал, что мучения души вполне можно перетерпеть, пока есть некий запас прочности. Хотя, он, конечно, заметно истончился, до того момента как Дамблдор его не вытащил… Снейп резко дернулся. По идее, тело должно было подскочить с кровати, но у него — этого не самого способного исполнителя, тела — было свое мнение на сей счет, которое с мнением центральной нервной системы несколько расходилось. Имя директора, мельком пробежавшее в мыслях, побуждало к действиям, безусловно, но вот побуждение и способность — разные вещи. И с этим ничего нельзя было поделать. Северус не смог даже приподняться, что уж говорить о полноценном движении. С трудом он повернул голову. Беспомощность — единственное, что он и впрямь ненавидел со всей яростью, на которую был способен. И в частности сейчас его ненависть потяжелела в разы. Миллиарды вопросов впились в мозг, который рассеянно парил в этом облаке, не в силах ответить на большинство из них. Пожиратель — хотя, правильнее сказать "бывший Пожиратель", сжал зубы, отчаянно пытаясь не поддаваться некоторым весьма неудобным чувствам. Но они его как-то не спрашивали, в любом случае. Отчаянье, страх, злость… Вцепиться бы во что-то более продуктивное — но все разбегается и рассыпается; а голова вдруг начинает сильно и пронзительно болеть. Нельзя сказать, что это не было ожидаемо — в памяти то тут, то там всплывают какие-то обрывки прошлого, яркие картины, приглушенные эскизы, которые смешиваются один монолитный ком… Но это почему-то напоминает мозаику. И, наверное, именно сейчас Северус чувствует самый настоящий приступ страха. Если верить собственной памяти — а верить приходится — ему вчера просто-напросто смяли всю защиту сознания, все тщательно годами возводимые стены, неприступные блоки, закрытые двери, ключи от которых были выброшены давным-давно — и все это теперь вместе и на виду, чего никогда и ни с кем раньше не было. Северус словно со стороны следит, как паника подкатывает к горлу удушливой волной, чувствует, что непроизвольно напрягаются мышцы, которые еще способны на действие, и пытается успокоиться — боль невыносима, а ему нужно сначала привести мысли в порядок, а потом уже заниматься всем остальным. Но это ощущение полностью обнаженного сознания было настолько далеким до этого дня, что страх все еще не дает дышать ровно и глубоко.

Губы с трудом втягивают воздух. А ему просто необходимо сделать нормальный глубокий вдох, иначе эти приступы страха никуда не уйдут. Тонкая игла будто бы поселилась в висках и там медленно пульсирует. Но зато удается вздохнуть и почти сразу становится лучше. Это один из секретов Северуса — сосредоточиться на чем-то мелком, почти не значащем, но в то же время бескрайне важном, сделать это смыслом всего… А когда получится, сразу полегчает. Это почти как работа над неполным рецептом зелья — разобраться в уже известных ингредиентах и их свойствах, а потом уже браться за неизвестные, с которыми обязательно будет уже несколько проще. Воспоминание о работе продергивается пеленой — будто это было в другой жизни. А в этой есть лишь боль и раскалывающееся как грецкий орех сознание. Северус почти бездумно смотрит на свою руку, даже не замечая, что в этот момент где-то на задворках разума плещется память о том, как вчера — или вечность назад — происходило что-то страшное, а на руках он ощущал свою собственную кровь. Странно, но кожа чистая, словно все следы былого с пальцев стерли. Интересно, кому и зачем это понадобилось бы. А ладонь его, кстати, лежит на ткани. На покрывале, если точнее.

И это совсем ни в какие ворота не лезет — так просто не бывает. Быть может, он умер, а это уже рай. Но тогда боли не должно быть. Тогда это может оказаться больничным крылом, но что-то подсказывает, что вряд ли вотчина мадам Помфри содержала в себе такую широкую и явно не простую кровать. Да и вряд ли покрывало там было траурного черного цвета, хотя, конечно, кто этих медиков знает, может, это у них юмор такой. В любом случае, место по первым деталям не вспоминалось, а логика совсем сорвалась с цепи, пытаясь выстроить нить рассуждений из настолько рваной пряжи, что Северус на какой-то момент усомнился в непогрешимости своего рассудка.

Хотя, это не играло никакой роли. Он чуть развернул голову, отмечая, что не ошибся с размерами кровати, приметил край не задернутого полога, небрежно собранного у резного столбика плетеной веревкой с кистями. Дерево, кстати, из которого была изготовлена кровать, очень уж напоминало красное, что окончательно уверило двойного агента — опять же, стоит сказать "бывшего" — в том, что узнать он обстановку вряд ли сможет. Разве что, он в спальне директора Хогвартса не был. Но вряд ли это являлось ответом на задачу об его нынешней дислокации. Но было бы вполне забавно. Снейп почувствовал, как губы растягиваются в усмешку, и порадовался тому, что хоть это не причинило боли. С другой стороны, лучше бы появилась возможность встать. Впрочем, можно попробовать.

Зельевар задержал дыхание и рывком сел. Как и ожидалось, тело буквально завопило о факте глубочайшего насилия над его ресурсами. Снейп замер, не рискуя даже вдохнуть поглубже, прижался грудью к коленям, стараясь хоть немного унять боль. Тщетно. Легче не становилось, резкая ноющая оттяжка на боль была в каждой секунде — от кончиков пальцев до безудержно сводящей с ума спины. Теперь он мог только терпеть и считать секунды, которые остается в сознании. Перед глазами чуть поплыло темное покрывало, в которое Северус неосознанно вцепился. Потребовалось усилие, чтобы разжать пальцы и расслабленно положить руку. Но, по крайней мере, на полшага боль отступила, что не могло не обрадовать хоть немного. Опять же, ко всему можно привыкнуть. Снейп осторожно повернул голову, отчаянно шипя от боли в шее и ползущей вниз по позвоночнику, затрагивающей все больше и больше участков. Но других вариантов у него не оставалось. Черные глаза скользнули по видимой части комнаты.

Она была небольшой, довольно светлой и абсолютно незнакомой. То есть, совсем. У шпиона не возникало ни малейшей догадки по поводу того, где он находился. На штаб-квартиру Ордена Феникса это походило мало. С учетом того, что последнее собрание пришлось проводить в какой-то маггловской квартире, из которой уехали хозяева, уж точно это не было местом для пребывания раскрытых агентов. Но и на кладбище — самое подходящее место для этих самых агентов — не походило по понятным причинам. Северус видел край письменного стола, заваленного каким-то пергаментами, распечатанными письмами и разной степени прочитанности книгами. Рядом с кроватью расположилась тумбочка из резного дерева, которая, похоже, составляла компанию кровати. И она была девственно чиста. Снейп ощутил долю разочарования — он надеялся хотя бы на маленький флакон любого обезболивающего. Очевидно, хозяин комнаты надежды воплощать в жизнь не был расположен. Шпион поморщился от резкого приступа боли. Голова, которая будто смилостивилась над ним на пару секунд, дав возможность собрать информацию, вновь требовательно напомнила о своем существовании, показывая, что расслабляться будет рановато. Северус сейчас, наверное, душу бы продал за это злосчастное зелье, мысль о котором прочно сейчас засела на подкорке. Но искуситель предлагать избавление не спешил, и приходилось справляться подручными средствами.

Он должен был переключиться хоть на что-нибудь, не суть важно, на что именно. А комната вокруг могла послужить прекрасным вариантом. И в этом всем было что-то паническое — здравую мысль тотчас поспешно похоронили. Сейчас только объективного анализа не хватало. Это очень жестокая вещь. Если подумать, а Северус прекрасно знал, что если он сейчас ударится в какие-либо абстрактные размышления, то его просто придется хоронить через пару минут. В любом случае, до дрожи пугало то, что он никак не мог отключиться от этого мира и впасть в забытье. Нет, понятное дело, что это было опасно — но страх за свою жизнь настолько притупился, что скорее он позволил бы себе подвергнуться такому риску, чем рисковать возможностью нервного срыва. Умом Северус прекрасно понимал, что это всего-навсего последствия атаки на сознание, которые были слишком свежими, чтобы перестать влиять на него и настоящих чувств там совсем немного, но одно дело понимать, а совсем другое — применять на практике. Взять себя в руки, если эти руки не слушаются — чертовски сложно. Снейп знал, он сейчас не совсем является собой, но вариантов иных у него не было совсем. Глубокий вдох вновь несколько отогнал панику, которая приветливо помахала ему ручкой и до поры скрылась за поворотом. Но факта это не отменяло — положение скатилось до статуса «хуже вряд ли будет». Северус на секунду прикрыл глаза, окунаясь в пугающе яркую хаотичную массу образов, растревоженную и сердито копошащуюся у него в голове. Предстояло сделать очень многое. И, все же, он предпочел бы сначала разобраться с болью физической. Рука привычно потянулась к палочке — но палочки-то не было. Северус, который это предполагал, где-то глубоко в подсознании почувствовал щемящее недовольство — уж разок-то он не прочь был ошибиться. А вывод, кстати, был чертовски простым, хоть и дьявольски неприятным. Палочки нет, лечебных зелий нет, место незнакомо — он явно гостит не у друзей и даже не у союзников. А все прочие, наверное, уже знают о новом скромном факте его биографии — предал своего хозяина. Северус морщится сначала от боли, а потом уже от формулировки, потому что боль занимает доминантное положение в его системе ценностей на данный момент. Зельевар пробует чуть сдвинуться и едва не падает обратно на подушки. Это даже больнее, чем он думал. Северус вдыхает воздух еще раз и, с поправкой на новый опыт, двигается еще немного. Теперь он уже более-менее готов к последствиям. Не то чтобы он привыкает, но определенно, прогресс есть. Снейп едва не падает с кровати, неудачно поставив руку. Она сгибается в локте, и мужчина слышит дикий хрипящий стон. Свой. Пара секунд уходит на сопоставление этих фактов, а потом приходит боль. Северус хрипит что-то наподобие ругани, но разобрать хоть что-нибудь он и сам не может. Кажется, что рука его сломана, хотя глаза разубеждают его в этом. Но ощущения если не идентичны, то равносильны. Зельевар с трудом откидывается назад на покрывало, понимая, что у него есть недостижимая граница. Край кровати. И теперь появляется цель. Когда глаза Снейпа уже закрываются, он отстранено замечает, что теперь не так больно и страшно дышать, а дымка в голове сменяется лишь легким маревом, которое можно будет разорвать одним движением. В ушах стоит женский крик, когда он проваливается объятия чего-то темного, отдаленно напоминающего покой. Он чувствует, как медленно расслабляются мышцы и, несмотря на боль, он дышит ровно. Складка на лбу через несколько секунд разглаживается, а до того сжатые в тонкую полоску губы совсем чуть-чуть размыкаются. Северус вдруг хмуриться, не открывая глаз, а потом поворачивает голову чуть в бок и затихает.

Он опускает голову. В камине потрескивают дрова, огонь мягко вздымается рваной стеной. Тепло осторожно скользит по каменному полу. Он сжимает пальцы на тонкой ткани мантии совершенно непроизвольно, и только через полторы с копейками секунды расслабляет хватку. Можно сразу сказать, что нервы просто ни на что не годятся — а выдержка, кстати, должна бы быть получше. Он криво усмехается. А, может, отбросить эти все условности… Хоть в тот же камин. Да и пламя, пламя. Сожжет все, оставит лишь выжженный круг из пепла. А пепел развеется ветром.

Он коротко хмыкает, потирает руки. Пальцы мерзнут. Мерзкое это ощущение, если подумать — невозможность согреться даже самым сильным огнем. Медицински это объяснилось бы плохим током крови, но он вообще не любит подобные интерпретации. В любом случае, это почти хроническое. Огонь усиливается, начинает надсадно гудеть в каминной трубе. Он протягивает к нему руку, и пламя испуганно рвется прочь от нее. Это не раздражает, точнее, не раздражает больше, чем обычно, скорее, просто является глухой констатацией факта. Холодные пальцы вновь ложатся на поручень кресла, расслабленно скользят по едва теплому дереву. Он ощущает это тепло, совсем отстраненно, будто оно не относится к нему. И мысли, множество мыслей, которые неотступно следуют за ним, никуда не могут деться, как бы не хотелось. Нет, и впрямь, этот ворох мыслей настолько бьет и путает, что абстрагироваться попросту невозможно. Душевный разлад — это смешно, нет, правда, смешно. Интересно, а это лечится? По Фрейду, по Юнгу? Он откидывается на спинку этого злополучного кресла, сетуя на то, что оно и впрямь жесткое, а ему на это плевать. Палочка просится в ладонь, но лежит она на каминной полке, а сил встать, протянуть руку и согреть пальцы единственным теплом, которое касается его лично, попросту нет. В любом случае, сейчас абсолютно не до того. Это лишь секунды слабости, которые можно позволить себе. Да, именно, после того как гнев и ярость ушли, когда он сорвал всю свою злость, когда по залу прокатилась волна черного огня, который не грел, который совершенно не грел, сметая все на своем пути. И теперь хрупкое равновесие, хрусталем повисшее внутри, позволяет ему немного расслабиться и согреться. Мгновения растягиваются на вечность и замирают. Огонь в камине очень скоро погаснет. Клубящийся комок в голове перестает болеть и, наконец-то, все становится на свои места. Неправда, что Тьма не чувствует боли. Просто она понимает ее иначе — вот и вся разница, собственно. Он ненавидит слабости, но понимает, что без них можно просто сойти с ума. Пламя гаснет.

— Почему ты говоришь загадками?

-Я решаю все загадки, — сказала змея.

Это напоминает жуткое дежавю или что-то в этом роде: голова ясная, хотя глаза еще не открыты, тянущая боль во всем теле, память ясная и четкая, будто никакого перерыва и не было. И разницы между днями как-то не наблюдается. Цепкая привычка восстанавливать все, что было ранее, заставляет его лихорадочно и скрупулезно перебрать прошлые сутки. Ну, хоть не нужно узнавать, где очнулся, и то радует. В любом случае, болит все. И это, как ни противно, является единственным нормальным ощущением, которое не вызывает приступов панического желания куда-то нестись и что-то делать. Впрочем, сейчас даже банальная концентрация не помогает, если честно.

За последние…мда, сложно тут точно сказать, но попытка — не пытка. По крайней мере, в данный момент его не пытают, уже хорошо. Так вот, за последние двадцать с копейками лет он впервые абсолютно ничего не делает при исполнении. И это раздражает в лучшем случае. Полнейший дисбаланс и совершенно непривычное чувство. Он морщится и едва-едва приоткрывает глаза. Свет уже режет не так сильно, даже вполовину не так.

Что несказанно утешает, кстати. Помнится, в дни юности подобных пробуждений у него не было — а после так уж точно. Северус с хрипом потягивается, и тотчас мышцы ему отказывают. Хочется одного — смачно выругаться. Смешно, конечно, что грозному профессору зельеварения, который несчетное количество лет наводил ужас на каждого студента школы, хочется только выругаться, так, чтобы полегчало. В конце концов, он тоже вроде бы человек, хотя не всегда он в этом уверен. А из горла ничего не вырывается, кроме чего-то абсолютно непонятного и неразборчивого. Снейп немного приподнимается, сгибая руку и опираясь на локоть. Предплечье — левое — ноет с такой жуткой оттяжкой, что рука дрожит и подгибается. Приходится ее переменить. Голова немного кружится, но в целом уже намного лучше, чем было недавно. Северус чувствует поганый металлический привкус во рту. Кажется, это не что иное, как кровь. Хотя, внутренние органы вроде и не были повреждены, но кто знает. Он с трудом припоминает место, которое расплывается перед глазами, и понимание того, что он абсолютно не представляет, где и что это, снова накрывает его. Оттолкнуть такое достаточно сложно. Северус пробует сосредоточиться на дыхании. Получается сегодня гораздо лучше, так что можно попробовать пощупать почву для чего-то более существенного. Хотя, лучше уж сигануть в холодную воду с обрыва, чем разбираться в том, с чем можно столкнуться. Лучше уж разбить себе голову, чем в голове этой копаться. Но, как там в той русской пословице было… «волков бояться — в лес не ходить», как-то так?

Коснуться барьера, провести вдоль него. Вздрогнуть оттого, что в заслоне, который, по идее, обязан был нерушимо стеречь сознание сплошные рваные дыры с острыми краями. Как будто тонкое, словно пергаментная бумага, стекло ломали пальцами. И если на стекле должна была остаться кровь ломавшего, то на корке сознания следов нет. Даже отпечатков. И не в том дело, что он не знает, кто это сделал — тут уж точно нет никаких сомнений — а в том, что он не ощущает даже намека на прежнюю ментальную чуткость. Меньше сорока восьми часов назад, сеть легилименции могла отследить даже простое касание в деталях, а сейчас Северус не мог точно сказать даже степень повреждения собственной памяти. По крайней мере, радует то, что явных провалов вроде нет, следовательно, ничего из его воспоминаний не стерто. С другой стороны, кое-что вполне могли и заменить переработанной информацией, но выявится это только при детальном анализе, до которого не близко, с учетом всех обстоятельств. Снейп отметил, что разрывы потихоньку стали затягиваться почти невесомой пленкой нового блока. Вот, собственно, и большой плюс окклюменции — это искусство опирается на базовый инстинкт самосохранения, посему даже в такой ситуации сознание само, в обход контролируемых разумом рефлексов, пробует защититься. Помнится, когда у него защита собственных мыслей, еще в молодости, слетала в моменты ослабления концентрации, он долго пытался найти какую-нибудь привязку, так чтобы защита держалась всегда и при любых условиях. Кстати, до этого додумался он не самостоятельно. Была подсказка. Причем, не кого-нибудь там, а самого Темного Лорда. Конечно, Лорд не учил его непосредственно, но порой он весьма и весьма покровительственно обращал внимание на обучение Северуса ментальным практикам. Это было в тот период времени, который Снейп окрестил как «до». До Дамблдора, до множества ошибок. Но он не мог сказать, что тогда все было темным и достойным забвения. У Снейпа никогда не получалось окрасить что-то полностью в черный или белый цвета. Гораздо лучше удавались полутона.

Так что воспоминания о занятиях разными отраслями магии Темным Лордом не вызывали особенно резких чувств, того же отторжения. Да и некоторой сноровке в легилименции Северус был обязан именно этому магу, потому как на сторону Света он пришел уже с некоторым весьма заметным багажом умений. Собственно, учиться проникновению в чужое сознание без наставника было достаточно трудно и хлопотно — да и почти невозможно. Так что Лорд оказал ему неоценимую услугу, что уж говорить.

Если подумать, то легилиментом быть гораздо сложнее, чем окклюментом, и это неоспоримо. Причина одна — для проникновения в сознание чужое, нужно защитить для начала свое. Да и вообще, защита всегда была гораздо проще нападения. Северус фыркнул. Помнится, первое занятие с Лордом закончилось едва ли не плачевней, чем его собственное первое занятие с Поттером. Впрочем, к чести темного мага сказать, он не отправил своего слугу куда подальше, а долго и обстоятельно разъяснял ему все и вся. Это была одна из лучших лекций в жизни Снейпа, которая, впрочем, уступала первой в году лекции по зельям на шестом курсе и вообще самой первой в магическом мире. Но, опять же, Лорд в учителя вроде и не рвался.

Но и продлилась эта вся идиллия не очень долго. Дальше Северуса учил исключительно Дамблдор, да и то не просто легилименции и прочему, а целенаправленному противостоянию Темному Лорду. С другой стороны, обучение у двух сильнейших легилиментов давало неплохой толчок, еще бы. Забавным, кстати, было расхожее заблуждение, что Лорд более силен в агрессивной части практик, то есть проникновении в сознании и атаке на блоки, а Дамблдор искуснее в защите. Сам Северус тоже долгое время так считал, пока не получил возможность сравнивать. На деле же, все было с точностью до наоборот — защиту сознания Лорда пробить можно было только при условии наличия карманного чуда, а Дамблдор был куда изощреннее в работе с сознанием чужим, чем в защите своего. Но, как бы то ни было, они были на недостижимой высоте. Хотя, Снейп убедился, что уж в окклюменции он их обошел — ни тот, ни другой методами «мягкой» легилименции добиться от него ничего не могли. А методы воздействия на сознание, кстати, делились на мягкие и жесткие: первые подразумевали тонкую, почти неощутимую атаку, аккуратную, словно порез медицинского скальпеля, а вторые же полагались на грубую силу и оставляли руины. Ну, собственно, Лорд использовал именно «жесткую» легилименцию, чтобы вскрыть все его мысли пару-тройку десятков часов назад. Северсу оставалось только констатировать факт, что он сам обрек себя на такое отношение. Но, опять же, без весомых аргументов даже подозрительный в высшей мере Лорд не стал бы поступать так — чтобы проломить барьер ему пришло пытать, а потом уже добираться до информации. А даже беспощадный со своими сторонниками, Темный Лорд вряд ли бы необоснованно накинулся на Пожирателей внутреннего круга. Ну и с учетом положения Северуса, не стоит забывать об этом, он был едва ли не последним, кто мог подвергнуться гневу повелителя. Так что, Снейпу пришлось вновь себе напомнить, что оспорить он ничего уже не сможет. Впрочем, тогда возникал вполне резонный вопрос, — до которого вчера как-то мысли не дошли, — а с чего он вообще жив? Нет, даже если его хотели просто оставить и прикончиться показательно при всех, то явно проснулся бы он в темнице. Впрочем, это, кажется, его уже удивляло. И все равно неясно было, почему же он жив. Разве что Лорду требовались какие-то еще факты, до которых он не смог добраться в первый раз. Или же были какие-то еще причины, о которых Снейп не мог и подумать — он редко предсказывал то, что побуждало хозяев к действию.

Северус сделал глубокий вдох, собрался с силами. В прошлый раз у него был очень забавный опыт передвижения. И это было не так давно, чтобы он это забыл, но и прошел значительный промежуток времени, чтобы он не был готов попробовать вновь. Любую боль можно вытерпеть — вот, наверное, единственная непреложная аксиома, которую он вынес из всей жизни, проведенной меж двух огней. Жизнь гораздо ценнее страданий, просто потому что и страдания, и жизнь имеют свойство заканчивать, но после прекращения первых остается второе, а после второго — уже ничего. Это, конечно, было вытащено из не самой гуманной науки Лорда, но все равно несло на себе отпечаток убеждений Дамблдора. Смешно, безусловно, что все суждения Северуса были двоякими до жути, но иначе он не мог — это означало раскрыться и возбудить подозрения. Но какие, к черту, сейчас-то подозрения? И все равно: оценка с двух сторон, с двух точек, как обычно. То ли привычка — вторая натура, то ли ложь себе — привычный спутник, не разберешь, конечно, но и не время ведь менять что-то. Снейп понимает, что он всего лишь тянет время, заставляя себя рассуждать на отвлеченные донельзя темы, но лучше попробовать зомбировать свое сознание подобным образом, чем позволить боли вцепится в него без подготовки. У него было что-то вроде техники — временный обман сознания и тела, позволяющий ему переносить физические повреждения и те же Круциатусы. Ну, конечно, боль потом возвращалась сторицей, но иногда оно того стоило. Северус знал, что и у магглов такое в ходу, кажется, у них это даже было чем-то вроде науки и этому учили. В мире магов такое не очень-то было востребовано, к сожалению, хотя если бы в курс обучения в Хогвартсе ввести подобные практики, выпускники только спасибо сказали бы, особенно с учетом, что большинство из них неизбежно ввязывалось в какую-нибудь войну. Северус не знал, как это называли магглы, но ему самому то убежище, в котором он прятался от боли, представлялось комнатой, где его никто не потревожит, местом, где он спокойно мог выпить коньяк, выкурить сигару, почитать классику. С другой стороны, такая отстраненность была хороша при сильной и кратковременной боли, но вот для долгого забега это абсолютно не подходило. Ну и вытянуть его из «убежища» было вполне возможно. И не дать уйти туда — тоже. Лорд как раз так и поступил, если подумать, — удержал, заставил воспринимать боль ярко и четко, безо всякой возможности скрыться и убежать. Наверное, именно потому вчера память об этой боли так и не могла отпустить, каждую секунду отдаваясь слишком живым воспоминанием. Но сейчас голова чуть прочистилась, да и повреждения немного успокоились. Впрочем, Снейп был более чем уверен, что так быстро все пройти не могло, а поэтому у него появлялись вполне весомые основания полагать, что его втихую лечили. Но кому бы это могло понадобиться — вопрос из всех вопросов, естественно. Явно не тому, кто довел Снейпа до такого состояния — хотя, если бы это было дело рук Лорда, то шпион долго смеялся бы. А потом не менее долго думал бы.

Северус пытается вспомнить, ощущал ли он привкус какого-нибудь лечебного зелья, но попытка успехом не увенчалась, так как чувствовал он недавно только лишь собственную кровь, а подобное может отбить любое послевкусие. Да и вряд ли его кто-то рискнул бы лечить зельями. Эффект ведь был абсолютно непрогнозируемым. И это помнили даже в Ордене, члены которого не особенно поощряли эксперименты на людях, а уж в ставке Пожирателей убедились в этом еще в разгаре Первой войны. Впрочем, это чудесное исцеление может быть просто временным эффектом от крайней степени болевого шока. Снейп хрипло выдохнул, отмечая то, что воздух гораздо мягче скользит по легким, чем до того. Руки дрожали почти невыносимо, но если бы он сейчас опустился на подушки, то вряд ли потом смог подняться. Северус подвинулся, и руки его едва не отказали от дикой слепящей боли. Край кровати опять стал целью номер один, целью вполне возможно достижимой.

И к цели нужно было идти, в этом случае, конечно, ползти. Снейп почувствовал, как под пальцами скользит теплая ткань. Кажется, теперь оставалось только не упасть. Северус ладонью отслеживал одеяло, на котором лежал. Сейчас оно уже должно было перегнуться и на сгибе кровати собраться складками. Вот, наконец-то.

Снейп поднимается на руках чуть выше и передвигается в сторону. Он едва не скатывается с кровати, но вовремя успевает повернуть руку и вцепится в ткань. Запястье ломит, будто от вывиха, но это более жестокая боль. Теперь задача усложняется — ему нужно выпрямить эту руку, оттолкнуться и сесть. Рука отказывается разгибаться, но у нее абсолютно нет выбора. Северус осторожно, миллиметр за миллиметром, чувствуя, как натягиваются мышцы, и скрипит что-то в локтевом суставе, распрямляет руку, понимая, что, если она повреждена сильнее, чем он думал, увеличивающееся давление на нее не приведет ни к чему хорошему. Да, приоритеты несколько изменились — сначала доползти до края кровати, а потом уже и спуститься можно. Несколько часов назад он о таком даже и мечтать не смел. Определенно, будет очень больно. Зато эта проклятая неизвестность тоже отступит. Радует, черт его возьми.

Снейп понимает, что тело слушается не больше, чем на треть — но этого достаточно, этого более чем достаточно. Опираться о кровать, едва не вывихнув плечо, конечно, не самое приятное занятие, но потерпеть тоже вполне возможно. Странно, обычно его тело не отличалось подобной хрупкостью — наверное, он вчера просто в высшей степени удачно приземлился на каменный пол или же дернулся так, что сустав не выдержал. С другой стороны, вряд ли повреждение было настолько серьезным, как казалось.

Северус принял почти вертикальное положение. Глаза тут же заволокло черным, а из горла вырвалось нечто очень напоминающее вскрик. Было очень больно. Он не представлял, что будет так, даже вполовину не представлял. Его мутило. Кажется, дело пахло сотрясением черепа, не меньше. А вот это, кстати, не очень хорошо — на координацию движений влияет, соображать нормально не дает, да и вообще не очень приятное-то ощущение. Зельевар с трудом держится, чтобы не откинутся обратно на подушки. Это все очень мерзко — двух дней Северусу всегда хватало за глаза, чтобы отлежаться и придти в себя. Но, опять же, ситуация была из ряда вон, никогда еще он всего пыточного арсенала Темного Лорда на себе не испытывал. Хотя, полагал, что двух дней должно хватить, чтобы хотя бы нормально сидеть. Ну, это с учетом того, что ему не наносили, в принципе, ран и проклятий, в целом, не использовали. По крайней мере, он не мог вспомнить, чтобы Лорд делал нечто в этом ключе, хотя шпион мог бы уже отключиться к этому моменту. Снейп с трудом поднял руку, оставив всего лишь одну точку дополнительной опоры, коснулся своей ноги. Ткань — кстати, он был одет в те же брюки, которые были на нем в печально известный для него день — не пропиталась кровью, но боль была дикой. Судя по всему, за это время порез в целом затянулся и больше не кровоточил, но самой ране было как-то параллельно, что ее носителю тоже несладко. След от шального заклятья орденца — то ли Фреда, то ли Джорджа, их не различишь, в принципе — побаливал, но та же нога волновала Северуса куда больше. В конце концов, Сектумсемпра, пусть и скользнувшая лишь по касательной, вызывает куда больше неприятностей, чем промах ретивых гриффиндорцев. Ну, в кои-то веки, промах Гриффиндора не повлек за собой катастрофы. А вот не промахнись Пожиратель — знать бы еще кто такой умный — и пал бы Снейп смертью храбрых, так как до артерии пары сантиметров не хватило. Ну, впрочем, это все мелочи, выжил — и ладно. Северус чуть наклонил голову, сглотнул. Стало немного полегче, но не сильно. Взгляд зельевара уперся в широкий деревянный стол, который раньше он смог разглядеть лишь мельком. Сейчас поверхность его была девственно чиста, пергаменты и книги исчезли. Обзор на комнату, кстати, тоже улучшился, но вот вертеть головой Снейп не рискнул бы. Помещение было небольшим, окрашенным в пастельные теплые тона. Более всего напоминало гибрид спальни и рабочего кабинета, причем в уклон кабинета явно. Вдоль стен тянулись ряды шкафов, заполненных книгами. Северус заметил камин, три кресла около него, маленький чайный столик, чертежный стол, поставленный под углом к столу рабочему, какие-то небольшие шкафчики и две-три навесные полки. Полки были пусты, а шкафы, как подозревал зельевар, были закрыты. Снейп попробовал привстать, понимая, что ощущения от этого станут еще куда более неповторимыми. Но выбирать, конечно же, не приходилось. Виски заломило, перед глазами забегали разноцветные круги, тело, казалось, взорвалось болью. Но сознание он не потерял — вот и славно.

Встать на ноги — пытка едва ли не самая жестокая из всех, которые ему пришлось перенести. Куда там банальному Круциатусу — это так, детская забава, если сравнивать. Северус почувствовал, как пол под ногами куда-то плывет. Ага, поезд тронулся, вагончики покатились… Мда, это определенно первый признак если не подступающей потери сознания, то подкатывающей истерики. Что ж, с этим тоже жить можно.

Шаг, еще шаг. Ну, в принципе все не так уж и плохо — было не так плохо. Буквально тридцать секунд, если не меньше. Тридцать секунд до. До того как он услышал шипение. Змеиное шипение. Предупреждающее змеиное шипение. Агрессивное.

Когда Северус видит змею, примерно трехметровую ядовитую, неизвестно какого вида, он почти не удивляется. На удивление сил нет. Организм сосредоточен не на эмоциях — еще чего, так и умереть недолго — а на действиях. Бежать в таком состоянии он не сможет, да и некуда, собственно. Поэтому, нужно найти что-нибудь, хоть какое-то оружие. Палку, книжку, железку — что угодно. В идеале, конечно же, палочку, но мечтать об идеалах весьма наивно, если подумать.

Нагини. Змея Лорда. Ядовитая огромная змеюка, которая, если верить сплетням, не брезгует и человечинкой. Снейп, конечно, более чем уверен, что вот это точно гнусные сплетни, но доказывать или опровергать он как-то не хочет. Но когда эта змея, это существо, с ним в одной комнате, в голову лезут далеко не рациональные мысли и доводы разума, а самые темные и жуткие сплетни. Шипение.

Голова змеи приподнимается над полом. Не просто приподнимается — Северус готов поклясться, что через пару секунд он сможет посмотреть змее в глаза. Он не может даже пошевелиться. Вертикальные зрачки завораживают. Снейп понимает, что сейчас будет. И эта мысль, абсолютно безумная, отдает паникой так явственно, что странное липкое чувство, приливающее к голове, не сразу распознается как страх. Северус чувствует, что его загнули в угол. Бежать некуда, сражаться нечем, помощи ждать неоткуда.

Нагини шипит громко, очень громко, покачивается из стороны в сторону. Потом опускается, но не до конца, приближается совсем немного, вновь приподнимается. Северус не знал, как должны вести себя змеи перед нападением, да и вообще как они должны были себя вести, но это завораживает. Медленные движения, танец. Это страшно, до дрожи в пальцах страшно. Северус считает секунды. Он успеет отойти, совсем чуть-чуть отойти. Если повезет, то она промахнется. Но змеи редко промахиваются.

Северус делает шаг назад, делает второй. Темнота ломится ему в голову резкой болью. Ноги подгибают, а потом ужас рвется в сознание. Он падает. Если Гриффиндор отличает маниакальная храбрость, то он точно не должен был учиться на этом факультете. Северусу страшно, когда должно быть страшно. Страшно, когда нечем защититься от кинувшейся вперед ядовитой змеи, которая с легкостью может его и придушить при случае. Страшно, когда руки и ноги не слушаются. Страшно, когда теряешь сознание, зная, что это последние мгновения, проведенные тобой в этом мире.

Северус слышит, как шелестят по ковру мелкие чешуйки. Нагини бросилась. Время растягивается в длинные мгновения, и они не могут двинуться с места. Северус ждет, что ядовитые зубы вопьются в его тело. От ожидания весь его разум вытягивается в тонкую струну, буквально звенит от напряжения.

Ничего не происходит. Ничего не происходит. Ничего не происходит.

Тихое протяжное шипение змеи. Ответ. Шипение, негромкое, резкое, в ответ. Северус чувствует, как мимо его руки проскальзывает что-то прохладное и скользкое. Он почти чувствует, как закатываются его собственные глаза. Сознание оставляет его.

Змея змее не лжет

Его тонкие губы сжались в почти неразличимую бледную линию. Хотя, спрашивается, куда уж дальше. Пальцы дернулись, сжимаясь в кулак. Прилив ярости, холодной и острой как лезвие стилета, который вгоняют в горло. И не спрашивайте, откуда он знает это ощущение. Приложена такая сила, что едва ли кости не выламывает. Блеск. Он делает глубокий вдох и расслабляет руку. Осталось только пропороть себе ладонь до крови для полного счастья. Рядом, буквально в нескольких сантиметрах — так, что ощущается слабо различимое тепло — чужое тело. Болезненно худое, жилистое. Человек, сильный — не только и не сколько физически. Талантливый. Пожиратель. Шпион. Предатель. Северус.

По лицу тенью скользит безликая усмешка. Нагини, наверное, тоже посмеялась, если бы смогла. Он сам различает людей так же, как это делают змеи — по силе, по физическому состоянию. А уже потом и все остальное идет в расчет. Он чуть опускает голову. Нет, действительно, он не достоин ничего, кроме смеха. Абсолютно. Но змеи не смеются. А старый смешливый интриган больше не сможет посмеяться. Хотя, с него станется, сидя на облачке, поправлять нимб и откровенно хохотать над всем этим. Самоирония — это, конечно, хорошо, но после определенного предела разрушительно в высшей мере. А кому еще, кроме себя самого, змеи и старика, смеяться? Правильно, некому. Но смешно-то все равно. Но хотеть, чтобы тебя обманывали и дальше — ненормально в высшей мере, если рассудить. В конце концов, лучше удариться обо все углы реальности, чем закрывать глаза и старательно их обходить. Он никогда не был сторонником самообмана, но, пожалуй, изредка стоило бы изменить своим принципам. Черт возьми, это было бы очень приятно и совсем безболезненно. Но и злость, самая настоящая, почти забытая злость, тоже стоит немалого. По крайней мере, ее он может сдерживать. Уже хорошо, хоть в этом все в порядке. Да и вообще, проблема слабо контролируемой ярости преследовала его всегда — помнится, ему многие говорили о том, что это не доводит до благоприятных исходов. Ну, та часть «многих», которая имела право на такие замечания. Мало того, что часть эта была мизерной, так еще и с годами она все сильнее уменьшалась. Собственно, из-за этого же факта отсутствия контроля. Но эмоции всегда были огромной проблемой — подумать только, Темный Лорд излишне импульсивен, какая неприятность! Учитель по легилименции — Албания, ах, Албания — говорил, что это следствие того, что он очень тонко чувствует жизнь и рвется ее попробовать. Жаль, что сей мудрый человек тоже недолго прожил. Впрочем, ладно.

С возрастом, чувства взвешиваются, притупляются, приобретают новые оттенки — как хорошее вино после выдержки. Но, когда проходит очень много времени и очень много чувств — и много опыта, много жизни, безумно много жизни, — большинство эмоций просто пропадают, выцветают — как пятна от вина на скатерти. Но вино он не любит. И факта это не меняет: прошло столько времени, что осталась лишь ярость, тщательно взращенная ненависть… и, пожалуй, все. Остальное теперь лишь отсветы полыхавшего ранее пожара. Но и так тоже неплохо, он не жаловался. У того же Дамблдора — впрочем, в мыслях он все равно продолжает называть его всегда «профессором», и никогда «Альбусом» — вряд ли нашлось что-либо в противовес этому. И плевать, что у его собственных чувств не такой уж и созидательный окрас — они живые и держаться уже прорву времени. Старик вряд ли ответил бы чем-то подобным — все в нем уже выгорело, остался лишь серый пепел, подобно тому, из которого возрождается феникс, только вот тут возрождением и не пахло ни разу. Ну, ладно, оставим мертвецов в покое, надоело.

Он мельком смотрит на очень бледное, не такое, конечно, как у него самого, лицо, лежащего на кровати. Северус. Вот, уже лучше, убить никого не хочется. Явление, конечно, временное, но хоть что-то. Нет, не то чтобы он вдруг решил заболеть гуманизмом, альтруизмом и прочими вирусными инфекциями из класса птичьего гриппа, но рвать единственного на два лагеря приличного зельевара в клочья искренне не хочется чисто по техническим соображениям — хотя, это до странного напоминает самооправдания, признаться. Мда, спешите видеть: самый безжалостный темный маг столетия — спасибо Скитер за лестную оценку действий, но лучше бы ей написать про тысячелетие, а то несолидно как-то — играет в поддавки с собственным имиджем и совестью. Последняя выигрывает, причем безбожно. Надо же, а он думал, что в этом месяце лимит исчерпан, но куда там. Милосердие — точно болезнь.

Лорд хмыкает. Из кресла в ответ слышно в высшей степени недовольно шипение — мол, хозяин, разбудил, не покормил, наорал, а теперь самокопаниями занимаешься, совсем распустился. Если бы он не хотел будить Снейпа — рассмеялся бы. Все же, на змеином язвить куда приятнее. А слышать комментарии вообще верх удовольствия — если бы они еще его напрямую не касались, так вообще хорошо бы стало.

Северус быстро и часто дышит — снится ему какая-то редкостная дрянь или же это последствия отката от многочисленных пыточных и неудавшегося знакомства с Нагини, Лорд, в принципе, не знает, но более чем уверен, что это неприятно. Ну, с другой стороны, это вообще удел всех, кто убивал — видеть весьма и весьма кошмарные вещи: и наяву, и во сне, и вообще — везде и всюду. Так что это привычно настолько, что даже не вызывает отвращения в должной мере. И назвать что-то из этого сонма подобий расплатой язык не поворачивается.

Он кладет ладонь на лоб своего слуги — бывшего слуги, приходится тут же себя одернуть — кожа чуть покрыта испариной, но она попросту ледяная. Его собственные пальцы, впрочем, куда как холоднее. Неужели, температура тела зельевара падает? Нехорошо. Лорд задумчиво ведет рукой чуть в сторону, касаясь жестких сухих волос едва-едва, почти не замечая своего жеста. Северус дергается. Это у него выходит почти рефлекторно — скинуть чужую руку, пусть даже и не причиняющую вреда. Темный лорд задается вопросом, поступал ли двойной агент также по отношению к Дамблдору. Ответ в сознании Снейпа найти не сложно, но почему-то не хочется его знать. Возможно, именно в этом все и дело — того, что он уже узнал, с лихвой хватает для смертельного приговора, но интересующие мелочи остаются настолько важными, насколько вообще важными могут быть мелочи. Он в очередной раз ловит себя на крайнем материализме.

Лорд качает головой. По-хорошему, нужно оценить повреждения своего — уже не своего — шпиона и подлечить кое-что. В конце концов, он уже делал это днем ранее, когда был совсем не уверен, что Северус жив. Хотя, сейчас немного другой случай. Вылечить полностью — а смысл было ранить? Да и на это уйдет много сил. Зельем поить хлопотно как-то, плюс, зелья все сейчас на строгом учете, стычки кровопролитны донельзя. А если уж говорить, то целительская магия получалась у Лорда не очень. Именно приличная целительская, а не как обычно — боль убрать, раны зарастить, проклятье снять. Но и такая сил отбирала достаточно. Ну, это, скажем, стоит отнести к пробелам в обращении с подчиненными — вряд ли кто-то всерьез надеялся на своего Лорда в качестве штатного полевого лекаря. Однако ж, приходилось. Порой магический потенциал в битве был не сильно нужен, а вот в тылу приходилось несладко. Впрочем, тонкости военного дела можно было бы оставить и на более благоприятные времена.

Северус открыл глаза. Это было ожидаемо — но все равно не очень-то привычно. По большому счету, это у зельевара стресс — спросонья вид бывшего начальства мало кого радует, естественно. Особенно, если учитывать отличительные черты внешности этого конкретного начальства. Хотя, призрак победителя Гриндевальда тоже не лучший компаньон поутру, конечно же. Ну, не совсем утро за окном — день, но это уже тонкости. Лорд встретился глазами со шпионом. Ситуация аховая — его темнейшество у кровати разоблаченного двойного агента после весьма недвусмысленных пыток. Да еще и рука бывшего Господина не где-нибудь, а на плече этого агента, и у жеста достаточно нейтральный окрас. Ясно, почему у Северуса совершенно непередаваемое выражение лица и в глазах явственно читается промежуточная стадия между шоком и веселым отрицанием абсурда. Рассказать ведь — не поверят. А Нагини, само собой, такое шипит, что ее хочется ее же ядом притравить. Обиделась, судя по всему, на обещание ее на корм для Поттера пустить, если захочет шпионами закусывать. Намек очевиден — следите, хозяин, за языком своим, иначе погрызут ночью того, кого не положено. Впрочем, это, наверное, единственное создание, которое может показывать свой весьма своенравный характер в его присутствии, так что скидку на себя же любимого можно бы и сделать. Он убирает ладонь, пусть и медленно, вскользь проведя по лопаткам шпиона вниз. Пусть сейчас это не имеет значения абсолютно, но это было вторжением в личное пространство другого человека. А Северус всегда рьяно, даже слишком, охранял границы именно этого пространства, так что для него такой личный жест расценивается почти как удар. Психологический в том числе, кстати. Взгляд черных глаз почти затравленный. Но почти — это не полностью. Настороженность есть, безусловно, но и решительности хватает с головой. Это нравится, что ж спорить. Его всегда подкупает такой расклад, более чем. И все равно, факта не меняет ничего. А факт — Северус загнан в угол. Вот что интерес вызывает, так это его действия, естественно. Посмотрим, посмотрим, чем это закончится.

Лорд рассеяно расправляет покрывало, проводит рукой по складкам на ткани. Северус, чуть облокотившись на локоть, поворачивается немного неловко, оказывается на спине, откидывается на подушки. Лорд отодвигается. Сам он даже и не заметил, что повел здесь почти два часа. Он-то, может, не заметил, а шея затекла. Маг чуть хмурится. Волновался, что ли? Скорее, нет, это не волнение, а весьма неприятные мысли. Не отпускают, чтоб их. Ярость опять режет, но отогнать ее проблематично весьма. Ладно, вот сейчас это некстати. Но, что же, как там говорил Антонин… «назвался змеей, лезь в Тайную комнату»? Нет, кажется, Долохов озвучил другую пословицу, но суть одна. Решение противоположное обычному его поведению забавно, но, кажется, трудновыполнимо. Впрочем, это все законы жанра, как обычно. Впрочем, дольше разговор откладывать не стоит, а то молчание итак затянулось. А такое психическому здоровью двойных агентов не идет на пользу, тут уж опыт есть, какой-никакой. Лорд откидывается на спинку стула, соединяет кончики пальцев. Мда, абсолютно в манере Дамблдора. Впрочем, этот фарс достаточно активно ему надоедает. Ладонь возвращается на покрывало.

— Почему?

Северус дергается от негромкого голоса, будто это причиняет невыносимую боль. Ему хватает буквально доли мгновения, чтобы взять себя в руки и чуть приподнять голову, прищуриться на свет и уже более спокойно взглянуть прямо в чужие глаза. Ответить ему сложно — горло дерет, словно его раскаленной металлической стружкой разрывают. Но и молчать, цепляясь за кинжально острый полыхающий взгляд, недопустимо.

— Мой л…— бывший Пожиратель осекается, споткнувшись о насмешливый прищур. Мда, издеваться есть над чем, безусловно. Впрочем, это не так трудно, как кажется, но непривычно. — Темный лорд… — губы того трогает ухмылка. Это смотрится жутковато, но не обозначает ничего, кроме удовлетворения. Северус смотрит прямо, но быстро вздрагивающие крылья носа выдают его волнение. — Темный лорд, что именно: почему?

— А разве не очевидно? — маг не медлит с ответом ни секунды; резко склоняет голову чуть набок, словно от мелькнувшего любопытства. Шпион не отшатывается, но краешек его губ дергается. Брешь в обороне. Сквозная. Северус медлит несколько секунд, а потом медленно отвечает.

— А … а Вы не знаете?

Лорд хмыкает почти что покровительственно — неужто ему тон беседы нравится? Впрочем, кому-кому, а зельевару сейчас менее всего хочется говорить что-либо, ему самому ответы нужны как воздух. Он позволяет себе на пару мгновений прикрыть глаза, сделать глубокий вдох. Лорд же будто со своей фразой медлит, давая ему возможность прийти в себя, отдышаться.

— Северус, Северус, как же любишь ты игру эту, «кошки-мышки». Впрочем, это простительно, ты ведь у нас специалист по шпионажу…— голос его скатывается до тревожного шепота, замирает на самой режущей ноте, гаснет, оставляя после себя едва ощутимый тонкий след. Вертикальные зрачки его глаз вытягиваются в нитку.

— Посмотрим, посмотрим… Мне это даже нравится… — для Северуса это даже не больно. Его сознание вскрывают быстро и безжалостно, но трещины на нем пропаханы, и лезвие чужого разума скользит по уже проторенной дороге. Перед его внутренним взором мелькают картины, чувства, цветной калейдоскоп, бьющий гранями резких образов. Внезапно, все исчезает, и остается только лишь одно лицо в обрамлении рыжих кудрей, зеленые глаза и яркая сияющая улыбка.

— Лили Эванс… — задумчиво тянет Лорд. Зельевар резко вскидывается, хмурится. — И неужели это все, мой милый Северус? И только это причина твоего предательства? Любовь, которая была на третьем курсе школы и далее? С тринадцати лет? Тебе-то самому от этого не смешно?

Во взгляде Снейпа неуловимо скользит презрение. У него свое мнение на этот счет, хотя высказывать его он не считает нужным. Лорд замечает. Такое сложно скрыть от него, всегда было сложно. Пальцы Лорда вцепляются в подбородок шпиона, дергают голову того вверх, заставляя смотреть прямо в глаза. Лорд наклоняется, тихо шипит Северусу в лицо, едва ли не переходя на змеиный.

— Северус, ах, Северус, конечно, конечно, откуда мне, — он выделяет это слово, — знать что-то про любовь? Любовь с самого детства и до самой смерти? Да, безусловно, это такое глубокое и непорочное чувство… — голос просто сочится издевкой, — Настолько непорочное, что ты даже ничего о своей Лили не знал почти со школьной скамьи!.. И да, безответная любовь — это так благородно, представляю! Конечно, жалеть себя, изводить всех окружающих — что может быть лучше, Северус! Верх самоотверженности! Подумаешь, дал своей любимой уйти неизвестно к кому! Подумаешь, это не просто «кто-то», а твой злейший враг, который изводил тебя с самой вашей встречи, — Лорд коротко смеется. Отпускает, поднимается со стула, отходит. — Еще бы, она ведь и ребенка он него родила! О да, верная Лили, безгрешная! Которая обиделась на любящего ее человека за одну брошенную в запале фразочку, которая рядом с тобой была по приказу одного всеми нами любимого интригана. Ну, может, еще из жалости. И, напомню, предпочла себе другого, родила от него, воспользовалась твоей преданностью и отшила тебя, пять раз, если не ошибаюсь?!

— Замолчи! Ты ничего не знаешь! — голос не подвел. Северус срывается, почти вскакивает с кровати, кашляет, падает на спину, хрипло дышит, хватая губами воздух. В его взгляде одно — и это бешенство. Грудь его вздымается часто-часто, он цепляется пальцами за покрывало, садится в кровати, не сводя глаз с фигуры Лорда. Черные глаза заполнены ненавистью по самый край. Лорд усмехается, мягкой походкой возвращается, присаживается на край стула, опирается рукой о резной столбик полога, хмыкает.

— Правда, что ли? Северус, сделай милость, просвети меня. Расскажи-ка про свою эту любовь, ради которой ты подставляешь себя под такой удар, под который ни один аврор в здравом уме не пойдет. Расскажи, расскажи.

Северус молчит, не отводя горящего взгляда. Его пальцы сжимаются на ткани с такой силой, белеют, дрожат. Лорд фыркает. В его словах металлом бряцает ледяная тяжелая ярость. Нагини едва слышно шипит.

— Да-да, Северус, много ты сказал. Презираешь меня, ненавидишь, да?

Губы шпиона дергаются, глаза не отрываются от бескровного лица оппонента. Ему нужно лишь еще несколько секунд, чтобы опомниться — но пути назад нет. Сейчас, именно в это мгновением, ему на все плевать, надоела эта осторожность, недомолвки, игры — да и смысла в этом уже ни на грош, его приперли к стенке и отобрали все козыри.

— Да. Я ненавижу за то, что ты сделал. Презираю за то, что ты не способен ни на что. Ты слаб, ты чудовище.

Лорд заходится смехом. Северус замирает, не сводит глаз с его лица, отодвигается от края, подбирается, словно хищник перед броском.

— Северус… Решил, что раз считаешь себя моим врагом, то можешь хамить? Весьма наивно, весьма. Ладно, опустим, — голос Лорда из насмешливого становится серьезным. Глаза шпиона бегают по комнате, он отодвигается дальше, пытается хотя бы сесть нормально. Он озирается, прячет дрожащие руки. — Да. Я убиваю, пытаю, интригую, подставляю, заставляю все это делать… Я не стыжусь. И не собираюсь оправдываться. То, что я делаю, что делал — все не зря. Я не отступлю. И я не буду раскаиваться только потому, что меня есть за что ненавидеть, более того, за что презирать. Об этом — об этом уж точно — я не жалею, и никогда не буду жалеть, — Лорд опускает голову, говорит чуть тише, — Это был мой выбор. Я не из тех, кто меняет выбранный пусть, — его движение мгновенное, он ловит чужой взгляд в ловушку своего. — Ты можешь считать это слабостью, презирать, ненавидеть — что угодно, Северус. — он морщится, размеренно дышит. Голос спокойный, алые искры в его глазах затухают. — Ты уже предал меня, так что и терять нечего.

Северус чувствует, как саднят его легкие от недостатка воздуха. Он не дышал, не думал, не жил, пока говорил Лорд. Тот качает головой, встает, отходит к окну, скользит ладонью по стеклу, которое покрыто мелкими капельками дождя. Зельевар жадно дышит и никак не может надышаться. Ненависть в его глазах не исчезает, но притупляется, страх почти неразличим на самом дне, но он есть. Северус садится, надсадно кашляет, сгибаясь пополам, хрипит. Лорд оборачивается на звук, неотрывно смотрит на своего бывшего шпиона, откидывает голову назад, прикрывает глаза.

— Я знаю, причину твоей ненависти, твоего предательства. Я убил твою Лили. Я отобрал у тебя все. Я убивал детей, Северус, я убивал детей. Это страшно. Ты ненавидишь меня, ненавидишь Дамблдора, Поттера, как отца, так и сыночка, стайку Блэков, в частности, одного гриффиндорского и нашу ненаглядную Беллу… Список длинный. Ты ненавидишь людей, Северус. Людей. Конкретных. И это загоняет тебя в тупик. Ты их ненавидишь, презираешь — но ты знаешь, что люди не такие, далеко не такие, каким кажутся. Знаешь разницу между нами, ведь так? Ты ненавидишь конкретных людей — я ненавижу то, что делает их такими. Ты ненавидишь младшего Поттера — я ненавижу Дамблдора. Это к слову о разнице, Северус.

С языка зельевара рвется противоречие, его сложно поймать в этой безупречной логике, но как оно прячется, исчезает, будто песок сыпется сквозь пальцы. Только он собирается заговорить, Лорд жестом его останавливает, отходит от окна, оставляя на стекле растекающиеся разводы.

— Я не хочу твоей ненависти, Северус. Может, и впрямь было бы правильней тебя убить.

Шпион находит в себе силы криво усмехнуться, покачать головой. Лорд улыбается совсем мимолетно, вскользь. Нагини соскальзывает с кресла и ползет куда-то в темный угол, слышен скрип двери, негромкий хлопок о деревянный косяк. Северус рассеянно провожает движение взглядом, но разобрать что-то конкретное не может.

— Милорд… а почему не убили? — он отваживается на граничащий с безумием вопрос. Обычно за такое полагается Круциатус, а сегодня, вполне возможно, что дело закончится Авадой. Но зельевар не уверен, он уже ни в чем нее уверен, а поэтому хоть какие-то карты разыграть можно. Но на руках катастрофически не хватает козырей. Лорд пожимает плечами, следя за исчезающим в темноте хвостом змеи.

— Правда убивает вернее Авады. У меня личные причины, Северус. У меня есть слабости, помнишь ведь, ты сам сказал. Пусть я не терплю предательства… «Если обманешь меня раз, позор тебе. Если обманешь меня два, позор мне».

Северус вопросительно смотрит на него, но Лорд не желает пояснять своих слов. Он возвращается к кровати, кладет руку на затылок Северуса, не обратив и малейшего внимания на сопротивление того, несильно тянет его за волосы, заставляя вновь смотреть прямо в глаза. Бывший Пожиратель подчиняется.

— Даже у меня есть что-то личное. Нельзя жить прошлым.

Северус чуть склоняет голову вбок, но вдруг Лорд прижимает пальцы к его лбу немного выше переносицы.

— Спи, — звучит короткий и резкий приказ. Глаза Снейпа закатываются, он проваливается в темную бессознательность почти с сожалением. Все слишком быстро закончилось, а у него было слишком мало времени даже на мысли. Но все так, как и должно быть.

Я дам тебе подсказку

— Пожалуйста, Северус, пожалуйста…

Он резко подскакивает на кровати, будто от удара электричества — есть у магглов такая забавное поверье, что ток силы в пространстве, одна из дополнительных стихий основ мироздания, является всего лишь упорядоченным движением каких-то частиц. Подскочить-то получается без особых проблем: пут нет, кровать ведет себя тоже вполне адекватно, даже многочисленные неприятные ощущения не вызывают особых затруднений. И все равно, закон подлости во всей красе: резкое движение не остается без внимания. Северус зачарованно наблюдает, как на одеяле недовольно разворачиваются толстые кольца змеиного тела. Нагини, ручная — не факт, конечно — змея Темного лорда. С другой стороны, Беллатрисса Лейстрендж тоже вроде бы у Лорда ручная, и ничего, вполне себе социально опасная.

В районе правой ноги он чувствует весьма ощутимое давление — змея немного меняет свое место положение, приподнимает голову, покачивает ей, не сводя взгляда желтых глаз с зельевара. Тот ловит себя на мысли, что у Нагини и Лорда весьма и весьма похожие взгляды, разве что у змеи он куда более отстраненный и меланхоличный. Ну и цвет, понятное дело. А вертикальные зрачки идентичные. Северус гонит от себя подобные мысли. Уж чего-чего, а размышлений ему сейчас хватает и без того. Бывший Пожиратель не шевелится, внимательно следя за живым существом в паре сантиментов от себя. Шипение, которое доносится до его слуха, вполне можно расценить как угрожающее, но интуиция подсказывает, что недовольства в нем несколько больше. В любом случае, змея не выказывает прямого желания кинуться и закусить им. Или же она балуется окклюменцией в свободное время? Снейп совсем не удивился бы этому факту.

Он полусидит, почти не дыша, чувствует, как отползает Нагини от него, давление ее тела постепенно пропадает. Зельевар никогда не держал в руках живую, да и мертвую тоже, змею, так что он даже не представлял, сколько она должна бы весить, но, как и все в близком окружении Лорда, кажется, Нагини является исключением для своего рода. В принципе, это все лишь мелкий и поверхностный интерес, детали, за которые цепляется его сознание, лишь бы не заниматься самоанализом и всеми сопутствующими этому дилеммами. Змея тихо шипит, сворачиваясь кольцами на свободной половине кровати. Северусу кажется, что, если бы это оказалась не змея, а, к примеру, собака, он слышал бы недовольное ворчание и сопение. Ну, опять же, шпион собак не любит и не любил никогда — судя по всему, в этом его и Лорда точки зрения сходятся. Нагини опускает голову и полностью перестает обращать на Северуса внимание. Тот с видимым удивлением следит за змеей. Кажется, она вновь намеревается заснуть. Странно, он бы на ее месте постарался сделать из него приятный и полезный ужин, хотя, зная его пристрастия, скорее, набор ингредиентов для какого-нибудь яда. Зельевар пытается отвести взгляд от Нагини — и не может. Что уж говорить, без некоторой доли опасения за свою жизнь не обходится. Не очень-то хорошо подставлять совершенно непредсказуемому существу спину. С другой стороны, выбирать не приходится. Змея будто бы понимает все его терзания, коротко шипит и с видимым неудовольствием соскальзывает с кровати вниз, на пол. Снейп пораженно хмыкает. Вот уж действительно, повод для удивлений — тактичность со стороны змеи.

Северус оглядывает комнату. Теперь картинка уже куда качественнее, чем в прошлый раз, но ничего кардинально нового выяснить не получается. Впрочем, кровать недвусмысленно показывает назначение комнаты — спальня. Но вот чья? Ответ-то, конечно, очевиден, но вот толку от этой очевидности не наблюдается как-то. Если бы очевидность еще дружила бы с вероятностью, тогда было бы совсем отлично, а покамест как-то нет особых поводов для радости.

Зельевар чувствует легкое головокружение и робкий приступ боли. В принципе, ничего страшного, такое бывало и раньше, так что ощущения не новы. Хотя, безусловно, сейчас идет явно уже не первый день, посему и удивляться нечему. Северус вообще всегда неплохо переносил боль и пытки, да и отходил от этого достаточно активно. Он морщится, опираясь о кровать, чувствует, как ноет левая рука — почти полностью, но предплечье особенно. Это, наверное, символично. Хотя, вроде бы, болеть Метка должна в разы сильнее. Впрочем, не ему судить, а подобный расклад очень даже удачная вещь. Нет, конечно, тело не доставляет ему никаких приятных ощущений, но вытерпеть это возможно. В любом случае, физические страдания это не такая уж невыносимая неприятность, а вот сонм неотступных мыслей грозит стать причиной временного сумасшествия. Хотя, вот и на стороне Света всегда большинство говорит, что «бренное ничто, а духовное все»… Но, как ни парадоксально, любая сильная пытка способна к чертям разнести всяческий самоконтроль и даже самого верного адепта светлых сил окунуть во Тьму. Так что Северус никогда не пятнал Свет причислением себя к числу последователей оного. Но, в принципе, снейп служил доказательством совсем иной теории, заключавшейся в милом факте невыносимости душевных терзаний, умело разбуженных одним очень неприятным в этом плане субъектом. Ну, что ж сделаешь, любил Лорд периодически проходиться по больным местам своих собеседников, даже мимолетных. Под этим же соусом Лорд привычно рассыпал бисер точек зрений, взглядов, толкований различных событий, зачастую включая в это что-то совершенно противоположное и несовместимое. Трудно было сохранить в этом свои собственные выводы и не принять чужие убеждения, Как показывала практика, сложность общения с Темным лордом в основном именно в этом и заключалась, причем не только для врагов. Наоборот, с врагами обычно беседы ограничивались двумя весьма емкими словами, а вот союзникам доставалось на полную катушку. Нет, конечно, перевербовка интересных авроров и орденцев была в порядке вещей, да и занимался этим, в основном, тот же Лорд. Но для коммуникативного таланта мага этого явно оказалось недостаточно. Впрочем, ладно, манеру общения Лорда можно оставить в покое, а заняться его словами. Хотя, очень не хочется.

Для Северуса события прошлого всегда были как язва — болезненная, сочащаяся всякой мерзостью. Неисцелимая язва, любое прикосновение к которой ведет к целому вороху болезненных ощущений, подкрепленных горьким разочарованием и обещанием никогда больше этого не касаться. А память о Лили вызывала просто чудовищную боль. И ненависть. Правда — к себе. В любом случае, его поведение тогда, поведение, которое привело к последствиям на самом деле необратимым, не вызывало абсолютно ничего, кроме желания вогнать себе Непростительное куда поглубже. И эта злость на себя мало-помалу переросла в одуряющую ненависть — уже не совсем к себе. Это толкнуло его под крыло Лорда, но потом… Отсутствие справедливости на освещенной стороне жизни, манипуляции с совершенно невинными толкнули его на изнанку этого мира. И то же самое вытолкнуло его обратно.

Память Северуса была его личным инквизитором, а его ум — палачом в миниатюре. Моменты, выплывающие откуда-то из прошлого, причиняли боль каждый раз, когда он сталкивался с памятью о них. Смена сторон, точек приложения сил заставили его понять, что нет принципиальной разницы между Светом и Тьмой, хотя, конечно же, многочисленные ораторы и философы доказывали полностью иное. Только Свет никто не порицал, а Тьму расценивали как зло и стремились всячески истребить. Тому, кто считался Светом, могли простить даже самое грязное зло, а тот, кто был Тьмой, не мог получить прощения, совершив даже великое добро. Несмотря на это, то, что прививал Свет, могло послужить добру в массе, могло принести хоть кому-то пользу. Было время делать выбор. Он взвесил все — и темное, и светлое — и принял решение. Не жалел об этом почти ни разу.

Хотя, нет, это ложь. Жалел. Всегда. Проигрывал каждую ситуацию, каждый момент жизни — словом, абсолютно все — согласно второму сценарию. Смотрел, что же получится, если бы он сменил сторону. И вот сейчас эта вечная двойственность, эти постоянные сомнения били по нему вновь и вновь. Поменять шило на мыло, в сущности, не такая уж хорошая идея разменной монеты. Сменить одного игрока и манипулятора — что Лорд, что Дамблдор вполне оправдывали себя в обоих званиях — на другого. Забавно, конечно, да и колорит разниться весьма, но общей сути это не может полностью поменять. Но тут уже играла ведущую скрипку не сколько сама личность манипулятора, сколько методы, к которым взывали его сторонники, и, конечно же, направленность их общественного строя. Нет, конечно, консерватизм, которым бил Лорд, во многом — если не во всем — терпел существенные изменения в свете его личностных особенностей, но все равно пропагандируемая нетерпимость к другим живым существам ни к чему хорошему не вела. В этом плане Орден был намного более вменяем и гуманен. Но к Министерству отношение у Северуса было таким же, как у большинства сторонников Темного лорда, если не хуже. Сам же Лорд по поводу Министерства придерживался настолько радикального мнения, что давал милю форы даже Дамблдору. Так что неизвестно, на каком газоне трава зеленее, под каким небом дышится легче и у каких пчел мед слаще.

Снейп с трудом сел на краю кровати, потом, секунду помедлив, встал на ноги. И пусть он немного пошатывался, но навстречу с полом не спешил — собственно, это уже радость. Нагини весьма бодро скользнула обратно на кровать, сворачиваясь между подушек многочисленными кольцами. Северус бросил на змею косой взгляд — подобная любовь к какому-то определенному месту показалась довольно странной. Хотя, Нагини в любой обстановке вела себя как хозяйка положения, это он смог заметить за долгосрочную историю знакомства с этой милейшей зверушкой. Почти столь же длительную, как и с ее хозяином, впрочем, привычек последнего он знал не в пример больше.

Северус быстро огляделся. Новый осмотр дислокации ничего конкретного не дал, да и вопросов только прибавил. Снейп покачал головой, потом заметил несколько ведущих из помещения дверей, взглянул на змею еще раз. Кинулся к ближайшей он только после. Заперто. В принципе, это его не удивило абсолютно. Просто, он проверил на всякий случай, мало ли что. Второй дверью оказался проход в другую комнату, в ванную. Северус пожал плечами, фыркнув. Надо же, жилая комната со всеми вытекающими. Ну, что же, ему это как раз к спеху придется.

Мда, а размышления по поводу принадлежности сего места обитания наталкивают на интересные выводы. Что уж тут ни говори — а видеть в ком-то человеческое бывает очень занятно и необычно. Нет, правда, одно дело — сталкиваться с кем-то каждый день в несколько формальных рамках, а совсем другое, к слову, делить, кхм, с ним жилище. Серьезно, это звучит совершенно дико даже мысленно. Высшая ступень абсурдности. Интересно, какого черта она тогда настолько реальна? Никакое воображение так не нарисует, даже если очень разойдется.

Северус взглянул в глаза своему отражению. Он пригладил мокрыми руками волосы. Просто безумие. С другой стороны, так странно, что он до сих пор жив — и даже может свободно передвигаться. Ну, относительно. Северус, размахнувшись, ударил по стеклу. Рука ощутимо заболела. Зеркало же осталось совершенно равнодушно к акту вандализма. Удивительно, что оно даже не заговорило. И не разбилось. Впрочем, ладно, все равно глупо было пытаться найти хоть какое-то оружие. Разве что, для того чтобы покончить жизнь самоубийством. Но это было бы слишком по законам жанра.

А еще, он хотел жить. Несмотря на то, что жизнь приносила всегда массу сожалений, несмотря на то, что слишком многое вызывало отвращение и ненависть. Это было дико — но жить очень хотелось. Не гибнуть за идеалы, не гибнуть за жизни, которые можно было бы сберечь — жить, просто жить. Существовать ради существования, жить ради жизни. Это было для него правдой. Но, наверное, именно это и называлось эгоизмом. Северус сполоснул руки в холодной воде. Разоблаченный шпион в личных покоях Темного лорда. Иронично, вполне в духе бывшего хозяина. Чтоб его с этой иронией.

Снейп покачал головой, вытирая руки о полотенце. Ну, надо же — белое. Забавно, он полагал, что по статусу некоторым субъектам — не будем называть по имени во избежание — полагается все мелочи интерьера иметь темных и мрачных оттенков, чтобы неповадно было заподозрить в человечности или, что еще хуже, отсутствии категоричной привязанности ужасным и могущественным силам зла. Впрочем, кто-кто, а Северус от этих всех штампов получал истинное удовольствие — особенно в факте наивности всяких там храбрых и чистых гриффиндорских душ и непросвещенности их по этому вопросу. Естественно, темный маг просто обязан носить черное, быть замкнутым одиночкой с мерзким характером и желать исключительно мирового господства. Собственно, его мнение по этим пунктам опроверг даже не нынешний Темный лорд, даже не предыдущий — а всего лишь заезжий французский колдун, который еще в середине Первой войны наведывался к Лорду за какими-то рукописями. По большому счету, выглядел он как очень благообразный старец, прямо-таки образец канонического непогрешимого Светлого. У молодого Снейпа был просто шок, когда Лорд вскользь уронил, что столкнуться в открытом бою с этим специалистом по ритуальной черной магии, он сам бы не горел желанием. Если уж весьма и весьма самонадеянный в то время господин, — который, кстати, стал куда осторожнее, если сравнивать, — говорил нечто подобное, то впору было восхищаться невиданной мощью этого заезжего француза. А по внешнему виду и не скажешь ведь. Вон, по директору Хогвартса — черт, тут тоже нужно добавить «бывшему», а это уже не так хорошо — нельзя было сказать, что этот человек великий комбинатор и не менее великий маг. Впрочем, не верь глазам, глаза солгут… Кажется так говорилось в той маггловской книжке, которую оставил ему Дамблдор? Лучше бы оставил подробное пояснение своих планов и указаний, но мы ведь не ищем легких путей, верно? Хоть в Ордене и бытовало подобие демократии, и вроде бы не Дамблдор тут командовал, но, естественно, без его, как он говорил, пожеланий, ни один план не шел в исполнение, и никто вообще шагу сделать спокойно не мог. Разве что, все эти пожелания — теперь это слово вызывает только дрожь отвращения — были оформлены так иносказательно и поданы так завуалировано, что, поди, пойми, что от тебя вообще хотят. Оно, конечно, хорошо со всякими там героями магического сообщества, которых нужно подталкивать и к правильному решению направлять, но вот в работе — а в особенности такой, как у него — сильно мешало и вызывало только желании попасть под луч Авады, чтоб не мучиться. Понятное дело, демократия — приказывать нельзя. Только вот эти намеки на задание и объяснение здорово напрягают, и нервы портят жутко. В этом плане Лорд был куда как предпочтительнее — он сам растолковывал все аспекты задания и свои ожидания от его выполнения. Ну, по крайней мере, первое время он так и поступал, а потом уже все разобрались, что к чему. Хотя, до сих пор при инструктаже новичков и особо непонятливых Лорд свое веское слово вставляет изредка. Хотя, понятное дело, сейчас этим всем уже занимаются те, кто в свое время преуспел в успешности понимания поставленной задачи. В любом случае, каждый из его, если это можно так назвать, начальников бросался из крайности в крайность — один не мог нормально командовать, а другой же не мог не командовать. По большому счету, именно это и раздражало в них обоих. Такой потрясающий контраст — и он, естественно, меж двух огней. Ну, он, в принципе, к этому и привык, хотя до сих пор какая-нибудь мелочь мешала ему бесстрастно относиться к двум сферам своей службы.

Северус вернулся в комнату, на ходу оправляя одежду. Нет, вообще-то он не имел ничего против своих вещей, но он не менял их уже навскидку три дня. Странно, кстати, рубашка свежая, едва уловимо пахнет порошком. Хотя, вполне возможно, что на нее наложены чары, так что радует, что по этому поводу голова болеть не будет. Брюки тоже чистые, а должны быть минимум в крови. Ну, это совсем прекрасно, осталось теперь только палочку для полного счастья заполучить — и все, желать больше нечего. Впрочем, такой оплошности — или такого милосердия — уж точно никто не позволит, так что мечты так и будут мечтами. Ладно, где наша не пропадала.

Снейп хмыкает, заметив на подлокотнике кресла аккуратно сложенную мантию. Свою. Блестяще. Он машинально проверяет карманы, в том числе и потайные. Пусто, пусто абсолютно. Не то что палочки — даже зелий нет. А обычно их там минимум с десяток. С другой стороны, они в данный момент ему не так уж и нужны, а увидеть свою палочку в ближайшее время он и без того не надеялся. И все равно, странное это ощущение, как бы то ни было. Вроде и страшно не до паники, по крайней мере, уже, но и спокойствие тоже не спешит стучаться в голову. Хотя, это, наверное, с непривычки — к пребыванию в плену тоже стоит привыкнуть, да и чувство беспомощности, которое как-то не спешит сдавать позиции. Северус задумчиво складывает мантию, но машинально отмечает, что делает это не так, как было. Ну, конечно, это вопрос и личных пристрастий в том числе. Хотя, вполне возможно, что магия бытовые вещи делает по какому-то шаблону, который, наверное, был заложен те магом, который заклятье придумывал. Северус как-то об этом никогда не задумывался, но вот, довелось. И где, что самое удивительное.

Зельевар вдруг заметил на столе поднос. Мда, нечто вполне в духе классического английского завтрака на одну персону. Но, черт возьми, разве предателей кормят завтраком, скажите? Нет, это серьезно. Почти как отклонение, психическое. Ну, кто бы мог подумать, что, не дожив до сорока, он сойдет с ума. Хотя, безусловно, это приятный факт. Мало кто мог похвастаться возможностью позавтракать в плену у не просто кого-нибудь там, а самих Пожирателей Смерти. Очевидно, они не стремились делиться с кем-то. Снейп усмехнулся. Да уж, чернуха, чего там говорить. С другой стороны, это название внушало страх с самого начала, даже когда имя их основателя вполне могли называть. Но это отдавало пафосом весьма и весьма серьезно, впрочем, не ему судить.

Снейп осторожно отпил кофе. Вот с Лорда бы сталось его отравить какой-нибудь дрянью, от которой в его крови нет еще противоядия. Но, безусловно, таких ядов маловато, да и его бывший хозяин не очень-то преуспел в зельеварении, что уж говорить. Хотя, Лорд этого как-то и не отрицал. Так что для подобных целей он вполне мог использовать яд авторства самого Снейпа или же своей Нагини. Кстати, к вопросу о яде — интересно, зачем на столе бутыль молока стоит? Одно дело — кофе со сливками, но это, кажется, уже перебор. С кровати послышалось шипение. Это, наверное, тоже к вопросу о яде. Нагини подняла голову. Северус с некоторым сомнением смерил ее взглядом. В принципе, мысль, пришедшая ему в голову, была настолько безумной, что как-то верилось даже в ее правдивость. В конце концов, указаний ему оставлено не было — мол, догадывайся, как хочешь. Неужто, Лорд решил поиграть в Дамблдора в кои-то веки? Это было бы очень некстати. Снейп покачал головой. Найти общий язык с двухметровой ядовитой змеей — забавные у Вас шуточки, Лорд, весьма забавные. Не кормить же ее этим молоком, в самом же деле. Хотя, создается впечатление, что как раз для этого молоко и было тут оставлено. Наверное, Темный лорд решил, что пояснять ничего не стоит. Ну, да, он всегда считал Северуса умным, но вот самого-то его никто не спросил на сей счет.

Зельевар взял бутыль, огляделся. По идее, если змея привыкла питаться здесь, то должна же быть тут хоть какая-то миска или нечто подобное. Лорд, по крайней мере, должен был предполагать такое развитие событий, да и мыслей Северуса. И миска, на удивление, нашлась. Около камина. Нет, ну это уже патология какая-то — держать вместе домашнего питомца совсем не домашнюю змею, и при этом позволять ей спасть в своей постели, поить молоком… Такое чувство, будто это создание для Лорда как минимум очень дорого. Насчет максимума Северус не рискнул бы и в мыслях сказать, но, безусловно, это была не просто забота о домашнем животном или нечто подобное. Он вздрогнул. Если перефразировать одного русского классика, то нельзя ведь всю привязанность поместить на змею, ведь так? Но, неожиданно ответил сам себе Северус, что если доверять настолько, что можно позволить себе привязаться, некому? Неприятная это дилемма, в высшей степени. У самого же такая, не стоит забывать. Хотя у него в менее тяжелой форме, конечно. Но смысл такой же, это точно.

Шпион осторожно налил в железную миску у камина молоко. В приглушенном свете нескольких свечей оно казалось темным. Северус только сейчас заметил, что сейчас далеко не утро — скорее, глубокая ночь. Что ж, это явно дело привычки, он слишком долго просыпался исключительно по утрам. Ну и, конечно же, выбор блюд сказался, безусловно, так англичане завтракают, а не ужинают. Хотя, впрочем, это мелочи.

