Primus inter pares

То утро ничем не отличалось от других. Нет, оно не должно было ничем отличаться. Но отсутствие традиционного истошного вопля тётки стало первым тревожным звоночком. Вторым стала полная тишина в доме. Поэтому, уставившись на паука под потолком своего чулана, я пытался проанализировать ситуацию. Итак, что мы имеем: 11 часов утра, молчащий телевизор (а значит, и отсутствие кузена) и, собственно, меня, до сих пор в постели. Выводы напрашивались разные, от похищения родственников инопланетными силами до моего перемещения в параллельную реальность. Нет, вы не подумайте, я ничего не имею против своей семьи, но в последнее время слишком много читаю фантастику. По словам миссис Коул, нашей библиотекарши, это развивает фантазию.

Озадаченный, я таки встал и отправился на поиски, ну, кого-нибудь. Дурсли в полном составе нашлись на кухне. Их пристальным вниманием завладел странного вида желтый лист в центре стола. А потом, на свою голову, и я. Бледная тётя Петуния выглядела редкость решительно с горящим взором и поджатыми губами. Выражение лица дяди Вернона являло собой причудливую смесь неверия, ужаса и злости. Дадли уставился на меня с открытым ртом и выглядел довольно глупо. Впрочем, как всегда. И тут, всем своим нутром, я почувствовал это. То, что в моём черном списке стоит сразу после алкоголя. Перемены.

Но, думаю, на этом месте требуются пояснения. Зовут меня Гарольд Джеймс Поттер, 11 лет. Сирота, хотя есть кровная тётя. Ей я безумно благодарен. Да, я не получаю столько внимания, как Дадли, и в материальном плане меня всерьёз ограничили. И поначалу я был обижен, даже ненавидел всех Дурслей. А потом в школьной библиотеке попалась книга по воспитанию детей. Через два дня тётя в шоке выслушивала мои сбивчивые «спасибо» и «простите». Как бы она ко мне не относилась, воспитать одного ребёнка непросто, а тут меня подкинули. И Петуния не отправила обузу в приют.

Мне было тогда 8 лет, и мы с тётей заключили соглашение: я помогаю по дому, а она рассказывает мне про родителей. Мелкие поручения я выполнял и раньше, а теперь учился готовить, ухаживать за садом и рассчитывать семейный бюджет под её бдительным присмотром. Куда ни посмотри, от этого я был только в выигрыше: тема отца в доме — по-прежнему под запретом, но про маму Петуния рассказывала весьма охотно; от регулярных занятий на воздухе организм укрепился, и еды прибавилось. Даже отношение тёти с дядей изменилось. Логическая цепочка налицо: меньше работы у тёти — больше времени на себя — дядя доволен похорошевшей женой — все счастливы. Да и я в том числе. Иногда даже кажется, что мне они дают то, что Дадли дать хотят, но не могут (у меня на редкость тупой кузен). В хорошем настроении Вернон любит болтать о ведении бизнеса, а Петуния даже учит французскому языку. Только вот до сих пор орёт под дверью моей каморки вместо будильника. Но что поделаешь — привычка.

И в момент, когда я вполне доволен жизнью и знаю, чего от неё хочу (а хочу я поступить в Лондонскую школу экономики [1]) появляются перемены. Два часа и пять чашек чая спустя после памятной сцены на кухне я выглядел так же глупо, как и Дадли. Ещё через три часа клочки того самого злосчастного листа летали по всему дому, а мой вопль: «Никуда я не поеду!» не был слышен разве что в Лондоне. Тогда мы с дядей были на редкость единодушны. И только к вечеру моя хвалёная логика начала наводить порядок в беспорядочных мыслях.

Итак, новость дня: я — волшебник. Да-да, тот, который с волшебной палочкой и островерхой шляпой. Бред. Именно это я и заявил после прочтения письма из Школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Но потом тётя взяла слово, и я понял, почему лучше было не знать о родителях всего. Они были волшебниками, оба. В моём возрасте маме тоже пришло письмо. И она поехала изучать магию. Я человек начитанный, свято верю Ньютону и Адаму Смиту [2], поэтому существование магии вызывало в лучшем случае скепсис. Нет, тётя показывала и движущиеся фотографии мамы, и её же старые учебники, но мой разум определённо не был готов к такой информации.

Далее мне поведали историю моего появления на Тисовой. Тогда же произошло и ритуальное уничтожение письма. Методично измельчая лист, я всё больше уверялся в ненормальности волшебников, всех, без исключения. Даже родителей. Прятаться в своём же доме выглядит, как минимум, нелогично. От волшебника, которому понадобилось убить ребёнка. Предательство друга, смерть родителей, отразившееся проклятие — здравствуй, любимый шрам! — и ещё один ненормальный оставляет ребёнка с письмом на пороге дома в начале ноября. И это — директор школы!

Я так много узнал не из тех двух писем, которыми магический мир заявляет на меня свои права (первое тётя сохранила и показала мне). Просто Петуния была дружна с мамой, от неё и получала весточки с приблизительной ситуацией в том мире. По-идее, я должен радоваться: есть шанс узнать о жизни родителей, выучить много нового (а учиться я люблю), да и, в конце концов, это же волшебство. Какой мальчишка не мечтает о мире магии с драконами и замками? Очевидно, я. Ибо я просто ненавижу перемены. Кто их знает, может у них и правила, и законы, и традиции другие. Как мне там жить? Я всегда был настроен на размеренную, спокойную жизнь, желательно в своём мире. К тому же есть маленькая неувязочка. Если верить тёте (а кому же тогда остаётся?), у мамы в детстве были «выбросы магии», или как там они называются. Так вот, у меня не было ни-че-го. Может я не волшебник?

Уже засыпая, я анализировал реакцию Дурслей. Дадли в шоке. Ему пока без дела мой возможный отъезд. Дядя Вернон искренне верил, что я, цитирую: «нормальный и безо всякой там дури». Думаю, сейчас его терзают беспокойство за свою семью и злость на меня. Ну да, он ведь тоже не любит перемены. Самым тяжёлым было видеть разочарование на лице тёти Петуньи. А потом бальзамом на душу были тревога за меня и нежелание отпускать. Надеюсь, не только из-за работы по дому.

Следующую неделю мы почти успешно игнорировали всё поступающие письма. «Почти», потому что присылались они совами, а этим было сложно пренебрегать. Да и соседи заинтересовались. Никуда ехать я не собирался. Пусть и довольно странная, но здесь моя семья. Да и школу бросить я не могу. Видимо, так думал лишь я. Совы прибывали с такой завидной регулярностью, что понял даже Дадли — кто-то очень хочет меня видеть в этой «кабаньей» [3] школе. Пика это сумасшествие достигло на канун моего дня рождения, 30 июля. Совы были везде. Мой дядя человек и так довольно нервный, а если его довести… К вечеру мы уже поглощали бананы в хижине на каком-то островке. Оставалось надеяться, что дядя прав, и хоть здесь нас оставят в покое.

Я лежал на полу под тонким одеялом, слушая храпение Дадли, а мои мысли крутились вокруг недавних происшествий. Настойчивость, с которой присылались приглашения в школу, довольно необычна, если речь идёт об обычном ученике. Чего же от меня хотят? Школа ведь не может быть на принудительной основе, ведь так? Да, я сознательно не посылал отказ, мало ли, в какую переписку так ввязаться можно. Кроме того, уж больно этот Дамб-как-его-там подозрительным был. Или нет. У меня не было доказательств, лишь странная передача ребёнка семье. Но интуиция на воспоминание о директоре упорно выдавала что-то неопределённо-негативное. А к ней я привык прислушиваться.

День рождения прошёл в унылой обстановке, сопровождаемой завыванием моря. Меня вроде как и раньше не баловали (да и что такое один мой подарок по сравнению с тридцатью — Дадли?), но это побило даже рекорд пятого дня рождения с подарком в виде вешалки. Счёт к волшебникам всё рос. Да, мелочно, но мне одиннадцать лет, от меня и не должны ждать взрослого поведения. Неужели эти… маги не понимают намёков?

Нет, как выяснилось, не понимают. Когда в полночь, вывалив дверь, на пороге возникло ЭТО, моё мнение о волшебниках сформировалось окончательно. Сумасшедшие. Пока тётя Петуния безрезультатно прятала меня за своей тощей фигурой, а дядя Вернон наставлял охотничье ружье на пришельца, ЭТО подвинуло Дадли с кушетки и прогундосило:

— Чайку можно, а? Измотался как собака.

Я всегда был остёр на язык, да и особой стеснительностью не обладал, но в тот момент я просто в шоке пялился на — неужели великана? — не в силах вымолвить и слова от такой наглости. Первым, как ни странно, очнулся дядя Вернон:

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули этот дом, сэр! — потребовал он. — Вы врываетесь… вторгаетесь…

Далее мы ошеломлённо наблюдали за полётом скрюченного руками «гостя» ружья в стенку. Мысли заметались как бешеные. Было ясно одно: пришли за мной. Погасшая было теория о собственной значимости в мире магов вспыхнула с новой силой. И что делать? Отбиваться? Ага, попробуй, от такого-то.

Как оказалось, за размышлениями я пропустил много интересного. Хагрид, как он успел представиться (а ещё поздравить меня с днём рождения, отметить исключительное сходство с отцом и заварить чай), нависал теперь над дядей Верноном:

— Это ж как понимать?! — ревел он. — Стало быть, этот мальчонка — вот этот вот самый — ничего не знает — Ни про что?!

Интересно, видимо я и вопросы его какие-то пропустил, а моё молчание было странно интерпретировано. Я скосил глаза на тётю, ведь могла же она меня растормошить. Петуния наблюдала всю сцену со спокойствием удава. Разговор повысился ещё на октаву. Теперь дядя отказывался платить за мою учёбу (а когда это все решили, что я еду учиться?), а Дадли лопал в сторонке невесть откуда взявшийся торт. Тётя под шумок отвела меня в дальний конец комнаты:

— Гарри, слушай внимательно и не перебивай, — начала она со странным блеском в глазах, — мы всегда хотели, чтобы ты был нормальным. Но пришла пора признать, что даже без магии ты всегда выделялся. Ты — другой. Не лучше, не хуже. Просто тебя надо оценивать по другим критериям.

Я уставился на Петунию. Такие речи абсолютно не в её характере.

— И? — подтолкнул я, борясь со смутным предчувствием.

— Тебе стоит поехать, — выпалила тётя, подтверждая мои опасения. — Ведь необязательно навсегда, побудешь годик, разузнаешь, что да как. Ведь это не просто мир волшебников, это твой мир, Гарри. А на лето вернешься.

Тётя частила, нервно теребя край ночной рубашки, а я вдруг понял значение непривычного блеска у неё в глазах. Она сдерживала слёзы, переживала за меня и не хотела отпускать, потому что любила. Пусть и не так сильно, как Дадли, но все равно от этой мысли внутри всё расцвело. Я впервые понял, что если уеду, меня будут ждать. С этим пониманием вылезло и тщательно подавляемое любопытство. Копание в себе опять прервал Хагрид:

— Поздно уж, а завтра дел много. В город надо, книжки там купить и все такое прочее. Ты же идёшь, Гарри?

Четыре пары глаз вперились в меня. «Ну, давай же, Гарри Поттер, где твоя любознательность, которой ты всех учителей извёл? Это же целый мир приключений!» — настойчиво шептало внутреннее «Я». Приключения неожиданно прозвучали в положительном смысле. «А, чем чёрт не шутит!» — решил я, мягко сжимая холодные ладони тёти. И, кивнув дяде, усмехнувшись кузену с поросячьим хвостом (и когда только успел?), я направился за великаном. В новую жизнь. Да, пафосно, но, кто знает, может, существуют и перемены к лучшему?

[1] Лондонская школа экономики и политических наук (LSE) — один из ведущих мировых центров экономического образования и научных исследований.

[2] Адам Смит — основатель экономической науки, автор "Исследования о природе и

причинах богатства народов"

[3] «Хогвартс» в переводе на «магловский» язык — «вепрь». Если переставить слоги английского названия (Hogwarts), то получится слово «warthog», то есть африканский дикий кабан, бородавочник.

— Дамболкор…Дембилдор…Дебилдор…Дабмудлор (ха, я это выговорил!)…Думбульдор. Хагрид, а как правильно? — при желании я могу извести любого.

— Дамбл-дор, — чётко и по слогам. — Нехорошо это, Гарри, такого великого волшебника не знать.

Конечно, нехорошо, но мне скучно! Было утро первого августа, я сидел в колоритном баре под названием «Дырявый котёл» и ковырялся в овсянке. Здесь же мы и ночевали. Почему Хагрид не пришел за мной утром, было непонятно. Почему я повёл себя так же нелогично, непонятно было вдвойне. А дело было так.

Выхожу я, значит, следом за Хагридом из хижины. На улице — непроглядная ночь, бушует море, завывает ветер. Здесь же стою я, в легкой рубашке и джинсах, без вещей, без денег и без каких-либо планов. Это я так в новую жизнь собрался. Ага, замечательно.

Стоит признать, что до Лондона мы таки добрались. На летающем мотоцикле. Не знаю как Хагриду, но полёт на подозрительном объекте под дождём в час ночи оптимизма мне не прибавил. Впрочем, великан (со временем выяснилось, что лишь наполовину) оказался довольно…милым, если этот эпитет применим к громадному и косматому лесничему. Он был твёрдо уверен в моей неосведомлённости, а я не собирался его разуверять, поэтому всю дорогу до уже известного бара меня посвящали в подробности собственной жизни. И внешность у меня папина, и глаза мамины, и Гриффиндор — лучший факультет. Не напрямик, конечно, но пропаганду во фразах «…а Гриндевальд, вот, страшным колдуном был, точно на Слизерин попал бы…» или «…только истинные гриффиндорцы — а твои родители учились на этом факультете — могли быть такими хорошими людьми…» не разглядит разве что младенец. Или Хагрид действительно так считал. Так или иначе, я внимательно слушал, пытаясь разобраться, что к чему.

Разобраться было сложно, ибо мой источник через предложение упоминал Дамблдора в самых хвалебных выражениях. К тому же хотелось спать. И есть. И уйти наконец-то из-под дождя. Поэтому утром я отрывался, как мог, заваливая Хагрида бессмысленными вопросами, не давая тому вставить и слова.

Позавтракав, мы вышли на пятачок за баром, где я недоверчиво рассматривал розовый зонтик, которым Хагрид считал кирпичи.

