Драко не может заставить себя поверить. Невозможно. Хочется ущипнуть себя побольнее, но нельзя: незаметно это сделать не получится, а глупо выглядеть наследнику Малфоев не положено. Десятки взглядов — заинтересованных, безразличных, настороженных — неизбежно скользят в его сторону.
Он стоит в центре Бального зала и смотрит на нарядную толпу, на висящую в воздухе волшебную омелу, на свое отражение в серебристо-зеркальных шарах на елке. Скрываемый рукавом сюртука знак привычно холодит кожу, Кэрроу, возможно, прямо сейчас пытают учеников в Хогвартсе, егеря и пожиратели охотятся на магглорожденных. А в поместье Малфоев в самом разгаре ежегодный Рождественский Бал.
Идеально срежессированный спектакль, где каждый делает вид, что все в порядке. Какой властью над людьми надо обладать, чтобы организовать такое? Драко непроизвольно ежится, когда думает об этом.
Он окидывает взглядом зал.
Отец — пожимает руку Нотту и о чем-то с ним тихо переговаривается — выглядит вполне уверенным и бесстрастным. Но в парадной мантии не предусмотрено кармана для палочки, поэтому ему приходится сжимать ее в руке, что несколько портит впечатление. Когда идет война — пусть даже скрытая, необъявленная — оружие — это прежде всего угроза. Никаких других ассоциаций оно не вызывает.
Мать — на другом конце зала, бледность и темно-синее платье ей очень к лицу. Она, как и всегда, идеально ровно держит спину, говорит изредка и негромко, в руке — бокал с вином, в глазах — напряжение.
Все улыбаются, как будто под Империо.
А вот и однокурсники — Забини, Паркинсон, Гойл. Чуть лучше, не так холодно и неискренне. Вчерашние дети, они еще не забыли, что значит дышать каждым прожитым днем. Приветствия, пожатия рук, огневиски, разговоры обо всем и ни о чем. Драко могло бы это показаться скучным, если бы на уголках сознания не маячило почти невыносимое желание стукнуться головой об острый край столешницы, чтобы хоть немного убедится в реальности этого бреда.
Невидимый оркестр играет вальс, и его окружают медленно скользящие фигуры. Он выхватывает из круговерти шелка и человеческих тел золотоволосую дочь Гринграсс, и они кружатся, кружатся, кружатся…
И снова разговоры, вежливые улыбки, искристое вино.
Малфоя немного подташнивает от выпитого и перманентно живущего в районе солнечного сплетения страха.
Ближе к концу вечера появляется Волдеморт в окружении самых преданных соратников. Метка вспыхивает и обжигает невидимым огнем. «Не-делай-глупостей-позаботся-о-Нарциссе». Драко не легилимент, но взгляд отца расшифровать не составляет труда. Он, словно оплеуха, на короткое время отлично реанимирует ушедшее в перезагрузку сознание.
К удивлению Драко, все идет своим чередом. Видимо, это какой-никакой, а подарок небес на Рождество. Гости мирно выпивают, сплетничают, кое-кто танцует. С уходом господина ряд Упивающихся заметно редеет.
— Малфой, — похоже, Блейзу сегодня веселее всех, — у тебя весь вечер такой вид, будто тебя закрыли в одном шкафу с дементором. Расслабься, праздник все-таки.
Малфой присаживается рядом, и невидимая маска, давным-давно намертво приклеенная к его лицу, трескается. Не карнавальная, нет, а та, вечная маска холодного равнодушия. Что-то внутри больно сжимается, на глаза наворачиваются слезы. Он закрывает лицо руками.
Блейз картинно вздыхает, наколдовывает вилки и сахар из кухни, из складок мантии достает многообещающую фляжку.
— Что там? — безразлично интересуется Малфой.
— Абсент. Идеальное средство от душевной тоски. Но будь осторожен, — под нос мурлыкает Забини, наливая в узкие стопки изумрудную жидкость, — передозировка вызывает галлюцинации и прочие забавные вещи. — Он льет воду через кусочек сахара, смесь сиропа и алкоголя подозрительно мутнеет. — Запомни, Драко, пять частей воды на одну абсента. Тут важна точность, как на лабораторных Снейпа.
Малфой почти не слушает, берет протянутый стакан, без лишних слов кивает Забини и опрокидывает в себя его содержимое.
— Ну как?
Драко не чувствует ничего особенного. Он вообще давно ничего не чувствует. Безразлично пожимает плечами.
— Еще по одной?
Он кивает.
Блейз вновь колдует над стаканами.
