Плохой хороший мальчик

Пролог.

Я не знаю, зачем я стараюсь понять,

Все равно ничего не изменишь.

Скоро встречу я смерти взгляд,

Приближается день мой последний.

И чужая рука сотрет

Жизнь мою с лица земли.

И уже навеки сердце замрет,

Не дождавшись твоей любви.

А ведь я за тебя прийму эту смерть,

А ведь я за тебя прийму эту боль.

Я же душу свою погубил

За то, чтобы быть с тобой.

Как же так я ступил на этот путь,

Выбрав тебя — как же гибель встретил?

Ничего не понять, ничего не вернуть…

Я один… и в окно темницы луна мне светит.

(стихи аффтара)

Я сам не знаю, как это случилось… Не могу понять, почему я, мальчик из приличной семьи, ступил на эту скользкую дорожку, стал Пожирателем Смерти, и посвятил свою жизнь самому могущественному и самому темному из всех магов мира. Но сейчас, в эти последние ночи перед поцелуем дементора, у меня есть еще время все вспомнить и осмыслить.

Три дня до казни. Всего три дня. Но это не важно. Ведь боюсь я не смерти, а разлуки — с моей первой и единственной любовью.

А начиналось всё так.

…Мои родители очень удивились, когда Сортировочная Шляпа отправила меня в Слизерин. Ведь я всегда был очень тихим, спокойным ребенком, и не проявлял ни властолюбия, ни особой хитрости. Мама, правда, считала меня довольно талантливым, и думала, что я попаду в Рейвенкло. А отец вечно дразнил меня за то, что я был не как другие дети, что я предпочитал одиночество беготне и шумным играм. Он называл меня тупицей и говорил, что даже для Хаффлпаффа я не гожусь. Именно тогда я возненавидел его и решил отомстить.

Отношения между нами всегда оставляли желать лучшего. Я не чувствовал себя любимым и желанным ребенком — напротив, отец не переставал твердить, что я хуже самого поганого сквиба. Что я глуп, уродлив, что я только позорю род. (На самом деле я просто не был похож на него, и он боялся, что мама изменила ему, что я вообще не его сын). Каждый раз, когда он приходил из Министерства Магии уставший и злой, он срывал свое настроение на мне или матери. Сделать он мог что угодно — и ремнем отлупить, и избить ногами, а один раз он заставил меня держать ладони на раскаленной сковородке. Защитить меня было некому — никто не верил, что порядочный служащий министерства магии в кругу семьи может быть хуже самого последнего темного мага, отмотавшего не один срок в Азкабане, Нурменгарде и прочих местах столь отдаленных даже в понимании волшебника. И так продолжалось изо дня в день — он издевался надо мной, а я мечтал о времени, когда стану сильным и талантливым, и заставлю его раскаяться во всем, что он сделал.

Может, именно эта тайная жажда мести стала для Шляпы тем решающим аргументом? Не знаю.

Как бы там ни было, я стал слизеринцем и довольно быстро подружился с одноклассниками. Вместе мы изучали Темные Искусства и строили дерзкие планы на будущее. Мечтали о том, что когда-нибудь подчиним себе весь мир, и нам уже никогда не придется скрываться от магглов. Эти идеалы были полностью противоположны тем, за которые боролся отец, и тем более я втягивался в деятельность Вальпургиевых Рыцарей — тайного кружка подростков, которые мечтали после окончания школы примкнуть к Пожирателям Смерти.

В этой компании я был самым младшим, и несколько лет печально следил за тем, как мои товарищи один за другим покидают Хогвартс и уходят на службу к Темному Лорду. Конечно, они писали мне письма, и с восторгом рассказывали о Повелителе и его могуществе. Но писем было мало. Я желал быть в гуще событий, отдать за идею владычества Тьмы над миром всё, даже свою жизнь. И вот, наконец, настал день, когда я закончил седьмой курс.

Я покинул семью и поселился в дешевой гостинице в Косом Переулке. Нанялся на работу в магазин Боргина и Берка. Платили мало, но на жизнь было достаточно. Главное, я расстался с отцом, и мог наслаждаться одиночеством и свободой.

Вскоре после начала моего самостоятельного существования ко мне пришел Рабастан Лестранж. Мы поговорили о том, о сем, вспомнили школьные годы, и, когда дело дошло до воспоминаний о «Вальпургиевых рыцарях», он спросил меня:

— Ты не передумал, Барти?

— Что — не передумал?

— Служить ему. Сам-Знаешь-О-Ком-Я-Говорю.

— Темному Лорду? Конечно же нет!

— Предупреждаю — это нелегко, — сказал Рабастан. — У Повелителя сложный характер.

— Все равно. Я хочу быть Пожирателем Смерти, Рабастан. Это мой единственный шанс чего-то добиться.

— Я тебе не могу ничего обещать. Хотя, конечно, буду рад, если Лорд примет тебя. Он собирает всех наших послезавтра… Если хочешь, я возьму тебя с собой.

— Договорились.

Часы до назначенного времени тянулись так медленно… Я очень боялся, что Повелитель посчитает меня недостойным такой чести, что я навеки останусь никем, простым служащим из лавки темных реликвий, и никогда не смогу отомстить за себя, за свое одинокое, исковерканное детство. И вот, наконец, день собрания настал.

Рабастан пришел за мной, и мы аппарировали в Малфой-Менор. В гостиной особняка было светло, обстановка поражала роскошью. Но несмотря на это, мне было как-то не по себе. Особенно когда в зал начали входить фигуры в черных балахонах и белых масках, и я не мог различить среди них людей, которых знал почти с малых лет. Только по голосам я мог распознать Люциуса, Северуса, Рудольфуса, сестер Блек… Но многие были мне незнакомы.

И вот, наконец, настала тишина, и в комнате внезапно появился мужчина лет тридцати в серебристо-зеленой мантии. За ним вползла огромная змея. Пожиратели Смерти упали на колени, я последовал их примеру.

«Это повелитель… Это Темный Лорд…» — прошептал мне Рабастан, но это было ясно и без слов.

Я взглянул украдкой на того, чьими идеями всегда интересовался и кому мечтал служить… и у меня закружилась голова, мне показалось, что я вот-вот упаду в обморок. Никогда еще я не видел такого прекрасного бледного лица и такой загадочной улыбки тонких губ. Черные глаза, в которых то и дело мелькал алый огонек, казалось, проникали в самые потайные уголки души. Я подумал, что даже вечности было бы мало, чтобы налюбоваться этой красотой. И тут же стало страшно — что это за дикие мысли меня посещают!

— Я вижу, здесь присутствует человек, которого я не знаю, — сказал Темный Лорд и указал на меня волшебной палочкой. — Кто такой?

— Это Барти Крауч, повелитель, — ответил Рабастан. — Он учился со мной и всегда хотел пойти на службу к вам, милорд.

— Совсем еще ребенок, — тихо произнес Лорд. — Сколько лет?

— В-восемнадцать, — еле-еле смог вымолвить я. — Но я уже работаю у Боргина и Берка, и хозяева довольны мной.

— У Боргина и Берка? Хорошее место.

Лорд еще подробно расспрашивал меня о том, чему я научился в Хогвартсе и у хозяев, какими темными заклинаниями владею, какие зелья умею варить. Я отвечал уже увереннее, но сердце по-прежнему билось так, будто пыталось выскочить из груди, а кровь, текущая по моим жилам, казалось, превратилась в огонь.

— Завтра в это же время ты вместе с остальными моими слугами аппарируешь в Малфой-Менор, — сказал, наконец, Лорд. — Я уже имею на примете испытание для тебя. Если ты справишься — я отмечу тебя своим знаком. Не сможешь сделать то, что я скажу — попрощаешься с жизнью. Другого пути у тебя нет. А теперь иди. Пока что ты не вправе знать, о чем я буду говорить с посвященными. До завтра.

— Я сделаю все, что вы скажете!

И я аппарировал домой, и без сил упал на кровать, и уснул… и меня преследовал сон о черноволосом, черноглазом мужчине — Повелителе. Каждая деталь его внешности — аристократичное лицо, тонкие белые руки, по-змеиному плавные и грациозные движения — казалась неизъяснимо яркой и ранила сердце, будто острый нож.

Впервые в своей жизни я влюбился.

На следующий день я ровно в назначенное время аппарировал в Малфой-Менор. Темный Лорд и Пожиратели Смерти уже ждали в той же гостиной.

— Ты пришел. — спокойно и равнодушно сказал Повелитель. — Хорошо. Сейчас мы проверим, на что ты способен. Пойдем за мной.