Нагини соскользнула с кровати и через несколько мгновений была уже совсем рядом. Северус быстро отошел, стараясь, впрочем, не сильно показывать страх. Ну а причины для него были, понятное дело.

А вот аппетита не было, к сожалению. Умом-то он понимал, что вряд ли следующая трапеза будет в ближайшем будущем, но кроме кофе ничего не хотелось. Нагини свернулась в кресле, совершенно не обратив на Снейпа внимания, будто он просто деталь интерьера. Это не очень-то радовало, но, в любом случае, равнодушие куда лучше, чем повышенное внимание, особенно со стороны ядовитой змеюки, от которой абсолютно неизвестно чего ждать.

Северус прошелся по комнате. Скука, кажется, планировала забить один из гвоздей в крышку его гроба, игнорируя тот скромный факт, что зельевар как-то и не торопился менять место обитания на деревянный прямоугольный ящик.

Взгляд шпиона вдруг зацепился за книжный шкаф. Интересно, а открыть его возможно или же без палочки и соваться не стоит? Можно проверить, делать-то все равно не чего. И от мыслей отвлечься, кстати, помогает весьма и весьма действенно. Северус осторожно провел ладонью по дверце. От хранилища книг мага можно ожидать чего угодно — хотя, библиотека Темного лорда, помнится, находится в данный момент в одном из штабов-поместий, так что здесь может найтись что угодно. Интуиция подсказывала, что шкаф не стали расширять магией, да и вообще выглядел он достаточно пустым — особенно, если сравнивать с той же библиотекой — там даже пресловутое пятое измерение попросту от книг ломилось. Вполне возможно, что коллекция лорда Волдеморта по объему смело могла бросить вызов половине библиотеке Хогвартса. По крайней мере, все семейные она била на голову, ибо на какую-то часть состояла из древнейших книг из древнейших семей, которые плавно перетекли в собственность Лорду. Северусу в свое время удалось вскользь ознакомиться с этой богатейшей коллекцией и он, будь возможность, вряд ли бы вышел из этого поместья раньше, чем прочитал хотя бы то, что относиться к зельеварению. Собственно, эта часть была бы не маленькой, так как что в чем-чем, а в этой науке каждый мастер считал своим долгом выпустить пару-тройку монографий по вполне себе уникальным темам. Ну а Лорда, естественно, к редкостям влекло.

Северус приоткрыл дверцу шкафа. Удивительно, никто и не потрудился закрыть шкаф. Впрочем, Темный лорд никогда не страдал садизмом по части информационного вакуума и запрещать читать книги не собирался. А, может, просто не подумал. Снейп задумчиво провел пальцем по переплету ближайшей книги. Надо же, справочник по ядам. Такое чувство, будто это тонкий намек. Северус бегло оглядел остальные тома. В основном справочники, сборники, перечни, классификации — важные вещи, очень важные, но которые помнить и постоянно держать в голове нереально. У него у самого на рабочем месте немало списков редких ингредиентов с описанием их свойств, да и вообще книги зельеварам никогда не вредили. Наверное, догадка Северуса была верной — эта комната была покоями Лорда, и он тут периодически работал. Нет, ясное дело, в каждом штабе у него помимо спальни был и кабинет и небольшая — а где-то внушительная — библиотека, но Северус как-то сам наблюдал, что на Лорда частенько находит нечто вроде вдохновения, а посему ему требуется возможность приложить свою кипучую деятельность к какой-то точке. Так что наличию письменного стола и этой «скорой помощи» в лице фолиантов с различными данными он не удивился. Вдруг, он наткнулся на удивительно тонкую книгу — все прочие были минимум в пять сотен страниц да и переплеты были не абы какими — с простой коричневой обложкой. Зельевар скользнул взглядом по названию. «Фауст», Гете. Ну, можно сказать, кто бы сомневался. Только вот кто-то там желал истребления магглов и господства магов, а между тем литературой увлекался качественной, но не совсем магической. Впрочем, это Снейп мог понять, сам читал. Кстати, на этой же полке нашелся «Фауст» и на немецком, но уже в кожаной обложке, украшенной каким-то странным символом. Следующей книгой с той же полки — какая-то магглофильская полка, честное слово — был «Маленький принц», причем не на английском. Интересные у Лорда вкусы в литературе, интересные. Нагини зашипела. Мда, если она владеет легилименцией, то от Авады его почти ничто уже не отделяет. Будем надеяться, что у страха глаза велики. Северус взял в руки «Фауста». Что ж, вспомним классику немецкой литературы, если уж на то пошло.

Северус осмотрелся. Кресло занимала змея, которая не сводила со шпиона глаз с вертикальным зрачком. Хотя, оставался еще стул около письменного стола, так что особых претензий к змее не возникало. Вдруг, Нагини соскользнула с кресла и с глухим стуком оказалась на коре. Она, не обратив особенного внимания на удивленный взгляд, проползла к кровати. Вероятно, собралась спать. И кресло уступила. Мистика.

Зельевар, пожав плечами, сел и открыл книгу. На самом деле, его очень не радовала перспектива странных взаимоотношений со змеей в закрытом пространстве, но это было не так уж и важно по большому счету. Если можно было скрыться от терзающих мыслей, то это уже хорошо. Северус усмехнулся. Что ж, восстановить душевное равновесие оказалось возможным — а это несомненный плюс.

Если угрожаешь — пусти кровь

Дыхание становится прерывистым, но почти тотчас выравнивается, и он может открыть глаза. Да уж, антиаппартационный барьер, который сам сломать не можешь — занятная, конечно, вещица, но вот когда о нем забываешь периодически, ничем хорошим это не заканчивается, естественно. В любом случае, стоит опять задуматься о факте наличия гуманизма в жизни одного отдельно взятого Темного лорда — а то почувствовать результат собственной магии получается очень редко, зато жалоб на ее эффекты всегда масса, хоть и высказывают они, ясное дело, не лично. С другой стороны, сплети о невообразимой жестокости куда как лучше, чем о любом проявлении милосердия и прочих светлых и благородных чувств. И все равно, слишком уж жесткий у него барьер, надо бы пожалеть любопытные головки своих подчиненных и смягчить его. Впрочем, стоить гнать эти мысли поганой метлой, а то скоро до уровня Дамблдора скатится, по крайней мере, по желанию сделать своим сторонникам жизнь попроще да полегче. Ну, ладно, сколько можно засорять свое сознание различной ерундой непонятного толка. Он толкает дверь, когда магия, наконец-то, распознает своего хозяина. Это занимает целых тридцать с небольшим секунд, поэтому терпение Лорда в полной мере подвергается пытке. Единственное, что не самым радостным образом сказывается на его душевном здоровье — излишнее ожидание, которое выходит боком только при особых обстоятельствах. Вот сейчас, перестраховался, накинул лишний десяток заклятий сверх нормы — вот, пожалуйста, теперь расплачиваться приходится. Хотя, в последнее время развелось народу с магией Салазара, что тут уж хочешь — не хочешь, а эксцессы просчитываешь. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь Малфой нарвался на вроде бы пропавшего зельевара, который в данный момент не где-нибудь, а в спальне самого Темного лорда.

Когда он заходит в комнату, Северус и Нагини поворачивают головы как по команде. Что ж, поразительное единение душ. Пламя в камине уже весело потрескивает, змея кольцами свернулась поблизости от огня, миска с молоком около кресла, а в кресле — Северус Снейп собственной персоной книгу читает. Идиллическая картина семейного быта среднестатистического темного мага — предатель, змея и камин. Лорд хмурится. Сегодня ему не то чтобы не до иронии, как раз таки наоборот, но и на позитивное мышление в духе всепрощения не тянет абсолютно. С другой стороны, ненависть, смотрящая на него омутом из этих черных глаз, никогда на должный уровень любезности и доброты не подталкивала, скорее уж наоборот.

Он замечает в руках бывшего двойного агента томик Гете. Что ж, это весьма забавно — еще бы, Темный лорд вроде как у нас магглов ненавидит, а литературой их балуется, причем, хорошо еще, что Северус не знает немецкого, а то нарвался бы на любопытнейшую дарственную подпись в оригинальном издании. Радует, конечно, что историю магии ведет уже второй век тот же незабвенный Бинс, иначе и обложка этой скромной книги натолкнула бы многих на такие забавные мысли, что Лорд вряд ли бы смог когда-нибудь их безболезненно развеять. В частности, слухи о длительной переписке с Гриндевальдом ходили и без того, а так не хватало еще, чтобы его посчитали, страшно сказать, учеником первого Темного лорда в новейшей истории. Нет, безусловно, он кое-что у предшественника позаимствовал — титул, в частности — но не более двух-трех малозначительных пунктов. Но молва тем и плоха, что склонна все преувеличивать. А вот это уже было делом если не чести, то принципа, а Лорд мог позволить себе побыть принципиальным. Вдобавок, просто обидно было бы, если его многочисленные научные достижения — ну, чего уж скрывать, политические тоже — спишут в счет Гриндевальда, когда все добыто было в счет собственных сил и нервов. А что до переписки — ну, была переписка, а что скрывать. Правда, обсуждали они не то, чего не знал кто-то из них, а то, на что у обоих было свое и вполне различное мнение — бессмертие. Переписка получилась жаркой, но короткой — шифроваться было весьма проблематично, с учетом, что он Хогвартс заканчивал, а герр Гриндевальд активно по всем фронтам наступал. В принципе, сложись тогда иначе, может быть, он и рванул бы в Германию переписывать мировую историю — звали ведь — но честолюбие взяло свое сполна, и дорожки его с первопроходцем в деле завоевания магглов как-то не пересеклись. Ну, по большому счету, не так это уж и было страшно, хотя и неприятно. В основном, для Европы в целом. Но, вспоминая об элементарной физике, такая концентрация Темных лордов на скромном пространстве нескольких стран в одно время ни к чему бы радостному не привела бы. Да и быть вторым номером Волдеморт никогда не хотел — более того, даже в мыслях не было. Но с Геллертом у них вышло вполне терпимое общение — не переносили друг друга, конечно, но с магами своего уровня редко удавалось поговорить и не стать смертельным врагом. Хотя, что удивило тогда — Гриндевальд был ровесником приснопамятного Дамблдора, а, как позже Лорд узнал, еще и другом, но держался так, что максимум Волдеморт мог ему дать десяток лет в плюс. Геллерт, помнится, тогда смеялся над его шокированным письмом. И рассказал некоторые занятные факты биографии того же Дамблдора, которые, кстати, натолкнули на некоторые невеселые мысли. Лорд очень не любил, когда его использовали — а создавалось впечатление, что Дамблдору очень хочется выпустить цикл под названием «Как превратить ребенка в Темного лорда. Тысяча шагов до идеала». Впрочем, у кого там какая была комбинация на его счет, Волдеморт сказать точно не мог, потому как легилиментить своего старого профессора трансфигурации он на тот момент так и не научился, а все прочие планы на него были вполне прозрачными. И, тем не менее, он прямо так ощущал себя марионеткой в чужих руках, что вызывало такую неконтролируемую ненависть, что Авады едва не срывались. Да, даже для третьего Непростительного требовалась концентрация, а не только чистая ненависть. Впрочем, это было прекрасно видно из теоретического разложения заклятья, которое, кстати, он и никто иной подсказал Гриндевальду, а никак не наоборот. Впрочем, про ту же Аваду было странно узнать, что поначалу она была задумана как проклятье, а не как боевое заклинание. Разницу, кстати, в школе сначала не объясняли, а сейчас, вроде, начали. Пришлось докапываться, как водится, самостоятельно. Ну, это оказалось, кстати, не очень сложно, зато увлекательно. Впрочем, что-то он ударился в размышления по теории сил и энергетик, а это уже отдает хорошим настроением.

Нагини, кстати, заявляет, что, оказывается, он тиран и деспот, заставил несчастного человечка, который нормально ходить не может, поить ее молоком. Впрочем, выразилась она более витиевато, но суть была такой. Собственно, змея опять не могла определиться зла она на него или же, напротив, довольна. Ну, как обычно, на присутствие Северуса у всех всегда взгляды менялись в зависимости от каких-то непонятных веяний. Впрочем, это было не столь важно — Нагини была не против приглядеть за шпионом, а пока с нее и этого было вполне достаточно. Змея, свернувшись среди подушек, рассказывала, как она провела день. Лорд хмыкнул. Ну, что ни говори, а его любимица способна из простого события — проспала весь день с перерывами — сделать самый настоящий триллер. По крайней мере, в человеческом понимании это именно так и прозвучит. Впрочем, про Северуса она упоминает мельком, очевидно, у них полное взаимопонимание. Обычно Нагини говорит ему только про тех, кто не нравится или же про тех, о ком он хочет поговорить сам. Так что зельевар ее, кажется, порадовал своим поведением. Что ж, и то хлеб. Проблемой меньше — это все-таки скорее хорошо, чем плохо.

Снейп со здоровым интересом наблюдает за монологом Нагини, который для него являлся лишь серией коротких и длинных периодов шипения. И, тем не менее, наблюдать змею такой активной без особой угрозы ему не удавалось — хотя, это продлилось всего минут пять максимум. Вообще, это для Лорда с питомицей было своеобразным ритуалом — она рассказывала ему о своем, а потом они могли пообщаться на любые отвлеченные темы или просто помолчать. Самое смешное, что Лорд, который вроде бы и не страдал излишней любовью к общению, очень давно привык к этому и даже поощрял. Болтовня — как это называла сама змея — успокаивала Лорда и вполне активно возвращала ему душевное равновесие. Хотя, сегодня их план должен был принять коррективы. Нагини приползла к хозяину, недовольно зашипела.

Лорд хмыкнул. Ну, в принципе, змея была права — кресел явно оказалось маловато. Северус взгляд понял правильно и поспешил встать, но Темный лорд лениво махнул рукой — мол, сиди, не дергайся, у меня, все же, хорошее настроение. Потом, он, на секунду замер, припоминая заклятье, и опустился в мгновенно появившееся кресло, которое уже обвила Нагини. Она какое-то время еще ворочалась, устраиваясь поудобнее, потом переползла на плечи Лорда, становясь своеобразным живым воротником, быстро коснулась языком его щеки, опустила голову, устроила ее на подлокотнике, прикрыла глаза. Северус закрыл книгу, отложил ее на столик, перевел взгляд на огонь. Опять не хотел заговаривать первым, судя по всему. Темный лорд тоже не горел желанием сейчас потрошить старые болячки, но лучше было бы один раз ударить по ним всем, чем потом еще долго возится с каждой по отдельности. Нет, понятное дело, по отдельности тоже придется, но позже. Хотя, ответов сегодня днем хватило с головой. Впрочем, тогда он сам сказал много лишнего, да и последнее слово осталось не за ним. Хотя, Северус задал весьма провокационный вопрос — получил достаточно искренний ответ. А на провокационные вопросы Лорда ответы были слишком сумбурными. Лорд качает головой. У них сейчас то, что называется в литературе «неразрешимое противоречие». Лорд убил любимого человека Северус; Северус из-за этого предал Лорда, но играют-то они одними шахматами и по одинаковым клеткам ходят. Проблема, конечно, серьезная, но вот настолько ли неразрешимая, как кажется — вот в чем главная неприятность. Впрочем, это мелочи, с которыми можно будет разобраться по ходу. В конце концов, он всегда любил нестандартные выходы из сложившихся ситуаций.

— Помнишь наше первое занятие по легилименции?

Во взгляде Снейпа что угодно кроме страха — а удивление есть, это точно. Они вообще что-то сегодня решили друг друга удивлять, хотя, обычно, в поведении обоих нет ничего отклоняющегося от нормы. Ну, что ж, Северусу-то не привыкать наталкиваться на новые грани характеров своих работодателей, да и Лорда частенько удивляют его собственные последователи. Те же братцы Лейстренджи на прошлой неделе умудрились такое учудить, что Темный лорд едва сам их за это дело не прикончил — решили доказать, что ничем они не хуже неких Умников Уизли и попробовать себя на ниве волшебных розыгрышей. Можно сказать только одно: закончилось все это глубоко плачевно. Наверное, в этом Пожиратели как никогда были едины.

— Помню, конечно, милорд. Вы тогда мое сознание распотрошили и послали меня учить теорию. А потом долго объясняли мне, что такое окклюменция.

— Нет, я именно про нападение. Про твои первые ментальные опыты, безусловно, вспомнить забавно было бы, но ты, вроде, с Люциусом практиковался в основном?

— Ах, это… — Северус едва заметно улыбается. Тогда он мог собой гордиться по праву: вряд ли молодой и неопытный легилимент мог даже представить как обернется начало обучения этому искусству. Хотя, конечно, Снейп всегда был в высшей степени невезучим. Лорд хмыкнул, мельком просматривая образы, возникающие в голове своего, так сказать, визави. Ему самому эти воспоминания тоже навевали что-то вроде улыбки — чужие амбиции забавляли, но потенциал, к увеличению которого он приложил руку в то время, был определенно приятным. — Да, милорд, помню. И Вы могли бы перестать копаться у меня в голове? Понимаю, это невежливо, но защититься я покамест не могу.

Нагини коротко прошипела, что она не так хорошо разбирает английский, чтобы понять, где наглость есть, а где ее нет. Лорд, усмехаясь, пояснил ей. Он поймал ставший потрясающе цепким взгляд Северуса, прищурился, склоняя голову набок.

-Что такое?

Снейп словно очнулся, немного дернулся, скидывая наваждение, отвел глаза. Его пальцы чуть сжались на подлокотнике кресла, но тотчас разжались. Лорд вновь усмехнулся.

— Ничего, Темный лорд, я просто… Так Вы выполните мою просьбу? — спохватился зельевар, стараясь, чтобы переход с темы на тему был более плавным.

— Это будет довольно сложно, Северус. Гораздо проще тебе восстановить блок. Он у тебя итак очень активно возвращается после моего удара. Хотя, я попробую.

— Милорд? — Снейп вопросительно взглянул на него. Лорд редко говорил, что ему что-то сложно или трудно будет сделать.

— Мда, Северус, а ты не знал? Я с детства стихийный легилимент, а это очень неприятно.

— Легилимент? Как я, милорд? — а вот, теперь во взгляде Северуса ничего, кроме искреннего интереса. Проснулся ученый, долго ждать не пришлось.

— Несколько иначе, Северус. У тебя была врожденная стихийная защита разума и впечатляющие способности к проникновению в сознание, которые пришлось развивать. А мне окклюменция давалась с трудом, зато в чужие головы я попадал без особы проблем и почти это не контролировал. Что, естественно, очень осложняло жизнь не только окружающим, но и мне в большей степени.

Снейп кивнул. Он знал, что у некоторых детей такое возможно, как-то даже на его факультете такой попался уже в пору после падения Темного лорда. И такой дар был весьма проблематичен — постоянно слышать в своей голове чужие мысли не всякий сможет выдержать. Лорд пожал плечами, его не задевал этот факт.

— Так что с ростом силы растет и эта особенность. Поэтому мне мало кто может солгать.

— Я — исключение? — в черных глазах Лорд с удовольствием увидел вызов. Что ни говори, а Северус явно должен был выбирать между Слизерином и Гриффиндором, с его-то храбростью. Опасный собеседник, опасный. С другой стороны, Лорд не любил скучные разговоры. Хотя, безусловно, когда оппонент способен обратить твои же слова в оружие, не приходится пренебрегать бдительностью.

— Естественно, мой ядовитый друг. Ты полное исключение не только для меня.

— Прекратите, милорд. К чему это все вообще? — Северус чуть поморщился, словно бы устав играть в игры. В любом случае, сейчас он вынужден был двигать фишки вслепую по чужим правилам, но очень уж этого не любил. Даже если и приходилось играть с кем-либо в кошки-мышки, он предпочитал хотя бы навязывать свои правила. Ну, впрочем, играть приходилось, в основном, только в «верю-не верю» и с тем же Лордом.

— Северус, любишь же ты задавать разнообразные риторические вопросы… — Нагини издевательски прошипела эти самые вопросы и соскользнула на колени хозяину, обидевшись на факт безразличия оного к ее персоне. Лорд погладил ее пальцем между глаз, провел ладонью по гладкой змеиной коже, усмехнулся.

— Милорд… а что она сказала?

— Перечислила эти вопросы, если не вдаваться в подробности. Что делать? Как быть? Кто виноват? Кто остановит Пожирателей смерти? — Лорд хмыкнул. Змея положила голову ему на руку. — С чего тебя интересует яд моей Нагини?

— Яд Вашей змеи не по моему профилю, я не люблю органические яды,— шпион чуть опустил голову, притупляя взгляд. Темный лорд дал ему чуть успокоиться, глядя уже не в черные глаз, а на полыхающее в камине пламя.

— Северус, как я убедился, помнишь… Что ты видел, когда удалось продавить мой блок?

— Ничего, милорд, ничего. Какое-то чувство, что я не смог тогда разобрать и одно имя. Давно это было. Тогда я Вам говорил про это.

Лорд кивнул, позволяя Снейпу буравить себя взглядом, но продолжил наблюдать за танцем пламени. Северус же абсолютно не понимал, к чему вообще начат этот разговор. Это и впрямь было очень давно, и уж точно к нынешним событиям не относилось, да и к предательству тоже. И, тем не менее, из всех возможных тем, Лорд выбрал именно эту. Впрочем, логика его Снейпу никогда не давалась с наскока. Но была безупречной. А вот с Дамблдором было куда сложнее — его причинно-следственные связи Северусу не поддавались даже с учетом всей предыстории и отягчающих обстоятельств.

— Я вроде еще не жаловался на проблемы с памятью, разве что с классификациями рецептур для Высших зелий. Имя. Какое, помнишь?

— Да. Томас Марволо Риддл. Ваше имя, как я потом узнал, — фразу шпион произнес очень осторожно и быстро, заметно напрягшись. Лорд тут же впился в него взглядом, усмехнулся, не встретив даже попытки прикрыть сознание.

— Предсказуемым становлюсь, нехорошо. Дамблдор… А ничего больше он не сказал? Точнее, не показывал ли он тебе некие воспоминания обо мне?

— Что? — Северус посмотрел на него с долей удивления. Судя по всему, он кое-что знал о том, что директор собирал эти воспоминания, но прямого участия в этом не принимал. — Нет, ничего. Он только рассказал мне о Вашем прошлом, о матери, об отце, о приюте. Но немного, совсем немного. Эти факты не сложно было бы достать, если постараться.

Лорд поморщился, чуть шевельнув рукой. Нагини зашипела недовольная тем, что ее потревожили. Хозяин погладил ее, успокаивая. Он не одобрял вмешательств в частную жизнь, но, правда, сам же первый и начал, в юности общаясь с Гриндевальдом, который при должной обработке был не прочь сообщить некоторые эпизоды своей юности. Хотя, если Дамблдор собирал воспоминания, как донесли ему уже независимые осведомители, то делал он это явно не для себя, так как о прошлом тогда еще Тома Риддла у него информации было предостаточно. А если не для Снейпа — то для кого? Неужто, для того же Поттера? Странный расклад, профессор, странный. В Вашем стиле.

— Мне стало известно, что у Дамблдора появилась в прошлом году неплохая коллекция воспоминаний обо мне. Это он для Поттера постарался, полагаю?

— Мне не известно, милорд. Зачем это Вам?

Лорд посмотрел на него так, как он сам обычно на уроках смотрел на какого-нибудь Лонгботтома. Зельевар хмыкнул, поднимая руки, давая понять, что сдается. Он внимательно взглянул на мага, ожидая объяснений.

— Северус, если бы он знал о твоем прошлом больше, не все, конечно, но ощутимую часть. Пусть и с точки зрения других — разница не так уж и ощущается. Подумай, намного бы упростилось положение вещей? Да, я не горю желанием издавать свою автобиографию, но чужого пера тоже не потерплю. Можешь считать это ребячеством, но я не хочу, чтобы кто-то копался в том, что его не касается. Не хочу в разгар битвы услышать, как Поттер припомнит, что даже моя мать не нашла себе силы жить ради меня.

Снейп быстро уколол его взглядом, но тотчас обрел над собой контроль. Лорд сейчас был абсолютно спокоен, хотя обычно воспоминания о прошлом стоили ему испорченных нервов, а собеседнику — жизни. Ну и, конечно же, упоминание своего имени, маггловского, понятное дело, он не одобрял по той же причине. Хотя, Гриндевальд, помнится, над этим очень изящно посмеивался, а Дамблдор так вообще проходился каждой раз, когда их дорожки пересекались. Впрочем, теперь не осталось людей, которые будут называть его этим именем — Геллерта он переубедил еще в школе, старый интриган мертв. Разве что, у Поттера совсем извилины откажут, или Нагини поиздеваться захочет. Но она вообще не любит людей по именам называть, ей неудобно. Он для нее хозяин, Люциуса она почему-то зовет вкусным, Дамблдор для нее был стариком, хотя, Северуса она по имени несколько раз звала — оно очень хорошо ложилось на змеиный благодаря обилию свистящих. Вообще, перевод на язык змей имен — самое неблагодарное дело, змеи не различают по именам. Если проводить аналогии, то они придумывают прозвища и ориентируются исключительно по ним.

— Милорд, а почему Вы это говорите мне?

— Интерес. Я думал, что ты верен тому, кто доверяет тебе. Кажется, мне не понять критерия твоей преданности.

Северус едва заметно кривится. Не нужно читать его мысли, чтобы понять их. Это мозоль, наверное, почти такая же больная, как и эта его грязнокровка, Лили. Тут дело даже не в том, что Дамблдор манипулировал всеми и каждым, а в банальном вопросе верности и доверия. Если исходить из того, что Лорд видел в мыслях Северуса, тот и в половину своему работодателю не доверял, хотя сначала просто боготворил доброго старичка. Но, понятное дело, сам себе и в том, и в том не признавался вообще. Лорд, задумчиво поглядев на шпиона, задал пару вопросов, который не давал ему покоя.

— Неужели Дамблдор оправдал возлагаемые на него надежды? Что на его стороне такого, что удержало тебя?

Снейп усмехнулся, покачал головой. Слова его, безусловно, задели. Он был верен не людям, а идее, которая этими людьми движет. С другой стороны, он был верен людям, а не идее, за которую сражаются эти люди. Но эта двойственность со сторонами, между которыми нужно выбрать, не поддавалась никакой классификации. Лорд с его идеями о разрушении изжившей самое себя системы — и Альбус с его равнодушием к нынешнему положению вещей, которое только играло ему на руку. Понятное дело, Северус в молодости выбрал первого. Но нельзя сказать, что сейчас, особенно с учетом, что в магическом мире, чем больше времени проходит, тем хуже становится, он так уж против идей Лорда. Зато его методы, перенявшие лучшие традиции террора, понятное дело, проигрывали методам мягкой манипуляции Дамблдора. Зельевар признавал, что убийства не отталкивали его, но не в таком же количестве. И пусть Лорд во многом был прав, дела его и его сторонников никак не соответствовали и намеку на представления о верном. О добром можно было даже не заикаться. Несмотря на то, что все революции делались через кровь и боль, Пожиратели в половине случаев перегибали палку. Лорд это понимал, ясное дело, но считал, что цель средства оправдывает. Северус же придерживался абсолютно иного. Дамблдор, каким бы интриганом он ни был, хотя бы людей массово не убивал.

— Милорд, у него не в пример мягче рука. И его сторона хотя бы играет в гуманизм и терпимость. А что до надежд… Мне не на что было надеяться к тому моменту. Разве что на удачу или милость высшей силы. И да, на стороне Ордена не хотят истребить всех магглорожденных, не смотря на то, что среди них попадаются исключительно сильные маги. А про полукровок я вообще молчу. Вы видели хотя бы одного полукровку — особенно от чистокровных и магглов — который не имел бы какого-то таланта? А кое-кто из полностью чистокровных рождается сквибом несмотря на силу рода.

Лорд хмыкает. Что уж говорить, доводы Северуса полностью верны, а к таким выводам он сам пришел после странствий по различным странам и переосмысления всего опыта. Ну и после знакомства с такой занятной наукой как генетика. Впрочем, вот о последнем Снейпу совсем не стоило бы знать. Да и, почитав дневник незабвенного предка, он пришел к выводу, что наследие Слизерина существенно переврали в силу того, что основную часть его разобрать не смогли. Понятное дело, про чистоту крови Салазар писал и писал много, но критерием на отбор в школу считал кое-что другое, относящееся и к чистокровным в том числе. Впрочем, не стоило это обнародовать, а то начнется форменный разброд и шатания. А Пожиратели тогда уже сложились вполне, и все его идеи разнесли по обществу, а от слов отказываться уже не резон. Ну а теперь — добиться власти, а там уже и делать то, что нужно. И террор магглорожденных — не такая уж плохая идея, если подумать. Чтобы общество потрясти, нужна доктрина, основание для террора, а чем доктрина страха плоха?

— Знаю, Северус, знаю. Я сам тому подтверждение. Ты тоже. Нимфадора Тонкс, дочь Андромеды Блэк. И Драко, сынок Люциуса, тоже доказательство, хотя и печальное. Но Белла, Люциус, Антонин, тот же Дамблдор, Гриндевальд — ни разу не полукровки. Все чистокровные, все. Сильные маги, умные. Индивидуальности. Нашедшие свое призвание, нашедшие в себе силу, раскрывшие ее. Вот то, что я уважаю. Сам знаешь, у меня в Ближнем круге не все чистокровны. Но таланты — все.

— К чему Вы клоните, милорд?

— К тому, что я считаю критерием ум и талант, силу и характер. Не только у магов, но и у магглов. Считаю, что нет разницы в крови. Не важно, кто родители, когда мы говорим о ребенке. Если этот ребенок не то, что хотели видеть в нем его родители, а то, что хочет он от себя сам. Единственная определяющая террора, беспощадного и жестокого — содержание. Ум, сила, характер.

Северус едва не вскакивает с кресла, в его взгляде шок. Зрачки сжигают радужку, но разницы почти нет — омут черный, бездонный. Но выдержка шпиона — это железо, которое не гнется ни при каких обстоятельствах. Он взял себя в руки почти мгновенно, даже расслабился немного. Но вот из взгляда шок никуда не пропал. Бледные пальцы его слегка подрагивали, губы тоже. Лорд усмехнулся, приласкал Нагини. Змея закрыла глаза, зашипела, словно мурча от удовольствия, потерлась головой о его руку. Северус молча наблюдал за этой мирной, едва ли не семейной картиной. Темный лорд несколько секунд еще смотрит на него чуть искоса, потом усмехается вновь.

— Удивлен ты, да? Ну, если на тебя мои слова так повлияли, боюсь узнать, что с Малфоями будет. Розье точно бунт поднимет, у Нотта паника начнется. А за остальных я спокоен. Но Внешний круг сильно поредеет, это точно. Про Молодой круг я вообще молчу. Боюсь, придется чистку начинать в соответствии с новыми принципами в своих же рядах.

Северус только кивает, не в силах нормально сформулировать что-то словами. Лорд этим откровенно забавляется, его алый и всегда тяжелый взгляд буквально лучится довольством и чем-то совершенно неразличимым, но определенно положительным. Нагини кладет голову ему на плечо, потом обвивается вокруг руки, уже переползает на плечи, оплетая хозяина почти полностью, опускает голову ему на грудь теперь с другой стороны и замирает, прислушиваясь к биению сердца. Тонкие губы Лорда чуть вздрагивают — он мягко, едва заметно улыбается.

Глаза шпиона в кресле напротив расширяются, но Снейп не рискует что-либо говорить и надеется, что Лорд не в его голове в данный момент. Тот никак не реагирует, но вдруг хмурится и опять становится абсолютно бесстрастным. Лорд гладит змею, потом легко поднимается с кресла, которое тотчас растворяется. Нагини поудобнее устраивается на его плечах, шипит нечто не слишком вежливое, покачиваясь от движения. Лорд коротко сообщает ей, что время у него вышло, работа грозит стать волком и убежать в лес, а ему ее догонять не улыбается. Змея разочарована, но, в принципе, ей не очень скучно было сегодняшним днем. Впрочем, она планирует отлучиться на охоту. Северусу, не понимающему змеиного, приходится продублировать. Он провожает его взглядом с долей разочарования. Часы бьют полночь. Нагини соскальзывает на пол, сворачивается клубком у камина. Снейп открывает книгу вновь.

[center]Вы не хотите мне внимать?

[center]Должны состариться вы сами.

— В точку, черт возьми.

Этот мир так хорош за секунду до взрыва

Часы начинают мерно отсчитывать еще один час, а он сидит, не шевелясь, в кресле. Он прижимает пальцы к вискам, рассеянно и бездумно смотрит на угасающее в камине пламя. На коленях его лежит недочитанный «Фауст», а от мыслей, на которые наталкивает его каждая строчка, он не может даже смотреть на чуть желтоватые страницы, не то что, читать. В голове роятся обрывки разговора, и это сводит с ума. Он прикрывает глаза, упирается затылком в спинку кресла, почти до боли вжимаясь в обивку. Привести себя в порядок, вытрясти все наваждение из головы, ударить голыми фактами по узлам чужой безупречной логики, разбить чужие идеальные доводы реальностью. Пробить броню эти рассуждений невозможно — можно только смять эту броню вместе со всем ее содержимым, но сил в себе Северус на это не видит абсолютно, да и вряд ли он сможет отвергнуть логику чужого разума. Что ни говори, слова Лорда верны, близки и понятны, а альтернативой им видится только светлая агитация Ордена, которая ни теорией, ни практикой не подкрепляется, да и вообще, слуги Света сами не знают, чего хотят и за что борются. А Северус ненавидел, когда им играли, а еще больше — когда кто-то сражался даже не понимая, за что. В конце концов, еще в Хогвартсе он умудрился не попасть под колеса пропагандисткой машины Дамблдора, хотя, вот это уже точно не было таким удивительным — дом Слизерина был полон педагогических и агитационных неудач директора школы, и настроения там царили соответствующие. В конце концов, слова Лорда, даже пересказываемые даже с многочисленными отклонениями от оригинала, были куда правдивее и ближе к истине, чем изречения Дамблдора, которые помимо тумана и необдуманных приступов героизма ничего не вызывали. Снейп опустил голову, потер пальцем висок. Кожу обожгло холодом — кончики пальцев были ледяными, словно кровь от них отхлынула. Это, наверное, от нервов, он более чем уверен. Северус протянул руки к огню, чувствуя, как щекочет теплый воздух ладонь. Он на секунду сжимает пальцы и вздрагивает — такое чувство, будто его коснулись ледяные пальцы Лорда, а не его собственные. И пусть это глупая ассоциация, но беспокойство не оставляет его, и душевное равновесие, с трудом выцарапанное из крепких объятий паники, рассыпается рваными картами. Северус не может заставить себя не думать.

Он никогда не формулировал свои убеждения, никогда не пытался привлечь кого-то на свою сторону, и всей этой софистикой не занимался, да и был от всего такого бесконечно далек. Одно дело — читать лекции по любимому предмету, но другое — спорными и неясными истинами завлекать на свою сторону кого-либо. Нет, у Северуса был свой кодекс, свои убеждения, мысли — но они были вписаны у него на подкорке сознания, интуитивно, как дыхание. Он не пытался облечь их в слова, даже не хотел пробовать — это никогда не требовалось, и смысла в подобном он не видел. Да и никогда не вступал он в разговоры о себе и своих принципах с кем-то, кроме Альбуса, а то время директору не до того было совершенно. После падения Лорда было как-то не до убеждений двойных агентов, едва-едва вытащенных из Азкабана, а потом Снейп не шел на сближение уже сам. Да, безусловно, ему нравилось слушать Дамблдора, его мысли, рассуждения — но как же бесила привычка директора всех пытаться причесать под одну гребенку и одурманить своими рассуждениями о добре и зле. Хотя, на его собственные мысли он почти никогда не обращал внимания. А вот Лорд выбрал иную тактику, совсем иную.

И, приходилось признать, что подобная встряска давала свои результаты. Северус знал, конечно, что Темный лорд был мастером словесной игры, умел колоть и бить так, что этого никто не понимал, но Снейп всегда — еще с молодости — велся на такие разговоры, на правду, пусть и подаваемую через призму чужой точки зрения, да и Лорд очень убедительно, очень аккуратно подавал анализ своих мыслей, доводов и вообще событий. Зельевар поморщился. Создавалось впечатление, что им попросту играли, причем без особых затруднений. Лорд вертел им, будто легковерным подростком. Кажется, прошлое вернулось, ударяя по самым слабым местам.

Северус взял книгу, провел пальцами по корешку, встал с кресла, вздохнул. Он столкнулся с абсолютно непреодолимой силой чужого сознания, и эта угроза была до жути реальной. Наверное, Северус так не боялся палочки Лорда, нацеленной ему в сердце, как боялся ума этого человека, нацеленного на его собственный. Если от магической силы он мог придумать какой-нибудь способ защититься, то от чужого гибкого ума он ничего, кроме своего противопоставить не мог. В конце концов, однажды промывание мозгов уже сработало на нем, и совершенно не было уверенности, что второй раз он сможет выпутаться из этой цепкой паутины. Лорд тянул его на свою сторону с дьявольской настойчивостью. Хотя, на вербовку это походило мало, скорее уж, Темный лорд искал причины его поступка, а параллельно с этим заставлял его усомниться в выбранной стороне. И зельевар до сих пор не мог понять, почему он до сих пор жив — предателей в стане Пожирателей было мало еще и потому, что для каждого из них была такая жестокая расплата, что само богатое воображение махало обладателю ручкой и сваливало в затяжной отпуск. С другой стороны, Северус помнил прекрасно, что Регулуса Блэка особенно и не искали, когда стало известно о том, что он оставил сторону Темного лорда. Нет, возможно, это было сделано из-за отношения Лорда к его семье, но Снейп не знал подробностей. Понятное дело, Блэка убили, но шпион прекрасно знал Лорда и способности его к поиску чего бы то ни было, да и рвение его самых ретивых соратников могло вполне оправдать недостаток опыта — так что создавалось впечатление, что Регулуса даже не особенно искали. По той же причине, Северус весьма прохладно относился к идее Дамблдора про одержимость Лорда одним таким незначительным Поттером — если бы этот маг действительно хотел найти и убить свою жертву, то он бы сделал это совершенно без проблем. Но вот эти разговоры — абсолютно нормальные, вроде бы даже нейтральные — вызывали недоумение и шок. Лорд умеет признавать свои ошибки? Не смешите. Хотя, Снейп не мог не признать, что на собраниях Внутреннего круга цвела махровым цветом демократия: Пожиратели спорили с Лордом, высказывали свои идеи, пробовали переубеждать. Несмотря на то, что слово Господина было решающим, свое мнение мог отстоять каждый. Насчет этого Лорд сразу сказал одну очень занятную мысль — сознание даже очень умного человека — и даже не-человека — имеет тенденцию замыкаться само на себе, а это ведет к множеству ошибок. Северус, кстати, получив возможность сравнивать собрания Ордена и Пожирателей, пришел к неутешительному выводу, что с годами и там, и там становится только хуже, но ставка Лорда все равно выигрывает. Снейп поморщился вновь, поставил книгу обратно на полку, пробежался ладонью по плотному ряду книг. Это было приятно, обложки оказались в основном мягкими, кожаными — видно было, что Лорд за своей личной библиотекой следит. Наверное, шпион мог понять эту его слабость, ведь у него самого была такая же. Северус потихоньку собирал собственную библиотеку, причем занялся он этим еще в школе, тратя все заработанные деньги на книги. Конечно, его скромное собрание проигрывало богатейшей коллекции Лорда, но, безусловно, душу грело. Но смысл был тот же, ясно дело. В конце концов, Северус достаточно разбирался в людях, чтобы понять, что Лорд был настолько замкнут и плохо сходился с людьми, что единственными его собеседниками становились книги и некоторые Пожиратели, общение с которыми, впрочем, сводилось к простому монологу. Снейп мог с уверенностью утверждать, что Лорд тосковал по нормальному разговору, наверное, поэтому Дамблдор и прожил так долго и умер не от руки своей главной педагогической ошибки.

Северус передернулся. Самое страшное — увидеть разум умирающего человека. Ему хватило этого кошмара сполна. Плюс к этому, он действительно не мог оттолкнуть все воспоминания об этой ночи; они причиняли почти физическую боль. Нет, конечно, они обговорили это с Альбусом, каждую деталь выверяли, разобрались, разложили все по полочкам, но сделать это — убить своего учителя — оказалось намного сложнее, чем он предполагал. Больше всего на свете он боялся тогда, что Авада сорвется. Хотя, потом он увидел отражение себя самого, самого ненавистного человека, в голубых глазах и смог это сделать. Но было… мерзко. Если бы не Драко, которого он должен был вытащить ради Цисси, он бы с радостью подставился под атаку этого самоуверенного Поттера. Если бы он был уверен, что без него орден сможет победить, если бы Поттер мог убить Темного лорда сам, добраться до него без чьей-либо помощи — Северус с радостью бы умер тогда. Но вот, сложилось, как сложилось. Зельевар вернулся обратно в кресло, сгорбился, опуская голову на скрещенные руки. Он запутался во всех этих играх. Лорд гнул какую-то свою линию, посмертная игра Альбуса по прежнему только набирала обороты, а он сам как-то потерялся среди всех этих граней. Жив был бы Дамблдор — тогда все вопросы разрешились бы, но теперь никто не мог успокоить его ум и усыпить совесть. И сейчас он просто подозревал, что им напрямую манипулируют, а он ничего поделать с этим не может. Лорд же мог без проблем такое провернуть, это было ясно и слепому. И все равно, ненависть к этому человеку — и без того отличавшаяся избирательностью — как-то угасла. Хотя, она была и раньше острой, взвешенной и холодной, сейчас совсем остыла, и он даже мог перестать цепляться за это. Нет, он не забывал о том, что от руки Лорда погибла Лили, но и ярость от этого резала несколько меньше, чем обычно. И отношение к Дамблдору тоже изменилось — из сплава благодарности, ненависти, привязанности, раздражения и еще трех десятков разных чувств получилась только тянущая боль. Это было мучительно, неприятно и попросту не давало покоя. Вот сейчас возвращался такой же откат, как и после смерти Поттеров. И пусть он держался в Азкабане, на бесконечных слушаньях, но после его свалила дикая апатия почти на месяц. А в начале лета, после убийства Дамблдора, пришлось две недели держаться, а потом накрыло. Но — ненадолго. И вот, кажется, вернулось. Спасибо Лорду, медаль ему дать за моральный садизм, побольше да потяжелее. Впрочем, он всегда отличался умением со всей силы ударить по больному место всего парой слов. Но выкинуть из головы откровенно человеческие черты Лорда не получалось. Внешность, конечно, у него была совершенно не располагающая к пониманию и характер слишком выматывающий, но то, что увидел Северус за это время, то человеческое, на что он почти никогда не обращал внимания и что сам Лорд не показывал в официальной обстановке, обескураживало.

Нагини хлестнула хвостом по ноге зельевара, тот вздрогнул. Вот, отношения со змеей его в тот же протокол. Ну, кто в здравом уме мог предположить, что шпион сможет найти общий язык с огромным хищным представителем класса пресмыкающихся? Правильно, он сам не мог, значит, вряд ли вообще кто-то мог. И, тем не менее, он уже не шарахается от любимицы Лорда как от самого страшного ночного кошмара. Впрочем, коснуться змеи он все равно бы не рискнул — собственные руки были дороги как никогда. Северус осмотрелся едва ли не в сотый раз.

Его внимание привлек рабочий стол Лорда: поднос с остывшей едой, стопка чистых пергаментов, две чернильницы, перо. А еще занятные шкафчики, правда, вроде закрытые. Впрочем, вряд ли там найдется запасная палочка, хотя в свое время Лорд в приказном порядке заставил всех обзавестись еще минимум одной палочкой, да и для себя он приберег несколько. Но шпион более чем уверен, что маг такой глупой промашки не допустит никогда. Вообще, был вариант попробовать вырваться с помощью беспалочковой магии — хотя, Северус в ней был не слишком уж талантлив. Но взломать барьеры авторства Темного лорда без палочки было почти нереально, да и с палочкой было бы очень проблематично. Ну, что касается, этого вида магии вообще, то Пожирателей этому учили в так называемом курсе молодого бойца. В том числе, каждого попадающего под знамена Темного лорда учили основам окклюменции, невербальной магии и беспалочковой в обязательном порядке. А в Министерстве еще удивляются — чего это с Пожирателями даже аврорат не справляется. Ну, так конечно, если одна десятая всех авроров заклинания орут так, что их только глухой да контуженный не услышит, а почти половина элементарные Манящие чары без палочки применить не в состоянии. Хотя, в Орден попадают только выдающиеся маги, безусловно. Но вот молодежь там не учат, вот что самое забавное. И в Первую войну, и во Вторую сражались министерские войска и Орден отдельно, причем, пытаясь укусить друг друга побольнее. Да и Орден Феникса был по формулировке Министерства добровольным военным объединением магов, что, самое смешное, соответствовало определению Пожирателей. Впрочем, сторона Света всегда отличалась диким идеализмом и отрицанием того, что безжалостная подготовка может сыграть исключительную роль в победе.

Северус подошел к столу, провел рукой по резному дереву, потянул на себя пару кованых ручек. Стол, понятное дело, остался глух к его усилиям. В принципе, это было вполне ожидаемо, так как шпион понимал, что там, скорее всего, окажется россыпь разных темных артефактов, палочка, быть может, какие-то записи. Снейп как-то получил возможность посмотреть на содержимое стола Темного лорда и получил несказанное удовольствие от огромного количества артефактов, совершенно не сочетаемых, но уложенных в один шкаф. И, кстати, ничего не случалось. А еще у Лорда было множество рукописных записей, которые явно содержали результаты его личных разработок.

Северус подошел к окну, провел кончиками пальцев по стеклу. Он вспомнил, что днем Лорд стоял также, едва касаясь стекла ладонью. Сейчас, в темноте он видел слабое отражение своего лица, будто бы в черном зеркале. А еще кроме тумана за окном ничего не было — наверное, Лорд подстраховался и наложил какие-то чары если не на само здание, то на окно уж точно. Северус прижался лбом к ледяному стеклу. На нем остался размытый след его дыхания. В комнате было очень темно, мерцали почти догоревшие поленья в камине, тлели раскаленные угли, горели неверные огоньки двух свечей, стоявших в резном черном подсвечнике на низком столике у кресла. Нагини лежала у камина, кажется, спала. Северус никогда раньше не видел спящих змей. Зельевар вновь вернулся к стеклу, приласкал его рукой. Оно было холодным.

Вдруг скрипнул замок, так же, как и в прошлый раз, дверь открылась и тотчас резко и громко хлопнула о косяк. Северус вздрогнул. Он медленно обернулся, встречаясь полыхающим темной яростью взглядом, инстинктивно отступил, вжимаясь в ледяное окно спиной. Волна магии едва не припечатала его к этому злосчастному стеклу. Лорд был в ярости. Вот только сейчас Северусу по-настоящему стало страшно.

Свечи в комнате погасли, раздалось глухое шипение Нагини, губы Лорда едва заметно шевельнулись, искажаясь ответным шипением, змея размытой тенью метнулась в сторону. Лорд поднял палочку. Шпион почувствовал, как сердце в его груди отбивает крещендо, колотится уже где-то под горлом, дыхание сбивается и легкие сжимает ледяная рука. Его пальцы беспомощно шарили по стене, не находя опоры. Северусу было иррационально, совершено сводяще с ума, страшно. Из палочки Лорда вырвался темно-зеленый луч — не Авада, а что-то неизвестное — и тут же стало очень больно.

Крик закладывал уши. Северус упал, корчась, словно из его тела вытягивали жилы и ему выламывали кости. Лорд опустил палочку, но крики ничуть не стихли — это не Круциатус. Маг убрал палочку в рукав, чисто механически потянулся к застежке плаща, прикрыл глаза, быстро вздохнув, расстегивая серебристую пластинку и чувствуя, как скользит по плечам тяжелая ткань. Нагини свилась в кольцо около его ног, тихо расспрашивая про то, что случилось. Он не хотел сейчас с ней говорить — требовалось нечто иное, чтобы успокоить свои нервы. Лорд опустился в кресло, опуская руку так, чтобы Нагини могла обвиться вокруг нее. Змея молчала, распознав его настроение, устроилась на плечах, уткнулась головой в шею, чувствуя, как бьется венка у него шее. Крик стихал, становясь все больше похожим на хрип — Северус, кажется, уже сорвал себе горло. Лорд рассеянно махнул палочкой, снимая чары. Это было его авторское заклятье, тяжелая модификация одного средневекового пыточного проклятья, почти не требующее концентрации накладывающего. Лорд прикрыл глаза, прислушиваясь к чужому загнанному дыханию. Судя по всему, у Северуса остались травмы еще с прошлого раза, травмы внутренние, которые сейчас напомнили о себе. Впрочем, ладно.

Шпион зашелся кашлем. Лорд флегматично отметил, что у зельевара оказалась индивидуальная непереносимость этих чар или же производной от них. Нагини осторожно повторила свой вопрос. Лорд погладил ее пальцем под челюстью — змея очень это любила. Она протянула свое одобрение на одной ноте, но потом, тотчас меняя тон, спросила еще раз. Да уж, Нагини умела быть крайне настойчивой, если этого хотела. Хозяин ее отмахнулся, повернул голову в другую сторону. Виски чуть ныли, но это, скорее всего, было вызвано откатом от использованной магии — а он конкретно вымотался за эти несколько часов. Впрочем, после рейдов он, порой, был в еще более мерзком состоянии, но сегодня примешалась еще и дикая, почти бесконтрольная ярость. Хорошо еще, что штаб Пожирателей в три часа ночи достаточно безлюден, иначе штат целителей был бы завален работой по горло. С другой стороны, лучше уж сорваться на молодняке, чем на Внутреннем круге, собрание которого назначено было на пятнадцать минут четвертого. Хотя, при текущем положении вещей, пришлось этот скромный междусобойчик отменить. Так что досталось Северусу. Лорд поморщился. Нет, он не сожалел, но потеря самоконтроля до такой степени всегда была ему неприятна. Обидно было чувствовать себя зависимым от химических процессов в организме — да, Лорд дружил с биологией, так как магия обоснования для работы с эмоциями не давала, а, как говорил один очень интересный албанский маг, «врага нужно бить его же оружием». Впрочем, особой смысловой нагрузки это не несло в данный момент. А вот свою магию, которая всячески рвалась через край, пришлось сдерживать. Хотя, стало полегче — сорвался, спустил ярость и вроде бы уже и убивать не так тянет. Но, это, конечно, глупо, понятное дело. Нагини потерлась головой о его щеку, успокаивающе зашипела ему на ухо что-то очень напоминающие сказку, которые змеи рассказывали своим змеятам, а эта конкретная змея таким образом его в детстве спать укладывала. Хотя, вот в змеиных сказках совершенно не было торжества добра и света, да и они куда больше напоминали ужасы. Этими воспоминаниями он пользовался, вызывая Патронуса — хотя, кто-кто, а дементоры его уже лет тридцать за своего принимали. Удивительно, что никакая гадость не выползла, правда, такое бывало от более темных воспоминаний. Лорд встал, попросив Нагини отпустить его. Змея неохотно осталась в кресле, но она была уже более-менее спокойна насчет его душевного здоровья. Он погладил свою спутницу жизни по гладкой коже, несильно щелкнул ее по плоскому носу, отошел. В конце концов, если Северус умрет сейчас — это будет неприятно. Лорд опустился около зельевара на пол. Тот был в сознании, но взгляд его был затуманен, он кашлял кровью. Темный лорд стер струйку крови, запекшейся на губах своего потерянного шпиона. В принципе, это было не очень страшно, но стоило бы протестировать это заклинание на ком-нибудь еще, чтобы разобраться в мелочах индивидуального характера. Северус чуть приподнял голову, но тут же со стоном упал снова на пол. Лорд отодвинул стул, о который зельевар едва не рассадил себе лицо. Снейп, криво усмехнувшись, поднялся на дрожащих руках, с трудом сел, вновь вытер кровь тыльной стороной ладони, прикрыл глаза, а через пару секунд посмотрел прямо в лицо своего бывшего хозяина.

— Милорд, что-то случилось, да? — голос его был хриплым и слабым, будто Северус разодрал себе горло. Лорд расхохотался. Несмотря на то, что его смех всегда звучал отстраненно и безжизненно, да и вообще был форменным издевательством над органами слуха, сейчас в нем было настоящее веселье. Зельевар покачал головой, растягивая губы в едва различимой улыбке.

— Северус, ты просто неподражаем! — Волдеморт стал серьезней, растер чужую кровь пальцами, вздохнул. Шпион поморщился, пытаясь устроиться поудобнее, не удержался и ударился о крышку стола, зажмурился от резкой боли. — Осторожней. С тебя на сегодня хватит, на мой взгляд.

— А что это за заклинание? — Снейп, кажется, и впрямь заинтересовался. Ну, насколько это было возможно в его-то положении.

— Да, ничего такого. Характеристическая переоценка одного проклятья, удачная модификация.

— И впрямь, — шпион зашелся кашлем. Лорд вытер пальцы о свою мантию, осторожно перехватил зельевара поперек груди, не позволяя ему задыхаться. Тот затих, обмякая, продолжил начатую фразу. — На редкость удачная модификация, милорд.

— О да, Северус, я рад, что ты это оценил. Я, пожалуй, погорячился, верно? — Лорд отпустил его, достал палочку, прикоснулся ее кончиком к груди покалеченного зельевара, сосредоточился, припоминая формулу. Снейп закрыл глаза, чувствуя, как тепло чужой магии разливается по венам. Это было ничуть не мягко, не осторожно, хотя очень аккуратно. Магия была сильной, тяжелой, быстрой, горячей. Шпион прикусил губу. Быстро выдохнул, открыл глаза.

— Совсем нет, милорд. Так что у Вас случилось?

Лорд усмехнулся, не прерывая плетения магии, чуть сильнее надавил на палочку. Северус опустил голову, стал дышать ровно и глубоко, расслабился.

— Что-то серьезно, да? Милорд, я имею право знать — в конце концов, Вы увидели, как действует это новое заклятье, — в сорванном голосе прорезалась уже знакомая издевка, знакомый уровень яда.

— Не могу сказать, что это так уж важно, Северус. — взгляд Лорда стал острее. Не то чтобы, это была его собственная промашка, но имелись все основания злиться на себя и только на себя. Сегодня Пожиратели опять упустили некого Поттера — ну, к этому-то он уже привык — но вот его собственное рандеву с морским берегом и маленькой пещеркой в скалах закончилось куда более плачевно. Повезло еще, что он не всех инферналов спалил, они могут послужить еще. Если их, конечно, выловить удастся. Мало того, что его защита отказалась распознавать накладывающего — и не известно почему, кстати сказать — так еще и некую важную вещицу ушлый старикан утащил. Впрочем, защиту было возможно восстановить, но смысла, правда, он в этом как-то не видел. Хотя, конечно, теперь пещера эта стала самым безопасным местом для хранения хорруксов — вряд ли Поттер туда еще хоть раз вернулся бы. Впрочем, сейчас стоило пересмотреть вообще взгляды на хранение и защиту частичек своей души. Самое смешное, что, с учетом всех фактов, придется играть на опережение с каким-то мальчишкой, который и представления не имеет о высшей магии. Проблемой было, конечно, попасть в Хогвартс, но с этим без проблем мог бы справиться какой-нибудь тайный агент, отправленный на место учителя Защиты от Темных искусств. Хотя, это все мелочи, как ни крути. Он тогда сорвался, увидев, что медальон Слизерина пропал, сильно сорвался. Два часа его магия бушевала, а откат только сейчас накрыл, и нервы отказали. Закончится это, скорее всего, трупами, что не есть хорошо, мягко говоря. Лорд хмыкнул, взвешивая ситуацию.

— Больно тебе, Северус? — голос мага был тихим. Он коснулся щеки шпиона, провел по ней кончиками пальцев, потом положил ладонь на чужой горячий лоб, сквозь зубы, прошипел на змеином малоцензурное сточки зрения образованного эллина ругательство. У зельевара, кажется, открылась непереносимость проклятий этого типа и производных от них, да и на вмешательство чужой магии он реагировал не лучшим образом. Лорд убрал палочку. Приходилось смириться с тем крайне неприятным фактом, что Снейпа он если не убил, то довел до профнепригодного состояния. Темный лорд отодвинулся, убрал палочку, склонил голову набок, внимательно наблюдая за каждым движением Северуса. Тот, морщась, сглотнул, сел ровнее, проводил взглядом тонкую руку Лорда, точнее, не ее, а его палочку. Хозяин ее хмыкнул, покачал пальцем.

— Есть немного, милорд. И все-таки… скажете, что случилось? — зельевар, кажется, решил побить Нагини по уровню настойчивости. Впрочем, если со змеей ничего не случится, то шпион всячески рисковал своей драгоценной шкуркой. Лорд прищурился, не отводя своего колючего взгляда, от кривящихся в усмешке губ Северуса. Такого нельзя сломать — но иногда очень хочется. Особенно за равнодушие в черных глазах, за стену безразличия, за которой скрывался интерес и, естественно, страх. Но, несмотря на это, он все равно бросал вызов своему бывшему господину, хотя, наверное, прекрасно понимал, что в таком состоянии Темный лорд вполне может убить и даже не заметить. Лорд отвел взгляд.

— Это потому что ты волнуешься за этот свой Орден, да? За Поттера? — он говорил быстро и отрывисто, не поднимая глаз. Ярость ударила его ледяной волной, уколола мелкими иглами. Сложно было оставаться спокойным, зная, что один из немногих людей, которые были ему достаточно важны, чтобы их ценить, отдают свою жизнь за тех, кто этого даже не заметит. Лорд прекрасно знал, что он был сам несправедлив и жесток со своими сторонниками, но такое он не пошел бы никогда — Темному лорду была свойственна благодарность. Наверное, он цеплялся за такое благородство только потому, что сам по отношению к себе такого не чувствовал. Губы Северуса дрогнули, он вновь стер кровь, текущую по подбородку. Шпион посмотрел на свою руку.

— Да. И так тоже. Это меня касается, милорд.

Лорд резко повернул голову, обжигая его взглядом, потом, вздохнув, отвел глаза, расправил мантию, поднялся на ноги. Снейп посмотрел на него снизу вверх, запрокидывая голову, вновь усмехнулся.

— Касается. Тебе проще будет умереть, если ты будешь знать, что все хорошо с теми, за кого ты ответственность несешь. Ты об этом?

— Да, — быстро ответил зельевар, пытаясь поймать взгляд Лорда. Тот отвернулся, отошел к окну, вглядываясь в темноту.

— Вот именно. Эта ответственность, этот груз — то, что привело тебя сюда, что загнало тебя в ловушку, в мою ловушку. Зачем, Северус? Почему? Ведь это ничего тебе не дает, и лучше никому не станет.

Зельевар отворачивается, прижимается лбом к дереву стола, закусывает губу. Он не ощущает чужого присутствия в своей голове, но не факт, что его там нет. А мысли сейчас с легкостью подведут его под Аваду. Лорд ведет себя так, как будто ему есть до этого дело, кажется, словно его это задевает. Маг просматривает его мысли и сжимает пальцы. Ладонь ощущает, как на ней остаются липкие следы крови. Шпион молчит. Нагини сползает с кресла. Слышен шорох ее чешуи, она касается головой ладони Северуса, негромко шипит. Снейп собирается резко отдернуться, но внезапно ледяные пальцы перехватывают его руку. Зельевар инстинктивно отстраняется, пытаясь вырваться, из цепкой хватки Лорда, но тот не отпускает, разворачивает его ладонь, опускает ее на голову Нагини, заставляет провести по коже змеи. Северус вздрагивает. Он чувствует ледяное прикосновение чужих пальцев, чувствует едва теплую, неожиданно мягкую и шелковистую кожу змеи. Лорд прищуривается, отпускает зельевара, уходит. Нагини шипит, отползает к камину, сворачивается кольцами перед потухшим огнем. Дверь глухо ударяется о косяк. Северус несколько секунд смотрит вслед, потом опускает голову и начинает тихо, грустно и совершенно безумно смеяться.

Ты (не) знаешь

Сон — это маленькая смерть. Интересно, чьи же это слова? Француз, кажется, какой-то сказал, а, может, и англичанин. Впрочем, ему очень сложно вспомнить это сейчас, лежа на чем-то холодном и в крайне неудобной позе, чувствуя, как сводит шею и сильно ломит виски. Странно, он всегда думал, что, если закрыть глаза, становится проще перенести телесное неудобство. Что ж, это один из многих случаев, когда его собственные, годами проверенные методы отказывают. И это за последние трое — или четверо? — суток. Приходится признать, что он сбился со счета времени. Это все — один сплошной сон, прерываемый краткими часами бодрствования, которых он просто не помнит. Легче думать, что он подцепил какую-нибудь ментальную лихорадку, которая мучает его из ночи в ночь, заставляя жить в личных покоях Лорда и быть для него лишь забавной игрушкой, которую можно вдоволь помучить перед тем, как убить. Воспринимать такой мир как кошмар гораздо проще, совсем легко. Но что-то, возможно, потрескивающие в камине дрова и легкий, почти неразличимый запах корицы, не дает ему обманывать себя. И эта боль, тупая, ноющая боль, последствия странного заклятья, саднящее горло и вяжущий привкус крови на языке — и попросту все вокруг него — вытягивает из сладкого забвения, которое он больше всего хотел бы сделать истинным.

Северус делает глубокий вдох, собирается с силами — и открывает глаза. Больше всего он боится увидеть давящий сумрак ночи, едва тлеющие угли в камине и свернувшуюся на ковре змею. Этого не происходит, и полубезумное, нервное состояние отступает — хотя, и не оставляет его полностью. В комнате, несмотря на задернутые тяжелые шторы на окне, светло. Но, все же, это какое-то болезненное свечение, которое бывает только глубокой зимой, когда небо настолько серое и тяжелое, что не пропускает солнечные лучи, как бы им того не хотелось. Или же дождливой бесцветной осенью, английской осенью. Зельевар вздрагивает, пытаясь понять, сколько же прошло времени — на миг кажется, что он здесь уже много месяцев, просто он этого и не заметил. Северус вцепляется в собственную руку, сжимая до боли. Иным способом остановить подкатывающую панику у него не выходит. Это действительно весомый повод для страха, хотя и не хочется признаваться в этом даже себе.

Кроме оборотней, Северус Снейп очень боится сойти с ума, просто до паники. Еще бы, его мозги — единственное, что дало ему возможность стать собой. Да и вообще, это, наверное, то абсолютное, что он ценит в ком угодно, будь то маггл или самый темный волшебник. Ну, или самый светлый, там уж как получится.

Шпион краем рта усмехается. Вот уж приелось — постоянная оговорка с этой проклятой двойственностью. Хорошо, что у него всегда хорошо получалось переключатся, а то еще не хватало Дамблдора как-нибудь «моим лордом» назвать, а Волдеморта — «директором». Хотя, сейчас-то уже все, закончился бесплатный сыр в мышеловке. И до сих пор как-то непривычно. Он знал, конечно, что все хорошее когда-нибудь заканчивается, но чтобы так вот просто, да еще и так быстро — неожиданно, он был совсем не готов. Наверное, этим и объясняется весь этот его нервный срыв. А еще и Лорд провоцирует, забавляется. Других объяснений Северус просто не видел, да и вряд ли они были. Хотя, он не мог поверить в то, что Лорд — даже Лорд — мог так искусно сыграть эмоции. Пусть, у его бывшего хозяина была колоссальная тяга к театральщине и самовыражению, вряд ли он мог быть настолько лицемерным — на это даже Альбус был не способен, а Снейп никогда не видел кого-то более сильного в лицедействе на публику. Да, скрыть чувства за маской в стиле аристократов круга Малфоев — это всегда пожалуйста; темная магия вообще на контроле эмоций основывается, так что это не удивительно. Следовательно, увиденное им ранее не могло, никак не могло быть реальностью — но Северус не мог представить себе, что фальшь оказалась столь неразличимой для него. Значит, правда. Но этого не может быть. И так по замкнутому кругу до полного доведения до абсурда. И эти отношения со змеей — змеей! — причем, ни сколько его собственные, сколько ее самой с хозяином. Снейп никогда не думал, что Нагини что-то большее в жизни Лорда, чем часть антуража и полезная домашняя зверушка, которая слушается исключительно его одного. То, что он видел в приватной обстановке, мало походило на отношение Лорда к любимице на собраниях Пожирателей и вообще на любом официальном мероприятии, но, все-таки, отголоски их связи были видны невооруженным взглядом любому. Просто, Северус даже представить себе не мог, насколько это у них все…по-настоящему. Быть может, отношения Дамблдора и Фоукса были чем-то наподобие, но зельевар никогда не видел, чтобы директор без надобности даже смотрел на своего феникса. Нагини же всегда самостоятельно ластилась к Лорду, шипела ему что-то, будто стараясь как можно больше контактировать с ним. И хозяин ее тоже уделял своей питомице много внимания. Если бы Северус не знал, о ком ведется речь, то добавил бы, что тот заботился о Нагини, даже — а вот это уж точно в голове плохо укладывается — был с ней в какой-то степени ласков и — от таких мыслей хочется провериться у врача — даже проявлял что-то вроде нежности. В любом случае, Снейп мысленно сочувствовал всякому, кто решил бы посягнуть на жизнь Нагини. Он прекрасно знал, насколько у Лорда хорошо работала фантазия касательно различных пыточных заклятий, да и способов умерщвления он знал довольно-таки много. Можно было, наверное, даже трехтомник выпускать: «Жестокие казни», «Очень жестокие казни» и «Казни для тех, кому было мало первых двух книг». Снейп хмыкнул. Мда, кажется, чувство юмора утекло в такую черную плоскость, что вытаскивать его оттуда придется с большими потерями для нервной системы. Впрочем, не стоит, пока что. Так пропадает страх — а это, знаете ли, очень важно. Особенно, с учетом, что подобное ожидание Авады может кому угодно сломать терпение. Да и не только.

Северус с трудом сел. А вот это уже кое-что новенькое. Очнулся он не в кровати — хотя, к этому он как-то привык уже и почти смирился с мыслью, что рано или поздно проснется в обнимку с Нагини или же вообще не проснется, будучи придушенным ею во сне. Вчера — сегодня, скорее всего, все же, ночь была — он просидел здесь, на полу, долго, в камине погасли все угли, и стало неожиданно холодно. Он буравил взглядом темноту, даже не замечая, что она приносит ему лишь еще больше вопросов, и нервы его, истерзанные такой моральной пыткой, вопят от боли. Время тянулось как густой мед; во тьме скрывалось что-то, чему нет названия ни на одном человеческом языке. Разве что, змеи могли это обозначить и совсем не боялись.

Но, ничего, главное, что теперь все закончилось. Пусть и с приходом темноты все сомнения, страхи и метания вполне имели возможность вернуться — сейчас он полностью владел собой. Ну, если не полностью — то на половину уж точно. А это уже что-то.

Северус ненавидел проявления слабости — в отличие от Лорда, не чужой, а своей собственной. Хотя, тот не прощал этого и себе, и другим. Снейп же к другим относился снисходительней. Но слабости характера, особенно те, которыми еще и гордились, выдавая за сильные качества, он просто яростно презирал. Тот же Джеймс Поттер, яркий пример. И сынок его из той же оперы. Северус поморщился уже не от боли. По большому счету, его эта ненависть к Золотому мальчику была несколько утрированной — скорее, раздражение, недовольство, искренняя неприязнь и, конечно же, педагогическая брезгливость. Но играть под дудку Альбуса и строить из себя почитателя Великого Гарри Поттера не хотелось до зубного скрежета. Так что, в черно-белом мире, созданном для одного Избранного, Северус предпочел надеть черные цвета и остаться на сцене как отрицательный персонаж. И он мог пойти на то, за что прочие, беленькие и пушистенькие, никогда бы не взялись, боясь, что про них не так подумают. В любом случае, кому-то же нужно было делать грязную работу за непогрешимый Свет — почему бы не заняться этим самостоятельно, избавляя Избранного и его окружение от мучительной необходимости терзаться муками совести. Самое смешное во всем этом — Пожиратели смерти и то честнее. Черт, даже та же абсолютно психически нестабильная Беллатриса, та, которая до сумасшествия запытала Лонгботтомов, убивала магглов в промышленных масштабах, в середине лета такой разнос новичкам устроила, которые на маггловский приют напали, что их потом пришлось еще три дня откачивать, а потом еще и Лорд добавил от себя лично. Правда, Беллу он тоже наказал вместе с ними — и с тем же объяснением, кстати, «за несогласованную инициативность и бессмысленное проявление агрессии». Но факт, как говорится, на лицо. И вряд ли из-за этого миссис Лейстрендж стала более светлой, хотя, конечно, исполнила она акт защиты чужих жизней в своей индивидуальной манере. Ну, с другой стороны, это все равно вылилось в кровопролитие — хоть и междоусобное. Но, стоит отметить, Северус не припоминал, чтобы нечто с участием Белластрисы обходилось без пролитой крови. В конце концов, этот ураган в юбке с легкостью был способен расшвырять средний отряд Авроров в одиночку, а это требует помимо магической силы и концентрации и лихой доли безрассудства. Да и безумие было у Блэков в крови.

Шпион огляделся, с трудом фокусируя взгляд на чем-то конкретном. Голове явно не пошло на пользу длительное знакомство с полом, даже из хороших побуждений. А спать на ковре в спальне Лорда — это уже что-то из ряда вон. Но факт оставался фактом — он заснул прямо там, где и сидел вчера после разговора — если эту промывку мозгов можно было назвать разговором. Это, в принципе, объясняло и ломоту в теле, и гудящую голову. Единственное, что мучило его полночи, которые он, судя по всему, провел без движения — почему он еще жив. Не то чтобы он торопился на тот свет, но и пребывать в неведении по поводу своей дальнейшей судьбы не очень-то хотелось.

Но в какой же ярости был Лорд — уму непостижимо! Точнее, ярость-то еще постижима, заклятье пыточное тоже, хотя, это было не очень-то приятно — но почему, во имя Мерлина, он еще дышит?! Это либо изощренное такое наказание, либо его тушка все еще представляет некоторую ценность. Северус на самом деле очень устал думать, да и мысли, кажется, уже себя изжили, а выхода все равно никак не было — только тупики и закрытые двери, и множество возникающих каждое мгновение вопросов. Это словно стало его персональным наваждением — узнать, когда игра закончится и будет ли он убит в итоге. Ему действительно не хотелось собственной смерти, но иного разрешения ситуации он не видел. И не могло быть иного — либо смерть, либо смерть. Но убить Лорда он просто не сможет, а умереть самому так и не выходит. Это почти физически давит, но смысла скрывать от себя такую развязку он не видит. Понятное дело, и по плану Альбуса он тоже должен был бы умереть — хотя, наверное, это было бы гораздо продуктивнее.

Северус вдруг понял, что резало ему взгляд, что очень сильно резало ему взгляд. Это понимание заставило подняться на ноги, стискивая зубы от боли, ухватиться за стол, встать прямо — и продолжать не верить. В кресле у камина спал Лорд.

Зельевар чувствовал, что по спине бегут мурашки, отчего-то покалывает кончики пальцев, и подрагивают губы. Ирреальность, невозможность происходящего цепляла, выворачивала наизнанку, заставляя болезненно долго вглядываться в тонкий профиль спящего. Темный лорд, сильнейший маг, чудовище, монстр — и вот так, просто, спит в кресле, чуть опустив голову на грудь. Северус забывает, что нужно дышать самому, жадно следя за тем, как глубоко и почти незаметно дышит Лорд во сне, как мелко подрагивают длинные бледные пальцы, лежащие на подлокотнике кресла — а шпион знает, какие они холодные на самом деле. Северус, вздрогнув, делает шаг вперед. Он не теряет головы — Лорд беззащитен, и у него есть палочка. Шанс есть, чудовищный, откровенно сумасшедший шанс, что получится вырваться. Вероятность успеха куда меньше единицы, но пока она не нуль, он должен попытаться. Хоть и в этом случае попытка грозит самой настоящей пыткой. Или даже смертью.

Зельевар не замечает даже, что Нагини, свернувшаяся на кровати, поднимает голову и внимательно на него смотрит. Молча. Он почти не дышит, чувствуя, как пробирает дрожь до костей, как мучительно ощущается реальность, как хочется — действительно хочется — подойти ближе, но это не только от перспективы спасения, совсем нет. Есть что-то завораживающее в том, что он испытывает — и Северусу нужно еще немного времени, чтобы понять. Ощущение неправильности происходящего накрывает с головой — так ведь не должно быть, Лорд ведь не может рядом с тем, кто его предал, так просто уснуть, расслабиться. Северуса продирает жар — он вспоминает, что не так, он понимает. Лорд сейчас доверился ему. По-настоящему. Сейчас и только сейчас можно ранить, убить, свести с ума — можно все.

Снейп останавливается в шаге от кресла, не в силах приблизиться. Он никогда не был на расстоянии протянутой руки от Лорда — никогда по собственной воле — ни разу не касался его сам. Даже в качестве зельевара, даже как целитель. И от этого немеют ладони, и страшно бьется сердце, так, что его стук, кажется, разбудит наваждение. Это страх, граничащий с истерикой, это особое состояние сознания, которое заставляет его стоять, почти не шевелясь, и считать удары сердца. Но вечно так продолжаться не может.

Северус делает шаг вперед. Кровь стучит в висках, когда он едва-едва касается поручня кресла, нагибаясь ниже. Его рука в нескольких сантиметрах от кисти Лорда, он боится коснуться — и вместе с тем отчаянно хочет узнать, такие ли холодные руки у спящего. Шпион припоминает, что Темный лорд носит палочку в рукаве. Он, вроде бы, правша, но Снейп пару раз видел, как он сражается и с левой руки. Зельевар усмехается — выбор стороны опять играет в его жизни ведущую роль. Да, жизни свойственно повторятся не раз, хотя, она вроде бы, не должна страдать склонностью к банальностям — особенно его собственная жизнь. Зельевар внимательно смотрит на правую руку Лорда, свободно свисающую с подлокотника кресла. Что ни говори, достать палочку, не разбудив, так гораздо проще. Шпион прикусывает губу. Проще-то, оно, конечно, проще, но вот ненамного. Снейп осторожно касается руки Лорда чуть ниже локтя, пытается найти на ощупь кончик чужой палочки, но через плотную ткань мантии, не сделав прикосновение более различимым, сложно понять что-либо. Северус вздрагивает, проведя ладонью поверх ткани вниз. Пальцы, обхватившие запястье той руки, которой он опирается на кресло холодные настолько, что лед показался бы теплым.

Его резко дергают вперед, и в шею, под сонную артерию, упирается что-то твердое — палочка. Дыхание прерывается, и шпион вынужден хватать ртом воздух. Он почти теряет равновесие и опирается на это злополучное кресло слишком близко к Лорду, опасно близко. Палочка мешает дышать, вдавливается в кожу, но Северус не обращает на это внимания, сталкиваясь с обжигающим как жидкий огонь взглядом Лорда. В его глазах — что-то нечитаемое, смешанное с яростью, режущее. Снейп вздрагивает, рвется из чужой хватки, но его руку резко заламывают, а в пылающем взгляде поднимается волна бешенства

— Северус, Северус,— это не слова, это низкое глухое шипение, — почему ты врываешься? — голос Лорда пугающе мягок, он опускает почти до шепота, но пальцы на руке шпиона сжимаются так, что он уже не уверен, останутся ли целыми его кости. Липкое безотчетное желание отстраниться заставляет вцепиться в обивку кресла и дернуться прочь. Лорд склоняет голову набок, взглядом удерживая на месте. Это не магия, это не похоже на магию — но не выполнить немой приказ невозможно. Зельевар опускает, отводит глаза. Его бьет крупная дрожь. За страх не стыдно, но почти мгновенно он вскидывает голову и принимает взгляд Лорда. Тот усмехается, прищуривается и сильнее давит палочкой на горло Северуса. На его лице читается какая-то тень эмоции, но она слишком мимолета, чтобы ее разобрать как следует.

