— Скучно… — Потянувшись, Сириус зевнул и с надеждой посмотрел на Джеймса. — Ну, давай, Сохатый, давай сделаем это. Ну, последний разочек… Пожалуйста!
— Нет, — резким голосом осадил его Джеймс. — И не мечтай, Бродяга. Я обещал Лили не трогать его.
— Да ерунда это всё. Она же так и не пошла с тобой гулять, а Нюниус — вон он, сидит в ста метрах от нас… Ну, можно я хотя бы на словах его достану?
— Ты же знаешь, он сразу схватится за палочку. Оставь его уже в покое! — присоединился к разговору Ремус, откладывая в сторону конспект по трансфигурации.
Он бросил обеспокоенный взгляд на сидящего на валуне щуплого угловатого подростка, с головой ушедшего в свои записи и не замечающего ничего вокруг. Его прямые длинные волосы падали на лицо, и юноша периодически раздраженно заправлял их за уши. Тонкие губы беззвучно шевелились — наверное, Северус проговаривал заклинания, а прижатой к бедру узкой ладонью, сжимающей волшебную палочку, он отрабатывал взмахи.
— Дже-е-е-е-еймс… ну последний разочек… Обещаю, ничего серьезней Конфундуса я к нему не применю… Ну скучно же! — продолжал ныть Сириус, не обращая внимания на реплику Ремуса. — Ну, Дже-е-е-е-еймс… Я же вижу, у тебя самого руки чешутся. Давай, а? Ну последний раз?
Радостным повизгиванием и нетерпеливым потоптыванием ноги его поддержал Питер.
Глаза Джеймса на мгновение вспыхнули азартом, но, бросив беглый взгляд на играющих в бадминтон девушек, одной из которых была Лили Эванс, он взъерошил волосы и отрицательно покачал головой:
— Нет. И только попробуй задирать его за моей спиной! Если это будет стоить мне намечающегося свидания, я не знаю, что с тобой сделаю.
Джеймс старался говорить как можно строже, сводя брови на переносице в одну сплошную линию, при этом пытаясь и губы сложить в соответствующую взгляду строгую складку. Но укрощение собственной мимики только вызвало безудержный смех Сириуса, к которому тут же присоединились Питер и Ремус.
— Ладно, всё, хватит! — прикрикнул на них Джеймс, но друзья захохотали еще громче, и, не в силах больше сдерживать под маской строгости вырывающий наружу смех, он махнул рукой и присоединился к ним.
— Эй, Сохатый, ты говорил, что твои собирались летом в Ниццу? — отсмеявшись, спросил Сириус.
— Ну, говорил.
— И ты вроде как с ними…
— Тебя они вроде тоже как звали.
— Джеймс, Ницца — это для пенсионеров. Давай махнем в Сан-Тропе. Вот где рай! — Сириус мечтательно закатил глаза. — Там греют свои перышки прелестные юные вейлы. Ты когда-нибудь видел вейлу, Джеймс? Поверь, ты и думать забудешь о своей несравненной Лили! И Ремуса с собой возьмем.
Откинувшись на спину, Сириус упал на вытянутые ноги Ремуса, смахнув с его рук исписанные листы пергамента. Чуть поерзав, поудобнее пристраивая худые бёдра друга в качестве подушки, он лукаво ему подмигнул:
— Поедешь с нами в Сан-Тропе, Луни?
Возведя глаза к небу, Ремус мысленно попросил Бога о помощи и стал подбирать рассыпавшиеся листы, стараясь, однако, не столкнуть черноволосой головы.
— Я-то вам там зачем? — чуть печально спросил он.
