Люциус сидел на одном из собраний Пожирателей Смерти. Он беспокойно крутил в руках трость и думал. А причиной сей задумчивости было желание чего-то. Обычно стоило лорду захотеть, как перед ним оказывалось все, о чем он только успел подумать, но сейчас ситуация осложнялась тем, что он понятия не имел, чего же именно ему нужно. Совершенно невозможное чувство потребности, совершенно детское, когда «вон ту игрушку или я буду громко плакать», которое Люциус не ощущал с трех-четырех лет, да и тогда уже его учили быть аристократом, которые не ноют и не жалуются, у аж тем более не просят бесполезных игрушек. Сейчас это чувство вновь завладело Лордом, и он понятия не имел, что с этим делать.
Он провел указательным пальцем по замысловатой резьбе на трости. Когда-то, еще в школе, когда отец вручил ее ему, мальчику трость так не понравилась, что он пытался уничтожить ее. Он жег ее, ломал, выкидывал и пытался выбросить, но каждое утро она снова оказывалась рядом с ним. Единственное, что удалось, да и то не ему — повредить ножом, чтобы хоть как-то выразить юношеский протест. Вырезал Северус, и потому до сих пор Люциус не знает, что именно изображает эта резьба.
Он тщательно перебрал весь свой гардероб, надеясь, что его привередливой эстетической душе приспичило купить очередной костюм. Но никакого отклика в глубине души не появилось. Люциус поморщился и раздраженно откинул выбившуюся прядь волос за ухо. Может быть, все дело…
— Сыр?
Лорд Воландеморт поперхнулся и внимательно на него посмотрел немигающими глазенками:
— Сыр, Люциус?
Малфой в панике смог только удержать руки, чтобы от ужаса не закрыть ими лицо. Ему повезло, что он не перебил Лорда, а только сказал невовремя. Лорд сполз по стулу, надеясь стать незаметнее, но сидящий перед ним Долохов услужливо откинулся на спинку стула, дабы Темный Лорд мог видеть Люциуса. Аристократ в панике глядел на всех собравшихся, надеясь на подсказку. Презрение Нарциссы, непонимание и страх сына, сумасшествие Беллы, волнение Северуса… Северус?
Что-то внутри него сделало неслабое сальто.
Люциус, забыв на секундочку (только на секундочку) о Лорде, пожиравшем его глазами, глянул на остальных Пожирателей. Ничего подобного. Медленно перевел взгляд на Северуса. О, снова. Или как будто внутри него свернулось мягкое и пушистое. А Люциус ненавидел бесполезных пушистых животных с детства, когда его, совсем малыша, укусил хорек.
— Я только подумал, мой Лорд, что отравить нескольких человек было бы удобнее сыром, — невнятно пробормотал Люциус и сполз для перестраховки еще ниже. Чьи-то довольно бесцеремонные ноги выпихнули его со своей территории. Малфой поднял голову и мужественно встретил взгляд Северуса, означавший примерно «Мой друг — идиот».
— Я подумаю над этим, Люциус, — холодно и задумчиво бросил Лорд и вернулся к пространственным обсуждениям причин, по коим, да не будет ему икаться, Поттеру не жить на сем свете.
Малфой, закрывшись распущенными волосами, глубоко вздохнул. Кажется, на сей раз ему повезло. Осторожным поглядыванием он убедился, что все внимательно слушают повелителя и плевать на него, Люциуса, хотели, он вновь вернулся к размышлениям о том, что же все-таки травит его душу.
Может быть…
— Бентли или мэджиккар-две-тыщи…
Темный Лорд тяжело взглянул на него. Малфой судорожно сглотнул и в поисках помощи сразу же глянул на Северуса. Обычно его суровый вид сразу наводил порядок в его мыслях, но отчего-то не сейчас. Да и ноющее чувство пушистой незаполненности в душе становилось только сильнее.
— Люциус? — мягко потребовал извинений Волдеморт.
