Но ни в чем ее талантливость не сказывалась так ярко, как в ее уменье быстро знакомиться и коротко сходиться с знаменитыми людьми. Стоило кому-нибудь прославиться хоть немножко и заставить о себе говорить, как она уж знакомилась с ним, в тот же день дружилась и приглашала к себе. Всякое новое знакомство было для нее сущим праздником. Она боготворила знаменитых людей, гордилась ими и каждую ночь видела их во сне. Она жаждала их и никак не могла утолить своей жажды. Старые уходили и забывались, приходили на смену им новые, но и к этим она скоро привыкала или разочаровывалась в них и начинала жадно искать новых и новых великих людей, находила и опять искала. Для чего?
А.П. Чехов «Попрыгунья»
За глаза слизеринцев называли факультетом выпендрёжников, они высоко задирали носы, снисходительно посматривая на других студентов. Тем не менее, больше всего друзей было у Горация Слагхорна. И тот, кто перезнакомился со всей окружавшей его разношерстной компанией, невольно задавался вопросом, что представляет собой сам Гораций.
Слагхорны, известные своими достижениями в области алхимии, считались приличной чистокровной семьей, из тех, что принято приглашать в приличные дома.
После смерти Марона Слагхорна его старший сын Лукреций унаследовал отцовское дело — небольшую лавку зелий. А младший — устроился в министерство, но место не соответствовало способностям и амбициям Горация. Была у него на примете хорошая должность, один знакомый клялся, что занимающий ее старичок должен скоро отойти в мир иной. В таком случае молодому человеку не помешали бы рекомендации, поэтому он с удовольствием принял предложение директора Хогвартса.
Синекура освободилась, а молодой учитель остался в этом забытом временем месте. Он рано потерял волосы и располнел слегка, что, впрочем, лишь добавило ему респектабельности.
На первый взгляд преподавание покажется рутиной, одни и те же уроки, ученики такие же одинаковые как дни года, и все-таки разные. Среди них попадались и яркие праздники, и серые будни, но уходили и те и другие.
Если Горация спрашивали, собирается ли он осчастливить какую-нибудь ведьму, он отшучивался, что давно связал судьбу с алхимией. Одиночеством Слагхорн не тяготился, не веря, что встретит человека, с которым захочет быть рядом всегда.
* * *
В последний день лета, слизеринский декан как обычно заглянул к мистеру Оливандеру, доброму старому другу. Всегда лучше заранее узнать, чего ожидать от первокурсников. Хозяин заботливо раскладывал палочки, оставленные на прилавке суматошными покупателями. Колдуны тепло поприветствовали друг друга, и Оливандер поделился своей радостью.
— Помнишь тис и перо феникса? — в его голосе чувствовалась гордость отца, устроившего дочке выгодную партию — она нашла себе колдуна.
— Неужели, — с деланным равнодушием заметил Слагхорн. Зельевар походил на сладкоежку, который пытается определить, пекут в кухне торт или просто, ему кажется.
— И кто же он? — не выдержал Гораций.
— Феникс? — не всем нравилась привычка мастера называть людей по ингредиентам палочек. — Темноволосый бледный мальчишка. Из маглов, — более чем подробное описание от волшебника, который не отличает людей по внешности.
— Из маглов? — Гораций недоверчиво хмыкнул.
— А фамилия у него забавная — Риддл, — Оливандер спрятал в футляр последнюю палочку, расспрашивать его дальше было бесполезно. Маг замечал, то, что человек скрывал даже от себя, но ни с кем не делился этими знаниями.
* * *
В толпе первокурсников, ожидающих распределения профессор заметил темноволосого студента болезненно худого и бледного. Придав лицу равнодушно надменное выражение, он стоял чуть в стороне от остальных, но стоило ему увидеть призрака и все усилия казаться взрослым пошли прахом. Глаза распахнулись, а рот удивленно приоткрылся, мальчишка крепко зажмурился, пытаясь отогнать морок.
Услышав свою фамилию, Риддл замешкался, поправил неумело завязанный галстук, может в последний раз, спрашивая себя, а ни сон ли все это. Опомнившись, он решительно направился к шляпе, подметая полами мантии каменный пол. Слизерин встретил нового студента, как принято встречать безродных колдунов — презрительным молчанием.
* * *
Тем не менее, в изучении магических наук Том Риддл добился успехов, которые и не снились чистокровным колдунам. Не удивительно, что Горацию Слагхорну захотелось заполучить в коллекцию столь необычный экземпляр. Их отношения были намного глубже, чем казалось со стороны; не дружба, а скорее что-то вроде родства. Одна сентиментальная мисс, она преподавала астрономию, намекнула зельевару на возможность усыновления бедного сироты. Он снисходительно простил подобную бестактность, леди приехала с континента.