— Ну, как это — зачем? Я же говорил — это любимое место отдыха наших пернатых красоток. — И, чуть повернув голову к Ремусу, Сириус шепнул так, чтобы слышал только он:
— Затем, что там очень холодные ночи…
И сразу за этим раздался громкий плач. Мгновенно отреагировав, ребята вскочили на ноги и обернулись на источник шума
Рядом с Северусом они увидели первокурсника с Гриффиндора. Мальчик катался по земле, прижимая руки к животу, и истошно вопил. Северус, склонившись, кричал на него, но тот не слушал, продолжая истерику. Тогда Снейп схватил мальчика за шею и, нажимом на челюсти заставив того разжать их, что-то вложил ему в рот. Мальчик тут же подавился и стал задыхаться, сучить ногами по песку и царапать пальцами горло. Одним из непроизвольных взмахов он выбил из руки Северуса палочку.
— Что ты сделал с ним? — рявкнул Сириус, подбежавший быстрее всех.
Он каблуком наступил на пальцы потянувшегося за палочкой Снейпа и, вздернув его за ворот мантии верх, стал трясти, повторяя свой вопрос. Подоспевшие следом Джеймс и Ремус склонились над задыхающимся мальчиком. Люпин быстро поднял его на ноги и, прижав его спину к своей груди, сложенными в замок ладонями резко нажал снизу вверх чуть выше пупка мальчишки. Вместе с воздухом из его горла вылетел землистого цвета камень и, упав на песок, смешался с прибрежной галькой. В общей суматохе этого никто и не заметил.
— Ты в порядке, малыш?
Мальчик стал глубоко и сипло дышать, со свистом выпуская воздух из покрасневших ноздрей.
— Он… он… меня… больно… — давясь рыданиями, прохрипел он, указывая пальцем на Северуса, после чего закатил глаза и потерял сознание.
Бросив быстрый взгляд на упавшего мальчика, Сириус глухо зарычал и ударил Снейпа кулаком в скулу. Отпрянувший Северус полностью раскрылся, и следующий точный удар в висок полностью дезориентировал его. Перед глазами всё поплыло, предметы и люди сливались с бликами света, мир превратился для него в расплывчатые сверкающие пятна. Упав на землю, Северус пополз к тому месту, куда предположительно упала его волшебная палочка, но, угадав его намерения, Сириус носком ботинка откинул палочку подальше. Выругавшись и сплюнув заполнившую рот кровь, Северус загреб в кулак горсть песка и швырнул его Сириусу в лицо. Но вскрикнул почему-то Джеймс и стал яростно тереть кулаками глаза. Северус вновь предпринял попытку дотянуться до своей палочки, но ему вновь помешали. Схватив Снейпа в охапку, Сириус потащил его к озеру.
Увидев стремительно приближающуюся водную гладь, Северус как с цепи сорвался. Выгибаясь и извиваясь, он стал буравить пятками прибрежный песок и лихорадочно цепляться пальцами за одежду Блэка. А еще Снейп кричал. То есть он думал, что кричит, но из его горла исходило только неразборчивое мычание.
— Устрой головомойку его сальным патлам, Бродяга, — донесся с берега заискивающий возглас Петтигрю.
Ему вторило улюлюканье столпившихся на берегу зрителей. Шоу «Мародёры против Нюниуса» было любимым развлечением не только самих Мародёров, но и остальных студентов. Нравилось это, может, и не всем, но наблюдало за этим зрелищем большинство, и никто так ни разу и не вмешался. На лицах невольных зрителей можно было прочесть не только одобрение и восторг, но также осуждение и жалость. Но одно чувство можно было считать с лица каждого зрителя. Оно объединяло их, делало толпу единым целым. Это было чувство облегчения: ведь, слава Богу, это не они оказались на месте Северуса Снейпа, ведь это не их существование не имело смысла в глазах Мародёров.
— Боишься воды, Нюниус? — насмешливо кривя губы, прорычал Сириус, заходя с брыкающейся ношей в обжигающе-ледяную, еще не успевшую прогреться на весеннем солнце воду. — Ты хоть иногда моешься, Нюниус? Что, нет? Ну так мы это исправим! — воскликнул он, швыряя Снейпа в воду.