— Ты хотел убить меня, ведь так? — это он уже почти шипит, но ответа не добивается: Снейп лишь запрокидывает голову, пытаясь вдохнуть, пробует отстраниться. Лорд растягивает губы в усмешке, щурится. Шпиона толкает тугая волна магии, режущая вскользь. Чужой разум бьет наотмашь, стилетом проникает в его мысли, распарывает их. Северус облизывает пересохшие губы; медленно, будто в полусне, шепчет ответ:

— Милорд… Отпустите.

Жуткий смех Лорда бьет по нервам. Нагини шипит где-то далеко, почти неслышно, а Темный лорд, криво усмехаясь, отвечает ей. Палочка пропадает, маг откидывается на спинку кресла, разжимает пальцы, чуть морщится. Северус шарахается от него, будто от удара током, неверяще впивается в алые глаза. Ноги не держат его. Шпион опускается на колени перед креслом, вздрагивает всем телом, отворачивается. Огонь бросает косые отсветы на его лицо. Лорд кладет ладонь на его голову, а зельевар подскакивает на месте. Он уже устал удивляться, но ощущение абсолютно безумно. Кажется, что здесь вообще все безумно, это едва ли не страшно. Но, все равно, Северус пытается сбросить чужую руку. Такой расклад вызывает почти смех: Снейп всегда очень хорошо разбирал игру, а сейчас была именно игра, прямая провокация. Волдеморт, скорее всего, специально все это устроил, чтобы выбить шпиона из колеи, надавить. Палочка ведь и впрямь оказалась там, где ее Северус искал, но ему просто не дали ее коснуться. Насколько он знает, Лорд всегда очень точно рассчитывает события, особенно, если чем-то рискует, а сейчас был именно риск. Снейпу хватает нескольких секунд, чтобы разгадать чужой план, но цели и смысла в нем он по-прежнему не видит. Но все равно, это было слишком рискованно, даже для в высшей степени самоуверенного волшебника, ведь он и в правду спал. Северус достаточно разбирался в легилименции, чтобы понять, когда человек перед ним спит, а когда притворяется. Впрочем, такой навык могла дать еще и медицина. В любом случае, еще несколько мгновений назад Темный лорд спал. Он подставлялся сам, да еще и неизвестно какую цель преследовал, и это более чем пугало. Северус покачал головой. Накатывало полное безразличие, но даже сейчас он не мог сдаться так. Но все эти игры на грани разумного здорово выматывали. Шпион ненавидел, когда с ним так обращались.

— Успокойся. Я не причиню вреда, — Лорд помолчал несколько секунд. — Почему? — Снейп усмехается, поднимает голову, опять встречаясь взглядом со своим мучителем. Он не может наравне играть с ним, но и быть безмолвной и безвольной шахматной фигурой в тонких белых пальцах он не собирается. Довольно было уже роли двухцветного коня в планах Альбуса. Участвовать в персональной забаве Лорда он явно не намерен. Если тот хочет игр, то пусть воскрешает себе директора и доводит его до нервного срыва. И еще эти вопросы, будто он сам ответа не знает, честное слово. Знает, естественно, знает. Но хочет, судя по всему, услышать это от него, очень хочет. Северус понимает, что у него нет выбора. И это ощущение куда как хуже, чем просто физическая беспомощность. Зельевар сжимает губы в тонкую линию. Он не будет доставлять Лорду такое удовольствие.

— Милорд, а вы сами не знаете? Неужели так сложно понять то, что Вас могут ненавидеть? Неужели для Вас это необычно? — Северус резко поднимается на ноги, заставляя Темного Лорда отодвинуться и убрать руку. На уровне языка тела это победа шпиона. — Я хотел Вас убить, потому что мы враги. Мне нужно уйти отсюда, чтобы сражаться против Вас. Я предал Вас, я Ваш враг — но почему — это мне нужно спрашивать — я до сих пор жив? Я не хочу играть в Ваши игры, я не хочу. Найдите себе другую мишень. Я не буду Вашей марионеткой! — последние слова Северус почти выкрикивает в лицо усмехающемуся Лорду и видит на дне вертикальных зрачков плещущееся удивление. Шпион несколько секунд тяжело дышит, потом, словно во сне, отступает на несколько шагов, замирает, глядя как Лорд очень человеческим жестом потирает лоб, как он морщится, склоняет голову набок и окидывает комнату рассеянным взглядом. Теперь он избегает пересекаться глазами с Северусом.

— Я же сказал раньше — не хочу тебя убивать. У меня слишком много личных причин. Но твоя ненависть… Больше всего, я хотел бы обернуть ее вспять. — Лорд вновь качает головой. Северус не отводит от него глаз, более всего желая поймать ответный, несмотря на то, что это грозит новым витком пытки, но Темный лорд не желает смотреть ему в глаза. Не верь глазам — глаза солгут, так ведь? Но шпион сейчас уверен, что эта аксиома более не действительна. — Но это невозможно. Ты сам хочешь раскладывать пасьянс нашего доброго светлого друга. Или же тебе нравится играть на стороне доброго дедушки, который выращивает из детей оружие и направляет его на то чтобы восстанавливать благо? — Северус дергается на этих словах и опускает голову. — Неужели ты сам готов обрекать тысячи на смерть ради спасения миллионов? Ты готов калечить судьбы с самого рождения, считая, что это принесет добро? Я не верю.

Лорд поднимается с кресла, отходит к камину. Пламя отшатывается от него, будто испуганное. Несколько секунд они стоят так: Северус, прикусив губу, пытается справиться с желанием закричать, а Лорд, бездумно глядя на пламя, вертит в руках палочку. Нагини не нарушает тишины, хотя слышно только то, как она сползает с кровати. Зельевар медленно возвращает контроль над своими эмоциями. Это не так сложно, как кажется на первый взгляд, но и не так просто, как можно подумать, глядя на него. Ненависть, понятное дело, никуда не девается, но это куда лучше, чем бешеная апатия, которая была несколько часов до того, гнев тоже остается, точнее, уж он-то растет. Причем, злость его направлена далеко не на слова, а на него самого, который слышал эти слова и которого они задели. Лорд прекрасно знал, за что ненавидели не только его, а еще и непогрешимого Дамблдора. И если в перовом случае причиной были действия и поступки, которые уничтожали жизнь, то во втором — те, которые эту жизнь оставляли без права выбора. Северус понимал, что Лорд специально выбирает именно такие формы, которые надавят на все подозрения и сомнения, но и обвинить во лжи он не мог. Да, факты были несколько вывернуты — но были правдой. И пусть подана она была как что-то неверное и порицаемое, Северус не мог сказать, что это будет не так. И пусть из двух зол всегда выбирали меньшее, оно от этого не переставало быть злом ни капли. Хотя, да, оно несло спасение, быть может, но методов это не оправдывало. С другой стороны, что большее зло, что меньшее — с ними нужно было бороться. Но все равно Лорд был прав. Слишком даже. Снейп вздохнул. Резкие слова оттолкнули его от верности Альбусу, которая итак держалась последнее время только на чувстве вины. Да и вообще, слепая привязанность к Дамблдору пропала уже очень-очень давно, а верность все эти годы держалась только на памяти Лили и облике самого директора. Но одобрить все, что делал тот, не представлялось возможным. Хотя, безусловно, действия Лорда одобрить было куда сложнее. Но, в отличие от того же Дамблдора, он не искал одобрения, так же, как и сам Северус. Он просто делал то, что делал, и все на этом. Да и вообще, Снейп все чаще приходил к выводу, что главным отличием Света, которому так упорно служили все и вся, от Тьмы, путь которой выбирали единицы, было именно это желание жить своим умом. Именно на это Лорд хочет открыть ему глаза? Остается только признать, что у него это прекрасно получается. Но смысл, Мерлин, где же смысл? Северус не может понять, зачем ему идти на нечто подобное, и вряд ли поймет это, пока ему не объяснять. Он вообще понимает все постфактум, так было и раньше, так было и при Альбусе. Понять чужую игру несложно, но только после того, как она заканчивается. А сейчас ему хочется разобраться сразу и начать играть наравне. Но, видимо, не судьба.

Севрус медлит совсем немного, а потом подходит к Лорду почти вплотную. Он видит, как тот вздрагивает. Еще бы, Темный лорд привык ждать удара в спину. Почему он сейчас не реагирует взмахом палочки и каким-нибудь проклятьем, неизвестно. Шпион не останавливается, когда встречается взглядом с Лордом. Тот не нападает и явно ждет следующего шага. И вздрагивает еще раз, когда Северус прижимается лбом к его плечу и неразборчиво шепчет:

— Вы чудовище, милорд, Вы чудовище.

Лорд криво усмехается, удивляясь неожиданному ощущению, и отвечает с несильной оттяжкой в шипение:

— Умеешь же ты делать комплименты, Северус.

Смотри так, как смотрю я

Тепло. Странная это вещь — тепло. Вроде и смысла в нем нет особого, а все равно на том же физическом уровне за него цепляешься, будто выхода другого нет. Это более чем глупо, но такова человеческая натура. Нет людей, которые не отреагируют на тепло, в частности на чужое, на живое. Это едва ли не самая страшная глупость и банальность, которая касается любого человека, но, вместе с тем, это поразительно важно. Быть может, это одна из тех мелочей, которые делают человека человеком — потребность в тепле. Его всегда интересовало именно это — почему кого-то могут называть бесчеловечным, а кого-то нет. И чем эти ярлыки так отличаются. Но дать правильный ответ проблематично только потому, что ему самому уже поставили клеймо «нечеловека», которое очень проблематично убрать любом способом. С другой стороны, его это не очень волнует, ему вообще всегда было глубоко наплевать на чужое мнение. Но ответов на вопросы от этого не прибавляется. Самый главный из них — может ли он себя считать человеком? Ему, в принципе, все равно, даже удобнее не относить себя к роду людскому, но ведет это к излишней гордыне, которая и без того уже стала ему спутницей. Одно дело — знать себе цену, но совсем иное — тонуть в метафизическом бреде, коим обязательно заканчивается любой разговор на столь тонкую тему как самоопределение отдельно взятого Темного лорда. В любом случае, это положительно ни к чему хорошему не приведет. И, тем не менее, этот наивный вопрос тепла важен. Он для кого угодно важен, даже слишком. Дети, которых никто не касается, вырастают потом психами. Приходится признать, что он полнейшее подтверждение этой теории. Змеи тоже ищут тепло, Нагини яркий этому пример. Она с самого начала любила засыпать рядом с ним, согреваясь чужим теплом. Хотя, сейчас его своенравная любимица ищет компанию на стороне. А он, кажется, тоже. Впрочем, это нужно будет еще обдумать отдельно.

А на улице дождь идет. Он понимает это, когда барьер обновляется, оповещая своего заклинателя о текущем положении дел. По идее, стекло сейчас должна активно атаковать непогода, но все еще поразительно тихо. Обычно, во время дождя начинается форменное светопреставление — дементоры не очень хорошо сказываются на атмосфере, а их тут минимум с полсотни. Хорошо еще на поместье чары, иначе работать совсем невозможно было бы. Хватило и того, что погодным условиям нипочем никакие щиты. Впрочем, это сейчас меньшее, что его волнует. Просто мысли как обычно скачут неизвестно где, он последнее время удивительно рассеян. Сказываются, наверное, последствия одного высшей мере занятного ритуала по концентрации магического поля. Впрочем, это все равно временно, да и Пожиратели порадуются такому эпизодическому затишью. Последнее время даже Внутренний круг шарахается во все стороны, стоит ему палочку в руки взять. С другой же стороны, постоянная угроза жизни здорово очищает голову от лишних мыслей. По крайней мере, ему Дамблдор с палочкой в руках очень даже помогает сосредоточиться и перестать делать глупости. Что ни говори, без старика будет куда как скучнее. Но про интриги как-то не думается.

Нет, это на самом деле очень приятно — такой личный жест. Он уже и забыл, каково это, когда до тебя кто-то дотрагивается. Конечно же, к лорду Волдеморту просто так прикоснуться нельзя, это минимум карается очередью из Круциатусов. Да и Том Риддл свое личное пространство охранял очень рьяно. Плюс, все эти объятия и проявления нежности почему-то очень активно ассоциировались с Дамблдором и его этой силой любви, которые очень уж набили оскомину благодаря явной пропаганде. Впрочем, при прошлом директоре такого явного доминирования этой позиции не было.

Он чуть усмехается. В кои-то веки хочется продлить мгновение. Вероятно, виновата немецкая классика. Ну, или же кофе с корицей. В любом случае, заснул он не очень удачно. Хотя, как посмотреть, как посмотреть. Нагини долго будет потешаться, но, похоже, она довольна сложившимися обстоятельствами. Надо бы на досуге выяснить, почему же это. Ну, впрочем, его змея та еще интриганка. В конце концов, она едва ли не самая залихватская его часть. Еще окажется, что это все ее коварный план. Впрочем, он и так уверен, что без этого хладнокровного чуда здесь не обошлось.

А Северус теплый. Это более чем странно — думать о нем в подобном ключе — но он действительно очень теплый. Наверное, ни один из его кружения не мог бы такое сказать о невозмутимом зельеваре, который помимо прочего зарекомендовал себя как отъявленный одиночка. И, тем не менее, это так, даже смешно. Но вот контакт пора бы уже разорвать, хотя и не хочется. Это, конечно, не объятие, не поцелуй — но и без таких личных проявлений чувств ощущений хватает. В последний раз, кажется, настолько близка к нему была только Белла — опять же, исключаем Нагини, она теплом не делится — да и то, когда он ее из Министерства вытаскивал, а там, собственно, не до того было. Но, как сказал однажды Геллерт, любому Темному лорду нужно жертвовать тем, что абсолютно естественно для всех нормальных смертных. А уж если гнаться за бессмертием, то объем жертв возрастает в разы. Впрочем, это все мелочи, просто немного непривычно. Ну, не хватало только расклеиться сейчас.

Лорд едва ощутимо дергает плечом, прерывая прикосновение. След от чужого тепла все еще с ним, но скоро это исчезнет, растворится, и холод вновь будет его спутником. Северус, словно опомнившись, отступает на шаг, кажется, хочет отойти еще, но Лорд ловит его за руку и заставляет замереть на месте. В черных глазах удивление, очень много удивления. Темный лорд задумчиво изучает лицо своего бывшего шпиона, взвешивая весьма противоречивые мысли, которые вскоре точно перестанут оставлять его спокойным. Впрочем, Темный лорд действительно не может равнодушно относиться к предательству — все, что он предлагает своим сторонникам априори лучше того, что может предложить им любая другая сторона. Да и он сам верен тем, кто верен ему. Полководцы не склонны бросать свои армии, какими бы тиранами они не были — если, конечно, они не абсолютные трусы. Несмотря на то, что Лорд послал к чертям все человеческие нормы морали, он не смог бы простить себе трусости. Впрочем, ладно, сейчас это не очень важно. Только глаза, черные глаза с расширенными зрачками, глубокие как сама бездна. Нагини очень громко возмущается со своего места. Кажется, ей сама ситуация в высшей степени нравится, но вот отсутствие динамики действует ей на нервы. А говорят, что змеи терпеливы. Но, может, это у них с Нагини такая семейная особенность. Правда, ехидством в их тандеме заведует именно она. А так же образными аллегориями. Хотя, следует заверить, общение с представителями нечеловеческих рас помогает перетрясти мировоззрение и взглянуть на мир иначе. А ему этих всех точек зрения за всю жизнь хватило с головой — к каждому нужно было найти свой подход, а потом каждого заставить пойти за собой. И это немалого стоит, на самом деле. Возможно, именно поэтому он мог понять тех, кто уходил из-под его знамен. Но только не после его падении, а до. Или уже после возрождения. Хотя, именно после возрождения пришлось пересматривать огромное количество приоритетов, а с этим не всегда было так просто. В конце концов, за тринадцать лет большинство отвыкло от его руки, которая была всегда не самой легкой. Те же Малфои из этой оперы, а ведь много было таких, вроде как верных. И если Люциус был на его стороне всегда, то сейчас вполне мог подумывать о смене хозяина, потому как очень активно впал в немилость. Ну и сынок у него был совершенно неподходящий для работы Пожирателя. Будь у Лорда возможность, он бы технично Малфоя-младшего устранил от участия в операциях, но сделать это — объявить о том, что Драко абсолютный бездарь, недостойный даже магглов убивать. А Люциус не обрадуется тому, что сыну его укажут на весьма неблагополучное место. Хотя, Малфой, похоже, вознамерился династию Пожирателей создать, причем, всех втащить в Ближний круг. А это, кстати, не сильно радовало Волдеморта. Зато появлялась некая гордость оттого, что при нем уже появлялись интриганы, которые свято верили в то, что его правление будет долгосрочным. Но следовало, конечно, разобраться с этими занятными перестановками. Не хватало еще разборок за собственной спиной. Но об этом позже.

Северус не сопротивляется, не пытается вырваться, ждет его действий. Лорду нравится эта покорность, которая явно готова смениться действиями. Но, покамест, в чужом взгляде только внимательное ожидание. Северус не любит делать первый ход, впрочем, он почти никогда этого и не делает, предпочитая дождаться действий противника. В этом есть доля занятного сарказма — второй ход является самой выгодной позицией с точки зрения стратегии. Но привычка к этой позиции может сыграть злую шутку, без сомнения. Так что, хоть и он любил идеальные с точки зрения стратегии комбинации, вечно ждать чужого хода он был не намерен. Так что изредка он активнейшим образом ходил сам. И сейчас от него ждали именно этого, инициативы. Шпион чуть склоняет голову, но взгляд его по-прежнему остро режет. Проявляет покорность, но тотчас поясняет, что не так прост, как кажется. Впрочем, Лорд любит, когда остаются загадки.

Он разворачивает руку Северуса ладонью вверх, проводит кончиками пальцев по его запястью, потом несколько секунд считает его пульс. Усмехается, отмечая, что чужое сердце точно не врет — бьется бешено, сходит с ума. Что ж, кажется, его дорогой зельевар очень боится. Правильно, кстати, делает. Но Лорду не нужен этот страх, действительно не нужен. У него уже достаточно тех, кто показывает ему это чувство. Да и вообще, он уже очень давно задумывался о природе своего наслаждения властью. Страх всех перед его именем — это приятно, но ведь это чувство далеко не все, что ему требуется от вселенной. Ему нравится играть, это, наверное, объединяет их с Дамблдором. И чем больше разнообразия в отношении к нему, тем интереснее эти игры. Впрочем, это не такое уж и значащее отклонение от нормы. Северус вздрагивает и отдергивает руку. На его лице написано что-то вроде замешательства, и краски этой эмоции очень тонкие. Лорду хочется рассмотреть этот оттенок немного лучше, но для этого нужно вскрыть все щиты чужого разума, а они едва-едва восстановились. И все равно, сознания Северуса последнее время куда ближе, чем обычно. Стоит признать то, что этот человек интересует его. Причем, после предательства намного больше. И эти реакции, реакции Северуса абсолютно не походят на то, что он привык видеть. Наверное, в такую игру даже интересно сыграть. Впрочем, последнее время он слишком много думает о нем, об этой ситуации и о своих мотивах. А такое допускать не следует. Лорд медлит, тянет время, и сам это, кстати, прекрасно понимает. Хотя, он, безусловно, хочет первого шага от своего визави. Северус, понятное дело, разбирает эту игру, но помещать не имеет возможности и продолжает упорно играть в молчанку. Они стоят точно напротив друг друга, и Лорд, забавляясь, вспоминает, что в психологии эту позу называют позой конфликта. Мда, и впрямь, сейчас у них прямая конфронтация, битва разумов, так сказать. И это притом, что легилименцией пока никто не пользуется. Вот именно что, пока.

С другой стороны, ведь так не интересно — знать все чужие мысли, мотивы и будущие поступки. Быть может, раньше, когда он так боялся быть использованным и обманутым, это имело смысл, но потом он быстро разочаровался в этом своем умении. Он не лгал Снейпу, рассказывая о том, что стихийному легилименту не очень весело живется в этом мире. По большому счету, он вообще редко лгал кому-то напрямую, обычно все ограничивалось умолчанием или же переводом темы в иное русло. Даже по поводу собственной полукровности он обходился простыми умолчаниями, а все прочее вообще не стоило его лжи. Кроме того, он и без того был темным настолько, что любой факт из его прошлого не мог поколебать репутации самого ужасного мага столетия. В принципе, способность распознавать любую ложь и все эмоции собеседника была очень удобна, но она сказывалась на его мнительности, да и вообще характере. Поэтому теорема «все лгут» со скоростью близкой к скорости света превратилась в аксиому. Чужие секреты всегда для него были не более чем маленькой неприятностью, которую без особых проблем можно узнать и устранить, если что. Но вот тайны человека напротив были нарезаны в мелкий пазл и совершенно не хотели складываться в однородную картину. Несмотря на то, что он вскрыл все мысли Северуса, узнал все его прошлое — для Лорда зельевар по-прежнему остался непредсказуемым. Это было поразительно непривычно, обычно поведение определялось совокупностью поступков и событий прошлого, а Северус же, вопреки всему, был слишком неоднозначным. И предсказать его поведение Лорд не рискнул бы. Наверное, именно это и толкало его на некоторые вещи, которые он вряд ли позволил себе в действиях и словах по отношению к кому-то. Хотелось давить на эту личность сильнее до тех пор, пока Северус не сломается и не покорится полностью. Но такое вряд ли случится, так как шпион оказался настолько крепким, что Лорд был уверен в силе его личность ровно так же, как и в собственной. Наверное, такого садиста как он сам стоит поискать — он более всего хотел раздавить Снейпа, довести его до истерики и заставить умолять. Это желание вообще было для Лорда естественным, желание ломать кого-то. Хотя, конечно, это объяснялось его эта маниакальность, естественно, наличием в жизни таких отвлекающих моментов как старый добрый дедушка и вообще привычкой в жизни идти напролом и никак иначе. Но такая вещь как закон джунглей авторства одного умнейшего маггла по имени Чарльз выполнялась в сфере общественных отношений со стопроцентной гарантией. А у него самого была прямо-таки потребность быть в числе тех, кто является сильным. И это привело к подобной склонности. В конце концов, могла ведь у него оказаться черта, пригодная для облика чудовища, ведь так? Хотя, внешнего вида на этом поприще хватало. Хотя, конечно, это было не столь важно, но так забавно сказалось его пренебрежение ритуальной магией и парой-тройкой разделов некромантии. Ну, не сколько пренебрежение, сколько невозможность нормально отследить все переменные при работе с этим конкретным ритуалом. В конце концов, этой магией на экспериментальной базе не занимаются только из-за того, что она плохо поддается новым веяниям и любое отклонение ведет к таким масштабным последствиям, что его внешность в стиле парка Юркого периода — да, Темный лорд знаком с новейшей маггловской культурой, не нужно так удивляться, — является лишь мало приятной мелочью, которая способна, конечно, принести некоторую долю неудобства, но не более того. В любом случае, его это не очень напрягало, хотя нотки проблематичности приносило, безусловно. Но во избежание всяких неучтенных проблем, которые всегда всплывали со временем — а с его удачей там был, вполне возможно, целый воз таковых — стоило бы разобрать ритуал по кусочкам еще несколько раз. Но, Лорд более чем уверен, все отклонения пошли с легкой лапы Петтигрю. Плоть слуги должна была быть «отданной добровольно», а не как у них в стане Пожирателей всегда было. Это, в принципе, его личный промах, но и выбирать особо не приходилось, ибо не из чего.

Лорд задумчиво взглянул на шпиона. Интересно, а он пошел бы на подобную жертву? Ради Дамблдора — возможно, даже скорее всего, а вот ради него самого? Маг догадывался, каким мог бы в этом случае быть ответ, но гордость не позволяла его озвучить. Северус, кстати, был бесстрастен в данный момент, да и думал о чем-то в высшей степени отвлеченном, судя по всему, надеясь не позволять Лорду беспрепятственно копаться в его мыслях. Впрочем, тот и не собирался, отслеживая лишь по неистребимой привычке, точнее, особенности дара, поверхностные мысли Снейпа, которые, все равно, касались его. Но сравнительный анализ личности Темного лорда и Альбуса Дамблдора крайне раздражал первого, потому что в глазах любого чуть более или чуть менее вменяемого человека он безбожно проигрывал по всем фронтам. И, тем не менее, Лорд не любит проигрывать даже в этом. Северус встречает его взгляд ровно и, судя по всему, решившись на что-то, говорит:

— Мы долго будем молчать, милорд? — Лорд смеется, а шпион от этого смеха вздрагивает. Проскальзывающее ироничное, мягкое веселье мало похоже на привычный ядовитый сарказм вкупе с издевкой, хотя тембр тот же. Губы зельевара дергаются и, словно через силу, растягиваются в усмешке. Нагини недовольно шипит, что ядом плеваться в присутствии хозяина — сугубо ее прерогатива, и не стоит всяким там непонятным упрямцам лезть в это сакраментальное занятие. Лорд, удивленный обилием вполне понятного ему чувства, переспрашивает змею кто именно упрямец, заранее зная ответ. Нагини легонько проезжается этим самым ответом по его умственным способностям и тянет имя. Мда, не ухмыльнуться на такую характеристику нельзя. Хотя, если рассудить, то его любимица как обычно права. Северус — упрямец, каких поискать. А еще он интересно реагирует на их со змеей общение. Ну, в принципе, его можно понять, ведь живых змееустов наблюдать приходится редко, а такой дар в силу своей редкости привлекает любого исследователя. И, что ни говори, Снейп самый настоящий ученый, хоть и вынужден заниматься крайне непотребной деятельностью. Вообще, Лорд с радостью дал всем своим людям возможность заниматься их любимым делом, но, увы, законы военного времени заставляли даже скромных кабинетных ученых хвататься за палочки. Самое смешное, что это являлось еще одним преимуществом магов перед магглами, которое они постепенно теряли из-за наплыва маггловской культуры и представлений. В том же Министерстве сейчас работали сугубо те, кто палочку нормально держать не мог — авроры исключение, хотя и не все — а ведь раньше любой кабинетный чиновник мог без особых проблем в соломку нашинковать любого террориста. И это «раньше» было не так уж давно, хотя даже во времена молодости Волдеморта министерские работники заметно сдали свои позиции. Но те же пятьдесят лет назад настолько разительно отличались от нынешнего положения дел, что Лорду нужно было всего лишь нейтрализовать аврорат, чтобы захватить большую часть власти в стране. Оставался, понятное дело, Орден общипанной директорской птички, но с ним разобраться проще, контролируя власть в обществе. Хотя сейчас первостепенной, как это ни смешно, была далеко не эта цель. В конце концов, ключевое место на данный момент занимал даже не Поттер, отодвинутый в самый низ списка. В эпицентре внимания Лорда в кои-то веки оказались собственные последователи. Он, конечно, понимал, что это отдает паранойей, но лучше было перестраховаться, чем столкнуться с каким-нибудь вторым Снейпом. Первого хватило с головой. А орденцы ведь могли перенять его собственную манеру внедрять шпионов во все доступные инстанции. Впрочем, что-то ведет его сегодня на планирование, это явно из-за недосыпа. А недосып у Темного лорда признак чего? Правильно, Круциатуса. Но наказывать нужно за дело, так что не судьба ему сорвать на ком-нибудь расшатанные нервы. А с некоторых и без того хватит.

— Северус, Северус, не устаю поражаться твоей потрясающей храбрости. Ты, часом, спящим драконам в детстве палкой в глаз не тыкал? — голос Лорда буквально-таки переливался ядом, почище, чем у его ненаглядной змеи. Шпион ответил на сей выпад взглядом исподлобья, скрестил руки на груди и невозмутимо ответил:

— Знаете, милорд, я в детстве с различного рода рептилиями не общался. Так что храбрость привита мне искусственно и в более позднем возрасте.

Темный лорд степени издевательства оценил и мысленно зааплодировал. Сделать это не мысленно он не рискнул, понимая, что у Нагини, которая и так-то от хохота шипеть разборчиво не могла, случится что-нибудь вроде обморока. Зря он в свое время растолковал такие понятия как ирония, сарказм и прочие тонкости общения слизеринцев.

— Что ж, полагаю, инъекцию проводил очень грамотный врач, раз она до сих пор действенна. Хотя, похоже, появились некоторые осложнения, я прав?

Северус несколько мгновений помедлил с ответом, пряча усмешку, потом все так же безэмоционально ответил постукивающему пальцами по каминной полке Лорду.

— Теперь мне, милорд, обращаться не к кому. Врач отошел к начальнику больницы, причем с неизлечимым диагнозом. Так что, боюсь, Вам придется мириться с моими осложнениями. Не обессудьте.

Зельевар пожал плечами, не спрашивая разрешения сел в кресло. Лорд чуть склонил голову, усмехнулся горьковатой иронии в словах оппонента. Аллегория была достаточно прозрачной, но в голосе Северуса был удивительный сплав боли и смирения, что даже у вроде бы как безжалостного Волдеморта пропало желание язвить по этому поводу. Он приблизился к шпиону, опустившему взгляд, замер, вглядываясь в его лицо. Северус сжал губы в тонкую линию, очевидно вспоминая нечто очень болезненное, его глаза потемнели еще сильнее, хотя, казалось бы, дальше некуда.

Лорд протянул руку, касаясь кончиками пальцев щеки зельевара, сам удивляясь такому жесту, приподнял того за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, чуть погладил чужую едва-едва теплую кожу. В глазах Северуса промелькнул такой шок, что он мгновенно вынес из его взгляда все прочие мысли и ощущения, оставив только эмоции, которые были здесь и сейчас.

— Ничего, Северус, ничего. Врачу теперь уж точно будет лучше. Его теперь не будет волновать чужое исцеление. А меня осложнения не пугают, сам знаешь.

Шпион вздрагивает, теперь уже от слов, даже не обращая внимания на то, что пальцы Лорда замерли в таком личном положении. И в этом касании есть что-то определенно интимное, тайное, но никакого подтекста он не несет. Для Лорда это всего лишь еще один способ понимания, узнавания, но Северус к подобному не привык. Но слова задевают его гораздо сильнее, чем действия, а мягкая интонация и касание сбивают с толку. Лорд вообще мастер таких контрастов — усыплять бдительность и ранить сознание одновременно. Шпион задумчиво вглядывается в алые глаза, замечая отблеск чего-то совсем непонятного на дне чужого пронзительного взгляда. Он не может прочесть чувство, он вообще редко может различить что-то по лицу Лорда кроме тех случаев, когда его маска безразличия давала сбой. Хотя зельевар за столько лет выучил множество оттенков эмоций своего господина, он не мог предположить, что окажется когда-нибудь так близко к чему-то настолько сокровенному. Лорд поводит пальцами по его щеке еще раз, чуть усмехается.

— Ты же сам знаешь, что врач рвался излечить всех и каждого. Возможно, это был единственный способ дать ему возможность излечиться.

Северус качает головой. Он согласен с этими словами, но настроя это все равно не меняет. И эта в высшей степени аллегоричная беседа лишь будит в нем боль и сожаления. Но, скорее всего, Лорд и добивается чего-то наподобие. Северус еще несколько секунд ищет ответ в этом до удивления пристальном взгляде, но не выдерживает. Он осторожно касается ткани чужой мантии, сжимает на ней пальцы, а потом медленно прислоняется к Лорду, прикрывая глаза. Он второй раз идет на такой близкий контакт — и неожиданно понимает, что это ему очень нужно. Темный лорд, наверное, прекрасно это понимает и специально давит на больные места. Он знает, что боль нужно пережить и отпустить — да и Северус это знает — но зельевар не может себе позволить такую слабость. И сейчас Лорд довел его до такого состояния, что все так долго сдерживаемое вернулось с процентами. Впрочем, он всегда знал, что этот человек не остановится не перед чем. Лорд аккуратно кладет ладонь ему на плечо, поглаживает, и мягко отстраняет его от себя. Северус неохотно разжимает пальцы.

В это мгновение раздается мерный глухой стук, будто чем-то целенаправленно колотят в дверь. Лорд вздрагивает, с неудовольствием оборачивается, стремительно выходит из комнаты. В коридоре слышна какая-то возня, писклявый высокий фальцет домовика, раздраженный голос Лорда, а после все стихает. Северус пару секунд приходит в себя, а потом, припоминая детство в не самых благополучных маггловских кварталах, ругается сквозь зубы. Нагини, тихо шипя что-то, подползает к нему, сворачивается кольцами у ног. Можно сказать, денек задался. Лорд в своем репертуаре, естественно.

Всякое поле является областью, но не всякая область является полем.

Мысли. Мысли, чтоб их соплохвосты сожрали, мысли. Что ж, он всегда знал, что издеваться над кем-то лучше всего, заставляя этого кого-то думать. Вот, Поттер яркое тому подтверждение — заставить его мысли хоть немного шевелиться есть мучение для каждого педагога, но и для самого гриффиндорского Золотого мальчика тоже, хоть какая-то радость. Забавно, что к нему применили точно такую же концепцию. Но, естественно, масштаб отличался. С другой стороны, как ему не отличаться: уже почти что научно доказано, что мозг у всенародного любимца отсутствует даже в зачаточном его состоянии. Впрочем, ладно, мысли о работе, как раз таки, помогают сосредоточиться и привести себя в относительное равновесие. Да и вообще, что бы там всякие недоучившиеся бездарности ни думали, он любил свою работу, причем, именно преподавание, а не шпионаж. Нет, понятное дело, что вбивать стандартный министерский материал в пустые и не стремящиеся к заполнению головы он не слишком рвался, но, все равно, очень уж нравилась ему работа с детьми — и ничего с этим не поделать. Хотя, конечно, он предпочел читать лекции вменяемым студентам, а не тому ужасу, что обычно сидел у него в кабинете. Мало кто знал, но у Северуса была такая возможность — но, в принципе, она выпадала ему довольно редко. Лорд иногда пригонял к нему на стажировку молодых и перспективных зельеваров, не очень выдающихся, но тем не менее. Во времена же Первой войны это его гоняли по всем маститым алхимикам и зельеварам, причем не ограничиваясь Британией и не очень-то интересуясь их согласием. Сейчас, узнав, что у Северуса появился стаж в преподавательской деятельности, Лорд пользовался этим почище Дамблдора — хотя, скорее, попросту использовал настойчивость в духе последнего. Но зельевар и не жаловался — талантливая молодежь в ряды Пожирателей стекалась весьма и весьма активно, что удивительно. И это притом, что Лорд от агитационной работы временно устранился. Хотя, Северус прекрасно знал, что Волдеморт тренирует некоторых молодых магов лично. Зельевар не мог сказать, кем были эти ребята, — он с ними не сталкивался, — но Лорда периодически замечали на полигонах в компании странных Пожирателей, которых никто так и не смог опознать. И этих вроде бы учеников он гонял так, что даже Внутреннему кругу не снилось, хотя большинство из его членов тоже подтягивали боевые навыки с помощью Лорда. Дамблдор, кстати, рассказывал как-то, что Волдеморт однажды явился в Хогвартс собственной персоной и подавал прошение на должность преподавателя по Защите. Тогда директор ему отказал — в чем Снейп, понятное дело, увидел долю логики. Но всего лишь долю — он-то прекрасно знал, что работа учителя сразу и на корню убивает все свободное время, особенно у непривычного человека, так что вряд ли Лорд мог бы нормально преподавать и параллельно планировать захват власти. Хотя, зная характер сего субъекта, нельзя утверждать, что Альбус поступил неверно — плохо пришлось бы бедным детям, если бы они заполучили Темного лорда в учителя. С другой стороны, он-то прекрасно помнил любовь Лорда к объяснению материала и чтению лекций по магии. Да и не только по магии. Снейп вспоминал, как Темный лорд — между прочим, самый ярый консерватор и магглоненавистник — доказывал ему, что нужно, прежде чем соваться в изучение Высшей алхимии, вызубрить всю элементарную и органическую химию. Когда же Северус, еще молодой и неопытный, в шоке поинтересовался, где ее учить, Лорд пообещал надавить на кое-кого и найти зельевару приличного маггловского преподавателя. У того, помнится, едва ли не разрыв сердца случился от такого заявления. Тем не менее, воле господина он не перечил и полгода послушно учил маггловскую химию. И да, Лорд был более чем прав — эти знания помогли и в алхимии, и в зельеварении. Впрочем, тогда это было не сильно нужно, а потом, непосредственно после падения Темного лорда, он вообще позабыл обо всем. А вот через несколько лет эти знания неожиданно пригодились. Это было едва ли не смешно — но Лорд оказался прекрасным преподавателем, да и наставником тоже. Наверное, думать о нем в подобном ключе мало кто осмеливался, но, если бы Северуса спросили, кто может научить существо, обладающее хотя бы зачатками мозга чему угодно, то его ответом на сию загадку был бы этот маг. Впрочем, если Лорд ухитрялся, используя пресловутый метод кнута и пряника — хотя, кнута, то бишь Круциатуса, куда чаще — вбить знания о высшей магии, хоть и практической ее стороны, в таких редкостных представителей необучаемой породы, как Кребб и Гойл, то он вообще был способен на все. Хотя, Малфоем-младшим, как и вообще всеми детьми Пожирателей, повелитель лично не занимался, списывая все на занятость. Судя по всему, молодые слизеринцы Лорда разочаровали. Ну, зато целее будут — за своих учеников Северус переживал достаточно сильно, чтобы не желать их появления в ставке Пожирателей даже в качестве гостей. Хотя, Волдеморт придерживался возрастной цензуры чуть ли не вдвое суровее, чем в первое время. Северус помнил, что даже ему до семнадцати, хотя он уже был знаком с некоторыми членами Ближнего круга и занимался исследованиями на пару с самим Лордом, не разрешено было принять Метку, а сейчас, кажется, Лорд вообще не настроен был принимать в ряды своих последователей кого-то младше двадцати одного года. Наверное, это объяснялось тем, что по молодости маги очень уж склонны менять стороны в войне, а потом метаться меж двух огней. Ну и на подготовку своей армии Лорд сейчас тратил гораздо меньше времени, чем двадцать и далее лет назад. Хотя, он в свое время научил достаточно магов, а они, в свою очередь, теперь работали в своеобразной боевой школе, которую просто обязан был пройти каждый Пожиратель просто по тому, что в противном случае из него сделают решето в первой же стычке. Снейп в этом обучении не участвовал, даже как окклюмент, хотя специалистов по этому профилю не хватало. Удивительно, но невменяемую Лейстрендж обучать ведению боя пустили. Хотя, что удивительнее, Беллу, в принципе, там любили, несмотря на ее милую привычку на вопросы отвечать Круциатусами, а проклятья демонстрировать на живых мишенях. Впрочем, отношение Лорда к этой женщине — как и ее к нему — он понять никогда не мог. Те чувства, что испытывала Пожирательница по отношению к своему хозяину, язык не поворачивался называть каким-то светлым или возвышенным, но слова, к которому таких синонимов нельзя было подобрать, не находилось как-то. Лорд же, прекрасно все знавший, маниакальную увлеченность собой Белле прощал и даже закрывал глаза на львиную долю ее странностей. Можно сказать, он относился к ней снисходительно. Причем, когда вытащил ее из Азкабана, ровное отношение ни на йоту не поменялось, наверное, он стал даже выделять ее среди прочих еще сильнее. Да и вообще, Северус заметил, что к прошедшим из-за Лорда тюрьму, отношение было куда трепетнее, чем к тем, кто смог отвертеться от срока. И, хотя в Ордене Феникса об этом не знали, точнее, знали, но не придали значения информации, с бывшими заключенными Лорд вел что-то вроде восстановительной терапии. Впрочем, Северус слышал, как тот обмолвился однажды, что времени на это совершенно нет, и вряд ли до стабилизации обстановки он сможет посвятить достаточно сил этому вопросу. Почему знавший об уровне навыка легилименции Северуса Господин не поручил хотя бы часть этой работы ему, шпион подозревал, но проблему эту детально не обдумывал. Скорее всего, Лорд не горел желанием подпускать зельевара как глобальным тайнам, так и к личным. Да и та же Белла скорее удавилась бы, чем позволила Северусу спокойно с ней заниматься. Причем, со смертью Дамблдора она только сильнее возненавидела Снейпа и внимать доводам разума, которые подкидывали ей опровержение его предательства, не желала. Наверное, сейчас она на седьмом небе о счастья, зная, что была права. А вот Люциусу, который несколько раз за своего почти что друга вступался, наверное, не сладко пришлось. Про Драко можно промолчать — и задание провалил, и крестный, который вытащил, оказался предателем, да и вообще, лояльность под сомнением. Северус пожалел, что попросил Лорда отдать младшего Малфоя на все лето в его лабораторию. С другой стороны, на рейдах его могли вообще убить, потому как информация о заданиях Пожирателей Младшего и Нового кругов почти что не скрывалась. Хотя, новичков отправляли к магглам, там в любую минуту могли появиться авроры или орденцы, а иногда и те, и другие разом, а это было очень уж опасно. Впрочем, нельзя сказать, что Младший и Новый круг не ценили — просто их энергии требовался определенных выход, а все эти нападения на магглов были как раз такой отдушиной. Собственно, Внутренний круг — самые преданные и сильные Пожиратели — в таких мелких акциях почти не участвовал, а эти акции, хоть и были вроде как ужасающими, в основном носили показательный и провокационный характер. И контролировались обязательно кем-то из Ближнего круга — проверенных огнем и Азкабаном магов, которым, можно сказать, Лорд доверял. Вообще, Внешний круг формально эти два, Новый и Младший, в себя включал, но на практике Пожиратели из них пересекались только на совсем массовых собраниях и демонстративных рейдах устрашения. Внешний круг был основной боевой силой, скажем так, средней обученности тараном, который и создавал основную часть армии Темного лорда. Костяк этой армии состоял из Внутреннего круга, а Внешний же был движущей силой. Поэтому все теракты и стычки с аврорами или орденцами — кровопролитные, нужно отметить — были на совести Внутреннего круга, но участвовал в них Внешний. Так что стандартный отряд формировался из одного-двух Пожирателей Внутреннего круга, и немалого количества бойцов из Внешнего, что значительно повышало производительность и вообще сказывалось на успешности стычек с противниками. Новый же круг был текучим по сути своей и включал в себя большую часть еще непроверенных новичков, с которыми покамест опасно было работать в действительно важном бою и тех, кто принял Метку недавно, но уже умеет сражаться. Младший же круг сформировался из тех, кто еще проходил обучение и тех, кто пока что не прошел возрастной ценз, но уже сторону выбрал. Ну, еще в этот круг попадали те, кто получил Метку, скажем так, в обход возрастных критериев. Кроме Драко таких было совсем немного, но они, тем не менее, имелись. Лорд, несмотря на всю свою принципиальность, иногда шел на уступки своим слугам, посему в ряды Пожирателей можно было попасть до сроку, но только по большому снисхождению, или, как выразился Долохов, блату. Разрешение на это Лорд выдавал только за прекрасно выполненную работу, если, конечно, родители детей до того ни в чем перед ним не провинились, или же если соискателю удавалось поразить своего будущего господина, а такое удалось разве что Северусу, которого в ряды Пожирателей приняли прямо после выпускного бала и от которого информацию перестали скрывать многим раньше. Больше, кстати, подобных эксцессов не было, разве что, если бы Грэйнджер захотела вступить в ряды армии Лорда, хотя Снейп был более чем уверен, что маг, искренне ненавидящий школьные учебники и вообще любой вид заучивания и обрезания материала, чисто на академической почве получил бы истинное удовольствие от общения с гриффиндоской отличницей — хотя, той, безусловно, это вряд ли доставило бы удовольствие. А вот Северусу пару десятилетий назад понравилось, потому как только Лорд мог разнести в пух и прах любые притязания на роль книжного червя всего парой ядовитых фраз. Вообще, если что Снейп и вынес исключительно от Волдеморта, так это истинно слизеринскую манеру интеллектуально издеваться над собеседником. Хотя, конечно, он умел что-то подобное и до знакомства с привычкой Лорда поддевать своих слуг, хотя, не только слуг — слушать его диалоги с врагами тоже было интересно — но только благодаря постоянным пикировкам с самым жутким волшебником Британских островов кинжальное ехидство Северуса заострилось до такой степени, что резало всех вокруг. Впрочем, от Альбуса он тоже получил весьма полезные навыки — научился заставлять людей сделать что-то так, что эти люди сами не понимали, что они, возможно, и не хотели этого делать. В этом плане Лорду было в разы проще, так как он приказывал, а Дамблдору приходилось просить, давить на слабости — в общем, всячески хитрить и выворачиваться, даже еще и учитывать, что его этот вроде бы и не приказ могли и не выполнить. Хотя, опять же, при обсуждении планов во Внутреннем круге Лорду запросто могли заявить — так, мол, и так, Вы, хозяин, конечно, всегда правы, но план является ерундой полнейшей и лучше сделать иначе. А на собраниях Ордена Дамблдору такое заявить — легче сальто-мортале сделать и об стенку головой побиться. С другой стороны, в отличие от ставки Темного лорда, в стане борцов за Свет наблюдался минимум необходимых любому движению специалистов — что уж говорить о том, что в Ордене даже не было постоянного целителя. В Ближнем круге, в принципе, такого тоже не наблюдалось, да и во Внутреннем, но вообще они в армии Лорда были. Хотя, с Меткой ведь нельзя было обращаться в Мунго, а личного и беспристрастного целителя на войне мало кто мог найти. Впрочем, странно, что террористической организации Пожиратели Смерти обслуживание в клинике запрещалось, а не менее террористическому Ордену Феникса — нет. Хотя, это, наверное, было единственным здравым решением Министерства, по мнению Снейпа. Без врачебной поддержки в Первую войну Пожирателям было очень тяжело, да и сейчас, в принципе, невозможность сотрудничать с Мунго мешала, но уже меньше. Северус понимал, что это в высшей степени жестоко и цинично, но чем больше погибнет Пожирателей, тем меньше у Лорда шансов на победу. Хотя, конечно, Темный лорд учел эту возможность подрыва боеспособности армии и занялся снабжением и обучением Пожирателей. В итоге, среди тяжелораненых в стычках процентов пятьдесят выживали, а из раненых легко — все сто. Но то, что было предельно бесчеловечно — даже раненые, оставшиеся на вражеской территории, лечения не получали. Даже ценные пленники, впрочем, если ранение мешало говорить, то их лечили. Причем, это было справедливо не только для застенков основных штабов Лорда, но и для аврората. Орден пленных не брал.

Интересно, а с чего же Темный лорд лично возился с ним? Особенно, после того как два раза искалечил. В конце концов, он был предателем, и убить его не составляло никакого труда. Но Лорд сам решал, кого казнить, а кого миловать. Так что, почему-то, он лечил его, причем, делал это сам, растрачивая собственные силы, хотя на подобное у него уходило вполовину больше сил, чем у кого бы то ни было. В последний раз на памяти Северуса, их хозяин лечил кого-то из своих слуг после одного на редкость неудачного рейда, когда истекающего кровью Рудольфуса на руках притащили Белла и какой-то молоденький Пожиратель. Тогда Снейп был у Лорда на докладе, но тот, даже не вспомнив о том, что обычно зельевара использовали как целителя в том числе, кинулся к Лейстренджу, долго занимался им, а потом, вылечив даже малейшие царапинки, едва сам не потерял сознание от переутомления. Северусу пришлось его заставлять пить восстанавливающее зелье, помнится. А, стоило их господину немного отойти, он наградил Рудольфуса семью минутами Круциатуса, а всех участников операции — десятью. А второе Непростительное в исполнении сильнейшего мага среди темных было определенно крайне мучительно, особенно, когда длилось дольше минуты. Заодно, Лорд поделился своими мыслями по поводу попавшего в Лейстренджа проклятья, которое, кстати, оказалось явно темномагическим и, к тому же, почти не снимаемым. А, по словам Беллатрисы, автором такого подарочка был Аластор Грюм. Снейп, в принципе, был уверен, что это работа орденца, потому что если Лорд говорил про возможность снять проклятье или чары, то их снять было вообще невозможно. А такими познаниями среди фениксовцев мог похвастаться только бывший аврор. Собственно, это был не единственный случай, но Лорд предпочитал спихивать исцеление на кого-то другого. Орденцев же лечили в Мунго или же в Больничном крыле Хогвартса. Северус не видел, чтобы Альбус занимался кем-то лично. Максимум, он мог чуть-чуть помочь ему самому — подать зелье, снять заклятье. С другой стороны, Северус за что-либо большее просто убил бы. Хотя, он итак его убил.

Ну, вот, никуда от этих мыслей не деться — это просто невозможно. Абсолютно. Лорд умеет бить так, чтобы потом болело долго, очень долго. Впрочем, он сам себя сейчас избивает этими мыслями. Но потерять связь с Альбусом шпион не может, даже, если она такая болезненная. Несмотря на то, что Северус не скажет, что верен этому человеку, он верен идеалам его и будущему, которое он хотел построить. И каким бы Дамблдор ни был, он сам будет на его стороне. Но смириться с тем, что говорить о своем учителе нужно в прошедшем числе, невероятно сложно. Наверное, это для Северуса и есть самое сложное — принять то, что Альбуса больше нет, и виновен в этом он сам. Он равнодушно относился к тому, что хотели сделать с ним на стороне Света за такое красочное предательство, но сам не мог позволить себе жить спокойно после того, что сделал. И теперь, кстати, жертва Дамблдора была напрасной, Северус ведь попался на шпионаже в пользу Ордена, так что теперь он не мог принести никакой пользы тем, кому был верен, зато у Лорда появлялась отличная возможность использовать содержимое его головы себе на пользу. В конце концов, хоть и Снейп в целях безопасности не знал жизненно важной информации о Гарри Поттере, его информация о планах Альбуса вполне могла бы быть интересна Темному лорду. Скорее всего, он уже вытянул ее из памяти Северуса, но, быть может, ему нужны были выводы самого шпиона, действия или же просто ему требовался постоянный доступ к этим фактам в спокойной обстановке. В принципе, это могло быть поводом для того, чтобы оставить предателя в живых, но поведения Лорда совсем не объясняло. В конце концов, измученное пытками и ослабевшее от голода тело как раз было куда удобнее для подобных целей. Так что вряд ли его лечили бы и содержали в таком месте. Нет, тут было что-то иное — но что же? Ответа у Снейпа не было, что, понятное дело, настраивало на самый пессимистичный лад и вызывало миллиарды подозрений и страхов. Быть может, Лорду нужна была новая интересная игрушка, чтобы появилась возможность срывать свои нервы не на десятке верных слуг, а на одном предателе. Хотя, вряд ли их персонального тирана волновал факт сохранности личного состава Пожирателей. Он и без того не убивал их без причины, да и почти не подвергал опасности. А вот к воспитательным мерам в виде Круциатусов все уже давно привыкли, кроме того, большинство соглашалось, что, несмотря на бесчеловечность этого метода, он был беспроигрышным. Северус, кстати, заметил, что у мотивированных Непростительными Пожирателей провалов куда как меньше, чем у слушающих доводы о всеобщем благе фениксовцев.

Снейп вздрогнул всем телом, чувствуя, как его ладони коснулась плоская голова змеи. Мда, а вот это новость: Нагини, отбившая у Беллы статус подружки Лорда, — хотя, скорее, это мадам Лейстрендж намеревалась посягнуть на законное место спутницы ужаса всея Британии — обвилась вокруг его ноги, самым наглым образом устроилась на коленях зельевара, положила голову на подлокотник кресла, не сводя со шпиона пристального взгляда. Причем, провернула змея эту операцию по смене холодного пола на теплого зельевара с потрясающим мастерством — Северус даже не успел заметить смену дислокации. Судя по всему, любимица Лорда могла дать огромную фору своему хозяину по уровню наглости, а еще взгляд ее желтых внимательных глаз очень уж напоминал насмешливый и несколько давящий взгляд Темного лорда. Нет, это было занятно, но два несколько неуравновешенных сильнейших темных мага на одного шпиона — это как-то слишком. Даже если один из них выглядит змеей. Хотя, не один, а два, только об этом не принято говорить вслух, если не хочешь попрощаться с жизнью. А жить-то хочется, несмотря ни на что, очень хочется. Нагини переложила голову так, что она оказалась сверху на его ладони. Странное это было ощущение, даже немного жутковатое. Кожа змеи не была скользкой или липкой, напротив. Хотя, он никогда и не думал, что змеи неприятны на ощупь. Голова Нагини была удивительно тяжелой, зельевар чувствовал, как давят на руку почти неразличимые под кожей и мускулами косточки. Но это было скорее приятно. Глаза змеи прищурились, будто она была чем-то очень довольна. Она чуть приподняла голову, потом сделала очень неожиданную вещь — несильно подтолкнула его руку в ребро ладони, словно желая опустить голову на то место, где она лежала. Северус, не понимая, чего Нагини так рьяно добивается, приподнял руку. Змея устроила голову на подлокотнике кресла, потом выжидательно посмотрела на него, будто бы хотела от него каких-то действий. Снейп ответил ей недоуменным взглядом. Нагини зашипела на него, а в глазах змеи промелькнуло что-то удивительно напоминающее выражение лица Лорда, когда кто-то из Пожирателей говорил какую-нибудь совершеннейшую глупость. Северус, чувствуя себя Лонгботтомом, искренне позавидовал способности Лорда понимать эту своенравную леди. Он задумчиво взглянул на змею, а потом осторожно, будто спрашивая разрешение, положил несколько пальцев на голову Нагини, неуверенно провел ими по ложбинке между ее глаз. Змея прикрыла глаза, выказывая свое одобрение. Северус хмыкнул. Кто бы мог подумать, что змея Темного лорда будет требовать, чтобы ее гладили. Хотя, просить она явно не умеет — характер не из этой оперы. Снейп, решившись, положил ладонь поверх гладкой чешуи, приласкал змеиную кожу. Нагини тихо зашипела, свернулась на его коленях чуть плотнее. Северус осторожно гладил питомицу Темного лорда, поражаясь тому, насколько сильно успокаивает это занятие. Наверняка, хозяин ее проводил столько времени, наглаживая Нагини именно поэтому. Змея будто была создана для того, чтобы ее гладили — это приносило удовольствие не только ей. Северус покачал головой. Нагини и ее хозяин были похожи не только привычками, на ощупь они тоже почти не различались, разве что кожа Волдеморта была по-человечески гладкой и мягкой. Зато они попадали в один температурный диапазон. И по ощущениям тоже разница не ощущалась, разве что прикоснуться к Лорду было отчаянно страшно, а змея пугала намного меньше. В конце концов, от нее можно было максимум дождаться ядовитого уксуса, да и то вряд ли она сейчас захотела бы убить его. А вот действия ее хозяина никогда нельзя было предсказать. Впрочем, наверное, Северус не чувствовал страха перед змеей из-за того, что она-то не проявляла открытой агрессии по отношению к нему в отличие от Лорда, для которого, как известно, пытки были явлением столь же будничным, сколь и сами сборы Пожирателей. В принципе, ни одного рабочего собрания еще не прошло без наказания сторонников за промашки, но никто особенно не жаловался. Так что Нагини явно выигрывала в человечности перед своим хозяином. Но, жаль, конечно, что они не могли говорить, хотя, это скорее, был недостаток Северуса, чем змеи.

Внезапно, когда Нагини, пригревшись, стала медленно задремывать, а зельевара опять проваливаться в омут своих мыслей, дверь распахнулась. Зашел, как не сложно было догадаться, Темный лорд, который, несмотря на эффектно стукнувшуюся о стену дверь, не был в таком уж пакостном настроении, чтобы портить интерьер, а заодно и разоблаченных шпионов. Просто руки Лорда были заняты стопкой пергаментов, выглядящих крайне древними, а без спецэффектов открыть дверь, не используя палочку, достаточно проблематично, особенно с учетом всех заклятий, наложенных на эту самую дверь. Северус хотел было вскочить с места, но возмущенное шипение Нагини не позволило ему даже сдвинуться лишний раз. Лорд метнул на них взгляд, полный здорового удивления, но комментировать на английском не стал, ограничившись лишь парой фраз сугубо для змеи и мимолетной усмешкой. Он подошел к столу, стал осторожно раскладывать листы на нем. От небрежного движения руки мага дверь захлопнулась, а Лорд погрузился в беглое изучение бумаг. Несколько мгновений он просматривал пергаменты, потом со вздохом отошел от стола, что-то прошипев на одном дыхании. Северусу пришлось одернуть себя, чтобы не смотреть так пристально. Тем не менее, он не мог отвести взгляд. Снейп всегда восхищался индивидуальными способностями, которым не мог никто обучиться без врожденной склонности. Метаморфизм одной молоденькой аврорши, которую он, кстати, учил в свое время, приводил зельевара в восторг, хотя сама личность Нимфадоры Тонкс была для него сущим кошмаром, который умудрялся подорвать лабораторию, только лишь вскипятив в котле воду. А умение разговаривать со змеями встречалось куда реже метаморфизма, хотя Северусу посчастливилось встретить целых двух магов, наделенных этим даром. Впрочем, у Поттера дар выполз вообще неизвестно откуда, так что он мог и не учитываться. Поэтому надеть маску бесстрастности не выходит. Впрочем, Лорд не показывает то, что обратил на эту мелочь внимание, хотя по губам его скользит усмешка. Нагини, приподняв голову, шипит нечто, причем фраза, судя по искоркам, вспыхнувшим в глазах ее хозяина, не менее ядовита, чем сама змея. Темный лорд коротко бросает что-то своей любимице, а она весьма активно меняет свое местоположение, обвивая подставленную руку и переползая на плечи хозяина. Он поглаживает ее кончиками пальцев, тихо что-то шепча ей. Нагини покачивает головой, отвечает ему, а потом Лорд, будто нехотя, берет ее в руки и спускает на пол. Дверь открывается, змея оперативно уползает из комнаты, а хозяин провожает ее задумчивым взглядом и коротким шипением.

Дождавшись пока дверь за его любимицей захлопнется, он опускается в появившееся кресло подле камина, и внимательно смотрит на Северуса, всем своим видом показывая, что теперь переключился только на него. Шпион не уверен, что такой перспективе стоит радоваться. Впрочем, он хочет поговорить с Лордом. Это странное желание, которого не возникало чуть меньше тридцать лет, но, тем не менее, оно знакомо.

— Добрый день, милорд, — Северус пробует настроение своего бывшего господина. Несмотря на то, что его игра в верного Пожирателя окончена, методики общения с начальством никуда не исчезают. Лорд, очевидно разобравшись в этом намерении, хмыкает, чуть склоняя голову набок, и вступает в беседу.

— Ну, кому-то он и добрый, но, скорее всего, мои сегодняшние собеседники не считают, что этот день дня них добрый. Хотя, сейчас уже почти вечер.

Зельевар прикидывает время, но эти размышления ничего путного не дают. Впрочем, по голову и словам Темного лорда можно сказать, что эти несколько часов, на протяжении которых шпион сидел здесь, погруженный в мысли, были весьма плодотворными, что несказанно порадовало главу Пожирателей и привело его в благодушное расположение духа. Это радует, значит, не будет он на Северусе нервы срывать, хоть это плюс. Собственно, шпион не знал, чего это его на приступ гриффиндроской храбрости тянет, но попробовать можно было.

— Милорд…Вы спрашивали, почему я Вас предал и за что я хочу Вас убить… Я могу ответить теперь.

Во взгляде Лорда предсказуемо зажигается огонек интереса. Но он истинный сын своего рода, так что перед тем как очертя голову бросится в сети чужой игры, Лорд внимательно все взвешивает, продумывая возможны ход событий. Он знает, что Северус намного больше, чем магической силы, опасается его ума и умения излагать свои мысли, но он сам испытывает абсолютно то же самое. В конце концов, на этом поле не важно, кто старше или младше, кто сильнее или слабее, а важна лишь убедительность, характер и, собственно, содержимое головы. Здесь Северус может на равных играть с Лордом, так что тот немного медлит, прежде чем дать затянуть себя на чужое поле. Но он, что ни говори, любит рисковать. А еще ему интересно.

— Хм… Северус, я удивлен тем, что ты запомнил то, что мне хочется узнать. Но, кажется, ты мне ответил раньше? Ты ненавидишь меня, так ведь?

Шпион прищуривается. Он всегда знал, что Лорд внимательно слушает тех, с кем говорит. И, как выяснилось, запоминает тоже неплохо. Северус склоняет голову, признавая правоту чужих слов. Через секунду он поднимает взгляд, встречаясь с внимательной насмешкой в рубиновых глазах Лорда. Кажется, цвет радужки немного потемнел, но зельевар не уверен. Насколько он помнил, цвет глаз Темного лорда был пронзительнее, даже ярче луча от Круциатуса. Впрочем, это мелочи. Северус медленно, взвешивая каждое слово, отвечает.

— Да, ненавижу. Но Вы сами мне говорили, что это не причина. Что ненавидеть за убийство другого человека, пусть даже очень дорого, можно только образ, систему, но не личность. И, знаете, Вы правы. Все чувства эгоистичны, милорд, это тоже Ваши слова, кстати. И ненавидеть можно только лишь за то, что причинило боль самому тебе. И я знаю, за что Вас ненавижу. Не за убийство Лили, милорд, и даже не за то, что заставили меня убивать. Но за убийство.

Лорд даже немного подается вперед, его зрачки вытягиваются в тонкую нить, но, в целом, он ничем более не выдает нетерпения. Но шпион всегда отслеживал этот момент, кожей чувствовал — когда Лорд был напряжен, как струна, готовая в любую секунду лопнуть. Он становился таким в часы исследования магии, во время действительно интересных боев и в таких вот разговорах.

— Ты меня заинтриговал, Северус. Продолжай, — он говорил отрывисто, не ослабляя внимания, не начиная собственную линию в игре. Снейп позволил себе коротко усмехнуться и, получив в ответ ухмылку, заговорить вновь.

— Вы убили меня, милорд. Вы убили во мне все живое. Вы, не Дамблдор. Вы — и никто иной. Думаете, я забуду об этом? Думаете, такое можно простить? Все, что было во мне живого, умерло вместе с Лили. Вы убили меня вместе с ней, милорд. Вы искалечили меня, не только этим, раньше. За это я — лично я, мое эго, если угодно, — ненавижу Вас. Но, признаться, и Альбуса я ненавижу. Ненавидел. Поэтому, моя ненависть не имеет особого значения, хотя она все равно есть. Но верен я не Вам, а ему. Потому что Вы начали. Пусть он использовал меня намного грязнее, начали все это Вы. Ваша сторона, Ваши убеждения, ваши методы. Поэтому, я не буду верен, милорд. И если я на стороне Альбуса, несмотря на то, что он сделал нечто едва ли не худшее — он сшил искалеченное, не собираясь лечить, он заставил труп действовать, не воскрешая. Хоть я и ненавижу его сильнее, чем Вас. Намного сильнее, пусть он и мертв. Но я могу закрыть глаза на свою ненависть. И к нему, и к Вам. Но буду на его стороне, даже если перестану ненавидеть Вас. Я верен идее, а не человеку. Поэтому, я Вас предал.

Северус опускает голову, не решаясь взглянуть на Лорда. Тот молчит, сидя полностью неподвижно, может показаться, что он даже не дышит. В алых глазах плещется совсем неразборчивая эмоция, острый взгляд не оставляет Северуса. Шпион не в силах принять это кинжальное внимание, заставить себя посмотреть в глаза Лорду. Это непривычно — говорить правду. Говорить правду Волдеморту, которому большую часть жизни лгал.

Лорд задумчиво постукивает пальцами по подлокотнику кресла и роняет лишь два слова:

— Спасибо, Северус.

Цени свою жизнь

(п/а: Приношу свои извинения тем, кто не любит слэш. Если вы разочаровались, то я очень виновата)

Тишина. Что это такое, в сущности? Это нечто, что не может быть абсолютным ни при каком условии. Нечто, чего на самом деле не существует. Даже если замолкают голоса, звук не может совсем исчезнуть. Темнота может не иметь просветов, но тишина всегда просто относительна. Нет возможности почувствовать, что это такое. И само это слово чересчур громкое, чтобы его понять. И все равно люди продолжают обманывать себя тем, что любят тишину. Нельзя любить то, чего не существует. Можно считать, что все, соответствующее этому понятию — мертво, но это не так, совсем не так. Разве мир может умереть — просто умереть, прекратить жить. И лишение слуха тоже не поможет, потому как тогда тишины не дадут мысли. Нельзя стремиться к тому, чего нет. Не в том дело, что это неправильно или невозможно — так попросту не бывает, а все теории на сей счет ошибочны. Тишины не бывает: потрескивает огонь в камине, где-то надсадно тикают часы, постукивают бледные пальцы по подлокотнику кресла. И все равно, слух, даже самый тонкий, не в силах скинуть иллюзию тишины. Нельзя услышать, как бьется чужое сердце, когда не коснешься. Нельзя позволить кому-то узнать, как бьется твое, пока не коснутся. Нельзя услышать чужое дыхание, пока не приблизишься. И это не так сложно понять, когда перестаешь любить тишину. Но до тех пор необходимость в понимании этого отсутствует.

Он не любит тишину, хотя, быть может, склонность к этому была у него всегда. Но не любить — не значит бояться, а не все это понимают. Боязнь тишины, в конце концов, этого всего лишь страх одиночества, а глупо бояться того, что стало уже привычным и нормальным. Ему написали однажды, что уединение полезно для всякого мага, но одиночество — совсем иное дело. Нельзя сказать, что это мучительное чувство — пустота вокруг, — но это достаточно неприятно, чтобы никогда к подобному не стремиться. Пусть даже нет возможности сравнить с чем-то, но, все равно, возведенное в абсолют это ощущение убивает. Оно может вполне стать паранойей, но смысла все усугублять он никогда не видел. В конце концов, ему хватает и внутренней пустоты, которая уж точно никуда не денется — вот это точно уже часть его, неотъемлемая. Хотя, безусловно, окружать себя людьми и не быть одиноким в их кругу вполне себе сочетающиеся вещи, пусть и несколько неприятные.

В любом случае, если бы старина Дамблдор узнал милейший факт, что грозны лорд Волдеморт, который с самого раннего возраста был форменным исчадием ада — хотя, как говорят магглы, не мы такие, жизнь такая — первоначально собрал шаблон Внутреннего круга только потому, что очень уж не хотел быть одиночкой. И если в приюте этот своеобразный клуб по интересам был единственной возможностью выжить без особенных моральных травм, то в среде юных слизеринцев это уже было чем-то вроде личной необходимости. Несмотря на все доводы про врожденную злобность неких Темных лордов, он не мог сказать, что тогда его толкало нечто вроде честолюбия или желания власти. Хотя, на первом курсе он скорее был озлобленным и подозрительным волчонком, чем обычным ребенком, но это вполне простительно — сойтись с коллективом, где тебя не хотят каждую минуту избить за то, что ты не такой как все, достаточно сложно после того, как провел в подобной обстановке всю жизнь. Что ни говори, детские воспоминания самая сильная в мире вещь, а то, как относятся к тебе с рождения, въедается чуть ли не на подкорку. Но, в любом случае, такое можно исправить. И подсознательно любой стремится именно к этому. И нежелание оставаться в одиночестве в таком возрасте понятно и естественно. А чем дальше, тем сильнее. Наверное, этот мальчишка Поттер собирает вокруг себя толпу так называемых друзей именно поэтому. А он сам, в принципе, в его возрасте уже избавился от постоянной потребности быть с кем-то, но и от подобных возможностей не отмахивался. По большому счету, это никогда не было чем-то постыдным, даже если он сам не нуждался в окружении так, как оно в нем. Поначалу, конечно, было совсем иначе. Но вот почему его за эту маленькую свиту отправляли едва ли не в статус прирожденных злых гениев — загадка почище так любимых Дамблдором логических парадоксов. Собственно, именно из-за вот этих задачек на гибкость мышления он по трансфигурации первые два курса никогда ничего кроме «Выше ожидаемого» не видел. Это уже потом он смог решать их, так сказать, на две стороны, а в раннем детстве логика глубокоуважаемого профессора никак не поддавалась. Причем, если для всей группы это было чем-то вроде дополнительного задания, то для него, как для самого способного, это шло в плюс к основному. В принципе, это был тот самый метод двойного дна, который применял директор во всех своих многоходовых операциях — и похвалил, вроде, и гадость сделал. Комбинирование помогает и место сэкономить, и время. Риддл оценил это, будучи ребенком, что вырастило в нем крайнюю нелюбовь к своему профессору, но потом, в зрелости, когда сам стал не просто фигурой, а гроссмейстером, он в полной мере оценил простоту и ловкость таких фокусов. Хотя, отношение к Дамблдору он после этого не сменил, понимая, что такой профессиональный махинатор как всеми любимый великий маг, явно мог помягче обращаться с ребенком, каким бы этот ребенок склонным к Тьме ни был. В конце концов, дар, именно такой дар, у него в крови, но это не превращало его в бесчувственного монстра — ну, тогда не превращало, естественно. Хотя, безусловно, тут не дар имело место, а скорее уж личный выбор. Вообще, Лорд получал удовольствие, вспоминая о прошлом, пусть и вот так, мельком. Да, там были некоторые вещи, который вызывали почти неконтролируемый гнев, ярость, боль, ненависть — но даже это было частью его жизни. Быть может, это действительно было несколько странно, но он слишком любил свою жизнь — любую. Даже в облике бесплотной тени, которая, кстати, еще до Квирелла умудрилась вляпаться в редкостные неприятности. Это было почти что смешно, если бы не было так неприятно — еще бы, с его-то любовью к деятельности попасть в хрустальный шар полоумной гадалки. В любом случае, после пары-тройки искренне бредовых пророчеств, извлеченных оной особой из шара, в котором по наиглупейшему стечению обстоятельств обитал темный маг, — одна седьмая темного мага, если точнее, — который, кстати, нарвался на представителя этого устного народного творчества авторства несколько обкуренного оракула. Но, с другой стороны, материализм материализмом, но в роду этой Сибиллы Трелони, будь она неладна, были несколько и впрямь сильных ясновидящих. А еще ясно слышащих и ясно знающих. Тогда, кстати, он этому пророчеству поверил, лишь перепроверив его с помощью нумерологии, причем не единожды. Пришлось даже поднимать старые записи о календаре и оракулах майя, о которых, между прочим, он не вспоминал чуть больше пятнадцати лет. Нет, одно дело, что это были его собственные исследования, в коих он цеплялся к любой непроверенной мелочи, но совсем другое — что спустя столько лет он с трудом смог разобрать свой почерк, а вникнуть в часть записей вообще не смог с первого раза. А сейчас он вообще не был уверен, что сможет их разобрать. Все же, подобные расчеты и прогнозы он делал всегда по ходу дела, да и всякой мистической составляющей дела, в частности историям о всяких там Избранных, уделял если не мало внимания, то уж точно не так много, как всему остальному. Поэтому сразу с листа понять, что и куда относится, в пророчествах он не мог, но вот в Албании было много времени совершенствоваться в этом. Ну, и память тренировать заодно. В конце концов, даже маг с выдающимися способностями не мог оперировать таким огромным объемом информации, с которым приходилось работать любому, кто делал себе жизнь сложнее, занимаясь какими бы то ни было исследованиями. В конце концов, постоянно в голове держалось лишь то, что находило постоянное практическое применение, а все прочее откладывалось на глубинных пластах сознания. Плюс ко всему, в той же Темной магии было столько нюансов, что помнить, в какой книге искать информацию и с какими разделами это связано, было уже довольно проблематично, не говоря уж о том, что без обращения к источникам и в надежде на память множество самонадеянных колдунов плачевно закончили свою жизнь в статусе кучек пепла на полу. В любом случае, память Лорд во время одной из наиболее неприятных частей своего существования перетряс достаточно сильно, посему после обретения хоть какого-нибудь тела, способного держать в руках перо, он почти сразу кинулся к пергаменту и за пару суток записал материал, которого хватило минимум на несколько книг по теории нумерологии, темным искусствам, высшей магии и теории чар. Хотя, безусловно, и на книгу по разоблачению вдовствующих шарлатанок он бы тоже потратил время. Впрочем, чисто практическое доказательство того, что большинство пророчеств являются редкостной ерундой, рожденной галлюциногенами, было уже готово. Но вот основные вектора пророчества, из-за которого все и началось — точнее, закончилось — увы, не давали результата, позволяющего отмахнуться от этой ошибки юности. И даже тот факт, что Лорд очень уж не любил эту всю теорию по поводу тиранов Темных лордов и Избранных, которые должны били избавить людей от гнета, не сильно помогал делу. Это уже недавно, в индуистских трактатах — эта магия вообще была удивительно теоретической, но от этого ни разу не более понятной, — причем в тех, которые удалось по некоторым очень труднодостижимым договорам вытащить из цепких лап гоблинов, он нашел любопытную информацию о том, что пришествие Избранного может быть вызвано каким-то нарушающим явные законы мира действием того, против кого этот Избранный был направлен. То есть, Избранный не просто должен был сразиться со злом — он должен был остановить то, что переломило баланс. Насколько Лорд понял, именно он сделал нечто, нарушающее, собственно, расстановку сил. У него было несколько вариантов того, что могло так пошатнуть этот самый баланс сил, и все эти варианты делали ему честь, между прочим. Либо он действительно стал бессмертным — и никто не мог убить его теперь, — а это было сопротивлением банальному закону о смертности человеческого существа, либо же он сам и его последователи максимально перетянули силу на сторону Тьмы, что тоже не очень радовало всемирное равновесие. А, может, и то, и другое. В любом случае, мироздание всегда давало тем, кто проигрывал, какой-либо шанс, а этот Избранный, похоже, стал последним шансом стороны Света. Что не могло не радовать с одной стороны, но вместе с тем это внушало конкретное такое беспокойство по поводу своей судьбы. В конце концов, он прекрасно знал, что загнанное в угол существо сопротивляется куда как сильнее. Не хотелось бы наделать глупостей. Дамблдор поставил на карту даже свою жизнь, значит, интрига была дьявольски масштабна. И это не радовало. Нужно было разложить все, учесть каждую мелочь, каждый промах, каждую победу, продумать все, вплоть до вздохов и слов. Хотя, думать в тишине он не любил. И вряд ли сейчас было подходящее время.

Голос разрезает тишину, и он благодарен ему за это.

— Вы благодарите меня? За что? — в словах Северуса искреннее недоумение, но он все еще словно готов к бою, словно сейчас он может броситься. Лорд ловит метнувшийся в сторону взгляд. Шпион не хочет смотреть ему в глаза, но не обращать внимания — увы, не может. Темный лорд медлит с ответом еще несколько секунд, а потом тихо, медленно, нащупывая тонкую нить этой игры, начинает говорить.