— Добро пожаловать в Косой переулок, Гарри, — махнул рукой Хагрид в открывшуюся арку и поспешил к белоснежному зданию.

Через пять минут я понял, что явно не один волшебник заработал себе косоглазие, пытаясь безрезультатно разглядеть всё и со всех сторон, прежде чем придумали название улочке. Она была яркой, людной и, безусловно, магической. Вряд ли на обычных магазинах увидишь вывески «Волшебные палочки Олливандера» или «Волшебный зверинец». Задержавшись у витрины «Всё для квиддича», я заметно отстал от своего провожатого. Внимание привлёк большой плакат с изображением полного мальчишки моего возраста и подписью: «С Днём Рождения, Избранный!» Сделав мысленную пометку разобраться, кто тот мальчик и куда это он избран, я поспешил догнать Хагрида.

— Ты куда это делся, Гарри? — вот же, заметил и не подождал. — Мы сейчас идем в Гринготтс — банк волшебников, после Хогвартса, самое надёжное место в мире.

— А у вас какая валюта? Там можно поменять деньги? А кредитные карты они принимают? — нет, денег за ночь у меня не прибавилось, но вот кредитку тётя таки сунула мне в руки в последний момент.

Хагрид, казалось, не слышал. Он торопливым шагом приближался к зданию банка. Мы ведь никуда не опаздываем? За лесничим я уже бежал, а как только оказался у бронзовой двери (надпись на которой я не успел прочитать), Хагрид буквально затащил меня вовнутрь.

— О, Фрэнк! — раздался голос Хагрида, пока я удивлялся количеству мрамора и маленьким непонятным существам. В интонации отчётливо слышалось облегчение и нетерпение.

Невысокий мужчина лет за тридцать приветливо улыбнулся и подал лесничему руку:

— Какими судьбами, Хагрид? Мы, вот, с Невиллом к школе готовимся, — мужчина сиял гордостью, положив руку на плечо того самого мальчика с плаката.

Мальчишка надменно осмотрел помещение и наткнулся взглядом на меня. Глаза остановились на шраме-молнии и поношенной одежде, и он презрительно скривился.

— Гарри, — Хагрид вспомнил о моём существовании, — познакомься. Это Невилл Лонгботтом и его отец Фрэнк. Именно этот мальчик победил Сам-Знаешь-Кого.

Невилл надулся уже до угрозы лопнуть. А я озадачился, имея, конечно, кое-какие догадки.

— Простите, кого я там сам должен знать?

Теперь озадачился Фрэнк:

— Ну, Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Нельзя называть того, кого я сам должен знать? — я само воплощение наивности. Мои собеседники смотрели на меня, открыв рты, и я решил сжалиться:

— Я рос в обычном мире и действительно не знаю, о чём вы.

К Невиллу вернулся вид «я тут лучше всех», Фрэнк посоветовал десяток книг о сыне, а Хагрид засуетился, роясь в карманах.

— Вот, Гарри, твой ключ, — он протянул мне маленький золотой предмет. — Ты, это, сам ведь справишься? Сними деньги, закупи всё по списку и — домой. А мне тут надо поручение директора исполнить, — теперь уже не мой провожатый покосился на Невилла, помахал мне рукой и удалился вместе с Лонгботтомами.

До меня ещё донеслось его бормотание «…сами-знаете-куда, забрать сами-знаете-что…», прежде чем они скрылись из виду.

Мальчик одиннадцати лет застыл посреди роскошного мраморного холла, полного неизвестных существ. В руке он сжимал маленький ключик, а на лице застыло выражение абсолютного неверия. Это был я, Гарольд Джеймс Поттер, который в тот момент зарёкся верить добродушным и милым волшебникам. Я ведь уже говорил, что они все ненормальные, не так ли?

Сегодня был безумный день. Взяв немного денег из хранилища, я вернулся в «Дырявый котёл» и снял у Тома комнату до конца лета. К Дурслям не хотелось, дел было полно, и я решил немножко освоиться в магическом мире. Я был действительно рад свободе, но поступок Хагрида выбил меня из колеи. Как можно оставить ребёнка в незнакомом месте с неясными указаниями и уйти — в голове не укладывалось. Во мне и то здравомыслия больше.

С другой стороны, обернуть ситуацию себе во благо я всегда умел. До обеда я проболтал с Томом, который в силу своей профессии знал всё обо всех.

Невилл Лонгботтом в возрасте полутора лет победил того самого Вы-Знаете-Кого, Тёмного Лорда, Лорда Волдеморта — это уж как кому нравится. Полная история более чем странная. В ночь 31 октября Лонгботтомы прибыли к Поттерам праздновать Хэллоуин. В то же время Тот-Кого-Нельзя-Называть решает зайти на огонёк к моим родителям. Убив на кухне Алису (жену Фрэнка), маму и папу, он пошёл к нам в детскую. Бросил Аваду в меня — и еле увернулся от отразившегося луча, бросил в Невилла — и от Лорда осталась только мантия. Считается, что Лонгботтом закрыл нас обоих каким-то щитом. Примечательно, что деталей никто не выяснял. С тех пор Невилла называют Мальчиком-Который-Выжил. Почёт ему и хвала за освобождение от тирана.

Фрэнк Лонгботтом по счастливой случайности отошел в уборную, которая находилась рядом с детской. Он успел как раз на кульминационный момент «Невилл-Авада-смерть Лорда», после чего просто помешался на сыне. Ещё бы, увидеть недосмерть своего ребёнка. Женился во второй раз шесть лет назад на какой-то неизвестной маглорождённой. Теперь Лонгботтомы перестали считаться уважаемой семьёй в чистокровном обществе. Популярность сильно изменила их в худшую сторону.

Альбус Дамблдор первым прибыл в Годрикову Лощину, осмотрел меня и Невилла, провозгласил последнего Избранным и благополучно укатил обратно в Хогвартс, передав меня на руки Хагриду. Стоит заметить, что кроме самого директора, никто так и не знает подробностей «избранности» Невилла, но в искренности Дамблдора не сомневаются. Репутация — великая вещь. Все эти годы он регулярно посещал Лонгботтомов, укрепляя веру Невилла в собственную уникальность. Смею добавить чисто от себя: директор перестарался.

Хагрид отвёз меня к Дурслям. После того, как его выгнали из Хогвартса, а Дамблдор разрешил остаться на правах лесничего, полувеликан души не чает в директоре, исполняя любую просьбу.

И, наконец, я, Гарри Поттер. Общеизвестным фактом является практически полное отсутствие у меня магии. Никто не знает почему, и, впрочем, особо не интересуется. Новость привела меня в шок: для этого мира я навсегда останусь ущерблённым и неполноценным.

Том оказался бесценным кладезём информации. Делился он ею охотно и, кажется, мне симпатизировал. Это хорошо, мне Том тоже нравится.

Ночью не спалось. Мысли скакали в хаотичном порядке, нехорошее предчувствие крепко засело где-то внутри. Прав ли я был, ввязываясь в этот непонятный мир? В смятении я спустился вниз, в бар.

— Всё в порядке, Гарри? — а Том когда-нибудь спит? — Хочешь какао?

— Я хочу хоть какой-то определённости, — буркнул я, уставившись на волшебника, словно ожидая, что сейчас он решит все мои проблемы, — но какао я тоже хочу.

Том хохотнул, и внезапно у него в глазах появился хулиганский огонёк:

— Ты умеешь хранить тайны, Гарри? — он протянул мне горячую чашку.

Откуда мне знать? Тайн и секретов мне никто и никогда не доверял, некому было. Тем не менее, я утвердительно кивнул.

— Пойдём, — Том подождал, пока я допью, и повёл меня через заднюю дверь к проходу в Косой переулок, но коснулся палочкой совсем другого кирпича.

Всё та же арка открывала вид на совершенно другое место. Нет, переулок был тот же, и магазинчики никуда не делись, но это место было воистину волшебным. Воздух здесь был необычайно чистым, как после грозы: пахло озоном и свежестью; несильный ветерок ощущался как легкое покалывание и нежное объятие одновременно. Я глубоко вздохнул, и пришло понимание: магия. Она была повсюду. Все сомнения развеялись вместе с неожиданной мыслью: «Я дома». Том ухмылялся в сторонке, пока я, застыв, стоял в проходе с открытым ртом. В отличие от дневной версии, улица не выглядела яркой или пёстрой. Небольшие сферы летали в воздухе, мягко освещая территорию. Здания выглядели утончённей, дороже и ухоженней. Небольшая группа волшебников расположилась у Фортескью, и их, казалось, совсем не смущало позднее время.

— Это то, Гарри, что известно лишь обитателям Косого и Лютного переулков, а теперь и тебе. Настоящий Переулок, — видимо Тому надоело созерцать мою замершую фигуру.

— Лютный?

— Ага, — подтвердил тот наличие ещё одной улочки, — хотя он обладает крайне неприглядной репутацией: слишком много незаконного там можно приобрести.

Мы медленно двинулись к волшебникам в кафе. Том, между тем, продолжил:

— Ты, юный Поттер, ещё ничего не знаешь о магии. Может быть, мы успеем показать её тебе, прежде чем твою голову засорят тем, что в Хогвартсе называют «знаниями», — название школы он произнёс с презрительной гримасой. Я же внимательно слушал.

— Сейчас все учат, что магия есть светлая и тёмная, хорошая и плохая, добрая и злая.

— Они все просто глупцы, — мы почти дошли, а один из сидящих мужчин услышал наш разговор, — глупцы, забывшие свою историю.

— Знакомьтесь, господа: Гарри Поттер, — Том указал на меня, и волшебники продолжили свой осмотр с куда большим интересом, — Гарри, это — владельцы заведений Лютного и Косого переулков, ближе познакомишься позже, почти все имена можно встретить на вывесках.

— Вы скрываете это место, да? — сложил я два и два. — Зачем ты тогда меня привёл, Том?

— Этим летом нам особенно скучно, — как-то туманно ответил вместо него седой старик с пронзительным взглядом, — а так, мистер Поттер, и вам польза, и нам радость.

Я совсем запутался, но сел в предложенное кресло и уже почти кивнул на предложение мороженого.

— Флореан, какое мороженое детям ночью? — маленькая пухлая волшебница дала подзатыльник мужчине средних лет, очевидно, владельцу кафе. — Вы лучше ребёнку расскажите о Переулке, ему уже давно пора спать.

— Ах да, Переулок…— все задумались. Нет, ну что за люди, а? Я сижу ночью в кафе на улице, а они тут мечтательные лица строят! Том встрепенулся:

— Так вот о чём я? — он продолжил наш предыдущий разговор, как ни в чём не бывало. — Магия на самом деле неделима. И попытки магов разделить её, ограничить или запретить отдельные отрасли никогда не увенчаются успехом.

Я кивнул, вспомнив слова Хагрида о злых волшебниках, практикующих запрещённую магию. Из его слов светлые волшебники — добрые, а тёмные — злые, и никак иначе.

— Несколько столетий назад, — взял слово Фортескью, — Министерство сделало Косой переулок исключительно светлым. Многие магазины, специализирующиеся на специфических товарах, были закрыты. Поэтому, в противовес ему, возник Лютный переулок, где поселились изгои Косого.

— Как это «возник»? Сам по себе? — история увлекала, сна не было ни в одном глазу.

— Именно, — подтвердил старичок, — магия, она ведь живая, разумная, и никогда не потерпит пустоты. Всё должно быть уравновешено. Позже обнаружился и Переулок. Он объединяет Косой и Лютный, так сказать, изначальная версия магической улицы Лондона.

Если они решили, что хоть что-то объяснили, то глубоко заблуждаются. Вопросов стало ещё больше.

— А днём? Здесь же полно магов. Разве никто больше не может найти Переулок? А если кому-то понадобится в Косой или Лютный ночью, что тогда?

— Я же говорил, что будет весело, — хихикнул Том. Остальные волшебники заулыбались, глядя на мою активность. Прекрасно, спешите видеть: Гарри Поттер, цирк на выезде. Я выразительно посмотрел на Тома, и тот ответил: — Сюда никто не может попасть кроме нас, знание о Переулке передаётся по наследству, вместе с бизнесом. Посторонних, конечно, можно приводить, только не все смогут увидеть это место. И да, я знал, что ты без проблем войдёшь. Что касается ночных посетителей Косого и Лютного, то они непременно попадут, куда им надо, там их обслуживают наши помощники.

— Две улицы одновременно на одном и том же месте? — в конце вопроса я не удержался и широко зевнул.

— Магия, — просто ответила маленькая волшебница, подталкивая меня к арке. — Иди уже спать, ребёнок, а утром приходи к нам, поможем тебе сделать покупки. С этого дня Переулок официально берёт над тобой шефство, иначе так и останешься неучем.

На этот раз я уснул почти мгновенно, едва добравшись до подушки. Искать подводные камни в хорошем обращении со мной жителей Переулка не хотелось. Я вспомнил умиротворяющее ощущение магии вокруг и улыбнулся. Возможно, всё ещё будет хорошо.

Хотя это не отменяет того факта, что волшебники всё-таки ненормальные, даже мои новые знакомые. Особенно они.

— Гарри Поттер, сэр! Гарри Поттеру, сэру, пора вставать! Хозяин приказал разбудить Гарри Поттера, сэра, и Динки сделает. Динки хороший эльф, Динки слушается Хозяина.

О Боже! Я хочу спать! Закутавшись в одеяло по самую макушку, я попытался проигнорировать настойчивое жужжание над ухом. Не получилось, звук только усилился. Вдобавок одеяло начало куда-то уползать. А это уже свинство. Я как клещ вцепился в беглеца и приоткрыл один глаз. Чтобы тут же открыть второй и с визгом отскочить от непонятного существа, нависавшего надо мной. Естественно, я сразу же ударился головой о спинку кровати, иначе просто и быть не могло. Да, утро определённо не задалось.

— Гарри Поттер, сэр, проснулся! Теперь ему нужно одеться и спуститься к завтраку, Хозяин уже ждёт.

Немного успокоившись, я оглядел свой «будильник»: невысокое, пучеглазое, лысое создание. И уши такие смешные, как крылья летучей мыши. Я подполз поближе, почти касаясь рукой непонятного субъекта. Если сейчас меня сцапают и принесут в жертву неизвестному «Хозяину», прошу во всём винить моё так некстати проснувшееся любопытство. Я тыкнул пальцем в плечо посетителя. И остался жив, ура. Осмелев вконец, я задал-таки самый животрепещущий вопрос:

— И кто ты такой?

