Злая сказка

Сказки бывают разные: добрые и злые, грустные и веселые, поучительные и бессмысленные, но они всегда пропитаны волшебством. Гермиона никогда всерьез не воспринимала эти истории, придуманные кем-то много лет назад. Куда интересней было читать о реальных чудесах, таких, как законы физики, поражающие своей простотой и гениальностью, химические реакции, с помощью которых можно создавать удивительные вещества. Ведь это все настоящее, способное приносить пользу. Одиннадцатилетняя мисс Грейнджер всегда все старалась разложить по полочкам, изучить и проанализировать, а потом применить полученные знания на деле. Это ей казалось единственным верным способом понимать окружающие ее вещи. Так просто и логично. Но в жизни далеко не все можно объяснить с помощью логики…

7 июля 1991г.

— Гермиона, скорее! Нам нельзя опаздывать на день рождения Клариссы.

— Да, папа! — воскликнула я, забираясь на заднее сидение машины.

Сдвинув коробку с подарком для моей кузины вправо, я села возле окна и положила себе на колени увесистый том в красивой коричневой обложке. На форзаце большими позолоченными буквами было написано: «История Хогвартса». Эта книга, как и многие другие волшебные вещи, была куплена в Косом переулке — месте, где расположено огромное количество магазинов для волшебников. Смешно, но если бы еще неделю назад кто-нибудь задал мне вопрос: «Верю ли я в волшебство?» — я бы ответила, что волшебники и магия существуют только в сказках. Но тогда, первого июля, произошло событие, которое в корне изменило мой взгляд на этот вопрос.

Я получила письмо, в котором сообщалось о моем зачислении в школу волшебства и чародейства Хогвартс. Профессор МакГонагалл, принесшая это послание, рассказала мне о волшебном мире, чье существование скрыто от магглов, и о том, что я волшебница, способная колдовать с помощью палочки, о школе, в которой юных чародеев обучают управлять своей силой. В тот вечер мы очень долго говорили с ней о магии, и с каждой произнесенной фразой, с каждым словом, взглядом я все больше верила в то, что волшебство реально, иначе как объяснить те странные вещи, которые иногда происходят со мной? Взорванный стакан, летающие в воздухе игрушки, опухшая рука Дэнни Саера, которому нравилось дергать меня за волосы, — вот всего лишь несколько примеров этих «странностей». После того как женщина, попрощавшись, покинула мой дом, мне в голову пришла жуткая мысль, что все это чья-то злая шутка. Но я сразу же отбросила ее как слабую попытку уверить себя в нелепости этой ситуации. Глупо с моей стороны отрицать очевидные факты. Я — волшебница, и это самое логичное умозаключение, к которому я когда-либо приходила.

— Джейн, ты звонила Эллен?

— Да, — ответила мама отцу. — Она сказала, что если мы снова опоздаем, то о торте можно забыть.

Папа весело рассмеялся, услышав эту «угрозу». Я тоже невольно улыбнулась, глядя на родителей. Какие же они счастливые! Когда я вырасту, у меня обязательно будет такая же дружная семья.

Машина плавно ехала по дороге, отец с мамой о чем-то тихо разговаривали, а я разглядывала яркие двигающиеся картинки в книге. На одном рисунке был изображен герб Слизерина. Ниже размещался портрет мужчины, который держал в руках посох. Весь его облик, начиная от козлиной бородки и заканчивая длинными бледными пальцами, не внушал расположения. Но вот глаза… Эти пронзительные синие глаза завораживали, и я, глядя в них, никак не могла заставить себя перевернуть страницу книги. «Салазар Слизерин», — гласила надпись в левом верхнем углу. Судя по тому, что я прочитала об этом волшебнике, моя возникшая антипатия вполне объяснима. Он ненавидел магглорожденных, считал слабостью любые проявления эмоций и был известен как гордый и хитрый человек. Я слишком увлеклась размышлениями об этом волшебнике, поэтому не сразу поняла, что папа меня о чем-то спрашивает.

— Что? — переспросила я, отрывая взгляд от книги, и замерла, с ужасом глядя в лобовое стекло на приближающуюся серебристую Хонду.

Папа с мамой выжидающе смотрели на меня и поэтому не видели надвигающейся опасности. Я открыла рот, собираясь закричать, предупредить об угрозе, но от сковавшего меня страха не смогла издать ни звука. Господи, как страшно! Считанные секунды отделяли две машины от столкновения, и я отчетливо понимала, что отец не успеет развернуть машину. Нет, нет, нет! Я не хочу!

Крепче сжав в руках книгу, я с отчаяньем посмотрела на маму, и… Удар, противный скрежет сминающегося металла и разлетающееся вдребезги лобовое стекло. Последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в темноту, был пронзительный женский крик.

7 июля 1938г.

Резкий толчок в область плеча выдернул меня из оцепенения. Открыв глаза, я обнаружила, что нахожусь на улице возле кирпичного здания со смешной вогнутой крышей. В руках я по-прежнему сжимала книгу и растерянно смотрела по сторонам.

«Где я? Где мама с папой? Что произошло?» — эти и еще сотни вопросов роились в моей голове, но я не могла найти на них ответы. От бессилия на глаза навернулись слезы. Закусив нижнюю губу, я старалась остановить рвущиеся рыдания. Тщетно! Не удержавшись, я расплакалась, икая и размазывая по щекам слезы. Мне было страшно. Первый раз в своей короткой жизни я ни в чем не была уверена. Рядом со мной не было никого, кто мог утешить, погладить меня по волосам и сказать, что все будет хорошо. Что лишь достаточно закрыть глаза, досчитать до десяти, и все пройдет, все забудется, как страшный сон. Мамочка, где ты?

— Эй, девочка, что с тобой? — услышала я обеспокоенный мужской голос.

Обернувшись, я увидела мужчину в бархатном костюме цвета спелой сливы. Длинные каштановые волосы и борода удивительным образом сочетались с яркими голубыми глазами. Его выражение лица было обеспокоенным, оно располагало к себе. Странный человек: что-то загадочное и неправильное было в его образе. Но вот что? Я хотела спросить его, кто он и что ему надо, но не смогла. Лишь всхлипнула и уткнулась лицом в его бархатный пиджак. Книжка выпала из моих обессилевших рук и, ударившись об асфальт, открылась. Мужчина, немного отстранившись, нагнулся и подобрал книгу.

— Девочка, откуда у тебя эта книжка? — спросил он, внимательно глядя на меня.

— Мне ее купили родители, сэр, — ответила я и, немного помолчав, добавила: — Я волшебница.

Медленно кивнув головой, мужчина осторожно поинтересовался:

— А где твои родители?

— Я не знаю. Мы ехали на машине, а потом появилась еще одна. Я… я хотела закричать, но не смогла, — сглотнув горький комок, я продолжила говорить. — Они столкнулись, и я, наверное, потеряла сознание. А потом я оказалась здесь! Сэр, я не понимаю, что произошло. Где мои родители? — выпалив это, я пытливо посмотрела на мужчину.

Он немного помолчал, а потом взял меня за руку и куда-то повел. Мне было все равно. Я слишком устала и физически, и морально, поэтому послушно шла за ним. Последней связной мыслью было, что нужно позвонить тете Эллен и сказать, что мы не приедем на день рождения Клариссы.

* * *

Профессор Дамблдор оставил меня в своем кабинете и пошел сообщить директору Диппету о произошедшем со мной несчастье. Уже прошло более часа, но он все не возвращался. Я устала от бездействия, поэтому решила осмотреть комнату. Стол, пара удобных мягких кресел и книги. Много книг. Ими были заняты все полки и стеллажи в кабинете. Даже на полу, возле окна, расположилась небольшая стопка толстых фолиантов. Подойдя к ней ближе, я прочла название на обложке верхней книги: «Кровь драконов как основа магического источника. Том второй». Мне стало любопытно, и я открыла книгу. К сожалению, многие слова были мне непонятны, поэтому, разочарованно вздохнув, я закрыла ее.

Обведя взглядом помещение, я заметила, что на одном из стеллажей лежит странный серебристый предмет. Я подошла поближе и внимательно рассмотрела его. Этот предмет внешне был похож на паука. Восемь длинных изогнутых «лапок» крепились к серебристому корпусу. На верхней части предмета находились зеленые и черные камни. Приглядевшись, я обнаружила, что в размещении камней присутствовала определенная закономерность. Три черных, два зеленых, вновь три черных и четыре зеленых — камни складывались в причудливую мозаику, завораживая своим холодным блеском. Протянув руку, я коснулась ладошкой «паука». Теплый...

— Гермиона, не стоит без разрешения прикасаться в магическом мире к неизвестным предметам. Это может быть опасно, — услышала я за спиной усталый голос профессора Дамблдора.

Оглянувшись, я увидела его, стоявшего возле окна со скрещенными руками на груди. Странно, что я не услышала, когда он зашел в кабинет.

— Сэр, а что это за предмет?

— Это? Хм, это — паучок, — ответил он, подходя ко мне.

— Для чего его используют? — продолжала я задавать вопросы. Уж очень необычно выглядел этот предмет.

— Ни для чего. Он сломан.

— Тогда почему вы его не выбросите? — спросила я профессора, глядя ему в глаза.

— Потому что он мне нравится, — с улыбкой ответил мне Дамблдор.

Я грустно улыбнулась ему в ответ и открыла рот с намерением спросить его о том, вернусь ли я домой. Но он меня остановил поднятой вверх рукой.

— Гермиона, нам нужно серьезно поговорить. Присядь, пожалуйста, в кресло.

Я кивнула головой и села. Профессор Дамблдор сел в кресло напротив, не сводя с меня изучающего взгляда.

— Хочешь чаю? — его вежливый голос и доброжелательная улыбка совершенно не сочетались с цепким взглядом. Это меня настораживало. Но все же я согласилась на предложение профессора.

Взмах палочки — и вот передо мной появилась чашка с ароматным чаем и тарелка с печеньем. Я продолжила неподвижно сидеть в кресле, ожидая, пока волшебник заговорит.

— Твой случай, Гермиона, очень интересный и необычный. Я бы даже сказал, уникальный, — медленно произнес Дамблдор.

— Почему?

— Потому что, перемещаясь во времени, ты не использовала никаких зелий, никаких заклинаний или же артефактов. Мы с директором полагаем, что произошел неконтролируемый выброс магии. Такое часто происходит с волшебниками в твоем возрасте, и…

— Что это значит? — перебила я Дамблдора. Сцепив пальцы на коленях, я попыталась унять возникшую в руках дрожь. Эта ситуация нравилась мне все меньше и меньше.

— Это значит, что мы не знаем, как вернуть тебя в твое время.

— Я вас не п-п-понимаю, — сглотнув комок, возникший в горле, я продолжила: — Вы хотите сказать, что я никогда не вернусь домой?

— Да, — ответил волшебник, сочувственно посмотрев на меня.

Это слово прозвучало словно приговор. Нет, нет, нет! Я не верю! Должен быть способ все исправить. Я была настолько взволнована, что не заметила, как произнесла последние слова вслух.

— К сожалению, мы сейчас бессильны что-либо сделать. Возможно, более тщательно изучив этот феномен, можно…

— Что можно? Вы говорите, что не знаете, как отправить меня домой! — воскликнула я, резко поднявшись на ноги. — Я… я хочу домой, к родителям. Вы не понимает, я не могу здесь оста-а-аться и… и…

Не договорив, я разрыдалась. Предательские слезы! Но больше сдерживать себя не было сил. Все слишком сложно, запутано и страшно. Страшно, потому что я осталась одна, никому нет дела до меня, никого не волнуют мои слезы, и никто не может мне помочь.

Остаток вечера прошел смазано. Помню, как пытался утешить меня Дамблдор, как я сидела на кровати в больничном крыле, и пожилая женщина принесла мне успокаивающее зелье. А потом пришел долгожданный сон. Возможно, завтра я проснусь в своей комнате в своей мягкой кровати, и весь этот ужас окажется всего лишь ночным кошмаром?

* * *

На следующий день я проснулась и обнаружила, что все произошедшее не сон, а реальность. Слез больше не было, остались лишь боль и покорность обстоятельствам. Поэтому, когда ко мне после обеда пришел профессор Дамблдор и сказал, что нужно собрать вещи, так как мы уходим, я не спорила.

Спустя несколько часов мы шли по одной из улочек Лондона. Навстречу нам двигались редкие прохожие. Я не обращала на них внимания. В голове было слишком много мыслей. Они сплелись в клубок и не желали выстраиваться в логическую цепочку. Это еще острее заставляло чувствовать себя беспомощной.

— Сэр, а куда мы идем? — осторожно спросила я.

— Мне нужно навестить одного мальчика. Он волшебник, только пока еще не знает об этом. Я должен рассказать ему о том, кем он является, а также немного познакомить с магическим миром.

— А почему тогда я иду к нему вместе с вами?

Дамблдор резко остановился и взглянул на меня. Поправив очки, он сказал:

— Потому что Том живет в… приюте.

Я непонимающе посмотрела на волшебника и спросила:

— А зачем мне идти в приют?

— Гермиона, у тебя в этом времени нет родных. Твои родители еще не родились, а родственники в этом времени не знают о твоем существовании. Мы не можем оставить тебя в школе. Это запрещено правилами. Тебе некуда идти, поэтому было решено отправить тебя в приют Святого Патрика. Это временная мера. В сентябре ты вместе с Томом — мальчиком из приюта — поедешь учиться в Хогвартс. А пока мы вынуждены оставить тебя на попечение магглам. Так будет лучше.

— Лучше? — переспросила я безжизненным голосом. — Для кого?

Профессор не ответил, лишь крепче сжал мою ладонь и продолжил свой путь.

Я опустила голову и закусила нижнюю губу, пытаясь не закричать. Господи, за что мне все это? Как же жестоко и несправедливо. Так не должно быть! Не должно. Тем не менее, я не пыталась сбежать. Было бы глупо с моей стороны терять единственную ниточку, связывающую меня с волшебством. И я лишь крепче сжала ладонь профессора, послушно следуя за ним.

Примерно через десять минут я увидела большое мрачное здание, окруженное высоким ржавым забором с воротами. Я невесело усмехнулась. Что ж, видимо, именно здесь я проведу оставшееся время до начала нового учебного года в Хогвартсе.

Комната, в которую меня поместили, была милой, конечно, если это слово можно использовать в данной ситуации. Белые обои, белый потолок и серый пол — и никакого разнообразия красок. В помещении стояло две железные кровати, застланные плотными серыми одеялами. На одной из них сидела девочка и с любопытством смотрела на меня. Робко улыбнувшись, я представилась ей:

— Привет! Меня зовут Гермиона Грейнджер.

— Хелена Хаггер, — произнесла она, продолжая рассматривать меня. Под пытливым взглядом серых глаз я стала чувствовать себя неудобно. Чтобы как-то скрыть возникшее смущение, я, присев на краешек свободной кровати, спросила:

— Ты давно здесь?

— Здесь? Всю жизнь, — ответила Хелена, усмехнувшись краешком губ. — А где твои родители?

Вопрос отдался тупой болью где-то глубоко внутри.

— Их сейчас нет, — опустив голову, пробормотала я. Так странно говорить о папе с мамой в прошедшем времени. Наверное, я никогда не смогу привыкнуть к этому.

Скрип кровати и легкие шаги заставили меня поднять голову и взглянуть на приблизившуюся ко мне девочку. Хелена смотрела на меня серьезно, без тени веселья или же неискреннего сочувствия. Взяв меня за руку, она легонько потянула меня вверх, заставляя подняться на ноги. Я подчинилась.

— Пошли, я познакомлю тебя с ребятами. Вот увидишь, они тебе понравятся! — мелодичный голос был пронизан уверенностью и теплом. Неожиданно я поймала себя на мысли о том, что доверчиво улыбаюсь, глядя на Хелену. Что ж, возможно, здесь будет не так уж и плохо.

Ребятами оказались два мальчика и девочка: Бен, Дориан и Линда. Познакомив меня с ними, Хелена предложила пойти всем поиграть во внутреннем дворе. Бен — пухлый мальчик с добродушным, чуть глуповатым лицом — недовольно сморщил нос. Ему не понравилась идея моей соседки по комнате. Линда, глядя на друга, рассмеялась и рассказала мне, что он боится того, что старшие ребята будут вновь дразнить его пончиком. Дориан — темноволосый мальчик с острыми чертами лица — поддержал друга и внес встречное предложение показать мне приют. Все одобрили его идею.

Здание, в котором расположился приют Святого Патрика, оказалось не таким уж и большим. Четыре этажа, внутренний двор с детской площадкой — вот и вся территория. Сам приют находился по соседству с небольшой церковью, куда по воскресениям дети вместе с воспитателями ходили на службу. Самым «страшным» местом в приюте оказался чердак. Многие дети и даже некоторые взрослые боялись подниматься туда. Поговаривали, что там живет приведение. Бен клялся, что однажды вечером, проходя рядом с лестницей, ведущей на чердак, слышал странные шипящие и свистящие звуки. Хелена, слушая его, недоверчиво качала головой, но не спорила. Видимо, все были согласны, что с этим местом что-то не так.

Сидя за обеденным столом, я вяло ковыряла ложкой в тарелке с овсянкой. Бен с аппетитом поглощал свою порцию и, казалось, совершенно не обращал внимания на отвратительный прелый запах, исходящий от блюда.

— Смотри, Лин, кто пришел, — раздался шепот Дориана.

Оторвав взгляд от тарелки, я вопросительно посмотрела на ребят. Линда, поймав мой взгляд, объяснила:

— Том Риддл.

— Кто?

— Риддл, — повторила Хелена. — Вон он сел отдельно в конце стола.

Повернув голову в сторону, в которую она указала, я увидела бледного мальчика, рассеяно смотрящего перед собой.

— Кто он? — поинтересовалась я.

— Никто, — ответила мне Линда и, заметив непонимание, отобразившееся на моем лице, добавила: — Просто он… странный.

— Странный?

— Да. Риддл странный. — Сцепив руки в замок, Хелена повернула голову в сторону Тома. — Он многих пугает. Плохие вещи происходят с теми, кто ему не нравится.

Меня насторожило то, с какой интонацией эти слова были сказаны. Страх и бессилие отчетливо скользили в голосе Хелены. Создавалось впечатление, что она боится Тома. Я чуть наклонилась вперед к ней и шепотом спросила ее:

— Какие вещи?

— Разные, — так же шепотом ответила она. — Несколько недель назад нас повезли к морю. Ничего особенного, обычная ежегодная поездка. Вот только после нее Эмми Бенсон и Денни Бишоп заболели.

— Чем?

— Никто не знает, — ответила мне вместо Хелены Линда. — Их несколько раз водили к врачу, но он так и не смог определить, что с ними произошло.

— Да нечего там определять, — нахмурившись, вставил Дориан. — Они напуганы до полусмерти. Эмми, вон, до сих пор заикается и нервно вздрагивает, когда кто-то пытается с ней заговорить.

— Ага! А помните кролика Билли Стаббса? — Линда мельком взглянула в сторону Риддла. Повернув голову, я увидела, что он по-прежнему в одиночестве сидит в конце стола.

— А что с кроликом? — спрашиваю, не отрывая взгляда от профиля Тома. Как-то неправдоподобно звучат слова ребят. Слишком много грехов приписывают Риддлу.

— Он повесился, — увидев озадаченное выражение на моем лице, Линда пояснила: — Кролик.

— Бред! Животное не может само повеситься, — возразила я.

— Можешь нам не верить, — сказал Дориан. — Но кого бы ты здесь не спросила, все тебе скажут одно и то же: Риддл злой, и лучше держаться от него подальше.

Я не стала спорить с ним. Не в моих правилах судить человека, которого я не знаю. Мама всегда говорила, что первое впечатление обманчиво, и никогда не стоит торопиться с выводами. Наверное, это как раз тот случай. Поэтому я решила сменить тему разговора. Уж лучше говорить о новом кинотеатре, который откроется в воскресение на Мэйсон-стрит, нежели о нелюдимом мальчишке.

После обеда миссис Эжбот сообщила мне, что профессор Дамблдор обещал завтра навестить меня и помочь с подготовкой к новому учебному году. Эта новость немного приободрила меня. Все-таки было безумно приятно, что есть на свете человек, который заботится о тебе, пускай это всего лишь учитель, в обязанности которого входило помогать магглорожденным детям осваиваться в мире магии.

День прошел быстро в компании моих новых знакомых. Я была благодарна им, что они не стали расспрашивать меня о моей семье. Правду сказать им я не могла, а врать не хотела. Удивительно, насколько быстро я привыкла к новой обстановке, новым людям. Прошло всего лишь два дня, а воспоминания об аварии начали потихоньку терять свою остроту и болезненность. Нет, они не исчезли. Просто стали постепенно забываться. С одной стороны — это хорошо, с другой — страшно. Ведь так, в один прекрасный день, я могу забыть моих родителей. Их лица, голос, привычки — все это мелочи, но они были важны для меня. Я не хотела терять эти воспоминания. Вечером, лежа в своей кровати, я с грустью думала о родителях. О том, как мама пекла праздничный пирог на день рождения бабушки, а папа пытался отремонтировать старое кресло-качалку. Было забавно наблюдать за его потугами. Я улыбнулась, вспомнив его раскрасневшееся, довольное лицо, когда он продемонстрировал нам с бабушкой результат своей работы. Стерев ладошкой с лица слезы, я натянула одеяло до кончика носа. Нужно выспаться, ведь завтра будет тяжелый день.

* * *

Первым, что я увидела, открыв глаза, была спина Хелены. Она стояла возле моей тумбочки и вертела в руках книгу, которую я принесла с собой из будущего. Я недовольно нахмурилась.

— Доброе утро.

Услышав мое приветствие, Хелена, вздрогнув, повернула в мою сторону голову. Несколько секунд она рассматривала мое лицо, а потом, улыбнувшись, пожаловалась:

— Она не открывается! — в ее голосе звучало недовольство.

Глядя на поникшие плечи и гримасу разочарования, возникшую на ее лице, я, не удержавшись, рассмеялась. Хелена имела вид несчастного, обиженного щенка, которому не удалось поиграть с новой игрушкой.

— Может быть, сначала надо спросить разрешения, прежде чем брать чужие вещи? — предположила я.

— Да ладно! Я только хотела посмотреть. У этой книжки такая яркая красивая обложка. Наверняка там есть картинки!

— Ты хотела посмотреть картинки?

— Ага! — утвердительно кивнула головой Хелена. — Покажешь?

Я задумалась. С одной стороны — ничего страшного не должно произойти, если я покажу ей иллюстрации, с другой — вспомнились слова профессора МакГонагалл о том, что магглам нельзя рассказывать о волшебстве. Я, вздохнув, отрицательно покачала головой:

— Нет, Хелена.

— Почему? — обижено выпятив нижнюю губу, спросила она.

— Потому что там нет картинок, только текст, — объяснила я, вставая с кровати. Как же мне не хотелось вновь обманывать ее, но по-другому нельзя. Нужно, что бы она поверила и забыла о книге, ведь так будет правильно. «Правило едино для всех, и в нем не может быть исключений», — вспомнила я слова МакГонагалл. Что ж, не в моих привычках нарушать правила.

Позавтракав, я спустилась на первый этаж. Здесь я должна была подождать профессора Дамблдора, который в это время находился в кабинете миссис Коул. В вестибюле возле окна стоял Том Риддл. Он отрешенно смотрел в окно, время от времени хмуря лоб. Я в нерешительности замерла в нескольких шагах от него, не зная, что делать. Нужно было подойти к нему и познакомиться, но я медлила. Что-то останавливало меня начать первой разговор, словно я ждала разрешения. Бред! Наверное, это все из-за вчерашнего рассказа о повесившимся кролике. Мне слабо верилось в правдивость этих слов, но, все же, что-то настораживало.

Почувствовав мой взгляд, Том посмотрел на меня. На его красивом лице появилось задумчивое выражение, словно он что-то пытался вспомнить. Я слабо улыбнулась и решительным шагом направилась в его сторону — нельзя же вечно стоять и смотреть на него. Замерев на расстоянии полуметра от него, я представилась:

— Гермиона Грейнджер. — На мой взгляд получилось слишком официально и от того нелепо.

— Том Риддл, — вежливо улыбнувшись, произнес он.

О чем говорить с ним дальше, я не знала. С Хеленой и Беном мы сразу нашли общий язык, словно знали друг друга сто лет. С Риддлом оказалось намного труднее. Под его холодным изучающим взглядом я стала чувствовать себя неловко. Опустив голову вниз, я попыталась скрыть возникшее раздражение. Мне было совершенно непонятно, как ему удается одним взглядом продемонстрировать человеку, что он не хочет с ним разговаривать. Из-под отросшей челки я увидела, как он небрежно облокотился рукой на подоконник. Движение было неторопливым, ленивым, словно говорило: здесь главный я! Упрямо поджав губы, я резко подняла голову и в упор посмотрела ему в глаза. Не хочу играть по его правилам! Глаза Риддла удивленно расширились: наверное, он не ожидал такой реакции с моей стороны. Наклонив голову вправо, он спросил:

— Так это тебя вчера привел Дамблдор?

— Да. А ты… — я замерла на полуслове. Глупый вопрос. Только сейчас я поняла, что задать Тому вопрос «Ты сирота?» не очень корректно. Он может обидеться.

— Что я?

— А что ты умеешь делать? — задала я нейтральный вопрос. Увидев непонимание, мелькнувшее на его лице, я уточнила: — Колдовать. Я умею двигать предметы, не прикасаясь к ним, а ты?

— Много чего, — ответил он, усмехнувшись. — Например, могу управлять животными без дрессировки.

— Здорово! — улыбнулась я. Наверное, Тому нравилось говорить о магии. Его жесты стали более расслабленными, а в голосе появились довольные нотки. Я хотела спросить его о том, что ему рассказал профессор Дамблдор, но не успела. Волшебник спускался по лестнице, задумчиво глядя на меня с Томом. Приблизившись к нам, он поинтересовался:

— Ну что, вы готовы к путешествию в Косой переулок?

Я утвердительно кивнула головой в знак согласия. Риддл ограничился лишь лаконичным «да». Меня это немного удивило. Настороженность, присутствовавшая в начале нашего разговора с Томом, не исчезла с появлением профессора. Пока мы шли к «Дырявому котлу», я терялась в догадках насчет того, что могло послужить причиной возникновения такого отношения между ними.

* * *

Первым делом, оказавшись в Косом переулке, мы направились в лавку мистера Оливандера — изготовителя волшебных палочек. Я помнила этот магазин. В нем родители купили мне мою первую волшебную палочку. Девять с половиной дюймов, клен. Хорошая, гибкая палочка, прекрасно подходящая для трансфигурации. Жаль, что я так и не смогла ею воспользоваться.

Войдя в магазин, мы услышали тихий звон колокольчика, возвестивший хозяина о прибытии посетителей. Затем раздались тихий скрип и быстрые шаги. Из-за ближайшего стеллажа вышел сам мистер Оливандер. Он выглядел гораздо моложе, чем в будущем. Его волосы еще не тронула седина, но вот глаза остались прежними: странного серебристого цвета, словно выцветшие.

— Альбус, приветствую тебя, мой старый друг! — поздоровался мужчина. — Вижу, ты привел ко мне юных волшебников, которые нуждаются в моей помощи.

— Да, — утвердительно кивнул головой профессор. — Видишь ли…

Дальше я не стала вслушиваться в разговор. Вместо этого я начала с интересом осматривать помещение. Оно почти не изменилось: те же стеллажи, заполненные множеством продолговатых коробочек, то же длинное гусиное перо, лежащее на столе возле чернильницы. Правда, пыли стало меньше, и у подсвечника, стоящего на столе, три ветки, а не две.

— Юная мисс, как вас зовут? — услышав вопрос, я резко оглянулась. Мистер Оливандер с любопытством разглядывал меня. Чуть смутившись столь пристального внимания, я ответила:

— Гермиона.

— Красивое имя. И редкое. Гммм, дайте подумать… А! Вот, эта должна подойти. — Достав из-под стола бумажную коробочку, волшебник извлек из нее палочку и протянул ее мне.

Нерешительно взяв предложенный предмет, я, задержав дыхание, плавно взмахнула рукой. Ничего не произошло. Том, с интересом наблюдая за моими манипуляциями, недовольно поморщился. Видимо он ожидал чего-то большего, нежели глупого размахивания палочкой.

— Нет, не то, — прокомментировал мою попытку Дамблдор. Оливандер, кивнув головой в знак согласия, протянул мне следующую волшебную палочку.

Прошло больше получаса, а мне все никак не получалось подобрать палочку. На столе выросла небольшая стопка опробованных палочек, но волшебник продолжал вынимать все новые и новые коробочки.

— Попробуйте вот эту. Клен и струны сердца дракона. Десять дюймов.

Взяв ее, я взмахнула рукой, и золотистые искорки, сорвавшись с кончика палочки, взмыли вверх, складываясь в причудливый узор. Повернув голову в сторону моих спутников, я увидела, как профессор Дамблдор одобрительно улыбнулся, а Том с жадностью смотрел на зажатую в моей руке палочку.

— Ну что ж, теперь ваша очередь, — обратился Оливандер к Риддлу. Том посмотрел на волшебника и решительно шагнул к нему. Было видно, что ему не терпится заполучить собственную палочку.

Прошло, наверное, больше часа, а мистер Оливандер все никак не мог найти подходящую палочку для Тома. Это обстоятельство жутко раздражало мальчишку, и он время от времени нервно проводил рукой по волосам. Я устала стоять и присела на краешек стула, стоявшего возле окна. Повернувшись боком, я продолжала наблюдать за Риддлом. Он, закусив губу, вновь взмахнул рукой с зажатой в ней палочкой.

— Нет! Увы, эта тоже не подходит, — пробормотал волшебник. Профессор Дамблдор никак не отреагировал на эти слова. Он все так же продолжал стоять в стороне и молча наблюдал за Томом. За последний час волшебник не проронил ни слова, словно все, что происходило, никоим образом его не касалось.

Вновь взглянув на Риддла, я заметила появившееся на его лице отчаянье. И растерянность. Так непривычно было видеть на его красивом холодном лице какие-либо эмоции. За те несколько часов, что я провела в обществе Тома, выражение его лица все время было вежливо-безразличным. Мне стало жаль Риддла, поэтому я решила немного приободрить его:

— Том, сосредоточься! У тебя все получится.

Риддл вздрогнул, услышав мои слова. Повернув голову в мою сторону, он несколько секунд удивленно смотрел на меня, затем нерешительно улыбнулся и кивнул. Когда Том вновь взял из рук мистера Оливандера очередную палочку, я заметила, что его движения стали более уверенными. Взмах рукой — и вокруг Риддла закружился вихрь серебристых искорок. Я довольно улыбнулась: Том все-таки нашел свою палочку.

Распрощавшись с мистером Оливандером, мы с профессором Дамблдором пошли покупать оставшиеся вещи из списка, который был вложен в конверт вместе с письмом, где сообщалось, что мы зачислены в Хогвартс. Конечно, большинство вещей, которые мы приобрели, были из магазина подержанных товаров. Все же денег, выделяющихся из фонда Хогвартса, было не много. Если меня это обстоятельство вначале немного смутило, то Том, казалось, совершенно не обратил на него внимания. Он был по-настоящему счастлив, находясь в Косом переулке среди волшебников. В его глазах горело неподдельное любопытство, когда мы заходили в тот или иной магазин. Каждая мелочь, отличающаяся от привычных предметов в мире магглов, приводила Риддла в восторг. Глядя на него, я поняла, что само осознание того, что он отличается от всех, что он особенный, приятно согревало Тома и тешило его самолюбие. В этом аспекте я прекрасно его понимала, так как сама испытала нечто подобное, когда профессор МакГонагалл пришла в мой дом.

* * *

Вечером я, взяв с собой «Историю Хогвартса», постучала в дверь, ведущую в комнату Риддла. Хелена все же рассказала мне, где она находится. Ей было совершенно не понятно, зачем мне понадобился этот «противный мальчишка», и она всячески пыталась отговорить меня от затеи найти его.

Открыв дверь, я увидела Тома, сидящего на кровати и читающего одну из книг, которую мы сегодня купили в Косом переулке.

— Можно войти? — спросила я, сжимая в руках книжку.

— Входи, — разрешил он.

Закрыв дверь, я подошла к Риддлу и присела на краешек его кровати.

— Что ты читаешь? — спросила я.

— Защиту от Темных искусств.

— Интересно?

— Да.

Вот и весь разговор. Общаясь с Томом, я чувствовала себя неловко. Меня все никак не покидало ощущение, что ему не нравится мое общество. Обидно, ведь я так надеялась на то, что смогу с ним подружиться, что, когда приеду в Хогвартс, у меня будет друг, с которым можно будет говорить о чем угодно.

— Ты что-то хотела? — поинтересовался он, пытливо глядя на меня.

— Да! Вот, почитай, — протянула я ему книгу. — Это «История Хогвартса», школы, в которой мы будем учиться. Я думаю, тебе будет интересно узнать больше об этом месте.

Кивнув, Том взял книгу в руки. Несколько минут он рассматривал яркую обложку, а потом аккуратно положил «Историю» на тумбочку возле кровати. Я удивленно наблюдала за его действиями. Мне казалось, что он с радостью возьмется за чтение этой книги. Вероятно, я ошиблась.

— Гермиона, расскажи мне о Хогвартсе, — сказал он, ближе пододвигаясь ко мне.

— Зачем? — не поняла я. — В книге ведь все написано.

— Знаю. Мне ммм… интересно узнать твое мнение о школе. Ты ведь уже прочитала книгу, я прав?

— Да, — широко улыбнувшись, я начала свой рассказ. Том меня не перебивал, внимательно слушая, лишь иногда отпускал насмешливые комментарии. С ним было легко разговаривать, спорить, делиться своими впечатлениями. Удивительно, насколько неверным может быть первое впечатление о человеке. Возможно, Хелена с ребятами были несправедливы к нему и зря подозревали его в причастности к ужасным вещам, произошедшим в приюте.

Время течет быстро. Еще совсем недавно было начало июля, имеющее терпкий привкус горечи. С того времени, как профессор Дамблдор привел меня в приют Святого Патрика, прошло две недели. За это время я успела найти друзей. И Тома. До сих пор язык не поворачивается назвать его «другом». И дело не в том, что мы с ним не общаемся. Отнюдь! Мы можем часами обсуждать то или иное заклинание, вычитанное в одном из учебников, экспериментировать с передвижением предметов, не касаясь их, и даже шутить над неуклюжей миссис Эжбот. Вот только замечания Тома чаще всего колкие, резкие, жалящие. Мне иногда кажется, что он специально пытается сделать окружающим его людям больно, что он хочет подчеркнуть разницу между собой и обычными людьми. Том так и говорит: обычные. Еще он называет их серыми, скучными, слепыми и злыми. С последним я в корне не согласна, но на все мои возражения и доводы Риддл лишь недовольно кривит губы в очередной усмешке и называет меня идеалисткой. А я вовсе не идеализирую магглов! Просто нужно видеть в людях не только плохие, но и хорошие стороны. Жаль, что Том этого не понимает.

* * *

В воскресение все дети и воспитатели пошли на традиционную службу в церкви. Миссис Коул считала, что сиротам из приюта нужно обязательно посещать воскресные службы, ведь Бог милостив, он всем поможет. Большинство детей в это не верили, но исправно ходили, так как им редко когда выпадала возможность вырваться с осточертевшего здания с белыми стенами.

Когда мы подходили к церкви, Том неожиданно дернул меня за рукав. На вопрос: «Что случилось?», он шепнул: «Идем!». Мне стало любопытно, что же он хочет мне показать, поэтому я послушно пошла за ним. Зря, наверное.

Спрятавшись за деревом, росшим рядом с оградой, окружающей церковь, мы наблюдали, как дети по двое заходят в открытые двери. Когда все скрылись в здании, Риддл, выждав пять минут, вышел из своего укрытия.

— Том, зачем ты меня позвал? — спросила я, оглядываясь на двери: вдруг наше отсутствие уже заметили?

— Я не хочу идти на службу, — засунув руки в карманы потрепанных штанов, мальчик, прищурившись, посмотрел на меня.

— И это единственная причина?

— Да.

— Это глупо! — воскликнула я. — Я немедленно возвращаюсь в церковь.

Мне совершенно не хотелось нарушать правила. Миссис Эжбот будет сердиться, а ей нельзя. Она старенькая. Том, услышав мои слова, беспечно пожал плечами.

— Неужели ты веришь в весь тот бред, что нам там говорят? — он все не сводил с меня пытливого взгляда.

— Верю, — медленно проговорила я.

— Да ну? — приблизившись ко мне, Том слегка наклонился, продолжая сверлить синими глазами. Риддл был выше на несколько сантиметров, поэтому создавалось впечатление, что он смотрит сверху вниз. Я почувствовала себя неуютно под этим взглядом. — Мне кажется, что ты врешь, Гермиона.

— Нет, — возразила я. Голос звучал неуверенно, хрипло. Мне определенно не нравилась тема нашего разговора.

— Врешь.

— Почему ты так решил?

Том растянул губы в самоуверенной усмешке и снисходительно объяснил:

— Потому, что ты видела, как умирают твои родители. Им никто не помог, верно? Ангелы не спустились с небес, Бог, — выговаривая это слово, Том скривился, — не остановил машину, с которой вы столкнулись. Он ничего не сделал, что бы предотвратить аварию. Ни-че-го. А ведь нам каждый раз говорят, что он всемогущ, милостив, что он обязательно услышит наши молитвы.

— Замолчи! — воскликнула я, закрывая руками уши. Не хотелось его слышать.

— Вот видишь, Гермиона, ты врешь. Тебе совершенно не интересно посещать церковь.

Я отрицательно замотала головой. Обхватив себя руками в защитном жесте, я попросила:

— Замолчи, пожалуйста. Ты говоришь жуткие вещи.

— Отчего же? Тебе просто неприятно слышать правду. Ты привыкла обманываться себя, убеждать, что обязательно нужно придерживаться правил. Это ведь пра-а-авильно, — последнее слово Том растянул, уже откровенно ухмыляясь.

Я зажмурила глаза, в надежде, что перестану видеть его лицо. Тщетно! Даже закрытые глаза не могли спасти от его ухмылки. В носу противно защипало, а к горлу подкатился горький комок. Нет, нет, нет. Моих слез он не увидит. Развернувшись, я, спотыкаясь, побежала в сторону церкви. Несносный мальчишка! Ненавижу его.

* * *

С того дня я перестала разговаривать с Риддлом. Зря я ему рассказала об аварии. Мне казалось, что он поймет меня, возможно, даже пожалеет. Наивная! Том не умел жалеть. А еще он презирал любое проявление слабости. Он сам как-то обмолвился об этом. Наверное, теперь он и меня стал презирать. Риддл тоже не разговаривал со мной, лишь иногда кивал головой в знак приветствия, когда мы виделись в столовой. Я не хотела признаваться себе в том, что мне без него скучно. Да, у меня были Хелена и Бен, но это не то. Совершенно не то.

Во вторник мы с ребятами решили погулять на улице. Была прекрасная погода. Легкий ветерок ласково скользил по зеленой траве на заднем дворе приюта. Сняв обувь, я с наслаждением опустилась на мягкую траву. Травинки приятно щекотали ступни, вызывая восхитительное ощущение легкой истомы. Я легла на спину и посмотрела на голубое небо. Облака причудливых форм неспешно плыли куда-то вдаль. Вон то похоже на мышонка с острой мордочкой и длинным хвостом. Рядом с ним прилегла собака, положив голову на большие лапы, а немного внизу разместилась птичка. Я улыбнулась, наблюдая за ними и фантазируя, что еще немного и птица раскроет крылья, полетит ввысь, к солнцу, а собака сорвется с места и запрыгает вокруг, громко лая ей вслед. Как же было прекрасно лежать здесь, на траве, и ничего не делать. Блаженное безделье, жаль, что оно не может длиться вечно.

Надо мной нависла тень. Переведя взгляд влево, я увидела сосредоточенное лицо Хелены.

— Гермиона, нам надо поговорить, — сказала она, покусывая нижнюю губу.

Поднявшись на ноги, я встала напротив нее. Мне не понравилось начало разговора, кажется, он будет не простым.

— Ты что-то хочешь сказать?

— Да, — кивнула она головой. — Не стоит тебе дружить с Риддлом. Он злой и делает плохие вещи.

— Хелена, ты это уже говорила, — я устало покачала головой.

— Ты мне не веришь, да?

— Нет, ну что ты…

— Ну и дура! — внезапно воскликнула она. — Как ты можешь быть такой слепой? Он специально втирается к тебе в доверие.

— Зачем?

— Я не знаю, просто… — она внезапно запнулась. Затем ее глаза удивленно расширились и стали совершенно пустыми, кукольными.

— Хелена, что с тобой? — обеспокоено спросила я.

Девочка, медленно моргнув, удивленно посмотрела на меня. Вдруг, черты ее милого личика исказились, сделав его выражение злым, отталкивающим. Я инстинктивно сделала шаг назад. Меня испугала эта внезапная перемена настроения. Все произошло слишком стремительно, словно по мановению чьей-то руки.

— Ты такая же, как и он, — зло бросила Хелена. А потом сильно толкнула меня в грудь. Я, не удержавшись, упала на землю. Правый локоть отозвалась резкой болью. Смаргивая слезы, я подтянула к себе ноги. Ну вот, еще и локоть разбит. Мне стало обидно. Я не понимала, почему Хелена так поступила. Подняв голову, я спросила девочку:

— Почему?

Она не ответила. Ее взгляд был пустым, в нем ничего не отражалось. Несколько минут Хелена смотрела на меня снизу вверх, а потом удивленно моргнула. Прижав руку ко рту, она сделала несколько шагов назад. В ее глазах теперь отчетливо виделся испуг и непонимание. Резко развернувшись, девочка убежала, а я осталась сидеть на земле, прижав коленки к груди. Почему она это сделала? За что? Ведь она была так добра ко мне.

— Гермиона, вставай, — услышала я голос Бена. Взглянув на него, я увидела, что он протягивает мне руку. Ухватившись за нее, я поднялась с земли. Такой простой жест, но мне стало легче на сердце. Я благодарно улыбнулась, глядя в добродушное лицо. Щеки Бена немного покраснели и он, пытаясь скрыть неловкость, пробормотал:

— Ты, это, неудачно… упала.

— Да, неудачно, — подтвердила я.

Держа меня за руку, Бен направился к дверям, ведущим в приют. Боковым зрением я заметила Тома, сидящего на лавочке и с интересом смотрящего на нас. На его коленях лежала раскрытая книга, а тонкие пальцы сжимали страничку. На красивом бледном лице играла довольная улыбка, словно он только что совершил шалость. Я опустила голову, глядя под ноги. Странно все это, очень странно.

* * *

— Линда, постой! — окликнула я девочку.

Остановившись, Лин оглянулась и хмуро посмотрела на меня. Определенно, ее не очень радовала перспектива разговаривать со мной. Я приблизилась и остановилась на расстоянии нескольких шагов от нее. Руки предательски дрожали, выдавая мое волнение, поэтому я сцепила их в замок за спиной. Этот жест создал иллюзию уверенности, которую я, к сожалению, не ощущала.

— Чего тебе? — отозвалась она не очень дружелюбно.

— Лин, мне нужно поговорить с тобой.

— Ты уже говоришь, — передернув плечами, заметила она.

— Да, верно, — голос дрожал, грозясь в любую минуту сорваться на фальцет. Я остро ощущала холод, исходящий от нее. И неприязнь. Это сильно задело меня, так как я совершенно не понимала, что послужило причиной столь резкой перемены по отношению ко мне. — Линда, в чем дело?

Я решила взять быка за рога. Мне кажется, что в данной ситуации прямолинейность — единственное верное решение.

— В тебе.

Как, оказывается, просто сделать больно всего лишь двумя словами. Сглотнув горький комок, вставший поперек горла, я прошептала:

— Почему?

В этот момент я ощущала себя маленьким, обиженным ребенком, вызывающим лишь жалость. Наверное, со стороны я выглядела отвратительно. Не хочу быть жалкой! Эта мысль придала мне немного уверенности.

— Почему? — вновь спросила я окрепшим голосом.

— Она еще спрашивает! — воскликнула Линда. — Гермиона, очнись! Неужели ты ничего не замечаешь?

— Чего не замечаю?

— Риддл. Ты становишься похожей на него! Сколько ты его знаешь? Неделя? Две? Наверняка считаешь его своим другом и…

— Вовсе нет! — перебила я ее. — Он не мой друг.

Я сказала правду. Кем-кем, а другом Том мне никогда не был.

В ответ Линда лишь коротко рассмеялась. Она мне не поверила.

— Допустим. Я не хочу с тобой спорить, — продолжила девочка говорить более спокойным голосом. — Я не знаю, что там произошло во дворе между тобой и Хеленой. Она сейчас очень расстроена и испугана. Я первый раз вижу ее такой.

— Испугана? Но почему? — меня очень удивили ее слова. В создавшейся ситуации я считала себя пострадавшей стороной, а не Хелену.

— Она не говорит, — вздохнув, ответила Линда. Обхватив себя руками, она грустно посмотрела на меня и сказала: — Знаешь, Хелена сейчас похожа на Эмми Бенсон. Такая же напуганная. Я беспокоюсь за нее. И за тебя. Риддл — плохая компания. Пожалуйста, — порывисто коснувшись рукой моего плеча, Линда умоляюще взглянула на меня, — будь осторожна. Том не так уж и прост, поверь мне.

Сказав это, девочка развернулась и ушла, оставив меня стоять в одиночестве. Мне нужно бвло все хорошенько обдумать. Слишком часто мне в последнее время говорили, что Том плохой. Но ведь все не могли ошибаться, верно? Или все же могли?

* * *

Возвращаясь после ужина в свою комнату, я размышляла о произошедших сегодня событиях. Церковь, разговор с Томом, ссора с Хеленой, предостережение Линды…. Все так запутано! Мне казалось, что я все время упускаю что-то важное. И это «что-то» имело очень большое значение. Мелочь, которой не хватало, чтобы понять, связать события, происходящие в приюте. Я всегда старалась мыслить логически. Но в этот раз логика мне не помогла. Наверняка в словах ребят была доля правды. Сегодня я смогла убедиться, что Том может быть очень неприятным и даже жестоким. Меня это удивило и озадачило. Я никогда не сталкивалась с людьми, которые так мастерски, используя лишь слова, могли заставить тебя страдать. Возле церкви я впервые ощутила нечто похожее на страх. Страх перед Томом. Ужасно чувствовать себя беспомощной и слабой, но что я могу сделать? Риддл был сильнее меня. Теперь я это понимала.

Мои размышления прервал чей-то голос:

— Гермиона!

Оглянувшись, я увидела стремительно приближающегося ко мне Тома. Остановившись в нескольких шагах от меня, он, спрятав руки в карманы, сказал:

— Нам нужно поговорить.

— Говори, — пожав плечами, я опустила голову. Сейчас мне было неприятно смотреть на него. Я все еще чувствовала обиду, которая острыми коготками царапала внутри мою грудную клетку.

— Утром я не хотел…

— Что? — перебила я его, подняв голову. Наткнувшись на мой сердитый взгляд, Том запнулся. Я видела, что он чувствовал себя в данной ситуации неловко. У меня создалось впечатление, что парень никак не может подобрать слова, чтобы извиниться. По-крайней мере, я надеялась, что он хочет сделать именно это.

Тряхнув головой, Риддл продолжил говорить:

— Я тебя обидел. Мне… — он вновь замолчал, напряженно глядя куда-то поверх моего плеча. Странно, я впервые вижу, что Том не может четко озвучить свои мысли. — Гермиона, я никогда не извинялся за свои поступки. По-настоящему, — уточнил он, услышав мое недоверчивое хмыканье. — Я не знаю, как это правильно делается. Позволь мне это сделать по-своему.

Взяв меня за запястье, Риддл повел меня в сторону лестницы.

— Куда мы идем? — спросила я. Мне совершенно не хотелось куда-либо идти с ним. Мальчик пугал меня, особенно когда его лицо превращалось в бесстрастную маску.

— Увидишь, — коротко ответил он, продолжая вести меня за собой.

Поднявшись на четвертый этаж, Том свернул налево и, дойдя до конца коридора, открыл дверь, ведущую на чердак.

— Туда нельзя. Там живет привидение, — остановившись, пробормотала я. Мой растерянный вид показался Риддлу забавным. Он, немного приподняв кончики губ в подобии улыбки, возразил:

— Глупости! Нет там никакого привидения.

— Но ведь Бен говорил, что слышал странные звуки, раздающиеся оттуда.

— Слышал, — подтвердил Том, — но это было не привидение.

— А кто?

— Увидишь.

Держа меня за запястье, он первым шагнул на лестницу. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

Поднявшись по скрипучим ступенькам наверх, мы оказались в просторной комнате. Вернее, она бы выглядела так, если б не была завалена огромным количеством всевозможных предметов. Тумбочки, книги, коробки, железная кровать без матраса — это всего лишь малая часть того, что там находилось. А еще пыль. Много пыли. Возле большого круглого окна в лучах солнца особенно четко было видно множество парящих пылинок. Освободившись от цепкой руки Тома, я подошла к окну, с любопытством рассматривая открывшийся мне вид. Клочок синего неба, серая улица, спешащие домой люди, после рабочего дня — все это было таким смешным, нелепым.

Я почувствовала, как ко мне приблизился Том и остановился за моей спиной. Немного помолчав, он сказал:

— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Только не бойся, она тебя не обидит.

Мне не понравились его слова. Слишком быстро они были сказаны. Медленно повернувшись к Риддлу лицом, я настороженно посмотрела ему в глаза. Он не улыбался. Его лицо было сосредоточенным. Опустив взгляд ниже, я замерла, с ужасом глядя на змею, которую держал в руках Том. Тонкая, изящная, с отливающей зеленью в лучах солнца шкуркой, она, подняв плоскую голову, смотрела на меня. Я никогда не боялась змей. Более того, я находила их повадки весьма интересными. Но, все же, я ощутила, как моя спина покрылась мурашками. Мне бы очень неуютно находится рядом с полуметровым представителем семейства чешуйчатых.

— Кто это? — спросила я шепотом у Риддла.

— Змейка, — тихо ответил он. — Хочешь подержать?

— Я не уверена…

— Перестань! Ты ей понравилась, — уверенно заявил он, подняв змею вверх так, что она оказалась на уровне моего лица.

Я сглотнула. Ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Змейка с тихим шипением приблизила ко мне свою голову. Высунув тонкий раздвоенный язык, она, почти касаясь моей щеки, несколько раз провела им по воздуху. Я почувствовала, как вспотели мои ладони. Нужно было срочно что-то предпринять, но я, казалось, не могла пошевелиться от сковавшего меня ужаса.

— Возьми ее в руки, — посоветовал Том.

— Плохая идея, очень плохая. — Мои губы едва шевелились. Мне было страшно. Казалось, еще мгновение — и змея броситься на меня.

Положив хвост Змейки себе на согнутый локоть правой руки, Том левой рукой взял мою ладонь и потянул ее вверх. Мгновение — и она оказалась рядом с телом, покрытым мелкими чешуйками.

— Не бойся, она тебя не обидит, — прошептал Том.

Сжав мою ладонь, так, что она оказалась снизу, он поднес наши переплетенные руки к голове змеи. Легко надавив на мои пальцы, Риддл заставил меня провести ими на ее голове. Чешуйки оказались шероховатыми и прохладными. Наверное, мне бы даже понравилось «гладить» Змейку, не будь я так напугана. Рептилия дернулась от моего прикосновения и зашипела. Вернее, мне так показалось. Взглянув на Тома, я замерла от удивления. Шипящие и свистящие звуки издавал он. Это было так… завораживающе. Создавалось впечатление, что Риддл разговаривает со змеей.

— Том, что ты делаешь? — голос оказался хриплым, неприятным.

— Расссговариваю, — прошипел он. — Не бойссся, она не тронет тебя. Я ей не посссволю.

— Она тебя слушается?

— Да, всссегда, — подтвердил он.

— Что ты ей сказал? — несмотря на эту более чем ужасающую ситуацию, мне стало любопытно.

— Что ты мой друг. Нашшш друг. Правда, Змейка?

Я ненавидела это утро. В нем было слишком много радости. Это совершенно не соответствовало моему настроению. После разговора с Томом я чувствовала себя отвратительно. Мы помирились, но у меня складывалось впечатление, что Риддл пошел на этот шаг отнюдь не из лучших побуждений. Зачем он привел меня вчера на чердак? Зачем пугал Змейкой? Что бы испытать? Или же… Нет! Бредовая идея.

Откинув одеяло, я встала с кровати. Нужно было идти на завтрак, наверняка ребята уже заждались меня.

* * *

— Привет, Хелена! — сказала я, подойдя к девочке.

Хаггер оглянулась и, приветливо улыбнувшись, поздоровалась:

— Привет! Представляешь, у нас сегодня на ужин овощное рагу. У миссис Коул день рождение. Сорок лет. Наверное, она сжалилась и решила немножко побаловать нас в этот день. Интересно, будет ли…

Я не верила своим ушам. Хелена выглядела и вела себя совершенно нормально, словно и не было вчерашней ссоры. Это ошеломило меня до такой степени, что я никак не могла собраться с мыслями и словами. Неправильно, совершенно неправильно и дико.

Тем временем девочка взяла меня за руку и потянула в сторону столовой. Я послушно направилась следом за ней. В голову начали закрадываться нехорошие подозрения. Кажется, я знала, кто мог объяснить, что происходит с моей соседкой.

Весь завтрак я наблюдала за Томом. Он вел себя как обычно: сидел один в конце стола и вяло ковырял ложкой в тарелке. С моего места была видна лишь часть его лица. Взгляд опущен вниз, губы сжаты в тонкую линию, левая рука прижата к груди в защитном жесте. Он вновь пытался абстрагироваться от окружающих его людей. Было заметно, что ему неприятно находиться здесь. Я отвернулась, сжав в руке ложку. Мог ли Том вчера повлиять как-то на Хелену? Я попыталась вспомнить, что он мне рассказывал о своих способностях. «Много чего… Например, могу управлять животными без дрессировки», — зазвучал в моей голове его тихий голос. Умел ли Риддл воздействовать на людей? Я не знала ответа на этот вопрос. Нужно спросить у него. Возможно, он скажет мне правду. Вновь повернув голову влево, я встретилась взглядом с насмешливыми синими глазами. Том тоже наблюдал за мной.

* * *

— Доброе утро, Гермиона, — поздоровался Риддл, сев рядом со мной на лавочку. Повернув голову в мою сторону, он, сгримасничав, предположил:

— Ты что-то хотела меня спросить?

— Да, — я не стала отрицать очевидного факта. Мне нужно было задать Тому много вопросов, очень много.

— Спрашивай.

— Надо же, мне разрешил обратиться к себе сам Том Риддл, — съязвила я.

— Ты сердишься? — полюбопытствовал мальчик, чуть наклонив голову вправо.

— А как ты думаешь? — ответила я вопросом на вопрос.

— Я не думаю. Я знаю, — пожал плечами Том.

— Такой самоуверенный, — прищурив глаза, я посмотрела на него.

Риддл, самодовольно улыбнувшись, ответил:

— Ага.

Такое впечатление, что он не пробиваем, как камень, но, в тоже время, очень гибок. Я засомневалась, стоило ли продолжать этот разговор. Никто не дал бы гарантии, что Том честно ответит на все мои вопросы. Он мог в любую минуту встать и уйти, поддавшись вспышке гнева. За то недолгое время, что я его знала, с ним такое часто случалось. Риддл вспыльчив, но это было почти незаметно, ведь он виртуозно маскировал свой гнев за вежливой улыбкой и заинтересованным взглядом. Лжец! А может, просто талантливый актер. Я вновь ловила себя на мысли, что совершенно не понимаю его.

— Ты так и будешь молчать? — прозвучал голос Тома. В нем скользнули чуть заметные нотки нетерпения. Я спросила, глядя прямо перед собой:

— Это ты вчера заколдовал Хелену?

— Да.

— Но зачем? — я с изумлением посмотрела на него. Не ожидала, что Том так легко признается.

— Хм, это было весело.

— Что?

— Весело, — повторил он. — Я так развлекаюсь.

Резко встав на ноги, я, нависнув над Томом, произнесла:

— Весело? Ты считаешь «веселым» подавлять волю людей, управлять ими как… как марионетками?

Подняв голову, Риддл с интересом посмотрел на меня. Было видно, что мое негодование забавляло его. У меня сложилось впечатление, что чем больше эмоций я проявляла, тем больше удовольствия получал Том. И тем увлекательней была игра, которую он затеял. По лицу Риддла скользнула легкая улыбка, словно он догадывался, о чем я думаю.

— Сядь, — мальчик указал рукой на место рядом с собой. — Так и быть, я отвечу на твои вопросы.

— Ответишь? — недоверчиво переспросила я.

— Да. Но сначала ты сядешь.

Качнувшись с носка на пятку, я все же присела на противоположный край лавочки. Так нелепо смотрелась вежливая улыбка на его губах. Она больше походила на стандартную маску Пьеро, за которой прятали настоящие лицо, настоящие чувства. Интересно, Том хоть раз в жизни был самим собой?

— Так зачем ты это сделал? — спросила, глядя в упор на Риддла.

— Я экспериментирую с сознанием людей, — ответил он, жмуря глаза от яркого солнца. Ласковые тёплые лучи скользили по лицу Тома, причудливым образом искажая его. Сейчас красивая, безупречно-холодная маска, которую он носил вместо лица, выглядела по-детски милой.

— Только с людьми?

— Разумеется, нет! Сначала это были мелкие животные: пауки, бабочки, иногда змеи. Ими легче всего управлять. Но уже через год я смог перейти к более интересным объектам — вороны, воробьи, позже собаки и кошки. С последними было труднее всего, но я справился! — чуть вздернув нос, сообщил Том.

— А как же кролики? — поинтересовалась я, внимательно наблюдая за реакцией Риддла. Я узнаю, почувствую, если он солжет. Мне нужно было знать правду, что бы понять, что делать дальше.

— И кролики, — подтвердил мои опасения Том. — Я не буду оправдываться и говорить, что это произошло случайно. Билли заслужил наказание. В следующий раз будет думать, что и кому говорить.

Отвернувшись, я посмотрела на серую кирпичную стену приюта. Глупо все это, глупо. Тяжело слушать правду, но иначе нельзя. Я не смогу доверять человеку, если не буду знать, какой он.

— Хелена тоже было экспериментом? — скосив глаза в сторону Риддла, я увидела, что он больше не улыбался. Сидел, сложив руки на коленях, и мрачно смотрел на меня.

— Да, но опыт не удался.

— Неужели?

— Я хотел, что бы она всего лишь говорила то, что хочу я. А она вышла из-под контроля! Гермиона, я не приказывал ей толкать тебя. Ты веришь мне? — прикоснувшись к моему локтю, спросил Том.

— Я не знаю, чему верить. Зачем тебе понадобилось это делать?

— Она говорила тебе гадости обо мне. Думаешь, что если я всегда один, то ничего не замечаю?

— Я так не думаю, — отрицательно покачав головой, ответила я. — Мне иногда кажется, что ты знаешь даже больше, чем нужно.

Хмыкнув, он задумчиво посмотрел на меня.

— А я ведь и тобой пытался управлять, — признался Том.

Резко повернув голову, я недоверчиво посмотрела него. Риддл, увидев выражение моего лица, пояснил:

— Пытался. Но у меня не получилось. Ты сильнее остальных. Гораздо сильнее, чем я думал. Я считаю, что это из-за того, что ты — волшебница.

— Поэтому ты согласился ответить на мои вопросы? — полюбопытствовала я.

— Отчасти, — ответил он.

Я вновь отвернулась, переведя взгляд на свои босоножки. Хорошее же оправдание нашел Риддл своим поступкам. Права была Хелена: злой он. Верно — всего лишь злой, обиженный мальчишка, которому чертовски не повезло в жизни. На мгновенье мне стало жаль его, но я отогнала возникшее чувство. Вряд ли Том будет в восторге, если узнает, что я его жалею.

— Гермиона, я хочу попро… Помоги мне, пожалуйста! — прервав молчание, сказал он.

— Чем же я могу тебе помочь? — заинтересовалась я. Наверное, это действительно что-то важное, раз Том сказал «пожалуйста».

— Мне нужно проникнуть в кабинет миссис Коул.

— Что? Зачем? Том, это же… — я хотела отчитать его, сказать, что так поступать нельзя. Но он не позволил мне даже открыть рта.

— Гермиона, — перебил он меня, — я не собираюсь делать там ничего плохого. Мне нужно взглянуть на свое личное дело, а оно храниться в архиве, который находится в кабинете миссис Коул.

— А ты не можешь просто попросить ее дать его тебе?

— Нет, не могу. — Том поспешно отвернулся, избегая моего пытливого взгляда. — Она спросит, зачем оно мне.

— Я бы тоже не отказалась узнать об этом. Том, пойми, мы хотим нарушить правила. Вот только не надо ухмыляться! Я хочу знать, зачем я буду это делать. Ради чего?

— Так ты поможешь? — в свою очередь задал он мне вопрос.

— Да, — нехотя ответила, чувствуя, что эта затея ничем хорошим не закончится.

— Мне нужна вся имеющаяся информацию в архиве о моих родителях. Дамблдор сказал, что, возможно, кто-то из них был волшебником.

— Так ты хочешь попытаться найти кого-то из родственников? — осенило меня.

Он не ответил, лишь неопределенно пожал плечами. А я не настаивала. Том и так слишком много рассказал мне.

* * *

Затаившись за углом, я и Том наблюдали за тем, как миссис Эжбот и миссис Коул неспеша приближались к кабинету. Тихий, неторопливый разговор, иногда прерываемый смехом женщин, наталкивал на мысль, что он затянется. Все же день рождения у миссис Коул раз в году и, мне казалось, воспитательницы направлялись в комнату отнюдь не для обсуждения текущих дел в приюте. Свои мысли я озвучила Тому. Нахмурившись, мальчик спросил:

— А для чего же тогда они туда идут?

— Выпить вина или коньяка. Мама и тетя Эллен иногда брали бутылку вина и, сидя на диване в гостиной, могли часами разговаривать о жизни. По крайней мере, они это так называли, — пожав плечами, предположила я.

Том нахмурился, обдумывая мои слова. Женщины тем временем приблизились к двери. Миссис Коул, вынув из кармана связку с ключами, стала отпирать замок.

— Гермиона, ты можешь отвлечь их внимание?

— Как?

— Не знаю. Придумай что-то! Скажи, что у тебя очень болит живот, и ты не можешь найти медсестру. Соври что-нибудь! Мне нужно, чтобы они ушли из этого коридора минут на десять, — быстро зашептал он, внимательно наблюдая за воспитательницами. Том волновался, и его бледные щеки покрылись большими красными пятнами. Не очень приятное зрелище.

Я, с сомнением посмотрев на Риддла, сказала:

— Том, я не умею врать.

— Это не сложно. Достаточно сделать лицо понесчастней и жалобно произнести: «Мне плохо».

— Неужели? Почему тогда ты сам не отвлечешь их внимание? — я скептически посмотрела на него. Казалось, он опять чего-то не договаривал.

— Они не поверят мне, — нехотя ответил Том.

— Плохо врешь?

— Плохо веду себя, — лицо мальчика было мрачным и сосредоточенным. — Кролик не единственная моя шалость.

— Вот как? — хмыкнула я. Тем временем миссис Коул открыла дверь и сделала приглашающий жест рукой. Миссис Эжбот кивнула головой, соглашаясь с чем-то, и зашла в кабинет.

— Иди же, — подтолкнул меня Том. Я, недовольно поджав губы, вышла из-за угла и замерла, в нерешительности глядя на чуть сгорбленную спину миссис Коул.

— Миссис я… — голос оказался неожиданно хриплым. Все же мне никогда не доводилось раньше попадать в такие нелепые ситуации. Смешно, но я совершенно не знала, что сказать женщине, стоящей на расстоянии пары метров от меня.

Это во всем Том виноват! А еще говорил, что не может управлять мною. Все он может! Я, закусив губу, скривилась. Наверняка мое лицо выглядит сейчас глупо. Ничего, переживу. Так, как там говорил Том? Жалостливый голос?

— Миссис… — на мой взгляд, получилось пискляво, зато не наигранно. Возможно, она мне поверит.

— Гермиона, что случилось? — обеспокоенно спросила женщина.

— Я… у меня, — запнувшись, я обхватила себя руками. В голову упорно не приходило ни одной разумной мысли. Плохая из меня актриса, плохая.

Миссис Коул истолковала мое молчание по-своему. Подойдя ко мне, она спросила:

— У тебя болит живот?

Я кивнула головой в знак согласия. Правду говорили люди, что молчание — золото. Сейчас все очень удачно складывалось. Теперь нужно было выманить миссис Эжбот из кабинета.

— Миссис Коул, я искала медсестру, но не нашла ее. А мне больно, очень больно, — в подтверждение своих слов я «всхлипнула» и опустила голову, чтобы женщина не заметила моих лихорадочно блестящих глаз.

— Ох, бедная девочка, — воспитательница ласково погладила меня по волосам. — Кэролайн, иди сюда!

Скосив глаза, я увидела, как женщина выходит из кабинета. Вот он — шанс! Теперь нужно было не упустить его. Тихонько застонав, я присела на корточки, продолжая обнимать себя руками. Я представила себя маленькой и незаметной иголочкой в стоге сена. Удобно быть несчастной, представляя себя чем-то малосущественным и жалким. Еще чуть-чуть — и этот фарс прекратиться. Нужно было только немного потерпеть. Надеюсь, мои усилия не пройдут даром…

Не знаю, выглядел ли мой спектакль правдоподобно для Тома, но воспитательниц он убедил. Подхватив меня под руки, они быстро повели меня к лестнице, ведущей на первый этаж. Путь туда и обратно как раз занимал десять минут. Интересно, хватит ли Тому времени осуществить свою маленькую аферу? Ведь двери в кабинет остались открыты, а это существенно облегчало задачу. Впрочем, я скоро узнаю об этом. А сейчас необходимо пить горькую микстуру и добросовестно изображать страдание на лице. Спектакль еще не окончен…

* * *

— Как ты себя сегодня чувствуешь? — поинтересовалась Хелена. Она пришла ко мне вместе с Бэном сразу после обеда, как только узнала, что я оказалась в больничном крыле. Теплая улыбка и искренняя обеспокоенность, звучавшая в ее голосе, приятно согревали меня. Сейчас мне с трудом верилось, что та ссора была реальной.

— Отлично! Живот почти не болит, — весело улыбнувшись, сказала я.

— Не понимаю, почему тебе стало плохо, — задумчиво протянула девочка. — Мы же ничего жирного или острого на завтрак не ели. Может, ты вчера что-то не то съела? Ты куда-то вечером пропала. Я хотела с тобой поговорить, но не дождалась и уснула.

— Где ты была? — поинтересовался Бен, сжимая в руках яблоко. Второе лежало на тумбочке возле моей кровати. Вручая его мне, Бен сказал, что микстуры, конечно, полезны, но фрукты, все же, лучше. Я улыбнулась, вспомнив, как он мило покраснел при этом.

— На чердаке, — я решила сказать им правду. В последнее время я и так слишком много обманывала окружающих меня людей.

— Но там живет привидение! — воскликнул мальчик.

— Бен, там нет никого, кроме пыли и пауков. Меня заинтересовали твои слова, и я решила сходить туда, чтобы убедиться в том, что нет никакого привидения.

— Ты мне не поверила? — обиженно спросил Бен.

— Конечно, поверила! — заверила я его. — Понимаешь, я — реалист, и привыкла доверять своим глазам. И логике.

— Тогда почему тебя так долго не было? — пытливо посмотрела на меня Хелена.

— Я залюбовалась открывшимся видом из окна, — ответила я, улыбнувшись. Надеюсь, мои слова убедят их, и они прекратят свой допрос. Ведь я не могла рассказать им о Змейке. Меня что-то останавливало, что-то шептало в голове: «Замолчи, это не твоя тайна». Верно. Не моя.

Мне на выручку пришла медсестра, выставив моих друзей за дверь, обосновывая свое решение тем, что мне нужно отдохнуть. Ребята не спорили, зная сварливый характер женщины. Когда за ними закрылась дверь, я облегченно вздохнула. Похоже, неприятный разговор откладывался на неопределенное время.

* * *

Вечером меня отпустили из больничного крыла. Разумеется, только после того, как медсестра убедилась в моем относительно хорошем самочувствии. Так же она потребовала, что бы я утром пришла за микстурой, иначе «боли могут повториться». Интересно, что бы она сказала, если б узнала, что я банально симулировала недомогание? Вряд ли она погладила бы меня по головке.

Поднимаясь по лестнице, я размышляла над тем, где мог находиться Том. Честно говоря, мне было любопытно, кто его родители. Именно поэтому я согласилась помочь ему. Том так много знал обо мне и о моем прошлом, а я о нем почти ничего. Несправедливо.

На лестничном пролете, ведущем на третий этаж, я столкнулась с Риддлом. Он сжимал в руках пакет, в котором что-то шевелилось. Заметив меня, мальчик махнул рукой, словно говоря «иди за мной». Я молча последовала за ним.

Поднявшись на четвертый этаж, Том, оглянувшись, требовательно спросил:

— Где ты была?

— В больничном крыле, — ответила я, удивленно глядя на него.

— Это я знаю! — он нетерпеливо махнул рукой. — Но почему так долго?

— Ну, знаешь ли, — возмутилась я, — спектакль надо было доиграть до конца. Иначе б мне не поверили.

— А! Так ты играла? — в голосе Риддла прозвучало неприкрытое ехидство.

— Да. Чему ты ухмыляешься?

— Тому, как ты раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь показать, как тебе «больно». Ты б еще попрыгала для убедительности, тогда бы точно поверили, что тебе нездоровиться, и отправили бы в палату с мягкими стенами, — припечатал он.

— Дурак, я же тебе помогала! — я почувствовала, как к моим щекам прилила кровь. Не стоило ему этого говорить, ох, не стоило!

— Знаешь, Гермиона, ты такая смешная, когда злишься, — заметил он, улыбаясь. — Так ты хочешь узнать, что я нашел в кабинете старой кошки?

— Том! — возмущенно воскликнула я. — Не называй так миссис Коул!

Риддл досадливо поморщился и, развернувшись, пошел вперед по коридору. Он знал, что любопытство сильнее, нежели праведное негодование. Знал и бессовестно этим пользовался.

Поравнявшись с Томом, я коснулась рукой его локтя. Он повернул голову в мою сторону и сказал:

— Пошли на чердак, нужно покормить Змейку. Я там тебе все расскажу.

— А чем мы будем ее кормить? — полюбопытствовала я.

— Мышами, — мальчик указал на пакет, который он сжимал в руках. Я поежилась, заметив, что содержимое пакета шевелиться. Видимо, змея любила свежее мясо.

От размышлений по поводу гастрономических предпочтений Змейки меня отвлек шум. Я услышала, как кто-то громко закричал, а потом раздался звук, который бывает при падении тяжелого предмета. У меня появилось плохое предчувствие. Оставшееся расстояние до лестницы я пробежала и замерла возле дверей, за которыми она скрывалась. Двери были распахнуты, а у подножья лестницы сломанной куклой лежала Линда. Шея была повернута под неестественным углом, а в распахнутых глазах застыло удивление. Всхлипнув, я опустилась на колени возле еще теплого тела. Сзади послышался шум. Повернув голову, я увидела Тома, удивленно рассматривающего Линду. Опустившись рядом со мной на корточки, он коснулся рукой ноги девочки. На белой коже ярко проступали две аккуратные дырочки с воспаленной вокруг кожей. Повернув ко мне голову, Риддл прошептал:

— Змейка…

В комнате было темно и тихо. Хелена лежала на боку, повернувшись ко мне спиной. Клетчатое одеяло сползло вниз, оголив спину девочки. В нашей спальне был сильный сквозняк. Нужно было проверить, закрыто ли окно. Я, поежившись, встала с кровати. Опустив босые ноги вниз, вздрогнула: пол был холодным. Стараясь как можно меньше касаться шершавой деревянной поверхности голыми ступнями, подошла к окну и проверила, все ли створки плотно прилегают друг к другу. Странно. С окном все было в порядке, но сквозняк никуда не исчезал.

Пожав плечами, я развернулась и увидела, что дверь в нашу комнату приоткрыта. Приблизившись к двери, хотела закрыть ее и вернуться назад в постель, но услышала какой-то неясный шум. Мне стало любопытно, и я выглянула в коридор. Там было еще темнее, чем в комнате, зато звук, заинтересовавший меня, стал четче. Кто-то быстро и неразборчиво что-то говорил. Выйдя в коридор и закрыв за своей спиной дверь, я повернулась к единственному источнику свету — луне, заглядывающей в большое окно, возле которого на полу сидел человек. Ребенок. Маленькая сгорбленная фигурка раскачивалась из стороны в сторону и продолжала шептать детскую считалочку:

Тише, мыши, кот на крыше, а котята ещё выше.

Кот пришёл без молока, а котята ха-ха-ха.

В тишине спящего дома она звучала особенно громко. Слова произносились слишком быстро, окончания «проглатывались» так, что отчетливо звучала лишь последняя строчка. Мне стало страшно. Неприятное ощущение зародилось где-то внизу живота и расползлось по всему телу, сковывая движения. Тряхнув головой, я сбросила наваждение. Не нужно бояться его, кем бы он ни был. Наверное, стоило с ним поговорить.

— Эй! — окликнула я ребенка. — Кто ты?

Мой голос прозвучал слишком громко. Фигурка, замолчав, медленно повернула ко мне лицо. Было слишком темно и далеко, так что я увидела только белое расплывчатое пятно вместо лица. И глаза. Горящие зеленые глаза. Это не нормально: у человека они не могли светиться в темноте. Я невольно сделала несколько шагов назад. Ухватившись за дверную ручку, повернула ее на себя, но дверь оказалась запертой. Я попыталась еще раз, но результат оказался тем же. Сглотнув, попятилась, увеличивая расстояние между мной и ребенком, сидевшим на полу. Мне стало не по себе. Страх разливался по телу. Он вызывал сильное желание как можно быстрее вернуться в комнату, забраться в кровать и укрыться одеялом с головой. Спрятаться, чтобы никто не нашел.

Все это время ребенок наблюдал за моими действиями. Как только я попыталась увеличить расстояние еще на пару шагов, он встал. Юбка с тихим шорохом опустилась вниз, и я поняла, что передо мной стоит девочка. Пошатываясь, она сделала пару шагов вперед, и сказала:

— Гермио-о-она, поиграй со мной. Мне скучно.

Все внутри меня сжалось, как только я осознала, кому принадлежит этот голос. Линда. Нет, нет, нет. Это не может быть. Она же мертва!

Тем временем девочка сделала еще несколько шагов вперед. Я попятилась, не сводя с Линды настороженного взгляда. Мне очень не нравилось происходящее. Вдруг она остановилась и захихикала.

— Бедная Гермиона. Совсем одна осталась. Никто с тобой не хочет играть. Наверное, плохо одной, да?

Я неопределенно пожала плечами, продолжая пятиться назад. Насколько помню, через несколько метров начиналась лестница. Нужно было спуститься на первый этаж и позвать на помощь. Там помогут, обязательно помогут.

— Молчишь, тихоня. Ничего не хочешь мне сказать, а?

— Я не… не важно. Мне нужно идти. Поговорим позже, — ответила я и, развернувшись, побежала к лестнице.

— Стой! Ты так просто не уйдешь, убийца. Слышишь? — Линда зло шептала слова. Каждая буква, каждый звук я ощущала на своей коже, словно клеймо.

Сзади послышался грохот и раздалось угрожающее шипение. Нет, я не буду оглядываться. Это не Линда. Она не может быть тем… тем… Господи, помоги!

Добравшись до лестницы, побежала вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Первый пролет я преодолела быстро. Едва поставив ногу на первую ступеньку второго, услышала позади себя приглушенный свит. За ним последовал мощный удар в спину. Я, потеряв равновесие, упала вниз, в засасывающую меня темноту.

* * *

— Гермиона! Гермиона, ну проснись же! — обеспокоенный голос Хелены звучал все настойчивей. Она трясла меня за плечи, пытаясь привести в сознание.

Резко села в кровати. Горло немного болело, наверное, я опять кричала во сне. Подняв руки, прижала ладони к горячим щекам. Стало немного легче. Открыв глаза, я посмотрела на встревоженное лицо подруги. Встрепанная, бледная, она хмуро смотрела на меня.

— Кошмары? — осторожно спросила Хелена, положив свою холодную ладошку на лоб.

— Да.

— Линда?

— Ага.

— Давай я позову миссис Эжбот? — предложила она.

— Не надо.

Я отвечала односложно. Мыслями я все еще была там, в своем кошмаре.

— Точно?

— Да. Спасибо, Хел. Я… мне просто нужно заснуть.

Подруга скептически посмотрела на меня, но не стала спорить. Понимала, что это бесполезно. Пожелав мне спокойной ночи, она поднялась с моей кровати и пошла к себе.

С того времени, как Линда умерла, мне каждый вечер снился один и тот же сон. Я убегала, а она догоняла и убивала меня. День за днем я пыталась уверить себя, что это иллюзия. Разыгравшееся воображение. Но чувство вины неподъемным грузом лежало на моих плечах. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. Мне нужно было с кем-то поговорить. Нужен тот, кто смог бы выслушать и не задавать глупых вопросов. Тот, кто поймет. Мне нужен Том.

В тот день Риддла забрали из приюта. Обвинили, что из-за его змеи погибла Линда. Бред! Я пыталась им объяснить, что это был всего лишь несчастный случай, что Том не виноват. Меня никто не послушал. Миссис Коул всем сказала, что я получила тяжелую психологическую травму и могу быть немного неадекватной, а появившиеся кошмары лишь подтвердили ее слова. Мне не верили. Ребята из приюта смеялись у меня за спиной и тыкали пальцем со словами: «Вон, пошла чудачка Грейнджер!». Воспитатели жалели и относились ко мне как к ущербной калеке. Это жутко раздражало. Хотелось забраться на стол в столовой и прокричать, что я нормальная, такая же, как и они. Но я не сделала этого. Продолжала каждый день вести «нормальную» жизнь. Есть, гулять на улице, исполнять мелкие поручения миссис Эжбот и ждать, когда вернется Том. Они не имели права забирать его из приюта. Он другой. Риддл волшебник, так же, как и я. А значит, скоро мы уедем отсюда. Скоро…

* * *

30 августа 1938г.

— Эй, Гермиона! — окликнули меня.

Обернувшись, я увидела Дориана. Он был взволнован и то и дело оглядывался, словно боялся, что его вот-вот поймают.

— Риддл вернулся в приют, — сказал мальчик.

— Ты уверен? — недоверчиво переспросила я.

— Да. Я своими глазами видел, как он входил в кабинет миссис Коул.

Я ошарашено замерла на месте не в силах что-либо сказать. Удивление, радость, испуг — вихрь эмоций накрыл меня с головой, мешая сосредоточиться. Все эти недели я хотела увидеть Тома, поговорить с ним, утешить, сказать, что все будет хорошо. И вот теперь,мое желание почти исполнилось, а я не знала, что делать. Я не была уверена, будет ли он рад видеть меня. Все осложняло еще и то, что я не имела ни малейшего понятия, где он был все это время. Ребята строили разные предположения, но все они были бессмысленными. Воспитатели же молчали.

— Спасибо, — поблагодарила я Дориана.

Голова кружилась, и я вынуждена была опереться на серую стену. В моем воспаленном сознании пульсировала лишь одна мысль: нужно поговорить с Риддлом.

— Грейнджер, с тобой все в порядке? — спросил он, нахмурившись.

— Да.

— Точно?

— Дориан, со мной все хорошо, — по слогам сказала я ему. Его настойчивость начинала меня раздражать.

Потоптавшись на месте еще несколько минут, мальчик ушел. Я не возражала. Мне нужно было побыть одной и подумать, что делать дальше.

* * *

Я не видела Тома весь день. Он не пришел ни на обед, ни на ужин. В коридорах его тоже никто ни видел, и в мою голову начали закрадываться сомнения. Возможно, Дориан решил разыграть меня. В приюте все прекрасно знали, что я «дружу» с Риддлом. Ха! Это слово явно не подходило для того, чтобы передать всю глубину наших с Томом отношений.

Том… Я не могла больше сидеть сложа руки. Вечером, после отбоя, лежа в своей кровати, я ждала, пока Хелена уснет. Мой план был прост. Том жил в своей комнате один. Нужно прокрасться к нему ночью и поговорить. Но в плане был изъян. Его могли переселить в другую комнату. Впрочем, это было маловероятно.

Дождавшись, когда с соседней кровати раздастся тихое сопение, я аккуратно поднялась. Внимательно вглядевшись в темноту, увидела, как равномерно дышит подруга. Довольно улыбнувшись, я, стараясь поменьше шуметь, надела кофту на ночную рубашку и обула тапочки.

До двери добралась быстро. Выйдя в коридор, я закрыла ее, поморщившись от тихого скрипа. Выждав для уверенности, что Хелена не проснулась, несколько минут, повернула влево. С каждым шагом я приближалась к окну в конце коридора. Вспомнив свой сегодняшний кошмар, невольно вздрогнула. Все было так же, как в моем сне, только не хватало Линды.

Дойдя к двери Риддла, я в нерешительности замерла перед ней. По правилам хорошего тона нужно было постучать перед тем, как войти. Эта мысль в данной ситуации показалась мне абсурдной. Сдавленно рассмеявшись, толкнула дверь вперед и, словно мышка, проскользнула в комнату.

Был темно, поэтому я вытянула вперед руки, чтобы ни за что не зацепиться и ничего не опрокинуть. Боюсь, что в таком случаи на шум сбежится весь приют, и тогда мне придется долго объяснять воспитателям, что я забыла ночью в комнате Риддла. Добравшись до кровати, села на краешек и осторожно коснулась рукой плеча мальчика.

— Том, — позвала я его. — То-о-ом!

Мне не ответили. Окликнула его по имени еще несколько раз с тем же результатом. Возможно, он спал или не хотел со мной разговаривать, или его все же переселили в другую комнату, а я сейчас бужу совершенно незнакомого мне мальчика. Посидев еще некоторое время в полной тишине, собиралась уже идти к себе в комнату, когда услышала его голос:

— Чего тебе?

— Ты спишь? — я так удивилась и обрадовалась тому, что передо мной лежал все же Риддл, что вопрос прозвучал чуть громче, чем требовалось.

— Тише, — зашипел он на меня. — Уже не сплю.

— Том, я хотела сказать…

— Уходи, — перебил меня Риддл.

— Ты хочешь, что бы я ушла? — обиженно спросила я.

— Да, — последовал короткий ответ.

Отвернувшись, быстро заморгала, смахивая непрошеные слезы. Зачем он так сказал? Я ведь так хотела его увидеть. Ну и пусть! Вот уйду и больше не буду с ним разговаривать. Пусть остается сам со своими змеями. Но не ушла. Вместо этого, повернувшись, протянула руку и кончиками пальцев легко прошлась вдоль его позвоночника. Он, напрягшись, спросил:

— Что ты делаешь?

— Играю в «паучка», — ответила, чуть пожав плечами. Затем еще раз быстро скользнула пальцами по его спине и спросила:

— Сколько лапок у паучка?

— Ммм… Восемь?

— Ага! — тихонько рассмеявшись, подтвердила я.

Повернувшись ко мне лицом, Том с интересом посмотрел на меня. Его глаза в темноте озорно блестели. Мне стало неуютно под столь пристальным взглядом. Опустив голову вниз так, что волосы закрыли мое лицо, я задала вопрос:

— Со мной что-то не так?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

— Ты слишком долго рассматриваешь меня, — смущенно призналась я.

— Просто ты смешная, — пояснил Том, садясь на кровати.

— Почему?

— Не знаю, — он беспечно пожал плечами.

Протянув руку, Риддл откинул мне на плечи спутанные волосы.

— Не люблю, когда лицо собеседника скрыто чем-то, — сказал мальчик.

Я кивнула головой и, чуть помедлив, спросила:

— Где ты был все это время?

Том посмотрел куда-то поверх моей головы, но все же ответил:

— В больнице.

— Расскажешь?

Я чувствовала его сомнение. Это было вполне объяснимо. Кто я ему, чтобы открывать передо мной свою душу? Но Том решил мне довериться. Он рассказал обо всем. О том, как миссис Коул хотела отдать его в приют для «трудных» детей, но вместо этого положила в клинику, объяснив, что он не вполне адекватно себя вел и мог быть опасным для детей, проживающих в приюте. О том, как за него вступился профессор Дамблдор, неизвестно каким образом узнавший о сложившийся ситуации. О том, как убили Змейку — единственное живое существо, с которым он мог нормально общаться последние два года. Мне было жаль Тома, но я не могла ему сказать об этом. Не хотела разрушать хрупкое доверие, установившееся между нами. Лишь крепко жала его ладонь в конце, когда он выговорился. Взамен я получила благодарный взгляд и чуть кривоватую улыбку.

Было поздно, и мне жутко хотелось спать. Нехотя я попрощалась с Томом, пообещав, что после завтрака расскажу ему обо всем, что произошло во время его отсутствия. Он кивнул и выпустил мою ладонь из своей руки. Выходя из его комнаты, я затылком чувствовала взгляд Риддла. В нем больше не было холодного презрения, которое так часто ощущала в начале нашего знакомства. Лишь интерес и грусть. И это было здорово. Я могла гордиться собой, ведь мне наконец-то удалось пробиться сквозь стену отчуждения, которой окружил себя Риддл.

* * *

1 сентября 1938г.

Мы едва не опоздали на Хогвартс-экспресс. Путешествие на платформу девять и три четверти было веселым и запоминающимся приключением. Том еще долго оглядывался на кирпичную стену в надежде найти хоть какое-то объяснение того, как мы смогли пройти сквозь нее. Я же с интересом смотрела по сторонам. Множество волшебников в разнообразных мантиях и головных уборах поразили мое воображение. Одни выглядели солидно, другие — смешно. Но было нечто связывающее их. Все они провожали в школу своих детей. Мне стало грустно. Теперь мои родители не смогут никогда поехать со мной на вокзал, обнять и сказать на прощание: «Все будет хорошо, солнышко. Мы тебя любим!».

Такие простые и нужные слова. Жаль, что я их больше никогда не услышу. Сев на поезд, мы с Томом стали искать свободное купе. Навстречу нам шли два мальчика примерно нашего возраста. Я вежливо улыбнулась им и кивнула головой в знак приветствия. Один из них, худой и высокий, с маленьким острым носом, сгримасничав, сказал:

— Посмотри-ка, Ровиан, с нами поздоровалась грязнокровка!

Я споткнулась, словно натолкнулась на невидимую стену. Однажды, мне доводилось слышать это слово от девочки, похожей на мопса, но тогда со мной были родители, которые защитили меня от обидного прозвища.

— Да ну? А откуда ты знаешь, что это грязнокровка? — поинтересовался другой мальчик с густыми соломенными волосами.

— А кто же еще будет так глазеть с открытым ртом по сторонам, как ни магла? К тому же посмотри, во что она одета, — пояснил худой, с гаденькой улыбочкой на лице.

— Да уж… Ты прав, Розье.

Отвернувшись, быстро пошла вперед по коридору и зашла в первое свободное купе. Повернув голову к окну, я прислонилась лбом к холодному стеклу. Легче не стало. Грязнокровка! Как, оказывается, просто сделать больно одним словом. Мерзкие, самоуверенные дураки! Они у меня попляшут…

— Гермиона, — окликнул меня Том. — Что случилось?

— А ты разве не слышал? — хрипло спросила я. Хотелось расплакаться, а еще проклясть паршивца одним из заклинаний, вычитанных в книге по ЗОТС.

— Слышал. И что с того?

Меня поразило то равнодушие, с которым он сказал это, словно речь шла о погоде. Мне было больно, а ему — все равно. Друг называется. Я закусила губу, чтобы ни наговорить лишнего. Медленно втянув в легкие воздух и так же медленно выдохнув, я произнесла:

— Ничего.

Поездку помню плохо. Не говорила с Риддлом всю дорогу, лишь иногда кивала, когда он у меня что-то спрашивал. Обида была слишком сильной, чтобы я могла так просто забыть о ней.

В тот день в моей памяти отпечаталось, как мы с Томом плыли в лодке по озеру, а вода под нами черная-черная, то, как мы впервые вошли в большой зал, где нас должны были распределить по факультетам. Приветственная речь директора Дипета и громкие аплодисменты слились во что-то однообразное и незначительное, так же, как и череда фамилий, которые называл профессор Дамблдор.

Когда волшебник назвал мою фамилию, я поднялась по ступенькам на возвышение и села на стул. Если честно, мне было все равно, на какой факультет меня определят. В прошлой жизни, там, где были папа с мамой, я хотела учиться на Рейвенкло. Потом мы с Томом договорились, что обязательно попадем на Слизерин. Шляпа долго молчала. Гораздо дольше, чем на голове некой Гелджер. Наконец, она спросила меня:

«А чего ты хочешь?» — вопрос прозвучал в моем сознании. В первое мгновение я удивилась, затем проснулось слабое любопытство, сменившееся безразличием. Подумав, я мысленно шепнула: «Доказать, что я лучше других!». Шляпа довольно хмыкнула и громко сказала:

— Гриффиндор!

Встав, я медленно сошла по ступенькам вниз и направилась в сторону стола, над которым висели красные знамена с изображением льва. Меня тепло поприветствовали и поздравили с поступлением на факультет «храбрых». Я робко улыбнулась им в ответ и вновь обратила свое внимание на распределение. Профессор Дамблдор продолжал называть фамилии мальчишек и девчонок, которые отчаянно боялись старой говорящей Шляпы. Когда пришла очередь Тома, он спокойно, не торопясь, сел на стул. Едва коснувшись его головы, шляпа выкрикнула:

— Слизерин!

Что ж, Риддл всегда получал то, чего хотел.

2 сентября 1942г.

— Я считаю, что второй закон преображения материи не может полностью описать весь процесс трансфигурации чайника в черепаху!

— Минерва, ты можешь повторить то же самое, только нормальным языком? — поинтересовался Арчи.

Он уже начал жалеть, что попросил МакГонагалл объяснить ему эту необычайно интересную и запутанную тему. Но, выбирать не приходилось. Вторым человеком, который так же хорошо разбирался в тонкостях Трансфигурации, была Гермиона. Правда, волшебница с утра встала не с той ноги, и весь день ходила хмурой, так что спрашивать ее о чем-либо было бесполезно. Арчибальду так и не удалось узнать, что же так сильно расстроило его подругу.

Время от времени он поглядывал на девушку, которая сидела в одиночестве за столом возле окна. Подпирая голову рукой, Грейнджер о чём-то размышляла.

— Арчи! — Минерва дёрнула его за рукав мантии, привлекая внимание. — Ты меня не слушаешь!

— Извини, — отведя взгляд от Гермионы, он виновато посмотрел на МакГонагалл.

Та, досадливо поджав губы, спросила:

— Я непонятно объясняю?

— Нет, Минни, нет, — заверил ее парень, вновь обращая свое внимание на Грейнджер. — Просто я не понимаю, что происходит с Выдрой. Она еще в поезде вела себя странно и почти не разговаривала с нами.

Смерив внимательным взглядом подругу, МакГонагалл предположила:

— Может, она опять что-то не поделила с Риддлом. Ты же помнишь, как в июне, после экзамена по Зельям, они поссорились.

Арчи поморщился, услышав имя слизеринца. Еще с первого курса этот странный парень с безукоризненно вежливой улыбкой не понравился Гриверсу. К тому же, как позже выяснилось, Гермиона жила с ним в одном приюте. И дружила. Арчибальду, как истинному гриффиндорцу, было не понятно, как Выдра вообще могла спокойно говорить с представителем зеленого факультета. Они же там все помешаны на чистоте крови! Поэтому Арчи иногда пытался подшутить над Риддлом. Но чаще всего сам становился жертвой своих розыгрышей. Слизеринец каким-то образом предчувствовал неприятности и каждый раз легко находил выход даже из самой сложной и запутанной ситуации. Это обстоятельство раздражало Гриверса, привыкшего всегда выигрывать.

— Я должен поговорить с ней, — решительно сказал парень, вставая с кресла.

Подойдя к Гермионе, Арчибальд заметил:

— А я и не знал, что книги можно читать таким образом.

Волшебница рассеянно посмотрела на друга. Несколько раз моргнув, она сбросила с себя оцепенение и перевела взгляд на учебник — тот был перевернут вверх ногами. Улыбнувшись, Грейнджер покачала головой.

— Нет, Арчи, ее определено не стоит так читать.

Закрыв книгу, девушка поинтересовалась:

— Тебе что-то нужно?

— О, Выдра, не так уж и много. Всего лишь новую модель Чистокола пятисотого и кубок школы по квиддитчу, — увидев, как брови девушки поползли вверх, Арчибальд поспешно добавил: — Но для начала можно просто поговорить. Как ты смотришь на это?

— Извини. Мне нужно идти. Поговорим завтра, хорошо?

Волшебница сосредоточенно засовывала книгу в сумку.

— Куда ты? — полюбопытствовал Гриверс. — До отбоя остался всего лишь час.

— Нет. До отбоя остался целый час! — сделала ударение на предпоследнем слове Гермиона. — А иду я в библиотеку.

— Знаешь, вы стоите друг друга с Мини.

— Правда?

— Ага! Кто ж еще может идти туда вечером в первый учебный день? — задал он вопрос, с усмешкой глядя на Грейнджер.

Весело рассмеявшись, гриффиндорка попрощалась с другом и направилась к выходу из гостиной. Арчи проводил ее грустным взглядом — Гермиона вновь что-то скрывала от него.

* * *

Перейдя по движущимся лестницам на восьмой этаж, я оказалась в длинном коридоре, освещенным редкими факелами. Я соврала Гриверсу — мне не нужно было идти сегодня в библиотеку. Путь лежал в старый заброшенный класс Прорицаний. Там я должна была встретиться с Томом и отговорить его от безумной затеи обворовать кабинет профессора Дамблдора. Пройдя вперед по коридору, я свернула в боковой проход, ведущий к деревянной двери. Достав волшебную палочку, я нацелила ее на замок и прошептала Апериртуме. Дверь бесшумно открылась, и я зашла в небольшую комнату, заставленную старой мебелью.

Это помещение мы нашли еще на первом курсе, исследуя замок на зимних каникулах. Прячась от завхоза, грозившего выпороть «злостных нарушителей порядка», я случайно свернула не в тот коридор. Том, последовавший за мной, первым открыл массивную дверь, оказавшись в темной комнате, ставшей позже нашим надежным убежищем. Здесь мы проводили много времени, общаясь и разучивая новые заклинания.

Риддл со скучающим видом рассматривал карту звездного неба, висевшую на стене перед ним.

— Привет, — поздоровалась я.

Мы виделись с Риддлом сегодня несколько раз, но так и не смогли поговорить.

— Здравствуй, Выдра, — ответил он.

Я поморщилась.

— Том, я же просила не называть меня так!

Это глупое прозвище я получила в прошлом году, когда, проспорив Арчи, сотворила патронуса в форме выдры. С тех пор иногда друзья стали меня так называть. Помню, как я с Томом несколько месяцев корпели над разучиванием формулы и применением теории на практике. После недели изнурительной ежедневной практики у меня наконец-то вышло. Пожалуй, это была одна из немногих вещей, которые я научилась делать раньше и лучше приятеля.

— Почему? Твоим друзьям. — Том сделал паузу, произнося это слово, — можно тебя так называть.

— Они не ты, — заметила я, опершись на парту рядом с ним.

Повернувшись ко мне, парень слегка наклонил голову в сторону в ожидании, что я продолжу говорить. Я повторила его жест, вплоть до выражения лица. Некоторое время Том с интересом рассматривал меня, затем весело рассмеялся, слегка откинув голову назад.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, Гермиона.

— Это плохо? — поинтересовалась я.

— Да, потому что ты можешь убедить меня не совершать задуманное.

— Потому что это плохая идея! — воскликнула я. — Ты хочешь украсть у профессора ценный артефакт!

— Одолжить, — поправил меня Риддл. — К тому же, ты говорила, что он сломан. А мы его, перед тем как вернуть, починим.

— Я не давала своего согласия на эту аферу, — сложив руки на груди, я упрямо посмотрела на друга.

— Но ведь дашь? — с улыбкой спросил он.

— Ты невыносим.

Отвернувшись от Риддла, я досадливо закусила нижнюю губу. Почему, когда Тому взбредет в голову очередная гениальная идея, он всегда умудряется вовлечь меня в ее исполнение? Словно ему не к кому больше обратиться! А ведь у него на факультете много друзей. По-крайней мере, я считаю тех слизеринцев его друзьями, хотя Риддл никогда так не называет их.

Я почувствовала, как Том обнял меня за плечи. Он пах чем-то неуловимо приятным, и я со вздохом прислонилась спиной к его груди. Так уж повелось, что Риддл никогда не демонстрировал своей привязанности ко мне на людях, ограничиваясь лишь вежливыми приветствиями. Но я знала, что Том считает меня своим другом. Тогда, после смерти Линды, что-то изменилось в наших с ним отношениях. Он стал более открытым. Чаще улыбался и шутил. В такие моменты я ощущала себя более значительной и чуточку счастливей. Риддл доверял мне, а это дорого стоило.

Прислонившись щекой к моей макушке, Том сказал:

— Соглашайся, это будет весело.

— Ну да, как в прошлый раз. Мистер Норингтон очень повеселился, ловя нас в оранжереи.

Он, фыркнув, задал вопрос:

— А кто перевернул на Щупы лейку с водой?

— Это произошло случайно! — возмутилась я.

— Разумеется, — легко согласился он.

Развернув меня к себе лицом, Том сказал:

— Нужно дождаться подходящего момента, когда Дамблдор будет отсутствовать в школе. Я тебе сообщу, когда это произойдет. Обещаю, в этот раз не будет никаких неожиданностей.

— Том…

Но Риддл не дал мне договорить. Сильнее сжав руку у меня на плече, он произнес:

— Гермиона, я знаю, что ты хочешь мне сказать, и во многом я с тобой согласен. Но это действительно важно. Прошу, доверься мне.

Его пристальный взгляд завораживал, убеждая, что все будет хорошо. И я ему поверила.

* * *

— Гермиона, посмотри на Лестрейнджа. Такое впечатление, что его сейчас вырвет в свой котел! — в голосе Арчибальда слышалось злорадство.

Я повернула голову вправо и увидела бледное лицо слизеринца. Парень, прижав ладонь ко рту, пытался подавить рвотные позывы. Эйвери, сидевший рядом с ним, бестолково махал волшебной палочкой над котлом приятеля.

— Так, молодой человек, прекратите! — сказал Слагхорн. — Вы сейчас выколите глаз мистеру Лестрейнджу.

В голосе учителя слышалось раздражение. Выведя палочкой замысловатую фигуру в воздухе, профессор убрал испорченное зелье из котла слизеринца. Отослав неудачливого экспериментатора в больничное крыло, волшебник велел разлить готовые образцы в бутылочки и поставить их ему на стол. Я выполнила указание, аккуратно подписав свое зелье «Сна без сновидений» и сдав его профессору Слагхорну.

Собрав вещи, я направилась к выходу из класса. Сейчас у нас обеденный перерыв, а после — ЗОТС с профессором Меррисот. Размышляя о предстоящем занятии, я не заметила, как со мной поравнялся Том и что-то вложил мне в ладонь. Сжав руку, я ощутила, как мои пальцы сминают пергамент. Неужели Риддл придумал, как пробраться в кабинет профессора Дамблдора? Я нахмурилась. Определенно, сегодняшний день будет полон сюрпризов. Ненавижу сюрпризы.

Сидя за обеденным столом, я в пол уха слушала веселую болтовню Арчибальда и Гильберта Блэра, светловолосого парня с задорной улыбкой. Ребята с энтузиазмом обсуждали достоинства и недостатки новенького Чистокола. Напротив меня сидела Минерва, придирчиво вертя в руках пирожок. Она терпеть не могла вареную капусту и наверняка размышляла над начинкой столь аппетитной сдобы. Я, убедившись, что на меня никто не обращает внимания, развернула клочок бумаги.

«Встретимся в девять часов возле карты. Том».

Спрятав записку в карман, я задумалась. Что он придумал на этот раз? Каждая его афера всегда оборачивалась катастрофой. Впрочем, за все время наших с ним приключений мы ни разу не попались на горячем. Смешно, но никто не мог даже предположить, что Гермиона Грейнджер способна на что-то большее, чем прилежное выполнение домашнего задания. А я, в свою очередь, и не пыталась никого переубедить в обратном.

* * *

В назначенное время я пришла в наше убежище на восьмом этаже. Том приветственно улыбнулся и поманил меня рукой.

— Знаешь, что это такое? — спросил он, указывая на большой кусок пергамента с выцветшими чернилами.

— Это похоже на план какого-то здания, — предположила я, внимательно рассматривая нарисованные ломкие линии. Они переплетались, формируя извилистые коридоры и прямоугольники комнат.

— Это план Хогвартса.

— Где ты его взял? — полюбопытствовала я. — Сомневаюсь, что такие бумаги можно найти в нашей библиотеке.

— Мне их одолжил Розье, — пояснил Риддл, сосредоточенно что-то ища на пергаменте.

— А откуда они у него?

— Из семейных архивов, — ответил парень. — Нет, — заметив, что я вновь открыла рот с намерением задать ему очередной вопрос, сказал Том. — Итан не интересовался, зачем они мне нужны.

Я, так и не проронив ни слова, закрыла рот, понимая, что расспрашивать его дальше не имеет смысла. Так же, со слов Тома, я знала, что его друзья не имеют привычки задавать глупые вопросы, в отличие от меня. Об этом слизеринец время от времени любил мне напоминать. Это настораживало и порождало больше вопросов, нежели ответов, но я предпочитала держать язык за зубами, зная, что на некоторые из них я не хочу знать ответ.

— Видишь вот этот коридор? — ворвался в мои мысли голос Риддла.

— Да. Он ведет на третий этаж.

— Именно. Проход, если верить чертежам, находиться напротив кабинета Дамблдора.

— Да, но как мы туда проберемся незамеченными? Сомневаюсь, что двери можно открыть простенькой Алохоморой.

Том снисходительно посмотрел на меня.

— Видишь ли, Гермиона, — начал он, — двери заперты лишь тогда, когда хозяин кабинета отсутствует. Но, если он находиться внутри помещения — все охранные чары автоматически отключаются, — его глаза лихорадочно блестели, выдавая волнение вместе с возбуждением.

Я усмехнулась. План Тома обречен на провал, о чем я ему с радостью сообщила.

— Почему? — удивился он, озадаченно посмотрев на меня.

— Потому, что обмануть охранные заклинания проще, чем профессора Дамблдора. Или ты думаешь, что он спокойно будет стоять и смотреть, как мы крадем у него «паучка»?

Рассмеявшись, Риддл покачал головой и заверил меня:

— Поверь, он не будет возражать.

— Почему?

— Очень просто: мы его усыпим, — сказал он и довольно улыбнулся.

Увидев, что я нахожусь в замешательстве, Том продолжил говорить:

— Я узнал у домовых эльфов, что профессор любит пить чай в своем кабинете после ужина. Если мы сумеем добавить ему в чашку несколько капель зелья «Сна без сновидений», то…

— Нет, Том, — перебила я парня, — об этом не может быть и речи. Я не буду в этом участвовать.

О, Мерлин! Мало того, что он вновь собирается нарушить правила, так еще и хочет напоить профессора снотворным. Это уже выше моего понимания. Развернувшись, я направилась к выходу из заброшенного класса. Мне стало обидно. А еще я злилась: на Тома, за его упрямство, на себя, за свой длинный язык, на Арчи, за его привычку совать нос в чужие дела. Риддл не останавливал меня. Он знал, что если я что-то решила, то переубедить меня невозможно.

* * *

Войдя в общую гостиную факультета Гриффиндор, я увидела Гриверса. Парень сидел в кресле возле камина и задумчиво смотрел на огонь. Кажется, он кого-то ждал. Заметив меня, Арчи приветливо улыбнулся и кивнул головой в сторону еще одного кресла.

— Не спится? — тихо спросила я.

Гриффиндорец неопределенно пожал плечами.

— Как прошел день? — в свою очередь задал он мне вопрос.

— Нормально.

Немного помолчав, я рискнула спросить его:

— Арчи, бывало ли так, что ты что-то не хочешь делать, потому что это плохо. В то же время, понимаешь, что должен помочь человеку, но… — я запнулась, обдумывая как лучше сформулировать мысль и не рассказать всей правды Гриверсу.

— Но ты не можешь переступить через себя и сделать это? — подсказал Арчибальд.

— Верно!

Я облегченно вздохнула.

— Гермиона, ты не обязана делать того, чего не хочешь.

Под его внимательным взглядом я ощутила себя маленьким ребенком, которому объясняют, что совать пальцы в розетку опасно. Я кивнула, устало откинув голову на спинку кресла.

— Это связанно с Риддлом?

Вопрос прозвучал неожиданно. Вздрогнув, я посмотрела на Арчи. Он по-прежнему расслабленно сидел в кресле.

— Нет, — произнесла я уверенно.

Гриверс чуть поморщился, услышав ответ. Я поняла, что он мне не поверил.

— Почему, когда разговор заходит о Риддле, ты начинаешь недоговаривать и врать? — его голос звучал устало, словно Арчибальд не раз задавал его сам себе.

Сцепив руки на коленях, я сосредоточила свое внимание на ковре, лежащем на полу. Как же гадко я себя сейчас чувствовала, понимая, что вновь надо солгать другу. Я не могу рассказать ему правду. Он не поймет.

— Арчи, это… сложно объяснить, — произнесла я, с трудом подбирая слова. — Том другой. Не такой, как ты или я. Нет, я… не говорю, что он лучше нас. Отнюдь. Просто…

Я вновь замолчала, закусив нижнюю губу. Как объяснить Гриверсу то, что я и сама не до конца понимаю? Кто для меня Том Риддл? Почему я всегда защищаю его? Я не могу дать ответ на эти вопросы даже самой себе. Мне все чаще кажется, что с каждым маленьким обманом, я прочно попадаю в вязкую паутину, из которой не выберешься. Не хочу думать об этом сейчас.

— Арчи, я не хочу говорить о Риддле, — сказала, вставая с кресла.

Парень тоже поднялся на ноги и подошел ко мне. Замерев в паре шагов от меня, Арчибальд проговорил:

— Извини, я не хотел обидеть тебя. Ты со вчерашнего дня сама не своя, и я волнуюсь. Мы ведь друзья. Ты, я и Мини. Гермиона, не забывай об этом, ладно?

Я улыбнулась, чувствуя благодарность за то, что Гриверс не стал настаивать на ответе. Поддавшись порыву, я крепко обняла парня и шепнула «спасибо». Как же хорошо, что у меня есть такой друг, как Арчи.

__________

Апериртуме (лат.) — открывать.

Мистер Норингтон — завхоз Хогвартса. Беру на себя смелость предположить, что во времена, когда Том Риддл учился в школе, Аргус Филч был ребенком или не еще не родился.

Щупы — плотоядное растение, питающееся мелкими животными и грызунами.

Ровиан Лестрейндж — дядя братьев Лестрейндж.

Итан Розье — в будущем пожиратель, входящий во внутренний круг.

— Человеческая глупость не имеет границ. Жаль, что даже самые гениальные волшебники не застрахованы от ошибок. Аристид Ульман, в народе прозванный Четырехпалым, изобрел уникальное заклинание Дезепториус*, — сделав паузу, профессор Дамблдор подошел к доске и указал кончиком палочки на формулу. — Оно позволяет накладывать иллюзию на любой предмет, без преображения одной вещи в другую. Да, мисс МакГонагалл, вы что-то хотите спросить?

— А что будет, если наложить Дезепториус на живое существо? Например, на человека? — поинтересовалась Минерва, вертя в руках гусиное перо.

— Хм, а что бывает при неверно выполненной аппарации? — ответил вопросом на вопрос волшебник.

— Человек расщепляется, — чуть пожав плечами, произнесла она.

— Верно. Но, мисс МакГонагалл, в данном случае ошибка может стоить волшебнику жизни. Именно поэтому чары, изменяющие внешность людей, мы будем изучать на шестом курсе. А сейчас, класс, рассмотрим пример…

Я услышала, как Арчи зевнул. Повернув голову к другу, сидящему рядом со мной за партой, я возмущенно посмотрела на него. Вместо того, чтобы законспектировать формулу нового заклинания, он рисовал на пергаменте кружочки и линии, которые пересекались под всевозможными углами. Присмотревшись, я поняла, что Арчибальд набросал новую стратегию на ближайшую тренировку по квиддичу. Удивительно, как можно быть лучшим в Чарах и так халатно относиться к Трансфигурации? Вздохнув, я вновь сосредоточила свое внимание на словах учителя. Пытаться сейчас образумить друга бесполезно.

* * *

После занятия я, Арчи, Минерва и Гильберт решили пренебречь обедом и отправились нежиться под тёплым солнышком. В этом году осень в Англии наступила рано. Холодные дожди, сырость и насморк — вот три вечных спутника рядового англичанина. Возможно, сегодня нам выпал последний солнечный денек этой осенью.

Расположившись на траве под дубом, мы с удовольствием наслаждались теплом. Блаженное безделье убаюкивало. Минерва читала книгу, прислонившись спиной к стволу дерева. Арчи и Гильберт обсуждали всевозможные техники полета и прочие приемы, которые смогут помочь в первом матче сезона. Гриверса в прошлом году приняли в команду факультета Гриффиндор по квиддичу. Он был загонщиком.

Я же легка на спину, закрыла глаза и подумала о Томе. Непростительно, неправильно, безрассудно считать, что ему все может сойти с рук. Я знала — Риддл не откажется от своей безумной затеи «одолжить» паучка. Тот невзрачный и бесполезный на первый взгляд предмет, привлекший мое внимание четыре года назад, оказался сильным артефактом. С его помощью можно найти комнаты и коридоры, скрытые магией. Томом, прочитавшим об этом свойстве в одном из фолиантов, завладела навязчивая идея во что бы то ни стало обследовать замок «паучком». Но, к счастью, этот волшебный предмет создали всего лишь в десяти экземплярах, большинство которых были сломаны или утеряны. И все было хорошо, пока я не обмолвилась этим летом, что в кабинете одного из преподавателей видела артефакт. Помню, как сильно поссорилась с Томом перед экзаменами из-за его безумной идеи выкрасть «паучка». А потом еще несколько недель не разговаривала с ним.

Риддл не жаловался. Он прекрасно изучил мой характер за эти долгие три года и ждал, когда я сама приду к нему мириться. Постучусь в дверь его комнаты или же сяду рядом с ним за столом во время завтрака. Я никогда не говорила «прости», Риддл, впрочем, тоже. Иногда мне казалось, что слизеринец воспринимает меня как маленькую, глупую девочку. Это раздражало. Снисходительность и превосходство, которые Том часто демонстрировал в отношении к окружающим, все чаще были обращены и в мою сторону.

Да и еще его друзья с факультета: Долохов, Лестрейндж, Розье, Эйвери. От одного взгляда на их напыщенные, заносчивые лица, украшенные ореолом презрения и брезгливости, сводило внутренности. Они считали себя избранными, так как родились в семьях чистокровных магов. А на самом деле — всего лишь дети: жестокие, озлобленные и уверенные в своей безнаказанности. Стая, которая нашла своего вожака. Ненавижу.

От невеселых мыслей меня отвлек шум. Приподнявшись на локтях, я увидела занятную картину: около десятка слизеринцев столпились возле озера и о чем-то громко говорили, размахивая руками и смеясь. Мне не понравилось их веселье. Стало жутко от наглых ухмылок и резких, агрессивных движений. Вдруг кто-то отчаянно закричал. Переглянувшись с друзьями, я быстро поднялась с земли и побежала в сторону слизеринцев. Впрочем, не только я. Все, кто находился в это время возле озера, последовали моему примеру, и вскоре я вынуждена была проталкиваться вперед, чтобы иметь возможность помочь тому, кто стал жертвой «аристократов». Я понимала, что один в поле не воин, но сейчас рядом со мной были верные друзья, да и остальные ученики в случаи чего не будут стоять в стороне.

Наконец-то протиснувшись вперед, я увидела Мейбл Ричардс — мою ровесницу, учившуюся на факультете Рейвенкло. Она лежала на земле, свернувшись калачиком, и всхлипывала. Черная мантия задралась вверх, открывая вид на исцарапанные, тощие ноги. Такие же тонкие, продолговатые царапины я заметила на ее лице и руках, которыми она обхватила свою голову, словно боясь, что ее начнут бить. Все тело девушки судорожно вздрагивало, а изо рта вырывался тонкий скулеж. Маленький, запуганный зверек — вот на кого была сейчас похожа Мейбл.

— Эй, прекратите! — выкрикнула я, с отвращением глядя на самодовольные лица.

Опустившись на колени рядом с Ричардсон, я аккуратно обняла ее за плечи и привлекла к себе. Мейбл доверчиво прижалась к моей груди. Мне стало жалко девушку, и, вместе с этим, я испытала жгучую ненависть к избалованным ученикам, так жестоко поступившим с ней.

— Да какое ты имеешь право вмешиваться в наши дела, Грейнджер? Ты такая же грязнокровка, как и она, и должна знать свое место! — с этими словами Долохов направил на меня свою волшебную палочку с намерением проклясть.

— Экспеллиармус!

Волшебная палочка слизеринца отлетела в сторону, выбитая из рук заклинанием. Подняв глаза, я увидела Арчибальда, замершего в шаге от меня. Его палочка была опущена, но серые глаза продолжали внимательно следить за Долоховым. Рядом с Гриверсом стояли Минерва и Гильберт. Мрачная решимость на их лицах говорила красноречивей любых слов. Так же я увидела в толпе, окружавшей нас, учеников с моего факультета и несколько знакомых старшекурсников. Что ж, здесь будет очень жарко, если дело дойдет до драки.

— Что здесь происходит? — раздался строгий голос профессора Слагхорна.

Расступившись, ученики пропустили преподавателя Зельеварения и Тома Риддла. Я настороженно смотрела на приближающихся волшебников, продолжая сжимать в своих руках Мейбл.

— Я еще раз спрашиваю: что здесь происходит?

На низенького, добродушного преподавателя страшно было смотреть. Его широкое лицо покраснело от негодования, а на лбу появилась испарина. Риддл же оставался невозмутимо спокойным.

— Да ничего особенного. Ричардсон упала, а мы всего лишь хотели помочь ей подняться. — Розье заискивающе улыбнулся преподавателю, но смотрел он на Тома.

— Ага, всей толпой, — произнес Блэр, сжав кулаки. — Да врет он все! Разве не видно, что это они напала на Мейбл?!

— Да мы ее и пальцем не тронули! — возмутился Розье, сделав шаг вперед.

«Верно, такие травмы можно получить только от действия чар», — подумала я, не сводя настороженного взгляда с Долохова.

— Хватит! Тишина, — рявкнул выведенный из себя преподаватель. — Это правда, мисс Ричардсон? То, что говорит мистер Блэр, — правда?

Все замолчали, ожидая ответ Мейбл. Но девушка лишь расплакалась, пряча лицо в складках моей мантии. Я осторожно погладила ее по волосам, шепча на ухо успокаивающие слова.

— Профессор Слагхорн, я уверен в том, что здесь произошло какое-то недоразумение, — медленно произнес Риддл. — Мейбл не в себе, ей нужно успокоиться. Я считаю, что кто-то должен проводить Ричардсон в больничное крыло, чтобы ей оказали помощь.

— Да, мистер Риддл, думаю, вы правы. Мисс Грейнджер, будьте любезны, помогите мисс Ричардсон.

Я кивнула в знак согласия, поднимаясь на ноги и увлекая за собой девушку.

— Но, профессор, неужели вы не видите, что это слизеринцы сделали с Мейбл это?! — принял еще одну попытку доказать вину врагов Гильберт.

— Что «это»? — спросил Том, смерив Блэра холодным взглядом. — Попрошу вас уточнить, что вы подразумеваете. Это достаточно серьезные обвинения, и я надеюсь, что они обоснованы. Вы видели, как кто-то из учеников факультета Слизерин напал на мисс Ричардсон?

— Нет, но…

— Оскорблял ее или же заколдовывал?

— Нет.

— Почему же вы тогда считаете, что на нее напали? — продолжал свой допрос Том.

Я видела, что он прекрасно знает, кто причинил вред Мейбл, но все равно выгораживает своего «друга». Вежливость, немного неискреннего сочувствия и стойкая уверенность в правдивости своих слов часто помогали Риддлу в самых сложных и запутанных ситуациях. Он всегда оказывался в выигрыше. Как и в этот раз, в чем я ни капли не сомневалась.

Скривившись, Гильберт отрицательно покачал головой. А ведь это правда — никто из нас не видел, что они сделали с Мейбл.

— Что ж, в таком случае, профессор Слагхорн, это была всего лишь досадная случайность, — сдержанно улыбаясь, подытожил Том.

Зельевар в ответ недоверчиво покачал головой, решив не спорить с Томом.

— Ну, раз уж мы разобрались в этой ситуации, я считаю, что все ученики могут разойтись, — на последних словах волшебник повысил голос. — К тому же, скоро начнется урок. Не думаю, что вам захочется быть оштрафованными в первые учебные дни.

Все начали медленно расходиться, перешептываясь и недружелюбно поглядывая на слизеринцев. Я пошла в сторону замка, осторожно поддерживая Мейбл. Проходя мимо Тома, я поймала его ледяной взгляд. Он был недоволен, но не мной. Тот человек, сделавший больно Ричардсон, получит наказание. Но не за свою жестокость, а за то, что попался на горячем. Я ощутила некоторое удовлетворение от этого факта. Таковы законы стаи. Она всегда и во всем подчиняется вожаку.

* * *

Арчи крался по коридору, освещенному редкими факелами. Сырость и сквозняки в этой части замка были привычными. Подземелья Хогвартса никогда не отличались гостеприимностью к чужакам.

Гриверс за ужином наблюдал за столом факультета Слизерин. А именно за ненавистной компанией во главе с Риддлом. У парня жутко чесались руки от желания врезать смазливому слизеринцу. Вернувшись из медицинского крыла, Гермиона рассказала друзьям, что Мейбл до сих пор слишком напугана, что бы хоть как-то объяснить произошедшее рядом с озером. Серьезных травм медсестра не обнаружила, за исключением дюжины царапин и ссадин. Арчибальд видел, что Грейнджер была расстроена и не хотела никак комментировать случившееся. Все прекрасно понимали: на месте Ричардсон мог оказаться любой, чьи родители — магглы.

Гриверса возмущала реакция Слагхорна. Преподаватель не только не наказал виновных, но и всячески попытался замять случившееся. Как же! Его факультет был замешан в весьма щекотливом деле. Ему удалось обелить слизеринцев перед директором, списав все на нелепое стечение обстоятельств. И не последнюю роль в этом фарсе сыграл Риддл. Именно поэтому Арчи решил сегодня прогуляться по подземельям, в надежде разузнать хоть что-то о планах недруга.

Миновав перекресток возле статуи Оле Фраунге, Арчибальд сделал дюжину шагов и свернул в боковой коридор. В прошлом году он случайно обнаружил этот проход, прячась от Норингтона. Через несколько ярдов каменный «рукав» расширялся небольшой площадкой. Она находилась в стороне от основного коридора, ведущего к гостиной факультета Слизерин. Насколько парень знал, это было излюбленное место Риддла для встреч со своими приятелями.

Почти дойдя до конца прохода, Гриверс услышал голоса. Один из них принадлежал Риддлу, а второй был смутно знакомым. Приглушенный, ломкий и невыразительный — Арчи был уверен, что уже слышал его. Остановившись, гриффиндорец вжался спиной в каменную стенку и прислушался.

— Меня не интересует, кто это начал, — холодно произнес Том. — Из-за вашей безответственности мне сегодня пришлось оправдываться перед директором и Дамблдором.

Ему что-то тихо и неразборчиво ответили. «Наверное, попытался оправдаться», — предположил Арчи, так как говорившего ученика резко перебили:

— Довольно! Вы меня разочаровали. Разберитесь с Ричардсон. Будет не желательно, если она вдруг «вспомнит» о том, кто на нее напал.

— Но как? Заклинание стирания памяти очень сложное, — жалобно прозвучал голос. Наверняка говоривший не знал, как выкрутиться из передряги, в которую он попал по собственной глупости. Арчи даже на минуту стало жаль парня.

— Это не мои проблемы. Вы найдете способ уладить это дело, иначе через несколько дней сами наведаетесь в кабинет директора. У меня сегодня нет времени исправлять ваши ошибки, — отрезал Риддл тоном, не терпящим возражений.

— А как же гриффиндорцы? Я не думаю, что Блэр, Грейнджер и другие так просто забудут случившееся, — приглушенно спросил волшебник.

— С ними я разберусь сам. Они все равно ничего не смогут доказать, — уверенно произнес Риддл. — Можешь идти, Эйвери.

Раздались быстрые удаляющиеся шаги. Арчи задержал дыхание, стараясь не шуметь. Том Риддл по-прежнему оставался там, на площадке, и мог обнаружить его. Гриверс мысленно досчитал до двадцати, но так ничего и не услышал. Казалось, слизеринец чего-то ждал, медля уходить. А может, он догадался, что их разговор подслушивают? Ведь до освещенного пространства рукой подать, и он, Гриверс, мог выдать себя неосторожным движением. А теперь Риддл ждет, когда Арчи повернется к нему спиной, что бы оглушить или проклясть. Прошло некоторое время, но вокруг все было тихо и спокойно. Парень решил рискнуть. Медленно вытащив из кармана волшебную палочку, он осторожно приблизился к полосе света. Глубоко вздохнув, Арчибальд сделал шаг вперед и оказался на пустой площадке, освещенной двумя факелами. Внимательно обведя взглядом каменные стены, гриффиндорец понял, что Тома здесь нет. От удивления и досады Арчи спрятал палочку и развернулся с намерением быстрее покинуть подземелья. Но, не успев сделать и шагу, неподвижно замер на месте. Справа раздался смешок, и из тени вышел Риддл, небрежно вертя в руках палочку. Кто бы мог знать, что лучшего знатока Чар можно остановить простеньким заклинанием Инпедимента.

* * *

До отбоя оставалось несколько часов, но я решила осуществить задуманное. Сегодняшнее происшествие убедило меня в том, что нельзя позволить Риддлу заполучить артефакт. То, с какой легкостью парень сумел убедить всех в невиновности своих приятелей, задело меня. Ведь сегодня на месте Мейбл могла оказаться я. И если друзей не было бы рядом, то за меня вряд ли бы кто-то заступился. Куда интересней стоять и смотреть, как унижают грязнокровку. Я сжала зубы, вспомнив безразличие и пренебрежение, возникшее на лице Тома, когда он смотрел на Мейбл. Неужели Риддл и ко мне бы так отнесся? Нет! Ведь это же Том. Насмешливый, самоуверенный Том, который никогда меня не обидит. А так ли это? Чем больше я думаю, тем сильнее сомневаюсь в нем.

Вздохнув, я постучала в деревянную дверь. Дождавшись приглашения, я вошла в кабинет профессора Дамблдора. С прошлого года здесь так ни чего и не изменилось. Все тот же стол, все те же книги. Да и сам волшебник по-прежнему доброжелательно улыбается, глядя поверх очков. Я, поздоровавшись, задала заранее приготовленные вопросы по сегодняшней теме занятия. В пол уха слушая голос профессора, я покосилась на стеллаж. Паучок был на месте, сверкая камнями. Я испытала облегчение. Значит, Том еще не сумел заполучить его.

Я понимала, что нужно рассказать всю правду Дамблдору, но не могла. Это значило предать Риддла, а он, не смотря ни на что, был моим другом.

— Мисс Грейнджер, вы меня не слушаете, — заметил преподаватель.

— Извините сэр, я задумалась, — виновато улыбнувшись, произнесла я.

Смерив меня пристальным взглядом, мужчина осторожно спросил:

— Возможно, вы что-то хотели мне рассказать? А вопросы, касающиеся заклинания Дезепториус, были лишь поводом наведаться сегодня в мой кабинет?

Конечно, вы правы, профессор. Я не устаю удивляться, насколько талантливо вы исполняете роль добродушного дядюшки. На самом же деле вы проницательный и расчетливый интриган. Том никогда не заблуждался на ваш счет.

Но я не озвучила свои мысли. Мило улыбнувшись, я задала последний вопрос из своего списка:

— А как отличить заколдованный предмет от подлинного.

— Для этого существует специальная формула. Ее точность составляет один к трем, — увидев возникшее на моем лице разочарование, он добавил: — Есть еще один малоизвестный способ.

— Какой? — заинтересовалась я.

— Нужно дотронуться до предполагаемого заколдованного предмета. Если вы раньше прикасались к нему, то достаточно сравнить свои ощущения. Но и этот метод в большинстве случаев малоэффективный, — усмехнулся профессор, разведя руки в стороны.

— Почему? — удивилась я.

На мой взгляд, способ был замечательный. Все было просто и понятно. К тому же, не нужно заучивать длинное заклинание, которое, скорее всего, тебе никогда не пригодиться.

— Потому что нужно заранее знать, что этот предмет заколдуют.

Поблагодарив профессора Дамблдора за дополнительное разъяснение материала, я направилась к выходу из кабинета. Проходя рядом со стеллажом, я «случайно» споткнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за паучка. Он был холодным.

______________

Дезепториус* (лат.) — обманчивый.

— Мисс Грейнджер, вы в порядке? — обеспокоенно спросил меня профессор Дамблдор.

— Да, — ровным голосом ответила я, стараясь не выдать возникших эмоций.

Убрав руку с артефакта и извинившись, я покинула кабинет. Как? Когда? Зачем? Сотни вопросов роились в моей голове, но не на один из них я не знала ответ. Тому удалось прибрать к рукам «паучка». Каким-то непостижимым образом он сумел проникнуть в кабинет и украсть предмет, заменив его искусно сделанной иллюзией.

Нужно найти Риддла. Уж я ему не спущу с рук эту выходку! Помня наш недавний разговор, я направилась к стене напротив кабинета профессора и стала ощупывать камни. Где-то здесь должен быть рычаг или секрет, открывающий скрытую дверь. Нажатие на каменные блоки по отдельности не дало никакого результата. Я решила сменить методику и надавливать сразу на два камня в шахматном порядке. Удалось! Щелчок и последовавший за ним тихий скрежет двигающейся кладки стал вознаграждением моим усилиям.

Отойдя на шаг назад, я окинула взглядом сплошную стену, которая даже не думала смещаться и открывать скрытый проход. Странно, ведь я слышала, как сработал пусковой механизм. Нахмурившись, я вновь подошла к стене и протянула руку вперед с намерением еще раз прощупать камни. Под ладонью вместо прохладной и шероховатой поверхности оказалась гладкая желеобразная субстанция. Любопытно.

Тот, кто построил этот ход, позаботился обо всех мелочах, вплоть до внешнего проявления. Это объясняло, почему о нем знало ограниченное число волшебников. Случайно тайный коридор невозможно обнаружить, если не знаешь, где искать.

Смело пройдя сквозь вязкую преграду, я очутилась на крохотном пятачке у подножья лестницы. Подняв палочку вверх, я прошептала: «Люмос!». Узкие каменные ступеньки серпантином вились вверх, скрываясь за причудливым изгибом стены. Вздохнув, я начала подниматься по ним, обдумывая, что скажу Риддлу.

Там, в кабинете профессора Дамблдора, я доверилась своей интуиции. Внешний вид «паучка» мне не понравился. Он был идеальным, безупречным и оттого подозрительным. Сломанные артефакты так не выглядят, по моему скромному мнению. Да еще и заклинание иллюзии, которое мы разучивали сегодня на Трансфигурации…

Том, сколько я его помню, никогда не утруждал себя использованием сложных и запутанных комбинаций, в которых легко допустить ошибку. О, нет! Гораздо проще действовать простыми и доступными средствами. Заклинание Дезепториус отлично вписывалось в схему его безумного плана.

С каждым шагом вверх моя решительность таяла, словно мороженое на солнце. Немного успокоившись, я трезво рассудила, что истерика и разговор на повышенных тонах не возымеют на Тома никакого эффекта. Попытка убедить вернуть его артефакт на место может вызвать у Риддла непредсказуемую реакцию.

Я никогда не могу до конца предугадать действия друга. Он может в равной степени как окатить провинившегося человека презрением и едкими насмешками, так и наградить весьма неприятным проклятием. Не смертельным, но обидным, что бы заставить почувствовать свою беспомощность. Риддл! Иногда я его побаивалась. Те сплетни, что я слышала краем уха о нем, вызывали у меня недоверие и смешанные чувства. Я не верила им, предпочитала игнорировать и делать вид, что ничего серьезного не происходит. Только вот с каждым учебным годом глаза у Тома становятся все холоднее и жестче. Страшно наблюдать за этими метаморфозами. Страшно.

Наконец-то я взобралась по этой лестнице на вершину. Здесь меня ожидал еще один сюрприз в виде маленькой деревянной двери. Внизу пробивалась полоска тусклого желтого света. Дверь оказалась незапертой, словно тот, кто находился внутри, ожидал гостя. «Или гостей», — добавила я про себя, толкая дверь. Она с тихим скрипом открылась, и я оказалась в невзрачной пыльной комнате, единственным украшением которой было большое витражное окно. Возле него стоял стол, на котором был размещен старый канделябр с зажженными свечами. Рядом уютно примостился печально известный «паучок», наполовину скрытый темной тканью.

Милую, почти уютную картину дополняла самодовольная улыбка Тома. Он не скрывал своего торжества и, как ни странно, хотел разделить его со мной. Лестно, но я была не в том настроении, чтобы оценить по достоинству этот жест.

— Как ты это сделал? — задала я мучавший меня вопрос. Любопытство временно оттеснило досаду и справедливое негодование, вызванное поступком Тома.

Он снисходительно улыбнулся и, немного подавшись вперед, протянул ко мне руку, словно разрешая подойти ближе, чтобы рассмотреть его трофей. Наверняка в этот момент Риддл испытывал ни с чем несравнимое удовольствие, видя, как я растерянно перевожу взгляд с протянутой руки на его лицо и обратно. Все мои эмоции и чувства были открыты для него. Том легко их читал, упиваясь своей победой. Слизеринец справился с заданием сам, без чьей-либо помощи. Это опьяняло, дарило ощущение уверенности в собственных силах. Он смог обхитрить самого сильного и подозрительного волшебника в Хогвартсе!

В то же время я понимала, что, если хочу получить ответы на свои вопросы, должна принять его руку. Обычный, ничего не значащий жест по отношению к Риддлу мог толковаться по-разному. Превосходство, желание подчинить или же просто почувствовать рядом живого человека. Самое неприятное, что я не знала, чего он хочет в данный момент. Я решила принять его руку. Это ведь Том. Он меня не обидит.

Почувствовав, как его холодные пальцы сжали мое запястье, я вздрогнула. Нет, сейчас я его не боялась. Там, возле озера, Риддл выглядел гораздо внушительней. Но как же непривычно вновь чувствовать прикосновение его рук. Друг. Он мой друг. Я должна прекратить вести себя как мышь в объятиях удава. Мне нечего бояться.

— А как ты думаешь? — ответил Том вопросом на вопрос, не отпуская мою руку.

Когда я волнуюсь, я начинаю очень быстро говорить, а мои пальцы немного подрагивают. Со стороны это не заметно, но вот если держать меня за руку, то можно почувствовать. Том знал об этой особенности. Сейчас он хотел контролировать мои эмоции.

— Ты использовал заклинание Дезепториус, чтобы скрыть пропажу «паучка».

Риддл одобрительно кивнул, соглашаясь с моими словами. Его пальцы чуть сжались на моем запястье, словно он хотел определить частоту моего пульса. Но передумал. Высокий лоб парня прорезала глубокая складка.

— Почему ты решила, что я использовал именно это заклинание?

Вопрос прозвучал требовательно, а темные глаза прищурились в ожидании моего ответа.

— Я была в кабинете профессора Дамблдора, — произнесла я, стараясь не встречаться взглядом с другом.

Помолчав и не услышав никаких вопросов, я рассказала Риддлу о том, как пришла к преподавателю с намерением помешать краже паучка. Как задавала вопросы о заклинании иллюзии, как украдкой рассматривала артефакт. Том внимательно слушал, не перебивая меня. Осмелев, я взглянула ему в глаза и увидела, что он задумался. Его пальцы время от времени сжимали мою руку, а потом и вовсе отпустили ее. Я почувствовала облегчение, сменившееся легкой досадой.

— Ты рассказала Дамблдору о моей затее? — любопытство, не более. Слизеринец был уверен во мне и задал вопрос, чтобы еще раз подтвердить то, что я его никогда не предам.

— Нет! Ты же мой друг, — мой голос прозвучал не так твердо, как хотелось бы.

Том одобрительно кивнул. Разумеется, друг. Так и должно быть.

— На глаз невозможно определить, заколдован предмет или нет. Как тебе это удалось?

Напряжение и насмешка исчезли уже вначале нашего разговора. Сейчас у Тома проснулась жажда к знаниям. Что-то новое, необычное, недоступное всем. Он как коллекционер собирал эти жемчужины, чтобы потом использовать в своих корыстных целях. Я никогда не заблуждалась на этот счет. Риддл никогда ничего не делал просто так. Вот и сейчас он удовлетворял мое любопытство, рассчитывая, что я помогу ему в починке артефакта.

— Я к нему прикоснулась. Профессор Дамблдор рассказывал, что, если знать о том, что предмет заколдован, можно определить это, сравнивая свои ощущения. Настоящий «паучок» был теплым, — улыбнувшись, пояснила я.

Артефакт заманчиво поблескивал в неровном свете свечей. Я протянула руку и положила ее сверху на разноцветные камни. Тепло. Все так же, как я помню.

Сверху на мою ладонь легла еще одна. Изящная, холодная, сильная. Замерев на некоторое время, она скользнула вниз, касаясь моей руки и корпуса «паучка». Это неожиданно ласковое прикосновение было приятным. Я улыбнулась, чуть повернув голову в сторону. Том стоял рядом со мной, склонив голову вниз. То, как драгоценные камни переливались, завораживало. Я отлично понимала восторг друга.

— Я выманил Дамблдора из кабинета, когда он уже снял охранные чары. С Пивзом можно договориться. Разумеется, если знать, что предложить, — улыбнувшись кончиками губ, признался Том. — Все дальнейшее заняло не более пяти минут. Судя по твоим словам, профессор даже не заметил, что в его кабинете был незваный гость.

— А проход?

— Он был все время открыт.

— Так просто. Зачем же ты просил меня о помощи?

Я запуталась. Совершенно не понимаю поступков Тома.

— Вдвоем веселее, — произнес он, повернув ко мне голову.

Темные глаза внимательно смотрели на меня. Но в них не было холода. Это убаюкивало, так же, как и размеренное дыхание, касающееся моего лица. Его рука по-прежнему лежала на моей ладони. Так близко, невыносимо близко. Я зачарованно смотрела на друга, чувствуя, как краснеют мои щеки. Стало жарко, я сглотнула, почувствовав, что еще немного — и желание обнять Тома перерастет в острую необходимость. Но вот он оставался спокойным, отрешенным, холодным. Риддл прекрасно контролировал свои эмоции. И мои. Я поняла это, заметив надменность, появляющуюся на красивом лице, почувствовав, как властно сжимаются его пальцы на моей ладони. Мне стало обидно. Резко отвернувшись, я высвободила свою руку и отошла от Тома на несколько шагов. Лицо все еще пылало, но не от смущения, а от досады. Манипулятор! Как же я в такие моменты ненавижу его.

— Я помогу тебе подчинить артефакт, если ты скажешь, зачем он тебе понадобился, — мой голос звучал резко, в нем слышалась плохо скрытая обида.

— Я хочу найти выручай-комнату.

— Я никогда не слышала, что бы в замке существовало такое место.

Удивление пересилило обиду. Повернувшись, я наткнулась на насмешливый взгляд.

— Она появляется тогда, когда нужна. Помогает, укрывает, учит. Идеальное место для тайных встреч.

— С кем? — невольно вырвался вопрос.

— Я расскажу тебе о них. Позже.

Произнеся это, Том отвернулся и вновь положил руку на артефакт. Что ж, Риддл ясно дал понять, что разговор закончен. Подавив желание съязвить, я развернулась и направилась к выходу из комнаты. Уже спускаясь по лестнице, мне в голову пришла мысль, что слизеринец сказал мне не всю правду. Укрыл маленький кусочек. Возможно, он будет искать не только выручай-комнату, скрытую от посторонних глаз.

* * *

Ремонт артефакта занимал большую часть моего с Томом свободного времени. Мы никак не могли найти сломанную деталь. Чары поиска и диагностики, преображения и выявления тайного — все было бесполезно. Но Риддл не сдавался. Несмотря на то, что с каждым днем его настроение все ухудшалось, слизеринец упорно искал решение этой задачи. Выпросив у профессора Слагхорна доступ в закрытую секцию, он изучал строение и принцип работы доступных артефактов. Я помогала ему, поддерживала, уверяла. Через неделю после похищения мы сумели открыть «паучка», а в начале октября — найти сломанную деталь. Маленький цилиндр с рунами был разбит. Несколько глубоких трещин пересекали его наискось. Он выглядел настолько хрупким, что, казалось, мог рассыпаться от малейшего неосторожного движения.

К сожалению, мы больше ничего не смогли сделать. Я раз за разом пыталась трансфигурировать предмет, склеить его, подчинить с помощью чар. Но в конечном результате мы пришли к выводу, что наших знаний в этой области недостаточно.

Приближался Хэллоуин. Дожди и небо, затянутое тучами, не поднимали настроение. Ученики в школе были медлительными, сонными. Все ждали праздника, чтобы немного отвлечься от однообразия серых будней. Арчи пропадал на тренировках по квиддичу. Недавно стало известно, что нашим противником в предстоящем матче будет Слизерин. Заполучить победу стало делом чести.

Минерва занялась изучением анимагии. Изнурительные занятия выматывали подругу, но ей нравилось. Гильберт шутил, что Мини сможет превратиться в огромную сову, чтобы в следующем году находить нарушителей порядка с высоты птичьего полета. Девушка надеялась, что сможет получить значок старосты на пятом курсе.

За несколько дней до Хэллоуина я предложила Тому попросить помощи еще в одного человека. Познания Арчибальда в Чарах были выдающимися. Я не сомневалась, что он сможет найти способ отремонтировать деталь. Риддл хмурился, качал головой и на все мои доводы отвечал, что не сможет ему доверять.

— Почему?

— Он гриффиндорец, — любезно пояснил мне Том.

Я почувствовала недоумение. И что с того? Риддл раньше никогда не делил учеников по принадлежности к разным факультетам. Его лишь интересовало, насколько талантливым был тот или иной волшебник.

— Я тоже! — обиженно воскликнула я. — Что же, теперь и мне нельзя доверять?

Слизеринец поморщился.

— Не придирайся к словам. Ты другая, Гермиона. Я думал, что ты это понимаешь.

— Это глупо. Из-за своих принципов ты отказываешься от шанса решить проблему в ближай…

— Нет! — перебил он меня. — Хватит, Гермиона. Ты уже один раз доверилась Хелене. И что из этого вышло?

— Это была случайность! Никто не виноват. Никто!

Я сморгнула, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. Те воспоминания до сих пор причиняют мне боль. Том знал об этом, но все равно продолжает напоминать. Это ведь так просто — сделать мне больно, что бы я чувствовала себя…

* * *

— … виноватой, — тихо произнесла я.

— И что с того? Это все Риддл. Из-за его змеи Линда сломала шею! — Хелена почти кричала, обиженно глядя на меня.

Прошел год с того дня, но она по-прежнему продолжает обвинять Тома. Девочка капризничала, плакала и говорила, что мне на все наплевать. Это не так. Я чувствовала вину, вспоминая произошедшее прошлым летом. И мне до сих пор снились кошмары. Но я затеяла этот разговор не просто так. Я должна была найти недостающий кусочек мозаики, чтобы увидеть всю картину. Том не виноват, и я это докажу.

— Хелена, помнишь, ты тогда в тот день вместе с Беном приходила навестить меня?

— Да, — кивнула девочка, удивляясь столь резкой смене темы.

— И я рассказала тебе, что накануне провела несколько часов на чердаке, — я продолжала развивать свою догадку.

— Рассказала, и что с того?

— Ничего. Только… это ведь ты пересказала часть нашего разговора Линде. И она после этого одна пошла на чердак, — я не спрашивала, а утверждала.

Хелена растерянно смотрела на меня. Обведя взглядом комнату, девочка медленно села на кровать и закрыла лицо руками.

— Я не хотела, что бы она пострадала. Мы договорились, что пойдем на чердак вместе.

— Зачем?

— Что бы найти то, что он прячет. Я хотела доказать, что Риддл плохой, хотела, что бы его выгнали из приюта, — последние слова Хелена прошептала едва слышно.

В ее голосе не было раскаяния, лишь обида, что ее «замечательная» затея провалилась.

— Хелена, за что ты так ненавидишь Тома? — грустно спросила я.

Она не ответила. Выбежала с комнаты, громко хлопнув дверью. А на следующий день Хелену пересилили в другую комнату, и я осталась одна. В приюте появился еще один изгой, которого все сторонились и не замечали. Но мне было все равно. Ведь рядом был Том, которому можно было...

* * *

— … доверять? Почему ты молчишь? — устало спросил Риддл. Этот разговор не приносил никакого удовольствия, и нам обоим хотелось быстрее закончить его.

— Арчи необязательно знать, кому он помогает, — сказала я.

В моей голове сам собой складывался предстоящий диалог. Реплики, жесты и даже выражение лица — я обязательно все продумаю. «Манипулировать людьми просто» — как-то сказал мне Том. Вскоре мне предстояла возможность проверить это на деле. Ведь я училась у самого талантливого кукловода. Он же сейчас стоял рядом посреди комнаты, бездумно разглядывая витражное окно. Такой спокойный, безобидный. Обманчивое впечатление. Я не могла отрицать, что этот образ был привлекательным. С каждым днем меня все глубже затягивало в опасный колодец интриг. Я понимала, что надо остановиться. Но это было выше моих сил. Опасная и увлекательная игра дарила ощущение свободы и безнаказанности. Я не хотела отказываться от этого.

— Попробуй, — разрешил он мне.

Наверняка Том придумал запасной план. Так же слизеринец не хотел лишаться моей добровольной помощи. Энтузиазм надо поощрять.

Довольно улыбнувшись, я встала с кресла и подошла к Риддлу. До отбоя осталось полчаса, и нужно было возвращаться в башню факультета Гриффиндор. Парень повернулся ко мне и вопросительно поднял бровь.

Меня разозлил этот жест. Почему он всегда решал когда разговор окончен? Это несправедливо! Я всего лишь хотела понять, являлась ли я чем-то большим, нежели игрушкой в руках кукловода.

— Ты что-то хотела спросить? — поинтересовался он, мягко улыбаясь.

— Да. Мне интересно, почему я до сих пор занимаюсь ремонтом паучка? Мои знания бесполезны, а возможности ограничены. Ты уже давно мог найти себе нового помощника.

— Тебе не нравиться то, чем ты занимаешься? — ответил вопросом на вопрос Риддл.

— Не увиливай, Том. Я хочу получить честный ответ на свой вопрос.

Наверное, на моем лице отобразилось что-то, что не понравилось парню. Он нахмурился, сделал шаг вперед и обнял меня, уткнувшись лицом в мои волосы. Именно таким способом Риддл чаще всего выражал свои настоящие эмоции. «Останься! Не уходи», — вот что он хотел сказать этими объятиями. Место на пьедестале не делят. Но о любой победе, даже о самой маленькой, должны узнать. Это необходимо, чтобы получить удовлетворение от проделанной работы. Я знала о многих победах Тома, и ему до сих пор было важно, чтобы я находилась рядом с ним. Видела успех, славу, признание. Я тешила себя мыслю, что являюсь не только волшебницей, которую можно использовать в достижении поставленной цели. Я — друг и неотъемлемая часть его жизни. И я надеялась, что это правда.

Профессор Слагхорн медленно шел между партами, время от времени заглядывая в котлы учеников. Темой сегодняшнего урока была настойка цикория. Правильно приготовленная, она имела свойство ослаблять действия простых проклятий. Я убавила огонь под котлом и перевернула песочные часы. Через три минуты нужно добавить последний ингредиент. У меня оставалось немного времени, чтобы отдохнуть.

За первым столом сидели Арчи и Гермиона. Парень усердно нарезал сушеные листья миндаля, а подруга помешивала свою настойку. Наверняка она будет одной из первых, кто справиться с заданием. Отложив серебряную ложку, Грейнджер потушила огонь и окликнула зельевара. Профессор неспешно подошел к Гермионе и стал внимательно изучать ее настойку. Я же краем глаза заметила, что песчинок в моих часах почти не осталось. Пора заняться делом.

С заданием я справилась третьей. Моя настойка была идеальной, но, как однажды сказал профессор Слагхорн, у меня нет чутья. Я не чувствовала зелья, лишь варила их. Иногда на уроках Зельеварения я завидовала Риддлу. То, с какой легкостью он помешивал, нарезал, добавлял компоненты в котел, невольно вызывало восхищение. Казалось, что он слышал музыку, под которую выполнял точные, изящные движения. Под его руками обычное приготовление декокта или настойки превращалось в искусство. Да, я отчаянно хотела научиться также чувствовать процесс кипения, улавливать малейшее изменение цвета и запаха, наслаждаться течением времени, а не ожидать его конца, чтобы добавить очередной корешок или листик.

Гермиона умела чувствовать зелья. У нее было чутье. Это еще одна вещь, которая объединяла ее и Риддла. Я часто наблюдала за ними. В классе, на практических занятиях, в Большом зале, — они везде умели переброситься парой фраз. Странные, завораживающие отношения. Но я не могла назвать их дружескими.

Они похожи и в то же время очень разные. Властные, в чем-то гениальные и безнадежно зависящие друг от друга. Если бы они не были Риддлом и Грейнджер, то их так называемую дружбу давным-давно прекратили бы. Толпа всегда уничтожала тех, кто лучше, талантливей, сильнее. Только не в том случаи, когда этой толпой управлял Том Риддл. Ему прощали если не все, то очень многое.

Я никак не могла определиться в своем отношении к слизеринцу. Им можно было восхищаться, но он также внушал страх. Можно уважать, но некоторые его поступки отвратительны и жестоки. Мне ближе всего настороженное любопытство. Риддл, несомненно, станет яркой и запоминающейся личностью в будущем. Только вот чем? Я боюсь даже предположить, какие великие свершения увековечат его имя на страницах истории.

Но это только одна сторона его жизни. Вторая — Гермиона. За время моих наблюдений я поняла, что он по-своему заботиться о ней. На Грейнджер никогда не нападали, не заколдовывали и почти не оскорбляли. Мало кто из тех, чьи родители магглы, могли похвастаться таким покровительством. Например, Мейбл частенько становилась предметом насмешек и жестоких шуток со стороны слизеринцев. Когда я пришла ее проведать в лазарет, после того случая в начале сентября, то она не сразу узнала меня. У меня создалось впечатление, что несколько дней с ее жизни полностью исчезли, словно их кто-то стер. На все же вопросы Ричардсон лишь пожимала плечами и говорила, что у нее такая защитная реакция организма на стресс. Но я в это не верю.

Занятие закончилось. Я стала собирать свои вещи, краем глаза продолжала наблюдать за друзьями. Гермиона рассказывала Арчи забавную историю, произошедшую с профессором Меррисот. Гриверс весело смеялся, беря часть книг подруги, не поместившихся в ее школьной сумке, в руки. Она в ответ поблагодарила его и поцеловала парня в щеку. Странно. Я никогда раньше не замечала за Выдрой этой привычки.

— Минерва, ты идешь? — не дожидаясь ответа, Гермиона подхватила меня под локоть и повела к выходу из класса. Жаль, я хотела бы задать несколько вопросов профессору Слагхорну о сегодняшней настойке.

По дороге к теплицам мы болтали о приближающемся праздничном ужине в честь Хэллоуина.

— В этом году Аткинс и Хейли с седьмого курса устраивают вечеринку в гриффиндорской башне, — сообщил Арчи, лавируя в потоке учеников.

— Я не думаю, что профессор Дамблдор даст разрешение на проведение мероприятия, — заметила я, поправляя одной рукой сползшие очки. Вторую продолжала сжимать Гермиона, словно испугавшись, что я затеряюсь в толпе.

Пройдя сквозь главный выход, мы все облегченно вздохнули. Свежий воздух был благодатью после удушающих паров на Зельеварении.

— Ха! А вот и нет, — возразил Арчибальд. — Профессор Дамблдор уже дал согласие. Он не такой зануда, как ты, когда дело касается веселья.

В ответ я лишь снисходительно улыбнулась. Иногда рядом с Гриверсом я ощущала себя старшей сестрой, которая терпит все шалости любимого младшего братишки. А ведь он мне действительно как брат.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но мне эта затея все равно не нравится.

— Тебе вообще не нравится веселиться. Ты, — он указал на меня пальцем, — копия Риддла. Такая же надменная и чопорная.

— Но в тоже время она хороший человек, — вмешалась в наш разговор Гермиона. Примирительно улыбнувшись, она первая вошла в теплицы, ведя меня за собой.

Сравнение со слизеринцем меня позабавило. Я решила, что не буду обижаться на Арчи за его выходку. Ну, разве что немножко.

Следом за нами зашел Гриверс, что-то недовольно бормоча себе под нос. Положив книги рядом с Грейнджер, подошел к своей парте, где уже сидел Гильберт. Через пару минут парни увлеченно болтали, ничего не замечая вокруг. Улыбнувшись, я повернулась к Выдре, чтобы пожаловаться на непостоянность нашего друга, но ничего не сказала.

Гермиона играла в гляделки с Риддлом. Со стороны казалось, что они ведут бессловесный диалог. Том хмурился и бросал недовольные взгляды в сторону парты, за которой сидели Гриверс и Блэр. Подруга лишь пожимала плечами, а потом и вовсе шепнула: «Позже». Наверное, слизеринец хотел что-то сказать, но, заметив мой внимательный, изучающий взгляд, осекся. Я не нравилась Риддлу. Более того: раздражала. Конечно, он отлично изображал вежливость и никогда не показывал своей неприязни. Но я знала, чувствовала его настоящее отношение ко мне. К сожалению, я не понимала, чем оно вызвано. Я обязательно выясню это чуть позже.

* * *

— Арчи! — я окликнула приятеля.

Он остановился и терпеливо ждал, пока я спускалась с лестницы. Сегодня я целый день любезничала с другом. Забавно было наблюдать за его смущением, которое Гриверс достаточно успешно прикрывал шутками и насмешками. Он даже повздорил с Мини. Конечно, она не стала долго на него сердиться. Но в ближайшие несколько дней домашнее задание по Трансфигурации ему придется выполнять одному.

— Я хочу с тобой поговорить. Ты не слишком занят? — спрашиваю, глядя на него сквозь полуопущенные ресницы.

— Нет, что ты! Я… говори, — он неловко переминается на месте.

Не справедливо пользоваться тем, что я нравлюсь ему. Но чтобы достигнуть цели, надо идти на жертвы. К тому же эта игра безумно увлекательна.

— Зря ты сегодня поссорился с Мини. Она расстроилась.

— Я не хотел ее обижать. Не знаю, что на меня нашло. — Арчи развел руками, показывая тем самым свое бессилие. Он действительно не понимал, что с ним происходит.

— Извинись перед ней, — ненавязчиво предложила я.

— Официально, с тремя копиями моего монолога, записанного на пергаменте? — съязвил он.

Я видела, что Гриверс сам сожалеет о том разговоре, но гордость и упрямство не давали ему сделать первый шаг.

— Обязательно, — серьезно заверила я его, — но для начала сойдет черничный пирог.

— И где же я его возьму? — поинтересовался Арчи. Его глаза озорно блестели в мягком свете факелов. Ему безумно нравилась наша игра. Как и мне.

— Может быть, на кухне? — задала ему встречный вопрос. — Можно попросить у домовых эльфов. Я уверена, они не откажут восходящей гриффиндорской звезде квидича.

Парень, не выдержав, рассмеялся. Определенно, Том был прав. Ненавязчивость, незаметное очарование и капля лести делают чудеса.

Отсмеявшись, Арчибальд спросил:

— Она сильно на меня сердится?

— Не больше, чем обычно.

— Гермиона.

— Что?

— Ты самый лучший друг, — серьезно произнес он, беря меня за руку. Отчего-то этот жест заставил чувствовать себя неуютно. Так ко мне прикасался лишь Том. Я перевела свой взгляд с лица Арчи на каменный пол, чтобы скрыть возникшее раздражение. Наверное, со стороны это выглядело так, как будто я смутилась. Отлично. Пускай он думает, что сумел смутить меня.

— Ты пойдешь со мной на вечеринку в субботу?

Я, выдержав короткую паузу, словно в чем-то сомневалась, ответила:

— Да. — Немного помолчав, тихо попросила Гриверса: — Ты поможешь мне в одном деле?

— Конечно!

Ну вот, он даже не поинтересовался, что я от него хочу. На мгновение я испытала разочарование. Арчи всегда такой верный и покладистый. Так легко предугадать каждое его действие. Я подавила желание рассмеяться ему в лицо. Вместо этого я благодарно улыбнулась Арчибальду, незаметно высвобождая свою ладонь из его руки.

— Профессор Меррисот ведет научные исследования в области усовершенствования магических артефактов. В этом году она предложила нескольким ученикам ассистировать ей во время работы.

Я импровизировала. Не было смысла строить логические цепочки убеждений. Арчи все равно бы мне не поверил. А так есть шанс, что его заинтересует задание. Ведь это замечательная возможность проверить свои силы в Чарах.

— А кто еще, кроме тебя, ассистирует ей?

Он скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на меня. Неужели это так важно? Зачем тебе знать всю правду, Арчи?

— Том Риддл. — Я решила не лгать ему. Сейчас было важно не нарушить то хрупкое доверие, которое мы упорно восстанавливали последние несколько дней.

— Вот как. Неужели наш любимчик может чего-то не знать? ЗОТИ ведь его любимый предмет! — с издевкой в голосе протянул Гриверс.

— Верно. Но не Чары, — осторожно заметила я.

Малейшее упоминание слизеринца вывело парня из себя. Казалось, что еще чуть-чуть — и Арчи развернется и уйдет, не выслушав меня до конца. Это не допустимо! Я не могу позволить ему так поступить.

— Не важно. Я не буду в этом участвовать.

Столь категоричный отказ лишь подтвердил мои опасения. Я отвернулась, подошла к окну. Прижав ладонь к стеклу, низко опустила голову. Немного помолчав, заговорила:

— Он всегда во всем лучший. Мне надоело! Я… не хочу быть больше второй. Это так унизительно, каждый раз получать похвалу от Меррисот и тут же слышать сравнение с ним, — быстро, словно боясь, что не успею, шептала я. — Я хочу доказать, что способна на большее, поэтому и прошу твоей помощи. Я не могу справиться со своим заданием. Не хватает таланта.

Последние слова я чуть слышно прошептала. Убрав руку со стекла, я прижала холодную ладонь к пылающей щеке. Было невыносимо жарко, словно я очень долго бежала.

— Я эгоистка, Арчи. И я не люблю себя за это. Но, Мерлин, я не знаю, как починить тот проклятый цилиндр! А без него я лишусь своего места в исследованиях.

Я почти не соврала. Лишь не открыла ему некоторые детали.

Арчи развернул меня к себе лицом и крепко обнял. Я вздрогнула, почувствовав его руки на своей спине и волосах. Он успокаивающе гладил меня по голове и заверял, что поможет мне, чего бы это ему не стоило. Я сильнее вжалась в его грудь, неразборчиво пробормотав слова благодарности. Прозвучало жалко.

— Тише, Выдра, не расстраивайся! Мы еще покажем Риддлу, кто лучше и талантливей! Мы покажем ему!

Арчибальд успокаивал меня. Его голос был уверенным, воинственным. Он искренне сочувствовал мне, ни на минуту не сомневаясь в правдивости этой истории. Я почувствовала себя гадко, словно только что сломала нечто важное внутри своего тела. Деталь, которую больше не починишь. Ее просто надо выбросить за ненадобностью. А без нее я никогда не смогу стать прежней. Правильной, милой Гермионой, чьи слова и поступки никогда не причиняли боль людям.

Я расплакалась, жалея себя и Арчи, втянутого мной в это гиблое дело. А еще я обвиняла во всем Тома, хотя это было несправедливо и по-настоящему эгоистично. Но мне сейчас было все равно. Риддл был зачинщиком, отвратительным манипулятором, искусно играющим на слабостях и привязанностях волшебников. И больше всего на свете я боялась, что стану такой же. А может быть, уже стала? Нет, нет, нет…

* * *

— Он согласился, — сообщила я Тому на следующий день.

— Хорошо, — одобрил Риддл, продолжая читать книгу.

Его не интересовало, как я сумела уговорить Арчи. Дело было сделано. Теперь важно дождаться результата. Мне стало обидно. Погасшее отчаянье разгорелось в моей душе с новой силой. Оно пожирало меня изнутри, не оставляя не малейшего шанса на спасение. Я вновь ощутила себя жалкой и ненужной. Все то, что я вчера говорила Арчибальду, чтобы убедить его помочь мне, обрело новый смысл. Я, не выдержав, рассмеялась. Громко, весело, беспечно.

Том отложил в сторону книгу и удивленно посмотрел на меня. Несколько минут он что-то обдумывал — наверное, искал причину моего внезапного веселья. А потом резко встал и в два шага преодолел разделяющее нас расстояние. Встряхнул меня, словно тряпичную куклу. Я перестала истерически смеяться и удивленно посмотрела на Риддла.

Он по-своему истолковал мой взгляд и привлек меня к себе. Крепко держа меня в объятиях, прошептал:

— Хорошая девочка. Смелая, добрая девочка.

Я замерла, напуганная этими словами. Так дико, неправильно, неестественно звучали они. Том Риддл никогда ни с кем так не разговаривал. Сейчас он вел себя так, словно я маленький, ранимый ребенок, которому нужна защита. И в этом не было ничего обидного или унизительного. Всего лишь естественное развитие событий. Всхлипнув, я посмотрела на друга снизу вверх. Он был спокоен, невозмутим. Но в тоже время в его взгляде мелькнуло что-то, похожее на сочувствие.

— Я причинил тебе боль. Извини. Мне не следовало втягивать тебя в это дело.

Он, не задумываясь, говорил эти ничего не значащие слова, продолжая что-то быстро просчитывать в уме. Приняв решение, он выпустил меня со своих объятий. Его рука привычно достала волшебную палочку с внутреннего кармана мантии. Та самая, купленная три года назад в магазине мистера Оливандера. Том уверенным движением направил ее на меня. Я испугалась. Липкие щупальца страха на миг сковали меня, лишая воли, как будто я вновь оказалась на чердаке в приюте святого Патрика, а перед моим лицом тихо шипит Змейка. Но в этот раз Риддл направил на меня не свою любимицу. О, нет! Что могла сделать рептилия? Напугать, укусить, вызвать отвращение. Не более. А с палочкой перед слизеринцем открывались большие возможности.

Помню, как Том любил играть с крысами. Он раз за разом отрабатывал на них выученные заклинания. А потом, когда животные не выдерживали всех его экспериментов и подыхали, парень выбрасывал их и находил новую жертву. На его лице все время была натянута невозмутимая маска, в которой, при желании, можно было прочесть сострадание. Как сейчас, когда он смотрит на меня.

Я почувствовала себя крысой, загнанной в угол. Маленьким зверьком, отчаянно ищущего спасения у своего мучителя. Я попятилась и уперлась бедром в край стола. Плохо, очень плохо.

— Т-том, что ты делаешь? — мой голос звучал приглушенно.

— Исправляю ошибку. Не бойся. Завтра все вновь будет как раньше. Тебе больше не придется переступать через себя, — пояснил он, вежливо улыбаясь.

Мои руки инстинктивно зашарили по поверхности стола в поисках того, чем можно было защититься. Мне было настолько страшно, что я забыла, что тоже умею колдовать. Непростительно. Том, не разрывая зрительного контакта, приближался.

«Что ты задумал? Какие ужасные Чары ты хочешь наложить на меня? В чем я ошиблась? Почему ты хочешь немедленно наказать меня? Остановись, прошу тебя, остановись!», — эти и другие мысли стремительно проносились в моей голове, уступая место отчаянью. Я вспомнила сказку, рассказанную мне в приюте миссис Эжбот о хорошей девочке. Маленькой хорошей любопытной девочке, которая встретила в лесу дракона и погибла в безжалостном огне. Чье любопытство и жажда знаний были сильнее инстинкта самосохранения. Только сейчас передо мной не сказочный персонаж, а вполне реальный злой герой.

Мои руки нащупали на столе продолговатый холодной предмет. Я, не задумываясь, засунула его в карман, продолжая свои поиски. Том остановился в паре шагов от меня и сказал:

— Не шевелись. Я не хочу причинять тебе боль.

Затем взмахнул палочкой, и что-то быстро пробормотал. Я, ощутив под ладонью тяжелый, увесистый фолиант, швырнула его в парня, одновременно уклоняясь от блеклого серого луча. Не раздумывая, что есть сил, побежала к дверям. За спиной послышался приглушенный удар и громкие ругательства. Я рванула дверь на себя и сбежала по винтовой лестнице вниз. Миг — и я оказалась в коридоре, ярко освещенном факелами. Напротив была дверь, ведущая в кабинет декана факультета Гриффиндор. За спиной же — страшный тайный ход с затаившимся чудовищем. Моим персональным богартом — Томом Риддлом. Я не удивлюсь, если с этого дня он и Линда будут вместе преследовать меня в кошмарах. Сердце бешено колотилось в груди. Казалось, что его можно услышать даже на опушке Запретного леса. Я была опустошенна. Единственное желание — это добраться до гриффиндорской башни. Там можно не бояться, не оглядываться назад, ожидая удара в спину. Там безопасно.

— Держи. — Арчи протянул мне бутылку сливочного пива.

— Спасибо, — поблагодарила я его.

Сегодня Хэллоуин, но настроение было совершенно не праздничное. Старшекурсники сдержали обещание, организовав потрясающую вечеринку. Гостиная факультета украшена парящими тыквами и свечами. По углам развешана серебристая паутина с черными муляжами пауков. Возле камина стоял столик, заваленный огромным количеством сладостей. Домовые эльфы были рады помочь ученикам. Осознание того, что они могут быть полезны, делало их счастливыми. На третьем курсе у меня возникло желание создать организацию по защите прав домовых эльфов. Когда я поделилась этой идеей с Томом, он высмеял ее за наивность и невозможность воплотить в жизнь. Все мои разумные доводы парень опровергал. Сама мысль борьбы ему очень понравилась. Но Риддл считал, что я поставила перед собой неправильную цель. Нельзя было изменить то, что долгие столетия составляло основу общества.

— Тебя кто-то расстроил? — тихо спросил Арчи.

Ему не нравилось, что я уже второй день хожу как в воду опущенная. И вздрагиваю от каждого шороха за спиной. Чего уж там скрывать: Том действительно сумел напугать меня.

— Я не расстроена. Просто…

— … задумалась, — закончил за меня предложение друг. — Знаю. Ты это повторяла сегодня раз двести.

— А ты считал? — полюбопытствовала я.

— Разумеется, — подтвердил он, серьезно глядя на меня.

Я, не выдержав, рассмеялась. Легко. Беззаботно. Как же давно мне не хватало чувства уюта, защищенности. Казалось, что все мои проблемы и страхи ничтожны, стоит лишь заглянуть в озорные глаза друга.

— Давай потанцуем, — предложил он, ставя свое сливочное пиво на столик.

— Давай.

Я последовала примеру Арчибальда и пошла за ним на танцплощадку. В заколдованном радио, принесенном Хейли, звучали первые аккорды джайва. Я не очень хорошо умела танцевать этот танец, поэтому замерла, не решаясь идти дальше. Не хотелось показаться неловкой или же медлительной. Арчи, заметив мою заминку, ободряюще улыбнулся. Взяв за руку, он повел меня в центр танцплощадки. Его неуемная энергия и жизнерадостность волшебным образом действовали на окружающих людей. Все, что происходило дальше, сплелось в клубок ярких обжигающих эмоций. Было весело. Быстрые, свободные движения расслабляли. Я смеялась, танцевала, играла в «правду или вызов» и была абсолютно счастлива. Безусловно, вечеринка удалась на славу.

* * *

Время летело со скоростью снитча. Не останавливаясь, не давая возможности оглянуться. В ноябре состоялся матч между факультетами Гриффиндор и Слизерин. Мы выиграли с отрывом в сто шестьдесят очков. Два с пяти забитых голов принадлежали Гриверсу. Он был необычайно горд этим достижением и еще неделю рассказывал всем об этом знаменательном событии.

С Томом я по-прежнему не разговаривала. Я понимала, что нельзя бежать от проблем. Это глупо, трусливо, но ничего не могла с собой поделать. Нужно было поговорить со слизеринцем. Каждый раз, когда я его видела, меня что-то останавливало. Животный страх сковывал мое тело, и я не могла даже приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки. Казалось, что он сейчас вытянет палочку и нашлет на меня жуткие чары. И никто не сумеет остановить его.

Том иногда снился мне. В моих снах мы долго разговаривали обо всем на свете. Он был таким же, как в приюте. Отстраненный, чуть насмешливый, непредсказуемый. Просыпаясь по утрам, я обещала себе, что обязательно поговорю с другом сегодня. Но стоило встретиться с ним взглядом, как я чувствовала себя неуютно. И разговор вновь откладывался на неопределенное время.

Все осложняло еще то, что я в тот вечер неосознанно прихватила с собой цилиндр. Сломанная деталь лежала на дне чемодана, замотанная в старые гольфы. Всего лишь неуклюжая попытка спрятать опасный предмет. Я прекрасно понимала это, продолжая тянуть время. Надеялась на чудо и продолжала оглядываться по ночам в темных коридорах замка.

А чуда все не происходило. В последний понедельник ноября я принесла Арчи сломанную деталь артефакта и еще раз попросила его о помощи. Он согласился, больше не спрашивая меня ни о чем. Я была благодарна ему за молчаливое понимание. В последнее время Арчибальд стал самым близким для меня человеком.

Холодные декабрьские дни были бедны на события. Минерва существенно продвинулась в изучении анимагии. По ее словам, она сможет принимать звериную форму уже до конца этого учебного года. Мы с друзьями могли часами гадать, каким зверем она будет. Гильберт уверял, что ее вторая сущность — сова, Арчи — львица, а я остановилась на сойке. Отчего-то именно эта птица ассоциировалась у меня с подругой. Мини же загадочно улыбалась, не подтверждая, но и не опровергая ни одну из наших теорий.

В конце декабря Гриверсу удалось подчинить сломанную деталь. Это оказалось до безобразия просто. Нужно было восстановить поврежденные руны и заново нанести затейливую вязь на предмет с помощью чар. В мою голову закралась предательская мысль, что можно не отдавать цилиндр Риддлу. Из-за глупой детской обиды оставить его у себя или же спрятать так, что бы Том никогда не смог заставить работать «паучка». Но это желание прошло также быстро, как и появилось. Не смотря ни на что я по-прежнему дорожила нашей со слизеринцем дружбой.

До Рождества оставалось несколько дней. Сегодня большинство учеников уезжали домой. В такие дни мне было особенно грустно. Ведь все мои знакомые и друзья будут отмечать этот праздник в кругу семьи и родных. Я отчаянно им завидовала. Они имели то, чего я лишилась три с половиной года назад. Конечно, Мини и Арчи приглашали меня провести эти зимние каникулы с ними, но я отказалась. Обычно все большие праздники я отмечала вместе с Томом. Это традиция. Старая добрая привычка, которую не хотелось менять. Но, к сожалению, не в этот раз. Ненавистное одиночество станет моим верным спутником на ближайшие две недели.

* * *

— Гермиона, не забывай отвечать на письма! — потребовала Мини.

Красивый полосатый шарф был обернут вокруг ее шеи и норовил скрыть под собой половину лица девушки. Подруга крепко обняла меня на прощание и забралась в карету, где ее ждали Августа и Гильберт. Друзья уже попрощались со мной и с не терпением предвкушали момент, когда встретятся со своими семьями в Лондоне.

Кто-то окликнул меня по имени и я, обернувшись, увидела Арчибальда. Гриверс опять что-то забыл в своей комнате и вынужден был возвращаться за таинственным предметом. Он сбежал по ступенькам замка вниз, проехал по заледеневшей дорожке и ловко остановился рядом со мной. Весело смеясь, крепко сжал меня в объятиях и закружил. Арчи был чем-то безумно доволен. Хм, неужели сумел разыграть кого-то со слизеринцев?

Сейчас это неважно. Не смотря на расставание с друзьями, я была счастлива. Тепло и искренность, исходящие от них, вселяли в меня уверенность. Я знала, что пройдет совсем немного времени, и мы вновь будем вместе.

Арчибальд выпустил меня с объятий и, громко чмокнув в щеку, забрался в карету к друзьям. Я стояла на опустевшем дворике, смотрела вслед удаляющейся карете. На моем лице играла мечтательная улыбка.

Развернувшись, я направилась в сторону замка. Хотелось почитать книгу, которую одолжила мне Минерва. «Тайны знаменитых анимагов» — интригующее название. Я размышляла о том, как здорово научится принимать облик зверя, какие новые возможности открываются перед волшебником.

Став на движущуюся лестницу, я подняла голову и с удивлением увидела Тома, стоявшего на площадке четвертого этажа. Он внимательно рассматривал меня, словно хотел понять, что же изменилось во мне. Я решила, что уже хватит бегать от него. Нужно было поговорить, обсудить вопрос с ненавистным мне артефактом, даже если после этого мы не будем больше общаться. К тому же сейчас цилиндр был у меня с собой, в кармане мантии.

— Том! — окликнула я его, опасаясь, что он может сейчас уйти куда-то. — Нам нужно поговорить.

Он согласно кивнул и дождался, пока я сойду на площадку.

— Я вела себя в последнее время глупо, — покаянно произнесла я, глядя ему в глаза. Не хочу упускать ни малейшей эмоции возникшей на его лице. Не сейчас.

— Неужели? — вежливо поинтересовался он.

— Я испугалась. Раньше ты никогда не угрожал мне палочкой.

— Я хотел сделать как лучше, — признался парень, продолжая рассматривать меня.

— Насылая на меня проклятия?!

Его последние слова вызвали у меня раздражение. Том Риддл всегда знал, что будет лучше для других!

— Нет. Стерев из памяти твой разговор с Гриверсом, — спокойно произнес слизеринец.

— Что?! Ты же говоришь это не серьезно, правда?

Нет, это невозможно! Неужели он думал, что можно заставить забыть все плохие вещи?

— Отнюдь, — с невозмутимым выражением лица, возразил он. — Я же видел, как ты мучилась, обманывая своего друга.

Последнее слово он произнес с неприятной ухмылкой, словно вкладывал в него особый смысл.

— И ты считаешь, что это правильно? Корректировать память друзей по своему усмотрению? — с горечью спросила я его.

У меня пропало всякое желание отдавать ему цилиндр. Более того, мне отчаянно захотелось убежать, провалиться сквозь землю, только что б ни видеть самоуверенное лицо Риддла.

— У тебя тогда началась истерика. Я должен был успокоить тебя, — возразил Том, сжав мои плечи.

Наверняка ему хотелось хорошенько встряхнуть меня. Но он сдерживал себя, опасаясь, что я вновь убегу от него.

— Зачем ты это делаешь, Том? Чего ты хочешь добиться своими поступками? — задала я мучившие меня вопросы.

Он задумался, пытаясь понять, несут ли мои слова скрытый смысл. Это было смешно и в тоже время печально. Риддл отдалялся от меня, становясь чужим и недосягаемым.

— Я не знаю, чего хочу. Это сложно объяснить. Я лишь знаю, что не хочу, что бы ты уходила.

Я печально покачала головой и сказала:

— Том, мы ходим по кругу. Этот разговор не имеет смысла. Вот, — я отдала ему цилиндр, — Арчи починил его. Теперь «паучок» вновь будет работать.

Риддл аккуратно взял с моей руки деталь артефакта. Изумление, надежда, предвкушение молниеносно пронеслись на его лице. Я не могу с уверенностью сказать, что слизеринец чувствовал в данный момент. Дело, над которым он бился более полугода, почти завершено. Осталась самая малость — испробовать артефакт в действии.

Я же ощущала опустошение. Очередная моя надежда на то, что все образуется, разлетелась яркими осколками.

— Том, отпусти меня. Мне нужно идти.

Парень удивлено посмотрел на меня. Ему не верилось, что я так просто уйду после того, как отдала ему цилиндр.

— Ты меня ненавидишь? — неожиданно спросил он.

— Нет, — не раздумывая, ответила я. — Но сейчас мне тяжело находится рядом с тобой. Извини.

Я сбросила его руки со своих плеч и направилась к лестнице. Затылком я чувствовала, как он неотрывно смотрел на меня. Возможно, даже хотел окликнуть или же сказать последнее «прощай». Но нет, Риддл не сделал ни того, ни другого. Том привык, что я первая прихожу к нему, привык, что я все время рядом. Неотъемлемая часть его жизни. Такая же, как волшебная палочка или мантия. Я не хотела быть частью. Больше не хотела. Мне нужно было больше, чем Том мог дать. Надеюсь, что Риддл сумеет понять меня со временем.

* * *

На праздничном Рождественском ужине присутствовали все волшебники, оставшиеся в Хогвартсе на каникулах. Профессор Дамблдор вел неспешный разговор с профессором Слагхорном. Декан Слизерина важно надувал щеки и время от времени снисходительно улыбался. Несомненно, тема этой беседы была интересна зельевару и несла немалую выгоду. Директор Дипет отсутствовал. Говорили, что он поехал навестить родственников во Францию. В наше неспокойное время столь дальнее путешествие было опасным. Геллерт Гриндевальд продолжал собирать силы для решающего удара, от которого могло зависеть все будущее магического общества.

Еще за столом сидели двое учеников с факультета Рейвенкло, Том и я. Слизеринец медленно поглощал бифштекс, совершенно не обращая на меня внимание. Казалось, разговор, произошедший пару дней назад, оставил его равнодушным.

— Прошу минуточку внимания, — прервал мои размышление голос профессора Дамблдора.

Волшебник встал со стула, обвел притихших людей теплым взглядом и заговорил:

— Обычно, право произнести праздничную речь принадлежит директору. Но сегодня он отсутствует, поэтому я буду говорить вместо него. Я хочу поздравить учеников и своих коллег, собравшихся сегодня за этим праздничным столом. Рождество — это семейный праздник. Родственные узы занимают в жизни каждого из нас огромное место. Но мы также не должны забывать, что наша семья — это не только родители и братья с сестрами. Это так же наши друзья. Давайте же выпьем за друзей, ставших в Хогвартсе для каждого из нас второй семьей.

С невозмутимым выражением лица профессор поднял стакан с тыквенным соком и сделал большой глоток. Все, сидящие за столом, последовали его примеру. Даже Том. Хоть он и скривился, услышав слова декана Гриффиндора о важности семьи в нашей жизни.

После ужина Риддл последовал со мной к выходу из Большого зала. Я сначала не заметила этого. Сытная еда и ни к чему не обязывающий разговор за столом разморили меня. Я стала невнимательной. Шла, ничего не замечая вокруг. Напрасно.

— Гермиона, давай забудем о наших разногласиях. По-крайней мере, сегодня.

Я рассеянно посмотрела на парня, пытаясь осмыслить его слова. Забудем? Это звучало как-то не очень убедительно. О чем я сообщила парню.

— Не знаю, Том. Я сейчас не способна трезво оценивать твои действия.

— Не доверяешь? — с усмешкой поинтересовался он.

— Не доверяю, — призналась я.

Посмотрев на Риддла, я увидела перед собой не надменного слизеринца и любимца многих учителей, а обычного парня. В потрепанной старой одежде, с лукавыми глазами. Казалось, он вновь замышлял какую-то шалость и непременно хотел, что бы я участвовала в ней. Не удержавшись, я протянула руку и взъерошила его темные волосы. Том не рассердился на меня за эту фамильярность. Напротив — улыбнулся и, поймав меня за руку, повел вверх к движущимся лестницам.

— Том, куда мы идем?

— Увидишь. Это сюрприз.

Он рассмеялся, увидев, как я недовольно поджала губы: я ненавидела сюрпризы.

Мы поднялись на седьмой этаж. Первое, что мы увидели, — это пустая стена.

— Том? — я вопросительно подняла бровь, повернувшись к другу.

— Не все то, что мы видим, является истиной. Тебе ли этого не знать? — насмешливо поинтересовался он.

Несколько раз Риддл прошелся вдоль стены и что-то напряженно обдумывал. Затем остановился. Там, где еще минуту назад была гладкая каменная кладка, возникла из ничего массивная деревянная дверь.

— Выручай-комната, — ответил друг на мой не высказанный вопрос.

— Когда ты ее обнаружил? — полюбопытствовала я. Желание открыть дверь и заглянуть во внутрь было невыносимым. Я решила не сопротивляться ему.

— Вчера. Тот, кто изобрел «паучка», был гением. Этот артефакт помог мне найти эту комнату и еще два тайных выхода из замка, — похвастался он передо мной.

Я, усмехнувшись, вошла в помещение и замерла, не верящее рассматривая комнату. Вернее, чердак в приюте святого Патрика. Только вместо отвратительного беспорядка и кучи ненужного мусора, там стоял мягкий диван. Напротив него горело пламя в массивном камине. Яркие искры разлетались в стороны, словно пыльца фей. На полу вперемешку лежали подушки и пара пушистых одеял. Я медленно прошлась по преобразившемуся чердаку. Казалось, он был пропитан мягкой, обволакивающей магией Рождества. Здесь было так тепло и по-домашнему уютно. А за окном кружилась вьюга. Сотни тысяч снежинок сплетались в тончайшее полотно. Они набрасывали его на спящий Лондон, изменяя серый, неприветливый город. Делали его сказочным.

Сзади раздались шаги. Я стремительно развернулась и порывисто обняла подошедшего друга. Вкладывая в этой жест всю свою благодарность, всю искренность и любовь, на которую я была способна. Все интриги, недомолвки и обиды потеряли свою пугающую яркость. Стали всего лишь серыми тенями и пылью, скрывающейся под сверкающим снегом. На нем можно было написать новую историю. И она обязательно будет иметь счастливый конец.

— С Рождеством, — тихо шепнул Том.

Его жарки надежные объятия столь естественны сейчас. Не отпускай меня, Том, не отпускай. И я больше никогда не уйду от тебя. Обещаю.

Запрокинув голову, я взглянула в родные темные глаза. Сейчас в них не было ни холода, ни снисходительности. Лишь грусть и непонятное мне сомненье. Том наклонился ко мне, легко, почти неощутимо поцеловал. Наверное, на моем лице отобразилось изумление. Иначе как объяснить насмешливое фырканье друга?

— Ты сейчас смотришь на меня так, словно я признал Дамблдора величайшим волшебником.

Его реплика разрушила все очарование этой комнаты. Я ощутила легкую досаду, сменившуюся раздражением.

— Том! — воскликнула я, отталкивая его от себя. Он издевается?

Парень рассмеялся и поднял руки вверх, тем самым показывая, что сдается. Мне захотелось придушить шутника, но вместе с тем я была благодарна ему за эту выходку. Иначе бы смущение и неловкость съели меня заживо, а вечер был бы безнадежно испорчен.

Наверное, он понимал это не хуже меня. Сел на диван, указал рукой на место рядом с собой. Я смерила парня недоверчивым взглядом. Он, ухмыльнувшись, сказал:

— Больше никаких шуток. Обещаю! — заметив, что я продолжаю неподвижно стоять на месте, Риддл добавил: — Неужели ты не хочешь узнать больше об этой комнате?

Я отрицательно покачала головой.

— О том, как мне удалось скопировать сюда чердак с приюта? — продолжал искушать меня слизеринец.

Я, собрав остатки упрямства в кулак, ответила:

— Нет!

— О…

— Хватит! Я сдаюсь.

Стоило сразу признать свое поражение. Но я ведь гордая! Упрямая. К тому же мне жутко захотелось подразнить приятеля. Ведь легкая победа теряла свою ценность.

Вздохнув, я села рядом с Томом на диван. Под его насмешливым, чуть торжествующим взглядом возникло чувство, что меня ловко обвели вокруг пальца, сыграв на слабостях. А может, так оно и было. Но разве сейчас это важно? Стоило протянуть руку — и я смогла бы прикоснуться к Риддлу. К тому, которого я знала еще с приюта. Потерянный, озорной мальчишка, обожающий жестокие шутки. Да, Том, ты прав. Нам стоит о многом поговорить.

— Эта комната воплощает наши мысли, желания. То, чего мы хотим в данный момент. Я только начал изучать ее возможности. Представь на мгновение: за несколько минут можно воссоздать любое место, где ты когда-либо был. Или же придумать. Но самое главное — здесь все материально. Диван, книги, огонь в камине. Даже снег за окном. Я экспериментировал с разными предметами, заставляя их исчезать и появляться. Это потрясающе! С магией такого рода я сталкиваюсь впервые. Вот бы еще разобраться в том, как она работает.

Последние слова Том произнес с легкой завистью. И я отлично понимала причину ее возникновения. Уникальная магия, бесценные знания, дарящие могущество и власть. Все вновь повторялось. Восьмерка. Бесконечность. Стоило лишь на миг представить, что Риддл наконец-то сумел вырваться с проклятого круга, как он тут же входил в новый, еще более опасный, нежели предыдущий. Это меня и пугало.

Я сидела рядом с ним на расстоянии нескольких дюймов. Лицо Тома было невыносимо близко, и я могла рассмотреть каждую черточку, морщинку, малейшее движение мимических мускулов. Слизеринец замечал мой пристальный взгляд и снисходительно улыбался. Отчего-то именно эта улыбка заставляла меня краснеть, и я смущенно отворачивалась. А он продолжал говорить, словно и не было этой неудобной паузы.

Риддл, безусловно, красив. Но, в отличие от Эйвери, Том не акцентировал внимание на внешности. Слизеринец подкупал другим. Ум, целеустремленность, честолюбие и потрясающая харизма помогли создать ему отменную репутацию. В сравнении с ним многие парни выглядели серыми и неинтересными.

Но была и другая сторона медали. Мало кто знал, на что Том Риддл мог пойти для достижения намеченной цели. Вспоминая замученных крыс и напуганных до полусмерти детей, я понимала, что грани между запрещенным и дозволенным для него не существовало. Идеальный облик, под которым скрывался злой гений. Это единственная правда, которую я знала.

— Ты меня не слушаешь.

— Что? — рассеянно переспросила я.

— Зачем было просить рассказать о Выручай-комнате, если ты меня не слушаешь?

Том выжидающе смотрел на меня. Я открыла рот, чтобы возразить, оправдаться, но, поняла, что все слова бесполезны. Он их не услышит. Не захочет понять. Поэтому я подвинулась к нему поближе и доверчиво положила голову Риддлу на колени. Жестко. Закрыла глаза и ждала его реакции. Тихий смешок, шорох. Тонкие холодные пальцы коснулись моего лица, ласково очертили скулу и завели выбившиеся прядки за ухо. Он привык показывать свои истинные эмоции и чувства с помощью жестов, объятий. Именно поэтому я поступала так же. Не хотелось с ним вновь ссориться. Не сегодня.

— Я не хочу, что бы сегодняшний вечер заканчивался, — призналась другу.

Перевернувшись на спину, посмотрела на него снизу вверх. Казалось, что спокойный, чуть насмешливый взгляд темных глаз проникал мне в душу. Словно гипнотизировал, подавляя мою волю. Голова становилась тяжелой от переполняющих ее образов и мыслей. Хотелось спать. Я зевнула, прикрыв рот ладошкой. Нельзя. Было необходимо продолжить наш разговор, ведь я так долго ждала возможности вновь быть с ним на равных.

— Том?

— Да?

— Ответь честно: это твои приятели напали на Мейбл?

Этот вопрос мог разозлить Риддла. И тогда исчезла бы такая желанная сейчас атмосфера беспечности и уюта. Но мне важно было знать правду.

— Да. Эйвери немного увлекся, когда разъяснял девчонке, чем чистокровный волшебник отличается от магглы.

— Но я ведь тоже маггла.

Обида, негодование, боль — все смешалось в моем голосе, вызвав у друга лишь чувство досады. Как будто он хотел сказать: «Хватить говорить глупости! Я так устал слышать их каждый день от окружающих!».

— Ты не Ричардсон. Не забывай об этом. Ладно? — словно маленькому ребенку, разъяснил он мне давно известную вещь. С его точки зрения.

Я отрицательно покачала головой и попыталась возразить. Он не позволил, положив холодную ладонь мне на лоб и сказав:

— Спи. Ты устала.

После слов Тома удержать ускользающее сознание становилось все труднее.

— Хорошо. — Зевнув, я закрыла глаза и добавила: — Но завтра ты покажешь мне «паучка» в действии. Обещаешь?

Последний вопрос прозвучал по-детски жалобно. Риддл не ответил. Лишь когда грань между сном и реальностью стала совсем расплывчатой, я услышала тихое: «Обещаю».

* * *

Сегодня утром я проснулась от того, что кто-то звал меня по имени. Я удивилась, так как были каникулы ,и Мини на данный момент должна была находиться дома, рядом с любящими родителями. Открыв глаза, я увидела Риддла. Слизеринец как всегда был аккуратно одет и причесан, он небрежно вертел в руках мою волшебную палочку.

— Вставай, иначе пропустишь все веселье.

Я, потянувшись, подчинилась и нетерпеливо посмотрела на парня. Предвкушение новой увлекательной игры захватило все мои мысли. Я, не сдержавшись, напомнила ему о вчерашнем обещании. Том с сомнением окинул взглядом мое заспанное лицо. Небрежно взмахнув рукой с жатой в ней палочкой, отлевитировал мне чашку. В ней плескалась ароматная жидкость. Принюхавшись, я уловила знакомые запахи, характерные для настойки «Бодрости»: мята, женьшень, пыльца лунной лилии и еще кое-что сладкое, едва заметное. Нахмурившись, я вопросительно взглянула на друга. Слизеринец, хмыкнув, указал кончиком моей палочки на чашку и сказал:

— Пей!

Вздохнув, я осторожно сделала глоток настойки. Приятное тепло разлилось по моему телу, отдаваясь легким покалыванием в кончиках пальцев. Изумительно! Выпив зелье «Бодрости», я ощутила прилив сил. Меня окутал тончайший флер легкости, беззаботности. Захотелось пошалить. Забрав свою волшебную палочку с рук Риддла, я резко провела ею снизу вверх и воскликнула:

— Пилеус трансформатио*!

К моему немалому удивлению, вместо того, чтобы превратить подушку в ежика, я ее взорвала. Палочка, словно чужая, неприятно обожгла холодом мою ладонь. Мерлин, я же все сделала правильно! Магия никогда раньше не подводила меня. Я, растерявшись, посмотрела на Тома. Он же с интересом и некой долей превосходства глядел на меня. Как будто я не живой человек, а очередная зверушка, над которой он проводил эксперимент. Страх, радость, эйфория, ужас перемешались, не давая трезво оценить сложившуюся ситуацию. Я поняла, что задыхаюсь. Железные тиски неизвестности сжали мое тело, медленно убивая. А он все смотрел и довольно усмехался. Я не знаю, сколько продолжалась эта пытка. Секунда? Час? Вечность? Мой друг, мой палач наслаждался беспомощностью ведьмы, потерявшей контроль над магией. Тук-тук, тук-тук. Что ты задумал Том? Что? Хватит! Прошу тебя, остановись!

Казалось, мой безмолвный крик о пощаде можно было потрогать рукой. Скользкая, гадкая, податливая материя, готовая на все. Но Риддлу этого было мало. Слизеринец хотел большего.

Он сжалился лишь тогда, когда я начала терять сознание. Голова гудела, как потревоженный улей. Невыносимо, противно, громко. Сил открыть глаза не было. Я старалась выровнять сбившееся дыхание. И прислушивалась. Размеренное дыхание, шорох одежды, холодная ладонь на моем лбу, — все это уже было. Но что дальше?

— Еще не время, Гермиона. Ты слишком слаба.

После этих слов я услышала звук, образующийся только от резкого рассекания воздуха волшебной палочкой. Тук-тук, тук-тук. Ожидание приносит почти физическую боль. А тихое «Обливейт» — избавление. Незнание — это счастье. Жаль, что я не вспомню об этом через несколько минут.

* * *

Я и Том методично обыскали весь второй этаж, но так и не нашли ничего интересного или же таинственного. Это огорчало.

«Паучок» ловко маневрировал в запутанных коридорах замка. Последние пять минут мы петляли, словно зайцы. Я устала и проголодалась. Нужно было прекратить поиски на сегодня. Может быть, завтра нам повезет больше.

— Том, остановись!

Парень нетерпеливо отмахнулся от меня и завернул за угол, где секундой раньше исчез блестящий бок «паучка». Я последовала за ним, злясь на себя за минутную слабость. Ну уж нет, Риддл! Я не позволю тебе вновь глядеть на меня снисходительно. Подбадриваемая этой мыслю, я побежала вслед за другом.

Вынырнув очередной раз в главный коридор, мы пересекли его и оказались перед дверью, ведущей в женский туалет. Артефакт остановился прямо перед ней, издавая стрекотание.

— Что… Что он хочет нам сказать? — спросила я, прислонившись к стене и пытаясь отдышаться. В боку кололо от продолжительного бега. Том же чувствовал себя превосходно. Даже не запыхался. Его движения были уверенны, изящны.

Не ответив на мой вопрос, слизеринец открыл дверь и впустил в женский туалет «паучка». Обернувшись, отвесил насмешливый поклон и сказал:

— Только после дамы.

Проигнорировав шпильку, я задала вопрос:

— Ты собираешься зайти в женскую уборную?

— Да. — Его невозмутимости можно было позавидовать. Упрямец! Бросив на друга сердитый взгляд, я вошла в открытую дверь. Том, посмеиваясь, последовал за мной.

Войдя в туалет, я с изумлением увидела, как «паучок» перепрыгивал со стенки на стенку. Создавалось впечатление, что он что-то отчаянно искал и никак не мог найти. Стена, пол, раковина, окно, снова стена — казалось, что он вот-вот взорвется от перенапряжения.

Прыжок. Скольжение. Тонкие «лапки» быстро перебирали по неровной поверхности умывальника. Вот артефакт замер на краю одной из раковин и издал уже знакомый мне звук.

— Нашел!

В этом простом слове Риддл сумел уместить каскад эмоций: торжество, предвкушение, любопытство, страх. Маленькая ложка дегтя в бочонке с медом. Но я-то знала, что он боялся ошибиться.

Парень подошел к умывальнику, провел рукой по белоснежной эмали. На первый взгляд не было ничего необычного или же таинственного. Стандартный туалет, совершенно не отличающийся от десятков других, раскиданных по всему замку. Или же нет?

Заинтересованность, с которой Риддл смотрел на раковину, меня настораживала.

— Том, ты что-то нашел?

— Иди сюда. — Поманив меня рукой, слизеринец указал на рисунок, изображенный на кране. Змея, обвивающая посох.

— Это же герб Слизерина!

— Верно.

Том, переместив руку на кран, нажал на изображение. Раз, второй. Тайник не открылся.

— Может, надо произнести отпирающее заклинание? — предположила я.

Рассеяно кивнув, парень взмахнул палочкой и прошептал заклинание. Ничего не произошло. Лишь «паучок» нетерпеливо приплясывал на месте. Он выполнил свою задачу и жаждал продолжить поиски. Бездействие после длительного перерыва было невыносимым.

— Том?

— Пошли, пока мистер Норингтон не поймал нас здесь, — угрюмо произнес Том. Он решил отступить и вернуться сюда позже. Я не сомневалась, что друг обязательно доведет начатое дело до конца.

Коснувшись кончиком палочки внутреннего круга на спине артефакта, слизеринец отключил его.

Риддл расстроился. Движения его рук стали более резкими. Глубокая складка залегла между бровей, делая лицо парня еще более мрачным.

Я приблизилась к Тому, забрала у него из рук «паучка», ободряюще улыбнулась и промолвила:

— Не переживай. Мы обязательно откроем тайник.

Риддл медленно кивнув головой, не сводя с меня пристального взгляда. На миг мне показалось, что в глубине темных глаз мелькнуло сожаление. Словно было что-то, за что нужно попросить прощение.

— Том? — я удивленно приподняла брови.

— Если поторопимся — успеем на обед. Сегодня будут булочки с корицей.

Он всегда менял тему, когда пытался скрыть чувства, которых он стыдился. Что же ты сделал, Том? Чего так боишься?

— Хорошо. Но мы ведь сюда вернемся, правда?

Искреннее любопытство в моем голосе вызвало на его лице слабую улыбку.

— Конечно, — ответил он, пряча руки в карманы брюк, — но позже.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Маленькое слово, вмещающее в себе так много смысла. Я верю тебе, Риддл, верю. И это сейчас единственное, что связывает нас сильнее, чем самые крепкие кровные узы.

* * *

— Сегодня последний день каникул, — заметила я.

Риддл кивнул головой и еще больше нахмурился. Ему что-то не давало покоя. С того дня, как «паучок» обнаружил скрытое помещение в женском туалете, прошла неделя. За это время мы часто обговаривали возможные варианты взлома магического замка. Длинные диалоги, наполненные теориями и безумными предположениями, развеивали нашу скуку.

Все чаще я ловила себя на мысли о том, что мне безумно нравиться слушать голос Тома. Слизеринец умел убеждать, увлечь идеей так, словно от этого зависела чья-то жизнь. Но ведь он мой друг. Это естественно.

Мы неторопливо шли по тропинке, ведущей к оранжереям. Ледяной ветер проникал сквозь плотную ткань зимней мантии, щекотал кожу, заставляя пробегать по моей спине веселую армию мурашек. Неприятное ощущение. С куда большим удовольствием я бы седела в гостиной Гриффиндора, наслаждаясь теплом и уютом. Вместо этого нужно было помочь другу добыть корень нирна**. Новое зелье должно открыть замок, скрывающий тайну. Эта загадка захватила мое сознание, заставляя подсознательно искать ответ. Словно кто-то шептал на ухо: «Скорее, Гермиона! Это важно».

Том шагал рядом на расстоянии пары дюймов. Из его рта вырывалось облачко пара, когда он глубоко вдыхал морозный воздух. Казалось, слизеринец упивался последними днями свободы. Никаких обязанностей, минимум ограничений и целый замок в твоем распоряжении. Чем не рай для такого скрытного волшебника, как Риддл?

— Том, почему ты запретил мне входить в тот туалет на втором этаже? — полюбопытствовала я.

— Это опасно, — нехотя ответил он.

— Почему?

Я продолжала настаивать на том, чтобы Риддл объяснил свои действия. Не хотелось, чтобы парень вновь принимал решение вместо меня.

— Ты веришь в легенду о чудовище Слизерина?

Столь неожиданный вопрос озадачил меня. Я остановилась, окинув подозрительным взглядом друга. Что именно он хотел услышать? Правду или ложь?

— Отчасти.

Я ступила на хрупкий лед равновесия между двумя Риддлами. Один из них был рассудительным прилежным учеником магической школы. Второй — вспыльчивым безумцем, когда дело касалось того, во что он свято верил. Я решила не давать точный ответ на этот вопрос. Если действовать осторожно и ненавязчиво — можно выведать истинную причину странного поведения Тома в последнее время.

— Отчасти, — повторил он. — А я верю. Комната существует, и я найду ее.

— По легенде Тайную комнату может открыть лишь наследник Салазара Слизерина.

Помню, в «Истории Хогвартса» был рисунок с изображением темного коридора, в конце которого находился барельеф. Там-то и должно было спать чудовище до прихода своего истинного хозяина. Но, кажется, мои слова не уменьшили энтузиазма друга. Его глаза по-прежнему лихорадочно блестели, а уверенность в том, что он напал на верный след, ни капельки не уменьшилась. Неужели он верил в то, что вход в Тайную комнату спрятан в женском туалете?

— Гермиона, — Том подошел ко мне вплотную и, пытливо заглянув в глаза, спросил: — Ты думаешь, что я сумасшедший?

— Нет, — я отрицательно покачала головой. — Ты иногда ведешь себя странно и…

— … ты меня боишься, — произнес он не сказанные мною слова.

И вновь я ощутила себя открытой книгой, читаемой им с легкостью. Я не придумала ничего лучшего, чем спрятать смущенное лицо у него на груди. Я слышала, как равномерно стучит его сердце, в то время как мое билось в грудной клетке испуганной птицей. Почему я вновь делала шаг назад, стоило Тому задать волнующий меня вопрос? Как верный друг, он облегчал мою задачу, каждый раз помогая найти верный ответ. Но, в тоже время, ставил передо мной новый, еще более запутанный и жуткий вопрос. Безжалостно, словно палач, вел меня на плаху, стоило лишь оступиться. И я понимала, что не смогу иначе. Мы больше не играли, так как отличить правду от вымысла невозможно. Игра стала жизнью, окрашенной во все цвета радуги. Доминирующее место в ней занял серый — цвет сомнений. Безжалостным стилетом вспарывая мой мир и переворачивая все с ног на голову, он дарил мрачное удовлетворение этой жалкой пародией. И я была почти благодарна ему за это. Сейчас рядом со мной Том, и вместе мы все преодолеем.

Риддл крепко обнимал меня. Я почувствовала исходящее от него напряжение и вскинула голову вверх, пытаясь поймать ускользающий взгляд друга. Решительность, ледяное спокойствие и толика того, что могло быть счастьем, читались в темных глазах.

— Не нужно меня бояться. Я не враг тебе, — проговорил он, проводя рукой по моим волосам.

— Знаю, — помолчав немного, я попросила его: — Расскажи мне, пожалуйста, что тебя тревожит.

Том искривил губы в жалком подобии улыбки. Ему все труднее было скрывать свои истинные эмоции в последнее время. Это так непривычно. Краем сознания я отметила сию деталь. Позже я обязательно подумаю над этим.

— Наша находка.

— Не обманывай меня, — укоризненно покачала я головой. Он вновь пытался отгородиться, спрятаться за очередной маской, так виртуозно созданной им для чужаков. Но я ведь ему не чужая!

— Завтра вернутся студенты с рождественских каникул, — наконец-то волшебник произнес слова, хоть отдаленно похожие на правду.

— Ты не хочешь, чтобы они возвращались?

— Не хочу.

Руки Риддла скользнули вдоль моих рук, сжали плечи, зарылись в волосы, не давая отвести взгляд. Да я и не хотела этого. Сейчас в них кружился вихрь эмоций. И каждая из них выжигала все на своем пути, требовала отдать ей волю и жизнь. У меня хватило сил задать лишь один вопрос:

— Почему?

— Ты опять уйдешь.

— Нет, ну что ты! Я… останусь. Завтрашний день ничего не изменит. Обещаю!

Мои слова искренни. Я была готова повторить их столько раз, сколько Риддл потребует. Лишь бы поверил.

Он отстранился, и на долю секунды я испытала горечь и невыносимое чувство потери. Неужели не поверил?! Но нет. Том крепко сжал мою холодную ладонь и, словно маленького ребенка, повел за руку вперед по тропинке.

— Нужно поторопиться. Корень нирна не будет нас ждать целый день! — его голос спокоен, беспечен. Что ж, маска вновь на лице, и редкое мгновение откровенности прошло. Я не жалела о произнесенных словах. Пара фраз помогла мне понять больше, чем все наши предыдущие разговоры. Том дорожил мной, и это было чертовски приятно!

____________

*Пилеус трансформатио — заклинание, позволяющее трансфигурировать подушку в ежа.

**Нирн — растение, встречающееся на берегах рек. Его листья светятся серебристым светом в ясные лунные ночи. Корни этого растения используют в отварах для снятия застарелых чар с неживых объектов.

Сегодня утром в Хогвартс с каникул вернулись ученики. Веселые, беззаботные, счастливые — они были щедро одарены теплом и любовью родителей. Нет, я не жаловалась. Пускай я сирота, но это не означало, что меня лишили нежности и внимания. Минерва, стоило мне оказаться в поле ее зрения, тут же крепко сжала меня в объятиях. А потом, словно устыдившись своего порыва, отступила назад и чопорно поприветствовала. Но я то знала, что она безумно рада меня видеть. Арчи, напротив, не стал утруждать себя сочинением длинной и бестолковой речи. О, нет! Парень взорвал над головой Мини хлопушку и, важно надув щеки, пожал мне руку. Мол, смотри, какой я молодец: сумел застать врасплох саму МакГонагалл! В отместку подруга заколдовала Арчибальда так, что он буквально воспарил над нашими головами, раздувшись до необъятных размеров. Ученики, наблюдавшие за розыгрышем, весело рассмеялись. Я хохотала вместе с ними, глядя на уморительно-обиженное лицо Гриверса. Следя за траекторией полета друга, я невольно наткнулась взглядом на группу слизеринцев. Они стояли отдельно от всех остальных волшебников. В центре — Риддл, а вокруг него — его свита на расстоянии пары шагов. Как будто ученики этим подчеркивали независимость своего вожака. Мне это не понравилось. Том вновь казался одиноким и недосягаемым.

* * *

Начались учебные будни. Серая, унылая, однообразная череда дней была разбавлена редкими кляксами шалостей. Игра в снежки, после которой вся наша компания дружно пила перечную настойку в медицинском крыле. Прятки с мистером Норингтоном, которыми мы любили забавляться после отбоя. Стычки со слизеринцами…

Одна из них особенно ярко отбилась в моей памяти. Было начало февраля. Погода оказалась на редкость гадкой. Потеплело, снег растаял, оставляя после себя голую землю, усыпанную прошлогодними листьями. Особенно удручающей картина была возле теплиц. Тонкие, угловатые ветки морозоустойчивых растений надежно скрывали от любопытных глаз закуток в конце оранжереи. Там-то и произошла эта неприятная во всех отношениях история.

Эйвери начал задирать Блэра. Сначала это были злые, но необидные слова о его «успехах» в квиддиче. В самом деле, Гильберт был не виноват в том, что не может попасть в сборную Гриффиндора! Туда берут лишь талантливых игроков, а не папенькиных сыночков, чьи места в команде были куплены за кругленькую суму. О чем Блэр любезно и напомнил Эйвери. Парень вспылил и вызвал друга на дуэль. Смешно! Все знали о более чем скромных успехах слизеринца в ЗОТС, и никто не воспринял его заявление всерьез. Зря, как позже выяснилось.

После урока Гербалогии ученики направились за дуэлянтами: всем было любопытно, как долго продержится Эйвери, прежде чем гриффиндорец надерет ему задницу. Некоторые даже делали ставки. Как же, ученики двух враждующих факультетов вновь сцепились, предоставив всем остальным бесплатное развлечение! Слава Мерлину, что на уроке были лишь наши сокурсники.

Я наблюдала за жесткой неприятной улыбкой и излишней самоуверенностью, возникшей на лице Джонатана. Точеные черты исказились, делая красивого парня безобразным. Напротив него стоял невысокий, крепко сбитый Блэр и с усмешкой следил за оппонентом. Он не боялся. Напротив! Ему было чрезвычайно интересно, чем мог его удивить ненавистный аристократишка.

Я ощутила сладкий, до боли знакомый запах. Обвела взглядом площадку, пытаясь определить откуда он исходил. Оказалось, что напротив меня стояла этажерка с множеством полочек. На одной из них были размещены вазоны с ярко-красными, маленькими цветами. «Гибискус» — вспомнила я название из большой энциклопедии о свойствах растений. Странно. Этот запах ассоциируется у меня с кровью. Чуть приторный, до тошноты одуряющий… Я ощутила тревогу. Вся эта ситуация с дуэлью показалась мне абсурдной, а причина — нелепой и надуманной. Словно кто-то специально написал сценарий, в котором каждому была отведена своя роль. А теперь этот «кто-то» наблюдал за нами, время от времени дергая за ниточки и не давая закончить этот фарс.

Я еще раз обвела всех присутствующих взглядом, но лица отчего-то расплывались перед моими глазами. Запах гибискуса стал невыносим. Меня тошнило. Я зажала нос рукой, пытаясь дышать ртом. Стало немного легче.

— Ну что, ты так и будешь стоять, змееныш? Или наконец-то осчастливишь нас всех хоть чем-нибудь приличным, а?

Зря Гильберт его дразнил. Все привыкли, что изящный, немножко женственный Джонатан предпочитал решать конфликты с помощью языка, а не палочки. Поэтому никто не ожидал, что Эйвери окажется быстрее Блэра. Вскинув палочку, парень выкрикнул:

— Дивидэрити*!

Это было ювелирная и, в тоже время, ужасная работа. Кожа слоями слезала из лица Гильберта, словно аккуратно срезанная ножом, постепенно открывая кровоточащие глубокие раны. Прошло совсем немного времени, минута, может, две. На месте симпатичного лица друга образовалась кровавая маска, которая никак не могла принадлежать живому человеку. Все собравшиеся ученики стояли ошарашенные, с неверием глядя, как Блэр открывал и закрывал рот, не в силах издать ни звука, а яркая алая кровь капала на белую рубашку. И запах! Этот отвратительный запах гибискуса, казалось, пропитал все вокруг! Усиливаясь ароматом крови, он душил меня, лишая возможности дышать. Голова сильно кружилась, в ушах шумело, по спине тек холодный пот. Кажется, я потеряла сознание. Потому что последнее, что помню — это крик Минервы. Но ведь она не могла так кричать. Громко, пронзительно и беспомощно. Просто кто-то сыграл со всеми нами злую шутку! Этого ведь не могло быть на самом деле, правда?

* * *

Очнулась я вечером в медицинском крыле. Надо мной возвышалась медсестра и сосредоточено водила вдоль моего тела палочкой. Я хотела спросить, что случилось, но не смогла. Из горла вырывались хриплые, малопонятные звуки. Внутри что-то противно зудело, и я то и дело сглатывала слюну. Хотелось, что бы это неприятное ощущение исчезло.

Заметив, что я очнулась, волшебница сказала:

— Мисс Грейнджер, как же вы сегодня нас напугали!

В ее голосе одновременно были забота и упрек. Я открыла рот в попытке поблагодарить женщину и закашляла. Зуд усилился, еще жестче сжимая мое бедное горло. Медсестра покачала головой.

— Вот, выпей, девочка, — произнесла, протягивая мне стакан с водой.

Я маленькими глотками осушила его. Прочистив горло, спросила:

— Как себя чувствует Гильберт? С ним все будет в порядке?

— Разумеется! Правда, шрамы останутся, но в следующий раз парень будет осторожнее и не станет лезть к Щупам во время зимней спячки.

Какие Щупы? Он же дрался с Эйвери на дуэли!

— Мадам, вы уверены? У него на лице было так много крови.

— Мисс Грейнджер, порезы на щеке всегда много кровоточат, — пояснила медсестра, внимательно глядя на меня.

— Да, конечно.

Мой разум пытался воспринять новую информацию. Я отчетливо помнила лицо Блэра. То, как с него слезала клочьями кожа, сворачивалась и как будто разлагалась за доли секунд. Да на нем живого места не было! А только что мне сказали, что не случилось ничего страшного. Я была озадачена.

Тем временем женщина продолжила меня осматривать. Задала несколько вопросов о моем самочувствии, дала выпить успокаивающее зелье и порекомендовала больше отдыхать. Я поблагодарила ее и отправилась в башню Гриффиндора. Если поспешить, то можно было успеть оказаться там до отбоя. Проблемы с мистером Норингтоном — это последнее, что мне сегодня было нужно.

* * *

Войдя в гостиную, я увидела друзей, сидящих на диване возле камина. Их лица были хмурыми, неприветливыми. Я замерла, не решаясь подойти ближе. Гильберт сидел ближе всех ко входу и неотрывно смотрел на пламя: оно беззаботно плясало в камине, раз за разом пытаясь вырваться на волю. Видимая мне половина его лица была совершенно нормальной. Никаких шрамов или же увечий. На мгновенье я решила, что вся эта история — мой очередной кошмар.

Красивый самообман. И такой удобный! Горько усмехнувшись, я приблизилась к друзьям. Мини и Арчи не обратили на меня внимания. Блэр же повернулся так, что я наконец увидела два шрама, уродующих его лицо. Глубокие, неровные, ярко-красные, как цветы гибискуса, — они тянулись от виска к подбородку. Протянув руку, я провела кончиками пальцев по ним. К горлу подкатил горький комок, и я едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Мне было жаль парня.

— Что, хорош? — кривя губы, спросил он.

— Хорош, — подтвердила я.

Сев рядом с ним на диван, задала вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь:

— И что будет дальше?

— Ничего, — тихо ответила Минерва. — Мы будем ходить на уроки, обедать Большом зале, играть в квиддич и помалкивать о том, что произошло сегодня в теплице.

Значит, не приснилось. Весь этот ужас был на самом деле.

— Твое лицо, Гильберт… Оно почти нормальное. Как такое может быть? — я беспомощно посмотрела в глаза друга, ища ответ.

— Риддл, — процедил Арчи, все так же не глядя в мою сторону.

— А причем тут он?

— Мистер Риддл был настолько любезен, что нарастил на моем лице новую кожу и залечил раны, в обмен на молчание, — пояснил Блэр.

— Конечно! Выгородил своего приятеля, — с ненавистью произнес Гриверс. — А Эйвери чуть не лопается от гордости за свой поступок.

— И что? Все смолчали?

Слабо верилось, что два десятка человек так просто смогли забыть сегодняшнее происшествие.

— Да, — подтвердила Минерва.

Сняв очки, девушка закрыла глаза. Она выглядела опустошенной.

— Все. Гриффиндорцы поддержали Гильберта, а слизеринцы… Они не станут перечить Риддлу. — Немного помолчав, МакГонагалл добавила: — Он сказал, что врачи ему не помогут. Заклинание принадлежит к темной магии. Впрочем, ты и сама видела.

— И вы ему поверили?

Как можно было так легко сдаться? А вдруг он соврал?

— Ему невозможно было не поверить. Ты потеряла сознание и не слышала его, — вновь заговорил Блэр. — А я испугался. На мне все смотрели так, словно я мертвец.

Ну вот, Том вновь обвел всех вокруг пальца. Для чего он разыграл это представление? Для удовлетворения любопытства? Или же чтобы продемонстрировать свою силу? И не важно, что в этот раз Риддл действовал через Эйвери. Это совершенно не-важ-но. Насколько бы абсурдной не была ситуация, он достиг своей цели. Я боюсь даже предположить, насколько впечатляющим будет его следующее представление. Проклятый кукловод! Как же я в этот момент ненавидела его…

* * *

На следующий день никто не вспомнил о происшествии. Как будто все единогласно решили забыть о дуэли. Лишь Эйвери время от времени бросал невольные взгляды в сторону Блэра. И я более чем уверенна, что они не были наполнены торжеством. Опасливые, вопрошающие, сожалеющие, но ни в коей мере не демонстрирующие своего превосходства. Именно это обстоятельство подтолкнуло меня переговорить с ним. Ведь если ему не все равно, то, возможно, Джонатан объяснит мне, зачем он это сделал.

Наш разговор состоялся вечером. В то время как большинство учеников и преподавателей ужинали, я ждала его на Астрономической башне. Прошло чуть больше недели с того дня. Я решила не рисковать и еще днем отправила ему письмо с просьбой встретиться. Он не ответил, но отчего-то я знала, что Эйвери придет.

Пройдя через деревянную, противно скрипнувшую дверь, я оказалась внутри башни. Здесь было холодно. Я плотнее запахнула полы мантии и направилась к окну, где стоял Джонатан. Удивительно, но он пришел раньше меня.

— Привет!

Он не ответил. Более того, даже не посмотрел на меня, предпочитая разглядывать темнеющее вдали озеро. Это было невежливо. Я нахмурилась, но сдержалась от едкого замечания.

— Зачем ты вызвал Блэра на дуэль?

Оказалось, что задать мучивший меня вопрос проще простого. Гораздо сложнее дождаться ответа. Эйвери молчал. Он несколько раз открывал рот, пытаясь что-то сказать, и закрывал, не находя подходящих слов. Или же слизеринец не был уверен, можно ли мне доверять. Вместо этого нервно поправлял запонки на рубашке. Видимо, это действие успокаивало его.

— Это было пари, — наконец, выдавил из себя Джонатан. — Банальное пари. Риддл… Он был недоволен, что я один из последних по успеваемости на ЗОТИ. Даже пригрозил, что я вылечу из Ордена, если не стану достаточно искусным в защите. А я начал спорить. Доказывать ему, что защита бесполезна, если имеешь в арсенале пару атакующих заклинаний. Том предложил сделку. Он подтянет меня по ЗОТИ, если я докажу, что чего-то стою.

— И ты вызвал Гильберта на дуэль, — подытожила я.

— Да.

— Неужели это так важно? Разве какого-то пари достаточно, чтобы использовать против человека темную магию? — возмутилась я.

Эйвери вновь промолчал. Его красивое лицо было очень бледным, усталым. Под глазами залегли темные круги, как будто он не спал несколько ночей подряд. Нет, ему было не все равно. Но и раскаяния парень не чувствовал. Мне стало противно. Этот трусливый, эгоистичный мальчишка ради собственной выгоды готов был изуродовать невинного человека.

— Наверняка Риддл будет тобой гордиться! Как же, такой прогресс, — произнесла я, брезгливо глядя на слизеринца.

— Не знаю. Тебе виднее, Грейнджер, — сказал он, впервые за все время нашего разговора посмотрев на меня. Глаза парня лихорадочно блестели, выдавая его волнение.

— Почему ты так считаешь?

Признаюсь, Эйвери сумел меня удивить. Неужели Том что-то рассказывал ему о наших отношениях? Бред! Риддл никогда никому полностью не доверял. Тем более, он не мог довериться этому слабаку.

— Ты тоже входишь в Орден, просто по ошибке Шляпа направила тебя в Гриффиндор. Риддл сам нам это сказал, — ответил он и, словно оправдываясь, добавил: — Ты ведь не думаешь, что я настолько глуп, чтобы доверять чужаку?

— То есть, если бы я не входила в Орден, ты бы не пришел сегодня на встречу, — невольно вырвалось у меня.

— Разумеется!

Я была ошарашена. Эйвери говорил настолько уверенно и бесхитростно, что ему нельзя было не поверить. Позже, когда парень ушел, оставив меня одну, я смогла трезво оценить полученную информацию. Оказывается, Том создал некий Орден, и моя фамилия давно числится в рядах этой организации. К тому же, об этом знали все его члены, кроме меня. И чему я удивляюсь? Это же Риддл! Кто я такая, чтобы спрашивать моего мнения? «Друг?» — пришла в голову робкая мысль. Нет! С друзьями так не поступают. Несмотря на то, что в последнее время мы с ним мало общались, он не имел право решать за меня.

Я чувствовала обиду, горечь, негодование. Эти эмоции смешались в одном флаконе вместе с пылью недомолвок и осколками доверия. Не самое лучшее сочетание.

Теперь понятно, для каких именно встреч ему была нужна выручай-комната. Несомненно, в этот таинственный Орден входили слизеринцы, а именно — свита Риддла. И я, грязнокровка Грейнджер. Чудная компания, правда? Мне стало смешно. Том! Только ты мог подложить мне свинью таких впечатляющих размеров.

Устало сев на подоконник, я попыталась абстрагироваться от реальности. Нужно было узнать, что именно мой милейший друг рассказал своим приятелям, а уже потом искать выход из сложившейся ситуации. Меня не прельщала перспектива иметь хоть что-то общее со слизеринцами. Так называемая дуэль стала наглядным пример истинных целей «элиты» Хогвартса.

* * *

Тем же вечером я отправилась в выручай-комнату в поисках Риддла. Я не знала, что ему скажу. Да и нужно ли что-то говорить? Он все равно поступит по-своему. И плевать на чужие чувства и желания. Горько усмехнувшись, я распахнула появившуюся в стене дверь. Еще на каникулах мы договорились, каким будет место наших встреч. «Убежище» — так называла его я. Простая комната с диваном и камином. Никаких излишеств, бесполезных предметов. Лишь уют и защита, необходимые каждому разумному существу.

Том сидел на диване и читал книгу. Языки пламени мягко подчеркивали каждую черту красивого лица. Классической, такой же, как у Эйвери. Но, в отличие от последнего, она не оставляла меня равнодушной.

Помню, как однажды на каникулах мы с ним прятались на чердаке. Кажется, Том тогда подбросил в сумку новой протеже миссис Коул дохлую крысу. Ну и визгу же было! Нас тогда оставили без ужина и завтрака в воспитательных целях. Отчего-то все были уверены, что я помогала Тому в его затеи. Я не стала оправдываться. Именно поэтому просидела весь вечер с ним среди старой ветхой мебели и тонн пыли. Было скучно. Никто из нас не догадался захватить с собой хоть какую-то книжку. Я предложила поиграть в игру. Правила были просты. Закрываешь глаза, касаешься пальцами другого игрока и на ощупь пытаешься определить, на какой именно части тела находиться твоя рука. Первым был Риддл. Он без малейшего энтузиазма ощупал мое предплечье.

— Рука, — уверенно сказал он, а потом добавил: — Какая же ты костлявая!

Я не обратила внимания на эти слова. Зажмурилась, протянула руку к Тому. Его кожа на ощупь была мягкой, нежной и холодной. Я очертила пальцами переносицу, изгиб губ, плавную линию подбородка. Не удержавшись, погладила его по щеке. Отчего-то именно это действие больше всего смутило меня. Отдернув руку, я тихо произнесла:

— Лицо.

Мой взгляд блуждал по пыльному полу. Было стыдно посмотреть Риддлу в глаза. Тогда мне казалось, что он обязательно рассердится на меня за эту выходку. Может, даже начнет кричать…

Том меня удивил. Он ничего не сказал. Просто обнял, впервые за все время нашего знакомства. Неловко обхватил руками и крепко прижал к себе. Я уткнулась покрасневшим лицом ему в плечо. Хотелось одновременно и плакать и смеяться, но я не произнесла ни звука. Подняла голову и увидела, что он внимательно смотрит на меня. Его взгляд был непривычно теплым. Кажется, именно в тот момент я поняла, насколько Том красив. И что я отчаянно желала быть частью его жизни.

Наверное, он не заметил возникшей во мне перемены. Или же не придал этому значения. Провел рукой по волосам, а потом, не удержавшись, развязал стягивающую их ленту. Было в этом жесте что-то жутко взрослое. Притягательное. Кудряшки рассыпались по плечам. Одна, особо непослушная, упала мне на глаза, нещадно щекоча кожу. Том усмехнулся, видя, как я недовольно хмурюсь. Заправил непослушный локон за ухо и прошептал:

— Девчонка.

Это единственное слово прозвучало как признание. Самое сладкое и желанное.

________

Дивидерис* (лат.) — разлагаться.

Я села на диван рядом с Риддлом. Настолько близко, что наши бедра почти соприкасались.

— Том, — позвала я его.

Он повернул голову и вопросительно посмотрел на меня. Каждой клеточкой своего тела я ощущала исходящее от него предвкушение. Несомненно, он знал, что я разгадала часть его замыслов. И это будоражило парня, заставляло каждый раз изворачиваться, придумывая новые игры. Жестокие, на грани дозволенного — они подталкивали меня все ближе к безумию.

— Зачем ты спровоцировал Эйвери?

— Я? — удивленно изогнутые брови. — Понятия не имею, о чем ты говоришь.

Очаровательная улыбка и лукаво прищуренные глаза были совершенно невыносимы.

— Я разговаривала с ним. Он сказал, что вы заключили пари.

— Ну и что? Я же не заставлял его участвовать в дуэли.

— Нет. Ты всего лишь научил Эйвери тем чарам. Признайся хотя бы в этом, Том.

Слизеринец мягко рассмеялся. Он находил наш разговор чрезвычайно занимательным.

— Нет, я не делал ничего подобного, — соврал парень, глядя мне в глаза.

— Неужели? — я мило улыбнулась и спросила: — Тогда откуда тебе известны лечащие заклинания? Для каждого вида темных чар они специфические. То, что помогает в одном случаи, может искалечить в другом. А ты почти полностью исцелил Блэра.

— Из книг. Знаешь ли, я люблю читать.

Немыслимо! Он надо мной издевался. Более того, впервые не хотел признать свою вину.

— Том, зачем ты меня обманываешь? — я расстроено посмотрела на него.

— Ты задаешь неправильные вопросы, — пояснил Риддл.

Верно. Я спрашивала его о тех вещах, ответы на которые были совершенно очевидны.

— Он послушался тебя. Но как?

— Что «как»? — уточнил парень.

— Как ты сумел уговорить Эйвери?

Я придвинулась к нему еще ближе. Наши лица были на расстоянии нескольких дюймов. Удивительно, но меня это не смущало.

— Так же, как и все эти годы. Умение влиять на выбор людей тоже в своем роде магия.

Увидев возникшее на моем лице недоверие, он искренне рассмеялся.

— Гермиона, неужели ты и правда думала, что все эти избалованные мальчишки добровольно признали меня лидером? Наивная девчонка!

Риддл неожиданно подался вперед и обхватил мое лицо ладонями.

— Пойми! Ни мой интеллект, ни многочисленные таланты ничего не стоят на Слизерине. Даже способность говорить на парселтанге ничто по сравнению с истинной ценностью.

— Какой?

Мне казалось, что мое лицо пылает. Его руки были горячими и сильными. И этот глупый вопрос стал единственным, что не давало мне раствориться в нем. Подчинится его воли, стать еще одной бездумной марионеткой.

— Чистая кровь. И деньги. У меня нет ни одного, ни другого. Мне претит сама мысль подчиняться этим идиотам. Если бы ты знала, как я их презираю!

Том никогда еще не говорил так эмоционально. Казалось, что каждое его слово пропитано ненавистью и злобой. Мой милый Том, что же ты с собой делаешь?

— И ради мнимого величия ты калечишь других учеников?

— Ничего подобного! Я их и пальцем не тронул, — горячо возразил парень.

— Но другие…

— Им нужна цель. Пусть забавляются! Так их легче контролировать.

Вот в этом и весь Риддл. Я могла бы до хрипоты и сорванного голоса доказывать ему, что он не прав. Что нет ни малейшего оправдание его поступкам. Что это все безумие, порожденное больным разумом. А Том бы в ответ взглянул на меня снисходительно и сказал бы, что я заблуждаюсь.

— Ты не прав.

Эти слова — единственная моя защита: от его голоса, от горячих рук на моем лице, от болезненного удовольствия. О, как я ненавидела себя за него! Ведь Риддл говорил именно то, что я хотела услышать. Я жаждала поставить зарвавшихся слизеринцев на место, доказать, что чистая кровь и счет в банке не дают права унижать других. Только у меня никогда не хватало смелости воплотить мечту в реальность. А Том сможет. Я знала это. И поэтому пыталась изменить ход событий.

— Гермиона, — прошептал он, — зачем ты обманываешь себя?

Я не ответила. Отодвинулась, отняв руки Риддла от своего лица. Да и что я могла ему сказать? Что десятки, сотни, тысячи раз лгала, оправдывая себя высшими идеалами? Глупо. Ведь он прав: я не верю в то, что говорю.

— Эйвери упоминал об Ордене, — сменила тему разговора. — Оказывается, и я вхожу в него.

— Да, — не стал отрицать парень.

— Мило. А мне ты «забыл» сказать об этом, — заметила я, а потом потребовала: — Ответь, как ты сумел их убедить принять меня? Я магглорожденная, они не могли так легко смириться с этим.

— Они и не смирились. Я сказал им, что ты одна из… особенных студентов.

Его слова удивили меня. Более того — вызвали тревогу.

— В каком смысле «особенные»?

— Ты ведь помнишь, как я экспериментировал с собаками, заставлял их делать то, что я хочу, — сказал он, тщательно подбирая слова.

Мерлин! Риддл опять хотел солгать, не обманув. Размеренное течение слов, мнимый доверчивый голос и скрупулезно отобранные факты — он определенно не хотел, чтобы я знала всю правду.

— Помню, — подтвердила я.

— Я перешел на новый уровень манипуляции сознанием.

Том был очень бледен, на его щеках горел неестественный румянец. Он волновался.

— Люди? — я ошеломленно посмотрела на него.

Нет. Не верю! Это же отвратительно. Безнравственно. Лишать права выбора? Даже Риддл не мог на такое решиться! «Разве? — мелькнула мысль. — А что он в последнее время делал с тобой?». Я спрятала лицо в ладонях. Легче не стало. Вздохнула и спросила:

— Ты и надо мной ставил эксперименты? Я угадала? Очередной подопытный кролик, верно? — в моем голосе прорезались истеричные нотки. Еще немного — и я начала бы на него кричать. Самовлюбленный эгоист. Будь ты проклят!

Риддл ответил не сразу. Встал с дивана, несколько раз прошелся перед камином. А потом подошел ко мне, опустился на корточки и попросил:

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Я отрицательно покачала головой. Не хотелось. Слишком больно было видеть его равнодушие.

Он мягко, но настойчиво отнял мои руки от лица и сжал их в своих ладонях.

— Орден Салазара — закрытый клуб для избранных. Такова официальная версия. На самом деле туда принимаются волшебники с определенными наклонностями и, разумеется, связями, — произнес Риддл. — Жестокость, садизм, жажда власти приветствуются и поощряются. Долохов яркий тому пример. Я сам создал этот клуб и установил правила. Слизеринцы охотно подхватили эту идею. Они имеют возможность безнаказанно сводить счеты с «магглами», зная, что я всегда их прикрою. Пока ученики в это верят — моя власть безгранична и незыблема. Но время от времени им нужны подачки. Новая забава.

— Мейбл? — мой вопрос был нелеп и не требовал ответа.

— Да, — подтвердил Том. — Она одна из многих. Но есть еще и ученики, которые составляют так званый внешний круг. Марионетки. Те, чья воля подавлена, а цели навязаны. Их немного, но они везде.

— И на Гриффиндоре?

Не знаю почему, но этот вопрос заинтересовал меня, заставил сбросить оцепенение и внимательней слушать то, что парень говорит.

Риддл медленно кивнул, не сводя с меня пристального взгляда. Я поняла, что он не скажет, кто они. Никому. Это одна из тех вещей, которые я, по его мнению, не должна знать.

— Я солгал им. Ты не марионетка. Я слишком дорожу нашей дружбой.

— А ведь ты лукавишь, Том, — возразила я. — Это лишь отчасти правда.

Парень крепче сжал мои руки, цепляясь за них, словно он боялся утонуть в своей лжи.

— Я пробовал несколько раз подчинить твою волю. У меня почти получилось. Но появлялись побочные эффекты. Своеобразная плата.

— Какая?

— Магия. Ты начала терять контроль над ней. Заклинание разрушало тебя, и ты могла стать обычным человеком.

Это прозвучало так холодно, бездушно, как будто я была действительно неудачным экспериментом. Господи, отчего же так больно? Я проглотила горький комок, ставший поперек горла, и поинтересовалась:

— Ты сожалеешь об этом?

— Нет, — не задумываясь, ответил он.

— Чудовище!

Я резко встала на ноги и оттолкнула Риддла. Было трудно дышать, а где-то глубоко внутри разгоралось пламя обиды. Мелькнула даже подленькая мысль проклясть его сейчас. Ведь он останется здесь, в Выручай-комнате. И никто никогда не узнает. Но я отогнала ее, буквально вышвырнула из головы воображаемыми чарами.

Том не дал мне уйти, схватил за плечи и грубо встряхнул.

— Ты думаешь, что такая правильная, честная и добрая? — прошипел он мне в лицо. — Чистенькая, святая Грейнджер. Дура! Ты можешь обмануть преподавателей, своих друзей, но не меня. Слышишь?! Я видел тебя настоящую. Я знаю каждый твой шаг наперед и могу предугадать любое слово, сказанное этим хорошеньким ртом. Хочешь, расскажу?

Я с ужасом смотрела на него. Это не Риддл. Он не мог быть таким жестоким волшебником. Мой Том никогда меня не обидит, а этот мог и убить за одно неверно сказанное слово. Тем временем он продолжал, все так же сжимая меня в руках.

— Сейчас ты убежишь и будешь избегать меня. Неделя, две, максимум месяц. А потом придешь мириться. Принесешь какое-то дурацкое яблоко или книгу и сделаешь вид, что простила меня. А не надо прощать. Не за что. Потому что даже сейчас ты не сердишься. Не можешь, и я это отлично знаю. Потому что зависишь от меня так же, как и я от тебя. И всегда будешь оправдывать любой мой поступок в своих глазах. И возвращаться ко мне. Не сразу. Позже, гораздо позже.

Том часто и глубоко дышал. Его лицо стало ужасно бледным, лишь глаза злобно сверкали. Парень наслаждался моим страхом, впитывал его. И это, признаться, пугало меня гораздо больше, нежели его слова. Хотя и они оставили в моей душе шрамы. Новые, безобразные шрамы, легшие поверх старых. Изуродовавшие, извратившие все, во что я раньше верила. Нужно признаться хотя бы себе — Том прав. Я такая же, как и он. Сумасшедшая, гадкая, невыносимая девчонка, не способная любить. Нечем. Нет более той черты, пред которой я останавливалась, цепляясь за человечность.

— И знаешь в чем парадокс, Гермиона? — продолжал он. — Я не могу тебя прогнать. Вычеркнуть из своей жизни. Ты бесполезна, но я раз за разом тянусь к тебе. Ты как опухоль, сидишь внутри меня и не даешь свободно вздохнуть. Иногда даришь крохи тепла и нежности, и тут же отталкиваешь, прикрываясь надуманными проблемами. Лгунья!

Он наклонился ко мне так, что наши лбы соприкоснулись. Его кожа пылала, словно его лихорадило. Пальцы все крепче сжимались. Наверняка завтра на коже появятся синяки. Но это сейчас было совершенно неважно. Кажется, я начинала понимать, что хочет сказать мне Риддл.

— Ты никогда не даешь мне забыть, что я не один, что должен отвечать еще и за тебя. Это абсурдно! — воскликнул он, внезапно отстранившись от меня. — Лучше бы тогда тебе не приходить в мою комнату, после смерти Линды. Тогда все и началось, помнишь?

Я кивнула. Конечно помню! А так же то, как он наплевательски отнесся ко мне, когда мы приехали в Хогвартс. Как сторонился, не разговаривал неделями, а потом «неожиданно» вспоминал и вел себя так, словно я его лучший друг. Сотни раз использовал и лгал, не видя в этом ничего противоестественного и аморального. А я… все прощала. Потому что были и другие воспоминания, связывавшие нас. Искренняя улыбка, крепкие объятия, тихий голос, раз за разом терпеливо объяснявший мне сложные заклинания. Совместные занятия в библиотеке, ночные вылазки в поисках приключений и сильная рука, ни разу не давшая мне оступиться. Том всегда подстраховывал, оберегал и защищал меня. По своему, порой действуя жестко и бескомпромиссно. У Риддла не было друзей. Он в них не нуждался. Меня же всегда выделял из толпы. Это было так на него не похоже. А я обижалась, сердилась, спорила и совершенно не хотела принимать его странной опеки. И не смотря ни на что, я любила его. Теперь я могу признаться в этом себе.

Всхлипнула и, подавшись вперед, обняла Тома. Обхватила руками, как ребенок, нашедший самое дорогое в жизни существо. А он не обнял меня. Остался стоять холодный и совершенно не желающий помочь мне принять горькую правду.

— Видишь: не прошло и месяца, как ты меня «простила», — съязвил парень. — Я не хотел тебя обидеть, Гермиона. Ты должна понять, что не можешь играть со мной так же, как со своими друзьями. Я тебе не друг, Грейнджер.

Верно, он больше чем друг.

Том легко провел рукой вдоль моей спины. Затем, подцепил пальцами подбородок, заставляя взглянуть на него. Мое заплаканное лицо представляет собой жалкое зрелище. Парень, казалось, не обращал на это внимание, наклонился вперед и легко поцеловал меня в лоб.

— Моя Гермиона. Только моя, — нежно и болезненно искренне.

И в этой фразе заключался весь смысл нашего разговора.

* * *

— Эйвери!

Слизеринец остановился, оглянулся и удивленно посмотрел на меня. Как же! Я ведь посмела окликнуть его посреди коридора, заполненного спешащими куда-то учениками.

— Чего тебе? — холодно поинтересовался он.

Не ответив, я поманила его за собой. Джонатан скривился, но последовал за мной. Завернув за угол и миновав галерею, мы оказались в небольшом закутке. Ученики редко сюда заходили, так что мы были надежно скрыты от любопытных глаз.

— Грейнджер, зачем ты позвала меня? — требовательно спросил Эйвери.

Сегодня он выглядел не таким уставшим. Светлые волосы аккуратно зачесаны, мантия застегнута на все пуговицы и крючки, а круги под глазами почти исчезли. Настоящий пай-мальчик в накрахмаленной рубашке.

— Сказать спасибо. Ты помог разобраться мне кое с чем, — сказала, продолжая его рассматривать.

Странно, но из всех приятелей Тома Джонатан раздражал меня меньше всего. Парень был мне неприятен, но он никогда не позволял себя вовлечь в сомнительные авантюры, за исключением случая с Блэром.

— Неужели? — притворно удивился он, а потом заявил: — Я непременно расскажу об этом моим друзьям! То-то они развеселятся, узнав, какой ты можешь быть благодарной.

Слова прозвучали резко, как оскорбление. Да и не мог Эйвери говорить со мной по-другому. Не умел.

— Нет, не скажешь, — возразила я. — Ты слишком расчетлив.

«И труслив», — добавила я про себя.

— Не будь такой самоуверенной, маггла.

Он смерил меня взглядом, полным презрения, и развернулся, намереваясь уйти. Я мысленно поаплодировала ему. Этот жест был чрезвычайно красноречив. И наигран.

— Джонатан, а что скажут твои друзья на то, что ты якшаешься с грязнокровкой? — невинно поинтересовалась я.

Он вздрогнул. Повернулся ко мне лицом и сложил руки на груди в защитном жесте.

— Ты думаешь, это остроумно? — он буквально излучал недовольство, пытаясь быстрее избавиться от моего общества. — Что тебе надо от меня? Решила отомстить мне за Блэра?

— Нет. Лишь дать совет.

Его красивое лицо выражало недоверие и какую-то детскую обиду. Он совершенно не мог понять, к чему весь этот разговор.

Тем временем я продолжила говорить:

— Не пресмыкайся перед Риддлом. Так ты ничего не добьешься.

— Грейнджер, ты спятила. Я прекрасно знаю Риддла. Он мой…

— Друг? — перебила я его. — Не смеши меня! У него нет друзей. И никогда не было.

Парень сглотнул и как-то неуверенно посмотрел на меня. Я знала, что он умный волшебник и наверняка понимает, что его используют, но продолжает упорно искать одобрение Тома, тянуться к более сильному человеку. Зачем? В чем смысл?

— Ты не глуп и многое понимаешь. Просто постарайся, чтобы Риддл об этом не забывал. Так ты больше не вляпаешься по уши в дерьмо.

— И никто из твоих друзей больше не пострадает, — сказал он.

Я была права! Слизеринец прекрасно следил за ходом моих мыслей.

— Да, — подтвердила я.

— А он не ошибся в тебе, — вдруг искренне улыбнулся Джонатан.

Я пожала плечами. Свое дело я сделала. Теперь выбор за парнем: последовать моему совету или же остаться еще одним безликим из Ордена Салазара.

— Сегодня собрания Ордена. Ты придешь? — поинтересовался он.

— Не знаю, — честно ответила я.

Необходимо ли оно мне? Вся эта грязь и ненависть, ставшая основой влияния Тома, и так глубоко въелась в мое тело, опутала меня всю, не позволяя забыть, очистить свой разум. Я не хотела становиться частью Ордена, но был ли у меня выбор? Я не знала.

Завернув за угол, краем глаза заметила полосатую кошку, бегущую к выходу из галереи. И что она здесь делала? Ведь жилые помещения находятся в другом крыле замка. Неужели заблудилась? Сомневаюсь. Скорее всего, искала приключений на свою глупую голову.

Играть в шпионов чрезвычайно увлекательно. И почему я раньше не догадалась сделать это? Ведь слежка — самое простое и безобидное средство. За неделю я узнала больше, чем за последние полгода. И все благодаря моему новому облику. Волшебники так гордятся своим чутьем и изобретают сотни заклинаний, чтобы уберечь свои секреты. Но совершенно не придают значения окружающих их вещам. И животным.

Долгая изматывающая работа наконец-то принесла результаты. Я поборола в себе страх и смогла преобразиться. Стань ловкой, сильной, незаметной. Быть кошкой удобно. Именно это слово приходит мне на ум первым. А еще — волнующе. Я по-новому стала воспринимать окружающий меня мир. Оказывается, слова совершенно не важны и скучны. Гораздо интересней слушать голос, который никогда не может скрыть правду. Я наловчилась слышать ее, искать в интонациях и эмоциях, откапывать в ворохе недомолвок и лжи. Запахи так же стали моими верными друзьями. Конечно, мое обоняние не такое острое, как у собаки, но и я кое-чему научилась. Я всегда могу определить, сколько в комнате человек, узнать, боятся ли они, могут ли быть опасны. Запах страха ни с чем нельзя спутать. Он — влажный, одурманивающий. Его я всегда улавливаю рядом с людьми, которые окружают Риддла.

Слизеринец — скрытный и изворотливый парень. Даже теперь мне не удавалось разузнать о нем больше, чем раньше. А вот его свита наоборот стала мне ближе, понятней. Но также и более отвратительной. Долохов — садист. Больной садист. Любит запугивать, издеваться и не брезгует рукоприкладством, когда его что-то не устраивает. Лестрейндж — очень осторожен, но любит выпить стаканчик-другой огневиски. Несколько дней назад, во время очередной вылазки, я встретила его в подземельях. Он был вдрызг пьян и все время глупо хихикал. Гадкое зрелище. Розье — слишком легко подпадает под чужое влияние. С виду парень заносчив и самовлюблен, а на самом деле слишком не уверен в себе. Поэтому ему нужен кто-то, кто будет все время управлять им, говорить, что можно делать, а что нет. Жаль, что этим человеком стал Риддл. Эйвери же труслив. Он слишком дорожит своей шкурой, чтобы добровольно рисковать ею ради кого-то. Это мне только на руку, поэтому сегодня я решила проследить за ним и, кажется, не ошиблась в своем выборе.

Ступая на мягких лапах, я могу особо и не прятаться. Кто обратит внимание на глупую кошку? Да и еще на такую невзрачную, полосатую, гладкошерстую дворняжку. А Эйвери определенно куда-то спешил. Возможно, на таинственное собрание Ордена Салазара? Подслушанный разговор Джонатана и Гермионы был познавательным. Нет, я не виню подругу за ее молчание. В подобной ситуации я бы поступила точно также. Но как же мне хотелось вывести его, Тома Риддла, на чистую воду! Открыть все его темные делишки и помочь подруге освободиться от пагубного влияния. Гермиона сейчас так не похожа на ту девочку, с которой я познакомилась на первом курсе. Тогда она была сильной, целеустремленной и не позволяла ему командовать собой. Теперь же подруга изменилась. Смелая и веселая девчонка исчезла, а вместо нее появилась нервная и бесхарактерная тень. И ее не оправдывало даже то, что она влюбилась в слизеринца. Эти мысли были настолько противоестественны, что заставляли меня брезгливо морщиться. Риддла нельзя любить! К нему можно испытывать что угодно, от ненависти до восхищения. Но любить? Нет, нет и еще раз нет.

Я обязательно ей помогу. Я ведь смогла уговорить ее не пить больше ту дрянь, которую сварил Том. Ну, ладно-ладно. Каюсь, я просто вылила зелье в унитаз и заменила его крашеной ароматизированной водой. Вреда от нее никакого, впрочем, как и пользы. Зато Гермиона перестала вздрагивать каждый раз, когда ее касались.

Я следовала за Эйвери, стараясь держаться на расстоянии пары метров. Он несколько раз оглядывался, словно чувствовал слежку. Но, никого не обнаружив, вновь возобновлял свой путь. Я чувствовала, что сегодня должно произойти нечто важное. И чем ближе я приближалась к цели, тем сильнее в моей голове звенел тревожный колокольчик. Своеобразный сигнал, оповещающий меня о грядущих неприятностях. Но я не могла позволить себе сейчас уйти. Я так близко подобралась к тайнам, столь тщательно охраняемым Риддлом. Нельзя сдаваться! Я теперь кошка и, если что-то случиться, сумею вовремя скрыться в лабиринте подземелья.

Вот Эйвери вышел на осветленный участок коридора и, пробормотав «Левзея», скрылся за появившейся в стене дверью. Ах, как не осторожно! Внутренне ликуя, я смело вышла из-за угла, где ранее пряталась. С высоты кошачьего роста мало что можно было разглядеть, но, осмотревшись, я узнала это место. Если пройти по противоположному ходу, то можно выйти в основной коридор, ведущий к гостиной факультета Слизерин. Надо же, все тайны Риддла были прямо под моим носом. Хитрый, Мерлин его побери!

Чрезвычайно довольная своей находкой, я не сразу заметила человека, появившегося рядом со мной. Он не стал терять время на бесполезные размышления. Просто выхватил палочку и произнес безразличным и до боли знакомым голосом:

— Ступефай!

Я едва успела отскочить в сторону. Заклинание попало точно в то место, где еще несколько секунд назад я сидела. Рефлекторно прижав уши к голове, я зашипела на парня. Да что он себе позволяет? Так можно все кости переломать! Конечно, кошка — не студент, но и за издевательство над животным по головке не погладят. Он, тем временем, настороженно наблюдал за мной, держа палочку наготове, я же отступала назад.

Мы как будто танцевали. Он делал шаг вперед, я — отклонялась, ускользая от навязчивого внимания. Парень зеркально повторял мое движение, пытаясь обойти со стороны. Раз, два, три… Он опять подошел слишком близко. Я скрываюсь в прохладном мраке коридора, пятясь назад. На четырех лапах это делать ой как неудобно! Раз, два, три… Близко, совсем близко. Что же ты делаешь, друг? Неужели Риддл и тебе успел промыть мозги?

Нет! Я так просто не сдамся. В последний момент делаю обманное движение и, когда заклинание повисает в воздухе неоконченным аккордом, в два прыжка прошмыгиваю мимо парня. Быстрее! Вперед, туда, где свет и живые голоса! Он ни за что не осмелиться напасть на меня там.

Быть кошкой так удобно. Ведь никто не воспринимает ее шалости всерьез…

* * *

Я спешу. Нужно быстрее добраться к гостиной в гриффиндорской башне. Как только я выбралась из подземелья, сразу же обернулась в человека. Конечно, рискованно разгуливать в таком виде после отбоя. Мистер Норингтон — известный параноик и по ночам любит бродить по замку, ловя отчаянных и глупых учеников. Но я-то умная, верно? Значит, меня не поймают.

Успокаивая себя этими доводами, я поднялась по последней лестнице наверх. Завернула за угол и… остановилась. Посреди коридора стоял мой старый друг и улыбался. Как будто и не было полчаса назад того опасного танца в подземельях, как будто не он помешал мне все разузнать об Ордене Салазара. Может, произошла ошибка? Не узнал, перепутал, испугался… Наверняка, он тоже следил за слизеринцами. А тут я так неожиданно появилась и спутала все планы. Красивый обман, правда?

Но нет. Ошибки не было. Мой старый добрый друг продолжал улыбаться, даже когда резким, рубящим движением взмахнул палочкой в мою сторону. Я отчетливо понимала, что не успею поставить щит. Более того, даже палочка была мне недоступна. И как же обидно, до слез, до искусанных губ и расцарапанных в кровь ладоней. Обидно, что тот, кому доверяешь — нападает. Вспышка! Момент невесомости и оглушающая боль, когда я столкнулась с чем-то твердым и неподатливым.

Кошка хитрая и ловкая, кошка смелая, но я-то человек...

* * *

Театр абсурда — вот как я могу описать свою жизнь. Мой лучший друг ведет себя как последняя слизеринская сволочь. Он самоуверен и эгоистичен. Иногда добр и ласков, но только наедине, а за стенами выручай-комнаты Том чужой. Порой мне кажется, что парень ненавидит меня за то, что я видела его настоящее лицо. И приняла, несмотря ни на что.

Моя лучшая подруга уже два дня лежит в больничном крыле. У нее сломана рука и сильное сотрясение мозга. За все время она приходила в сознание лишь дважды. Ей тут же давали порцию снотворного и обезболивающего, и она вновь проваливалась в спасительный сон. Медсестра уверяла, что ничего непоправимого не произошло, и нынешнее состояние Минервы — результат сильного потрясения. Дескать, ее разум таким образом защищает хозяйку от болезненных воспоминаний. Я дважды в день прихожу ее навещать. Часто меня сопровождают Арчи и Гильберт. Последний уверен, что на Мини напал кто-то из слизеринцев. И — удивительно! — не только он. Но учителя не верят на слово ученикам, а доказательств у них нет.

О да, они пробовали найти виновного, даже проверяли палочки некоторых студентов. И ничего не выяснили. Ни-че-го. Я тоже, не смотря на все мои усилия. Хотя Эйвери и обмолвился, что это дело рук одной из марионеток Риддла. Но вот кто это сделал? Кто? Кому это было нужно?

У меня вновь не было ответов. И как же хотелось спросить: люди, что вы делаете? Зачем? Мне хотелось кричать: громко, пронзительно, с надрывом. Так само, как я любила Тома. Или я только придумала это? Я более ни в чем не уверена.

А люди продолжали жить. Им было наплевать на мои метания. Жалкие попытки отстоять правду вызывали у них скуку. Но, тем не менее, они продолжали вежливо улыбаться и кивать, соглашаясь с каждым моим словом. Это абсурдно и гадко.

Я же наконец-то проснулась от вязкого и мучительно-сладкого сна. Сегодня утром, стоя в ванной перед зеркалом, я поняла, что что-то изменилось. Не было больше навязчивого шепота в моей голове, подсказывающего «верное» решение той или иной задачи.

Может, все дело в том, что Минерва лежит без сознания? Или то, что я перестала пить зелье, которое варил для меня Том. Он говорил: «Бодрит и очищает разум от ненужных мыслей». Ага, после него вообще в голове пусто, как в котле Долохова.

Зато появляются сомнение и вечное «если». Если бы Риддл был откровенен со мной, если бы он не стремился к власти, если бы не пытался подавлять мою волю — все это вносило полную неразбериху в мою и без того сложную жизнь.

Но я-то помнила его слова.

«Ты не Ричардсон. Не забывай об этом»…

«Ты бесполезна»…

Как будто от него есть толк! Только умеет, что вредить всем, кто его окружает. Непонятная злость и обида накрывали меня с головой, заставляя вспоминать все жестокие и резкие слова, которые были между нами. От ненависти до любви один шаг, а путь в обратную сторону и то короче. Хотя… Кого я обманываю?

Я люблю Тома, но это чувство, живущее в глупом сердце, больше не остановит меня. Риддл не имел права безнаказанно творить все, что ему взбредет в голову. Он так дорожил своей мнимой властью. Прекрасно! Вот только что будет, если его лишить этого?

* * *

Я рисковала головой, но это так будоражило! Как же давно я не чувствовала себя такой живой и полной сил. Тем не менее, эта выходка, достойная Арчибальда, а не меня. Это он сначала делал, а потом думал. А я люблю все заранее спланировать, вот только времени в этот раз совсем не было. Очередное приглашение на собрание Ордена Салазара пришло неожиданно. Я очень долго уклонялась от посещения подобных мероприятий, справедливо полагая, что ничего хорошего на них не происходит. Сегодня же, поддавшись эмоциям, я согласилась и с головой окунулась в захватывающее ночное приключение.

Из скупых рассказов Эйвери я знала, что на вечер запланирована «карательная» акция, направленная на грязнокровку. Мне не сказали, кто жертва. Да я и особо не расспрашивала. Если мой замысел удастся — человек сможет избежать незавидной участи игрушки. В последнее время Джонатан стал лучше ко мне относиться. Конечно, друзьями не разлей вода мы не стали, но и оскорблять меня он перестал.

Место, которое я выбрала для свершения правосудия, трудно было назвать удачным. В нише, за рыцарскими доспехами, было тесно, пыльно, и к тому же рука с алебардой заслоняла половину коридора. Что бы нормально колдовать, нужно было сидеть на корточках и буквально наполовину высунуть руку за границы ниши. Неудобно и, если смотреть прямо на доспехи, то можно меня заметить. А если это случится, то мне будет очень и очень плохо. Ведь хуже взбешённого Риддла только оборотень, ужаленный осой. Оба совершенно безумны в своей ярости, но первый, в отличие от второго, еще и злопамятный.

У меня затекли ноги, болела спина, но я продолжала всматриваться во мрак коридора. Ждала малейшего намека, звука, колебания воздуха, хоть чего-то, предупреждающего о том, что игра началась. Терпения, всего лишь немного терпения, и мои усилия будут вознаграждены…

Слабый лучик света неуверенно подрагивал, словно боялся быть обнаруженным. Или это дрожала рука волшебника, держащего палочку? Не знаю, но это определенно не Том. Слишком тусклый огонек, слишком неуверенно шел человек.

Вздохнула. Где же пропадал Риддл? Почему его нет, когда он так нужен? В коридоре было холодно, и я ужасно хотела спать, тем не менее, продолжала выжидать. Отступать сейчас было не разумно. Не тогда, когда страдали дорогие мне люди.

Подбадривая себя этими мыслями, почти пропустила появление столь долгожданного гостя. Том не спеша минул место моего укрытия и замер, не приближаясь к группе учеников. Они его не заметили, что не удивительно. Сейчас эти жестокие дети были заняты более интересными, с их точки зрения, вещами. А именно насмешками над подвешенным в воздухе человеком. Огонек на кончике палочки слабый, и мне не удавалось рассмотреть лица бедняги. Кое-что все же бросалось в глаза: ярко-оранжевые пижамные штаны. Их я видела впервые, значит, это не гриффиндорец.

Горько усмехнулась. Сейчас на моих глазах издевались над человеком, а я в это время размышляла, гриффиндорец он или нет. Какая ирония!

Брезгливо поморщилась, услышав взрыв смеха после особенно удачной «шутки», и сосредоточила все свое внимание на Томе. Ему эта забава не нравилась. Разумеется! Разве жалящие чары могли хоть капельку заинтересовать нашего признанного гения? Не-е-ет! У него более изысканный вкус на пытки. Чего только стоили его эксперименты надо мной. Гнев с новой силой разгорался внутри груди, мешая думать. А время шло. Тик-так, тик-так. Вот еще одна минута прошла, а я все медлила.

Сделала глубокий вдох и, плавно взмахнув палочкой, прошептала:

— Инпедимента!

Том вздрогнул и застыл на месте, не в силах пошевелиться. Ободренная успехом, я продолжила:

— Силенцио!

Ну вот, теперь мы поменялись местами с Риддлом. Он — безмолвный зритель, а я режиссёр в нашем театре абсурда. Конечно, нападать со спины подло. Я не гордилась собой и не испытывала ни капли удовлетворения, но как ещё с ним бороться? Честно и открыто? Не смешите меня! Он не приемлет благородства и только рассмеется вам в лицо. Лишь используя момент неожиданности и хитрость, можно было попробовать ненадолго взять над ним верх. Совсем на краткий срок, но мне хватит и этого. Арчи, Гильберт, Минерва — все они так или иначе пострадали по вине Тома. А я… Нет! Не хочу вспоминать.

Слишком больно и горько осознавать, что тебя ни во что не ставили. И пусть я вела себя как испорченная, эгоистичная девчонка — это он шаг за шагом делал меня такой, уподоблял себе, лишал воли. Что ж, пускай теперь пожинает плоды. Уж я-то его не разочарую!

Я выбралась из ниши и, стараясь поменьше шуметь, направилась в противоположную от веселящихся учеников сторону. Скоро здесь появиться Пивз, а он сумеет переполошить весь замок, если хорошенько постарается. В самом деле, пара невинных фраз, сказанных Почти Безголовому Нику, не приведет к катастрофе. И никто не виноват, что привидение слишком болтливо, а его слушатели зачастую любят напакостить людям. Ну, поймают учеников, снимут баллы, может, даже отправят на отработку — это же не смертельно! Зато доверие к Тому пошатнется. Это всего лишь шалость, верно?

* * *

— Опиум? — недоверчиво переспросил Арчи. — Ты уверена?

— Абсолютно. Если добавить его в зелье Бодрости вместе с листьями трифолии, то можно получить отличное зелье подчинения. Или «жидкий Империус», как его окрестил профессор Слагхорн, — мрачно сказала я.

— Но это же незаконно. Кто вообще мог додуматься сварить такую гадость?!

О, Арчи! Я отлично тебя понимала. Ты был возмущен и искренне недоумевал, зачем такое надо? А я вновь обманывала, покрывая Риддла. Но и сказать правду не могла. Пусть эта маленькая грязная тайна останется на моей совести. Поэтому в ответ я лишь пожала плечами и сменила тему разговора.

Мне удалось проучить Тома. Даже представить трудно его ярость, когда он понял, что совершенно беспомощен. А уж когда мистер Норингтон поймал его на горячем…

Забавы слизеринцев получили широкую огласку. Больше всего всех поразило то, что и всеобщий любимец Риддл был тоже в этом замешан. Слухи ширились и обрастали все новыми подробностями, превращаясь в сочные сплетни, тем самым серьезно подпортив Тому репутацию пай-мальчика.

Разумеется, он догадался, кто его подставил. Каждый день я ощущала на себе прожигающий взгляд, чувствовала, как он окатывает меня волнами презрения и ненависти. А еще Риддл ждал, когда я к нему приду, но я избегала его общества. Он не понимал, как все могло поменяться в один момент, и почему я его отталкивала. Не хотел верить, что утратил контроль над своей самой верной марионеткой.

Я же старалась забыть обо всем. Свободное время посвящала своим друзьям, избегая одиночества. Ведь за ним придет тоска и острая потребность в сильных объятиях Тома. Сейчас я могла не думать об этом. Впереди еще одно лето в приюте, где кроме меня и Риддла не будет ничего, что сумеет сберечь мою душу. А глупое сердечко радовалось и продолжало надеяться на что-то…

Я все еще скучала, хотя и прошло много времени. Апрель, май, начало июня — слишком мало, что бы забыть о его голосе. Тем более что он все время напоминал о себе. О, Том умел настаивать! Игнорировать слизеринца у меня не получалось. Я не хотела с ним разговаривать, даже видеть его красивое, надменное лицо было невыносимо для меня. Но Риддл бы не был собой, если бы не смог привлечь мое внимание.

Заколдованный учебник плавно скользил над моей головой, каждый раз уклоняясь, стоило мне попытаться поймать его. Я махала руками, подпрыгивала и даже пыталась словить его с помощью магии. Все тщетно! Учебник был гораздо шустрее и, словно в насмешку, каждый раз после особенно неудачных попыток подлетал ближе и меланхолично обмахивал меня страницами. Усталая, раскрасневшаяся, я тяжело дышала и искала глазами шутника. Им оказался Том, который с усмешкой наблюдал за моими потугами. Скрипнув зубами, я выкрикнула:

— Экспелиармус!

Парень с легкостью отразил мои чары. Снисходительно посмотрев на меня, он сказал:

— Отвратительно. И как с такой реакцией ты умудрилась обыграть меня? — задал он вопрос, и тут же ответил: — Наверняка ударив в спину. Но, Гермиона, это же так не благородно…

Я взмахнула палочкой еще раз, пробуя оглушить его. Он отбился и со смешком прокомментировал:

— Уже лучше. Я почти поверил, что ты сможешь меня зацепить.

Со сторон раздались одобрительные возгласы — ученикам явно нравилось разыгрывающееся перед ними представление.

— Благородство? — переспросила я. — Тебе ли о нем вспоминать? Ты вообще предпочитаешь сваливать всю грязную работу на своих приятелей!

В последнее слово я постаралась вложить все презрение и ненависть, на которые была способна. Риддл недобро прищурил глаза и, стоило мне отвлечься, сделал молниеносный выпад в мою сторону. Палочка выскользнула из пальцев и оказалась у него в руках. Том медленно улыбнулся, он был доволен своей безобразной выходкой. Вот только где-то в глубине темных глаз тлел крошечный огонек обиды и еще чего-то трудноопределимого. Как будто это я его предала, а Риддл отчаянно искал причину, почему я так поступила.

Ему впервые за четыре года назначили отработку. Отличник и любимец учителей дважды в неделю по вечерам чистил котлы. Представляете? Арчи ликовал и все порывался пойти посмотреть на это действие. Я его отговорила, полагая, что издевки Гриверса окончательно выведут Тома из себя. Слизеринец и так ходил темнее тучи. Даже вечная маска хладнокровия и спокойствия давала трещину, стоило кому-то упомянуть о том злосчастном вечере. Минерва лишь качала головой, наблюдая за творившимся вокруг безобразием. Когда же я призналась ей, что это я заколдовала Риддла, она назвала меня глупым ребенком, а всю затею — возней в песочнице, которая не доведет меня до добра.

И вот теперь Том стоял напротив меня, а я была беспомощна. Рядом его верные «друзья» и несколько любопытных учеников, от которых ждать помощи бесполезно. А я совсем одна, как Мейбл, как Эндрю Баксли, чьи ярко-оранжевые пижамные штаны у меня всегда будут ассоциироваться с той жгучей ненавистью, которую я испытала, глядя на забавы аристократов.

Каков будет твой следующий шаг, мой друг? Отдашь ли меня на растерзание прихлебателям или сам будешь играть с жертвой? Что ты выберешь, Том?

Риддл сумел удивить меня. Он отменил заклинание, и учебник рухнул на землю у моих ног. На него упала палочка, небрежно отброшена тонкими пальцами.

— Бесполезно, — сказал он. — Ты все равно ничего не понимаешь.

И развернулся, с намереньем как можно быстрее покинуть презренное общество.

— Но, Риддл, неужели ты все так оставишь? — удивился Долохов. Наверняка он жаждал продолжения прерванной забавы и теперь недоумевал, отчего все закончилось, не успев начаться.

— Не твоего ума дело, — грубо ответил Том. — Оставь ее в покое. Грейнджер больше не будет вмешиваться в наши дела.

Уверенность, с которой он произнес это, могла развеять любые сомнения. Даже я на миг поверила ему, а потом улыбнулась. Черта с два я оставлю все как есть! Эта печальная сказка еще не закончена, и следующую страницу писать мне. И ты это отлично знаешь, Том.

* * *

Приют из года в год ни капельки не менялся. Серые, унылые стены, бездушные улыбки воспитателей и откровенно недружелюбные взгляды детей встречали меня каждый раз по возвращению из замка. Но раньше было проще. Том всегда был рядом и часто одним лишь своим присутствием мог успокоить меня. А его столь любимое «маггл», брошенное очередному дураку, объявившему мне с Риддлом войну, имело воистину волшебный эффект! Мы сразу начинали строить план, как проучить выскочку. Мы. Как странно сейчас звучало это слово. После той стычки он больше не пытался заговорить со мной. Иногда мне казалось, что Том избегал меня, старался не замечать. Мне было неприятно. По началу я злилась и обижалась, потом пару раз порывалась подойти к нему сама, но останавливалась, стоило мне вспомнить тот роковой разговор в Выручай-комнате. В конце концов, я смирилась с таким положением вещей.

Сейчас, идя по коридору в свою комнату, я остро ощущала пустоту в том месте, где всегда было тепло. Я знала, что в мою дверь больше никто не будет стучать, никто не будет окликать в коридорах и садиться рядом со мной в столовой. Мелочи, но из них состояла моя жизнь в приюте. Теперь же будет тяжело. Столь ненавистное мне одиночество тяжким грузом вновь давило на плечи.

* * *

Утром меня ждал сюрприз. Мои любимые старые туфли были добротно приклеены к половицам. Я их едва не порвала, пока отдирала. Конечно, у меня была и другая обувь, но новую обувать было жалко. Отлепив вторую туфлю, я хмуро рассматривала серую массу, очень похожую на слабое зелье соединения. Вопрос о том, чьих рук это дело, отпал за ненадобностью. Вот только зачем это Риддлу?

В дверь постучали, отвлекая меня от раздумий. Я открыла дверь, все еще сжимая туфлю в руке. На пороге стоял Том и приветливо улыбался. Я же озадаченно посмотрела на него, не понимая, зачем он пришел.

— Доброе утро, — как ни в чем не бывало поздоровался парень.

— Привет… А зачем ты туфли приклеил?

На лице Тома появилась снисходительная улыбка, а потом он сказал:

— Ну, надо же было как-то привлечь твое внимание.

— Вот как, — пробормотала я и попыталась закрыть дверь. Риддл не дал мне это сделать, ловко поставив ногу в проем.

— Не сердись. Лучше пошли завтракать, я подожду тебя в коридоре.

— Нет.

— Что нет?

— Я никуда с тобой не пойду, — упрямо выпятив подбородок, ответила я.

Задорный блеск в темных глазах угас, взгляд стал усталым. Риддл явно не рассчитывал на столь холодный прием, считая мой немой протест очередной блажью. А и правда! К чему все эти ссоры? Ведь он всего лишь травил меня зельем, подавляющим волю. Сущий пустяк, верно?

Риддл молча убрал ногу и позволил мне закрыть дверь. Смотря на аккуратный белый прямоугольник, я испытывала разочарование. Он так легко сдался. И даже не стал спорить. Это заставляло задуматься над тем, какими чернилами будет написана следующая строчка. Черными? Алыми? А может быть, зелеными? Ведь зеленый — цвет надежды и… скорби. Может, он оставит мне чистый лист и заведет новую тетрадь, где будет доминировать лишь один цвет. Но это неправильно и эгоистично.

Когда я вышла из комнаты, Том все еще стоял возле моей двери. Мы не сказали ни слова за всю дорогу, ведущую в столовую. Но, перед самым входом, парень цепко схватил меня за локоть и, наклонившись к уху, прошептал:

— Будь добра: сделай лицо поприветливей. А то, глядя на тебя, можно подумать, что ты проглотила жабу.

Конечно! Большую, темноглазую и наглую. Я попыталась отстраниться, так как мне и правда было неприятно. Он слишком сильно сжимал пальцы на моей руке, и мне было больно.

— Пусти!

— Отпущу, — легко согласился Том и тут же добавил: — А ты улыбайся.

— Я не буду!

— Придется! Я же взамен расскажу тебе, что еще приклеил в комнате. И даже помогу все исправить, не испортив вещи, — пообещал парень.

Сбросив его пальцы с моей руки, я нехотя кивнула. Вещей было жалко — их у меня и так немного. А эту странную просьбу-приказ я могла исполнить, ведь вреда от нее не будет.

Мы вошли в столовую вместе. Уже все собрались и приступили к трапезе. Подростки старались игнорировать нас и делали вид, что их чрезвычайно интересует овсянка в их тарелках.

Я с любопытством смотрела на детей, которых не видела почти год. Бен поправился, окреп и выглядел внушительно. Если бы я не знала, что он добродушнейший из людей, испугалась бы. Хелена как была дурнушкой, так и осталась. Сейчас она весело болтала с девочками, сидящими рядом с ней, и неестественно громко хихикала. Что ж поделать — она любила быть в центре внимания. Дориана я нигде не видела. Может, его усыновили? Ведь даже в нашем возрасте есть шанс обрести семью.

Эмми Бенсон похорошела. Густые льняные волосы отлично сочетались со светлой кожей, а приветливая улыбка делала ее лицо очаровательным. Я невольно взглянула на Тома. Он был хорош, слишком хорош. Даже в невзрачной приютской форме Риддл выглядел уверенно, а хмурое выражение лица только добавляло ему привлекательности. Впрочем, парень всегда умел выделяться из толпы. Интересно, а какой меня видели люди? Невзрачной и серой в сравнении со слизеринцем? Или загадочной и самоуверенной, раз я рискнула «дружить» с ним? Какой я стала в глазах людей, так долго ненавидевших меня?

Мы взяли подносы, получили еду, сели за стол и принялись поглощать пищу. Сидя рядом с ним, я ощущала тепло, исходящее от его тела. Рука Тома время от времени нечаянно задевала меня. Мы не разговаривали и этим вряд ли кого-то можно было удивить в приюте. У нас было негласное правило: не показывать слабостей и привязанностей на людях. Когда ты один против всех, то это чертовски хорошо помогает выживать!

Завтрак приближался к концу. Я уже начала строить планы на сегодняшний день. Если Том надеялся, что я как раньше буду проводить все свое свободное время вместе с ним, то он ошибается. Хватит с меня его сумасбродства и жестоких шуток! Лучше книжку почитаю или на улице погуляю.

Но моим планам не суждено было исполниться. Сзади к Тому подошел парень и насмешливо протянул:

— Так вот какая она — главная достопримечательность нашего приюта! Великий сумасшедший Риддл… Знаете, ребята, он больше похож на побитую собаку, нежели на злодея. Обычное пу-у-угало, которым ворон на огороде пугают, — голос незнакомца так и сочился ядом. Что примечательно — не звучал страх. Другие же боялись. Ненавидели, призирали, злословили, но боялись. А этот парень либо очень храбрый, либо очень глупый. Глядя на то, как заходили желваки на лице Тома, я с уверенностью могла сказать, что глупец как минимум сегодня не досчитается парочки зубов. Риддл обид не прощал.

Слизеринец отложил ложку, не спеша встал со стула и, развернувшись к насмешнику, с размаха ударил парня в челюсть. Бедняга едва устоял на ногах. Хорошо, что его поддержали мальчишки, не дав с позором упасть на пол.

Я недоверчиво посмотрела на Тома. Ну и как, скажите на милость, этот вежливый и всегда спокойный волшебник мог докатиться до махания кулаками? Я, не сдержавшись, усмехнулась и, когда он повернул ко мне голову, одними губами прошептала: «Молодец». Вы считаете, что я не права? Ну и пусть! Но и они тоже поступили плохо, наступая Риддлу на больной мозоль. Ведь он никого не трогал, а детки решили поиздеваться, забыв то, что с Риддлом шутки плохи и всегда чреваты весьма неприятными последствиями.

Том тоже в ответ подарил мне улыбку, с удовольствием принимая похвалу. На этом обмен любезностями закончился, на сцене появилось новое действующее лицо — миссис Коул.

— Вот он! Видите, что Риддл натворил? — раздался звонкий девичий голосок.

Хелена как всегда совала нос в чужие дела. И бессовестно врала, когда дело касалось меня или Тома.

— Господи, Ральф! — всплеснула руками женщина. — Немедленно иди к медсестре. Слышишь? Кто-нибудь, помогите ему дойти. Он едва на ногах держится!

— Миссис Коул, это Риддл его ударил! — наябедничала девочка, чье имя я не помнила.

— И почему я не удивляюсь? — задала воспитательница риторический вопрос. — Не прошло и дня, а ты уже успел наломать дров. Потрудись объяснить свое отвратительное поведение, Томас!

Она выжидающе посмотрела на парня. Он молчал. Я знала, что Риддл не будет оправдываться, считая это унизительным. Гордый, что б его! Это в Хогвартсе он мог спорить и что-то доказывать, а здесь Том предпочитал молчать. Ему не верили. Никогда. Впрочем, он сам был в этом виноват. Но сейчас я не могла оставить все как есть.

— Миссис Коул, — сказала я. — Ральф насмехался над Томом. Том всего лишь защищался.

Женщина с неприязнью посмотрела на меня. Давно прошло то время, когда она сочувствовала маленькой сиротке. Теперь я, как и мой старый друг, была записана в список вредителей, а им, как известно, не верили.

— Гермиона, тебе не стыдно обманывать старших? — ее голос замораживал малейшее желание продолжать спорить.

— Я говорю правду, — спокойно возразила я ей.

Знаю, битва была проиграна так и не начавшись. А победитель будет писать историю красными чернилами. Красный — это страсть, это ликование, это сила. Но кто им дал право выбирать этот цвет?

— Не верьте ей! — все та же девочка с невыразительными чертами лица. — Она все врет! Сама только что смеялась над выходкой своего дружка.

Откуда столько злости, милая? Что я тебе сделала? Ведь даже имя твое я не помню. Ловлю ее взгляд и многообещающе улыбаюсь. Девчонка побледнела и попыталась спрятаться за спинами стоявших рядом с ней ребят. Определенно длительное общение с Томом плохо влияет на меня.

— Хватит! — прикрикнула миссис Коул. — Все вы сейчас пойдете к миссис Эжбот и возьмете задания на сегодняшний день. А Риддл и Грейнджер будут дежурными в столовой. Думаю, что мытье посуды должно охладить ваш пыл и заставить задуматься над своим поведением.

Я кивнула в знак согласия, а Том лишь равнодушно пожал плечами. Чувствую, что эти каникулы будут не менее насыщены, нежели предыдущие.

* * *

Я ненавидела мыть посуду! Особенно в нашем приюте. Огромные кастрюли, множество тарелок и ложок, подносы и стаканы — бесчисленная вереница предметов, глядя на которые хочется повеситься. Моющий раствор и в подметки не годился разъедающему зелью. Если мыть посуду без специальных перчаток, то кожа становилась сухой и трескалась, а появляющиеся ранки плохо заживали. Я уже и не упоминала о толстом слое жира, который приходилось отдирать со стенок — настолько глубоко он въелся.

Риддл тоже ненавидел это занятие. Я знала, что его тошнило от слоя грязи, и он с радостью перебил бы всю кухонную утварь, но… нельзя. Поэтому парень с кислой миной на лице полоскал тарелки в холодной воде и вытирал их. Молча, не жалуясь на несправедливое наказание.

— Зачем ты ударил Ральфа? — я первая решилась нарушить тишину.

— Кого? — рассеянно переспросил он. — А-а-а… Сам виноват. Новичок, а уже строит оборотня. Ще-е-енок…

Я сосредоточенно отдирала с кастрюли пригоревший слой овсянки. Значит, злился. Плохо. Я сомневалась, что Ральф отделается синяком под глазом.

— Ты осуждаешь меня?

— Нет, и ты это прекрасно знаешь.

— Да.

Кажется, в его голосе появился намек на улыбку. Крохотный, но такой знакомый! И я черными чернилами добавила еще один штрих на странице. Постоянство и горькая улыбка — вот чего мне не хватало все это время. И я сама, добровольно, отказывалась от всего этого в угоду своим принципам. Черными чернилами пишут то, что нельзя стереть и вернуть. Но можно вернуться, верно? Начать все сначала и… опять попасть в ту же ловушку.

— Мир? — тихо спросил меня Том.

— Нет. Ты слишком заигрался, не беря в расчет ничье мнение.

Я сделала ему больно. Даже не поворачивая голову, я услышала, как он перестал вытирать тарелку, как задержал дыхание в попытке справиться с эмоциями.

— Хорошо, — безразлично бросил Риддл.

Но я-то знала, что ему хотелось хорошенько встряхнуть меня и спросить, за что я его наказывала. Том действительно не понимал таких простых, естественных вещей, как свобода и право выбора. И он будет раз за разом наступать на те же грабли, пытаясь убедить меня в своей правоте. И чтобы он ни говорил, Риддл скучал по мне так же сильно, как и я по нему. Мы были связаны прочными цепями. Они болезненные, крепкие и выжигающие клеймо там, где соприкасались с живой плотью. Вот только как научиться жить без них?

Когда мы ехали с вокзала в приют, Том всю дорогу сжимал мою руку. Мы сидели на заднем сидении форда, а водитель и миссис Эжбот впереди. Как дети, которые учились в частной школе и получали «стипендию», мы имели некоторые привилегии. Одна из них — два раза в год нас привозили и увозили с вокзала на машине. Невиданная роскошь для детей из приюта!

Риддл всю дорогу смотрел в окно на серые здания, мимо которых мы проезжали. Молчал и держал за руку. Тонкие, холодные пальцы сжимались то сильнее, то и вовсе просто накрывали сверху мою ладошку. В этом жесте было нечто одновременно трогательное и властное. Я никак не комментировала это. Смотрела вперед и старалась не разреветься. Как же плохо мне было тогда! Неправильно, совершенно неправильно и неприемлемо я поступала, отгораживаясь от Тома стенной молчания. А он не отпускал руку. И пальцы холодные, как ледышки, цеплялись за меня, как за последний рубеж. Перед чем? Я не знала, да и знать не хотела! А он молчал, в кои-веки давая мне право выбора.

Я задыхалась от жара, пылающего в груди, от холода, окутывающую мою ладонь, от боли, в клочья раздирающие мой больной разум. А он молчал…

И даже когда я забрала руку, выходя с машины, Риддл не ничего не сказал. Просто смотрел, как я ухожу вслед за миссис Эжбот. Не звал, не требовал, не просил. А я так хотела в тот момент остаться…

* * *

Вечером, когда я собиралась ложиться спать, мне под дверь просунули записку. Развернув белую бумажку, я прочла:

«Чернила на средней полке в шкафу. Футляр с палочкой на дне чемодана. Используй кожуру плодов бергамота, перетертую с волчьими ягодами. Нанеси на место, вокруг приклеенного предмета. Жди минут пять-десять.

P.s. Вещи лучше вымыть, что бы избежать неприятностей в будущем».

Не смотря ни на что, Том исполнял свои обещания. Только сначала их надо было из него вытрясти.

— Красивый, — мечтательно вздохнула Эмми Бенсон.

— Пфф… Вся его «красота» — это смазливая мордашка и тонна злости, — презрительно бросила моя старая знакомая, а сама с жадностью продолжала рассматривать Риддла.

Он сидел один на скамейке возле церкви. В белой рубашке, с аккуратно причесанными волосами Том был похож на ангелочка, скучающего от вынужденного безделья.

Миранда, девочка, чье имя я никак не могла вспомнить в столовой, подхватила Эмми под руку и с гордо поднятой головой прошла мимо парня. Смешная! Все ее ужимки и наигранное равнодушие смотрелись глупо. Неужели она думала, что таким образом сможет привлечь внимание Риддла? О, мой друг слишком самовлюблен, чтобы думать о ком-то, кроме себя.

А она издалека им любовалась и продолжала делать мелкие пакости. Мне. Представляете? И все из-за ревности. Понадобилось больше двух недель, чтобы понять эту простую истину. Миранда была по уши влюблена в парня, а он ну никак на нее не реагировал. К сожалению, девочка относилась к той категории людей, про которых Том говорил: «Серые, скучные и бесполезные». Все слишком просто, но оттого не менее болезненно для нее.

Я же, благодаря усилиям Миранды, четыре раза дежурила в столовой. Меня уже тошнило от вереницы тарелок и моющего средства. Наябедничать просто, главное придумать причину поправдоподобней. А Риддл все это время прохлаждался и читал книжки. Это так несправедливо!

Летние каникулы не задались с самого начала, и единственное, что меня хоть как-то утешало — письма друзей. Эти редкие весточки с другой, счастливой школьной жизни были для меня словно глоток свежего воздуха. Тепло, счастье и безграничная благодарность — вот что я испытывала, читая исписанный чернилами пергамент. Особенно я любила письма Минервы. В них не было изобилия красок или эмоций. Подруга умудрялась использовать минимум слов для того, что бы передать самые важные и правильные вещи. Знание — это сила, а грамотно поданная информация становиться оружием массового поражения. Именно эту теорию я взяла за основу для борьбы с Риддлом.

«Милая Гермиона, я искренне надеюсь, что небезызвестный нам человек не сумеет испортить тебе каникулы. Я волнуюсь. Твое последнее письмо состояло из двух предложений и подписи. Это так на тебя не похоже!

p.s. А Пола Негри не была вампиром. В хрониках упоминается лишь Теда Бара».

Мне стало стыдно. Я и вправду слишком невнимательно отнеслась к ее предыдущему письму. А все Том с его потрясающей способностью создавать проблемы на ровном месте!

Для меня стало неприятным сюрпризом то, что он давал это зелье и Арчибальду. Ведь жертв может быть гораздо больше! Я помню, Риддл упоминал о нескольких марионетках с других факультетов. Сомневаюсь, что они добровольно стали бы помогать ему. Теперь же понятно, почему Минерва так легко простила Гриверсу нападение. Мы договорились не рассказывать о выходке Арчи преподавателям. Его бы наказали или — еще хуже! — выгнали бы из школы. А мы этого не хотели, ведь он наш друг!

Том… Он вновь искусно манипулировал мной. Тогда, зимой, он просчитал линию моего поведения. Получается, все приложенные усилия по уговариванию Гриверса были ненужны. Парень и так был готов на все, благодаря волшебному зелью. Я же лишний раз убедила Риддла в своей готовности помочь другу. А он так умело играл чувствами и привязанностями ради достижения своих непонятных целей…

Чем я лучше Миранды? Такая же наивная дура, хоть и ведьма. Но, в отличие от нее, я не ленилась заглядывать в душу, обходя стороной привлекательную внешность. То, что я видела в глубине темных глаз Тома, меня пугало. Впервые я была вынуждена задуматься, способен ли он испытывать привязанность к кому-то. И зачем, черт его возьми, он продолжал навязывать мне свое общество?!

Сложив письмо, я спрятала его в карман и пошла в сторону приюта. В связи с военным положением был введен комендантский час. Мыть же посуду пятый раз за неделю мне совершенно не хотелось.

* * *

Впервые за долгое время я возвращалась с ужина одна. Обычно меня провожал Том до дверей моей комнаты и, попрощавшись, уходил. Милая и совершенно непонятная привычка. Мы с ним все так же пребывали в состоянии мирного конфликта, но он упорно продолжал создавать видимость «нормальных» отношений. За долгие годы все обитатели приюта настолько привыкли видеть нас вместе, что скорее бы поверили в победу Германии, нежели в то, что мы поссорились.

Именно поэтому на меня до сих пор смотрели как на чумную и продолжали сторониться. Раньше такое отношение задевало, и я частенько плакала по ночам в подушку, а потом стало все равно. Я научилась ненавидеть этих жестоких детей так же сильно, как и они меня. Вот только Риддла не получалось возненавидеть.

Я поднималась по лестнице вверх. Большинство детей все еще ужинали, так что я могла спокойно дойти до своей комнаты и укрыться за ее дверью от удушающей атмосферы всеобщего презрения и страха.

— Ты и вправду этого хочешь? — раздался неуверенный голос Миранды.

— Да, — сказал Том.

Я остановилась и посмотрела вверх. На пролете между вторым и третьим этажами находились подростки. Были видны лишь их ноги и подол серого платья девушки, но я догадывалась, что Риддл сейчас находился рядом с ней. Стараясь не шуметь, я стала прислушиваться к разговору.

— Но это опасно. Вдруг кто-то узнает? — жалобно спросила Миранда.

— А ты постарайся, что бы никто об этом не узнал, — продолжал настаивать парень.

— Хорошо, но… ты исполнишь свое обещание?

— Конечно! Все, что ты захочешь, красавица.

Сколько яда и презрения звучало в его голосе! Неужели она не понимала, что Том манипулирует ею? Неужели не чувствовала опасности, исходящей от него? Нет, Миранда ничего не замечала. Ее идеал, красивый, обаятельный мальчик, которого она так долго желала, наконец-то обратил на нее внимание. И вместо того, что бы задуматься о причинах столь нежданно свалившегося счастья, девушка сразу же согласилась на авантюру, стоило лишь поманить ее пальцем. Разумом же управляли эмоции. Интересно, сколько понадобиться времени, что бы щенячий восторг сменился осознанием того, что ее банально используют?

Что-то неприятно кольнуло в груди. Ведь я была на ее месте и вела себя точно так же. А Том наверняка посмеивался, наблюдая за моими метаниями. Горько улыбнувшись, я спустилась вниз, на первый этаж. Надо проследить за Мирандой, а то еще натворит дел. В самом деле, нужно быть выше этой «возни в песочнице», и, возможно, мне больше не придется краснеть за свои поступки.

* * *

— Хочешь яблоко?

Ральф хмуро посмотрел сначала на Миранду, потом на плод, бережно сжимаемый ладошками.

— Нет, — отказ прозвучал слишком быстро. Он явно хотел съесть яблоко.

Свежие фрукты в этом году были большой роскошью. Интересно, где Миранда взяла его?

— Зря! Оно вкусное, — уверенно сказала девочка.

Медленно, растягивая удовольствие, поднесла яблоко ко рту и замерла, хитро поглядывая на Ральфа. Удивительно, но в этот момент ее лицо было почти красивым.

Парень не выдержал и, отводя взгляд, попросил:

— Можно и мне немного? Пожалуйста.

Ему явно было неудобно и стыдно за свою слабость. То немногое, что я сумела узнать о нем из обрывков разговоров, наводило меня на мысль, что парень очень гордый и принципиальный. Раньше, до того как исчезли его родители, Ральфу бы и в голову не пришло просить что-то у чужого человека. Сейчас же правила игры изменились.

— Бери! — Миранда небрежно вложила фрукт в его ладонь и, не прощаясь, ушла.

Мне совершенно это не понравилось. Как и то, что я целый вечер была вынуждена следить за ней. Это так утомительно! С другой стороны можно смело предположить, что она отдала плод не просто так. Я вспомнила стычку в столовой, недобрый взгляд Риддла, которым он провожал Ральфа, а также поразительную мстительность моего старого друга. Определенно все это неспроста. Вздохнув, я подошла к парню и искренне посоветовала:

— Не ешь яблоко.

— Что? — переспросил он. — А, это ты…

— Я серьезно, Ральф. У тебя могут быть проблемы. Собственно, они уже у тебя есть.

— Вот как? Знаешь, что: не лезь не в свое дело, Грейнджер, — заявил мне этот глупец.

Я скрестила руки на груди и вкрадчиво спросила:

— Ты и вправду думаешь, что Миранда просто так, по доброте душевной, отдала тебе яблоко? Ну же, пораскинь мозгами.

Я видела, что Ральф начал сомневаться. Он то и дело подбрасывал на ладони плод, украдкой поглядывая на меня. Что ж, по крайней мере, парень согласился выслушать, а не сделал вид, что ненавидит сам факт моего существования.

— Риддла боятся не просто так, — произнесла я, рассматривая стену за его плечом. — Если бы он был безобидным чудаком или сумасшедшим, тебе бы о нем рассказали в последнюю очередь.

— Ты так говоришь, словно этот псих может меня убить!

Я снисходительно усмехнулась глядя в глаза глупому, смелому мальчику, так неосторожно выбравшему объект для насмешек.

— Он на многое способен, а ты его обидел. Том не забудет этого, поверь, — сказала, вынимая яблоко из его пальцев.

— Зачем оно тебе? — подозрительно переспросил Ральф.

— Хочу вернуть его Риддлу, — честно призналась я и ушла, не оглядываясь.

Есть много способов наказать обидчика. Но отравление никак не можно причислить к безобидным шуткам, которые мы раньше на пару с Томом проворачивали в приюте. О чем я и хотела напомнить ему.

* * *

— Что ты творишь? Это против правил!

— Ну и что?

Потрясающая логика! Казалось, я готова была голыми руками придушить слизеринца за его очередную гениальную выходку. А он лишь усмехался, отлично зная, что я ему не противник.

— Правила созданы для того, что бы им следовать! — продолжала я настаивать на своем.

На чердаке было как всегда пыльно и грязно. И тихо. Сюда почти никто не подымался после несчастного случая с Линдой, чем Риддл бессовестно пользовался. Именно поэтому я так быстро нашла его. Все же привычки, как и привязанности, со временем станут нашими слабыми местами.

— Мы сами создали эти правила. Ничего сверхстрашного не случится, если внести в них несколько поправок. — Том пожал плечами и вновь повернул голову к окну.

— Ах, теперь это так называется? — чуть повысив голос, вопросила я.

Черта с два он так легко отделается от меня! Я так просто не сдамся.

— Тебе-то какое дело? Ты же со мной не разговариваешь, — напомнил мне Риддл.

Я подошла к нему очень близко и, взяв за руку, развернула его к себе лицом. Он с усмешкой наблюдал за мной. Легкий, шальной огонек плясал в глазах, жадно всматривающихся в мое лицо. Казалось, из глубины зрачка Тома на меня смотрит незнакомец, от взгляда которого у меня все внутри застывает. Тряхнув головой, что бы сбросить наваждение, я требовательно спросила:

— Зачем ты отравил яблоко?

Повертев вышеназванным фруктом у него перед носом, я вопросительно подняла бровь.

— Гермиона, я не травил яблоко. Оно на все сто процентов съедобно, — доверительно сообщил мне Риддл.

— Ты врешь, — слова прозвучали не так уверенно, как раньше.

— Нет. Это правда.

— Тогда зачем ты приказал Миранде отдать его Ральфу?

Ничего не понимаю. Какую игру он затеял?

— Я хотел тебя подразнить, — признался парень. — Последнее время ты грустишь, а так у тебя появилась цель.

— Цель? — уточнила я, крепко сжимая ни в чем неповинный плод.

Он опять надо мной смеялся. Еще чуть-чуть и я сама, без палочки, прокляну его.

— Конечно! Ты ни за что не упустишь возможности «спасти» маггла от моего пагубного влияния, — с самым серьёзным видом заявил мне Том.

И что-то было не так в его словах, в колючих насмешках, в открытом презрении. Словно он раз за разом оголял худшие стороны своего сволочного характера, пряча тем самым нечто более значимое. Душу? Может быть. Но откуда тогда взялись эти эмоции? Так много противоречия, что мне стало казаться, что вся эта злоба направлена на него самого. А что, если…

— За что же ты так себя ненавидишь, что мстишь магглам, — я выделила последнее слово, — за малейшую обиду?

Риддл вздрогнул, словно я ударила его. Признаться, я и сама не ожидала от себя чего-то подобного. Просто сказала, не подумав. И нечаянно попала в самое больное и уязвимое место.

Вся дурашливость и притворное негодование исчезли. Даже обаятельная маска загадочного красавца съежилась и рассыпалась на тысячу бумажек, оголив истинное лицо Риддла. Того, которого многие боялись и ненавидели. Это было страшно: пустые холодные глаза, кривоватая ухмылка и столько боли и ненависти во взгляде, что мне стало трудно дышать. Я малодушно попробовала сбежать, но парень, предугадывая мой маневр, схватил меня за плечи и с силой вдавил в стену. Яблоко выпало из моих ослабевших рук и покатилось по грязному полу. Я приоткрыла рот, силясь что-то сказать, как-то успокоить Тома. Но не смогла. Вместо этого зачаровано смотрела на чистое безумие, прекрасное и в то же время ужасное в своей первозданной красоте. Таким я его еще ни разу не видела. Но в такого Риддла я, не раздумывая, влюбилась бы. Потому что лишь те люди подлинно могут быть гениальными, которые сами творят реальность. И те эмоции и чувства, открывшиеся мне сейчас на его лице, говорили красноречивей любых слов.

Ненависть. Он крепко держал меня в руках, причиняя боль своим касанием. Страсть. Порывисто и совершенно неожиданно поцеловал, в зародыше подавляя любое желание сопротивляться. Зачем? Сейчас это так правильно и необходимо. И так не похоже на то легкое касание губ в Выручай-комнате. Ярость. Он прижимал к себе так сильно, что мне не хватало воздуха, чтобы сделать вдох. Я всхлипывала и открывала рот, пытаясь разорвать эту болезненную близость, но Риддл не позволял. Он беззастенчиво углублял поцелуй, исследуя языком полость моего рта. Наслаждение. Чуждое моему разуму желание уступить, покориться ему становилось невыносимым. И этот невозможный человек прекрасно осознавал каждое свое действие. Давал мнимую свободу выбора, понимая, что я не захочу ею воспользоваться. Хотелось плакать от того, как легко он вновь манипулировал моими чувствами. И кричать от счастья, что вот он, Риддл, рядом! Стоит лишь протянуть руку и я смогу провести ладонью по его щеке, зарыться пальцами в мягкие волосы, стать на шаг ближе…

И это меня испугало. Я неимоверным усилием вывернулась из его рук и отошла на несколько шагов назад. Дыхание тяжелое, прерывистое. Словно за минуту пробежала все пять пролетов, ведущих в подземелья. Том выглядел помято. Волосы взъерошены, на щеках румянец и взгляд цепкий, голодный. Мне так много хотелось сказать ему сейчас, но я никак не могла найти нужных слов. А он улыбнулся медленно, понимающе, и сказал:

— Я ничего не сделаю Ральфу. Пока что.

Какой, к Мерлину, Ральф? О чем он? А когда поняла, мне захотелось убить Тома. Неимоверным усилием воли я сдержалась и осталась стоять на месте. Нельзя позволить ему увидеть мои истинные эмоции, это опасно.

Том смеялся, но в этом смехе не чувствовалось торжества. Скорее усталость. Может, он тоже запутался? Где-то не доглядел, что-то пустил на самотек, и сам попался в свою же паутину. Хорошая бы была развязка, поучительная. Но это ведь Том Риддл. Он всегда все контролирует.

— А с чего ты взял, что меня волнует участь Ральфа? — спросила, чуть склонив голову на бок.

— Может, и нет. Но ты не станешь отрицать, что тебя волнуют мои дела. Иначе ты бы сейчас здесь не стояла.

Он, спрятав руки в карманы штанов, не спеша подошел ко мне. И замер на расстоянии вытянутой руки. Сейчас его лицо было расслаблено, и глаза вновь лукаво блестели. Кажется, хорошее настроение потихоньку возвращалось к нему.

— Ты прав, Том, — согласилась и, чуть помедлив, спросила: — Зачем ты это все делаешь? В Хогвартсе идет борьба за власть, а здесь? Какой смысл? Я не понимаю.

Риддл долго молчал. Я же терпеливо ждала, когда он скажет хоть что-то. Нельзя было все время уходить от ответов, прятаться за масками, врать и извращать истину. Рано или поздно придет время платить по счетам. И в зависимости от того, в чих руках будет вексель — такова будет и цена. Вопрос в том, сможешь ли ты отдать долг?

— Здесь идет борьба с последствиями.

Как мало и в то же время так много сказано. Но — вот незадача! — исправить абсолютно все было невозможно. С этим приходилось жить и мирится, что тебя ненавидели за сам факт твоего существования. Это чертовски больно! Иногда я удивлялась, как Том не сломался за долгие годы одиночества. А если сломался? Сейчас передо мной, может быть, сломанная и наспех склеенная вещь. Тогда не удивительно, что он ненавидел всех людей, включая себя.

Хватит! Я опять начинала его оправдывать и жалеть. Отвернувшись, я спешно произнесла:

— Мне надо идти. Встретимся позже.

Сделала шаг, но Риддл не отпустил. Крепко обнял за плечи и устало сказал:

— Опять убегаешь. Может, хватит?

Я, не удержавшись, засмеялась. Немного истерично, зато искренне.

— Нет, — упрямо качнула головой. — Пока ты меня «догоняешь», у тебя не остается времени на глупости.

— Решила подработать летом психологом?

— Отнюдь. Мне просто нравится тебя дразнить, — повторила его же слова, освобождаясь от столь желанных объятий.

Не важно, что это не правда. Не вся, по крайней мере. Порой нужно говорить именно то, что человек хочет слышать в данный момент. И тогда есть шанс, не ломая, подчинить криво склеенную вещь. Даже вопреки обстоятельствам и боли, которую причиняет тебе этот человек. Нарочно-ли или случайно, не важно. Я сильная, справлюсь.

Резво увернувшись от рук Тома, я довольно улыбнулась и сказала:

— А целоваться ты не умеешь. Опыта не хватает, да?

И со смехом убежала от Тома. А парень в ответ что-то прошипел, явно нелицеприятное, но я этого уже не слышала. Бежала, стараясь быстрее попасть на улицу. Надежда еще есть, я в этом уверена. Она гналась за мной, я слышала ее тяжелое дыхание за спиной, ощущала цепкий взгляд на коже. Нужно было только протянуть руку и не дать ей ускользнуть. Тогда последствия больше не будут иметь значения. Мы сумеем стереть их и переписать историю заново. Вместе…

Что такое человечность? Можно ли ее увидеть или измерять? Или это метафора, красивое слово, которым обозначали правильные поступки? Если это так, то в моей жизни не было места человечности. Я любила поступать неправильно. Мне нравились плохие мальчики, но я продолжала тянуться к хорошим людям. Это было так естественно, когда в жизни преобладал один цвет, ты продолжал искать второй, чтобы разбавить однообразие, внести остроту в свою скучную повседневность. Может, это и было той причиной, по которой я впадала из одной крайности в другую? Какая же я на самом деле: добрая или злая? А Том?

Вздохнула, понимая, что выбрала неподходящее время и место для подобных размышлений. Сегодня мы пошли на митинг. Миссис Коул решила, что детям из приюта нужно принимать участие в общественной жизни. И вот мы уже целый час стояли на площади в окружении сонных, ко всему безразличных взрослых и слушали нескладную речь какого-то жутко популярного политика. Сцедив зевок в ладошку, я скосила глаза на Риддла. Он смотрел куда-то в сторону, совершенно ни на что не обращая внимания. Я легонько тряхнула его за плечо. Том повернул ко мне голову и шепнул: «Идем!».

Я взяла его за руку, чтобы не потерять друг друга в толпе, и пошла за ним. В любом случае, прогулка будет гораздо интересней, нежели бесполезные разговоры о войне и патриотизме. О них я читала каждую неделю в газете. А так же о великом вкладе Англии и антигитлеровской коалиции в борьбу против Германии и стран нацистского блока*. С каким удовольствием репортеры поливали грязью противников! Но ведь не стоило забывать, что правда у каждого своя. Это я запомнила в первую очередь после знакомства с Томом.

Мы уже были на полпути к выходу, когда услышали оглушающий звук. «Взрыв», — мелькнула в моей голове мысль. А затем совсем рядом прозвучал еще один. Меня отбросило вперед, на Риддла. Если бы он меня не поддержал, я бы упала на асфальт. И только гораздо позже я поняла, что это падение стало бы последним в моей жизни.

Казалось, что время застыло. Поначалу ничего не происходило, а потом на площади разверзся ад. Стоны, плач, крики о помощи — все смешалось в оглушительную какофонию боли и страдания. Моя правая рука онемела от предплечья до кончиков пальцев. Посмотрев на нее, я обнаружила, что рукав платья пропитан чем-то темным. Кровь.

Мне не дали долго рассматривать поврежденную конечность. Том заставил меня посмотреть на него и спросил, четко выговаривая каждое слово:

— Гермиона! Ты меня слышишь?

Лицо его было бледным, глаза лихорадочно осматривали меня, ища видимые глазу повреждения. Я неуверенно кивнула, крепче вцепившись здоровой рукой в его рубашку.

— Хорошо, — пробормотал он, а потом приказал: — Ты идешь за мной и беспрекословно выполняешь все, что я тебе скажу. Поняла? Нам надо отсюда быстрее выбираться.

Я еще раз кивнула, сильнее прижавшись к нему. Вокруг бегали люди, натыкались на нас, толкались и кричали, кричали, кричали до сорванных голосов. Мне стало страшно. Все здесь походило на глупый фарс или дешевый американский фильм. Поэтому эта ситуация пугала вдвойне, так как была реальной.

Том развернулся и повел меня назад, туда, откуда звучали взрывы. Позже он объяснил мне, что в одном и том же месте вряд ли бы прятали две бомбы и, на какое-то время, там было безопасно. Мы миновали пожилую женщину, которая баюкала окровавленную руку. Дошли до группы людей, сбившихся в кучку. Одни из них кричали, другие плакали, третьи истерически смеялись, четвертые смотрели остекленевшими взглядами перед собой. Я отвернулась, не в силах смотреть на это безумие. Зря. С другой стороны на асфальте сидел мужчина в когда-то дорогом темно-синем костюме и держал в руках свою ногу — ее оторвало взрывом от тела. Он раскачивался со стороны в сторону, как маятник, что-то бормоча себе под нос. И прижимал конечность крепко-крепко, как ребенок любимую игрушку. Да и ребенок здесь тоже был. Маленькая девочка держала за руку мертвую женщину и захлебываясь слезами громко звала:

— Мама! Мамочка, проснись! Ну, проснись же, мама!

А женщина лежала с застывшей безмятежной улыбкой на мертвом лице. Холодная и равнодушная ко всему, даже к своей родной дочери. Я уткнулась лицом в рубашку Тома, пытаясь сдержать тошноту. Еще и этот запах гари и чего-то сладкого, жареного. Не такой чистый аромат, как у цветков гибискуса, но не менее отвратительный. Кровь и горелое мясо. Мне стало плохо, казалось, еще чуть-чуть — и я потеряю сознание. Спасительная темнота была так близко…

Но Том не давал забыться. Он целеустремленно двигался вперед и, казалось, ни на что не обращал внимания. Подумаешь, мертвые люди? Делов-то! Каждый день кто-то умирал, так к чему разводить панику? Кому-то такой подход мог показаться бесчеловечным, но я-то позже, когда смогла обдумать все и проанализировать, поняла, что он пытался спасти нас. Засунув подальше свои страхи, он искал выход со сложившейся ситуации.

А еще Риддл сделал выбор. Слизеринец выбрал меня. Он ведь мог бросить Гермиону Грейнджер там на произвол судьбы и уйти, чтобы быстрее оказаться в безопасности. Но Том остался. И этот поступок говорил красноречивей любых слов.

Я плохо помнила дорогу назад в приют. Просто в какой-то момент шум сменился пронзительной тишиной, лишь изредка нарушаемой свистом ветра. Я попыталась сконцентрироваться на этих ощущениях, на свежести и резких порывах воздуха. Что угодно, только бы заглушить крики людей там на площади. Что угодно, лишь бы забыться на минуту…

* * *

Проснулась я в кровати, пахнущей лавандой и свежевыстиранным бельем. Рядом со мной была приютская медсестра, вводившая мне внутривенно какой-то препарат.

— Тебе повезло, милочка. Отделалась только легким испугом и царапиной на руке, — сказала она, заметив, что я очнулась.

— О чем вы говорите? — голос был слабым и хриплым.

— О диверсии на площади, — объяснила она, продолжая возиться лекарствами на тумбочке. — Другим повезло гораздо меньше.

— Кто-то погиб из приютских детей? — взволновано спросила я, желая и одновременно страшась услышать ответ женщины.

— Пятеро и миссис Эжбот. Еще шестеро лежат внизу, в палате. У тебя не такое тяжелое состояние, как у них, поэтому я решила оставить тебя в твоей комнате. Риддл согласился посидеть с тобой — вдруг что-то понадобиться? — и проследить, чтобы ты вовремя приняла обезболивающее, — ее слова были равнодушными, лишенными эмоций. Такими же, как и всегда. Словно погибли не ее подопечные и коллега, а кто-то чужой, далекий.

Я закрыла глаза и мысленно досчитала до десяти. Ничего не изменилось. Все так же ныла рука и болела голова. Не самые приятные ощущения, если задуматься.

Скрипнула дверь, и в комнату зашел Том, держа в руках поднос с едой. Я равнодушно посмотрела на него и опять закрыла глаза. Голова раскалывалась на кусочки. Может, если я усну, боль станет меньше?

Шорох, глухой стук, кровать просела от тяжести опустившегося на нее тела. Холодная рука осторожно погладила меня по щеке. Я вздрогнула от столь непривычной ласки.

— Ты не спишь. Открой глаза.

Послушно исполнила просьбу и посмотрела на хмурое лицо друга. Он выглядел уставшим и очень далеким от того безупречного образа, которого так тщательно придерживался.

— Как ты себя чувствуешь? — в голосе не было ни капли заботы, но я-то знала, что Риддл волновался за меня.

— Паршиво, — криво улыбнулась. — Ты узнал, что произошло на самом деле на площади?

— Да. Тебе какую версию рассказать? — поинтересовался он, отводя спутавшиеся волосы с моего лица.

— Правдивую, — сказала, ловя его ладонь и сжимая ее крепко, до побелевших костяшек на пальцах.

Хмыкнув, он рассказал мне все, ничего не утаивая и не приукрашивая. На площади во время митинга взорвались две бомбы. Погибших непосредственно от взрыва было мало. Больше всего пострадали дети с приюта святого Патрика, так как они ближе всего находились к диверсанту. Гораздо больше людей умерло во время паники, образовавшейся после взрыва. Их просто затоптали. Сотни напуганных магглов, пребывающих в шоковом состоянии, натворили больше беды, чем взрывчатка.

Ходили слухи, что вся эта акция была заранее спланированной, чтобы воздействовать через мирное население на правительство. Я подумала, что в жестоких «акульих» играх всегда страдали ни в чем не повинные люди. Кто они для власть имущих? Разменная монета или пушечное мясо в закулисных войнах? Ни то, ни другое не вызывало во мне энтузиазма. Впервые я задумалась о том, как бы я поступила, обретя власть. И поняла, что не знаю ответа. Слишком сложным и неоднозначным был этот вопрос. А Том? Он наверняка смог бы справится с этим тяжким бременем. В нем чувствовалась настоящая сила. Парень прирожденный лидер.

— Ты не слушаешь меня, — упрекнул Риддл.

— Да, — рассеянно отозвалась я, а потом вдруг попросила: — Полежи со мной.

Я сколько угодно могла доказывать свою независимость, но в самые тяжелые времена я продолжала искать помощь у Тома. Он мой якорь. Точка возврата в море агонии, с которой я вела борьбу каждый день.

Он снял обувь и лег рядом со мной на узкой кровати. Я повернулась к нему лицом, стараясь не потревожить раненую руку. Его дыхание спокойное, размеренное. Оно вызывало чувство защищённости. Том обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Так уютно и по-домашнему я себя давно не чувствовала. А Риддл? Что он сейчас ощущал? Может, ему было неприятно меня обнимать или моя маленькая слабость вызвала у него раздражение? Нет, определенно нет. Том относился к той категории людей, которые старались по возможности избегать неприятных для них вещей.

— Я никогда не отпущу тебя, — произнес он четко и уверенно.

— Я никуда не ухожу, — проговорила, чуть приподнявшись на руке.

Его слова удивили меня и в то же время вызвали приятную дрожь. Я вспомнила другие слова друга, сказанные мне зимой: «Ты моя, Гермиона. Только моя!».

— Неужели? А почему ты тогда каждый раз пытаешься убежать от меня? — его глаза насмешливо поблескивали в темноте. Он не верил сейчас ни одному моему слову. Это немного задевало.

— Ты пытался мной управлять. Я отстаивала свое право выбора, — сказала спокойно, взвешивая каждое слово.

Том пах так знакомо, травами, что я, не удержавшись, прижалась к его груди, наслаждаясь мгновением. Я эгоистка, но как же мне нравилось иногда ею быть!

— Убегая?

Риддл этим вопросом дал понять, что разговор не закончен.

— Угу, — неразборчиво пробормотала, теснее прижимаясь к любимому человеку. Как кошка к хозяину: и уйти не может, и остаться боязно.

— Гермиона! — сердито окликнул он меня.

Я тихо рассмеялась и наклонилась к его лицу. Близко-близко, чувствуя кожей его дыхание. А потом поцеловала в первый раз по собственной инициативе. Получилось немного неловко, но Том взял дело в свои руки. На этот раз он целовал меня медленно, словно смакуя. Я подхватила его игру, отдаваясь на волю случая. Это все из-за нервного потрясения, верно. Иначе бы я ни за что не позволила ему бесстыдно скользить руками по своему телу. Изучать и оглаживать и забираться руками под ночную рубашку. Точно, все из-за стресса!

Том подмял меня под себя и продолжал целовать. Губы, щеки, подбородок, шея — он ничего не оставлял без внимания. Его руки нетерпеливо сминали край ночной рубашки и тянули его вверх. Мне не хватало воздуха. Я выгибалась в его объятиях и обхватывала шею, и у меня в глазах темнело от боли. Раненая рука давала о себе знать в самый непоходящий момент. Не удержавшись, я вскрикнула и чуть отстранилась от парня.

— Что случилось? — его голос прозвучал низко, хрипло, завораживающее.

— Рука, — сказала, продолжая кусать губы, чтобы не застонать.

Его реакция весьма непредсказуема. Он уткнулся лицом мне в шею и сдавленно засмеялся.

— Что здесь смешного? — поинтересовалась, тщетно пытаясь скрыть обиду в голосе.

— Ничего. Честное слизеринское!

Я фыркнула и шутливо толкнула его. Он послушно перекатился на бок и привлек меня к себе. Поцеловал в висок, щекоча кожу своим дыханием, и предложил:

— Давай спать. А продолжить прерванное занятие мы сможет и позже.

Я мысленно поаплодировала его потрясающей самоуверенности. Он ни на минуту не сомневался, что я соглашусь на все, что угодно. «Может быть, Том», — возникла в голове вполне трезвая мысль, но вслух я произнесла:

— Давай доживем до завтра.

Он ничего больше не сказал, и я была благодарна ему за это. Сейчас я могла вдыхать его запах, ощущать кожей тепло его тела, слышать ровный стук сердца и мечтать о завтрашнем дне. И в такие моменты я не думала о хорошем и плохом, о возвышенном и низменном. Мне не важны были законы морали и мнение общества. Я могла позволить себе быть эгоисткой. Ведь эти моменты созданы для нас двоих. И мы никогда никому о них не расскажем. Запрячем в копилку памяти и будем наслаждаться одинокими зимними вечерами. Сейчас существовали только Том и Гермиона, а весь остальной мир пусть катиться в пропасть.

* * *

На следующее утро я проснулась рано. Том еще спал, продолжая обнимать меня. Во сне он выглядел таким трогательно-беззащитным, что заподозрить в нем матерого интригана и манипулятора мог только человек с больной фантазией. Я улыбнулась своим мыслям. Так непривычно и естественно лежать рядом с ним. В некотором смысле я была благодарна вчерашнему происшествию на площади. Ведь только когда теряем — понимаем настоящую ценность того, что имеем. Риддл не стал исключением из этого правила.

Том просыпался медленно, словно нехотя. Сначала участилось дыхание и стало более поверхностным. Затем открылись глаза, и взгляд с трудом сфокусировался на мне.

— Доброе утро, — с улыбкой сказал он, рассеянно глядя на меня.

— Доброе, — прошептала, растягивая губы в совершенно дурацкой гримасе полного блаженства. И понимала, что сейчас самый счастливый человек на земле. А Том? Он счастлив?

* * *

Время летело слишком быстро. Счастливы те, кто не замечал его, не смотрел каждые пять минут на часы, подгоняя стрелку. Мне некуда было спешить. Впервые за несколько лет я чувствовала себя на своем месте. И пусть оно далеко от идеала — это совершенно неважно. Словно в одночасье я перечеркнула половину своих принципов и убеждений. Изменилась, приспособилась, нашла то, к чему стремилась. И пусть у меня не получалось описать словами наши с Томом отношения, я знала — у них есть будущее. Пускай не светлое и безмятежное, но и не далекое. Мы сами строили замки из песка и разрушали их в угоду чьих-либо желаний. Не понимали ценность человеческого тепла, а искали нечто холодное и колючее, как ограненная под алмаз ледышка. Будем ли мы тогда счастливы? Нет, не будем.

С того памятного дня прошло больше месяца. Скоро мы уедем в Хогвартс, чтобы окунуться в новые тайны и увлекательные приключения. Но это лето я никогда не забуду. Том ведь тоже изменился. Он стал меньшим эгоистом, хотя по-прежнему не терпел, когда с ним спорят. Стал спокойней и уравновешенней, перестал строить планы, чтобы проучить «мерзких магглов». У него появилась цель, о которой он мне пока не рассказывал. Что-то связанное с его наследием в Хогвартсе. Я невольно вспомнила наши приключения с паучком и девичью уборную на втором этаже. Может, это как-то связанно?

Впрочем, когда придет время, он сам мне все поведает. А сейчас… Я могла наслаждаться последними летними деньками и строить планы на будущее. Пятый курс очень ответственный и сложный. Минерва в последнем своем письме сообщила, что ее и Арчи назначили старостами Гриффиндора. Риддл тоже получил значок старосты.

Староста Слизерина — звучит солидно. Я лишь тихонько посмеивалась, когда Том ради такого события достал мантию и полчаса вертелся перед зеркалом, примеряя на себя новую роль. Еще одна маска, еще одна иллюзия. Но я-то знала его настоящего.

И пусть наше будущее зыбко и непостоянно, я верила, что вдвоем мы справимся со всеми проблемами.

________________________________

*Два противоборствующих лагеря во Второй Мировой Войне.

15 октября 1943г.

— Ты жульничаешь! — возмущенно воскликнула Минерва.

— А вот и нет! — возразил Арчи. — Ты просто не хочешь признать, что играешь в шахматы хуже меня.

Вообще-то, он был прав. Подруга плохой стратег. Она блестяще могла справиться с любой экстремальной ситуацией, но когда дело доходило до многоходовых комбинаций, МакГонагалл терялась. Это не плохо, отнюдь. Но, тем не менее, такие мелочи ее раздражали.

— Жульничаешь! — продолжала настаивать на своем Мини. — Вот куда делся мой ферзь?

— Так он еще в начале выбыл! — доказывал Гриверс, перебирая осколки поверженных фигур.

Как известно, волшебные шахматы имели особую специфику, в буквальном смысле разрушая своих противников на игральной доске. Арчи выудил нечто отдаленно похожее на голову женщины и повертел ею перед носом Минервы. Она в ответ скрестила руки на груди и отвернулась, обиженно надув губы. До чего же уморительно было наблюдать за друзьями, особенно когда они «ссорились» из-за всяких мелочей. В эти мгновения они были такими милыми!

Я улыбнулась и вновь склонилась над пергаментом. Эссе о свойствах лунного камня было почти дописано, осталось сочинить вывод. Поэтому я перестала следить за разговором Минервы и Арчибальда и сосредоточила все свое внимание на задании. Не знаю, сколько времени я так просидела, но меня отвлек шум. В гостиную вбежал Гильберт и, став посреди комнаты, громко сказал:

— Всем ученикам запрещено покидать башню Гриффиндора до утра. Профессор Дамблдор просит старост немедленно пройти к нему в кабинет!

Ученики заволновались, и со всех сторон на парня посыпались вопросы. Кто-то решил, что на школу напали, и начал твердить об эвакуации, но его тут же одернули.

Минерва решительно растолкала локтями всех любопытствующих и отвела Блэра в сторону, чтобы перекинутся с ним парой слов. Арчи выглядел хмурым и, быстро сложив шахматы в коробку, направился к ребятам. Старосты внимательно слушали рассказ друга, а потом, не говоря ни слова, ушли. Я оставила недописанное эссе на столе и тоже подошла к Гильберту. Возле него уже собралось человек десять, так что я оказалась за спинами однокурсников и не видела лица Блэра.

— Эндрю случайно нашли в том коридоре, — говорил он. — Все знают, что там тупик, поэтому им никто особо и не пользуется. Обычно туда забредают только первокурсники или влюбленные парочки, которые прячутся после отбоя от Норингтона.

— Его убили? — дрожащим голосом спросила девочка со смешными хвостиками на голове.

— Нет-нет! Он точно был жив! — торопливо заверил всех Гильберт. — Я слышал, как профессор Дамблдор говорил, что на него наслали проклятие. Выглядел Эндрю неважно. Весь белый, как снег, и тело словно оцепенело. Сначала все подумали, что его обездвижили, но когда контрзаклятие не помогло, то профессора переполошились. Директор Диппет разослал учеников в общежития и потребовал, чтобы старосты немедленно прибыли в кабинеты своих деканов. Наверное, они будут помогать искать того, кто напал на Баксли.

— Но зачем все усложнять? Ученики иногда подшучивают друг над другом. Раньше из-за этого не ставили на уши всю школу, — проворчал высокий худой мальчик с россыпью веснушек на носу.

— Раньше так открыто не нападали на магглорожденных, — возразил Блэр.

В гостиной на минуту повисла тишина. А потом все тот же парень, упрямо выпятив подбородок, сказал:

— Это слизеринцы сделали.

Я зажмурилась, стараясь отгородиться от гула голосов. Мне было плохо. Сама мысль о том, что приятели Риддла опять принялись за старое, выбивала почву из-под моих ног. Неужели ради сомнительного удовольствия они готовы продолжать свои грязные игры даже наперекор воли Тома? Ведь он обещал, что этого больше не повторится! Обещал! Риддл не мог нарушить свое слово. Полтора месяца все было спокойно, и не было причин возобновлять старую вражду.

Мне жизненно необходимо было увидеть Тома, услышать его голос, ощутить тепло его тела. Тогда все мои страхи и сомнения разбегутся, как тараканы под карающим тапком. И все снова станет на свои места.

* * *

Минерва вернулась в спальню девочек поздно вечером. Я же терпеливо дожидалась ее. Возможно, старостам рассказали чуть больше, чем ученикам, и я надеялась выпытать у нее необходимую мне информацию. Эндрю Баксли был одной из последних жертв Ордена Салазара, и этот факт не смог оставить меня равнодушной к последнему событию.

Подруга не удивилась тому, что я не сплю. Напротив — опустила балдахин на своей кровати и поманила меня рукой, предлагая присоединиться к ней. Я послушно перебралась к однокурснице на кровать и вопросительно посмотрела на нее. У меня было столько вопросов! Но я сомневалась, что она сумеет ответить хотя бы на треть из них.

Тем временем Минерва что-то пробормотала и все звуки — будь то скрип кровати или сопение наших соседок — исчезли.

— Чары, — коротко объяснила она. — Не хочу, чтобы кто-то подслушал наш разговор.

Я кивнула, соглашаясь с ней. А потом спохватилась, что она в кромешной темноте ничего не видит так же, как и я. Мне стало немного неуютно, поэтому я зажгла небольшой огонь на кончике палочки. Он давал мало света, зато теперь я сумела разглядеть лицо подруги.

Между ее бровями залегла глубокая морщинка, губы были плотно сжаты. Минерва была сильно взволнована, но старалась не показывать этого мне.

— Что на самом деле произошло с Эндрю? — осторожно задала я вопрос.

— На него напали, но это был не студент, — ответила девушка, отчего-то внимательно вглядываясь в мое лицо.

— А кто тогда?

Я испытала огромное облегчение от этих слов. Значит, Том не нарушил слово! В конце лета я попросила Риддла прекратить нападки на магглорожденных. Он согласился, недовольно заметив, что ему придется найти новое развлечение для своих приятелей.

— Профессор Дамблдор предположил, что это сделало какое-то животное. Знаешь, там везде было битое стекло. Много битого стекла, а на Эндрю не нашли не одной царапины.

— Это странно, — задумчиво пробормотала я.

Минерва согласно кивнула и продолжила говорить:

— Позже выяснилось, что он хотел спрятать в том тупике зеркало желаний. Но так как оно было не подлинное — подделка — то чаще всего в нем видели какую-то ерунду, а не истинные желания.

— Я не понимаю, зачем ему было его прятать?

— Эндрю поссорился с друзьями из-за зеркала, — пояснила Минерва. — Видимо, оно показало совсем уж что-то неприятное, и Баксли решил его спрятать…

— … в коридоре, заканчивающемся тупиком. Какая блестящая идея! — язвительно заметила я. — Неужели нельзя было просто положить его в чемодан?

— Может быть, он не хотел, чтобы его любимую игрушку «случайно» разбили? — предположила МакГонагалл. — Насколько я поняла, мальчишки несколько дней не разговаривали из Эндрю, поэтому он решил спрятать зеркало от греха подальше.

Что же, в этом был смысл. Можно даже предположить, что Эндрю просто оказался не в том месте и не в то время. Я поделилась с Минервой своими мыслями.

— Да, это действительно может быть случайностью, — нехотя согласилась она со мной.

— Но ты в это не веришь. Мини, о чем ты умолчала? — я пытливо посмотрела на подругу.

Ее усталое, бледное лицо походило на застывшую маску. Только глаза были подвижными, внимательными, сомневающимися.

— Я волнуюсь за Арчи. Он странно отреагировал на происшествие, — объяснила Минерва, устало откинувшись на подушку. — Когда старостам рассказали о сложившейся ситуации, Гриверс был спокоен. Я бы даже сказала, невозмутим. А потом, когда нас разделили на пары и отправили патрулировать коридоры, он попросил отправить его на дежурство вместе с Риддлом.

Вот так новость! Зная вспыльчивость Арчибальда, не нужно быть пророком, чтобы понять, что дело может закончиться дуэлью.

— Арчи, конечно же, уверен, что во всем виноват Том? — раздраженно спросила я.

— Не сердись. — Минерва примирительно сжала мою руку. — Он ни в чем не был уверен, поэтому и решил сам во всем разобраться.

— В прошлый раз он Мерлин знает сколько времени провел под действием зелья. Неужели тот случай его так ничему и не научил?

Я не желала успокаиваться. Мне хотелось визжать и топать ногами от отчаяния. Ну почему когда все только начало налаживаться, нужно обязательно все испортить? Почему Арчи не мог хоть раз наступить на горло своей гордости и пойти посоветоваться с друзьями?

— Он уже больше месяца принимает антидот. Второй раз трюк с «жидким Империо» не пройдет, — заверила она меня.

С одним зельем не пройдет, так Том изобретет другое. Уж кто-кто, а он умел добиваться своего любыми методами! Конечно, сваренное Минервой зелье можно было назвать универсальным хотя бы потому, что оно не позволяло извне воздействовать на волю человека. Но всегда оставалась лазейка, которой можно было воспользоваться, чтобы обойти все запреты.

Так некстати пришло в голову воспоминание о задире-Ральфе. Ведь он тогда умер на площади, пусть это и было самым что ни есть неудачным стечением обстоятельств. Все кто переходил дорогу Тому, так или иначе платили за свои неосторожные действия. Это настораживало, заставляло все время быть собранным и готовым к нападению. Как на войне. Вот только как было сражаться с тем, кто являлся самым близким для тебя человеком во всем мире?

Я тяжело вздохнула и произнесла:

— Я завтра поговорю с Риддлом. Уж он-то точно в курсе всех последних событий.

— К тому же, он к тебе не равнодушен, — с усмешкой заметила Минерва. — Так что вряд ли мистер Риддл будет юлить и вешать тебе лапшу на уши как всем остальным.

— Что? — переспросила я, судорожно сжав пальцами палочку.

— Гермиона, все давным-давно уже знают, что вы встречаетесь. Неужели ты думала, что от наших сплетниц можно что-то утаить?

Снисходительный тон подруги заставил меня невольно поежиться. Я ненавидела, когда кто-то совал нос в мою личную жизнь.

— Мини, мы просто…

— Друзья? — насмешливо перебила она меня. — Друзей так собственнически не обнимают и не проводят с ними столько времени по вечерам в уединенном месте.

Резкие, насмешливые слова подруги заставили меня покраснеть. И ведь не признаешься ей, что мы все время находимся внутри Выручай комнаты, упражняясь в боевых заклинаниях.

— Слушай, мне все равно, что происходит между тобой и Риддлом. Но я не хочу, чтобы вновь начался тот беспредел, что был на четвертом курсе. Поговори с ним, попробуй убедить — тебе лучше знать, как себя с ним вести.

— Ты думаешь, он меня послушается?

Меня удивило то, с какой уверенности Минерва утверждала, что я сумею повлиять на Тома. Сама же я очень сомневалась, что сумею что-либо изменить.

— Вы связанны друг с другом. Крепче, чем можно только вообразить. Но эта связь как палка о двух концах. Ты никогда не сможешь уйти, а он ни в чем не сможет тебе отказать. Но, не смотря на это, я бы никогда не захотела оказаться на твоем месте, Гермиона.

— Почему? — тихо задала я вопрос.

— Это не любовь. Не то светлое, бескорыстное чувство, о котором все мечтают. Ваша же любовь, — Минерва выделила слово паузой, — эгоистична. Она уничтожает в порыве не только вас самих, но и всех, кто случайно окажется рядом.

— А ты романтик, Мини! — весело воскликнула я, пытаясь перевести все в шутку.

— Я прагматик, — возразила она. — И мне очень не хочется, чтобы поезд по имени Риддл переехал кого-нибудь только потому, что слизеринцу вдруг стало скучно.

Я кивнула и прошептала Нокс. Находиться сейчас рядом с Минервой было тяжело. Она говорила мне о том, о чем я даже не хотела задумываться. Слишком опасно, слишком заманчиво. Я же искала стабильности в том безумном калейдоскопе, которым стала моя жизнь. Пожелав Минерве спокойной ночи, я отдернула балдахин и направилась к своей кровати. Ощущение, что кто-то сверлит мне взглядом спину, было слишком сильным, чтобы его игнорировать. Но, оглянувшись, я не заметила ничего подозрительного. Тряхнув головой, я постаралась выбросить лишние мысли из головы — завтра будет тяжелый день.

* * *

С самого утра школа гудела, как растревоженный улей. Всем было интересно, кто напал на Эндрю. Арчи за завтраком был хмур и неприветлив. Казалось, он отгородился от меня и Минервы, стараясь по возможности даже не смотреть в нашу сторону. Но антидот исправно выпил, что не могло меня не радовать. Что же, одной проблемой меньше.

С Томом я смогла переговорить только перед обедом. Внешне он как всегда идеально поддерживал образ пай-мальчика, но я-то чувствовала, что он чем-то взволнован.

Риддл вместе с Эйвери направлялся к дверям Большого зала. Я догнала его уже у самого входа и подхватила под руку.

— Надо поговорить, — прошептала я.

Джонатан гаденько ухмыльнулся, заметив мой маневр, но никак его не прокомментировал. Отвернулся и пошел на обед, не дожидаясь приказа-просьбы Тома. Я довольно хмыкнула — он все-таки прислушался тогда к моим словам!

Мы прошли с другом по коридору и, лишь свернув за угол, стараясь оказаться как можно дальше от любопытных глаз, остановились.

— Том, мне нужно с тобой серьезно поговорить, — сказала я, твердо глядя в его глаза.

— Кто бы сомневался, — пробормотал он, поглаживая внутреннюю сторону моей ладони большим пальцем. Я смутилась и попыталась высвободить свою руку из его цепкого захвата. Несносный мальчишка не только не отпустил меня, но и еще приобнял за талию, ни на дюйм не давая отстранится.

— Рассказывай, что тебя тревожит, — произнес он, внимательно глядя мне в глаза.

Я пересказала ему наш ночной разговор с Минервой, умолчав о некоторых моментах. Мне не хотелось, чтобы Том узнал о нашем маленьком заговоре по освобождению марионеток. Сомневаюсь, что он обрадуется, узнав, кто все время путает его карты.

— Все верно. Слизеринцы здесь не причем, — подтвердил он мои слова.

— А ты? — невольно вырвался у меня вопрос.

Том удивленно на меня посмотрел, а потом, хитро улыбнувшись, сказал:

— Я не нападал на Баксли.

И почему у меня сложилось такое впечатление, что он вновь обманул не совравши?

— Ты мне веришь? — требовательно спросил он.

— Да, но… — я вздохнула и в свою очередь задала вопрос: — Ты знаешь, кто напал на него?

Чуть помедлив, он ответил:

— Да.

— Ты можешь обещать мне, что проследишь за тем, чтобы больше не было нападений на учеников?

— Да, — на этот раз он ответил без запинки.

— Хорошо, — я кивнула и впервые за сегодняшний день улыбнулась. — Пошли обедать.

Том тихо рассмеялся и прошептал:

— Маленькая, корыстная девочка. Всегда убегаешь, стоит лишь дать тебе то, что ты хочешь.

По дороге в Большой зал мы почти не встретили учеников, если не считать пары учеников из Рейвенкло и рослого третьекурсника из Гриффиндора. Кажется, это был Хагрид. Он прижимал к себе бумажную коробку, в которой что-то подозрительно попискивало. Я задумалась, кто на этот раз стал его домашним любимцем. В прошлый раз это была страшная, облезлая белка. В позапрошлый — кикимора, которая была чудо как хороша и ранима, пока не цапнула за палец Гриверса, пытающегося выудить ее из-под своей кровати. Как она туда забралась — до сих пор остается тайной за семью печатями.

Стоило мне сесть за стол, как Арчи поспешно встал и, пробормотав что-то про обязанности старосты, покинул Большой зал. Я обиженно посмотрела ему вслед. Ну как можно быть таким непрошибаемым? Он, как и Том, являлся неотъемлемой частью моей жизни. И я не собиралась прекращать общаться с одним только потому, что другой его терпеть не может. Пора уже перестать вести себя как ребенок и принять мой выбор. Арчи должен понять, что я ни за что на свете не откажусь от Риддла, какими бы неправильными и странными не казались наши отношения со стороны.

* * *

Время порой бывает безжалостно и жестоко. Оно крадет у нас минуты, часы, дни, недели. Самые счастливые и беззаботные из них несутся со скоростью снитча, рас за разом ускользая из наших рук.

Я боялась однажды проснуться и понять, что всего это не было. Что это всего лишь морок, навеянный мне злым шутником. Потому что все, что теперь происходило, слишком необычно и желанно, чтобы быть правдой.

Однажды мне приснился сон. Я стояла посреди пустынной дороги. Дома вокруг выглядели нежилыми. Заколоченные окна, распахнутые настежь двери, заросшие клумбы, ветер, гоняющий туда-сюда мусор, — все это было одновременно и похоже, и не похоже на мою прошлую, счастливую жизнь, где у меня была семья. Я чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Я куда-то бежала по дороге, все время прямо, опасаясь, что, если сверну, обязательно потеряюсь. В гнетущей тишине слышалось только мое тяжелое дыхание и шарканье обуви об асфальт. Когда бежать дальше не было сил, я остановилась, держась рукой за бок. Вокруг все также было пустынно и неприветливо, и мне стало все сильнее казаться, что ничего из моей реальной жизни никогда не было. Что она — это иллюзия, а сон — действительность, в которой мне предстояло блуждать до конца своих дней.

Мне было настолько плохо и одиноко, что я, не выдержав, позвала единственного человека, который всегда приходил мне на помощь:

— Том! Том! Где ты?! Мне так страшно, Том!

Мой голос звенел от отчаянья и боли. В каждое слово я вкладывала все силы и жажду жизни, которые еще теплились во мне. Ну, где же ты? Где?! Том!

Вдруг кто-то обнял меня сзади. Крепки, горячие руки надежно обвили мою талию, даря уверенность и давно позабытое ощущение покоя. Такого знакомого, родного, плавно переходящего в безграничное счастье. Ведь это Том, мой Том! Он пришел, чтобы забрать меня из этого ужасного места. Я широко улыбнулась и резко повернулась к нему лицом. И отпрянула, закрыв ладонью рот, в жалкой попытке сдержать крик.

Вместо моего любимого, насмешливого, красивого Тома стоял незнакомый мужчина с жуткой восковой маской вместо лица. Его глаза полыхали багрянцем, а рот, лишенный губ, скалился острыми, короткими зубами.

Он тянул ко мне руки и шептал, что все хорошо, что мне нечего боятся. А я пятилась от него, боясь поверить в то, что это чудовище и было Томом Риддлом.

— Куда же ты убегаешь, Гермиона? — шептал он. — Ты позвала, и я пришел. Как всегда, моя маленькая капризная девочка.

— Это неправда. Не может быть правдой, — сдавленно пробормотала я.

Сделав шаг навстречу ему, я протянула руку и коснулась уродливого лица. И оно разлетелось под моими пальцами на мельчайшие осколки, как и все, что меня окружало. Я вновь осталась одна.

Сильнее всего мы можем возненавидеть только тех, кого любим всем сердцем. Эта мысль крутилась в моей голове на протяжении всего урока. Не давала сосредоточиться и подогревала вспышки ярости, стоило мне лишь повернуться вправо. Там, наискось от моей парты, сидела причина моего сегодняшнего дурного настроения. Фелиция Киган.

Она была мила и все время улыбалась. Всем: учителям, ученикам, портретам, своему отражению в зеркале. Удивительно, как у нее еще не свело челюсть от этой сладкой улыбочки. Я досадливо поморщилась и села вполоборота к Арчи. Мне не хотелось видеть ни Киган, ни Риддла, который смотрел на нее с легким снисхождением. Он всегда так взирал на меня, стоило мне сказать какую-нибудь глупость. От этого становилось еще гаже на душе.

Эта сладкая парочка уже несколько дней везде появлялась вместе. На завтраках и обедах они сидели рядышком, в коридорах ходили чуть ли не под ручку, а на уроках эта белокурая слизеринка постоянно подсаживалась к Тому, хлопала ресницами и что-то говорила. А после внимательно слушала каждое слово Риддла так, будто он объяснял ей не элементарные законы трансфигурации, а заново открывал Америку.

Мне было горько и обидно. Почему он терпел ее рядом с собой? Почему позволял красть свое время и тратить его так бестолково? Я не понимала поступков Тома, более того, такое его поведение казалось мне диким и противоестественным. Меня бы друг давным-давно отругал за подобные глупости. Киган же он улыбался.

Я попыталась было сосредоточиться на словах профессора Дамблдора, но у меня ничего не вышло. Арчи, дернул меня за рукав мантии и придвинул сложенный пополам листик бумаги. Я, помедлив, взяла его в руки и развернула. Внутри незнакомым почерком было написано несколько слов:

«Встретимся на третьем этаже до обеда. Надо поговорить».

И все. Ни подписи, ни инициалов. Я вопросительно посмотрела на Арчи. Парень же в ответ пожал плечами, дескать, понятия не имею, от кого записка. Я хмыкнула и вновь повернула голову к учителю. Несомненно, это будет познавательный разговор, раз некто неизвестный стал так шифроваться.

* * *

Я стояла возле доспехов рыцаря, сжимавшего стальными перчатками эфес меча. Хороший такой кусок железа, массивный. Упустишь его на ногу — живого места не останется. Интересно, а если случайно «уронить» его на голову Фелиции, то она перестанет улыбаться? Или это уже не лечится даже сотрясением мозга? Я нахмурилась. Странно, раньше не замечала за собой такой кровожадности. Или все дело в Томе?

Наверное, надо признаться хотя бы самой себе, что я его ревную. Он и так длительное время ни с кем не встречался, посвящая львиную долю своего внимания только мне. А теперь я скучаю по всему этому, и мне безумного хочется придушить эту гадкую Фелицию и вернуть того Тома, который был моим надежным, пускай и не очень заботливым, другом.

Сзади послышались чьи-то торопливые шаги. Я оглянулась, сжав в кармане волшебную палочку. Конечно, первым дуэлянтом Хогвартса я никогда не была, но хорошей реакцией обладала. Если что-то пойдет не так, то я сумею за себя постоять!

Навстречу мне шел Эйвери. Взъерошенный, нервный — он постоянно оглядывался, словно боялся, что за ним следят. Поравнявшись со мной, юноша не остановился, а прошел дальше по коридору к дверям класса. Судя по всему, сейчас помещение пустовало, так как все ученики были на обеде. Открыв дверь, Джонатан еще раз внимательно обвел взглядом коридор.

— Иди сюда, — коротко бросил он, скрываясь за дверью.

Я помедлила. Мне совершенно не хотелось оставаться наедине со слизеринцем. Не смотря на то, что Эйвери больше не оскорблял меня и вел себя вполне сносно, я опасалась его. Вытащив палочку из кармана, я открыла дверь и вошла в комнату, в любой момент ожидая нападения. Несмотря на «покровительство» Риддла, я оставалась магглорожденной и никогда не забывала об этом. Мне не давали забыть, раз за разом напоминая, что я чужая в мире магии.

— Тебя никто не видел? — спросил Эйвери, стоило мне закрыть за спиной дверь.

Он был напряжён и так же, как и я, не выпускал из рук палочку.

— Нет, — я отрицательно покачала головой.

Интересно, что же такого сверхъестественного случилось, что Джонатан так подозрителен. Не иначе как молодой человек стал параноиком. Я мысленно усмехнулась: эти мысли были невероятны, но от этого не менее забавны.

— Хорошо, — он облегченно вздохнул и пожаловался мне: — Знаешь, Риддл в последнее время как с цепи сорвался.

— Что ты имеешь в виду?

Мне не понравилось начало разговора. Конечно, я не сомневалась, что из-за ерунды Эйвери не станет настаивать на встречи со мной. Но чтобы сразу начинать разговор с жалобы?! Это нонсенс!

— Он всех нас держит в ежовых рукавицах. Дошло уже до того, что Риддл заставляет марионеток из внешнего круга следить за нами. А все из-за того нападения…

— Подожди! — я перебила его. — Расскажи мне подробно, что тогда произошло?

— А Том не рассказал тебе? — удивился юноша.

— Не все. Ты же знаешь, Риддл любит недоговаривать.

Это была чистая правда. Не могла же я ему сказать, что, получив обещание друга остановить нападения, тут же выкину из головы неприятное происшествие.

— Он выпустил свою зверюгу на прогулку, — нехотя произнес Джонатан. — Том и раньше выгуливал ее, выбирая для этого малопосещаемые места. Но ты же понимаешь, что все предугадать невозможно. Баксли так не вовремя оказался в том коридоре! Долохов отошел-то всего на пару минут с поста… Если бы не зеркало, то грязнокровка умер бы.

Речь Эйвери была быстрой, словно он боялся, что не успеет мне все сказать. А может, у него действительно были веские основания для того, чтобы опасаться своего лидера? Мне ли не знать, что Том безжалостен в гневе?

— То есть это была случайность, — сделала я вывод из его слов.

— Да, — кивнул он. — С того дня многое изменилось: прекратились вылазки, сборы Ордена Салазара стали проводиться реже, за нами время от времени стали следить. Риддл понял, что кто-то из твоих дружков раскусил секрет его зелья после того, как потерял контроль над Гриверсом. Поэтому он усовершенствовал рецепт и сменил марионеток на всех факультетах.

Мерлин! Я судорожно вздохнула, прикидывая, чем это все может обернуться для нас. То, что Тома не остановишь и непростительным на пути к цели, я не сомневалась. Только вот чего он добивался? Какая конечная цель?

— Эта информация, несомненно, интересная и очень ценная, — осторожно заметила я. — Но чего ты от меня хочешь? Сомневаюсь, что ты решил поговорить со мной только ради того, чтобы рассказать, как тебе плохо живется на факультете.

— Да, ты права, — не стал отпираться Эйвери. — Мне нужна твоя помощь.

Красивое бледное лицо было серьезным. Трусоватый Эйвери решил и в этот раз не дожидаться, пока ситуация не разрешиться сама собой, а попытаться хоть как-то выпутаться из того болота, в которое угодил благодаря стараниям Риддла.

— Почему ты думаешь, что я стану тебе помогать? — задала я вполне закономерный вопрос.

— Ты гриффиндорка.

Его ответ меня позабавил, но я лишь презрительно хмыкнула и отвернулась от Эйвери.

— Тебе любопытно. Не спорь, иначе бы ты не пришла на встречу, — уверенно заявил он.

Я кивнула, показывая ему, что его слова заинтересовали меня.

— А еще ты с радостью померяешься силами с Риддлом, и, в отличие от меня, он не станет тебя наказывать за открытое противостояние.

— Хочешь меня использовать, — я понимающе улыбнулась: Эйвери был как всегда предсказуем.

— Не совсем, — возразил он. — Я предлагаю тебе сделку: ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. Я считаю, что это справедливо.

— Хорошо, — сказала я. — Вот мои условия: ты достаешь образец нового зелья, которым Риддл поит марионеток, и узнаешь хотя бы пару имен тех, кто попал под его влияние. А я взамен помогаю провернуть то дело, которое не дает тебе спать по ночам.

Джонатан одобрительно хмыкнул и сказал:

— По рукам! Я не ошибся в тебе, Гермиона. Ты действительно всецело наш человек: и телом, и душой.

Ваш? Нет, Эйвери. Я ничейная и полностью была довольна этим. Только так можно было выжить в приюте, а потом во враждебном мире чудес и не потерять себя. Не сломаться. А если учитывать, что моим самым близким человек во всем мире являлся Том, то не стоило удивляться тому, что я стала такой… слизеринистой.

* * *

Вылазку мы запланировали на ночь. Чтобы не возникло лишних вопросов, я сказала друзьям, что мне нужно поговорить с Томом. Риддлу я ничего не сказала. За последнюю неделю мы едва перекинулись парой слов. К тому же, Фелиция продолжала везде сопровождать его. Я здраво рассудила, что сегодня вечером ему будет не до меня.

С Эйвери мы договорились встретиться в том же классе.

— Нужно перекрыть трубы на третьем и втором этаже — так василиск не сможет выбраться из системы через внутренний периметр, — объяснял мне Эйвери. — Держи, это зелье «Ночной глаз». В течение получаса ты сможешь видеть в темноте. Не забудь взять шарф. Если Риддл выпустит своего питомца раньше, ты, по крайней мере, не превратишься в камень.

— Звучит оптимистически, — язвительно заметила я. — А если он меня укусит?

— Тогда ты умрешь, — любезно просветил меня Джонатан.

Разумеется! Другого ответа я и не ждала. Как и то, что на «дело» Эйвери не решится пойти один. А так можно было понадеяться, что тебя подстрахуют, если что-то пойдет не так.

По правде говоря, я сначала испугалась, узнав, что новым любимчиком Тома стал василиск. Хотя в этом не было ничего удивительного: я все еще помнила Змейку. Но любопытство вместе с жаждой знаний взяли верх над здравым смыслом. Я хотела хоть краем глаза увидеть рептилию, чего бы мне это не стоило. Мысль рассказать обо всем профессору Дамблдору или еще кому-либо из взрослых волшебников я сразу отбросила. Она была неправильной. Опасной. Ведь в первую очередь наказали бы Риддла, и я не думаю, что он бы отделался отработками и потерей должности старосты.

Когда мы добрались до решеток, закрывающих путь в лабиринт труб и вентиляционных шахт, Эйвери задержался на мгновение. Немного помявшись, он сказал:

— Грейнджер, не рискуй без надобности. С василиском шутки плохи. Если что-то пойдет не так — уходи.

Я удивленно посмотрела на него. С чего вдруг такая забота?

Юноша смотрел в сторону. В неровном свете факелов его красивое холеное лицо было обеспокоенным. Мне непривычно было видеть Джонатана таким человечным. Усмехнувшись, я заметила:

— Не бойся, Эйвери. Сомневаюсь, что в случае чего мой хладный труп сможет что-то кому-то рассказать.

Джонатан скривился так, словно я подсунула ему вместо конфеты флобберчервя. Открыв проход, он первым полез в лаз, отрывисто бросив:

— Шевелись!

Вот, теперь я узнаю Эйвери. А то мне на миг показалось, что его подменили, и под оборотным зельем со мной разговаривал кто-то другой.

Двигались мы быстро и уже через пять минут достигли развилки. Эйвери еще раз сверился с картой и, кивнув своим мыслям, сообщил:

— Ты идешь направо, я — налево. Через полчаса встречаемся здесь.

— Как скажешь, — я пожала плечами, показывая, что мне все равно.

Мы разошлись в разные стороны. Я шла все время горбясь, так как потолки были низкими, и выпрямится в полный рост не получалось. Воздух был тяжелым, сырым. Пахло плесенью и застоявшейся водой. Пол под ногами был неровный. Создавалось такое впечатление, что я иду по дну реки, устеленной мелкими камушками. Я сознательно не смотрела вниз, не желая знать о том, что находилось под ногами. Зелье исправно работало, и мне не было необходимости использовать Люмос для освещения дороги.

Дойдя до первого ответвления, я вытащила палочку и пробормотала заклинание, перекрывающее проход. Магический цемент надежно закупорил лаз, и я пошла дальше. Времени осталось немного, а мне предстояло проделать эту процедуру как минимум пять раз.

Я успела вовремя выполнить свою часть работы и уже возвращалась назад. Было даже как-то обидно, ведь вылазка походила больше на прогулку, нежели на настоящее приключение. Определенно, с Томом нарушать правила было веселее.

Я тяжело вздохнула, напомнив себе, что сейчас мое общество ему не нужно. Более того, нежелательно. И вся та нежность и понимание, что были между нами еще несколько недель назад, совершенно ничего не значат. Риддл привык быть один. Я же не имела ни права, ни желания навязывать себя ему. Эта вылазка была маленькой местью. Пусть это выглядело мелочно и по-детски наивно, но я не собиралась терпеть столь выраженное пренебрежение ко мне. Я не любила, когда меня игнорировали, и сделала бы все, чтобы проучить зловредного мальчишку.

Я почти добралась до развилки, когда услышала шум. Кто-то перекрикивался. Голоса людей отскакивали от стен, как горох, и шальным эхом рассыпались в разные стороны. Неужели Эйвери попался на горячем? Если это так, то впереди меня ждала катастрофа. Я выхватила палочку и медленно двинулась вперед.

Голоса становились то громче, то вовсе затихали. Пройдя еще несколько десятков метров, я увидела запечатанный проход слева. Наверное, Джонатан сумел закрыть несколько опасных участков, прежде чем его настигли неприятности. Вот только с каждым шагом я понимала, что все хуже вижу в темноте. Действие зелья заканчивалось, и это было плохо. Я вытащила из кармана шарф и обмотала его вокруг шеи в надежде, что успею вовремя завязать глаза, если наткнусь на василиска.

Внезапно шум стих. Это произошло так резко, что от неожиданности я остановилась. Я прислонилась спиной к стене и стала напряженно вслушиваться в тишину. Сначала ничего подозрительного не было слышно, но потом… Приглушенный, неприятный звук, возникающий тогда, когда что-то тащат по мелким камушкам. С каждой минутой он усиливался, и мне казалось, что он был везде: впереди, сзади, сверху, в моей голове. Нет, звук не вызывал панического ужаса. Напротив, я отчетливо понимала, кто ко мне ползет. Пугало другое: я не могла определить, откуда исходил шум. Казалось, что одновременно ко мне движется несколько василисков. Судорожно вздохнув, я начала действовать. Развернувшись, побежала назад. Остановилась лишь тогда, когда проход расширился почти в два раза. Вновь прислонившись спиной к стене, я быстро завязала шарфом глаза. В руках была сжата волшебная палочка. Я постаралась абстрагироваться от всех внешних звуков и шорохов и стала перебирать в уме заклинания, которые смогли бы мне помочь. Из книги я знала, что большинство моих знаний и навыков в данной ситуации бесполезны. Огонь и холод не помогут, так как василиск относится к рептилиям, а они менее чувствительны к перепадам температуры. Остановить, отбросить, связать змея так же не получиться: банально не хватит сил. Поэтому мне оставались лишь иллюзии и маскировочные чары.

Шум был слышен отчетливо, совсем рядом. Медлить было больше нельзя. Сделав глубокий вдох, я на выдохе пробормотала заклинание. Секунду-две ничего не происходило, а потом на весь коридор громко раздалось кукареканье петуха. Да, это была обманка, но, тем не менее, она мне помогла. По крайней мере, когда исчезли отголоски эха, я оказалась в звенящей тишине. Растерянная, слепая и беспомощная, как котенок, я прислушивалась к окружающему меня безмолвию, надеясь, что змея отступила.

Шорох возобновился. Сглотнув, я стала медленно отступать назад к развилке. Если повезет — выберусь в коридор раньше, чем меня поймают. Я сдерживалась из последних сил, пытаясь не перейти на бег. Убегать было нельзя — у хищника сработают инстинкты, и из раздражителя я превращусь в добычу.

Мне не повезло. Я споткнулась и упала, ободрав коленки. Василиск меня почти настиг. Я ощущала на себе ледяной, ощупывающий взгляд. Словно я не человек, а кусок мяса. Закусив губу, я резко повернулась. Палочка в руке подрагивала, но в целом я чувствовала себя уверенно. Если мне суждено умереть здесь, в отвратительном, дурно пахнущем месте, то я постараюсь сделать так, чтобы змея подавилась, глотая мое тело.

Я не успела начать колдовать. Вязкую тишину наполнило шипение. Оно не было ни доброжелательным, ни угрожающим, но мне стало дурно. Последние крохи смелости вместе со здравым смыслом исчезли, как только я поняла, что шипение звучит с двух сторон. Нежели василиск не один? Их двое? Меня прошиб холодный пот, и я машинально подтянула коленки к себе, пытаясь стать как можно меньше. Как в детстве, когда от всех ужасов и кошмаров прячешься под одеялом. Вот только у меня не было одеяла, и я уже давно не ребенок.

Внезапно все прекратилось: и шорох, и шипение, исчез и замораживающий взгляд. Мне показалось, что я осталась одна. Это было так неожиданно, что я не знала, радоваться мне или плакать! Но мне не пришлось делать выбор. Кто-то грубо схватил меня за руку и рывком поднял на ноги.

— Идиотка! Безмозглая курица! — выплюнул мне в лицо знакомый, любимый голос.

И я поняла, что мои неприятности только начинаются.

* * *

Куда вел меня Риддл — я не знала. Он не удосужился снять шарф с глаз, поэтому я время от времени спотыкалась, чем злила его еще сильнее. Том больше не говорил, но от него расходились такие волны ненависти, граничащей с яростью, что мне становилось плохо.

Наконец-то мы куда-то пришли. Красивый, мелодичный голос задал вопрос:

— Пароль?

— Беспечная русалка.

Я услышала скрип открывающейся двери, затем меня бесцеремонно втянули внутрь. Так же не спеша вход за нами закрылся. Я молчала и напряженно ожидала следующего шага Риддла. Он отошел от меня и что-то начал передвигать (или вертеть?). Я слышала, как сначала откуда-то потекла вода, а потом мои ноздри уловили легкий фруктовый запах. Персик, яблоко, малина и еще много чего незнакомого, но безумно аппетитного я ощутила в воздухе. Неужели Том привел меня в ванную?

Я подняла руки и быстро размотала шарф. Так и есть. Красивый кафель, отливающий в свете перламутром, огромный бассейн с плавными, удивительно красивыми изгибами бортиков, около дюжины медных труб, с которых вытекает вода… Определенно, я сейчас находилась в ванной старост. И я бы назвала ее самым замечательным и уютным местом в замке, если бы не злющий слизеринец, сверлящий меня недобрым взглядом.

— Раздевайся! — приказал он.

— Что? — переспросила я, недоуменно посмотрев на него.

Риддл не соизволил ответить. В два шага преодолев расстояние, разделяющее нас, Том начал методически снимать с меня одежду. Мантия и галстук были в два счета сняты с меня и небрежно отброшены на пол. Тем временем его пальцы вытащили из-за пояса юбки блузу и стали ловко расстёгивать пуговички. От Риддла исходил приятный, дурманящий запах, который вызывал у меня ненормальное желание прижаться к нему и поцеловать. Опомнившись, я попыталась его оттолкнуть. Конечно, Том не раз видел меня в ночной рубашке, но чтобы так нагло, не поинтересовавшись моим мнением, начать снимать с меня одежду?!

— Прекрати! Так нельзя! — воскликнула я, попятившись от него.

Мои руки подрагивали то ли от страха, то ли от усталости, но, тем не менее, я, упрямо посмотрела на него и сказала:

— Отвернись!

Уголок его губ дернулся, словно Том хотел что-то сказать, но передумал. Он отвернулся и, взяв мою мантию в руки, начал над ней колдовать. Я, быстро сняв с себя вещи и обувь, рыбкой скользнула в огромную ванную. И зашипела от боли, стоило горячей воде омыть свежие царапины и ссадины на моем теле.

— Какого лешего ты туда полезла? Эйвери же сказал, что сегодня мы должны были выпустить василиска на прогулку, — его голос звучал холодно, укоряюще.

Я угрюмо молчала, мочалкой оттирая грязь с кожи. Не дождавшись от меня ответа, Риддл продолжил говорить:

— Из-за твоей безалаберности сегодня пострадал еще один человек.

— Кто? — спросила я, напряженно глядя на друга.

— Эйвери. Я считаю, что Джонатану будет полезно побыть некоторое время в оцепенении. Впредь не будет мне противоречить, — жестко припечатал Том.

— Ты сам виноват в том, что тебе перестают верить.

Я подплыла к бортику и облокотилась на него. Риддл все еще сжимал в руках мою мантию, но теперь она была вычищена от грязи и паутины.

— Я? — тихо переспросил он. — Все шло за планом! Никто бы больше не пострадал, если бы вы не полезли туда! Так что в случившемся виноваты только вы.

Том был рассержен. Я заметила, как судорожно он сжимал кулаки, как подергивался кадык на горле, как плотно были сжаты тонкие губы. Вздохнув, я рассказала ему свою версию событий, рассчитывая, что за время моего рассказа он хоть немного успокоится. Я опустила лишь несколько мелочей, здраво рассудив, что о них ему знать не обязательно. Поэтому имя инициатора затеи и условия сделки остались для него тайной за семью печатями.

— Надо же, как вы все тщательно продумали, — протянул Риддл. — Вот только я тебе не верю. Ты что-то не договариваешь.

Да, юноша успокоился. Более того, подошел ко мне и сел на корточки, максимально открывая мне доступ в личное пространство. Это было хорошим знаком.

— По школе ходили слухи, что кто-то охотится на грязнокровок.

Я решило немного схитрить, рассказав ему о том, что меня тревожило, пусть это и не было ответом на вопрос.

— Глупости! Ты прекрасно знаешь, что то нападение было случайностью. На месте Баксли мог оказаться как полукровка, так и чистокровный волшебник, — как устало сказал это он. Очевидно, эти слова ему пришлось повторять в последнее время не раз и не два.

— Знаю, но это не может не тревожить, — я покаянно опустила голову, а потом протянула руку и коснулась его лица мокрыми пальцами. Том не отстранился. Напротив — накрыл мою ладонь своей рукой и сжал, продлевая ласку.

— Гермиона, не уходи от темы, — мягко, но настойчиво.

— Я скучала по тебе, — призналась я, краснея. — Ты много времени проводишь с Киган и…

— … ты ревнуешь, — закончил Риддл предложение. А потом улыбнулся широко, понимающе, с некой долей торжества.

Я вздрогнула и сделала попытку освободить руку и отплыть подальше от этого человека. Риддл не позволил. Вместо этого призвал палочкой большое махровое полотенце и настойчиво потянул меня за собой. Не успела я вылезти из ванны, как оказалась закутанной в мягкую пушистую ткань. Том привлек меня к себе, крепко обнял.

— Фелиция попросила меня помочь разобраться ей с некоторыми предметами. Я занимаюсь с ней репетиторством — она мне за это платит деньги. Вот и все.

— Но… — мне не верилось, что все так просто.

— Я и раньше помогал ученикам, но это в основном были парни.

На моем лице расплылась глупая и безумно счастливая улыбка.

Я не знаю, как долго мы простояли так. Мои босые ноги успели замерзнуть, а рубашка Тома промокнуть. Все-таки обниматься с мокрой девушкой не лучшая затея.

— Том, отпусти меня. Мне нужно одеться, — попросила я, поднимая голову.

Он кивнул в знак согласия, но не выпустил меня из рук. Наклонился к моему лицу близко-близко и проложил дорожку поцелуев вниз к моей шее. Лоб, висок, скула, краешек губ, подбородок — я задохнулась от нахлынувших ощущений, от мурашек, дразнящей волной окутавших мое тело. Все моя решимость стремительно таяла под его легкими поцелуями. Судорожно вздохнув, я отстранилась от Риддла и на всякий случай сделала несколько шагов назад.

— Отвернись! — мои слова прозвучали требовательно, хотя голос стал хриплым.

Том, издав короткий смешок, послушно повернулся ко мне спиной.

Я подошла к своим вещам, неаккуратной кучей лежащей на полу, и замерла в нерешительности. То, что я хотела сделать, — было неправильно. Я все еще ощущала его запах, тепло тонких губ, кончики моих пальцев помнили гладкую холодную кожу. Это можно было расценивать как предательство. Но я-то знала, что на моем месте Риддл поступил бы также. Только его-то угрызения совести не мучили бы. Поэтому я вытащила волшебную палочку и, нацелив ее на спину друга, прошептала:

— Обливейт!

Риддл не раз пытался мной манипулировать, и я очень часто позволяла ему, пускай и неосознанно, делать это. Сейчас же все изменилось. Ставки в игре возросли, и я не имела права проиграть эту партию.

Люди по своей природе несовершенны и порочны. Они творили зло, потому что могли. Зачастую было плевать на последствия. Тот азарт, что они получали, вмешиваясь в судьбы других, — бесценен. Растекаясь по их венам кипящей лавой, он затуманивал сознание не хуже огневиски. И оставлял после себя лишь легкий вкус горечи на кончике языка. А еще пустоту, которую можно было заполнить только такими же яркими эмоциями. Балансируя на грани приличий, люди умудрялись сохранить холодный разум. Становились еще более расчетливыми и безжалостными. Это могло показаться невозможным, но это так.

Хуже всего, когда порок воплощался во что-то живое, теплое и дышащее. Оно должно было быть ужасным и отвратительным. Таким, чтобы сразу становилось понятно, с чем ты имеешь дело. Но ведь порок коварный! Ему нравились яркие притягательные личины. Сладкие, свежие, сочные — с какой радостью мотыльки летели к ним! А порок понимающе улыбался и протягивал им руку. Почти доброжелательно. Да вот только за маской прятался голодный оскал зверя. Алчного, коварного, устрашающего. Его ни в коем случае нельзя было злить. Он не убил бы, нет. Утянул бы за собой, превратив туманную дымку или ошметок прогнившего насквозь мяса.

Мой порок был до боли прекрасен. Порой он бывал ласков и нежен со мной. Но для него такое поведение противоестественно. Да и меня привлекло в нем другое качество — темное и липкое, как горячий шоколад. Что? Душа. Сталкиваясь с ней, я все время балансировала на тонкой паутинке. Одно неверное движение — и я полетела бы в пропасть. С визгом, бестолково размахивая руками и ногами. А могла намертво прилипнуть к тонкой ниточке, зависнув вниз головой. И тогда все было бы наоборот: боль стала бы наслаждением, страх — радостью, ложь — правдой. Хотела ли я так жить? Нет. Был ли у меня выбор? Не знаю.

Я уже прилипла к той паутинке, но еще не упала. Держалась, задирала повыше нос и громко кричала. Может быть, кто-то услышит и придет мне на помощь? Мне она очень нужна, так как сама я не справлюсь. Нет во мне тех сил, которые помогут удержаться от падения.

— Ты сегодня рассеяна, — заметил Том, пристально глядя на меня.

Мы сидели в библиотеке и корпели над домашним заданием. Молча, не разговаривая и не мешая друг другу. Лишь изредка переглядывались, словно пытались понять мысли своего визави. Такая обычная, почти дружественная обстановка смущала меня. Поэтому я всегда первая прерывала зрительный контакт, а Том посмеивался и словно невзначай проводил писчим пером по моей руке. Было щекотно и… жарко. Не руке, нет. Чему-то внутри меня. Такому же грешному и порочному, как Риддл.

— Услала, — пожав плечами, ответила я. — А ты разве нет?

— А должен?

— Да, — увидев, как Риддл насмешливо усмехнулся, объяснила: — Обязанности старосты отнимают много времени и сил. Даже Минерва в последнее время жалуется, что не справляется со всеми заданиями.

— Я справляюсь. Гермиона, — он вновь провел опахалом пера по моей руке, — скоро будет святочный бал. Ты пойдешь туда со мной?

Я удивлённо посмотрела на него. Том Риддл хотел пойти на праздник?! Он же терпеть не мог танцевать! Еще на третьем курсе, когда мы ходили на уроки танцев в Хогвартсе, он все время возмущался. И совершенно не понимал, зачем тратить время на бессмысленное кружение по залу.

— Это приглашение? — уточнила я.

— Приглашение, — подтвердил он. — Так что скажешь?

Если быть честной, то я хотела пойти с ним на бал. Очень. Но было два «но». Во-первых, мне нечего было надеть. Стипендии, положенной детям-сиротам, едва хватало на закупку самого необходимого в начале года. И в этот список парадная мантия не входила. Во-вторых, мне было страшно. Эйвери, как и другие ученики, до сих пор не вернулись в нормальное состояние. Хотя нападения прекратились, и в последний месяц все было спокойно, меня терзали сомнения. Вдруг заклинание, стирающее память, не сработало? И Том все помнил, просто ждал удобного случая, чтобы проучить меня за непокорность.

— Почему ты сомневаешься? — Риддл проявил настойчивость. — Ты мне не доверяешь?

И что я должна была ему сказать? Правду? Ха! Сомневаюсь, что он воспринял бы ее адекватно и простил. Я бы не простила.

— У меня нет парадной мантии, — призналась я Тому, отводя от него взгляд. Нет, мне не было стыдно. Просто я не хотела, чтобы он понял, что я что-то недоговариваю.

— Не волнуйся, мы что-то придумаем, — заверил Том меня. — Так какой твой ответ?

— Я… согласна.

Ох, и почему у меня такое чувство, что я совершаю ошибку? Глядя на друга, я видела, что он жутко доволен. Это было почти незаметно, но я его хорошо знала. В наклоне его головы, в расслабленности, ощутимой в каждом жесте, в легком поглаживании страниц кончиками пальцев… Что же ты задумал, Том?

* * *

Риддл вызвался проводить меня до дверей гостиной. Отчего-то ему важно было, чтобы я находилась рядом. И чем дольше, тем лучше. Я подозревала, что, стирая воспоминания, упустила что-то важное. Эмоции? Чувства? Память тела? А может, все вместе? Ведь тогда, в ванной комнате старост, Риддл был слишком близко. Я хорошо запомнила его жадные, горячие поцелуи. К тому же он не позволил мне забыть. Нечаянные касания, загадочные улыбки, простые скучные слова, которые неожиданно приобретали глубокий смысл. Я не понимала, зачем Том все это делает? В чем смысл?

А он не говорил и, казалось, не обращал внимания на мое замешательство. Несколько раз Риддл затаскивал меня в укромные уголки и целовал совсем не по-дружески. Настойчиво, страстно, доводя до исступления. А я задыхалась и сгорала в его объятиях, отчаянно желая пойти дальше. Но Том держал себя в руках. Он касался моего лица, сжимал запястья, но ни разу не пытался снять с меня одежду. У меня сложилось впечатление, что он чего-то ждал. С одной стороны, это настораживало, с другой — приятно волновало. Я понимала, что мое чувство к нему отнюдь не светлое, не возвышенное. Да и не нужно было оно мне. Гораздо интересней было отвечать на вызовы, которые он с завидной регулярностью подбрасывал мне. Бороться, хитрить, быть готовой пойти на все ради победы. Это и представляло для меня настоящую ценность!

В этот раз мы спокойно дошли до гостиной. Том на прощание крепко сжал мою руку и кривовато улыбнулся. Я чувствовала, что он хотел что-то мне сказать. Но потом, словно передумав, прошептал: «Сладких снов», и ушел.

Я же, назвав пароль «лысый гипогриф», зашла в гостиную. Там, в кресле, сидела Минерва и смотрела на пламя. Но, стоило ей увидеть меня, как она тут же указала рукой на соседнее кресло. И я поняла: меня ждет занятный разговор перед сном.

* * *

— Арчи что-то затеял, — прямо сказала подруга, не став ходить кругами вокруг проблемы.

— Что на этот раз? — поинтересовалась я.

Мерлин! Ну почему Арчибальд не может хотя бы день прожить спокойно, не вляпавшись в очередную аферу?

— Я не знаю точно, что он хочет сделать, — призналась она. — Это произойдет во время святочного бала.

Час от часу не легче!

— Зачем это ему? — спросила я, угрюмо рассматривая лицо МакГонагалл. Оно было бледным и изнеможённым. На этом фоне темные круги под глазами выглядели почти гармонично.

— Арчи нашел того, кто шпионил для Риддла, — выделив последнее слово паузой, она продолжила говорить: — Это был Рубеус Хагрид.

— Ты шутишь? Он же безобиден!

Я недоверчиво взглянула на нее. Хагрид был странным парнем, но добрым и покладистым..

— Верно, — согласилась Минерва со мной. — Но ты забываешь о зелье подчинения. Помнишь, ты рассказывала, что Риддл его усовершенствовал.

Я кивнула. В том, что я поделилась частью информации с подругой, не было ничего удивительного. В конце концов, именно она создала антидот от той напасти, которую изобрел Том.

— Он не подействовал. Действие этих двух зелий совершенно противоположное, понимаешь?

— Нет. Объясни, — попросила я ее.

— Во-первых, жертва думала, что делает все, что ей сказали, по своей воле. Она изначально осознавала каждое свое действие. В старой версии желания были навязаны. Человеку внушали что-то и он исполнял. Беспрекословно и не раздумывая, а потом он забывал, — сказала Минерва. — И антидот не помог. Только навредил. Хорошо, что Хагрид не восприимчив к большинству ядов.

— Ты имеешь в виду, что он отравился? — уточнила я.

— Да. А мог и умереть, если бы не был наполовину великаном, — подтвердила подруга.

Я судорожно вздохнула, поняв, что могло произойти с мальчишкой по нашей вине. А ведь я считала, что обманула Риддла! А оказалось, что это он все время водил нас за нос.

— Что будем делать? — спросила я Минерву.

— Все зависит от действий Риддла. Станет ли он защищаться или ударит в ответ.

— Если бы я знала, — я ожесточенно потерла лицо руками. Ситуация казалась безвыходной и от этого становилось еще гаже на душе.

— А твой осведомитель? Он может помочь.

— Он выбыл с игры, — возразила я, вздохнув.

Без Эйвери было тяжело. Несмотря на все его дурные привычки, он был неглупым человеком. Его совет сейчас пришелся бы как нельзя кстати.

— Что же, нам остается только ждать, — подвела итог Минерва.

— Может быть, попытаться как-то повлиять на Арчибальда?

Мое предложение не могло решить проблему. Да и не стал бы этот упрямец слушать меня. Но я не могла — не хотела! — сдаваться. Одному Мерлину известно, к каким последствиям могло привести открытое противостояние.

— Нет, не поможет, — возразила подруга. — Он пришел в ярость, когда узнал о том, что едва не убил Хагрида. Я его таким еще никогда не видела. Казалось, что Арчи готов придушить Риддла руками за все те мерзости, что тот сделал.

— А ты? — полюбопытствовала я.

— Что я?

— Чтобы ты сделала на его месте?

— То же самое, будь я менее правильной. Риддл заигрался, а такое не спускают на тормозах, — жестко произнесла она.

Я хмыкнула, вспомнив Линду. Та жертва была на нашей с Томом совести, и мы смогли выйти сухими из воды. А сейчас? Смогу ли я сейчас предотвратить катастрофу?

* * *

Арчи не захотел со мной разговаривать. Лишь презрительно бросил: «Предательница!» Короткое слово было равносильно пощечине, вот только дать ему достойный отпор я не смогла. Растерялась. Слишком неожиданно и больно оказалось услышать такое от друга. «Бывшего друга», — поправила я себя.

Поэтому я решила выжидать и пока ничего не предпринимать. Том был все время рядом, и, казалось, ему дела не было к разборкам между факультетами. Создавалось впечатление, что мы существуем отдельно ото всех остальных. Что у нас есть маленькая вселенная на двоих. Убежище, куда путь другим волшебникам заказан.

Так и проходили дни, сплетаясь в пестрый калейдоскоп воспоминаний. Я была благодарна всем богам за ту краткую передышку, которую они подарили мне. За самоуверенного, вредного и любящего Тома, с которым наша связь крепла день ото дня. И за надежду, что все образумится.

Накануне праздника мне пришла посылка. Открыв ее, я обнаружила внутри нарядную мантию насыщенного зеленого оттенка. У меня не было сомнений на счет того, кто прислал ее. Вот только где он взял столько денег на столь шикарный подарок? Сомневаюсь, что Риддл купил это великолепие на распродаже!

Но отказаться от возможности покрасоваться в обновке я не могла. У меня возникло какое-то детское желание утереть всем завистницам нос. Нелепое и абсурдное. Капризное и в то же время необходимое, как воздух. Какие только слухи они не распускали о нас с Томом! И то, что я с ним сплю, была самой безобидной. Я злилась, скрипела зубами от досады и плакала ночами в подушку. А утром приводила себя в порядок и спускалась в Большой зал на завтрак. И улыбалась: широко, ослепительно, радостно.

Ведь боль причинить можно разными способами, а методов защиты мало. Моими стали улыбка и счастье. Благо, их не надо было изображать. Актриса из меня была на редкость бездарная.

Облачившись в парадную мантию, я с помощью магии уложила волосы в затейливую прическу. Выглядела я не сногсшибательно, но вполне мило. Минерва хитро улыбнулась, но никак не прокомментировала мой внешний вид. Конечно, она не одобрила того, что я шла на бал с Риддлом. Просто трансфигурировала гусиное перо в белую розу, украсив ею мои волосы. И шепнула: «На счастье». Это прозвучало так тепло и искренне, что у меня не нашлось слов благодарности. Вместо этого я обняла ее крепко-крепко. В то мгновение я была доверчивым ребенком, а она — взрослой женщиной. Той, которая всегда поддержит и не даст упасть беззаботной девчонке.

* * *

Том ждал меня возле лестницы на первом этаже. Высокий, статный, равнодушный. Он ни на кого не обращал внимания и ни с кем не разговаривал. Казалось, ему не было дела до пестрой толпы учеников. Я замерла в нескольких шагах от него, не решаясь окликнуть или еще как-то обозначить свое присутствие. У меня было странное ощущение, что мы с ним должны быть не здесь. Что этот праздник не наш, и вся эта суета глупа и бесполезна. Гораздо лучше было бы сидеть рядом на диване в выручай-комнате, как в прошлом году. Вместе, прижавшись друг к другу, наблюдать за пламенем в камине. И молчать. Ведь слова часто мешали отличить правду от вымысла, поэтому мы так часто ссорились.

Вздохнула, понимая, что так просто сбежать не получится. Наверняка была какая-то важная причина, почему он так хотел сегодня пойти сюда. И пока он не довела дело до конца, я должна буду улыбаться и делать вид, что не замечаю косых взглядов и перешептываний за спиной. К сожалению, не только Минерва не одобряла наши отношения…

Поэтому я молча преодолела разделяющее нас расстояние и взяла Риддла под руку. Он, напрягшись, оглянулся, но, увидев рядом с собой меня, расслабился. Окинув взглядом мой наряд, Том одобрительно кивнул.

— Идем? — неуверенно спросила я.

— Да, пошли.

Мы вошли в зал вместе: юные, уверенные в себе, сильные. Я на мгновение ослепла, увидев удивительно красивый, ледяной свет. Несколько раз моргнула, пытаясь вернуть зрение, и замерла. Потому что то, как украсили Большой зал, нельзя было описать словами. Я попала в сказку. С чем еще можно было сравнить ледяные колонны и парящие в воздухе снежинки. Они, как стая мотыльков, то садились на одежду людей, то вспархивали ввысь, потревоженные неосторожным движением. И везде я слышала смех, видела счастливые улыбки и беззаботные радостные лица. Знакомые, родные и такие нереальные.

Мы прошли вглубь зала, туда, где кружились в вальсе парочки. Поклонившись, Том спросил:

— Позволите пригласить вас на танец?

И глаза у него были при этом такие серьезные и темные, почти черные. Я кивнула и через мгновение оказалась в его объятиях. Риддл умел танцевать. Я вспомнила, как учительница поставила меня в пару с Арчи, и мы вместе разучивали первые па. Он тогда оттоптал мне обе ноги, хотя и не был неуклюжим увальнем. А Том на ноги не наступал и вел в танце легко, бережно касаясь руками моего тела. Было непривычно и… приятно. Я чувствовала себя хрустальной вазой. Это сравнение позабавило меня, и я сжала губы, чтобы не засмеяться.

Тем мелодия затихла, и раздались аплодисменты. Я огорченно вздохнула — мне не хотелось, чтобы Риддл выпускал меня из своих объятий. А он и не стал. Наклонился к моему уху и прошептал, щекоча дыханием кожу:

— Гермиона, мне надо кое с кем переговорить. Это важно, — он сделал паузу. — А потом мы уйдем отсюда.

— Куда? — поинтересовалась я, еще ближе прижимаясь к нему.

— Сюрприз, скоро все узнаешь, — увильнул он от ответа. — Мне кажется, что ты вряд ли захочешь весь вечер танцевать и пить ту розовую гадость, которую по ошибке назвали пуншем.

Я вдохнула родной, пряный запах и улыбнулась. Мне его идея очень понравилась. Подняв голову, я кивнула и попросила:

— Недолго.

Том понимающе усмехнулся и, еще раз властно проведя рукой по моим волосам, ушел, мгновенно затерявшись в толпе. А я направилась к стоящим возле стен столикам. Я ни с кем не хотела сейчас говорить. Ведь люди — существа крайне любопытные. И их вопросы не всегда безобидны. А как я могла объяснить им, почему пришла на праздник с Риддлом и где купила такую красивую мантию? Поэтому я села за пустующий столик и стала терпеливо ждать. Но Том не вернулся ни через пять минут, ни через десять.

Когда прошло полчаса, я решительно встала со стула и направилась в ту сторону, куда ушел Риддл. У меня было плохое предчувствие. Если вспомнить наш недавний разговор с Минервой, то тревога, которую я сейчас чувствовала, могла быть вполне реальной.

Я пересекла зал и оказалась на противоположной стороне. Все те же столики, расставленные вдоль стен, и парочки, склонившиеся друг к другу так близко, что, казалось, хотели откусить нос у своего визави. Вот только Риддла нигде не было.

Сжав зубы, я мысленно приказала себе успокоиться. Не время паниковать! Чтобы не заставило его оставить меня — это важно. Я видела, как Том смотрел на меня, чувствовала его нетерпение и желание оказаться подальше от любопытных глаз. Поэтому я не имела права сомневаться в нем.

А вот одного из моих бывших друзей я подозревала в очень нехороших вещах! К тому же я его сегодня не видела весь день. Так куда же делся Арчибальд и где та грандиозная гадость, которую он грозился устроить Риддлу?!

Я еще раз обвела взглядом зал и, не заметив нигде Тома, направилась к выходу. В конце концов, он знал, где меня найти. А быть здесь одной и слышать перешептывания за спиной — выше моих сил.

* * *

Очутившись в коридоре, я решила прогуляться по замку. Мне было тоскливо и одиноко. Да еще широкие рукава парадной мантии все время за что-то цеплялись. Конечно, она была очень элегантной, но совершенно не практичной.

Поднявшись на второй этаж, я услышала шум. Кто-то спорил и кричал. Я увидела разноцветные вспышки. Такие бывали, когда пускали фейерверк или колдовали. Неужели кто-то устроил дуэль? Не раздумывая, я побежала в ту сторону, откуда доносились крики. Палочка привычно скользнула в руку, придавая уверенность в себе и своих силах. Я понимала, что боевой маг из меня слабенький, но вот трансфигурировать чью-то заносчивую задницу в подушку я всегда смогу.

Оказавшись перед дверьми в женский туалет, я на мгновение замешкалась. Странное место выбрали ученики для поединка…

Я сердито мотнула головой и толкнула дверь. И удивленно вскрикнула, когда мне под ноги хлынула вода, мгновенно намочив подол мантии. Посредине комнаты стояли Том и Арчи. Мантия Риддла была мокрой и грязной. Наверное, он раз или два упал в ту лужу, которая образовалась на полу. А у Гриверса был глубокий порез на плече, из которого сочилась кровь. Сам однокурсник был очень бледным и, казалось, мог потерять сознание в любое мгновение.

Я хотела окликнуть дуэлянтов, но не успела. Том что-то прошипел сквозь сжатые зубы и раковина, находившаяся посреди туалета, отодвинулась в сторону, открывая огромную дыру. Послышался шорох: медленный, тягучий и неизбежный. Я ахнула, потому что знала, кто полз к нам по трубе. Мерлин! Надо уводить отсюда Арчибальда. Он не справится со змеей, не сумеет. А Том не станет заступаться за врага. Рванув вперед, я зацепилась рукавом мантии за что-то и, споткнувшись, упала на колени. Я услышала треск ткани и отчаянный крик Риддла: «Закрой глаза!».

А потом пришла темнота — пугающая, с грязно-желтыми разводами. И холод, который мог быть только во дворце Ледяной королевы. Той, что превратила сердце мальчика в лед и много раз пыталась убить девочку. Действительно — сказка. Вот только злая и без счастливого конца.

1 марта 1944г.

Мне приснился сон. Я была в своей старой детской комнате и играла с куклами. Одна из них имела длинные каштановые волосы и улыбчивое лицо. Пластмассовое, мягкое, наивное — оно мне не нравилось. С ним можно было сделать все, что захочешь: сжать, поцарапать, разрисовать цветными фломастерами. Пустышка, что с нее возьмешь? А вот книги… Они были другими: цельными, интересными, завораживающими. Именно поэтому мне так нравилось читать, а не возится с очередным платьицем для Барби.

Я отложила надоевшую игрушку в сторону, встала и подошла к окну. Было солнечно, тепло. Отец складывал коробки в багажник. К нему подошел наш сосед — мистер Гровер. Он что-то спросил, папа со смехом ему ответил, и они распрощались, напоследок пожав друг другу руку.

— Гермиона! — позвала меня мама. — Спускайся вниз. Мы опаздываем.

Я послушно двинулась к дверям, но, замерев на пороге, развернулась, подошла к кровати и взяла книгу, лежащую на ней. Новая, в красивой жесткой обложке — книга все еще пахла свежей краской.

Спустившись по лестнице вниз, я оказалась в прихожей. Было непривычно находиться здесь. Я понимала, что это только сон. Короткий, счастливый кусочек из прошлой жизни, но, увы, давно потерянный.

— Доченька, иди быстрей в машину, — настойчиво произнесла мама, на мгновение выглянув из-за двери.

Я отчетливо понимала, что не хочу никуда ехать. Зачем? Мы все равно не попадем на именины к кузине. Нам помешают. Случайность или чей-то злой умысел — не важно.

* * *

И вот я сидела на заднем сиденье и прижимала к себе книгу. Никчемная попытка защититься от надвигающейся беды. Я зажмурила глаза и досчитала до десяти. Открыв их, поняла, что ничего не изменилось. Как жаль, что и во сне я ничего не могу сделать, чтобы спасти свою семью.

Машина ехала быстро, родители разговаривали о стоматологических новинках, а я молчала. Ждала, что вот-вот, на следующем повороте, произойдет столкновение. Каждый раз сжималась, втягивала голову в плечи, так как чувствовала себя виноватой. Ведь я жива, а их давно уже нет.

Но время шло, а мы, казалось, зависли на месте. Однообразность движения убаюкивала, притупляла внимание. На какую-то долю секунды я поверила, что все будет хорошо. Что мы спокойно приедем на день рождения, вручим подарки имениннице и будем развлекаться. Мама будет пить чай вместе с сестрой, а отец — смешить детей разными забавными историями. Я смогу поиграть в столь нелюбимые мною куклы и посплетничать с кузиной. В это стоит только поверить, и все сбудется…

Столкновение произошло неожиданно. Еще минуту назад машины не было и в помине, но в следующее мгновение она уже неслась нам на встречу, грозно сигналя. А я трусливо закрыла глаза, таким нехитрым способом отгораживаясь от внешнего мира. Не хочу пережить весь этот ужас заново. Не хочу!

Вдруг я почувствовала, что меня кто-то сжал в объятиях. Миг — и я оказалась в чьих-то сильных руках. Там, в дюжине метров, пылали две машины: покореженные, с побитыми стеклами и жутко вонявшие горелой резиной. Я перевела взгляд на того, кто обнимал меня. Темные глаза смотрели пристально, устало. А родное, до мельчайших черточек изученное лицо было невероятно бледным, изнеможённым. Складывалось впечатление, что он не спал много ночей. Я ласково провела пальцами по его щеке и робко улыбнулась.

Том вздохнул и сказал мне:

— Просыпайся, Гермиона. Ты нужна нам. Мне.

— Но родители…

Я оглянулась и как никогда остро ощутила свою беспомощность.

— Их не вернуть, — грустно произнес он. — Мне жаль.

— Я не хочу уходить, — упрямо возразила я.

— А я не хочу тебя терять, — легко парировал Риддл.

Наклонился и поцеловал меня в лоб, как заботливый старший брат. Я фыркнула и отстранилась. Посмотрела в его бесстыжие глаза и зло бросила:

— Эгоист!

— Ты тоже, моя хорошая, — шепнул он и внезапно сильно дунул мне в лицо. Я от неожиданности зажмурилась и полетела куда-то вниз, потеряв точку опоры. Вот зараза! Опять меня перехитрил.

* * *

Пробуждение далось мне тяжело. По телу разлилась слабость, и открыть глаза стало для меня непосильной задачей. В голове словно поселилась дюжина маленьких молоточков, которые с энтузиазмом выстукивали нехитрый ритм внутри моего черепа. Сделав усилие, я распахнула веки и увидела перед собой белую ширму. «Больничное крыло», — пронеслась в голове мысль. Что же, это не самое худшее место, куда я могла попасть. События в женском туалете на втором этаже я помнила смутно. Все было в каком-то тумане. Я никак не могла вспомнить лицо того ученика, который сражался с Томом. Кем он был? Зачем напал? И что, ради всех святых, произошло после того, как я потеряла сознание?!

Я застонала, стоило мне попытаться сесть на кровати. Было ощущение, что мышцы покрылись коркой льда, и она, ломаясь, нещадно вспарывала мягкие ткани. Было чертовски больно!

За ширмой раздался какой-то шум. Я притихла, вслушиваясь в странные шуршащие звуки. А потом что упало с глухим «бумс» и кто-то выругался. Голос был мне знаком — я знала человека, находящегося за ширмой. Неужели это…

— Привет! — поздоровался Эйвери.

Однокурсник был одет в смешную полосатую пижаму и синий больничный халат. Казалось, его совсем не смущал такой домашний вид. Джонатан был чем-то жутко доволен. Я хотела съязвить по этому поводу, но не смогла вымолвить ни слова. Во рту пересохло. Я очень хотела пить, но не могла попросить его подать мне воды. Эйвери заметил то, как я беспомощно открывала и закрывала рот. Хмыкнул, глядя на меня, и исчез за ширмой. А через несколько минут появился со стаканом воды и протянул его мне. Я пила быстро, жадно. Наверняка со стороны это выглядело жалко, но юноша молчал.

Утолив жажду, хрипло произнесла:

— Спасибо.

— Пожалуйста, — сказал он, забрав у меня стакан и присев на краешек моей кровати.

— Тебя давно расколдовали? — спросила я.

Эйвери выглядел бодрым и здоровым, поэтому я никак не могла понять, что он здесь до сих пор делает.

— Неделю назад. Нас всех вернули к жизни неделю назад.

Я недоверчиво посмотрела на него. Нас? Вернули к жизни? То есть, получается, что я тоже окаменела?

— Эйвери, я…

— Да, — перебил он меня. — Больше двух месяцев.

— Какое сегодня число? — хрипло поинтересовалась я.

— Пятое марта тысяча девятьсот сорок четвертого года, — любезно ответил Джонатан мне, а потом со смешком добавил: — Нас можно поздравить! Мы пропустили самые важные события: зачетную неделю, Рождество и похороны самого неудачливого мага последнего десятилетия.

— К-какие похороны? — переспросила я, чуть заикаясь.

Мне стало душно. Спина взмокла, а руки стали немного подрагивать. Я их спрятала под одеялом, чтобы скрыть свой страх от цепкого взгляда Эйвери.

— Гриверса. Постой! Ты что, совсем ничего не помнишь? С ума сойти! — воскликнул молодой человек.

— Урывками, но цельной картины нет, — призналась я, пряча лицо в ладонях.

Глаза вдруг стали влажными. Противные, гадкие слезы потекли по щекам, и я закусила губу, чтобы не разрыдаться перед Эйвери. Арчи мертв. Его убил василиск. А мы с Томом вновь оказались на острие клинка. Один неверный шаг — и вся наша жизнь станет сплошным кошмаром. Если уже не стала.

— Эйвери! Расскажи, как… он умер.

Я схватила однокурсника за руку, крепко сжав ее. Гордость отошла на второй план, как и застарелая вражда. Мне нужна была информация, а Джонатан мог мне ее дать.

— Его убил паук Хагрида. Насколько я слышал, твой друг умер мгновенно. Хорошая смерть, правда? — Эйвери мерзко ухмыльнулся.

А потом наклонился ко мне близко настолько, что я почувствовала его дыхание на своем лице: непривычное, свежее, как воздух в хвойном лесу.

— Но ведь мы оба знаем, что это ложь и мальчишка не виноват, — прошептал он, насмешливо глядя на меня. Глаза у Эйвери были карими, теплыми. Они не затягивали так, как у Тома, но и не давали забыть, что перед тобой находится достойный противник. И все же он был близко. Слишком близко.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — произнесла я, выдернув из его рук свои ладони. Откинувшись на подушку, я закрыла глаза, ясно дав понять, что разговор закончен. Но Эйвери намеков не понимал.

— Риддл ловко выкрутился из передряги. То, что ты окаменела, было ему на руку. Он всем рассказал, что хотел вместе с Гриверсом поймать того, кто нападал на учеников. Ты же просто оказалась не в том месте и не в то время, — коротко рассказал Джонатан официальную версию событий.

— Ему поверили? — поинтересовалась я.

— Не все, — ответил он и, немного помолчав, добавил: — Профессор Дамблдор настаивал на допросе Риддла с помощью омута памяти, но за Тома заступился директор. Он сказал, что наш староста любил тебя и никогда бы не причинил вред.

— А ты не поверил, — я не спрашивала, лишь озвучивала свои мысли.

— Я видел змею, Гермиона. Я знаю, на что она способна. И я знаю это отстраненное выражение на твоем лице — ты врешь, Грейнджер. Врешь! — припечатал Джонатан.

Я посмотрела на него в упор. Растрепанные светлые волосы прекрасно гармонировали с точеными чертами лица. Сейчас Эйвери был обманчиво спокойным, чуть наивным. Но я-то знала, что однокурсник так же, как и все, носит маски. Ему принадлежат спесь, гордыня, презрение и показная покорность. Уж Том-то знал, кого допускал во внутренний круг!

— Что сделали с Хагридом?

— Вышвырнули из школы и сломали палочку. Розье очень красочно описал те события, — равнодушно пожал плечами Эйвери.

— А ты не боишься, что тебя так же используют и выбросят?

Я задавала ему вопросы не потому, что мне эта тема интересовала меня — ничуть! — мне было страшно. Том сам принимал решения. Выгодные, но, увы, зачастую они были аморальными. Вот как сейчас: Риддл со своим василиском убил одного ученика, а второму сломал жизнь. И я не сомневалась, что он не испытывал жалости к парням. Ему было на них наплевать.

— Я слишком умный, Грейнджер, чтобы так глупо подставиться. — Джонатан надменно посмотрел на меня.

— Да ну? А чем тогда была та вылазка с замуровыванием ходов?

— Оправданным риском.

Эйвери остался невозмутимым, и это меня разозлило. Я привыкла к тому, что он осторожничал, оскорблял меня. Но сейчас Эйвери разговаривал со мной, как с нормальным человеком. Это сбивало с толку.

— Знаешь, Грейнджер, я рад, что ты осталась жива, — неожиданно заявил Джонатан.

Встал с кровати и ушел, а я осталась лежать, ошеломленно глядя на белую ширму. И как это понимать?

* * *

Я долго рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Арчи было безумно жалко! Да и как можно поверить в то, что такой человек, как он, мог умереть? Всегда жизнерадостный, смешливый, неугомонный — Гриверс как никто другой имел право на жизнь. Я невольно вспомнила наше знакомство в Большом зале, первую шалость и первую отработку. Тогда он сильно поцарапался, и я, сидя в гостиной факультета, молча втирала ему мазь в ладони. Я была жутко зла на него за пятнадцать снятых баллов с Гриффиндора! Какой же теперь это казалось мелочью…

Наши ссоры, прогулки возле озера, скучные разговоры о квиддиче вызывали грустную улыбку. Ведь этого больше никогда не будет! Как и наколдованных цветов, которые он любил класть мне в портфель. Просто так, без всякого повода.

Никогда. Какое это страшное слово. И непоправимое. Я никогда больше не смогу его обнять, сказать, что я дорожила нашей дружбой. Никогда не смогу помирится с ним, услышать его смех. И никогда не забуду, что была одной из тех людей, виновных в его смерти.

Я уснула. Сны меня сегодня больше не тревожили. Когда я в следующий раз открыла глаза, то была уже ночь. На тумбочке возле моей кровати горела одинокая свеча. Она была единственным источником света в том мраке, который окутал больничное крыло. Я почувствовала чье-то присутствие рядом. Повернула голову и увидела Тома. Он сидел рядом с моей кроватью на стуле. Такой незнакомый, чужой. У него отросли волосы, а лицо, не смотря на бледность и усталость, стало еще более притягательным.

— Как ты? — Том заговорил первым.

Я промолчала. Может быть, из-за упрямства, а может, из-за усталости — я не хотела с ним общаться. Мне было тяжело, противно. Его никогда не стали бы мучить угрызения совести. Ледяная маска спокойствия и безразличия защищала Риддла надежней щитовых чар. А я? Как я могла защитить себя?

— Ты сердишься, — произнес он, устало покачав головой. — Это глупо, Гермиона.

— Ты позволил ей напасть, — я укоризненно посмотрела на него.

— Гриверс слишком близко подобрался к Ордену. Нужно было быстро принять решение, иначе бы пострадало очень много людей.

Том пристально смотрел на меня, словно пытался понять, что во мне изменилось.

— Нет, — возразила я. — Пострадал бы в первую очередь ты.

— Ты меня осуждаешь?

— Да, — честно призналась я. — Арчи был моим другом.

Глаза сильно жгло от невыплаканных слез. Кто бы дал мне сейчас палочку! Я бы, не раздумывая, запустила Круцио в Риддла! Возможно, хотя бы физическая боль смогла бы его немного отрезвить. Нельзя быть таким бездушным чудовищем. Нельзя!

— Я испугался за тебя, — вдруг признался он. — На какой-то миг я поверил, что ты умерла.

— Сильно обрадовался? — едко спросила я.

Риддла после моих слов передернуло. Он сжал кулаки так, что захрустели костяшки пальцев. «Разозлился», — поняла я и довольно улыбнулась. Мне удалось вывести его из себя! Осознание того, что и ему сейчас нелегко, радовало меня. Эгоистическая часть моего «я» проявила себя в полной красе, действуя по принципу: «Плохо мне, значит, должно быть плохо и соседу!»

— Гермиона, иногда мне хочется придушить тебя, — доверительно сказал Том. Я с сожалением отметила, что он быстро взял себя в руки и вновь нацепил на лицо эту дрянную маску!

Риддл наклонился и снял обувь. Аккуратно сложил мантию и повесил ее на спинку стула. А потом подошел к моей кровати, откинул край одеяла.

— Двигайся, — сухо бросил он.

— Зачем? — спросила я, опешив от такой наглости.

Что-то раньше он не сильно рвался забраться в мою кровать.

— Я устал и хочу спать, — невозмутимо ответил он.

— А ты не можешь пойти спать в свою кровать?

Я потянула на себя одеяло, вырывая его из цепких пальцев друга.

— Нет. В подземелья долго спускаться. К тому же там холодно. — Том шкодливо улыбнулся. А я ощутила, как у меня покраснели щеки. Фыркнув, я отвернулась от него. Риддл лег рядом со мной на бок и укрыл нас тонким одеялом. Обнял рукой, крепче притягивая к себе, и выдохнул в затылок:

— Ребенок.

Мне стало жарко. Казалось, что тепло, исходящее от его тела, проникает в каждую клеточку моей плоти. Я замерла на минутку, пытаясь проанализировать свои ощущения. Они были приятными и… правильными. Я не чувствовала себя неловко. Так же не было и смущения. Создавалось впечатление, что спать рядом с Томом так же естественно, как и дышать. Я тяжело вздохнула и сказала:

— Медсестра может застать тебя здесь.

— Она спит, а утром я уйду. Не переживай, никто ничего не узнает, — раздался сзади голос Риддла. Кто бы сомневался!

А Том тем временем нашел мою руку под одеялом и переплел наши пальцы. Жест был слишком интимным, но таким необходимым мне сейчас.

Молчаливая поддержка друга, размеренный стук его сердца, который я каким-то образом слышала, и тихое «прости» стали последними камешками на моей могиле. Я знала, что не смогу забыть, что он натворил на том балу. Что буду всю жизнь помнить, по чьей вине потеряла друга. Но так же я понимала, что прошлое нельзя исправить, что нужно жить дальше. Это было правильным решением, разумным. Тогда почему мне сейчас было так горько? Почему я не могла смириться с потерей? У меня не было ответов, да и вряд ли они когда-нибудь появятся. Завтра будит новый день, а сейчас у меня был Том и его забота, такая искренняя и грешная.

* * *

Риддл ушел рано утром. Я, находясь на грани сна и реальности, почувствовала, как он выпустил меня из своих объятий и поцеловал в губы. Так легко, почти дружественно, но я все равно довольно улыбнулась. Мне было приятно его внимание, а ему наверняка не хватало моего.

Эйвери выписали вчера вечером, и я осталась в больничном крыле одна. Мне было скучно, но я еще недостаточно окрепла, чтобы самостоятельно вставать с кровати. Поэтому сейчас я, удобно устроившись на подушках, читала книгу. Старую «Историю Хогвартса», которая была единственной вещью, попавшей вместе со мной в это время. Порой я задумывалась, что послужило причиной прыжку? И почему именно я?

Мне не на что жаловаться: все сложилось вполне удачно. Я училась, у меня были друзья и враги, и, несомненно, моя жизнь не будет серой и унылой. Но все же было чуточку жаль, что кто-то решил все за меня, не оставив выбора. А еще интересно, какой бы была моя жизнь там? Но стоило только на минуту представить, что я никогда бы не встретила Тома, как мне становилось физически больно. Он слишком крепко привязал меня к себе, но и сам не смог остаться равнодушным. Палка с двумя концами и лишь одним итогом. Вместе. Всегда. Как бы ни было больно и горько — это единственное, что нам оставалось, если мы хотели сохранить хотя бы видимость независимости.

Переворачивая страницы, я рассматривала рисунки. Обыкновенные, не движущиеся — они были по-своему интересны и уникальны. Дойдя до главы о защите Хогвартса, я зацепила взглядом несколько строк:

«Замок неприступен. Так всегда было, есть и будет. Созданная основателями каскадная система щитовых чар исключает даже малейшую возможность вторжения. Могущественные темные волшебники всегда это понимали. Геллерт Гриндевальд в сороковых годах активно готовился к вторжению в Магическую Англию, но Хогвартс он объявил неприкосновенным. Лорд Вольдеморт истреблял магглорожденных волшебников семьями, но ни разу не смог приблизится к замку настолько близко, чтобы суметь навредить находящимся в нем ученикам».

Вольдеморт. Странное имя. Я никогда не встречала в книгах ничего похожего. Наверное, этот человек был действительно великим волшебником, раз его имя упоминалось в «Истории». Мне стало тревожно на душе, так как я неожиданно поняла, что война с Гриндевальдом не последняя. В будущем нас ждет еще одна битва, и мы с Томом наверняка будем втянуты в самую гущу событий.

Мои невеселые мысли прервал голос человека, чье присутствие было более чем нежелательно.

— Добрый день, Гермиона! — поприветствовал меня профессор Дамблдор. — Как ты себя чувствуешь?

Он был настроен доброжелательно, а внимательные умные глаза вызывали доверие.

— Уже намного лучше, сэр, — вежливо ответила я.

Он кивнул, тепло улыбнулся и сказал:

— Гермиона, мне нужно задать тебе несколько вопросов. Я понимаю, что тема может быть неприятной и болезненной для тебя, — декан сделал паузу, — но я бы хотел разобраться в тех событиях, произошедших во время бала.

Я мысленно поморщилась. Браво, профессор! Вы как всегда были благородны и до неприличия хитры. Ведь вы отлично знали, что именно сейчас я наиболее уязвима. Я до сих пор ощущала слабость и мерзкое головокружение по утрам. Мысли в голове ползли со скоростью улиток, и это совершенно не помогало мне сосредоточиться. Соврать будет непросто — это я поняла сразу, но и выдать Риддла я не могла.

— Спрашивайте, профессор, — разрешила я, понимая, что сейчас лучше уступить. Так будет проще от него избавиться.

— Как ты оказалась в туалете на втором этаже?

— Том ушел куда-то вместе с Арчи, — начала я рассказ. — Мне стало скучно, и я решила прогуляться по замку. Возле туалета услышала какой-то шум. Открыла дверь и увидела парней. Они выкрикивали заклинания, пытаясь кого-то обездвижить. Я решила им помочь. Но, поскользнувшись, упала, а на меня тут же что-то прыгнуло. А дальше была темнота. Очнулась я уже в больничном крыле. Вот и все.

Я пожала плечами и грустно улыбнулась. Пусть он думает, что мне искренне жаль, что я не могу сообщить больше ничего стоящего.

— Это все, Гермиона? — уточнил Дамблдор.

Я кивнула, но он, кажется, не поверил мне. Что же, это его право. Я не заслужила доверия. Но Арчи…его не вернуть, а терять еще одного друга я не хотела.

Профессор грустно улыбнулся, словно прочел мои мысли.

— Жаль, мисс Грейнджер, — обратился он ко мне официально. — Последняя надежда была на вас.

Я промолчала, понимая, что он был прав. И что я ни капельки не жалела о том, что обманула его. Профессор неспешно встал со стула и направился к дверям, где столкнулся нос к носу с Риддлом. Они обменялись приветствиями и разошлись: Дамблдор покинул больничное крыло, а Том направился ко мне.

Я устало улыбнулась ему. Друг присел на кровать, и я, наклонившись, обняла его.

— Все в порядке? — спросил он голосом, звенящим от напряжения.

— Все будет в порядке, — заверила я его.

И это было правдой. Несмотря на то, что Риддл был эгоистом, он любил меня и нуждался в моей поддержке. А вместе мы справимся со всеми испытаниями, поджидавшими нас в будущем.

Моя жизнь была похожа на горящую свечу: такую же хрупкую и зависимую. Мягкий воск, стекающий вниз горячими слезами, не оставлял ни малейшего шанса на защиту. Он обнажал тело и душу, выставляя самое сокровенное напоказ. Перед кем? Перед человеком, чьи руки оберегали искру, питающую пламя на конце фитиля. Это могло бы быть трогательным и даже романтичным, ведь такая забота достойна восхищения. Но мне было страшно. Один неверный шаг — и моя жизнь оборвется, так и не успев начаться. Его руки — руки убийцы; они привычны к грязной работе. Мне стоило помнить об этом всегда.

* * *

Мое возвращение к нормальной жизни прошло гладко, словно и не было никакого убийства. Это задевало и приносило боль, особую, с пряным привкусом страха и предательства. Я предала Арчи дважды. Разумом я это отлично понимала, поэтому все время ждала, что кто-то не выдержит и бросит мне в лицо: «Лгунья». Но все было тихо.

Ученики относились с пониманием и не лезли с глупыми вопросами. Друзья тоже старались обходить болезненную тему стороной. Казалось, что все старались быстрее забыть о случившемся несчастье. Я их не винила. Это для меня прошло чуть меньше недели, как я узнала о смерти Арчибальда. Они же жили с этим гораздо дольше. Все, что мне оставалось, — стиснуть зубы и двигаться дальше.

Мы начали отдаляться друг от друга. Как-то незаметно Минерва все больше и больше углубилась в изучение трансфигурации. Подруга стала раздражительной, горделивой и до ужаса занудной. И все бы ничего, но я каждый раз с трудом могла подобрать тему для разговоров. Все, что не касалось учебы, вызывало у старосты скуку.

Гильберт, заменив Арчи в квиддичной команде, перестал вообще что-либо замечать. Для него существовал только мир квоффлов, бладжеров и метел. О них он мог говорить часами. Я чувствовала себя одинокой и потерянной. Внешне оставаясь спокойной и улыбчивой, я изводила себя мыслями и мечтами о том, чему никогда не бывать.

Единственной отрадой для меня были Том и Эйвери. Первый вечера напролет проводил со мной в Выручай-комнате. В своей неповторимой манере друг отогревал мое замерзшее сердце, споря и бросая вызовы. Второй же говорил со мной обо всем на свете. Как-то раз мы обсуждали покрой мантий и модные оттенки в этом сезоне. Тот разговор был ужасно бестолковым, так как я отказывалась понимать, к чему столько сложностей. В приюте меня приучили к тому, что одежда должна быть удобной, немаркой и долго служить. Все остальное было излишествами и капризами изнеженных девиц.

Джонатан тогда рассмеялся и сказал, что я ничего не понимаю в моде. И еще, что мне стоит поучиться в Риддла чувству стиля, а то я одеваюсь, как нищенка. Я проглотила обиду и промолчала. Мне нечего было ему возразить: Эйвери во всем был прав.

Как-то незаметно я привязалась к заносчивому слизеринцу, а он стал делать совершенно несвойственные для него вещи. Впервые я заметила это тогда, когда после очередных посиделок в библиотеке в моей сумке оказалась коробка конфет. Хороших, дорогих, которые ни я, ни Том не могли себе позволить купить на школьную стипендию. Я не стала их открывать и есть. Эйвери мог туда подмешать все что угодно. Несмотря ни на что, я по-прежнему не могла ему полностью доверять. Вернула, воспользовавшись школьной совой тем же вечером, и постаралась забыть об инциденте. Джонатан обиделся и не разговаривал со мной целую неделю. А я все гадала, почему он так резко изменил свое отношение ко мне и что ему от меня нужно. В то, что Эйвери делает это все просто так, я не верила.

* * *

Наши отношения с Томом были похожи на изощренную пытку. Когда он не пытался перехитрить меня или принудить что-то сделать, Риддл соблазнял. Взгляды, прикосновения, поцелуи каждый раз были жарче. Мне не хотелось останавливаться, но и пойти дальше я не могла. Я понимала, что наши отношения не могут все время быть в неопределённо-подвешенном состоянии, но его настойчивость порой пугала. Слово «друг» неожиданно стало приобретать двойной смысл.

Еще я стала замечать, что Тома что-то мучает. Он все чаще раздумывал над чем-то, и я никак не могла достучаться до него. Риддл в такие моменты был мысленно далеко-далеко и казался чужим и бездушным. Такого его я почти боялась.

В конце концов, мне это надоело, и я решила спросить, что же не дает ему покоя?

Том долго молчал, но все же ответил:

— Я хочу найти отца.

Сказано это было сухо и без эмоций. Я мысленно поаплодировала его выдержке.

— Зачем? — я удивленно посмотрела на него.

— Я должен узнать свои корни. И понять, почему оказался в приюте, — произнес Риддл, не глядя на меня.

Вот только его руки крепко сжимали мои ладони, требуя остаться рядом. Я понимала, что Тому тяжело признаться в том, что его тревожит. Более того, он считал этот свой порыв постыдным. Слишком гордый, слишком самостоятельный, слишком уязвимый — друг мог позволить себе раскрыться только передо мной. С его стороны это уже был подвиг.

— Я помогу тебе, — сказала я твердым голосом.

— Ты не обязана, — возразил он.

— Но я хочу этого. Ты мой… — я запнулась, не зная, что сказать дальше. Назвать его другом казалось неуместным и лицемерным.

— Кто, Гермиона?

Том обхватил руками мое лицо, не позволяя отвернуться и отвести взгляд. Я была перед ним, как на ладони. Зачем он это делал со мной? Чего добивался? Правды? Какой может быть правда, если я и сама не знаю ее?

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешено стучащее в груди сердце. Том заметил мой маневр. Усмехнувшись, он снисходительно покачал головой.

— Не лги мне, — прошептал, наклонившись близко-близко к моему лицу.

Он специально так делает? Знает ведь, как действует на меня его близость. Разумом-то я понимала, что Риддл вновь пытается мной манипулировать. Но с реакцией тела ничего не могла поделать. Оно раз за разом предавало меня, теша самолюбие Тома легкими победами.

— Не дави на меня! — гневно прошипела я, отворачиваясь от него.

— Не уходи от ответа, — парировал Риддл.

— Ты мне очень дорог, — решила я схитрить.

Не получилось. Он, дразня, провел пальцами по моей спине, заставив меня вздрогнуть.

— А твоя мантия сидит на тебе, как на вешалке, — протянул он жестко. — Это констатация факта, а не ответ.

— Я не хочу продолжать этот разговор!

Я по-прежнему не смотрела на него. Знала, что его взгляд заставит меня изменить решение, подчиниться. Этого-то я и опасалась, прекрасно помня о его привычке все решать за других.

— Хорошо, — вдруг сказал Риддл. — Поиски начнем сразу по прибытии в Лондон. У меня есть несколько зацепок, адресов. Чтобы все проверить, нужно время.

— И это все? — удивилась я.

Почему он так быстро сдался? В чем подвох?

— Да, это все, — он немного помолчал и добавил: — Я и сам хотел предложить тебе присоединиться ко мне.

Я повернулась к нему и, склонив голову на бок, поинтересовалась:

— Неужели ты мне настолько доверяешь, что готов поделиться своими секретами?

Том мягко рассмеялся и обнял меня.

— Глупая! Кому же мне доверять, если не тебе? — спросил он, не ожидая от меня ответа.

Да и что я могла сказать? Лишь глупо улыбнулась и уткнулась лицом в его рубашку, вдыхая родной запах корицы.

* * *

Доверие — ценная вещь. Его легко потерять, но тяжело вернуть. Раз за разом натыкаясь на непонимание со стороны окружающих, я стала ценить крохи доверия, которыми обладала. Они тоже давали власть. Не ту, порочную и зачастую выигранную в нечестной борьбе, а подлинную, приносящую счастье.

Профессор Дамблдор собирался уехать на фронт. Об этом говорили все, только никто ничего конкретного не знал. Были лишь домыслы и сплетни, коим я не верила. Но, чем быстрее приближалось лето, чем ярче чувствовался в воздухе свежий аромат юной зелени, тем я отчетливей понимала, что близятся перемены. Дыма без огня не бывает.

В одно замечательное субботнее утро профессор Дамблдор пригласил меня в свой кабинет и, угостив чашечкой чая и печеньем, завел разговор о пространственной магии. Я слушала в пол уха, краем глаза рассматривая кабинет учителя. Он почти не изменился с того дня, когда был похищен паучок. Лишь книг стало больше, да и добавилось пару новых серебристых предметов, чьи названия я не знала.

Заметив, что я его не очень внимательно слушаю, профессор замолчал. Я тоже не спешила нарушить тишину.

— Еще чаю, мисс Грейнджер? — предложил Дамблдор.

— Нет, — я отрицательно покачала головой.

— Что же, в таком случаи, перейдем к сути нашего сегодняшнего разговора, — сказал он, пристально глядя на меня. — Этим летом я надолго покидаю школу. Возможно, моя поездка займет несколько месяцев. Возможно, несколько лет. У меня будет к вам просьба: присматривайте за мистером Риддлом.

Учитель грустно улыбнулся, увидев, как недоверие на моем лице — вдруг ослышалась! — сменилось гневом.

— Плохого же вы обо мне мнения, — мягко укорил он меня. — Я прекрасно знаю о вашей преданности Тому, Гермиона. Вы ни за что не станете за ним шпионить и докладывать о его планах мне. Впрочем, этого я и не прошу. Мне нужно быть уверенным, что Риддл не натворит новых глупостей.

— Почему вы обратились с этой просьбой ко мне? — поинтересовалась я.

Дамблдор застал меня врасплох своими словами. Признаться, это был неприятный сюрприз, поэтому я всеми сила старалась не выдать ему своего волнения. Сейчас не время для слабости.

— Вас он послушает, — невозмутимо ответил Дамблдор. — Любого другого, будь то преподаватель или студент, Том обведет вокруг пальца и все равно поступит по-своему. Вы же сможете сдерживать его порывы.

— Не ошиблись ли вы, выбрав меня на роль стража? — задала я ему вопрос.

Мне действительно было интересно, что он ответит. Между нами никогда не было дружественных отношений. А та симпатия, которая возникла вначале нашего знакомства, бесследно исчезла, стоило мне принять сторону Тома.

— Нет, — он обезоруживающе улыбнулся. — Вам не понаслышке знакомо чувство долга. К тому же ваше появление в этом времени не случайно.

— Что вы имеете в виду?

Я настороженно смотрела на него. Что, Бога ради, он от меня хочет? Зачем это показное дружелюбие и доверительный тон?

— Мне кажется, что вы как-то были связанны с Риддлом. Или стали таковыми здесь. За долгие годы поисков, я так и не смог найти способ вернуть вас домой. Никакого другого объяснения я не могу найти этому.

Я рассмеялась, а Дамблдор досадливо поморщился. Бедняга, наверняка он не привык к такому пренебрежительному отношению со стороны учеников.

— Вы мне не верите, — сказал профессор спокойно, более не пытаясь играть ничьи роль. Такая своеобразная искренность располагала.

— Да, так же, как и вы мне, — честно призналась я. Нет смысла сейчас лгать и играть с масками доброго учителя и пай-девочки.

— У меня нет причин быть до конца откровенной с вами. Нет, не перебивайте! — воскликнула я. — Я изучала законодательство магической Британии. Все происшествия, связанные с путешествием во времени, должно рассматривать и принимать решения Министерство Магии, а не пара учителей из школы. Обо мне же за почти пять лет никто так и не узнал. Это было невыгодно вам. Зачем тратить усилия и время на то, чтобы вернуть ребенка домой? Ведь если бы я была взрослой и знала что-то важное, что должно произойти в будущем, вы бы уделили моей проблеме гораздо больше внимания. А так я была обузой, и вы, посовещавшись с директором, отправили меня в приют, решив избавиться от проблемы в моем лице.

— Я искал пути возврата тебя в твое время, — возразил он.

— Конечно, — легко согласилась я. — Только вот когда это было? До или после того, как вы увидели в Риддле угрозу?

Дамблдор ничего мне не ответил, тем самым подтвердив мои догадки. Глаза противно защипало, а в горле стал комок слез. Я отвернулась от человека, который когда-то был для меня спасением. Странное чувство юмора у судьбы. Она обожает перевернуть все с ног на голову и смешать краски так, чтобы в результате получился полный бардак, окрашенный в серый цвет, грязный и горький, как сама жизнь.

— Я не стану вам помогать, — сказала я, когда молчание стало невыносимым.

— И не нужно. Помоги сначала себе, Гермиона. Справишься — тогда мы продолжим наш разговор. А сейчас иди.

Профессор взял в руки лежащий на столе пергамент, намекая, что мне стоит покинуть его кабинет. Я не стала задерживаться: общество этого волшебника было мне более чем неприятно.

* * *

Тем же вечером я решила рассказать Тому правду о моем появлении в его жизни. Он слушал внимательно, не перебивая. А потом обнял меня, ласково коснувшись губами виска. В первый момент я опешила. Никак не думала, что Риддл может отреагировать так спокойно на многолетний обман.

— Ты не сердишься, — осторожно заметила я, крепче прижимаясь к нему.

— Нет, — подтвердил он и, чуть помедлив, добавил: — Я всегда знал, что ты другая. Особенная. Я оказался прав.

Последние его слова звучали с неким торжеством. Я поморщилась, услышав их. Риддл не изменился и до сих пор во всем ищет скрытый смысл. Том, как фанатик, верит знакам и символам, подстраивая их под свои теории мироздания. В этом и заключается его сумасшествие, его гениальность. Во всем есть смысл. А если его нет — нужно найти.

Тем временем друг вытащил палочку и написал огненными буквами в воздухе свое имя. Том Марволо Риддл — слова пылали в полутемной комнате, как раны на теле великана. А потом взмахнул палочкой, и буквы пришли в движение, поменялись местами. Миг — и я прочла слова, которые привели меня в ужас: «Я Лорд Волдеморт».

— И что значит анаграмма? — хрипло спросила я, не рискуя встретиться с ним взглядом.

— Ничего. Просто игра с перестановкой букв. Я думал, что тебя это позабавит, — признался Том мрачно.

Наверное, он рассчитывал совсем на другую реакцию с моей стороны. Вот только я не могла ничего поделать с собой. Слишком свежо было то воспоминание о знании, почерпнутом из моей «Истории Хогвартса». Это было дико, невозможно, но, увы, пугающе реально. Если я все правильно поняла, то рядом со мной сидел убийца и магглоненавистник. Но таким он, может быть, станет в будущем. И «может быть» настолько зыбко и призрачно, что я облегченно рассмеялась. Всего лишь одна из вероятностей, не более. Так что мне не стоило раньше времени беспокоиться.

— Это и вправду забавно, — заверила я его. — Подбираешь себе новое имя?

Я игриво толкнула Тома плечом. Риддл хмыкнул и возразил:

— Нет. Пытаюсь, представить, как это — быть другим человеком? Иметь семью и нормальное детство. Ни в чем не нуждаться. Жить в красивом поместье, кататься на лошадях. Путешествовать на каникулах. У Лорда Волдеморта все это могло быть. Том Риддл же нищ.

— Ну и что? — задала я риторический вопрос.

Потом, обхватив его лицо ладонями, прошептала, касаясь губами его кожи:

— Мне не нужен Лорд Вольдеморт. Я его не знаю, и он мне безразличен. А вот Том Риддл — часть моей жизни, часть меня. И если передо мной вдруг станет выбор — я всегда буду на стороне нищего Риддла.

— Почему? — требовательно и властно прозвучал его голос. Было впечатление, что он одновременно боялся и жаждал получить ответ на свой вопрос.

— Он — мое будущее, — прошептала я, улыбнувшись. И это была правда.

* * *

Июнь в этом году выдался жарким. В классах было душно и тесно. Все чаще возникало желание забросить подальше учебники и пойти искупаться в озере. И даже мысль повстречаться с кальмаром никого не смогла отпугнуть. Наши дни в это время проходили однообразно и скучно. Мы много учились, так как близились СОВЫ. После обеда большая часть учеников направлялась к озеру, чтобы просто посидеть на мягкой траве. Отдохнуть, поболтать, развлечься. Воздух там всегда был свеж и влажен — это многим нравилось. Когда Том не был занят, он присоединялся ко мне. Мы устраивались в тени деревьев на берегу озера, обкладывались учебниками и усиленно делали вид, что занимаемся повторением пройденного материала. На самом деле, ни ему, ни мне это не было нужно. Куда более приятно было опереться на плечо Тома и, закрыв глаза, наслаждаться теплом его тела. Или же ласково перебирать темные пряди волос, когда Риддл, расслабившись, клал голову на мои колени. В такие моменты друг был похож на огромного кота, обожравшегося сливками, черного, холеного, хитрого и до одури притягательного.

Все в школе, кажется, привыкли к нашим странным отношениям. То, что раньше мы так открыто не демонстрировали, сейчас воспринималось окружающими нас людьми как норма. Дружба, привязанность и эгоистическая потребность друг в друге больше не вызывали сплетен, и я была несказанно рада. С отъездом профессора Дамблдора Том перестал вести себя, как параноик. Риддл казался более открытым и дружелюбным. Эйвери все шутил, что староста наконец-то отвоевал Хогвартс у врага, и замок теперь полностью в его власти. Впрочем, в этих словах была толика правды.

* * *

Сдача экзаменов не вызвала у меня особых проблем: я прекрасно знала школьный материал. В Защите от темных искусств меня натаскал Риддл. У него всегда получалось лучше атаковать, у меня — защищаться.

Собеседование о выборе будущей профессии с нами проводил профессор Слизнорт. Декан Слизерина был хитрым, предприимчивым человеком. Свою выгоду он никогда не упускал, будь то коробочка его любимых лакомств или более существенная помощь. Минерве учитель предложит заняться наукой, ее эссе и статьи в журналы имели успех. К Гильберту он не проявил никакого интереса. Мой же выбор профессии вызвал у профессора Слизнорта нездоровый энтузиазм. С одной стороны, он все расхваливал, каким замечательным я смогу стать сотрудником в Министерстве Магии и какая блестящая карьера меня ждет, с другой, он явно что-то недоговаривал. Это настораживало, и вместе с тем я понимала, что не хочу ничего знать. Его многозначительные взгляды и двусмысленные улыбки мне были неприятны.

Когда я поинтересовалась у Тома, что ему посоветовал выбрать декан, он загадочно улыбнулся и произнес:

— Власть.

Я непонимающе посмотрела на него. Он издевается? Но нет, Риддл был серьезен.

— А ты хочешь власти? — робко задала я ему вопрос. Мне безумно хотелось, чтобы он сказал нет. Или соврал. Я бы ему поверила, правда.

— Не знаю, — задумчиво произнес он. — Что хорошего в том, чтобы постоянно контролировать толпу идиотов? Подчиненные в большинстве своем льстецы, лентяи и обманщики. Знаешь, я бы не хотел так жить.

— Но ты не хотел бы быть и частью толпы, — заметила я.

— Да, — подтвердил Том, кивнув.

— А что же ты хочешь?

— Свободы. Права самому распоряжаться своей жизнью, — не задумываясь, ответил Риддл.

— Власть может дать такое право, — продолжала я развивать свою мысль. Отчего-то важно было именно сейчас узнать о его стремлениях. Мне нужно было быть ко всему готовой.

— Да, но к ней в довесок идет ответственность.

— Ты не тот человек, который боится ответственности.

— К чему этот разговор, Гермиона?

Том пристально посмотрел на меня. Я пожала плечами. Мне трудно было облечь свои мысли в слова. Они выходили такими же путанными и нескладными.

— Мы не сможем быть всю жизнь учениками. Там, за стенами школы, другой мир. Пока что мы не принадлежим ему полностью. Но придёт время, и это изменится.

— Ты боишься перемен?

Том положил руки мне на плечи, подбадривая, но я по-прежнему не смотрела не него.

— Да. Я не… Не хочу потерять то, что уже имею, — призналась я, вздохнув.

— Ты не потеряешь меня, Гермиона, — произнес Том уверенно. — И даже если когда-то захочешь уйти, я не отпущу тебя.

Я уткнулась лицом в его грудь, пряча улыбку. Кто кого еще не отпустит, Риддл? Но я позволю ему это маленькое заблуждение на счет своей власти надо мной. По крайней мере сейчас.

* * *

Поезд медленно покачивался. За окном мелькали деревья и здания. Скоро мы должны были прибыть в Лондон. Том сидел рядом со мной впервые за все эти годы. Мелочь, но безумно лестно. Сейчас я находилась в окружении слизеринцев. Эйвери и Розье сидели напротив и обсуждали последние новости, полученные из фронта. Сейчас все мы были как никогда похожи на обычных подростков.

Но вот поезд стал останавливаться. Том, кивнув нам, пошел исполнять свои обязанности старосты. Ему нужно было проследить, чтобы все ученики без проблем покинули поезд и не забыли свои вещи. Розье покинул купе вслед за Томом, но Эйвери задержался. Взяв меня за локоть, развернул к себе лицом.

— Я не знаю, что задумал Риддл, но будь осторожна, — сказал Джонатан, напряженно вглядываясь в мое лицо.

— Беспокоишься о грязнокровке? — едко спросила я его.

— Нет, — не моргнув глазом, соврал он. — Просто возвращайся в сентябре в Хогвартс, ладно?

Эйвери выглядел сейчас уставшим и взволнованным. Светлые волосы упали на его лицо, наверняка мешая видеть. И куда делась вся та беззаботность, которую он демонстрировал недавно?

— Я вернусь, — пообещала я ему. Отчего-то эти слова сейчас были самыми необходимыми. Нам обоим их надо было услышать.

Протянув руку, я отбросила упавшие волосы. Вот так намного лучше. Эйвери как-то странно дернулся, словно я ударила его, а потом вдруг улыбнулся чуть насмешливо, искренне.

— Я верю тебе, Грейнджер, верю.

Доверие трудно получить, а еще труднее удержать. Но я справлюсь с этим, чтобы не случилось.

2 августа 1944г.

Манипулировать магглами всегда было просто. Всего-то и нужно — создать видимость того, что ты сам подчинялся им, прислушивался, искал внимания. И все! Дальше они сами нашли бы рациональное объяснение всем тем странностям, которые происходили вокруг тебя. Но стоило только начать притворяться магглом — и остановиться ты больше не смог бы. Более того, не захотел. Ведь обманывать всегда так просто, так упоительно весело. Ощутив свое превосходство и вседозволенность, ты начинал смотреть на магглов свысока. Презирал их и, сам того не замечая, катился по наклонной вниз. А там, на дне, никогда ничего не было. Только пустота. И, падая, ты должен был помнить, что назад вскарабкаться не удастся. Стены отвесные, скользкие, неприступные, как и твоя гордыня, которая стала причиной падения. А падшие не встают. Им отказано в этой привилегии.

* * *

Том уже час как разговаривал с миссис Коул в ее кабинете. Я нервно мерила шагами коридор, то и дело останавливаясь и прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Было подозрительно тихо. Обычно миссис Коул всегда говорила с Риддлом на повышенных тонах, либо кричала. Она ненавидела его и никогда этого не скрывала.

Я вздохнула. Боже, как мучительно было ждать его! Такое ощущение, что из меня медленно тянули все жилы. А я стояла и бездействовала, бездумно подчиняясь чужой воле. Как кукла какая-то, честное слово!

Но вот дверь скрипнула, и из-за нее показался Том. Он был чем-то жутко доволен: то и дело его губы растягивались в пакостной ухмылке. Я вопросительно посмотрела на него, но он только покачал головой. «Не здесь», — шепнул Риддл, чуть разжимая губы. Я кивнула и пошла за ним.

Мы поднялись по лестнице вверх, затем прошли до конца коридора. И хоть нам по дороге никто так и не встретился, Том не проронил ни слова. Только тогда, когда он убедился, что дверь плотно закрыта, а за ней не затаился злоумышленник, то сказал:

— Собирай вещи. Мы уезжаем.

Ему удалось здорово озадачить меня. Я минуту помолчала, обдумывая его слова, а потом осторожно задала вопрос:

— Куда мы едем?

Спрашивать «зачем?» было бесполезно. Риддл никогда не делился всеми своими планами, предпочитая лишний раз перестраховаться, нежели попасть впросак.

— В Литтл-Хэнглтон. Там живет один мой родственник.

— Близкий? — полюбопытствовала я.

— Ближе некуда, — заверил Том, криво усмехнувшись.

* * *

Сборы не заняли много времени. Со слов Риддла, отсутствовать в приюте мы будем около недели, так что большинство вещей я решила оставить в своей комнате. А чтобы другим было неповадно рыться в них, я с помощью зелья запечатала чемодан. Ничего ужасного не произойдет, если кто-то попытается открыть его. Вот только кожа у этого глупца покроется синими трупными пятнами, которые будут сильно зудеть. Вещей у меня всегда было немного, но очень не хотелось, чтобы их кто-то испортил.

Все необходимое вместилось в небольшую сумку. Немного поколебавшись, я решила положить в нее и волшебную палочку. Конечно, я знала, что до совершеннолетия колдовать было запрещено. Я и не собиралась, просто захватила на всякий случай. Мало ли что могло произойти в дороге, а одними зельями многого не навоюешь. Хотя я и надеялась, что все эти предосторожности будут лишними.

Перекинув через руку плащ, обвела прощальным взглядом маленькую комнатку. Серая, неприветливая и холодная — она из года в год оставалась неизменной. Порой это раздражало, порой нагоняло тоску, но чаще всего оставляло меня равнодушной.

Равнодушие — это одна из тех новых для меня эмоций, которые пугали, заставляли задуматься над тем, все ли я правильно делала в последнее время. И если да, то почему я все чаще ощущала пустоту в груди, которая все сильнее давила, заставляя чувствовать смутную тревогу. Едва заметную, но оттого не менее зловещую.

Том ждал меня у подножия лестницы. На нем был обычный серый маггловский костюм. Непривычно было видеть его без мантии. В простой одежде Риддл казался менее внушительным и серьезным, чем обычно. Совсем мальчишка. Я улыбнулась своим мыслям.

— Ты долго, — укорил он меня.

— Извини, — произнесла я, взяв Тома под руку. — Надо было кое с чем разобраться.

Интересно, а Риддл тоже оставил «сюрприз» в своей комнате? Зная его, можно было предположить, что не один.

* * *

Я сидела в зале ожидания. Том пошел покупать билеты на поезд. Я терпеливо его ждала, с интересом оглядываясь вокруг. Сам зал меня мало интересовал, куда любопытней было наблюдать за людьми. Напротив сидела пожилая дама в смешной шляпке. Она спала, сжимая в руках сумку тонкими сухими пальцами. Чуть дальше разместилась компания из трех молодых парней. Они громко болтали и хохотали, время о времени поглядывая на меня. Их взгляды были неприятными, липкими. Рядом играли дети. Старший мальчик бегал по проходу с игрушечным самолетиком, подняв его высоко над головой. За ним гонялся малыш. Он забавно морщил личико и требовал:

— Дай мне. Дай! Я тоже хочу летать!

Старший смеялся, громко и беззаботно, и дразнил малыша:

— Догони и забери, если сможешь, братишка!

Я хмыкнула. Какие у всех мальчишек игры скучные. Догони, забери, победи… Том, по крайней мере, не вел себя так вызывающе. Можно было сказать, что друг давно уже вырос. А с взрослым ребенком гораздо надежнее и проще, да и капризничает он меньше.

Интересно, откуда у него появились деньги на эту поездку? Риддл рассказывал о подработках во время учебного года, о репетиторстве, но я сомневалась, что заработанных им денег хватит надолго. А ведь мы должны будем еще где-то жить, что-то есть. Да и не известно, чем мы будем заниматься по прибытии. Том упорно молчал на счет цели нашей поездки. Мне в голову приходили разные мысли. И каждая была невероятнее и ужаснее предыдущей.

Вздохнув, я оглянулась назад. Возле кассы Тома не было. Мне это не понравилось. Ну почему нельзя сказать, если куда-то надо отлучиться? Какие могут быть между нами секреты?

Я с детства не любила долгое ожидание. Всегда казалось, что родители обязательно забудут обо мне и оставят одну в незнакомом месте. Меня даже на консультацию к психологу записали, чтобы я избавилась от этого глупого страха.

Неожиданно кто-то плюхнулся рядом со мной на скамейку. Вздрогнув, я повернула голову и увидела Тома.

— Держи! — Риддл протянул мне сэндвич.

— С сыром?

— Да, как ты любишь.

Я довольно зажмурила глаза, вгрызаясь в свой запоздалый ланч.

— Поезд отправится через двадцать минут. Дальше мы пересядем на автобус, но он не доезжает до деревни. Надо будет пройтись немного, зато к вечеру будем на месте.

Закончив говорить, Риддл с удовольствием откусил от своего сэндвича. Наверняка тоже проголодался. Доев, я поинтересовалась:

— Ты ведь все заранее спланировал, да?

Он кивнул, продолжая жевать.

— А миссис Коул? Как ты ее уговорил нас отпустить?

Том помолчал и откусил еще немного, явно для того, чтобы потянуть время. Ох, чувствую, что Риддл опять наломал дров.

— Я ей зелье для сговорчивости в графин с водой подлил. Она почти не возражала.

— Какое еще зелье? — я внутренне похолодела. Риддл прекрасно разбирался в ядах и прочих сомнительных зельях, но не мог же он ее отравить?! Или мог?

— Да все нормально с твоей миссис Коул. Я ей усовершенствованный «Жидкий Империо» подлил. Поверь, это совершенно безвредно.

Друг мягко рассмеялся, пытаясь тем самым передать мне свою уверенность, которой я не чувствовала. В памяти были еще свежи воспоминания о Арчи, который был под воздействием этой дряни.

— Оно подавляет волю, — напомнила я ему основной эффект его чудного изобретения.

— Всего лишь делает людей сговорчивей, — возразил он. — Пойми же, нас бы так просто не отпустили!

Он был прав. Мерлин побери его правоту и практичность! Самое удивительное, что Риддл, по сути, не нарушил ни одного правила или запрета. Зельями можно было пользоваться, запрет распространялся только на палочку.

— Том, для тебя эта поездка действительно так важна?

Я спрашивала не из праздного любопытства. Закрыть глаза можно на многое, если нечестная игра ведется для достижения действительно нужных вещей.

— Очень, — ответил он серьезно. — Возможно, это единственный шанс узнать что—то о моих родителях.

Я протянула руку и ободряюще сжала его ладонь. Пальцы у Тома были совсем холодными, как ледышки. Растереть бы, да только он не позволит.

— Хорошо, Том, делай все, что считаешь нужным. А я… Я буду рядом.

— Всегда? — друг лукаво улыбнулся.

Я в ответ рассмеялась и подтвердила:

— Всегда.

* * *

Поезд мерно покачивался, и меня клонило в сон. За окном был виден незамысловатый пейзаж. Сначала серые невысокие здания, потом поле, мост, наискось пересекавший реку, а сейчас был виден лес. Деревья кое-где обгорели, кое-где их не было. Вполне вероятно, что в этом месте было скинуто несколько бомб. Хотя на территории Британии давно уже ничего не взрывалось, но война еще не была закончена. Люди помнили — такое невозможно забыть! — как сотнями погибало мирное население от летящей на их головы огненной смерти.

Этим летом все было спокойно. Война казалась теперь далекой, солдаты возвращались с фронта. Напротив нас сидел как раз один такой человек. В форме, с рукой, висевшей на шее в косынке, и хмурым цепким взглядом — он казался существом из другого мира. Мы с Томом в сравнении с ним были щенками, глупыми и беспомощными. Но на нас он смотрел без злости или раздражения, а так грустно, словно о чем-то сожалел.

Тому не нравилось такое пристальное внимание, и он то и дело недовольно морщился и крепко обнимал меня за плечи. А я и не возражала, мне было хорошо рядом с ним.

— Красивая у тебя девушка, парень, — произнес солдат, улыбаясь.

Риддл кивнул, настороженно глядя на собеседника. Я прикрыла глаза и с интересом наблюдала за своими попутчиками. Легкая нега исчезла бесследно, и на смену ей пришло любопытство — жгучее, как перец, и ленивое, словно объевшийся сметаной кот.

— Повезло тебе, — тем временем продолжал говорить человек. — Видно, что дорожишь подругой, а я один остался.

— Сожалею, — голос Тома прозвучал прохладно.

— Ну да, конечно, — хмыкнул солдат. — А я вот нет. Одному тоже быть неплохо.

Хотя его слова прозвучали уверенно, но я им не поверила.

— Расскажите о войне, — попросила я его.

Порыв был неожиданным, и я невольно ощутила, как пересохло во рту. А вдруг я его обидела? Или же попросила слишком много? Надо же было так сглупить! Права Минерва: я порой совсем бестактно себя веду.

— А что вы, дети, хотите знать? — спросил он с интересом.

— Что расскажете, — ответил за меня Том.

Наверное, ему тоже было интересно послушать истории о войне, которая задела нас лишь краешком своего крыла. Хотя мы были детьми войны, взрослые все время нас оберегали и щадили. А этот солдат щадить не станет. Было видно, что ему необходимо выговориться. Что ж, мы с удовольствием его выслушаем.

И он рассказал нам все, нечего не приукрашивая и никого не оправдывая. Сказал, что убил многих. И ни разу не пожалел о своих поступках. Ведь жить ему хотелось, да еще как! Молодой был мужчина, всего двадцать два года, а глаза-то у него совсем старые, колючие.

Он поведал нам об ожидании в окопе, изматывающем и невыносимом. Порой люди не выносили его и сходили с ума. Большинство-то боялось неизвестности, а не смерти. Рассказал о друзьях, которых потерял в бою. Многих из них даже не было возможности похоронить, так и остались лежать там, где умерли.

Был за время его службы и голод, и холод, и отчаянье. Такое невыносимое, сладко пахнущее смертью. Впору самому было в петлю лезть, чем дожидаться пули от врага. Был и страх, и ранения, и безумно вкусная овсянка, которую готовили в госпитале, немного переваренная, но обязательно с кусочками мяса.

А еще надежда и горе, которое захлестнуло с головой, когда солдат узнал, что вся его семья погибла во время бомбежки. И обида, безумная иррациональная обида на тех, кто остался жив.

— Мы все были виноваты в том, что эта война продолжалась так долго, — рассказывал он. — Не было среди нас ни хороших, ни плохих. Все мы убивали, чтобы выжить. Да и еще хвастались по вечерам о том, скольких немцев подстрелили. Даже счет вели, — на этих словах солдат скривился. — И все мы проиграли в этой войне, потому что не осталось ничего неоскверненного. Они многих искупали в крови, даже детей! Вы бы видели, что творилось на улицах Италии! Мертвых было столько, что вечерами их собирали на повозки, чтобы потом закопать. Командующие все боялись, чтобы не началась эпидемия среди солдат. Как же без них войну вести? Они ведь главные пешки, самые верные и исполнительные. Почти что игрушечные, ручные.

Мужчина хрипло рассмеялся, а потом замолчал. А мы тихонько сидели, прижавшись друг к другу, как котята в корзинке. Я боялась лишний раз вздохнуть, не то что пошевелиться! Это же сколько надо было пережить, чтобы найти в себе силы рассказать об увиденном вслух? Во мне сейчас боролись противоречивые эмоции: жалость и осуждение, брезгливость и отчаянье, и слезы, много непролитых слез о несчастливой судьбе солдата.

Мне хотелось утешить его, сказать, что все обязательно наладиться, ведь жизнь только начинается! Вот только сил, чтобы произнести хотя бы слово, я так и не нашла в себе. Том тоже молчал. Было видно, что рассказ о войне зацепил его, заставил задуматься и сделать кое-какие выводы.

— Вы все сделали правильно, — заверил Риддл нашего случайного попутчика. — Иначе бы вы не выжили.

— Вот именно, парень. Выжил! И сейчас выживаю, а не полноценно живу, — с горечью признался он нам.— Эх, маленькие вы еще. Так ничего и не поняли.

Я хотела возразить ему, но сдержалась. Он был в чем-то прав: мы действительно не все смогли понять. Да и как мы могли это сделать, если наш мир был ограничен школой и приютом?

Я вздохнула и сильнее прижалась к Тому. Он был моей опорой, моим щитом в этом мире. И пусть нам не пришлось познать всех тягот и лишений военного времени, мы с ним тоже многое пережили. У нас были свои битвы, а у солдата — свои.

* * *

Путешествие на автобусе прошло спокойно. Он полз, как черепаха, и мы приехали к маленькому городку уже поздно ночью. Разыскивать сегодня родственника Тома было неразумно, поэтому мы решили поужинать и заночевать в местной гостинице. Здание оказалось небольшим — на шесть номеров, — но чистым и уютным. Мы съели яичницу и кашу, которую предложил нам хозяин. Номер Риддл решил снять на три дня. Мало ли что нас могло задержать в Литтл-Хэнглтоне…

Комната была небольшой. Двухместная кровать, тумбочка в углу, стол и стул возле окна — вот и вся мебель. Ванна, как нам объяснили, находилась в конце коридора. Я захотела освежиться перед сном. Чувствовала себя после дороги грязной и усталой. Стоя под упругими струями воды в душевой кабинке, я обдумывала все то, что произошло за сегодняшний день.

Путешествие, встреча с солдатом и его нерадостный рассказ, дети с вокзала, которые хотели бы летать. Все это смешивалось в голове, урывками всплывая в сознании. И порой складывалось в какой-то абсурдный паззл, который был немного аляповатым и кривым. Впервые в жизни я задумалась о том, смогла бы я убить человека, если бы от этого зависела чья-то жизнь.

А теплая вода смывала с меня грязь и усталость, делая тело непривычно воздушным. Жаль, что нельзя было вот так вот легко очистить свои мысли.

* * *

Я забралась на кровать, сев по-турецки. На моих коленях лежал сегодняшний выпуск «Пророка». Днем я не смогла его прочесть: вокруг было слишком много магглов. Сейчас же с интересом изучала статью на первой странице. Вверху красовался заголовок «Альбус Дамблдор — герой, спасший магический мир». Ниже была размещена фотография профессора и нынешнего Министра магии Британии, который пожимал ему руку. Статья рассказывала о блестящей победе нашего декана над Геллертом Гриндевальдом. Журналист красочно описывал дуэль двух сильнейших волшебников современности, события, которые последовали после схватки. Разливаясь соловьем, он всячески восхвалял силу и отвагу Дамблдора, его дальновидность и мудрость. Называл героем, спасителем и будущем магического мира. А я, читая о дифирамбах профессору Дамблдору, чувствовала лишь глухое раздражение. Конечно, я была рада, что самый опасный темный волшебник современности был обезврежен, но обида на декана лишь усилилась. Пусть он был хоть трижды героем — это не отменяло того факта, что Дамблдор предвзято относился к некоторым ученикам. Или ненавидел — это с какой стороны посмотреть.

Я сложила газету и небрежно бросила ее на тумбочку. Откинув голову на подушки, я задумчиво посмотрела в потолок. На нем были поклеены персиковые обои. Их цвет меня успокаивал. Я решила обдумать то, что мне надо будет делать дальше. Существовала вероятность, что Дамблдору предложат занять важный пост в Министерстве магии, и он уберется подальше от Хогвартса и от нас с Томом. Но не все было так просто. Я чувствовала, что так легко мы от него не избавимся. Он обязательно вернется в школу, и в этом году нам с Орденом Салазара придется туго. Хотя мы, благодаря стараниям Риддла, удачно избегали неприятностей все это время, но никто не мог дать гарантии, что нас не раскроют в любой момент.

Было время, когда я сама с радостью помогла бы вывести всю слизеринскую шайку. А теперь… Теперь я сама стала ее частью. Меня приняли. Не сразу и не все, но приняли. Так появилась еще одна общая тайна, связывающая нас с Томом.

* * *

В номер друг зашел как всегда тихо. Я заметила Риддла только тогда, когда матрас прогнулся под его весом. Волосы после душа были влажными, как и тело. Чистая одежда чуть липла к его коже, но ему это не мешало.

Том пристально посмотрел на меня, чуть покачал головой и спросил:

— Что случилось?

Почувствовал, паршивец. Или прочитал мысли. Последние месяцы он упорно занимался легилименцией. Тому настолько нужно было овладеть этим искусством, что он привлек к тренировкам и меня. Я защищала свои мысли, он пытался пробить мои блоки. С каждым разом получалось все лучше, но до идеального результата было по-прежнему далеко.

Вздохнув, я махнула рукой в сторону газеты. Том не спеша взял ее и надолго выпал из реальности. По мере прочтения он то щурил глаза, то выпучивал их, как рыба. Со стороны это выглядело даже забавно.

— Герой, — процедил Риддл, недобро глядя на фотографию Дамблдора.

— Для них он действительно герой, — заметила я, перекатившись на живот и обняв руками подушку. Мне безумно хотелось спать, и я то и дело зевала. То, что кровать была двуспальной, меня ни капли не смущало, ведь мы не раз спали с Томом вместе.

— Ненавижу его, — поделился друг со мной страшной тайной.

Фыркнув, я залезла под одеяло. Тоже мне открытие! Все и так прекрасно знала об их взаимной антипатии.

Том разделся и лег рядом. Выключил свет и повернулся ко мне лицом. Замер на некоторое время, а потом, протянув руку под одеялом, накрыл ладонью мой живот. Я проглотила смешок — было немножко щекотно — и с интересом ждала, что он будет делать дальше. Легкие поглаживания через некоторое время стали настойчивее. А когда Риддл придвинулся ближе и поцеловал меня, стало не до смеха. Я задыхалась. Он был всюду: его, его губы, его язык, его тело. Несмотря на довольно изящное телосложение, Том оказался чертовски тяжёлым. Мне впервые за вечер стало тревожно. А уж когда он потянул ночную рубашку вверх, я откровенно начала паниковать.

— Том, — хрипло шептала я. — Остановись, Том.

— Ты и вправду этого хочешь?

Слова прозвучали чуть насмешливо. Тем временем его рука поползла вверх по внутренней стороне моего бедра, и мне резко расхотелось говорить. Я жадно хватала ртом воздух, которого отчего-то стало не хватать. И пыталась сдержать стон, а Риддл, словно издеваясь, выводил языком затейливые узоры на моей коже. Но окончательно контроль над собой я потеряла тогда, когда он снял с меня ночную рубашку. Ощущение соприкосновения с его обнаженным телом были непередаваемыми. И в то же время безумными, отчаянными, страстными.

— Гермиона, — на выдохе шептал он мое имя, прерывисто дыша.

А я кусала губы и царапала ногтями его спину. Я больше не хотела, чтобы он останавливался. Да он и не предлагал. А потом, когда я прильнула к нему всем своим естеством, отвечая страстью на страсть, нам обоим стало не до размышлений.

* * *

Просыпаться рано утром я не любила, и сегодняшний день не стал исключением. Риддл все еще спал, обнимая меня одной рукой за талию. Волосы были спутаны, на щеках виднелся легкий румянец, на губах застыла довольная улыбка. Хорошо ему. Вздохнув, я осторожно встала с кровати. Похоже, что сегодняшний день начнется с контрастного душа, иначе помощничек в поисках из меня будет никудышный.

Когда я вернулась в комнату, Том уже проснулся.

— Доброе утро! — преувеличенно бодрым голосом поприветствовала я его. Мне было немного неловко оттого, что произошло ночью. Да и этот его пристальный взгляд смущал еще больше.

Я повернулась к нему спиной и сделала вид, как будто сейчас нет ничего важнее складывания разбросанных вещей. За спиной послышался смешок. Затем сильные руки развернули меня, а тонкие губы подарили дразнящий поцелуй. Странно, но кожа у Тома больше не была холодной.

Собравшись и позавтракав, мы решили пройтись пешком к Литтл-Хэнглтону. Там нам предстояло найти дядюшку Риддла, мистера Морфина Мракса.

______________________________

Коллаж к фику сделанный талантливой MaRiNa: http://4put.ru/view-max-picture.php?id=736610

Мы шли по проселочной дороге. Было утро, и солнце еще не так сильно припекало, как вчера. Миновав поле, мы с Томом оказались на окраине деревни. С холма, на который мы забрались, была видна дюжина домов с потемневшей от времени черепицей. Чуть дальше возвышалось поместье, выглядевшее внушительно. Мне было любопытно, кто мог жить в этой громадине.

— Куда дальше? — поинтересовалась я.

Риддл молча указал рукой направление и первым начал спускаться вниз. Чем ближе мы приближались к предполагаемому месту жительства родственника Тома, тем хуже становилось у друга настроение. Я чувствовала его все нарастающее раздражение, поэтому не пыталась начать разговор. Ему сейчас было тяжело — не каждый день дается шанс изменить всю свою жизнь. Может быть, Том станет мягче и добрее, когда обретет семью, пусть только и в лице дядюшки.

Трава этим летом была душистой. Мне безумно хотелось сбросить надоевшие туфли и босиком пробежаться по ней. А потом упасть на мягкую зелень и разглядывать небо, ни о чем не думая. Как в детстве, когда все было простым и понятным, а все заботы сводились к хорошей отметке за ответ на уроке.

Обогнув поваленное дерево, мы оказались возле старого обветшалого дома. Стены и грязные окна оплетал вьюнок. Фундамент здания просел, оттого оно немного ушло под землю. Двери были деревянными, ветхими. Казалось, только тронь — и они рассыплются в труху. Жалкое зрелище, убогое.

Я украдкой посмотрела на Тома — выражение его лица было нечитаемым. Плохо дело, Риддл не выносил демонстрации чужой слабости, будь то слезы или порванная мантия.

— Гермиона, подожди меня на улице.

— Нет, я пойду с тобой, — я упрямо посмотрела на него. Риддл в ответ недовольно передернул плечами, но спорить не стал.

Мы миновали заросшую лужайку перед домом и остановились возле двери.

— Думаешь, стоит постучать? — я с сомнением посмотрела на довольно хлипкую преграду.

— Да, — Том кивнул. — Не развалиться же она.

— А если развалится? Как чинить будем?

Я прекрасно помнила, что нам нельзя было колдовать летом. А Том? Помнил ли он?

— Дядя подчинит. Его дом — его дверь. — Риддл холодно усмехнулся.

Замечательно! Что могло быть лучше, чем начать знакомство с того, чтобы высадить с треском дверь в доме дядюшки. Я подавила истерический смешок. Может, и правда лучше остаться здесь? Искоса посмотрев на Риддла, решила, что нет. Нельзя его оставлять одного: еще глупостей наделает.

Том постучал в дверь раз, второй, третий. Никто ему не ответил. Риддл легонько толкнул ладонью дверь, и та со скрипом открылась. Не было никаких чар, никаких замков. Зайдя внутрь, мы поняли, почему хозяин дома так халатно относился к безопасности своего имущества. Внутри было грязно и дурно пахло. Толстый слой пыли покрывал стол и полки, которые висели на противоположной стене. На полу валялись бутылки из-под маггловского алкоголя. Комната была крохотной, темной и казалась совершенно нежилой. Запустение и сырость тяжело повисли в воздухе, вызывая отвращение и желание быстрее захлопнуть дверь.

Том зашел внутрь и настороженно оглянулся.

— Открой шире дверь, а то мы здесь задохнемся, — попросил он.

Я послушно исполнила его просьбу. Когда солнечный свет залил самые дальние и темные уголки комнаты, я краем глаза увидела, как куча тряпья у дальней стены пошевелилась. Сначала показалась рука, потом голова человека. Он кряхтел и что-то бормотал. Прислушавшись, я слегка покраснела — ругаться этот маггл умел виртуозно. Да так, что уши вяли.

— Извините, пожалуйста, вы не подскажите нам, где мы можем найти мистера Морфина Мракса? — вежливо спросил Том. Хотя я-то знала, чего ему стоит говорить так спокойно с этим внешне отвратительным человеком.

— А ты какого пикси тут забыл? Это мой дом! Мой! Так и передай этим магглам! Тоже мне — хозяева. Пусть только сунутся — я мигом их в флоббер-червей превращу.

Человек встал на ноги, и я поняла: то, что я сначала приняла за кучу тряпья, оказалось старой засаленной мантией, вылинявшей и рваной. Неужели этот пьяница и был дядюшкой Тома?

* * *

Их нельзя было сравнивать. Том и его дядя (я в этом больше не сомневалась) были так же далеки, как гиппогриф и петух. Первый был благородным животным — внушающим страх и уважение, но в то же время привлекающим своей хищной красотой. А второй — старой уродливой пародией на птицу, побитой жизнью, опустившейся на самое дно, но сохранившей ворох предрассудков и гордыню.

— А ты похож на того ублюдка, — внезапно подал голос мистер Мракс. До этого он настороженно рассматривал нас, словно опасался, что мы на него нападем.

— На кого? — тихо переспросил Том.

Голос его звучал ровно, без дрожи, но руки были спрятаны в карманах. Наверное, Риддлу все же было не по себе. Обычно он более тщательно следил за своими жестами.

— На Риддла. Сынка тех магглов, которые хотят выгнать меня из моего дома.

Мужчина сел на стул, предварительно спихнув с него какое-то тряпье. Я невольно поморщилась. Неужели ему было все равно, где он живет?

— Магглы? Так отец маггл? — уточнил друг.

— Ага, самый что ни на есть настоящий. Обрюхатил мою сестрицу и смылся. — Морфин противно хихикнул. — А она, дрянь эдакая, мало того, что обворовала нас, так еще и родила полукровку. Какой позор для наследников Слизерина! Будь мой отец жив, он бы и тебя, и твоего папашу, и всех дракловых Риддлов перебил. Это же надо было так запятнать честь нашего рода?! Шлюха! — последние слова он выкрикнул, явно обращаясь не к Тому.

Я, повернув голову, посмотрела на друга. Его спина была неестественно прямой, напряженной. Руки он по-прежнему держал в карманах. Отчего-то это казалось неправильным. Слишком дико весь этот образ смотрелся в сравнении с тем идеальным старостой, которого я знала. Я сделала шаг, второй. Несмело протянула руку и положила ее на плечо Тома. Мне хотелось утешить его, дать почувствовать, что он не один. Обнять, в конце концов! Но я не осмелилась. Лишь сжала рукой его плечо, надеясь, что он поймет все без слов.

— Вот значит как. А моя… мать? Она была волшебницей?

Том продолжал расспрашивать своего дядю. И одному Мерлину было известно, чего ему стоило сохранять хладнокровие и выдержку. Зная крутой нрав друга, я могла только догадываться, что он мог бы сотворить с мистером Мраксом за все те слова, что тот сказал.

— Сквибом была, — презрительно бросил он. — Жалким, никчемным сквибом. Хотя ума сварить приворотное зелье у нее хватило. Видать, смазливая рожа твоего папаши сильно понравилась, — на этих словах он рассмеялся, коротко и обидно.

Риддл ничего не сказал ему, лишь молча стоял и рассматривал его, как какое-то насекомое, гадкое и бесполезное. Такое раздавить надо было бы, но в то же время руки неохота марать.

Тем временем мистер Мракс нашел возле стола бутылку, которая была на половину полной. Сделав несколько глотков прямо из горлышка, Морфин довольно икнул и вытер рукавом рот.

— Ба! А что это за птичка прилетела ко мне в логово? — дядя Тома смерил меня оценивающим взглядом с головы до ног, неприятно усмехнулся и похлопал рукой по колену.

— Иди сюда, маггла. Хочешь выпить? Виски, правда, дрянное, но для тебя сгодиться. Вряд ли ты способна оценить благородный напиток, маггла.

Сколько презрения было в его голосе! Сколько гордыни и высокомерия во взгляде! Такое впечатление, что я еще должна была его поблагодарить за то, что он обратил на меня внимание. Я брезгливо скривила губы, но промолчала. Не хватало еще мне влезть в перепалку с этим ничтожеством.

— Гермиона, подожди меня на улице, — голос Тома был холодным и бескомпромиссным.

— Я останусь, — упрямо произнесла я.

— Нет.

— Я останусь, — настойчиво повторила я, скрестив руки на груди.

— Что такое? Твоя подружка не слушается?

Морфин издевался, проявляя фальшивое беспокойство. Такое же липкое и грязное, как его дом, его жизнь, его руки.

— Гермиона, мне нужно поговорить с дядей наедине.

Сказав это, он подхватил меня под руку и буквально вытолкнул на улицу, не забыв захлопнуть дверь за моей спиной. Я обхватила себя руками — мне было холодно. Медленно миновав лужайку, села на поваленное дерево. На душе было гадко. Все надежды на счастливое воссоединение Тома с семьей канули в лету. Его дядя оказался волшебником и на редкость неприятным типом. Отец бросил беременную жену, а эта самая жена баловалась с приворотными зельями. Неплохой пасьянс получился. Можно даже сказать, что фатальный.

А Том? Что он будет делать теперь, когда узнал все это? Мне было страшно: за него, за себя, за мистера Мракса. Риддл был способен на многое. Мне ли не знать об этом? Оставалось только надеяться, что он не убьет своего дядюшку. Моя палочка осталась в гостинице, на самом дне сумки. Впервые за этот день я пожалела, что не прихватила ее с собой. С ней мне было бы надежно, спокойно. Сейчас же я чувствовала себя голой и беспомощной. Действительно — маггла. Настоящая волшебница ни за что бы в жизни не разлучилась с волшебной палочкой.

Сзади послышались шаги. Я не стала оборачиваться, прекрасно зная, кто ко мне шел. Том сел рядом со мной и устало закрыл руками лицо.

— Извини.

— За что? — я удивленно посмотрела на него.

— За родственничка, — его голос, обычно столь выразительный, сейчас прозвучал глухо и бесцветно.

— Ты не виноват, — отмахнулась я.

Неужели Риддл подумал, что я буду винить его за то, что он привел меня сюда? Вот еще! Он не виноват. Ни в чем не виноват.

— Гермиона, давай вернемся в гостиницу. Пообедаем, отдохнем, а завтра поедем назад в Лондон.

— Разве ты не хочешь увидеть отца?

Такое желание казалось естественным. Том обязан был хотеть увидеть его хотя бы ради удовлетворения любопытства.

— Хочу, — он утвердительно кивнул. — Но я не хочу втягивать во все это тебя еще больше. Хватит и Мракса.

— Нет, я пойду с тобой! Тебя нельзя быть сейчас одному, — я упрямо сжала губы.

— Переживаешь, что я не справлюсь? — с легкой усмешкой поинтересовался он.

В ответ я крепко сжала ладонь Риддла. Его пальцы были такими холодными! Я стала растирать их, чтобы хоть немного согреть. Том не возражал, лишь угрюмо смотрел перед собой.

Вокруг было по-прежнему тепло, спокойно. Казалось, что весь остальной мир существовал отдельно от нас. Жил, дышал, любил, умирал. И ему было плевать — на всех плевать! — он только хотел созерцать гармонию. А кто и как ее создаст, было совершенно для него неважно.

* * *

Входная дверь в поместье Риддлов была сделана на совесть. Крепкая, дубовая, прочная — она не шла ни в какое сравнение с той рухлядью в лачуге мистера Мракса. Том вежливо постучал в нее висящим рядом молоточком и стал ждать, когда появится кто-то из домочадцев.

Дверь открыли не сразу. Я как раз с интересом рассматривала клумбы роз, благоухающих дивным ароматом, как за дверью послышались шаги. Раздался тихий щелчок, скрип метала, и мы увидели в проеме мужчину средних лет. Высокий, статный, с остатками былой красоты на породистом лице — внешне он был повзрослевшей копией Тома. Я поняла, что перед нами стоял Риддл-старший — отец моего друга.

— Здравствуйте, — сдержано поприветствовал Том хозяина дома.

Тот ничего не сказал ему. Просто стоял и смотрел: чуть брезгливо, с затаенным в глубине глаз любопытством. Меня маггл не заметил или же сделал вид, что не заметил.

— Пришел-таки, — медленно произнес он. Голос у Риддла-старшего был гораздо жестче, чем у сына, но такой же завораживающий и тягучий, словно патока.

— Можно войти?

Сегодня Том был удивительно вежливым и терпеливым. Интересно, что произойдет, когда выдержка ему изменит?

Маггл отошел в сторону и сделал приглашающий жест рукой. Снисходительно так, словно попрошаек пускал в дом. У меня ужасно чесались руки заколдовать его, да так, чтобы эта его надменность и высокомерие слетели с него, словно насквозь прогнившая шелуха.

Мы оказались в доме. Затем, вслед за хозяином, прошли в гостиную, где сидела пожилая пара. Мужчина подслеповато щурился, рассматривая нас. Женщина, сжав губы в тонкую линию, с ненавистью сверлила глазами Тома.

Убранство комнаты было богатым, но в то же время элегантным. Темные цвета мебели хорошо сочетались с бежевыми обоями на стенах, а пламя в камине еще больше подчеркивало гармоничность линий и углов. Еще в комнате были картины с изображением разных натюрмортов и милые сердцу безделушки. Особенно мне запомнилась одна фарфоровая статуэтка. Маленькая балерина стояла на одной ноге, вторую грациозно вытянув назад. Ее тонкие белые руки были подняты вверх и сжимали над головой венок, сплетенный из алых цветов. Она была такой хрупкой, такой нереально прекрасной! Удивительно, что такая красота могла находиться в этом идеальном доме, которым владели на редкость неприятные магглы.

— Зачем ты пришел сюда? — наконец-то спросил старик у Риддла-младшего.

— Чтобы увидеть своих, — он сделал паузу, — родственников.

Что же, предельно честно. Изначально ему действительно было любопытно посмотреть на тех, кто мог быть его семьей.

— Увидел? Можешь теперь идти. Тебя сюда не звали. — Доселе молчавшая женщина подала голос и указала рукой в сторону выхода.

Вот так вот ненавязчиво нам указали на то, что мы здесь являемся нежеланными гостями. Мне вдруг стало как-то не по себе, я остро почувствовала себя здесь лишней. Зря я напросилась составить компанию Риддлу в визите вежливости. Ему сейчас нужна была поддержка, а не растерянная девчонка, понятия не имеющая, как себя вести с этими ужасными магглами.

— Вот как. — Том невесело усмехнулся. — Значит, и вы считаете меня позором для семьи?

— Разумеется! — воскликнул Риддл-старший.

Он с отвращение посмотрел на сына, а потом резко отвернулся, словно ему было противно. Все внутри меня похолодело. Что они творят? Разве они не чувствуют угрозу, исходящую от Тома? Разве не понимают, что нельзя безнаказанно дразнить змея?

— Твоя мать заколдовала меня. Недаром говорили в деревне, что она была ведьмой. Потом мы уехали с ней в Лондон. Я бросил все: дом, семью, невесту. Не ведал, что творю. Эта женщина разрушила мою жизнь! — Риддл-старший говорил отрывисто, с силой сжимая кулаки.

— Вы ее бросили, несмотря на то, что она была бременна, — тихо заметил Том.

— И что с того? Она мне была не нужна. Ни она, ни ребенок. Я хотел лишь вернуть свою жизнь, понимаешь? — Риддл-старший резко развернулся, глядя на сына шальными глазами.

Интересно, сколько раз он повторял себе это? Сколько раз успокаивал свою совесть и убеждал, что поступил правильно?

Мне было гадко на душе. Хотелось быстрее уйти из этого дома. Сбежать от тайн прошлого, захлопнув за спиной дверь, и забыть обо всем. Порой неведенье действительно бывает милосердным. И оно уж куда лучше, чем такая горькая правда. Я села в стоящее в стороне кресло. И книзлу было понятно, что мы тут задержимся. Стоять же на ногах и демонстрировать равнодушие у меня больше не было сил. Это была не моя битва, не моя семья. Зря я сюда пришла.

— Нет. — Том покачал головой. — Вы струсили и поэтому сбежали.

— Да что ты понимаешь, мальчишка? — визгливо произнесла женщина. — Ты никто и зовут тебя никак. Или же ты возомнил себе, что имеешь право что-то от нас требовать?!

— Матушка! — попытался осадить старуху Риддл-старший. Но куда там! Она разошлась не на шутку.

— Замолчи, Томас! — прикрикнула женщина. — А ты убирайся из нашего дома и нашей жизни. Ты ничего не получишь от нас: ни денег, ни имени. Возвращайся к своим сумасшедшим родственникам в ту дыру, которую они называют домом. Тебе там самое место!

Я думала, что мир рухнет после этих слов — жестоких, злых и болезненно реальных. Но нет, он по-прежнему был на месте. Как и фарфоровая балерина, как и эти ненормальные люди. Было удивительно, что все родственники Тома единодушно отвергли его. Складывалось такое впечатление, что он был лишним и нежеланным ребенком, что он не должен был родиться. Мое сердце болезненно сжалось — мне было искренне жаль друга. Почему эти люди думают, что имеют право причинять моему Тому боль? Ведь они ничтожны, мелочны и ограничены в своих мирках, со стенами из картона. Такими же хлипкими, как и сами люди. Ведь они всего лишь фарфоровые статуэтки — бездушные и холодные. Их стоило разбить. Стереть в мелкую пыль и развеять по ветру.

Риддл как будто прочитал мои мысли.

— Что же, раз вы так хотите, то я исчезну из вашей жизни. — Том неожиданно усмехнулся и добавил: — Или вы из моей. Петрификус тоталус! — выкрикнул друг, направив на меня палочку. Миг — и я парализовано замерла в кресле, с ужасом глядя на то, что творил Риддл.

— Я рос в приюте и всю жизнь считал себя сиротой. Знаете, дорогие родственнички, теперь-то я понял, что это не самое худшее, что могло случиться со мной.

— Ч-что ты собираешься с-сделать? — сдавленно спросил Риддл-старший, с ужасом разглядывая палочку в руках друга.

— Убить вас, — честно признался Том, а потом резко взмахнул волшебной палочкой и сказал: — Авада Кедавра!

* * *

Зеленый цвет, как оказалось, мог быть устрашающе-прекрасным. Он ослеплял, наполняя каждую клеточку тела животным ужасом. А потом, когда гас, оставлял после себя чувство оцепенения. Так бывает, когда ты сгораешь изнутри. Когда эмоции и чувства покрываются коркой льда, а разум способен лишь фиксировать вереницу событий, над которыми ты больше не властен.

Изумрудная вспышка — тело Риддла-старшего на миг застыло, а потом упало на пол. Нелепо раскинутые руки и широко открытые темные глаза, пугающе похожие на те, другие, любимые, смотрели прямо на меня. Крик женщины, пронзительный и отчаянный, а за ним последовавшая еще одна вспышка. И два роковых слова. Миг, второй — Том отошел в сторону, дав возможность мне увидеть мертвую женщину с застывшей гримасой ужаса на лице. Она были неподвижной, погасшей, как та фарфоровая статуэтка с полки. Я не хотела смотреть на нее, но отвернуться или зажмуриться было выше моих сил. Смерть была отталкивающе прекрасна.

Мне не хотелось верить в то, что эта женщина мертва. Хотя она и вела себя отвратительно по отношению к Тому, но умереть так… неожиданно? Так глупо? Мерлин тебя побери Риддл, что же ты натворил?!

Я почувствовала, как глаза начало неимоверно жечь. Они стали влажными, предательски демонстрируя то, что я сейчас была как никогда уязвимой. Если бы у меня была палочка, я бы ни за что не позволила другу сделать этого. Я бы дралась, и мне было бы плевать на то, что колдовать запрещено! Нельзя убивать людей, как скот. Нельзя решать, кому жить, а кому умереть! Это непростительно!

Горькие слезы бессилия катились по моим щекам, а я даже не могла их утереть. Я была беспомощна, как та фарфоровая балерина на полке. Всего лишь застывшая кукла, которой можно вертеть, как вздумается.

Старик был жив, но не казался напуганным. Он сначала взглянул на Риддла, а потом перевел взгляд на мертвецов.

— Что же, — впервые за вечер мужчина нарушил тишину, — за все надо платить.

— Не боишься? — поинтересовался Том, подходя к нему близко-близко.

Кончик палочки упирался в лоб жертвы, тем самым показывая, что убийца абсолютно уверен в своих силах и выдержке.

— Нет. Устал, знаешь ли, за долгие годы, — признался он, а потом вдруг спросил: — А ты, внук, не боишься убивать?

— Нет. Больше не боюсь.

Риддл отошел от маггла на несколько шагов назад, затем взмахнул палочкой и сказал:

— Авада Кедавра!

Отдача была сильной. Волшебную палочку друг сумел удержать в руках, но его отбросила назад, да так, что он ударился спиной о полку. Пытаясь удержаться на ногах, Том уцепился за нее, неловко сбросив все фигурки и прочие безделушки на пол. Фарфоровая балерина тоже полетела вниз. С тихим «дзинь» она раскололась надвое так же, как и вся моя жизнь.

Если бы я могла, то закричала бы. От ужаса, а может, от боли. Я не знала, чего во мне теперь было больше. Кровь стучала в виски, перед глазами все плыло. Но и их я не могла больше закрыть: чары по-прежнему действовали.

Том выпрямился, отвел упавшие на глаза волосы. Подойдя к убитому дедушке, наклонился к нему и удовлетворенно хмыкнул. На миг мне показалось, что он наслаждался своей силой, что был доволен. Но этого не могло же быть. Риддл же не такой, правда?

Том обвел рассеянным взглядом комнату, безразлично посмотрел на отца, бабку, а затем в недоумении взглянул на меня. Неужели Том забыл обо мне? Я бы рассмеялась, ведь выражение его лица на миг стало почти забавным, а потом что-то изменилось. Недоверие, боль, отчаяние, злость — эмоции мелькали на его лице так быстро, что я не успевала их расшифровывать. Но миг — и его лицо стало непроницаемым. Еще одна столь любимая Риддлом маска. Только вот какая?

Я остро ощущала свою беспомощность. Хотелось выть от бессилия. Я понимала, что в этот раз проиграла в схватке с Томом. Он убил всех своих родственников, теперь убьет и меня. Отчего-то я в этом не сомневалась. Умело жонглируя словами, Риддл, словно насмехаясь, бросал мне в лицо ворох иллюзий и ложных зацепок. Зная, что я вновь поведусь на старую как мир уловку, что любопытство вновь перевесит здравый смысл. В конце концов я пришла к пониманию того, что выхода нет. Запас удачи иссяк, а купить ее за галлеоны не получится. Хуже этого могло быть только осознание того, что я никогда не смогу узнать врага в лицо. Слишком много у него ложных масок, и слишком мало у меня времени осталось…

Том медленно подошел ко мне. Отвел палочкой упавший на лицо локон и, поддев пальцами подбородок, заставил посмотреть ему в глаза. То, что он там увидел, ему очень не понравилось. Риддл нахмурился и недовольно сжал губы в тонкую линию. Я ощущала, как мое сердце бешено бьется в груди, но я не боялась. Во мне больше не было страха, не было боли. А смерть… Что ж, и с ней когда-то придется встретиться.

Том сел передо мной на корточки и задумчиво спросил:

— Ну и что же нам теперь делать, Гермиона?

— У нас есть три дороги, Гермиона. Две из них так или иначе ведут в тупик. Одна — к свободе. Не только для тебя, но и для меня, понимаешь? — Том проникновенно заглянул мне в глаза.

Я внимательно слушала Риддла, внутренние сжимаясь каждый раз, когда он касался меня волшебной палочкой. Действие заклинания Том так и не отменил, поэтому я по-прежнему неподвижно сидела на стуле. Беспомощная, покорная, без права голоса — это злило меня сильнее, чем его взгляд, откровенно самоуверенный и ласковый, словно шелк.

— Я могу тебя убить, а потом трансфигурировать во что-то непримечательное и закопать в ближайшей клумбе. Признаться, это самый легкий путь.

Мерлин, он еще и шутил. Или же нет? Порой понять, где правда, а где вымысел, когда дело касалось Риддла, было невозможно. От этого наше противостояние было еще азартней, еще слаще и опасней. Но сейчас я бы предпочла уютную пыльную каморку блеску дуэльной арене. Ставки выросли, и на этот раз на кону стояла жизнь, а не гордость.

— Можно стереть тебе память. Но — вот незадача! — в прошлый раз ты каким-то образом сумела понять, что части воспоминаний не хватало, и вновь наделала глупостей. Я не настолько хорошо владею этими чарами, чтобы стереть даже тень сомнения в твоем разуме. Да и ты так просто не согласишься расстаться с воспоминаниями, я прав? — Том мягко улыбнулся.

Несмотря на уверенность, чувствовавшуюся в каждом его слове и жесте, Риддл нервничал. Ему важно было получить мою поддержку, мое прощение, пусть только и на словах. Ведь если я исчезну или вдруг стану слабоумной — возникнут вопросы. Уж Дамблдор не спустит дело на тормозах — слишком застарелой была их вражда с Томом.

— Я не хочу делать тебе больно, Гермиона, — продолжал уговаривать меня Риддл. — Давай начнем все сначала. А этот день… Что ж, забыть его не получится, но жить дальше мы сможем. Вместе.

Если бы я могла, то рассмеялась бы. Сначала? Вместе? Жить? Он был ненормальным, я это всегда знала. Но что бы настолько? Самоуверенный, заигравшийся мальчишка. Как же я его ненавидела сейчас!

Тем временем Риддл продолжал свой монолог:

— Я отменю действие чар, но сначала я должен убедиться, что ты не задумала очередную пакость. — Том нацелил на меня волшебную палочку и прошептал: — Легилименс!

Перед глазами взорвалась сверхновая звезда. Пульсируя, она сжалась до карликовых размеров, а потом вспыхнула пламенем, сжигая все стены, воздвигнутые в моем сознании. Я больше не была целой: меня раздробило на сотни тысяч осколков, разметало по разным уголкам вселенной. Меня больше не было.

Риддл действовал как мясник. Было больно и противно, но я не сдавалась. Просто продолжала бороться за остатки своего «я». С каждой вспышкой в сознании цеплялась за самые счастливые, нужные воспоминания и мысли.

Вот Том рассердился на меня за то, что я спорила с ним, а потом вдруг улыбнулся и ласково провел рукой по волосам.

Выручай-комната, залитая солнечным светом. Откуда? Ведь там нет окон. Друг что-то читает. Его лицо сосредоточено, между идеальной формы бровями залегла тревожная складка. Я невольно подольше задержала на нем взгляд, очарованная легким флером таинственности, что окружал его. Мое сердце сжалось так сладко и так горько.

Мы с ним поссорились. Я кричала, что он не прав. Непростительно так себя вести с людьми, которые поверили тебе. А он смотрел на меня своими невыносимыми темными глазами и протягивал мне ладонь со словами: «А как? Научи».

Он поцеловал меня в одном из школьных коридоров. Вжал в шершавую стену своим телом и заскользил руками по спине под моей рубашкой. Едва касаясь пальцами груди, заставлял задыхаться и цепляться за него еще крепче, еще отчаянней.

Ночь в гостинице наполнена шорохами и стонами. Мне пришлось вцепиться зубами в свою ладошку, чтобы не закричать в голос. Том был везде. Он заслонил собой весь мир, став на краткое мгновение для меня всем. Я не хотела лежать в кровати бревном, но проявить инициативу было выше моих сил. Сегодня Риддл был и Богом, и Дьяволом. Моим Дьяволом. В конце концов, когда ты разделила грех с дорогим для тебя человеком, то и падать в ад было не страшно. Ведь он, как и рай, будет только для вас двоих.

Нет, не то. Он искал не эти воспоминания. Его не интересовали мои мысли и чувства. Ему нужна была правда.

Том сидел рядом. После разговора с дядей он выглядел измученным. Бесконечно усталый и тоскливый взгляд делал весь его облик человечным. И мне казалось… Нет, я точно знала, что любила его.

Том на мгновение прикрыл глаза, разрывая наш контакт и тем самым даря мне бесценные мгновения. Вдох-выдох, вдох-выдох.

Зеленая вспышка смертельного заклинания ослепляла, но мне было не страшно. Я не испытывала сочувствия к магглам. Они получили то, что давно заслужили. Смерть тоже могла стать наградой. Правда, Том?

Риддл рассмеялся, легко и искренне, а потом взмахнул палочкой и сказал:

— Фините Инкантатем! А я уж испугался, что ты возненавидишь меня!

— Я всегда была на твоей стороне, — отозвалась я, часто-часто моргая. Все тело затекло, и двигаться было больно. Но я сжала зубы и потихоньку напрягала мышцы, возвращая им чувствительность и подвижность.

— Да, но на одно мгновение мне показалось, что я потерял тебя.

Я облегченно прикрыла глаза, поняв, что вот он — мой шанс. Надо только не упустить его.

— Что ты собираешься делать с… магглами? — поинтересовалась я.

— Ничего.

— Работники Министерства Магии рано или поздно поймут, что их убил волшебник.

Я осознанно тянула время, продолжая возвращать телу чувствительность. Встала и прошлась до камина, попутно отметив, что Риддл следил за мной. «Он все еще остерегается меня», — поняла я. Несмотря на то, что у меня не было палочки, Том не мог быть спокойным. Ведь загнанная в мышеловку крыса способная съесть и василиска.

— Верно. Вот этой палочкой. — Том поднял ее вверх, чтобы я могла лучше рассмотреть ее, а потом добавил: — Волшебной палочкой Морфина Мракса.

Я мысленно чертыхнулась, рассматривая короткую палочку, не больше восьми дюймов, сделанную из черного дерева. Что же, подставить дядюшку и тем самым спасти свою шкуру вполне в духе Риддла.

— Ты вернешь ее мистеру Мраксу?

— Конечно, верну, — он кивнул. — Надо будет еще над памятью поработать, но это не так сложно. Дядя, — Том презрительно усмехнулся, — сильно напился сегодня. Сомневаюсь, что завтра он сумеет вспомнить свое имя.

— А как же запрет на колдовство для подростков?

— В семьях волшебников дети могут колдовать, не опасаясь, что их выгонят из школы за нарушение правила. В конце концов, никто не будет разбираться, кто именно создал заклинание: взрослый или ребенок. Так что вся ответственность на дядюшке.

— И тебе его не жалко? — не утерпев, спросила я.

Друг подозрительно посмотрел на меня, но поняв, что я не собираюсь с ним спорить или читать нотации, успокоился. Даже его рука, сжимающая палочку, чуть расслабилась.

— Некого жалеть, — сухо ответил он и отвернулся.

Я кинула беглый взгляд на тела, лежащие на полу, обвела взглядом комнату.

— Дай мне свою палочку!

— Зачем? — поинтересовался он, впрочем, не спеша исполнять мою просьбу.

— Здесь надо все убрать, — я указала рукой на разбитые фарфоровые статуэтки и прочую мелочь на полу. — И ослу понятно, что их убили. Но, в отличие от мракоборцев, полиция не сможет так легко установить причину их смерти. А вот выяснить, что в деревню незадолго до гибели семьи Риддлов наведывалась пара незнакомцев — запросто. Если не хочешь иметь проблем с магглами, то убери этот беспорядок. Риск и так слишком велик.

Том согласно кивнул и, вытащив из кармана свою палочку, отдал ее мне. Я слегка улыбнулась ему, перебирая в голове все известные мне чистящие заклинания, а потом взмахнула палочкой и прошептала:

— Ступефай!

Я едва шевелила губами, но заклинание вышло на удивление сильным. Наверное, слишком много было вложено в него эмоций. Обида и страх — далеко не самые худшие из них.

Риддл не успел уклониться или отразить чары. Упал, как подкошенный. Палочка выскользнула из ослабевших пальцев и покатилась по полу. Надо же, я впервые сумела его одолеть, пусть наша мини-дуэль и была не совсем честной.

Приблизившись к нему, я села на корточки, протянула к нему руку и нащупала пульс у него на сонной артерии: он был ровным и ритмичным. Не удержавшись, провела пальцами по его шее, наслаждаясь теплом кожи. Отвела волосы с лица Тома и, наклонившись, легко поцеловала Риддла в губы.

Наша игра еще не закончилась, но эту партию я выиграла.

* * *

Дорога до гостиницы показалась мне бесконечной. В боку кололо, дышать было больно. Воздух со свистом врывался в мои легкие, обжигая их изнутри, и сжимал жесткими неподатливыми пальцами. Надо было спешить, ведь заклинание не будет длиться вечно. А Риддл, когда очнется, будет зол. Очень зол.

Хорошо, что сумку я почти не распаковывала. Первым делом проверила, на месте ли моя палочка. Она была необходима, если я хотела без потерь добраться до Лондона. Нащупав ее в сумке, вытащила палочку наружу и больше не прятала. Она — моя удача.

Волшебную палочку Риддла я положила на полочку, где недавно покоилась моя расческа и перчатки. Я понимала, что лучше оставить ее у себя, что разгневанный Том с палочкой в сто раз опасней просто разгневанного Тома, но я не могла — не имела права! — присвоить себе, пусть и временно, его палочку. Это было все равно, что отпилить ему руку и сказать, что со временем она отрастет. Бред, конечно, но лишать его «руки» я не хотела.

Выбежав на улицу, подняла руку с зажатой в ней волшебной палочкой и стала ждать. Он должен сейчас появиться. Обязан! От него зависело мое будущее, моя жизнь.

Визг тормозов был оглушительным. Ночной Рыцарь резко остановился возле меня, сложившись гармошкой, а потом так же легко принял привычную форму. Я нервно хихикнула — ну и транспорт у волшебников!

— Куда едем, красотка? — спросил молодой паренек, весело глядя на меня.

Кондуктор имел непримечательную внешность, но улыбка у него была доброй. Я робко улыбнулась в ответ и зашла в автобус.

— Лондон, Дырявый котел, — ответила я, нервно перебирая в кармане мелочь. Десяток сиклей и столько же кнатов — вот и все мои деньги. Надеюсь, что хватит на билет.

Рассчитавшись с кондуктором, я села в конце автобуса возле окна. На улице было все еще темно, но это мне только на руку. Ведь убийцы, воры и беглецы всегда работают под покровом темноты. Она их верная спутница и помощница, но, увы, ветрена и ненадежна. Эта дама с легкостью могла обменять доверие на предательство. И порой судьба того, кто возжелал сыграть с ней, зависела от каприза или взмаха крыла бабочки.

Подышав на стекло, я написала пальцем на запотевшем кусочке «Том». Очнулся ли ты уже или нет? И каков будет твой следующий ход? Ведь слизеринцы не прощают предательства, так же, как и гриффиндорцы.

Ночной Рыцарь сорвался с места неожиданно. Меня сильно мотнуло в сторону, и я ударилась плечом о стекло. Зашипев от боли, крепче сжала спинку стоящего передо мной сидения — так хоть не вывалюсь в проход между кроватями и сидениями. Поездка и так обещала быть веселой.

* * *

До Дырявого котла мы добрались далеко за полночь. Я поблагодарила водителя и, пошатываясь, вышла из автобуса. Меня тошнило. За неполный час я успела дважды упасть на не очень чистый пол и разбить коленку.

Войдя в помещение, я увидела бармена. Странно, что он еще не спал. Поздоровавшись, я сняла комнату на ночь. Есть мне тоже хотелось, но я решила, что потерплю до утра. А там и банк откроется, и можно будет снять немного денег со своего счета. Скоро начинался учебный год, и их должны были уже начислить мне. Конечно, это было жуткое транжирство, но лучше обезопасить себя сейчас, чем потом жалеть.

— Мистер… — я запнулась, не зная, как обратиться к бармену.

— Том, детка, просто Том, — он подмигнул мне.

— Да… Том. У меня к вам есть просьба: можно мне воспользоваться вашей совой? Надо отправить письмо. Важное письмо.

— А до утра ты не можешь подождать? — бармен нахмурился, подозрительно глядя на меня.

Я покачала головой и ответила:

— Нет. Утром будет поздно.

У меня не было твердой уверенности в том, что Риддл не придет за мной утром. Скорее он из кожи вылезет, только чтобы достать вредную девчонку, которая стала невольным свидетелем убийства. Поэтому, чтобы не случилось, я должна была обезопасить себя.

— Утром откроются общественные совятни, — просто Том почесал нос, глядя поверх моей головы.

Он сомневался, украдкой поглядывая на меня. Я улыбнулась ему как можно доброжелательней и положила на стол перед ним все деньги, которые у меня остались в кармане. Три сикля и пять кнатов — столько стоила сейчас моя свобода.

— Ну ладно, — его рука жадно накрыла монеты. — Но только потому, что у тебя, детка, такая обаятельная улыбка.

В ответ я улыбнулась еще шире, закрепляя результат. Сова была сейчас на первом месте, а гордость и презрение стоило засунуть подальше. В моем положении они мне не были советчиками.

Просто Том расщедрился на кусок пергамента и перо с чернильницей. Я сдержано поблагодарила его и принялась за дело. На бумаге я постаралась выложить лишь факты. Никаких эмоций и выводов там не должно было быть и близко.

Перечитав дважды послание, я привязала пергамент к лапке совы. Большая дымчатая красавица послушно ожидала, пока я закончу, а потом потопталась на месте, смерила меня немигающим взглядом янтарных глаз и, громко ухнув, улетела.

Правильно ли я сделала, доверив тайну другу? Друзья ведь никогда не предают, правда? Да нет, ложь. И мы с Томом были живым тому примером.

* * *

Ночью я плохо спала. Снилась мне какая-то ерунда. Эльфы с сачками гонялись за летающими башмаками. Те в свою очередь падали на головы людям, и у них вместо шишек вырастали цветы, черные, как кляксы.

Проснулась я совершенно разбитой. За окном было серо и уныло, солнышко пряталось за тучами. Вставать совершенно не хотелось, но я должна была сегодня уехать из Лондона. Эта была крайняя мера, но, хорошенько все обдумав, я поняла, что другого выхода нет. В приюте Риддл легко сможет прижать меня к стенке и заставить сделать все, что он захочет. Единственная моя надежда — это Хогвартс. Там я буду в безопасности. Как ни горько признавать, но Том совершил поступок, который я никогда не смогу простить ему. Не было оправдания убийству, ведь жизнь бесценна, и никто не имеет права насильственно ее отнимать. Жаль, что он этого так и не поймет никогда.

Умывшись и одевшись, я взяла сумку и вышла из номера. Главное — не оглядываться, ведь назад дороги не было.

Спустившись в зал, настороженно окинула взглядом помещение. Несколько волшебников разной степени сонности и просто Том — вот и все. Моего Тома — слава Мерлину! — не было.

Комнату наполняли вкусные запахи, и мой рот невольно наполнился слюной. Я сглотнула и тоскливо посмотрела на проплывающий мимо меня поднос с тарелкой овсянки и кусочками бекона. Что же, вот еще один стимул быстрее наведаться в банк. Вчера я потратила свои последние деньги на сову, а просто так меня никто здесь кормить не будет. Вздохнув, я направилась к дверям, ведущим в Косой переулок.

На улице было как всегда много народу. Люди разговаривали, смеялись, торговались и выглядели такими счастливыми и сытыми, что мне стало как-то не по себе. Я почувствовала себя лишней и ужасно одинокой. Раньше я всегда ходила за покупками в Косой переулок вместе с Томом, а потом мы ели мороженое и наблюдали за прохожими.

Я досадливо закусила губу. Не будет больше этого никогда. Хватит думать о Риддле! Он убил людей, своих родственников, перешагнул за грань, откуда не возвращаются. Он был чудовищем!

«Но ты ведь обещала ему, что вы всегда будите вместе. Несмотря ни на что», — услужливо напомнила мне память. Да, но я уже предала его. Бросила именно тогда, когда нужна была сильнее всего. Так что какая теперь разница? Одним предательством больше, одним меньше…

Сейчас нужно было забрать деньги, позавтракать и связаться с Минервой. Она давно приглашала меня погостить. Надеюсь, что и теперь подруга не откажется приютить глупую гриффиндорку.

Я шла вперед и не особо смотрела по сторонам, а зря. Кто-то беспардонно подхватил меня под руку и не очень вежливо ткнул палочкой под ребра. Вскрикнула я скорее от удивления, чем от боли.

— Да тише ты, а то прокляну! — пригрозил Том, куда-то целенаправленно таща меня.

— Отпусти, — сдавленно прошептала я.

— Еще чего, милая. Ты и так дров наломала.

Риддл подтолкнул меня в темную подворотню и, нацелив на меня палочку, сказал:

— И как мне понимать твою выходку со Ступефаем?

В ответ я пожала плечами, не пытаясь оправдаться. Зачем? Он и так все знает.

— Ах, ну да! Решила поиграть в благородство. Да, Гермиона?

Его голос прозвучал вкрадчиво и мягко. Слишком мягко, чтобы можно было поверить в то, что он меня простил.

— А если даже и так? Что тогда? Что ты сделаешь со мной? Убьешь?!

Нельзя было поддаваться эмоциям сейчас. Слишком велик риск, а умирать мне все же не хотелось. Но язык, казалось, совершенно не хотел меня слушаться. Я была слишком напугана, и мне все труднее удавалось сдерживать себя.

Том криво улыбнулся, но не ответил мне.

— У тебя занимательная ментальная защита. Признаться, я никак не ожидал, что ты за короткое время сможешь достичь таких высот, — он сменил тему разговора, сдобрив свои слова лестью и насмешкой.

— Ты тоже не терял времени даром, — парировала я. — Грубая сила вместо хитрости — так ты теперь будешь действовать? Будь осторожней, Том. Не всякий человек сможет выдержать, когда к нему в голову ломятся тараном вместо того, чтобы использовать отмычку.

Риддл скрипнул зубами и, сделав несколько шагов, навис надо мной словно гора над кроликом. Его волшебная палочка была нацелена мне в лицо, и я не сомневалась, что он ею воспользуется. Ну вот и добегалась. Все-таки я не лев и даже не крыса, а кролик. Маленький, трусливый кролик, которого сейчас убьют.

— Тебе нельзя колдовать, — сделала я слабую попытку.

— Отчего же? Там, — он кивком указал на едва виднеющуюся щель между домами, — десятки взрослых волшебников.

— Авроры засекут использование непростительного заклинания.

— А с чего ты взяла, что я собираюсь убить тебя?

Мне показалось, что его позабавила моя недогадливость.

— Я хочу, чтобы все было как прежде. Ты будешь мне улыбаться так, как раньше. Спорить, ругаться, отчитывать за мелкие проступки. Будешь вновь любящей и всепрощающей. Той, на которую я смогу всегда опереться, а для этого всего-то и надо уничтожить несколько последних дней из твоей памяти.

— Ты же не…

— Обливейт! — перебил меня Том, произнеся заклинание.

Перед моими глазами вспыхнул яркий свет. На миг я ослепла, оглохла и онемела. Казалось, что моя вселенная раскололась надвое, и кто-то упорно сжигал одну ее часть, чтобы заменить ее другой, чистой и пустой, как новый лист. Нет, не надо! Не забирайте у меня ее. Я не хочу забывать!

На что похожа смерть? На маленький взрыв. Столь мимолетный, что даже стук сердца по сравнению с ней длиною в вечность. А ведь я действительно умерла. Новая, прозревшая и разочаровавшаяся в друге Гермиона погибла, а на ее место вернулась старая Грейнджер. Та, которую так боялся потерять Риддл. Ведь новая была опасной и непредсказуемой, а старую он любил. По-своему, жестоко и порой не считаясь ее чувствами, но любил.

* * *

— Гермиона! — кто-то потряс меня за плечо. — С тобой все в порядке?

Я несколько раз моргнула и попыталась сфокусировать взгляд. Рядом со мной сидел Том, обеспокоенно разглядывающий меня. Я слабо улыбнулась ему и сказала:

— Да… кажется. Просто голова закружилась.

Том обнял меня и ласково погладил по волосам. Я довольно зажмурилась, нежась в его руках. Надо же, какой он сегодня добрый. Обычно Риддл не отличался сентиментальностью и свои чувства предпочитал проявлять лишь наедине.

— Утром ты была очень бледной.

— Правда? А я и не помню.

Я отстранилась и ожесточенно потерла лицо руками. Что-то было не таким как всегда, неправильным и насквозь фальшивым. Но вот что?

— Ты устала после дороги. Тебе нужно было для начала выспаться, а не идти за покупками, — холодно заметил Риддл.

— О! Так уже прислали письма со школы?

— Да, — он кивнул. — Но для начала мы пойдем за новыми мантиями, а то твои похожи на пыльные мешки.

Я поморщилась, услышав такое сравнение.

— Ты говоришь, как Эйвери, — я отвернулась от него. — К тому же у меня нет лишних денег, чтобы тратить их на всякие глупости.

Риддл шутливо потянул меня за локон и, наклонившись к самому уху, шепнул:

— Зато у тебя есть я.

— Да ну? И этого достаточно? — насмешливо поинтересовалась я, посмотрев на него через плечо.

— Более чем. — Том нагло усмехнулся и потянул меня за руку.

Я послушно поднялась на ноги и пошла за ним. Все-таки он был жутким эгоистом, но я все равно любила его.

8 сентября 1944г.

Следы на песке были еще совсем свежими. Я шла вперед, стараясь не выпускать их из виду. Отчего-то это казалось важным — найти того, кто оставил их здесь. Волны накатывали на берег одна за другой, норовя разгладить песок и стереть цепочку следов. Я прибавила шагу, а потом, не выдержав, побежала. Ветер развевал волосы, и они лезли мне в лицо, отвлекая. Губы обветрились, и я невольно облизала их. На языке появился неприятный соленый вкус — вкус моря, отчаяния и безнадежности. Дыхание стало тяжелым, и я то и дело спотыкалась, а потом упала на колени, счесав кожу на ногах. Было больно и до слез обидно. Ведь я почти настигла, почти нашла ее!

Двигаться дальше больше не было сил. Хотелось свернуться в клубочек прямо здесь, на шершавом холодном песке, и не двигаться, не дышать, просто перестать существовать. Цепочка следов исчезла быстро и как-то буднично. А с ней и надежда на… что?

Я никак не могла вспомнить, кого столь упорно искала на этом берегу. Просто знала, ощущала каждой клеточкой своей кожи, что это было важно. Меня окутывал свежий солоноватый запах, вдали слышался рокот волн. Хотелось подняться на ноги и с разбега окунуться в обжигающе-ледяную воду, чтобы избавиться от этого дикого сна. Обрести ясность ума и наконец-то вспомнить цель своих поисков.

За спиной послышался шорох. Кто-то приближался, но я не стала оглядываться. Сил не было даже на то, чтобы открыть глаза. Я ощущала себя оглушенной и совершенно беспомощной, потерянной и оттого уязвимой. А шаги все приближались… Вот они стихли, и кто-то опустил теплые ладошки мне на плечи.

— Перестань, ты все равно не сумеешь догнать.

Голос был мелодичным и без сомнения женским. В нем присутствовало что-то смутно знакомое, уверенное и твердое, как в чернильной ручке со стальным пером. Ею можно было исписать сотни листов пергамента или же оставить дюжину клякс. И то и другое могло стать совсем бесполезным, а могло обрести смысл. И характер, пусть и на краткий миг.

— Я постараюсь, — упрямо возразила ей.

— Нас разделили.

— Но не уничтожили!

— Ты не сумеешь вспомнить. Он забрал у тебя воспоминания.

— Кто «он»? Что я должна вспомнить? Что?! — воскликнула я отчаянно, пытаясь оглянуться. Но теплые настойчивые руки не позволили. Они были сильнее и могли управлять моим слабым телом.

— Это бессмысленный разговор, — легкий шорох одежды, и вот меня обнимают крепко, позволяя вновь почувствовать себя в безопасности. — Тебе нельзя вспоминать.

— Почему? — мой голос прозвучал жалобно.

Было так много вопросов, но не на один из них она не хотела отвечать. Просто взяла без спроса и поместила меня в вакуум. Состояние невесомости могло быть восхитительным, а могло превратиться в изощренную пытку. Ни звуков, ни запахов, ни прикосновений — только всеобъемлющее и бесконечное ничто.

— Почему мне нельзя вспоминать? — повторила я свой вопрос.

— Потому что тогда настанет начало конца, — она тихонько рассмеялась и выпустила меня из объятий.

На мгновение я почувствовала себя потерянной и безумно одинокой, а потом пришел покой. Тихонько, на мягких лапах, едва касаясь кожи в шальном поцелуе — он подарил мне такое необходимое забвение и свободу, но только на миг. Всего несколько вздохов и пара ударов сердца — и вот, я проснулась, чтобы тут же попасть в ловушку. Такую привычную, такую ненавистную…

* * *

— … и я ему предложил завести любовницу, чтобы перестать быть таким злыднем. — Джонатан небрежно взмахнул пером — капля чернил упала на его эссе. Жирная черная клякса тут же расплылась на пергаменте, испортив всю проделанную работу.

Поморщившись, я достала палочку и прошептала заклинание. Клякса исчезла, а вместе с ней и половина текста. Эйвери тихонько застонал, глядя на почти чистый лист.

— Извини, — покаянно произнесла я. — Это заклинание не очень хорошо у меня получается.

— Какой смысл было его чистить, если все придется писать заново? — задал он риторический вопрос.

— Зато ты лучше усвоишь тему, — я примирительно улыбнулась, Джонатан же скривился. Лентяй — что с него можно было взять?

— Так что там с Мальсибером и его любовницей?

Открыв книгу на нужной странице, я положила ее перед глазами друга. Он насмешливо покосился на меня. Я чувствовала, что очередная колкость так и вертится на кончике его языка, но друг промолчал. В последнее время Джонатан стал гораздо сдержанней.

— Никак, — пожал плечами Эйвери. — Он сказал, что все девушки — безмозглые куклы, которым нужны лишь деньги и комплименты. Тогда я предложил ему завести любовника.

— И? — поторопила я его, так как Джонатан увлекся переписыванием текста и вновь потерял нить разговора.

— Что «и»? Он отказался. «Мужчины меня не возбуждают», — процитировал он хриплым басом, забавно оттопырив нижнюю губу. – Тогда я посоветовал ему завести собаку. Теперь этот зануда стал счастливым обладателем лабрадора-ретривера по кличке Смелый.

— Это печально, — сказала я, задумчиво глядя, как Эйвери старательно, словно первокурсник, выводит буквы на пергаменте.

— Да нет, — покачал он головой. — Это забавно. У собаки оказался скверный характер. Она ужасно любит лаять и гадить по углам. А в то время, когда она не спит и не ест, тогрызет обувь. Хорошо, что есть домовые эльфы. Они могут хотя бы частично исправить весь тот беспорядок, который устраивает эта черная скотина.

— Не любишь ты животных, Эйвери, — грустно вздохнула я, отвернувшись от него.

— Отчего же не люблю? — удивленно переспросил он. — Они мне очень даже нравятся. Особенно старые и беззубые.

Иногда я совершенно не понимала шуток друга. Они могли быть странными и порой жестокими. Благо, дальше слов дело никогда не заходило. Этот белокурый надменный аристократ был удивительно осторожным и никогда не перегибал палку в отношениях с другими людьми. Его часто недооценивали и не воспринимали всерьез, считая трусом. На самом деле мой скользкий друг предпочитал оставаться в тени и потихоньку интриговать из-за кулис. Так было проще и безопасней, нежели на сцене.

— МакГонагалл с Риддлом опять поссорились на собрании старост.

Я вопросительно посмотрела на него. Лицо у Джонатана сейчас было удивительно простодушным и открытым, вот только в глазах плясали черти.

— Из-за чего на этот раз?

— Из-за кого, — сделав акцент на последнем слове, Эйвери добавил: — Минерва обвинила его в плохом влиянии на одну юную особу и приказала держаться от нее подальше.

— Ты имеешь в виду меня?

— Ага, — подтвердил он, задумчиво прикусив кончик пера. — Знаешь, это уже становиться не смешно. Не удивлюсь, если скоро дело дойдет до драки.

— Минерва волнуется, — попыталась я оправдать подругу. Несмотря на всю ее строгость и ослиное упрямство, она искренне переживала за меня.

— И не только она. Риддл сильно изменился за это лето. Это заметили все, кроме тебя, Гермиона.

— Он вырос, — озвучила я очевидную истину.

— Вырос Том еще года два назад. А сейчас он просто ожесточился и выбросил тормоза, которые ты любишь называть совестью.

— Ты ошибаешься! — воскликнула я, вспылив.

Несколько учеников посмотрели с интересом в сторону нашего столика. Я смерила их хмурым взглядом, но это не возымело никакого эффекта. Конечно, библиотека была спокойным и уютным местом, но в последнее время меня все больше тянуло к уединению — большое количество людей раздражало.

— Ой, вряд ли, — мягко рассмеялся он. — Василиск — это мелкие шалости по сравнению с тем, что наш староста планирует сделать в этом году.

— Власть? — осторожно произнесла я, понизив голос.

Эйвери кивнул, продолжая писать эссе.

— А еще деньги и новые знания. Ты никогда не задумывалась, откуда у сироты с приюта появились средства на шелковые мантии и серебряные запонки?

— Том говорил, что нашел работу. Врал, конечно же, но я не стала настаивать на честном ответе.

— Почему? — Джонатан с интересом посмотрел на меня.

— Много знать опасно. В некоторых вопросах Риддлу лучше уступить — целее будешь, — честно ответила я ему.

— И это говорить мне девушка, которую он любит, — друг грустно улыбнулся, а потом неожиданно спросил: — Скажи, Гермиона, как много ты можешь простить Риддлу?

— Все, — чуть помолчав, я добавила: — Есть вещи, которые он никогда не сможет сделать, поэтому я смогу простить ему все остальное.

— Глупая, — прошептал он, — нельзя так безоговорочно верить ему. Это…

— Что? — перебила я друга. Мне совершенно не нравилось то, что наш разговор стал таким личным, слишком личным в месте, где так много лишних ушей.

Джонатан не ответил. Просто протянул руку и погладил кончиками пальцев меня по щеке.

— Не надо, — пробормотала я, отстраняясь. — Не делай так больше.

— Почему?

— Том… — я сглотнула, внезапно ощутив, что мне трудно говорить. — Так делает Том.

* * *

Я поднималась по лестнице, мрачно глядя перед собой. Вокруг было тихо. Замок засыпал, как большой старый зверь. Шорохи и приглушенные голоса, все еще доносившиеся из Большого зала, создавали особенную музыку. Сладкую, как пение флейты, томную, как мелодия, рождающаяся на струнах арфы, и невероятно ленивую. Она была совершенно ненавязчивой, поэтому не запоминалась.

Почему я вдруг стала сравнивать Джонатана с Томом? Почему его прикосновения показались мне чем-то неправильным, запретным. Ведь он друг. Или не совсем? Я вспомнила, как на меня обычно смотрел Риддл. Внимательно, властно, немного щуря глаза — он как будто давал мне понять, что имеет право быть рядом. Везде и всегда.

Взгляд Эйвери был мягче, но вот жесты… Мне льстил такой особый интерес с его стороны, но, одновременно, вызывал страх. Не за себя — за него. Том не любил делиться, не терпел соперников. Любую возникшую угрозу он предпочитал устранять. Жестко, не задумываясь о последствиях для жертвы. Он предпочитал быть всем, желал, чтобы им восхищались, ценили, чтобы любили. Но вот взамен Риддл, как правило, не давал ничего. Не считал нужным разрывать себя на кусочки. Безумец, эгоист, гений, но, несмотря на все это, я любила его: болезненно и слишком отчаянно.

— Ты громко думаешь, Гермиона, — прошептали мне на ухо.

От неожиданности я запнулась — настолько меня напугали! — и едва не скатилась вниз по лестнице. Риддл крепко обхватил меня за талию и прижал к себе, не дав упасть.

— Когда же ты научишься смотреть под ноги? — слегка раздраженно спросил он меня.

— Тогда, когда ты перестанешь подкрадываться ко мне со спины.

Том рассмеялся в ответ и, взяв меня за руку, повел вверх по лестнице.

— Куда мы идем?

— Ммм… В одно уединенное место — я кое-что хочу показать тебе.

— А это место случайно не Выручай-комната? — поинтересовалась я.

— Возможно, — он загадочно улыбнулся. — Обещаю, что ты не заскучаешь.

— Том, мы же не будем… мм… заниматься этим в школе, — я ощутила, как кровь прилила к моим щекам. Наверное, я ужасно глупо выглядела в сравнении с ним: покрасневшая, нелепая, взволнованная — мне было чертовски неловко.

— Что за пошлые мысли, Грейнджер? — Риддл наигранно возмутился.

Но, посмотрев на меня, не удержался и фыркнул.

— Должен тебя расстроить, но нет. Сегодня я хочу тебя обучить кое-каким заклинаниям.

— Для чего?

— Для защиты. Я не всегда смогу быть рядом с тобой, поэтому я должен быть уверенным, что ты сумеешь постоять за себя.

Том говорил серьезно и больше не улыбался. Наверное, у него были веские причины, чтобы вести себя так. Мне ничего не оставалось, кроме как послушно пойти за ним.

* * *

На этот раз Выручай-комната выглядела большой и заброшенной. Голые каменные, как в подземелье, стены, факелы с подрагивающим на мнимом сквозняке пламенем, несколько больших подушек в центре — вот и все. Я испытала легкое разочарование, глядя на эту скромную обстановку. Признаться, мне представлялось нечто более впечатляющее и не такое убогое.

— Проходи в центр комнаты — мне надо еще подготовить инвентарь. — Том легонько подтолкнул меня рукой вперед.

— Будем изучать взрывающие чары?

— Зачем? — искренне удивился он. — Они слишком шумные и в большинстве своем бесполезные. Да и магический шлейф остается слишком заметным. Нет, — покачал он головой. — Мои чары гораздо надежнее и проще в исполнении. О! Вот и наша красавица.

Риддл вытащил из сумки за хвост крысу. Она безвольно висела, не сопротивляясь и вообще не шевелясь. Мертвая, что ли? Нет, я не испугалась, но изрядная доля брезгливости была в том взгляде, который я бросила на грызуна, находившегося в руках Тома.

— Я ее обездвижил. Юркая, зараза. Едва не покусала, пока я ее ловил.

Друг небрежно отпустил хвост, и зверек шлепнулся на пол возле моих ног. Я невольно сделала шаг назад — мне все еще с трудом верилось, что она живая.

— Фините Инкантатем! Протего ля приоре*! — произнес Риддл, указав палочкой на крысу.

Она пошевелила лапками, сначала несмело, потом увереннее, перевернулась на живот и настороженно взглянула черными бусинками глаз на нас. Попятилась, но, наткнувшись на щит позади себя, пронзительно пискнула и бросилась вперед. Чары не выпустили ее из круга, но крыса не сдавалась. Она раз за разом бросалась на препятствие, пытаясь пробить его и вырваться на свободу.

— Выпусти ее, пожалуйста, — попросила я Тома.

На этого зверька было жутко смотреть. Он был одновременно и отвратительным, и завораживающим. От его грязно-серой шкуры и хвоста-червяка тошнило, но то упорство, с которым крыса боролась с чарами, вызывало невольное уважение.

— Нет, сначала отработаем заклинание.

Риддл стал позади меня и одной рукой обнял за плечи.

— Вытащи палочку и нацель ее на крысу, — он сжал мое запястье пальцами, повернув ладонь тыльной стороной вниз. — Вот так, хорошо. А теперь представь что-то, что вызывает в тебе гнев или раздражение.

Я попыталась сделать так, как он хотел, но у меня это плохо получалось. Единственное, что я сейчас чувствовала — это недоумение и жалость к крысе.

— Ну же, Гермиона, не разочаровывай меня. Ты же не будешь до конца жизни превращать чашки в хомяков и левитировать перья. Сосредоточься, — нашептывал Том мне на ухо. — Или ты бесполезная маленькая девочка, которой можно вертеть, как вздумается?

— Нет, — хрипло возразила я.

В горле встал комок, горький и тягучий. «Я не бесполезная» — хотелось закричать мне. А еще больше — залепить Риддлу пощечину. Как он мог такое говорить мне? Как он посмел?!

— Да неужели? — насмешливо переспросил Том. — А по-моему, так оно и есть. Ты слишком много полагаешься на книги и инструкции, которые написаны в них. И никакого творческого подхода, никакой фантазии! Ты как ущербный калека ползешь по первому попавшемуся пути, вместо того, чтобы протоптать свой.

Мне было трудно говорить. Да и дышать не легче. Пальцы Тома, до боли сжимающие мою руку, не приносили уверенности и чувства защищенности, как раньше. Лишь ненависть, медленно, змеиными кольцами сворачивающуюся в сердце. Разрывающую на куски остатки самообладания и взращивающую на пепелище разума животную ярость. Мне казалось, что я превратилась в пульсирующий комок эмоций, черный, липкий и обжигающий, злобный и оттого безобразный.

— Докажи! — потребовал Риддл, а потом уже тише добавил: — Круцио.

— Круцио! — послушно повторила я.

Мир взорвался перед глазами и разлетелся на осколки. Крыса визжала оглушительно и как-то обиженно. Наверное, не ожидала такой подлости от меня. Я — настоящая я! — не могла сделать чего-то подобного. Пыточное заклинание не было детской шалостью. Оно одинаково било по обеим сторонам. И палач, и жертва чувствовали боль, только одного она убивала, а второй наслаждался ею. Чужие страдания были приторно сладкими, пьянящими, неправильными. Это было не то, что должно приносить живому существу радость. Не то! Но что я могла поделать с этим? Когда легкие, дразнящие, словно поцелуи любимого, импульсы магии расползались по моей коже, запускали свои щупальца в плоть, вызывая непреодолимое желание получить еще больше запретных ощущений. Ведь они, как наркотик, делали зависимыми человека от новой порции боли. Чужой боли.

Я испугалась. Вырвалась из объятий Риддла и бросила палочку на пол, словно она была ядовитой гадюкой. Том же улыбнулся: довольно, словно объевшийся сметаны кот.

— Превосходно! Я и не думал, что смогу тебя настолько разозлить.

Он нагнулся и поднял мою палочку с пола.

— Первый урок ты хорошо усвоила. Эмоции — это тоже оружие. Пользуйся ими, и ты станешь непобедимой.

— А второй? — невольно вырвалось у меня.

— Второй? Никогда не выпускай из рук палочку. Это может стоить тебе жизни в будущем.

— Угрожаешь? — не скрывая отвращения, спросила я.

— Советую, — невозмутимо ответил он, протягивая мне волшебную палочку. — Гермиона, я тебе не враг. Помни об этом.

— А кто? Друг?! — воскликнула я. — Друзья не заставляют делать такие чудовищные вещи.

— Не стоит так переживать — это всего лишь крыса. К тому же дохлая. — Том небрежно указал пальцем на грызуна.

А он и вправду лежал на полу, поджав под себя лапки, словно пытаясь защититься, а его глаза-бусинки слепо смотрели мимо меня.

— Я… убила его, — сказала я и тут же прикрыла рот ладошкой, испугавшись своих слов.

— Ага, — подтвердил Риддл. — Да не переживай ты так! В подземельях их много. Надо будет — еще наловим.

* * *

Я плохо помнила, как добралась в свою комнату в башне Гриффиндора. Виски невыносимо пульсировали, да так, что перед глазами, словно ядовитые цветы, расцветали яркие пятна. Способность думать возвращалась ко мне рывками. Было ощущение, что я — не я. Что мое тело стало чужим, превратившись в клетку: прочную, состоящую из шелковых мантий и французских духов. Том сам выбирал их для меня, как и многое другое. Летом он сказал, что не позволит своей девушке ходить в поношенной одежде, и мы с ним полдня потратили только на то, чтобы подобрать мне подходящие на его взгляд вещи. В них я действительно выглядела мило, и даже непослушные, вечно вьющиеся волосы смотрелись красиво. Я себе нравилась, казалась взрослее и элегантней. Вот только красивая упаковка, в которую Том так тщательно заворачивал меня, не могла уничтожить желания бороться, спорить и протестовать.

То полусонное состояние слетало с меня ошметками, сдирая кожу и обнажая сосуды. Сейчас я была протрезвевшей от долгого навязанного сна. К моему стыду, за это потребовалось заплатить чудовищную цену — жизнь, пусть и крысиную. А что же дальше? Что потребуется для того, чтобы я вновь не уснула и не превратилась в птицу в клетке?

Я стала судорожно снимать с себя одежду — она душила. Руки дрожали и плохо меня слушались. С горем пополам избавившись от вещей, навязанных Томом, я зашла в душ и включила воду. Теплые упругие струи били в лицо, стекали по коже прозрачными ручейками, обволакивали тело легкой негой, но я не чувствовала облегчения. Мне было противно. Сама себе я казалась грязной и порочной. Ведь убийство было грехом, который мог пожрать человека заживо, оставив после себя лишь пустую бесполезную оболочку.

Я оперлась на стенку: самостоятельно стоять было трудно. Внутри все горело, а глаза противно щипало, но слез не было. Лишь чувство неправильности того, что происходит сейчас, казалось все сильнее, навязчивее. Словно я действительно потеряла что-то важное, как в сегодняшнем сне. И без этого я не могла до конца понять всю картину. Какой-то важный кусочек все время ускользал, и я по-прежнему оставалась одна во тьме. А Том… Он не хотел протянуть мне руку и указать на правду. Риддл чего-то опасался, поэтому предпочитал пожертвовать малым и жить спокойно.

В душе я просидела долго, но меня никто не беспокоил. Был выходной, и вечером, в нашей девчачьей комнате, как правило, никого не было. Натянув на себя халат и собрав разбросанные по полу вещи, я пошла в комнату. Там никого не оказалось, и это радовало. Тишина и покой были лучшим средством, чтобы собраться с мыслями и еще раз все обдумать. Только вот с чего начать? Ведь я попала в очередную интригу, так любовно взращённую Риддлом, а он никогда так просто не расставался со своими тайнами.

Сев на краешек кровати, я закрыла лицо руками. Виски ломило от боли, впрочем, уже не в первый раз. С конца лета приступы боли случались все чаще, но я исправно пила зелье, которое ненадолго помогало. В книгах я читала, что такое бывало, если много работать с ментальной магией. Поэтому я на некоторое время отметила свои занятия с Риддлом. Защищать мысли всегда было труднее, чем проникать в них.

Кто-то потерся об мою ногу. Посмотрев вниз, я увидела полосатую кошку с внимательными зелеными глазами.

— Иди сюда, — я похлопала рукой по колену.

Ее не нужно было упрашивать дважды. Кошка вскарабкалась на кровать, затем прогнулась, подставляя полосатый бок под ласку. Я с удовольствием погладила ее, а потом взяла на руки и прижала к себе.

— Я опять наделала глупостей, подруга.

Кошка в ответ мяукнула. Ласково почесав зверька за ухом, я выпустила его с рук и сказала:

— Давай, превращайся назад в человека, Минерва. Боюсь, без твоей помощи глупой птичке недолго удастся протянуть в клыках у змея.

____________________________________

*Щитовые чары. Их особенность состоит в том, что они берут в плотное кольцо человека и не выпускают изнутри ни его, ни творимой им магии. Чары извне проходят через барьер без препятствий.

Осень в этом году была холодной и дождливой. Как древняя старуха, она никуда не спешила, топталась на месте и хрустела костяшками пальцев. Больные, с воспалёнными суставами, они в то же время были цепкими и беспощадными. Перечное зелье спасало Хогвартс от эпидемии гриппа, но настроение его жителей с каждым днём портилось всё больше. По утрам ученики неохотно вставали со своих постелей и шли на занятия. Казалось, что в воздухе повисли отголоски надвигающейся бури. Пока ещё слабые, пахнущие озоном и прелым листьям, они робко касались нас и тут же отдёргивали невесомые руки. Было пока рано говорить о чём-то конкретном, но чувство тревоги прочно обосновалось в наших сердцах.

Мы вновь сблизились. Меня, Минерву и Гильберта объединяла цель и воспоминания о нашем погибшем друге. Это были прочные цепи, надёжные и крепкие. В конце сентября Розье застукали во время дуэли с учеником на год младше него. Правда, на дуэль тот фарс походил мало. У мальчика не было палочки, в то время как его противник развлекался, насылая на него далеко не безобидные чары. Впервые после случая с Эндрю Риддл не смог спасти своего приятеля от наказания. Снятые баллы и отработка были ничтожны по сравнению с пошатнувшейся властью Тома.

Мы уверенно двигались к цели, и следующей нашей жертвой стал Эйвери. Я долго сопротивлялась, не желая принимать участия в авантюре. Ведь он был моим другом, правда, не самым надежным, но я не хотела вредить ему. Блэр иронично усмехался, слушая мои доводы, а потом провёл пальцами по рваному шраму на щеке и спросил, кем же был для меня он, Гильберт? Я слишком хорошо помнила тот день, когда Джонатан изуродовал его лицо и сумел избежать наказания. Поэтому проглотила, словно кость, готовые сорваться с губ слова защиты и сказала, что сделаю всё, что от меня потребуется.

За долгие годы я в совершенстве освоила искусство лжи. Заманить Эйвери в ловушку было не сложно, как и подсунуть ему заколдованную шкатулку. Минерва трансфигурировала её из одного ядовитого растения. Оно не было смертельным, но ожоги, оставляемые им на коже, заживали очень долго. И болели. Настолько сильно, что человек порой сходил с ума от такой изощрённой пытки. Обезболивающие зелья и чары делали только хуже. Мне было жаль и Джонатана, и Гильберта. Первого я напоила чаем с подмешанным туда зельем нечувствительности, перед тем, как он взял в руки шкатулку. Пусть хотя бы на короткий промежуток времени его не будет терзать боль. Второй почувствовал себя отомщённым, когда его враг попал в медицинское крыло. Я же предала, вновь переступая через себя на пути к цели.

Убирая ближайших сторонников Риддла, мы лишали его власти на факультете и подрывали доверие учеников и профессоров к нему. Ведь если он подвел один раз, то это могло повториться вновь. А если это произошло дважды? Трижды?

В октябре Лестрейндж упал с метлы во время матча, Мальсибер слег с тяжелым отравлением. Тома стали сторониться. То тут, то там слышался шёпот, и он не был уважительным или восхищённым. Страх. Отвращение. Ненависть. Без своих сторонников Риддл стал изгоем на собственном факультете, но по-прежнему был опасным. Несколько раз мы едва не попались на горячем. Я знала, что он что-то подозревал. Возможно, даже знал, кто именно испортил ему безупречную репутацию, но у Тома не было доказательств.

Я продолжала держать ментальные блоки и оставаться рядом, чтобы не случилось. Риддл за это был искренне благодарен мне, называя своим ангелом-хранителем. С трудом сдерживаясь, чтобы во всём не признаться, я улыбалась ему, целовала и говорила, что всё скоро наладится. А оно не налаживалось.

Действуя теми методами, которыми не брезговал пользоваться Том, я всё больше чувствовала себя грязной и испорченной. Ещё одна жертва, ещё одна ложь и друг, шепчущий мне, что доверяет. Очередной громкий и безобразный скандал, а в ответ безмятежная улыбка и его тихое: «Устал, посиди со мной немного».

Дошло даже до угрозы со стороны Слизнорта лишить Риддла значка старосты. Дескать, такой ненадёжный человек не может больше быть лицом факультета. В какой-то момент я почувствовала, что что-то сломалось внутри Тома. Он стал замкнутым и молчаливым. Прежний лоск и обаяние сползли с него, как дешёвый лак, обнажая неприглядную сердцевину. Последней каплей стало то, что мы лишили его маленького, но прибыльного бизнеса. Риддл готовил зелья, сложные, опасные и запрещённые. Дядя Блэра работал в аврорате и с наводки племянника смог легко вычислить волшебника, который был посредником между Томом и заказчиками. Лавочку прикрыли, и моему другу вновь пришлось рассчитывать на мизерную школьную стипендию.

Мне было стыдно. Большинство из моих новых вещей были куплены на деньги Риддла. «Грязные деньги», — говорила Минерва. А я знала лишь то, что они не имели ни цвета, ни запаха. Это была отличная возможность прилично заработать, а условности… Да разве могли быть условности, когда отчаянно хочешь выбраться из того болота, в котором оказался не по собственной воле?

Раненый зверь опасен. Его нужно было добить. Я понимала, что когда друг возьмёт себя в руки, то нанесёт ответный удар. Точный, жёсткий, смертельный. Поэтому нам оставалось сделать последний шаг, узнав, чего больше всего боялся Риддл. Вместе с этой затянувшейся осенью должен исчезнуть тот, кто долгие пять лет подводил меня к грани. Ломал, сминал и лепил из маленькой Гермионы Грейнджер идеального друга и союзника. Во мне больше не было страха, но так же исчезло и сострадание. Том не знал об этом, не догадывался. И когда настанет время открыть карты, я не буду ни о чем сожалеть.

* * *

— Ты не обязан этим заниматься.

— Я хочу помочь.

Мы с Томом были в старой кладовке, примыкающей к классу нумерологии, и сортировали старые свитки и книги. В воздухе кружилась пыль и пахло лакированным деревом. Хрупкие жёлтые страницы грозились вот-вот рассыпаться, поэтому аккуратность и бережность сейчас были превыше всего.

— Гермиона, куда их положить? — спросил Риддл, указывая на стопку книг, которые мы уже перебрал.

— В шкаф. Только обнови на них охранные чары.

Том кивнул и занялся делом. Хотя эти издания не были раритетными, профессору не хотелось, чтобы они потерялись.

Некоторое время в комнате слышалось поскрипывание пера (это я составляла каталог) и тихое бормотание Риддла. Чары, которые необходимо наложить, не были сложными, но требовали терпения и внимательности. Послышались скрип открывающейся двери и звук, похожий на шипение рассерженной кошки. Щелчок, тихое: «Мерлин». Я не хотела оглядываться: и так знала, что увижу.

Эту злую шутку придумал Гильберт. Он же и запустил в старый скрипучий шкаф боггарта. Мне досталась роль волшебной дудочки, которая должна была заманить зверя в ловушку. Минерва в это время сторожила вход в класс, чтобы никто не смог нас потревожить. Роли были написаны, розданы и выучены на зубок. Теперь осталось сыграть их так, словно от этого зависела наша жизнь.

— Стой! Не уходи, — голос Тома был слабым, надтреснутым.

Я сначала не поверила собственным ушам. Этого не мог сказать Риддл! Он не просил — приказывал. Не мечтал — брал то, что хотел. Не обижался — мстил. Том был сталью, закалённой и прочной, а не податливой медью. Я оглянулась и с удивлением посмотрела на… себя. Вьющиеся, растрёпанные волосы, лёгкое летнее платье и бездна ненависти в глазах. Это была я и в тоже время не я. Незнакомка, которая случайно оказалась рядом с нами и теперь отравляла одним своим присутствием наш с Томом хрупкий мир.

— Ты убийца! — отрывисто воскликнула она и, развернувшись, скрылась в шкафу, напоследок громко хлопнув дверью.

— Гермиона!

На одно безумное мгновение показалось, что Риддл рванет следом за ней. Попытается остановить, уговорит остаться. Но мгновение прошло, а он так и остался стоять на месте.

Всего лишь взмахнул волшебной палочкой и устало сказал:

— Риддикулус.

В шкафу что-то заворочалось, взвыло, а потом затихло. Том сел на пол, подогнув одну ногу под себя, и совершенно не аристократично потёр красные воспалённые глаза. В последнее время он плохо спал, но старался не злоупотреблять зельями. Зависимость была плохой подругой.

Я, отложив перо и пергамент, подошла к Риддлу. Слишком медленно, чтобы это могло быть расценено как дружеский порыв. Неуверенно протянув к нему руку, я застыла в полушаге. Что я могла сейчас ему предложить? Жалость и участие — в них Том никогда не нуждался. Доверие? Он уже давно его имел. Правду? Да, это действительно единственное, что сейчас по-настоящему было для него важным.

— Том, — тихо позвала я.

Он никак не отреагировал. Продолжал всё также сидеть, ссутулившись и наклонив голову. Я опустилась рядом с ним на корточки и попросила:

— Поговори со мной.

— Зачем? Ты опять будешь лгать.

— Не… Ох, я действительно виновата перед тобой, — признание далось мне легко.

Риддл молчал. Мне необходимо было растормошить его, встряхнуть, рассердить, в конце концов! Только чтобы он не молчал — это неправильно.

Ему не нравилось, когда прикасались к его волосам. Мысль мелькнула, подразнив кончиком яркого хвоста, а потом, вильнув, исчезла. Осталось лишь желание, мимолетное и пакостливое.

Я провела ладонью по его волосам. Гладкие, мягкие, густые — они были частью, чертой на идеальном портрете. А я нарушила её. Не стёрла, нет. Лишь взъерошила, сминая целостность и принося хаос в детали.

Риддл повернулся ко мне и хмуро взглянул на ладонь, робко замершую в нескольких дюймах от его лица. Мы словно опять вернулись на несколько лет назад и играли в игру-угадайку. Вот только не было ни правил, ни ставок. Только ощущения, полунамёки, желание. И взгляд: тёмный, тяжелый, откровенный.

В этот раз первый шаг сделала я. Наклонилась, ловя чужое дыхание губами и поцеловала. А Том ответил. Не сразу, нет. Сомневался, наверное, стоит ли подпускать меня опять так близко. Стоит ли доверять?

«Кому верить, если не тебе?»

Все люди имели страхи, слабости и привязанности. Риддл не стал исключением.

Я не сопротивлялась, когда он притянул меня к себе. Стал покрывать поцелуями лицо, шею, ключицы. Мантия оказалась на полу, как и рубашка. Но нам всё равно было жарко. Хотелось большего, хотелось быть ближе. Дыхание стало тяжелым, прерывистым. Я отчаянно цеплялась за его плечи, боясь потерять хотя бы мгновение ощущение опьяняющей близости. Руки, казалось, жили своей жизнью. Пальцы спускались вниз, к груди, животу, бедрам. Задерживались на миг, рисуя замысловатые фигуры, и скользили дальше, напористо и бесстыдно. Я выгнулась и застонала, сильнее прильнув к нему. В ответ раздался мягкий смех, и Том прошептал:

— Всегда вместе… обещай…

Я кивнула. Говорить было слишком сложно, невыносимо, больно. Казалось, что один неверный звук может разрушить всю сказку, сотканную из паутины и утренней росы. Ведь это сон, всего лишь сладкий сон. А просыпаться так не хотелось...

* * *

Я сказала друзьям, что Риддл боялся смерти. Правда стала бы концом для Тома как лидера и личности. Не было сомнений в том, что Минерва и Гильберт сумели бы придумать грандиозную гадость, а я бы вновь играла роль приманки для зверя. Вот только я устала. Хватит игр. Это противостояние должно было закончиться, иначе последствия стали бы катастрофическими. Мотылёк, летящий на пламя свечи, сгорал, но стая мотыльков могла погасить пламя. А рисковать не хотелось. Нам всем нужен был мир, пусть и зыбкий, как речной песок под пальцами ног.

— Ты уверена? — Минерва не поверила мне. Чувствовала своей кошачьей сущностью фальшь, но не могла понять, в чём подвох.

— Многие боятся смерти, — я пожала плечами и безмятежно улыбнулась. — Но мы не будем пугать ею Риддла. Это жестоко.

— Гермиона…

— Хватит. Я выхожу из игры!

Меня можно было переубедить, но я не хотела слушать подругу. Она понятия не имела, что нас связывало с Томом. Не знала, каким он был на самом деле. Не ей его судить, и не мне. Время всё расставит на свои места.

* * *

Приступы боли становились всё чаще и продолжительней. Это началось ещё в конце лета, как раз перед отъездом в Хогвартс. Казалось, что в моей голове сверлили дыру размером с футбольное поле. И ковыряли, ковыряли, ковыряли, лишая меня возможности дышать. И помнить. Я становилась рассеянной и стала забывать незначительные детали. Например, что я вчера ела на ужин? Или какого цвета у Минервы шарф? Почему Риддл не любил тыквенный сок? Это всё казалось не столь важным, поэтому я старалась не заострять внимание на мелочах.

Я поделилась с Томом возникшей проблемой. Он нахмурился, долго молчал, что-то обдумывая, а потом попросил сообщать обо всех приступах, которые будут.

— Зачем тебе лишняя морока? — искренне удивилась я.

— Я хочу заботиться о тебе, Гермиона. Разве это странно? — ответил он вопросом на вопрос.

Было приятно слышать это. Лестно. Как и целовать Тома и проводить с ним всё свободное время. Постепенно всё начало возвращаться на свои места. Мерзкая свита Риддла оправилась после нашего удара и заняла место подле лидера. Он восстановил влияние на факультете, к нему вновь стали прислушиваться. Я считала, что всё в прошлом, что всё забыто, но я ошиблась.

* * *

Минерва исчезла в первый день зимы. Отправившись вечером на дополнительное занятие по трансфигурации, она на него так и не пришла. Сначала на это никто не обратил внимания. Профессор Дамблдор был уверен, что подруга прогуляла занятие по уважительной причине. Мы с Гильбертом знали, что в стенах школы ей ничего не грозило. Всё было спокойно вплоть до начала уроков на следующий день. Но когда обнаружилось, что ученица исчезла, люди начали паниковать и возмущаться. Как так? Потеряли живого человека! Старосту!

Профессора делали всё возможное, чтобы восстановить порядок в школе, но, честно говоря, получалось у них плохо. Просто отвратительно. Хогвартс был похож на растревоженный улей. Малейшая искра могла нарушить тот хрупкий баланс, который ещё существовал в его стенах.

Мне снились сны: тревожные, гадкие, остро пахнущие потом и отчаянием. Утром я всегда просыпалась на смятых перекрученных простынях, которые неприятно липли к телу. День проходил как в тумане — я не хотела думать, вспоминать, действовать. Приступы становились чаще, доходя до двух-трёх раз в сутки. Риддлу, вопреки его просьбе-приказу, я о них не рассказывала, здраво предположив, что он мог опять напоить меня какой-то дрянью. Я боялась потерять себя среди калейдоскопа кошмаров.

Через неделю после исчезновения Минервы мне приснился сон. Опять тот же пляж, шаги за спиной, женский голос, уговаривающий меня не оборачиваться — не было там ничего для тебя! — и идти дальше. Я же воспротивилась и повернула назад. Не пройдя и дюжины шагов, увидела, как пейзаж передо мной изменился, и я оказалась в пещере. В ней было мрачно, темно и сыро. Немного бледного света исходило от вросших в пол камней. Рядом с одним таким светильником стояла клетка, а в ней лежал зверек. Измученный, худой, слабый — он, что-то почувствовав, поднял голову, и я встретилась взглядом с огромными загнанными глазами подруги. Вернее, с её анимагической формой.

Вскрикнув, я побежала к ней и попыталась вытащить оттуда. Не получилось. Мои руки проходили сквозь прутья клетки, не касаясь. Я была призраком в этом сне. А рядом со мной стояла та, другая Гермиона. Гермиона-боггарт, которая ненавидела Тома.

— Не нужно было возвращаться, — грустно сказала она.

— Почему?

Гермиона-боггарт не ответила. Взмахнула рукой, куда более реальной, чем моя, и всё вокруг разлетелось осколками в разные стороны. А я осталась в темноте. Одинокая, беззащитная и призрачная, не понимающая, как двойник мог быть реальней настоящей меня.

Проснувшись, я поняла, что пора было действовать. В голове раненой птицей билась мысль, что Минерва жива и ей нужна помощь. Необходимо было идти к профессору Дамблдору. Хотя я его и недолюбливала, но он — один из немногих людей, кто действительно мог справиться с возникшей проблемой.

* * *

День прошёл как в тумане. Дамблдора вместе с директором Диппетом вызвали в Министерство магии. Чиновники каким-то образом пронюхали о беде и решили вмешаться. У меня было подозрение, что кто-то из учеников написал родителям о случившемся, а они в свою очередь подали жалобу в Министерство. Конечно, их можно понять, но это не отменяло того, что Хогвартс могли закрыть. Возвращаться назад в приют я не хотела. Сама мысль об этом вызывала у меня дрожь и желание убежать далеко-далеко, только бы не видеть опротивевших лиц воспитательниц и детей.

Вечером Дамблдор и Диппет вернулись в школу вместе с парой авроров. Они должны были помочь в поисках и найти виновного. Или того, кто мог бы им стать. Целый день я избегала Риддла. Держать ментальные блоки всё время было нереально трудно, поэтому я старалась не пересекаться с ним, пока не поговорила с Дамблдором. Я была уверена, что Том знал, что случилось с МакГонагалл. Вот только он ни за что в жизни не признался бы в этом.

На пути к кабинету декана Гриффиндора меня перехватил Эйвери. Он выглядел взволнованным и то и дело оглядывался по сторонам.

— Я спешу.

— Знаю, — он нетерпеливо кивнул и вытащил из кармана письмо. — Возьми. Прочтёшь позже.

— От кого оно? — полюбопытствовала я.

— От тебя. Нет, не стоит терять времени. Риддл… он... — Джонатан запнулся. — Не важно. Ты всё поймешь, когда прочтёшь письмо.

Он замер на мгновение, а потом наклонился и поцеловал меня, едва касаясь губами. Всё это было неправильно: письмо, поцелуй, волшебная палочка, которую Джонатан ни на мгновение не выпускал из рук, словно опасался, что на него вот-вот нападут. Вот только кто? Риддл? Или кто-то из его свиты? Кого мне следовало бояться?!

* * *

Профессор Дамблдор воспринял мои слова всерьёз. Он не стал спрашивать ничего лишнего, только поинтересовался, хочу ли я пойти с ним.

— Куда?

— В подземелья, — пояснил он. — Мы спустимся на самый нижний уровень. В темницы.

— Вы уверены, что она находится там?

Мне отчаянно нужен был положительный ответ. Это чёртово «да», даже если профессор не верил. Маленькая надежда могла дать силы бороться, а отсутствие её — уничтожить.

— Да, мисс Грейнджер. Я верю в вас.

Стало легче. Лицемерно словами успокаивать совесть, но эта передышка была необходима. Если бы я довела дело до конца и не бросила друзей на полпути, то сейчас бы Риддл не сумел им навредить. Минерва была бы рядом, читала книгу или пила чай, отчитывала детей за мелкие шалости. Моя маленькая уютная вселенная не разорвалась бы в клочья, не сделай я неправильный выбор. Впрочем, в этом не было ничего странного. Я всегда выбирала Тома, а он меня. Наша извращённая любовь-привязанность предсказуемо уничтожала на своем пути всё и всех.

* * *

В подземельях было холодно. Согревающие чары не помогали, тёплая мантия тоже. Я чувствовала себя здесь бесконечно чужой и ненужной, обузой, с которой нянчились из жалости. Мы миновали жилые помещения факультета Слизерин и спустились на три пролёта вниз. Двери заржавели, и профессор с ними долго возился, прежде чем сумел открыть.

Я сморщилась — запах был отвратительным. Такое впечатление, что что-то гнило, причём уже давно. Но, тем не менее, странные камни-светильники были повсюду. На полу, стенах, потолке — они не позволяли окунуться во тьму, но искажали всё, чего касались. Коридор казался живым, то сужаясь, то расширяясь. Я слышала, как капала вода, как кто-то вздыхал и звенел кандалами. Слышала шёпот, вязкий и липкий, как маггловский клей. В висках стало противно покалывать — приступ должен был произойти совсем скоро.

Нет, нельзя терять контроль. Надо держаться, надо найти МакГонагалл. Ведь я подвела, я виновата перед ней, перед Блэром, перед Арчи. Я их всех предала.

Покачнувшись, я прислонилась к стене и часто-часто задышала. Пусть и ненадолго, но мне должно было стать легче. Я обязана продолжить путь.

— Гермиона? — окликнул меня профессор. В его голосе слышалось беспокойство.

— Всё в порядке. Давайте продолжим поиски, — я с усилием оттолкнулась от стены и пошла следом за Дамблдором.

— Замок обыскивали несколько раз, но поисковые чары были рассчитаны на человека, — сказал он, ненавязчиво пытаясь отвлечь меня.

— Вам не пришло в голову, что надо искать кошку, — ко мне пришло запоздалое понимание. Минерва держала в тайне свои способности. Сомневаюсь, что Дамблдор зал о них до сегодняшнего дня. Наверняка это была одна из причин, почему он так легко согласился пойти со мной на поиски.

— Верно. Сейчас я хочу исправить свою оплошность, — подтвердил он мои догадки. — Могут быть задействованы чары невидимости. Ты знаешь контрзаклятье?

Я кивнула. Конечно, я его знала. Но не это сейчас меня волновало. Новый приступ душил в своих стальных объятиях, втыкая иглы в виски. Тоже мне, игольницу нашёл! Хотелось кричать, рвать и метать, а ещё плакать от бессилия. Я была слишком слабой, в то время как Том превосходил меня и силой, и изворотливостью. Ничего, я терпеливая — подожду. И на него найдётся управа, рано или поздно.

Мы шли вперёд, никуда не сворачивая, но так и не достигли конца коридора. Бесконечное путешествие, тяжелое и безнадёжное. Я всё чаще останавливалась, чтобы перевести дух. Боль была невыносимой, и мне казалось, что я вот-вот упаду. Не упала. Устояла на слабых и трясущихся, как у столетней старухи, ногах и до рези в глазах вглядываясь во тьму. Дамблдор закончил чертить хитрые вензеля в воздухе и замер, настороженно оглядываясь по сторонам. Сначала ничего не происходило, а потом в одной из маленьких камер усилилось сияние камней-светильников. Появились очертания клетки, затем — кошки. Она не стала смотреть на меня как во сне. Просто лежала, свернувшись калачиком, и что-то тихо мурлыкала себе под нос. Я улыбнулась, ощущая, как внутри подымалась волна радости и облегчения. С Минервой всё было в порядке. Она всё ещё жива.

* * *

Сознание в тот день я таки потеряла. Меня напоили успокаивающими и обезболивающими зельями и уложили спать. Ночь прошла спокойно, кошмары меня не тревожили. Всё было чудесно вплоть до того момента, как я вспомнила о письме.

Маленький помятый клочок бумаги был исписан аккуратным, убористым почерком. Моим почерком. Каждое слово до последней запятой написано моей рукой — в этом не было сомнений. Но вот содержание… Оно как исповедь приговорённого к смерти человека: краткое, отрывистое и ужасающее.

Зверь жесток и беспощаден. Зверь — хищник, который всегда жаждал крови. Но даже он не стал бы убивать своих родителей. Так кем же тогда был Том? Кем?

Есть вещи, которые нельзя отнимать у человека. Это эмоции, без которых легко можно превратиться в зверя: прилично одетого, прилизанного и удивительно приятного. Но это маска. Обыкновенная, поношенная маска с облупившейся и выцветшей краской. Нельзя отнимать веру. Без веры человек перестанет любить жизнь. Движение вперёд потеряет для него всякий смысл. Зачем? Ведь там, впереди, не будет ничего хорошего.

Воспоминания тоже входили в запретный список. Они формировали личность, ломали или исцеляли душу. Маленькие миры, закрытые от посторонних глаз на тысячу замков и отгороженные километровыми заборами, принадлежали только одному. И если они не представляли ценности для других, то для него были бесценны.

* * *

— Я не видела, кто на меня напал, — устало повторила Минерва.

Она сидела на соседней кровати, закутавшись в одеяло, и хмуро смотрела на меня. Ей не нравился наш разговор, как и моя настойчивость. Своё личное пространство она ревностно оберегала, чётко давая понять, что можно делать, а что нет. В этом МакГонагалл похожа с Риддлом — он тот ещё собственник.

— А провалы в памяти? Расплывчатые воспоминания? — продолжала я выспрашивать, не обращая внимания на её недовольство.

— Нет, ничего такого не было.

— Но ты уверена, что это не Том напал на тебя! Откуда ты можешь знать, если ничего не видела?

Хотелось подойти к ней, встряхнуть и накричать. Это ведь не шутки! Пропасть на целую неделю, вернутся изнеможённой, слабой, с огромной шишкой на голове и продолжать делать вид, что всё хорошо. Я не желала принимать такой расклад.

— Знаю, — она неопределённо пожала плечами. — Интуиция, Гермиона. Мы хорошо потрепали Риддла осенью, и он бы не стал так быстро нарываться на неприятности. Риддл умный.

— Он дурак, — пробормотала я, отворачиваясь.

— Значит, он умный дурак.

— Ты его защищаешь? — удивилась я. Не замечала раньше за Минервой желания помочь врагу. Она всегда принимала в штыки всё, что касалось Тома.

— Отнюдь. Просто признаю его как достойного противника.

— Но если это сделал не Том, то… кто?

Я растерялась. Том всегда был мастером на разные гадости. Он любил их делать, наслаждался своим превосходством. Понимал, что никто не сравнится с мастером в изобретательности. И когда происходило что-то из ряда вон, я точно знала, кто приложил к этому руку. Но, получается, что я ошиблась?

Мысль неприятно кольнула самолюбие, и я поспешила её отогнать.

— Спроси Риддла — он-то должен кого-то подозревать, — предложила Минерва.

Она была права, но как же трудно найти в себе силы встретиться с ним. Ведь Том всегда был альфой в нашем союзе, и он умел и любил принимать решения за двоих. Но после того, как я узнала, что мне стёрли память, больше не могла ему доверять. Боялась потерять себя, понимая, что можно либо принять все случившееся, либо уйти. Но куда? К кому? Я не могла быть одна. Не умела.

* * *

Наверное, дрессировщик перед тем, как войти в клетку ко львам, чувствует азарт. Невероятное напряжение, щедро приправленное адреналином, бежит вместе с кровью по венам и взрывается фейерверком в мозгах. Это удивительно, необыкновенно, впечатляюще! И страшно.

Лев может напугать, поранить, съесть. Человек даже не поймёт, что является добычей, пока не произойдёт непоправимое. Ведь он глупый, наивный, а хищник — нет. Он просто голодный. И порой голод — единственное стоящее ощущение, что может возникнуть в клетке.

Из больничного крыла меня выписали через три дня. Минерву оставили ещё на пару дней, помогая восстановить силы и душевное равновесие. Как по мне — это глупо. Кто-кто, а МакГонагалл виртуозно умела справляться с проблемами.

Тома я решила подождать в выручай-комнате. Было воскресение, никто не стал бы искать меня. И даже если я его не дождусь, то посижу в тишине, подумаю над тем, что делать дальше.

Ждать пришлось недолго. Он пришёл, словно почувствовал, что нужен именно здесь и сейчас. Застыл возле двери, задумчиво глядя на меня. Сомневался, а может быть, и опасался. Я была спокойна, расслаблена, но палочку из рук не выпускала. Нельзя. Цена за беспечность могла быть слишком высокой, а у меня не осталось монет, чтобы расплатиться с ним.

— Как МакГонагалл? — поинтересовался Том.

— Хорошо.

Он не подходил близко, предпочитая держать дистанцию. Наверное, чувствовал, что что-то не так. Ведь милая, любящая Гермиона ему больше не улыбалась, не смотрела с нежностью и не тянулась к солнцу, которым он был для неё ещё вчера.

— Что случилось? — спросил он, хмурясь.

Тонкая морщинка пролегла на его переносице, делая лицо строгим и в тоже время взволнованным.

Я протянула ему письмо.

— Прочти, а потом продолжим наш разговор.

Такое впечатление, что всё замерзло внутри. Стоит лишь сжать крепче руку, и я осыплюсь крошками льда, оставляя после себя пустыню. Неприветливую, жёсткую, озлобленную пустыню…

Риддл взял письмо и скользнул взглядом по неровным строчкам. По мере прочтения его губы сжимались всё плотнее, пока не превратились в тонкую бледную нитку. Тронь — и разорвётся.

— Ты меня перехитрила.

Казалось, что прошла вечность, прежде чем он нарушил тишину.

— Да неужели? — едко поинтересовалась. — Ты не слишком-то долго раздумывал, прежде чем стереть мне память.

— Ты не оставила мне выбора! — Том повысил голос, комкая в руках бесполезный лист бумаги.

На какой-то миг мне показалось, что он испугался. Как нашкодивший мальчишка, прикрыл глаза и резко распахнул. Его взгляд был нечитаемым, больным.

— А был ли у меня выбор?

— Ты не понимаешь… — начал он говорить, но я перебила его.

— Объясни! — воскликнула, требовательно глядя на него.

— Легче показать, — пробормотал он и приблизился ко мне на несколько шагов.

— Стой! — приказала я, направив на него волшебную палочку.

— Не доверяешь, — Том криво улыбнулся, но остался стоять на месте. Понял, что я не шутила. — Я хочу показать свои воспоминания.

Он говорил медленно, тщательно взвешивая каждое слово. Боялся спугнуть.

— Зачем они мне? — равнодушно поинтересовалась я, стараясь не показывать, насколько они мне необходимы. Я была похожа на швейцарский сыр, дырявый и заплесневевший. А ещё — пустой, и эту пустоту нужно заполнить. Пусть эти воспоминания не мои, но они помогут хотя бы чуть-чуть понять, что здесь происходит.

— Это поможет справиться с приступами.

Что же, разумно. Но как можно подпустить его близко? Как можно довериться? Это всё равно, что на всей скорости нестись по встречной полосе, рискуя в любой миг столкнутся. Не со столбом, не с другой машиной, а со стеной. Массивной, бетонной стенной высотой в пару сотен метров. И всё же я хотела вернуть себе утраченную частичку своего я. Хотела понять, почему Риддл боится больше всего на свете потерять меня.

Я размышляла недолго. Кивнула и сказала:

— Делай то, что считаешь нужным.

Том внимательно посмотрел на меня, прося глазами не отталкивать. Но я не могла. Боялась, что меня опять начнут ломать, как старый, никуда не годный веник. Своё он уже давно отслужил, а выбросить жалко. И поэтому его прутья разделяют, часть сжигают, а оставшиеся приспосабливают под собственные нужды.

Том неуловимым движением руки вытащил из кармана палочку, но я сердито воскликнула:

— Нет! — судорожно вздохнув, добавила: — Положи её на камин.

Риддлу нельзя было давать преимущество. Он мог в любой момент ударить в спину.

Друг сомневался — ему не хотелось оставаться безоружным, — но решил уступить. Сегодня Том был удивительно покладистым и послушным.

— Довольна?

— Нет.

Он хмыкнул, но промолчал. Зажмурил глаза, раскачиваясь, как маятник, взад-вперёд на пятках, а потом замер. Рядом с ним из воздуха появилась каменная чаша, покрытая вязью рун.

— Омут памяти, — сказал Риддл, открыв глаза, а потом заметил: — Мне нужна волшебная палочка, чтобы извлечь воспоминания.

И улыбнулся, грустно так, выжидающе. Я на миг замешкалась, не зная, как поступить. С одной стороны, безумно хотелось увидеть, что так тщательно скрывал Том, с другой — было тревожно. Вдруг это опять одна из его игр?

— Хорошо, но… — я запнулась, но тут же мысленно отвесила себе подзатыльник. — Даже не надейся, что у тебя вновь получится меня одурачить.

Это звучало глупо и немного наиграно. Своеобразная бравада, за которой я прятала свой страх, своё сомнение. И отчаянье. Сейчас я готова была на всё. Благо, что Том об этом не знал, а то бы он не был таким беспечным и снисходительным.

Взяв палочку, Том приставил её кончик к своему виску и вытащил серебристую невесомую нить. Она повисла, словно приклеенная, а потом послушно соскользнула в чашу. Одна, вторая, третья… Неужели Риддл так много всего забрал у меня?

Мне было больно. Хотелось забиться в угол потемнее и кричать, кричать, кричать от отчаянья. Кусая руки, выгрызая зубами надежду вместе с нежностью. И веру. Преданную веру в светлое и бессмертное. Нет его и не было никогда — я должна была это понять ещё давным-давно.

— После дамы, — Том указал рукой на чашу и насмешливо скривил губы.

Я покачала головой и указала палочкой на омут — пусть идёт первым, а я за ним. Не было нужды лишний раз рисковать.

Том напрягся. Ему не понравилось моё решение и та враждебность, которую я продолжала демонстрировать. Но он не мог ничего сделать. Не имел права. Мне было больно, ему было больно, но мы, как два барана, продолжали упрямиться. Нельзя сейчас уступать Тому даже в такой мелочи.

— Как хочешь.

Риддл склонился над омутом и застыл каменным изваянием. Я не спеша встала с кресла, подошла к нему. Со стороны друг был похож на страуса. Вот только вместо песка он использовал туман. Я нервно хихикнула и осторожно склонилась над омутом.

Сначала было… никак. Ни хорошо, ни плохо, ни приятно, ни больно — я погружалась, медленно, словно муха-камикадзе, на полном ходу влетевшая в кисель.

А потом меня словно кто-то толкнул в спину. Я полетела вверх тормашками вниз, бестолково размахивая руками. Было непривычно, но совсем не страшно.

Приземлилась я на ноги. Том был рядом и с любопытством смотрел вперёд. Я, проследив за его взглядом, увидела себя и его. Мы седели на диване. Я пила чай и весело болтала. Кажется, это было года два назад. На мне был надет малиновый свитер, который я давно уже выбросила. Друг тем временем попросил меня показать ему, как правильно трансфигурировать ложку в бабочку. Я согласилась и, взмахнув палочкой, произнесла заклинание. Ничего не произошло. Раз за разом, повторяя заклинание и делая пасы, понимала, что ничего не получится.

Движения Гермионы из воспоминания стали рваными, а в голосе прозвучала истерика:

— Том… Не получается. Помоги!

И он помог, стерев память и ненадолго подарив покой.

Наверное, это были его опыты над контролем магии. Моей. Своей магией он рисковать опасался. И хотя то время давным-давно прошло, по-прежнему было невыносимо больно. Он ведь тогда ставил опыты не над телом — душой. А душа не простила. Вцепилась клыками в обрывки и грызла их, как старую кость.

Несколько воспоминаний прошмыгнули передо мной ярким калейдоскопом. Всех их объединяло только то, что в них я теряла контроль над магией, а Том утешал и стирал память. Своеобразная терапия, но действенная. Мне было хорошо, спокойно, а Риддл продолжал играться, как ребёнок с мотыльком. Он, мотылёк, ведь его, и никто не имел права забрать у дитяти любимую игрушку. Только малыш мог решить, оборвать насекомому крылья или проткнуть иголкой и оставить сохнуть на куске картона. А отпустить… Ну что вы? Разве можно лишать ребёнка радости? Это ведь бесчеловечно.

А потом мы оказались в старой душной лачуге, и Риддл стирал память какому-то оборванцу. Сначала я испытывала брезгливость, а потом, после слов Тома: «Вот так, дядя!» — шок. Ещё большее потрясение ожидало меня в следующем воспоминании, где Риддл убил своего отца и деда с бабкой. В письме не было эмоций, лишь голые факты. Признаться, сначала я подумала, что письмо — это неудачная шутка. Эйвери ведь любил шутить, пусть и так жестоко.

Но эти воспоминания не были выдумкой или иллюзией. Подлинные. Гадкие. Вынимающие душу из тела. Вот только кто её назад-то вставит? Внутри — дыра, а снаружи — маска. И невыносимо пусто и одиноко от осознания того, что мы всё это время находились рядом, но не вместе.

Я задыхалась от боли. Голову разрывало на части, горло сжимали спазмы, и меня едва не вывернуло на свои же ботинки. Глупо как-то: тело-то осталось в реальности — по воспоминаниям блуждало сознание.

Последний рывок — и мы оказались в Косом переулке. Было рано, но вокруг сновало уже много волшебников. Том из воспоминания шёл вслед за девушкой в маггловской одежде, а потом подхватил её под руку и увлёк в тёмный переулок. Я последовала за ними.

Он тихо что-то втолковывал той, другой Гермионе, а потом стёр ей память. Она потеряла сознание и тихо сползала по стенке на землю. Риддл её подхватил и прижал к себе. А потом поцеловал в висок, нежно, трепетно. Казалось, что в его глазах плясала буря, насквозь прошитая молниями. Так не смотрят на безразличных людей, так не прикасаются к марионеткам, не дарят им нежность. Это ведь больше, глубже, острее и в то же время невыносимее, потому что напрочь лишает здравого смысла.

Когда дышишь человеком, живёшь ради него, то поневоле становишься психом. Нельзя сохранить себя целым, когда давно уже разбит на части. Пророс в чужое тело, оплёл корнями и сделал частью себя. Как клей для осколков старинной вазы. И не было смысла больше ни о чём жалеть, потому что взамен ты обрёл бесценный дар. Вот только жаль, что ставшее частью не имело права на собственный голос. По меньшей мере, странно, когда рука начинала спорить с хозяином. Или нога, или сердце — форма не важна, важен лишь смысл.

Том болел мной, давно и безнадёжно, а я просто не желала этого замечать.

* * *

В реальность мы вернулись вместе. Я не устояла на ногах — не было сил — и села на пол. Том возвышался надо мной несгибаемым каменным изваянием, красивым, но опустошённым. Складывалось впечатлением, что он вывернул передо мной наизнанку душу и теперь ждал, как я отреагирую на него такого.

А я не хотела реагировать. Голова разрывалась от переполнивших образов, чувств, воспоминаний. Не моих — чужих, подсмотренных. Было гадко, холодно и чуточку стыдно. Я думала, что знаю о Томе всё, но ошиблась. Он — бездонная пропасть, пустая и в тоже время переполненная до краев. Я — камушек, брошенный в неё шальной рукой, летящий вниз днями, месяцами, годами и никак не достигающий дна. Ни живой, ни мертвый. Застывший и окутанный пустотой пропасти в сотни одеял, как куколка бабочки. Ей хорошо в её долгом сне, уютно. Но когда приходит время выбраться на волю и расправить крылья — становится страшно. Небо и земля давным-давно поменялись местами, и нет никаких ориентиров, указывающих, куда лететь. Неизвестность пугала даже сильнее смерти.

— Гермиона, — тихо позвал меня Том.

Я молчала, наблюдая за ним из-под полуопущенных век. Он был бледным и даже чуточку напуганным. А ещё ищущим. Есть ведь люди, которые всё время ищут своё счастье, не замечая, что оно находилось рядом всю жизнь.

— Не приближай, — тихо пробормотала я, настороженно глядя на его протянутую руку. Такую изящную и на первый взгляд не несущую угрозы.

— Не будь ребенком, — пожурил Риддл, не обращая внимания на мои слова.

— Не приближайся, — повторила я, нацелив на него палочку.

Боялась, что он опять сделает мне больно. И понимала, что стоит ему притронуться ко мне — и тщательно выстраиваемая стена рухнет, словно стопка пергаментов. Я боялась, что Том уничтожит меня своими чувствами, поглотит и не отпустит.

— Гермиона, мне жаль.

— Мне тоже, — я всхлипнула, чувствуя, как внутри становится горячо и тесно. Мне было в нём тесно, словно сигаретному дыму в лёгких туберкулезника. А когда тесно — надо найти путь наружу.

Его ладонь невесомо коснулась моих волос, но я отпрянула назад и, вскинув палочку, прошептала:

— Круцио.

Том вздрогнул и с силой втянул воздух. Его словно ударили в живот, но он никак в это не мог поверить и пытался удержаться на ногах. Затем покачнулся и со стоном упал на пол. Крупная дрожь сотрясала всё его тело, а огромные тёмные глаза неотрывно смотрели на меня. Он не мог поверить, что я всерьёз смогла дать ему отпор.

— Круцио, — повторила я. Предыдущие заклинание длилось от силы секунд десять, но, тем не менее, я сумела застать Риддла врасплох.

Он закричал, бестолково царапая ногтями пол. Его колотило, словно эпилептика в приступе, и я испугалась, что он может навредить себе. Прервав действие заклинания, подтянула коленки к груди и обхватила их руками. Так было удобно и почти надежно.

Том дышал хрипло. Перевернувшись на живот, закашлял и сплюнул кровью. Ему было чертовски плохо, но я не спешила утешить друга. После того, как он отчасти вернул украденные воспоминания, я поняла, что не смогу относится к нему так, как раньше. Это было невозможно.

Риддл всё ещё тяжело дышал. Веки подрагивали, но он не открывал глаза. Не было сил, а может быть, и желания.

— Ты должен понять, что мной нельзя вертеть, как тебе вздумается, — тихо проговорила я. — Я живая. Слышишь, Том? Живая!

Риддл рассмеялся. Тихо так, беззлобно. А потом открыл глаза и посмотрел на меня пристально. Было странно вот так просто сидеть и играть в гляделки после всего, что произошло.

— Гер-ми-о-на, — нараспев произнес он моё имя. Облизал потрескавшиеся губы и протянул ладонь. Доверчиво, словно не было ничего важнее, чем сжать мою руку и не отпускать. Псих.

Всхлипнула, наклонилась и потянулась к нему. Кожа у него была ледяной, руки всё ещё дрожали. Я не смогла оттолкнуть протянутую ладонь. Чего только стоили глаза, засиявшие такой безумной, иррациональной надеждой, что я испугалась, как бы у него не поехала крыша.

— Не надо меня ненавидеть, — он запнулся, но, сделав усилие, продолжил: — Пожалуйста.

Вот так и сходят с ума. Тонут в чужом взгляде и теряют последние кусочки своей личности. Можно ли было резать по живому? Тупым ножом, по старым ранам, до первой крови. А дальше — шрамы.

— Я тебя не ненавижу, но… — запнулась, а потом честно призналась: — Лучше бы ненавидела.

Нам нельзя быть вместе, нельзя любить. Даже наша встреча не должна была состояться. И только случай, словно чья-то насмешка, забросивший меня в прошлое сделал это реальным.

Наверное, было бы лучше никогда друг друга не встречать, но как бы мы тогда жили врозь? Мы не умели и не считали необходим даже попытаться выяснить это. И каким бы не был Том чудовищем, я могла дать ему фору в сто очков. Идеальная пара. Ничего не скажешь.

* * *

— Я понятия не имею, кто запер МакГонагалл в клетке, — сказал Том.

Его голова лежала на моих коленях. Я оперлась о стену и рассеяно перебирала мягкие тёмные волосы. Риддл был сейчас как никогда похожим на мальчишку, дорвавшимся до вожделенного десерта. Правда, вкус у него странный, но я не стала язвить по этому поводу. Было удивительно спокойно вот так сидеть рядом с ним. Просто быть вместе.

— У Минервы тоже нет никаких идей. Она, правда, уверена, что ты не виноват.

— Да ну? Она же меня терпеть не может, — проворчал Том, перехватывая мою ладонь и целуя.

— Как и ты её, — заметила я. — Почему?

— Почему?

— Почему ты к ней так относишься? — терпеливо повторила я. Мне было интересно узнать причину столь длительной вражды.

— Она хотела разлучить нас.

— Что за глупости?

Я рассмеялась, но Том не видел в своих словах ничего смешного. Он был удивительно серьёзным.

— МакГонагалл настраивала тебя против меня.

— Сам виноват. — Щёлкнув его по носу, пояснила: — Ты много чего натворил в Хогвартсе за время учёбы.

Он нахмурился, но не стал возражать. Знал, что я права.

— Ты ревновал меня к ней. Всё это время ревновал, — озвучила я мысль, внезапно пришедшую в голову.

Том кивнул и закрыл глаза. Не хотел, чтобы я видела в них злость. Не на меня — на себя.

— Она ведь друг. Понимаешь?

— Я тоже друг, — парировал Риддл.

Ему было стыдно признаться в своём страхе, что Минерва будет значить для меня больше, чем он. Мы с ней дружили с первого курса и проводили вместе гораздо больше времени, а Том боялся, что однажды я перестану нуждаться в нём. Что его заменят и забудут. И вся эта неприязнь и показное противостояние было ничем другим, как банальной ревностью. Сама мысль, что моё внимание хотя бы немного будет принадлежать ещё кому-то, вызывала у друга чувство протеста и почти панического ужаса.

Я сглотнула, пытаясь принять тот факт, что мне придётся перебороть его собственнический инстинкт. Будет трудно, но я должна хотя бы попытаться.

— Нам нужно найти того, кто это сделал, — неловко сменила тему разговора. — Если он сумел справиться с Минервой, то и мы можем пострадать.

— Ты боишься?

— Опасаюсь.

Риддл сел и обхватил руками моё лицо. Тёплый, надёжный, свой.

— Я не позволю навредить тебе. Никому. Никогда.

Слова прозвучали уверенно, твёрдо. А поцелуй вышел мягким, бережным, с лёгким привкусом крови. Наверное, Том прокусил губу, когда я его пытала Круцио. Правду говорили люди: чем больше любишь, тем больнее бьёшь. В нашем же случае проще убить. Ведь между вчера и завтра, любовью и ненавистью всего лишь шаг. Тонкая верёвка привязанности, на которой мы обречены балансировать до конца жизни.

Возвращаясь вечером в башню Гриффиндора, я чувствовала себя уставшей и в то же время умиротворённой. Точка опоры, которую так долго искала, наконец-то нашлась. Распрощались мы с Томом в выручай-комнате. Незачем было демонстрировать, что наша связь по-прежнему крепка. Я опасалась, что затеявший всю эту игру может разозлиться — как минимум дважды я испортила ему планы — и перейти к решительным действиям. Во мне не было страха, но понимание того, что противника не удовлетворит малая кровь, заставляло осторожничать. И оглядываться, опасаясь удара в спину.

Зайдя в гостиную, увидела Гильберта и Минерву. Они сидели в дальнем углу возле окна и тихо переговаривались. Я не стала к ним подходить. Миновала комнату, кивая знакомым, и начала подниматься по лестнице к спальням девочек. Было поздно, ночь вступила в свои права, окутывая всё бархатным покрывалом, обманчиво мягким и безопасным. В спальне никого не было. Дойдя до своей кровати, прошептала:

— Люмос.

Громко говорить не хотелось. Казалось кощунственным нарушать тишину, звонкую и чистую. Вокруг всё было знакомо и неизменно: те же кровати, застланные красными покрывалами, тумбочки со свечами и разной мелочью, массивное зеркало в углу, возле которого каждое утро собиралась очередь. Уютный беспорядок обжитого помещения вызывал улыбку.

Странно. Мне казалось, что прошли годы с того момента, как я пошла на встречу с Томом, а минуло всего-то пара часов. Откинувшись назад, с удовольствием зажмурила глаза, наслаждаясь мягкостью постели. Провела рукой по покрывалу и удивлённо замерла, ощутив хрустящий клочок пергамента. Рывком встала и развернула его, держа волшебную палочку так, чтобы свет не слепил. Записка была короткой и состояла всего лишь из двух слов:

«Помоги мне».

* * *

Колеса стучали по рельсам, вагон медленно раскачивался, убаюкивая монотонностью движений. Бра тускло светили, мигая, словно хотели вот-вот погаснуть. В купе я была одна, Том ушёл на собрание старост в соседний вагон.

За перегородкой слышался смех и приглушённые разговоры. Обсуждали две извечные темы: квиддич и парней. Я хмыкнула и, встав, вышла в коридор. Кто-то открыл окно, и линялые бежевые занавески полоскались на ветру. Подойдя к окну, зажмурилась от удовольствия: холодно, колко, свежо.

— Гермиона…

Я резко развернулась, настороженно обводя взглядом коридор. Никого. Двери во все купе по-прежнему закрыты. Скользнув рукой в карман, нащупала леденцы, оторванную пуговицу и клочок пергамента. А волшебной палочки не было. Сглотнув, поёжилась. Без палочки я чувствовала себя раздетой и уязвимой.

— Гермиона, помоги…

— Кто здесь? — спросила я, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Пусть и ненадолго, но это помогало мне успокоиться.

— Помоги мне…

Голос прозвучал совсем близко, заставив отшатнуться. Безусловно, знакомый, но ни женский, ни мужской. Бросившись к дверям своего купе, подергала за ручку. Тщетно! Было то ли заперто, то ли заело.

Рядом послышался ехидный смешок. Я вздрогнула и оглянулась. Коридор был пуст, но окно кто-то закрыл. Занавески уныло повисли, словно усы у Слагхорна. Сглотнув, стала потихоньку двигаться в сторону соседнего купе. Покрутила ручку, но дверь не открылась. Самым страшным было то, что исчезли все звуки и шорохи. Словно кто-то разом вырубил громкость в радио, оставив вакуумную пустоту. И голос. Даже не его, а само дыхание, ощущение, что кто-то был рядом, кто-то наблюдал.

Всхлипнув, я побежала к дверям, ведущим из одного вагона в другой. Рванула их на себя и оказалась повисшей в воздухе. Внизу, по мосту над речкой, ехал красный Хогвартс-экспресс. Труба выталкивала сизые кольца дыма, которые как шлейф тянулись за поездом. Вот он добрался до середины моста, подал протяжный гудок, а затем рухнул вниз, словно игрушечный, вспыхивая, как свечка. И я знала, что Том всё ещё там, внутри поезда. Ещё не мертвый, но уже не живой.

* * *

Кошмары мне не снились уже больше полугода. Это был хороший знак — я перестала бояться тех, кто умер по моей вине. Но этот сон не был похож на предыдущие кошмары. Он больше всего напоминал предупреждение или видение, когда нам немного приоткрывали занавес, чтобы помочь. Но… как? Что я должна сделать?

— Ты сегодня бледная, — заметила Минерва, намазывая джем на тост.

— Угу, — уныло кивнула.

Говорить не хотелось. В голове было слишком много мыслей, похожих на разноцветный клубок. Да и записка в кармане жгла хуже кислоты. И не остановить, не оттереть руки, не выбросить.

— Тебя искал Эйвери?

— Зачем?

МакГонагалл пожала плечами, тщательно пережёвывая кусок тоста.

— Он не сказал. Попросил передать, что будет ждать тебя в подземельях.

Заметив, что эта новость не вызвала у меня бурного восторга, подруга нахмурилась. Затем наклонилась и предложила:

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Нельзя, — прошептала я.

— Не как человек.

— Все ведь уже знают, что ты кошка.

Было важно, чтобы Минерва поняла, на что у неё больше нет преимущества.

— И что? Мы будем не одни.

Я удивлённо посмотрела на неё, не до конца понимая, о ком шла речь. Подруга сдержано улыбнулась и чуть повернула голову влево. Туда, где сидел Блэр.

Что же, если я забыла о друзьях, то это совершено не значило, что они забыли обо мне. И порой их забота могла спасти жизнь.

* * *

Записка была написана Эйвери. Его аккуратный почерк с округлыми буквами я могла узнать из тысячи, но это не приносило облегчения. За последний год я научилась доверять Джонатану. Он стал другом, ненадёжным, но способным помочь в трудной ситуации.

Сон сбивал с толку. Я никогда не верила в пророчества, но доверяла интуиции. А она кричала, что что-то не так. Опасно идти на встречу.

— Действуем по плану? — спросила Минерва.

Я кивнула, прошептав:

— Может, ничего и не случится.

— Ложная тревога?

— Ложная тревога, — с надеждой подтвердила я.

Подруга скептически фыркнула и, отступив на шаг, стала превращаться. Сначала уменьшилась тень, скукожилась, словно чернослив, а потом стало меняться тело. Миг — и передо мной вместо человека стояла полосатая кошка. Что же, игра началась, вот только правил я по-прежнему не знала.

При спуске в подземелья ощущалось, как воздух становится всё более тяжёлым, насыщенным влагой. Каменные стены тускло поблёскивали в свете факелов. И при взгляде вперёд, в сужающийся рукав коридора, создавалось обманчивое впечатление, что ты летишь вниз. А там, внизу, тебя поджидало чудовище, охочее до страха и свежего мяса. Разумом-то было понятно, что никакого чудовища нет, но подсознательно человек всё равно продолжал искать его. Продолжал верить. И порой вера творила страшные вещи.

Оказавшись в коридоре, ведущем к гостиной Слизерина, я замерла и украдкой оглянулась. Друзей рядом не было, но знание того, что они следуют за мной, ободряло. Эйвери вышел из-за угла и приветливо улыбнулся. У него потрясающая улыбка, наглая и в тоже время светлая. С ним всегда было тепло, весело и иногда возникало ощущение безопасности. Вот как сейчас. Какая интуиция? Какие сны? Это ведь Эйвери! Он не настолько смел, чтобы строить козни против Риддла.

— Привет! Извини, задержался немного.

Джонатан окинул меня цепким взглядом, кивнул и, взяв за руку, потащил за собой.

— Куда мы идем? — поинтересовалась я.

— Подальше от любопытных глаз, — честно признался он.

— И всё же? — настойчиво спросила, заметив: — Ты просил о помощи.

— Ты уже мне помогаешь.

— Эйвери, хватит говорить загадками!

Он меня разозлил. Уклончивые ответы, уверенность, что я без вопросов последую за ним, выглядели дико. Я вырвала руку из цепких пальцев и вытащила палочку из кармана. Благо, она была на месте.

— Что ты делаешь? — приятель застыл в нескольких шагах и сердито посмотрел на меня.

— Стою, — я проигнорировала его недовольство. — Лучше объясни, что ты задумал? Зачем написал письмо и просил о встрече?

— Убери палочку, — попросил Эйвери, поднимая руки в примирительном жесте.

— И не подумаю. Отвечай!

— Риддл плохо на тебя влияет, — пробормотал он, делая шаг в мою сторону.

Я цокнула языком и крепче перехватила волшебную палочку.

— Не стоит. Я могу тебе навредить, — доверительно сообщила ему.

То, что я применила против Тома непростительное заклинание, сломало внутри меня барьер. Тонкий, но, безусловно, нужный. И если в первый раз использование пыточного проклятия казалось мне ужасным и в чём-то аморальным, то сейчас сама мысль о нём не вызывала отторжения. В каком-то смысле я понимала непробиваемую уверенность Риддла в праве сильнейшего. За свободу надо бороться, и методы не важны. Важен лишь результат.

— Ты мне больше не доверяешь? — в его голосе была слышна обида, детская и почти искренняя.

— Сначала ответь на вопросы, а потом я решу, стоит ли идти дальше.

— Жаль, — Эйвери грустно улыбнулся. — Я не хотел, чтобы так получилось.

Волшебную палочку он выхватил очень быстро, но я была готова к нападению. Первое заклинание угодило в щитовые чары, от второго я уклонилась, спрятавшись за каменным столбом. И тут же послала вдогонку обездвиживающее заклинание. Джонатан отбил его.

— Я сильнее тебя, Гермиона. Сдавайся.

Криво ухмыльнувшись, послала под прикрытием связывающих чар режущее проклятие. Попала. Эйвери судорожно вздохнул и грязно выругался. Коридор был пуст, а голые стены замечательно проводили все звуки. Даже шёпот, усиленный эхом, слышен на много метров вокруг. Был шанс, что кто-то из слизеринцев, чья гостиная находилась совсем рядом, услышит шум и позовёт кого-то из старших. Это эфемерное «кого-то» неплохо стимулировало.

— Ты думаешь, что МакГонагалл тебе поможет? — он вновь начал говорить, чтобы отвлечь меня и притупить бдительность.

Я же продолжала молчать. Тише едешь — целее будешь.

— Она наверняка опять вляпалась в ту же ловушку.

— Так это ты посадил её в клетку? — не сдержалась я и тут же пожалела.

Он запустил на голос несколько заклинаний. Они откололи кусок камня, и противная мелкая крошка посыпалась мне за шиворот. Я до крови закусила губы, сдерживая возглас. Страшно не было, только обидно, что доверилась не тому человеку.

— Да, — подтвердил Джонатан. — Она думала, что всех перехитрила, став анимагом.

Отлично! Если Эйвери продолжить так же много говорить, то друзья успеют привести помощь. Нужно только выиграть время.

— Зачем тебе это все? Хочешь стать вторым Риддлом?

Я присела на корточки и стала боком отползать от каменного столба. Вовремя! Сиреневый луч, врезавшись в преграду, выбил сноп искр на том месте, где ещё недавно была моя голова. Помянув Мерлина, я прошептала:

— Круцио.

Эйвери протяжно вскрикнул, послышался глухой удар, словно что-то тяжёлое упало на пол, а затем мой бывший друг ехидно рассмеялся.

— Ай да Грейнджер! Играешь во взрослые игры, а силёнок удержать заклинание не хватает.

Как же всё происходящее сейчас было похоже на тот сон! Темнота, смех, голос, который, казалось, был везде, и ощущение беспомощности. Даже этот коридор, заканчивающийся развилкой, напоминал вагон с закрытыми дверьми. Вот только там я выбралась из ловушки, а все остальные погибли. Сгорели. Значит, по этой дороге идти нельзя, нужно было найти новую.

— Выходи, Грейнджер. Мне надоело играть с тобой.

Судя по голосу, Эйвери стал терять терпение. Это отличный шанс застать его врасплох. Если я сейчас нападу, то смогу раз и навсегда избавиться от угрожающей нам с Томом опасности. Если…

Я услышала быстрые шаги. Они-то приближались, то совсем исчезали. Я вся превратилась в слух, жадно ловя мельчайшие шорохи и звуки. Отчаянно надеясь, что друзьям удалось позвать на помощь.

Джонатан тоже услышал гостя. Неопределенно хмыкнул, а затем резко взмахнул волшебной палочкой и воскликнул:

— Инсендио максима!

Поезд охвачен пламенем и падает вниз.

Не испытывая уверенности в правильности того, что делаю, я метнулась наперерез заклинанию и, делая пас, сказала:

— Протего!

Поезд падает вниз, а Том всё ещё внутри.

Щит не выдержал, и меня отбросило назад. Больно ударилась затылком о камни, но успела закрыть лицо руками. Горячо и… больно. Словно с меня заживо сдирали кожу. Не выдержав, закричала. Громко и надрывно, а слёзы всё продолжали катиться по щекам. И высыхать от жара.

Том всё ещё внутри. Ещё не мертвый, но уже не живой.

Заклинание перестало действовать. Я понимала, что прошло от силы секунд тридцать, но по ощущениям минула вечность. Попытавшись убрать руки от лица, взвыла. Пальцы не гнулись, и от них исходил до абсурда сладкий, приторный аромат. Так пахло горелое мясо.

Любую боль можно вынести, а раны исцелить. А жизнь… жизнь бесценна. И я отчаянно цеплялась за эту мысль, соскальзывая в беспамятство. Больно больше не было.

* * *

В себя я приходила долго, то выныривая на поверхность из вязких сновидений, то уходя в них с головой. Где-то совсем рядом, на периферии мелькало знакомое взволнованное лицо, но я его не узнавала. Сознание возвращалось вместе с болью, и приходилось прикладывать изрядно усилий, чтобы сосредоточиться.

— Вот, выпей — ты обезвожена, — настойчиво сказали.

Мою голову приподняли и к губам прислонили чашку. Наклонили её, и, ощутив приятную освежающую воду, я сделала несколько глотков. Сразу стало легче. Благодарно улыбнулась, всё ещё не открывая глаза. Знакомый незнакомец погладил меня по лицу. Ладонь у него была влажной, пальцы немного подрагивали.

— Зачем ты подставилась? — тихо спросил он. — Я же мог тебя убить.

Хотела сказать, что в коридоре мог быть Том. Что не могла оставаться в стороне, предчувствуя угрозу, но промолчала. Казалось, что сейчас это было самым правильным решением.

— Джонатан, — я наконец-то вспомнила имя того, кому принадлежал этот голос. — Где я?

— В безопасности, — кратко ответил он, натянуто улыбнувшись. — Ты только не двигайся, ладно? У тебя руки сильно обгорели. И волосы.

— Неужели я теперь лысая?

— Да нет же, просто короче стали, — заверил Эйвери, склонившись надо мной. Он внимательно рассматривал моё лицо, выискивая в нём нечто понятное только ему. Возможно, отвращение? Или ненависть? Но я не ненавидела его, испытывая лишь разочарование, колкое, как северный ветер, и грусть.

— Ты опять спутала все планы. Ну вот как у тебя так получается? — полюбопытствовал он.

Неопределённо пожав плечами, поморщилась — пальцы покалывало и сводило судорогами.

— Понимаю, ты не хочешь со мной говорить…

— Нет, — возразила я, — не могу понять, зачем тебе всё это. Дай ещё воды, пить хочу.

Эйвери помог мне напиться, но не стал выпускать из объятий. Взъерошил светлые волосы и стал говорить, тщательно подбирая слова:

— Риддл опасен, его надо остановить любой ценой. Сейчас он имеет власть над небольшим количеством людей, а потом?

— Ты утрируешь. И врёшь, — я рассерженно посмотрела на него. — У тебя свой интерес в этом деле. Зачем ты меня втянул во всё это?

— Хотел защитить.

— Опять врёшь.

Закрыла глаза, чтобы не видеть досады, возникшей на лице Джонатана. Неужели он надеялся меня перехитрить? Ту, что годами распутывала клубки интриг Тома, ту, что училась искусству лжи у маэстро? Мерлин, какой же он до сих пор ребёнок. Наивный, обидчивый ребёнок.

— Ты мне нравишься, Гермиона, — Эйвери запнулся, но затем продолжил говорить: — Мне было неприятно видеть то, что творил с тобой Риддл. Он ведь использовал твою привязанность, ломал морально, а ты продолжала тянуться к нему. Защищать. Любить, — последнее слово он произнёс с отвращением.

— Ты завидуешь ему? — открыв глаза, внимательно посмотрела на бывшего друга, а затем уверенно сказала: — Нам. Ты завидуешь нам.

Удивительно, насколько неприятным могло стать человеческое лицо, искажённое злобой и завистью. И страшно, когда приходит понимание того, что оно подлинное.

— Что в Риддле такого особенного? Чем он заслужил твою верность и любовь? Ты ведь даже под огонь бросилась, защищая его!

Значит, я не ошиблась. Друзья позвали на помощь, но вместо преподавателя пришёл Том. Он всегда приходил, когда был нужен мне. На душе стало хорошо и легко, даже обожжённые руки почти перестали болеть. Я знала, что с ним всё в порядке. Иначе бы Эйвери так не злился. И не прятался в этой каморке.

— Ты понимаешь, что тебе это не сойдёт с рук? Джонатан, тебе очень повезёт, если Дамблдор доберётся до тебя первым. Том тебя по стенке размажет.

Нужно было постараться, чтобы голос звучал убедительно. Эйвери должен поверить в опасность, прочувствовать её. Ведь я прекрасно понимала, что Риддл может убить в ярости.

— Защищаешь, — протянул он, криво ухмыляясь. Казалось, что Джонатан готов был меня ударить, если я скажу ещё хоть одно слово о Томе.

— Да, защищаю. Тебя, — помолчав, сменила тему разговора: — Ты знаешь, что все непростительные отслеживаются работниками Министерства Магии? Конечно, они не могут установить, кто наложил чары, но найти место выброса магии несложно.

— Круцио?

— Круцио, — подтвердила я. — Меня будут искать. Долго прятаться не удастся. Иди к профессору Дамблдору — он всегда помогал ученикам.

— Думаешь, что он так просто поверит мне? Я много раз нападал на учеников, — он недоверчиво хмыкнул.

— Раскайся, скажи, что ошибся. Наш декан любит красивые и пафосные жесты.

— Гермиона, почему… — Эйвери сглотнул, склоняясь близко-близко. — Я ранил тебя, а ты помогаешь мне. Волнуешься. Почему?

Как объяснить ему прописные истины? Как доказать, что я не могла поступить по-другому? Это ведь мне понятно, а для него — дикость. Расчётливый ум слизеринца не мог принять бескорыстность. В который раз я ощущала, что говорю с глухим человеком?

— Ты был другом, — честно призналась ему.

Джонатан грустно улыбнулся и неожиданно поцеловал меня. Он пил моё дыхание, словно пытался забрать себе кусочек. А я разрешала ему, понимая, что мы больше никогда не будем так близки. Подумаешь, руки болели! Нужно всего лишь выпить зелье, чтобы исцелиться. А вот что делать, когда сердце рвётся на части? Когда понимаешь, что надо сделать правильно, надо отступить и пожертвовать. А не хочешь. Нет сил.

Я всхлипнула, отстраняясь.

— Уходи, — отрывисто приказала. — И постарайся не попасться Тому на глаза.

Эйвери кивнул, бережно укладывая меня на узкую койку и укрывая одеялом.

— Я скажу Дамблдору, где тебя искать. Скоро всё опять вернётся на свои места, ты веришь мне? Веришь?

— Верю. Иди уже.

Я устало прикрыла глаза, чувствуя себя ссохшимся яблоком. На душе было мерзко и ужасно хотелось спрятаться под одеялом от всех проблем. Отгородиться, как в детстве, и понадеяться, что кто-то сильный и взрослый поможет со всем справиться.

Джонатан ещё посидел на моей кровати, затем встал и направился к дверям. Послышался скрип, затем стук. Шаги стали отдаляться. Я облегчённо вздохнула. Теперь всё должно быть хорошо.

* * *

За дверьми послышался шум: кто-то бежал. Раздался протяжный крик и звук падения, кто-то выругался. Я резко распахнула глаза, прислушиваясь. Крик повторился. Казалось, что кого-то кромсают на части или… пытают. Мерлин! Неужели Том первым добрался до Эйвери? Он же убьёт его!

Я села на кровати, дыша тяжело, рвано. Голова кружилась. Было такое впечатление, что перед глазами раз за разом взрывался фейерверк, отдающий ноющей болью в висках. Чуть щурясь, посмотрела на свои руки. Они были неприятного красного цвета, со сморщенной кожей, как у старухи. Наверное, Эйвери все же применил исцеляющие чары, потому что моё состояние не было столь плачевным, как я себе представляла.

Встав с кровати, пошатнулась. Надо двигаться вперёд, к дверям. Крик не прекращался. Он то взвинчивался вверх, эхом разносясь в стороны, то опускался до хрипа, когда кричать больше не было сил.

Шаг за шагом, безумно медленно я продвигалась вперёд. Заставляла себя идти. Если Риддл действительно находился там, за дверьми, вместе с Эйвери, то надо поторопиться. Ещё один труп был слишком дорогой ценой за преданное доверие.

Коснувшись холодной ручки, замерла, переводя дыхание. В глазах двоилось, я чувствовала мерзкую слабость, которая, словно патока, обволакивала всё тело. Помотала головой, пытаясь хотя бы чуть-чуть прояснить сознание, и толкнула дверь. Она поддалась неожиданно легко. За ней был коридор, тянущийся на много метров в обе стороны. И Эйвери, который лежал неподвижно на полу. Как будто мёртвый. А над ним склонился Риддл, серьёзный и сосредоточенный, решающий сложную задачу. Жизнь или смерть. Авада или Круцио…

Я знала, что такое выражение лица не сулило ничего хорошего. В нём не было человечности. Только звериный оскал и ослиное упрямство.

— Том, — тихо позвала я. — Том!

Друг вздрогнул и посмотрел в мою сторону. Недоверчиво так, ещё сомневаясь в правдивости того, что видел. А потом пошёл ко мне. Сначала медленно, едва переставляя ноги, затем побежал. И лишь когда обнял меня, крепко прижимая к себе и с почти незаметной тревогой заглядывая в лицо, я поняла, что теперь всё будет хорошо.

Блуждая во тьме, мы ищем выход, ориентируясь на свет, но не всегда находим. Порой оставаться за закрытыми дверьми лучше, чем бежать вперёд, не видя конца. Ведь рано или поздно дорога закончится пропастью. И если не успеть вовремя остановиться, то можно сорваться вниз.

Мы с Томом всегда ходили по краю пропасти, рискуя и играя в салки со смертью. Но мы знали правила и цену, которую придётся заплатить. А Эйвери не знал.

Обожженные руки мне намазали мазью и перебинтовали. Они почти не болели, и я наконец-то смогла сосредоточиться на более важных вещах.

Том сумел убедить медсестру не выгонять его из больничного крыла. Удобно устроившись на стуле возле моей кровати, он вытянул ноги и устало закрыл глаза. Мы были отгорожены ширмой. Белая, накрахмаленная, приятно пахнущая — она создавала всего лишь иллюзию уединения.

— Том, — позвала я, дотронувшись до него перебинтованной рукой. Риддл смерил меня хмурым взглядом, но не стал спорить. Взмахнув палочкой, наложил заклинание от прослушивания и насмешливо улыбнулся.

— Спрашивай, а то помрёшь ещё от любопытства.

— Расскажи мне всё! — потребовала.

— Так уж и всё?

— Том!

Я ничуть не смутилась пристального понимающего взгляда. Он и раньше видел меня насквозь — не было смысла скрывать что-то сейчас.

— Ладно, но рассказывать долго. Давай лучше покажу.

Он пересел на кровать и обхватил ладонями моё лицо. Тепло… Я довольно зажмурилась, но Риддл строго одёрнул:

— Балда! Хватит бездельничать. Смотри мне в глаза и старайся настроиться на погружение в глубокие слои памяти.

— У тебя стоит блок. Я не смогу пробиться, — неуверенно возразила, заглядывая во тьму, затаившуюся в глубине его зрачков.

Страшно, беспокойно, необходимо. Вздохнув, наклонилась и… наткнулась на зеркальную гладь. Ну вот, ведь говорила ему, что не пробьюсь. Это он из нас двоих легилимент, а я только щиты умею ставить и поддельные воспоминания создавать.

Подошла к зеркалу ближе и притронулась к нему. Моя рука легко миновала преграду и скрылась в ней по локоть. Хмыкнув, сделала шаг вперёд в столь дружелюбно распахнутые двери. Не было сомнений, что Риддл сам открыл сознание, иначе бы увязла я преддверье как в болоте: Том не любил незваных гостей.

Сначала вокруг был туман, плотный, как в прачечной, но затем он истончился и исчез. Я оказалась в одном из множества коридоров, которые как кротовьи ходы пронизывали подземелья. Пламя факелов подрагивало от сквозняка, и я невольно поёжилась. Навстречу мне шёл Риддл, как всегда уверенный и сосредоточенный. Даже его небрежность, которую он изредка допускал в свой внешний вид, была тщательно продумана.

Сзади послышался шум, и в Тома полетело оглушающее проклятье. Он играючи отбил его и удивлённо спросил:

— Мальсибер, друг мой, ты, случайно, не ошибся в темноте? По своим же бьёшь.

В голосе слышалась насмешка, но страха не было. Казалось, что Том вообще ничего не боялся. Мальсибер выругался и продолжил атаковать Риддла. За спиной друга появились ещё два ученика. Они напали на него, но Том успел выставить щит и оглушить одного из парней. Я не помнила их имен, но точно знала, что они учатся на Когтевране. Оставшиеся ученики грамотно брали Риддла в клещи. Ещё чуть-чуть — и он упрётся спиной в стену, а там с ним легко будет справиться. Но друг, видимо, так не считал. Несколько взмахов палочкой — и оба нападавших застыли на месте, с бессильной яростью глядя на старосту. Том использовал невербальную магию, как всегда чуть схитрив в стычке с врагами.

— Ну и что тут у нас? — лениво поинтересовался он, кончиком палочки притрагиваясь ко лбу Мальсибера. — Легилименс!

« — Риддл осторожен, у нас не получится застать его врасплох.

— Сильный противник, да и Грейнджер…

— Я с ней разберусь. А вас будет трое на одного. Численное преимущество и элемент неожиданности помогут. Неужели вы хотите, чтобы полукровка помыкал вами всю жизнь?

— Нет, но силой мы ничего не добьёмся.

— Слишком большой риск…

— Ваша задача вымотать его настолько, чтобы он не смог держать ментальную защиту. Я переслал Дамблдору одну интересную вещь. Как только он её получит, то магическая дуэль между учениками станет наименьшей из его забот.

— Зачем тебе это, Эйвери? Риддл твой друг!

— Не смеши меня, Мальсибер. У Риддла нет друзей. Есть только Грейнджер…»

Мы вынырнули из чужих воспоминаний одновременно. Пока я стояла в стороне, пытаясь осмыслить новую информацию, Том стёр память всем троим нападавшим, потратив на заметание следов от силы минут пять. Использовал он, разумеется, не свою палочку: мы с ним давно разработали схему, как действовать в подобных ситуациях. Убедившись, что всё выглядело так, будто его здесь никогда не было, Риддл развернулся и побежал.

Всё вновь заволокло туманом, а когда прояснилось, я оказалась напротив дверей кабинета профессора Дамблдора. Том вполне профессионально взломал замок и вошёл в комнату. На столе нашего декана лежала стопка корреспонденции. На самой верхушке был обыкновенный белый конверт без подписи. Том, недолго думая, распечатал его и вытащил помятый лист бумаги в клетку. Маггловский, исписанный моим почерком. В нём я узнала своё письмо, в котором рассказывалось о том, что Том убил своих родителей. Но… как? Я ведь уничтожила письмо. Сожгла! Или Эйвери снял с него копию перед тем, как вернуть мне? Вот гадёныш!

Риддл внимательно прочёл письмо, усмехнулся и, поднеся к бумаге палочку, прошептал:

— Инсендио!

Миг — и на пол осыпался пепел. Том удовлетворённо кивнул и направился к выходу. Половина дела сделана. Уже в коридоре он столкнулся с Блэром и Минервой. Оба были взволнованы и не обратили внимания на старосту Слизерина. А зря!

Том навёл в спину Блэру волшебную палочку и прошептал:

— Легилименс!

Вновь тошнотворное кружение в воронке и обрывки воспоминаний:

«Подземелья. Боковой коридор возле гостиной Слизерина. Эйвери и Грейнджер. Опасность…

— Надо найти Дамблдора!

— Но Гермиона осталась одна! Ей надо помочь, Минерва.

— В коридоре ловушка. Мы из неё выбрались только чудом. Найдём профессора — поможем подруге…»

Том убрал палочку и презрительно усмехнулся. В его глазах такое поведение было откровенной демонстрацией слабости.

Туман стал гуще, сдавливая со всех сторон. Дышать тяжело, почти невозможно. Значит, впереди — боль. То, чем Риддл даже осознанно не захотел бы поделиться ни с кем.

Тёмный коридор. Двигаться приходится очень осторожно, на ощупь. Палочка крепко сжата в руке — Том готов к атаке. Но не к тому, что произошло дальше.

Огненный вал раскрывается экзотическим цветком, тянет щупальца-лепестки вперёд в надежде сожрать всё живое, что встретится на его пути. Наперерез пламени метнулась тонкая фигурка, выставляя щит. Он, щит, скрипел, прогибался, стонал. Но, не выдержав мощи стихии, лопнул, как пустышка. Фигурка упала на пол, закрывая лицо руками, и закричала. У Тома перехватило дыхание, ведь он узнал мой крик, почувствовал, что там, на полу, лежала я. Рванувшись вперёд, выставил двойной щит. Один — передо мной-пылающей, второй — перед собой. Так вот кто уберёг меня, не дав сгореть заживо! А я думала, что Эйвери отменил действие заклинания. Наивная…

Всё же, щиты не выдержали и лопнули. Огонь настиг Риддла уже на излёте, и рукав мантии загорелся. Несколько драгоценных мгновений пришлось потратить, чтобы потушить его. Но и Эйвери не терял времени даром. Подбежав ко мне, лежащей без сознания, втиснул что-то блестящее в руку и накрыл поверх неё своей; они исчезли. Том досадливо поморщился. Аппарация невозможна в школе из-за ряда блоков, но вот портключ… С помощью него можно было попасть в любое место на территории замка.

Что же, эту партию Джонатан выиграл. Глядя на то, как недобро Риддл улыбнулся, мне стало жаль Эйвери. Ведь друг его найдет — я это точно знала. Картина валяющегося на полу Джонатана и склонившегося над ним Риддла всё ещё была свежа в памяти. И та безнадежность, тонкой ниточкой протянутая сквозь все воспоминания, давила, уничтожала малейшую надежду на счастливый конец.

Следующий эпизод начался с разглядывания медальона. Обыкновенная серебряная кругляшка с оттиском змеи, обвивающей посох, была мне хорошо знакома. Ещё тогда, когда Том впервые предложил вступить в Орден Салазара, то протянул похожий медальон как знак избранного. Я отказалась. Тогда мне не нужны были эти привилегии, да и сейчас тоже. Оказывается, медальон — не простая безделушка. Маяк или метка, чтобы можно было быстрее связаться и найти членов Ордена. Том постучал по нему палочкой, и от украшения потянулась дымчатая путеводная нить. Без сомнений, она приведёт его к Эйвери. Так и случилось.

Джонатан быстро шёл, время от времени беспокойно оглядываясь назад. Тому даже не пришлось напрягаться. Он просто послал в Эйвери обездвиживающее заклинание. Дождавшись, пока бывший приятель застынет, вышел из тени в кляксу света.

— Ведёшь себя как маленький ребёнок, честное слово, — укоризненно произнёс Риддл. — Неужели нельзя было придумать что-то более действенное, чем обычный шантаж? Или ты рассчитывал, что Дамблдор сразу же кинется расследовать убийство магглов? И чему я тебя столько лет учил в Ордене?

Эйвери молчал, лишь смотрел на него как-то устало, но без страха в глубине зрачков. И я поняла, что он перестал бояться, так же, как и я, и Том. Джонатан много знал, ещё о большем догадывался, но ничего — совсем ничего! — не мог сделать, чтобы предотвратить заранее известный ход событий. Всё время он стремился быть на равных, быть лучшим. И эта его афера, словно крик утопающего, последний шанс изменить и измениться.

— Ты же понимаешь, что я не оставлю всё как есть, Джонатан? Легилименс!

В этот раз не было мельтешения картинок и отрывков диалогов, только монолитная стена, змеёй тянущаяся в обе стороны. Эйвери умел ставить метальные блоки, простенькие, но, тем не менее, прочные.

Я не сразу поняла, что Том собирался сделать. У него не было ни времени, ни желания возиться с его защитой. К каждой закрытой двери можно подобрать отмычку или же выломать её. Риддл выбрал более легкий путь. Путь разрушения. Это я со своими заумными щитами-ловушками могла выдержать таран и не свихнуться. Мы ведь с Томом много раз тренировались и набирались опыта, чтобы стать сильнее. Но Эйвери не был готов к такому натиску. А Риддл… хотел наказать, причинить боль и заставить страдать бывшего приятеля. Хотел сломать, чтобы тот даже и не думал больше перечить. Вот только сил не рассчитал.

Стена может истончиться под действием дождя и ветра. Может рухнуть, когда ураган или землетрясение воздействуют на неё. А ещё могут образоваться дыры, когда раз за разом в неё стучат, не утруждая себя заботой быть осторожным. Огромные, рваные, как раны от режущего заклинания, вот только заживить их невозможно.

Я ощущала боль Эйвери так, словно она была моей. Каждый удар, каждый выбитый камушек защиты. Любая брешь резонировала внутри моего сознания адской симфонией сотни виолончелей. Резко, надрывно, всепоглощающе.

Том пробил ментальный щит Джонатана, и воспоминания хлынули в дыру ледяным отрезвляющим потоком.

«Эйвери протягивает руку, касаясь моей щеки.

— Не надо.

— Почему?

— Том… так делает Том».

«Мы опять сидели в библиотеке и писали эссе. Невыносимо близко и невозможно далеко. Эйвери украдкой поглядывал на меня, увлечённо описывающую свойства белладонны. Улыбнулся и попросил:

— Передай чистый пергамент, пожалуйста.

Я протянула ему лист, он взял его, покрутил в руках, отложил. Лукаво усмехнувшись, склонился над самым ухом и прошептал:

— Спасибо.

— Ага, — равнодушно ответила я, продолжая писать.

Эйвери на миг застыл, рассеянно взъерошил отросшие светлые волосы и отодвинулся от меня. Ему больно и чертовски обидно, но он не имел права что-то требовать. Он не имел права».

«Солнце яркое бьёт в глаза. Приходится всё время щуриться, чтобы хоть что-то разглядеть. Возле озера гуляла парочка учеников. Они спорили, бурно жестикулируя, а потом парень, не выдержав, рассмеялся. Притянув к себе девушку, легко поцеловал в лоб и собственническим жестом провел ладонью по кучерявым волосам.

А Эйвери стоял и сжимал кулаки, с завистью глядя на них. Полная идиллия, вашу мать».

«Одно из последних собраний Ордена Салазара. Все внимательно слушают Риддла. Его слова о нечистокровных волшебниках, о том, что методы запугивания грязнокровок детские и недейственные. Нужно мыслить глобально, расширить восприятие и круг интересов. Очередная муть, которой все верили.

Больше всего Джонатана раздражала именно эта вера. Как можно бороться, если никто, кроме него, не видит смысла в борьбе? Да и причины».

«— Эй, Риддл!

— Чего тебе?

— Та книга, которую ты читаешь. О бессмертии.

— И?

— Ты и вправду этого хочешь?

— Почему бы и нет? Эйвери, не зацикливайся на мелочах, иначе так и останешься топтаться на месте».

«Я ненавижу его смех, мерзкий и надменный. Ненавижу пренебрежение, с которым этот полукровка относится ко всем нам. Как будто знает и умеет больше, чем все мы вместе взятые. Но кто Риддл на самом деле? Лжец и убийца. И вор. Он не крадёт деньги и драгоценности. Только эмоции, чувства, привязанности. Я ненавижу его за это. Я должен его остановить…»

Возвращение в реальность оказалось слишком стремительным. Я тяжело дышала, словно только что пробежала на время стометровку. Никак не получалось осмыслить и принять всё то, что увидела. Слишком много чужих эмоций, страхов и надежд. В них нельзя было вторгаться, но, в тоже время, я понимала, что Том поступил правильно. Он позволил мне увидеть всю картину, не искаженную его восприятием. Позволил самой сделать выводы, проявив редкостное понимание и в кои-веки не посягая на свободу.

* * *

— Он хотел занять твоё место в Ордене?

Я первой нарушила молчание. Это казалось правильным и нужным нам обоим.

— Да, хотел.

Мы опять замолчали. Том вертел в руках волшебную палочку, глядя вперёд. Я же рассматривала бинты на руках. Встретится с ним взглядом сейчас было выше моих сил. Невольно став одной из причин всех этих проблем, я чувствовала себя виноватой.

Сглотнув, поинтересовалась:

— А то, что ты говорил Эйвери о бессмертии, правда?

— Почему ты спрашиваешь об этом?

— Любопытно, — слабо улыбнулась.

— Ну да, конечно, — он кивнул, продолжая вертеть палочку. — Не совсем, если честно.

— То есть тебя не интересует бессмертие? — недоверчиво переспросила, придвигаясь ближе.

Том повернулся ко мне, снисходительно улыбаясь, и пояснил:

— Жить вечно скучно. Жить вечно в одиночестве — должно быть, невыносимо.

— Почему в одиночестве? — я нахмурилась, пытаясь подобрать правильные слова. — Вокруг будут другие люди.

— Именно! Другие люди, другое время. И ты, живой артефакт из прошлого. Как-то неправильно это, понимаешь?

— Понимаю, но… — я взволновано посмотрела на него, затем закончила мысль: — Вечность может окупить любые жертвы.

Риддл мгновение смотрел на меня, а потом рассмеялся. Обнял меня, легко касаясь губами лба и сказал:

— На это может пойти лишь тот, кому нечего терять. А мне… мне есть, Гермиона.

Порой необходимо знать, что ради тебя готовы пожертвовать многим. Ни выгода, ни комфорт, ни эгоистичное желание никогда не смогут заставить отвернуться от тебя. Бесценный дар доверия может погубить, а может и спасти. И пусть это будет всего лишь одна душа — она вполне способна изменить привычную реальность до неузнаваемости. Главное — решиться и принять этот дар.

* * *

Решение проблем, возникших из-за вмешательства Эйвери, взял на себя Риддл. Разговор с директором и волшебником, направленным для наблюдения за учениками, прошёл почти безболезненно. По крайней мере, Том нашел в себе силы отшучиваться, уверяя, что всё наладится. Дамблдор, казалось, вынул из него душу. В выручай-комнату Риддл вернулся молчаливым и злым. Выпив зелье «Сна без сновидений», лёг спать, а утром всячески избегал любого упоминания о декане Гриффиндора.

Позже он рассказал, что заключил с профессором сделку. Деталей я не знала, но суть была понятна: мы с Томом сможем спокойно доучиться, если прекратятся нападения на учеников. Признаться, меня это удивило. Ровно до начала зимних каникул, на которых мы, вопреки традиции, поехали в приют. Рождество мы встретили в унылой обстановке, еда была скромной, атмосфера гнетущей. Отвратительный праздник, даже подарки не радовали.

А на следующий день мы отправились в Госпиталь Святого Мунго. Лимонные мантии целителей, резкий запах настоек и зелий, вежливые улыбки и равнодушные голоса — всё это создавало особую ауру некой болезненности и неизменности. Всю дорогу я жалась к Тому, цепляясь за его локоть. Мне было не по себе в этом месте.

— Потерпи, мы почти пришли, — уговаривал меня Риддл.

Я кивала, стараясь выглядеть уверенней и беззаботней, чем чувствовала себя на самом деле.

— Здесь, — Том указал рукой на дверь палаты.

— Ты не войдешь? — рассеяно спросила я.

— Нет. Пациент плохо на меня реагирует.

Риддл криво улыбнулся и подтолкнул меня к палате. Я, всё ещё сомневаясь, открыла дверь и вошла внутрь. Спиной ко мне сидел человек в полосатом больничном халате. Светлые волосы походили на воронье гнездо, встрёпанное и неопрятное.

— Джонатан, — ошеломленно выдохнула, не веря глазам.

Мерлин! Сколько раз я расспрашивала всех о том, что случилось с Эйвери! Сколько провела бессонных ночей, рыдая и обвиняя себя, что отпустила его тогда! И никто ничего мне не рассказал. Не посчитал нужным!

Человек оглянулся, улыбнулся своей солнечной улыбкой и поздоровался:

— Привет! А ты кто?

— Гермиона, — ответила я: — Можно присесть?

— Конечно!

Он подвинулся, продолжая с любопытством рассматривать меня.

— А ты конфеты принесла?

— Что?.. Ах, да. Держи.

Протянув ему сверток, втиснутый мне Томом ещё до того, как мы вошли в госпиталь, внимательно посмотрела на него.

Босые ноги, белая пижама, всё те же нервные пальцы и беззаботная, счастливая улыбка. Это ведь не могло быть правдой. Не могло?

— Гермиона, а почему ты плачешь?

— Я не… — на миг задержала воздух, пытаясь не всхлипывать. А потом, не выдержав, порывисто обняла Эйвери.

Он сначала никак не отреагировал на меня, рыдающую у него на плече. Просто сидел и ел конфеты. Затем погладил по коротко отстриженным, обгоревшим волосам и втиснул в руку конфету в ярком фантике.

— Вот, съешь! Тебе сразу станет лучше. Правда-правда!

Я кивнула, всхлипнула и положила в рот конфету. А Джонатан смотрел на меня и довольно улыбался. Ведь сладости — лучшие из лекарств. Все дети об этом знают!

Когда мы покинули госпиталь, переполненный пациентами в полосатых халатах, Риддл рассказал мне о том, что случилось с Эйвери. Ломая ментальный блок в попытке добраться до воспоминаний, Том уничтожил прежнюю личность Джонатана. Теперь его память была девственно чистой, а уровень интеллекта — на уровне десятилетнего ребёнка. Целители говорили, что всё могло сложиться и хуже, а так можно поэтапно заполнить пробелы новыми воспоминаниями. Родители Эйвери приняли решение уехать из Англии на континент, во Францию или, быть может, Италию. Они считали, что ему будет лучше начать новую жизнь там, где ничего не будет связано с местом трагедии.

В чём-то они были правы, но смириться с тем, что я потеряла ещё одного друга, было трудно. Шрамы на руках зажили, оставив после себя лишь тонкую паутинку, которая исчезнет со временем, волосы отрастут, а что делать с болью, поселившейся в сердце? Чем её исцелить?

— Знаешь, Том, иногда я не могу понять, кто из нас двоих хуже: ты или я?

— Я, — ответил Риддл. — Ведь я разрушаю.

— А я не останавливаю, позволяя тебе это делать.

Оставшиеся время до возвращения в Хогвартс мы провели порознь. Наше добровольное одиночество казалось прекрасной возможностью подумать и решить, что делать дальше. Ведь ломая чужие жизни, мы невольно покалечили и свои.

* * *

Зимний воздух был свеж, а ветер — колок. Всю дорогу из приюта на платформу девять и три четверти я проделала в одиночестве. Толкая перед собой тележку с чемоданом, старалась не оглядываться — Том мог оказаться за спиной.

В приюте мне удавалось избегать его. Признаться, это было сложно, и порой мне отчаянно хотелось поскрестись в дверь его комнаты, как приблудной кошке. Вернуться, прижаться щекой к его плечу и вдохнуть знакомый с детства запах. Почувствовать себя как дома…

В поезде я нашла свободное купе. Сев на сиденье, развернула свежий выпуск Пророка. На передней полосе красовался портрет нового министра. Ниже описывались его всевозможные достоинства и нововведения, которые он хотел ввести в ближайшее время. Война в Британии закончилась, нужно было отстроить то, что разрушено.

Дверь в купе открылась, рядом со мной скрипнуло сиденье.

— Что пишут в Пророке?

Повернув голову в сторону говорившего, увидела Тома. Его нос покраснел, и он совсем неаристократично шмыгал им. «Простудился», — мелькнула в голове мысль. Вздохнув, вытащила носовой платок и протянула ему. Он поблагодарил и, отвернувшись, высморкался.

Сейчас Риддл не выглядел таким привлекательным, как всегда.

— Как провёл каникулы? — поинтересовалась я, глядя на него.

Сосредоточиться на чём-либо ещё было выше моих сил. Я скучала сильнее, чем могла себе в этом признаться.

— Хорошо. Выбрали нового министра?

— Ага.

— Хмм… Такой же неудачник, как и предыдущий?

— Понятия не имею, — равнодушно пожала плечами, а потом сказала: — Том, я…

— Не надо ничего говорить. Я, — он натянуто улыбнулся, — всё понимаю. Сами виноваты, сами же себя и наказали.

Вымученно улыбнувшись в ответ, робко коснулась кончиками пальцев его ладони. Он, хмыкнув, сжал мою руку и придвинулся ближе.

В конце концов, вдвоём было гораздо легче преодолевать неприятности. И во время танца со смертью стоит помнить, что шаг назад не всегда означает поражение.

...На осколки мир холодный,

Времени черта.

Крик, удар — и ты свободна.

Здравствуй, пустота.

Здравствуй, одинокий мальчик,

Серый дом сирот.

Ты пришла, а это значит,

Кто-то шанс даёт.

"Странный одинокий мальчик,

Ты совсем как я.

Лишь мой мир другим был раньше,

И была семья."

"Грейнджер, девочка-загадка,

Ожившая мысль.

Лишь с тобою в жизни гадкой

Появился смысл..."

Лишь она — его подруга.

Только он ей друг.

И из замкнутого круга

Выход — новый круг.

Одержимость — как проклятье,

Сердце бьётся врозь.

Все мечты о белом платье

Лживые насквозь.

Потерявшиеся души

В темноте одни.

Очень просто всё разрушить —

Сложно сохранить...

(Автор: Miss_Alice)

22 июня 1945г.

Оглядываясь назад, могу с уверенностью сказать, что ничего не происходит без причины. Порой она настолько незаметна и на первый взгляд незначительна, что на неё не обращаешь внимание. Но проходит время — все карты раскрываются. Судьба, как опытный игрок, виртуозно раскладывает пасьянс. И оказывается, что ты далеко не самая большая карта в колоде.

Шестой курс мы закончили спокойно. Больше не было никаких убийств, таинственных нападений и интриг. Обыденно и скучно на первый взгляд, но упоительно беззаботно — на второй. В школе так никто и не узнал, что произошло с Эйвери на самом деле. А после Рождества сплетни поутихли, и постепенно о нём стали забывать. Словно этот человек и не учился с нами пять с половиной лет.

В приют святого Патрика тем летом мы не вернулись. Сняли маленькую квартирку в Лютном переулке. Так как по меркам волшебников мы оба были совершеннолетними, то могли колдовать за пределами Хогвартса. Я устроилась на работу в книжную лавку: составлять каталоги и стоять за прилавком было несложно. Иногда удавалось выпросить почитать редкие, но интересные издания. Мистер МакАдамс, владелец магазина, посматривал на меня снисходительно и подшучивал над любовью к книгам.

Где работал Том, я не знала. Он никогда не рассказывал о работе. Уходил рано, приходил домой поздно вечером. Видела я его редко, но тем ценнее было время, проведённое вместе. Жить с ним оказалось ничуть не легче, чем любить. Мы очень долго притирались друг другу. А один раз даже поссорились из-за какой-то мелочи, да так, что я, хлопнув дверью, почти ушла из дома. Риддл не отпустил. Догнал на лестнице и, схватив за локоть, сказал:

— Пошли домой. Чай стынет.

И я вернулась.

Ночь всегда принадлежала только нам двоим. С ним было уютно, а ощущение безопасности, которое дарили его объятия, вызывало такую же сильную зависимость, как сигареты.

Наш последний год в Хогвартсе прошёл слишком быстро. Все куда-то спешили, пытались наверстать упущенное, прожить этот год так, словно он был последним. Детство уже давно ушло, но его тень, такая обманчиво реальная, всё ещё была рядом. В неё отчаянно хотелось верить.

ЖАБы слились в моей памяти в одно сплошное размазанное пятно. Я долго готовилась к ним, всё боялась, что провалю экзамены. Том ожидаемо получил по всем предметам «Превосходно». Я, к своему удивлению, тоже. Хотя Защита от Тёмных искусств не была моей сильной стороной, благодаря тренировкам друга я подтянула свой уровень практических навыков.

Минерва после школы хотела пойти в ученицы к мастеру трансфигурации. Незадолго до выпуска ей пришло письмо с согласием и контрактом на ученичество. Гильберт, несмотря на свою страсть к квиддичу, собирался идти работать в Министерство Магии. А мы с Томом по-прежнему оставались вольными пташками. Я знала, что наши жизни крепко связаны. Порознь увидеть нас в будущем никак не получалось, да и не было нужды.

На следующий день после вручения дипломов, уезжая на Хогвартс-экспрессе в Лондон, я грустила: по друзьям, которые пока ещё были рядом, по школе, ставшей мне настоящим домом, по всем тем годам, которые я провела в уютном мирке вдали от всего остального мира. А ещё отчетливо понимала, что очень долго не увижу всё это.

Риддл всё же рассказал мне суть сделки с Дамблдором. Оказалось, что после окончания школы мы должны были покинуть Англию. Сначала я возмутилась, считая, что Дамблдор не имел права указывать нам, что делать. Это была наша жизнь, наше будущее. Том объяснил, что профессор помог замять историю с Эйвери в обмен на наше исчезновение, справедливо полагая, что раз не станет причины — не будет и проблем.

И нам пришлось подчиниться. Отчасти потому, что мой Круциатус вычисли. Сотрудники Министерства нашли тот коридор, где было применено проклятие, но не смогли отыскать творившего его волшебника.

Прибыв в Лондон, мы не стали тратить время на прощание с дорогими сердцу местами. Не было таких мест, разве что та квартира, что мы снимали в Лютном переулке.

В Министерстве Том купил одноразовый портключ. Наверняка он стоил огромных денег, но Риддл, оставаясь верным себе, предпочёл его маггловскому транспорту.

— И куда же мы отправляемся? — поинтересовалась я.

Не то чтобы мне было действительно интересно. Я никогда не путешествовала по другим странам, поэтому немного опасалась предстоящего.

— В Чикаго, — ответил он, протягивая мне обыкновенную маггловскую ручку.

— Серьёзно?

— Конечно! Сожми её крепче. Через несколько минут портключ сработает.

— Том, а мы… — я запнулась, не зная, стоит ли задавать вопрос.

— Что?

— Мы вернёмся когда-нибудь в Англию?

Риддл лукаво улыбнулся и заверил:

— Конечно! Мы обещали Дамблдору, что уедем. Но не обещали, что не станем возвращаться.

Я невольно улыбнулась в ответ. Порой ход его мыслей был совершенно непостижим для меня, но в итоге мы всё равно остались в выигрыше.

В следующий миг раздался хлопок, и мы исчезли. Мир вращался вокруг ярким калейдоскопом. Несмотря на головокружение и лёгкую тошноту, я чувствовала себя совершенно счастливой. Будущее было зыбким и непредсказуемым. Как солнечные блики на воде, оно ослепляло, заставляя двигаться наугад. Но холодные пальцы Риддла, крепко сжимавшие мою руку, вселяли уверенность, удерживала на поверхности. И я верила, что вместе мы сумеем покорить весь мир. Нет ничего невозможного, надо только захотеть.

____________________________________

Огромное спасибо всем людям, которые помогали в работе над фиком. Venena и Серебряный огнецвет, которые одобрили начинание и помогли найти именно те образы, которые стали стержнем сказки. Neria и Б.С.Сокралов, которые в самый тяжелый период, когда я почти забросила фик, помогли найти вдохновение и показали, что на самом деле не все так плохо. Alleeya ака Элли, которая вот почти уже два года помогает во всех моих начинаниях. Верный друг и талантливая бета, без чьей поддержки я бы не смогла закончить фик.

Спасибо всем читателям, критикам и мимо проходящим, без чьих комментариев и вопросов сказка и на половину не была бы такой реальной.

Искренне благодарю вас всех! Ф.