Северусу показалось, будто тысячи горячих иголок вонзились ему под кожу, когда озерная вода приняла его в свои ледяные объятия. И тогда он закричал по-настоящему.
Боишься воды, Нюниус?
Боишься воды?
Боишься?.. ...воды?
Воды…
Отголоски его душераздирающего вопля еще звучали в ушах столпившихся на берегу студентов, а Северус уже полностью погрузился в воду, удерживаемый там вцепившимся в его плечи Сириусом.
— Где она, поганец? — Отец шатающейся, дурно пахнувшей глыбой завис над маленьким мальчиком лет пяти, больно хватая его за плечо.
— Я… я… — залепетал напуганный мальчик, втягивая голову в плечи. Цепляясь за руку отца, он попытался чуть сдвинуть ее, потому что тот надавливал на ещё не заживший синяк, оставленный им во время вчерашнего дебоша.
— «Я! Я!» — передразнил его отец. Схватив мальчика за предплечья, он поднял его до уровня своих налитых кровью глаз. — Где она? Отвечай, маленький уродец! Вчера осталось виски. Куда ты его спрятал?
— Там… там… на донышке… — икая на каждом слове и все сильнее вжимая голову в плечи, зашептал мальчик. — Наг… он поранился… я обработал… Там… на донышке…
Мальчик крепко зажмурился, избегая смотреть на перекошенное яростью лицо отца. Он даже старался не дышать, чтобы не вдыхать исходящий от отца тошнотворный запах: смесь перегара, пота и рвоты.
— На донышке?!? — заорал отец, встряхивая сына. — На донышке?! Ты извел виски на какую-то найденную в канаве змеюку?!
Мальчик вздрогнул, и горячая струя страха потекла по его ногам, растекаясь постыдным пятном на штанишках и оставляя лужицу у босых ног отца.
— Ах, ты… — злобно сощурив глаза, прошипел Тобиас Снейп. — Я тебе покажу… я научу…
Он тащил сына к большому цинковому тазу, в котором Эйлин замочила грязное белье. Одной рукой держа мальчика за волосы, а другой брезгливо вцепившись в пояс мокрых штанишек, он опустил его в таз и стал топить. Мыльная вода попала в глаза и горло, мальчик, захлебываясь, громко плакал и звал маму, тёр разъедаемые щелочью глаза, сучил руками и ногами, цепляясь ими за края таза.
Его спасла вернувшаяся с работы мать. Оглушив мужа, она схватил на руки бившегося в истерике сына.
Потом мама долго сидела на его кровати, прижимая к себе дрожащего мальчика и гладя его по голове и спине. Эйлин плакала. Плакала в одиночестве, потому что Северус боялся заплакать вновь. Боялся, что по лицу потекут слезы и снова будет мокро. Он только тихо сидел в теплых объятиях матери и дрожал.
Боишься воды, Нюниус?
Объятый неконтролируемым страхом, Северус перестал сопротивляться, покорно позволив Сириусу топить себя. Его легкие мгновенно наполнились водой. Вначале было мучительно больно, не хватало воздуха, а потом всё внезапно исчезло. На мгновение стало темно, но очень скоро он вновь обрел способность видеть. Только контуры утратили привычную резкость, он смотрел на мир словно через прозрачную водную рябь. И звуки стали глухими, как будто доносились до него из дальней комнаты. Неужели это и есть смерть?
Как приятно, оказывается, умирать. И почему люди так этого боятся? Еще никогда Снейпу не было так спокойно, как в момент смерти. Уже не надо о чем-то думать, принимать решения, страдать, мучится ревностью... И наконец-то ничего не болит... Собственно, именно враз прошедшая боль и убедила Северуса в том, что он умер.