— За правду, Северус. Мне слишком редко говорят правду. Особенно, если я имею к ней хоть какое-то отношение, — зельевар вздрагивает. Обычно после таких слов следует казнь, но сегодня явно не такой случай. Лорд склоняет голову набок. Как бы то ни было, они даже говорят в совершенно разной манере — шпион всегда отрывисто и быстро, резко и едко, каждым словом забивая гвоздь, а его бывший хозяин, напротив, мягко и текуче, орудуя словами, будто отточенным скальпелем, и пусть боль от его оружия слабее, она не прекращается никогда, становясь едва ли не зависимостью. Кажется, магглы подобному даже определение придумали, но не в том суть. И, тем не менее, Лорд принимает правила игры. Для него это почти что чести. Такого вызова — вывоза ему не как Темному лорду, магу, а как идеологу и, в каком-то смысле, человеку — не было давно, даже слишком. Наверное, с самого начала его деятельности. Те же Блэки, Лэйстренджи, Малфои — привлечение их на свою сторону было занятной головоломкой, которая принесла настоящее удовольствие. А вот перевербовка того же Петтигрю и еще парочки предателей из числа слуг Света была скучна до безобразия. Такое чувство, будто их толкнули прямо в дружные ряды его не сильно вменяемой армии. Нет, он, конечно, знал, что Гриффиндор полон лицемеров, но не настолько же. Хотя, это, скажем так, второе поколение Пожирателей было, несмотря на эти изъяны, достаточно удачным — Ближний круг пополнился в основном благодаря ним. Самое смешное, что родители большинства из чистокровных последователей Лорда, та же Друэлла, maman сестричек Блэк, не сильно горели желанием отдавать своих отпрысков в его полное распоряжение, хотя и всячески поддерживали его самого и его политику. Собственно, именно со взрослыми представителями семейств были самые интересные игры по так называемой дипломатии — в конце концов, ему приходилось лично просить главу семьи отпустить наследника под его знамена. Даже если те сбегали из дома к нему в ставку. В частности, Беллатрисса поступила именно так, а ему пришлось идти объяснять Блэкам всю ситуацию. Впрочем, спорить с ним никто из семейства не решился, но вот выслушать отповедь Вальпурги пришлось. Ну, по крайней мере, с ней у Лорда были достаточно ровные отношения, чтобы на реплику «Риддл, не морочь девчонке голову!» ответить не Авадой или Круциатусом, а словами. Хотя, что-что, а Непростительные понимаются гораздо лучше.

— И что теперь со мной будет, милорд? Вы убьете меня? — Северус нервничает, ощутимо нервничает. В конце концов, он не настолько храбр или самонадеян, чтобы попусту рисковать. Но понимание — кому и что именно он сказал — только сейчас достучалось до его сознания, и это ощущение, что одним неосторожным словом, точнее, не одним, он подвел себя под Аваду, тут же накрывает с головой. Лорд с легкой усмешкой рассматривает его как невиданное существо.

— Северус, ты иногда задаешь поразительно наивные вопросы. Зачем мне убивать тебя? Самое страшное с тобой я уже сделал, — на лице шпиона появляется непередаваемое ощущение удивления вкупе с недоумением. Он смотрит на Лорда, будто не понимает его слов, а тот лишь шире усмехается, прищуриваясь. Ситуация его забавляет. Но через секунду усмешка пропадает, сменяясь обычной бесстрастностью. — Да, я прекрасно понимаю, что мою сторону ты принять не можешь. Просто не можешь — как, например, всегда ходить на руках. Пусть на некоторое время у тебя получается — но ведь не навсегда. Ты просто органически не можешь быть на этой стороне — и даже не столь важно, чья она. Просто потому что она — такая, а ты — такой, ты не можешь. Я понимаю. Не принимаю, но понимаю, — его голос серьезен, но все равно мягок. Так разговаривают либо с союзниками, либо с умалишенными. Интересно, к какой же стороне Северус относит себя? Он не может ответить. Но взгляда от Лорда он не отрывает. Ему всегда нравилось смотреть, как он играет, даже если эти игры заканчивались смертями.

— Значит, у Вас единственный выход — убить меня, милорд.

Лорд смеется, откидывается в кресле, насмешливо поглядывает на Северуса, и только потом говорит с ехидной усмешкой:

— Ты так хочешь смерти? Или же смерти сугубо от моей руки? Никогда раньше не замечал за тобой суицидальных привычек.

Северус чувствует, как губы растягиваются в кривую усмешку. Черный юмор Лорда как обычно на высоте, что уж спорить.

— А я гуманистических — за Вами.

Волдеморт, усмехаясь, кивает. В конце концов, в каждой шутке есть доля правды. Как оказалось, он последнее время проявляет неприлично много человеческих качеств. Впрочем, нельзя сказать, что это в должной степени волнует его сейчас.

— Туше, — Северус замечает, что саркастическая усмешка на губах Лорда, на самом деле, явление достаточно частое, хотя, мало кто так думает. — И, тем не менее, Северус, я не буду убивать тебя, — ирония сменяется серьезностью с пугающей скоростью. Он задумчиво смотрит на шпиона. — Северус, взгляни на меня. Это — не выход, — зельевар послушно поднимает взгляд, всматривается в чужие глаза с пытливым интересом. Но опаска тоже никуда не пропадает. — Ты хоронишь себя сам. И убиваешь тоже, — Лорд неожиданно встает, прерывая зрительный контакт, начинает ходить из стороны в сторону. Сидеть на одном месте без дела не в его стиле. — Почему калека, например, не может жить? Каким бы полумертвым он ни стал, он дышит, его сердце бьется — он живет. А почему же ты не можешь жить, Северус? Неужели, ты не дышишь, твое сердце не бьется? Ты добровольно отказался от жизни, заставил дыхание быть лишь процессом, а сердцебиение лишь фикцией. Ты сам делаешь это с собой, — Лорд подходит к камину, зажигает свечи на каминной полке. Огонь почти не рассеивает мрак, сгущающийся в комнате, но так даже лучше. — Любые раны, даже самые страшные, умеют зарастать. Но только если тот, кто их получил, этого захочет. Да, пусть останутся шрамы — за все нужно платить. Но, тем не менее, ты заплатишь за жизнь, а не выберешь смерть, — Лорд возвращается в кресло, внимательно следит за шпионом, и почти сразу продолжает, — Ты сам делаешь непростительные вещи с собой, Северус. Никто не знает, как причинить боль, лучше, чем тот, кому причиняют. Да, моя вина неоспорима, — он усмехается, но тут же заканчивает вполголоса, — Но и твоя тоже. Ты ведь ненавидишь себя самого сильнее, чем меня или Дамблдора. И поэтому не даешь себе жить, — Лорд крутит в пальцах палочку, постукивает ее кончиком по своей руке. Искры с нее не сыплются, но он ощущает легкое тепло своей магии. Так спокойней. — И, если ненависть ко мне я еще понять могу, то к самому себе — нет. Ты загоняешь себя в тупик и душишь. Сам себя. Зачем, Северус? — тот опускает голову и молчит. Его пальцы судорожно вцепляются в подлокотники кресла, а потом расслабляются. — То, что ты делаешь с собой, куда хуже, чем все то, что сделал с тобой я.

Лорд вновь поднимается с кресла, подходит на несколько секунд к огню, грея руки. Палочка исчезает в рукаве его мантии, а потом он медленно приближается к креслу, в котором сидит Северус. Тот даже не вздрагивает, когда чужие пальцы осторожно касаются его щеки, будто он и не замечает этого жеста. Лорд на мгновение сжимает губы, но потом усмехается немного грустно, и пальцы сменяет ладонь.

Северус чувствует, как рука медленно гладит его кожу, и застывает от этой аккуратной иррациональной ласки. Лорд не может — он на такое не способен — прикасаться так осторожно, невинно и почти нежно. Но для него этот жест лишь еще один способ донести что-то до собеседника. Северус не обманывается на этот счет. Тонкие пальцы приподнимают его за подбородок, заставляя всматриваться в кроваво-красные глаза Лорда. Он едва заметно улыбается и убирает руку.

— Северус, хватит. Это ведь ни к чему не привело тебя. И ведь дело тут даже не в твоем чувстве вины, а в том, что ты заставляешь себя чувствовать только вину. Ты ложишься в могилу и сам закрываешь крышку гроба. А потом — засыпаешь землей, — шпион вздрагивает, не отводя глаз. Лорд говорит тише. — Северус, у тебя впереди — вся жизнь. То, что позади, несет боль, но почему ты выкалываешь себе глаза? Ведь от этого только больше боли. Наверное, ты считаешь, что в будущем для тебя ничего нет — почему? Ты не прав, Северус. Ты живой, ты продолжаешь жить. Что бы ни случилось в прошлом. Ты ломаешь себя. Ты сам. У тебя есть возможность дышать — а ты сам отказываешься от этого. Ты убиваешь себя, Северус. Перестань.

Лорд опускается на ковер перед креслом, берет руку зельевара в свою, сжимает. Шпион не смеет дышать — он никогда раньше не видел Темного лорда на коленях. Смотреть на него сверху вниз настолько непривычно, что зельевара бьет крупная дрожь. То, что видит Снейп в глубине чужих глаз — это бездна, бездна, которой нельзя коснуться. Это так страшно, что завораживает. Северус вырывает руку из чужой хватки вновь, но сейчас, именно в эту минуту, он делает это менее резко, чем должен был бы. Эти слова, все эти слова — всего лишь игра, так ведь? Но убедить себя в этом сложно. Волдеморт не может говорить так. Может быть, ему просто говорить все это, ему ведь действительно просто, но не так. И неожиданная мысль заставляет Северуса выдохнуть — Альбус не сказал бы ему такого. Никогда. Даже, если это все ложь, но такая ложь лучше правды. Потому что он делает то, что от него никто не ждал, зато ждали, надеялись — от другого. Да, Северус надеялся, что поступать так будет не тот человек, который сейчас перед ним, а совсем, совсем другой. Но в этой надежде он не признавался даже себе. Но не выдает ли он желаемое за действительное? Снейп внимательно вглядывается в непроницаемые глаза Лорда, ища там ответ. Неужели, он и впрямь делает это… Пытается помочь. Пытается исправить. Оживляет мертвеца.

Глаза расширяются от удивления — неплохой знак. Интересно, какие же мысли посетили его голову? Лорд касается руки шпиона, вскользь проводит по тыльной стороне ладони кончиками пальцев.

— У тебя бьется сердце, ты теплый — живи, Северус.

Он вздрагивает, быстро выдыхает один только вопрос:

— Почему Вы говорите мне об этом?

Лорд подается чуть вперед, усмехается. Его зрачки похожи на человеческие, вот что странно. Радужка ярко-алая, с бездонной черной точкой внутри. Северус считает, что ад должен был выглядеть именно так.

— Я возвращаю тебе свой долг. Ты сказал правду мне — я говорю правду тебе, — считать благодарность долгом это обязанность каждого слизеринца. А иметь долг перед кем-то непозволительная роскошь. — И.. — Лорд, кажется, хочет продолжить. Но это заминка ему несвойственна. Такие, как он всегда могут подобрать слова. — Мне и впрямь хочется, чтобы ты жил. Я не хочу, чтобы ты ломал себя. Знаешь, когда эта война закончится, ты не найдешь себе места в этом мире, как не нашел после первой войны. А я не настолько жесток, чтобы допустить это.

— Это — помощь? Вы хотите помочь мне? Зачем?

Северус не выдерживает паузу, чтобы обдумать свои слова. Это слишком долго рвалось с языка, и шпион даже не замечает, что сжимает холодную ладонь в пальцах. Для него сейчас это едва ли не переломный момент. Но больше всего он не хочет поверить, что все это — ложь. Но об этом все равно помнит.

— А почему тебя это так удивляет, Северус? — в голосе Лорда чуть ли не искреннее удивление. Он склоняет голову набок, чуть гладит пальцы зельевара в ответ. Тот буравит его взглядом, словно бы не замечая, что склоняется ближе. В его глазах горит желание знать. Он хочет услышать его слова, неважно — правда это или ложь.

— Я не думал, что в Вас человеческого больше, чем в Альбусе, — ответ Северуса тихий, почти безжизненный, в контраст пылающим на бледном лице глазам. Ему действительно сложно это говорить вслух, но признать он пока все равно не может, хотя и произнес. — Но зачем Вам это?

Лорд касается щеки шпиона еще раз. Кажется, ему нравится этот жест, нравится реакция на него. Ладонь скользит чуть ниже, обрисовывая линию скулы. Зрение — не идеальный орган чувств. Зрение не позволяет почувствовать, насколько приятно чужое тепло. Или же просто камин погас? Нет, вроде бы, не в камине дело. Пальцы касаются шеи, и Северус вздрагивает — но уже просто от холода. Рука его совершенно машинально накрывает ледяную ладонь поверх. Холод скользит чуть вниз и застывает над бьющейся жилкой. Шпион чувствует, что дыхание перехватывает, и голова кружится, но все будто во сне. Пальцы Северуса неуверенно гладят чужую ладонь на своей шее. Это странное ощущение — тепло, потом холод, и вновь тепло. Теперь вздрагивает Лорд. От неожиданности. Он почти никогда не ждал ответной реакции от тех, кто был с ним рядом, в конце концов, она не была ему нужна. В большинстве своем было достаточно ощущений, которые он брал сам, а не которые ему позволяли взять. И пусть это всего лишь эгоизм, но для Лорда не было никогда разницы. Если бы он принимал все, что хотят ему дать, его также касалась бы чужая ненависть, ярость, страх, зависть — но эти чувства итак сыграли роль в его жизни. Он привык не обращать внимания на ответ, каким бы он ни был. Наверное, это пошло еще с юности, когда чужих чувств вокруг было слишком много, а, может, и оттого, что он всегда привык держать стену между собой и другими, причем не только моральную, но и, как ни банально, магическую. Легилименту сложно справляться с безумием, если он не может закрыться от всего, что не касается его. Наверное, эта защита стала для него постоянной. Или же просто никто не хотел пробить эту защиту. Слишком давно.

— Милорд? — вопросительно шепчет человек напротив, не сводя с него взгляда. Этот человек слишком искалечен им самим — но и себя он калечит, вот парадокс.

— Мне так хочется, Северус. Я не требую от тебя верности, но я хочу, чтобы ты был рядом. Я могу себе позволить хотя бы это?

Он чуть приподнимается, медленно убирает руку с лихорадочно бьющейся жилки, но лишь затем, чтобы обнять. Шпион судорожно хватает ртом воздух. Это ярче первого Круциатуса — наверное, потому, что во время пытки страдает лишь тело. Боли — физической — нет, но на ум идет лишь второе Непростительное. Это чувство до того непохоже ни на что иное, что Северус возвращается в реальность лишь тогда, когда его собственные руки касаются шероховатой ткани мантии на плечах Лорда. Он хочет отстраниться — но случайно коснувшееся шеи дыхание на удивление теплое. Северус расслабляет сжатую в кулак руку и позволяет ладони прикоснуться к чужому телу. Даже через ткань мантии он чувствует, как дергается под его пальцами мускул. Первым разрывает эту странную близость Лорд. Но не отодвигается.

Он внимательно смотрит в черные, без блеска, глаза, не применяя магии, ищет ответ на невысказанный вопрос. Северус следит за каждым его движением, но потом, поддавшись какому-то болезненному любопытству, протягивает чуть подрагивающую руку к чужому лицу. Он хорошо, слишком хорошо, контролирует себя, чтобы показать страх, но это чувство все равно ближе не к страху. Пальцы замирают в нескольких долях мгновения от прикосновения к чужой коже, но он не может сделать этого без разрешения. Лорд перехватывает его руку, чуть сжимает, а потом, не отпуская чужой взгляд, заставляет прикоснуться. Северус рвано выдыхает. Кончиками пальцев он чувствует холод, но это, скорее, приятно. Чужая кожа удивительно мягкая и гладкая. На ощупь она приятней, чем чешуя Нагини. Это касание заставляет его дрожать. Лорд дышит глубоко и медленно, но обычно его дыхания не видно вообще. Он не сводит взгляда с чужого лица. Северус проводит дрожащими пальцами по чужой щеке вниз. Это ощущение безумно. Он никогда раньше не чувствовал того, что бездна затягивает его, и он тонет в чужих глазах. Лорд, не выпустивший его руки, ведет чужую ладонь чуть вбок. Северус не может дышать, когда кончики его пальцев наталкиваются на уголок чужих губ. Лорд чуть наклоняет голову, касается губами его ладони, задевает кожу дыханием. Северус почти задыхается, дышит неглубоко и часто, чувствует, как пересыхают губы. Это — пытка. Но он не хочет, чтобы это прекращалось. Глядя на Лорда, он чувствует болезненное, почти скальпельное любопытство. Северус, почти не осмеливаясь, проводит пальцами по тонким, едва теплым губам. Они насколько бледные, что его собственные пальцы кажутся единственным ярким пятном. Губы Лорда чуть дергаются — усмешка.

Северус чувствует, что расстояние между ними почти исчезло, когда Лорд, осторожно отведя его ладонь, касается губами скулы. Его дыхание чуть задевает губы Северуса перед тем, как их взгляды оставляют друг друга. Чужие губы чуть различимым холодом скользят по его коже, а потом аккуратно задевают его собственные. У него темнеет в глазах и кружится голова. Северус уже слышит свое хриплое дыхание, почти чувствует, как оно касается губ Лорда. На анализ ситуации у него нет времени — но это жутко, это болезненно жутко и, вместе с тем, он никогда в жизни ничего подобного не чувствовал. Но думать он будет позже, гораздо позже. Их глаза опять встречаются, а еще Северус замечает, насколько чаще стало дыхание Лорда. Тот быстрым, действительно змеиным, движением облизывает пересохшие губы. Взгляды вновь разрывают свою связь, но теперь черные глаза помимо воли их обладателя скользят по чужим губам.

Северус не выдерживает, когда дыхание Лорда слабо щекочет его губы, и подается вперед. Прохладные губы прижимаются к его, чуть раскрытым. Северусу тотчас перестает хватать воздуха, несмотря на то, что ничего не случилось. Следующее прикосновение заставляет сжать ткань чужой мантии судорожно дернувшимися пальцами. Это прекрасно, как полет, и ужасно, как падение. Это похоже на легилименцию — он также легко скользит глубже, как и в его сознание. Северус чувствует, как его бросает в жар, у него дрожит и сжимается все внутри, трясутся руки, но все это неважно. Перед его глазами расплывающиеся черные пятна, но потеря зрения не волнует — может быть, глаза всего лишь закрыты. Он забирает чужое, уже рваное, дыхание. У них одно дыхание. Одно.

[align=right]Самая темная ночь[/align]

На самом деле, чувство страха никогда не было ему безразлично до той степени, которую показывал он всем и каждому. Да, он мог побороть это чувство панического ужаса, которое волной подкатывало к горлу, душило и не оставляло никакого выхода, кроме как давящего бездействия. Но страх никуда не исчезал — он просто отходил на второй план. Но если приступы паники могли проходить, то подавленный адреналином страх оставался с ним всегда, каждую секунду жизни. И это было настолько ощутимо, что почти не удивляло. А подобная подкладка каждого мгновения, словно тонкая струна, накинутая на шею его реальности, никогда не пропадала, даже если получалось забыться и прекратить этот вечный спуск в бездну собственной вины и сожалений. И, наверное, это всегда было неотступно рядом, единственное, что не менялось со временем, что бы ни случилось, с кем бы он ни был и как бы ни изменился. Странно, но именно это чувство позволяло определять, жив он или нет — хотя, со временем это притупилось, хоть и не исчезло вовсе. Иногда, впрочем, ему казалось, что умение бояться чего-то оставило его, но потом это возвращалось с новой силой. Наверное, он попросту разучился жить спокойно, дышать без оглядки и засыпать без мучительных раздумий. Да и вообще, он не мог вспомнить, когда в последний раз мог спать без кошмаров, без жутких, до боли реалистичных снов, которые с абсолютно мазохистской методичностью восстанавливали каждый конкретный момент его прошлого. Пусть он считал свою жизнь невыносимым адом, но, вероятно, он все еще не прошел все его круги. Он мог это терпеть, но не забыть. Хотя, рациональная часть его сознания говорила, что он несколько преувеличивает, она же периодически подсовывала ему многочисленные картины, которые разубеждали его в этом скромном в своей простоте факте. Впрочем, безусловно, сказывалось то, что он немного мрачно смотрел на некоторые вещи, сталкиваться с которыми ему приходилось постоянно. Но его роман с неотвязным страхом от этого не стал менее крепким. Быть может, героям не пристало оглядываться в поисках очередной угрозы, но он-то никогда не был героем, более того, он не горел желанием им стать. Раньше, вся его храбрость сводилась к банальному желанию выжить, но тогда он и не жил толком. Он ничего не успел увидеть, почувствовать, узнать — и поэтому жутко боялся смерти. Сама мысль о том, что он может исчезнуть и больше не быть в этом мире, вселяла в него что-то вроде яростного неприятия. Поэтому, когда Дамблдор с грустной снисходительностью говорил о страхе смерти, он не мог его понять. Наверное, для этого нужно было время, очень много времени, но такая снисходительность все равно коробила. Можно бояться смерти — неизвестности. Можно не видеть в ней смысла. Причины бывают разные, но итогом все равно является страх. Что ни говори, а вопрос смерти был одним из немногих, взгляд на который у них так кардинально разнился. А поэтому Северус понимал прекрасно стремления человека, за которым он пошел сначала. Лорд боялся смерти именно так, как боялся ее он сам в юности. Что же было сейчас — все тот же страх или что-то другое? Скорее, просто равнодушие. Он не испытывал ничего при мысли о том, что может в любой момент исчезнуть. Но когда сталкивался напрямую с угрозой — накрывал страх. В подобном не было ничего постыдно, ведь если бы он искал смерти, то принял бы яд, а в противном случае, любой человек, столкнувшийся с угрозой своему существованию, испытывал ужас. Некоторые взять под контроль свои эмоции не могли, он к таковым не относился. В принципе, страх смерти не был постыдным в его понимании. Может, это сказался уже факультет, ведь тем же гриффиндорцам едва ли не открыто проповедовалось, что пожертвовать своей жизнь во имя каких-нибудь там высших идеалов вполне себе благородно. Наверное, эта аксиома, все же, выполнялась. К примеру, сейчас жило неопровержимое доказательство данного утверждения, но Северус, несмотря ни на что, не понимал этого и не разделял. Зачем нужно ставить условия, где жизнь человека должна быть отдана за идею? Да, жертва матери ради ребенка — благородство, самоотверженность. Но почему смерть без пяти минут выпускника Хогвартса из-за того, что кто-то — не будем показывать палочками кто именно — решил проявить широту души и разделить, в общем-то, заслуженную победу, должна тоже иметь высокий оттенок, хотя вот чего-чего, а этого можно было избежать? Да и вообще, не чисто там все это было, на его взгляд. Конечно, события двухгодичной давности не сильно интересовали его сейчас, но началось все именно с этого. Странно было вот что — Альбус и Аластор, этот параноидальный псих, были друзьями, но Дамблдор даже не заметил Барти, который под его носом изображал Грозного Глаза целый год. Нет, понятное дело, что он сам по всем углам шарахался от этого не сильно нормального субъекта, но это просто потому, что не очень вменяемый после Азкабана Крауч прекрасно помнил великолепные привычки аврора, который был для Пожирателей чем-то вроде страшной сказки на ночь. Жуткой, смертельно опасной сказки с плохим концом. Уж кто-кто, а Грюм пугал большинство едва ли не сильнее, чем гнев Лорда. Даже Беллатриса, хотя и отличала воистину блэковским лихачеством, не обманывала себя на тему выживаемости во встрече с этим мастодонтом аврората. Хотя, Грозный Глаз частенько сцеплялся один на один с Розье или Долоховым, все прочие Пожиратели предпочитали нападать на него с численным перевесом. Лорд, в принципе, редко пересекался с кем-то на стычках, он, скорее, был в качестве орудия с большим радиусом действия, но как-то Северус имел счастье наблюдать приватный бой Грюма с Лордом. Нет, обычно, противники предводителя Пожирателей не выживали, но у конкретно этого был, судя по всему, приступ удачливости. Тогда, помнится, явился лично Дамблдор, на которого Лорд и переключился, а Грозного Глаза вытащили. Но тот бой был прямо-таки показательным. Аврор держался поразительно стойко, даже когда Волдеморт закончил развлекаться и стал сражаться несколько серьезнее. Вообще, в битвах один на один с Лордом противник мог быть сколь угодно сильным или опытным, но это ничего не решало — исключением был, естественно, Поттер. С таким магическим потенциалом как у Лорда, он мог сражаться сутки напролет до полного истощения оппонента. В сущности, Лорду не составляло труда победить Дамблдора, даже если он не мог убить его сразу, с первого же заклинания. Собственно, разговор на эту тему был при Северусе — у него вообще судьба была такая, присутствовать при разговорах — Беллатриса, беззастенчиво пользующаяся тем, что именно из-за нее Лорд сменил некоторые убеждения по поводу прекрасного пола, спросила его про то, кому же принадлежит титул самого сильного волшебника Британских островов, и почему же Дамблдор до сих пор жив. Лорд тогда ответил, совершенно не разозлившись на пикантность данного вопроса — Скитер ухитрялась тогда в каждой статье подковырнуть глав противоборствующих лагерей на тему того, чья палочка длиннее, — что, если взять силой не получается, можно взять измором. В принципе, именно поэтому Альбус старался не сильно затягивать битвы с Лордом. Хотя, в Министерстве, к примеру, первым ушел именно темный маг — но там все решало время. С любым другим противником Лорд предпочитал играть, иначе он точно срывался бы на своих последователях со скуки. Начиналось все со стандартной схемы: слабенькие, в сущности, боевые заклятья, доступные каждому магу. Впрочем, большинство именно ими и сражалось, посему и Лорд не отрывался от коллектива. Хотя, в набор стандартных боевых заклинаний, изучаемых в школе, Темный лорд, обладающий весьма своеобразным чувством юмора, добавлял некоторые весьма неожиданные — простое Diffndo, к примеру. Между прочим, такое заклятье, посланное в артерию, вполне могло убить человека вернее Авады. Лорд такими выступлениями на публику наглядно демонстрировал, что любое заклятье при должном участии фантазии вполне может стать несущим смерть и причинять вред, так что причислять заклинания к темномагическим именно по этим признакам в высшей мере неразумно и наивно. Да и вообще, темная магия отличалась от светлой и нейтральной абсолютно не этим. И уж конечно не моральными убеждениями ее носителей. Все было до гениального просто и банально: магия имела разный заряд. Тот, который был условно назван «разрушающим» — магия, имеющая источник, лежащий в основе всего, первоначальный хаос, что был в самом начале. Это и стало темной магией, и склонность к разрушающему началу у магов послужила появлению так называемых темных магов. Магия светлая имела источник в созидании, упорядочивании и стремлении обретению формы того, что возникло из хаоса, а маги, проявившие склонность к созидательному заряду, стали Светлыми. Нейтральная магия не имела окраса вообще и стала, по сути, результатом смешения первых двух. Отдельным вопросом были Черные и Белые маги, которые черпали свою силу вообще из другого источника. Вот именно эти маги обязаны были соответствовать и морально, и духовно, и физически — и обращаться к ядру у себя внутри, а не общему, чью силу брали все маги. Но таких магов Северус никогда не встречал, хотя Лорд говорил, что общался с некоторыми Черными во время своих путешествий по континенту. Сказал также, что поговорил с одним бывшим Белым магом, но в итоге разочаровался в этом направлении магии вообще.

Холод. Северус подскочил, чувствуя, как что-то холодное коснулось его шеи, в самом низу, между ключиц. Он резко открыл глаза, стряхивая с себя сонное оцепенение, которое до того полностью владело его мыслями. Тут же его взгляд уперся в чужой взгляд, желтый и крайне недовольный. Мда, называется — прилег на минутку собраться с мыслями. Прямо ему в глаза, застыв в сантиметре от лица, глядела змея самого Темного лорда, которая, очевидно, до этого знаменательного момента мирно спала, вольготно расположившись на груди зельевара почти полностью. Во взгляде Нагини было крайнее раздражение, адресованное дернувшемуся шпиону. Язык змеи едва ощутимо задел его по носу, когда любимица Лорда коротко что-то прошипела, даже не думая отодвигаться. Змея была тяжелой, но он поразительно долго не ощущал этого, пока не попробовал сдвинуться. В желтых глазах промелькнул заметный скепсис. Если бы они с Нагини могли общаться, он бы с радостью высказал ей все, что думает, но из-за банального лингвистического порога пришлось ответить ей не менее красноречивым взглядом. Змея положила голову туда же, где она, по-видимому, была до тех пор пока он не проснулся. Северус возмущено дернулся, но это, в принципе, ни к чему не привело, так как бороться с гигантской ядовитой и поразительно умной змеей у него вряд ли вышло бы. Нагини зашипела на него, дернула головой, всем своим видом показывая, что лучше бы зельевару лежать спокойно и не дергаться лишний раз. Северус вздохнул, покоряясь судьбе, когда внезапно раздалось чуть более резкое шипение. Кажется, голос Лорда можно было узнать в абсолютно любой ситуации, даже если он шипел что-то своей питомице, хотя змеиный язык несколько смягчал и тембр, и тон. Нагини в ответ выдала нечто, поудобнее устраиваясь на зельеваре. Судя по всему, в их варианте выражение «пригреть змею на груди» приобретало буквальный смысл. Реплика эта не прошла без внимания, но сказанное Лордом, кажется, не впечатлило его змею. Нагини потерлась носом о шею Северуса, но потом, явно поняв, что спор с хозяином будет стоить ей минимум сорванных планов на вечер, с разочарованным видом отползла на свободную часть кровати. Северус порадовался, что рубашка на нем была застегнута на все пуговицы — змея была ледяной, и прикосновение ее все еще ощущалось. Нет, в следующий раз он точно спать будет в кресле, иначе никаких нервов не хватит. Хотя, спать-то он все равно не собирался. Северус сел на кровати, несколько сконфуженно оглядывая комнату. Блестяще — он наглым образом заснул на чужой кровати и, судя по всему, выжил из комнаты ее хозяина. Это, в принципе, он понял с самого начала, просто осознание — с учетом очень активного развития событий — не сильно торопилось к нему. В конце концов, Темный лорд был человеком, как ни забавно это звучало бы. Поэтому вопрос с его собственным отдыхом оставался открытым. Северус, конечно, помнил еще со времен юности, что Лорд злостно пренебрегает заверениями медиков о пользе восьмичасового сна, но все равно даже ему нужен был отдых. Хотя, вот сейчас, например, шпион мог с уверенностью сказать, что маг на ногах почти двое суток, если не считать того момента, когда он заснул в кресле. Северус вздрогнул. Спящий Волдеморт — черт, это из раздела фантастики. Память услужливо подкинула еще и совсем недавние события. Зельевар прикусил губу. Ну, амнезия, между прочим, не была уж такой плохой вещью, если подумать.

Нагини, переползая на колени шпиона, прошипела что-то. Лорд, сидящий за столом и явно занятый чем-то несомненно важным, раздраженно на нее шикнул, судя по всему, чтобы не отвлекала. На зельевара он не обратил внимания, что, признаться, немного задело того. Не сильно, но все равно. Тогда, несколько часов назад, он едва ли не панически ждал встречи со своим бывшим господином, места себе не находил. Когда Лорд отстранился и аппортировал — кажется, его звали Пожиратели, — у Северуса едва сердце из груди не выпрыгнуло. Он словно почти утонул, но тут его внезапно вытащили на берег. Шпион не мог сказать, сколько времени просидел там, на одном месте, пытаясь заново научиться дышать. Его трясло словно в лихорадке. Такого не было даже после первого в жизни Непростительного — казалось, что от страха у него разорвутся легкие. Он был почти на грани обморока, и даже рад был тому, что Лорд ушел, иначе, вполне возможно, у него началась бы истерика. Когда это прошло, Северус чувствовал себя так, будто он сутки напролет таскал гоблинские тележки с пассажирами на своем горбу. Хотелось приставить палочку себе к виску и выпустить что-нибудь более-менее убойное. Но, увы, палочки не было, да он и не уверен был, что сможет сосредоточиться хотя бы на банальном Lumos, не говоря уже о чем-то сложнее. Руки дрожали и не слушались, встать на ноги он не рискнул даже. Пытки по сравнению с этим оказались милой и невинной забавой. Перед глазами стоял туман и, хотя Северус понемногу отходил, ватная тяжесть в голове, которая почти физически давила на него, никуда не исчезала. Казалось, что это все — всего лишь кошмарный, пусть и до жути реалистичный сон, но комната никуда не исчезала, а ощущения не спешили пропадать. От страха — не только страха — было почти дурно, будто что-то мешало вдохнуть, а потом выдохнуть. Это чувство — словно он смотрел со стороны, отстранено фиксируя события, которые происходят не с ним — никак не хотело оставлять его. Голову сдавливало будто тисками, он не мог сосредоточиться, он не мог даже смотреть, выхватывая из реальности лишь какие-то моменты, которые совершенно не хотели складываться в одну связную картину. Северус будто равнодушно отметил, что смог подняться, стал бесцельно метаться по комнате, словно ища что-то. Он понимал, что нужно безотлагательно взять себя под контроль, но это понимание было сухой констатацией факта, которая на ситуацию не влияла абсолютно. Шпион, собравшись с силами, заставил себя лечь на кровать, закрыть глаза и попытаться хотя бы сдержать бьющееся в чем-то приближенное к агонии сердце, выровнять дыхание, прекратить мельтешение мыслей во все стороны. Наверное, тогда он и заснул, хотя, был в этом не уверен. И пробуждение, между прочим, было трагикомично в высшей мере. Нет, до сих пор в голове не укладывается — проснуться в обнимку со змеей в кровати Темного лорда. Хорошо хоть с одной змеей, а то мало ли.

Но повернуть голову и взглянуть на самого Лорда, честно сказать, было выше сил зельевара. Он не представлял, как сможет говорить с ним после этого, как сможет смотреть на него. Тяжело было даже находиться в одной комнате. Северус старательно рассматривал теряющиеся в сумраке очертания кресел. Второе, кстати, не исчезло, хотя, для предметов, трансфигурированных из воздуха, существовал некоторый срок годности. Ну, впрочем, это зависело, скорее, от силы и умения мага, чем от обстоятельств, но зельевар все равно редко встречал предмет, который мог просуществовать больше пяти часов. А прошло определенно часов семь. Бодро горел огонь в камине, а шпион машинально отметил, что этот камин явно редко когда гаснет. Интересно, а подключен ли он к сети Летучего порошка? Наверное, уже нет. Хотя, насколько Снейп помнил, в ставке Пожирателей перемещению через камины вообще мало кто отдавал предпочтение, памятуя о том, что нечеткая дикция может послужить аврорату прекрасную службу, да и некоторые особенно удачливые люди могли без проблем залететь в какое-нибудь особо секретное поместье чисто случайно. Так что камины, в основном, исполняли свои прямые обязанности. А еще в комнате было достаточно темно — верхним светом Лорд явно не пользовался, подсвечники на каминной полке были пусты, а несколько высоких свечей стояли лишь на письменном столе. Неверное освещение выхватывало какие-то бумаги, которыми занимался Лорд, нахохлившуюся сову, которая с крайне недовольным видом копошилась на краю стола. Северус старался в ту сторону не смотреть, хотя, безусловно, бумаги, которые интересовали Темного лорда в третьем часу ночи, заслуживали внимания. Нагини положила голову на руку шпиона, требовательно подтолкнув, и тот совершенно автоматически стал поглаживать змею. Ему очень хотелось оттянуть возможный разговор с Лордом почти так же сильно, как и требовалось с ним поговорить сейчас. В конце концов, у Северуса не было совершенно ни одной идеи, почему Темный лорд поступил именно так. Если он таким образом хотел пошатнуть мировоззрение шпиона, то это вполне получилось. В любом случае, такое гораздо проще было воспринимать как специальный вид морального давления, тонкий психологический ход, чем нечто иное. О причинах Снейп предпочитал не думать, справедливо полагая, что Лорд настолько непредсказуем для нормальных вменяемых смертных, что и пытаться не стоит. Про свое отношение к подобной ситуации он также не желал распространяться. И от воспоминаний его бросало в дрожь, а мысли путались. Но заставить себя прекратить думать обо всем произошедшем он не мог, хотя стоило бы. Его терзал вопрос явно из серии вечных: почему? И пусть он отчаялся разобраться в причинах, толкнувших Лорда на этот поступок — как и ранее не понял, с какого перекрашенного гиппогрифа он все еще жив и относительно здоров — но вот узнать чего хотел добиться от него второй величайший интриган Англии хотелось почти что до зубного скрежета. Что ни говори, отвык он от Лорда за столько-то лет, отвык разбирать хитросплетения его логических связей. С директором Хогвартса в этом плане было проще, но, впрочем, только с учетом владения всей информацией, иначе план Альбуса был абсолютно непостижим. А вот тончайшие комбинации Лорда, которые обычно строились с учетом, что основную часть данных все равно кто-нибудь на сторону выдаст — сказывался опыт работы со шпионом под боком, не иначе — без не менее извращенной, чем у предводителя Пожирателей, логики предсказать и разобрать было достаточно сложно. Поэтому, в стане Ордена ощущался постоянный информационный голод, а среди последователей Волдеморта царили ненаучные убеждения о гениальности их господина. В принципе, Северус сам мог только восхищаться этими двумя комбинаторами и постоянной их игрой на опережение. И, несмотря на то, что Альбус обычно на пару шагов был впереди в целом, в частном Лорд без проблем переигрывал сторону Света с огромным отрывом. Касательно операций тем более. В конце концов, только Темный лорд мог вывести против лучшего отделения аврората пятерку Пожирателей из Ближнего круга и обойтись без жертв. Дамблдор был великолепным стратегом, но Лорд показал себя еще и в тактике. Хотя, наверное, из-за этого он немного отставал в некоторых далеко идущих планах. Северусу, кстати, иногда начинало казаться, что все эти годы после возрождения Лорда игра шла исключительно с легкой руки его благородного учителя, но зельевар смысла в этом не видел. Разве что последний год, да, должен был стать полностью игрой по нотам Альбуса. Впрочем, можно сказать, что оркестр сфальшивил в самом начале его симфонии — прокол Северуса не соответствовал сценарию абсолютно. Ну, это было не удивительно, Снейп всегда знал, что одни рыжие близнецы, которые абсолютно не дружат с головой и ее содержимым, вгонят его в гроб своими выходками. Хорошо еще, что он не был их деканом. Собственно, благодаря Уизли он в таком положении. Знал бы — оставил бы их там. Но обо всем по порядку, наверное.

Итак, день начался с обычной планерки Пожирателей Смерти, на которую невоздержанная Беллатрисса выдернула его прямо из-за котла с экспериментальным зельем. Пока они ругались с ней, планерка закончилась и все, получив по заданию вкупе с порцией Круциатусов, разбежались по своим делам. А он, понимая, что зелье уже безнадежно загублено, продолжил выяснять отношения с мадам Лейстрендж. Точнее, он пытался от нее избавиться, а отношения выясняла она. Тут их схватили под белы ручки и потащили на какое-то задание, не сильно интересуясь их мнением — Рабастан Лейстрендж, которого молодые Пожиратели попросили составить компанию, умел обставить дело так, что они сами согласились без проблем. Отряд, состоящий из матерых Пожирателей и пяти посредственных не сильно удивился, когда столкнулся с небольшим выводком фениксовцев, среди который оказались и всем знакомые близнецы. Как на грех, все молодые Пожиратеи эту парочку знала едва ли не лучше, чем Поттера — за неполное лето в числе боевиков Ордена Уизли умудрились заработать себе такую славу, что каждый считал долгом их не только убить, но и жестоко измучить. Белла же вообще семью эту не любила с поразительной самоотдачей, так что Уизли были обречены. И все равно, когда в горячке боя их оглушили и аппатировали с ними в сторону, чтобы развлечься, он ничего с собой не мог поделать. Смотреть в глаза Уизли, которые с каждой секундой пугающе расширялись, было очень забавно, если бы близнецы не мешали ему сохранить репутацию честного Пожирателя. Да и ребята, которые так рьяно хотели им смерти, тоже были неплохи — один смог ранить его. Впрочем, как оказалось, об этом маленьком инциденте кто-то узнал, все же, и тотчас понесся на доклад к Лорду. Кто же это, интересно, такой? Наверное, он получил за донос множество привилегий. Хотя, сейчас Северус уже ни в чем не был уверен. Лорд относился к нему так, будто он не совершил нечто абсолютно недопустимое, а просто сбился с пути. Тот же Альбус, поначалу, несколько иначе ставил вопрос. Хотя, директор помог ему выкарабкаться из вязкой трясины тьмы, а Лорд стягивал в нее с воистину садистским рвением. Нельзя сказать, что у него не получалось. Но покамест Северус держался. Впрочем, шпион видел в словах Лорда некоторый подтекст, какое-то неразличимое чувство на самой грани, на обратной стороне смысла. Что-то было, что-то определенно было основой этой игры, и больше всего зельевар хотел разом докопаться до сути всего. Не понимать много было невыразимо сложно. Внезапно, холодный голос Лорда расколол тишину, будто она была стеклянной.

— Какие занятные у тебя мысли, Северус, — усмехаясь, протянул он, отложил пергаменты, встал. Темный лорд взял один лист бумаги, пробежал по нему взглядом, ухмыльнувшись, положил в конверт и запечатал несколькими заклятьями. Сова довольно ухнула, взлетев на протянутую руку, послушно взяла конверт. Лорд подошел к окну, прошипел какую-то короткую фразу на змеином — оно, что удивительно, распахнулось. Маг сказал несколько слов сове, очевидно, назвал адресата, и отправил ее работать. Северус даже представить не мог, кому могло бы прийти письмо от Волдеморта. Тот несколько секунд помедлил, стоя перед распахнутым окном, потом вздохнул и захлопнул раму. Северус вздрогнул от громкого звука и поднял голову. Нагини, до того дремавшая у него на коленях, зашипела, всем своим видом показывая, что уж она-то является наиболее ярой сторонницей спокойного сна безо всяких отвлекающих субъектов. Шпион, все еще не горящий желанием пересекаться взглядом с Лордом, поспешно опустил глаза. Волдеморт пожал плечами и, не собираясь далее играть на таком хрупком поле, подошел к кровати. Змея подняла голову, спрашивая что-то у хозяина. Очевидно, она интересовалась произошедшим. Северус почувствовал кольнувшую неловкость и тень страха. Хотя, если бы в тот момент в комнате была Нагини, наверное, ничего и не случилось бы. Лорд присел на край кровати, а змея, так и не дождавшись ответа, переползла на колени к нему, начиная методично что-то шипеть на одной ноте. Лорд быстро ответил ей что-то, и зельевару оставалось только радоваться, что он не понимает языка, на котором ведется разговор. Темный лорд рассеянно погладил питомицу по голове, а потом внимательно взглянул на шпиона. Тот поспешно отвел взгляд. Лорд досадливо поморщился.

— Северус, ты собрался и дальше в молчанку играть?

Зельевар промолчал, не рискуя смотреть на своего бывшего господина. Нагини частично лежала на нем, а частично расположилась на своем хозяине. Лорд почти не обращал на змею внимания, судя по всему, мысли его гуляли где-то далеко. Снейп прекрасно понимал, что в таком, можно сказать, задумчивом состоянии Лорд едва ли не более опасен, чем обычно. Он сейчас абсолютно точно мог убить за неповиновение. Хотя, змею, кажется, это не очень волновало. Но ее шипение все равно почти сошло на нет. Лорд хмыкнул, и заговорил вновь.

— Ну, вот, пришли к тому, с чего начали. Хочешь, расскажу тебе об операции по ловле Поттера? Кивни хотя бы, — шпион не шевельнулся, хотя все его существо тотчас прошила адреналиновая игла. Несмотря на то, что у него почти не было возможности передать кому-то эту информацию, пренебрегать таким шансом было глупо. Лорд, очевидно, эти метания понял прекрасно, поэтому продолжил с усмешкой. — Мда, меня всегда поражала эта самоотверженность. Интересно, ее Дамблдор специально воспитывал, или ему везло? Ну, зная его педагогические таланты, нужно признать, что везуч он просто неприлично. Что ж, ладно. Мне тут буквально на днях донесли прекрасные в своей простоте новости — мистер Поттер скоро празднует совершеннолетие и планирует уйти от своих родственничков-магглов, у коих проводит лето. Яксли принес мне на днях информацию, что улетит наша знаменитость за день до. Белла же выпытала у пленной птички, что Орден планирует провернуть все вечером собственно дня совершеннолетия. Сказать честно, не знаю, когда спадет защитная магия. Но я бы на месте Поттера увез магглов раньше. И оттуда бы убрался. Но Поттеру порой чужда логика. Так что мы, полагаю, подежурим там оба дня. Впрочем, исходя из некоторых не совсем понятных фактов, я бы не рисковал убивать Гарри Поттера. Поймать — это запросто. Но вот убивать не хотелось бы… кстати, Северус, нет никаких догадок, почему Дамблдор хотел, чтобы мальчишка стал смертником? Не думаю, что тебе это нравится.

Снейп пожал плечами. Ему, если честно, именно эта часть плана не нравилась настолько, что он с радостью ее бы переиграл. Но не судьба, видимо. Да и вообще, Поттер, кажется, тоже не был в восторге от своей роли. Но план будущей операции, признаться, немного его волновал — особых лазеек в нем не было. Оставалось надеяться, что орденцев будет много, и они не будут пользоваться порталами и аппартацией сразу, а дадут завязаться схватке. А потом уже позволят Поттеру делать глупости. Иначе, перемещение отследят, и не только мальчишка умрет, но и штаб Ордена будет под угрозой. Лорд, не дождавшись ответа, говорит вновь.

— Знаешь, меня восхищает то, что он использовал даже свою смерть как часть грандиознейшего плана…И чужие смерти тоже. Но одно дело — умереть ради победы правого дела, совсем же другое — ради него выжить. Хотя, я более чем уверен, что он положил свою жизнь на исправление своей ошибки с радостью. Это странно.

Северус поднял голову, удивляясь тону Лорда — в нем было что угодно, кроме ненависти и ярости. А ведь он говорил сейчас определенно о Дамблдоре, по отношению к которому он никогда не слышал от этого человека хоть чего-то более-менее положительного. Шпион отметил, что теперь знает еще, как выглядит Лорд, вспоминающий о прошлом.

— Расскажите мне об Альбусе. Почему вы враждовали?

Волдеморт мгновенно поворачивается к нему и в его взгляде скользит здоровый интерес. Северус с трудом выдерживает его взгляд, но глаз не опускает. Но видеть эту нечеловеческую красную радужку и узкие змеиные зрачки странно. Особенно, после того, как эти глаза были совсем рядом. Зельевар, подумав, не может представить у Лорда другой цвет глаз, хотя знает, что когда-то давно он был иным. Если та же Скитер писала, что у Поттера глаза цвета Авады, то, исходя из этих аналогий, глаза Темного лорда можно было сравнить только с Круциатусом. Неизвестно, что хуже, как говорится.

— Знаешь, для меня это всегда было загадкой не меньшей. Наверное, — он проводит ладонью по телу Нагини, которая уже почти заснула рядом с ним, — это было что-то глубоко личное. Я не вписывался в эфемерный мир лилового бархата и понятий о правильном и честном. Я не смог мягко проскользнуть через игольное ушко его убеждений, — Лорд замолк на несколько секунд, а потом, вздохнув, проговорил. — Я не был удобен профессору Дамблдору. Я видел его таким, каким не видел никто. Он понял это и попытался надавить, испугать. Знаешь, наверное, в этом была его ошибка — он сразу показал, что мне нужно его бояться. И я боялся, запомнил урок. Не знаю, может, это я так воспринял — но когда маг поджигает пожитки бедного сироты с целью его проучить… Это немного неправильно, что ли. Тогда я бы понял словами. Вот скажи, что бы ты сделал, если бы тебе нужно было показать ребенку, выросшему в приюте, пусть и злобному, как стая волчат, волшебство? Я максимум бы воду в огонь трансфигурировал. Патронуса вызвал бы, ветвящейся Авадой в потолок ударил… Ну, не знаю, я. Но не так. Впрочем, ладно, это был педагогический прием. Но Дамблдора я тогда бояться стал как, собственно, огня. И больше никогда ему не верил. А он, наверное, сразу почувствовал, что я опасен. И что я — не такой. А потом были вечные придирки, подозрения, отказы, слежка… Ненавижу его за это. Детство, юность, молодость мне он отравил. Да, я был не подарок. Но это не повод. И в работе мне первый раз из-за него отказали. Хотя, допусти того не сильно вменяемого субъекта к работе, Диппет горько пожалел бы. А второй раз он сам мне отказал. Думается, если бы не это, я и не начал бы масштабных действий. Не мне тебе говорить, сколько преподавание времени отбирает.

Северус хмыкнул. Да, действительно, если бы Лорд стал учителем в Хогвартсе, никакой войны бы уж точно не было — на нее просто физически не хватило бы времени. Тут он вспомнил один весьма важный факт.

— Милорд, а правда, что должность преподавателя по Защите проклята?

Лорд усмехнулся, поглаживая Нагини между глаз пальцем. Будь она кошкой, мурчала бы, настолько умиротворенной питомица Темного лорда сейчас выглядела.

— Я же на эту должность подавал заявление. Но, знаешь, мне Дамблдор так отказал, что моей выдержки не хватило, еле дослушал. Как от него вышел, так психанул, что откат едва меня в могилу не загнал. Это был так называемый стихийный выброс. А магия Хогвартса на него среагировала вдобавок. Наверное, сказалась кровь Слизерина. Так что пока я преподавать не начну, то проклятье не спадет. Ну, или если умру. Собственно, я думаю, что Дамблдор на меня именно поэтому так и взъелся — каждый год искать преподавателя это настоящее испытание для нервов. Хотя, до этого тоже не просто было, там другое проклятье было. Но это уже от Попечительского совета.

Снейп фыркнул. Надо же, а слухи, оказывается, не лгали. Впрочем, это вполне было в духе Лорда. Северус абсолютно не удивился бы, что маг, узнав об этом досадном инциденте, только порадовался бы. Зельевар погладил змею, которая уже точно заснула. Лорд тоже медленно гладил Нагини, едва заметно усмехаясь. Он прекрасно знал, насколько сонной бывала его верная спутница, вернувшись с охоты. Заодно, она была еще и вдвойне ехидней, чем обычно. Северус, казалось, тоже полностью сосредоточился на мягкой коже змеи под ладонью. Когда его пальцы столкнулись с ледяными пальцами Лорда, он вздрогнул и поднял взгляд.

Красные глаза насмешливо прищурились.

— Ну так что, Северус?

Страх — это страх

Что ж, он всегда знал, что самое забавное: взгляд глаза в глаза, откровение, от которого не скрыться, и пронизывающая глубокая яма чужого сознания, в которую проваливаешься уже совершенно бесконтрольно. Но знать и ощутить на себе — не одно и то же, ведь так, кажется, говорят очень умные магглы. А маги, кстати, такого сказать не могут по одной простой причине — не понимают. Мда, и он еще после таких размышлений самый страшный расист, нацист, фашист и деспот. Стыдно, граждане-товарищи, стыдно. Позорит он почетное звание Темного лорда. Впрочем, это все так, частности. Сказать честно, даже самому смешно иногда становится, когда мысли подобные появляются — мол, статусу соответствовать нужно. И это приходится еще и самому себе говорить, между прочим. Хотя, это нормальное явление, в Первую войну так же было, если не хуже. Тогда он мог себя более-менее адекватным назвать, а вот сейчас сам в подобном предположении искренне сомневался, кстати сказать. Только это секрет, по идее. В конце концов, когда он увидел, что именно натворили его якобы верные до последнего вздоха Пожиратели, захотелось их всех поголовно перетравить, а самому под ближайшую Аваду подставиться. Ну, или на Поттера понадеяться, он был горазд на всякие нетривиальные выходы из ситуации. А после того как он ознакомился, пусть и бегло, со Светлой пропагандой за прошедшие годы, его едва удар не хватил. Тут уже не до Избранного было. Хотя, конечно, удивило кое-что, бесспорно. В частности, слухи о кровной защите Поттера. Вот это чушь: даже на малфоевском отпрыске ничего такого не наблюдалось, а более чистокровного и сильного рода он навскидку припомнить не мог, плюс к этому, родство с «благороднейшим и древнейшим» семейством Блэков. А, зная Нарциссу и ее воистину тяжелый нрав, можно было с точностью увериться, что, будь возможность в нынешнее время призвать защиту Крови, то она бы ничего не пожалела, своего Лорда в гроб вогнала бы. Но, к сожалению, из-за того, что Министерство где-то сотню лет назад ограничило внутренние привилегии аристократии и наложило какие-то не совсем ясные запреты на родовую магию крови, провести ритуал Защиты Наследника, если он не ошибался с названием, было невозможно. А никакой другой из этого списка, связанных с родством, больше не подошел бы, так как требовалась уйма времени на его проведение и Авада вряд ли бы срикошетила из-за подобного. Ну, положим, атака от Поттера отскочила потому, что он Избранный высшей силой. Правда, одной этой избранности мало, магии глубоко было наплевать на всякие предопределения. Значит, все дело в Лилиан Поттер. Что ж, мать, защищая своего ребенка способна на многое — вспомнить ту же Нарциссу, Моргана ее возьми. И на огромный выброс магии, который ее все равно бы угробил, в том числе. Только вот для этого нужен был такой уровень концентрации, которого он сам хорошо, если со второго раза достигнет. Значит, она усиленно готовилась. А он, убив уже почти мертвую Лилиан, фактически скрепил договор на защиту ее ребенка. И тотчас его своей Авадой нарушил. Ну, и заклятье, как положено, обратилось против него. Интересно, он вообще думал в этот раздел ритуальной магии хоть разок заглянуть повнимательнее? Очевидно, нет. Хотя, куда ж ему, родственников живых все равно нет, рода фактически нет. Только вот контракт он вроде бы разорвал, но к Поттеру все равно прикоснуться не мог — спрашивается, с чего это вдруг? Хотя, вариант, когда магия посчитала, что нарушитель должен умереть для выполнения, он как-то пропустил. Судя по всему, это что-то из этой оперы было, пока он поттеровскую кровь не использовал — но, Мерлин, какая же глупая ошибка в ритуале! Ладно, можно заканчивать напоминать себе об этом, что уж там, — а потом совсем что-то несуразное пошло. Хотя, это вот, скорее всего, было результатом пренебрежения собственными ошибками. А на фоне новых весьма неожиданных фактов о мсье Потере, не проверив досконально все возможные варианты, убивать он его не сунется. Хватило уже, что в первый раз очертя голову кинулся. Ну, впрочем, это еще простительно: тогда появилась информация, что Дамблдор заберет мальчишку к себе и будет его учить лично. Нет, про второго, ну, Лонгботтома, то же самое сказали, причем про него в первую очередь, но к Поттерам прямо толкнуло. В конце концов, полукровка, род от Годрика Гриффиндора, в месте живут примечательном — точно Избранный, без сомнений. Плюс ко всему, он тогда пророчество разобрал только для половины переменных. А надо было, кстати, рассмотреть еще и этот «исход седьмого месяца». Нет, чтоб сказать, чего именно месяца, так нужно же темнить всячески. В общем, он посчитал, что года, а ведь могло быть чего угодно, не говоря уж о том, что календарь мог быть совершенно любой — хоть лунный, хоть грегорианский. Не то чтобы он об этом не думал тогда, просто лето было совсем рядом и угроза эта тоже была очень к спеху. Да и Дамблдор стал активно защищать семьи с детьми именно календарными, так сказать. Ну, еще, вдобавок, семей, бросавших ему вызов трижды — и переживших это, кстати, — было не так уж и много. Но как же обидно, что все закончилось именно так, а не иначе. Будто кто-то постарался. Хотя, он бы голову дал на отсечение, что Дамблдор так не поступил бы. Никогда, ни в коем случае. То есть, план либо из-под контроля вышел, либо глава Ордена Феникса не имел к нему ни малейшего отношения. Но планы глубокоуважаемого Дамблдора срывались только из-за Лорда собственной персоной, так что это явно не могла быть ошибка гениального Светлого. Значит, ответы стоило искать в другой стороне — но мысли-то упрямо возвращались к такому заманчивому варианту, вот что странно. А он не любил, когда логика вступала в жуткое противоречие с интуицией. Но поверь в то, что это были происки Дамблдора, оказалось просто — а то, что настолько просто, никак не может быть абсолютной истиной. И винить старика во всех неприятностях было, по меньшей мере, наивно. А рассуждать сейчас нужно, по меньшей мере, трезво, отбросив все личные чувства, причем, абсолютно все. Хотя, он анализировал это треклятое пророчество в Албании едва ли не каждый день. И так не пришел к однозначному выводу, является ли Поттер истинным Избранным, благо, что в верности самого пророчества он уже не сомневался. Впрочем, в свете новых данных, конечно, некоторая информация на свое место встала. Хотя, Лорд был искренне против подобных трактовок без явных доказательств.

Но личные чувства к дражайшему профессору трансфигурации, хотя, он вроде бы уже не преподавал, никак не хотели оставить его сознание — сильные, слишком сильные, даже для его выдержки. И пошло это оттого, что он ненавидел марионеток. И манипуляции, и лицемерие, и ложь. И марионеток, полученных в результате лживых манипуляций одной лицемерной твари особенно. И, конечно же, самого лицемера и манипулятора. Это было почти бесконтрольной эмоцией, которая просто голову мутила, но он получал какое-то болезненное признание своей давней вражды с Дамблдором в этом всем. Если он и не знал, как поступить — поступал как-нибудь, а из-за это Том, тогда еще отзывавшийся на это маггловское имя, просто трясся от неконтролируемой ярости. Но, в конце концов, война не сводилась к конфликту интересов — их личных интересов. Для него, в частности, это была война с жизнью. Безумная, рискованная, вечная. И, наверное, он втравил в эту войну всех только по своей прихоти. Дамблдор же тоже воевал за себя, хотя и с ним, вот парадокс. Вообще, мотивы этого человека для Лорда были едва ли не более неясными, чем мотивы Северуса. И то, насколько он понимал стремления обоих, роли не играло совсем. Лорд чувствовал, что из простого, но действенного столкновения — он, аристократия и Дамблдор — война сейчас плавно скатилась до прямого пути к победе. Но у одного предводителя пернатых явно был запасной план, который развернул бы всю войну в другую сторону. Сейчас опасность ощущалась почти что кожей. Лорд стоял на краю обрыва, понимая, что теперь все зависит только от его действий. И только от его мозгов. В любом случае, ситуация была обратима. Он надеялся на это, по крайней мере.

Хотя, мысли о грядущем в данный момент не сильно волновали его, если подумать. Когда его холодные пальцы накрыла теплая ладонь, он почувствовал, что улыбнулся. Он редко позволял себе проявление эмоций, даже с самого детства был, по убеждению всех, слишком серьезным и отстраненным. Поэтому, если честно, он был не уверен в реакции Северуса на это. Да и вообще, Лорд всегда любил смотреть на это, на реакции. Потому что предсказать не мог, совершенно причем. Быть может, если свои чувства он перестал выражать, то намного большее удовольствие приносило созерцание — нельзя было сказать точно, но что-то в этом духе он явно испытывал. Скажем так, он всегда любил брать, а не отдавать — и в эмоциях всегда было также. Хотя, вполне возможно, он просто не смотрел на то, сколько отдает сам, замечая лишь то, как относятся к нему, как реагируют, как смотрят. Интересно, это был эгоизм или же, наоборот, альтруизм? Лорд, согласно своему язвительному образу мыслей, классифицировал нейтральные поступки по шкале добра и зла. В конце концов, он же, как пишут в оппозиционных брошюрах, воплощение всего самого темного и бесчеловечного — марку обязательно нужно было держать. И люди, окружающие его, всегда до удивительного различно реагировали на одно и то же. Хотя, конечно, некоторые закономерности предсказать было несложно, большую часть этих реакций он не мог просчитать. Что ж, Темные лорды идеальны не во всем — это нужно признать, между прочим. Хотя, Геллерт утверждал, что есть всего-навсего две дисциплины, в которых представители их профессии обязаны проявлять мастерство: сквернословие и магия. Ну, что ни говори, у бывшего ужаса всея Европы были на диво странные взгляды, что уж там. Впрочем, Лорд считал, что он обязан был проявлять высший пилотаж во всем, за что брался. Но кое-что не поддавалось, конечно. В частности, все тот же Северус. Хотя, встречать его пристальный и, как ни крути, удивленный взгляд было приятно для самолюбия. Ощущение тепла чужой руки, кстати, было интересно едва ли не сильнее, чем едва заметная дрожь этой самой руки. Кажется, это было вызвано страхом. Но руку он не отдернул, хотя Лорд не удерживал.

Нагини зашипела. В голосе ее ехидство — кстати, направленное на весьма и весьма специфическую и деликатную тему — просто зашкаливало за все допустимые грани. Что уж говорить о том, что никаких методов давления на прекрасную свою спутницу он не имел. Собственного ехидства кроме, разве что. В любом же случае, спорить с Нагини он точно не мог, памятуя о том, что себя самого ему точно не получится победить в словесной баталии. Да и она права была, насмехаясь. Северус опустил взгляд, очевидно вспоминая, что за такой взгляд можно было всегда получить минимум Круциатус. Лорд хмыкнул, погладил Нагини, отвечая ей, что спящих змей обычно не трогают плотоядные сородичи. Шпион вздрогнул, услышав низкое шипение на одной ноте. Темный лорд прекрасно понимал подобную реакцию. Он сам был болен тем же — влечение к силе, таланту, знаниям, способностям. И если ему это принесло только проблемы, то Северусу — сломало жизнь. История всегда была склонна повторяться, но в первый раз это можно еще было назвать фарсом, а вот во второй все обернулось трагедией. Ему было почти жаль. Северус ввязался в это по глупости, но Лорд не дал ему уйти. Что ж, они друг друга стоили. Зельевар погладил Нагини, едва касаясь чужих холодных пальцев. Эстафета разговора явно перешла к нему. Скинуть тяжелый взгляд Лорда — а, может, просто выдержать его — было сложно вплоть до невозможного. Но когда бы такие мелочи останавливали талантливого шпиона. Он прищурился, слушая рассуждения Лорда. В них явно была какая-то логическая неувязка, будто что-то опускалось специально, будто нечто оставалось за кадром. И пусть Северус знал, что директор иногда перегибал палку в своем желании вести всех на сторону Света и добра, что-то все равно бросалось в глаза, как если бы в сети, которую набросили на его сознание, были крупные дыры. Лорд что-то недоговаривал — хоть это было и не так видно. Снейп знал, что ему не лгали, он чувствовал, но крупицы фактов были поданы слишком искусно. В конце концов, этот человек был в два раза старше его, в сотню раз опытнее, но поражение признавать так просто не хотелось. Хотя, бесспорно, он кожей ощущал подвох. И холод.

Лорд склонил голову набок, наблюдая за метаниями шпиона. Пока он не услышал его вопроса, отвечать тоже не планировал, хотя, конечно, понимал прекрасно, что за мысли сейчас в голове его драгоценного зельевара. Тот определенно чувствовал игру, всегда хорошо чувствовал — за это его и ценил Темный лорд. Причем, намного выше, чем иных, нечувствительных, так сказать. Волдеморт усмехнулся. Что ни говори, эти все недомолвки стали поразительно его нервировать. Забавно было играть с тонкими материями, крайне забавно, но, увы, сейчас игра грозила перейти из плоскости легкого развлечения в плоскость ошибок, которые, увы, не исправишь. Хотя, забывая об этих скромных фактах, это было безумной встряской. Но зайти настолько далеко, кстати сказать, он не должен был. Впрочем, в его понимании, долги себе он определял самостоятельно. Это было как ожог — интерес, гибельный интерес. Черт возьми, реакция Северуса была настолько неожиданной, что он сам несколько растерялся. Из приближенных, с которыми был контакт чуть более близкий, чем формальный, на него — на касание, простое касание, не окрашенной никаким подтекстом — реагировали совершенно иначе. Люциус боялся его, конечно, но, в принципе, не дрожал — особенно, не так. С Беллатриссой и покойным Барти все было понятно и без того. Антонин, Ивэн и братья Лейстренджи относились к нему вполне нейтрально. Так что Северус отличился и здесь — интерес Темного лорда никогда не приносил никому ничего хорошего, если подумать. Волдеморт знал, прекрасно понимал, что слишком заигрывается порой — эта ситуация тому пример. Коснуться, помогая понять, объясняя, это не проблема, а вот заставить перейти границу, не заботясь о том, что будет дальше… Нет, он не жалел. Просто знал, что, если бы надавил сильнее, то пришлось бы убить потом. А иррационально и непривычно делать подобное не хотелось. Он итак слишком многое сделал, чтобы бросить начатое на полпути. Лорд хотел, чтобы Северус не рвал себя на части — наверное, чтобы доказать себе, что способен на то, от чего отказался Дамблдор. Или же была иная причина, например та, которую язвительно озвучивала Нагини. Повезло, что змееуст в комнате был в единственном числе, иначе закончилось бы сие очень и очень плачевно. Хотя, быть может, змея по своему обыкновению, знала уже, что и для кого будет лучше, просто замалчивала кое-что, заставляя хозяина думать головой самостоятельно. Кроме того, ее взгляду, не замутненному человеческими проблемами и особенностями мировоззрения, было доступно едва ли не в три раза больше, чем кому-либо. То есть, она частенько видела то, что пропускали иные. А разнообразие точек зрения, между прочим, помогало решать множество проблем. И вообще, язвительность любимицы в Лорде будила самые человечные черты характера, хотя, безусловно, настраивала в лучшем случае на саркастичность. Нагини прошипела что-то про нерешительность отдельно взятых хозяев и примолкла, убаюканная теплой рукой зельевара. Хорошо еще, что тот не понял, что, как раз таки, благодаря его теплу, сейчас можно созерцать самую редкую в мире картину — змея самого Темного лорда, засыпающая на руках постороннего человека, который, помимо всего прочего, еще и ее хозяина предал.

— Знаешь, Нагини редко спит при ком-то, даже при мне. Хотя, она с охоты недавно, — Лорд обвел кончиками пальцев узор на голове змеи и убрал руку, чтобы не тревожить ее. Северус хотел поспешно отдернуть ладонь, но Темный лорд покачал головой, показывая, что зельевару можно продолжать. Тот с недоумением взглянул на него, но руку с гибкого змеиного тела не убрал. — Продолжишь молчать, Северус?

Шпион пожал плечами, потом вздохнул, продолжая поглаживать мягкую кожу Нагини, и заговорил. Голос его был тихим и поразительно спокойным, будто и не касалось его ничего. Хотя, вполне возможно, что так и было — встряска была жестока. И, конечно же, он не понимал, почему это было именно так — способ поражал, срывал всю тщательно продуманную защиту, возвращал к самому началу.

— А что я должен сказать? — Северус осторожно вдохнул, словно боясь, что легкие вдруг откажутся принимать воздух. — Ты хочешь узнать, как я устроен. Только у тебя не получится. И ты сам знаешь. Зачем тогда ты ломаешь меня? Неужели это потребность такая — уничтожать вокруг всех? Зачем ты ломаешь меня?

Губы шпиона задрожали, взгляд метнулся к лицу бывшего господина. Кажется, апатия слетела в ту секунду, когда он понял, что именно сказал, и как это прозвучало. Снейп замер, чувствуя, что под рукой вздрогнула и завозилась змея. Лорд, прищурившись, смотрел на него, словно прикидывая, как лучше избавиться от тела — сжечь, трансфигурировать или же просто распылить. Зельевар почувствовал, что к горлу подкатил страх. Несмотря на то, что Темный лорд еще ничего не сделал, Северус уже пролистал вариантов двадцать своей мучительной гибели, помня прекрасно, что фантазия его бывшего Лорда куда изощреннее. Тот хмыкнул, а взгляд его стал совсем уж нечитаемым. Волдеморт не прощал подобного — собственно, вот вся загвоздка. Хотя, это было мнением общественности, пусть и не очень широкой, а что сам он думал по этому поводу не знал никто. Что ж, теперь появилась возможность узнать. Лорд протянул руку, касаясь щеки своего шпиона, который едва не отшатнулся. Почему он не увернулся, кстати — вопрос интересный, хотя, в принципе, все имело логическое объяснение. Наверное, осознавал, что любое сопротивление сделает только хуже, а жить-то хотелось, как бы то ни было. Темный лорд, вглядываясь в черные глаза, погладил Северуса по щеке, потом, коротким шипением успокаивая Нагини, отодвинулся немного.

— А что, если я иначе не могу, как думаешь?

Шпион дернулся, будто от удара, вглядываясь в бесстрастные черты лица Темного лорда. Он уже секунд тридцать был жив, хотя должен был уже валяться бездыханным трупом. Мда, еще не хватало сейчас получить возможность фамильярничать с Лордом для полного счастья. Хотя, в принципе, его уже ничего не удивляло — было чуть ли не смешно. Но это веселье отдавало какой-то истеричной ноткой безумия — кажется, подступала уже хорошая знакомая по имени паника. Что ж, с Лордом всегда было так: слишком больно, чтобы быть сном, но слишком невозможно, чтобы быть реальностью. Но, кажется, палку этот человек опять перегибал, но вот можно ли было его человеком назвать после этого — кто ж знает, это, наверное, к нему самому вопрос. Но, скажите на милость, почему же даже такое, казалось бы, обычное для человека проявление чувств вызывает страх и ничего иного в исполнении Темного лорда? Северус опустил голову, признавая, что Лорд победил в этой схватке, и тихо добавил:

— Я ведь не железный, милорд. Зачем Вы на меня давите? Так невозможно к себе привязать. И так, — он, не поднимая взгляда, быстро коснулся своих губ, и тут же убрал руку, будто боясь, что, задержи он ее дольше, случится что-нибудь, — тоже не получится. Если это особый вид пытки, то с меня достаточно. Теперь Вам осталось только убить меня. И убейте. Я никогда не буду с Вами. Знаете, я верен Альбусу не так, как прежде, но и Вам ведь от этого я не стану предан. Поэтому убейте — и не мучайте.

Волдеморт погладил змею, впервые отведя взгляд первым и полностью. Нагини прошипела ему нечто крайне нелицеприятное, да еще и трудно переводимое. Если передавать адаптировано, то она назвала его морковкой, съеденной кроликом, который попытался проглотить удава, причем этот удав спал в пещере под лучами летнего солнца, иными словами, питомица признала, что после такого вменяемые люди с ума сходят, а он предпочитает на это закрыть глаза. В сущности, говорила она весьма здравые вещи, но, безусловно, всей ситуации не понимала — змеям в этом плане, все же, было гораздо легче разобраться. Но тут еще сказывалось банальнейшее — он сам не привык. В конце концов, человек такое существо, что может приспособиться абсолютно к любым условиям — а у него последнее время было одно лишь условие, да и всего-навсего постоянное недоверие. Ах, ну да, еще же Черная Метка. А ведь шпион в чем-то прав, хоть и не во всем. Более того, умница Снейп сразу же ткнул именно в ту болевую точку, которую никто, кроме него и не увидит. А еще он забавно так перескакивал и «ты» на привычное «милорд». Инстинкт самосохранения работает, в частности. Значит, не все потеряно.

Лорд посмотрел на одну почти что догоревшую свечу — ближайшую, на тумбочке у кровати. А ведь совсем недавно она была целой, казалось бы — но нет, время летит, и даже слишком. И у него нет возможности его замедлить хоть немного, а хотелось бы. Много неучтенных случайностей, а в итоге Поттер ведь сбежит опять. Наверное, будет охотится за его хорруксами, будь они не ладны. Ну и ситуация. Хотя, радует, что пророчество он узнал теперь полностью, да еще и со всеми доводами Дамблдора в придачу. Кстати, а где расчеты старого интригана, хотелось бы знать. Северус их не видел, Поттер — тем более. С прорицательницей тоже не ясно — то ли дар латентный, то пьет просто многовато. Хотя, настоящие оракулы побаиваются что-то, кхм, тонизирующие пить, ибо им крышу срывает, а на место поставить обычно забывает. А сама она, понятное дело, если и возвращается, то с большим опозданием. С другой стороны, может, это очередной трюк — и та леди из воспоминаний Северуса совсем не та Сибилла Трелони, которая произнесла пророчество? Впрочем, ладно, с истинностью оного, кажется, уже разобрались. Да и трактовка оставляет желать лучшего — он-то, как раз, не сильно рвется жить спокойно, а пророчество об этом говорит. Одно дело понимать сие метафорично, но вот другое — буквально. Он, конечно, Поттеру не указ, но где вы видели Темного лорда, который живет спокойно? Чушь это, не бывает такого. Иначе это уже не Темный лорд, а так, респектабельный образованный маг, имеющий некоторые интересы в политике. Вот у Малфоя-старшего, да, желание жить спокойно, у министра нынешнего, кстати, про министра нужно отдельно вспомнить — не забыть б, а то время поджимает, — а он как-то к спокойной жизни не имел склонности никогда. Так что, он с этим пророчеством несколько опрометчиво поступил, если честно. Хотя, надо бы озаботиться, чтобы остаться в живых — глагол «жить» в пророчестве ему понравился, как ни крути. Вот, Беллу, к примеру, послать в сейф. Точнее, сначала пообщаться с гоблинами. А перед этим валерьяночки глотнуть, раз зелья успокоительные временно — по крайней мере, она надеялся, что временно — недосягаемы. Ибо гоблины, как известно, из него все хорруксы за милую душу — оставшуюся, надо полагать, — вытрясут. Переговоры точно будут, мягко сказать, неприятными. Нет, положим, придумать равноценную замену мечу Годрика Гриффиндора он придумает, а вот как убедить гоблинов — гоблинов! — не выдавать его аферу тому же Поттеру, это вот проблема даже для его мозгов серьезная. Мальчишку-то облапошить — мда, сленг маггловский, а вы чего хотели — гораздо проще, чем Темного лорда, да и вытрясти из него можно абсолютно все, с учетом, что он-то совершенно не понимает ценности большинства требуемых гоблинами вещичек. Да и Поттер не станет использовать гоблинов — это они его, скорее — а Волдеморт станет. Хотя, безусловно, они готовы Министерство покромсать на части, никакой им Лорд не нужен, но с ними тогда не будут вести дела, к сожалению. А он гоблинам весьма удобен, на это и придутся рассчитывать. Плюс, он, как-никак, наследник Слизерина, а интуиция подсказывает, что и дедушка Салазар вещички какие-то у гоблинского народа стащил. И, даже если это и вернули, он, зная прекрасный и великодушный характер предка — сам два месяца от проклятья отходил, поминая Салазара очень добрыми словами, — был более чем уверен, что без некоторых не снимаемых сюрпризов не обошлось. Плюс, помощь темного мага его уровня гоблинам всегда кстати придется — в конце концов, они не цветами торгуют, а содержимое большинства сейфов своенравно донельзя. И да, естественно, придется идти на поклон, принося извинения за прошлые деяния, как то: грабеж, грабеж и еще раз — или два, а, может, и три — грабеж. Хотя, для начала, стоит покопаться в списках артефактов из каждого поместья, которое сейчас доступно — и в малфоевских особенно. Помнится, у Эйвери была чаша в семье, дивная жертвенная чаша гоблинской работы, которая еще считается уничтоженной, причем, гоблины сами это подтверждали. Вот и будет, чем порадовать. А с Пожирателями их господин договориться, у него выбора нет. Ох, чувствуется, весело будет, весело. Но, увы, это безотлагательно.

— Милорд? — приступы задумчивости в часа три ночи не являются нормальной реакцией организма на предстоящие операции. Ну, спасибо Снейпу, отвлек. Лорд хмыкнул, внимательно посмотрел на зельевара, словно спрашивая, с чего вдруг тот решил его потревожить. Не дождавшись внятной реакции, он, привычно усмехнувшись, заговорил сам, почти не заботясь о том, что сейчас говорит.