Он повел меня куда-то в подземелье. Пожиратели следовали за нам на почтительном расстоянии. Было холодно и сыро. Скорее всего, здесь томятся пленники, подумал я — и не ошибся.

В камере, куда мы зашли, скрючившись на полу, лежал совсем еще молодой человек в изорванной мантии.

— Вот это — аврор, которого мы схватили совсем недавно, — сказал Лорд. — Примени к нему пыточное заклятие.

Я нацелил палочку на узника.

— Круцио!!!

Впервые я видел, как человек страдает от невыносимой боли, и впервые я причинял боль. Мне было страшно, но в то же время я безумно надеялся на то, что мой поступок понравится Повелителю.

— Довольно приличный Круциатус как для новичка, — усмехнулся Лорд. — Но не кажется ли тебе, что ты можешь лучше, Крауч?

— Я постараюсь, милорд.

— Для этого ты должен получать наслаждение от того, что делаешь! — засмеялась Беллатрикс Блек, совсем недавно ставшая Беллатрикс Лестранж, супругой Рудольфуса.

— Ты как всегда права, Белла, — похвалил ее Лорд. — Белла всегда смотрит на мучения пленных, когда применяет к ним заклятия. А ты пялишься непонятно в каком направлении… Стоп, не на меня, что ли?

— Нет, — поспешно выговорил я. И вновь произнес:

— Круцио!!!

Аврор скорчился в еще более страшных муках.

— Так лучше, — похвалил Лорд. — А теперь убей его.

— Авада Кедавра!!!

Из моей палочки вырвалась зеленая молния… мгновение — и аврор был мертв.

— Неплохо. Но это еще не все. Сегодня у нас есть еще одно дело. Повторяйте за мной. Оттери Сент Кетчпоул, аппарейт!!

Все вместе мы аппарировали в небольшую деревеньку.

— Тут неподалеку живут магглы, — сказал Лорд. — Нужно их убить.

— Зачем? — спросил я.

— Потому что они магглы, разве не ясно? И задавай поменьше вопросов, иначе получишь Круциатус. Вот видите тот дом? Крауч, ты идешь первый. Смотри, чтобы никого не осталось в живых.

Я приблизился к маленькому коттеджу. Ноги дрожали, всё внутри меня переворачивалось, но я постучал в дверь. Открыл старик.

— Сынок, что ты тут ищешь?

— Авада Кедавра! — выкрикнул я, вскинув палочку, и старик упал, как кукла, которую сбросили со шкафа.

Тут, услышав незнакомый голос и звук падающего тела, выбежал маленький мальчик и склонился над трупом.

— Дедушка… — заплакал ребенок.

Еще одна вспышка — еще одна Авада. Все вокруг было озарено зеленым.

Вдруг в дом вошла Белла.

— Барти, это не работа, это халтура, — презрительно скривилась она. — Пошли дальше. Я тебе скажу, что делать, а ты выполняй, а то не видать тебе метки.

Мы поднялись на второй этаж. В небольшой комнате сидели магглы, муж и жена, и читали газеты.

— Направь на кого-то из них палочку и скажи: Сектумсемпра, — приказала Беллатрикс.

Я выполнил приказ. Маггл упал на пол, корчась от боли. Под ним расплывалась лужа крови.

— Теперь сделай то же с женщиной.

И снова я не посмел ослушаться.

— Теперь Круциатус, Барти… Хорошо… еще раз Круциатус… Еще раз… Ну а вот теперь можно и Авадой.

Зеленая вспышка. Всё было кончено.

В комнату вошел Темный Лорд. Он осмотрел совершенный мной погром и улыбнулся.

— Конечно, Белла тебе подсказывала, что делать. Но в принципе неплохо. Ты заслуживаешь метки. Протяни мне левую руку.

Он взял меня за руку (по моему телу будто прошла жаркая, удушающая волна), закатил рукав рубашки, и прикоснулся к коже палочкой.

Мне стало невыносимо больно… Лорд произнес какое-то непонятное заклинание, и у меня на руке появился знак — череп с выползающей изо рта змеей.

— Когда метка будет темнеть и жечь, это значит, что ты должен прийти ко мне.

— Слушаюсь, милорд.

— У тебя нет своего дома, Крауч, так ведь?

— Да, милорд. Я живу в гостинице.

— Оставь работу и прежнее жилье. Поживешь пока в Малфой-Меноре, а потом решим, что тебе делать дальше.

— Так я и сделаю, повелитель.

— Хороший мальчик, — насмешливо произнес Лорд. — Ты как мягкая глина в моих руках. И мне это нравится. А теперь иди. Чего уставился на меня?

Я вышел из комнаты. Душу разрывали на части два противоречивых чувства — отвращение к тому, что я сегодня натворил, и восхищение перед Повелителем, нет, даже больше — любовь, обожествление, всепоглощающая страсть, которой даже не подобрать имени.

Темный Лорд вскоре тоже присоединился к нам, стоящим на улице Пожирателям Смерти.

— Теперь метка! — приказал он.

Мы подняли палочки вверх и воскликнули:

— Мортмордре!

В небе над домом появился череп со змеей.

— Вот так, — довольно сказал Повелитель. — Мир еще долго будет помнить, кто такой Лорд Волдеморт… И будут бояться произносить это имя.

Прошло несколько недель — странных, ни на что не похожих недель в Малфой Меноре. Я видел Темного Лорда только несколько раз на собраниях, да еще один или два раза через окно, когда он прогуливался по саду. Куда он исчезал внезапно и надолго, я не знал. Никто не знал, и никто не смел спрашивать.

Этих встреч было ничтожно мало, и долгими бессонными ночами я всматривался во тьму, и думал о нем, и мечтал, что когда-нибудь он обратит на меня внимание, что я стану для него больше, чем один из Пожирателей Смерти. А один раз — о, Мерлин! — я представил себе, как посмотрю прямо в его бездонные черные глаза, и прикоснусь губами к его тонким губам… Но это были только мечты, запретные мечты.

В один день Волдеморт позвал меня к себе и спросил:

— Слушай, Крауч, ты знаешь, что такое окклюменция и легилименция?

— Да. Но я не изучал этого искусства.

— Теперь прийдется. Ведь вполне возможно, что тебе прийдется поработать шпионом. Да и если тебя схватят, на допросе это будет не лишним. Короче, Снейп будет тебя учить. Чтоб сегодня же вечером ты был у него, ясно?

— Слушаюсь, повелитель.

Ради него я был готов на всё. Даже на такие мучения, как освоение сложнейшего магического искусства под руководством Северуса.

Такого язвительного человека, как Северус Снейп, надо еще поискать. Он всегда был талантливым магом, но учиться у него было каторгой. На первом нашем занятии он только вкратце объяснил мне, что такое мысленный щит и как его создать, и тут же приказал перейти к практике.

Взмахнув палочкой, он произнес: «Легилименс!». И я почувствовал, как в моей голове завертелись воспоминания детства, школьных лет… Нет, только не это! Северус не должен знать, что происходит со мной сейчас…

— Круцио! — закричал я.

Снейп упал и выронил свою волшебную палочку.

— Фините Инкантатем. — я не собирался долго его мучить.

— Дерешься, как лев, — прохрипел Снейп. — Есть что скрывать?

Я молчал.

— Ты что, влюбился, Барти?

— С чего ты взял?

— В последние недели ты сам не свой. Что это за девушка такая?

— Нет никакой девушки, Северус, успокойся.

— Тогда, наверное, мужчина?

— Какого тролля? Отцепись.

— Запомни, Барти, чтобы скрывать любовь, нужен опыт. У тебя его нет.

— Да пошел ты к дементорам!!! — завопил я и ушел, хлопнув дверью.

Но уроки легилименции и окклюменции продолжались, и вскоре я начал делать успехи. Правда, мы с Северусом не узнали друг о друге ничего нового, так как перед тем, как идти заниматься, я помещал в Омут Памяти все свои мысли о Волдеморте, все свои, иногда довольно нескромные, мечты о нем, и закрывал Омут в заколдованном шкафу… и Северус, видно, делал со своими воспоминаниями то же самое.

Так прошло месяца два — еще шестьдесят мучительных дней, множество часов, проведенных в мечтах и страданиях, и еще несколько сходок и рейдов в маггловские деревни. За это время я совершил уже около двадцати убийств, и в мой сон начали вторгаться кошмары, я снова и снова видел страдания людей, чьи жизни оборвались по моей вине. Но все это ничего не значило. Ведь я делал это лишь из-за того, что любил.

И вот снова Темный Лорд позвал меня к себе.

— Ну как успехи в легилименции?

— Северус доволен мной.

