Седые волосы

Я подошла к туалетному столику и села напротив зеркала.

— Ну, Гермиона Уизли-Грейнджер, поздравляю с семидесятилетием! — улыбнулась я самой себе, и в голове тут же всплыл голосок из прошлого: «Разговор с самим собой — первый признак сумасшествия». Хотя в таком возрасте в этом нет ничего странного. Спасибо еще, что не стала маразматичкой и сохранила, надеюсь, ясный и живой ум.

Сегодня мне исполняется семьдесят лет… Если уж быть точной, то ровно в двадцать минут седьмого. Отметят со мной эту дату только родственники и самые близкие друзья.

Вы подумаете: «Скромный праздник». Не в моем случае. Не тогда, когда ты являешься частью одной из самых больших семей магической Британии — семьи Уизли. Не тогда, когда семья Поттеров лишь немного отстала от Уизли. В общем… почти восемьдесят человек… Вот такая "маленькая компания" самых близкий людей.

Я нашла на туалетном столике красивый резной гребень из драконьей кости. Его мне на пятилетие совместной жизни подарил Рон. Даже представить страшно, как давно это было.

Безделушка была не просто красивой расческой — свойства кости дракона позволяли мне приводить в порядок не только свои волосы, но и мысли.

Внизу послышались голоса первых гостей. Наверняка Хьюго — он всегда приходит раньше всех.

— Привет па! А где мама? — я не ошиблась — это действительно был сын.

— Наверху, скоро спустится, — ответил ему Рон, и в следующую секунду его спокойный тон изменился на воркующий и ласковый дедушкин голос. — Кого это я вижу?! Неужели это моя Эмма!?

— Дедуля! — наша самая младшая внучка обожала деда, что было неудивительно — этой малютке мы прощали всё.

Улыбаясь, я расчесывала волосы. Удивительно, но они по-прежнему оставались пышными и сохранили теплый каштановый цвет — ну, за исключением всего двух седых прядей. Каждая из них — страница моей жизни, и я их никогда не прятала, хотя первая появилась всего-то в восемнадцать…

Утром 3 мая 1998 года ей хотелось только одного — спать. Очень долго. Очень крепко. Где-то на задворках сознания чувствовалось невероятное облегчение от того, что все закончилось. Чуть громче было ощущение боли от потери друзей. Словно откололи кусок души.

Кусок души… Даже сегодня, спустя полвека, она содрогалась от сочетания этих слов — «осколок души». Как же она тогда мечтала о сне без сновидений, но вместо этого истощенное, измученное сознание подкидывало ей кошмары и не давало проснуться, словно желая засосать во тьму, в безнадежность, в тоску и боль.

…Ее окружали зеленые лучи смертельных проклятий. И друзья падали, как подкошенные, под звуки безумного смеха Беллатрисы. Фред, Люпин, Тонкс, Колин Криви… а вслед за ними и Джинни, и Невилл, и Луна. Мертвые тела усеяли землю. А она не могла вымолвить ни звука. Ни одного. Стояла по колено в крови и молчала. Откуда-то в голове взялась глупая мысль: «Авада Кедавра не оставляет ран на теле, почему здесь кровь?» А красная вязкая жидкость все прибывала и прибывала — река крови закружила ее в водовороте. Как же она хотела проснуться, чтобы не утонуть, не захлебнуться в этой крови. Хотела, но не могла.

А потом окружающая ее действительность изменилась, и она очутилась недалеко от озера. Вокруг была кромешная тьма. Где-то впереди она увидела холодное белое сияние. Спустя несколько шагов она поняла, что это гробница профессора Дамблдора. Еще три шага… У нее помутилось в глазах — на белом мраморе гробницы, словно жертва на алтаре, лежала знакомая худощавая фигура темноволосого мальчика. Бледное лицо, разбитое стекло в одной из линз круглых очков, знаменитый шрам на лбу. Его зеленые глаза закатились, в них больше не было жизни, не было света, тепла. Ничего не было.

— Гарри… — прошептала она и тут увидела, как по белому надгробному камню стекает ярко-алая кровь. — Нет… Нет… — шептала она. — Это же сон! Это не может быть правдой, это сон! Нет! — ее голос сорвался на крик, но она снова не могла проснуться.

— Гермиона!