Они напиваются быстро и незаметно, неизбежно запутываются в пропорциях, остановиться их заставляет только опустевшая фляжка. Забини чуть более в себе, бормочет облегчающее заклинание и почти волоком тащит Драко в его комнату. Опускает на кровать безвольное тело, стягивает с него пиджак и уже отходит к двери, когда…
— Спасибо, Блейз, — раздается за его спиной.
Прежде чем отключиться окончательно, Драко понимает, что у него есть тот, кого можно назвать другом.
* * *
Так бывает. Иногда просыпаешься, будто от удара после падения с небольшой высоты. Малфой так резко вскакивает, что кружится голова.
Его охватывает ощущение сродни дежа-вю. Второй раз за несколько часов он не может поверить своим глазам. Он стоит в центре огромного светлого зала со сводчатыми стенами. Потолок теряется в туманной выси, зал почти пуст, за исключением нескольких рядов проржавевших кресел — похожие Драко видел, когда однажды тайком был в маггловском кинотеатре. На противоположной стороне — приоткрытая дверь.
И самое странное — звуки, едва заметный гул снаружи, завораживающий, непонятный…
— Нет причин для беспокойства, Драко. Тут нет ничего опасного.
Он вздрагивает, оборачивается и с удивлением видит, как из неподвижного воздуха вылепляется знакомая фигура. Альбус Дамблдор — бывший директор Хогвартса, кошмар его, Драко, прошлого года.
— Профессор Дамблдор?
— Вы удивлены, мистер Малфой?
— Вы же…— слова застревают в горле, но Драко все же продолжает, — это значит, что я умер?
— Я так не думаю, — улыбается Дамблдор.
— Вы мне снитесь? — догадывается, наконец, Малфой.
— В какой-то мере это, действительно, ваш сон, но…
— Но тогда что ВЫ здесь делаете? — не выдерживает парень.
— Иногда события складываются так, что люди оказываются связанными, причем настолько сильно, что даже смерть не может разорвать уз, — нет даже намека на ветер или сквозняк, но края одежд директора заметно колыхаются.
— Что вы имеете в виду?
— Прошлое, Драко. Мы слишком часто недооцениваем его. Но все же о чем-то жалеем, скорбим о потерях, о несделанном, о невысказанном.
— Я понимаю, — от фигуры волшебника веет холодом, и Малфой зябко вздрагивает, — но зачем вы мне это говорите?
Присутствие Дамблдора ничуть не успокаивает. Драко не нравится этот похожий на операционную стерильный мир, его поблекшие краски и отсутствие запахов. И, конечно же, шум, едва заметный, но определенно усиливающийся, будто приближающийся рой цикад.
— Камешек, застрявший в шестеренке сложного часового механизма, может остановить ход. Он не имеет никакого понятия о том, что один только факт его существования может влиять на такие сложные процессы. В отличие от нас. Мы сами отвечаем за свою жизнь. Вы меня понимаете? Мы не можем изменить прошлое, но вечно будем нести ответственность за сделанный выбор.
Слова директора подобны заклинанию. Они тревожат, пробуждают этот мир. Поднимается ветер, он врывается в стрельчатые бойницы, бесплотный, но будто бы обладающий сознанием.
— Что происходит, профессор?! — кричит Драко.
— Сожалею, мистер Малфой, но вы не справились, — фигура Дамблдора истончается, смешивается с туманом — или это спустившийся туман забирает ее. Малфой бросается в сторону двери. Он не оборачивается, бежит так быстро, как только хватает сил. Драко переводит дыхание, только когда тяжелая дверь глухо захлопывается за его спиной и наступает тишина. И тут же вновь забывает, как дышать, потому что он — в одном из своих кошмаров. Темно, тесно, огромное пространство теряется между залежами скопленных поколениями школьников вещей. Выручай-комната, в которой он провел чуть ли не весь прошлый год в Хогвартсе.
Драко помнит, что он во сне, но не знает, как проснуться. Он бездумно бредет по знакомым закоулкам, поднимая в воздух толстый слой пыли. Залитые чернилами учебники, десятки потускневших метел, поломанная мебель — все на своем месте, не отличить от реальности. Слева от себя Драко замечает Исчезательный шкаф. Его будто что-то ведет, Малфой, спотыкаясь, подходит и тянется к его полированной ручке.
— Ты же не убийца, Драко, — звучит за спиной холодный голос.