-Этого мало. Я должен сам убедиться, что ты добился хороших результатов. Попробуй прочитать что-нибудь в моем уме.

— Но, Повелитель, я не смею…

— Я приказываю тебе. Попробуй пробить мой мысленный щит.

— Слушаюсь…

Я сосредоточился, и… Легилименс! Ничего. Никакого результата. Разум Волдеморта по-прежнему был закрыт от вторжения. Мне стало страшно. Что он сделает со мной, если поймет, что мне ничего не удалось?

Вдруг в моем сознании промелькнуло имя: Том Марволо Риддл. И больше ничего.

— Ну что? — спросил Волдеморт.

— Повелитель, у меня почти ничего не выходит. Я смог уловить только одно имя: Том Марволо Риддл.

— Ну что же, Крауч, я тобой доволен. У меня очень мощный мысленный щит, и я даже не рассчитывал, что ты прочтешь хоть одну мою мысль. Значит, ты справишься и с моим заданием. Тебе нужно будет проникнуть в сознание некоего Кингсли, сотрудника Министерства Магии, и внушить ему мысль принести тебе документы, хранящиеся в Запретной Секции архива министерства в ячейке, защищенной десятью заклятиями. Что это за документы, не пытайся узнать, но они мне нужны. Кстати, тебе для этого не обязательно видеться с самим Кингсли, достаточно просто настроиться на его сознание.

— Хорошо, милорд, я сделаю всё, что вы скажете. Но можно у вас кое-что спросить?

— Спрашивай, пока я в хорошем настроении.

— Кто такой Том Марволо Риддл, повелитель?

— Это неважно. Меньше будешь знать — позже получишь свою Аваду.

Человека, о котором говорил Лорд, я знал. Джейкоб Кингсли часто бывал в гостях у отца. Без особых усилий я вызвал в памяти образ этого человека и представил себе, как мое сознание проникает в его мысли. Передо мной завертелся круговорот планов, чувств, воспоминаний Кингсли. И я приказал ему: «Передай мне документы, которые хранятся в Запретной Секции министерства, в ячейке, защищенной десятью заклятиями. Они мне очень нужны».

Через несколько секунд Кингсли аппарировал в мою комнату с документами в руках.

— Хорошо, — сказал я. — А теперь ты исчезнешь и забудешь, что виделся со мной и отдал мне документы. Обливиейт!!!

Удалось. Я мог гордиться собой.

Я прижал волшебную палочку к метке, и почувствовал нестерпимое жжение. Вскоре Темный Лорд открыл дверь в мою комнату.

— Ну что, Крауч?

— Документы у меня, Повелитель.

— Молодец, Барти.

— Я внушил Кингсли нужную мысль, отобрал у него документы, а потом стер все воспоминания о том, что было, из его памяти.

— Чистая работа, — радостно сказал Лорд, забирая у меня пергаменты. — Ты достигнешь успеха, Барти.

— О, да, милорд…

Он называл меня по имени! Он улыбался мне! Мерлин, какое счастье… Я упал на колени перед Повелителем и прикоснулся губами к краешку его мантии.

— Ну-ну, Крауч, это уже лишнее. Но мне приятно, что ты настолько предан мне.

— Я готов даже жизнь отдать за вас, мой Лорд.

— Я не сомневался.

И он исчез. А я до самого вечера перебирал в памяти подробности этой короткой встречи. Это было так чудесно — слышать его голос, притом произносящий похвалу моим способностям… стоять на коленях перед ним, таким величественным и недоступным…

Ночью же мне в голову пришла шальная мысль: если я смог на расстоянии войти в сознание Кингсли, возможно ли проникнуть в мысли Повелителя, когда он спит? Может быть, тогда мысленный щит будет не так силен, и я узнаю, чем живет мой любимый, что происходит в его душе?

Конечно, я понимал, что Волдеморт может ощутить мое присутствие в своих мыслях, и наказать меня, может даже убить. Но желание узнать, что он чувствует, пересиливало страх смерти. Я сосредоточился…

Так и есть. Он спал, и его мысленный щит был намного слабее, чем тогда, когда он проверял мои способности к легилименции. Я оказался в его сне.

… Черноволосый и черноглазый мальчик, очень бледный, очень худой, не по-детски серьезный и грустный, сидел на железной кровати с тонким матрасом и серым казеным бельем. Женщина в форменном платье сидела рядом и объясняла ему:

— Ты не должен быть таким гордым и злым, Том. За тобой не прийдет никто из родных, поэтому тебе надо хотя бы подружиться с другими детьми. Может быть, ты даже понравишься людям, которые ищут ребенка для усыновления, если будешь поприветливее.

— Почему моя мама оказалась в этом приюте, миссис Коул?

— Потому что ее семья отказалась от нее.

— Вы знаете что-то об этих людях, миссис Коул? Скажите мне!

[Если в первую минуту я только догадывался, что сирота Том — это и есть Повелитель в детстве, то как только я услышал этот властный, холодный голос, у меня не осталось никаких сомнений, что я вместе с Темным Лордом переживаю его сон].

— Мать назвала тебя в честь твоего отца… видно, она его любила. Но он выгнал ее из дома, он не хотел иметь ничего общего ни с ней, ни с тобой. Она говорила, что он живет в Хенгелтоне. Я написала туда письмо, но мистер Риддл ответил мне, что не желает брать на себя ответственность за твое воспитание.

— Почему?! Что такого ему сделала моя мать?!

— Не знаю, Том. И если честно, мне все равно. Никогда больше не задавай мне этих дурацких вопросов. И запомни, что я тебе сказала — тебе необходимо научиться подчиняться.

— Не хочу! Уходите! Ненавижу… и вас, и этого ублюдка!

Видение прервалось — Волдеморт проснулся. Я ощутил его боль и злость, вызванную кошмаром из детства. Похоже, сон повторялся не в первый раз.

Фините Инкантатем! Я быстро разорвал мысленную связь. Но было поздно. Не прощло и полчаса, как Черная метка на моей руке снова потемнела и начала жечь. И я аппарировал к Повелителю.

Он уже был одет, как всегда, просто и элегантно. Лицо, прекрасное и неподвижное, как у статуи, не выражало никаких эмоций. Но было ясно, что это только маска, что на самом деле он скрывает сильную ярость.

— Ты пытался проникнуть в мое сознание, да, Крауч?

Я ничего не ответил. А что я мог сказать?

— Зачем ты это сделал? Хотел узнать мои планы и рассказать о них аврорам?

— Нет, повелитель!! Я не шпион.

— Империо.

Все мое тело наполнило ощущение легкости и беззаботности.

— А теперь говори, зачем ты пытался читать мои мысли? — велел Темный Лорд.

— Поверьте, я не работаю на авроров, Повелитель. Это было мое собственное любопытство.

— Странно, на тебя не действует Империо. Круцио!!!

Боль была дикой, пронизывающей до самых костей. Мне казалось, будто какая-то сила вырывает из меня внутренности. Пытка длилась невыносимо долго… другой человек возненавидел бы того, от кого принял эти муки. Однако я не мог ненавидеть. Даже эти ужасные страдания я принял без единого стона, потому что обожал Темного Лорда, потому что готов был выдержать всё, лишь бы находиться рядом с ним.

Он истолковал мое молчание по-своему.

— Вот это, я понимаю, сила воли. Уважаю. Если бы ты кричал и умолял, Крауч, то за твой проступок я бы тебя убил. Но у тебя хорошая хватка. Пока что я считаю, что ты мне еще пригодишься. Фините Инкантатем.

Боль прошла. Я подполз к Лорду и снова, как несколько дней назад, поцеловал краешек его мантии.

— Спасибо, Повелитель.

— Не надо меня благодарить. Ты считаешь, Крауч, что я не знаю, о чем ты думаешь? Прекрасно знаю… Ты хочешь занять почетное место среди людей, которых я отметил своим знаком. Ты хочешь, чтобы я считал тебя особенным. Хочешь стать моим другом, так ведь?

— Да.

(Слава Мерлину, он еще не добрался до моих самых потайных мыслей, не узнал, что я его люблю!).

— Не обольщайся, Крауч. У меня не было, нет и не будет друзей. Я просто использую людей в своих целях. Всех. Тебя в том числе. И если ты будешь мне не нужен, я убью тебя, вот и всё.

— Можете убить меня хоть сейчас, Повелитель. Моя жизнь принадлежит только вам.

— Смешной мальчишка. Я же сказал тебе — пока что мне нужны твои способности и твоя преданность.