«Живой!» — мелькнула в голове мысль, и она кинулась в ту сторону, откуда послышался знакомый голос.

— Рон!

— Гермиона! — из-за деревьев показалась рыжая шевелюра, и через мгновение родные, теплые руки заключили ее в объятия.

— Рон! — она подняла на него полные ужаса глаза. — Все мертвы! Все!

— Держись, родная! — он схватил ее за руку и помчался сломя голову к развалинам, которые когда-то служили им вторым домом.

«Даже Хогвартс мертв» — подумала она в отчаянии. Она не знала, куда они бегут и что их ждет дальше. Ей хотелось только одного — чтобы Рон всегда держал ее за руку, ей хотелось больше никогда не видеть крови и застывших глаз, но тут со всех сторон их окружили Пожиратели Смерти. Не меньше десятка заклинаний полетело в их сторону…

— Нет! — заревел Рон и повалил ее на землю, закрывая своим телом

«Что он делает! Мерлин Всемогущий, что он делает?!» — лихорадочно думала она, но тут все звуки резко стихли, и она поняла, что Пожирателей больше нет.

— Рон! — она выбралась из-под него. — Рон, очнись!

Он открыл глаза, невыносимо яркие и светлые среди окружающей их тьмы.

— Гермиона, — прохрипел он, едва шевеля губами.

— Не умирай, Рон! Не оставляй меня! Пожалуйста, — тщетно молила она.

— Прости, — прошептал он и его голубые глаза замерли. Еще секунду назад в них была боль и любовь, а сейчас — только смерть.

Ее начали душить рыдания… От крика саднило горло, она не знала сколько прошло времени, но вдруг почувствовала, как чьи-то руки крепко схватили ее.

— Проснись! Гермиона, слышишь! Проснись! — кто-то очень сильно тряс меня за плечи... хотя почему — «кто-то»? Я узнала этот голос, и шок заставил меня открыть глаза.

— Рон, это ты? Правда ты? — в комнате было темно: плотные шторы не позволяли лучам солнца проникнуть сюда, поэтому я не могла четко видеть силуэты людей, находящихся рядом.

— Да, милая, это я, — ответил он мягко, прижимая меня к себе. — Гарри, пожалуйста, открой шторы, чтобы она убедилась в этом!

Через несколько секунд в комнату ворвался яркий свет, и я увидела родное веснушчатое лицо. Рон потрясенно смотрел на меня

— Мерлин! Гермиона! — воскликнул Гарри, подойдя к кровати.

— И ты живой! — вздохнула я с облегчением, не обращая внимания на взгляды мальчиков.

Рон протянул руку к моим волосам и дотронулся до них.

— Что такое?

— У тебя седые волосы… — прошептал он.

Вскочив с кровати и подбежав к большому зеркалу, я увидела широкую, в два пальца, седую прядь в своих волосах...

— Но вчера ничего не было! Гермиона, когда ты уходила в спальню — ничего не было! — изумлялся Гарри.

Некоторое время я молчала, вглядываясь в свое новое отражение, а потом ответила:

— Вчера вы были живы, а сегодня ночью… — я замолчала.

— Гермиона! — Рон подошел ко мне и обхватил мое лицо ладонями. — Это был страшный сон. Я здесь, я живой. И поверь мне, Грейнджер, я тебя никогда не оставлю. Так просто ты от меня не отделаешься!

— Вот и хорошо. Я хочу всегда быть с тобой, — я обняла его и тихо заплакала. Гарри подошел к нам и положил свою руку на плечо Рона. Мы были вместе. Мы были живы.

Прошло уже полвека, а я до сих пор помню каждую деталь того кошмара. Кровь и пустые глаза друзей, тело моего лучшего друга, почти брата — возложенное на алтарь победы, и голубые, мертвые глаза Рона…

Что было потом?

Потом был самый тяжелый год в моей жизни. Мы восстанавливали Хогвартс, заставляя себя жить дальше. Сколько нам для этого понадобилось сил — не знает и сам Мерлин. В школу мы вернулись не только для того, чтобы закончить обучение, но и чтобы хоть что-то в нашей жизни было нормальным, правильным, текло своим чередом.

