Время, время, что несется быстро и бешено, с каждой секундой все сильней и сильней замедляется, пока, наконец, не становится абсолютно спокойным и тягучим. И вальс, безумный, надрывный, вопящий вальс замирает отзвуками на падающих снежинках. И это снег, самый настоящий, просто идет он под крышей поместья Малфоев — но, наверное, то уже никого не удивляет. И это небо, иллюзия неба, темно-серого, какого-то почти стального цвета, не давит, совсем не давит. И снежинки — мягкие, теплые. Но, кто бы знал, как это странно.
Он никогда не думал, что снег может греть. Под ногами — едва слышный в перезвоне бокалов и смехе, хруст; а воздух — морозный. Он морщится, отворачивается, ставит нетронутый бокал на покрытый льдом бортик. В шампанское, ледяное шампанское, падает одинокая снежинка. Не тает и не тонет. Ирония, все же, это ирония. Если подумать, иронию он не любит. Но, разговор сейчас не об этом — совершенно. На тыльную сторону небо роняет еще одну снежинку. Он берет ее двумя пальцами, осторожно, чтобы не сломать, кладет на ладонь.
Это — удивительно. Ощущения врут, обманывая. Кто же знал, что снег бывает жестким. И кончики пальцев царапает — чуть-чуть, почти незаметно. И происходящее — ирреально, насколько вообще возможно в этом мире.
Мелодия, до того почти неразличимая, вновь волной растет, накрывает — рвется, бьется в стенах зала и время резко, неосторожно несется вскачь, галопом. Вальс, опять этот чертов вальс, опять эти снежинки, смех, мелькающие лица. Да, действительно, пир во время чумы.
Хотя, интересно, во время чумы, пировала ли сама чума? Или же, при исполнении не положено? Северус Снейп, двойной агент, бывший преподаватель зельеварения, один из самых лучших слуг своего Господина, морщится и хмурится. Рождественский бал в стане Пожирателей Смерти. Гротескно, но уже не смешно. Собственно, именно это такое явное противоречие, а также время, такое пугающе неоднородное, и есть причина этого беспокоящего, крайне неясного, но сугубо отрицательного настроения. Но здесь было..красиво.
Работа сильного мага, — не стоит долго гадать какого именно, — не иллюзия, правда. Правда, ставшая реальностью на сутки — это страшно. Потому что она — чужая. И вновь этот вальс заламывает виски. Как же Северус его ненавидит. Напоминание прошлого — безумное, давящее. И этим безумием пропитано все вокруг. Легкая, будто бы беззаботная, музыка, простой мотив — и плачут, плачут скрипки, эти пронзительные скрипки — пусть это и все только фон, странный фон для мечущегося в стенах этого зала вальса. И волшебники — молодые, Мерлин, какие же молодые — кружатся, подхваченные этой ломающей, изматывающей мелодией. Как же Северус ненавидит этот вальс — но, кажется, он уже начал повторяться?
Хочется глотнуть воздуха — ледяного, чтобы резал легкие. Но как отсюда выйти? Чертов замкнутый круг. Круг вальса.
На глаза попадается едва-едва мерцающий контур прохода. Неужели, это выход? Северус уже ни в чем не уверен — как и не может сказать точно, что за вопросы он себе задает. Интересно, куда ведет эта дверь — и стоит ли идти. В конце концов, даже здесь, где он имеет право вести себя как минимум с замашками среднестатистического царя — конечно, не забывая о том, что ему нужно знать свое место — приходится сотни раз взвешивать и обдумывать каждый поступок. Ладно бы, поступок — фразу, действие или даже мысль. И он устал, он действительно устал — странно думать такое накануне праздника. И тем более странно, думать так именно в сам праздник. А до Рождества осталось не больше получаса.
Северус подошел к арке — как он сам окрестил ее для себя — и с удивлением понял, что за ней скрывается всего-навсего стеклянная дверь, ведущая, кажется, в зимний сад в западном крыле поместья. Выйти. Ему хотелось просто выйти.
Дверь открылась, но морок так и не исчез. Пришлось идти сквозь, на свой страх и риск. С другой стороны, это было не так уж и рискованно… Но все равно, отточенные годами умения никак не могли оставить его в покое. Даже сейчас, за полчаса до Рождества.