— Я только хотел сказать, ну, знаете, — замялся Малфой. — Если нам придется драться, мы могли бы перебросить нашу армию на автомобилях, как французы в войне с немцами на такси перебрасывали, быстро и неожиданно…
Северус детально объяснил ему глазами, что и в каких выражениях о нем думает. Но, в отличие от звуков, взгляды можно игнорировать. Люциус нервно подергал себя за многострадальный локон. Волдеморт задумчиво почесал подбородок и вынес вердикт:
— Ты сегодня выдаешь нам на редкость оригинальные идеи. Но еще раз такой наглости я не потерплю, Малфой.
Люциус благодарно закивал, занавесился волосами и снова ушел в раздумья.
Он думал и после того, как Собрание закончилось, и даже во время безвкусного ужина, и пока на него орала жена, и пока он в сумерках сидел в кресле в собственном кабинете, постукивая пальцами по губам.
Оторвал его от сего интересного занятия только громкий стук. Люциус незамедлительно слетел с кресла и быстрым шагом направился к гостиной, выставив вперед волшебную палочку с зажженным «Люмосом». Однако стоило ему заглянуть в комнату, как он тут же отбросил ее и в два прыжка оказался рядом со скорчившейся фигурой у камина. Он опустился рядом с Северусом на колени. Тогда он увидел широкую, рваную рану на его боку, которую друг отчаянно пытался закрыть перепачканной в крови ладонью.
— Северус… — выдохнул Люциус, непонимающе разглядывая тяжело дышащего зельевара.
Он положил одну руку на плечо друга, а другой принялся освобождать рану от налипшей ткани, уверенно отпихнув руку зельевара. Он думал только о том, как кстати Северус решил переодеться, иначе мантию он снимал бы часами, а время было так дорого.
— Мои зелья… в доме… Они разрушили… его, — прошептал Снейп, невидяще глядя в пространство. — Меня раскрыли. Прямо… перед Рождеством.
— Как пенсия у магглов, да, — закивал Люциус. Ему было плевать, что говорить, главное, чтобы Северус не вздумал падать в обморок. У Малфоев были напряженные отношения с этим видом самочувствия. Проще говоря, он понятия не имел, что делать.
Яростно крикнув домовику, он наказал принести зелья и приготовить спальню, причем немедленно, и ему было все равно, разорвется домовик или нет. Пока тот выполнял поручения, Люциус чуть надавил на плечи Северуса, заставляя лечь. Это стоило зельевару еще некоторого количества потерянной крови, но всю боль его выдавала только бледность лица. Люциус, совершенно забыв о находящихся рядом диванах с подушками, устроил голову зельевара на своих коленях, придержал лоб ладонью и дернул за последний оставшийся лоскут ткани, так неудачно присохший к краю самой раны. Снейп зашипел не хуже Воландеморта.
Лорд Малфой успел покрыть домовика невыносимым слоем мата и три раза пообещать его прикончить различными способами. Секунду тянулись, как часы. Он разглядывал лежащего у себя на коленях друга и не мог припомнить, было ли такое когда-либо. Даже когда они получали Метки, полумертвый лежал он, Люциус, а не Северус. Он даже не дернулся. А сейчас… Возраст.
У его друга на редкость странное сочетание черт лица. С одной стороны, он мог поклясться, что Северус — совершенно некрасивый человек, но с другой… Он не мог не игнорировать то, насколько они правильны, насколько соответствуют принятым канонам аристократов. Да и тяжело представить Северуса, покоряющего красотой. Его обаяние…. У него есть сила, которой боятся, и ум, который уважают. Это ли не модель идеального человека?
Даже сейчас, когда он морщит нос, щуриться, трет ладонями лицо… Он все еще силен. Тогда как Люциус, здоровый, совершенно беспомощен.