Но полгода я не могла одна ходить по коридорам Хогвартса, знакомым мне с самого детства. Казалось, что повсюду витают призраки. Хотя, конечно же, те, кто сложил свои жизни, защищая свет, добро, мир — смерти не боялись. Они пошли дальше. Это я знала точно.

Однажды, уже накануне первой годовщины Победы, мы сидели у старого дуба на берегу озера. Выдался первый за всю весну погожий денек, и мы решили, что будем готовиться к экзаменам на свежем воздухе. Я, Рон, Гарри и Джинни. Чуть позже к нам присоединилась Луна, которая, кстати, оказалась сильнее всех прочих — таких «нормальных» и «разумных». Она пришла в себя намного раньше всех остальных. И осталась такой же, какой была. Ни долгий плен в поместье Малфоев, ни битва за Хогвартс не изменили ее. Это была все та же Луна, убежденная в существовании морщерогих кизляков, верящая в эффект слив-цеппелин и в нарглов…

Мы сидели на берегу, Джинни зубрила даты из Истории магии и затем пересказывала их Гарри, а он рассеяно кивал, слушая ее. На минуту я отвлеклась от учебника по Трансфигурации и подумала о том, что мы тоже войдем в историю… во всех газетах нас уже называли «Золотым трио».

Какое-то движение за деревом заставило всех немедленно подскочить на месте. Гарри и Рон отреагировали быстрее нас и атаковали потенциального врага обездвиживающим и оглушающим заклятием. Ответного удара не последовало. Пряча нас с девочками за своими спинами, они заглянули за дерево. И вдруг Гарри, запрокинув голову, громко рассмеялся. Рон недоуменно смотрел на то, что они обезвредили. Мы с девочками подошли поближе. Плечи Рона начали подрагивать от беззвучного смеха, а затем он упал на колени и захохотал в голос. Вслед за ним не выдержала Джинни, затем я. А Луна, покачав головой, подошла к застывшему тельцу… белки! Она взяла ее на руки и, направив палочку на несчастное животное, прошептала:

— Фините…

Белка сделала кульбит у нее на ладони и скрылась в неизвестном направлении. А мы всё продолжали смеяться. Всё бы ничего, но наш смех попахивал истерикой, болью, отдавал желанием быть как все и невозможностью быть таковыми. Постепенно он перешел в икоту, а вскоре и вовсе стих. Впервые за долгое время мы прямо смотрели друг на друга, не опуская взгляда. Смотрели и видели друг в друге ту спасительную соломинку, за которую можно ухватиться, чтобы не утонуть, не потеряться и не потерять самих себя.

Рон ухмыльнулся и почесал затылок:

— Может, в квиддич? — спросил он Гарри.

А ведь они не вспоминали об игре почти два года!

— Я с вами! — воодушевилась Джинни, и ее глаза засверкали в предвкушении полета.

— Но как же экзамены? — вырвалось у меня. Непроизвольно, чего не случалось со мной уже очень-очень давно…

— Гермиона! — хором воскликнули мои друзья.

— Ребята!.. — пропела Луна. — Вы вернулись! Как же мне вас не хватало…

И впервые за этот год мы улыбнулись ей по-настоящему.

А потом полетели дни, недели, месяцы, годы.

Мы играли свадьбы. Веселые и шумные. Чтобы помнить.

Мы рожали детей и давали им имена, которые много значили для нас. Чтобы помнить.

Мы воспитывали их так, чтобы помнили. Не нас. Тех, кого больше нет рядом. Чтобы, когда мы уйдем в свое "дальше", было кому вспомнить о Фреде, о Ремусе и Тонкс, о маленьком Колине Криви, о Северусе Снейпе... Чтобы на их могилах всегда были свежие цветы.

В нашей с Роном семье детям дали имена, которые никому ни о чем не говорили. Их не носили погибшие или живые герои. Но столько неизвестных нам магов столкнулись с Волдемортом и его армией, и не смогли выжить, пали на войне! Те, о ком никто не знает и не узнает уже никогда.

Роза и Хьюго.