Зимний сад — крытое стеклом помещение высотой примерно шесть метров, заполненное белоснежными мраморными вазами. А растения в этих вазах — темно-зеленые, будто сделанные из старого цветного картона — и темное, какое же здесь все темное.
А над головой — слой снега, и он все падает и падает, это настоящий, живой снег и, наверное, такой холодный, мягкий, превращающийся в мелкие капельки воды при намеке на тепло… И так странно, будто это все всего лишь новогоднее украшение, перевернутое вниз головой — снег не внутри, а снаружи. Северус кладет ладонь на деревянный стол, уставленный изящными кашпо с гербами рода Малфоев. Дерево — оно холодное.
Северус знает, что у магов вредные маггловские привычки — редкость, да и за ним самим такого не водится — но вот сейчас хочется курить. Обычные сигареты. Жаль даже, что под рукой их не найдется. Закурить, сесть на это холодное дерево — и забыть. Обо всем. Отвлечься, задуматься и встретить, наконец, это Рождество, это никак не наступающее Рождество, так, как хочется. Он проходит чуть дальше, чувствуя как воздух — холодный, какой же приятный, кто бы знал — скользит по его мантии, слегка шевелит волосы. И здесь не так красиво — не так. Просто… холодно.
Темный силуэт. Он видит темный силуэт — мраморная скамейка, увитая нитями не менее мраморной лозы, и неясный контур сидящего на ней. На секунду бьет по нервам — наотмашь. Северус отгоняет мгновенное желание склониться. Знакомое ощущение, никуда от него не деться. Зельевар несколько секунд взвешивает и, все же, подходит ближе. Решение не самое лучшее, но все прочие варианты уж точно не были бы такими выигрышными. Все познается в сравнении, в конце концов.
Слуга подходит к Господину.
— Мой лорд, — тихо, боясь потревожить, склоняясь на одно колено. И лишь поймав внимательный взгляд, можно поцеловать край мантии.
— Вечер, Северус. Точнее, уже ночь, — кивок. Темный Лорд не сводит взгляда со своего вроде бы самого преданного сторонника, но это не затягивается дольше, чем на пару секунд. Впрочем, этого хватает. Северус не позволяет себе поднять глаз, но внимательно следит за малейшими оттенками реакции своего… Хозяина.
Тот коротко усмехается и отводит взгляд. Северус получает это негласное разрешение на некоторую свободу передвижений и встает, ненавязчиво отряхивает мантию. Темный Лорд кажется сегодня удивительно спокойным.
И ему этот холодный зимний сад… подходит. Цвета приглушены — и Лорд похож на гармоничное продолжение общей композиции. В то время как сам Северус здесь — лишний. По крайней мере, он ощущает себя таковым.
Вдруг, негромко звякает стекло. Зельевар вздрагивает и тут же начинает искать глазами источник звука. А он, кстати сказать, весьма своеобразный, если не назвать его неожиданным. В воздухе прямо около скамьи вольготно располагается бутылка с какой-то янтарной жидкостью и стакан. Два стакана. Уже наполовину полные. Или — наполовину пустые? Наверное, этого не стоит спрашивать. Каждый видит только то, что он хочет.
По тонким — можно даже допустить, отсутствующим — губам Лорда змеится усмешка, его пальцы касаются стекла, а искры, что появляются в глубине взгляда, явно не сулят ничего хорошего — но Северус уже к такому привык. В конце концов, так даже лучше. Можно и не заметить, что пришло Рождество.
— Не присоединишься, Северус? — что именно различается в шипящем голосе Темного Лорда понять сложно, но это явно не прямое намерение убить. Что не может не радовать, безусловно. И взвесить полу-приказ вполне возможно. Северус кивает и берет стакан, ощутив легкий толчок магии, чуть согревший кончики пальцев. Бывший преподаватель зельеварения не может не удивиться — тепло от Темного Лорда, слишком странно, слишком непривычно. С другой стороны, сказалась привычка к тому, чтобы привыкать ко всему — удивление продлилось недолго. Если такую тавтологию можно допустить, конечно. Лорд жестом указывает на место рядом с собой и, не успевает зельевар собраться с мыслями, заговаривает тихо, с неявной насмешкой.
— Знаешь ведь, бывают ведь яды, которые не растворяются в жидкостях. А некоторые даже тяжелее спирта.… Или легче. С меня сталось бы добавить в этот чудесный напиток какой-нибудь из них. Положим, тот, что останется на поверхности, как масло, например. Ты сам рассказывал мне, что подобных очень много, и большинство из них очень опасны. Ну а тех, что располагаются, если представлять, «посередине» значительно меньше. Как думаешь, какой использован?