И самое главное. О чем он старается не думать. При взгляде на друга у него в душе, внутри все переворачивается, куда-то бесконечно падает и так тоскливо тянет, что Люциус не находит себе места. Он понимает — его состояние связано с Северусом, как бы он ни хотел этого не замечать. И, может даже, в глубине души знает, чему это причина.
А сейчас всплывает хитрое выражение, которым наградил его вчера сын. «Кризис среднего возраста». Наверное, и сердце шалит…
Появляется домовик. И Люциус не орет на него — некогда. Бросается к палочке, но быстро понимает — нельзя транспортировать в таком состоянии. Слишком плох, слишком много крови потерял. И Люциус принимает совершенно неприемлемое и глупое решение, но ведь уже решил он, что у него этот самый «кризис», вот он и виноват во всех его рискованных решениях. Потому он с легкой совестью, заткнув палочку за пояс брюк, чего никогда раньше не делал, завязав волосы в узел, наклоняется к другу и осторожно поднимает его, перехватив под коленями и лопатками. Поднимает на руки.
Он не носил на руках даже Нарциссу. Но почему-то он точно уверен, что Северус легче ее. И даже несмотря на его «кризис», он по-прежнему не видит ничего странного в этом. Его другу нужна помощь, и он ее оказывает. Доносит до второго этажа, ногой открывает дверь в гостевую, чтобы через несколько мгновений медленно опустить Северуса на кровать. Сбегать за зельями, собрать ткани и бинты, первым дать обезболивающее….
Он никогда не думал, что так запросто сможет обработать рану. Почти… профессионально. Словно делал это каждый день. Хотя, стоит отметить, практически каждый день это для него делал Северус, и Малфой как-нибудь да смог бы запомнить. Промыть, где это бы не повредило, прошептать пару заклинаний — несколько царапин остались от заклятий — все же Северус теперь уже не столь ловок, как был когда-то, применить с десяток лечебных зелий… Прогрузить в сон, пробормотать диагностирующее заклинание — и черт его знает, откуда у него в голове возникли слова, и сесть рядом. Ждать.
Всяко ожидание томительно. Особенно, когда именно оно решает, что будет с близким тебе человеком. Но сильные переживания, да еще и при хроническом недосыпе — частенько встречается у чересчур занятых лордов, сделали свое дело. Совершенно незаметно для себя Люциус провалился в сон, медленно склонившись, а затем и вовсе свернувшись клубочком на широкой двуспальной кровати.
Впрочем, спал он недолго. Видел цветастые картинки без определенного содержания, куда-то бежал, что-то делал, переживал о чем-то… И на все это Люциус смотрел с пониманием того, что он спит, а рядом друг, который находится в весьма неоднозначном состоянии. Может быть, лорд Малфой и преувеличивал, но в тот момент ему казалось, что Северус может умереть. Вполне возможно, что он действительно мог это сделать — внутренние повреждения Люциус оценить не мог в плане отсутствия медицинского образования, но если бы он подумал еще и о внутренних, помимо внешних, то решительно собрался бы сходить с ума. Но так как он не знал всей ситуации, он тешил себя надеждой, да и не только тешил, но просто знал, что все будет хорошо. Иначе и быть не могло. Ведь до Рождества осталось совсем чуть-чуть, а то, что это время чудес, знают все волшебники. Если вы не видите стула, это же не значит, что его нет?
Так или иначе, Люциус открыл глаза сразу же, как только Снейп шевельнул перебинтованной рукой. Северус, очевидно, вывихнул ее, пытаясь удержать от «Экспеллириармуса», что редко получалось, но все же было возможным. А зельевар не привык отбрасывать даже малейший шанс на победу, ведь он всегда мог продумать план действий, который значительно бы увеличил бы этот шанс. Кто знает, как именно Северусу пришлось вывернуть руку, чтобы задействовать все ресурсы силы и удержать то, без чего он наверняка погиб бы. А о смерти зельевара Люциус не смел даже думать, ведь тогда его жизнь теряла большую часть своего интереса. Без него было бы просто невозможно, и лорд не видел в этом ничего странного и сверхъестественного. Люди даже родиться без поддержки не могут, что и говорить про жизнь.