Я отвлеклась от тяжелых воспоминаний и услышала внизу голоса новых гостей: Рози с мужем и их младших детей — неугомонных Энди и Гермионы-Герми. Судя по звукам возни, доносившимся из гостиной, внуки уже висели на дедушке и требовали от него кусочка внимания. А потом я услышала такие родные и домашние голоса Артура и Молли. Они тоже пришли поздравить любимую невестку. Я точно знала, что любимую. Все знали. А как же иначе, если я выросла у них на глазах…

Молли в последнее время сильно сдала. Шутка ли — сто лет! Да и смерть сына очень сильно подкосила ее, она никогда так и не оправилась от этого, хотя и прошло уже полвека… Но ее муж всегда был рядом с ней. Артур всегда был очень сильным, хотя и казался подкаблучником… Как мой Рон. Я утерла слезы — мои собственные родители не дожили до этого дня. Они прожили достаточно долгую, но всего лишь человеческую жизнь. И ушли друг за другом. Тихо и спокойно, окруженные теми, кто их любит…

— Гарри! — прогрохотал Рон, по-видимому, встречая друга. — А где Джинни?

— Скоро будет! — ответил ему Гарри. — А Гермиона?

— Красоту наводит! Слушай, ты читал последнюю статью о Пушках Педдл?.

Да, что-то никогда не меняется… Тем более маниакальная любовь моих мальчиков к квиддичу.

Я ухмыльнулась своему отражению: Гарри и Рон хвалятся друг перед другом метлами, а мы с Джинни — внуками. У кого они лучше и у кого их больше.

По какому-то негласному соглашению детям в наших семьях никогда не рассказывали о роли Золотого Трио в победе на Волдемортом, вообще словосочетание «Золотое Трио» никогда в наших домах не звучало. Да и нам как-то не особо хотелось рассказывать своим детям, о том, что мы пережили. Зато они всё знали об остальных, и все они до определенного момента думали, что их родители, дяди и тети — самые обыкновенные. Но когда они поступали в Хогвартс… Да, здесь их ждало нечто интересное.

О, как Джеймс негодовал! Когда он приехал их Хогвартса на свои первые каникулы, он так громко возмущался, что у восьмилетней Лили от испуга произошел огромный выброс неконтролируемой магии — все окна в доме разлетелись вдребезги. А потом он просто перестал разговаривать с Гарри и Джинни, и со мной, и с Роном. Дулся недолго. Тедди «случайно» проболтался Джеймсу о существовании Карты Мародеров и Мантии-невидимки… Любопытство пересилило обиду, и он очень вежливо попросил родителей и нас с Роном рассказать ему все. И мы рассказали всё — всё, что можно было услышать одиннадцатилетнему мальчику… Три дня он ходил под впечатлением, сам не свой. А потом наш дорогой Гарри только и делал, что придумывал все новые и новые защитные заклинания, потому что Джеймс решил, во что бы то ни стало заполучить карту и мантию. Он в красках описал Альбусу, какие перспективы их ждут, если они получат их, и оба младших Поттера принимали неустанные попытки стащить артефакты, чего Гарри очень опасался. И, кстати, не зря. Эти двое могли бы разрушить Хогвартс, не моргнув и глазом — если бы захотели, конечно… Если бы покойный профессор Снейп остался жив и все так же занимал бы пост преподавателя, то он с удовольствием обменял бы этих двоих на ненавистных ему деда и отца маленьких Поттеров. А вообще это были очень милые и послушные дети. Добрые и отзывчивые.

Лили Поттер с самого своего рождения была всеобщей любимицей. В ней так много тепла и света, и она так бескорыстно им делится, что ее нельзя не любить. Когда девочка узнала историю Золотого Трио, она подошла к каждому из нас и крепко-крепко обняла, не говоря ни слова. И я готова поклясться, что несколько кровоточащих ран в моей душе зарубцевались, а некоторые и вовсе бесследно исчезли.

— Бабуля! — дверь в мою комнату приоткрылась и нее вошла копия Розы, когда той было десять — моя маленькая тезка Гермиона. — Привет!

— Здравствуй, милая! — маленькие ладошки обняли меня.

— Ты представляешь, Арти приведет сегодня подружку!!! — ее прямо-таки распирало рассказать мне новость, о которой я, кстати, знала, но решила промолчать.

— А ты с ней уже встречалась, Герми? Она красивая? — девочка сморщила личико: она очень ревновала старшего брата, который сегодня пообещал представить семье свою избранницу. — Что, неужели нет? Неужели у Арти плохой вкус?!