— Повелитель… я сделаю все, чтобы заглушить вашу боль…

— Ты имеешь в виду тот мой сон, в который случайно заглянул? — тихо сказал Волдеморт. — Это все глупости… Это не боль… Просто неприятное воспоминание. Что до этого гнусного маггла, который бросил мою мать, из-за которого я вырос в приюте… я убил его. Еще когда учился в Хогвартсе.

— Вы великий человек, милорд!! Я тоже всегда хотел убить своего отца.

— Убьешь. — Гнев Лорда понемногу начинал проходить. — Но не сейчас. Пока что влияние на него нам необходимо, и ты сделаешь все, чтобы войти к нему в доверие и выведать все, что он знает о тайнах министерства.

— Обязательно, повелитель!

— А что касается моего воспоминания… Обливиейт! Вот теперь можешь идти.

Он думал, наверное, что я забуду. Но я не забыл. Ведь Обливиейт действует на сознание, — а сон о брошенном мальчике по имени Том Марволо Риддл запечатлелся в моем сердце.

Мы с тобой так похожи, Волдеморт… У нас одна и та же судьба — одиночество, искалеченное детство, желание отомстить. Вот почему ты стал моей страстью и моей болью. Такое родство душ не может не оставить своего следа.

И моя страсть разгоралась еще сильнее. Необходимость скрывать чувства делала их еще глубже. Это было все равно что получить билет в один конец — во тьму, из которой нет возврата.

Я храню тебе верность, хоть знаю, что

Для тебя клятвы в верности — ложь.

Я люблю тебя несмотря на то,

Что не любишь ты, и любви не ждешь.

Я храню тебе верность, пусть даже она

Для тебя — как дым и пепел,

И нисколько тебе не нужна

Страсть моя, что сильнее всего на свете.

Я храню тебе верность, пусть даже это

Разрушило жизнь мою.

И все так же нежно и безответно,

Как и в первый день, я тебя люблю.

(стихи аффтара)

Из окна камеры видно крохотный клочок розовеющего неба — подходит к концу первый день ожидания казни. Что же, ночью я скорее всего спать не смогу, поэтому мне хватит времени на воспоминания, которые даже дементоры не в силах выпить из моей души.

Кровавый закат… Волдеморт любил именно это время суток — когда небо окрашивалось багрянцем, солнце пряталось за темные тучи, а в воздухе веяло прохладой. Осенью Лорд, бывало, ходил по густому, тенистому саду Малфой-Менора… А когда он возвращался в особняк, я покидал свою комнату и проходил по тем же аллеям. Иногда я дожидался ночи, когда все уже спали, и снова бродил по тем же, знакомым, дорогам, и ложился на землю, зарываясь лицом в опавшие листья, и чувствовал себя всего лишь опавшим листом под его ногами, и долго-долго плакал…

Всё это было, и всё это прошло.

Холод стал еще сильнее — это приблизились дементоры. Следят… Проверяют… Высасывают самые лучшие воспоминания… Оставляют только боль и горечь…

И на меня нахлынули воспоминания об унижениях, которые я перенес ради того, чтобы заслужить похвалу Лорда.

Вскоре после нашего разговора той ночью, когда я сделал попытку проникнуть в его воспоминания, я пришел к отцу. Мне не хотелось видеть этого ублюдка, я не забыл ни одного дня издевательств и мучений, пережитых по его вине. Но ради служения Повелителю я пошел на это.

— Решил таки наведать отца, хаффлпаффская шкура? — такое приветствие я услышал, едва ступив на порог родного дома. Обычное обращение отца ко мне — ведь он всегда считал, что знает мою натуру лучше, чем какая-то там старая и грязная шляпа.

— Почему же… Я же часто навещал тебя, папа. Разве ты забыл?

(Мысленно я произнес заклятие Окклюменс. Сейчас ты, вонючий урод, вспомнишь всё, даже то, чего не было).

— Да-да. Совсем замучила меня эта работа в министерстве. Хотя, впрочем, и без нее я вполне мог бы забыть о таком уроде, как ты.

Он еще долго читал мне нотации и бубнил про то, как надоело ему терпеть никчемного и бесполезного сына, работающего в лавке Боргина и Берка. Сдерживая раздражение и ненависть, я предложил:

— А почему бы тебе не взять меня на какую-нибудь мелкую должность в Минстерство, отец? Умоляю, я буду очень стараться.

Старый хрыч ворчал три часа, но в конце-концов сказал, что в качестве милостыни отдаст мне должность своего секретаря.

— Мне уже давно надо был кто-нибудь в качестве мальчика на побегушках. Тебе я смогу и зарплату не платить, все равно такому дурню, как ты, нельзя и сикля доверить.

Я сделал вид, что чрезвычайно рад его «отеческой заботе и ласке». Хотя на самом деле в этой ситуации меня радовало только то, что Темному Лорду будет нелишне иметь своего человека в министерстве.

И снова был короткий миг желанной встречи, когда я увиделся с Темным Лордом и доложил ему о своем разговоре с отцом и о том, что получил возможность проникнуть в министерство.

— Барти, ты молодец, — сказал Волдеморт. — Я доволен тобой. Что ты за это хочешь получить?

— Я сделал это не ради награды, Повелитель.

Разве мог я признаться, что жду я только взаимности на свое чувство — вопреки отсутствию даже намека на надежду, вопреки всему?! Разве мог я так просто сказать: «Мне нужен ты и твоя любовь»?..

— Какой же ты глупый, Барти! — улыбнулся Лорд. — «Просто так» только грязнокровки отдаются. Если каждому давать, то сломается кровать, как говорили в… ну, в общем, там, где я вырос. Говори, что ты хочешь?

— Какую-нибудь ценную вещь, связанную с Темными Искусствами. Рудольфус как-то говорил, вы были в Албании, Повелитель, и привезли оттуда много диковинок.

— Хороший выбор! Всё-таки у тебя есть голова на плечах, Крауч. И ты умеешь угадать, когда и что у меня просить.

Волдеморт на несколько минут исчез, а потом вернулся с небольшой шкатулкой из черного дерева.

— Это не совсем связано с темными искусствами, но достаточно редкая и ценная вещь. Здесь живет существо, похоже по своим свойствам на боггарта. Но в отличие от боггарта оно принимает вид того существа, которое ты больше всего на свете любишь.

— И… чей облик этот призрак приобретал у вас, милорд? — прошептал я, надеясь узнать, знакомы ли моему божеству любовные страдания и радости.

— Ты хочешь узнать это? А Круцио ты не хочешь? — нахмурился Волдеморт. — Барти, не наглей. Я никогда и ни перед кем не открывал свою душу, и не надейся, что я это сделаю для тебя. Забирай игрушку и проваливай, пока я опять тебя не позову.

Мерлин, как я радовался этой вещи! Я тысячу раз покрывал поцелуями шкатулку, к которой прикасались руки моего любимого… почти каждый вечер, закрыв дверь чарами, я выпускал из ее глубины призрака, который во всем был схож с Ним, с Темным Лордом. Это было и сладко, и мучительно одновременно — ведь когда я протягивал руки, чтобы заключить в объятия если не сам предмет моего желания, то хотя бы тень, — оказывалось, что я ловлю ладонями воздух. И в душе звучал жестокий, пронзительный крик: «Твоим мечтам никогда не сбыться!».

«Твоим мечтам никогда не сбыться!» — это я слышу снова и снова, до тех пор, пока дементоры не уходят. И вот наступает ночь.

Я пытаюсь забыть тебя в чужих обьятьях,

Я пытаюсь любовь свою утопить в вине.

Но все равно не могу тебя не желать я,

Несмотря на боль, что ты причиняешь мне.

Я пытаюсь забыть, но это не забывается,

Я хочу уйти от тебя, но не получается,

Я стараюсь порочный круг разорвать,

Но мечты о тебе все равно заставляют меня страдать.

Я пытаюсь забыть, все сначала начать –

Но приходит день новый, и я возвращаюсь опять

В плен твоих черных глаз и в безумье любви,

И из сердца стереть не могу я слова и взгляды твои.

(стихи аффтара)

Почему-то вспоминается зима, и белый снег, и мой второй год в роли Пожирателя Смерти…

Тогда я уже стал почти своим в министерстве, и даже потихоньку склонил к переходу в стан Пожирателей одного из молодых министерских работников, Августуса Руквуда. Он был немного младше меня, довольно умен (выпускник Рейвенкло, и, как все рейвенкловцы, хороший аналитик), и, что главное, хотел проявить себя, и томился в окружении старых маразматиков-начальников, озабоченных выполнением Статута Секретности. Руквуд соглашался со мной, когда я намекал, что у волшебников может быть более благородная миссия, чем пресмыкаться перед магглами. Мне оставалось лишь потихоньку привести его к идее мирового господства и вере в Темного Лорда как единственного, кто может эту идею осуществить.