Малфой поспешно поднялся с кровати, озабоченно разглядывая довольно рассерженного зельевара. Вчера Люциус подумал, что не мешало бы зафиксировать его в одном положении, а Северус это дело от души ненавидел. Как и быть беззащитным и бессильным. Лорд считал его манию преследования пугающей и от всей души желал завоевать его доверие. Заставить вновь обрести уверенность в людях, пусть и не во всех и не сразу. Сам Малфой был довольно оптимистичен на этот счет — он искренне и нежно любил всех людей, и даже доверял им, просто каждому ровно столько, сколько тот заслуживал. Резко? Ну да, а как же иначе, ведь прямолинейность зачастую позволяет сразу же убить проблему в зародыше, и это много лучше, нежели обманывать себя и других.
— Ты можешь себе что-нибудь повредить, — авторитетно заявил Люциус и всем видом своим показывал, что освобождать друга не собирается.
— Я скорее что-нибудь тебе поврежу, если ты не освободишь меня, — прорычал Северус в ответ.
— Поврежу? — иронично заметил Люциус, но вскоре улыбнулся. — Я не пущу тебя никуда до полного выздоровления.
— Ты не можешь решать за меня!
— Я твой друг. Я имею право вмешиваться в твою жизнь тогда, когда считаю это необходимым, — Люциус продолжал улыбаться.
— Мне нужно в школу, Дамблдору сообщить, — предпринял еще одну попытку подняться Северус.
— Я уже все всем сказал. В том числе и про то, что осмелился отпросить тебя на Рождественские каникулы для полного выздоровления, — Люциус склонил голову.
— Самонадеянный идиот, — прошипел Снейп. — Вся моя шпионская деятельность полетела к черту! Я должен сообщить все Дамблдору….
— Волдеморт собирается уничтожить мир завтра?
— Нет.
— Послезавтра?
— Нет! Но…
— Вот и не дергайся. Вряд ли старик в состоянии сделать хоть что-нибудь, даже если вдруг Апокалипсис имени Лорда наступит через три дня.
— Я…
— Я в состоянии наколдовать кляп, Северус. Рождество ты проведешь здесь, и точка.
— А твоя семья, Нарцисса, Драко?
— Я с ними поговорю…
И тут Малфой понял, что его никто не искал, и вчера он Нарциссу не видел. С неким подозрением он подозвал к себе одного из домовиков и вкрадчиво поинтересовался, где его жена.
— Она уехала вчера, господин. Собрала вещи и уехала вместе с молодым мастером, господин, — испуганно пробормотал эльф и прижал уши к голове.
— Свободен, — рыкнул Люциус и закрыл лицо ладонями.
Кажется, он вспомнил, как после ужина Нарцисса что-то сказала ему в весьма резком тоне, а он попросил оставить его в покое… Что ж, видимо, ему придется подписывать вскоре прошение о разводе. Эту ситуацию стоило обдумать в плане имущества, но вряд ли для лорда это было самым важным на этот момент.
-Ты голоден?..
Это были довольно неоднозначные каникулы. Непривыкшие к такому количеству времени, им тяжело было находить поначалу общие темы, вспоминать каждую секунду, что никто их не подслушивает, понимать, что теперь уже нет надобности тайн… Северус отвыкал от роли шпиона, а Люциус мучительно вспоминал, было ли так в Хогвартсе. Скорее всего, нет. Люциус был старше Северуса, поступил в Хогвартс раньше, да и тогда уже имел невероятное количество дел, требующих его контроля. Он общался с Северусом довольно часто, но мимолетно и ни о чем. Стоило задуматься, когда же они стали друзьями. Когда Люциус пришел к нему поздно вечером после принятия Метки в невменяемом состоянии, а Северус молча снимал боль и выслушивал сожаления? Когда Люциус пришел к нему в стельку пьяным с новостью о том, что у него родился сын? Или давным-давно, когда Малфой прислал ему приглашение на свадьбу, которая была предрешена до его рождения? Кто знает. В жизни Люциуса было так много Северуса, и одновременно так мало…
На второй день Северусу стало много лучше. Тогда же пришелся и Сочельник. Люциус приказал домовикам оформить большую часть дома как обычно, а кабинет и гостиную, где они проводили большую часть времени, оставить нетронутой.