Постепенно маглорожденный слизеренец завоевывал уважение среди студентов, но даже несчастное детство не могло оправдать некоторые его поступки. Правда, глупо ожидать от змея чего-то хорошего. Кто-то правильно заметил, шляпа определяет не факультет, а судьбу мага и факультетский галстук не снимешь до самой смерти. Гораций Слагхорн снисходительно прощал своим подопечным неблаговидные выходки, но Тому Риддлу слишком уж многое сходило с рук.
* * *
Нельзя сказать, что Слагхорн проснулся в одно прекрасное утро с мыслью: «Я люблю тебя, Том». Школа опустела, и в тишине летних дней Гораций ощутил неясное предчувствие потери. С детства волшебника окружали изысканные вещи и приятные люди, но никогда он не цеплялся за них, не смотрел с тоской в след уходящим. Только во сне могло пригрезиться, что он, солидный профессор, будет скучать по мальчишке-студенту, и в ожидании встречи как наказания мечтать лишь об одном — пусть все станет по-прежнему.
Как же так?..
* * *
Первое сентября не тот день, который школьники ждут с нетерпением, но Том был исключением, ведь он возвращался домой. А вечером состоялась встреча, на которую так рассчитывал Гораций, но она не оправдала возлагаемых надежд. Как преступник, которому угрожает разоблачение, Слагхорн ходил по краю, пряча свои терзания под маской добродушного декана. И наверно бес сидел на плече, подначивая зельевара взять Риддла за руку и сказать что нибудь глупое, вроде: «Для меня нет в мире человека важнее, чем ты».
Они закончили обсуждать факультетские проблемы и приличия не позволяли больше задерживать префекта.
— Надеюсь, новый учебный год будет для Вас таким же успешным, как и предыдущий.
— Благодарю Вас, — юноша осторожно встал. Слагхорн заметил, как он скривился, неловко задев плечом угол шкафа.
— С Вами все в порядке? — Гораций скрывал беспокойство. Сплошные волнения…
— Да, сэр, — Риддл стойко выдержал недоверчивый взгляд, но потом сдался.— Ничего страшного. Попал под машину.
— Это железная карета без лошади? — уточнил Слагхорн. У этих маглов столько всяких приспособлений... — Подождите пару минут, — с этими словами зельевар скрылся в лаборатории.
Молодой волшебник усмехнулся. Трудно быть человеком без слабостей. Поймай его Билли с дружками, Хогвартс-Экспресс отправился бы в школу без Риддла. Только никому нет дела до слизеринца и его проблем, пожалуй, кроме господина декана, единственного колдуна, чью помощь Том Риддл готов был принять.
Слагхорн вернулся с двумя флаконами
— Спасибо, сэр, — Том постарался, чтобы его голос звучал искренне.
— Пожалуйста, но обещайте, что при малейшем осложнении обратитесь в больничное крыло.
— Конечно, профессор, — Том посмотрел на него честными глазами записного лгуна.
Как пошло увлечься молоденьким студентом, подобная любовь, постыдная, как дурная болезнь, оскорбительна для обоих. Именно так подумал бы Гораций Слагхорн, наблюдая за подобной историей со стороны.
Ему нелегко было принять любовь, но, в конце концов, пришлось смириться. Даже если приговор общественности суров и обжалованию не подлежит, только от самих влюбленных зависит, сберегут ли они свое чувство или превратят все в грязь.
Впервые Гораций мечтал стать другим; более решительным, молодым, красивым. Человеком, чье признание в любви не покажется жалкой клоунадой.
Какая ирония, — все пристрастия этого достойного колдуна определялись формулой «ни жарко, ни холодно», и трудно придумать ему более не подходящую пару, чем Том Риддл.
* * *
В последнее время в моду вошли магловские праздники, одним из них было Рождество, в Хогвартсе его отмечали в пятый или в шестой раз и рождественский бал еще не потерял обаяния новизны. Но хорошие настроение декана Слизерина не имело отношения к новогодним торжествам.
Том Риддл вскользь обронил, что ему хотелось бы преподавать в Хогвартсе. А затем честно признался, что мечтает о директорском кресле. Слагхорн, усмехнулся: меньшего от студента своего факультета он не ждал. Профессор чувствовал себя неприлично счастливым, не сомневаясь, что дружбы с Томом ему будет более чем достаточно. Но покажите мне пьяницу, который остановится после одной рюмки.
* * *
В ночном небе разгулялась вьюга, а в интимном полумраке Главного зала юноши и девушки, легкие как сильфы, танцевали полонез. В отличие, от снежного вихря их движения, подчиненные правилам танца, были изящны, но однообразны. Ветер замирал, прислушиваясь к тихой мелодии, а потом, будто пытаясь согреться, неистовее кружил снежные хлопья в дикой пляске.