Пальцы Сириуса продолжали впиваться ему в плечи, а его колено продолжало давить ему на грудь, но он не чувствовал этих прикосновений, скорее помнил о том, что его топили именно так. Голова Снейпа была чуть повернута, и сквозь прозрачную гладь воды он мог видеть не только перекошенное от ярости лицо Блэка и бегущих к ним Поттера и Люпина, но и метавшуюся рядом Лили, которая хватала Блэка за рукава и выкрикивала ЕГО имя.
Се-ве-рус!
Да, да… Се-ве-рус… Именно эти три слога он считал с ее губ.
Се-ве-рус… Ему никогда не нравилось его имя. Оно предопределило его судьбу, сделав таким нелюдимым, суровым, холодным. Почему же теперь оно звучит как музыка?
Се-ве-рус. Да, у него красивое имя. Лили сделала его таким.
Се-ве-рус… Лили зовёт его. Она переживает за него…Лили не хочет, чтобы он умирал… Се-ве-рус… Надо сделать только один глоток воздуха, чтобы откликнуться на её зов. Всего лишь один глоток… И снова вернётся боль, вернётся необходимость принять решение и ответить отказом на предложение самого Волдеморта… А ведь ему придётся отказаться от метки, если он сделает этот один-единственный глоток… Придётся, потому что Лили позвала его. Вот только как его сделать? Ведь вдохни он сейчас — и мерзкая жидкость наполнит его лёгкие…
Внезапно Лили исчезла из поля его зрения. Её затмили Поттер, оттаскивающий Блэка, и Люпин, хватающий его поперек груди и выдёргивающий из воды. Он не сразу понял, что его спасают. Он просто очень рассердился на них. Лили его звала, а проклятый оборотень и очкастый зазнайка полностью её от него закрыли.
Они... О, как же он их ненавидел! Как они посмели закрыть от него наполненные слезами и страхом глаза Лили? Слезами по НЕМУ и страхом за НЕГО, за Се-ве-руса! Блэк, Люпин, Петтигрю, Поттер, — особенно Поттер! — они и так отравляли все годы его учебы постоянными и ничем не мотивированными издевательствами, а теперь лишили, пожалуй, самого важного в его никчемной жизни, а именно — возможности наконец-то надеяться на то, что он ей нужен.
Враги. Они были его врагами.
Питер Петтигрю. Подхалим и подпевала, ничего собой не представляющий, греющийся в лучах славы своих друзей, которые держат его подле себя только из-за извращённого чувства тщеславия и самодовольства. Питер Петтигрю — враг. Но он слишком ничтожен, чтобы тратить на него свой гнев.
Ремус Люпин. Образцовый староста, тихий и неприметный, напрочь лишённый индивидуальности и того, что принято называть характером, обречённый по жизни быть ведомым своими яркими и наглыми друзьями. Ремус тоже был его врагом. Он никогда не оскорблял и не нападал на него, Северуса, но своим молчанием или жалким и едва слышимым «ребята, может не надо?», Ремус уподоблялся той толпе, которая всегда появлялась там, где развлекались Мародёры, играя в свою излюбленную игру «Нюниус, а Нюниус, а почему...». Продолжение этого «почему» всегда было разным: то причёска у него не такая, то нос слишком длинный, то пятно на мантии от пролитых чернил, происхождение которого Мародёры толковали в своей примитивной «сортирной» манере. Да мало ли было этих «почему»! Зато результат всегда оказывался одинаков. Надо же было Поттеру и Блэку отрабатывать добытые из Запретной секции заклинания. Да, Ремус тоже был его врагом. Пусть засунет свою жалость себе в то место, в которое его долбит его блохастый друг. Северусу его жалость не нужна. Люпин сам нуждается в жалости. Он уже наказан. Наказан задолго до того, как заслужил это наказание. За Северуса уже давно отомстил Фенфир Грейбэк.