— Да нет, она красивая. Но мама лучше! И ты тоже! — заявила она.

— Маленькая сплетница! — улыбнулась я. — Тебя зачем сюда прислали?

— Ну, бабуль! Ладно… Почти все собрались!

— Родная, скажи, что я буду через двадцать минут, — я подмигнула девочке, и она выпорхнула из комнаты.

— Эмма! — услышала я голос Герми из-за двери. — Бабуля сейчас выйдет, не мешай ей! — по-видимому, взяв кузину за руку, она потащила ее вниз.

Хьюго женился довольно-таки поздно. Когда он встретил Диану — любовь всей своей жизни, ему было уже тридцать три года. Его дочь Эмма — самая младшая в нашей семье. Ей всего-то шесть лет. Маленький нежный цветочек… Ее все лелеют и балуют. Даже я. Хотя такого за мной не замечали никогда. Она обещает превратиться в невероятно красивую ведьму. Ярко-рыжие волосы Уизли и фиалковые глаза матери… Если честно, я уже боюсь за мужское население магической и не только магической Британии. А Хьюго так вообще заявил, что не отпустит ее в Хогвартс. Хотя куда он денется?

Дети. Мое самое большое богатство. Самый щедрый подарок от жизни. Компенсация за все, что случилось с нами.

Я дотронулась до своей второй седой пряди…

Все началось с того, что наша с Роном дочь, едва достигнув семнадцати лет, сбежала из Хогвартса со своим однокурсником посреди учебного года, чтобы… пожениться! Рон едва не лишился сознания, когда узнал, что этим однокурсником является, во-первых, слизеринец, а во-вторых — не просто слизеринец, но еще и Малфой! Скорпиус Гипперион Малфой. Когда он обрел дар речи, то обругал мальчика такими словами, которые я за всю нашу совместную жизнь не слышала ни разу.

Мы не находили себе места до тех пор, пока через два дня нам не пришло письмо, подписанное — о, Мерлин! — Розой Малфой.

«Милые родители, я счастлива! Папа, не убивай меня! Скоро будем. Помните, что я вас очень люблю!»

Рон прочел письмо и уселся в кресло, уставившись убийственным взглядом в камин. Я старалась держать себя в руках, но никак не могла поверить, что такая умная и рассудительная Роза совершила такой неразумный и опрометчивый поступок.

Выйти замуж в семнадцать! Не окончив школы! О чем она думала?! «Это все кровь Уизли!» — решила я. Потому что Грейнджеры всегда сначала думали, а потом делали. Всегда!

И вдруг из нашего камина вывалился Драко Малфой. Его глаза пылали гневом. Астория гирей повисла на его руке, судя по всему, стараясь удержать мужа от необдуманных действий.

— Чертов Уизли! — взревел он. — Твоя дочь совратила моего сына!

Не успела я даже вынуть свою палочку, как эти двое уже валялись на полу, мутузя друг друга в тривиальной магловской драке. Причем это было более впечатляющее зрелище, чем то, что мы увидели когда-то перед вторым курсом между их отцами.

— Рон!

— Драко!

— Протего! — хором вскрикнули мы с Асторией, разъединяя своих мужей щитом.

— Драко, ты сошел с ума! — миссис Малфой уставилась на мужа

— Рон, что ты творишь?!

— И после этого, ты еще приписываешь себя к самым чистокровным магическим семьям? — возмущалась Астория. — Драко, я не ожидала от тебя…

— Ты не мог держать себя в руках, Рон?

— Он оскорбил нашу дочь, Гермиона! — возмущался муж.

Драко собрался было сказать что-то в ответ, но в этот момент в камине показалась фигура молодого человека. В его лице не было ни кровинки, волосы растрепаны, в глазах паника. На его руках лежало окровавленное тело Розы.

В эту же секунду мой мир раскололся на миллион осколков.

…Что-то держало меня. Я чувствовала на своей шее зловонное дыхание, открыв глаза, я с ужасом узнала зал поместья Малфоев. Столько лет прошло, а я, оказывается, помнила его, словно только вчера аппарировала отсюда с Добби. Держал меня Фернир Сивый…

— Грязнокровка! — голос из прошлого заставил встать дыбом волосы на моей голове. Беллатрисса Лестрейндж, такая же, как и в тот день, держала в руках мою дочь.