Среди всеобщего веселья только пушистые сосны оставались неподвижными. Стеклянные шары на ветках таинственно блестели, напоминая Слагхорну о детстве и пузатых колбах, наполненных эликсирами, которые стояли за стеклом в дубовом шкафу, запертом на ключ.
Запах хвои, вино мерцание свечей, музыка и холодная ночь за окном все это вместе завораживало сильнее заклятья. Человек, попавший под чары Рождества, вспоминал о том как верить в чудеса, настоящие не скоротечные как эффект оборотного зелья, о которых не захочется забыть как о вкусе все того же зелья. В такую ночь загадывают заветные желания, которые не исполнятся без помощи сказочной магии, непостижимой даже для мудрейших.
Жаль, львы сцепились со змеями, и такой прекрасный вечер завершился вульгарной дракой. Участников растащили по углам, но отпустили с миром. В будущем году их ожидала головомойка у директора и полгода отработок, конечно, если деканы не сменят гнев на милость, что маловероятно. Один бедолага грифиндорец нечаянно съездил по носу преподавателю заклинаний, старик учил Дамблдора, и, не видя особой разницы между малолетним драчуном и профессором трансфигурации, отчитал обоих. Зельевар не мог припомнить, чтобы Альбусу приходилось так краснеть. Слизеринцы тоже отличились, нечего сказать, после праздников они получат хороший разнос.
Декан и староста возвращались в подземелья не в самом веселом настроении.
— Несмотря ни на что праздник получился волшебным, — заметил Слагхорн, нарушив тягостное молчание.
— Не могу понять, зачем маги празднуют Рождество, — язвительно ответил Том,— никуда от него не деться. Наверно если я отправлюсь в самое сердце пустыни, и там верблюд пожелает мне «веселого Рождества»…
— Любой праздник существует, пока люди в него верят, — Слагхорн посмотрел на своего спутника. Том на секунду задумался и с усмешкой сказал:
— Праздники как призраки, если не обращать внимания, можно привыкнуть к их присутствию.
Больше всего рождественским духом проникся профессор Дамблдор, уже который год он развешивал по Хогвартсу заколдованную омелу. Незадачливым жертвам этой задумки нужно было выбирать: или целоваться или торчать на одном месте неизвестно сколько времени. В прошлом году на глазах у всей школы Тому пришлось поцеловать Миртл, после чего особо смелым зевакам представился прекрасный шанс блеснуть тем, что они называют остроумием.
Колдуны остановились, будто врезавшись в невидимую стену, Том обреченно поднял глаза вверх, она была там — треклятая омела. Если безумные желания не сбудутся в Рождество, то не сбудутся никогда. Юноша стоял к Горацию в пол оборота с недоуменно обиженным выражением человека, второй раз получившего по лбу теми же граблями.
Нерешительный зельевар долго топтался на месте, но пересечь саму черту оказалось легко, мужчина просто поцеловал любимого в уголок губ. Риддл резко дернулся, отстраняясь, выражение недоверия на его лице сменило осознание, глаза зло сверкнули. Омела вспыхнула, и Том вырвался за пределы зачарованного круга. Гораций не сделал попытки его остановить, щеки волшебника горели сильнее, чем у Дамблдора час назад, и он бы с удовольствием провалился под землю, даже если там действительно находится ад. Прикосновение, которое длилось меньше, чем горит спичка, уничтожило все, что только можно.
Грош цена магловской магии, их чудеса оказались просто изощренной придумкой человеческого ума.
25.12.2010 III
В новом году в Хогвартсе было не до веселья. Никто не знал, что бродит по школьным коридорам, само чудовище росло в глазах напуганных детей, будто мифический Лефиафан, раз за разом увеличиваясь в размерах, обрастая слухами и сплетнями. Ученики, как и преподаватели, были напуганы незнанием до смерти. Медленно страх перерастал в панику, а за ней следовали верные спутники — истерия и паранойя. Разговоры в полголоса, нервные взгляды через плечо, намеки и открытые обвинения раскаляли обстановку до бела. Вопрос был в том, кто сорвется первым — чистокровные, которых поголовно записали в наследники Салазара, или маглокровки,— их потенциальные жертвы.
От чьих только нападок не приходилось Горацию защищать родной факультет. Слизеринцы сплотились, забыв про внутреннюю вражду, Слагхорн гордился своими студентами, их выдержкой и хладнокровием. В этой сложной ситуации Том Риддл проявил себя с самой лучшей стороны, его спокойствие, дипломатичность, уверенность помогали префекту улаживать конфликты, сокурсники слушались его беспрекословно, студенты других факультетов уважали, учителя прислушивались к мнению слизеринского префекта.