Сириус Блэк. Избалованный отпрыск древнего и знатного рода, любящий эпатаж и бравирующий своим лояльным отношением к грязнокровкам и магглам, идущим вразрез с многовековой политикой его семьи. До одури влюблённый в своего лучшего друга Поттера, но вынужденный искать утешения у безотказного и бесхребетного Люпина. Человек, который способен спасти котёнка, забравшись на верхушку дерева, утешать и вытирать сопли получившему взыскание первокурснику и ради шутки натравить оборотня на неприятного ему человека с одинаково обезоруживающей улыбкой. Северус ненавидел Блэка. Он был его врагом и, безусловно, заслуживал наказания.
Блэк был его врагом. Враг заслужил наказание.
Джеймс Поттер… Если и был на свете человек, которого Северус ненавидел больше, чем Блэка, то это Джеймс Поттер. А причина? Ха! Для его ненависти даже не нужны были причины и обоснования. Как говорил тот же Поттер, всё дело в самом факте его существования.
Враг. Враг. Враг.
Враги.
Наказать врагов.
Уничтожить их, чтобы потом снова не пришлось защищаться.
Защититься от врагов.
От врагов.
Враги.
Северус на боку лежал на песке и не сводил глаз с Блэка и Поттера, даже не сознавая, что снова дышит. Его мозг сверлила только одна мысль: «Враги. Наказать врагов. Защититься от врагов». Вытянувший его из воды и приведший в чувства Люпин сидел рядом и нащупывал его пульс, а лежащая в кармане волшебная палочка больно упиралась Северусу между ребер.
Враги.
Враги рядом и могут снова напасть.
Защититься от врагов.
От врагов.
Защититься.
Северус рукой отстранил колющую его бок помеху. Подушечек пальцев коснулась гладкая полированная поверхность дерева, теплом разливаясь по всему телу.
Защититься от врагов.
Там, в десяти метрах от него, враги. Они могут снова напасть. Северусу нужна защита. Защита от врагов. Нужно защищаться.
Северус сомкнул пальцы на древке палочки и спрятал руку в складках мантии.
Враги. Они рядом. Защититься.
Шатаясь и кусая от напряжения губы, Снейп поднялся на ноги, оттолкнул хотевшего ему помочь Ремуса.
Враги. Враги. Враги.
Защититься от врагов.
Рука с зажатой в ней палочкой сама поднялась, а с губ сорвалось странное слово:
— Sectumsempra!
Магической волной Блэка отбросило от Поттера на пару метров, а сам он, словно израненный невидимым мечом, рухнул на мокрый песок. Его тело чуть качалось от накатывающих на берег волн, и, украшенные белоснежной пеной, они ударялись об него, а возвращались уже окрашенные в алое.
— Джеймс!!!
Крик Лили Эванс, в котором смешались боль, страх и отчаяние, заполнил, казалось, всё пространство. Она кинулась к истекающему кровью юноше и, опустившись на колени, стала шептать кровоостанавливающие заклинания, водя палочкой над ужасными ранами на лице и груди Поттера. Впавший в ступор Сириус дико вращал глазами, глядя то на лежащего на песке раненого товарища, то на застывшего с направленной на Джеймса палочкой Северуса, будто не знал, что ему сделать в первую очередь: помочь другу или отомстить за него.
— Его нужно срочно отнести в Больничное крыло. Сириус, помоги!
Строгий голос Лили, в конце реплики задрожавший от сдерживаемых рыданий, вывел наконец Блэка из оцепенения, и он кинулся к Джеймсу.
Северус, вместе с безмолвной и напуганной толпой, наблюдал, как он осторожно поднимает Джеймса с помощью заклинания левитации и, стараясь не сорваться на бег, направляется к замку. Лили шла рядом, продолжая накладывать колдомагические заклинания.
Лили обманщица.
Она все это время обманывала его.
Называла Поттера хвастуном и задирой, ругала его за самолюбование, а сама…
Ложь. Всё было ложью.
Её взгляд в тот момент, когда Поттер окровавленной куклой упал на песок, говорил лучше всяких слов. Северус до мельчайших деталей запомнил её глаза, когда она подбежала к Поттеру...