Он трясет головой, пытаясь прогнать наваждение, и распахивает дверь. Пред ним внезапно оказывается узкий парапет, за которым ничего: ни задней стенки шкафа, ни света, ни тумана, только засасывающая своей пустотой бездна. Драко оборачивается и успевает заметить зеленую — абсентную — вспышку. Она впивается ему в грудь, Малфой теряет равновесие, перевешивается через бортик и летит в пропасть, в темноту, в саму суть сна… Он закрывает глаза и перестает быть.
* * *
Драко Малфой умер и попал на небеса. Ничем другим нельзя объяснить то, что ему сейчас так удобно и хорошо. Что-то тяжелое приятно прижимает его к мягкому воздушному облаку, Малфой не видит облака, его глаза закрыты, а открывать их нет никакого желания. Чьи-то пальцы мягко скользят от виска к подбородку, Драко во сне улыбается под ласковыми прикосновениями.
— Драко, просыпайся, — тихо-тихо, но от вибрирующего голоса по всему телу пробегают мурашки.
Малфой не хочет просыпаться, но раз голос просит… Он выныривает из сна и первое и единственное, что он видит — это абсентные глаза Гарри Поттера, удобно расположившегося у него на коленях.
— ПОТТЕР! Ты совсем спятил?! — предсказуемо орет Малфой. — Что ты здесь забыл?
Кстати «здесь» — это вообще где? — мелькает запоздалая мысль, и Драко окидывает взглядом атлас на стенах, бархатный полог кровати и знакомый до последней черточки витраж в окне. Нет никаких сомнений в том, что это его спальня в Хогвартсе.
— А ты разве еще не догадался? — гриффиндорец улыбается и снова тянется к Малфою. — Я Зеленая Фея, второй Дух Рождества, призрак Настоящего!
Гарри Поттер приподнимается, демонстрирует серебристо-зеленую (почти слизеринскую!) волшебную палочку с изумрудной звездой на конце, и тут только Драко обнаруживает, что Поттер одет в костюм образцового ирладского эльфа: зеленые шорты, короткая накидка, сверкающие пуговицы с трилистниками.
Малфой закатывает глаза и откидывается на матрас, чтобы не видеть всего этого безобразия. Но потом снова вскакивает и пытается — безуспешно — вырваться из объятий.
— Какие рождественские призраки, что ты несешь?
Гарри, наконец, отпускает Драко, тот отстраняется и садится на край кровати.
— А ты разве не знаешь? — Поттер выглядит удивленным. — Мой предшественник должен был все тебе объяснить…
— Дамблдор? Он ничего не рассказывал о себе, он говорил о моем прошлом…
— Да, от него не стоило другого ожидать, — пока Гарри смеется, Малфой незаметно разглядывает свой персональный кошмар. Сияющие глаза за стеклами привычных очков, растрепанные волосы, голубоватые жилки под бледной кожей на ключицах. Драко думает о том, что может делать сейчас настоящий Гарри, по слухам скрывающийся в лесах от егерей.
Страшная догадка вспыхивает в измученном мозгу, сердце останавливается, мир на секунду перестает существовать.
— Почему ты, Поттер?? Дамблдор мертв, но ты ведь нет, ты не можешь… — Малфой почти кричит, вцепляется в его плечи, не очень понимая, какого ответа он ждет.
— Драко, — Поттер улыбается, и Малфой одновременно чувствует облегчение и стыд за свою вспышку.
— Со мной… ну, в смысле, с тем другим Гарри все нормально, — он переводит взгляд на метель за окном и задумывается, подбирая слова, — понимаешь, мы… как бы так сказать… все в какой-то мере выдуманнные герои. Я вообще Мальчик-Который-Выжил… Никто не знает, умру я или нет в конце. А между смертью и бессмертием по сути нет никакой разницы, понимаешь?
Драко не понимает, но кивает. На всякий случай. Гарри продолжает:
— И то, что я попал в твой сон — в этом нет ничего необычного. И… — он смущенно поднимает глаза, — мне приятно, что ты обо мне беспокоишься.
— Я не беспокоюсь! — возражает Малфой.
— Ага, понял, — так же беззаботно соглашается его кошмар.
— Ладно, — Драко решает, что спорить с духом бессмысленно, — что мне теперь делать? Как я понял, из этого проклятого мира не выбраться, пока не найдешь ответ, ключ, не решишь загадку…
— В этом-то вся и прелесть,— зеленая фея Поттер счастливо улыбается, — все что угодно, Драко. Все, что пожелаешь.
— Я не понимаю… — Драко хочет разобраться, но пальцы духа волшебным образом оказываются под его рубашкой, беззастенчиво поглаживают тут же покрывшуюся мурашками кожу, отвлекают так же, как и его горячее дыхание.