И, поскольку я привел в наш лагерь еще одного воина, мой статус значительно повысился.

Итак, было начало зимы, было собрание в Малфой-Меноре, на котором мы праздновали получение Руквудом знака. Домашние эльфы Малфоев наготовили столько всего вкусного, что столы просто ломились от деликатесов, вин, бутылей с огневиски и сливочным пивом, и от сладостей. Сначала, по обычаю, Повелитель произнес небольшую речь по поводу пополнения наших рядов новым Пожирателем Смерти. Затем мы приступили к празднику.

Тост за тостом, бокал за бокалом… Вроде бы все было как обычно. Но на душе у меня было хуже некуда. Ревность терзала сердце как никогда — ведь к тому времени связь Волдеморта с Беллатрикс Лестранж перестала быть секретом. Белла больше не могла скрывать, что любит Лорда, а не мужа, и Повелителя это, очевидно, радовало. Они целовались и обнимались при всех, не обращая внимания на сидевшего с несчастным видом Руди.

Эх, Руди… я понимал его как никогда. Ведь он испытывал боль оттого, что жена не скрывает, что вышла за него замуж лишь по воле родителей, а на самом деле была влюблена в Лорда еще со школьных лет. А мне было больно осознавать, что человек, которого я люблю больше жизни, уже нашел, с кем проводить ночи и дни, и его сердце навсегда останется закрытым для меня.

Конечно, я не мог не радоваться тому, что он счастлив. Но Мерлин, как я хотел быть на месте Беллатрикс!

Жизнь казалась беспросветно мрачной. Напиться. Только бы не думать ни о чем. Эти почти два года обреченной, безнадежной любви все-таки выматывали меня, оставляли на сердце глубокие, кровоточащие раны. И я всё наполнял и наполнял свой кубок…

— А теперь — танцы! — провозгласил Повелитель.

Столы исчезли. Дологов вызвал манящими чарами свою гитару, устроился поудобнее на диване и начал играть какую-то медленную, грустную мелодию. У него был явный талант к музыке, поэтому почти на всех праздниках в Малфой-Меноре мы танцевали под его игру на гитаре.

Волдеморт и Беллатрикс кружились в плавном старинном танце. Каждое их движение было так прекрасно, так совершенно, что мне хотелось плакать от восторга. И, сидя в кресле в углу гостиной, я глядел на них сквозь дымку пьяного угара.

Вдруг ко мне подошла Нарцисса.

— Барти, почему ты не танцуешь? — спросила она.

— А ты почему?

Она пожала плечами:

— Люциус пригласил Патрицию Забини. Не знаю, что это пришло ему в голову — он же до сегодняшнего вечера на нее почти не обращал внимания. Рабастан уже отплясывает с женой Гойла, а Руди аппарировал домой под шумок. Ты не заметил, какой он сегодня пьяный?

— Я ничем не лучше. Похоже, я сегодня хорошо перебрал.

— Ничего удивительного, Барти… Попробуй остаться трезвым в этом сумасшедшем доме. И с этой войной.

— Да.

— Может, потанцуем вместе?

— Я не против.

Мне было, по сути, все равно. И вот мы с Нарциссой закружились в вальсе.

— Ты симпатичный парень, Барти, — прошептала она.

— Да ладно…

— Нет,честно, ты мне нравишься. Хочешь остаться со мной на ночь?

— А как же Люциус?

— Я более чем уверена, под конец вечера он смоется куда-то с Патрицией. Почему же я должна отказывать себе в радостях жизни?

— Но… — мне почему-то стало стыдно.

— У тебя еще не было женщины? Так я даже буду рада… научить тебя…

От нее пахло дурманящим восточным парфюмом… Тихий голос звучал так соблазнительно… А вино и ревность будили во мне горечь, желание хоть ненадолго приглушить в себе страдания от безответной любви. А еще была злость: как же так — он счастлив, но я ему совсем не нужен — так почему же я должен страдать из-за него — не лучше ли тоже наслаждаться, показать, что у меня всё хорошо, всё просто замечательно!..

И когда все начали потихоньку расходиться, я поднялся с Нарциссой в ее спальню.

— Не бойся, мой мальчик. Всё будет хорошо.

Нарцисса начала раздевать меня. Ее мягкие, теплые руки обволакивали мое тело, лишали силы воли… Мы опустились на кровать. Я принялся расстегивать пуговицы на платье женщины, затем снял с нее тонкое кружевное белье…

Опьянение не проходило, и мне казалось, что всё происходящее — нормально. Нормально то, что я лежу в постели с почти чужой мне женщиной, чужой женой, которую я ни капли не люблю. Нормально то, что она бесстыдно ласкает меня, а я поддаюсь ее ласкам и вдруг погружаюсь в мягкую, горячую глубину ее тела.

— Ты хорош в постели, — простонала Нарцисса. — Учить тебя искусству любви, это такое удовольствие…

Надо признать, в ту ночь мне было хорошо. Но пробуждение настало, как тяжелое похмелье. Я начал жалеть о том, что поддался слабости. И ведь того, чего я хотел, я не достиг — проведенная с женой Люциуса ночь не вытравила из моей души чувства к Повелителю и безграничной боли и ревности. Это была всего лишь слабая, жалкая попытка на минуту сбежать от себя.

Я оделся и вышел из спальни. Немного побродил по особняку, натыкаясь на своих товарищей, тоже немного помятых после хорошо проведенного праздника. Да, в стане Пожирателей нравы далеко не монастырские. Все всем изменяют, и скоро мы уже, наверное, будем друг другу приходиться родственниками.

Хотелось побыть одному. Я вышел в сад.

Повсюду лежали огромные сугробы ослепительно белого снега. Ветви деревьев были покрыты инеем. Небо сверкало нежной голубизной. И вдруг в эту идиллию ворвался резкий крик:

— Ага! И кого это тут приютили Малфои? Брось палочку и подойди поближе!

Аврор. Как он здесь оказался? Как пронюхал, что в Малфой-Меноре часто собираются Пожиратели Смерти? Я обернулся на звук голоса и выкрикнул:

— Ступефай!!!

… Странно. Столько лет прошло, а всё вспоминается, будто это было вчера. За окном по-прежнему ночь. Ветер пробирает до костей. А я по-прежнему не могу заснуть и думаю о прошлом, и каждый миг, каждая мысль кажется такой драгоценностью… Ведь еще два дня — и ничего этого у меня не будет.

…Заклятие пролетело мимо аврора.

— Так ты еще и сопротивляешься?! — разозлился он. — У тебя есть что скрывать, да? Экспелли…

— Круцио! — выкрикнул я, прежде чем он успел договорить. — Круцио!! Сектумсемпра!

Но проклятый мракоборец не хотел сдаваться. Извиваясь на снегу под Круциатусом, истекая кровью, он метнул в меня еще одно заклятие, скорее всего безмолвное, и я свалился наземь.

— Империо! Круцио!

И все равно этот сумасшедший продолжал бороться.

— Серпенсортия! — воскликнул он, и будто ниоткуда появилась огромная кобра, подползла ко мне и укусила за руку.

Надо заканчивать это дело. Конечно, я бы предпочел захватить аврора живым и сдать его Лорду… однако времени на дуэль почти не оставалось… яд кобры действует быстро… И я произнес:

— Авада Кедавра!

Всё кончено. Я лежал и смотрел на окровавленный снег, и перед глазами плыл туман… В ушах стоял какой-то странный шум — то ли шипение кобры, то ли приглушенная музыка, то ли какие-то голоса, то ли все вместе. Вот так и приходит смерть, — пришла в голову простая и страшная мысль.

Внезапно в этот затягивающий водоворот ворвался холодный, властный, резкий голос:

— Неужели никто ничего не слышал?! Это же надо было так напиться и так маяться с перепою! Мерлинова борода… Неужели мне нельзя хоть один раз понежиться с утра в постели с женщиной, и чтобы ничего не отвлекало?! Вы у меня сейчас получите по дюжине Круциатусов!

Волдеморт. Он здесь. Где-то рядом.

Голос Беллы:

— Ты прав, Повелитель… Какого Годрика уже нам нельзя уединиться подальше от этого долбаного Малфой-Менора и от вас всех?! Если бы не Крауч, тут через минуту был бы уже весь аврорат. Что бы вы тогда делали?

Бормочущие оправдания голоса Пожирателей.

Снова шипение — но теперь почему-то кажется, что змей две.