В них не было и половины того страха, когда Лили умоляла Сириуса отпустить его, Северуса. В них не было такого отчаяния, боли… и чего-то неописуемо трепетного, отвратительно щемящего сердце… В них не было любви.
А когда она смотрела на Джеймса…
«Ты мне отвратителен, Джеймс Поттер!»
Лгунья!
Всё это время она обманывала не только окружающих, но и саму себя.
Она любит Джеймса Поттера. Теперь Северус это точно знает.
Любит страстно, безумно, глубоко…
Лили Эванс влюблена в Джеймса Поттера, высокомерного задаваку и выпендрёжника. Чистая, нежная, добрая… она… и Поттер… Ангел и сатир…
Да, да, ангел. Именно ангелом он считал свою Лили. Неземным существом, явившимся в этот мир, чтобы наполнить его жизнь светом. Сколько он помнил Лили, она всегда излучала неземной свет, и он удивлялся, как другие этого не видят.
Но когда она склонилась над Поттером, врачуя его раны и умоляюще смотря в небо, она утратила этот свет.
Поттер поглотил его. Рядом с ним Лили уже не казалась ангелом. Она превратилась в обычную девушку. Как же он ненавидел ее в эту минуту!
Она сломала, разрушила, втоптала в грязь его чувства и его душу одним только взглядом.
Лили потеряна для него навсегда. Она замарала себя чувствами к ненавистному Поттеру.
Она…
Застывший в напряженной позе Северус Снейп изо всех сил сжимал древко волшебной палочки так, что побелели костяшки пальцев. В том месте, где пальцы сжимали дерево, начали расходиться мелкие трещины, и окружающим казалось, что сама жизнь уходит из Снейпа по мере того, как удалялись Лили Эванс, Сириус Блэк и левитируемый Джеймс Поттер.
Палочка Люпина треснула в руке Северуса, и вместе с её обломками он сам рухнул на землю.
* * *
Очнулся Северус уже в Больничном крыле. Он лежал на белоснежной, пахнувшей зельями постели. Рядом раздавались приглушенные, казавшиеся смутно знакомыми голоса. Говоривших он не видел. Для этого ему пришлось бы приподнять голову, а в нынешнем его состоянии ему это казалось невыполнимым. Поэтому Северус попытался сосредоточиться на голосах, стараясь узнать по ним их обладателей.
Лили Эванс. Он узнал этот звонкий ласковый голос, сейчас говоривший что-то невыносимо нежное. Невыносимое, потому что эта нежность была предназначена не ему. К боли физической добавилась и душевная, и, прикусив губу, чтобы ненароком не взвыть, он все-таки приподнял голову. Сотни кадров, сменяясь, замелькали перед глазами, пока наконец, устав от этого безумного танца, не сложились в единую картину: Джеймс Поттер, своей бледностью соперничающий с безупречными в своей чистоте подушками мадам Помфри, лежал на больничной кровати и с улыбкой смотрел на сидевшую на его постели Лили Эванс. Рядом были и остальные Мародеры. Блэк, раскачивающийся на стуле, Люпин, облокотившийся на прикроватную тумбу, и Петтигрю, вцепившийся в спинку кровати и нервно переступающий с пятки на носок.
Северус откинулся на подушку и закрыл глаза. Ему было больно видеть Лили в окружении ненавистных ему людей. Он искренне желал ее ненавидеть и презирать, но пока не получалось. Как же больно!
— Ты должен извиниться перед ним, Бродяга, — донесся до Северуса хриплый шепот Поттера.
— Я? Извиняться? И перед кем?! Перед сальнопатлатым грязноштанником! Да ни в жизнь! — взвился Сириус.
Раздался грохот опрокидываемого стула, нервный перестук каблуков и последовавший за этим скрип кровати под тихое: «Эванс, ну-ка, подвинься».