Водопад в его груди перестал шуметь и низвергаться, но на его место пришла странная пустота, довольно пушистая и теплая. Люциус понятия не имел, что с ним происходит, а спрашивать у друг постеснялся. Он не хотел слышать, что это возрастное, потому что где-то на уровне подсознания понимал, в чем тут дело.
Ему вдруг отчаянно захотелось самому купить украшения и сделать все, как полагается традициям Рождества. И провести его так, как всего описывают в сказках. С мишурой, с блестящими и звенящими елочными шарами, с холодным огнем свечей, с летающими светлячками и горящим камином, и даже просто с елкой, место для которой он выбрал еще день назад, когда пытался заснуть в комнате сына. Свою комнату он со скандалом отдал Северусу, который не хотел занимать покои хозяина. Они вообще много спорили в это время. Просто затем, чтобы убедиться — вот они рядом, действительно рядом, и это не сон, и они могут сказать друг другу все, что пожелают, и не нужно бояться последствий.
Люциус кстати сказал-таки Северусу, что на голове у него просто неприлично. Снейп предложил ему туда не смотреть, однако на следующее утро вымыл их старательно и завязал в тугой хвост. Когда Люциус сквозь смех сообщил ему, что так он похож на Блэка, то Северус психанул и заявил, что Малфой, в свою очередь, вообще как девка. Люциус покраснел и кинул в него первым, что попалось под руку. Оказалось, подушка.
Собственно, они отправились в магазин в тот же день. Люциус, пребывая в странно-веселом настроение, бордо шагал впереди друга, а Северус покорно тащился за ним. Что только Малфой ему не обещал, чем только не грозил! Иногда Северус думал, что если бы у него была жена, у них с ней все было бы точно так же, как с Люциусом. Если Снейп бы его не послушался, он получил бы порядочную истерику, обиду на всю жизнь и красные глаза с последующей головной болью. Северус истерик не любил, запасы обезболивающегося берег, потому согласился подозрительно быстро. Он убедил себя в том, что в шопинге вместе с Лордом ничего сверхъестественно тяжелого не будет.
Оказалось, все гораздо хуже Круцио от Лорда. Ходили они по магазинам ровно пять часов — Северус засекал. И это только по магическим. Под конец Люциус проявил невиданное желание узнать, как там дела у братьев меньших магглов. Это после того, как ему неожиданно захотелось выбрать пять пар новых штанов (каждые мерились по пять раз и демонстрировались Северусу, который в них ничего не понимал, однако он быстро сообразил, что когда консультантки ахали, то и ему полагалось сурово одобрить), купить неординарные ботинки (все равно оказались черные классические), приобрести собственно самую пушистую и прочее елку (нашли, за баснословную сумму, хотя ничего в ней такого и не было особенного), и провести в игрушечном магазине два часа. Люциусу казалось, что красные шарики не будут гармонировать с его строгой обстановкой гостиной, а мишура обязательно будет выглядеть безвкусно, а свечки обязательно сожгут ему весь дом, а подарки под елку не поместиться, а светлячки слишком наглые, а носки неприличные. В конечном итоге Люциус купил все, что ему сначала НЕ понравилось, уйдя из магазина с довольным видом и оставив этот самый магазин опустошенным и крайне раздраженным в плане продавцов. Северус только вздыхал и таскал за ним пакеты.
И в последнем маггловском магазине, на исходе седьмого часа шопинга Люциус подумал, что ему жизненно необходима новая… подушка. Да. Именно, подушка. Которая должна была создавать ему атмосферу уюта и Рождества. Снейп в сердцах, но мысленно чертыхнулся и поплелся за ним в подушечный рай. Он бы может и пережил это путешествие, да только Люциусу зачем-то понадобилось, чтобы подушку выбирал именно Северус. Как будто спальня принадлежит ему. Однако все, что еще могло понравиться зельевару, совершенно не удовлетворяло утонченного аристократа. Черный цвет тот не принимал категорически…
И выбрал самую дурацкую подушку из всех, что только можно представить. Люциус приобрел вопиюще зеленую подушку с изображенной на ней хвойной листвой и блестящими елочными шарами. Хорошо, допустим, она была красиво изумрудная. Это Северус еще мог понять. Но какой человек мог согласиться спать на изображении иголок? Оказалось, Люциус.
Когда они добрались до мэнора, Северус не хотел уже ничего. Абсолютно. Он только бросил все пакеты на диван, а сам развалился в кресле.
В котором и просидел весь вечер, с усмешкой наблюдая за тем, как мечется Люциус по дому. Как зельеварит на кухне (такое важное дело он почему-то не доверил домовикам, но как-то забыл, что готовить и умеет, но не помнит, как управляться с магической техникой), как вешает на елку шарики и мишуру (получилось все-таки красиво), как левитирует стол и накрывает его… Северус чувствовал себя, как дома. Если у него когда-то был дом, конечно. Но отчего-то ему казалось, что он именно так и должен выглядеть.
А потом Люциус выключил свет. По комнате летали приструненные светлячки, горели тихо свечи на елке, которая стояла позади дивана, трещал зажженный камин, освещая бликами неумело подвешанные носки, задумчиво блестела обертка целой кучи подарков… Манил к себе накрытый стол, на котором было столько всего вкусного и интересного просто потому, что готовит это белоручка-лорд.
Северус даже не переодевался. Он как был в мантии, так и остался. Тогда как Люциус нацепил все то, что считал традиционным. Когда Снейп первый раз увидел лорда Малфоя в протертых джинсах на два размера больше и в бесформенном свитере с оленями, он впервые громко и непринужденно засмеялся. Стараясь не замечать откуда ни возьмись появившуюся… нежность?
Люциус сначала смущался, но потом совершенно точно проникся чувством Рождества и наплевал на то, что думает по поводу его наряда Северус. Он заставил его съесть ровно половину всего приготовленного, среди которого были и салаты, и горячее, и испеченные печенья на десерт, великодушно выслушал жалобы относительно того, что Снейп никогда в жизни не будет есть… И понял.
Что его не волнует, что жена развелась с ним, и что пойдут слухи о его аристократической персоне. Что сын предпочел ему мать, он и так всегда был слишком женственен. Что он не явился на два собрания и умолчал об этом в разговорах с Северусом. Потому что только то, что происходило в рождественскую ночь, действительно имело смысл. Все словно стало так, как и должно было быть. Люциус обрел душевное равновесие именно тогда, когда увидел вывалявшегося в снегу Северуса — он потащил его на улицу почти сразу же после ужина.
На улице шел снег. В окнах мелькали отсветы от свечей, стояла тишина, и не было даже ветра. Был только один сплошной блестящий белый снег, он и Северус.
Пусть Люциусу пришлось долго думать, то же именно ему хотелось. Пусть для этого Северусу пришлось потерять дом и все вещи, пусть ему пришлось пережить боль и крушение всей жизни. Вместо этого он получил предложение нового дома, новой жизни и любимого человека, которого принимал всегда. Которого лечил и утешал, когда тот получил Метку. Которого отрезвлял и позволял отсыпаться у себя тогда, когда узнал о его ребенке. И из-за которого не хотел больше жить, когда услышало его свадьбе.
Vova