И голос Волдеморта:

— Парню повезло, что я говорю на парселтанге и знаю о змеях если не все, то почти все. Этот чертов аврор наколдовал неплохую кобру. Заложил в нее сильную магию. Если б она укусила еще раз, мы бы уже хоронили Крауча. Быстро поднимите его и отнесите в его спальню. Снейп, противоядие! Пошевеливайся!

Как сквозь сон я почувствовал, что меня несут наверх, укладывают на кровать… Шаги, суета…

Волдеморт командует Снейпу:

— Дай ему противоядие!

— Он не может пить, Повелитель.

— Лей ему прямо в глотку, я тебе сказал! Если он умрет, ты получишь от меня Аваду.

(Мерлин… Неужели моя судьба все-таки небезразлична Ему, моему идолу, моему божеству, моему любимому?)… Я чувствую, как Северус разжимает мне зубы чем-то холодным и железным, и льет в горло горькое и противное зелье. Но это ничего, это можно пережить, главное что Волдеморт здесь, совсем близко, что он хочет, чтоб я выжил… и это значит, я должен преодолеть действие яда…

Укушенная рука горит огнем. Но вдруг к ней прикасаются прохладные пальцы. Все тот же спокойный голос:

— Надо прижечь рану.

Я понимаю, что наконец дождался такой желанной малости — прикосновения любимого человека. И то, что за этим следует резкая боль, не важно. Ведь он действует мне во благо, он спасет меня.

— Мой Лорд! — шепчу я.

— Спокойно, Барти. Тебе нельзя много говорить. Лежи. Постарайся заснуть.

— А как же… как же моя работа в министерстве?

— Я лично внушу этим министерским шавкам мысль, что они дали тебе отпуск на пару недель и ты уехал во Францию.

— О, Повелитель… — шепчу я и проваливаюсь в сон.

Перед самым рассветом я ненадолго засыпаю. И мне снится тот день, и то легкое, ничего не значащее прикосновение. И так же, как и тогда, мне кажется, что я — самый счастливый человек на свете. Потому что такая любовь, которая выпала мне, встречается раз в тысячу лет.

Наши встречи минуты, наши встречи случайны,

Но я жду их, люблю их, а ты?

Я другим не скажу нашей маленькой тайны,

Нашей тайны про встречи, мечты.

(Александр Вертинский)

Небо светлеет. Такое чистое, высокое, прекрасное небо — редко когда можно увидеть такую красоту из оконца тюремной камеры в Азкабане. Но холод остается все таким же резким и пробирающим до костей… И я продолжаю вспоминать далекие и в то же время близкие дни.

Прошла неделя со дня схватки с аврором, и я уже смог ненадолго выходить в сад.

— Ну как, приходишь в себя, Крауч? — спросил Повелитель.

— Да, милорд. Я уже готов по-прежнему служить вам.

— Это хорошо.

— Вы так заботились обо мне, повелитель, что у меня нашлись силы бороться за жизнь.

— Я?! Заботился?! Крауч, да ты сошел с ума! Я никогда в жизни ни о ком не заботился!

— Я слышал ваш голос… вы сказали Снейпу, что он получит Аваду, если не спасет меня. И вы прижгли рану от укуса змеи…

— Ну и что?

— Повелитель, я был так рад этому. Значит, тогда моя судьба для вас хоть что-то значила.

— Крауч, ты еще молод и глуп. Как тебе не понять, что ты сам для меня не значишь ровно ничего. А вот твои способности к легилименции — то, что ты владеешь этим искусством наравне со Снейпом и Беллой — и твои связи в министерстве магии, и то, как хорошо ты проявляешь себя на дуэлях… вот что для меня важно, Крауч. Потеря человека для меня ничего, а вот потеря талантливого Пожирателя Смерти…

— Вы только делаете вид, что вы настолько жестоки, Повелитель… — прошептал я и быстро ушел, не дожидаясь его ответа.

Я ждал, что Лорд накажет меня за эту дерзость. Но ничего не произошло. По-прежнему мы виделись на собраниях в Малфой-Меноре, по-прежнему иногда он вызывал к себе меня и Руквуда, требуя отчета о делах в министерстве. И по-прежнему я делал вид, что предан Лорду лишь из-за того, что разделяю его идеи, и на некоторое время оставил напрасные попытки добиться хотя бы его дружбы (на любовь я даже не рассчитывал).

И все же эта сладкая пытка продолжалась, неумолимо приближая меня к бездне, на краю которой я стою сейчас.

Как-то Лорд позвал к себе меня, Беллатрикс и Рудольфуса, и сказал:

— Каркаров добыл для меня очень древнюю и интересную книгу по темной магии. Я нашел там несколько заклятий, которые, вероятно, понадобятся нам в схватках с аврорами. Вы трое — самые сильные из моих подчиненных, и поэтому я решил обучить этим приемам сначала вас.

— Повелитель, мы готовы выполнить все, что вы пожелаете, — ответила за всех Белла.

— Начнем с самого простого, но тем не менее достаточно редкого и хорошо действующего, — продолжил Волдеморт. — Оно называется Magister Illusium, и схоже по исполнению на заклинание Патронуса. Но в отличие от Патронуса, оно вызывает не сущность, способную помочь вам, а некое бестелесное существо, способное вселить в вашего противника страх.

— Зачем нам это, Повелитель? — удивилась Беллатрикс. — Не проще ли действовать с помощью Непростительных Заклятий, или переманить на свою сторону дементоров, в конце-концов?

— Закономерный вопрос, Белла, и довольно интересный. Но во-первых, дементоры — существа ненадежные. Сегодня они с нами, завтра против нас или наоборот. Во-вторых, устойчивость против Непростительных у каждого мага разная, и кто-то может сражаться даже после Круциатуса, как тот аврор, дуэль с которым так трудно далась Краучу. Даже Авада может пролететь мимо, если кто-то тебя толкнет, руку сведет судорога или же противник успеет уклониться. Так что чем лучше знаешь темную магию, тем светлее твое будущее.

— Вы правы, Повелитель.

— Итак, на чем я остановился… Заклятие Magister Illusium вызывает бестелесную сущность, которая, подобно боггарту, принимает облик того существа или той вещи, что больше всего пугает вашего противника. Преимущество этого призрака в том, что он, в отличие от боггарта, подчиняется вашей воле, cпособен делать то, что вы ему прикажете, преследовать противника… и его невозможно устранить заклятием Ридикулюс. Magister Illusium парализует волю человека, на которого вы его настроите, заставляет его бороться с собой и со своими страхами, а не с вами.

— Какая оригинальная вещь! — воскликнул Рудольфус. — Но как же защититься от действия этого заклинания, милорд?

Волдеморт улыбнулся.

— Тоже хороший вопрос — вероятно, что кто-то из авроров может быть знаком с Magister Illusium… это знание доступно очень и очень немногим, но все же мы должны уметь защититься. Это можно сделать по-разному. Окклюменция, например. Хороший мысленный щит не помешает никогда. Может помочь Патронус. И контр-заклятие специально для этих случаев — Deletrio Magister Illusium. Запомнили?

— Да, Повелитель.

— Тогда начнем. Лестранж, ты будешь сражаться против меня. Белла, на твою долю остается Крауч.

Мы заняли позицию для дуэли.

— Magister Illusium! — выкрикнула Беллатрикс.

На конце ее волшебной палочки показалось маленькое облачко, которое постепенно увеличилось в размерах и приняло облик моего отца. Руди же бубнил и бубнил заклятие, но у него ничего не выходило.

Темный Лорд приказал Рудольфусу замолчать, и внимательно взглянул на меня и Беллатрикс.

— Для первого раза неплохо, Белла, — сказал он, — но немного не то, чего я ожидал. Ты вызвала к жизни детский страх Крауча, а нам надо увидеть то, чего наш любезный друг боится сейчас. А ты, Лестранж, не стараешься совсем. Работать надо, ты понимаешь, работать, а не крыс в Тайной Комнате считать! Даже тормоз из Хаффлпаффа справился бы лучше тебя.

— Но вы очень сильный противник, Повелитель…

— А ты думаешь, мы будем со слабыми сражаться? МакКинноны, Боунсы, Прюэтты — они же все из чистокровных семей, очень талантливы. И если мы не переманим их на свою сторону, нас ждут тяжелые бои. Поэтому, Лестранж, сделай еще одну попытку. И ты, Белла, тоже постарайся вызвать то, чего Крауч боится сейчас.

Мне стало не по себе. Что подумает обо мне Повелитель, если узнает, что больше всего я боюсь его немилости и разлуки с ним?

— Magister Illusium!