— Что, Северус? Неужто Авады ждешь? Брось, убить ею тебя было бы слишком скучно. И милосердно, заметь. Если уж я хотел бы твоей смерти, то она была бы крайне мучительна. Северус, чего ты от меня хочешь? Зачем я это делаю — сказал уже. Я хочу тебе жизни. Не твоей жизни на службе у меня, не твоего отречения от Дамблдора, не Поттера, которого ты мне доставишь — просто жизни. Неужели тебе — тебе, Северус — так сложно понять такую простую истину? Да, ты предал меня, да, я это не могу забыть и простить. Но в твоем предательстве виноват в первую очередь я — не досмотрел, не продумал, не посмотрел твоими глазами. Нет, безусловно, тебе тогда головой тоже подумать не мешало бы — нашел, к кому идти. И объяснить мне бы мог, поверь, такую малость для своего, как пошутил как-то Барти, фаворита, я мог бы сделать. Нормально объяснить мог бы, показать, дать почувствовать — доверится, иными словами. Я же не Дамблдор, я не слежу за детьми, не начинаю интриги со школы. Под мои знамена приходят те, чьего прошлого я, порой, не знаю. И раз ты предал меня, то это сначала мой просчет, а потом уж и твоя вина. Но я не требую от тебя жертв, на которые ты должен пойти, чтобы вернуть мое доверие, благосклонность Света, тьфу ты, Тьмы, или что там еще в духе старого нашего агитатора. Мне от тебя нужно одно — чтобы ты жил. Достаточно того, что моими стараниями в тридцать восемь у тебя никого нет совсем. Только ученики, которые, в основном, даже не понимают, на что ты ради них идешь. И воспоминания, только воспоминания. У тебя все впереди, а ты заставляешь себя остановиться. Мне от тебя ничего не нужно. Сложно, наверное, поверить. Да я и сам не поверил бы. Мне Альбус ведь что-то вроде того говорил. Он показал мне огонь, а показать, как загасить пламя, не смог. Или же не хотел, что более вероятно. Но все равно, не хочу от тебя ничего.

Лорд покачал головой, глядя, как затухает фитилек свечи, утонувший в расплавленном воске. Он замолчал, а огонек, наконец, потух, оставляя после себя лишь горьковатый след дыма. Нагини тоже молчала, сворачиваясь кольцами на темном покрывале, сама темная, как узор, но живая. Лорд рассеяно провел по тому месту, где секунду назад была голова змеи, разглаживая складки на одеяле. Северус несколько секунд сидел, уставившись в одну точку, совершенно неподвижно. Он, чуть вздрогнув, коснулся плеча Лорда рукой. Губы того чуть дернулись в намеке на улыбку. Шпион вообще заметил, что Темный лорд, если улыбался — а не кривился в усмешке — едва-едва позволял уголкам тонких и бледных губ приподняться. Но улыбку на лице Лорда видели очень редко, разве что вот в такие моменты, к примеру. Нагини подняла голову, стараясь разглядеть что-то на лице шпиона.

— Милорд, Вам нужно поспать, — негромко, но очень веско сказал Северус, а в ответ получил лишь насмешливый, хотя и несколько горький, взгляд. Питомица Лорда, переползая на колени зельевара, слово в слово повторила его фразу. Хозяин шикнул на нее, впрочем, без особого энтузиазма. Снейп, вспоминая, как несколько месяцев назад также укладывал в кровать Альбуса, после знакомства того с куском души Волдеморта, настойчиво повторил, — Милорд, поспите, пожалуйста. Четвертый час. Прости, я Вашу кровать занял…Только отдохните, ладно?

Нагини, мрачно глянув на него, высказала все свое нежелание собирать его по хорруксам в более резкой форме. Лорд, пожав плечами, встал, обошел кровать и лег поверх покрывала с другой стороны.

— Северус, у тебя от недосыпа приступ заботы о ближних. Спи.

Шпион удивленно посмотрел на него, но возражать не посмел — слишком уж мягким был всегда ледяной голос Темного лорда. Нагини, положив голову ровно над сердцем своего господина, тихо шипя что-то успокаивающее. Зельевар, немного помедлив, тяжело опустился на подушки, стараясь отодвинуться к самому краю. Хотя, змея все равно расположилась на нем более чем вольготно.

— Спокойной ночи, милорд.

Волдеморт, прикрывший глаза рукой, убрал ее, и не сдержал усмешки. Нагини недовольно завозилась, возвращая композицию к исходному положению. Потом выразила недовольство наличием палочки в рукаве мантии — мол, неудобно.

— Утра, Северус, утра спокойного. Спи, давай, Нагини из-за тебя все нервы вымотала, спи.

Кто пишет историю

Какие мысли приходят в голову, когда ты лежишь в темноте, бессмысленно вглядываясь в лужицу оплывшего воска на полированном дереве? Нет, не так — какие мысли замирают в голове, когда слышишь спокойное дыхание своего заклятого врага совсем рядом и даже не можешь убить его? А ведь так и до сумасшествия недалеко, менее чем недалеко. Говорят, что нельзя долго смотреть в чужие глаза — так можно потерять себя, но позволительно ли долго прятать взгляд, тоже неизвестно. И глядеть в темноту до рези в глазах еще и удивления странно, особенно, когда собственные пальцы рассеянно теребят холодную мягкую кожу змеи. На расстоянии вытянутой руки спит самый страшный маг столетия, чудовище, которое нужно убить любой ценой — да, и тот, кого он сам совсем недавно просил хоть немного отдохнуть.

Сейчас было время самоанализа и мучительных, как сама эта ночь, воспоминаний. Слова, слова, эти вечные слова, темные, задевающие нечто внутри. Более всего он хотел забыть обо всем, что слушал несколько часов, что говорил ему этот человек, единственный виновный во всем, что произошло в прошлом, что так отчаянно пытался донести. Думать об этом было невозможно, хотя подступавшее отчаяние удивительно сильно и быстро вклинивалось в стройные ряды его причинно-следственных связей. В конце концов, именно этому чувству нужно было занять свободное место в системе его ценностей, правда, до сей поры частенько находилась возможность избежать подобных крайностей.

Его жизнь была изъезжена вдоль и поперек, но, в сущности, что же знали о нем оба хозяина? Все, наверное, абсолютно. И тот, кто был близко, знал едва ли не больше, чем тот, кто был уже мертв. И за последние несколько дней он, наверное, понял про своего бывшего слугу все. Заставил пролистать жизнь, просмотреть всю ее заново. Это было пыткой, действительно очень жестокой, и пытал он сам себя, к сожалению. Можно ненавидеть того, кто причиняет тебе боль, это почти что условный рефлекс у всех живущих, но как ненавидеть того, чье отражение убивал уже сотни раз, пусть и видел его в чужих глазах? И, все же, он испытывал это чувство, хоть и прекрасно понимал всю его разрушительную губительность, ведь именно с этим поделать не мог ничего. По крайней мере, он больше не пытался убить объект своей ненависти. А чувство — такое чувство можно простить. В конце концов, мало кто мог ему запретить ненавидеть самого себя. Разве что Альбус, но теперь его не было в этом мире, хотя, безусловно, в этом возникали некоторые сомнения, потому как не мог величайший из живущих гроссмейстеров просто так разменять самого себя. Интересно, какой же фигурой он был на доске. Наверное, ферзем, хотя, вполне возможно, что он занял место пешки, чтобы привлечь в свою игру как можно больше полезных кусочков головоломки. В любом случае, они все были для него только лишь очередной фигурой в этих импровизированных шахматах, но относился-то Дамблдор ко всем как к людям.

По крайней мере, второй игрок в этой партии не возводил своих слуг в ранг любимых детей. Хотя, он не знал, какое место на доске занимает этот самый игрок — не короля явно, для него слишком мало пространства для передвижений. Впрочем, что знал он о том человеке — и в тысячный раз стоит оговориться, что не совсем человеке — которой разрушил всю его жизнь и мучил его после этого? Да ничего почти не знал, Два имени, — одно, данное при рождении, и другое, настоящее, несколько моментов из прошлого, возможности, да и то меньше половины — вот, пожалуй, и все. И как можно сражаться с тем, чьих слабых мест не знаешь, загадка. А узнать нужно, очень нужно, просто как воздух необходимо — иначе ведь и вправду сломает, искалечит, убьет. И если бы только физически — проблем бы совсем не было. Когда болит где-то внутри, намного сложнее, добраться не получается, сколько ни пробуй. Но ведь и у этого человека есть то, что может причинить ему такую же боль. Нужно только узнать и попробовать сделать это. Правда, от подобных мыслей несет за километр паникой и решимостью загнанного в угол зверя, что вызывает только усмешку. В лучшем случае, его убьют быстро, в худшем — медленно. Но то, что он больше никому не сможет помочь подобным образом, сразу становится ясно. Мда, думать о других в такой ситуации не очень удачное решение, но, по факту, выбора у него и нет. Да и не было никогда.

И к чему весь этот пессимизм в таком случае? Но и хоронить себя самого раньше времени тоже не сильно-то хорошая идея, хотя, лучше быть готовым ко всему. Да и Лорд совсем недавно ему это говорил — не хоронить себя. Странно, он такие слова слышал лишь однажды, да и то от Минервы и даже не в свой адрес. Удивительно, что запомнил. На его памяти декан львятника часто утешала кого-нибудь из великовозрастных искательниц приключений, хотя, конечно, по суровой профессорше этого нельзя было сказать. А еще, оказывается, Минерва училась вместе с Лордом почти в одно время, он был младше, кажется. Получается, и у этих свои старые счеты тоже, личные. А, может, и нет, кто знает, вдруг тогда Гриффиндор был несколько менее безрассуден. Впрочем, по людям всегда можно было сказать, какой факультет они закончили. То ли влияние стереотипов, то ли действительно Основатели вывели идеальную формулу разделения волшебников по шаблону, но Хогвартс отпечатывался на многих. И он сам мог сказать, что исключений не было. Но, конечно, ничто не мешало быть гриффиндорцу трусом, а слизерницу храбрецом. Но других-то качеств тоже не смягчало. Хотя, наверное, дети сразу пытаются перенять этот факультетский шаблон, поэтому и ведут себя так. Кто знает, попади юный Темный Лорд на Гриффиндор, как бы сложилась судьба магического мира?

Впрочем, как говорил все тот же Лорд, судьба находится в руках человека, а человек — в руках судьбы; — вот так и живем. Он вообще очень любил эти словесные игры с едва уловимым смыслом. Тот, кому нужен смысл, тот пусть и видит, а всем прочим можно и не волноваться. Северус, помнится, всегда ввязывался в эту полемику еще в гостиной факультета, куда, кстати, Люциус занес эту моду на философские рассуждения на отвлеченные темы. Так и начали общаться, к слову. Да уж, революция, новые идеи, кипящая жизнь — и все так бесконечно далеко от того момента, здесь и сейчас, когда он слышит дробь дождевых капель, едва различимую сквозь пелену чар на окне. Странно, что здесь вообще идет дождь, хотя, наверное, это из-за дементоров. И если причина такова, то есть шанс выяснить свое местоположение, ведь не все штабы можно было без проблем прикрыть таким куполом, который не позволит засечь стаю этих существ. Хотя, может быть, и нет никаких дементоров, а он просто хватается за любой намек на спасение. (абзац)

В конце концов, где-то там бродит Поттер, у которого осталось меньше суток, чтобы уехать как можно дальше и никогда не появляться в Англии. Поттер, которого он поклялся защищать. Ну, по крайней мере, часть клятвы он уже выполнил — Лорд не убьет его при первой же возможности. Сначала изучит, повозится, а потом как карта ляжет. Только вот Северусу самому все равно не жить. И впрямь, мысли о скорой и насильственной смерти преследуют его второй день и очень уж маниакально — плохой знак. И это после всего, что было. Точно, знак очень плохой. Только истерики еще и не хватало. Все, спокойно, Снейп, есть возможность выбраться. Призрачная, нереальная, но есть.

Часы, которых он так ни разу и не видел, только лишь слышал, мерно отсчитывают секунды, но почему-то бывший двойной агент никак не может сосредоточиться на течении времени и хотя бы на миг остановить этот безумный водоворот мыслей. Ну, в любом случае, это лучше, чем кошмары, которые снятся ему обычно, намного лучше. Да и он спал уже сегодня. В принципе, если они, Пожиратели, и расплачивались за верность выбранной стороне чем-то, то это были именно сны, кошмарные сны. Это неправда, что для них убийства и пытки проходят бесследно — просто большинство из них уже положили на одну чашу весов столько, что любой груз на противоположной не дает абсолютно никакого эффекта. Такое чувство, как раскаяние, большинству Пожирателей не свойственно. Хотя, уж кто-кто, а они знают цену каждой Авады. Но, что ни говори, никто не жалеет о своем выборе, в основном, естественно. Даже аристократ Малфой любит кровь, что уж говорить об остальных. Ну, быть может, Нарцисса, но она и не слуга Лорда, по крайней мере, Метку не получила. В конце концов, насильно на свою сторону Темный Лорд тянул только детей Ближнего круга, да и то не всегда. Хотя, безусловно, прецеденты были, вербовка талантливых детей всегда была одним из приоритетов.

Но конкретно ему, Северусу, кошмары снились регулярно, а после большей части собраний он вообще глаз сомкнуть не мог. Отлеживался потом, заливал память алкоголем — единственная позволительная слабость. Впрочем, это не сильно помогало, призраки убитых почти не оставляли его, только днем, на лекциях, они немного отступали. На войне нет математики, но количество спасенных детей хоть на мгновение отодвигало на задний план количество убитых взрослых. Но на самом деле, ему было грех жаловаться. Каждый нес ровно столько камней, сколько мог донести до конца. Та же Беллатрисса убивала в десятки раз больше, чем он сам. А ведь зельевар, который тогда еще и не имел права носить это звание, помнил ее совсем девчонкой, которая дрожала, стоило Лорду отдать приказ о казни или плакала, когда начинались пытки. Конечно, это прошло очень быстро, у всех проходило быстро, потому что в таких условиях сразу становилось ясно, что имеет ценность, а что нет. Почти у каждого Пожирателя, как бы ни боялся он кого-то убить, рано или поздно появлялась необходимость выбирать — смерть такого же Пожирателя, как и ты сам, или же смерть того, кто являлся врагом.

В принципе, Лорд именно для этого и формировал пары Младшего круга, для того, чтобы научить убивать и выбирать. В этом плане он использовал уже наработанный на своем Внутреннем круге опыт, когда большинство слуг могли сражаться и за него в том числе. Хотя, всех последователей почти с самого начала делили на тех, кто мог сражаться на войне в качестве орудия убийства, и на тех, кого иногда стоило придержать в тылу, где от них было больше пользы. В частности, самого Снейпа реже отправляли в рейды и на боевые задания, оставляя в лаборатории или в стане противника, чем любого другого. Или же Люциуса, который при всей его чистоплотности обожал сражаться, часто ставили командиром боевых подразделений, оставляя в политических кругах кого-то еще. Да и уже упомянутая леди Лейстрендж сразу проявила недюжинные способности в сражениях и командовании, показав параллельно свою полнейшую бездарность в тонких политических манипуляциях и хитросплетениях интриг. В любом случае, Лорд придерживался политики, что «кесарю — кесарево», то есть каждый из его слуг должен заниматься подходящим ему делом, а не творить глупости на чуждом поприще. Хотя, что ни говори, убивать умели все, но некоторые еще это и любили. Но сам шпион почти никогда не демонстрировал свое негативное отношение к подобного рода занятиям, хотя и не испытывал энтузиазма на этом поприще. И предводитель их организации прекрасно все понимал, пусть и не показывал в открытую.

Во время Первой войны Лорд почти ни не вызывал его на так называемые карательные собрания, где Пожиратели развлекались очень кровавым и жестоким образом, хотя, безусловно, на некоторых из них ему приходилось присутствовать. И операций, требующих непосредственного участия Северуса, было немного, впрочем, от визитов в пыточную его, как легилимента, это не спасало. Но это было во времена юности, когда даже того, что оставалось, было слишком много. После воскрешения Лорд, словно закрыв глаза на особенности своего любимого зельевара, заставлял его проливать кровь наравне со всеми. Хотя, к примеру, к тому же Малфою некая лояльность осталась, в частности, ему позволяли не появляться в искреннее нелюбимой Люциусом пыточной. Судя по всему, Лорд просто наказывал Северуса за предательство, несмотря на то, что у него не было доказательств оного. Люциусу же в этом повезло несколько больше, потому как от него господин всегда ждал чего-то подобного, хотя и по нему периодически проходился валун гнева Лорда.

В любом случае, Вторая война стала в разы более жестокой, чем можно было представить. Причин, конечно, было очень и очень много. Это и многочисленные отречения преданных сторонников, и некоторая нестабильность характера их повелителя, и упущенное время, и, естественно, грустнейший факт того, что в Первую войну Темный Лорд мог прийти к власти почти что законным путем, если бы не это пророчество. Что ни говори, атмосфера тогда была куда более пригодной для господства режима Волдеморта, чем сейчас. Пусть, конечно, была жива память о торжестве нацистского режима в Германии, диктатура Темного Лорда вполне могла найти себе законное признание в обществе. Революция тогда была более чем нужной, но, удивительно, после поражения Лорда никто ни о чем подобном даже не заикался, а большая часть законов только ужесточилась. Министерство лютовало, Дамблдор ушел в тень, вытащив под свое крыло тех, кто мог пригодиться. Закономерно, что Лорд решил ужесточить методы давления на успокоившееся общество. Впрочем, политические причины не сильно трогали мирное население, которое только страдало из-за повышения твердости курса так называемой оппозиции в лице Пожирателей во главе с их Лордом.

С другой стороны, фашизм, который пропагандировала так называемая террористическая организация, вряд ли мог привести к чему-то более-менее положительному для людей, поэтому жестокость не могла быть оправдана ничем. Курс Пожирателей смерти не привлекал сторонников, хотя, курс самого Лорда не мог их привлечь тем более. Несмотря на обещанные силу, богатство и власть, особенной популярностью режим, проигравший единожды, не пользовался. Но и сейчас, и в прошлом, за Темным Лордом идет такая толпа сторонников, что остается только удивляться тому, сколько, оказывается, скрытых нацистов среди волшебников. Самое смешное, что, если бы Лорд пришел к власти, а потом уже гнул свою линию, противников было бы очень мало, но, кажется, тогда он не задумался о таком варианте. В конце концов, он был молод. А вот Гриндевальд, если верить истории, сразу понял, откуда ветер дует, и обработал политическую элиту магической Германии, а потом уж начал войну. И Дамблдор поступил у себя на родине также (также), только с небольшой разницей в том, что предпочел оставить все как есть, то есть политиков на свою сторону перетянул, но менять ничего не стал. Да уж, неизвестно еще, кто из них был большим консерватором — Альбус, который хотел оставить политическую и социальную картину без изменений, или Волдеморт, с легкой руки которого лозунги о возвращении величия магии и господстве чистой крови распространялись со скоростью света. По логике, именно Лорд ратовал за возвращение к основам, но это, по сути, было революцией, а Дамблдор, который пропагандировал терпимость, играл роль реакционной силы. Хотя, Темный Лорд, при всей его видимой тяге к диктатуре чистокровных, ясно давал понять всем магическим расам от гоблинов до оборотней, что истреблять и преследовать их никто не собирается, а, напротив, обещал дать им заслуженные права. Лорд ненавязчиво прививал свою точку зрения — магическое к магическому, а маггловское к маггловскому — всем сторонникам, и даже те из них, которые действительно пошли в Пожиратели только из убеждения, что чистая магическая кровь должна править миром, рано или поздно соглашались, что все негуманоидные расы имеют такие же права, как и маги, а вот магглы, которые и представления о волшебстве не имеют, лишь орудия и существа второго сорта. И это называется расизм.

Лорд очень технично подогнал некоторые теории для своего удобства, ничего не скажешь. Так что совершенно неудивительно, что Орден постоянно проигрывал на поприще завоевания симпатий различных народцев. Лорд, хоть и планировал использовать всех союзников максимально, предлагал реальные права и даже наброски будущих договоров, а фениксовцы самое большое что могли дать — медаль за проявленную храбрость и благодарственное письмо за сотрудничество. Неудивительно, что все, с некоторыми единичными исключениями, оборотни Британии встали под знамена Темного Лорда без особых проблем. Хотя, конечно, принципиальным вопросом стала Метка. Даже более чем принципиальным — Северус как-то присутствовал на собрании, которое Лорд проводил явно в рассеянном состоянии по причине того, что никак не мог с Фенриром на этот счет договориться. Несмотря на то, что и Ближний круг в переговорах не участвовал, длинный язык Люциуса и большие уши Петтигрю помогали узнавать обстановку. Сивый категорически был против Метки, а Лорд отказывался от клятвы. Встречались они на границе территории Фенрира почти каждую ночь на протяжении недели и часа по три упражнялись в красноречии. Кстати сказать, общий язык эти двое нашли быстро — Малфой, помнится, даже удивлялся, что половины слов понять не смог по причине великосветского воспитания. Что ж, а чего вы хотели — Лорд не лыком шит, да и детство у него было веселое. Долохов потом пояснил молодежи и аристократии некоторые моменты, Белла даже покраснела тогда немного. Тем не менее, Сивый настоял на своем, но клятву оборотни Лорду принесли, а он — им, хотя, конечно, вольно интерпретированную и очень уж расплывчатую. Но стая Фенрира была очень неплохим подспорьем на войне, и очень обидно было бы упустить подобное. В принципе, Лорд все удачно провернул, хоть многие чистокровные не были рады такой компании. Зато и мирным оборотням Волдеморт обещал нормальное существование, возможности для обучения и работы, а в дальнейшем исследование их болезни на государственном уровне, так что вся их раса была к нему более чем лояльна. Фенрир, конечно, не верил в то, что ликантропию возможно было вылечить, но зелье, изобретенное, кстати, Северусом, давало многим надежду. Лорд обещал заняться работой над этой проблемой лично и привлечь лучших специалистов, но это уже было частью планов на будущее, которое наступило бы после войны.

Орден, кстати, и здесь не сильно-то проявлял заботу о ближнем. Даже для Люпина, который, между прочим, был одним из самых рьяных защитников Света, Альбус не мог добиться хотя бы каких-то льгот, а уж что говорить о целой расе существ, которых считали порождениями тьмы. В принципе, Фенриру со стаей нечего было делать в цивилизованном мире, особенно с учетом милых вкусовых пристрастий большинства из его волков и самого вожака, но относительно мирные оборотни ни в чем не были виноваты. Лорд же хотел уравнять все расы в правах с магами, а там уже и разбираться по общим законам с нарушителями.

Кстати, позиция Темного Лорда по поводу магглорожденных детей была поразительно дипломатичной — он хотел, чтобы магглорожденных не было вообще. Но добиваться этого собирался не уничтожением их всех, а более изящными методами: забирать детей из семей магглов сразу же, как только проявятся способности и воспитывать в магическом мире. С приютскими детьми и подкинутыми в мир магглов полукровками он планировал поступать также, а уже живущих с волшебниками магглорожденных тестировать на уровень магии и выгонять из магического сообщества, если он будет ниже нормы. В принципе, Лорд хотел полностью изолировать магическое сообщества от магглов, даже если это привело бы к сокращению количества детей, выросших в полных семьях. Хотя, безусловно, разделение мира магглов и магов было бы очень удачно, особенно если вспомнить, что у каждого из детей в Хогвартсе имелся отрицательный опыт знакомства с магглами, как ни крути.

В любом случае, анализ политических планов Пожирателей был очень сложным делом, потому как Лорд ненавязчиво намекал, что ставит своей целью реформирование всех без исключения сфер жизни, что не могло не затронуть каждого мага Британии. Среди Пожирателей были амбициозные специалисты во всех областях, кажется, даже журналисты встречались. В принципе, после войны каждый из сторонников Темного Лорда мог найти себе место в новом мире — кто-то в экономике, кто-то в образовании, кто-то в исследованиях, кто-то в политике, кто-то в искусстве. Даже не сильно психически стабильные палачи и бойцы вполне могли вписаться в систему, хоть в качестве органов устрашения, полиции или же личной гвардии Лорда. Насчет планов Дамблдора никто не мог сказать ничего настолько же определенного, с другой стороны, некоторым из его фигур вообще не суждено было пережить партию. Впрочем, армия Лорда всегда была ориентирована на жизнь после победы, а Орден — собственно на победу. Наверное, разница была именно в этом, хотя, вряд ли можно было судить о разнице между теми, кто убивал ради себя и теми, кто убивал тех, кто, собственно, начинал убивать первым.

Северус едва не вскочил, чувствуя, как дернулось куда-то в сторону тяжелое тело змеи, послышались шорохи, чуть натянулось покрывало, раздалось тихое-тихое шипение. Кажется, Лорд проснулся, да еще и Нагини разбудил. Пока зельевар продумывал свою реакцию, он внимательно прислушивался к происходящему. Если намного более опытный легилимент уже понял, что шпион всего лишь притворяется спящим, то виду не подал. Снейп почувствовал, как скользнула под руку голова змеи, как питомица самого темного мага свернулась на покрывале совсем рядом. Северус услышал какой-то приглушенный звук, будто что-то поставили на стол, потом звяканье фарфора, шуршание мантии, какой-то бумажный шелест. Кажется, Темный Лорд выспался. Да уж, он всегда поражался тому, как много времени проводят оба главы противоборствующих лагерей на ногах. Тот же Дамблдор спал от силы час в сути, к тому же умудрялся быть везде и всегда. Ну и принимать посетителей, конечно же. Лорд, в принципе, тоже отличался работоспособностью, хотя вот с ним-то все было понятно. И, тем не менее, отдыхал он чуть больше по причине банального перерасхода магической силы. Но Северус заметил, — он всегда питал рациональную склонность к статистике, — что за последние пару суток Лорд действительно мало спал, и то совсем поверхностно, со шпионом под боком. Значит, планировалось что-то грандиозное, что требовало и личного участия в том числе. А еще, кажется, именно сегодня намечено было начало операции по поимке Поттера. Поэтому, наверное, Лорд и поднялся так рано.

Навскидку Северус провел в этом давящем полусне в районе часа, может, двух, а, стало быть, уже рассвело. Дождю, впрочем, это абсолютно не помешало. Он воистину с маниакальным упрямством продолжать проверять на прочность чары, причем, это длилось все время пребывания здесь пленного двойного агента. Оставалось надеяться, что Лорд устроил это не в качестве психологического давления, а просто погода Англии не жаловала резиденции всяких амбициозных темных магов. Снейп, конечно, рад был бы оказаться в Малфой-меноре, кстати, но он припоминал, что Люциус, искренне не любящий дожди и сырость, навел на особняк чары, которые посылали непогоду по известному адресу. Поэтому, минус один штаб в общем списке. Минус два, если на то пошло — Эйвери, как единственный официальный массовик-затейник, всячески отводил Лорда от мысли селиться у него в поместье. Волдеморт, прекрасно знавший, что верный слуга не сильно хочет, чтобы горячо любимый повелитель срывал многочисленные вечеринки Пожирателей, тоже не рвался в особняк Эйвери, предпочитая веселью драгоценных слуг собственное спокойствие. В принципе, у Паркинсонов жила Беллатрисса с мужем, посему и этот особняк тоже можно было смело вычитать — Лорд не был врагом своим нервам. Да и вообще, Северус был более чем уверен, что Темный Лорд чисто из осторожности не стал бы оставлять шпиона в поместье кого-то из Пожирателей. А вот других особняков с прекрасной защитой было в Британии предостаточно, да и аппартация позволяла Лорду притащить свой трофей на континент. Что существенно осложняло дело, между прочим.

Дверь закрылась с негромким щелчком. Наверное, защитные заклятья поменялись. Северус для верности полежал еще минутку, потом, к вящему недовольству Нагини, поднялся с кровати. Все тело ломило, судя по всему, от неудобной позы. Да уж, трудно лежать, не двигаясь, без возможности сделать то, что хочется — убить врага. Хотя, что ни говори, какой он после этого враг. Врагов не просят отдохнуть перед сложной операцией. Змея, будто понимая причину метаний зельевара, коснулась его руки, чуть подтолкнула его пальцы, то ли приглашая погладить, то ли подбадривая. Северус не знал причины такого удивительного отношения этого существа к себе, но и мотивов Лорда он не знал. По крайней мере, змея не обладала такой любовью к манипуляциям, да и убивала только за дело, а не по причине плохого настроения. Хотя, безусловно, что-то общее у них с Лордом было, но, наверное, это не было чем-то большим, чем связь мага и его спутника. Кстати сказать, когда-то давно, молодой Снейп сидел в окружении таких же молодых Пожирателей на одном из занятий по высшей магии, проводимых Темным Лордом, и вдруг неугомонная Белла задала вопрос о Нагини. Все ждали показательного Круциатуса, но Лейстрендж — тогда еще Блэк — всегда была поразительно везучей. Оказалось, что отношения мага и его спутника-животного как раз были подвидом магической связи. О которой рассказывал в данный момент Лорд. Беллатрисса сияла, когда господин похвалил ее за любознательность, а все Пожиратели тотчас навострили уши, когда он согласился на лирическое отступление о любимой питомице.

Познакомились они достаточно давно, едва ли не раньше, чем Лорд впервые назвался своим именем, и гарантировано раньше, чем мир узнал о Волдеморте, то есть где-то на пятом курсе Хогвартса. Знакомство произошло при тривиальных обстоятельствах — прогулка в Хогсмид, компания слизеринцев и юный маг, услышавший крик о помощи. Змеиный крик, разумеется. Лорд, как можно было догадаться, змей любил всегда, так что он отправился на помощь, не раздумывая. Недалеко от дороги было гнездо, а в нем обвалился вход — бытовая змеиная проблема, но, на самом деле, для этих существо нечто подобное равнялось катастрофе вселенского масштаба. Попасть в гнездо не могла змея, которую, собственно, и услышал Лорд. Да, вот это действительно странные истории, причем, даже для привычных ко всему необычному магов. Собственно, Нагини тогда была молодой змейкой, да еще и магической, необычной, поэтому сразу, не колеблясь, попросилась в спутники спасшего их мага. Для змей слово «спутник» значило то же, что и «любимый друг, предначертанный судьбой», так что эта ее просьба была чем-то вроде формулы магического контракта.

А за эту минутку откровенности Лорд, кстати, заставил всех написать анализ этой ситуации в нумерологическом аспекте на три свитка и намекнул, что следующую лекцию читать будет Розье, чьих объяснений вся молодежь боялась как огня — и сложно, и запутанно, нет бы что-нибудь одно. Хотя, конечно, такие мирные собрания-уроки для Пожирателей были удивительной роскошью, чем-то вроде внешкольной подготовки, а обычно Лорд их с тренировочного полигона не выпускал, пока они его два раза не заденут. Надо ли говорить, что первое время с полигона они не выходили до тех пор, пока у Темного Лорда не появлялись дела. Потом, конечно, тип тренировок сменили, но воспоминания были на редкость живыми. Быть может, если молоденьких орденцев гонять так же, то и толку от них будет больше — Северус не знал, но был более чем уверен, что подобные методы обучения действенны.

Шпион подошел к столу, на котором стоял поднос, очевидно, с завтраком. Тот был не тронут, хотя, одна чашка кофе стояла не на подносе, а рядом. Кажется, по утрам Темный Лорд предпочитал кофе со сливками. Снейп вздрогнул. О, Мерлин великий, удивительно человеческие привычки, с этим смириться сложновато. Одно дело — видеть каждый день некий символ зла, заключенный в конкретное тело, а другое — наблюдать за ним в приватной, так сказать, неформальной обстановке. И вот от этого действительно становится несколько страшно. Дамблдор такого эффекта не производил.

Хотя, может быть, они все — окружение Лорда — слишком привыкли к тому, что их господин нечто большее, чем простой человек, что все естественное, связанное с ним, воспринимается с таким почти священным ужасом и едва ли не восхищением. М-да, вот это сила имиджа, называется. Темный Лорд настолько уверенно поставил себя выше всех, что это все восприняли как само собой разумеющееся, пошли за ним, не зная даже, какой он. Северус вздрогнул еще раз, но теперь уже от уколовшего любопытства. Блеск, только этого еще не хватало — желания узнать, каким бывает Волдеморт. Нет, это не отменяет того факта, что он убийца и манипулятор, но интерес силен — что именно скрывается за имиджем высшего существа? Того, что уже было видно, достаточно, но все равно нужно больше. Кажется, он также остро изучал Альбуса вечность назад. Разве что, тогда его не могли убить за то, что он узнал больше, чем требуется, а сейчас вполне могут. Все, Снейп, кажется, ввязался ты по самое горло. Самое обидное — сам ведь виноват. Хотя, нет, в кои-то веки, не сам. Да, это вполне в духе Лорда, его план, его игра. Что ж, остается признать, что выигрыш остался за ним. И попросить реванша.

Северус поставил чашку на поднос, взял другую, с черным кофе, предназначенную, видимо, для него. Ладно, нужно поесть, а то уже голова подозрительно кружится. День сегодня будет на редкость занимательным. Лишь бы Поттер хоть чуть-чуть головой подумал. Или Орден попросил — подумать. Будем надеяться, что парню повезет.

Нагини зашипела, устраиваясь на кровати среди подушек. Что там говорится, «надежда умирает последней»? Будем надеяться, что она такая же настойчивая, как и Лорд — воскреснет.

Согнуть гораздо сложней, чем сломать

Некоторые люди говорят, что узнать про человека абсолютно все, можно только лишь взглянув на его комнату. Так вот, это не так. Комната, в которой люди проводят максимум два часа из всех суток, мало что может рассказать о них. Более того, если постоянно менять место жительства, то и личность находит другие способы самовыражения. Хотя, пожалуй, эта личность частенько и сама не сразу замечает, что оставила отпечаток. В любом случае, для магов это имеет несколько иное значение, разговор ведь ведется еще и о магической силе и потенциале. Чем сильнее это, тем ярче следы пребывания мага в комнате и вообще в здании. Собственно, некоторые методики поиска и диагностики заключаются именно в изучении этих отпечатков. В теории, используя магическую подпись и характер силы, можно выяснить местоположение любого мага, для которого известны хотя бы начальные параметры. Ну, теория чем всегда была так это тем, что в ней было возможно все, а практика постоянно выявляла такие сложности, с которыми любя теория была обречена на вечное скитание в облике собственно теории. Конкретно для этого случая всяких подводных камней было такое количество, что становилось сразу ясно, что теории не светит получить практическое воплощение ни коим образом. В частности, магическую подпись возможно было сменить без особых проблем, причем существовали трюки, способные не только замаскировать эту самую подпись, но и сменить саму ее структуру. В свое время каждый волшебник сталкивался с этой щекотливой проблемой, а уж те, кто нарушал закон, имели постоянные неприятности с изменением этого скромного параметра.

Сам Снейп, кстати сказать, озаботился этой проблемой еще в школе, когда потребовалось срочно обойти Надзор. В принципе, на Слизерине во все времена были известны десятки способов безболезненно обойти запрет Министерства на колдовство до совершеннолетия. Большинство наследников древних родов вообще не обращали на это внимания, понимая, что в родительском доме все равно никто не засечет их магию, так как не ясно будет, кто именно использовал магию. Но таким, как Северус, приходилось выкручиваться иначе. Конечно, кроме высшей магии, к которой относилось, кстати, изменение магической подписи, существовали гораздо более простые пути решения проблемы, но юный зельевар легких путей не искал никогда. Да и это умение пригодилось ему потом, причем он стал использовать эту уловку настолько часто, что в итоге занялся созданием своих заклинаний этого класса. Как оказалось позже, Пожирателям эта практика была знакома поголовно. Собственно, это было еще дополнительной строчкой в списке обязательных способностей слуг Темного Лорда. Что до него самого, то магическая подпись конкретно этого мага менялась, наверное, каждый день, если не чаще.

В принципе, именно поэтому засечь Лорда, когда он не хотел, чтобы на него обращали внимание, было просто невозможно. Кстати сказать, господин изредка снисходил до того, чтобы составить своим слугам компанию на заданиях, так сказать, инкогнито. Большая часть Пожирателей, естественно, не догадывалась, что их предводитель периодически под такой же маской, как и у них, контролирует выполнение заданий лично. Хотя, конечно, некоторые особенно талантливые иногда подозревали нечто подобное, но напрямую, понятное дело, никто не спрашивал. В принципе, Ближний круг знал о таких мелочах, как склонность Лорда время от времени развлекаться в бою, но это никого особенно не волновало. Внутренний круг, к слову сказать, распознавал своего Хозяина не по таким внешним признакам, как магическая подпись, а по отпечатку его силы, который, кстати, не изменялся с течением времени ни на йоту. Что ни говори, сама сила любого мага имела неповторимый рисунок и структуру, которую невозможно было поменять даже, заблокировав и заперев эту силу. Разве что, если бы магия сгорела, и колдун превратился бы в сквиба, то да, глубинный рисунок бы изменился, а так — стоило лишь научиться распознавать эту отличительную особенность, и можно было узнать какого-либо мага даже в абсолютно ином облике. Насколько Северус понял, принцип меток Внутреннего круга, помимо различных способов взаимодействия господина со слугами, заключался еще и в том, что Пожиратели могли узнать своего повелителя в совершенно любом воплощении. В принципе, это было удобно, но немного нервировало — еще б, такая глубокая связь с Лордом не могла не вызывать некоторого волнения. Впрочем, нельзя сказать, что все тонкости Метки были понятны большинству Пожирателей, так что Северус не мог сказать точно, что из его собственных догадок являлось истиной. Хотя, тут дело было не только в Метке, если честно.

А началось все с вроде бы банальной в простоте своей мысли — нужно оперировать независимыми фактами. Да уж, если бы ему кто-нибудь сказал раньше, что он будет составлять для себя психологический портрет Темного Лорда, то он бы посоветовал этому человеку меньше дышать парами галлюциногенных испарений и вообще покинуть лабораторию и не путаться под ногами. Однако же, нереальные предположения имеют свойство воплощаться в действительности. Ну, Северуса можно было понять, практики-то в этом вопросе особенно не наблюдалось. Характер Темного Лорда всегда был той темой, которую его последователи всегда тактично в разговорах обходили, дабы не нарываться на дополнительные неприятности. Нельзя сказать, что эта тема совсем не всплывала, но ее тотчас старались замять. Во избежание, так сказать.

Но сейчас не думать в этом направлении было почти что невозможно. Как ни крути, от этого зависела его собственная жизнь, ну или, по крайней мере, вменяемость рассудка. Хотя и раньше Снейп долго ломал себе голову, пытаясь предсказать разнообразные реакции своего начальства. Но вот в данный период времени от дара прорицаний в духе Сибиллы Трелони он бы не отказался. В конце концов, такая ситуация отличалась от всего, с чем сталкивался шпион за долгие годы работы, да и вообще, за годы жизни, так что и подхода она требовала особенного, отличного от любого другого. Поэтому, он должен был абстрагироваться от своего — и чужого, кстати, — мнения и взглянуть на происходящее беспристрастно. Но вот сказать это гораздо проще, чем сделать. Нет, если закрыть глаза на то, что он не может выйти за пределы этой комнаты, не знает, будет ли жив на следующий день, что совсем рядом единственный в мире человек, которого он боится, скажем так, рефлекторно, то, безусловно, все элементарно. Проблема только в том, что он выспался, и глаза закрываться не сильно хотят. В общем, не самая приятная перспектива.

Северус покачал головой, закрывая дверцу шкафа. Все утро он провел, изучая место своего заключения более детально. Впрочем, это не дало никаких результатов, кроме того, что несколько систематизировало мысли шпиона. Но до совершенства было далеко. И, опять же, он был разочарован, не найдя хоть какой-нибудь мелочи, которая помогла бы сбежать отсюда или, если быть реалистом, на худой конец выяснить, в каком именно штабе его заперли. Но опознавательных признаков обстановка не несла, да и ничего существенного во всей комнате не было. Разве что, пергаменты на арамейском, просто искрящиеся восстанавливающей магией, и несколько страниц перевода, сделанного явно рукой Лорда. Впрочем, эти документы относились к разделу ритуальной магии, так что Северус не брался утверждать, что они имеют отношение к данной ситуации. Скорее всего, это был материал для личных исследований Темного Лорда, а посему разобраться в них не было особой надежды. Плюс ко всему, Лорд редко привлекал к этой работе кого-то. Что ж, в отдельный список можно было смело записывать самостоятельность, доходящую почти до мании. Странно, что человек, привыкший все делать лично, собрал вокруг себя столько магов и разделил между ними сферы влияния, грамотно, надо сказать, разделил. Хотя, безусловно, все без исключения операции прорабатывал он сам, а только потом уже отдавал на исполнение. Впрочем, кое-что Темный Лорд поручал без дополнительных пояснений, приказ для Драко яркий тому пример. Собственно, если бы Цисси тогда не поднимала паники, может быть, удалось бы переубедить Лорда насчет мальчика без таких кардинальных мер. Впрочем, тогда всем незаинтересованным лицам было сразу ясно, что это только лишь проверка для сына Малфоя, которому отец всячески расчищал место в Ближнем круге. Ну, для очистки совести нужно сказать, что Снейп подозревал что-то подобное, но доказательств у него не было. Да и долго думать в тот момент не пришлось, если начистоту. И Беллатрисса, кстати сказать, масла в огонь подлила, как не без этого. Насчет планов Лорда на Драко зельевар тогда не мог сказать ничего конкретного, а потому немного испугался. Что ни говори, а наследник Люциуса был всего лишь ребенком, так что требования Пожирателей явно были для него слишком высокими. Но чем руководствовался Лорд при выборе очередной стратегии — всегда тайна за семью печатями. А вот сейчас, возвращаясь к проблеме, разобраться в хитросплетениях чужой логики было бы не лишним. Быть может, удастся выкрутиться и попробовать исполнить план Альбуса. Хотя, наверное, Лорд будет всеми силами этот план разрушать, в конце концов, на кону была его жизнь, а ее, как все уже давно поняли, господин ценил очень высоко. Снейп, кстати, никак не мог принять такого отношения, даже когда был полностью на стороне Темного Лорда. А тот действительно ценил свою жизнь, наслаждался ею. С учетом, какая именно была у него жизнь — кровь, убийства, битвы, поражения, победы и так далее — это было удивительно. Что касается Северуса, то он не был уверен, что после такого сокрушительного разгрома, как близкое общение с Поттером на первом году жизни того, смог бы найти в себе силы, вернуться, да еще и вернуть под свои знамена большую часть старой гвардии. Здесь оставалось только позавидовать упорству Лорда. Впрочем, это качество, если подумать, было вообще доминирующим в его характере. Умение идти к своей цели напролом, не обращая внимания на препятствия. С другой стороны, шпион мог сказать, что Лорд не церемонился не только с врагами и противниками, а еще и с союзниками.

Хотя, своих слуг Темный Лорд ни во что не ставил, так что назвать их союзниками можно было с натяжкой. Конкретно для Снейпа всегда оставалось неразрешимой головоломкой умение Лорда заставлять себе подчиняться. И ладно бы бесхарактерных одиночек, склонных к самообману, так нет, большинство Пожирателей сами кого угодно служить заставили бы. В частности, Малфои, властные аристократы, Лорду подчинялись без особых проблем. Северус, в принципе, тоже не сопротивлялся власти этого человека, причем сам не мог внятно объяснить почему. Не в том плане, что он был верен Лорду, а в том, что не видел ничего необычного в том, чтобы выполнять его приказы. Тому же Дамблдору, которого оправдывал огромный авторитет, приходилось прибегать к различным уловкам и хитростям, для того чтобы заставить людей выполнять свои требования, а Лорд особенно не волновался по этому поводу — приказывал и все на этом. Одно дело, если бы он еще и относился к своим слугам по-человечески, так нет же, один церемониал приветствия чего стоил. Самое странное, что никто не возмущался, даже Ближний круг покорно становился на колени перед своим Лордом, хотя большая часть из его членов впитала высокомерие и чувство собственного достоинства буквально с молоком матери. В принципе, уверенность в себе у Лорда явно зашкаливала, хотя это шло только ему на пользу. Что ни говори, подняться с положения полукровки-сироты, который не имеет ничего, кроме своих сил, до того, кто повелевает всеми влиятельными семьями чистокровных, было просто невообразимо сложно. Северус с уверенностью в сто процентов был убежден, что сам никогда бы так не смог. Ну, с другой стороны, он и не ставил себе это целью. А вот Лорд поставил — и добился, причем в свойственной ему безаппеляционной манере. В любом случае, с властью Темного Лорда и правом его этой властью распоряжаться никто не спорил. Более того, восемь из десяти магов даже боялись спорить с этим человеком, причем среди этих двоих с огромной вероятностью оказывался член Ордена Феникса с тотальным осложнением в виде чувства справедливости.

Впрочем, анализ личности Темного Лорда на этом далеко не исчерпывался, а, напротив, только начинался. Но вот шпион уже потерял надежду найти хоть какую-то ниточку, которая могла бы подсказать ему возможные реакции бывшего повелителя. Если с Дамблдором он мог еще понять, что приведет к его гневу, то здесь оставалось лишь учитывать все и сразу. Если бы Северус был чуть более грифиндорцем, он бы назвал эту черту характера непостоянством, но, будучи слизеринцем, Снейп отмечал в своем списке импульсивность и переменчивость. Как Пожиратель он, впрочем, решительно отмалчивался на этот счет. Хотя настроение Лорда, безусловно, менялось, как погода осенью, догадаться, какова будет его реакция на некоторые слова и мысли, было всегда не очень сложно. Впрочем, не в этом случае. В конце концов, наблюдать за Лордом в такой ситуации никогда еще не приходилось — близкое знакомство с его характером и привычками обычно не предполагалось службой у Темного Лорда. Что ж, когда-то нужно было начинать. Хотя, в этой мысли, кажется, был изрядный довесок паники высшей пробы. Ну, любой бы на его вместе не радовался, ясное дело. Быть может, помимо Беллы.

Нет, он решительно не понимал, почему этот человек так поступает. Пытки, в том числе и моральные — вот с чем-чем, с подобным все просто, но ведь Лорд использовал не только и не сколько их. Что он там говорил про правду? Судя по всему, Темный Лорд решил давить именно в этом направлении. А что, правильная тактика, куда от этого деться. Но вот тот скромный факт, что шпиону спускали многочисленное хамство, которое, на взгляд Северуса, стоило бы ему Авады при других обстоятельствах, мягко сказать, удивлял. Пожирателей наказывали за гораздо меньшие проступки, причем и Внутреннему кругу перепадало, хотя, конечно, поблажки были, и многочисленные. В любом случае, Северус побаивался дальше нервировать Лорда, пусть и не мог спокойно находиться в его присутствии. Тот задевал некоторые темы, которые были просто невыносимы для Снейпа, а ничего с этим поделать нельзя было. По большому счету, Темный Лорд говорил правильные с точки зрения этики, но ошибочные с точки зрения морали вещи, что само по себе было взаимоисключающими фактами. Впрочем, не Северусу судить, особенно нравственную сторону вопроса. Лорд же закрывал глаза на эту самую нравственность, хотя, скорее попросту отмахивался от нее, предпочитая не вмешивать столь эфемерные понятия в свои жизненные принципы, да и в решения тоже.

Но отсутствие прямого обоснования поступку, вспоминая о котором даже мельком Северус тотчас начинал дергаться, будто от удара током, убивало медленно, но верно. Нет, даже наедине с собой назвать это действие своим именем он не мог — то ли страх, то ли стыд, то ли полное отрицание ситуации не позволяли мыслям ложиться ровной канвой. Постоянно возникали зияющие дыры, в которые грозило провалиться сознание, а это явно было признаком не сильно стабильного эмоционального состояния. Что, понятное дело, не слишком успокаивало. Особенные, и нужно сказать весьма противоречивые, чувства вызывала давящая неизвестность. Если бы он знал, что умрет, когда Темный Лорд наиграется, то все было бы ясно, но ведь он даже не хотел дать понять, какую цель преследовал и что от него хотел. Тем не менее, он продолжал плести какую-то свою паутину и совершенно не давал возможности разобраться в ней. Снейпа это очень задевало — им где-то семнадцать лет играли, не позволяя взглянуть на шахматную доску с партией, и это было позволено только одному человеку.

Лорд, конечно, разыгрывал свою комбинацию искусно, но, все равно, она была заметной. Или же он специально делал так, чтобы ее заметили. В любом случае, Северус прекрасно понимал, что это слишком опасная партия и проигрывать ее не стоит. Но выбора ему не оставляли, а это тоже не слишком вдохновляло на подвиги. Более того, насчет подвигов: шпион уже заметил, что Лорд очень пристально следит за сохранностью своей жизни, и застать его врасплох более чем сложно. В конце концов, у него боевого опыта было столько, что хватило бы полностью на две жизни Северуса, да еще и осталось для потомков. И реакция, что ни говори, обладала автоматизмом, и про Нагини забывать не стоило, кстати. Впрочем, он и не надеялся убить Лорда, просто решил попытать счастья. Счастье пыталось очень активно, но без участия зельевара. Ну и хорошо, в принципе, зелья в пыточной были вещью незаменимой, но ни коим образом страдания не облегчающей. Так что счастью осталось не долго.

Нагини, громко зашипев, соскользнула с кровати, проигнорировала всяческое присутствие шпиона в комнате, проползла к камину и свернулась кольцами на ковре перед огнем. Флегматичность змеи просто поражала. Да, подумаешь, спала всю ночь между своим хозяином и человеком, предавшим его, обычное дело. Хотя, кажется, хладнокровных животных такими из ряда вон выходящими вещами не испугаешь. Интересно, все-таки, что же любимица рассказывает Темному Лорду.

Нагини подняла голову, прищурилась, разглядывая зельевара так, что тот стал всерьез подозревать ее в нешуточных способностях к легилименции. Ну, питомица от хозяина могла нахвататься, что уж тут. Но возможное присутствие змеи в мыслях не сильно радовало, по большому счету. Северус отвел глаза. Взгляд наткнулся на фарфоровое блюдце с молоком, оставленное для змеи. Бытовая картина, можно сказать. Шпион криво усмехнулся. Надо же, с фактом своего пребывания в личных покоях Темного Лорда он уже почти смирился, даже стал воспринимать чуть ли не как данность. Пусть и в голове подобный расклад до сих пор не укладывался, но сходящим с ума он себя уже не чувствовал. Разве что, пребывание в постоянном шоковом состоянии притупило его чувство реальности донельзя и он уже абсолютно невменяемый, посему и терять нечего, ввиду отсутствия рассудка. Впрочем, ладно, о своем психическом здоровье он будет волноваться позже. Снейп сел в кресло, наблюдая за Нагини, которая, едва заметив его движение, подползла к нему. Почему змея так полюбила использовать зельевара в качестве подушки со вшитой грелкой, оставалось для самого предмета обсуждения тайной. Тем не менее, Нагини и сейчас весьма наглым образом расположилась у него на руках, требуя, чтобы ей всячески выражали симпатию.

Пальцы шпиона почти что привычным жестом скользнули по коже любимицы Лорда. Мда, получается, что змея его выдрессировала, причем намного успешнее, чем делал это ее хозяин. Северус, впрочем, просто отмечал эту особенность — он уже не дергался от малейшего прикосновения змеи. Странно было то, что Нагини справилась там, где Лорд едва не потерпел неудачу, хотя, Снейп понимал, что здесь сработал принципе меньшего зла — по сравнению со своим хозяином змея была ангелом во плоти. В любом случае, змея всячески использовала Северуса как прямую собственность.

Он почувствовал мимолетное прикосновение к ладони — язык змеи мазнул его по коже и исчез. Зельевар вздрогнул. Это ощущение было до того ни на что не похожим, что отделаться от подобной реакции он не мог. Змея прикрыла глаза, поудобнее укладываясь на коленях шпиона. Поленья в камине тихо потрескивали. Кажется, подобное времяпрепровождение становится частью обыденности для одного разоблаченного в недалеком прошлом двойного агента. Хотя, наверное, именно это постоянство и находил Лорд в наблюдении за огнем со змеей на коленях. Нагини коротко прошипела что-то, чуть приподнимая голову, для того чтобы дать шпиону расправить складки на мантии.

Сознание продолжало лихорадочно просчитывать варианты совсем как в боевой обстановке. Впрочем, сейчас был как раз такой случай, разве что нападение производилось на его мысли и оценку действительности. Хотя, за все годы шпионской деятельности он уже привык выживать в подобных условиях. Да и разбираться в оттенках настроения прямого начальства он уже привык, пусть и обстоятельства были совершенно нестандартными. Кстати, в обычных — то есть уже недостижимых — условиях, эмоциональное состояние Лорда почти невозможно было определить без способностей к стихийной легилименции чувств, точнее, как это говорилось в большинстве справочников, эмпатии. А вот настрой своих подчиненных Темный Лорд понимал с мимолетного взгляда, посему скрывать от него что-либо было едва ли не бесполезно. Так что Северусу пришлось разбираться самостоятельно, отмечая каждую мелочь в поведении своего бывшего господина. Чуть заметный прищур глаз, дрогнувшие уголки губ — насмешка, быть может, одобрение. Все тот же прищур и постукивающие по палочке пальцы — раздражение, граничащее с возможностью Круциатуса. Да и вообще, когда Лорд начинал вертеть палочку в руках, это обычно заканчивалось не очень радостно для присутствующих. Ну, и взгляды, естественно.

Если сравнивать, то Лорд был гораздо более понятным, чем тот же Дамблдор. Хотя, конечно, эмоции последнего были просто на лице написаны, а первый на людях ничего, кроме гнева не показывал. Снейп, кстати сказать, слышал, что Поттер имеет некоторую эмоциональную связь с Лордом, помимо основной, которая позволяла кому-то из них вылавливать навязчивые образы из сознания другого. В принципе, это объяснялось тем, что такой сильный маг, как Лорд, обязан был контролировать все эмоции просто потому, что на них откликалась магия и откликалась разрушительно. Собственно, зельевар видел однажды, как достаточно сильный потенциал остается абсолютно без контроля, на одном из заданий видел. Там, конечно, и без этого история была неприятная, более того, все обернулось очень большой кровью в итоге. Это было еще во время Первой войны, в самом ее разгаре, когда карательные операции Пожирателей сыпались на несчастных обывателей как из рога изобилия. Хотя, для полноты картины следует добавить, что особо жестокими по расправе оборачивались только акции устрашения, направленные, в основном, на семьи, состоящие в Ордене и сочувствующие политике Министерства.

Кажется, тогда его отправили с Ближним кругом потому, что вот эта конкретная семья доставила Пожирателям Смерти столько проблем, сколько доставляли разве что фениксовцы в целом или целый Альбус Дамблдор. Что ж, сами виноваты — политики, всячески осложняющие жизнь лично Лорду и большей части его сторонников, должны были исчезнуть с лица земли. Эта бойня, а иначе и не назвать, до сих пор снилась Северусу. Даже тогда, когда он был верен режиму Темного Лорда, он не мог скрыть отвращения и ужаса, а сейчас эта сцена превратилось в одно из самых ярких доказательств правоты Альбуса. Естественно, Лорд спустил тогда всех своих цепных псов, дополнив боекомплект только Северусом и Руквудом, которые не очень любили подобные кровавые зрелища. Остальные же, даже Люциус, против рек крови не сильно возражали. Собственно, в одной из комнат Руквуд наткнулся на девочку, очевидно, дочь уже полутрупов. Она была несовершеннолетней и, кажется, сбегала в деревню на ночь — вот, кстати, и объяснение сбоя в защите, позволившего Пожирателям без проблем отыскать дом — а под утро вернулась, когда слуги Лорда подводили веселье к логическому завершению. Северус не мог с точностью сказать, была ли та девочка сильна, но выброс магии, который произошел, когда она увидела то, во что превратились ее родители, а бравая команда взялась за нее, был воистину поразительным. Их тогда смело как недоучек-хаплпафцев. Когда зельевар очнулся, он увидел, что его уже вытащили из дома, запустили Черную Метку, а само здание подожгли. Девочка, как нехотя сообщила ему Беллатрисса, умерла сама, без их участия. В книгах это явление объяснялось тем, что магия всегда реагирует на эмоции ее носителя, посему от сильных чувств происходят подобные выбросы. Чем маг сильнее, тем меньше эмоций требуется. Собственно, поэтому Темного Лорда нежелательно было выводить из себя, а Дамблдор всегда был так раздражающе спокоен. По этой же причине чувства, вложенные в заклинания, делали их сильнее, а высшую магию, к примеру, Патронусы и Непростительные, разучивали всегда только с помощью эмоций, иначе не выходило. В принципе, для светлого мага уровня Дамблдора для вызова защитника не требовалось концентрироваться на радостном воспоминании, а для темного мага уровня Волдеморта для причинения боли совсем не обязательно было ее хотеть причинить.

Нагини вдруг резко подняла голову, заставляя Снейпа отвлечься от размышлений. Тот, кстати сказать, и не заметил, как за чтением, мыслями и общением с подругой дней суровых — хорошо хоть не своих — провел весь день. Да, время летит незаметно, только когда сознание само не рвется замечать что-то лишнее. И книга, кстати сказать, очень скрашивает ожидание, а книга из личной библиотеки Темного Лорда тем более. Хотя, ничего особенно интересного Снейп так и не нашел, но тяжелый сборник сказок прочитал от корки до корки — удивительная книга оказалась, все-таки. Странно, конечно, было наткнуться на книгу, содержащую маггловские и магические сказки одновременно. Хотя, магическая часть сборника была снабжена комментариями хозяина книги, почерк узнаваемый. Особенно отличилась в этом плане «Сказка о трех братьях», в которой разобрано было едва ли не каждое предложение. Подписи, между прочим, вызывали у Северуса некоторое недоумение — причем здесь надпись Певереллы над первой строчкой? Впрочем, большую часть их сокращений он почти не мог разобрать. Сразу видно, рабочие пометки. На тех документах, которые впоследствии могли послужить кому-то еще, почерк Темного Лорда был поразительно понятным, хотя и витиеватым.

Змея на коленях шпиона коротко зашипела, соскальзывая на пол. Дверь с треском распахнулась, впуская облаченного в черный длинный плащ Темного Лорда. Северус, понимая, что операция по поимке Поттера с треском провалилась, вскочил с кресла, тотчас опустился на колени. Лорд махнул рукой, показывая, что соблюдение ритуала шкуру шпиона не спасет. Нагини, видя мрачный настрой хозяина, подползла к нему, свилась под ногами, явно не позволяя убивать всех, кто попадется на пути. Он шикнул на нее, но без особого энтузиазма.

Северус несмело приподнялся, избегая взгляда своего бывшего господина, отошел чуть в сторону. Змея отползла с дороги своего хозяина, продолжая негромко шипеть что-то. Тот пожал плечами, коснулся рукой дверного косяка, произнес некую длинную и замысловатую формулу, легонько стукнул пальцами по дереву, скорее всего, обновляя защиту на двери. Нагини издавала какой-то низкий шипящий звук, очень похожий на насмешливое фырканье, но Снейп был более чем уверен, что ему послышалось.

Лорд покачал головой, расстегивая застежку плаща, позволил ткани соскользнуть с плеч, подхватил его, аккуратно свернул, оставаясь лишь в мантии с разорванным рукавом. Маг досадливо поморщился, взмахом руки вернул одежде первоначально состояние, хмыкнул. Кажется, в него кто-то умудрился попасть, хоть и вскользь. Нагини, очевидно заметив эту подробность, быстро что-то зашипела, с таким возмущенным видом, что Лорд даже усмехнулся краем рта. Он прошипел нечто явно успокаивающего характера, щелкнул пальцами. Между креслами возник низкий столик, являющийся копией уже существующего, но не заваленный книгами, в отличие от оригинала. Впрочем, на этом вместо книг было кое-что поинтереснее, а именно бутылка виски и два стакана. Северус с немым удивлением посмотрел на Лорда, который, насмешливо ухмыльнувшись, расположился у огня, поглаживая Нагини. Та по-прежнему недовольно шипела что-то крайней ядовитое, но, судя по оставшейся тени усмешки на лице Темного Лорда, последнего это только лишь забавляло.

— Северус, пить в одиночестве я не собираюсь. Еще алкоголизма не хватало в списке моих проблем. Составишь компанию?

Зельевар почувствовал, как задрожали руки. Не то чтобы он боялся пить в таком обществе, нет, на самом деле ему как-то раз приходилось быть собутыльником Темного Лорда, хотя даже не раз, если посчитать. Но вот интонация и голос господина разительно отличались от того, что он слышал за несколько дней своего заточения — с ним так говорили до разоблачения, когда Северус готов был поклясться, что Лорд уже все про него знает, но говорить начистоту не хочет. Если Волдеморт собирался играть, то Снейп даже не представлял, как себя вести. Оставалось только лишь сесть, молча склоняя голову. Удивительно, за несколько дней он уже свыкся с мыслью, что ему не придется общаться с Лордом в рамках принятых церемоний. Хотя, конечно, ситуация все равно отличалась от обыденной. Но не сильно. Лорд разлил виски по стаканам, в которых сейчас же появился лед. Мда, невербальные заклинания всегда были отличительной особенностью Темного Лорда, который использовал их с такой поразительной непринужденностью. Северус решил не оценивать уровень мастерства.

Лорд, усмехаясь, поднял стакан, салютовал им зельевару, отпил и только после заговорил, поясняя эти неожиданные посиделки среди ночи.

— Знаешь, Северус, я всегда знал, что я несколько преувеличиваю неприятности, связанные с одним занятным юношей… Но семь Поттеров — для меня все же много!

Снейп, последовавший примеру господина, поперхнулся на числительном. Змея, кстати сказать, тоже выразила свое удивление, хотя она, в отличие от зельевара, наоборот, приложилась к стакану. Лорд, у которого она наглым образом воровала положенный алкоголь, возмущенно зашипел на свою любимицу. Судя по всему, главным его аргументом был тот факт, что алкоголь змеям вреден, потому как Нагини коротко ответив ему нечто, с чем, видимо, было очень проблематично поспорить, спокойно лизнула виски опять. Волдеморт покачал головой, с явным неодобрением взглянув на питомицу.

— Сколько-сколько, милорд?! — не выдержал Снейп, которому, кстати, перспектива тоже не пришлась по душе.

— Семь, семь. Магическое такое число. Тихо, не волнуйся, это всего лишь оборотное. Хотя, охотников порадовали все семь, ничего не скажешь. Естественно, Орден Феникса постарался, кто же еще. Но грамотная операция, такую не стыдно и уступить противнику. Занятный у них транспорт был, кстати. Но по воздуху, конечно, неприятно было гоняться, да еще и в разных направлениях. Хотя, одно порадовало — у нас наконец-то не порвалась связь. Этот молодой паренек далеко пойдет, у него явно талант. Впрочем, я отвлекся. Один «Поттер» оказался несколько нервным, зато его отправили с Аластором — логики не вижу, причем абсолютно. Зато аврор наш сдал, помнится, раньше его таким простым заклятьем нельзя было задеть. Следующий «Поттер» оказался на удивление способным к языкам, и, к тому же, вейлой на треть. Стыдно, между прочим, такие мелочи упускать. Белла, кстати, была в своем репертуаре — погналась за этой…— Лорд задумался, вылавливая в памяти имя. Голос его был спокойным, хотя рассказывал он о провалившейся вылазке. Что ж, кажется, его удовлетворил и такой расклад. Северусу осталось надеяться, что Грюм не выжил. У него были к аврору свои счеты.— Нимфадорой, вот. Белла даже приказ несколько забыла. И напарника потеряла, хотя, это нормальное явление. Ну и Внешний круг не порадовал, конечно. Они оставили погоню за Поттером настоящим, чтобы мне сообщить, что нашли его.

Северус напрягся. В принципе, Лорд подошел именно к тому моменту рассказа, который волновал зельевара больше всего. Пусть он и знал, что операция окончилась провалом, он мог сказать точно, что некоторые критерии провального у них расходились. В конце концов, Лорд мог посчитать проваленной операцию по захвату Поттера, которая завершилась убийством цели. Так что он волновался, хотя всячески пытался этого не показывать. Лорд, который явно понимал все терзания своего бывшего шпиона, хмыкнул, погладил Нагини и продолжил.

— Я всегда знал, кстати, что ошибки молодости мне аукнутся, если честно. Мальчишку вез Рубеус Хагрид, знаешь такого? Это было занятно, но я почти их упустил. Точнее, Поттер почти разбился, это раз, но я надеюсь, что он жив-здоров, с его-то удачей. Не смотри на меня так. Пока я не знаю, почему Дамблдор хотел его смерти, я не дам ему умереть. Смешной такой парадокс, конечно. Хотя, признаться, смерти я его сегодня захотел… сильно, даже очень.

По лицу Волдеморта пробежала едва заметная тень и пальцы его крепче сжались на стакане. Нагини явно попыталась его успокоить, но короткое и раздраженное шипение из уст Темного Лорда заставило ее смолкнуть и опустить голову. Когда Лорд заговорил вновь, шпион понял, что так нервировало его все это время — в голосе Волдеморта звенела плохо сдерживаемая ярость. И к ней примешивалось что-то непонятное, заставляющее Северуса отчаянно искать эквивалент в речи.

— Он уничтожил палочку, Северус. Она рассыпалась у меня в руках. Совсем без усилий, не сам, я видел, что он не знал, что делает. И это…— Лорд говорил тихо, но бутылка на столе подрагивала от стихийной магии. — …раздражает.

Шпион, наконец, подобрал слово. И оно, признаться, его удивило. В словах Темного Лорда проскальзывала грусть.

Без эпиграфа, без промежутка

— Знаешь, Северус, тебя, наверное, удивит то, что я сейчас собираюсь сказать тебе. Более того, тебя это очень позабавит. Поверь, если бы кто-нибудь увидел стенограмму этого разговора, то тотчас начались бы крики: «Лорд Волдеморт не может так говорить, это не в его характере! Так не бывает и вообще это все Оборотное зелье», а я не при делах, и идите все учите матчасть, параграф «Поведенческие особенности тиранов и деспотов нацистского образца». Нет, безусловно, общественное мнение — рычаг удобный, но когда его заедает, то неприятности сыплются из самых неожиданных мест. И действий. И слов. Нельзя сказать, что мне есть дело до чужого мнения — но, согласись, несколько неприятно слышать откровенную ерунду, в которую также откровенно верят. Ты должен меня понять, в конце концов, ты у детей преподавал, да еще и у грифиндорцев. Впрочем, судя по твоему взгляду, ты тоже не сильно-то веришь в то, что сейчас перед тобой я, а не кто-то другой, верно? Что ж, считай это воздействием…хм… зелья, подлитого в эксклюзивный алкоголь из винного погреба нашего сколького друга. Всегда проще списать поведение, которое выбивается из представлений нормы, на происки врага, правда? Ладно, воля твоя.

Знаешь, Северус, а ведь эта ситуация меня действительно задела. Да не провал операции, Мерлин с ней. Провалилась, и ладно, я вообще не сильно надеялся на успех. Конкретно в этом случае, я уже привык к постоянным ошибкам, которые, причем, выползают из неизведанных уголков подсознания, что моего лично, что моих слуг. Вспомни хотя бы Министерство прошлой весной. Люциус тогда клялся и божился, что «был под Империо, ничего не помню…». Знаю я эти Империусы. Наверняка всей компанией отмечали день рождения Рабастана со всеми втекающими, неделю отмечали. Впрочем, в этот раз я доволен, несмотря на отсутствие Поттера в темницах. По большому счету, у нас потерь не было, если не считать синяков, разорванных мантий, пары метел и палочки Люциуса. А вот у них достаточно ощутимые: Грозный Глаз, раненый оборотень, раненый дружок Поттера, Уизли, один предатель в их дружных рядах… Хотя, палочку жаль. Представляю, как я его порадую. Самое смешное, что у меня даже объяснения вменяемого нет. Более того, я даже в голову этому герою залез — и ничего. Впрочем, мигрень мне обеспечена, и это в лучшем случае. Не хватало еще галлюцинаций со светленькими и праведными воителями в главных ролях. Вот так и начинаешь жалеть, что в свое время сунулся изучать легиллименцию. Но — задело меня не поэтому, пусть мне и придется фактически расписаться в своей некомпетентности в некоторых разделах высшей магии. Ну, будет уроком. И Люциусу в том числе, а то он совсем страх потерял. Мда, пропадешь тут — и через десяток лет уже никто не боится. А, раз не боится, значит и не слушается, а раз не слушается, то... Ну, логическую цепочку сам дальше достроишь.

Он хмыкнул, отпивая виски. Бледные пальцы скользнули по коже змеи, словно живя отдельной жизнью. Нагини, приглядываясь к отстраненному выражению лица своего хозяина, прошипела нечто крайне насмешливое, явно радуясь тому, что, даже полностью погружаясь в мысли, Лорд не забывает про свою наглейшую подругу. Змея, низко шипя от удовольствия, приложилась к виски опять. В принципе, она действительно любила алкогольные напитки, даже больше, чем молоко, к которому, кстати сказать, приучил ее Темный Лорд. Мда, нормальные змеи питаются живым кормом, особенно если в них пять метров длины, а никак не хлещут молоко в промышленных масштабах и уж конечно не пьют с хозяином один стакан виски на двоих. Хотя, и в этом тоже виноват Лорд — со своей вечной спутницей жизни он делил и горести, и радости. Так что не нужно было в свое время экспериментировать с малоизученными разделами магии, да еще и экстремалку-змею в это втягивать. Нагини, сворачиваясь на коленях хозяина с безучастным видом, посмотрела на огонь. Ее зрачки вытянулись в тонкую нить.

Лорд усмехнулся, следя за тем, как неровное пламя отражается в черных глазах шпиона. Северус избегал прямого взгляда на своего собеседника, но маска безразличия на его лице пошла трещинами. Уголки губ подрагивали, будто зельевар хотел что-то сказать, но так и не решался, он хмурился, явно анализируя ситуацию. Волдеморт склонил голову набок, с легким удивлением наблюдая за шпионом. В принципе, мысли отражались на лице Снейпа так редко, имеется в виду, настоящие мысли, что Лорд уже забыл, насколько это занятно выглядит. Так что удивление было приятным.

— Северус, прекрати немедленно! Не представляю, о чем ты там думаешь, но мне это заранее не нравится. Я, в конце концов, не Дамблдор, который позволяет отвлекаться во время своих речей. Сам знаешь, эго у меня больное, ему требуется внимание, так что слушать нужно внимательно и глядеть восхищенными глазами… Ну, в целом, я озвучил твою обычную тактику, верно? Посему, друг мой, не отвлекайся, я этого не люблю. Знаешь, Северус, я, наверное, уже говорил это, тебе в том числе, но повторюсь. Я ненавижу марионеток.

Тех, кто действует для всеобщего блага по указке и считает, упрямо, до одури упрямо, считает, что прав. И правота в этом случае — добро.

Тех, кто делит мир сугубо на две половины и считает, что вторая половина, та, которая не с ними, не служит им — зло. И зло в этом случае — то, что отличается.

И получается, что есть один кукловод, который закрывает глаза каждой своей кукле сказками о добре и зле, о противостоянии света и тьмы, не упоминая о том, что добро и зло должны идти отдельно от света или тьмы, соответственно. А все остальные — его марионетки. Ненавижу, ненавижу.

Стадо, которое слепо идет за тем, кто обещает, что перемен не будет. Всех, кто настолько любит свой ограниченный устоявшийся мирок, что готов за него убивать. Слепую толпу, которая боится, боится до безумия, но больше всего — желание этой толпы найти покой. Уютное гнездышко, куда можно вернуться и абсолютно не волноваться по поводу того, что будет дальше. Проще говоря, я ненавижу общество. Современное наше общество. Магглы — отдельный разговор, хотя и у них то же самое.

Знаешь, у меня в юности бывали случаи, что меня прямо трясло от ненависти. Не к человеку, а в целом, к людям. К их желанию найти комфортный уголок. Принцип «избегая боли». Конечно, удобнее ведь прогнуться под давящую на тебя силу, чем стоять прямо, в ожидании того, что она раздавит. А она раздавит обязательно, только не сразу, это от стойкости зависит. Намного проще пожертвовать куском свободы — я про внутреннюю свободу, про свободу мышления, — чем дать разрушить любовно созданный мирок, где все тихо и спокойно. Как на кладбище в лунную ночь. Мир посредственностей. Их способ, их метод — регуляция роста с помощью усечения голов. Двухметровые не нужны, так что пригнись, друг, или отпилим голову. И все в сопровождении милых сказок о торжестве света и добра. Конечно, ведь все, абсолютно все, обязаны быть правильными и удобными, добрыми, и, естественно же, светлыми. А кто не с нами, тот против нас. И никак иначе. Идеальный кукольный театр, послушные игрушки на крепких нитях. Не порвешь, только перережешь. Марионетки, оболваненные пешки. Ненавижу.

Ты, сейчас, должен сказать, что, по моей логике, ненавидеть я должен не марионеток, а того, кто их создает. Да, это так, но лишь отчасти. Ненавижу, безусловно. Но кукловод не виноват, что марионетка стала таковой — он всего лишь прикрепил к ней нити и усадил в свой сундук. В том, что люди позволяют управлять собой, виноваты они сами. Игрушки сами становятся таковыми, это их, только их, выбор. Нельзя заставить человека стать куклой, если он того не захочет. Пешки соглашаются на эту судьбу сами. Это слабость, они сами дают кому-то право решать за них, они слабы, они ищут того, кто будет за них думать, кто будет за них действовать. Они прогибаются. Сами. По собственному выбору. Это ведь выбор — слабость. И тут не в магической силе дело, если ты сейчас об этом подумал. Можно быть сколь угодно талантливым магом — и подчиняться чужой воле, даже не открывая глаз. Собственно, за примером далеко ходить и не нужно.

Поттер. Такая марионетка, самая совершенная. Игрушка, кукла, робот, если продолжать аналогии. Машина, которой отдали команду. Это даже не герой, которого ведет наставник, нет. Жертвенный агнец, которого жрец тащит в алтарь, вот это гораздо ближе.

Знаешь, Северус, в каком-то смысле, я действительно боялся пришествия Избранного. Понимаешь, я прекрасно знаю, на что способен незаурядный маг, сам из того же теста. Я прекрасно помню, с какой легкостью люди прониклись моей личностью. Я испугался — ведь, если я не был Избранным и добился такого, то на что же способен будет маг, отмеченный высшими силами? Я запаниковал, в принципе это не удивительно.

Пойми, это действительно было ошибкой, моей самой большой ошибкой. Причем, не как обычно — я упоминал про Рубеуса сегодня — ошибкой я посчитал то, что все было выполнено слишком грубо и топорно, и следы заметены плохо, а действительно, ошибкой, во всех смыслах.

— И что было Вашей ошибкой с ним, милорд? — голос Северуса был хриплым. Его пальцы сжимали стакан настолько сильно, что костяшки побелели. Его поза, тон, дыхание — все, ровным счетом — выдавали что-то предельно близкое к любопытству и напряжение, чудовищное напряжение. Снейп теперь не отводил взгляда от лица Лорда, ловя малейшее изменение в мимике, зато Волдеморт не стремился к зрительному контакту, предпочитая любоваться танцем огня. Словно для контраста со шпионом, он был расслаблен — придерживая стакан только лишь кончиками пальцев, откинулся на спинку кресла, свободной рукой поглаживая сонную змею. Северус отметил, что лицо его было бесстрастно, но это, скорее, было спокойствием, чем обычной ледяной маской безразличия и равнодушия. Лорд хмыкнул.