— Роза! — но руки Фернира не позволили мне кинуться к ней.

— Смотри, грязнокровка, что я сделаю с твоей полумагловской девкой! — издевалась сумасшедшая ведьма.

— Рози! Рози! — кричала я не своим голосом, в ужасе наблюдая, как корчится на каменном полу моя девочка, пораженная заклятием Круциатус…

— Мама! — позвал меня требовательный голос. — Мама! Ты меня слышишь? — я открыла глаза.

— Хью? — надо мной было лицо моего сына. — Роза… Хьюго, что с Розой?! — меня охватила паника.

— Да все в порядке, мам, — проворчал мальчик. — Натворила дел, сидит вон, ревет, — он кивнул в сторону окна, и тут я услышала всхлип.

— Мамочка, мама, прости меня… — лицо Розы было распухшим и красным от слез.

Все счастье, от того что дочь жива, и все негодование от того, что она так поступила с нами, вылилось у меня в один единственный жест. Я подошла к ней и дала звонкую пощечину. Первый раз жизни подняла на нее руку, первый и последний. Ударила и тут же испугалась того, что натворила.

— Роза…

— Мама! Прости меня! — и она упала передо мной на колени, разрыдавшись еще сильнее.

Я присела рядом:

— Ну, что ты, милая, успокойся.

— Я так перепугалась за тебя. Ты полдня провела без сознания. Ты так металась, так кричала! А теперь еще и это — она посмотрела на мои волосы. — У тебя еще одна седая прядь. Прости меня, пожалуйста.

— Дорогая, все в порядке, — после того, что я увидела во сне, это было неудивительно, даже как-то закономерно, что ли... — Но что было с тобой? Я видела кровь...

— Я сама виновата. Меня расщепило. Ты же знаешь, что трансфигурация — не мой конек. Это от папы…

— Расщепило?!

— Да всего лишь царапина небольшая, я взяла бадьян, так и следа почти не осталось, но Скорп… Он такой паникер!

— Скорп! — я вспомнила, что моя дочь, кажется, вышла замуж. — Роза Уизли, вернее, теперь уже Малфой, не так ли? Где были твои мозги?!

— Мама, мы любим друг друга!

— Тебе семнадцать! В этом возрасте все любят друг друга, но при этом я не слышала, чтобы кто-то убегал из школы, чтобы пожениться! — закипала я.

— Но вы с папой тоже рано поженились!

— Мы с твоим отцом были просто созданы друг для друга, так чего нам было ждать?! — в ту минуту у меня возникло ощущение дежа-вю, и я вспомнила, как те же самые слова Молли Уизли сказала своим детям, когда Билл собрался жениться на Флёр.

— Мама, ты не понимаешь! — взмолилась дочь.

— Кажется, Роза, я никогда не была дурой, так что попробуй объяснить мне все немедленно! — она молчала. — Я тебя слушаю! — потребовала я ответа.

— Мы не могли ждать.

— Ты… беременна? — я уже мысленно представила себе похороны Рона. Он точно получит инфаркт.

— Что?! — она вытаращила глаза. — Мама! Конечно, нет!

— Тогда скажи мне, пожалуйста, почему нельзя было повременить? — я обрадовалась, что мне не суждено стать вдовой в ближайшее время. Да и бабушкой, судя по всему, тоже…

— Родители Скорпиуса назначили ему на следующей неделе помолвку… Он ее не любит! И даже не знает! Он любит меня, а я его! — пылко заговорила она. — И вы не сможете нас разлучить!

— Хм-м… Кажется, мальчик не безнадежен, — решила я после некоторого раздумья. — Ну и небольшой семейный скандальчик собьет хоть немного спеси с твоего свекра. Кстати, Хьюго, — обратилась я к сыну, — что сейчас делает папа? И Малфои? Они еще здесь?

— Ну, Малфоя-старшего до сих пор отпаивает успокаивающим зельем жена. Мне кажется, — он ухмыльнулся совсем как отец, — что Драко Малфой слегка повредился умом. А папа… Папа уже около двух часов держит Малфоя-младшего в библиотеке. Конечно, криков оттуда не доносилось, но мало ли что, — развел руками мальчик.