Любой декан порадовался бы возможности переложить часть забот на чужие плечи, но Слагхорн, подозревал, что Том ведет двойную игру. Должностному лицу, ответственному за безопасность учеников, следовало рассказать о своих подозрениях директору, а он промолчал, хотя и знал, что поступает неправильно. Профессор зельеварения колебался, природная осмотрительность предостерегала его от необдуманных действий, и пока Гораций искал наилучшее решение, погибла студентка.
После необъяснимой смерти Миртл у последних скептиков спала с глаз пелена. Школу решили закрыть. А затем все закончилось, также внезапно, как началось. Преступник был разоблачен, монстр обнаружен, герой получил почет и уважение. Такой конец устраивал всех, и никто не возражал, когда дирекция поспешила похоронить эту дурнопахнущую историю.
Гораций не считал себя образцом добродетели, судьба берегла его, Слагхорн не знал голода, нищеты, физической боли и поэтому не умел сопереживать другим. Он спокойно принимал существующую в мире несправедливость и жестокость, и в то же время верил в то, что должны быть границы, которые человек не может пересекать безнаказанно.
Теперь колдун узнал, что любовь безнравственна, она не признает законов, не знает морали, она сильнее чувства долга. Гораций променял покой на горькую участь соучастника.
* * *
Внешнее отношения между зельеваром и Риддлом не изменились, но слизеринцы уловили холодок и напряжение, причиной просчитали увлечение префекта темной магией, о котором прознал декан. Нужно было расставить все точки над i, а Слагхорн как всегда откладывал разговор, пока не убедил себя в его полной бессмысленности.
Наступило долгожданное лето, и Гораций спешно уехал на континент, хотя еще в молодости зарекся пересекать Дувр. Путешествие пошло на пользу, к мужчине вернулось душевное равновесие, а вот та легкость, с которой он привык шагать по жизни, исчезла. Судьба, устала баловать Горация и преподнесла ему пару испытаний, он их с треском провалил. Сам Слагхорн остался невредим, но пострадали другие и рано или поздно ему придется с ними расплатиться, хотя той же Миртл уже ничего не нужно.
На последнем курсе Том Риддл наконец таки нашел себе девушку, он никак не мог отделаться от мысли, что своим поведением как то поощрил декана. Слагхорн тоже решил устроить личную жизнь и задумался о женитьбе. Одиночество больше не было отдыхом, в особо паршивые вечера он чувствовал себя стариком, пережившим всех родных и друзей.
* * *
Наступил Выпускной бал, Горацию следовало бы порадоваться, ведь «с глаз долой — из сердца вон».
Выпускной бал тоже по-своему волшебен. Его очарование — обаяние мечты, которая сбудется, возможностей, которые ждут в будущем, успеха и надежд. Поддавшись этим чарам можно вообразить, что до самого горизонта жизнь — широкая прекрасная дорога, линию горизонта пересечь невозможно, она также нереальна, как и смерть. Но над Томом Риддлом иллюзии были не властны.
На следующие утро, когда студенты зашли попрощаться со своим деканом, Гораций Слагхорн не выдержал и попросил Тома задержаться.
— Я хочу пожелать Вам счастья, — неуверенно начал Слагхорн. — Вы мне очень дороги и небезразличны.
— Еще скажите, что любите платонической любовью, — прервал его Том. Окинув мужчину презрительным взглядом, он ясно дал понять, что не намерен выслушивать всякую чушь.
— Я люблю тебя, — в словах Горация не было страсти лишь грустная нежность.
Это тихое признание разозлило сильнее откровенной насмешки. Не задумываясь о последствиях, Том Риддл сбросил маску уверенный, что Слагхорн, известный своей брезгливостью, выставит его за дверь, не желая мараться в чужой грязи.
Колдуны замерли как фигуры на испорченной фотографии.
Гораций подумал, что люди всегда видели в Риддле умного, сильного, взрослого человека, который может самостоятельно решить любую проблему, и поэтому с чистой совестью предоставили мальчишку самому себе. Но разум не спасет от соблазнов и заблуждений, а магия не залечит душевных ран. И почему такие простые вещи обычно понимаешь, когда уже ничего нельзя изменить?..
— Прости меня.
— К моему выбору вы отношения не имеете, — юноша прикрыл глаза, видимо бессонная ночь давала о себе знать. — Мне пора.
— Берегите себя, Том.
— Спасибо, сэр.
Слагхорну показалось, что в комнате слишком прохладно, нужно было наложить чары тепла, но профессор предпочел попросить у эльфов теплого вина.
А еще у него осталось вино памяти мускатное и алое как кровь(1). Может оно согреет одинокого и заполнит пустоту в душе.
Vova