— Я говорил уже, друг мой, хотя и мельком. Не нужно было кидаться, не подумав. Нужно было дать ему вырасти, нужно было узнать пророчество до конца… Поспешность привела к необратимым результатам. Ну, и твоя Лили осталась бы жива, естественно, — зельевар передернулся, но в его взгляде не вспыхнула ожидаемая ярость, хотя, конечно, лицо ожесточилось. За последние несколько дней, Лорд упомянул о Лили столько раз, что Снейп, кажется, стал привыкать. И свою роль сыграло то, что он никогда столько не говорил с убийцей любимой. Пусть упоминание об этом по-прежнему причиняло боль, но злости уже не вызывало. Наверное, это уже доказывало влияние его слов на шпиона.

— Северус, понимаю, насколько тебе неприятно слышать про Лили, но я вынужден вновь вернуться к этой теме. Знаешь, я жалею о ситуации в целом, потому что вижу последствия. Жалею о том, что хотел убить мальчишку, потому что это потом обернулось проблемами, о том, что убил его мать, потому что из-за этого потерял твою верность. Но не о своих решениях. Понимаешь, рано или поздно каждому приходится выбирать, каждому приходится оценивать свою жизнь. Каждый решает только для себя. И на чудовищные поступки нужна сила. Чтобы совершать — и не жалеть потом, не мучится от раскаянья. Чтобы убивать, нужна сила. Сила характера в первую очередь. Убивать и знать цену жизни. Посмотри на многочисленных мясников моей армии. Они сумасшедшие, большинство. У них нет будущего.

То, что я говорю сейчас, звучит по меньшей мере как оправдание. А я должен был выбирать — моя жизнь или жизнь матери с ребенком. Я выбрал. Не потому, что я бездушное чудовище, которое более всего боится смерти. Я не боюсь ее до такой степени, да и не в смерти дело. Если выбирать между унижением и смертью, то я выберу смерть. Но это другой вопрос.

Я решил, что моя жизнь важнее жизни ребенка. Пусть это цинично, эгоистично и просто аморально — это был мой выбор. Я прекрасно понимаю, что это не самый лучший выбор, но он мой. Я не жалею, меня не мучает совесть. Я принял свой выбор, потому что знаю его цену. Если бы у меня действительно не было возможности поступить как-то иначе, я сделал бы то же самое. Но все можно было переиграть, именно об этом я и жалею. Я сам загнал себя в тупик. Мог бы — вообще не допускал бы подобных ситуаций. Но здесь действует все тот же военный закон: убей ты или убьют тебя. Понимаю, что это глупо и слишком относительно. И, тем не менее, я воспринимаю это так.

Знаешь, отнять жизнь у человека — грех. Отнять жизнь у ребенка — грех еще больший. Но это мои и только мои грехи. Когда придет время за них расплачиваться, я заплачу. И убиваться из-за уже сделанного не вижу смысла. Вот и все.

Лорд замолчал, одним глотком опустошил стакан. Лед в нем глухо звякнул. Нагини, приподняв голову, недовольно оглядела бутылку с виски. Судя по всему, в змее проснулся алкоголик. Впрочем, это было не так уж и важно, с учетом того, что хоркруксы, вроде бы, не пьянеют

Что ж, несмотря на не самые приятные слова Лорда, зельевар сейчас был спокоен, хотя тема поднималась не самая приятная. Более того, Снейп понимал убеждения этого человека — не принимал, но понимал. Сам он никогда не поступал бы так, но признавал за другими право выбирать между жизнями. В конце концов, на стороне Пожирателей была возможность оставить руки чистыми, хоть относительно. Да и вообще, такой выбор априори подразумевал надобность убивать. Как и вступление в ряды Ордена Феникса или аврората. Те, кто не хотел пачкать руки, могли остаться в стороне от войны. Ни одна организация никого не тянула насильно на свою сторону. Пожиратели, кстати сказать, старались по возможности не трогать мирные семьи. Хотя, некоторые нападения выглядели как неразборчивые террористические акты, большинство магов, повергнувшихся нападению, были так или иначе связаны с Орденом или же крайне лояльны к Министерству. Ну, иногда они были крайне неудобны с точки зрения политики.

В любом случае, большинство нападений совершалось во время учебного года, когда дети были в Хогвартсе. Лорд, как обычно, сводил к минимуму возможные потери среди будущих сторонников и молодого поколения в целом. В принципе, он перед операцией по краже пророчества долгое время вбивал в головы соратников, что убивать детей не следует, какими бы проблематичными эти дети ни были бы. Чем-то это смахивало на аутотренинг, у самого Лорда ведь была проблема с ребенком, хоть и Поттером. Впрочем, Лорд сразу оговорил, что это отдельный случай, и займется он им лично. Так что, если бы Пожиратели получили приказ на ликвидацию, из Министерства никто бы не вышел. Впрочем, Северуса на той планерке не было, но он мог предположить, что задание звучало примерно как «пророчество забрать, Поттера привести, всех отпустить». Впрочем, ситуацию здорово осложнил подоспевший Орден, иначе Лорд даже не появился бы, как и планировалось, между прочим. Зато министерские чиновники смогли краем глаза посмотреть на завершение дуэли между величайшими магами современности. Безусловно, эти двое сражались более чем театрально, он уверен. Если вспоминать Первую войну, то можно сказать, что встречи Дамблдора и Лорда на поле боя были весьма зрелищны. Снейп был бы рад взглянуть на их встречу спустя столько лет. Но места в первом ряду заняли Беллатрисса и Поттер, к сожалению. Жаль, теперь не осталось достойного по мастерству противникаТемному Лорду. Наверное, ему будет теперь скучно. А за Министерство, помнится, влетело, помимо Малфоя, еще и Белле.

— Знаешь, Северус, меня ведь действительно теперь волнует вся эта ситуация с Поттером. Я понимаю, если бы он был выдающимся молодым магом, самородком, талантом… Но какой из него талант? Парнишка неплох в стандартной боевой магии, даже более чем. Он умеет сопротивляться Империусу, хотя, по этому поводу у меня есть кое-какие догадки; устойчив к Круциатусу, причем патологически. Но это не достижения. Я в его возрасте уже имел блок на сознании, который отягчал Дамблдору жизнь, умел без проблем использовать все Непростительные, создал пару десятков заклинаний, не все из них боевые, кстати, пользовался невербальной, беспалочковой, высшей магией на уровне аврората… ну, ты понял. Ты тоже все это умел в его возрасте. И Люциус, и Белла, и Рудольфус — Ближний круг уж точно весь. Не говори, что время другое было, образование и так далее. Тому, кто учиться хочет, это не мешает, сам знаешь.

И почему тогда Поттер — Избранный? Откуда это следует? Я пойму, если бы чудеса, которые он творит, с его стороны были осознаны. Нет, он не знает и не понимает, что делает. Им что-то управляет, не знаю, что именно. Какой он после этого Избранный? Он безвольная марионетка, которая выполняет какой-то план, считая, что все это — плод его гениальной силы и талантов. Что ж, я бы терпел и это, будь он добр, мудр и непорочен.

Но ты прекрасно знаешь, что и здесь ответ будет отрицательным. Неужели он справедлив и выбирает правильный путь? Неужели он оценивает людей верно? Те, кто всячески потакает его решениям, одобряет его действия — хорошие. Те, кто критикует его, делает замечания — плохие. Разве это Избранный, способный избавить мир от зла? Любой ответит: нет. Если я опущу лица, то так скажут даже представители светлой стороны. И ты тоже скажешь, верно? Шпион кивнул, уставившись в одну точку. Судя по отстраненному взгляду, он впитывал эту информацию в обход мыслей, которые должны были напомнить ему о том, что Темный Лорд не может говорить такое, не может быть прав. Но сам Снейп сотни, тысячи раз говорил это, пусть и несколько иначе — Альбусу, Минерве, тому же Поттеру. И эти выводы были лишь своеобразным итогом всем его мыслям и наблюдениям. Сейчас, когда его буквально ткнули носом, Северус понял масштаб интриги, весь размах работы с этим мальчиком. Дамблдор создал идеальное оружие. Оно не рассуждает — оно делает и все. Снейпу стало немного жутко.

Когда он спасал жизнь этому ребенку, не раз и не два, а много больше, он не задумывался о том, почему мальчик не задает вопросов. Почему он не учит ничего нового, почему он не боится, что его знаний окажется слишком мало, почему он не готовится к повторению подобных событий. И почему он, в конце концов, ни разу не спросил никого из взрослых: где вы были, куда вы смотрели, почему это должен делать я, а не вы? Северус, будь на месте этого ребенка, в первую очередь предъявил претензии Альбусу. Самое страшное — зельевар понял, что не заметил всего этого раньше. Видел, что мальчиком играют, но предпочитал закрывать глаза на него самого. В конце концов, это же Поттер, чего от него еще ждать? И пускай он действительно был такой же самодовольный и безалаберный, как и Джеймс, Снейп никогда не копал глубже.

А Лорд воспринимал мальчика как полноценного противника и жутко удивился, увидев, что есть Избранный на самом деле. Хотя, это не очень походило на удивление — скорее, разочарование с легким налетом какой-то печали. Почему от Темного Лорда ощущались именно такие эмоциональные волны, Северус не знал. Можно, конечно, было спросить, но шпион не был уверен, что сейчас подходящее время. Захочет — расскажет. Снейп отметил, что стал несколько иначе относиться к Лорду — не совсем как к врагу. Ну, враги не говорят так. Зельевар с усмешкой подумал, что Волдеморт убьет его, как только закончит. В конце концов, он сам говорил когда-то, что информация о враге — это оружие. А Лорд о себе сообщил сегодня очень много. Северус не думал, что такая мысль будет бродить по закоулкам его сознания, но он понял о Темном Лорде кое-что очень важное, хоть оформить это в слова у него покамест не выходит. Зато это ощущение, какое-то странное, поселилось прочно. В любом случае, сейчас оно было слишком смутным, чтобы разбираться. Что ж, интуиция, которой Снейп привык верить, подсказывала, что стоит сделать некоторые ходы в своей собственной игре, коли Лорд в таком миролюбивом настроении. Такой шанс, как известно, выпадает едва ли не реже, чем ученики пишут контрольную по высшим зельям на «Превосходно». Впрочем, ладно, это все лирика.

Шпион отпил немного виски. В принципе, можно считать, что они сейчас будут играть на равных — с той лишь разницей, что Лорду ничего не стоит произнести свое любимое заклинание и сократить популяцию зельеваров ровно на одного представителя этой братии. Кстати, интересно, почему Лорд отдавал предпочтение именно Аваде? Заклятий убийства в темной магии столько, что каждому врагу можно подобрать индивидуальное.

— Милорд… А зачем Вы все это мне говорите? Это ведь вербовка, так? Вы не привыкли отпускать то, что принадлежит Вам, а я долгое время был в статусе Вашей вещи. Нельзя хотеть смерти тому, кого ты понимаешь — Вы ведь рассчитывали именно на это? Нельзя ненавидеть того, с кем соглашаешься. Нельзя винить во всех бедах того, в ком видишь человека. Красивый ход, очень красивый. И не поспоришь ведь. Но, милорд, я ведь совсем безнадежен. Я не вернусь на Вашу сторону.

Снейп нашел в себе силы встретить взгляд Темного Лорда. Радовал только один факт — блок на сознании почти восстановился, по крайней мере, он теперь не рассыпался от малейшего давления. Теперь, похоже, можно приступать к нормальной окклюменции, только вряд ли он доживет до того момента, когда удастся начать. В конце концов, он за последние несколько дней отклонил невысказанное предложение Лорда по меньшей мере четыре раза, если не больше. А, помнится, Волдеморт очень трепетно относился к отказам. Да и времени он на Северуса убил немало. Обычно Темный Лорд не опускался до подобных уговоров, ограничиваясь троицей Непростительных.

Раздались негромкие аплодисменты — Лорд, не отрывая взгляда от шпиона, показательно отдавал честь его упорству. Выглядело это несколько издевательски, а усмешка, искривившая тонкие губы, не сулила ничего хорошего. Снейп вздрогнул от внезапно возросшего напряжения, которое давящим грузом повисло в воздухе. Зельевар поспешно опустил глаза. Легкая, почти непринужденная атмосфера испарилась, словно ее и не было вовсе. Северус почувствовал, как дрожь пробежала по спине — и это от одного только взгляда. Многообещающего, впрочем.

Нагини предостерегающе зашипела, когда ладонь Темного Лорда вернулась на ее кожу. Змея неотрывно смотрела на Снейпа, причем взгляд ее был немногим мягче, чем у самого Лорда. Через несколько секунд она отвернулась, шипя нечто нелицеприятное. Лорд одернул ее на змеином, но прозвучало это несколько отстраненно. Шпион за это время успел пару раз пожалеть о своих словах.

— Я звал тебя вернуться, Северус? — внезапно спросил Лорд. Голос у него был предельно холодным, но интонация не изменилась. По крайней мере, внешне это все продолжало выглядеть как невинный разговор. Зельевар не мог сказать, хорошо это было или плохо, но расслабляться не приходилось. Кажется, он ступил на очень зыбкую почву. Вполне возможно, что эти слова Лорда разозлили, а возможно, что он доволен. Сейчас шпион совершенно не мог определить эмоциональное состояние бывшего начальника. И это, признаться, нервировало.

— Нет, милорд. Но Вы дали понять, что хотели бы видеть меня на своей стороне, — зельевар ответил быстро, но очень осторожно. Сейчас только не хватало обрушить все, чего они смогли добиться друг от друга за долгое время. Если Лорда это не волновало — или он просто не подавал виду — то Снейпу это было важно. В конце концов, его собственная жизнь была на кону, а ему предстояло еще слишком многое сделать. Опять же, Поттеру мозги на место никто больше не поставит. Так что у него были дела на этом свете.

— И почему в моих словах и действиях всегда ищут подвох? Да, я редко что делаю просто так, что, кстати, не противоречит тому, что я говорю правду. Северус, я же не Дамблдор. Да, я играю. Да, это тоже игра. Но что мешает мне совместить аморальное с честным? Не понимаю, почему все всегда красят в один цвет — и слова, и мысли, и стремления. Я же говорил тебе, чего хочу. Чего хочу от тебя. Так чем ты слушал меня, Северус? Я не люблю повторять одно и то же! Ты никогда не будешь мне верен настолько, насколько я требую того от моих слуг. Ты никогда не будешь мне помогать прийти к власти, будь я трижды прав насчет моих противников. Ты никогда не смиришься с возможностью моего прихода к власти, если тебя не изолировать от общества и не позволить вмешиваться. Это понятно было сразу же — из твоих мыслей, слов, чувств, воспоминаний. Слишком много крови пролилось в прошлом и прольется в будущем, так? Я понимаю, я все прекрасно понимаю. И уже не требую ничего. Да, пусть я хочу твоей абсолютной верности, но это только мое желание, оно необязательно. Я человек — не забывай об этом. И у меня могут быть свои слабости. Я же говорил тебе, говорил. Неужели ты отказываешь мне в праве на личные желания? Меня всегда поражал эта слепота других людей. Даже вселенское зло может сделать что-то без многоплановой интриги с глубокой подоплекой. Мне хочется, чтобы ты был рядом. И все на этом. Нет никакого дополнительного смысла.

Знаешь, даже Дамблдор иногда позволял себе поступать без продуманного плана. Даже со мной. Да ладно, что со мной — с тем же Поттером, с которым все продумано до мелочей. Северус, пусть это и смешно, но даже у самых безжалостных интриганов есть что-то человеческое. В конце концов, чувства никто не отменял. Я всегда умилялся этому почти юношескому максимализму — если уж манипулируют, то во всем. Нет, я сам страдаю тем же, в мелочах вижу планы нашего доброго старичка. Но иногда становится совсем абсурдно. Это пахнет паранойей, Северус.

Возвращение твоей верности… Не скажу, что я не преследовал такой цели. Но ведь это безнадежно. Поэтому позволь мне хотя бы немного расслабится. Пусть игра полностью бесполезна, я могу позволить себе продлить ее чуть дольше. Не разрушай это.

Лорд отвел взгляд, позволяя Северусу выдохнуть. Его просто трясло. Нервы не выдерживали таких скачков. Волдеморт выглядел задумчивым. Шпион искренне надеялся, что мысли его не касались выбора наилучшей смерти для проштрафившегося агента. А о словах Темного Лорда он предпочитал не задумываться лишний раз. Хотя, признаться, они несколько сбили его с толку. Лорд всегда умел вывернуть свет и тьму наизнанку, что уж говорить. Хорошо, что своей способностью к перевербовке и прочим радостям жизни он пользовался редко, иначе Орден в полном составе уже числился бы во Внешнем кругу. Лорд, способный убедить кого угодно и в чем угодно, промыл бы мозги фениксовцам без особых усилий. Но почему-то он не делал этого. Кажется, Северус мог сейчас назвать причину. Откровенная нелюбовь к манипулированию. Если подумать, то Лорд прибегал к этим методам только в силу необходимости. Не хотел становиться на одну доску с Альбусом?

— Милорд, я сейчас подпишу себе смертный приговор, — тихо, словно отмечая сторонний факт, сказал Северус, безо всякого выражения глядя на огонь. Лорд пожал плечами, наливая себе еще виски. Нагини голоса не подавала, очевидно заснув у него на коленях. Зельевар на секунду прикрыл глаза, позволяя себе чуть-чуть поддаться панике, а потом, спокойно глядя на Лорда, спросил:

— Вам нужно мое доверие? Как человека к человеку. Моя привязанность. Да?

Волдеморт на мгновение замер. Северус уже попрощался с жизнью. Лорд тяжело вздохнул, отставляя стакан, откинулся в кресле, прикрывая ладонью глаза, потом медленно опустил руку, посмотрел в глаза шпиона.

— Да.

Снейп сдавленно охнул, найдя подтверждение этому признанию в чужом взгляде. В его собственных глазах читался безмерный шок. Да уж, не каждый день Темные Лорды говорят… такое. И еще прямо. Быть может, если бы игра продолжилась, то он бы не поверил. Волдеморт завершил игру одной фразой, сметая все комбинации и сложные схемы. Теперь пора была понять, кому в этой партии поставлены шах и мат. Победителем Снейп себя не чувствовал, равно как и проигравшим. Но ведь в шахматах результат должен быть однозначным. И, тем не менее, ничья.

Нагини, недовольно поднимая голову, прошипела что-то. Лорд кивнул, взяв змею на руки, поднялся с кресла. Северус удивленно взглянул на них. Судя по всему, время вышло. Знать бы еще, для кого именно оно закончилось. Лорд положил свою любимицу обратно в кресло, шикнув на нее. В его голосе прозвучало что-то вроде насмешки, но слишком мимолетной. Змея посмотрела на него так, как Малфои обычно смотрят на своих домовиков. Да уж, характер у «зверушки» Лорда был тот еще.

Волдеморт махнул в сторону плаща с коротким приказом надеть. Снейп едва не упал с кресла от таких слов, но молча повиновался. В конце концов, спорить и спрашивать что-то было попросту глупо. Вдруг, Лорд хочет убить его с показательным разоблачением. Северус накинул капюшон, замечая как заискрились чары, на него наложенные. Кажется, тот скрывал лицо своего носителя. Что ж, неплохо. Но причин происходящего шпион отчаянно не видел.

Лорд подошел к одному из шкафов, прошипел что-то на змеином. Оказывается, в покоях Темного Лорда была потайная дверь. Ну, открыть ее все равно казалось невозможным, наверное, она была зачарована сугубо на змееустов, и никаких иных возможностей проникнуть за нее не было предусмотрено. Потайной ход оказался короткой лестницей, уходящей вниз максимум на этаж. Северус, готовясь ко всему, последовал за Лордом. Надо же, а день так хорошо начинался.

Цитирование цитат

(п/а: извиняюсь за косяки. Глава даже толком не прочитана)

Темнота всегда отличалась удивительно красноречивой способностью — скрывать от глаз все важное до последнего момента. Впрочем, сейчас эта способность все равно не помогала, хотя комната, в которой он находился, тонула в полумраке. В воздухе парили несколько сгустков огня, но света от них было не так уж и много. Каменные стены, казалось, поглощали само это понятие — свет, и, кроме того, было очень тихо. Хотя он понимал, что долго это не продлится, иллюзия некого спокойствия пока не рассыпалась в его руках. Разрушить повисшее в воздухе молчание никто не рисковал нарушить. Разве что, иногда в гробовой тишине раздавались негромкие судорожные всхлипы.

Он ожидал чего угодно, когда спустился вниз вслед за Темным Лордом, но, конечно же, не этого. Когда дверь открылась, Северус был уже готов абсолютно ко всему. Даже к армии Лорда, собравшейся в полном составе для показательного разбирательства, даже к перспективе увидеть злорадное счастье на лице Беллатриссы. Но не к тому, что Волдеморт лениво махнет рукой, приказывая отойти в сторону, и направится к съежившейся фигурке в углу.

Снейп осмотрелся. Помещение, утопающее во мраке, не напоминало темницу. И пыточную тоже. Вдоль трех стен тянулись многочисленные шкафы, которые были попросту забиты — кто бы мог подумать! — всевозможными ингредиентами для зелий и частями артефактов. Два длинных деревянных стола стояли у единственной свободной стены, судя по всему, чтобы не мешать. Там же располагался небольшой котел, несколько ящиков со всяческой атрибутикой, стопка книг. Место это удивительно походило на лабораторию. Причем, скорее не алхимическую, а, скажем так, расширенного спектра. К науке зельеварения Лорд никогда не проявлял особой склонности, так что весьма скромный ассортимент алхимических приборов был вполне оправдан. Наверное, здесь Темный Лорд ставил эксперименты — Снейп мог с уверенностью сказать, что даже очень серьезный взрыв, произошедший здесь, никак на доме не отразился бы.

Лорд остановился в шаге от худого волшебника в изорванной мантии, который инстинктивно пытался отползти хоть куда-то в сторону. Он безо всякого интереса взглянул на скорчившегося у его ног волшебника, прошел к угловому шкафу, открыл его и, морщась, стал искать что-то. Северус вздрогнул, когда узнал человека, который всячески пытался скрыться от внимания Темного Лорда. Олливандер, продавец волшебных палочек, единственный маг, которого в лицо знали все без исключения живые колдуны и колдуньи Британии. Хотя, может, еще Дамблдор мог с ним сравниться по уровню популярности. Кстати, показательно, что Лорда лично мало кто знал, несмотря на то, что его известность была чуть ли не вдвое большей, чем у прочих. Что ни говори, атмосфера таинственности, которую Пожиратели умели поддерживать мастерски, частенько играла на руку их Господину. Дело даже не в том, что его не узнавали — сложно такого не узнать — а в том, что боялись его как образа, никак с человеком конкретным не отождествляя. И, естественно, не представляли его возможностей совершенно. В любом случае, никто не мог даже предположить, где находится Темный Лорд, причем на Пожирателей смерти это тоже распространялось в полной мере. Да и внутреннюю и внешнюю деятельность организации каждый из ее членов знал только в положенном ему объеме. В частности, про личные дела Темного Лорда вряд ли кто-то догадывался. Снейп, к примеру, вообще думал, что Олливандера убили еще полгода назад. Однако же, вот.

Не похоже, что пленник здесь был долгое время, если подумать. Скорее всего, его доставили сюда из подземелий Малфой-мэнора, но вот причины шпион назвать не мог. Хотя, странно, что он не знал об этом заключенном раньше. Вполне возможно, что его держали в ином месте. Но последнее время всех немногочисленных пленников, которые, в частности, подозревались в связях с Орденом Феникса, планомерно подкидывали Люциусу, несколько потерявшему доверие и неприкосновенность. Раньше Лорд не позволял себе так откровенно издеваться над семейством Малфоев. Впрочем, они сами виноваты были, разгневали прямое начальство.

Дело было даже не в той провальной операции в Министерстве, хотя, конечно, Лорд бушевал тогда так, будто его Поттер второй раз своим лбом заавадил. В конце концов, Люциус отправился в Азкабан, что было более-менее приемлемо в сложившейся обстановке. Но Темный Лорд своих слуг не был склонен прощать, особенно за такие ошибки. Если, например, та же Белла могла допустить подобную или даже более грубую, но потом вымолить прощение своей крайне активной деятельностью, то Малфой явно был, выражаясь по-маггловски, в пролете. Хм, привязалось что-то сравнение с Беллатриссой. Интересно, что же это значит? Явно ничего хорошего.

Волдеморт отошел на полшага назад, прикрывая рукой шкаф. В его пальцах была зажата палочка — его собственная. Северус вздрогнул. Волшебная палочка, которую держал Темный Лорд, всегда нервировала всех присутствующих. В конце концов, это было потенциальной угрозой любому. Хотя, Лорд и в половину не так часто использовал пыточные заклинания на своих подданных, как расписывала молва, палочка в его руках вызывала у большинства его последователей инстинктивное желание спрятаться куда-нибудь и залечь в безопасном месте.

Олливандер вкинул голову, испуганно вглядываясь в мерцающий огонек на конце палочки, зажатой в бледных пальцах. Губы старика зашевелились, судя по всему, он по въевшейся привычке бормотал характеристики палочки, даже когда она была направлена на него. Когда на мастера напали, помнится, он узнал всех нападавших по палочкам и назвал их по именам. Эйвери тогда даже занервничал. В любом случае, Лорд очень грамотно надавил на одну из самых больных точек общества — ситуацию с магическими артефактами личного использования. Если порталы можно было создать даже без разрешения Министерства, то с нелегальным оборотом палочек было сложно. В частности, незарегистрированные палочки ежегодно устраивали форменное светопреставление в аврорате — сметы заклинаний, которые засекли в течение года, и тех, которые считались легальными, ни коим образом не собирались сходиться. В конечном счете, половину из них просто списывали — будто и не было ничего, а в Министерстве сплошь слепые и глухие сидят. Впрочем, после того, как вернулся Лорд, у аврората сразу же появилась прекрасная возможность все нежелательное спихивать на Пожирателей. Те же облавы в Лютном переулке — стандартная карательная операция Министерства — после того, как уровень беспорядков стал повышаться, полностью были переписаны на совесть Пожирателей смерти. С учетом, естественно, что совестью организации считался Люциус — как самый белый и пушистый — то есть совести у Пожирателей не было по определению.

С палочки Лорда сорвалось несколько искр. Снейп никогда не видел раньше, как эта палочка признавала своего хозяина, хотя ее реакция определенно выглядел скромно. Даже у Северуса палочка проявляла куда больше активности. Впрочем, это не было показателем, если подумать. Скорее уж скользнувшая мельком ладонь, вроде бы без всякого подтекста погладившая полированное дерево, походила на что-то личное. Волдеморт взмахнул палочкой, словно на пробу, описывая в воздухе полукруг.

От этого жеста Олливандер — и Северус, что уж там, — дернулся, пытаясь обращать на себя как можно меньше внимания. Заклинания не последовало, а давящая тишина подземелья будто стала еще глуше. Пронзительный взгляд Лорда приковал старого мага к месту.

Почему тот боялся Волдеморта — тоже вопрос. Снейп не мог сказать, что когда-либо слышал о том, что Олливандер выступал на стороне Ордена, но предводителя Пожирателей он боялся чуть ли не инстинктивно. Хотя, Лорд когда-то высоко отзывался об этом мастере волшебных палочек — наверное, потому, что у него самого была палочка его авторства. В принципе, Северус замечал, что Темный Лорд с крайним нежеланием меняет палочки, хотя Пожиратели обычно на задания со своими не рисковали отправляться. Лорд же, несмотря на то, что за его палочкой всегда велась масштабная охота, пользовался исключительно ею. Ну, вот разве что сегодня сменил приоритеты.

Кстати, если Снейп правильно помнил принципы содержания пленных в стане Пожирателей, тех, кто мог впоследствии принести пользу делу, особенно не мучили, разве что, попадали они под шальной Круциатус Лорда или под не менее шальную руку Макнейра. Так что страх Олливандера не был, по большому счету, обоснован. Когда Лорду нужно было выяснить какую-то информацию, жертву поили каким-нибудь галлюциногеном, а только потом использовали легилименцию — хотя, если за дело брался лично Темный Лорд, то дело обходилось даже без предварительной терапии, направленной на размягчение сознания пленника и облегчение работы легилимента. Впрочем, если Лорд планировал совместить приятное, так сказать, с полезным — то есть, образовательное мероприятие по методике небезызвестного кнута и сбор информации, — он сочетал свою легилименцию с мало приятными пыточными проклятьями. Тот же Круциатус, в принципе, неплохо развязывал языки и без участия ментальных практик. А в исполнении Лорда это несложное заклятье способно было даже убить, не то что с ума свести или заставить молить о пощаде.

Удивительно, что Темный Лорд — с его-то багажом знаний — предпочитал именно Непростительные. Если с Авадой или Империусом ничего понятно не было, даже если строить догадки, то Круциатус по болевым ощущениям частенько проигрывал большинству пыточных, особенно средневековых. Даже в руках такого мастера как Волдеморт. Кстати сказать, многие Пожиратели предпочитали вообще ручной, если можно так выразиться, труд — некоторые инструменты давали такой эффект, что заклинаниям и не снилось. В принципе, тут срабатывали не сколько болевые ощущения, сколько сама атмосфера. Северус в свое время изучил все катакомбы пыточных, так что он примерно представлял, о чем речь. Всех новичков, чтобы избавить от иллюзий, наверное, на время отправляли в распоряжение местных старожил, чтобы молодые Пожиратели «крови понюхали». Так что о пытках Снейп знал многое — помнил. И память, нужно сказать, его не слишком радовала.

Хотя, атмосфера этой лаборатории не сильно походила на обычную для помещения, где часто устраивали пытки. Но Лорд одним только свом присутствием ухитрялся превратить вроде бы мирное место в обитель тьмы. То ли аура у него была такая, то ли в нем просто по умолчанию видели оплот зла и мучений, но факт оставался фактом — Северус чувствовал себя явно не в своей тарелке. Возникало настойчивое ощущение, что повернуть палочку в сторону разоблаченного шпиона Лорду мешает только то, что Олливандер, очевидно, необходим ему больше.

— Ты не догадываешься, почему ты здесь, мастер? — низкое шипение, в котором с трудом угадывались английские слова, было обманчиво мягким. Лорд начал вежливо, но палочка его, описав угрожающий полукруг в воздухе, указала прямо на Олливандера. Заклинание было невербальным, хотя Снейпу и не потребовалось его формула, чтобы понять, что именно было использовано. Не Круциатус — он даже у Волдеморта получается несколько слабее, когда используется невербально. Verberantia, капризное и очень сложное заклинание, причем, именно заклинание, не проклятье. Если зельевар правильно помнил, то вызывает это пыточное резкую, ничем не обоснованную боль в груди, которая потом, словно с током крови, медленно распространяется по всему телу. Отдача от него просто непередаваемая — ужас, страх, паника, безумное желание жить в глазах жертвы. Круциатус так не влияет, а вот это, медленное, будто тянущее все соки изнутри, приковывающее мучителя к своей жертве, привлекающее внимание… Жуткая вещь, жуткая. Изысканная, изматывающая пытка.

От нарастающего в воздухе напряжения стало трудно дышать. Шпион боялся шевельнуться, чтобы гнев Лорда, вполне осязаемый, ждущий своего часа, не обратился на него. Волдеморт, с интересом исследователя наблюдающий, как животный ужас сменяется в глазах старика бесконтрольной паникой, усмехнулся. Именно в этот момент Лорд более всего напоминал тот свой образ, который создала пропаганда. Чудовища, монстра. Хотя, он никогда и не отрицал, что все это — правда.

Северус почти физически ощущал сейчас безумный страх. Не совсем свой, конечно, но разницы не было. Хотя, он не мог не согласиться — чужая боль пьянила. В этой темноте, тишине, липком опутывающем кошмаре определенно что-то было. Что-то, с чем Снейп, казалось, уже давно покончил. Хотя, бездна, проснувшаяся однажды, не заснет больше никогда. И эта червоточина ощущалась им сейчас почти что как самая настоящая дыра где-то в груди. Лорд взмахнул палочкой.

Внезапно, мертвенную тишину подземелья пронзил дикий, надтреснутый крик — первый на сегодня. С губ Темного Лорда вновь не сорвалось ни одного заклинания, хотя Finite Incantatem на такие чары обязательно должно было быть вербальным. Значит, не снял. Северус вздрогнул от совсем уж пронзительного вопля, сжал руку, радуясь, что может сделать хотя бы это, закусил губу. В конце концов, он и впрямь ничего не мог сделать: ни помочь, ни добить. Да и вообще, он не хотел приближаться. Страдания — не то зрелище, рядом с которым можно остаться равнодушным. Хотя бы потому, что он знал этого человека. Не говоря уже о том, что представлял, насколько это мучительно.

Лорд недолго оставался таким поразительно спокойным — нельзя сказать, что чужие страдания так повлияли на него, скорее уж, самоконтроль несколько истончился на этой почве. Северус отметил, что и раньше, даже во время разговора там, в комнате, проскальзывало нечто такое. Это не было похоже на приходящее бешенство, ярость или злость — нет, это была сумасшедшая застарелая ненависть, которая то и дело прорывалась сквозь броню спокойствия и выдержки.

Темный Лорд сейчас был в самой опасной своей ипостаси. Шпион отступил на шаг. Несколько — он затруднялся назвать точное количество — дней назад, когда Лорд пытал его, он внушал намного меньший страх. Что ни говори, тогда это была лишь злость, которая прошла почти тотчас. А сейчас Снейп был уверен, что, попадись он под горячую руку, кровать станет местом его обитания на долгое время.

— Ты сказал, что проблему решает использование другой палочки!

Лорд всегда отличался высоким поставленным голосом, который несложно было и повысить. Пожиратели, несмотря на это, привыкли, что Лорд говорит очень спокойно, почти безэмоционально, отстраненно. Лишь немногие замечали, насколько богат оттенками эмоций голос их Господина. Но звенящую сталь, которая предвещала все круги ада, различал каждый. Сейчас же в каждом слове Лорда дрожали ноты такой ненависти — не направленной на кого-то конкретно, а, скорее, на всех и сразу — что становилось по-настоящему жутко. Северуса прошиб холодный пот. Менее всего он хотел сейчас попасть под гнев Лорда. Наверное, птицы также инстинктивно улетают от пожара.

Палочка в руках Темного Лорда еще раз взлетела, описывая какую-то замысловатую фигуру, и пленник зашелся в непрерывных криках, которые становились с каждой секундой все громче, пока не превратились в однотонный истерический вой. Снейп представлял, каково это — он сам неоднократно испытывал подобное, хотя, безусловно, в более мягкой форме, намного более мягкой. Что ни говори, Лорд жалел свой Внутренний круг, никогда не наказывая их в полную силу. Впрочем, десять минут Круциатуса могли выдержать многие из его членов. Северус же еще и отличался тем, что мог выдержать еще и легилименцию, которая частенько сопровождала воспитательные меры. В принципе, Волдеморт действительно воспитывал своих подчиненных, пусть и был более склонен к использованию пресловутого метода кнута, причем гораздо более, чем метода пряника. В частности, различие между Альбусом и Лордом было еще и в этом. Если первый обычно действовал мягко, то второй считал, что жесткие методы действеннее. Но жестокости обоих это никак не умаляло.

— Нет! Нет! Умоляю вас, умоляю…

По лицу Лорда, которое на мгновение осветили косые отблески от огня, скользнула малопонятная тень. Снейп почувствовал почти физический удар ярости. Да уж, чем плохи были блоки на сознании, — которые, к сожалению, еще не совсем восстановились, — они не позволяли чувствовать чужие эмоции. Это не было легилимецией в прямом смысле, так, скорее побочным эффектом, но все равно давало хоть какое-то преимущество. Сейчас все инстинкты, кстати сказать, в один голос вопили о том, что нужно бежать. Страх мешал сдвинуться. Снейпу казалось, что, стоит ему неловко вздохнуть, он тотчас будет корчиться под пыткой. Олливандер полузадушено вскрикнул, явно теряя сознание, но резкое движение палочки Лорда — будто взмах хлыстом — сразу же привело его в чувство. Темный Лорд знал толк в пытках, причем не только в техническом, так сказать, их оснащении, но еще и в самой процедуре. В принципе, возникали подозрения, что именно с его легкой руки Макнэйр в свое время и заинтересовался сей тонкой наукой. Впрочем, это было недоказуемо, так как новый опыт приходил в ряды Пожирателей всегда с потрясающей скоростью, а источники его в половине случаев были более чем сомнительными. У пыточных изощрений, если подумать, казалось возможным отследить даже маггловские корни, хотя заплечных дел мастера, вроде бы, все являлись чистокровными. Что не мешало, впрочем, им знакомится с жизнеописание небезызвестного маркиза де Сада. Хотя, если подумать, то Лорд этому магглу немалую фору дал бы по неистощимости фантазии и умению воплощать ее в реальность.

— Ты солгал лорду Волдеморту, Олливандер!

Несмотря на то, что Лорд почти выкрикнул эту фразу, она прозвучала почти как шипение. В принципе, самый темный маг Британии иногда срывался, его, мягко говоря, могло занести. Если кто-то бы решился на составление списка условных знаков, которые могли послужить предупреждением для особенно ретивых волшебников, лезущих во всяческие неприятности, то вот это — почти змеиное шипение, ломаная интонация, манера разговора — сразу же было бы занесено туда с пометкой, как минимум, «опасно для жизни». Северус помнил по многочисленным стычкам с той же пыточной, что довести Лорда до подобного состояния было не очень-то просто, но, если так складывались звезды, то не менее сложно было его успокоить. Нет, конечно, убийство значительно приглушало степень ярости ужаса всея Британских островов. Другой вопрос, что до этого не стоило доводить.

— Нет… клянусь, нет….

Олливандер, который, к удивлению Снейпа, смог прохрипеть, хоть что-то сквозь изламывающую его пытку, попытался вновь отползти куда-то в сторону. Лорд взмахнул палочкой наискось, и зельевар вздрогнул от крика, вырвавшегося у старика. В комнате запахло кровью. Несмотря на то, что примененные Темным Лордом заклинания не были направлены на причинение физического вреда, причем Круциатус вообще представлял собой боль в большей степени иллюзорную, при длительном применении они могли привести к некоторым внутренним повреждениям.

В частности, Круциатус. Чем хорошо было это проклятие, так тем, что минимально забирало силы, при наличии максимально возможного эффекта, который, к тому же, зависел от силы мага и его настроя. Принцип действия его был прост как все гениальное. Круциатус погружал центральную нервную систему человека в некое подобие транса, посылал обманные болевые сигналы, которые, тем не менее, вызывали все сопутствующие настоящей боли рефлексы. Поэтому это проклятье влекло за собой повреждения вплоть до разрыва связок и переломов. Хотя, к Непростительным оно стало относиться не по этой причине.

Снейп еще в молодости читал переведенные Лордом французский трактат об этом заклинании. История этого пыточного, кстати сказать, была занимательна. Создали его, как и большую часть проклятий и заклятий этого класса, в Средневековье, но популярностью оно не пользовалось по тривиальнейшей причине — несмотря на действительно сильную экономию ресурсов, оно не оправдывало ожиданий. Круциатус на заре своего существования был одним из слабейших пыточных проклятий. Хотя, название он получил громкое и, как оказалось потом, оправданное.

Кто и как наткнулся на это проклятье во времена Возрождения, анналы истории не сохранили. Тем не менее, сей деятельный субъект весьма оперативно взялся за усовершенствование, казалось бы, бесперспективного заклинания. В любом случае, Круциатус очень быстро обзавелся нестабильным уровнем силы, которую можно было регулировать волей мага, произнесшего проклятье. Через некоторое время к исследованию присоединились еще два колдуна, которые явно не носили Орден Мерлина за заслуги перед отчеством. В принципе, исторической родиной Круциатуса источники называли Францию, но у большинства ученых были основания полагать, что это проклятье первоначально было создано жителем Британских островов. Хотя, доработали го именно во Франции, откуда оно и распространилось по всему магическому миру. Главным добавлением, которое несколько увеличило энергетические затраты на использование этого заклинания, была воистину темномагическая связь между палачом и его жертвой, которая давала ощутимый энергетический выброс. Круциатус явно в свое время дополнили какой-то вампирской ноткой — вместо крови, впрочем, тянули энергию. После того как выяснились некоторые особенности такого использования пыточного, Круциатус стал одним из самых популярных заклинаний своего времени. Постепенно его дорабатывали, пока не привели к тому виду, который имел место сейчас. Непростительным это заклятье стало по многим причинам, в частности, по той, которая называла его воплощением чистейшей темной магии. Строго говоря, оно было всего лишь темномагической производной пыточного заклинания, хотя намного более удачной, чем первообразная. Круциатус воздействовал на сознание и, в отличие от большей части своих братьев по цеху, это проклятье почти невозможно было скинуть усилием воли. Нет, безусловно, на очень выдержанного человека, полностью контролирующего себя, оно воздействовало гораздо слабее, чем на труса и слабака, но, как известно, против лома не приема, стало быть, скинуть Круциатус полностью никто не мог, потому как действовал он на безусловные рефлексы, которые никакой воле не подчинить.

В принципе, именно из-за этого индивидуального воздействия на каждого и возможности регулировать силу причиняемой боли Круциатус и стал визитной карточкой Пожирателей смерти. Лорд из всех Непростительных упор делал именно на него — для Империуса опыта в обращении с этим проклятием бывает достаточно, а уровень концентрации подходит для последующего использования Авады. Плюс ко всему, Круциатус вызывает зависимость, которую лучше всего приобрести пораньше, и избавиться от нее побыстрее. Хотя, большинство Пожирателей не спешат разбираться с этой проблемой

— Ты хотел помочь Поттеру, помочь ему спастись от меня!

Северус дергается, будто его ударяют. Да уж, логика Темного Лорда явно из раздела фантастики. Не в том дело, что мастер волшебных палочек не мог помочь Поттеру — мог, Снейп более чем уверен, что мог. Скорее уж, очевидно озвученного факта он не ждал. Лорд обычно не делится тем, что раскрыл чужую игру, он просто разворачивает ее на пользу себе. Тем не менее, Темный Лорд сейчас якобы раскрыл замысел своего пленника. Странно, если бы это действительно было так, как он сказал, то Олливандер уже умер бы. Касательно утайки информации Лорд всегда был очень щепетилен.

— Клянусь, это не так… я верил, что другая палочка сработает…

Старика трясет. Кажется, совокупность двух пыточных заклятий довела его почти до истерики. Шпион сглатывает. Олливандер сейчас не в том состоянии, чтобы лгать Темному Лорду, но не совсем ясно, понимает ли это он сам. Палочка в тонких пальцах еще раз описывает полукруг. Этим движением Лорд обычно регулирует силу заклинаний, которые он наложил, хотя сейчас Северус готов был поклясться, что губы мага чуть шевельнулись. Кажется, он снял одно пыточное, но зельевар не уверен в этом. Вполне возможно, что было наложено еще что-нибудь жутковатое.

Олливандер почти плачет, катаясь по полу, слабо скребет пальцами по камням. Лорд кривит губы, взмахивая палочкой немного резче, чем до того. Насколько Северус помнит, резкие движения вообще не были свойственны магии Волдеморта. В этом плане, он был учеником старой школы, где рваные, неоконченные движения считались плохим тоном. Впрочем, сейчас этому не учили даже в чистокровных семьях — этикету обращения с магией. Такому не придавали особого значения, хотя это добавляло магу некоторых умений. Тот же Лорд мог без перехода использовать около пятнадцати сложнейших заклинаний, которые могли выглядеть как одна очень длинная композиция. На самом деле, комбинация движений палочкой и заклятий, особенно высшей магии, требовала мастерства, которому не учили в Хогвартсе. Снейпу приходилось самому разбираться в этом до тех пор, пока Пожиратели не столкнулись с тем, что пробелы в образовании влияют на боеспособность. А сейчас молодым магам это вообще не нужно было.

— Так объясни же мне, что произошло. Палочка Люциуса погибла!

Северус недоверчиво смотрит на Лорда, пользуясь тем, что в данный момент тот занят. Глаза его прикованный к слабо скулящему Олливандеру. Снейп несколько удивлен постановкой вопроса, на самом деле. Он думал, что Темному Лорду глубоко наплевать на судьбу чужой палочки. Однако же. Впрочем, здесь, конечно, первую скрипку играет желание Лорда узнать, что действительно сделал Поттер, но все равно. С другой стороны, если цитировать того же Лорда, то «никто кроме меня не может мучить Малфоя безнаказанно». В принципе, его можно было понять — привилегию на разборки с одним из самых проблематичных политиков и самым богатым чистокровным многие хотели бы заполучить себе, а Лорд, как известно, был собственником. Волдеморт говорит немного спокойней, хотя от него по-прежнему буквально веет яростью. Северус уже знает, как можно было бы успокоить Темного Лорда — и выжить. Но, по большому счету, это скорее уже дань привычке. Шпион понимает, что сейчас для него намного безопаснее будет вести себя подобно безмолвной тени. Олливандеру он помочь не сможет ничем. Ему придется самому себе помогать, в конце концов, мастер должен был понимать, что представился смутный шанс на выживание. Снейп почувствовал острый прилив отвращения к себе, едва ли не гриффиндорский. Он всегда ненавидел этот вид бессилия.

— Я не могу понять…связь…существует только…между двумя вашими палочками…

В это мгновение от стихийной магии Лорда погасают огненные шары, и комната погружается в непроглядный мрак. Безжизненный огонек Люмоса заживается на конце его палочки с опозданием, когда Северус уже чувствует подступающую панику. В конце концов, он очень боялся сейчас получить свою порцию пыток. Стойкость к ним всегда зависела от морального состояния.

А последние несколько часов оно было далеко от спокойного. Огонек на кончике чужой палочки едва-едва подрагивает. Северус же пытается найти обоснования для своего страха и, к своему сожалению, находит. Много, больше тысячи — темномагических заклинаний в арсенале Лорда явно больше тысячи.

— Лжешь!

Лорд шипит это слово на одной ноте. Снейп, примерно представляя, чего стоит ждать, отворачивается. Он видел вспышку смертельного заклятья слишком много раз. Ему жаль, что он не может ничего сделать, более того, это один из тех немногих людей, которых Северус не был обязан спасать, а от этого становится едва ли не хуже. Нет, он мог бы рискнуть — попытаться отнять палочку, ранить, сбежать. Но здравый смысл подсказывал, что вместо одной Авады будет две, и этим дело ограничится. Что ни говори, шпион достаточно давно видел своего бывшего Лорда в подобной обстановке. При нем разве что наказывали за ошибки. А пыток, настоящих, имеется в виду, авторства Лорда он не видел уже долгое время. Хотя, по всеобщему убеждению, Волдеморт стал куда более жесток.

— Пожалуйста… умоляю вас…

Олливандер делает неверный ход. Лорд не любит, когда его умоляют. Точнее, он не любит, когда его начинают умолять так быстро, почти без перехода. Да и сейчас от своей жертвы он более всего хотел информации. Наверное, он уже покопался в сознании Олливандера и выяснил все, что нужно. Северус с опозданием вспоминает, что обвинения во лжи из уст Лорда означают, прежде всего, что все важное он уже выяснил и теперь ищет повод закончить спектакль. Лорду невозможно солгать, но он не акцентирует внимание на том, что ему сказали неправду. Хотя, если эта ложь катастрофична, то ответ у Господина короткий — всего из двух слов.

Снейп считает секунды. Наверное, в это время Волдеморт медленно — да, он склонен к театральным эффектам — поднимает палочку. Олливандр замолкает, убеждая Северуса в том, что его догадка верна. В лицо смерти смотреть страшно, он знает по себе. Смотреть на палочку, которая принесет смерть — еще страшнее. Старик прекрасно понимает, что к чему, а поэтому молчит.

Внезапный агонический вопль пронзает тишину, а у Северуса вырывается облегченный вздох. Он оборачивается, внимательно вглядываясь в темноту. Что ж, значит, теперь можно будет попробовать вытащить отсюда хотя бы Олливандера. Старик кричит, потом заходится кашлем. Вдруг, Лорд отводит палочку в сторону. Точнее, его рука немного дрожит, палочка отклоняется, даже огонек на несколько сотых мгновения пропадает. Снейп, который следил за ним неотрывно, видит, как досадливо морщится Лорд, будто от боли, коротко взмахивает палочкой, шипя нечто неясное. В шипении можно разобрать, что Лорд снимает Круциатус. Рядом с ним возникает домовой эльф. Он высоко вскрикивает, начинает что-то бормотать, склоняясь так низко, что его уши ложатся на каменный пол. Темный Лорд спокойно приказывает домовику отправить пленника в подземелье. Слуга, едва не задохнувшись от ужаса, хватает старика и тотчас исчезает. Да, что ни говори, а Лорда домовики боятся просто панически, хотя никто не видел, что он вообще контактировал с этим народцем. И, помнится, в штабах Пожирателей вообще не приветствовались домовые эльфы, то есть в рабочих штабах, там, где обычно Лорд обитал. Так что домовик явно из какого-то поместья. Наверное, Малфоев.

Волдеморт убирает палочку в рукав, отходит к столу, облокачивается на него. Он бросает какую-то фразу на змеином, и в комнате зажигается свет. Северусу становится буквально легче дышать. Он позволяет себе быстрый удивленный взгляд в сторону Лорда. Тот даже не замечает этого. Его глаза блестят как-то лихорадочно.

— Северус, а что ты знаешь о Старшей палочке?

Зельевар откидывает капюшон, подходит чуть ближе. Темный Лорд сейчас вызывает в нем только два чувства — шок и недоумение. Он не знает, чего ждать от этого человека. Неизвестность страшит. Нет, Лорд определенно в своем репертуаре, сомневаться нечего. И ничем хорошим это не закончится. Хотя, сказки можно и послушать.

Всякая правильная рациональная дробь может быть выражена через сумму простейших дробей.

История магии никогда не была любимым предметом Северуса Снейпа. В принципе, эту дисциплину вообще не сильно любили все, кто числился когда-либо учеником Хогвартса, что было неудивительно — с таким-то преподавателем как у них. Возможно, при жизни профессор Бинс и был выдающимся ученым, полностью поглощенным наукой, но здравый смысл подсказывал, что в призрачном варианте люди остаются такими же, какими были в телесном, а, стало быть, историю магии в Хогвартсе знали только те, кто учился днями напролет. Впрочем, легенды, в отличие от фактов, всегда интересовали студентов, посему учебники по истории магии, равно как и по истории Хогвартса, открывали только ради глав, посвященных разнообразным легендам и мифам, коих было великое множество. Причем, едва ли не больше, чем у магглов. Странно, что среди магов были так распространены многочисленные суеверия, хотя магия, по идее, сама являлась в каком-то смысле легендой. В любом случае, львиная доля легенд и мифов была для магов чем-то большим. Интересно, Темный Лорд решил пойти по той же дороге или это просто внеплановая проверка знаний в разных областях? С другой стороны, хуже от этого не должно быть.

Лорд задумчиво постукивает пальцами по деревянной столешнице, очевидно ожидая ответа. Северус тянет время, осматриваясь, но медлить дольше вряд ли получится. Тем не менее, у него есть возможность оценить обстановку при свете. Действительно, лаборатория, не пыточная, не камера. Хотя один угол отделен серой чертой, барьером, судя по всему — место для пленников, быть может? Такие же барьеры поставлены вокруг шкафов, явно для того, чтобы эксперименты не сильно отражались на состоянии комнаты и содержимом полок. Впрочем, количество артефактов разной степени поврежденности указывало на то, что меры предосторожности далеко не всегда срабатывали. Но стоит как-нибудь расспросить Лорда про эту лабораторию, мало ли что тут за опыты проводились. Мда, кажется, в Снейпе проснулся ученый. Хорошо бы это не было заметно. Темный Лорд искоса взглянул на зельевара, вероятно предлагая ему начать рассуждения.

— Это легенда, милорд. Байка о якобы непобедимой палочке, которая принесет своему владельцу безграничную силу, Старшей палочке. Согласно легендам палочка эта могущественна настолько, что способна творить такую магию, которая невозможна по элементарным законам мироздания. Палочка, способная творить магию безо всякого запрета. Также, эта палочка якобы обладает собственной волей и сознанием, является источником неиссякаемой мудрости. След этой палочки можно увидеть в веках, в истории магического мира. Как говорят мифы, этой палочкой могли обладать некоторые из магов, ставших благодаря ней великими. Впрочем, с таким же успехом у них мог быть любой другой артефакт или же они распускали слухи. Так что, существование этой палочки не доказано. Это красивая легенда, милорд, не более того.

Волдеморт взглянул на свою собственную палочку, хмыкнул, убирая ее в рукав. Он потер лоб. Создавалось впечатление, что Лорд устал. Ну, что ни говори, легилименция выматывала. Но раньше Северус не видел, чтобы сам Темный Лорд чувствовал откат от путешествия по чужому разуму. Вполне возможно, что его довела до такого состояния операция. В конце концов, Волдеморт часто тратил в так называемом «поле» — боевой обстановке — больше половины магического резерва, который был у него, мягко сказать, почти безграничным. Но и после операций Лорд не подавал виду, что его вымотали, по крайней мере, не перед слугами и не перед врагами. И сейчас он тоже не делал особенного перерыва между боем, собранием Пожирателей и допросом. Северус не был уверен, что сам бы выдержал такой темп. Обычно после операции и доклада он отправлялся к Дамблдору, а потом уже отсыпался. Тем не менее, на собраниях после боевых заданий наказывали только провинившихся, а с остальными обходились более-менее спокойно, позволяя несколько ослабить бдительность. Северус не особенно задумывался, каково было Лорду, если тот еще и участвовал в бою, проводить последующий разбор полетов, причем с указанием ошибок. А вот сейчас пришло понимание того, что Темный Лорд выкладывается куда в большей мере, чем кто-либо из его сторонников. Интересно, что бы он ответил на такие размышления? «На то я и Лорд»? Вполне возможно.

— Непобедимая говоришь?.. И это с учетом, что забрать эту палочку у хозяина можно лишь силой? Но хозяев она меняла. Занятно, занятно.

Волдеморт подошел к одному из шкафов, открыл стеклянную дверцу, придирчиво пробежался глазами по ряду фиалов с какими-то зельями. В принципе, насколько мог судить зельевар на профессиональный взгляд, там находилась часть стандартной аптечки, которая всегда была под рукой любого из Пожирателей, в каком бы штабе он ни находился. Помнится, каждый штатный зельевар организации обязан был раз в месяц готовить по котлу различных лечебных и восстанавливающих зелий. Правда, последние пару лет Северус откровенным образом игнорировал эту обязанность, но от него этого не особенно и требовалось. Лорд вытащил склянку с темно-зеленым зельем, поморщился. Снейп узнал восстанавливающую энергию настойку воистину убойного действия, которая, к тому же, была приготовлена с упором на скорейший эффект. Это зелье носило в народе милое название «мясорубка» В принципе, это действительно был самый лучший способ восстановить резерв сил, но вот отдача от этого милейшего состава могла с легкостью поспорить по ощущениям с тем же Круциатусом. Иными словами, если бы у Снейпа была потребность выбирать, он воспользовался бы этим зельем в самом крайне случае. Но, похоже, Лорд не особенно заботился об этом досадном факте, больше заботясь о результативности. Что ни говори, он всегда поступал так — ради результата ставил на кон все. И также заставлял поступать всех своих слуг.

Лорд отпил половину фиала одним глотком. Северус покачал головой, наблюдая за ним. Что-что, а это зелье следовало пить медленно, чтобы максимально снизить силу его неприятных последствий. Причем, положительный эффект от этого не менялся. Но, судя по всему, Темного Лорда это все совсем не волновало. Волдеморт прикрыл глаза. Северус не мог точно сказать, испытывает ли этот человек боль, как должно быть, или же нет, но магию Лорда он ощущал сейчас невыразимо остро. В принципе, зельевар никогда не отличался предрасположенностью к различению характера чужой магии, но магическое поле Лорда могло вывести из равновесия даже монолитную стену. После воскрешения оно вообще походило на штормовое море. Удивительно, что магия Дамблдора не обладала таким свойством, хотя, по идее, была не менее индивидуальной. Впрочем, Альбус в гневе действовал подавляюще — Снейп помнил о том, какая жуткая сила исходила от директора, когда он, наконец-то, становился серьезен. Но это бывало настолько редко, что Лорд воспринимался всеми как маг куда более могущественный, чем Дамблдор. Хотя шпион мог сказать, что они оба могли с легкостью скрыть свою силу или же с такой же легкостью дать всем почувствовать ее. Собственно, разница была лишь в том, что они предпочитали демонстрировать — силу или же безобидность. Но стабильность магической энергии у них разнилась. Если к Лорду больше подходило понятие хаоса, то классифицировать величайшего светлого волшебника никто не осмеливался.

Магия чуть дрогнула, когда Волдеморт, кривясь, допил зелье. Северус хотел было сказать Лорду, что нормальные маги в таких случаях еще и обезболивающее пьют, но справедливо рассудил, что за такие слова можно получить чем-нибудь даже похлеще второго Непростительного. Поэтому он решил испробовать иную тактику. Зельевар только покачал головой, подошел к шкафу, придирчиво осмотрел стройные ряды флаконов с зельями. Мда, ассортимент огорчал. Снейп взял одно из на вид наиболее приличных обезболивающих, поставил склянку с ним на стол около Лорда, отошел.

— Милорд? Я не понимаю, куда вы клоните. Это всего лишь легенда.

Волдеморт с непередаваемым выражением посмотрел на зелье, хмыкнул. Несколько секунд он помедлил, а потом открыл флакон и выпил пару глотков. Это зелье тоже отличалось мгновенным эффектом, зато на вкус было довольно мерзким. Впрочем, Лорду выбирать не приходилось. Но на безмолвное предложение своего бывшего шпиона маг ответил с явной неохотой. Северус заметил, кстати, что Волдеморт вообще недолюбливает зелья и пользуется ими исключительно в случаях крайней необходимости. Почему он так относился к этому — вопрос. На все тот же профессиональный взгляд зельевара величайший темный маг поступал крайне неразумно, но Темные Лорды тем и отличались от простых смертных, что имели право на мелкие причуды. Хорошо хоть, что он согласился на немую просьбу выпить обезболивающее. В противном случае Лорд вполне мог сорвать нервы на ком-то, в частности, на Северусе. Снейп помнил еще с бытности полноправным Пожирателем, что чужая боль прекрасно заглушает собственную. В принципе, адреналин, вызванный причинением боли кому-то, перекрывал физическую и душевную боль любой силы. Хотя, конечно, потом все возвращалось, но это было не так важно. Наверняка, Лорд пользовался теми же способами снятия нервного напряжения, что и его Пожиратели. Недаром же традиции среди сторонников Лорда укоренялись лишь с его весьма тяжелой руки. Маг допил зелье, взмахом ладони уничтожил оба пустых флакона. Северус хмыкнул.

— Долгое время большинство магов считало, что Тайная Комната тоже является «всего лишь легендой». Я когда-то так тоже думал. Грубо говоря, бессмертие тоже — легенда. Однако же, я здесь, как видишь.

Да уж, легенда приведена удачно. Если бы Северус не видел своими глазами тушку мертвого василиска, он никогда не поверил бы, что Тайная Комната существует в школе, и живет там чудовище, которое подчиняется только наследнику Слизерина. В принципе, до Лорда не было известно случаев открытия этой самой Комнаты. Либо наследники были аккуратнее, либо они просто не попадали в Хогвартс. Или же не могли разгадать местоположение Комнаты, она ведь была, как ни крути, Тайной. А в гениальности юного Лорда шпион не сомневался — тот без проблем доказал, что в любой легенде есть доля истины примерно на пятом курсе, а ведь это многого стоило. Да и возвращение практически с того света тоже попадало в разряд легендарных событий. Неудивительно, если Лорд решил опровергнуть бездоказательность очередной легенды.

— Это намек на то, что легенда может оказаться истиной?

Волдеморт склонил голову набок, хмыкнул. Судя по всему, он действительно намекал именно на это, прямым текстом говорил. Что ж, Северус был не против послушать размышления Лорда на этот счет. Впрочем, нечто наподобие интуиции подсказывало зельевару, что время не очень подходило для подобных диалогов, но поделать ничего он с этим так ничего и не мог. Кроме того, собеседник выглядел вполне бодрым. А, даже если это было не так, создавалось впечатление, что Лорд специально провоцирует длительный разговор, хочет поделиться своими мыслями. Наверное, для него это было чем-то вроде успокоительного. Или просто день у Лорда сегодня был таким. Впрочем, уже не сегодня, а завтра, время-то прочно перевалило за полночь.

— О, Северус, вижу, в тебе и впрямь проснулся ученый. С добрым утром! — в словах Лорда явно скрывалась насмешка. Впрочем, она была не слишком ядовитой. Да уж, он всегда знал, что у Волдеморта своеобразное чувство юмора. Но лучше бы его не было — язвительность господина не слишком хорошо отражалась на моральном здоровье слуг.

— Значит, уже утро… Тем не менее, милорд, на мой вопрос вы не ответили, — это было ровно дозированное хамство, за которое Северус не боялся получить Авадой в упор. Кажется, они оба это поняли.

Темный Лорд усмехнулся. Он рассеянно вертел в пальцах свою палочку, не обращая особого внимания на пристальный взгляд своего бывшего слуги. Северус же, зная переменчивый характер своего уже-не-господина, не сводил с него глаз. За наглость он вполне мог сейчас схлопотать все тот же Круциатус. Он помнил, что после закончившейся пытки сразу же хочется вернуться к ней, если, конечно, она не вымотает мучителя до конца. Темный Лорд вполне мог развлекаться подобным образом сутки напролет. Из чего следовал банальный вывод, что Лорду мало было Олливандера, а Снейп был как никогда кстати. В конце концов, ощущение опасности, исходящее от Волдеморта, никуда не делось, хотя чуть-чуть притупилось, конечно же.

— Что ж, положим, я ничего не слышал. Легенда является таковой, пока не получены неопровержимые доказательства обратного. Если же есть хотя бы призрачная возможность реального существования мифического предмета, явления, события — легенда имеет право стать гипотезой.

— То есть, у вас есть доказательства существования Старшей палочки, милорд? — быстро спросил зельевар с долей здорового скепсиса. Он машинально отметил, — в сотый раз за несколько дней — что обращение «милорд» более чем подходит Волдеморту, несмотря ни на что. По крайней мере, для Северуса. Он, конечно, думал, как называть Темного Лорда теперь, но все эти раздумья ни к чему не привели — не по имени же? И, если по имени, то по какому? В любом случае, стало как-то не до того. Что ни говори, о таком не задумываешься — особенно если не думаешь пережить раскрывшееся предательство. Поэтому, обращение осталось прежним. Хотя, когда Северус едва не назвал его по инерции «моим Лордом», Волдеморт весьма резко возразил. Кажется, несмотря на синонимичность обращений, магу было неприятно быть Лордом предателя.1 Впрочем, это, скорее уж, был лингвистический вопрос. Тем не менее, он оставался открытым. Но называть Лорда по имени Северус так и не смог. Несмотря на ненависть. В принципе, он долго не мог приучиться звать и директора Хогвартса по имени, хотя тот просил неоднократно. Разве что в гневе это получалось машинально.

— В руках я эту палочку не держал, своими глазами ее не видел, — Лорд сказал это с видимым неудовольствием. Как ни крути, он верил в первую очередь только проверенным фактам, а не смутным домыслам. В этом была едва ли не главная разница между Лордом и Альбусом. Волдеморт был закоренелым рационалистом. Подобная точка зрения импонировала шпиону, как ни странно. — Но Олливандер видел и он полностью уверен, что это именно та самая палочка. В любом случае, у меня и без того накопилось достаточно информации в доказательство. Итак, не хочешь побыть моим лаборантом?

Снейп хмыкнул. Да уж, Лорд и впрямь остался полностью верен себе. Любил он напоминать о неоднозначных моментах прошлого, связанных с его персоной. Подобный вопрос Лорд задал тогда еще молодому и верному выбранной стороне Северусу Снейпу в самом-самом начале их знакомства. В принципе, обстановка в штабе на тот момент очень уж напоминала нынешнее окружение — захламленная лаборатория, скрещенная с пыточной и рабочим кабинетом. Разве что котлы стояли бы на огне, в них что-нибудь кипело бы, всюду сновали бы Пожиратели Внутреннего круга, Долохов сидел бы на столе и строчил что-то на длинном пергаменте, играли бы в карты на астрологических атласах Лейстренджи и Розье… Положительно, воспоминания сейчас — не лучшее решение. Тем не менее, Лорд, видимо, преследовал именно такую цель. Снейп с трудом подавил мимолетное тепло, мелькнувшее где-то на краю сознания. Он не был уверен, что Лорд не читает мыслей зельевара, поэтому всячески осторожничал. Впрочем, Волдеморт и без того немного погрузился в воспоминания. Но взгляд его оставался по-прежнему таким же цепким и острым.

— Помощь в анализе информации от врага? Милорд, рискуете, — Северус позволил себе немного сарказма. Можно сказать, что Лорд сейчас был настроен более-менее миролюбиво. В конце концов, Волдеморт не скрывал, что научная и экспериментальная работа радует его гораздо больше, чем политические интриги. Но даже в начале деятельности Пожирателей у Лорда катастрофически не хватало времени на лаборатории и библиотеки. Впрочем, иногда Темный Лорд пропадал на какое-то время в так называемом «академическом отпуске». После того как Северусу исполнилось семнадцать, он пару раз составил компанию Лорду в этом. Те четыре недели запомнились совершенно безумной динамичной работой, которая прерывалась на сон, прием пищи и разговоры только в крайнем случае. Волдеморт действительно был трудоголиком. Ради эксперимента он мог провести месяц без сна и пищи, держась на чистом энтузиазме и магии. Хотя сейчас Лорд предлагал лишь теоретическую обработку информации, без ее практического применения, Северус все равно не слишком возражал.

— Риск оправдан. Я полагаюсь на твое честолюбие. Кроме того, не думаю, что это настолько важно, что стоит скрывать. Хм, приступим? — Снейп пожал плечами, потом кивнул. Он сам мало что знал касательно этого вопроса, да и к Ордену подобное никак не относилось, посему Северус был только рад возможности самообразования. — Как я думаю, с волшебными сказками авторства уважаемого барда Биддля ты знаком. Итак, помимо десятка поучительных историй для юных колдунов и колдуний, этот весьма загадочный бард написал еще и сказку, которая вполне попадает в сферу наших интересов. Иными словами, в ней иносказательно излагается легенда, которая косвенно указывает на Старшую палочку. Это «Сказка о Трех братьях», если что.

Зельевар кивнул. Он помнил сей литературный труд достаточно смутно, но, по странному стечению обстоятельств, он совсем недавно перечитал его. Собственно, тогда ясно, почему Темный Лорд сопроводил текст комментариями. Северус был прав — Лорд никогда ничего не делал просто так. Наверняка, смешанное издание сказок народов мира, с которым шпион коротал время, служило также и научной деятельности. Впрочем, наличие Фауста в двух изданиях подобные цели не объясняли, хотя эти книги и вписывались в антураж личной библиотеки Волдеморта. Кстати сказать, Снейп про грандиозную библиотеку Лорда лишь слышал — и видел кое-какие книги оттуда. Темный Лорд очень неохотно пускал в один из наиболее секретных штабов кого-то из Пожирателей, и даже Северус не стал для него исключением. Не то чтобы он не любил делится знаниями, скорее уж наоборот, но эта библиотека уже заочно получила звание легендарной — ясное дело, почему Волдеморт не горел желанием пускать туда своих жадных до информации слуг. Но вот по просьбе любого, даже самого младшего по рангу Пожирателя, Лорд мог достать любую книгу. В общем, в безграничность доступных знаний сторонники Волдеморта верили без колебаний.

— Эта сказка не только о палочке, милорд.

Темный Лорд взглянул на Снейпа с долей удивления. Не ожидал, наверное, что материалист со стажем вообще согласится вступить в беседу о столь неясном объекте, коим и являлась эта легенда. Впрочем, Северус покамест указывал только на совсем уж грубые логические неувязки в высказываниях. Но у Лорда были основания полагать, что это продлится недолго — либо Снейп станет полноправным собеседником, либо же замолчит и будет складировать информацию до лучших времен.

— Собственно, меня интересует только палочка. Но, так уж и быть, расширим круг наших интересов. Позволь мне небольшое лирическое отступление.

В сказке упоминаются три артефакта: Бузинная палочка, она же Старшая, Воскрешающий камень и Мантия-невидимка Смерти. Грубо говоря, это фея-крестная общеизвестной Золушки, разложенная на ингредиенты. В принципе, только чистокровные волшебники, которым эти сказки рассказывались с детства, воспринимают их как красивые мифы. Воспитанные же магглами волшебники воспринимают это как иносказание. Самое смешное, что я, в итоге, пошел по той же тропе. И, удивительно, наткнулся на людей, которые воспринимают конкретно эту сказку также. Ты знаешь, как выглядит знак Гриндевальда? — вопрос был, мягко сказать, неожиданным. Если это было экзаменом для кругозора, то Северус рисковал его не сдать. Он никогда не интересовался такими мелочами. В конце концов, когда он узнал об этом Темном Лорде, шумиха вокруг его имени не просто стихла — превратилась в молчание, которое изредка прерывалась временными упоминаниями его имени в сравнении с Волдемортом. И было уже не до символов, естественно. Так что зельевар смотрел на Лорда с легким удивлением.

— Хм… Ясно. Тогда… — Волдеморт поднял палочку, нарисовал в воздухе знак — треугольник, а в нем круг с вертикальной чертой. Рука его двигалась достаточно уверенно, но Северус заметил, что Лорд будто припоминал что-то. Да, действительно, символ первого Темного Лорда в истории явно уступал Черной Метке. Впрочем, Метку без художественных способностей изобразить нельзя было, а вот знак Гриндевальда не претендовал на звание картины. Скорее уж, руны. Кстати, он и впрямь немного походил на руну, — но вот на какую Снейп сказать не мог. В конце концов, именно древние руны он и прогуливал на старших курсах чаще всех остальных предметов. — В принципе, я не сразу придал значения этому символу, — знак Гриндевальда растворился в воздухе, а Темнй Лорд вновь убрал палочку. — Но потом вспомнилось. А теперь вопрос на логику: насколько сложно было ученику Хогвартса отправить во время войны письмо в Германию, в магическую ее часть?

Северус заглянул в ярко-красные глаза Волдеморта. Он по-прежнему искал смысл в происходящем, но так и не мог найти. Если это и было тестом на эрудицию, то каким-то слишком фрагментарным. В любом случае, зельевар немного расслабился — угрозы не было целых десять минут, а это чего-то уже стоило. Да и тема разговора не затрагивала войну напрямую, только частично. Хотя, конечно, ничто не мешало Лорду сейчас поинтересоваться, куда же делась некоторая часть воспоминаний Северуса, которые, между прочим, хранили весьма ценную информацию о планах Дамблдора. Впрочем, шпион предпочитал вообще не касаться этой темы даже с самим собой — пусть он не знал, где сохранились эти воспоминания, но был уверен, что оставил себе достаточно подсказок. Поэтому, опасно было рассуждать в подобном направлении.

— Вы писали Гриндевальду, милорд? — Снейп подозревал, что этот вопрос не порадует Темного Лорда. В принципе, маг не любил, когда его сравнивали с кем-то, так что шпион играл с огнем в определенном интервале. С другой стороны, неудивительным было то, что величайшие темные маги вели переписку. Волдеморт усмехнулся, очевидно, потому, что мысли Снейпа отразились на его лице. Впрочем, это должно было его позабавить.

— А что ты удивляешься? Преемственность поколений, всемирное торжество тьмы… Да и вообще, политическим деятелям положено писать. Мне, между прочим, тоже писали, и даже получали ответы. Правда, было это в начале Первой войны, но ведь и я писал Геллерту не во время наступления на Британию. В то время англичане даже не думали, что Германия будет воевать со всем миром. Сначала Британия даже торговала с немцами, причем не только маггловкая ее часть. Маги торговали и даже сотрудничали с Гриндевальдом. Все это прекратилось только тогда, когда пала Франция. Легально, имеется в виду. Английские маги осудили Гриндевальда только тогда, когда он захватил Шармбатон. Ну, впрочем, это политика. Факт в том, что письмо дошло. Более того, мне даже ответили. У нас завязалась переписка. Несмотря на это, немецкий я так и не выучил на должном уровне. Гриндевальд отлично владел английским. Не буду затрагивать большую часть аспектов нашего общения, хоть и продлилось оно недолго, каналы перекрыли достаточно резко, нас интересует только вопрос с артефактами.

— Гриндевальд знал о них? — в голосе Северуса прорезалось удивление. Да, а ведь он дал себе зарок не удивляться. Он, конечно же, понимал, что идеология Лорда пересекалась с идеологией фашизма, но все равно поражало то, что Волдеморт делился своими размышлениями с кем-то, не являющимся частью его организации. С другой стороны, во время, когда зарождались Пожиратели, идеи нацизма носились в воздухе, так что совершенно нормальным было то, что Лорд тоже подцепил этот вирус. Да и подобные убеждения были самыми удобными для того, чтобы подогнать их под любые цели. Так что подобная идеология была животрепещущей в магическом обществе.

— Да, знал. Более того, он знак, обозначающий совокупность этих артефактов в качестве символа своего движения, да и своего собственного тоже.

— То есть? — Северус не видел ничего общего между уничтожением магглов и сказкой для детей волшебников. Но, опять же, логика Темных Лордов не была для него самой понятной вещью.

— Что ж, затронем метафизические понятия. Существует так называемый Поиск, охота за этими артефактами. Иными словами, эти, именуемые очень претенциозно «Дары Смерти», привлекали множество взглядов на протяжении всей истории. Их искали многие, но контингент меня несколько настораживает. Если бы не Гриндевальд, я вряд ли вообще обратил свое внимание на них. И, тем более, вряд ли хотя бы один более-менее могущественный маг ввязался в эти поиски. Насколько я понял, он нашел неопровержимые доказательства существования этих «Даров» и тотчас бросился искать их по всему свету.

Видно было, что Темный Лорд не то чтобы не одобряет подобное поведение — не видит в нем логики и здравого смысла. В любом случае, если бы у него было бы желание получить нечто, обеспечивающее всемогущество, то он бы никого не посветил в свои изыскания. Кроме того, он вряд ли б привлек какую-то рабочую силу, пусть и необходимую.

— Он что-нибудь нашел, милорд? — а вот это вызывало уже самый настоящий интерес. В конце концов, далеко не всегда удается узнать секрет Темного Лорда прошлого из уст Темного Лорда настоящего. Хотя, если Гриндевальд и овладел этими таинственными артефактами, то это многое объяснило бы, за исключением интереса к этому Волдеморта. Он не любил, когда маги добивались чего-то не сами, а с помощью, так сказать, извне.

— Не знаю. Как я сказал, переписка прервалась, а со сторонниками его я не общался. В любом случае, «Дары» в целом никогда не интересовали меня.

Снейп взглянул на Волдеморта, не очень-то понимая, о чем это он. Лорд всегда стремился к бессмертию, а существование этих артефактов доказывало возможность победить смерть. Странно было слышать от него то, что его не интересовало нечто подобное.

— Почему, милорд? Воскрешающий камень…

— Так знаю я, о чем ты подумал сейчас. Как ты считаешь, что там, за порогом смерти? И во что же превращаются те, кто ушел туда? Кто поручится за то, что к тебе вернется именно твоя Лили? — услышав ее имя, произнесенное Волдемортом безо всякого выражения, обыденно, Снейп содрогнулся. Он не мог привыкнуть к тому, что Лорд не боялся затрагивать темы, которые были настолько болезненными. В принципе, для него самого эта тема тоже не была приятной, но упоминаний о событиях на Хэллоуин 1981 года Волдеморт не избегал. Хотя связывать этот праздник с устранением каких-либо значимых врагов зарекся. И все равно, Северус сейчас был готов убить Лорда. Но к словам его прислушался. Хотя бы немного. — Какова вероятность, что к тебе вернется не кукла с воспоминаниями и прописанным алгоритмом действий? Я сорок лет возился с некромантией. Победить смерть невозможно. Все умрут, рано или поздно.

В комнате повисло молчание. Северус не знал, что ответить. Да, что ни говори, Лорд был прав. Неизменность и неизбежность смерти для шпиона всегда была непреложной. Но ведь Волдеморт воскрес. Впрочем, он и не умирал. Замкнутый круг какой-то. И зачем, спрашивается, он снова поднял эту тему? Понимал, что Северусу это напомнит о боли, но все равно говорил. Наверное, напоминал о том, что он является чудовищем, которому плевать на чужую жизнь. И все равно странно. Альбус напоминал о боли, когда хотел добиться своего. Зачем это делала Лорд — вопрос, на который довольно сложно будет найти ответ. С другой стороны, яростная и резкая боль, которую вызывали малейшие упоминания Лили, медленно превращалась в глухую и тянущую. Впрочем, в этом виновата была смена обстановки и постоянное напряжение. В конце концов, Лорд был сторонником жестокого лечения всяческих душевных болезней. Хотя, как показывала статистика, улучшение после такого наступало далеко не у всех.

— Итак, камень мне абсолютно не импонирует. Скорее, напротив. В конечном итоге возвращение с того света — обман. Что бы там ни было, смерть незыблема. Наверное, это единственный закон, которому доказательства не нужны, — Лорд не знал, что Снейп думал сейчас о том же. В его голосе слышалось едва уловимое раздражение, потому как об этот закон Волдеморт в свое время целенаправленно бился головой. — Как бы там, после смерти, не было хорошо — оттуда не удастся вернуться. Можно бояться смерти, а можно — того, что не увидишь этот мир еще раз.

Волдеморт замолчал, когда горечь в его словах стала ощутимой. Снейп искоса посмотрел на него. Вот, значит, откуда ветер дует. А он удивлялся, почему же такой человек, как Лорд боится умереть. Притом, что он ведь безо всякого страха сражался один против десятка, да и больше половины из его экспериментов могли окончиться смертью. Так что объяснение Дамблдора не отличалось логичностью — особенно та его версия, которую скармливали молодому поколению. Зато, она была этически верной — страх смерти более чем порицали молодые и горячие гриффиндорцы, которые вообще считали страх проявлением слабости. В принципе, в этом плане поколения учеников львиного факультета совершенно друг от друга не отличались. Опять же, Лорда не слишком волновало то, что говорил Дамблдор своим сторонникам на его счет. Впрочем, во Вторую войну это попадало в круг его интересов — пропаганда Темного Лорда за последние шестнадцать лет ощутимо потеряла свои позиции. Как заметил сам Волдеморт уже после возрождения, создавалось впечатление, что весь отдел работы с общественностью массово сдался врагу, инсценировал свою гибель и стал работать под крылышком старого интригана. В принципе, зарубежом, в той же Америке, Волдеморт нашел нескольких своих разведчиков и пропагандистов, которые, пользуясь неразберихой после исчезновения Лорда, подались заграницу. Они, кстати сказать, не явились на зов, посему были жестоко наказаны за непослушание. Впрочем, Лорд не особенно искал ослушников из Внешнего круга и разведки. Но вот Внутреннему кругу досталось.

— Лирическое отступление затянулось, тебе так не кажется, Северус? — Волдеморт бесцеремонно вытряхнул шпиона из размышлений. Что ж, он прав. Стоило поговорить начистоту, раз уж предлагают.

— Милорд, если вы так любите жизнь, то почему же тогда убиваете? Вы отбираете другие жизни, хотя знаете их ценность.

Темный Лорд поморщился. В его исполнении это выглядело достаточно жутко. С одной стороны, он был рад тому, что Снейп вступил в полемику, но вот с другой — понимал, что его ответы приведут лишь к очередному выяснению отношений, которое закончится ссорой. Нагини была права, что уж там — Северус был крайне упрям.

— Это война. Не убью я — убьют меня. Я считал, что это ты должен понимать.

— И беззащитные дети? Причем тут те, кто не может противостоять? Женщины, дети… Слабые, беззащитные. Они тоже опасны, милорд?

Волдеморт вполголоса выругался на змеином. В свое время эти душеспасительные беседы людей, которые считают, что уже все для себя поняли, его приводили в неописуемое бешенство. Снейп, при всех своих положительных качествах, заслуживающих глубокого уважения, периодически грешил тем, что наступал на те же грабли, кто и подавляющее большинство. Хотя, справедливости ради заметить, Лорд сам был таким очень долгое время. В конце концов, ему, чтобы понять все, пришлось развязать войну и начать выбирать не просто за себя самого, но и за тех, кто идет за ним. А другие задавали вопросы. И требовали ответов. Так что ему пришлось даже формулировать их.

— Успокойся, Северус. Ты мне сейчас напомнил типичного представителя стороны, предпочитающей красивые слова и ободранные перышки. Тебе воском залепили уши и свинцом залили глаза? Неужели я настолько неясно выражаюсь? На мою дикцию обычно не жалуются, — каждое слово буквально сочилось сарказмом. Снейп тотчас вспомнил, что свою фирменную язвительность он стал воспитывать с легкой руки Лорда. — Это война, Северус. Война. Нет никаких объяснений и оправданий. Из детей врагов вырастают враги. Если не убить их отцов и матерей, естественно. Отцы сражаются, а матери воспитывают. И следующее поколение тоже сражается и воспитывает. Если не убивать врагов, они будут убивать тебя. Разорвать этот круг невыносимо сложно. Думай головой, Северус. Смотри шире, есть множество точек зрения.

— Я не хочу смотреть так, как делаете это вы, милорд! — зельевар ответил почти мгновенно. Волдеморт чем и отличался от нормальных людей, так это тем, что никогда не оставлял равнодушным. Умел задеть за живое. — Так можно сказать обо всем, что угодно. Но смерть от этого не перестанет быть смертью. Слова не вернут ушедших.

— Я не стремлюсь возвращать. Я не тот человек, кто будет исправлять ошибки. Нельзя зачеркнуть прошлое, но можно написать поверх него настоящее.

Северус вздрогнул, когда его руки коснулись ледяные пальцы Лорда. Жест выглядел абсолютно случайным, но от этого его окраска не изменилась. Просьба понять и принять. Это было слишком личным, и Снейп бы понял, если бы на месте Лорда был другой человек, пусть тоже не слишком подходящий на эту роль. Но вот Волдеморт и искренность никак не укладывались в сознании шпиона. Кстати, Лорд и сам не заметил, что коснулся Северуса. Зельевар развернул руку и едва ощутимо сам коснулся чужой руки. Лорд посмотрел на него с удивлением.

— Мы о палочке говорили, вообще-то.

— Что ж, пора сворачивать предысторию, — Волдеморт ухмыльнулся. Касание он не разорвал, но особого значения ему не придавал. Восприятие действительности у него и у Снейпа несколько разнилось. — Мантия на фоне прочих подарочков Смерти неконкурентоспособна, посему я то нее тоже отказался бы. А вот палочка… Палочка, да, неплоха. В умелых руках она — если славу не преувеличивают — способна на настоящие чудеса. Причем, чудеса в моем понимании, а это уже чего-то стоит. Кроме того, моя собственная палочка, хоть я ей и доволен, не очень-то хочет убить Поттера. Две сорвавшихся Авады на публике — моветон, таки до гражданской войны недалеко. Впрочем, я дорого бы дал за возможность наблюдать Поттера в лабораторных условиях, но не судьба, увы.

— Милорд, так в памяти Олливандера вы нашли подтверждения существования палочки? — в принципе, это было бы закономерно. Старый мастер скрывал много тайн. И да, от Поттера на лабораторном столе Снейп тоже не отказался бы.

— Да. И, хотя я не уверен, что какая-то другая палочка поможет мне в этой маленькой проблеме, Старшая палочка является очень удачным выходом из сложившегося затруднения. Есть у меня одна теория насчет этого…

— Какая, милорд? — Северус действительно интересовался этим искренне. Волдеморт задумчиво посмотрел куда-то в сторону, судя по всему, собираясь с мыслями. Он совершенно машинально погладил ладонь Северуса. Лорд, очевидно подтверждая свою принадлежность к семейству пресмыкающихся, был не против ощутить тепло.

— Что, если палочку, подчеркиваю, именно палочку, называют непобедимой потому, что ее нельзя победить, прости за каламбур? Мага-владельца можно, а вот саму палочку — нет? Победить, то есть уничтожить. Не думаю, что найдется человек, который захочет это сделать, но все же? Когда речь идет о древних, ничто попусту не говорится.

Северус покачал головой. Конечно, теория была логичной, но у Лорда все было логично, так что это не показатель. Наверное, он мог бы даже материал, который печатает Лавгуд, логически обосновать.

— Это недоказуемо. Что бы там у вашей палочки с Поттером ни происходило бы, выход не в этом. Мне кажется, что палочку Люциуса спалила энергия. Ваша палочка, наверное, из-за идентичных середин, выдержать это может, а любая другая — нет. Старшая палочка, может, и выдержит, но проблему это не уберет.

Когда шпион замолчал, он тотчас понял что именно он только что сказал. Дожили — он стал помогать Лорду. Нет бы Волдеморт носился по миру, искал эту палочку, так Мерлин дернул зельевара вмешаться. Впрочем, Темный Лорд с такой палочкой опасней, чем Темный Лорд с любой другой палочкой. Но, если бы Снейпа спрашивали, он вообще выбрал бы вариант без палочки.

— Северус, я же говорил, что это только теория. Но вот ты говоришь здравые вещи… Неужели, ты забыл, кому помогаешь?

Волдеморт опять издевался. Ну, имел право, что уж говорить. Северус и сам понимал, что его несколько занесло. Вот этим научная работа и была плоха — он не мог от нее отмахиваться. И это Лорд, естественно, знал.

— Не в этом дело, милорд. Если вы разберетесь со связью с Поттером, то мальчишка будет нейтрализован. Врагов у вас не останется.

Лорд резко вскинул голову, впиваясь в шпиона внимательным взглядом. Да уж, а буквально секунду назад он выглядел почти расслабленным. Его пальцы сжались на руке Снейпа почти до боли.

— Ясно, ясно, где волки воют. Все еще надеешься спасти ее сына? — голос Волдеморта был не громче шепота, но интонация не предвещал ничего хорошего. — Дамблдор несколько просчитался по поводу тебя. Ты слишком принципиален для его плана. «Детей нельзя отправлять на смерть» — я прав? Но наш старый лис сделал верную ставку — на того, кто ничего не понимает и многое может. Другое дело, что я не хочу играть в такие игры. Тем не менее, сейчас мы все в условиях, в которые поставил нас добрый и великодушный профессор, как бы это ни было мне противно. И, опять же, расклад идеален. Никогда не думал, что так красиво можно расставить пешки. Впрочем, я увлекся, не считаешь?

— Как вам будет угодно, милорд, — на этой фразе Волдеморт посмотрел на Снейпа с каким-то странным чувством, будто бы не расслышал его сарказма. — Вы будете искать палочку? Или разрывать связь? — Северусу стоило всей выдержки спросить это, не изменив интонации. Хотя оба варианта ему не нравились.

— Да. Предупреждая последующие вопросы, это ответ на все. Если бы ты не подтер свою память и то воспоминание, о разговоре с Дамблдором, одном из последних, было бы при тебе, я мог бы планировать что-то насчет Поттера с большей определенностью. У меня есть десяток версий насчет парнишки, но они на редкость неприятны. И еще, у меня есть основания считать, что Альбус Дамблдор вполне мог подогнать действительность под свои факты. А я склонен верить действительности, а не этим фактам.

— Вы убьете Поттера? — голос Северуса оказался неожиданно хриплым. Он упорно пытался поймать взгляд Лорда, но тот игнорировал его.

— Странный вопрос. Ты видишь еще какую-то возможность остановить его? Даже я хотел бы спокойствия в родной стране. Хотя бы немного.

Волдеморт встретил взгляд Снейпа спокойно, без эмоций. Мысли по поводу Поттера не отражались на его лице, но едва уловимое изменение цвета радужки в сторону более темного показывало, что это недоразумение со шрамом не настолько безразлично Лорду, как хотелось бы.

— Милорд… — начал Снейп очень тихо, с трудом подбирая слова. — Если вам предоставить эту возможность… — шпион перехватил запястье Лорда, всмотрелся в чужие глаза. — Вы не убьете его?

Рука Темного Лорда дрогнула. Зельевар мог бы гордиться собой, ведь далеко не каждому удается удивить Лорда настолько, что его маска высшего существа дает сбой. Но сейчас ему было далеко не до таких размышлений. Он внимательно отмечал малейшее изменение во взгляде Волдеморта, в его жестах, позе. Ему нужен был ответ.

— Северус… — выдохнул Лорд, почти переходя на змеиный. Только его голос и чуть расширившиеся зрачки выдавали удивление, но этого было более чем достаточно. — Ты что, опять повторяешь ту же историю? — тут уже Лорд не выдержал. Северус никогда не думал, что Волдеморт может банально схватить его за ворот мантии и встряхнуть. В конце концов, он никогда не ассоциировался с маггловскими способами выяснения отношений. Однако же, в этот раз он довел Лорда до такой степени бешенства, что тот не сдержался. Но вот почему в шпиона не полетел Круциатус, тоже было не совсем ясно. В принципе, это оставалось лишь вопросом времени. Лорду нужно было, чтобы Северус его слышал. — Почему ты просишь об это меня? Что, веришь в мою — мою! — честность? Ты ведь уже обжегся один раз. Не попадай дважды в ту же ловушку. Неужели ты думаешь, что я сдержу обещание? Ты настолько наивен?

От ярости у Лорда срывался голос. Он отпустил Снейпа, глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, прошелся по комнате несколько раз. В обычной ситуации он уже схватился бы за палочку и сорвал гнев с помощью Непростительных, но сегодня почему-то он не поступил так. Северус отчаялся найти в его действиях хоть какое-то постоянство. Лорд остановился, опираясь на стол, посмотрел на Снейпа.

— Вы сказали, что вам нужно было мое доверие, — тихо уронил он. Губы Лорда дрогнули, словно от боли. Несколько секунд, растянувшихся в бесконечность, он был полностью неподвижен, а Северус, почти не дыша, ждал того, что в него ударит ядовито-зеленый луч заклятья. Или что-нибудь пооригинальнее. Но ничего не произошло. Снейп увидел, как опустились плечи Лорда, когда он тихо-тихо заговорил:

— Шах. Впрочем, это было ожидаемо.

— Я слушал вас, — так же тихо сказал Северус, чувствуя, что лишние слова сейчас сломают всю игру. Лорд не выглядел спокойным, но и убивать сейчас не был намерен.

— Это видно. Скажи мне, Северус, неужели и доверие тоже можно купить? — что-то на секунду промелькнуло в его голосе и тотчас исчезло. — К чему эта сделка? Ты будешь обязан доверять мне, если он выживает. Да, я хотел привязать тебе чем-то, но не теперь. Я не хочу. С кем-то другим это было бы приемлемо. Я хочу твоего доверия, а не твоего долга. — Волдеморт замолчал. Пару мгновений он смотрел прямо в глаза зельевара, а потом молча развернулся и вышел. На пороге он остановился.

— Пользуйся этой лабораторией по своему усмотрению. Проход я настрою. Пароль: Sapienti sat2, — с этими словами он вышел. Северус не слишком удивился бы, если бы Лорд хлопнул дверью, но обошлось.

Что ж, кажется, эту партию он выиграл. Узнать бы еще, какой ценой.

_____________________________________________________________________

1 Milord ( от искаж. My Lord) — вежливо-почтительное обращение к мужчине привилегированного класса.

My Lord — дословно: «Мой Лорд»

2 Умному достаточно(лат.)

Город в огне

Что ж, вполне возможно, что ему — Темному Лорду, то бишь — воздавалось за грехи. Нет, безусловно, было за что. Он бы даже несколько расстроился, если бы вдруг его посчитали праведником, но суть не в этом. В конце концов, он верил если не в справедливость, то во что-то более-менее приближенное к этому светлому идеалу. А в итоге мир в сотый — тысячный? — раз показал ему, что идеализм является вещью наиболее проблематичной в плане столкновения с реальностью. И да, у него голова болела.

Даже у Темных Лордов — особенно у них, кстати — бывали моменты, когда хотелось банально и беспочвенно убивать. Нормальные люди в этом случае тоже давали раздражению выход в насилии, но у адептов темной стороны это, естественно, имело куда больший размах. А предводитель и олицетворение этой самой темной стороны был обязан изливать свое недовольство миром гораздо более изощренно и масштабно. Но в данный момент Волдеморт, которому морально-этическая подоплека убийства была не то чтобы безразлична — давно понятна, — решал сложнейшую дилемму, причем поставленную им самим перед ним же. Нагини, устроившаяся в кресле и следившая за неподвижной фигурой своего хозяина, от комментариев воздерживалась. Пусть Темный Лорд внешне и был «абсолютно бесстрастен и мертвенно спокоен», настроение его могло сравниться по взрывоопасности с неким непроизносимым финским вулканом, в который почти полвека назад один из верных сторонников Лорда уронил в состоянии алкогольной интоксикации парочку темномагических артефактов убойного характера. В общем, если обойтись без метафор и аллегорий, плохое у Лорда настроение было. Нагини завозилась в кресле и коротко заметила, что сомалийская змеиная лихорадка кажется сейчас не такой уж и страшной напастью. Лорд отмахнулся в ответ на ее красочный эпитет. Несмотря на издевательский тон его внутреннего монолога, отягощенного вмешательством ядовитой подруги жизни, он холодно и придирчиво разглядывал одну-единственную о крайне обстоятельную проблему — убить ему Северуса Снейпа или нет. Точнее, убить — и дело с концом. Избавиться от проблем наиболее привычным способом, так сказать. Мда. Волдеморт замечал за собой подозрительную склонность к некому милосердию сегодня — и Олливандер от него ушел даже не покалеченным, хотя Лорд подозревал, что спас старика только случай. В конце концов, к этому волшебнику у Темного Лорда сохранилось нечто наподобие уважения. Да и он вообще не планировал довести допрос до подобного. Но вот Олливандер сделал последовательно множество глупостей. Скулил от парочки пыточных, раз. Не захотел сообщать информацию, два. А три… Лорд поморщился. За кого они его вообще принимают? За фашиста? Пусть так, ему все равно. Но почему это должно мешать нормально взаимодействовать с теми же пленными? Нет, были бы законченными борцами за идеалы — все стало бы кристально ясно, так напротив, большинство врагов хотя бы внешне напоминали адекватных членов общества. Но Лорд спотыкался всегда об одно и то же — просто потрясающие проблемы в поиске общего языка с любым противником. Все же, придется пересмотреть свои взгляды на откровенную пропаганду — это оружие почище любой Авады. Кроме того, довести его до такой степени неконтролируемого бешенства, что все внешние щиты с сознания слетают — тоже уметь нужно. Лорд повертел в руках перо, которое, оказывается, уронила злющая сова, вернувшаяся от осведомителя в Европе. Птичка рассчитывала на корм, а получила очередное партийное задание. Волдеморт поморщился. Глупо — но это перо вполне могло быть зачарованным на какую-нибудь мерзость. Смертельных отложенных проклятий не счесть, боевой магии всех цветов куда меньше. Интересный это был бы конец для Темного Лорда всея Британии. Он хмыкнул, позволяя магии вырваться на условную свободу, в ограниченном пространстве. Перо рассыпалось пеплом. Пафос, какой пафос. Прямо как палочка Люциуса некоторым количеством часов ранее. Быть может, это и есть ответ? Лорд скривился. Фактика, чтоб ее. Маг верит только фактам. Но только нереальны эти факты, нереальны. Волдеморт вновь поморщился как от боли. Ну да, боли. Нет бы щиты просто слетели, — так у них с Поттером опять соприкоснулись сознания. Нагини процитировала русскую поговорку. Волдеморт сначала даже не понял общего смысла высказывания. Язык змей чем был плох — метафоричность в нем зашкаливала за все допустимые нормы. Да и некоторые реалии змей для людей были неясны. Собственно, именно поэтому выучить язык символов Слизерина было технически сложно. Но возможно, в принципе. Главным отличием природного змееуста было именно это — интуитивное понимание. Хотя, к примеру сейчас, Нагини завернула такой степени аллегоричный оборот, что даже Лорду понадобилось время чтобы оценить полет творческой мысли. Кажется, она процитировала Долохова — больше никаких кандидатов для занесения славянизма в речь англичанки Нагини не было. Впрочем, змея могла подцепить подобное из лексикона сербских проводников, коль скоро Европа вспомнилась. В принципе, после скитаний в обнимку с любимицей, Лорд не удивлялся тому, что она периодически могла такое выдать, что хотелось сделать ритуальное самоубийство — правильно, ведь Нагини убить означало убить часть себя, а Волдеморт и без того личностью был в высшей мере неустойчивой, чтобы частями души раскидываться. Да уж, компания — Лорд, его язвительная совесть… Принесло же в этот дуэт Поттера, в самом деле. Кстати, о Поттерах. Раз уж ударился об эту аксиому, не мешает еще разок мельком глянуть документы, которые Люциус собрал. Впрочем, нет, стоит ознакомиться нормально, в деталях, а то в прошлый раз глазами пробежался, и на этом все. Интересно, а сюда он их взял? В плане источников информации Темный Лорд страдал поразительной невнимательностью — при его-то общей сосредоточенности. В любом случае, он редко помнил, откуда какая информация всплывала. Есть она — и ладно. Жаль, конечно, те моменты, когда требовалось обращение к источнику, тоже были нередки. Но, в принципе, невозможно было знать много, а при этом помнить, откуда это знание взялось.

Темный Лорд наудачу воспользовался банальным Accio. Да уж, магия в быту — забавно. Помнится, его всегда именно это и раздражало. Использовать великое искусство магии для подобных мелочей, которые просто оскорбительны… и, тем не менее, он тоже использует. Вот он, юношеский максимализм во всей красе. Иногда жалеешь о том, что лозунги сложились в этой самой юности. Впрочем, логических и фактических неувязок противник не видел, что уже радует. Ну, от такого противника — от всей Светлой стороны за редким исключением — ничего ожидать и не стоит. Их собственные лозунги вкупе с убеждениями еще хуже.

Как оказалось, Лорд обладал привычкой таскать подавляющую часть манускриптов из убежища в убежище. Свиток с докладом про Поттеров — свитки, если точнее — прилетел к нему в руки в несколько помятом состоянии. Зато у Волдеморта появился повод отвлечься. Он знал за собой привычку зацикливаться на одной проблеме и на одном на нее взгляде, что несколько снижало производительность и успешность труда. Да и от неприятных размышлений он предпочитал лечиться работой. Особенно кропотливой и требующей концентрации. А всплывшие неувязки в его прошлом идеально подходили на эту роль. Итак, что мы имеем? Имеем мы крайне странную грязнокровку, которая без проблем воспользовалась защитой крови. Вот, тут выдержки из дедушки Салазара — черным по белому написано, что защита крови в семьях магов возможна, но от Авады она не спасает. От слова «вообще». Это из разряда нереального. Но, тем не менее, Поттер жив. И как это возможно? Создается впечатление, что всю теорию магии нужно переписывать с нуля. Что такого Лилиан Поттер сделала, чтобы сдвинуть фундаментальные законы? Или… не она? Лорд мог назвать это чудом, но возникала единственная проблема — в чудеса он не верил. Вот же неприятность на самом деле. Альбус, что б его, Дамблдор, который, что ни говори, магом был более чем искусным — и теоретиком высшего уровня — называл это «магия любви». Черт с ним, с этим названием, но ведь и банальной экспериментальной базы на этот счет не было. Да и в истории… Да не было в истории чудесного спасения от Авады в упор! Лорду могли сколь угодно вменять как жутчайшее прегрешение попытку убить ребенка, но факт того, что этот ребенок просто обязан был умереть, ничто не меняло. Совсем. И это явно не было наследственным — старший Поттер стал трупиком, как и положено по логике вещей. Лили — тоже. И почему же их сыночек стал исключением?.. Люциус этот вопрос в документах даже поднимать боялся. Правильно, нечего сотрясать воздух почем зря. В конце концов, ответов и впрямь не было. Нет — значит нужно найти? Ох, помнится, он так на исследовании бессмертия собаку съел. Кстати, тогда и всплыл любопытнейший факт: оказывается, бессмертие и вечная жизнь — вещи разные. Вот маги не задумываются, пока не столкнутся, а это ведь элементарно — вечную жизнь заполучить проще простого, нужно только приложить минимум усилий. А бессмертие… Бессмертие — это когда убить почти невозможно. Так банальненько и примитивно — но факт. И достигнуть этого тоже отчасти невозможно. В любом случае, очень трудно. Лорд на это, собственно, жизнь едва не положил. Ну и наделал ошибок попутно, хотя кто не ошибается?! Не хочется стать Дамблдором, на самом-то деле.

Кстати, о Дамблдоре. Очень некстати вспомнилось, как в его головушку Лорда по юности затянуло. Ночью. Случайно. Наверное, единственная настоящая случайность с этим человеком. А дело было так: Тому Риддлу не спалось, вынашивалось планы злобные да мрачные… в общем, максимализм уже упомянутый во всей красе. И помноженное это дело на критический уровень недосыпа. Это сейчас Лорд, в принципе, без особого ущерба может денно и нощно нервы своим врагам трепать, а ведь он в светлые дни молодости спать любил, и дрых часов по восемь. В военное время — роскошь. А всякие Волдеморты по жизни на войне. Ну, это все лирика. «Не спалось тогда» — вот с чего начинались все неприятности и великие открытия. А у Лорда еще и все приключения от этого пошли. Все же, ночь всегда была для него самым продуктивным временем. И почему это стало считаться атрибутом темного мага — загадка. Впрочем, с биологическими часами совпадает и ладно. О да, биология. Не пристало ему, Темному Лорду, разбираться во всей этой маггловской ерунде. Однако же… За те годы, которые Волдеморт провел в подвешенном состоянии издевки над привидением, магглы шагнули так далеко, что невольно приходилось смотреть на их науку. На самом деле, именно это — развитие маггловского общества, имеется в виду — заставило Лорда чуть ли не вдвое ужесточить политику по отношению к ним. Это было ощущением, которое вполне возможно идентифицировать как панику. Пусть краски и немного сгущались, но факты были налицо: за каких-то двадцать лет маггловская наука сделала столько, что стала максимально близка к возможности рассекретить магический мир. Да уж, маггловское обоснование магии — Лорд очень не хотел бы дожить до этого. Кошмарный сон для него — маги и маггловские ученые работают в одной лаборатории. Причем, маги в роли подопытных крыс. Нет уж, к чертям такие кошмары.

Волдеморт раздраженно откинул свитки. Куда ни кинь, везде клин — кажется, так можно охарактеризовать его размышления, да? Голова все еще болела нещадно, что не добавляло оптимизма. А мысли все прыгали с темы на тему. Защитная реакция психики — любая чушь, даже самая тяжелая, только не анализ причин желания запустить в одного очень наглого зельевара Авадой. Да, убить его — и жить себе спокойно. Так нет же, Лорды не ищут легких путей. Нет, правда, он действительно по своему обыкновению ломанулся по пути самому тернистому. Странное это чувство, все же — привязанность. Наверное, если раскладывать лордовские чувства по спектру «горячо-холодно», то это что-то вроде нуля градусов. Температура таянья воды. Спокойствие. В общем, что-то, ни коим образом не относящееся к нормальному определению привязанности или чего-то подобного. И не дай Мерлин, иначе придется проверяться у лекарей на предмет размягчения сознания и прочей ментальной шелухи. Ну, может, это Поттер виноват, ведь голове Лорда пасется как у себя дома. И как так вышло понять сложно. Прав был Северус, говоря, что Поттер является самым страшным исключением из правил.

Кстати сказать, если какая-то мысль причиняет дискомфорт — будет она возвращаться много-много раз. Собственно, доказательство уже есть, свеженькое — сколько времени в прятки с собственным сознанием играть, так не помогло же. Шпион выполз из этих дебрей. Нагини мрачно прошипела что-то неразборчивое, мотнула головой, будто отгоняя эти мысли, снова свернулась, явно намереваясь вздремнуть, пока хозяин думу думает. Лорд от души позавидовал ей. Да, змее действительно все было понятно — а ему? Волдеморт потер висок. Неприятно чувствовать себя человеком. Это бывает очень редко — и чаще всего именно что приятно. А сегодня бред какой-то. Может быть, стоит поспать в кои-то веки. То есть, нормально поспать. Но не выйдет. Да и до рассвета всего-то ничего осталось, час где-то. А с утра планов много. В конце концов, нужно будет уехать из страны, если информация верная, а в стране работы так много, что с ней целый выводок Темных Лордов не справится, не то что он один. И прессой нужно заняться, это уже поджимает. Общественное мнение менять — это не страну завоевывать. Впрочем, и на этом поле боя неприятностей хватает. А еще кадровая политика. А еще… Ладно, там этого «еще» столько, что перечислять он это будет оставшийся час. Сейчас неплохо бы в себе разобраться.

Лорд скользнул взглядом по оставленным свиткам. Чего он хочет от Северуса? Невозможно переубедить человека, винящего тебя во всех бедах, что ты не так уж и неправ. И куда ему до Дамблдора. Он умел выворачивать истину наизнанку, но его вечной бедой было то, что сторонников он таким образом почти не привлекал. Старый профессор же, кажется, поступал исключительно подобным образом. Лорд своих «обманутых» соратников использовал, а потом бросал на произвол судьбы, аврората и Ордена. Дамблдор — втягивал их в свою паутину глубже. И кто из них после этого прав — вопрос, конечно, интересный, но не слишком верный. У каждого свои методы. Лорд признавал, что методы Дамблдора действенны. Почему сам так не поступал — скрытая от всех этика. Или что-то вроде нее. Он считал, что его сторонники просто обязаны идти в бой с открытыми глазами. Это просто до бешенства доходило, особенно поначалу. Первые убийства ведь совершались зачастую без особой мотивации и осознания оного, а потом следовала длинная череда страхов и мук совести. У самого Лорда это было не так, поэтому понять печали своих слуг он не то чтобы не мог — он просто считал их слабостью. А со слабостями на войне нужно завязывать. Одно дело, если после жестокого боя снятся фонтаны крови и кучи трупов, и от этого погано, а другое — если от осознания « о, я творю жуткое зло» маги расклеиваются и погрязают в самокопаниях. Первое даже Лорду было знакомо. Несмотря на то, что ему приписывали черты страшенного садиста, он всегда относился к смертям — чужим — и страданиям равнодушно. Получал удовольствие от власти… но и она приедается со временем. Лорду приелась, более того, въелась в него. Забавно, что ненавидящий человек называет его не иначе как «милорд». Но жаль, что Северус ненавидит, по-настоящему жаль. Он ценил этого своего слугу выше прочих. Не всех, конечно, но многих. Человек, в присутствии которого Лорд может не сдерживать свою природную легилименцию. Для него это было как манна небесная — хоть у кого-то он не слышал обрывков сиюминутных мыслей. Да и вообще — Северус был и является настоящим гением, а Волдеморт всегда признавал талант. И Снейп интересен. Любопытен. Термин не слишком важен. А Лорд ведь и впрямь ученый.

Но Северус раздражал жутко. В конце концов, он не мог этого не делать. Разговоры о Поттере, забота о Поттере же. Память о Лили. Волдеморт всегда бесился, если не мог чего-то понять; это нормальное состояние, знакомое всем студентам — какие-то данные есть, а в общую канву их вплести не выходит. Лорд в таком ключе частенько бился над каким-нибудь законом магии — но в отличие от человеческих отношений магия давалась ему легко. А понять связь с Лилиан Поттер Темный Лорд просто не мог. Если Северус так ее любил — почему из Эванс она стала не Снейп, а Поттер? Впрочем, Лорд не ломал себе мозги на этот счет, и без этого головной боли хватало, а тут еще какие-то смутные ответвления этой магии любви, чтоб вам, профессор, не спалось спокойно…

Потайной ход открылся. Северус неслышно проскользнул в проем, и замер. Не ожидал, наверное, что Волдеморт здесь останется. Тот поднял взгляд. Скорее всего, зельевар воспользовался шансом и обшарил лабораторию хотя бы поверхностно. Ничего, способного причинить вред, там не было сейчас. Собственно, эта комната уже много лет пылилась без дела, а все мало-мальски важное находилось в особняке Малфоев. Лаборатория Абракаса — даже не Люциуса — была удобнее всех, в которых довелось побывать Лорду. И безопаснее всех. Ну, естественно, она и нравилась больше прочих. После воскрешения он заперся там на двое суток — восстанавливать душевное равновесие. Ну да ладно, эти воспоминания всплывали сугубо в рамках ассоциативной цепи, не имея особой связи с действительностью. Но лаборатория после своеобразного нервного срыва выглядела как минимум плохо. Северус старательно отводил взгляд , кстати сказать. Вероятно, первым разговор заводить он не планировал. Да и шальную Аваду схлопотать не хотел. Лорд понимал эти его опасения. Он покрутил свою палочку в пальцах. Неприятность. Нагини низко на одной ноте прошипела «хозяин...» и осеклась. Почему смолкла — вопрос, вопрос. Впрочем, мысли любимой змейки не всегда были для Лорда просты и понятны. Несмотря на то, что она была частью его души. Парадокс. Интересно, почему легилимент, такой легилимент как он, имеет столько проблем с пониманием окружающих? Даже самых простых. То ли стоило учиться у Дамблдора конфликтологии, то ли вообще не задуваться о подобном. И вышел бы либо праведник, либо исчадие ада… Во всяком случае, Лорд куда ближе ко второму.

Волдеморт внимательно наблюдал за зельеваром. Тот, кажется, не дышал даже. Великая вещь — страх. Северус на памяти Лорда был одним из самых смелых магов. Тем не менее, даже его самообладание имело свои пределы. В частности, заговорить он не мог. Лорда же молчание не трогало абсолютно. Можно сказать, он привык к этому. В его присутствии подать голос могли только отчаянные смельчаки или же беспросветные глупцы, в коих по обе стороны фронта недостатка не было. Нет, конечно, оставались верные соратники, красноречивые проповедники и интеллектуально подкованные собеседники, но эти звери были весьма и весьма редки, а посему встречи с ними проходили в иной обстановке. Да и последние годы времени не было на всяческие разговоры. То есть, на диалоги. На монологи — вполне, а вот диалогами и полилогами не складывалось как-то.

Вот и Северус явно не горел желанием поправить статистику. Лорд чуть прищурился. Неудивительно, на самом деле. Мало кто мог спокойно выдерживать перепады его настроения. В конце концов, еще пару часов назад Лорд оценивал свой настрой как вполне приемлемый, а сейчас ему очень хотелось проредить стройные ряды работников прессы. Ну, последнее время это стало чем-то вроде хобби — учить журналистов уму-разуму. На прошлой неделе Руквуд целую лекцию прочел одной представительнице масс-медиа индустрии, причем наименее убедительным аргументом был Круциатус, а наиболее — старая добрая Авада. Впрочем, до этого доводили редко, в конце концов, Лорд решил провести более-менее демократическую революцию. Подумаешь, уничтожить всех несогласных…

— Милорд…

Северус заметил, что во взгляде, направленном на него, зажглась искра интереса. Это выглядело жутковато. Шпион — бывший, бывший — с трудом не дернулся. Лорд промолчал, но взгляд пригасил. Северус заметил, что глаза Лорда меняли цвет в градациях алого. Сейчас они были настолько темными, что казались почти карими. Забавно было видеть у него почти человеческий взгляд. Впрочем, эмоция ничего хорошего не сулила. Снейп, впрочем, не слишком хорошо разбирался в чувствах своего бывшего господина. Да и смысла в этом не видел.

— Итак, Северус, ты чего-то хотел?

Решил, кажется, немножко надавить. Интонация Лорда такая, что убивать ею можно. Какая там Авада, всего пара ничего не значащих фраз. Змея зашипела, сползла с кресла с глухим стуком, проползла до камина, замерла там подобно жутковатому коврику. Лорд на мгновение отвел взгляд от зельевара, следя за движением на полу, но тотчас его глаза вернулись к Снейпу. Столь пристальное внимание того не радовало.

— Я должен извиниться, милорд.

Северус едва сам поверил, что сказал это. В конце концов, именно эта фраза была выражением его смятения. Умом зельевар прекрасно понимал, что ни в чем виноват не был, более того, он в каком-то смысле был прав. Да и Лорд был последним человеком в этом мире, у которого нужно было просить прощения. Волдеморт лишь вежливо хмыкнул в ответ на это заявление, выказывая весомую долю скептицизма. Он прекрасно понимал, что шпион скорее позволил бы отрезать себе что-нибудь на выбор, чем принести какие-то извинения. Плюс к этому в этом и не было необходимости — извинениями предательства не искупишь, только смертью.

— Мне ты уже ничего не должен. Ты не слуга мне больше, так что можешь не трудиться, — Лорд криво ухмыльнулся. Северус, не отрывая пристального взгляда от него, в полном молчании опустился на колени. Привычка, вбитая Лордом же. Странно, что подобная демонстрация покорности не унижала. Уже не унижала. И поначалу перебороть себя было не слишком трудно. Лорд ведь абсолютно точно воспринимался как существо высшее. Северус уже думал об этом какое-то время назад. Какое — он не мог сказать точно. Ощущение определенно размылось.

— Что это, Северус? — в холодном как ледяные осколки голосе прозвучало явное удивление. И что-то вроде осуждения.

— Я на коленях стою, милорд, — сама лаконичность. Конечно же ясно, о чем именно спрашивает Темный Лорд, но Снейпа это не слишком радует. Поэтому лучше констатировать очевидное, чем неочевидное. Хотя спрашивают именно об этом, неочевидном. Лорд вообще попусту вопросов не задает. И не любит этого крайне.

— Советуешь мне проверить зрение? Благодарю за заботу, не стоит. Я все вижу. Тем не менее — смысл твоего бессмысленного действия? — яд же, сколько яду. Лорд как всегда в своем репертуаре. Интересно, если бы он был преподавателем в Хогвартсе, как часто бы у студентов были нервные срывы? Сам он эти срывы коллекционировал. Впрочем, Лорд редко упражнялся в язвительности, Северусу удавалось это гораздо чаще.

— Я извиняюсь, милорд.

Лорд раздраженно взмахнул палочкой. В воздухе осталась серебристая полоса, которая постепенно истаяла. Да, Темный Лорд в большинстве случаев изливал эмоции в магию, хотя об этом универсальном способе справиться с эмоциями знала меньшая часть магов. Все дело в том, что заклинания — вещь энергозатратная и требующая концентрации, а это, порой, здорово прочищало голову. Если вплавить в магию эмоцию — эмоция уходит. Собственно именно потому светлые маги в конечном счете становятся редкостными тварями, а темные — безразличными куклами. Ну, по крайней мере, те, кто не умеет правильно применять сильные заклятья. Правильно — то есть так, чтобы они вредили в меньшей степени. Лорд покачал головой, не глядя на Снейпа.

— За предательство извиняешься, что ли? — голос был усталым. Усталым до какой-то безнадежности. Вот на этот вопрос Лорд ответ знал определенно. А спрашивал, опираясь на какую-то надежду — что-то из серии «а вдруг логические заключения ошибочны».

— За глупость и непочтительность, — Волдеморт рассмеялся в ответ на фразу. Одарил Северуса каким-то очень мрачным взглядом. Неприятно, естественно, когда надежды машут ручкой и улетают в далекие дали.

— Вот если бы Поттер за это извинялся — тогда да, я бы оценил. А ты прекрати ломать комедию. Все правильно делаешь, ты молодец. Я же враг тебе, так? С врагом только подобным образом и поступают. И это не глупо вовсе. Я сказал тебе, что не хочу твоей смерти, мне нужна твоя верность — ты это используешь. Все правильно, все очень продумано и умно. То, что ты себя в жертву за Поттера приносишь — это, конечно, не умно. Более того, это очень необдуманно и в высшей мере наивно. Но твое право. А так… Я твой враг, а с врагом не церемонятся, верно? Так что и не стоит. Извинения тут ни к чему, — Лорд прошелся по комнате. Он не был настроен на дискуссию, но возможности спора, вербовки и моральной переориентировки он не упускал никогда. Несмотря даже на крайнюю степень усталости. Впрочем, о нем всегда говорили как о крайне энергичном человеке, даже если через некоторое время слово «человек» и стали пропускать. В любом случае, вся эта семантика и лингвистика Темного Лорда волновала мало. Он не задумывался о том, что большинству магов его бешеный темп работы кажется как минимум необычным. Впрочем, не столь важно, что там и кому казалось — на самом же деле, Волдеморт действительно не понимал, как можно пренебрегать делом, сколь бы незначительными бы ни были его аспекты, ради того же самого здорового сна. Снейп же, который за годы и годы шпионской деятельности привык и не к такому, сейчас уже в достаточной мере пригасил бдительность — изнурение, страшная штука, если подумать, ведь так? Лорд не разговорил его пытками, но вот тягостным ожиданием, нервозностью, банальным недосыпом… Северус не удивился бы, что это его план. Что ни говори, а пословица Долохова — не нахрапом, так измором — которую Пожиратели использовали как универсальную тактику, полностью оправдывала себя и в сфере человеческих отношений. Причем вполне оправдывала. И Лорд, скорее всего, этим пользовался. В конце концов, Северус никогда еще не оказывался на подобном затяжном допросе. Да и он был уверен, что никто не оказывался. К нему у бывшего господина явно сохранился интерес. Да и вообще… Зельевар немного дрогнул, проматывая в памяти события последних дней. Лорд можно было аплодировать — он разломал всю выдержку Снейпа буквально парой-тройкой слов и еще меньшим количеством действий. Северус впервые почувствовал страх. То есть, не от того, что делает этот человек, не от того, как может убить, а… от того, что он может сделать? Не совсем верно. Можно сказать, что раньше страх был неосознанным, естественным, тем, который без проблем можно отбросить. Сейчас же… абсолютно иначе. Северус боялся того, что Лорд его переиграет.

— Северус, меня удивляет то, что ты до сих пор на что-то надеешься. Ты ведь предашь меня, даже если я сохраню Поттеру жизнь. Что бы там ни было — ты все равно предашь меня. Ладно, что там — я знаю, что план Дамблдора в том, чтобы я вцепился в мальчишку. Ну, или что-то в этом роде. Я хочу разрушить игру этого старика. Я не марионетка, которую можно дергать в любую сторону. А мальчишка — это не единственная проблема. И далеко не самая главная. Мне не нужна оппозиция. В той дыре, в которую упала английская магия во многом благодаря Дамблдору, будет не до демократии. Пусть это тирания, но оно того стоит. Приемлемая цена — сотня за тысячу, — Волдеморт осекся, вернулся в кресло, откинулся на его спинку, глядя на огонь. — Ты не поймешь, Северус. Ты не думал о том, о чем думал я. Ты не пришел к тем выводам, к которым пришел я. Но ты ведь видел детей, ты учил их. Где маги уровня Основателей? Где маги уровня Дамбдора? Где хотя бы один маг моего уровня? Поттер — не в счет. Знаешь, — Лорд усмехнулся краем рта, — натравлю на него Беллу. Если я не могу его убить, то уж она… — Северус отвел взгляд. Темный Лорд был прав. Беллатрисса уже очень долго порывалась выпустить младшему Поттеру кишки, а разрешение Лорда на это заставило бы верную Пожирательницу выполнить свое желание в кратчайшие сроки.

— Впрочем… Можешь встать, кстати, — эта фраза была брошена очень легко, вскользь, — Давай так: я не верю и не доверяю тебе, ты не веришь и не доверяешь мне. Но ты мне нужен в частности потому, что я не знаю плана Дамблдора. Я не знаю того, что знаешь ты. Точнее, ты не знаешь в данный момент, но воспоминания эти есть. Скорее всего, я их не найду без тебя. Скорее всего, старый хитрец оставил тебе какой-то план действий. Поэтому ты мне нужен. Но это так, мелочи. Я не хочу убивать тебя — вот правда. Будешь смеяться, но ты представляешь большую ценность. Мирное время, я имею ввиду. В конце концов, мне нужен кто-то, кого я смогу поставить во главе Хогвартса, а из моих соратников учителя, — Волдеморт фыркнул, глядя на поднявшегося с колен Снейпа, — посредственные, мягко сказать. Драться они научить могут, а вот с миром академических достижений у многих напряженка. Да и к детям пускать нельзя где-то половину. И да, те, кто может быть хорошим учителем, нужны мне в другой области. Кроме тебя. Ты слишком ненадежен, чтобы пускать тебя в политику, а в прочих сферах ты скорее навредишь мне. Сам я бы и рад заняться детьми, но Хогвартс — не самое важное. Впрочем, сейчас я вынужден занять позицию серого кардинала, прямо как Дамблдор, так что стать директором школы — милое повторение истории. Но сам знаешь, не люблю повторяться, — он покачал головой. Потер висок, поморщился. — Подведем итог. Ты станешь директором Хогвартса и я развяжу тебе руки. В пределах разумного, конечно. За Поттером я не буду охотиться, по крайней мере, активно не буду. Попадется — значит, нет у Золотого мальчика серого вещества. Не попадется — ну и пусть, это сейчас даже не во втором эшелоне требующих решения задач. И не в третьем. Ну а в ближайшие дни мы с тобой совершим небольшую поездку в Европу. Как ты помнишь, я хочу заполучить Старшую палочку. Ты отправишься со мной, скорее всего. Попробую тебя перевербовать. Как на это смотришь? — Лорд легко поднялся на ноги. Северус следил за ним с изрядной долей изумления. Что ни говори, господин умел удивлять всегда. Но чтобы так! По логике вещей, должно было создаться впечатление, что Волдеморт уступил по всем позициям, но Снейпу казалось, что его банально загнали в угол. Нет, не банально. Лорд банальным не бывает, вот что плохо.

— А теперь спать, рассвет уже, — Нагини быстро подняла голову, быстро что-то прошипела. Лорд хмыкнул, расправляя складки на мантии, — Да, ты со мной, кстати. У нас с тобой дела.

Волдеморт, не глядя ни на змею, ни на Снейпа, вышел. Зельевар, несколько секунд глотая воздух, тяжело упал в кресло. Нагини выскользнула из комнаты и дверь захлопнулась. Северус опустил голову на скрещенные руки. Лучше бы его убили сразу.

Программная статья Пожирателей Смерти с правками. Будет напечатана в Ежедневном Пророке в конце августа-начале сентября.

Вы говорите — геноцид. Вы говорите — террор. Пускай, воля ваша, говорите, мешать не будем. Мы тоже можем сказать, и у нас это даже не будет звучать истерическим лаем самопровозглашенных сил Света, направленным на условные силы Тьмы. Только зачем говорить, если и эти слова, и эти явления — все заимствованное? У кого, быть можете, спросите? У магглов. Все у тех же магглов, о которых сейчас только говорится. Всеми говорится. У тех, которых, видите ли, защищать нужно. Впрочем, ладно. Семантика нам ничего не дает. Пока.

Вы говорите, что мы убиваем невинных людей. Что ж, отлично. Не будем брать концепцию, по которой каждый хоть в чем-то виноват. Так до вас не достучаться, не наш метод. Итак, что вы знаете о распространении эпидемии? Работники больницы Святого Мунго меня поймут сразу, а остальные подтянутся по мере разговора остальным поясню — эпидемия распространяется благодаря носителям заразы. Только изолировав их — или, что лучше, уничтожив — можно прекратить заражение, и, вполне вероятно, вылечить. И в чем тут связь, спросите вы? Это элементарно — магглы вкупе с их защитниками и есть такая зараза. Эпидемия магглолюбцев, нашествие магглофилов.

Строго говоря, дело даже не в самих магглах и грязнокровках. Ладно, ладно, магглорожденных. Не вижу особой разницы, эти оба слова ругательства в равной степени. Все дело в маггловской культуре. В культуре, которая априори сильнее нашей только потому, что ей принадлежит значительно большее количество людей. В катастрофических масштабах большее. Давайте подумаем — сколько воспитанный магглами ребенок знает о нашем мире? Да ничего, по сути. Они ведь, и дети, и ,тем более, взрослые, считают нас выдумкой, сказкой для детей. В особенно запущенных случаях — бесовскими происками, злом, чудовищами, выродками. Каково ребенку, выросшему в подобных настроениях, влиться в магический мир? Правильно, непросто, ведь его собственные родители остаются по ту сторону. В этом случае еще хорошо, если ребенок — сирота оных не имеет. Впрочем, проблема еще остается — на лето дети вынуждены возвращаться к магглам. На три месяца каждый год семь лет подряд они обязаны возвращаться. Даже если они хотят забыть о магглах, они банально не могут этого сделать. И ведь когда они вырастают, влияние магглов никуда не исчезает. Семьи, которые они строят, так же ему подвержены. Мы сами отдаем свое собственное будущее на растерзание магглам. Мы отдаем им наших детей. Все, независимо от сторон.

Спросите любого нечистокровного ребенка в Хогвартсе, читал ли он магические сказки. Более половины ответят отрицательно, меньшая же часть вообще о подобном не слышала, а единицы читали, да, но явно не в детстве. Теряется огромный пласт развития, развития всех детей, независимо от факультета. Между прочим, наши сказки и сказки магглов учат детей совершенно разному. Я бы даже сказал — диаметрально противоположному. И так во всем.

До одиннадцати лет магглорожденные вынуждены ходить в маггловские школы. Это не такой уж и малый промежуток времени, кстати сказать, с учетом, что образование в маггловском мире начинается с шести-семи лет. Школа воспитывает детей, ведь так? Получается, что наших детей начинает воспитывать маггловская школа. Они сначала видят ее, что может начисто отбить их желание вообще иметь со школами что-то общее. Более того, дети ведь заводят друзей-магглов. Не думаю, что им очень хочется резко менять окружение. Да и Статус Секретности летит книззлу под хвост. О магах узнают магглы — родственники, друзья ребенка, возможно, знакомые родителей-магглов. О каком законе вообще идет речь в таком случае? Про стихийные выбросы у детей также не стоит забывать. Это очень неприятно, если случается на летних каникулах, верно? Министерство летом тратит только половину своих ресурсов на подобные проблемы. Это не рационально, не кажется?

Но ладно дети — они ведь вырастают, они же вырастают! Они не слушают нашу музыку, они не читают наши книги — читают, точнее, но только научные — они не ходят в наши театры. Единственное, что посвящает большинство в нашу культуру — квиддич. Спорт. Я ничего не хочу говорить против него, но это не самое лучшее, что может быть в культуре. Это не литература, не живопись, не музыка. В конце концов, что делать, если магглорожденному не нравится квиддич? Если предположить, к тому же, что ради самообразования читать магическую беллетристику он не будет, то совсем плохо. Юный маг никак не вливается в жизнь магического мира, совсем никак. И выходит, что это просто маггл с палочкой. Внешне маг, а внутри — сущий маггл. Но ладно это, есть много другого.

Та же одежда. То, что в наш мир пришла одежда магглов — заслуга исключительно грязнокровок. Зачем, спрашивается, магам одеваться так, как магглы? Нет, понятное дело, когда приходится с оными контактировать. А в магическом мире? Возможно я не прав и стоит пересмотреть ту же школьную форму, но особого смысла в этом нет. Даже в одежде маги и магглы преследую разные цели. Магглы с самого раннего периода истории должны были бежать от опасности или же сражаться с ней с помощью физической и интеллектуальной силы. Маги могли никуда не бежать и даже не сближаться с целью. Магической силе не нужно, чтобы ее носитель скакал как угорелый. А для защиты от других магов используется испокон веку не ловкость, а Щитовые заклятия. Разница налицо, так сказать. А этого никто не понимает.

Неужели нельзя это изменить? Неужели нельзя сохранить нашу культуру? Почему мы отдаем ее на растерзание магглам, даже не осознавая этого — радостно, весело, считая, что поступаем верно? Я не могу сказать, что в появлении этой болезни виноваты исключительно грязнокровки. Если бы мы сами не потакали им, не потакали им во всем, ничего бы и не произошло. Но нет же, чистокровные испокон веку стелились перед грязнокровками. Перед магглами, размахивающими палочками. Это была наша изначальная ошибка, одна из многих на этой стезе. Но исправить это не поздно. Пока еще.

Но почему же ничего не происходит? С каждым годом наше общество деградирует. Потомки чистокровных родов вынуждены ютиться в хибарах, тогда как магглы живут и здравствуют в огромных дворцах… Все идет к тому, что они выгонят детей чистокровных родов из Хогвартса. Всех. И чем это закончится?

Образование в том же Хогвартсе уже упало до уровня примитивизма. То, что преподавали пятьдесят лет назад и то, что преподают сейчас — небо и земля, соплохвост и феникс. Я не думаю, что смехотворные решения Министерства в сфере образования могут быть объяснены страхом научить детей Темной магии. Нет ничего темного в обучении заклинанию Патронуса на пятом курсе. Нет ничего темного в отработке нейтральных боевых заклинаний. И уж тем более нет ничего темного в изучении Высшей магии. А этим в Хогвартсе теперь никто не занимается. Этому никто не учит. Что вырастает из учеников Хогвартса на протяжении последних тридцати лет? Недоучки, знающие десяток заклинаний, которых перебьют как котят при первой же опасности? Увольте, я не хочу такого будущего для магов.

Все в наших руках. Хватит закрывать глаза на то, что магглы делают с нами. Пора это изменить.

Примечание: объем полосы — 6 тыс.знаков. Приблизительно 850 слов. Сократить

Подпись: R.M. Odvelt [?] Подумать

Жизнь — лишь длинная дорога к смерти

Тяжелый, муторный сон отступает не слишком быстро, не дает окунуться в реальность сразу, заставляет на секунды замереть на грани между мирами, растянуть время по плоскости и резко сжать его потом до неразличимой точки. Северус почти минуту смотрит на огонь безо всяких мыслей. Странная, тяжелая опустошенность не позволяет сразу воспринимать окружающее. Создается впечатление, что он и не спал толком. Зельевар трет глаза, стряхивая остатки ненормально-жуткой комы, которая цепко держит его, и только после этого он понимает, что в комнате не один. Снейп медленно поворачивает голову, щурясь от неверного белесого света. Лорд. Вот так сюрприз. Нахлынувшее дикое, нереальное облегчение грозит утопить его.

Лорд расположился за письменным столом и , судя по всему уже достаточно долго строчил что-то на куске пергамента. Нагини, свернувшаяся в клубок наподобие представительницы семейства кошачьих, рядом к его стулом, лениво подняла голову в ответ на движение бывшего шпиона, прошипела нечто низко, на одной ноте, с ощутимым оттенком недовольства, на что Волдеморт тоже абсолютно никак не отреагировал. Змея опустила голову, мгновенно потеряв интерес к происходящему.

Северус почти бесшумно выдохнул. Лорд, наконец-то, вернулся. После того памятного разговора, когда Волдеморт обозначил свои позиции по поводу Снейпа, он попросту исчез. Северус подозревал, что Лорд сменил некоторые свои планы по поводу Европы и отправился туда самостоятельно. Что, впрочем, было не удивительно. Зельевар понимал, что Темный Лорд готовит явно что-то грандиозное для всего магического мира, и лишний риск ему явно был не к спеху. Впрочем, после того как Лорд так легко и просто рассказал Северусу все о своих планах относительного него самого и Поттера, куда ж без него, без этого Избранного, зельевар немного потерялся. В конце концов, он просто больше не мог продолжать игру, а вот вытаскивать на свет что-то, способное обмануть Лорда… Снейп не был уверен, что в этом есть смысл. Что ни говори, его ненависть к Лорду была настолько застарелой и болезненной, что уже давно и прочно сплелась со жгучим клубком старой боли и стала его неотъемлемой частью. Так что Северус предпочитал эти все чувства вообще не трогать и оставить как вечный фон его жизни. Рану, какой бы страшной она не была, лучше не тревожить лишний раз — болеть будет меньше. Другое дело, что не удавалось. А кроме боли в его прошлом не было ничего существенного.

Снейп не знал, сколько дней отсутствовал Лорд. Вряд ли больше недели, но все эти дни для бывшего шпиона были чем-то вроде персональной каторги, растянувшейся на бесконечно огромный промежуток. Скорее всего, Темный Лорд знал о том, что будет именно так, посему и исчез, оставив Северуса на растерзание собственным демонам. Мыслям, воспоминаниям. Не спасала даже возможность отвлечься в лаборатории. Обычно Снейп мог переключиться на работу — этот способ он отработал мастерски за годы, но сейчас эта беспроигрышная лазейка не хотела срабатывать никоим образом. Он мог стоя аплодировать Лорду за такой потрясающий ход — несколько дней подряд тащить из шпиона всю боль, все сомнения, все страхи, а потом оставить его мариноваться в собственном соку на неопределенный период. Северус действительно восхитился этим ходом. Лорд всегда отличался тем, что совмещал приятное с полезным. Скорее всего, этому он научился от Альбуса.

Снейп поморщился как от физической боли. Образ Дамблдора, казалось, преследовал его. Любое, даже самое незначительное размышление, приводило к директору Хогвартса. Или, что еще хуже, к Лили. И приглушить мысли не было абсолютно никакой возможности — хоть вари зелье Забвения, что как известно, он не позволил бы себе. Северус прикрыл глаза на секунду, пытаясь отогнать навязчивые рассуждения. Годами он старался не затрагивать память, старался избегать любой мысли, воскрешающей прошлое, годами он оставлял боль в том же состоянии — кровоточащей раны, которую невозможно зарастить, с которой не живут. И для него это было единственным выходом. Чтобы помнить. Чтобы жить. Чтобы выполнять то, что должен.

Северус какой-то частью сознания понимал, причем понимал прекрасно, всю нелепость подобного отношения, от которого неизменно становится только хуже. Хуже ему самому. Законсервированная боль так же сильна, как и в первый момент. Время лечит, должно лечить . Скорее всего, он просто не хотел лечить свою боль. Казалось, что так честнее. Сейчас Северус не был уже в этом так уверен. С другой стороны — это давало ему цель в жизни. Боль была стимулом. Чуть ли не единственным. Спасибо Лорду, заставил думать об этом. Зельевар все время отсутствия оного желал своему бывшему господину упокоения да помучительнее. Двадцать лет как в первый момент бежать от боли, запоминая ее, заставляя ее вновь и вновь возвращаться, чтобы хоть как-то расплатиться…

Альбус на это и надавил. На чувство вины. На боль, которую Снейп хотел сохранить. Нельзя было сказать, что Дамблдор поступал в духе лучших традиций Света. Но вот что странно — Северус прекрасно это понимал еще тогда. И не винил. Ему нужно было это — после встряски от Лорда собственные мотивы стали прозрачны. Цепляться за боль только потому, что она — от Лили… Сложно было признать это. Мысли не оставляли его, и со временем Северус стал думать, что потихоньку сходит с ума. Потому что выводы, которые рождались в итоге его раздумий, были ненормальными с точки зрения любого разумного существа. Но логичными, побери Мерлин, логичными. Как логична была мысль, что за убийство Лили он так и не смог отомстить. И вряд ли сможет — теперь.

Когда Лорд ушел тогда, Снейп некоторое время попросту не мог думать. Этот промежуток времени выпало из памяти — пустота, без мыслей, без чувств, без эмоций. Тяжелая усталость. Как будто после пытки. Что ни говори, это было и пыткой. И, кажется, Лорд что-то сломал в нем, в Северусе. В отместку за то, что его предали. Лорд вообще не прощал ничего. Странно было считать, что к Северусу он будет относиться как-то иначе.

Но это неожиданно задевало. Бывший шпион не был уверен в том, откуда выросло это ощущение. Скорее всего, это было результатом нескольких прошедших дней, тех, которые были заполнены бесконечным томительным самоанализом. От которого выворачивало наизнанку. Память о Лили дрожала и болела.

Но дело было не в ней. Не в прошлом. Дело было в том, что чувствует он по отношению к Лорду. Страх. Ненависть. Уважение. А более всего вызывало страх то, что ненависть перегорела.

Раньше Северус мог быть уверен только в ней — единственное, что было в нем живым, острым, горящим. Лорд был олицетворением всей боли. Не только его собственной, но и чужой. И его было просто ненавидеть. Так же просто, как и дышать.

Но Лорд был высшим существом — по крайней мере, в восприятии Северуса. И потому ему принадлежали права, которых не было ни у кого другого. Право убивать. Это было равно аксиоме. Для всех Пожирателей. Но не только для них. Лорд поставил себя выше любого человека, любого мага. Поэтому… — и вот это для Северуса было как ножом по сердцу — Лорд имел право убить Лили. Только за один этот вывод Снейп хотел бы убить. Желательно, Лорда. По возможности — и себя.

Преданность, верность, уважение к этому существу были вбиты в каждого его слугу. И вырвать это было невозможно. Северус пробовал. Почти двадцать лет пробовал. Не вышло. И вряд ли выйдет когда-нибудь. Снейп считал это слабостью — осознанно считал. И ненавидел себя за нее. За желание подчиниться, за неистребимое уважение. За то, что он сознательно сейчас сформулировал — он давал Лорду право убивать. Считал, что тот может убить кого угодно. Даже Лили. И в особенности за то, что это ощущение никуда не делось. Сколько бы крови не пролилось, сколько бы детей не оставались сиротами. Северус знал точно, что это ощущение неистребимо. Лорд может проливать кровь. Имеет на это право. И только за эту свою покорность Снейп был готов принести себя в жертву сколь угодно идиотской затее, которая ставит конечной целью смерть Волдеморта.

Но Лорд знал куда бить. Знал, на что нужно давить, чтобы вектор приложения той же ненависти сменился окончательно. Северус был хорошим слугой своего господина — иначе вряд ли смог бы играть эту роль так ловко. Да и ненавидеть легилимента… Что ни говори, это было просто смешно. Под самым прочным щитом ненависть нельзя спрятать — помнится, на этом когда-то сыпались авроры, отправленные в Первую войну в качестве шпионов в стан врага. Значит, все же, ненависть была не такой уж и крепкой — как засохшая на солнце сброшенная шкурка змеи: стоит надавить чуть сильнее и сломается. Интересно, откуда выползла эта аллегория, из какого подсознания? И так ли это на самом деле — он не видел этого никогда. Определенно, безумие тут неподалеку ходит. Ну и Мерлин с ним.

Зато Северус мог гордиться собой — он придирчиво и максимально хладнокровно рассмотрел неявный намек Лорда. И отбросил так и не сделанное напрямую предложение. Он не вернется на сторону Волдеморта. Никогда. Пусть ценой за это будет жизнь того же Поттера — верным Лорду вновь Снейпу не стать. Невозможно физически. Северус уже слишком далеко ушел по тропе предательства, чтобы вернуться. Если говорить в категориях пожирателей — он нашел себе нового лорда, которому присягнул на верность. Хотя не было каких-то клятв — Альбус просто спросил, уверен ли он. Вряд ли Лорд ограничился бы простой фразой. Они с Дамблдором очень разнились в подходе к людям. Даже если цели преследовали схожие. И оба, естественно, периодически перегибали палку. Снейп пообещал себе как-нибудь сделать сравнительный анализ, вдруг кому понадобится. Мало кто обладал опытом параллельного общения с этими двумя. Самое смешное, что за фазу его карьеры шпиона, когда приходилось совмещать оба штаба, он ни разу не ответил себе на вопрос, кому именно он верен, со стопроцентной точностью. Живой Альбус был, порой, невыносим, а Лорд, когда заканчивал со своими деспотическими замашками, вполне напоминал адекватного собеседника. Впрочем, как убедился Северус совсем недавно, Волдеморт не растерял навыка интересной беседы, просто он за ненадобностью проявлялся редко. Но стоило Дамблдору погибнуть — так приоритеты всех, в том числе и Северуса, резко сменились. Вполне возможно, что именно это, а не спасение дурных рыжих голов толкнуло его за край. Снейп замечал за собой, что, изредка, отточенные жизнью двойного агента рефлексы решали действовать в обход мозга. В конце концов, он обставил все не просто как внезапный приступ человеколюбия, а как случайность. Вряд ли сами Уизли разобрались что к чему, а уж доноситель… Вывод — этого ждали, поэтому специально наблюдали за ним. Или же… Ретивый Пожиратель вполне мог отправиться к Лорду с докладом в стиле «мол, да, упустили, но это не моя вина, а того парня» и все в таком духе. А вот сам Волдеморт вполне мог сложить два и два, но только если подозрения у него были, причем весьма веские. Нет, нельзя сказать, что Лорд не подозревал его — вообще мало кого он не подозревал, если уж на то пошло — но параноидальные настроения господина редко доводили его до прямой атаки на подчиненных. Разве что, сам Снейп подставился — среагировал сразу именно на то, что его раскрыли. И не подумал ведь, что, пойми окружающие Пожиратели, что Северус Снейп — изменник, они тотчас кинулись бы на него. Впрочем, это все уже из разряда сослагательного наклонения. Плюс ко всему — Лорд вел себя так, будто это предательство его задело куда сильнее, чем должно бы. Нет, понятное дело, что у Волдеморта это вызвало неслабую ярость — зельевар с самого начала знал, что Лорд более чем собственник. Тот же Ближний круг очень уж напоминал питомник домашних животных Темного Лорда. Ручных зверьков своего господина, которыми тот управляет с помощью неких рычагов, болевых точек, порой, давя на привязанности, порой, на личные качества, а, порой, и на банальные чувства. В конце концов, пусть Лорд — если верить Дамблдору — не способен на обычные человеческие эмоции и чувства, он достаточно талантливый ученый, чтобы уметь наблюдать, делать выводы и, соответственно, пользоваться ими.

Если вспомнить о том, что говорил Лорд Северусу о той же любви — он не ошибался. Как ни горько было это признавать — этот монстр мог понять, почему Снейп предал его. И что именно он чувствует. С другой стороны — Лорд ясно дал понять, что не отступится. Что будет пробовать вернуть Снейпа на свою сторону. Честно сказать, зельевар не понимал причин. Хотя, нужно сказать, к этому вопросу он возвращался достаточно часто.

Это было чувством даже не спортивного интереса — интуитивно Снейп понимал, что решение этой загадки поведения Волдеморта как минимум позволит ему не поддаваться на провокации также легко, как и до того. Северус догадывался, что он вряд ли сможет что-либо сделать отсюда и лучше бы прекратить попытки переиграть Темного Лорда, но поделать с собой ничего не мог. Сдаваться даже после сотни поражений было не в его правилах. В конце концов, слизеринцы не сдавались — они лишь делали тактическое отступление.

И после множества убитого на размышления времени Северус внезапно осознал, что Лорд был на взводе. Удивительно, но, кажется, анализ ситуации, который предоставил Лорд, был весьма и весьма субъективен. И то, что Волдеморт так явно не собирался отдавать Снейпа куда-то «на сторону», не обращая внимания на доводы рассудка, могло быть объяснено одним — эмоциональной реакцией. Нет, Северус знал прекрасно, что Лорд не был бесчувственной машиной убийства, которой его изображала пропаганда того же Ордена, но все равно заметить нечто подобное — надежду на желаемый исход — в нем было очень даже странно. Лорд ведь не мог привязаться к кому-то — так ведь? Точнее — не могло же это быть настоящим чувством. Просто не могло, Снейп отказывался в это верить. Потому как признать в Лорде такое человеческое чувство было безумием. И, наверное, большой глупостью. Видеть в Темном Лорде человека, который способен … способен испытывать боль? Снейп мог бы смеяться от абсурдности подобных умозаключений. Это, скорее всего, было просто следствием усталости. Он сам устал от боли, от памяти о боли — поэтому переносил свою собственную боль на все вокруг. Собственно, потому и появилось это желание — увидеть Волдеморта, услышать его. Чтобы убедиться, в конце-то концов, что домыслы, совершенно не укладывающиеся в стандартную логическую схему, нереальны и не имеют под собой ничего, кроме бреда истерзанного сознания. Северус признавал, что присутствие Лорда, помимо явного дестабилизирующего действия, оказывает странное успокаивающее влияние — не дает расслабиться и начать сомневаться. И раньше Северус тоже лечился от сомнений именно таким образом. Доклад у Волдеморта сразу же промывал мозги от крамольных мыслей на тему Альбуса и того, что пожилой директор заигрался в Бога. И зельевар небезосновательно полагал, что полечиться от иллюзий по поводу самого Лорда можно у Лорда же, благо манера общения грозы туманного Альбиона располагала к скорейшему исчезновению всех попыток разглядеть в нем человечность.

— Северус, скажи, я — революционер или же консерватор? — холодный голос Лорда вырвал Снейпа из размышлений с такой скоростью, с которой Северус вообще когда-либо мог думать. Со стороны это, возможно, выглядело более чем занятно, но бывшего шпиона, между прочим, подобные упражнения для нервной системы не радовали никоим образом. Лорд умел начинать внезапные разговоры — ни тебе «здравствуйте», ни «до свидания», сразу вопрос сходу, причем на какую-то весьма отвлеченную тему. Так что если Северус и хотел что-либо сказать, то он благополучно об этом забыл. Браво милорду, браво. Овации.

— Если подумать, то вы консерватор с методами революционера, — дипломатично ответил Снейп, рассеяно следя, как Лорд убирает испещренный пометками пергамент в какую-то папку, достает из нее другой. Если рассуждать логически, то Северус уже пришел ко всем необходимым выводам за эти несколько дней, он просто не хочет их признавать — даже себе, даже сформулировать не хочет, что уж там говорить о согласии.

Лорд усмехается краем рта, и возвращается к работе, мимоходом обронив, что рад такой лестной оценке его политики, и, раз уж Снейп ничего не разобрал сразу, то чистокровные семейства спохватятся в самый последний момент. Он снова не обращает на Северуса внимания, что, между прочим, в данный момент радует несказанно. Зельевару нужно еще несколько секунд тишины. Несколько мгновений, отведенных на сомнения. Чтобы перестать бежать от правды.

Он прекрасно понимает, что Лорду достаточно текущего положения вещей, что теперь, успокоившись окончательно, Волдеморт если и выполнит свои обещания — он не из тех людей, что отказываются от своих слов, даже сказанных в запале — действовать соответственно плану Альбуса не выйдет, а в одиночку Снейпу Лорда не переиграть — про Поттера, конечно же, можно даже не заикаться. Поэтому… поэтому Северусу нужно менять ситуацию самостоятельно. И он даже знает как. На самом деле, в его варианте это — про то, что «это», Снейп предпочитает не думать — даже не будет ложью. А в итоге, если все закончится так, как хочет Дамблдор, Северус станет предателем минимум четырежды. Да и вообще — тот выход, который он увидел, слишком темен даже для него. Нет, безусловно, в этом можно найти — Свет, но Северус всегда смеялся над лицемерами, обеляющими себя и свои методы.

И да, он прекрасно понимает, что Темный Лорд в лучшем случае чудовище, которое зальет мир кровью. Но все равно, ему требуется больше пяти секунд, чтобы подняться на ноги и подойти к письменному столу, за которым работает Лорд. Когда Северус кладет руку тому на плечо, кажется, что время застывает.

Волдеморт резко вздрагивает от прикосновения, словно только сейчас замечает шпиона, но они оба знают, что Лорд настороженно следил за каждым движением и не выпускал своего карманного предателя из зоны внимания ни на секунду. Снейп саркастично спрашивает себя, с какого перепугу он взял, что сможет обмануть этого человека. С того момента как ладонь Северуса чувствует грубую ткань — рабочая мантия, возможно, Лорд только что из рейда — он понимает, что об этой новой игре они тоже знают оба. Лорду не нужно читать мысли, чтобы предсказывать направление их хода, но Снейп надеется, что он сможет удивить даже такого матерого игрока. В коне концов, кто сказал, что смесью лжи и правды нельзя жить? Проблема в том, что в тот момент, когда придется разделять, все может в одночасье рухнуть — но до этого нужно дожить. И Северус в любом случае привык жертвовать. Собой, по крайней мере. Кажется, стоит привыкать жертвовать еще и другими.

Зельевар с каким-то отстраненным интересом ощущает, что у Лорда очень костлявое плечо — что не удивительно, кажется, при воскрешении Темный Лорд, и в Первую войну не отличавшийся атлетическим телосложением, стал совсем походить на обтянутый кожей скелет. Северус замечает, что его собственное состояние сейчас очень близко к панике, раз в голову лезут подобные мысли — а Лорд меж тем напряжен, очень напряжен. Перо в его пальцах не двигается, а пергамент, на котором он что-то писал, уже обзавелся небольшой, но очень красноречивой кляксой. Бывший двойной агент уверен, что Волдеморт сейчас потребует объяснений и, не дослушав, оборвет славный путь своего бывшего слуги прицельной Авадой. Но Лорд молчит и даже не смотрит на Снейпа. Тот, признаться, даже рад такому раскладу — может собраться с мыслями, может убедить себя передумать. Но убеждения рассыпаются прахом, когда Северус, подсознательно ожидая Круциатуса, случайно касается кожи на шее Лорда кончиками пальцев. Замирают они оба, шпион, даже не замечая этого, задерживает дыхание. Он уверен, что вот сейчас уж точно…

И Лорд неожиданно расслабляется. С трудом через силу — видно, что это ему нелегко дается. Откидывается на спинку стула, прикрывает глаза, откладывает перо. Северус резко выдыхает, а потом делает еще несколько глубоких глотков воздуха — его тело само помогает успокоиться. И осторожно поглаживает чужую едва теплую кожу.

Это ощущение заставляет усомниться в реальности происходящего — еще бы. В данный момент Северус не чувствует ничего, кроме одного очень явного: «так и должно быть». Возможно, это свидетельство нервного срыва, возможно — чего-то еще, не суть важно. Лорд молчит, молчит даже тогда, когда Снейп накрывает пальцами бьющуюся жилку, сонную артерию. Зельевар сейчас думает только о том, что смерть Темного Лорда отделена от него лишь тонкой кожей и небольшим напряжением мышц. Когда он убирает руку чуть вбок, Волдеморт лишь чуть опускает голову — вот и все его облегчение. Северус же понимает, что не хочет убить. Это пугает едва ли не сильнее, чем все прочее, но отступать некуда. Нет, дело даже не в том, что нет возможности — Лорд сам дает эту возможность, вот объяснение его молчанию. Дело в том, что Северус не станет бежать сейчас. Он может сколь угодно говорить себе, что это все — единственный выход для спасения сотен и тысяч жизней, но основная причина даже не в этом — основная причина гораздо более личная для него. Он не станет бежать. Это будет несправедливо по отношению к Лорду — смешно, право слово. Справедливость к воплощению тьмы и тирании, о чем вы? И, тем не менее, это так. Снейп идет по очень рискованной тропинке, но даже на ней, оставив все собственные принципы позади, он хочет предавать ровно столько, сколько необходимо, но не больше. А предавать доверие он не собирается.

Зельевар еще какие-то мгновения не двигается, а потом, медленно, словно во сне, обнимает Лорда. Осторожно, будто боясь повредить — не самого Волдеморта, а что-то, что повисло между ними сейчас. Северусу немного неловко — это странно, но интуиция подсказывает, что он таким образом возвращает предоставленный кредит доверия. Ему самому не то чтобы не страшно — апатия на некоторое время загоняет страх в узду, поэтому Снейп ощущает все словно через стекло. Но так даже лучше — и блок на сознании намного крепче. Губы пересыхают — это от нервов, это всего лишь нервы — и сначала шепот не слышен даже ему самому, не то что Лорду. Северус торопливо глотает еще воздуха — в такой ситуации он как-то забывает о нормальном дыхании — медленно выдыхает, а после произносит то, что хотел сказать, уже четче:

— Я буду с тобой. Я попробую быть верен тебе. Позволь мне остаться рядом.