Теперь облачко из волшебной палочки Беллатрикс превратилось в аврора и созданную им кобру.

— Крауч, у тебя хорошие мысленные щиты! Белла, ты тоже молодец — если это не самое страшное воспоминание Барти, то по крайней мере ооочень неприятное. Лестранж, почему ты дрожишь и ничего не делаешь? Не бойся, я не буду тебя пытать.

Руди произнес заклинание. Созданный им призрак разделился на два светящихся шара, которые вскоре обрели форму двух огромных ротвейлеров.

— Тааак, еще одно путешествие в прошлое! — криво усмехнулся Волдеморт. — Узнаю тех двух тварей, которые напали на меня, когда я был четырехлетним ребенком и заблудился на прогулке. Покусали меня так, что я месяц валялся в больнице. Ладно, Лестранж, поработай с Краучем, а ты, Белла, примени заклятие ко мне.

Таким образом мы тренировались довольно долго, но никто из нашей троицы не смог вызвать у товарищей что-то большее, чем отголоски детских страхов.

— Хорошо, продолжим завтра, — наконец остановил нас Волдеморт. — А напоследок я покажу вам, как надо делать.

— Magister Illusium!

Один за другим начали проявляться наши тайные страхи. Оказалось, что Рудольфус больше всего боится старости и старческого слабоумия, а Беллатрикс — беременности и смерти от родов. А когда Лорд применил заклятие ко мне, я увидел сцену провала в министерстве и своего изгнания из рядов Пожирателей Смерти. То, что могло лишить меня возможности быть рядом с Повелителем.

И, не знаю какой бес подтолкнул меня, но я почти в тот же миг направил на Лорда волшебную палочку и воскликнул:

— Magister Illusium!

И увидел на полу мертвое окровавленное тело. Его тело. Больше всего он боялся смерти.

Ты хочешь откровенности? И дружбы? А может

Осмелишься даже ждать от меня любви?

Уйди! И не смей желать невозможного.

И знай, что напрасны страданья и слёзы твои.

Я знаю уже, что нету на свете истины,

Что нет ни добра, ни счастья — всесильна лишь тьма.

Поэтому уходи, не жди от меня взаимности,

В душе моей — ночь, душа моя — как тюрьма.

Не жди наших встреч. Не пытайся меня понять.

Все равно, от желаний моих ты меня не спасешь.

Забудь свои чувства, и тогда будет легче принять

То, что под небом этим бессмертна лишь ложь.

(стихи аффтара).

— Deletrio Magister Illusium! — выкрикнул Волдеморт. Призрак исчез. — Уходите. А ты, Крауч, останься.

Его лицо было белее снега. Руки чуть вздрагивали. Во взгляде светился гнев, какого я еще никогда не видел раньше. Но тем не менее я не отвел глаз, ведь даже сейчас он был прекрасен…

— Круцио!

Дежа вю. Это уже было. Но как и в прошлый раз, я молчал, несмотря на раздиравшую тело боль.

— Молчишь? Хорошо держишься. Но сегодня ты получишь по полной. Сектумсемпра!

Я свалился на пол, истекая кровью.

— Зачем ты это сделал, Крауч?! Без моего разрешения влез куда тебя не просят?

— Я… я хотел показать Руди и Белле, какой я знаток заклятий… показать, что у меня получается лучше, чем у них…

— Лжешь!

— Повелитель…

— Это повторяется уже второй раз. Зачем ты пытаешься влезть мне в душу?

— Просто любопытство…

— Легили…

— Круцио! — прохрипел я. Мне меньше всего хотелось причинять боль любимому человеку, но я боялся, что мои чувства вызовут у него лишь презрение.

Волдеморт упал на пол рядом со мной.

— Не ожидал от тебя такой наглости, честно. Фините Инкантатем…

— Фините Инкантатем.

Действие наших заклятий кончилось. Мы лежали на полу, в луже крови. Я протянул руку к его руке, но он тут же отдернул ладонь, как от огня.

— Какой же ты безумец, Крауч.

— Это правда. Повелитель…

— Иногда мне хочется тебя убить.

— Не убьете. Признайте, милорд, я хорошо овладел заклятием Magister Illusium… Это ведь пригодится нам с вами.

— Что за дурацкая привычка подражать мне? Повторять мои любимые словечки…

— Вы — идеал, Повелитель… вы — лучше всех, могущественнее всех…

Мое тело еще наполняла боль от Круциатуса и Сектумсемпры, но я преодолел ее и подполз ближе к любимому, почти прикасаясь к нему.

— Заткнись! Прекрати эти сопливые излияния.

— Вы злитесь на меня, мой лорд? За то, что я узнал еще одну вашу тайну, так ведь?

— Да, — согласился он. — И я просто не понимаю логики твоих поступков. Ты же хочешь, чтоб я воспринимал тебя как равного себе. Почему же ты делаешь то, что меня злит? Почему ты пытаешься влезть мне в душу?

Его голос был тихим, ровным, спокойным, даже вкрадчивым. Но я чувствовал, что одно мое неверное слово — и мне не миновать Авады. И я ответил:

— Чтобы добиться власти над вами, Повелитель… чтобы иметь в руках оружие против вас… это как игра с огнем.

— Хороший ответ. Ответ истинного слизеринца.

— Повелитель… скажите… почему вы так боитесь смерти? Это из-за детства в приюте?

— Моя мать умерла совсем молодой. Через несколько часов после того, как дала жизнь мне. С этого все и началось. Теперь ты узнал, что хотел? Убирайся!

Я ничего не ответил… только быстро, порывисто обнял его, и так же быстро выбежал из комнаты, сам поражаясь тому, сколько всего успел натворить за какие-то пару часов.

Несколько дней после этого мы не виделись и не разговаривали. А потом произошло то, о чем я вспоминаю сейчас с замиранием сердца, со смешанным ощущением радости и горечи. Это воспоминание не может отобрать у меня никакой дементор, потому что им не понять, как могут такие разные чувства переплетаться в одно…

А як згадаю, Боже, як згадаю,

таку печаль у серці розгойдаю! —

ту нашу ніч, ту ніжність, той порив,

все, що тоді мені він говорив,

ті поцілунки наші вогняні, —

вони горять, як тавра, на мені.

(Лiна Костенко)

Сквозь «вы» на «ты» и далее — в пролет

Несуществующих местоимений…

Своею речью твой наполню рот,

Твоим усильям послужу мишенью.

И в глубине телесной темноты,

В огне ее минутного прибоя,

Как перед паводком, все рушатся мосты –

Преграды нет меж мною и тобою.

(Людмила Улицкая, из книги «Медея и ее дети»)

Вечером 31 декабря Волдеморт вызвал меня к себе. Я пришел в его кабинет, готовый почти ко всему — к новому поручению, новому уроку темной магии… даже мысль о новых пытках не страшила меня. Но все же тот разговор стал для меня неожиданностью.

Как всегда, я опустился на колени у кресла, в котором сидел Лорд. Однако услышал:

— Встань, Барти. Давай, наконец, поговорим откровенно.

— О чем, повелитель? Не думаете ли вы, что на самом деле я работаю на Орден Феникса?

— Конечно, нет… — тихо сказал Волдеморт. — Такое мне и в голову не приходило. Я совсем о другом. И тебе лучше сказать правду, потому что если я применю легилименцию, будет хуже.

— Правду — о чем?

— Ты думаешь, я ничего не заметил? Начиная с первого твоего появления в кругу моих соратников. То, как ты смотрел на меня. Как ты прошел испытание для получения Метки — ты применял Непростительные заклятия в первый раз, а корчил из себя умудренного опытом убийцу. И то, что происходило позже. Твоя преданность мне — она держалась явно не на деньгах, не на жажде власти и не на желании убивать. А самое главное — твои попытки узнать обо мне больше, чем я хочу рассказывать о себе.

— Милорд…

— Не перебивай меня! Мне это стало интересно… Я решил разобраться во всем сам, не прибегая к легилименции. И, кажется, я понял, в чем дело. Ты. Влюбился. В меня.

Он говорил тихо, спокойно, и я не мог понять, какие чувства вызывает в нем открытие моей тайны.

— Повелитель…

— Говори — да или нет. Неужели в тебе не хватит смелости признать собственную глупость?

— Да, повелитель. Я вас люблю. Я понял это еще в тот первый день, когда увидел вас.

— Интересно… продолжай.

— Просто вы не такой как все. Вы сильный, могущественный… У вас есть обаяние, талант. Вам удалось то, о чем я мог только мечтать — вы убили своего отца и отомстили за то, что вам пришлось пережить в детстве.