— Все просто, Драко, — губы касаются шеи, вызывая волны обжигающего возбуждения, — я твой сон. Твой алкогольный бред. Проси, загадывай желание — я исполню. Этот мир — твой…
Поттер притягивает к себе растерянного Малфоя, касается его губ своими, Драко чувствует волшебный, притягательный аромат полыни и ветра, от которого путаются мысли, но отстраняется почти сразу.
— Прекрати, Поттер! Даже если это и мой сон — между нами ничего нет и не будет! Если ты забыл, я могу повторить это еще раз.
— Я знаю, о чем ты думаешь. Ты боишься. За меня. За себя. За свою семью.
— Не надо, пожалуйста, — Малфой отворачивается и закрывает лицо руками, но дух продолжает:
— Я — твое спасение. Единственная сила, которая может победить зло, против которой у него нет оружия — это любовь.
— Я просто хотел тебя! И ничего больше! И сейчас это уже не имеет никакого значения!
— Просто? Да неужели… — около уха мурлыкает голос, и Драко неожиданно хватают за запястье, тянут с кровати и волокут к выходу из комнаты.
— Что ты задумал? — Малфою почему-то кажется, что от дверей в его снах лучше держаться подальше.
— Увидишь.
Он не успевает возразить, когда его выталкивают наружу.
Мир меняется. Не коридор, конечно. Пыльная сумрачная комната. Серый рассеянный свет из маленького решетчатого окошка освещает единственный предмет в этой странной комнате — старинное зеркало в тяжелой деревянной раме.
— Ну и где мы, фея? — недовольно бурчит Малфой.
— Возможно, опять же в Хогвартсе, — хмыкает Гарри из-за спины. Малфой краем глаза замечает, что Поттер тоже изменился, шутовской костюм сменился чем-то неопределенным, наподобие длинной мантии. Но Драко не может сказать точно, его фигура будто мерцает, колеблется.
— Возможно?!
— Я не знаю точно. Это же твой сон… Как ты сам думаешь?
— Выручай-комната? — слова вылетают непроизвольно, он даже не успевает задуматься.
— Договорились, — улыбается дух, — пошли.
И вот уже Малфой стоит напротив зеркальной, чуть светящейся поверхности. Зеркало настолько идеально, что Драко становится не по себе. Отражения кажутся слишком реальными.
— И на что тут смотреть? Слава Мерлину, тут нет никаких монстров. Только я и ты. Или я чего-то не понимаю?
— Гарри разбил это зеркало на первом курсе, когда Волдеморт пытался украсть философский камень, — голос доносится, будто со дна глубокого колодца, — зеркало Еиналеж, оно показывает самые глубокие и самые отчаянные желания сердца.
— Поттер, что за шутки? Думаешь, я поверю в эту ерунду? — Драко оборачивается. Комната за спиной пуста. Он снова переводит взгляд на зеркало.
Драко чувствует, как резко падает температура, грубый камень стен еще больше сереет, а по венам разливается ужас. Он делает шаг к зеркалу, протягивает руку и почти не удивляется, когда кончики пальцев окунаются в расплавленное стекло. Зеркало идет рябью, будто озеро в ветреный день.
— Я — твое спасение, — губы отражения зовут, Малфой задерживает дыхание и сжимает протянутую из зазеркалья холодную руку. Сознание покидает его раньше, чем он успевает открыть глаза.
* * *
Драко с трудом разлепляет глаза. От сна в неудобной позе ломит шею, затекли ноги. Голова раскалывается, жутко хочется пить. Он ищет глазами Блейза, но полутемный Бальный зал пуст. Абсолютно никого. Лишь сквозняк из приоткрытой двери колеблет пламя недогоревших свечей и гоняет по полу серпантин, оберточную бумагу и прочий рождественский мусор.
— Блейз, мама, кто-нибудь! — Малфой тяжело поднимается с дивана и идет к двери.
— Хозяин! Наконец-то я вас нашел! — хлопок аппарации за спиной заставляет Драко обернуться. Он видит Добби, предателя-домовика, но сейчас он рад даже ему.
— Добби так виноват, сэр, Добби не смог ничего поделать, — начинает уныло и монотонно повторять домовик, но Малфой его тут же перебивает:
— Ты можешь мне сказать, что случилось? Куда все подевались?
Эльф мотает головой и почти скулит:
— Добби не может сказать, Добби не знает сам, он никчемный эльф, но он может показать, за этим он и пришел за молодым хозяином.
— Ну так идем же! — Малфой уже извелся, наблюдая за стенаниями.