— Динки — домовой эльф, Гарри Поттер, сэр! Динки хорошо служит Хозяину и должен отправить Гарри Поттера, сэра, на завтрак! Хозяин сказал быть уже через 10 минут! — протараторило существо и исчезло с легким хлопком.

Я отрешенно покачал головой. Было понятно, что ничего не понятно. Но это, кажется, теперь моё постоянное состояние.

Часы показывали восемь утра, а уснул я только к трём, так что вниз я спустился не в самом радужном настроении. Точнее, попытался спуститься, потому как, зевая, споткнулся на последней ступеньке. И был благополучно пойман Томом.

— Доброе утро, малыш! — я кивнул в ответ, решая, на что возмутиться в первую очередь: на обращение или отвратительно бодрый голос бармена. — Давай, садись завтракать и дуй к Камилле, а то на твою одежду смотреть жалко.

А как мне жалко носить это уже третий день подряд, кто бы знал. Но что поделаешь, ничего другого у меня не было. Я отправил кусочек бекона в рот. Хорошо хоть не овсянка.

— А Камилла, это где? И зачем?

— За одеждой, — ну да, логично. — Для тебя не Камилла, а мадам Малкин, найдешь её магазин «Одежда на все случаи жизни».

— Хорошо, — я прожевал тост и вспомнил утреннего незнакомца. — Том, а кто такие домовые эльфы?

— А, ты о Динки? — Том поставил передо мной чашку чая и блюдце с пирожным. В баре никого не было, и мы могли спокойно поговорить. — Домовые эльфы — это магические существа, Гарри. Об их истории сохранилось очень мало сведений, порой сами волшебники не могут точно сказать, откуда взялись домовики. Да и, честно говоря, на них мало кто всерьёз обращает внимание. Через магический контракт домовик привязывается к определённой волшебной семье и их дому. По этому контракту эльф не может (даже если очень захочет) ослушаться прямого приказа хозяина, не может раскрыть семейные тайны, не может покинуть дом навсегда. Контракт разрывается, если хозяин дал эльфу какую-либо одежду. Ты, наверное, заметил, что Динки одет в полотенце.

— Иными словами, это рабы, — стало неприятно: пусть это не люди, но любые разумные существа имеют право на свободу.

— Нет, Гарри, они слуги. Знаешь разницу между рабом и слугой?

— Выгода, плата, возможность уволиться.

— В точку. В действительности, эльфы только выигрывают от такой сделки: они питаются магией дома, к которому привязаны. Поэтому для эльфа так страшно получить одежду — без источника они сходят с ума.

Ладно, право на свободу эльфы может и имеют, но это не значит, что они её хотят. Я допил свой чай.

— Спасибо, Том, было вкусно. Откроешь проход?

Волшебники определённо не любили рано вставать. В девять утра Косой переулок был практически пуст. Я быстро нашел нужную вывеску и вошёл в помещение. Навстречу мне поспешила та самая вчерашняя пухленькая волшебница, мадам Малкин, видимо.

— Доброе утро, мэм. Меня к вам Том послал.

— Здравствуй, милый, я уже тебя заждалась. Ну что, пойдем избавлять тебя от этого безобразия? — мадам нехорошо так, предвкушающее улыбнулась.

Через два часа я с тоской вспоминал тётю Петунию. Она никогда не брала меня с собой в магазины, разве что как грузовую силу, а одежду перешивала с Дадли или покупала сама, на глаз, самую дешёвую. И её, и меня это устраивало. Мадам Малкин же взялась за дело с маниакальной одержимостью. Меня завели в отдельную комнату, сняли мерки, и начался настоящий кошмар. Рубашки, брюки, свитера и мантии посыпались на меня нескончаемым потоком. Считать примеряемую одежду я перестал на пятом комплекте, на двадцатом — перестал сопротивляться, а где-то на пятидесятом уже даже не различал, что одеваю. На подмогу тяжелой артиллерии (самой Камилле Малкин) через камин были вызваны Твилфитт и Таттинг, владельцы одноименного конкурирующего магазина. Издевались они надо мной вполне дружно, забыв о разногласиях. К счастью, пока мадам Малкин с мистером Таттингом упоённо спорили о подходящем мне оттенке зеленого, мистер Твилфитт развлекал меня рассказом о магических средствах передвижения. Пытка закончилась только к обеду, а я оказался владельцем знаний о каминах, метлах, трансгрессии, портключах и нового гардероба. Который состоял из: несчетного количества рубашек («Но, Гарри, рубашки — это важная деталь гардероба, их мало не бывает!»); такого же количества брюк («Нет, нет и нет! Мы не можем отказаться от какой-либо пары! Эти — форменные, а эти, и эти, и вон те — на смену. Вот эти три пары — парадные, та, дальняя стопка — зимние, шерстяные. Ну а серебристые так замечательно на тебе сидят!»); кучи футболок и джинсов («Должна же у тебя быть и неофициальная одежда!»); белья, обуви, мантий и аксессуаров. О мантиях стоит упомянуть отдельно — их оказалось много видов. Форменные (летние и зимние), повседневные, парадные и традиционные («Под эти, мистер Поттер, ничего не надевают, просто ничего не поместится»). Зачем мне столько всего, я не знал, но отказываться не собирался. Впервые кто-то тратил на меня столько усилий и времени. И мадам, кажется, искренне наслаждалась процессом. К тому же, она ради этого оставила свой магазин. Кстати о нём:

— Мадам Малкин, а кто сейчас в магазине?

— О, не волнуйся, милый, у меня хватает помощников. А у Мердока и Гордона сегодня выходной, — Твилфитт и Таттинг кивнули в подтверждение.

— Ну-ка, давай теперь оценим, — мадам энергично потянула меня к зеркалу. И как у неё только силы остались? Я же был выжат как лимон.

Впервые с утра я посмотрел в зеркало. На мне были обычные светлые джинсы и черная футболка. Помню, где-то читал, что одежда делает человека. Я тогда не согласился, ведь справедливо судить обо мне по обноскам Дадли нельзя. Но сейчас я понимаю, что имелось в виду. Я был всё того же низкого, для своего возраста, роста, щуплым, с черными волосами, не поддающимися расческе, но первый раз в жизни выглядел ухоженным, богатым и даже симпатичным.

— Сколько я вам должен, мэм? — я спустился с небес на землю и гадал, хватит ли мне денег из сейфа, что бы всё это оплатить.

— Даже и не думай, дорогуша, это тебе от нас подарок на день рождения.

— И вы всем первокурсникам такие подарки делаете? — бесплатный сыр, как известно, бывает только в мышеловке. Мадам дала мне ощутимый подзатыльник:

— Ты чем ночью слушал? Мы теперь отвечаем за твоё благополучие в магическом мире. Пусть это неофициально в глазах органов опеки, но если мы решили, то будем о тебе заботиться. Безвозмездно, понимаешь? И не предлагай больше никому деньги, обидятся. Если тебе так важно отплатить, подари и нам что-то на день рождения, договорились?

Я кивнул. Было непривычно получать столько заботы, но донельзя приятно. Я улыбнулся старшим волшебникам:

— Спасибо вам большое! Мне всё очень нравится, я с удовольствием буду носить эти вещи, — знать бы ещё только, куда мне столько всего одевать.

Мадам умиленно протерла платочком глаза и махнула рукой на выход.

— Сходи сейчас во «Флориш и Блоттс» за учебниками, потом пообедай у Флореана. Он скажет, куда тебе дальше.

Я попрощался, подхватил огромные пакеты с одеждой и вышел из магазина. Похоже, мои каникулы уже распланированы. За спиной послышалось весёлое хихиканье Твилфитта и Таттинга. С чего бы это?

Причину я понял уже через две минуты. Пять объемных тяжелых пакетов никак не хотели помещаться в двух руках и постоянно норовили свалиться на землю. Вспомнилась вчерашняя фраза о бесплатном развлечении. Ладно, пусть веселятся себе, со стороны я наверняка выглядел комично. Перехватив пакеты поудобней, я задумался о жителях Переулка. Зачем им возиться со мной, одевать и воспитывать? Ну не верится мне как-то, что взрослым людям я как средство от скуки понадобился. А если и так, то почему именно я? На улице уже было достаточно много людей, и, по закону подлости, я просто должен был на кого-то наткнуться. Хотя, это для меня типично. Я не считаю ворон, нет, но иногда слишком глубоко ухожу в мысли, не замечая ничего вокруг. Впрочем, как заметила тётя, когда я столкнулся с фонарным столбом, было бы куда уходить. Мой нынешний «столб» был, несомненно, живым, о чём меня оповестило громкое оханье. Мы одновременно плюхнулись на землю, рассыпав пакеты и книги вокруг.

Я посмотрел на своего товарища по несчастью. Мальчик где-то моего возраста был высоким и крупным, неприятно напоминая Дадли. Однако у того никогда не было такого испуганного взгляда. Он быстро бросился подбирать книги, а второй мальчик, стоящий в это время позади первого, помог подняться мне.

— Ты, это, извини, мы случайно. Ты нигде не ушибся?

— Нет, я тоже был невнимателен. Всё в порядке, не волнуйся, — я собирал рассыпавшиеся свертки с одеждой. — Я Гарри, кстати, Гарри Поттер.

— Грегори Гойл, а это — Винсент Крэбб, — последний кивнул, укладывая книги в аккуратную стопочку. — Винс, давай, поторопись, пока Драко не увидел.

Я не успел спросить кто такой Драко, получив возможность его увидеть. Высокий неприятный голос протянул:

— Так чего я там не должен увидеть, а, Гойл?

У входа «Флориш и Блоттс», где мы, собственно, и столкнулись, стоял невысокий блондин в дорогой мантии. Уж после 4 часов примерок цену я могу определить наверняка.

— Крэбб, ты что, идиот? Я же сказал всего лишь донести книги, а ты что?

— Это не только его вина, мы столкнулись, — мальчик мне не понравился. Разве можно просить человека об одолжении, а потом оскорблять?

— Тебя спросить забыли, — его взгляд скользнул к шраму, — Поттер. Сквибам вообще полагается сидеть тихо и не высовываться, а ещё лучше — не рождаться. Крэбб, Гойл, за мной!

И он величественно продефилировал мимо меня. Крэбб, низко опустив голову, поспешил за блондином, и Гойл, кинув мне тихое «Прости», последовал за ними. Я же просто онемел от такой наглости. Вместе с тем, было жалко ребят. Но чего же они общаются с таким снобом? Мои размышления вновь были прерваны ещё одним ночным знакомым, выглянувшим из-за двери магазина.

— Поттер, чего ты стал, проходи, давай, — я вошел в помещение и оглянулся: книги были повсюду, но на то он и книжный магазин.

— Итак, я — Акрид Бишоп, ты — Гарри Поттер, а это, — он махнул рукой на книжные полки, — твоя библиотека на следующий месяц.

— А разве это не магазин, сэр? — я пристроил пакеты в ближайшем уголке.

— А разве ты собираешься купить все эти книги? — съязвил он в ответ. — Делаем так: я даю тебе литературу, ты её читаешь, приносишь обратно и получаешь новую. Возражения не принимаются.

Если мадам Малкин была милой, чуткой и активной ведьмой, Твилфитт и Таттинг воспринимались как неразлучные весёлые близнецы (что было забавным, потому как Мердок Твилфитт был высоким и худым, а Гордон Таттинг — низеньким и полным), то Бишоп полностью оправдывал своё имя.[1]

Передо мной опустилась кучка книг. Верхняя гласила: Адальберт Вафлинг «Теория колдовства». Значит это учебники. Далее появился огромный талмуд с названием «История магического мира».

— «История» тебе до вторника, — а сегодня суббота. Я застонал, открыв книгу — она была написана на староанглийском. Издевательство.

— Мистер Бишоп, спасибо вам, конечно, за заботу, но неужели у вас не найдется книги поменьше?

— Найдется даже на нормальном английском и содержательнее, чем эта, но её нужно попросить, — я открыл рот, но сказать ничего не успел. — Нет, не так. Как правильно, найдешь здесь.

На «Историю» лег «Этикет и традиции магического мира». Размером книга не сильно отличалась от предыдущей. Я кивнул в знак понимания. Бишоп полностью угадал мои желания, выдав книги на самые важные для меня темы. Уже на выходе из магазина, имея шесть пакетов, до меня дошла собственная тупость.

— Сэр, а можно как-нибудь уменьшить мои вещи? Или облегчить? Или, чтобы они сами шли?

— Додумался, наконец? — взмахом палочки он уменьшил все пакеты до размера спичечного коробка, и я положил их в карман. — Но запомни, Поттер, нет ситуации, где магия незаменима.

Флореан Фортескью искренне считал, что мороженое — лучший обед для детей. Я был с ним полностью согласен. От фисташкового с карамелью мороженого исчезла усталость, и поднялось настроение. Мистер Фортескью травил мне байки о Малфоях, представителя которых я, как оказалось, встретил ранее. Пометка на будущее: выяснить всё о чистокровных и маглорождённых, которых упоминали Том и Фортескью.

После обеда меня отправили за волшебной палочкой. Насколько недель назад, когда тётя заявила, что я волшебник, я не поверил. Потом это оказалось правдой, но я всё равно не хотел ничего знать о магии. А вчера полувеликан привел меня на волшебную улицу, с настоящими гоблинами, летающими метлами и домовыми эльфами. И это оказалось… любопытно, волнующе, захватывающе. Всем тем, что я так тщательно подавлял в себе. Наверное, это моё то самое приключение, единственное на всю жизнь. Когда придет время, я без сожалений пойду доучиваться в средней школе и поступать в Школу экономики. Но в этот год я хочу чего-то большего. Большего, чем узнать, что в тебе почти нет магии, только открыв её для себя. Поэтому сейчас я колебался перед дверью магазина «Олливандер, изготовляем волшебные палочки с 382 года до н.э.». Ладно, я зашел слишком далеко, чтобы сейчас струсить.

Тихо звякнул колокольчик. Внутри магазинчик оказался совсем маленьким и пустым, если не считать тысячи узеньких коробочек, аккуратно уложенных штабелями до самого потолка. Никого не было, но откуда-то изнутри доносились голоса. Я пошел на звук. В подсобном помещении моему взору предстала дивная картина: вчерашний седой старичок смешно размахивал руками, доказывая что-то своему собеседнику; его оппонент, с ног до головы завернутый в черный плащ, не менее импульсивно пытался выколоть тому глаз одной из деревянных палок, зажатых в кулаке.