— Они же убьют друг друга! — хором закричали мы с Розой и кинулись к библиотеке.

— Бомбарда! — я от отчаяния направила на дверь взрывающее заклятие.

Когда пыль рассеялась, мы увидели две пары напуганных, изумленных и слегка пьяных глаз. На полу валялась распитая бутылка коллекционного огневиски, которую Рон берег как зеницу ока и не открыл даже на годовщину нашей с ним свадьбы (это я ему еще припомню!)

— Герми, — с упреком произнес мой муж, когда испуг прошел, — неужели "Алохомора" больше не действует? — а потом он повернулся к новоиспеченному зятю и ухмыльнулся. — Скорпиус, Роза такая же, как мать. Поэтому неизвестно, кому повезло.

Из столовой показалась чета Малфоев, напуганная шумом. В это же время из гостиной выскочили Гарри и Джинни, судя по всему, только что прибывшие по каминной сети. Вслед за ними неслись Джеймс, Альбус и Лили, а также все Уизли, какие только были сейчас в Англии… и, видимо, не только в Англии: первым в комнату вошел Чарли с супругой.

Почему они все оказались у нас?!

— О-о-о, Рози! Ты нашлась! — облегченно вздохнул Артур.

— Да, дедуля… — ответила ему Роза, потупив глаза.

— Кто-нибудь скажет нам, что произошло в этом доме?! — громко спросил Гарри.

— Добрый день! — подал голос вежливый Скорпиус. — Раз уж все в сборе, может быть, решим, как и где пройдет торжество, посвященное нашей с Роуз свадьбе? Которая, кстати, уже состоялась. И, позвольте представиться, я Скорпиус Малфой, — и юноша улыбнулся всем Уизли и Поттерам.

Молли ахнула.

Артур покраснел.

Рон сделал обреченное лицо.

Драко сел на диван, спрятав лицо в ладонях.

Астория присела рядом, поглаживая его плечо.

Гарри тяжело вздохнул.

Джинни усмехнулась.

Джим, Альбус и Лили улыбнулись в ответ.

Джордж и Анджелина переглянулись.

Чарли присвистнул, за что тотчас получил по губам от жены.

Билл закашлялся.

Флер пропела: «О-ля-ля!»

Перси взволнованно протирал очки.

Его жена Одри хмурилась.

Тедди недоуменно смотрел на Скорпиуса.

Виктория ни на кого не смотрела. Она пыталась запихнуть ложку с кашей в рот двухлетней Доры, сидящей у нее на руках.

А Дора в очередной раз, уворачиваясь от ложки и меняя цвет волос с красного на синий, громко заявила:

— Мама! Я писать хочу!

Первым засмеялся Драко…

Сближение семей Малфой-Уизли-Поттер было достаточно долгим, да он и сейчас еще не завершился.

Дедушка Артур и дедушка Люциус готовы терпеть друг друга только три раза в год, на днях рождениях правнуков.

Когда у Розы и Скорпиуса родился первенец, он получил имена обоих прадедов: «Артур Люциус Малфой». После этого вражда двух глав семейств стала лишь борьбой за любовь и внимание правнука. Люциус прочил ему Слизерин, Артур без конца твердил о Гриффиндоре. В конце концов, Арти стал первым Малфоем в истории, поступившим в Равенкло, чем несказанно обрадовал бабушку Гермиону.

Драко и Астория приходят на все семейные праздники, но стараются держать поближе к сыну и внукам, в которых души не чают. И Драко смог полюбить Розу (до того он относился к ней, в общем-то, неплохо, но несколько прохладно). Это случилось, когда она подарила ему внучку. Кстати, первую девочку в роду Малфоев. И плевать ему было, что назвали девочку именем его бывшего врага — Гермионой. Он плакал, когда впервые взял крошку на руки. Вообще в семействе Малфой многое случилось в первый раз, когда Роза вошла в их семью. Например, родился рыжий Энди, которого и прадед, и дед любят не меньше, чем белобрысого Арти, без злобы добавляя: "Уизлевская кровь".

— Милая, — в комнату заглянул Рон, — пойдем к гостям?

— Конечно! — я пригладила волосы.

— Ты сегодня потрясающе выглядишь! — восхитился муж.

— И ведь вечно этот удивленный тон…