Домовой эльф тянет его за собой, и Драко, спотыкаясь, идет к выходу.
Дверь ведет во внутренний дворик. Парень замирает на пороге. Начавшийся еще днем снегопад закончился, и на бархатно-черном небе сияют холодные звезды. Их свет отражается от ровной снежной пелены, заботливо окутавшей землю. Ни единого следа не нарушает чистоту и совершенство рождественской ночи. Это завораживает настолько, что Драко не сразу замечает темные фигуры под деревьями.
Он бежит, варварски уничтожая хрупкую красоту, раскидывая снег по сторонам, поскальзываясь на пожухлой траве. Сердце пропускает удары… Забини, Паркинсоны , Гойлы… Малфой уже понимает, ЧТО ждет впереди, но пока он бежит, пока смутные силуэты не сложились в знакомые родные черты, он все еще надеется…
— Мама, отец! — что-то внутри разбивается на миллион хрустящих, как снежинки под ногами, осколков. Драко падает на колени, прижимается щекой к холодной, припорошенной снегом руке. Белое на белом. Прекрасно и ужасающе. Снежные Король и Королева из маггловской сказки.
— Добби, как?! — Малфой глотает слезы, вскакивает на ноги и кричит, распугивая полночную тишину, — кто это сделал? Это все он?
Внезапно поднимается ветер. Он скручивает снег в жестокие вихри, бросает в лицо, и от этой круговерти и слез Малфой не может разглядеть фигуру домовика.
Ветер плачет, кричит, завывает, будто корчащийся в агонии дух за заслонкой печи.
Дух?!
Драко замирает, останавливается. Еще один кошмар! Дракл его раздери, Дух Будущего и его извращенные фантазии! Драко хочется, наплевав на ветер и метель, упасть в снег и смеяться и плакать от облегчения. Но времени на эмоции нет. Проклятый мир оживает. Деревья смыкаются тесным кольцом, заслоняя свет, льющийся из окон имения. Темное небо превращается в камень, замерзшие ветви вспыхивают ярким оранжево-желтым пламенем. Реальность разваливается, крошится на куски, а потом выстраивается заново.
Выручай-комната. Малфой не удивлен. Более того, он предельно точно уверен: этот раз — последний. Даже иллюзии не выживут после такого. Огонь, будто обладающее разумом чудовище, пожирает все на своем пути, догоняет, пытается настичь свою единственную жертву. К счастью, Малфой как свои пять пальцев помнит все переходы и закоулки. Он замечает разбитый Проявитель Врагов, который находился прямо перед входом. Драко огибает очередную кучу вещей и… Ничего! Ровная серая стена. Никакого намека на то, что здесь когда-либо была дверь. Он оборачивается и видит, как волшебный огненный вихрь несется на него. Малфой замирает и вжимается в стену, когда из облака огня и дыма вылепляется клыкастая вытянутая морда.
— Я — твое спасение, Драко.
Малфой не слышит, а скорее чувствует, вынимает из сна слова. Не открывая глаз, он доверчиво протягивает руку, сильные пальцы хватают его за запястье и тянут вверх. Чудовище разочарованно щелкает зубами, обижено воет, реальность трескается и осыпается пеплом.
Драко задыхается и теряет сознание.
* * *
В луче света танцуют пылинки.
Утро встречает Драко Малфоя ноющей болью в висках, холодом — окно в комнате было приоткрыто — и непривычно-радостным сиянием солнца.
Кончики пальцев оледенели, воротник рубашки неприятно сжимает горло, а в голове, словно сладкая вата, медленно тают обрывки снов.
Драко подозревает, что в произошедшем есть какой-то особый смысл, но пытается отмахнуться от воспоминаний, как от облака волшебных ос.
Драко строго-настрого зарекается пить с Блейзом. На будущее. От греха.
Он сидит на кровати, бездумно путается в застежке галстука, который никак не хочет сниматься, и невидяще смотрит в рождественское утро.
Он думает о том, что невозможно внезапно научится верить в чудеса. В пророческие сны, в детские сказки, в любовь, которая непременно победит смерть.
Драко вздрагивает и будто в очередной раз просыпается. Сегодня же Рождество и исполняются самые заветные желания. Он яростно сдирает галстук, задерживает дыхание и зажмуривается. Он смотрит на самого себя из зеркала Еиналеж, в перевернутый телескоп, разорванного на куски и сшитого грубыми нитками.
Больше всего на свете ему хочется верить.
Драко открывает глаза. За окном идет снег, и ему кажется, что на землю медленно опускаются белые бабочки.
Vova