— А я говорю, дуб! Как только тебя, старый неуч, допустили палочки делать? Бедным темным магам и так негде палочку взять, а ты им некачественный товар продаешь!

— Это кто тут старый? Да с тебя уже песок сыпется, а ты всё никак не выучишь свойства дерева! Говорю же тебе, здесь нужен бук! — «черный» резко замер, приосанился и спокойным прохладным тоном продолжил:

— А вы, мистер Поттер, не стойте в дверях. Проходите, присаживайтесь, мы сейчас разберемся. И не тычь в меня ивой, это очень редкий образец! — вдруг зашипел он на старшего мага.

— Дерек, прекращай ребячиться, давай мы предоставим Гарри самому разобраться. Хотя, мистер Поттер, — старичок обернулся ко мне и его глаза замерцали фанатичным блеском, — в моем магазине вы ни на что не влияете, палочка сама выбирает себе волшебника. Позвольте представиться: Сауней Олливандер, считаюсь лучшим производителем волшебных палочек во всей Англии, однако никто, почему-то, не учитывает этого молодого человека. Дерек — мой бывший ученик и мастер палочек в Лютном переулке, соответственно, он известен лишь специфической публике.

Я изумлённо вскинул брови и не очень вежливо уставился на Олливандера. Ещё одно звучное имя? [2] То ли он правильно растолковал мой взгляд, то ли прочитал мысли, но в следующее мгновение мастер раздраженно бросил:

— Никаких комментариев, мистер Поттер. Последний, кто пытался подшутить над моим именем, теперь покупает палочки где угодно, но не в Англии. Давайте, наконец, приступим. Мне, признаться, весьма интересно, какая же палочка подойдёт вам.

И мы приступили. Вернувшись обратно в торговый зал магазина, я испытал чувство дежа вю: меня измерили и заставили «примерять» палочки. Но при этом процесс был куда занимательней, чем в магазине Мадам Малкин. Иногда при взмахе не происходило ничего, а иногда мне удавалось уничтожить какую-нибудь колбочку, от чего Олливандер сиял ещё радостнее и с энтузиазмом несся за очередной партией палочек. Затем Дерек пояснил мне значение всех этих манипуляций, и теперь я тоже получал истинное удовольствие от происходящего.

— Итак, мистер Поттер, что представляет собой волшебная палочка? Можете не отвечать, потому как ответ всё равно будет неверным. Только мастера знают все секреты изготовления и далеко не все тайны палочек, но, естественно, никогда никому не расскажут. Многим известно, что палочка — это проводник магической энергии, состоящий из внешней оболочки — дерева и внутренней — волшебной субстанции. Когда клиент выбирает палочку, его магия вступает в резонанс с магией палочки, отсюда и разрушенные предметы, если они не совместимы. То, что некоторые палочки реагируют, доказывает наличие у вас магического ядра, правда совсем маленького, ведь палочки из более сильных комбинаций вас попросту не «видят».

Мы с Олливандером уже больше часа носились по магазину, в течение которого я перепробовал половину ассортимента так точно. Мастер наверняка просто развлекался, а я же с упоением считал палочки, которые хоть немножко откликнулись в моих руках. Они вызывали во мне какое-то слабое, непонятное, но чувство восторга, поднимавшееся изнутри. Я был счастлив: вот оно, подтверждение тому, что я не сквиб. Мне подозрителен магический мир, неприятны некоторые волшебники, но магию я полюбил с первого вздоха там, в Переулке. Но чем дальше, тем больше я начинал волноваться. Мелкие разрушения — это, конечно, хорошо, однако моей палочки мы так и не нашли. Суматоху прервал скучающий у стенки Дерек.

— Господа, побегали — и хватит. Предлагаю перейти в мастерскую и подобрать мистеру Поттеру персональные составляющие. С самого начала было очевидно, что палочку ему надо делать на заказ, — мы с Олливандером согласно кивнули и последовали за ним, когда Дерек еле слышно добавил:

— К тому же я просто уверен, что тут подойдет бук.

— Да какой же бук, если лучше будет дуб?..

Мастера ввязались в привычную полемику, а я пошел на разведку территорий. Два стола, два стула, шкаф — обычная рабочая обстановка. Стол справа от двери был заставлен кучей бесформенных деревяшек. Глаз зацепился за самую маленькую веточку, такую, что она лучше подошла бы как наполнение, чем оболочка. Рука сама по себе потянулась за ней. Бамбук я видел только на картинках, но был уверен, что это он: прямой зелёный прутик с отверстием внутри. Я нахмурился. Эйфория уже прошла, уступив место прежним сомнениям. Магии во мне было так ничтожно мало! Я покрутил в руках веточку и невольно сопоставил себя с бамбуком — такой же пустой. Руки внезапно опустели, прерывая самоистязания. Позади меня стоял Олливандер и, придирчиво рассматривая мою находку, он тихонько хмыкнул и заявил:

— Дерек, мистер Поттер нас переспорил. Это как раз то, что нам нужно.

— Мистер Олливандер, а не слишком ли такая палочка будет маленькой? Нет, я понимаю, мне большой и не нужно, но всё-таки.

— А это и не «дерево», это — «магическая составляющая», — с пониманием протянул Дерек и подтолкнул меня обратно к столу. — А теперь выбери ещё одну.

Ничего не понимая, я сделал как велели. Олливандер тем временем, тихо бормоча, зарылся носом в шкаф, перебирая скляночки и коробки, стоящие там. Я сосредоточился на содержимом стола. Палочки разной формы, цвета и размера почему-то казались одинаковыми. Я покачал головой.

— Ничего, Дерек. Бамбук просто притягивал, но здесь больше ничего такого нет.

— Не найдёшь нормальную оболочку палочки — сделаем из бамбука, — ехидно усмехнулся тот в ответ, а я похолодел. Ну уж нет!

Здраво размыслив, что ассортимент больше не увеличится, а то, что есть, мне всё равно не нравится, я закрыл глаза и тыкнул наобум на … стол. Упс! Но столик мне нравится, симпатичный такой.

— Мастер, а из чего у вас стол сделан? — Дерек, похоже, мои действия воспринял всерьёз. — Впрочем, это уже без разницы, сейчас мы его резать будем.

— Резать? — Олливандер оторвался от шкафа. — Зачем тебе резать мой замечательный кедровый стол? Он у меня ещё со времён пра-пра-прадедушки остался, семейная реликвия.

Дерек оценивающе посмотрел на стол, потом на коробочку в руках Олливандера и на бамбуковую веточку в своих и, наконец, перевёл взгляд на меня. Долго что-то рассматривал, фыркнул и потрепал меня по волосам.

— Если это то, о чём я думаю, — он указал на коробочку, — …

— А это именно то, — вставил Олливандер.

… — то будет тебе палочка. Пойди, на стульчике посиди, часа за два мы управимся.

Я сел на табурет и понял: мне предоставляют уникальную возможность наблюдать за созданием палочки. Мастера освободили стол и разрезали столешницу точно посередине. Дерек ушел к станку на втором столе вырезать мою будущую палочку, а Олливандер разместился напротив меня с бамбуковой веточкой и огненно-красным пером.

— Интересный вы человек, мистер Поттер. Обычно мастер может многое узнать о клиенте, просто продав ему его палочку. Само дерево редко когда обладает магическими свойствами, но вам, к примеру, никогда не подойдёт тис, дерево скорби и смерти, если вы жизнерадостный человек с благими намереньями.

— Хотите сказать, что от характера человека зависит оболочка его палочки? Что тогда значит кедр?

— Всё верно, Гарри, вы же позволите так себя называть? — я кивнул. — Кедр же означает силу, знатность и неподкупность. Символизирует величие, достоинство. У шумеров это Космическое Древо, Древо Жизни. Должен заметить, что я не использую кедр для изготовления палочек, он слишком волшебный сам по себе, но раз такое дело… Да, на чём я там остановился?

— На волшебных субстанциях. Насколько я понял, они, скорей всего, зависят от магии самого человека, но вы так и не объяснили что это за субстанции такие.

— Ах да, конечно. Мы используем части разных волшебных животных. Нет, нет, никто никого не убивает, — я возмущённо вскинулся и Олливандер поспешил меня успокоить, — это как раз обязательное условие. Будь то перо феникса, ворона, гиппогрифа или чешуя змеи, дракона, саламандры, оно должно быть если не добровольно отданное, то хотя бы не забранное силой. Чаще всего мы просто подбираем оставленное самыми животными, все ведь линяют.

— Гиппогрифы? Фениксы?! Драконы?!! — с каждым словом интонация всё повышалась. Я, конечно, представлял себе драконов в магическом мире, но, что бы на самом деле?

— Нечего так волноваться, Гарри, они вполне милые, когда сыты, к тому же все волшебные животные разумны. Попроси у Акрида, он тебе подберёт нужную литературу.

Из-за станка послышался голос уже позабытого Дерека:

— Мистер Поттер, вы какой рукой пользуетесь?

Я вспомнил подзатыльники тёти Петуньи всякий раз, когда писал левой рукой. Так меня и переучили. Но её ведь здесь нет?

— Левой, но могу и правой, это на что-то влияет?

— Нет, только рукоятка по-другому размещается, — Дерек спрятался обратно, и Олливандер ответил за него. — Так вот о магических субстанциях. От силы и специализации магии волшебника и будет зависеть «содержание» его палочки. К примеру, недавно директор Дамблдор попросил меня продать одному юноше определённую палочку. И она, естественно, тому не подошла. Нельзя навязывать волшебнику палочку, как и пользоваться чужой.

— Разве директор этого не знает? — зато я, пожалуй, знаю, о каком юноше идёт речь. Дамблдор у нас лишь о Герое так печется.

— Несомненно, знает, но в той палочке было добровольно отданное перо его феникса. С ним любая палочка будет сильной, а её владелец получает бонус в виде связи с этим самым фениксом. Я это к тому, что это перо, — он помахал бамбуковой веточкой, из-за которой торчал краешек пера, — я заменил другим. Тому покупателю подходил остролист, с горем пополам, но перо Фоукса не хотело принимать ни в коем случае. С пером же другого феникса, палочка признала юношу. Думаю, Фоукс не будет возражать, если мы отдадим его перо вам.

Я кивнул и улыбнулся, представляя себе Лонгботтома, который пыхтит и громко возмущается в лавке мастера.

— И зачем тогда бамбук?

Олливандер кинул на меня недоуменный взгляд, будто тут и объяснять нечего.

— Не имею ни малейшего понятия, но что-то должно получиться, — выдал он невозмутимым тоном.

Кошмар! Я что, подопытный кролик? Возмутиться я не успел: Олливандер быстро встал и зашушукался с Дереком. Они в четыре руки вставили бамбук и перо феникса в кедровую палочку, поколдовали над ней и торжественно вручили мне. Ну всё, если и сейчас ничего не получится, еду на Тисовую и упрашиваю дядю устроить меня в Смелтиннгс. Я с опаской взял палочку левой рукой. Легкое покалывание по всему телу сообщило мне об окончательности выбора. Я облегченно улыбнулся.

— Спасибо, мистер Олливандер, Дерек. Она очень красивая.

Действительно, черная, гибкая 12-ти дюймовая [3] палочка была красивой, удобной и приятной на ощупь.

— Всегда пожалуйста, Гарри. Заходи, если что, но не обещаю, что в следующий раз так же пожертвую своим столом, — Олливандер лукаво блеснул глазами, а Дерек просто кивнул в ответ.

Я, выйдя из магазина, помахал им рукой и направился в сторону «Дырявого котла». Солнце уже садилось. День выдался ужасно долгим. Уже доходя до бара, я услышал:

— …великие дела, Дерек, великие дела! Я ведь говорил, что скучать нам не придется, а?

Я вздохнул, заходя в бар. Сплошные интриги в этом магическом мире.

[1] Акрид (англ. acrid) — едкий, резкий, острый, раздражающий, язвительный

[2] Сауней (с шотландского) — защитник человечества

[3] 12 дюймов — 30,48 сантиметров

«Бамбук — символ изящества, постоянства, гибкости и пластичности, хорошего воспитания, долголетия и цветущей старости (постоянно зелен). Бамбук олицетворяет совершенного человека, который может склониться перед бурей, но потом встает снова. Символизирует долгую дружбу, преданность и правдивость. Применение…»

(Филлида Спора. «Большая Энциклопедия Волшебной Флоры», стр. 497)

«Феникс. Символ воскресения и бессмертия, смерти и возрождения в огне. Это птица, умирающая в результате принесения себя в жертву. Она остается мертвой три дня (новолуние) и затем восстает из пепла. Эта символика — лунная, но феникс универсально понимается как солнечный символ. Будучи огненной птицей, он означает божественность царской власти, благородство и единственность…»

(Ньют Скамандер. «Волшебные звери и где их искать», стр. 78)

«…мы сами не до конца понимаем устройство Переулка, наши родители первыми обнаружили его, но не оставили никаких записей, придется начинать исследования с начала… Шестой кирпич по диагонали с правого верхнего угла открывает Переулок… Провели эксперимент: один пошёл в Переулок, пока остальные были в Косом. Позже обнаружилось, что мы все ощутили открытие прохода и присутствие там Дерека, но других существенных изменений не было — Косой и Лютный всё так же пропускают посетителей.

(от Дерека) …Переулок как Переулок, чего все так на нём зациклились? Могли бы и другую подопытную свинку себе найти, у меня заказы простаивают!..

(от Олливандера) Дерек, ещё одно возмущение и будешь себе нового наставника искать!..

(от Камиллы) Мальчики, не ссорьтесь!

…Хм, я сделаю вид, что не читал этого безобразия в своём дневнике, но Мерлин упаси вас такое повторить... Министерство не засекает использование любой запрещенной магии в Переулке…так же как и магии несовершеннолетних (проверено сыном Камиллы)…

(от Камиллы) Надо не забыть задать ему хорошенькую трепку, это надо ж додуматься на каникулах под министерство нас подставлять!..

(от Дерека) …Ничего он нас не подставлял, не цепляйся к парню, мы его сами для пользы общего дела привлекли...

(от Камиллы) Вас самих высечь надо!

Я же сказал, хватит засорять дневник!..

(от Олливандера) Концентрация волшебства просто волшебна! Извините за каламбур, конечно, но с правдой не поспоришь. Вы бы знали, как влияет Переулок на создание палочек…

спустя 4 страницы...