Лорд резко отстраняет его от себя — так резко, что Снейп не успевает осознать до конца, что именно он сказал — и, удерживая за плечи, впивается взглядом в его глаза. Лорд не верит ему ни на йоту, но то, что Северус сейчас видит — правда? Неужели то, чувство, которое, промелькнуло на какие-то доли секунды, прежде чем Волдеморт растоптал его, не такое естественное желание убить лжеца на месте? Но что тогда? Шпион не знает, что это. Не может назвать.

Лорду требует меньше минуты, чтобы взять себя в руки. Его хватка слабеет, а Северус только постфактум понимает, что, скорее всего, останутся синяки. Лорд, может быть, и производит впечатление живого скелета, но Снейп не хотел бы встретиться с ним в рукопашной. Зельевар аккуратно проверяет свой блок — да, он изрядно продавлен, но это, скорее, у Лорда рефлекторное. Странно, что этот человек вообще рискнул играть в подобные игры — он ведь не умеет доверять, по сути. Однако же. Шпион пытается отделаться от мерзкого ощущения, но не выходит. Что ж, теперь у него появилась еще одна причина для лютой ненависти к себе. Но Лорд все равно не поверит ему так просто. Даже если он, судя по всему, сам этого хочет.

— Ты серьезно, Северус? — интонация усталая, спокойная, голос тихий. Снейп не слышит и не предполагает, что за этим прячется настоящая дрожь. Но кем бы был Темный Лорд, если бы позволил своему голосу дрожать? Вот именно, его бы не было. Но в вопросе есть подтекст — «ты серьезно собираешься сделать то, что намерен, Северус?» — пусть он и достаточно бредов, но его личный предатель поймет, в чем дело. Лорд все это время тоже не Поттеров ловил, а занимался гораздо более полезными вещами, так что он тоже понимает, что все не так просто — не может быть так просто. Но соблазн дать Снейпу делать то, что он так хочет — по сути, ведь это даже не риск — огромен. Как минимум потому, что он сам тогда может не открывать глаза на то, что Северус предаст его, а впоследствии вообще избавиться от этой возможности. Не убивая при этом Снейпа, не убивая. Лорд не настолько честен с собой, чтобы начать выяснять, почему именно он так хочет, чтобы бывший шпион жил — других дел много, но рабочей версии, которая базируется на том, что Альбусу следовало лучше работать с кадрами, хватает вполне. Лорд знает, что стоит ему задуматься над причинами этого желания, на свет тут же выползет множество вещей, совокупность которых заставит его убить Снейпа, а этого, опять же, не очень хочется. Иными словами — сейчас проще закрывать глаза на правду, мешать ее с ложью. И пусть Лорд вряд ли озвучит себе это когда-либо, но он не хочет себе отказывать в праве на… можно назвать это компанией — будет в меру лицемерно. Нагини — верная спутница его жизни, и ему вполне хватает ее общества, но, как показывает практика, без источника тепла змеям очень плохо. Что как-то не слишком нравится ему в данном раскладе. Менее иносказательно он это выразить не может — придется поднимать очень много пластов собственного характера.

Северус, которому не слишком удобно стоять в такой незавершенной позе, встает и опирается на стол, прежде чем ответить. Взгляда он не отводит, а когда Лорд накрывает его ладонь, лежащую поверх пергаментов, своей, не отдергивает руку. Волдеморт тонко усмехается. Он доволен такой реакцией, но ему интересно, сколько в ней правды.

— Да. Я серьезно. Я не обещаю верности — не могу обещать. Но я попробую. И, если мне можно будет быть рядом… — Северус осекается, отводит глаза. Нервничает. Он не думал, что это так сложно. Лорд не перебивает, дает передышку. — Милорд, я, правда, ничего не могу обещать. Зато, что я сделал одно наказание — смерть. Но если вы… — Снейп осекается вновь, ловит взгляд Лорда, продолжает уже тверже, — если ты дашь мне жизнь, я не буду благодарен тебе за это. Но я хотел бы попробовать. Я навсегда останусь твоим врагом — тем, кто делает все, для того, чтобы убить тебя. Но то время, которое ты позволишь мне жить, я хочу провести рядом с тобой.

У Северуса дрожат руки, и он ничего не может с собой поделать. Это выше его самоконтроля. Ему кажется, что перед глазами уже промелькнула яркая зеленая вспышка — но нет, он все еще жив и Лорд даже не взял палочку.

— Хорошо, — роняет он, и Северусу стоит колоссальных усилий не подсочить на месте от этой фразы. Он внимательно смотрит на Лорда, пытаясь разобрать хоть что-то по его непроницаемому взгляду, потом — на холодную ладонь, накрывшую его собственную. Лорд явно что-то уже решил для себя, более того, он, кажется, уже принял правила игры. Единственное, Снейпа он не спросил — имеет ли вообще все это смысл. И, если Лорд может быть согласен на такую ложь, то шпион не простит этого себе. Северусу хочется поговорить начистоту, но он прекрасно понимает, что этот разговор для них будет последним. И Лорда тогда никто больше не остановит. Альбус дал понять, что Снейпу в его планах отводится одно из ключевых мест, и, возможно, если он погибнет, план вообще нельзя будет осуществить. Зельевар искренне ненавидит, когда его используют, но в данном раскладе выбора у него просто нет и быть не может. И в лучшем случае он может просто не лгать прямо.

Снейп не думал, что это будет так тяжело. Он берет руку Лорда в свою и, не размыкая этой странной связи, опускается на пол — сил стоять у него нет. Раньше он мало терзался морально-этической стороной своего долга. Кажется, не было действительно тяжелых ситуаций — или это последствия того, что его обычно не заставляли выбирать? Жизнь существенно упрощается, когда катится по одним рельсам.

— Я же предаю тебя. Я же предам… Я уже убью тебя, — вырывается у Снейпа, и он замирает, напряженно вслушиваясь в тишину, которая сейчас шелестит чешуйками уползающей змеи. Лорд несколько секунд молчит, а потом, чуть отодвинув стул, тоже опускается на пол рядом с зельеваром, задумчиво вглядываясь в настороженные глаза того.

— Предаешь. Но я-то об этом знаю, — фраза звучит потрясающе резонно, и Северус саркастично усмехается. — Не забывай, что я тоже не оскорбленная невинность, — улыбка чувствуется разве что в интонации, но и этого намека на иронию хватает. — Кроме того, — Лорд становится гораздо серьезней, — если это — достаточная плата за то, что я отнял у тебя Лили, — на имя Северус отводит глаза, но уже не вздрагивает, — то я согласен и на такое.

Волдеморт замолкает. Некоторое время молчит и Северус, разъясняя для себя слышанное. Потом неверяще поднимает взгляд, наталкиваясь на стену вежливого безразличия в глазах Лорда. Впрочем, сейчас он точно знает — это маска.

— Ты согласен на мою ложь? — тихо-тихо спрашивает Снейп, чувствуя, как глухо бьется сердце где-то под горлом. Лорд не может согласиться на такое — не может и точка. Это не тот человек. Когда он кивает, решив не тратить слова, очевидно, Снейп чувствует, как легким перестает хватать воздуха. Темный Лорд усмехается, поясняя:

— Я согласен на нее, но только на ту ее часть, которую ты сам решишь выбрать для меня. Иными словами — все сводится к тому, сколько ты мне будешь лгать. И насколько будешь искренен. Так что не думай, что я решил внезапно побыть в роли жертвенного агнца. Я верю тебе, но только до момента, пока ты не стал лгать во всем.

«Иначе — смерть», — это он может и не договаривать. Северус итак понимает, насколько шатким может быть доверие. Но то, что оно вообще есть — уже чудо. Снейп некоторое время колеблется, прежде чем поднести руку Темного Лорда к губам и поцеловать. Повинуясь уже не продиктованному церемониалом порыву, Северус прижимается к ней щекой и с удивлением отмечает, что его кожа, видимо, пылает, раз Лорд кажется настолько холодным. Тот смотрит безо всякого выражения. И только спустя несколько мгновений шпион замечает, что пальцы Лорда чуть подрагивают. Кажется, его выдержка, все же дала сбой — Снейпу впору гордится собой. Но ему как-то не до того — в голову настойчиво стучится сюрреализм картины: бледное, какое-то выцветшее утро, и он вместе с Лордом, на какое-то время принявшие желаемое за действительное. Добровольное сумасшествие, безумие по выбору — нет, и впрямь сюрреализм. Но конкретно Северуса все устраивает.

Лорд свободной рукой убирает прядь волос, упавшую Северусу на лицо — тот обычно не замечает этого, привык, а вот смотреть ему в глаза это иногда мешает. Снейп чуть морщится, намереваясь стряхнуть чужую руку со своего лица, но внезапно застывает, позволяя тонким пальцам Лорда очертить его скулу, словно узнавая этот путь заново. Ассоциации прозрачны у обоих — уж в этом Снейп точно уверен, в конце концов, даже не в легилименции дело. Волдеморт может и не придавать такому значения, но в свете этого разговора намек может трактоваться исключительно однобоко. Северус позволяет их сцепленным рукам лечь на его согнутое колено, склоняет голову набок. Намек-то, может, и его работа — но интерес еще страх не перевесил. Да и он не уверен в правильности происходящего — а Лорда это, похоже, волнует в последнюю очередь. В любом случае, Снейп отдает себе отчет в том, что бешено колотящееся сердце — прямой признак паники. Ему хочется одновременно и узнать, что будет дальше, и закончить все прямо сейчас.

Лорд же не привык разрываться между двумя одинаковыми величинами — ему, в принципе, нечего делить с концепцией постоянного обдумывания своих поступков даже не мелочах. Так что если он и колеблется, то длится это настолько малый промежуток времени, что н сам едва ли замечает его. И он прекрасно помнит, что жалеет о несделанном гораздо сильнее, чем о сделанном. Да и не стоит забывать о том факте, что, вполне возможно, скоро ему придется собственноручно убить Северуса Снейпа. Потому как одно дело личные привязанности, а абсолютно другое — реальная угроза жизни. Покамест он может позволить себе закрыть глаза на потенциальную опасность, но нет гарантий, что завтра это останется неизменным. Поэтому Темный Лорд целует человека, предавшего его.

Ощущения выбивают Северуса из реальности с легкого прикосновения. На самом деле, страх никуда не делся, он просто ждал секунды, когда идеальная защита дрогнет — и страх бодро грозится утопить Снейпа. Но, все же, эти угрозы не превращают его в марионетку — хотя от неожиданности — пусть он ждал чего-то такого, но Лорд умеет ошарашить — какие-то мгновения он боится даже чувствовать что-либо. Удушливая волна страха чуть спадает, не настолько, чтобы осознавать происходящее, но на реакцию сил хватает. Северус понимает, что для Лорда это — эксперимент, не более. Все важное уже сказано, сделано, а это лишь еще один способ познания, но для него самого это чуть более личное. Впрочем, сейчас зельевар не уверен ни в чем. Разве что в том, что удивить Лорда, все же удается — хотя дрожь, так и не вышедшая наружу, душит, Северус отвечает на поцелуй. Его буквально трясет — это чем-то походит на легилименцию, чем-то — на Круциатус, и это определенно не то, что может быть между людьми. Лорд отодвигается, хотя он по-прежнему ближе, чем Северус может выдержать без вреда для психики.

Зельевар лихорадочно хватает ртом воздух — последнее время он часто ощущает себя рыбой, выброшенной на лед. Впрочем, стоит ли удивляться — нервы перегружены страхом, который, кажется, въелся даже в кровь.

Лорд внимательно смотрит ему в глаза, и едва заметно вздрагивает, когда тихое шипение доносится из угла, в котором свернулась Нагини, о которой все благополучно позабыли. Он несколькими короткими фразами на змеином отвечает что-то ей, а Снейп, тем временем, в достаточной мере приходит в себя. Пересилив всплеск ужаса — реакция на произошедшее -, он подается вперед, чуть помедлив, прижимается лбом к плечу Лорда. Максимум, на который он способен по своей воле. Волдеморт то ли понимает это, то ли ему нет дела до чего-то подобного, но даже не касается Северуса — исключение, так и неразомкнутые руки. Какое-то время они сидят так молча, а потом Лорд, будто вспомнив о чем-то, говорит:

— Министерство наше. Власть в стране перешла в мои руки.

Глава 21. География

Letter

… с любовью,

Лили.

Он прикусывает губу так сильно, что это возвращает в реальность. Старый трюк легилиментов – физическая боль перебивает любую другую. На какое-то время. А боли там много. Целый океан выматывающей, рвущейся наружу, сдавливающей легкие… всякой – боли. Она бьется, пульсирует, горит как жуткая незакрывающаяся рана. Он неплохо помнит свои собственные ощущения от боли вообще, но по сравнению с этим даже распространение яда по организму более-менее приятно. Это страшно – иного слова подобрать не выходит, и вымести из себя эту боль так и не удается. Хоть он и понимает, что это – чужое. Не сразу понимает, впрочем – слишком тяжело разделить беснующееся от боли сознание другого человека и свое собственное. Мир глазами Северуса Снейпа болит. Болит настолько отчаянно и дико, что Волдеморт несколько секунд стоит в дверях комнаты, борясь с желанием взять в руки палочку и произнести третье Непростительное. Чтобы не мучился. Потом он, Темный Лорд, аккуратно и неслышно прикрывает дверь за собой, так и не зайдя в комнату старшего Блэка. В коридоре он прислоняется к стене, и несколько секунд смотрит в пустоту, методично выгоняя из своих мыслей чужие эмоции. Это просто – у него самого так болеть нечему, но все равно – это потрясение. Для легилименции нужен зрительных контакт, но для такого — эмоционального — падения в чужие мысли, нужно только быть в высшей степени неосторожным легилиментом, и обладать немалым запасом сил. Лорд сухо усмехается – вот чем плохи паранойя и привычка копаться в головах подчиненных. Он не и думал даже… Чужая боль неприятно цепляется за его мысли, заставляя коротко выругаться, не дав возможности переключиться. Да, он правда не думал, – даже не предполагал, – что в одном человеке может быть такая бездна, заполненная одной только болью. Когда он вскрыл мысли Северуса, он не касался чувств, только событий, он вообще всегда мало обращал внимания на эмоции при работе с воспоминаниями, с фактикой. Как каждый уважающий себя и свое нервное здоровье легилимент, он никогда не лез в эту сферу. И правильно, как выяснилось. Нарваться на такую незаживающую язву тогда – мда, этого еще не хватало. Сейчас он, по крайней мере, был спокоен. Неизвестно, чем бы аукнулось такое путешествие по чужим мыслям, будь он на взводе. Лорд с трудом унял резко и быстро колотящееся сердце – в этом теле ничего хорошего подобный ритм не сулил. Но, признаться, его самообладание это пробило. Боли было слишком много. Даже на его вкус. Причем боли не такой, которая была приятна садисту – о да, в свое время Темный Лорд ознакомился и с маггловской психологией, коль скоро деятели этой науки, в основном, магглами и не были – а такой, от которой хочется держаться подальше. Это было слишком жутко и безнадежно, что давило – давило даже на него, имеющего к этому лишь косвенное отношение. Но, кажется, все. Все кончилось. Волдеморт какое-то время прислушивался, надеясь различить движение за дверью, но нет, Северус по-прежнему тонул в своем собственном аду. Лорд досадливо поморщился, думая, что зрелище коленопреклоненного, давящегося слезами Северуса не скоро изгладится из его памяти – к сожалению, цепкой к таким вот деталям. Он спустился вниз, не слишком волнуясь о том, что придется уйти. В конце концов, он и не думал, что получится сюда попасть. Фиделиус и охранные чары дома на площади Гриммо породили забавный симбиоз, вместе с тем, они дали несколько лазеек. В первую очередь, магия позволяла тому, кто не был Хранителем тайны, но знал адрес дома до того, как чары были наложены и при этом хоть раз был внутри, попадать в дом, даже не пообщавшись с Хранителем тайны. Кажется, вопрос с наследованием так и оставался открытым – последний представитель фамилии Блэк отдал дом тому, кому он не принадлежал кровно, что, естественно, древней магии не нравилось. Но глава семьи завещал дом своему крестнику – что магия тоже не могла не принять во внимание. Грубо говоря, и без того запутанные родовые отношения свились вокруг наследия Блэков в такой неразрешимый клубок, что мало какой специалист по генеалогии мог разобрать. Ну и запрет на аппортацию не посвященных в Тайну обходился самым логическим способом – тесным тактильным контактом во время парного перемещения. Магия позволяла двум магам любой силы, если между ними было достаточно малое расстояние аппортировать в паре куда угодно – разрезать магическую энергию, в которую на время перемещения превращались волшебники, решались только самые темные из защитных заклятий, и то ими редко пользовались, так как большинству магов не слишком хотелось однажды после аппортации оказаться сквибами. Правда, неприятным был тот факт, что вряд ли Лорд сможет попасть сюда еще раз – надавить на Снейпа может и выйдет, но пропустят ли охранные чары – вопрос. Кроме того, как это ни печально, в любом случае все зависело от доброй воли Северуса, который, конечно же, может затащить уже-не-своего-Лорда в жерло какого-нибудь вулкана. Со Снейпа станется такое провернуть, если честно. Как бы то ни было, даже если Поттер сюда не явится, попасть в дом Лорду больше не светит. Если же мальчишка почтит дом Блэков своим визитом, то и Северусу тут делать будет нечего – Фиделиус будет доминантой среди охранных чар на время присутствия хозяина. Лорд спустился в коридор на первом этаже, раскланялся с Вальбургой на портрете. Та царственно кивнула ему – еще бы, это сейчас он — Темный Лорд, а своенравная Блэк помнила его еще мальчишкой. Кроме того, она была старшего его на два года, так что имела право не проявлять должного уважения. Да и вообще, как истинная Блэк, она была стихийным бедствием для него, даже в разгар войны. Но после смерти мужа Вальбурга сама очень быстро умерла, ненадолго пережив, кстати, своего младшего сына, Регулуса. Что ни говори, теперь у Лорда этот дом прочно ассоциируется с предательством, так что он даже не сожалеет, покидая его. Северус приходит в себя с трудом. Руки трясутся, голова тяжелая и хочется удавиться. Кажется, это состояние стало его спутником вообще в последнее время, конкретно с того момента, когда Британия оказалась в руках Темного Лорда. Ну и его самого да, выпустили. В любом случае, не до этого сейчас. Снейп сжимает завернутый в кусок какой-то тряпки осколок зеркала – каким-то чудом он не забыл то, зачем, собственно, вернулся в этот поганый дом на Гриммо. Мало того, что пришлось объяснять все Лорду – впрочем, он знал о просьбе Альбуса из воспоминаний – так еще и Грюм, чтоб ему на том свете икалось, оставил парочку сюрпризов. Северусу стыдно признать это, но если бы Лорд не решил «составить ему компанию», то вряд ли он смог отбиться так быстро. В конце концов, он итак был не в состоянии, а это грозило его добить. Морально, естественно. Но этого хватало. Поэтому облегчение, с которым он увидел рассыпающийся в прах труп, было несколько нечестным по отношению к мертвецам, но Северус привык. Единственное, к чему он так и не смог привыкнуть – и от чего его трясло как в лихорадке – Лили. Он не ожидал. Этого – не ожидал. Он мало соображал в тот момент и еле успел убраться из этого места – его привела в себя Метка. Северус, аппатируя по вызову, краем глаза заметил – и от этого его пробрала дрожь – что на крыльце появились Поттер, Грейнджер и Уизли. Это было… Снейп несколько секунд постоял перед воротами поместья Малфоев. От кары за опоздание его итак ничто не спасет, даже если он придет вовремя – шестое чувство подсказывало, что Лорд очень не в духе, раз Метка все еще жжет. А вот собраться с мыслями стоило. Северус убрал осколок зеркало в потайной карман мантии. Подумав секунду, он достал его, уменьшил и спрятал. Не то, чтобы он боялся того, что Лорд станет искать эту вещь – нет, Волдеморт не видел риска даже в том, чтобы Снейп отдал зеркало Аберфоту, он сказал об этом раньше, когда объяснял, на каких условиях отпустит его, Северуса. Опасался шпион – да, снова действующий шпион – другого. Его могли пытать сегодня, а напороться на весьма опасный в плане ранений предмет не очень-то и хотелось. В конце концов, это было бы нелепейшая смерть. Хотя Северус знал случаи, когда от судорог, вызванных Круциатусом и стечения обстоятельств, маги умирали. Собственно, еще очень давно, когда Снейп только пришел к Лорду и многие, составляющие Ближний круг сейчас, были еще совсем новичками, их учили – Долохов учил – как нужно приходить к господину на доклады, особенно, если кто где провинился. Наука была полезной, по крайней мере, одно дело получить свою порцию боли от Лорда, но другое – получить при этом какие-нибудь травмы. Волдеморт своих Пожирателей не калечил обычно, даже за серьезные проступки. Хотя в его фирменном способе наказания тоже было мало приятного. Что ж, нейтральными рассуждениями удалось загнать все мысли в угол – это было гораздо лучше, чем было до того, хотя идеального спокойствия Северусу достичь вряд ли бы удалось. Впрочем, мысленный щит выглядел довольно крепким. И да, Снейп надеялся, что ломать его защиту Лорд сейчас не будет – Северусу ведь действительно нечего было от него скрывать. Все, что знал шпион, Лорд уже из его головы вытащил. Впрочем, Снейп полагал, что это далеко не все, что он знает в действительности – значит, нужно поискать источники информации. Сделать это можно, только тщательно обыскав дом – Северус не был уверен в своем возвращении в Хогвартс, значит, вряд ли оставил что-либо там. Но Лорд отпустил его буквально полдня назад, наскоро составив легенду насчет того, что Снейп занимался подготовкой проекта работы с магглорожденными. В принципе, Северус не слишком был ему за это благодарен – втравить его в действительно муторную кровавую баню было вполне в духе Лорда. С другой стороны, прикрытие, конечно, было железное. И, как Северус с удивлением отметил, ни один Пожиратель его ни в чем не подозревал. Лорд все сохранил в тайне. А тому, кто на Снейпа доложил – одиному из недавно принявших Метку – просто подкорректировал память. Северус понимал, что уже тогда, в тот вечер, когда его предательство вскрылось, Лорд знал, что Снейп вернется. Насчет того, в каком качестве он вернется, быть может, и был не уверен, но в том, что ситуацию стоит замять, он не сомневался. Когда на Северуса накатило это понимание, он по-настоящему испугался. Неприятно быть пешкой. Даже для такого хорошего игрока. Северус, наконец, толкает ворота. Сегодня он здесь уже третий раз – Лорд поставил условие, что, покамест, Снейп будет под его личным надзором, ну а позже отправится в Хогвартс, из которого, как известно, аппатировать затруднительно, а на камин и прочие средства передвижения Лорд поставит ограничения. Ну и Пожиратели, которые будут нести вахту в Хогсмиде, получат приказ следить за перемещениями всех, кто так или иначе относится к Хогвартсу. В том числе и за его собственными. Что, конечно, Лорд трактовал для широкого круга общественности как заботу о безопасности. В любом случае, Северусу на сегодня хватило и Малфой-мэнора в том числе. Как оказалось, дом Люциуса Лорд решил использовать как временный штаб и дальше – в частности, для удобства. Он сам, естественно, большую часть времени проводил в одном из тайных убежищ – Снейпу повезло побывать именно в нем, да еще и личный портал получить, – из числа разбросанных по всей Британии, но подавляющая часть информации стекалась именно в вотчину Малфоев. Объяснялось это достаточно просто – дом был в предместьях Лондона, при этом он обладал лучшим соотношением защищенности и известности. То есть на него не стали бы нападать в любом случае, а всякие страждущие, если что, знали, куда им идти. В любом случае, здесь еще и жили некоторые Пожиратели, так что это было, опять же, удобно. Плюс ко всему, как Северус понял, Лорд затеял всю эту возню с одной неявной целью – наказать Люциуса. Собственно, и не было иных причин, это так, мишура для незнающих. Снейп не знал, что такого натворил Малфой, но очевидно было – для всего Ближнего круга уж точно – что Лорд отправил Люциуса с семейством в такую затяжную опалу, что возвращение из нее было попросту невозможно. Волдеморт умел мстить и делал это очень ненавязчиво – но отыгрывался он на Люциусе неслабо. За что Малфой попал под раздачу – уж не за публичное ли отречение от своего Лорда? Вряд ли, очень вряд ли. За это, конечно, влетело многим, но Лорд никого больше так рьяно не наказывал. За то, что не искал его? Ну, получили за это в первую очередь Руквуд с Ноттом, а Люциусу досталось больше для проформы. Понятное дело, что Малфой расплачивался за все свои махинации с Министерством и Дамблдорром, но все равно это не было поводом. Северус понимал, что за предательство Люциус мог расплачиваться таким образом – но вряд ли, процент того, что Малфой предал Лорда по-настоящему, был слишком мал. Что ни говори, при Альбусе у чистокровной аристократии технично отбирали все исключительные права – а Люциуса подобный расклад не устраивал. Ну а на министерских чинуш он при любом раскладе неслабо тратился, при Лорде, кстати, даже экономил. Так что велика была вероятность, что не поделил ушлый Малфой с господином что-то на личном уровне. Или же Люциус полез не туда, куда следовало. Но поговорить с ним Снейпу так и не удалось. Да и нет гарантии, что он рассказал бы что-то – они не были слишком близкими друзьями, чтобы Люциус полагал, что Северус полезет в их с Лордом конфликт, разве что ради Драко. В конце концов, если Малфой определенно расплачивался за свои ошибки, что его сын попадал под горячую руку Лорда исключительно из-за отца. Лорд даже не скрывал этого. Равно как и презрения к Драко. Он считал, что наследник Малфоев ничтожество и как маг, и как человек, так что обращался он с ним соответственно. Северус понимал, что из Драко не получилось второго Люциуса – на что Лорд, вероятно, рассчитывал – да и Пожирателем Малфоя-младшего делать было очень рано, ему еще многому предстояло научиться. Так что Метку Драко принял исключительно из-за того, что Лорд хотел наказать Люциуса – Нарцисса в прошлом году поняла это буквально сразу же. Впрочем, понял это весь Ближний круг – а сейчас Драко вообще был на самой шаткой позиции — игрушки Темного Лорда. Тот явно не знал, зачем ему этот почти что ребенок, поэтому и срывал на нем свои нервы, чтобы сын Малфоя приносил хоть какую-то пользу. Северус уже убедился в том, что подобный расклад ничуть не изменился за время его отсутствия. Лорд, впрочем, учил Драко, но знания, естественно, не окупались. Снейпу было отчаянно жаль мальчишку, но он ничего не мог сделать – его положение было едва ли не хуже. Беллатриса, естественно, за племянника заступиться даже и не думала, Долохов считал, что наука пойдет Драко впрок – Северус еще в начале лета слышал, что Антонин, занимающийся подготовкой молодых кадров, нелестно отзывался о способностях многих детей, — остальным же хватало и своих забот. А еще как на грех из строя был выведен один из Лейстренджей – что, конечно же, ощутимо добавило атмосфере нервозности. Лорд полагался на Рудольфуса в плане работы с информацией. Аналитическую группу – негласно название, естественно – вообще составляли Руквуд, Нотт и оба Лейстренджа, но центром был старший из братьев. Руквуд и Нотт, как знал Северус, кроме того занимались еще много чем, разведкой и контрразведкой, к примеру, так что прикованный к постели Рудольфус должен был здорово нагрузить всех прочих. В частности, еще и поэтому вся активность последнее время сконцентрировалась в Малфой-мэноре – Рудольфус находился здесь, и транспортировать его отсюда не представлялось возможным. При аппортации с поля боя – брат, не разобравшись, притащил его сразу в штаб – проклятье дало осложнения. Лейстрендж сейчас едва ли мог нормально разговаривать, хотя и шел на поправку. Рабастан и Беллатриса – даже она – часами сидели в библиотеке, пытаясь найти хоть один похожий случай. Лорд же сказал Северусу, что вряд ли Лейстрендж встанет на ноги за такие короткие сроки, скорее всего, его лечение займет минимум полгода, если вообще удастся что-либо сделать. В принципе, это был тонкий намек на то, что Снейпу придется в этом участвовать. С другой стороны, если это даст ему возможность несколько разнообразить маршрут своих перемещений, то Северус будет не против. Да и пользу Пожирателям Рудольфус приносит даже в таком состоянии, так что разницы особой не будет. Кстати, о птичках – в коридоре он почти столкнулся с Беллатрисой, которая, особенно не разбирая дороги, вылетела из малой гостиной на втором этаже. Судя по всему, она с кем-то повздорила – снова – но почему-то криков он не слышал. Значит, Лейстрендж не могла швырнуть Круциатус да и перепалку устроить. Неужто Лорд? Только от него Белла могла убежать в таком состоянии. Северус заглянул в комнату. Нет, там сидели только Нотт, Эйвери и какой-то незнакомый маг. Нотт поднял взгляд, едва заметно кивнул Снейпу, и снова прислушался к колдуну. Северус разглядел нашивку Мунго на его мантии, и все встало на свои места. В любом случае, следовало бы поторопиться. А лекарь, скорее всего, сказал что-то весьма неприятное, да так, что Беллатриса просто полетела срывать злость. Северусу было искренне жаль того, кто попадется ей сейчас. С ним она не сцепилась только потому, что не хотела. Или могла просто не заметить, тоже вариант. Снейп, сказать по правде, не понимал эту не слишком вменяемую особу. И был достаточно удивлен тем, что она вообще решила поговорить с колдомедиком. За все годы, которые Северус знал Беллу, он понял, что ей безразличен Рудольфус – однако сейчас она и на своего Лорда реагировала гораздо спокойнее, и даже пленников не пытала. Нетипичное поведение этой маньячки несколько озадачивало.

Снейп подошел к дверям библиотеки в восточном крыле поместья. Замер, прислушиваясь. Проверил блок еще раз, гоня все мысли, – которых было непростительно много, – прочь из головы. Зашел. Темный Лорд выбрал это помещение в качестве кабинета в начале лета, и оно уже прославилось как самая неудобная пыточная. Проблема была в том, что свободного места в этой библиотеке было не так уж и много – а методы наказания в исполнении Лорда требовали пространства. Люциус итак приказал убрать почти всю мебель, но стеллажи, заполненные темномагическими книгами, никто двигать даже не думал – магия, охраняющая книги друг от друга и от посторонних и незадачливых читателей, была очень давней и трогать ее не решались. Опять же, эта библиотека была предназначена именно для темной магии – потому что-то менять здесь было не слишком безопасно. Северус не знал, но Лорд, видимо, работал тут все это время. Ну и вдобавок защита этого места не располагала к переменам – и Волдеморт, наверняка, выбрал это помещение и по этой причине помимо всего прочего – магия иллюзии не позволяла заходить посторонним. Собственно, при обысках Малфой-мэнора ничего не находили именно поэтому. С другой стороны, Северус мог понять эту сложную систему – Министерство в свое время запрещала изучать темную магию, а все разделы высшей магии как таковой в любом случае соприкасались с нею. Ну и книги, естественно, плюс к этому, большинство действительно гениальных работ писалось еще в то время, когда деление магии было весьма условным. Лорд, кстати сказать, на этот счет целую лекцию прочел Ближнему кругу, когда Макнейр сделал глупость и спросил, почему перекраивается система образования. Северус думал, что это шпилька против него – так и было, в принципе – только никто не учел личного интереса Лорда. Поэтому неожиданно амплуа Снейпа как правой руки получило свое подтверждение – мало кто угадывал планы Лорда от и до. Естественно, никто же не знал, что Волдеморт сам это и разработал все. Северус так и не понял, зачем Лорд все настолько усложнил, но помалкивал. А сейчас спрашивать и не хотелось вовсе. — А теперь вон отсюда! Пусть Беллатриса займется твоим Круциатусом! Драко, прижимая руку ко лбу, вышел, едва не забыв поклониться. Он опомнился у самых дверей, побледнев еще сильнее, склонился и только после этого вышел. Лорд, явно пребывающий в отвратительном настроении, взмахом палочки убрал пятно крови. Кажется, Малфой-младший рассадил себе лицо – и Северус не догадывался как. С другой стороны, возможно, что это было второе Непростительное – Малфой мог упасть неудачно во время пытки. Снейп не слишком хотел знать, за что Драко схлопотал наказание – снова, – но у него было нехорошее подозрение, что Волдеморт опять заставлял его пытать кого-либо. Собственно, вся проблема была в том, что Драко неоправданно находился в Ближнем круге, – вот Лорд и находил ему занятия сообразно положению. Что, конечно, было никак не для семнадцатилетнего мальчишки – Северус сам едва терпел выверты фантазии своего господина. Ну и Волдеморт использовал один из классических трюков общения со слугами – он заставлял кого-то пытать провинившегося. Хитрость заключалась в двух вещах: во-первых, Круциатус от Лорда всегда был сильнее, чем от любого из Пожирателей. Исключение составляла Беллатриса, но она еще не отошла после Азкабана. Во-вторых, Волдеморту нравилось наблюдать за реакцией своих слуг на то, что их наказывает кто-то помимо него, пусть и по его приказу. Плюс к этому, это разграничивало Ближний круг со всеми остальными – что ни говори, об иерархии приходилось заботиться. Снейп знал, что только жесткая система контроля и подчинения позволяет Лорду руководить такой организацией – иначе говоря, панибратство могло убить Пожирателей в зародыше. Это, помнится, Северус понял еще в первую войну. И не мог не поразиться тому, как эта жутковатая схема хорошо работает. А ведь и впрямь работает. — Тони, все, — голос Лорда оторвал Северуса от созерцания горы книг, наваленной на стол, за которым сидел Долохов. Его Снейп заметил не сразу. Лорд, до того неотрывно смотревший своему слуге в глаза, отвернулся. Антонин после разрыва контакта какое-то время еще бессмысленно глядел в одно точку, но буквально через пару мгновений встрепенулся, потер глаза. — Благодарю, мой Лорд, — отозвался он хрипловато, и поднялся на ноги. Волдеморт хмыкнул, ища что-то в книге, лежащей поверх стопки, — Я могу идти? — Сидеть. Придешь в себя – тогда. Я торопился, — Долохов послушно сел. – Давно не восстанавливал память. – Северус немного не понял, что происходило. Но, если подумать… В Антонина угодил Oblivate? В принципе, тогда ясно. Это заклинание, выполненное не легилиментом, затирало участок памяти – ну, или стирало ее полностью, но это уже форс-мажор – который потом можно было восстановить, обладая достаточными знаниями и умениями. – Кстати, Северус, я вызвал тебя некоторое время назад. И где тебя носило, позволь спросить? – голос Лорда был спокойным, будто он спрашивал о том, какая на улице погода. Северус тотчас опустился на колени, склонив голову. Его заметили – пора играть свою роль. — Прошу простить меня, мой Лорд, я задержался…. Волдеморт прервал его взмахом ладони. Он отошел к окну, читая какой-то пергамент. Некоторое время висела тишина, а потом Лорд поинтересовался: — Кто знает, чем занимается Визегамот? Долохов с недоверием взглянул на всего господина. Северус тоже позволил себе поднять голову – но встать с колен не рискнул. Буря еще не миновала, хотя Темный Лорд как-то не спешил наказывать своего официально лучшего слугу. — Мой Лорд, ну это суд… — Долохов, спасибо, что просветил, — раздраженно оборвал его Лорд. Северус заметил, что он за последние пару минут уже несколько раз перебил их обоих – что не хорошо, на самом деле. Когда Лорд был не в духе, он не утруждал себя выслушивание собеседника. Обычно дело заканчивалось Круциатусом, но Снейп от этой перспективы был не в восторге. Кроме того, выведенный из себя Волдеморт – не лучшая компания в любом случае. А Северус предполагал, что с Лордом ему придется сейчас проводить много времени – тот не доверял ему и предпочитал следить лично. – Я имею в виду, чем он занимается на самом деле. Насколько я понимаю, — эта фраза была выделена, — помимо судебной власти, у них есть еще что-то вроде законодательной… Антонин, я отдаю себе отчет, что обращаюсь не к тому, но будь любезен не думать так громко, — Долохов опустил глаза. – Итак, на чем мы остановились, — кажется, Лорду требовалась аудитория. – Власть министра и его окружения – это одно. А Визегамот, если верить источникам, вполне может и вотум недоверия выдвинуть, и министра подвинуть в его стремлениях… — Что-то вроде совета старейшин? – спросил Долохов, очевидно уловив, к чему клонит Волдеморт. Снейп еще не слишком понимал суть проблемы. — Да, похоже на то. Северус, можешь встать, — Лорд бросил это небрежно, будто только сейчас заметил шпиона. Что, впрочем, могло действительно быть так – когда Лорд увлекался работой, он мог не замечать некоторых вещей. Хотя, скорее всего, это было чем-то наподобие воспитательной меры. – В любом случае, раз уж ты все равно у Рудольфуса, — продолжил он, обращаясь к Долоховову, — то займитесь и этим. — Мой Лорд, вы думаете, Визегамот будет против? – удивленно спросил Антонин. Снейп немного не понимал, почему Долохов, который всегда имел к политике лишь косвенное отношение, сейчас занимается ею. Впрочем, Северус не слишком его хорошо знал, вдобавок даже Ближний круг был повязан взаимными тайнами. Пожиратели вообще не слишком распространялись между собой, кто чем занимается. Лорд мог ставить на одну ветвь несколько человек, которые даже не подозревали, что коллеги составляют им компанию. В принципе, Снейп понимал эту концепцию – разделяй и властвуй, – но отследить все нити не удавалось даже с его опытом шпионажа. Орден Феникса в этом плане был куда понятнее. — Я думаю, что они загрызут нашу марионетку и не подавятся. Впрочем, признать ситуацию незаконной они тоже не могут – в конце концов, не я же к власти пришел. Но попортят они крови знатно. Нужно блокировать Визегамот, — Лорд сложил пергамент вдвое и протянул Антонину. – Займитесь этим. — Убрать их, что ли? – поинтересовался Долохов, поднимаясь на ноги. — Ищите способы изящней. Перебить столько уважаемых магов – мы долго отмываться от этого будем. Разве что свалите это на Поттера или Орден. Купить тоже не выйдет – поезд ушел, спасибо нашему скользкому другу, — Лорд поморщился. Снейп внимательно посмотрел на него. Кажется, большая часть Пожирателей знала, откуда растут ноги у конфликта с Малфоем, раз Лорд упоминает это в таком контексте. – Все, свободен, – Долохов коротко поклонился и вышел. Волдеморт какое-то время рассеяно просматривал книги. Северус подумывал подать голос, но тут начальство само про него вспомнило. — Ты сегодня отправляешься в Хогвартс. — Что? – Снейп был так удивлен, что даже не сразу понял сказанное. А как понял, то спохватился, — То есть как будет угодно моему Лорду… Но мне нужно собраться… Волдеморт покачал головой, захлопнул книгу. Северус вздрогнул от внезапного резкого звука. — Все потом. Вернешься еще. Лучше займись школой. Мне не понравится, если Хогвартс превратится в гнездо явной оппозиции. А Минерва на это вполне способна. В конце концов, отдать школу в руки Ордена было бы глупо, не находишь? – Лорд взял Северуса за руку чуть повыше локтя, и уже едва слышно сказал тому почти на ухо, — Да и план Дамблдора я узнаю быстрее. Северус почувствовал рывок – перемещение был очень неожиданным. Щиты особняка Малфоев, как он запоздало вспомнил, позволяли Лорду – и хозяевам дома – аппартировать из поместья без ограничений. Попасть вовнутрь было сложнее – даже Волдеморт был вынужден появляться исключительно снаружи. Впрочем, его это, вероятно, не волновало. Снейп поморщился, когда смог ощущать свое тело. Его мутило – сказалось, наверное, то, что он с самого утра был в компании Лорда, причем принудительного перемещения сегодня оказалось гораздо больше, чем Северус на то рассчитывал. В конце концов, одно дело – парная аппортация, а другое – вот это. Но выбора ему не предоставляли. Лорд предпочитал более быстрый метод, хотя это экономило какие-то доли секунды. В любом случае, не в том дело. Они оказались на окраине Хогсмида, на дороге, ведущей к замку. Лорд задумчиво смотрел на башни Хогвартса, казалось, не обращая на Северуса ни малейшего внимания. Тот не мог понять, что произошло – он думал, что в Хогвартс он отправится прямо перед началом учебного года. На самом деле, он не понимал, что можно сейчас сказать или сделать – да, прийти в кабинет директора, выдержать нападки оставшихся в школе учителей… Но как их удержать от противостояния режиму Лорда? Как уговорить? Разве что – угроза из отряда Пожирателей, расположившегося в Хогсмиде. Но, Мордред его подери, как это все не вовремя! Северус просто не успел ни о чем подумать. Хотя сечас было достаточно поздно – вряд ли кто-то заметит, что он вернулся в замок. Но Лорд… — Милорд… Вы же не пойдете… — начал было Северус, но тут осознал, что простым Круциатусом он не отделается, и не стал договаривать. Волдеморт понял его. Он, по-прежнему глядя на замок, едва заметно усмехнулся. — Не пойду я, не переживай. Иначе там не останется живых, — он отводит взгляд от Хогвартса. – Как же я давно здесь не был…. Северус не может уловить, что именно звучит в голосе Темного Лорда. Тот прикрывает глаза на секунду, потом смотрит на замок вновь. Снейп не решается нарушить повисшее молчание. Ветер треплет полы его мантии. Лорд безо всякого выражения роняет: — Иди. Я пройдусь. Северус хочет было возразить, но Волдеморт смотрит на его так, что язык не поворачивается что-либо сказать. Он коротко кивает Лорду и, запахиваясь плотнее в мантию, направляется к замку. Снейпу отчаянно не хочется заходить туда, ему нужно взять перерыв, но возможности нет. Кажется, что на его плечи медленно, но верно заползает неподъемный груз, который ставит себе целью прибить его к земле. Ощущение безвыходности душит и давит его. Когда Северус заходит в Хогвартс, знакомая атмосфера кажется ледяной. Замок не рад его видеть – сама школа хочет, чтобы Снейп отсюда ушел. Возвращаться сюда сложно. Возвращаться сюда страшно. Северусу кажется, что он здесь лишний. Зельевар поднимается по лестнице, слыша, как шепчутся за спиной портреты. Он находит в кармане палочку, сжимает ее. Пульсация магии немного успокаивает. Когда он оказывается перед горгульей, закрывающей дверь директорского кабинета, у него даже не трясутся руки. Северус сквозь сжатые зубы бросает пароль. У него на секунду замирает сердце, но проход открывается. Школа нехотя признает его право. Северус заходит в кабинет директора. — Ну, здравствуй Северус, мой мальчик.

Хорошая мина при плохой игре

… И он сказал, что не будет охотиться за Поттером, — Северус перевел дыхание, и вновь продолжил под внимательным взглядом голубых, таких же пронзительных глаз. Абсолютно таких же, как и при жизни.

Впрочем, ощущение от этого взгляда другое. Но не слишком. Поэтому он по привычке разглядывает стену большую часть времени. На стенах висят другие портреты, они прислушиваются, шепчутся. Когда взгляд Северуса натыкается на какую-то сурового вида даму, она поспешно уходит за раму. Снейп не может вспомнить ее фамилию, хотя это и не очень важно. Дамбдлор помнил все портреты Хогвартса поименно. – И отпустил меня в итоге. Я… пообещал ему верность, Альбус, — а вот эта фраза далась неожиданно сложно. Снейп сжал и разжал пальцы. Поднял голову, глядя на портрет бывшего директора в упор. – Он поверил мне. Не знаю, как… Но поверил. То есть, — поправляется шпион, заметив некоторый скепсис, — не поверил, нет, он никому не верит. Доверился… По крайней мере, это выглядело именно так. Я… — Снейп делает глубокий вдох, потом медленно выдыхает, — я боюсь. Я не справлюсь, Альбус! – он смотрит на портрет с каким-то отчаяньем, но голубые глаза, в которые он вглядывается, остаются непроницаемы. – Я не могу врать ему так.

Дамблдор на портрете поправляет очки, вздыхает, встает с кресла, ходит туда-сюда по нарисованному кабинету, а у Северуса неожиданно сильно болит сердце. Альбус совсем как живой – все эти жесты, не требующиеся портрету, эти до жути характерные движения… Только сейчас Снейп отчетливо понимает, что этого человека больше нет в живых. Он отводит взгляд, ежится, подходит к камину. Неплохо было бы разжечь огонь, но у Северуса рука не поднимается что-либо делать здесь, что-либо менять. Да и озноб бьет его не из-за холода – это зельевар понимает как-то спокойно и совершенно беспристрастно. Нужно выпить Умиротворяющий бальзам как минимум. Ну, или хотя бы снотворное.

— Он играет с тобой, мальчик мой. Не принимай это так близко к сердцу, — подает голос Альбус. Снейп оборачивается, пожимает плечами, хочет что-то сказать, но не решается. Он умолчал слишком о многом. Дамблдор, наверное, не понимает, с чего это его шпиона так трясет до сих пор, но Северус ведь не рассказал ему и половины. С другой стороны, его останавливает то, что это все – слишком личное. Он не собирался поднимать эту тему вообще, но как-то само получилось. Впрочем, послушать совет от Альбуса никогда не было лишним. Он во многом был прав относительно Северуса. Всегда. Но рассказать о чем-то, что произошло за эти несчастных две недели, Снейп просто не мог. Никому. Проще всего было отнестись к этому как к кошмарному сну. Лучше не говорить об этом – слова обретут форму. А пока проблема не произнесена – она не существует. Северус понимал, что это глупо, и бегать от себя же не стоит, но Альбусу действительно не нужно знать обо всем. Есть куда более насущные вопросы. Да, именно так.

— Я все равно не понимаю, почему он меня отпустил. Да еще и в Хогвартс. Конечно, он будет следить… Но почему? – Северус и впрямь не понимал. О паранойе Лорда ходили легенды – а тут он отправляет шпиона, считай, в штаб врага, зная, что он верен именно что врагу. Дамблдор отвечает мягко:

— Он хочет узнать мой план, Том ведь сам сказал тебе это. Ничего, мы сыграем именно на плане. Кроме того, тебе нет теперь смысла выслуживаться перед ним – он будет считать, что это все ложь. Я подумаю, что ты будешь ему говорить на допросах. Ты упоминал, что у тебя сейчас не все воспоминания… Есть идеи, где их искать? – Северус покачал головой. Подошел к столу, взял в руки чашку с чаем, заставил себя сделать глоток. Дамблдор внимательно следил за ним с полотна. – Мальчик мой, это важно. Мне нужно, чтобы ты был информирован ровно настолько, насколько это нужно для дела. Я не хочу, чтобы Волдеморт, — Северус поморщился, услышав имя своего господина, — знал сверх того, что уже вытащил из тебя. Этого итак слишком много. Он понял, что Гарри охотится за хорруксами, а я буквально отправляю мальчика на верную смерть… Это очень плохо. Он, конечно, не поймет остального, но все же. Я боюсь, что он станет охранять хорруксы. Если он уже знает, что часть из них уничтожена…

— Альбус, так сколько их у него? – Северуса уже нервировали эти недомолвки. Он в лучшем случае понимал половину. Дамблдору пришлось рассказать ему про хорруксы – и про то, что тетрадь Тома Риддла была таковым. Так же Северус знал про кольцо. У него плюс к этому были догадки, что в ту ночь, когда... когда погиб Альбус, он таскал Поттера не звезды считать. Но никаких подробностей. Он даже не сказал ему, почему мальчик должен умереть. Впрочем, это даже хорошо – Лорд в итоге узнал только крупицы информации. Но то, что она у него была – это уже плохо. Потому как Волдеморт уж точно знал, сколько у него хорруксов и что с ними могут сделать. И зачем. Альбус – даже изображение на холсте – тоже знал. Северус же не имел ни малейшего представления. И это выводило из себя. Хотя предосторожности он понимал и уважал Альбуса за это – страшно подумать, что бы случилось, посвяти Дамблдор шпиона в свой план еще при жизни. Да и сейчас не было гарантии, что Лорд не решит вновь выпотрошить память Снейпу. Но действовать вслепую было неприятно. Даже очень. В конце концов, ему всегда не нравилась система ограничения доступа к информации. Особенно та, которую построил Дамблдор – у Лорда Северус занимал место, на котором его если и обделяли информацией, то делали это так незаметно, что он и не подозревал о подобном. Что ни говори, именно на данной стезе Альбус был топорен – атмосфера информационного вакуума давила. Лорд же действовал иначе, хотя эффект был почти такой же – каждый в его Ближнем круге знал только свою область, даже не подозревая о том, что доступно другим. Но, тем не менее, можно было спросить у самого Лорда все, что угодно. Своим фаворитам Лорд почти не отказывал в ответах. Дамблдор предпочитал также членить информацию, но почему-то в его исполнении это получалось хуже. Северус, например, хотел обладать всей полнотой информации, в которой отказывал ему Альбус, а тайны Лорда же были как-то безразличны.

— Тебе не стоит знать об этом, Северус, — слова Дамблдора пришлись очень не к месту. Снейп понимал, что он сейчас злится от беспомощности, но поделать ничего с собой не мог. Нервы, почуяв то, что можно расслабиться, стремительно сдавали. Зельевар уже подумал о том, чтобы вызвать домовиков и поручить им поиски хоть какого-то успокоительного.

— Что, он узнает? Я думаю, этого бояться не стоит, он же их и делал, — съязвил Северус, присаживаясь в кресло перед директорским столом. Отогнал мысль, что когда-то – и очень скоро – придется сеть по другую сторону этого злосчастного стола. Альбус покачал головой.

— Мальчик мой, я ничего тебе не скажу. Это слишком…

— … опасно, — продолжил Северус. – Я знаю. Простите меня, я устал, – он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Дамблдор внимательно смотрел на него. Снейпу почудилась жалость в его взгляде. Он встрепенулся, отпил чаю. Альбус задумчиво поинтересовался:

— Северус… Что у вас с ним было? – шпион едва не поперхнулся. Торопливо отставил чашку, посмотрел на портрет директора. Бывшего директора.

— То есть? – сипло переспросил он. Откашлялся, поморщился. Дамблдор продолжал вглядываться в его лицо.

— То есть, ты мне рассказал только то, что касается Гарри. Том ведь перетягивал тебя на свою сторону, верно? Вербовал?

Снейп пожал плечами. Он говорил это Альбусу уже. Но тот, кажется, вознамерился узнать детали. Северус панически не хотел затрагивать это. Он и сам не разобрался. В конце концов, ему сейчас нужно было разложить все по полочкам самому, а не слушать кого-то еще. И ведь все касалось только его самого. Никому не причинит вреда отсутствие подобной информации, но она никого и не спасет. Дамблдор мог сколь угодно говорить, что важна каждая мелочь – Снейп мог членить информацию на важную и не важную, спасибо, не мальчик уже. Собственно, с Альбусом в любом из состояний всегда остро стояла именно эта проблема. С другой стороны, он был внимателен к тем, кто шел за ним. Всегда. По крайней мере, его интересовала их жизнь. Лорда всегда волновало только выполнение его приказов.

— Он не мог понять, почему я предал его. Не мог понять, зачем я это делаю до сих пор. Мы говорили о разном. Я не пытался его переубедить особенно. А потом… — Снейп говорил до того механически, безэмоционально, но удержать маску не удалось. – А потом я пообещал ему верность, он принял ее… Альбус, я все это вам сказал уже! Ну чего вы от меня хотите?

Дамблдор со вздохом соединил кончики пальцев обоих рук перед собой, в таком привычном жесте, что у Северуса внезапно сбилось дыхание. Он прикусил губу, помотал головой и одним глотком опустошил кружку с чаем. Бывший директор Хогвартса покачал головой.

— Мальчик мой, он что-то с тобой сделал… Если бы все было так просто, ты бы не переживал, — Альбус постучал пальцами по оправе своих очков. – Ты не знаешь, каких воспоминаний у тебя нет? – он неожиданно сменил тему. Северус поморщился. Он не знал ровным счетом ничего. Оставалось только гордиться собой – так искусно подмести в собственной памяти не каждому дано.

-Ясно. Мой мальчик, расскажи мне….

— Да ничего он не сделал! Говорил, рассказывал, вербовал… Он не убил меня, Альбус, он пытается перетянуть меня обратно... Что еще? – Северус с силой поставил чашку на блюдце, и оно звякнуло. Он щелкнул пальцами. В комнате появился домовик, тотчас склонившийся в поклоне.

— П-профессор, Динки здесь… Что вам угодно?

— В моей комнате на комоде ящик. Возьми синий флакон и принеси сюда, — негромко приказал Снейп. С громким хлопком домовик исчез. Через пару мгновений он появился вновь, поставил зелье на стол и ретировался после того. Северус взял бутылек, откупорил его, плеснул в чашку. Скривился.

Дамблдор смотрел на его все это время неотрывно. Когда Снейп взял чашку в руки, намереваясь выпить, Альбус неодобрительно зацокал языком.

— Северус, разве это зелье не опасно?

— В малых дозах – нет. Всего-навсего успокоительное. Ничего серьезного. Просто сильнодействующее успокоительное. Я достаточно здоров, чтобы принимать его, — отрезал зельевар. Он не любил, когда кто-либо вмешивался в те дела, в коих Северусу не было равных. А выслушивать советы в зельеварении – все что угодно, кроме этого, увольте. Снейп опустошил чашку, чувствуя, как вязкая микстура горчит на языке. Зелье приятно для Северуса – он готовил его на свои пристрастия, на свой вкус. Хотя, на самом деле, с того самого момента, когда он ощущает эту прохладноватую жидкость, странное чувства покоя и равнодушия касается его. Зелье и впрямь сильное. Всасывается в кровь за секунды. Но соображать мешает. И быстроте реакции – тоже.

— Мальчик мой, сон – лучшее лекарство, — Альбус вздыхает вновь. Северус сейчас надеется только на то, что его оставят в покое. Дамблдор, похоже, угадывает его настроение, поэтому отмахивается, поднимается с кресла и уходит с портрета куда-то. Снейп сверлит взглядом опустевший задник. Он понимает, что нужно иди спать – иначе нервное истощение доведет его до самоубийства. Северус закрывает глаза, откидывает голову на спинку кресла. Он не может просто так заснуть в этом месте, в кабинете директора. Да и в личных покоях его тоже. Остается только пойти в свои комнаты – бывшие. Но там велика вероятность нарваться на Слизнорта. Да и шляться по Хогвартсу нет особого желания – общаться с Минервой до завтрашнего утра он не настроен. Плюс к тому… Снейп не уверен, что дойдет без приключений. У него слипаются глаза, постепенно отключается голова. Сказав домовику взять то зелье Северус явно погорячился – эффект был убойным.

Когда его сознание отключается, Северус флегматично отмечает, что заснул прямо в кресле. Он какое-то время дрейфует в теплом темном мареве, которое успокаивает, заставляет голову перестать работать. Снейп уже не слишком понимает – реальность это или сон, — но тугой клубок боли и усталости, который уже не первый час бьется где-то вместе с сердцем, наконец, распускается, будто из него выдернули разом все нитки, и Северус может снова нормально дышать. Это зелье и впрямь сильное. Сознание вспыхивает и угасает теперь уже точно. Зельевар засыпает.

Руку опаляет огнем – и Северус вскакивает с кресла. Немилосердно болит шея. Затекла спина, и Снейп поминает своего вроде бы работодателя букетом лестных определений. За окном серое небо – кажется, близок рассвет. Северус замирает на несколько секунд. Он заснул здесь, в кабинете директора. Как же он не хотел этого – проснуться и увидеть мирно посапывающие портреты всех прежних директоров. И пустой – Дамблдора. Да и вообще, он не хотел здесь задерживаться более всего на свете. Ему хватало и безрадостной перспективы на все оставшееся время. Заворочался Диппет, проснулся, видимо, от того, что Снейп подскочил на ноги. Неодобрительно покосился на него, стал устраиваться поудобнее. Северус безо всяких мыслей глядя на эту возню внезапно осознал, насколько сильно он завидует им всем. Насколько сильно он завидует мертвым.

Метка снова дала о себе знать, резко вспыхивая болью. Северус догадывался, что Лорд зовет его уже не первую минуту. Впрочем, после того зелья нервная система была не в порядке – наверное, именно потому и такова реакция. Обычно вызов был куда менее болезненным. По крайней мере, не хотелось отгрызть себе руку. Впрочем, господин просто мог быть в ярости – Северус знал, что характер вызова меняется из-за этого тоже. Ну, в любом случае, не стоит заставлять Лорда долго ждать.

Мелькнувшее на портрете Дамблдора движение остановило Снейпа в двух шагах от камина. Он собирался отправиться к себе домой, а оттуда уже переместиться по вызову. И обратно вернуться тем же путем – камин в директорском кабинете был очень удобной вещью. Особенно, пока на него никто не навесил всяких там Следящих чар.

— Он зовет тебя, мой мальчик? – Альбус выглядел немного взволнованным. Или же это блики от огня легли на холст таким причудливым образом? Кстати. Почему был разожжен камин? Но это, наверняка, эльфы. Стоило бы закрыть им доступ сюда. Во избежание.

Северус кивнул. Дамблдор обычно не волновался, отправляя его к Темному Лорду. Впрочем, с учетом всех прошлых обстоятельств, он мог понять директора. Альбус вздохнул.

— Удачи тебе. Береги себя, Северус.

Шпион скривился, отмахиваясь, и шагнул в камин. При общении с Лордом никакая удача помочь не могла. Кроме всего прочего, тут дело было даже не в том, что делал Волдеморт, а как он это делал. В конце концов, он и простую беседу со слугой мог довести до пытки. И наоборот. Лорд в этом плане был непредсказуем, и Северус вспомнил не слишком давно забытое ощущение страха. Сейчас игра снова вернулась на круги своя – только ставки были повышены колоссально. Что-то наподобие того, когда Снейп вернулся к Лорду после его воскрешения. Но тогда было немного проще – Волдеморту нужен был источник информации, а сам Северус уже в достаточной мере узнал Дамблдора, чтобы не испытывать иллюзий по поводу него. Ну и со временем было только хуже. Впрочем, Лорд, конечно же, упускал эмоциональный фон – он обычно не смотрел такие вещи, только если уж совсем не мог разобраться в мотивах. А на этом эмоциональном фоне Северус бы не смог скрыть многого. Он любил этого человека, любил директора, даже несмотря на то, что прекрасно знал, кто и в чем виноват. В конце концов, Альбус был единственным, кто протянул ему руку после смерти Лили, кто заставил его жить. Хоть Северус и ненавидел то, как именно он стал использовать его жизнь. В любом случае, о мертвых либо хорошо – либо никак.

Северус вышел из камина, отряхивая мантию от пепла, и застыл. Темный Лорд собственной персоной почтил его дом своим присутствием. Защита, как сразу заметил Снейп, была аккуратно взломана, словно он, Северус, и не был опытным темным магом. Ну, ничего, как говорится, королю не отказывают. Шпион опустился на колени перед Лордом, поцеловал край его мантии. Волдеморт лишь мельком кивнул ему, продолжая читать какую-то книгу.

Северус поднялся на ноги, отошел, замер у окна. Лорд сидел в кресле у камина, рядом с ним в воздухе парили несколько раскрытых книг, причем явно не из библиотеки Северуса. Что делал Волдеморт здесь – загадка. И ведь нужно было найти это место, разобраться с защитой… Что задумал Темный Лорд, Северус не мог и предположить. Положим, с тем, чтобы найти Тупик Прядильщиков проблем не было – Лорд был здесь когда-то целых два раза. Хотя это и произошло довольно давно. Хорошо. Но зачем? Снейп не видел смысла в подобном. В конце концов, Лорд итак вызвал его. Зачем встречаться здесь?

Молчание нарушил хлопок аппартации. В коридоре появился Лейстрендж. Рабастан, естественно. Что он тут делал – Северус и предположить не мог. Пожиратель опустился на колени, поцеловал край мантии своего Лорда, поздоровался с Северусом – достаточно прохладно – и протянул Волдеморту толстую папку. Тот взял ее, вопросительно посмотрел на слугу.

— Планы по работе с Визегамотом.

Лорд кивнул, но промолчал. Очевидно, он намекал, что неплохо было бы просветить повелителя на тему совместного творчества семейства Лейстренджей, коль скоро Рудольфус, который обязан отчитываться за аналитическую работу, не может давать выездные, так сказать, доклады. Пожиратель откашлялся и скороговоркой выпалил:

— Проще всего оттянуть внимание общественности на грязнокровок, благо их количество в Британии не превышает шести процентов. Конкретно Англия: три с половиной – четыре процента от всего населения. Собственно, заодно и узнаем точное количество. Ну и полукровок заодно. Что первичных, что вторичных.

Пока Лейстрендж говорил, Лорд мельком пролистал папку. На одном листе он остановился. Рабастан чуть вытянув шею, смог, видимо, разобрать заглавие. Он подобрался, будто гончая перед броском и продолжил:

— В принципе, это и есть суть проекта. Визегамот нужно отвлечь, там слишком уж много влиятельных противников, от устранения которых будет только хуже. Ну и вообще – там плановые дела для министерского аппарата…

— Это не подходит, — прервал его Лорд. – Неужели идея была не ясна с первого раза? Долохов ведь озвучил.

— Мой Лорд? – осторожно переспросил Рабастан. Северусу почудилась в его голосе готовность к мгновенному Круциатусу за глупые вопросы. На Лорда иногда находило настроение, весьма неприятное для его слуг, когда не стоило просить его изъясняться понятнее, чем есть. Хотя в большинстве случае он, все же, пояснял, что имеет в виду, наверное, смирившись с тем, что с полуслова его понимали единицы.

— Власть, Басти, — с некоторым раздражением сказал Лорд. – Основная концепция тоталитарной власти – займи народ делом, задуши оппозицию и твори, что душе угодно, — он усмехнулся. – Проще говоря, создай врага, чтобы врага не видели в тебе самом. Это же просто. Впрочем, агитацией конкретно нашего многомудрого народа, — в голосе Волдеморта промелькнул неприкрытый сарказм, — занимается Нотт, так что вам не на это стоит делать акцент. У нас какая политика? Уничтожения маггловской заразы. Собственно, этими средствами мы и будем разбираться с противником в политике. Для начала нужно и впрямь застопорить Виезгамот. У вас неплохие идеи, но они… — Лорд смолк на секунду, и Рабастан вдруг продолжил:

— Чересчур надуманные…

Волдеморт мельком улыбнулся. Встал с кресла, прошелся к окну, от него – к камину. Положил папку на полку, скрестил руки на груди.

— Именно. Это может быть абсурд внешне, но не внутренне. К примеру… Хм, дай подумать… — Лорд замолчал, разглядывая пламя, танцующее в камине. Лейстрендж после минутной заминки подал голос:

— Мой Лорд, помните, ваш план… Найти потомков древних родов… — Волдеморт обернулся, пристально посмотрел на слугу. – А если его немного изменить? И реализовать? Пусть Визегамот ищет корни магглорожденных. И они пусть тоже ищут. Ничто не стимулирует так, как необходимости, верно ведь?

Лорд медленно кивнул. Он задумчиво смотрел куда-то чуть выше плеча Рабастана. Тот не рисковал сбить господина с мысли. Да и Снейп молчал – он знал, как Лорд не любит, когда в рабочий процесс вмешиваются посторонние. Здесь он все равно ничего не мог сделать – разве что добиться в Хогвартсе смягчения положения магглорожденных студентов. Впрочем, особой надежды на это не было. Лорд планировал нечто масштабное. Северус не знал даже с какой стороны подступиться к этой проблеме. Но вряд ли он мог помещать чему-то – особенно в его положении.

— Это может сработать. Во-первых, количество грязнокровок резко пойдет на убыль – неважно, какими путями. И наши старые-добрые противники не смогут нам помешать. Будут заняты работой. И, кстати, пусть каждое разбирательство будет как можно подробнее. Если уж я и затеял подобную аферу с растратой рабочих кадров, так пусть она принесет хоть какие-то плоды. И все Министерство к этому привлеките, кстати. В частности, с проверок министерских чиновников и стоит начать. Отстранение за неблагонадежность – прекрасный повод. Убирайте как можно больше неудобных нам фигур. Но без убийств. Не хватало только паники. Если удастся – так же тихо отлавливайте Орден. Они будут провоцировать мятеж, и ничем хорошим это не закончится. Да, и к Министру нужно ставить наших людей, это ясно? Занять его окружение чем угодно, а потом убрать. Первый помощник, эта Амбридж – не трогать, не угрожать, даже не подавать виду, что при власти именно мы.

— Вы думаете, она не поняла? – Северусу показалось, или Лейстрендж удивился искренне? Он слушал Волдеморта очень внимательно, едва ли не записывал, часто кивал головой, соглашаясь с доводами. Выглядел он увлеченным, кажется, даже его лицо перестало быть лицом очень усталого человека, который спит и видит во сне одну только работу. Впрочем, Рабастан всегда производил впечатление законченного трудоголика.

— Поняла, конечно. Но покамест мы – возмутители спокойствия. Прекрасно понимаешь, что одно дело, когда мы реально стоим у власти, а совсем другое – когда у власти стоит марионетка. Нужно быть осторожными, а вы только на рожон лезете. Если по стране поднимется паника, у нас не хватит ресурсов ее загасить. Это Рудольфус понимает, я надеюсь? – Лорд поморщился, вернулся в кресло. Лейстрендж кивнул, заговорил, не дожидаясь от господина продолжения банкета.

— Виноваты, понимаем. Вина на мне и Тони. Руди, наоборот, хотел действовать тоньше…

— То, что он предложил – совсем тонко. У нас нет на это времени, — оборвал Рабастана Лорд. – Я понимаю, что это, – он кивнул на папку, – итак отредактированная версия, но меня не устраивает. Должно быть быстрее и эффективнее. Нейтрализовать министерских можно. И очень просто. Мы объявим охоту на Поттера, Орден Феникса – на всех, кто не покорится новому порядку. Особенно на молодежь. Это спровоцирует волнения. Министерство будет заниматься и поимкой, и волнениями. На фоне разборок со Статусом Крови и реформ – у них просто не будет времени понимать, что к чему. Есть, впрочем, большой подводный камень. Контроль. Все – от массовой истерии в связи с обретением нежданных родственников до последней буквы на плакате «Гарри Поттер – враг Британии номер один» должно быть под нашим контролем. Ты это понимаешь, надеюсь? – Северус не понял, к кому именно обращается Лорд, так как смотрел он на него с того момента, когда упомянул о Поттере. Шпион на всякий случай кивнул вместе с Рабастаном. Лорд отвел взгляд. – Собственно, я смогу контролировать лишь часть при всем моем желании. Дел хватает и без того. А для твоего брата, между прочим, это – первоочередная обязанность. И меня не волнует как, но это должно быть выполнено достойно, – что будет в ином случае, Лорд даже не сказал, но это и было ясно. Снейп не представлял, каким образом Лейстренджи выполнят это задание, но это его волновало куда меньше, чем роль Хогвартса в воистину грандиозных планах Лорда. Если уж он в первую очередь решил начать с магглорожденных, то как именно это затронет школу? Все это недурно было бы выяснить, но Северус не думал, что имеет право на подобные вопросы. Возможно, находись он на прежнем месте, смягчить политику Лорда хотя бы в отношении детей удалось бы – но сейчас Снейп опасался подавать голос в защиту кого-либо. Он остро понял, что по факту не имеет и возможности высказаться – как бы он ни надеялся на обратное. Впрочем, можно было попробовать – этот вопрос был одним из важнейших сейчас.

— Это все, Рабастан. Можешь идти, — Лейстрендж поклонился, забрал документы и ушел так быстро, как позволяли приличия. Хлопок перемещения ознаменовал, что Пожиратель отправился обратно работать. Северусу было интересно, насколько быстро Лейстренджи смогут после такого разбора составить новый проект. Создавалось впечатление, что уже буквально через несколько часов Рабастан явится к Лорду вновь. Впрочем, Снейп испытывал к происходящему здоровое равнодушие – изменить все равно ничего не мог.

— Почему я не убил тебя, Северус? – скучающе поинтересовался Волдеморт, будто спросил самую обыденную вещь. Шпион едва не подскочил от такой резкой перемены. Впрочем, ни интонация, ни выражение лица Лорда не поменялись – будто он по-прежнему растолковывал своему слуге, что именно от него требуется. – Что мне стоит произнести лишь одно заклятие и решить как минимум половину возможных проблем?

Зельевар промолчал, стараясь даже не смотреть на господина. Тот, кстати, даже не пытался прощупать блок на сознании своего шпиона, который некоторое время назад общался с портретом злейшего врага Темного Лорда. Северус услышал только шорох мантии, когда Волдеморт оказался рядом и схватил его за подбородок. Он не любил, когда от него прятали глаза. Заставив Снейпа выдержать свой взгляд – и сравнительно легкую проверку легилименцией – Лорд отошел. Северусу показалось, что с презрением – или это только было похоже.

— Твой Дамблдор и сейчас играет тобой, как хочет, а ты и сам этому рад. Почему бы не прекратить этот фарс, убив тебя? – поинтересовался Лорд достаточно светским тоном. Северус покачал головой. Волдеморт периодически начинал издеваться над своими слугами вроде как не всерьез, но часто это и впрямь перерастало в трупы. – Ему твоя жизнь не слишком-то нужна, как я посмотрю.

— Зато она нужна вам, — не выдержал Снейп. Он не хотел подавать голос, но за это утро – ну, как, утро, только рассвело сейчас – уже успел наслушаться чужих разговоров. Шпион и не предполагал, что быть предметом интерьера так неприятно. С другой стороны, он тотчас пожалел о своих словах – блок продавило сразу в нескольких местах. Впрочем, он не был сломан – то ли Лорд передумал, то ли сам зельевар уже восстановил прежний уровень защиты. Впрочем, ситуация изменилась: Волдеморт на своих слуг не нападал без острой на то необходимости, а они за это обычно не слишком сопротивлялись ему. В конце концов, на агрессии построить что-либо никому еще не удавалось, поэтому даже маниакально подозрительный Лорд был вполне терпимым работодателем – если, конечно, скрывать от него ничего не требовалось. Хотя даже если и требовалось – он обычно не ломал блоки своему Ближнему кругу. Собственно, обычно Северус на этом и спасал свою шкуру – раньше, не теперь – Лорд не лез в его мысли слишком глубоко и действовал относительно мягко. И как оказалось, Северуса спасало именно то, что не было прямых конфликтов – разоблачив шпиона, Лорд попросту смял его блок за счет силы, а не умения. Когда искал информацию – да, там чистое умение. Когда же ломал блок – сила. В принципе, своих людей он просматривал мастерством, а вот врагов… Да, с врагами Лорд мог не церемониться. Северус не мог привыкнуть, что у него теперь статус врага. Он мог говорить Дамблдору что угодно – но фактически Лорд ему не верил. И это было логично, закономерно, в порядке вещей. И все равно Снейпа задевал подобный расклад. Он хотел, чтобы Воледеморт верил ему – в конце концов, без этого все сражение потеряется смысл. Хотя, если копнуть глубже, волновало другое – Северус не лгал. Ну, почти.

— Да, — прервал молчание Лорд уже спокойно. – Нужна. Только ты мне ее отдавать не хочешь, свою жизнь. Я могу ее только лишь забрать, проще говоря, убить тебя.

Северус фыркнул. У него был свой взгляд на эту ситуацию.

— Кстати, хотел собрать вещи. Собирай. Из Хогвартса ты сможешь отлучаться нескоро.

Шпион вздрогнул. Темный Лорд ухитрился переключить само настроение разговора – или у Снейпа просто разыгралась фантазия. Но аллюзия на тюрьму была полной – он будет заперт в замке, где его все ненавидят, без возможности сбежать. Северус не был впечатлителен настолько, чтобы это выбило из колеи, хотя ощущение было полным какого-то отчаянья. Впрочем, это могли быть трюки Волдеморта. Шпион не знал – и не хотел знать – насколько Лорд может влиять на людей вокруг него. Впрочем, со сборами и впрямь стоило разобраться – за некоторыми вещами отправлять эльфов было просто опасно. Да и Снейп никогда не доверял свои зелья кому бы то ни было. Ну, кроме внештатных ситуаций — как этой ночью, к примеру. А уж про ингредиенты и речь не шла – мало ли как могли нарушиться при транспортировке правила хранения. В конце концов, лучше всем заниматься самостоятельно.

И Северус подозревал, что Лорд ждет того момента, когда будут найдены воспоминания. Собственно, шпион потихоньку уверялся в том, что весь этот театр одного актера был затеян лишь с целью эти самые воспоминания отыскать. Волдеморт полагал, что в них содержится важная для него информация. Сам Северус не хотел быть в этом уверен – да и не было гарантий, что он оставил очень много информации. Шпион-то не предполагал, что его поймают. Скорее всего, Лорду – даже если Снейп проколется во второй раз – не удастся выяснить что-то новое. Но свои размышления зельевар предпочитал держать при себе, перебирая склянки в шкафу в смежной с гостиной комнате. Здесь у него хранилось меньше обиходных составов – по сравнению с Хогвартсом, – так что львиную долю из них не было смысла тащить в школу. Разве что лечебные и успокоительные. Северус все лето пополнял свои запасы подобных зелий, памятуя о том, что они требуются почти постоянно. Теперь, кстати, особенно ломать голову не требовалось – скрывать от Лорда помощь ученикам не имело смысла. Впрочем, проблемы с тем, что наглые грифиндорцы принимать помощь от убийцы Дамблдора не будут ни в каком виде, это не снимало. И да, еще Минерва… Северус более всего на свете не желал возвращаться в замок обратно.

Он открыл свою походную аптечку – саквояж с редкими и ценными зельями, немного расширенный магией, – стал укладывать туда флаконы. Зелья занимали привычные места, как вдруг Снейп наткнулся на пергамент с – он не поверил своим глазам – домашней работой Поттера. Интересно, что она тут делает? Северус мельком просмотрел лист. Весь в пометках, как и следовало ожидать – он никогда не мог отказать себе в удовольствии комментирования. В одном месте его запись даже была обведена: «Не путать белое с молочным!». Северус нахмурился. Что-то не то. Работа по зельям забвения… Он посмотрел на склянку в своей руке. Лечебное зелье, сильное, с эффектом снотворного, белого цвета, готовится из…

Белого? Северус пригляделся. Потом, торопливо оглянувшись и не заметив ничего подозрительного, открыл флакон. Запаха не было. А должен был быть – Снейп знал, что на полке неверно сваренного зелья не могло оказаться. Он прищурился, подошел к окну, приподнял зелье так, чтобы сквозь него падал солнечный луч. Жидкость во флаконе была мутноватого, молочного цвета, будто бы состояла из тонких нитей… Стоп.

Северус резко прервал собственную мысль, закрыл колбу, убрал ее в сумку. Вихрем пронесся по лаборатории, собирая важные ингредиенты – благо, их было немного. Вернулся в гостиную. Лорда в помещении уже не было – зато шпион почти сразу почувствовал обновленные защитные чары. Магия была на порядок сильнее его собственной. Кажется, гроза миновала.

Снейп медленно вернулся к флакону с якобы зельем. Взял его, повертел в пальцах. Положил в карман. Воспоминания он нашел. Но смотреть их не хотелось категорически.

Часы стали бить девятый час. Пора отправляться в Хогвартс. Дальше тянуть смысла уже не было.