— Он тебя едва не убил! Извиняться? Да я ему шею сверну, пусть только в себя придет.
— Ты уже натворил дел, мало было? Скажи, какого черта ты его чуть не утопил? — продолжал хрипло шептать Поттер.
— Да откуда я знал, что он спасал этого салагу, на спор проглотившего незрелую мандрагору и перепутавшего противоядие с перечным зельем! Вы сами всё видели! Если бы Лунатик не обшарил всё побережье в поисках безоара, никто бы ничего и не доказал.
— Даже если бы Ремус ничего и не нашел… — вклинилась в разговор Лили. — Ты прекрасно слышал, что сказал тот мальчик. Он сказал, что задыхался, а слизеринец его спас, засунув безоар в рот. Северус герой. И вы должны перед ним извиниться. ОБА!
— Герой? Да ты посмотри, что он сделал с Джеймсом! Это же темномагическое заклинание, которое даже директор не смог распознать. Дамблдор сказал, что Снейп его сам придумал. Что же он за человек, раз придумал ТАКОЕ заклинание?!
— Вы сами вынудили его! Я уверена: он не ведал, что творил. Это заклинание родилось в момент стресса. А Северус очень сильный маг, поэтому заклинание получилось таким… специфическим.
— Специфическим? Да его можно поставить в один ряд с Круциатусом! Да на Джеймсе живого места не было. Если бы мадам Помфри не догадалась приложить бадьян к ранам… Джеймс мог умереть!
— А ты, конечно, дитя невинное, просто ангел во плоти! — начала раздражаться Лили, однако ее тон уже не был столь категоричен.
Северусу было неприятно, что она защищает его перед Мародёрами, продолжая держать Поттера за руку. Это было кощунством. Хотелось встать и уйти, и если бы у Северуса были силы, он бы так и сделал.
Но сил не было.
Даже на то, чтобы смахнуть предательскую слезу с уголка глаза. Поэтому он просто моргнул им, торопя слезу скорее покинуть насиженное место. Неприятно щекоча лицо, слезинка скатилась по впалой щеке, немного подразнила уголок губ и, наконец, продолжив путь по подбородку, исчезла, впитавшись в наложенную на шею повязку.
Хорошо. Пока у него нет сил, но скоро он поправится и тогда…
Тогда он напишет письмо своему другу. Своему единственному другу. Он напишет письмо Люциусу Малфою и скажет, что готов к встрече с Тёмным Лордом. Он примет метку и тогда…
Тогда он станет служить самому Волдеморту. Рано или поздно этот человек завоюет мир и позволит своим верным слугам пожать плоды этой победы. Северус тоже возьмет свою часть трофеев и тогда…
Тогда Мародёры пожалеют, что им не нравился факт существования Северуса Снейпа. Они пожалеют, что издевались и преследовали его. А Лили…
Она станет его самым главным трофеем.
* * *
Северус сидел в полутёмном пабе на окраине Лондона. Напротив него расположился высокий статный мужчина, который долго изучал его тяжелым повелительным взглядом. Невероятная сила и могущество, умноженные на властность и волю, исходили от этого человека, тяжким грузом давя на плечи Северуса, заставляя его сутулиться больше обычного. Собеседник молчал, продолжая сверлить Снейпа своим особенным взглядом, высасывая все силы по капле.
Наконец молчание было прервано. Тёмный Лорд чуть подался вперёд и, хищно улыбнувшись, заговорил:
— Регулус рассказал об одном весьма интересном заклятии, которое ты применил против одного гриффиндорца. Признаюсь, я озадачен. Я, который знает о тёмной магии всё, и то не смог распознать проклятие по описанию. Эффект, которое имело твоё проклятие, мне не знаком.