но если сверлить липу под углом…

Сауней, прекрати писать не по делу, заведи себе собственный дневник!

(от Олливандера) Я же просил меня так не называть!

…Далее считаем нецелесообразным продолжать исследования. Переулок не меняется, перебывает в стазисе всё время, что мы там не находимся. Засим воспринимаем его как ещё одну улицу магического мира, просто недоступную другим…»

(из «Живого Журнала исследования Переулка», собственность Тома).

«Стазис — аномалия временнóго поля, которая… Поле целиком останавливает любые физиологические процессы, а ощущение времени полностью теряется».

(Батильда Бэгшот. «Волшебный толковый словарь», стр.473)

«Чистокровная семья — семья, имеющая не меньше 6-и колен "чистых связей" последовательно и не имеющая при этом не "чистых" вливаний (Чистая связь — связь между волшебниками, доля магловской крови в каждом из которых не более 1/32).

…Представители чистокровного рода имеют маглорожденных волшебников не ближе 11 колена (как минимум двести лет полного отсутствия в роду маглорожденных на момент рождения)…

…Полукровки — дети смешанного брака волшебника и магла… Маглорождённые — дети маглов…»

(Батильда Бэгшот. «Волшебный толковый словарь», стр.934)

«…никогда не поздоровается первым. Аристократ всегда стоит выше любого другого волшебника, а маглорожденный никогда не приравняется к чистокровному…»

(Таддеус Теркелл. «Этикет и традиции магического мира», стр. 44)

Я с раздражением откинул этот бред Теркелла. Наверное, не надо было ожидать чего-то стоящего от человека, превратившего всех семь своих сыновей-сквибов в ёжиков. Август пролетел быстро. По утрам я занимался, восполняя пробелы в магическом образовании. Времени не хватило: на сегодня, 30 августа, я не успел прочесть ни одного учебника до конца. Разве что нашел имя для Хедвиг в «Истории магии» Батильды Багшот. Сову мне подарил Илопс, когда я к нему заглянул на экскурсию. Обедал я обычно у Фортескью, отправляясь после этого на исследование Косого переулка. В Лютный меня не пустили, Дерек пресек все четыре попытки пробраться в святая-святых тёмных магов Лондона. Ну да ладно, не больно то и хотелось. Разве что самую малость. Зато по вечерам все незанятые жители Косого и Лютного собирались в Переулке, устраивая мне лекции. Тематика была разнообразной: от десяти способов варки зелья против поноса до перипетий жизни тёмного волшебника. Иногда маги отвлекались, пускаясь в пространные дискуссии, совершенно забыв обо мне. Я же не обижался, сидел и набирался информации да опыта, особенно в волшебных ругательствах. Недавно оказалось, что маги религии как таковой не имеют, так что к черту их посылать как-то неуместно будет. В результате, на смену привычному «О Боже!» пришло «О, Мерлин!», а не совсем культурное «Иди к черту!» заменилось на довольно милое «Запинай тебя гиппогриф!» Так и закончились мои каникулы.

Утром первого сентября мадам Малкин меня затискала в объятиях, лукаво померцал глазами мистер Олливандер, ехидно пожелал выжить мистер Бишоп, нетерпеливо кивнул Дерек, очевидно спешащий обратно к работе, а менее знакомые мне маги просто радушно жали руку, произнося последние напутствия. Я всех от души поблагодарил и сел в вызванное Томом такси. А на вокзале Кингс-Кросс меня уже поджидала взвинченная тётя Петуния с Дадли и дядей Верноном на буксире.

— Где тебя носило? Я же ждала тебя домой сразу после покупок, паршивец ты этакий! Я ночами не сплю, переживаю, мало ли что с ребёнком случилось! Целый месяц ни одной весточки, а вчера я получаю это! — тётя потрясла у меня перед носом пергаментом, на котором с трудом угадывались строчки за многочисленными кляксами: «Жив, здоров, завтра в 9:30 буду на Кингс-Кросс. Гарри». Точно, это моё. С чернилами я так и не подружился, несмотря на месячную практику.

Тётя притянула меня к себе и разрыдалась в макушку.

— Я жду от тебя письма не реже раза в неделю! Пиши обо всём, не поддавайся провокациям, слушайся старших и даже не вздумай влезать в какую-нибудь заварушку!

— Да, тётя Петуния. Но со мной всё в порядке, честно-честно. Я жил в Косом переулке, за мной присматривали. И в дальнейшем тоже будет всё хорошо. Мы ведь встретимся летом, и я больше никуда не уеду.

— А Рождество? — подал голос дядя Вернон. Всё это время он пытливо присматривался ко мне, словно ища какие-то изменения. Не знаю, что там нашлось, но теперь взгляд дяди значительно потеплел. Насколько, конечно, он может быть теплым, когда речь идёт о Гарри Потере.

— Нет, — я помотал головой, освобождаясь из тётиного захвата, — посмотрю, как маги празднуют.

— Пусть так, но про письма не забудь, — дядя опасливо покосился на сову, — хотя лучше пореже присылай, нам вопросы соседей ни к чему. Я договорился с дирекцией Смелтиннгса, они смогут давать тебе задания «на дом», ты официально уехал лечиться в Грецию. Буду присылать тебе задания «почтой».

Ух ты, даже не ожидал такого от дяди Вернона. Я думал, что он сторониться меня начнёт после всех этих сов и Хагрида.

— Спасибо, тётя, дядя, это много для меня значит.

Тётя Петуния впихнула мне небольшую корзинку с обедом, дядя Вернон пристроил на чемодане сверток с учебниками, и мы распрощались. Мда, а Дадли, похоже, так и не понял, что вообще здесь произошло. Я посмотрел вслед родственникам, больше в этом году я их не увижу. Потом уверено развернулся и пошагал в сторону платформ. Мерлин, может ещё не поздно вернуться?

Никуда я, конечно, не вернулся, так как был занят новой загадкой. В билете, присланном с приглашением, отчетливо виднелось непонятное ¾ после цифры 9. Итак, платформа 9¾. Я пытался выведать у Тома расположение платформы, но тот лишь туманно посоветовал следовать билету. Инструкций я в нём не увидел, так что пришлось искать, благо время было только 10 утра. К проходящему мимо работнику станции я не подошёл, ещё ненормальным посчитает. «Как бы не так, Поттер, — ехидно заметил внутренний голосок, — волшебники у тебя ненормальные, ты — волшебник, а следуя твоей же логике, получается что…» Я потряс головой, прогоняя бредовые мысли. Лучше сосредоточиться на стенке барьера между платформами 9 и 10. Не думаю, что маги отличаются оригинальностью в этом вопросе, так что проход на платформу должен быть где-то здесь. Видимо я был не одинок в своих предположениях — возле этой самой стенки крутилась девочка моего возраста, поминутно кидая на неё взгляд маньяка-садиста. Милый взор девочки и идентичная моей тележка указывали на её явную принадлежность к миру волшебников.

— Привет, ты платформу 9¾ ищешь?

— Да, профессор МакГонагалл забыла объяснить, как туда попасть, — девочка откинула пушистые каштановые волосы за спину и протянула руку. — Гермиона Грейнджер, первый курс.

Я пожал ладошку и представился:

— Гарри Поттер. Ну что, пойдём в стену? Вдвоём не так страшно будет.

Гермиона застыла на секунду, окинула меня цепким взглядом и поинтересовалась:

— Тот самый, который с Невиллом Лонгботтомом был? Так это правда, что в «Расцвете и падении темных сил» о тебе написано?

— А что обо мне пишут? — а я и не знал. Книги, которые мне так настойчиво советовал Фрэнк, я старался обходить десятой дорогой, нечего ерунду всякую о героях сомнительных читать.

— Ты был там, когда Невилл победил Сам-Знаешь-Кого, — в глазах девочки светилось любопытство, и я понял, что если сейчас на меня посыплется с десяток вопросов, мы ещё долго будем стоять перед барьером.

— Нет, я был там, когда убили моих родителей, — отрезал я и направился к стене.

— Гарри, подожди. Извини, я не хотела тебя ничем обидеть. Правда. Просто… — она запнулась и нервно улыбнулась. — Давай, может, пойдём, и я больше не буду ничего тебя спрашивать.

Я кивнул, и мы шагнули прямо в стену. Сразу же послышался гудок паровоза. Получилось! Мы с Гермионой обменялись улыбками и поспешили загрузить сундуки в вагон. На платформе и в поезде было пусто, так что свободное купе нашлось без проблем. Мы сели друг напротив друга, и повисла неловкая тишина. Гермиона показалась мне немного беспардонной и назойливой, и я не спешил начинать разговор, воспользовавшись моментом разглядеть девочку получше. Джинсы, футболка, великоватые передние зубы, которыми она то и дело прикусывала губу и такая копна густых волос, что на её фоне Гермиона выглядела очень маленькой.

— Гарри, я правда не хотела, я даже не представляю, каково это — жить без родителей, я просто совсем не знаю о чём говорить. В моей семье нет ни одного волшебника, и письмо из школы было такой неожиданностью. Я так обрадовалась! Но я же ничего не знаю, ни о волшебстве, и о том, как себя вести с другими детьми. Я, конечно, выучила все учебники наизусть и уже пробовала несколько простеньких заклинаний, но что, если этого недостаточно? И у меня даже друзей никогда не было, я понятия не имею что делать!

Все это она выпалила на одном дыхании. Я даже не подозревал, что такое возможно. Обида на девочку тут же улетучилась. Но, по правде говоря, я тоже не совсем знал, что говорить. Не у одной Гермионы не было друзей.

— Тогда давай начнём сначала. Я — Гарри Поттер, живу у тёти с дядей в магловском мире, о волшебстве я также только из письма узнал, ещё не прочел ни одного учебника. А ты?

Гермиона облегченно улыбнулась и тут же принялась рассказывать о родителях-стоматологах, визите профессора МакГонагалл и прочитанных книгах. Платформа постепенно заполнялась детьми и родителями, и до отправки поезда Гермиона уже успела отчитать меня за «наплевательское отношение к учебной программе», переодеться в школьную форму, выставив меня из купе, и найдя где-то старосту, расспросить его о длительности поездки.

Поезд двинулся с места. Я выглянул из купе:

— Гермиона, заходи, я переоделся. Кстати, почему тебя никто не провожал?

— Родители сегодня заняты, мы попрощались ещё дома. А тебя почему?

— Мои родственники не очень-то жалуют магию, я решил не подвергать их лишнему стрессу, — я пожал плечами и полез к внешнему кармашку чемодана, где припрятал накануне «Историю Магии» Батильды Бэгшот, одно из первых изданий, буквально зубами вырванное у Акрида. — И я, может, не читал учебники, но у меня есть хорошая подборка литературы о магическом мире.

У Гермионы загорелись глаза, совсем как у меня, когда в поле зрения попадал очередной вековой фолиант.

— И ты мне её всю покажешь, — девочка послала мне просящий взгляд и опять переключила внимание на книгу. А потом вдруг выровнялась и совсем неуверенно добавила:

— Пожалуйста, Гарри.

Я кивнул, и следующие два часа мы провели за чтением книги, пока нас не прервала внезапно открывшаяся дверь.

— О, Поттер! Неужели Дамблдор окончательно сбредил и принимает в школу сквибов?

У входа в купе стоял Драко Малфой собственной персоной, а за его спиной маячили Крэбб и Гойл.

— И уже нашёл себе подружку-грязнокровку. Оно и понятно — грязь к грязи липнет.

Гермиона, сидевшая ко мне вплотную, полностью отодвинула книгу мне на колени и встала с явным намереньем заехать Малфою по его самодовольной роже. В тот момент я бы и сам не отказался так сделать, но белобрысый вдруг развернулся и вышел в коридор со словами:

— Лучше тебе не попадаться мне на глаза, Поттер, иначе мой отец живо выбросит тебя из школы.

Малфой-старший, вспомнил я рассказ Фортескью, состоял в Совете попечителей школы. Хотя не думаю, что у него есть власть исключать учеников. Когда Крэбб последовал за Малфоем, Гойл замялся на выходе, и я успел его окликнуть:

— Привет, Грегори, верно? Как у тебя дела?

Мальчик совсем растерялся. Не знаю, ответил бы он, но в этот момент вернулся Крэбб.

— Драко сказал идти без него. Можно мы тут посидим, я ведь так не извинился за тот раз.

— Нет, всё в порядке. Лучше познакомьтесь: Гермиона, это Винсент Крэбб и Грегори Гойл, парни, позвольте представить вам Гермиону Грейнджер.

В жесте ребят я узнал один из описанных в «Этикете» поклонов. Надо же, я и не думал, что его соблюдают даже дети. Мы все сели, и в купе вернулась неловкая тишина. Похоже, ни один из нас не знал, как начать разговор. Проблему решил желудок Винсента, громко заурчав. Крэбб жутко покраснел, мы весело переглянулись, и уже через минуту уплетали паёк тёти Петунии. Гермиона поняла, что с этими ребятами об учебе не поговоришь, и осторожно начала спрашивать их о повседневной жизни магов и Хогвартсе. Странно, но Винсент и Грегори видимо не поддерживали идеи своего лидера и спокойно общались с девочкой, хотя и знали, что она маглорождённая.

Стемнело. Мы и не заметили, а Крэбб и Гойл так и не вернулись в своё купе. Нас волновал гораздо более важный вопрос: на какой факультет надо поступить.

— На Гриффиндоре учился сам Дамблдор! Это, наверное, хороший факультет.

— Гермиона, ты что, судишь весь факультет по одному-единственному выпускнику? Тем более, директор не такой уж и хороший.

Девочка недоуменно посмотрела на меня, но промолчала. Насколько я успел её узнать, Гермиона найдёт меня в любом Доме, но обязательно задаст все свои вопросы.

— Нам с Винсом без разницы, мы всё равно в Слизерин за Драко идём.

— Но почему? Вы же с ним даже не дружите, он просто помыкает вами! — Гермиона более бестактна чем я, зато смогла спросить то, что я бы не решился.

— Наши отцы всегда поддерживали лорда Малфоя, да и с Драко мы знакомы с младенчества.

Ни для меня, ни, судя по её нахмуренному выражению, для Гермионы, это не было достаточно веским аргументом, но мы промолчали. А Грег продолжил:

— Сами посудите: в Гриффиндор нам нельзя, в Рейвенкло не возьмут, и лучше уж исключение, чем Хаффлпафф.

— Но почему? — в «Истории Хогвартса» расписаны характерные качества всех факультетов. По-моему, Хаффлпафф ничем не хуже других. Так я и заявил:

— Разве верность — это плохо? Вы, к примеру, тоже верны Малфою. И он это качество, я надеюсь, ценит. Даже последователи Того-Кого-Нельзя-Называть были ему верны. А трудолюбие? Ведь с умом Рейвенкло не всегда можно достичь того, что даётся лишь упорным и трудолюбивым. Это всё ваши предрассудки.

Откровенно говоря, мне не нравились критерии отбора студентов. Как, скажите, можно быть лишь храбрым и отважным или хитрым и амбициозным, не будучи при этом верным, трудолюбивым, умным или усидчивым? Ребята выглядели задумчивыми. Гермиона кивала своим мыслям, Крэбб и Гойл удивленно переглядывались.

Мы, наконец, приехали в Хогсмид — деревушку близ Хогвартса. На перроне первокурсников встречал Хагрид, его раскатистый бас было слышно ещё в купе. Старшекурсники завернули куда-то в другую сторону, а нас лесничий повел по узкой тропинке к озеру. В лодке к нам с Гермионой присоединились две девочки, а Винс и Грег сели с Малфоем.

— Гарри, а тебе не кажется неразумным перевозить с полсотни детей ночью через озеро? А если кто-нибудь упадёт?

— Тогда лучше пусть это будет кто-то другой, но не я. Я плавать не умею.

Гермиона судорожно вцепилась в мою руку и еле выдохнула:

— Я тоже. Но мы и не собирались никуда падать, правда?

Ответить мне не дало внезапно сбившееся дыхание: мы подплыли достаточно близко, чтобы через вечерний туман разглядеть Хогвартс.

— Это ещё прекрасней, чем я себе представляла.

Я только кивнул, рассматривая многочисленные башенки замка. Хогвартс представлял собой просто ошеломляющее зрелище. Приплыли мы без неприятностей, и Хагрид сдал нас с рук на руки той самой профессор МакГонагалл, о которой Гермиона мне прожужжала все уши в поезде. В маленькой комнатке мы получили последние инструкции:

— Скоро начнется банкет по случаю начала нового учебного года, но перед тем как каждый из вас займет свое место в Большом зале, вы пройдете Распределение, которое определит, на каком факультете вам предстоит учиться. Распределение — это очень важная церемония, поскольку, пока вы учитесь в Хогвартсе, ваш факультет станет вашей семьей. Вместе с остальными учениками вашего факультета вы будете посещать занятия, ночевать в спальне своего факультета, а также проводить свободное время в факультетской гостиной.

Профессор МакГонагалл на мгновение замолчала, окинула нас строгим взглядом и продолжила:

— В Хогвартсе четыре факультета: Гриффиндор, Хаффлпафф, Рейвенкло и Слизерин. И у каждого есть своя благородная история, в каждом из них училось множество выдающихся волшебников и волшебниц. Пока вы в Хогвартсе, все ваши успехи будут приносить вашему факультету дополнительные баллы, в то время как за любое нарушение школьных правил баллы будут сниматься. В конце года факультету, набравшему самое большое количество баллов, вручается почетнейшая награда — Кубок школы. Я надеюсь, что каждый из вас будет стараться изо всех сил, чтобы оправдать доверие своего факультета. Я вернусь, когда все будет готово. Пожалуйста, не шумите.

Она вышла с комнаты, а я внезапно начал волноваться. Так, спокойно, Поттер, распределят тебя, куда ж ты денешься. Чтобы отвлечься, я окинул взглядом остальных студентов. Малфой и Лонгботтом собрали вокруг себя в разных концах комнаты почитателей и одинаково высокомерными голосами рассказывали о Сортировочной Шляпе. Рядом со мной Гермиона что-то тихо бубнила, прислушавшись, я разобрал несколько знакомых имен и дат. Да, у каждого свой способ успокоиться.

Внезапно прямо из стены выплыли около двадцати привидений. Жемчужно-белые, почти прозрачные, они плавно скользили по комнате, что-то обсуждая друг с другом, и совсем не обращали внимания на первокурсников, перепугано смотрящих на них. Привидения о чем-то спорили, пока не заметили нас.

— Новые ученики! — воскликнул толстый приземистый монах и его лицо расплылось в улыбке. — Полагаю, ждете Распределения?

Несколько ребят молча кивнули.

— Надеюсь, что вы попадете в Хаффлпафф! — добродушно изрек монах. — Мой старый добрый факультет, знаете ли.

Когда зашла профессор МакГонагалл и разогнала привидений, я ещё успел заметить мимолетный заинтересованный взгляд Гойла на Монаха. Это не к добру.

Нас завели в Большой зал. Рядом раздалось восхищённое «Вау!» Гермионы. И я с ней был согласен. Зал сиял в свете тысяч свечей, паривших в воздухе над четырьмя длинными столами, за которыми уже сидели остальные ученики. Столы были сервированы блестящими золотыми тарелками и блюдами, кубками и кувшинами. В конце зала на небольшом возвышении находился еще один длинный стол, за которым сидели преподаватели. Профессор МакГонагалл провела нас прямо туда. Я поднял голову вверх и увидел бархатно-черное небо, усыпанное сверкающими звездами. Зрелище было потрясающим. Тем временем профессор МакГонагалл остановилась возле стола преподавателей, перед которым стоял табурет. На табурете лежала очень старая, поношенная, латанная-перелатанная и ужасно грязная остроконечная шляпа. Это чудо ещё и пело весьма недурным голосом.

— Гарри, — отвлекла меня Гермиона на куплете о Рейвенкло, — когда мы попадём на разные факультеты, мы перестанем общаться?

— С чего ты взяла, что мы будем на разных факультетах? Это раз. И два — разве я не обещал тебе показать свои книги?

— Но… я ведь «слишком приставучая всезнайка», разве нет? В старой школе…

— То в старой школе, Гермиона. Прекрати панику и сосредоточься на Распределении.

— Ладно, но всё же…

— Гойл, Грегори, — оказалось, что начало мы уже пропустили.

— ХАФФЛПАФФ!

Мы с Гермионой ошарашено переглянулись и синхронно посмотрели на Грега. Он не спешил снимать шляпу, а просто замер на табурете, не менее потрясенно глядя на Малфоя. Блондин в ответ только скривился и отвернулся. Гойл вздохнул и уныло направился к своему столу. Я обратил внимание на Гермиону, которую сейчас должны были вызвать. Она взволновано прикусывала губу, заламывала костяшки пальцев и хмурилась.

— Грейнджер, Гермиона.

О нет, пусть это будет только игра моего воображения, пожалуйста!

— ХАФФЛПАФФ!

Я так и знал. Гермиона просидела на табурете значительно дольше всех предыдущих первогодок, но выглядела наиболее самодовольно. Она села возле Гойла, начав что-то активно ему шептать. Крэбб неподалеку от меня кивнул сам себе, расправил плечи и сделал шаг одновременно с вызовом профессора:

— Крэбб, Винсент.

— ХАФФЛПАФФ!

У меня даже не было сомнений. И что мне теперь делать? Я затылком ощущал взгляды новоиспеченной хаффлпаффской троицы, а в уме всплыла фраза из недавно прочитанной книги: «Мы в ответе за тех, кого приручаем».

— Лонгботтом, Невилл, — зал содрогнулся от оваций.

Это несправедливо, никого я не приручал!

— ГРИФФИНДОР!

Но, с другой стороны, именно мои слова родили в мыслях Грега сомнения. Может ему и присущи хаффлпаффские черты, но если бы он думал лишь о Слизерине, он бы туда и попал.

— Малфой, Драко.

Что, если я и сам пойду в Хаффлпафф? О выпускниках этого факультета известно немного, они ничем таким не прославляются, но мне этого и не нужно. Что мне действительно надо, так это тихо провести где-нибудь годик и уехать.

— СЛИЗЕРИН!

А раз так, то выбор очевиден, не так ли?

— Поттер, Гарри.

Я сел на табурет, и шляпа закрыла мне весь обзор.

— Мистер Поттер, поздравляю с поступлением в Хогвартс, — раздался у меня в голове голос, несомненно, Шляпы. — Такого трудного выбора у меня не было уже многие годы. Но от этого только интересней, — интонации шляпы напомнили Олливандера и маниакальный блеск его глаз. Мерлин убереги меня от фанатиков своего дела!

— Может Слизерин? Изворотливость, несомненный талант, коварство. Нет, мне ещё слишком дорога сохранность замка. Тогда может Гриффиндор? Вы отважны и мужественны. Нет? У вас также есть ум Рейвенкло. Что же выбрать, что же выбрать…

Люблю, когда меня хвалят, но не перед целым залом. Среди студентов уже побежали взволнованные шепотки.

— Простите, мэм, а можно мне в Хаффлпафф?

Но Шляпа, казалось, не услышала. Её бормотание понизилось на пару октав, но я различил:

— Шишел-мышел, взял, да вышел. Шишел-мышел, взял, да вышел. Хм, Рейвенкло? Но министр — это так скучно. Попробую ещё раз. Шишел-мышел, взял, да вышел. Шишел-мышел, взял, да вышел. О, Слизерин, Тёмный Лорд! Замечательно! Или всё-таки Гриффиндор? Слава, Оплот Света и всякое такое…

Уровень шума в зале поднялся. На табурете я сидел уже больше пяти минут, а эта ненормальная Шляпа сортировала меня по считалочке!

— Мэм, может, вы меня услышите и отправите в Хаффлпафф? — громко прошептал я.

— О, я забыла Хаффлпафф! Ха, а мне нравится. У вас, несомненно, есть стиль, молодой человек. Серые кардиналы нынче в моде, спросите у Альбуса. Да и желание пойти к друзьям весьма хаффлпаффское. Итак, решено.

— ХАФФЛПАФФ!

Я облегченно снимал шляпу, когда до меня донеслось:

— И заходите ко мне как-нибудь поболтать, целый год такая скукота!

Нет уж, спасибо, наболтался я с вами сегодня на годы вперед. Я поспешил занять место между Гермионой и Крэббом. Ребята приветствовали меня с нескрываемой радостью.

— Ты чего так долго? Тоже уговаривал? — зашептала Гермиона мне на ухо. — Эта шляпа всё пыталась отправить меня в Рейвенкло или Гриффиндор, но я выиграла.

Девочка довольно улыбнулась и продолжила:

— А Винсу даже спорить не пришлось, она сразу же его сюда отправила.

Я сгримасничал в ответ, не пересказывать же бредни тысячелетней шляпы. Тем временем поднялся директор:

— Добро пожаловать! — произнес он. — Добро пожаловать в Хогвартс на новый учебный год! Перед тем, как мы начнем наш пир, мне хотелось бы сказать несколько слов. Вот они: Тютя! Рева! Рвакля! Цап! Всем спасибо!

И после этого вы ещё протестуете, когда я называю волшебников сумасшедшими? Появилась еда, и Крэбб с Гойлом, позабыв о проблеме сортировки, жадно начали есть. Дальше пир прошел как в тумане. Тело потяжелело, меня стало клонить в сон. Неудивительно, учитывая, что ночью я так и не уснул. Нет, я не нервничал, просто спать не хотелось. Самообман давался, как всегда, поразительно легко. Дамблдор сделал пару объявлений, студенты сделали плохую попытку спеть гимн школы, и все начали расходиться по гостиным. Староста Хаффлпаффа, высокий брюнет, задержал своих студентов за столом, позволяя толпе у выхода рассосаться, и только потом повел нас коридорами замка.

В цепочке первокурсников мы шли последними: я, Гермиона по правую руку, а за нами Крэбб и Гойл на позиции телохранителей, как они привыкли с Малфоем. Я оглядел нашу маленькую компанию и хмыкнул. Четверка случайных знакомых, попавших на самый дружный факультет школы, но совершенно не умеющая дружить. Мы все плохо представляли, что делать и как быть дальше. Гермиона понимающе кивнула. У нас ещё долгий путь впереди.

Я не люблю овсянку. Она полезна и всё такое, но это не делает её вкус привлекательнее. Мне не нравится овсянка. Я не перевариваю каши вообще. Но скажи я это и в ста разных вариантах, на завтрак в Хогвартсе неизменно подадут овсянку. Я вздохнул и пододвинул блюдо с тостами к зависшей над столом руке. Мы много чего узнали за первый месяц учёбы. Например, то, что в Хаффлпаффе у всех появляются свои обычаи. Появляются случайно и непреднамеренно, но им следуют все, дружно и усердно. В этом весь Хаффлпафф. Вот и сейчас я поймал руку с тостом и намазал его джемом. Рука быстро спряталась за огромный фолиант. Мне была видна только книга, но я точно знал, что напротив меня сидела Гермиона. Как обычно, она не обращала внимания на происходящее вокруг и питалась одними знаниями на завтрак. Поначалу Ханна и Сьюзен пытались урезонить свою соседку, но в ответ получили невнятное мычание. А несколько дней спустя впервые наружу вылезла рука. Похоже, Гермиона так и не решила дилемму «Завтрак или Знания» и попыталась сделать всё одновременно. Тогда-то я и начал подкармливать её тостами с джемом. Теперь у нас свой ритуал: на десятой минуте завтрака рука начинает нащупывать нужное блюдо, которое я ей придвигаю, рука уже с тостом летает над столом ещё немного, и я добавляю джем. Были, конечно, и попытки всучить руке уже намазанный тост, но они неудачно закончились испачканной рукой и гневной отповедью Гермионы. Я посмотрел на часы и начал подниматься из-за стола: ещё пять минут — и мы опоздаем на чары. Раздался тяжелый мученический вздох, и Гермиона громко захлопнула фолиант. Как мадам Пинс дала ей разрешение брать с собой книги из библиотеки на время еды, Гермиона не говорит, а я и не спрашиваю: зная нашего библиотекаря, для этого девочка, должно быть, совершила что-то криминальное.

Утренний ритуал номер два был популярен у всех первокурсников факультета. Задание под кодовым названием «Хомяк без Булочки» было веселым, но трудновыполнимым. К чести Хаффлпаффа, каждое утро оно выполнялось безукоризненно. А причиной всему были Винс и Грег — неплохие ребята, которые любят поесть. Собственно благодаря им мы с Гермионой хоть как-то питаемся. Даже я со своим слабым аппетитом начинаю кушать, видя их истинное удовольствие во время еды. Но обратная сторона нашлась, и довольно быстро, когда у Винса на зельях из кармана выпала в котёл булочка. Хаффлпафф лишился двадцати баллов, а ребята лишились булочек. Всё честно. Главное проследить, чтобы при выходе из Зала на глаза Крэббу и Гойлу не попались блюда с выносимой едой. Я посмотрел на парней. Они несчастно переглянулись и направились ко мне, дожевывая последние пирожки. Вот сейчас и начнётся ежеутреннее действие: Винс медленно идёт к выходу вдоль стола, проверяя его на наличие блюд с булочками, тостами или пирожками; Грег, уже наученный горьким опытом, подталкивает приятеля к выходу, бросая на стол тоскливые взгляды убитой надежды. Ребята догнали нас с Гермионой, и мы направились на урок. Уже на выходе я оглянулся. Довольные очередной победой младшие курсы доставали из-под стола блюда и тарелки, весело хихикая. Старшекурсники флегматично снимали чары невидимости с посуды на своей части стола, не отрываясь от своих занятий. Я усмехнулся привычной рутине. Вот так мы и живём в Хаффлпаффе.

— Мистер Поттер, вам стоит повторить это движение палочкой не меньше двадцати раз… а потом проговорить… и не забудьте то дополнительное эссе… — профессор Флитвик давал последние индивидуальные советы.

Я единственный со всего потока получал сверхурочные задания. Каждый урок заклинаний был для меня абсолютным провалом. Хотя, если уж быть совсем честным, провалом оказались все предметы, на которых нужно было пользоваться палочкой. К примеру, трансфигурация. Даже Винс и Грег, признанные всеми неспособные ученики, превратили спичку в иголку. У меня же до сих пор не получилось и этого. Но больше всего в уроках трансфигурации мне не нравилось не это, а жалостный, но чаще всего, разочарованный взгляд профессора МакГонагалл. Это раздражало, нервировало, подавляло и вызывало постоянное желание встать и прокричать на весь класс: «Прекратите считать меня неполноценным!» Профессор Флитвик завоевал больше симпатий своим простым отношением ко мне, что, впрочем, совсем не мешает ему давать мне каждый урок дополнительные задания.

У кабинета чар меня ждали ребята. В Хаффлпаффе мы всё ещё ощущали себя не в своей тарелке, так что старались держаться друг друга. На следующий урок, историю магии, наша компания шла со смешанными чувствами и намереньями. Винс и Грег обожали этот предмет — там можно было поспать; мы же с Гермионой сошлись во мнениях: история была совершенной тратой времени, профессор Бинс — занудой, а укороченное издание «Истории магии» и в сравнение не шло с первым изданием. Гермиона провела ревизию во всех моих книгах, и теперь вместо того, чтобы слушать бормотание Бинса, мы узнавали о традициях и настоящей истории магического мира.

После обеда была травология. Наш декан, профессор Спраут, замечательный преподаватель и милая женщина, но её больше волнуют растения, чем ученики собственного Дома. А то, что занимаемся мы с гриффиндорцами, нисколько не добавляет мне любви к этому предмету.

— О, Поттер, — приятно, когда тебя приветствует Герой собственно персоной, — как хорошо, что тебя всё же не выгнали из школы! Ты ведь, кажется, вчера опять не смог превратить спичку в иголку. Но не волнуйся, к окончанию школы у тебя обязательно должно получиться!

Так, сейчас в Британии станет одним героем меньше, и мне не помешает обожающая Лонгботтома Спраут! Но помешает Гермиона:

— Гарри, — зашептала она, подводя меня к нашему столу, — не обращай внимания! Ты ему скажешь хоть слово поперёк, и против тебя сразу же ополчатся все учителя, ты же знаешь. Тем более, если ты его убьёшь, тебя могут исключить!

Я ошарашено посмотрел на девочку. Вот это приоритеты!

— То есть, против самого акта убиения ты не против, тебя смущают лишь последствия?

— Конечно, — спокойно так кивнула Гермиона, и начался урок. Я начинаю её бояться.

После крайне непознавательного занятия, состоящего в большей степени из хвалебных од профессора Спраут Невиллу (ладно, может в травологии он немножко и разбирается), Гермиона вернулась к прерванному разговору:

— Нет, я, конечно, несерьёзно это сказала, но согласитесь, его так и хочется стукнуть чем-нибудь. Знаете, ребята, я тут сравнивала Малфоя и Лонгботтома. У них поразительно много общего, если обратить внимание на то, что они представители враждующих факультетов.

— Например, постоянное желание сравнять меня с грязью, — вставил я свои пять пенсов. — Оба очень любят ткнуть меня носом в моё происхождение, отсутствие родителей, отсутствие магии, унизить факультет, который я выбрал.

— Факультетом достают не только тебя, — мрачно добавил идущий рядом Гойл. — Все слизеринские первокурсники не могут пройти мимо, не сказав какой-нибудь мерзости о нашем распределении.

— Да и мы с Грегом не слишком одарены магически, так что по этому поводу и нам достаётся, — подхватил коллективное ворчание Винс.

— А я вообще — грязнокровка, — радостно заключила Гермиона. Мы переглянулись и рассмеялись. За этот месяц мы услышали столько оскорблений от представителей Слизерина и Гриффиндора, что даже прекратили обижаться и стали шутить на эту тему.

— Но я всё равно не понимаю, — продолжила девочка, спускаясь в подземелья, — почему Невилл и Драко на разных факультетах. Они одинаково заносчивы, высокомерны, эгоистичны. Их поведение среди однокурсников ничем не отличается, вокруг обоих всегда вьются приспешники или поклонники. Лонгботтом точно так же нападает исподтишка, даром что гриффиндорец. Так в чём же разница?

— Ты предлагаешь Героя отправить в Слизерин? — само предположение звучало абсурдно и вызывало веселье. Но, если Герой не может быть в Слизерине, то Лонгботтом — вполне. — На самом деле, разницы нет. Мы все просто дети.

— Но мы-то в Хаффлпаффе, а Драко — нет, — озадачено нахмурился Грег.

— А ты, почему ты здесь, на этом факультете?

— Я подумал, что это, в общем-то, здорово — дружить целым Домом. Я же сам сюда захотел.

— Вот это нас и отличает: выбор, расстановка приоритетов и целей в жизни.

— К примеру, ты хочешь славы и подвигов, и тебя отправляют в Гриффиндор, — понятливо закивала Гермиона. — Стереотипно, все гриффиндорцы — смелые, храбрые и безрассудные. И тогда ты подсознательно пытаешься соответствовать, на самом деле становясь таким. И даже начинаешь совершать подвиги. Или просто примазываешься к чужой славе.

— Как Уизли! — хором воскликнули мы, опять рассмеявшись. Этот рыжий всех уже успел достать.

— Хороший пример, но действителен лишь для Гриффиндора, на остальных факультетах не так сильно подавляются все остальные черты характера. К примеру, одна моя знакомая хаффлпаффка после распределения не стала менее умной или любознательной.

— Когда ты начинаешь философствовать о факультетах, то становишься похожим на старика, — не поддалась на лесть Гермиона.

— Это комплимент моим мудрым не по годам умозаключениям? Или ты пыталась меня оскорбить, сравнив с Дамблдором?

— С профессором Дамблдором, Гарри. И я всё равно не понимаю твоей неприязни к нему. Ну, отдал он тебя родственникам, разве это плохо?

Я промолчал, потому что Гермиону без реальных доводов не убедить. Впрочем, как и меня, а доводов-то как раз у меня и не было. Но я просто чувствовал что-то негативное по отношению к директору и не мог игнорировать это чувство.

— Тогда мы все хотели просто дружбы? — разорвал возникшую тишину Винс, очевидно обдумывающий мои предыдущие слова. — И у нас получится?

Я хотел многое сказать. Сказать, что я в Хаффлпаффе только чтобы не привлекать внимание. Сказать, что мне не нужна дружба. Сказать, что на самом деле меня пугают чересчур приветливые и дружелюбные однокурсники, потому что я не представляю, как надо на них реагировать. Но вместо этого я внимательно посмотрел на своих спутников. Они взволновано ждали моего ответа, как будто он станет окончательным вердиктом. Я присмотрелся к Гермионе, вспоминая, как всю последнюю неделю она помогала соседкам с трансфигурацией в ущерб своим заданиям; к Винсу с Грегом, которые всё раскованней общались с остальными первокурсниками. И поэтому, уже гораздо уверенней, чем месяц назад, я ответил:

— У нас обязательно получится, Винс.

Мы наконец-то добрались до гостиной. Мне нравились комнаты Хаффлпаффа. Общая комната оказалась совершенно непохожей на маленький улей, который я себе представлял после распределения. В моём воображении небольшое чёрно-жёлтое помещение было наполнено усердно трудящимися студентами. Но ничего такого не было. В большой комнате в хаотичном порядке стояли диванчики, пуфики, кресла и кофейные столики, достаточно высокие, что бы на них писать. Никаких кричащих цветов, мягкие пастельные оттенки, разбавленные канареечно-жёлтыми подушками и чёрным ковром. Атмосфера гостиной была неизменно радостной, светлой и домашней.

Мы наткнулись на маленькое столпотворение у доски объявлений.

— Гарри, ты видел? — ко мне подскочил мой сосед, Джастин Финч-Флетчли. Говорят, что в Гриффиндоре и Рейвенкло каждый курс живет вместе, но у нас в подземельях места много, так что комнаты рассчитаны на троих. Со мной живет ещё Эрни Макмиллан, а с Винсом и Грегом — Захария Смит.

— У нас наконец-то начнутся полёты!

Я застонал. Вообще-то полёты стояли в расписании ещё на второй неделе учебы, но до нас урок был у Гриффиндора и Слизерина. Произошедшее на занятии уже обросло сплетнями и догадками, говорят, что профессор Роланда Хуч отправилась после него в больницу Святого Мунго: она полетела за Лонгботтомом, чья метла вдруг стала неуправляемой, поймала студента, но не выдержала его веса и упала. А гриффиндорец упал на нее. Похоже на правду, учитывая, что сам Герой тоже попал в школьный госпиталь со сломанным запястьем. Так что у Хаффлпаффа и Рейвенкло первый урок перенесли на неопределённый срок. Неопределённый до сегодняшнего дня, так как объявление гласило: «Дорогие ученики, рады сообщить о возобновлении занятий полётов. В четверг, 3 октября в 15:15 состоится первый урок».

Новость вызвала огромный ажиотаж среди всех первокурсников, кроме меня и Гермионы. Мы друг другу никогда не признаемся, но и я, и она знаем, что мы оба дико боимся. Гермиона — потому что привыкла быть лучшей, но она никогда не летала, и практику по книгам не выучишь. Я — потому что не был уверен, что метла мне подчинится, с моим-то количеством магии. Так что два вечера старшекурсникам пришлось постоянно рассказывать о технике полёта и успокаивать нервничающих первачков.

Как оказалось, бояться было нечего. Метла меня слушалась вполне прилично, Гермиона поборола свой страх высоты, а Винс и Грег, летавшие до этого и неплохо державшиеся в воздухе, даже подстраховывали нас снизу. Занятие закончилось без неприятностей, и студенты стали расходиться. А навстречу нам шли гриффиндорцы со слизеринцами на свой урок полётов. Даже с приличного расстояния до нас доносились звуки уже привычной перепалки Малфоя и Лонгботтома.

— Что, Лонгботтом, сегодня опять напоминалку принес? Вот скажи мне, как можно быть настолько тупым, чтобы нуждаться в напоминалке?

— Заткнись, Малфой, — побагровел Невилл, — да ты без своих шкафоподобных подпевал и шагу ступить не можешь! А они оказались такими лузерами, что попали в Хаффлпафф. Ты, небось, до сих пор в подушку плачешься из-за их потери!

Мы с Гермионой синхронно двинулись в сторону Лонгботтома, но Винс и Грег нас удержали. Я непонимающе посмотрел на Грега.

— Не надо, Гарри, нас и похуже называли, — покачал головой тот. — Тем более, сейчас это уже не имеет значения.

Я хотел было возмутиться, ведь ещё как имеет. Я никому не позволю оскорблять моих… а кто они мне, кстати? Но тут услышал надменный голос Малфоя:

— Да я с тобой могу справиться в любое время. Например, сегодня ночью. Магическая дуэль. Забини — мой секундант.

— Отлично! Ты, Малфой, забыл, что я — Мальчик-Который-Выжил. Тебе не сравниться с Тем-Кого-Нельзя-Называть, а я его победил. Рон, будешь моим секундантом?

— Ты — ничтожество, Лонгботтом, и я это докажу. В полночь подойдет? Встретимся в Зале славы, он всегда открыт.

А вот это уже интереснее. Весь вечер я провел с книгой о магических дуэлях. Винс уверял меня, что Малфой никуда не пойдёт, а, скорее всего, просто предупредит учителей, создавая проблемы Лонгботтому, но я не терял надежды посмотреть на дуэль. И, по возможности, сделать участникам какую-нибудь подлянку в отместку за оскорбление Крэбба и Гойла. К половине двенадцатого гостиная опустела, а через пятнадцать минут спустилась Гермиона.

— Ты пойдёшь нарушать школьные правила, — осуждающе посмотрела она на меня. — Более того, что бы посмотреть, как их будут нарушать другие.

— Пойду, и тебе меня не остановить. Ты же сама там была, они даже не обратили внимания на присутствие ребят и говорили о них, как о какой-то вещи. Я не могу ничего не сделать.

— Знаю, поэтому я пойду с тобой. Так мы сможем сказать, что ты ведешь меня в больничное крыло, если попадёмся.

— Вау, Гермиона, а Шляпа Слизерин тебе не предлагала?

— Какая теперь разница? — отмахнулась она. — Тем более, у нас абсолютно хаффлпаффская вылазка «За друзей!».

— А мы друзья? — вопрос терзал меня целый вечер.

Гермиона задумчиво посмотрела на огонь в камине, наматывая на палец прядку волос.

— Не знаю, — наконец ответила она, — у меня никогда не было друзей. Я точно не понимаю, какие действия это подразумевает. Но в том, что всегда приду на помощь тебе, Винсу или Грегу, я уверена.

В полночь мы стояли в нише, откуда была видна дверь в Зал славы. Ни Малфоя, ни Лонгботтома ещё не было.

— Гарри, а какой у нас план?

— А про план я как-то не подумал. Главное было добраться сюда незамеченными.

Даже в темноте я увидел, как Гермиона закатила глаза, прошипев что-то похожее на «тормоз гриффиндорский». Послышались шорохи, и к Залу подошёл Лонгботтом с Уизли и Финниганом.

— А разве они не вдвоём прийти должны были? — Гермиону тоже заинтересовало присутствие Финнигана.

— Они, наверное, решили устроить засаду слизеринцам, но те их перехитрили и вообще не пришли, — и мы уже решили уходить, как послышался скрипучий голос, хорошо известный всем студентам:

— Принюхайся, моя милая, они, должно быть, прячутся за углом.

— Филч, — обреченно констатировала Гермиона, — с ним отмазка не пройдет.

— Тогда бежим! — потянул я её вслед за убегающей гриффиндорской троицей.

Почему мы последовали за ними непонятно, но возле кабинета заклинаний гриффиндорцы остановились, а потом вдруг опять побежали. Когда из-за угла выплыл Пивз, мы поняли причину их спешки и тоже помчались подальше от полтергейста, во всё горло зовущего завхоза. Так мы с Гермионой оказались в конце незнакомого коридора с запертой дверью. А через секунду из-за двери послышался пронзительный крик, и Лонгботтом с компанией стремительно пронеслись мимо нас, совершенно не замечая. Я посмотрел на Гермиону.

— Нет, Гарри, мы не пойдём в комнату, из которой люди выбегают с такими криками. Думаю, Филч уже ушёл, и нам стоит вернуться в общежитие.

— Но разве тебе ни капельки не интересно? Пойдём, мы же только одним глазком взглянем.

К моему удивлению, Гермиона не протестовала, а подошла к двери, взявшись за ручку.

— Странно, они же только что отсюда вышли, а дверь опять закрыта. Ладно, попробуем так. Алохомора!

— Признайся, ты же не меньше моего хотела посмотреть что здесь, — поддел я Гермиону, подходя к ней.

— Может быть, — она зашла за мной в комнату и закрыла за собой дверь, — но это не значит, что эта затея безопасна…

Тут Гермиона поперхнулась, очевидно, увидев то же, что и я мгновением раньше. Огромная собака с тремя головами смотрела на нас во все шесть глаз, тихо рыча. Мы застыли, не в силах пошевелиться. Собака тоже не предпринимала никаких действий. Я вообще-то не очень люблю собак, тётушка Мардж навек отбила мне охоту заводить щенка, так что я даже не представлял, что можно сделать в такой ситуации. Бежать было бы глупостью — пока мы развернемся, доберемся до двери, нас можно будет уже несколько раз съесть. Я лихорадочно просчитывал варианты действий, когда Гермиона вдруг двинулась вперёд, протягивая руку.

— Милая, хорошая собачка, — нараспев произнесла она, подходя всё ближе к животному, — тебя напугали те плохие мальчики, да? Не бойся, они уже не придут.

Я во все глаза смотрел, как правая голова начала активно кивать и подставляться под ласкающую руку. Я рискнул подойти к собаке.

— Но мы тебя не обидим, не волнуйся, — чувствуя себя довольно глупо, обратился я к средней голове под одобрительный кивок Гермионы.

Собака вдруг села. Левая голова легла на лапы и уснула, а остальные две ластились к нам. Кто бы мог подумать! Семиметровый цербер на самом деле обладал ангельским характером.

— Думаю, ему просто одиноко, — сказала Гермиона, когда мы в очередной раз пришли навестить Пушка. Винс и Грег идти знакомиться с собачкой отказались наотрез, а больше мы никому не говорили. Имя же я нашёл на ошейнике в один из визитов. — Представь себе, сидит здесь целыми днями без компании, а тут к нему врываются какие-то дети и начинают громко кричать.

Эту черту характера Гермионы я заметил уже давно. Ей лишь бы дай с кем нянчиться. Под своё крылышко она собрала уже всех девочек-первокурсниц Хаффлпаффа и нас с ребятами. Теперь мы ещё и к Пушку постоянно наведывались, иногда даже проводя у него всё время от ужина и до отбоя, здесь же выполняя домашние задания.

Так прошло время до Хэллоуина. Хотя Винс и Грег называют праздник Самайном. По их словам, глава семьи в этот день проводит особые ритуалы, гарантирующие доход и процветание семьи на следующий год. Но так делают только старые роды, где ещё сохранились традиции. Мы же находились в школе, так что ни о каких других празднованиях, кроме пира, и речи не шло. Тем более, были проблемы гораздо насущнее. Зелья. Признаться, я с нетерпением ожидал этого предмета, ведь здесь не надо пользоваться палочкой, а практическая польза сохраняется. Но уже после второго урока весь интерес к зельеварению у меня пропал насовсем. Всему виной профессор Северус Снейп. Мерзкая летучая мышь! Если на первом занятии я думал, что его негативное отношение ко мне — последствие незнания материала, то после второго (а к нему я готовился с особой тщательностью), понял, что причина даже не во мне, а в моем отце, с которым Снейп меня постоянно сравнивает. Так что зельеварение превратилось в персональную каторгу. Не добавляли энтузиазма и постоянно неправильно сваренные зелья. Вот и сегодня содержимое котла превратилось в цемент.

— Десять баллов с Хаффлпаффа, Поттер. Я даже не знаю, кто хуже: вы или Лонгботтом. Видимо, Авада негативно повлияла на умственные способности обоих.

Раздался спасительный звук колокола.

— Занятие окончено. Домашнее задание на доске. Свободны.

А потом были не менее провальные чары, на которых я единственный не смог левитировать перо.

— Не волнуйся, Гарри, — утешала меня Гермиона по дороге в гостиную, — практикуйся почаще — и у тебя всё получится. Хочешь, сегодня вместе отработаем это заклинание?

— Теперь я вижу, почему об тебя кто-нибудь хочет марать руки, Грейнджер. Ты, наверное, всему Хаффлпаффу домашку в обмен на общение делаешь, да? Иначе бы никто к тебе и близко не подошел, — послышался сзади ехидный голос Малфоя.

Я уже собрался его привычно проигнорировать, но тут Гермиона издала какой-то странный придушенный звук и убежала в другую сторону. Я мрачно посмотрел на Малфоя.

— И что мне сделает Великий сквиб Потти?

В том-то и дело, что ничего я ему сделать не могу, и это ужасно раздражает. Он и Лонгботтом постоянно обижают моих товарищей, а я и заступиться за них не могу, ни в словесной форме (за обоими всегда горой стоят преподаватели, и, попробуй я ответить, то окажусь виноватым), ни физически (сам-то я слабее их, а Винса с Грегом постоянно сдерживаю от расправы — им проблемы ни к чему), ни магически (без комментариев, это вообще моя больная тема). Мне остается только дождаться Гермиону и опровергнуть всю сказанную Малфоем чушь.

Но даже к вечеру она не появилась, и на пир мы шли в подавленном настроении.

— Гарри, — к нам подсела Ханна. С однокурсниками я общался мало, но был в хороших отношениях. — Мы со Сьюзен только что видели Гермиону, она в уборной закрылась и сидит там с самого обеда. Мы пытались вытащить её на пир, но она отказывается и постоянно плачет. Может, ты пойдёшь? Это на втором этаже.

— Спасибо, девочки. Я думал, что ей нужно побыть одной, но, видимо, она одна уже слишком долго. Парни, вы со мной?

Но ответ я так и не услышал. В Зал стремительно вбежал второй по занудству профессор — преподаватель ЗОТИ Квиррелл, остановился перед преподавательским столом и выдохнул:

— Та-там тролль в под-подземельях.

И упал в обморок. Повисла озадаченная тишина, и через секунду Зал взорвался криками паники. Гриффиндорцы всей толпой ломанулись к выходу, рейвенкловцы по одному просачивались мимо них, а мы со слизеринцами сидели. А куда нам бежать? Наши общежития как раз в подземельях и находятся. Но пока директор пытался успокоить студентов, а старосты более-менее организовано выводили их из зала, я вспомнил о Гермионе.

— Гарри, Винс, — первым соскочил на ноги Грег, видимо подумавший о том же, что и я. — Гермиона же не знает о тролле и может вернуться в гостиную.

Мы с ужасом переглянулись и помчались к выходу. Пробегая мимо нашего старосты, я успел крикнуть:

— Крис, у нас Гермиона по коридорам одна ходит, мы за ней!

— Эй, малышня! Не ходите одни, давайте я семикурсникам скажу, они с вами пойдут, от преподавателей сейчас всё равно толку нет.

Но я просто чувствовал, что потом будет поздно, поэтому с криком: «Времени нет!» выбежал из зала и побежал на второй этаж. В женской уборной мы застали дивную картину: над Гермионой, спрятавшейся под раковинами, навис горный тролль, от своего собрата с картинки учебника отличающийся реалистичностью, размером и жуткой вонью; а за спиной тролля с заправский видом закатывал рукава Лонгботтом, обращаясь к Уизли и Финнигану:

— А, спорим, я его за пять минут одолею? Это вам не Тот-Кого-Нельзя-Называть, а его я победил. С тупым троллем проблем уж точно не будет.

А тролль тем временем заносил внушительных размеров дубинку над Гермионой. Девочке деться было некуда, она сильно зажмурилась и, очевидно, приготовилась умирать. Но у меня были другие планы. Собственно, плана как раз у меня и не было, так что я просто кинулся наперерез дубинке, закрывая собой Гермиону. Последнее, что я помню — полный отчаянья крик: «Гарри!».

Голова болела просто чудовищно. Это я понял, даже не открывая глаз. Что же произошло? Память услужливо подсунула воспоминания прошедшего дня. Мерлиновы подштанники!

— Я знаю, что ты уже очнулся, — раздался вдруг строгий голос Гермионы. У меня как камень с души свалился — жива! Я открыл один глаз. Белый потолок, белые простыни, а на стуле у кровати — Гермиона.

— Гарри Поттер! Да как ты мог! Подлезать под дубинку, тебе что, жить надоело? И хватит изображать из себя бревно!

Уж лучше бы я не просыпался. Я открыл оба глаза и с трудом повернул голову к Гермионе. Она тяжело дышала, под красными, воспаленными глазами залегли глубокие тени, а волосы выглядели ещё более растрёпанными, чем обычно.

— Ты в больничном крыле, — ответила она на мой безмолвный вопрос, — уже пятый день после Хэллоуина. Мы с Винсом и Грегом тут каждый день после уроков дежурим, сегодня моя очередь. Знаешь, Гарри, а ведь старшеклассники готовили праздничный стол в гостиной в тот день. Они собирались показать нам, как поминают умерших в магическом мире. Кажется, там должны были быть массовые внутрифакультетские гуляния, не знаю точно, мне не до этого было. А Винс перестал есть, представляешь! А ещё Лонгботтом, эта маленькая подлая змея, сказал, что я с вами пошла на тролля посмотреть, а они нас спасать прибежали. И победу над троллем себе присвоили! А на самом деле, когда тролль тебя ударил, Грег и Винс запрыгнули на него с двух сторон, отвлекая, я смогла леветировать его же дубинку ему на голову. Но преподаватели поверили Герою, а не нам, и с Хаффлпаффа сняли сорок баллов! Все в Доме говорят, что это ничего, главное, чтобы ты поправился. Но это же так нечестно! Их-то не наказали, даже баллы добавили. А ещё старосты седьмого курса мне рассказали, что у меня перед тобой теперь долг жизни. Я книгу об этом взяла, но так не прочла ни строчки. Это всё ты виноват! Пять дней за тебя волнуюсь, а сделать ничего не могу!

С каждой фразой Гермиона наращивала темп и к концу своей речи страшно тараторила. Она всегда так делала, когда волновалась. И глаза у неё начали слезиться. Закончила тираду Гермиона восклицанием:

— Ты идиот! Больше никогда не смей так делать!

И разрыдалась. Прибежала медсестра, успокоила Гермиону, прогнала подслушивающих под дверью хаффлпаффцев и влила в меня лошадиную дозу зелий. Мадам Помфри оказалась упрямее дракона. Выпустила она меня только неделю спустя. За это время ко мне наведались: старосты Хаффлпаффа, от которых я выслушал получасовую лекцию о том, как плохо всё делать в одиночку; все первокурсники во главе с Грегом и Винсом, уплетающим здоровенный бутерброд за обе щеки; профессор Спраут, назначившая мне месяц отработок и постоянно вспоминающая благородство Лонгботтома. Как получилось, что я остался жив после такого удара, рассказал Грег. Он заметил, что, оббегая тролля по пути к Гермионе, я задел макушкой его локоть, сбивая тем самым прицел. Стукни он меня всей дубинкой, я бы точно не отделался трещиной в черепе, а так меня только задело.

Наибольшей неожиданностью стало поведение Хаффлпаффа в день моей выписки. Они устроили в гостиной целый пир, радуясь не столько спасению мной Гермионы, сколько моему выздоровлению. Как оказалось, то, что я её должен был спасти, воспринималось всем факультетом как что-то абсолютно очевидное.

— В Слизерине такого не было бы, — ко мне подсел Грег с тарелкой пирожков.

— Да, и поэтому мы здесь, не так ли? — Гойл мне не ответил, занятый едой.

— Гарри, будешь сок? — к нам присоединились Гермиона с Винсом. Я с благодарностью взял у девочки стакан. — Знаешь, после того, что случилось в туалете…

— Фраза звучит просто ужасно, — перебил её я.

… — думаешь нас можно назвать друзьями? — закончила она, посылая мне грозный взгляд.

— А разве мы ещё не друзья? — удивлённо уставился на нас Винс. — Мы ведь уже два месяца вместе, вы с Гарри нам постоянно помогаете и всё такое.

— Постой, ты же сам тогда спрашивал, получиться ли у нас дружить, разве нет?

— Так я об остальных спрашивал, — Винс стащил с тарелки Грега пирожок, изумлённо рассматривая меня и Гермиону. — Разве вы не знали?

Мы рассмеялись, поняв, что Крэбб оказался гораздо проницательней нас.

— Гигантские трёхголовые собаки, горные тролли, масса потерянных баллов, постоянно взорванные котлы, — успокоившись, начала перечислять Гермиона.

Мы с интересом следили за загибающимися пальчиками.

— И что, оно стоит того, чтобы со мной дружить, — и нет, я не волновался, спрашивая это. Самовнушение, ага.

Троица напротив лучезарно мне улыбнулась:

— Определённо, Гарри.