Северус взглянул на стакан, который держал в руке, на тот, что был в пальцах Лорда, вспомнил, какой из них налили раньше. Скептично усмехнулся. Впрочем, вот что-что, а эта усмешка уже давно стала его постоянной спутницей. Позволил себе поймать откровенно задорный взгляд грозы всего волшебного мира и одним махом опустошил стакан. Жидкостью, кстати, оказалось виски. Обжигающее горло, резкое. Наверное, крепкий алкоголь Северус любил только из-за этого ощущения, не иначе.
Лорд засмеялся.
— Оригинальный ответ, оригинальный. То есть, это намек, что я не в состоянии приготовить настолько требовательное зелье? И придется использовать те, что есть — а они остаются на поверхности?
— Не думаю, мой Лорд, что в этом дело. Вы, скорее, оставили бы яд на дне бутылки, — тактично ответил Пожиратель, совершенно безразличным тоном давая понять, что обсуждать подобные темы будет без особого желания.
— О, Северус, ты сама вежливость. И почему же, могу узнать? — по голосу нельзя было определить настроение Лорда, но выражение его глаз — а кое-как разбираться в этом Северус за все годы научился — было нейтральным. Ну, насколько это возможно, с учетом ни разу не природного рубинового оттенка радужки.
— Это мое мнение, но не думаю, что Вы пренебрегли бы разговором. Особенно в Рождество, — зельевар действовал на свой страх и риск, но он не мог быть более убедительным, чем, когда он говорил искренне. В конце концов, именно за это его и отличил в свое время Темный Лорд. Да и некий гарант безопасности это давало — пусть и совсем небольшой, почти ничего не весящий.
— Рождество… — задумчиво протянул Лорд, повторяя последнее слово своего слуги. — Да, а ты неплохо изучил мои привычки, Северус. Не знаю даже: хорошо это или плохо, — все с той же интонацией продолжил волшебник. — Для тебя, — уточнил он, с легкой ухмылкой. Северус, не выдержав, хмыкнул. Лорд вернул ему насмешливый взгляд. И продолжил после небольшой паузы, отпив виски.
— В любом случае, ты прав, с чем не поспорить. Что уж говорить — беседой с тобой я не пренебрег бы в любом случае.
— Предпочли бы медленный яд, милорд? — живо поинтересовался Северус, продолжив свое знакомство с интересной жидкостью в своем стакане. Темный Лорд ответил коротким смешком, склонил голову набок, отвечая плавно и вполне благожелательно.
— Хамство наказуемо, знаешь ли, друг мой. Но, что ж, я не против поиграть в нечто подобное. Но не с хорошим зельеваром. Ладно, что уж там — не с лучшим, — Темный Лорд уронил комплимент буднично; впрочем, к этому Северус привык — знал себе цену. — Скажи… — внезапно, очень тихо и серьезно, ловя чужой взгляд, спросил он, — ты любишь Рождество?
Зельевар едва заметно дернулся, не смея моргнуть, вздохнуть, отвернуться. Глаза, которые внимательно и неотступно изучали его, были затягивающими — и это мягко сказать. Хорошо еще, что Лорд не использовал свои любимые трюки, но и глаз было достаточно. А, помимо этого, слишком уж нынешний разговор напоминал то, что было раньше, многими годами раньше, еще во времена Первой войны. Тогда Лорд любил вести беседы со своими сторонниками — теми, кого считал достойными — а потом как-то времени не стало. Ну, а сейчас, опять же, совсем не до того. Несмотря на это, у Северуса не было причин не отвечать или лгать. Поэтому, он медленно, будто бы задумчиво, проговорил.
— Не то чтобы это так, но и не сказать, что иначе… мой лорд.
Усмешка Господина стала почти что улыбкой. Он вновь отпил из стакана, приподнял его на уровень глаз, рассматривая зельевара через граненое стекло. Потом волшебник опустил руку, откинулся на спинку скамьи с видимым удовольствием.
— Северус, Северус ты в своем репертуаре. Неужели так сложно — ответить на один простой вопрос? Впрочем, оно и понятно — ты, наверное, ответишь, что со мной «просто не бывает», я прав?
— Ну, раз так, то я промолчу, милорд, — зельевар был предельно краток, зато усмешка Темного Лорда отразилась на его губах, хоть и в менее язвительном варианте.
— Все же, ответь мне, — Лорд иронично хмыкнул, допивая виски, — вне зависимости от твоих слов, я гарантирую, что до конца фразы ты доживешь.
Пожиратель последовал его примеру, разве что, опуская усмешку. Алкоголь достаточно согрел его, да и, что там говорить, компания была довольно приятной. Зельевар не думал, что когда-нибудь, кроме бурного времени юности, ему придет подобная мысль, но общение с едва ли не сильнейшим темным магом в истории могло быть увлекательным. Даже более того. Да еще и напоминанием о том, что Темный Лорд, в первую очередь, маг с огромным опытом и знаниями, а потом уже все остальное. Хотя, сейчас они вели весьма светскую беседу, далекую от науки.
— Милорд, это было весьма лестное предложение, — зельевар усмехнулся, — Но, думаю, нет смысла молчать. Я не люблю Рождество, — он поморщился. — Не скажу, что у меня объективные причины, но… У меня всегда этот праздник проходил на редкость неудачно.
— Вот как? — Лорд ответил почти мгновенно, всматриваясь в его лицо. — Это считается семейным праздником, а что же делать тем, у кого семьи нет? Меня всегда интересовал этот вопрос, еще в детстве. Собственно, у меня нет семьи, и в Бога я не верю, а ведь это день, когда был рожден Его Сын.. Тогда, что для меня этот праздник? — интонации Лорда стали задумчивыми. Маг выглядел так, как будто формулирует очередную теорему и параллельно с этим ищет ее доказательства. Он протянул руку, коснулся пальцами щеки сидящего рядом.
— Как думаешь, Северус? — голос скатился до шепота с оттяжкой на шипящие и свистящие. Пальцы, слишком холодные для нормального живого организма, скользнули по щеке зельевара точно так же, как и по стенке стакана ранее. Лорд будто и не заметил собственного жеста. Северус не мог пошевелиться. То есть, теоретически-то, вполне мог, а на практике не получилось. Он чуть прикрыл глаза, анализируя свои эмоции. Ощутимое касание, холодное. Никакого отторжения, хотя он всегда думал, что должен отреагировать именно так. Но, одно дело думать, а другое — делать. Зельевар осторожно поднес руку к лицу и замер на пару секунд. Лорд никак не показал своего отношения к этому. Его глаза чуть сузились, а губы чуть дрогнули. Северус коснулся пальцев своего Господина, едва ощутимо. Тот вздрогнул.
— Что ты делаешь?
Зельевар отдернул руку, словно обжегшись. Он быстро отвел взгляд. По голосу Лорда было ясно, что он усмехнулся.
— Ты боишься, Северус? Неужели ты боишься?
Он вновь посмотрел в эти алые нечеловеческие глаза. Не вызов, но уже не позорное бегство. И за то, и за другое его могли бы убить, это точно. И заставить себя ответить — непросто.
— Нет, — больше шепот, чем нормальная речь. И это даже не страх виноват, голова ведь на удивление ясная. Это, скорее, бессознательная реакция. И он чувствует уже не только лишь пальцы. Ладонь, холодная и, что заставило вздрогнуть, мягкая, ложится на его щеку и совсем немного сдвигается — поначалу немного. Северус замирает. Гладит. Он его гладит. Осознание убивает. Это — ласка. Но в голове, привычной к безумствам абсолютно любого рода голове, не укладывается. Нереально, невозможно.
— Милорд? — вопрос звучит хрипло и нечетко.
— Тшш…— шипение змеи, не человеческий голос. — До Рождества пять минут, Северус.
— А мне казалось, что меньше… — он отвечает рассеянно, а ладонь на его щеке холодная.
— А может и меньше,— Лорд отвечает тихо, склоняясь к уху своего слуги. Тот чувствует, что этот человек — а человек ли? — близко, удивительно близко, и не чувствует более ничего. И отвести взгляд тоже не удается.
— Время — понятие эфемерное, Северус, — все звуки в слове сливаются в один выдох. Лорд совсем рядом, хотя, казалось бы, куда уж ближе. Северус чувствует, как его шеи касаются губы — сухие и не такие холодные, как представлялось — и ухо улавливает почти неразличимый шепот, почти шипение.
Vova