Подобного начала разговора Северус не ожидал и, растерявшись, стал очень сбивчиво пояснять:
— Это… это случайно. Я сам его изобрел… случайно… от врагов…
На мгновение воцарилась прежняя тишина, нарушаемая только одиночными пьяными выкриками из-за соседних столиков, а потом Тёмный Лорд запрокинул голову и расхохотался. Несмотря на то, что Лорд смеялся довольно искренне, Северуса бросило в холодный пот, а сердце сжалось до размера наперстка.
Лорд закончил смеяться так же внезапно, как и начал, и, опустив голову, вновь посмотрел на Северуса:
— Я не ошибся в тебе. Мне будешь служить.
Северус не мог оторвать глаз от его хищного мистически-красивого лица, понимая, что тонет в этих бездонных безумных глазах. При тусклом освещении паба глаза Лорда отливали красным, и Северус искренне хотел верить, что это не более чем игра света.
— Продемонстрируй своё изобретение. Я хочу видеть всё своими глазами.
Северус моргнул, чуть тряхнул головой и непонимающе посмотрел на Лорда.
— Сэр?
— Прямо сейчас, — утяжеляя взгляд, властно произнёс Тёмный Лорд. — Выбирай любого из присутствующих и действуй. Потешь моё любопытство.
— Но, сэр... Прямо здесь?..
— Я не привык ждать, Северус.
Вот он, момент истины. Сейчас или никогда. Встать, быстро извиниться за беспокойство и уйти. Убежать. Бежать со всех ног из этого паба. От этого человека. От того, кем он может стать, если останется.
Северус стремительно поднялся и хотел было сказать слова прощания, но внезапно тишину паба нарушил детский вскрик. Вздрогнув от неожиданности, Северус обернулся.
За его спиной на грязном полу сидел мальчишка лет семи и, потирая ушибленный локоть, жалобно похныкивал. Остальные посетители паба остались к этому происшествию равнодушны, продолжая греметь стаканами и бутылками. Шмыгнув разбитым носом, малец поднялся на ноги и подошел к развалившемуся за столом небритому мужчине.
— Ну, папа, ну пошли уже…. Ну хватит уже пить… Пап… — дергая мужчину за рукав, жалобно заскулил он и вновь получил удар в плечо и, отлетев на пару метров, упал на пол, оцарапав щеку о валяющийся на полу осколок от разбитого бокала.
— Пшёл вон, уродец… — пробасил его отец, с трудом отрывая голову от стола. — Пшёл отсюда! — Сильно трясущимися руками он придвинул к себе стакан, в котором ещё оставалось немного виски, и стал подносить его ко рту.
Мальчонка к тому времени уже снова поднялся и, размазав по лицу смешавшуюся с пылью кровь, опять вцепился в отцовский рукав.
— Папа… миленький…ну не надо больше… пошли домой…
Северус инстинктивно протянул к мальчику руку, шепнув:
— Не надо…
Но мальчик сильно потянул на себя отцовскую ладонь, и тот от неожиданности выпустил из рук стакан, который, покатившись по столу, оставил за собой ручеек от разлитого спиртного, а затем упал на пол.
— Ах ты, поганец! Ты что это натворил?! — Мужчина, облокотившись руками о стол, с трудом поднялся. — Ну всё, уродец…
— Папа, там на донышке...
— Наг… он поранился… я обработал… Там… на донышке…
— На донышке?! Я тебе сейчас покажу — на донышке!
— На донышке?! Ты извел виски на какую-то найденную в канаве змеюку?!
Северус, тяжело дыша, словно завороженный смотрел, как напуганный мальчик пятится к выходу, а его отец, шатаясь, спотыкаясь и опрокидывая на своем пути пустые стулья, наступает на него. Абсолютно не отдавая отчета в своих действиях, Северус вскинул руку со стиснутой в дрожащих пальцах волшебной палочкой. И прежде чем он понял, что это уже конец, что пути к отступлению у теперь него не будет, из палочки уже вырвался смертоносный луч от изобретенного им проклятия, а с бескровных губ сорвалось слово, которое прозвучало как приговор его юности: