Это началось на первом курсе. Это стало его кошмаром, от которого никак не удается проснуться. Это никуда не делось ни через год, ни через три, ни через шесть.
Невилл не боится Кэрроу. Невилл не боится даже Вольдеморта. Невилл раз за разом огрызается, откровенно хамит, отказывается выполнять требования Пожирателей-учителей, совершает отчаянно-дерзкие, граничащие с безумием выходки... Но...
— Зачем ты делаешь это, Лонгботтом? — задумчиво спрашивает Снейп, водя пальцем по тонким губам, и Невилл не в силах ничего ответить.
— Я... — он что-то мямлит, проклиная свою внезапную робость и член, натянувший под мантией ткань брюк.
Взгляд нового директора становится еще более задумчивым.
— Я никак не пойму... — начинает Снейп, — не пойму тебя, Лонгботтом. Сперва ты посылаешь Кэрроу в жопу к гриндлоу, всеми способами нарываешся на наказание... Мне говорят, тебя невозможно заставить заткнуться ничем, кроме Силенцио, когда стоило бы помолчать. А потом, через четверть часа, трясешься передо мной, как хаффльпаффский первокурсник.
Краснея, Невилл торопливо прячет дрожащие руки в карманы.
— Ты так боишься меня, Лонгботтом? Почему? Или... причина в... чем-то другом?
Невилл замирает, в ужасе глядя на директора. Сердце пропускает удар в страшном и сладком предвкушении, вся кровь бросается к паху и к щекам, заставляя покраснеть еще больше.
— Я... й-йа...
— Да, Лонгботтом? Что "вы"?
Невилл отчаянно мотает головой. Снейп некоторое время смотрит на него даже слишком пристально, а потом, сдавшись, машет рукой.
— Ладно, дьявол с тобой, Лонгботтом... Снимай мантию, я намажу твою спину Заживляющим зельем.
Пару секунд Невилл не в силах поверить в то, что услышал. Снейп продолжает смотреть на него, странно, внимательно, испытующе, словно чего-то ждет.
— Я... я... сэр... не...
— Лонгботтом, ты в курсе, что уже похож по цвету на знамя своего факультета?.. Я сказал, снимай мантию. Немедленно!
Молясь про себя, чтобы Снейп не заметил выпуклость на его брюках, Невилл послушно скидывает мантию.
— Сядь... — директор указывает на табурет и, взяв из ящика стола небольшую склянку, заходит гриффиндорцу за спину. — Хм... Алекто Кэрроу?
Тяжело сглотнув, Невилл кивает.
Холодные пальцы осторожно касаются исполосованной кнутом спины, и Невилл вздрагивает, но не от боли, а от пронзившей каждую клеточку его тела вспышки желания. Зелье сильно щипет, но Невилл почти не замечает этого.
— Лонгботтом?.. — раздается над ухом слегка растерянный и слегка насмешливый голос. — Вернись с небес на землю, ты меня смущаешь совершенно неуместным выражением крайнего блаженства на твоем лице.
Невилл вздрагивает еще раз, но холодные пальцы вдруг слишком сильно надавливают на один из следов кнута, и Невилл жмурится, кончая, не способный больше сдерживаться.
— Лонгботтом!.. Я знаю, что это больно, — с немалым раздражением продолжает Снейп, — но, судя по упорству, с которым ты нарываешься на наказания, ты мазохист, так что нечего ныть... Потерпи, уже почти все.
В робкой недоверчивой надежде Невилл открывает глаза. "Он... Он что, не понял?.."
Но Снейп, кажется, и в самом деле принял вырвавшийся у гриффиндорца стон за стон боли.
— Все, Лонгботтом. Одевайтесь и проваливайте...
Дрожащими руками натянув мантию, Невилл кивает и, собрав в кулак всю свою волю, заставляет голос звучать твердо:
— Спасибо, сэр.
Взгляд,которым его провожает директор, кажется Невиллу еще более странным. Как будто Снейп видит его насквозь. "Он все же что-то подозревает", — со страхом думает Невилл, закрывая за собой дверь, — "хотя нет... Он бы меня пришиб, если бы узнал..."
Как бы то ни было, Невилл не настолько идиот, чтобы надеяться на взаимность.
Vova