Волдеморт внимательно слушал меня и смотрел мне прямо в глаза. Его взгляд как никогда был похож на черную пропасть.

— Я всегда знал, что я особенный. Ну и что дальше?

— Вы поразили меня, как молния, повелитель. Делайте со мной что хотите. Моя жизнь принадлежит только вам.

— Ты хочешь моей любви, правда? Что ж, я могу подарить ее тебе. На одну ночь. Но не обижайся, если это будет не то, чего ты ожидаешь.

Он подошел ко мне и впился в губы жестким поцелуем, больше похожим на укус. Я ощутил во рту вкус крови. У меня кружилась голова, я терял силы… Конечно, по-другому быть и не могло — он же Темный Лорд, откуда ему знать, что такое нежность. Но я радовался тому, что моя мечта наконец сбывается.

Еще один поцелуй — такой же властный, причиняющий боль. Я прижался к любимому, обнял его, растворился в этом соприкосновении наших тел.

— Не разочаровался? — спросил Волдеморт, отстранившись от меня. — Нравится?

— Я люблю вас, повелитель.

— Круцио!

Ничего. Я уже привык быть наказанным за свою любовь.

— Все равно прекраснее вас нет никого в мире, мой лорд.

— Фините Инкантатем… Что же, иди со мной.

Он привел меня в свою спальню, грубо толкнул меня на кровать… один взмах волшебной палочки — и я уже лежал раздетый и беззащитный. От холодка серебристых шелковых простыней по моему телу пробежала дрожь.

Волдеморт неспеша разделся, а затем навалился на меня и тут же овладел мной — без всяких прелюдий, заботясь только о собственном удовольствии. Он царапал и кусал меня, заставляя стонать от боли… но я не сопротивлялся.

— Ну что? Как тебе… любовь? — тихий, насмешливый шепот.

— Вам хорошо, повелитель? — из последних сил вымолвил я.

— Да… я не мог себе представить, что возможно такое полное подчинение… в постели…

— Это самое главное…

У меня всё потемнело перед глазами… Мерлин, как больно… и вдруг с болью смешалось ощущение чего-то сладострастного, горячего, яростного. Мне казалось, будто я летел куда-то вниз, в бездну. И все же это стремительное падение наполняло душу неизведанным раньше счастьем.

— Волдеморт… Волдеморт… я люблю тебя!

— Какой же ты глупый. Тысячу раз говорил тебе, что ты дурак, и что любовь ничего не значит, а ты снова за свое. Но признаться честно, мне было хорошо с тобой.

Прошептав это, он вышел из меня и тут же заснул.

Я лежал на мокрой, окровавленной простыне… по щекам катились слезы — то ли от страдания, то ли от счастья, то ли и то, и другое вместе. Часы пробили одиннадцать. Мерлин, через час наступит новый год, и… если я сейчас не уйду из спальни, если встречу полночь здесь… может быть, у меня появится надежда на взаимность или хотя бы на еще одну ночь любви?.. ведь как новый год встретишь, так его и проведешь.

Укрыв любимого одеялом, я поднял с пола свою волшебную палочку, и от ее огонька зажег свечу на столике у кровати.

Пытался заснуть, но сон не шел ко мне. Голова кружилась, в ушах шумело. И сначала именно за шум, за галлюцинацию я принял тихий стон, переходящий в крик: «нет!.. нет!..».

Однако это был не бред, не галлюцинация. Даже без попытки преодолеть мысленный щит я догадался, что переживал Волдеморт в тот момент — воспоминания о прошлом и давние, затаенные страхи.

И я прикоснулся к его плечу и прошептал:

— Повелитель, проснитесь! Это все только сон.

Он не отвечал, продолжая метаться в бреду. По щекам катились слезы.

— Волдеморт… Том… проснись!

— Крауч? Ты все еще здесь? А я думал, ты уже уполз зализывать раны.

— Повелитель, я не мог… и не хотел оставить вас.

— Убирайся, — процедил он сквозь зубы. — Убирайся. Ты ненормальный.

— Я люблю тебя.

— А я тебя — нет. О Мерлин, ненавижу свой день рождения. Как же мне хреново. Убирайся, Крауч, уходи отсюда! Ты уже получил свое, чего же еще тебе надо? Ненавижу…

— Снова прошлое?

— Да, — неохотно признался он. — Как бы я ни пытался избавиться от этих кошмаров, они всегда напоминают о себе. Из года в год.

— То же самое происходит и со мной. Воспоминания детства самые сильные и самые болезненные.

Волдеморт молчал.

— Вот почему я всегда молча переносил твои Круциатусы, — пошутил я. — То, как надо мной издевался отец, было страшнее любых пыточных заклятий.

— Хорошая шутка. Истинно слизеринский черный юмор.

— Какая душа, такой и юмор… мой Лорд.

— Но в тебе еще осталось что-то светлое. Раз ты осмелился полюбить.

— Осмелился. И буду любить тебя. Даже после всех твоих Круцио. Даже после того, что ты со мной сделал этой ночью. Мне больно, но я радуюсь уже тому, что именно ты так обошелся со мной.

— Глупый ребенок. Плохой хороший мальчик.

Часы пробили двенадцать. Это был самый лучший в моей жизни Новый Год — рядом с любимым человеком… Его голос звучал для меня, как музыка…

— Мой Лорд…

— Что?

— Могу я попросить еще об одной вещи?

— О чем же?..

— Еще один поцелуй… один-единственный, и можете убить меня, я унесу с собой в могилу эту ночь и то, что я узнал о вас то, чего другие не знают.

— Не надо клятв. Я знаю, что ты будешь молчать об этом…

И он прикоснулся к моим губам. Так легко и нежно… Как будто единственным, что сейчас существовало в мире, было зарождающееся в эти минуты между нами чувство близости. Как будто у нас обоих не было мрачного прошлого и на руках не стыла кровь наших жертв. Да, существовал только вкус поцелуя, похожий на вкус красного вина — сладкий, и в то же время с еле ощутимой горечью.

— Я так поиздевался над тобой, Барти, а ты всё равно любишь меня. Не могу поверить.

— А ты постарайся. Я даже могу разрушить свой мысленный щит. Теперь мне нечего скрывать от тебя.

— Тихо… не надо ничего говорить. Подожди.

Он достал свою волшебную палочку, направил на меня и еле слышно прошептал какое-то заклятие. Боль исчезла, и вместо нее тело наполнилось мягким, приятным теплом.

А потом мы снова занялись любовью… Лучшее воспоминание в моей жизни… Угар страсти — полет в небеса и яркие, ослепительные вспышки перед глазами, немыслимая вершина, достигнутая вместе — и падение в пропасть.

И вот наступает вечер, приближаются дементоры… Только не это! Только не думать о страшном дне, когда Северус пришел с известием о пророчестве.

Жди меня, и я вернусь –

Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди.

Жди, когда снега метут

И когда жара.

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не прийдет.

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет…

(К. Симонов)

Так мы и жили — будто в тумане, окутанные каким-то безумием, и даже новые рейды и новые убийства, которых с каждым днем становилось все больше, казались просто будничной реальностью. Естественно, Волдеморт не порвал свою связь с Беллатрикс — всё-таки любил он Беллу, а мне только позволял себя обожать. Что ж, так бывает — кто целует, а кто просто подставляет щеку. Да и моя связь с Нарциссой продолжалась, несмотря на то, что я не испытывал к ней никаких чувств, да и она навещала меня пару раз в неделю только для того, чтобы насолить Люциусу за то, что он изменял ей направо и налево.

Но как же я любил эти редкие ночи, когда Повелитель звал меня к себе и мы закрывались в его спальне или кабинете! Даже сейчас, когда дементоры тянут ко мне свои гнусные лапы, я четко вспоминаю каждую деталь наших встреч. Темнота за окном. Полумрак в комнате — только огонь в камине светит нам, и по стенам пляшут причудливые тени. Вино. Поцелуи. Иногда — очень, очень редко — разговоры о чем-то сокровенном. Мечты о власти над миром. А потом мы падаем на постель, и он берет меня — когда нежно, стараясь продлить каждый миг наслаждения, а когда, как в нашу первую ночь — мучая меня и получая удовольствие от моей покорности. От того, как я растворяюсь в нем.

Его голос… такой вкрадчивый, такой прекрасный… Шелк его кожи… Запах осенних листьев, исходящий от его волос…

Я потерял тебя в один-единственный миг, любимый.

В тот миг осеннего дня, когда Северус пришел пьяный в дым и сообщил о пророчестве какой-то полусумасшедшей.

Звали эту женщину Кассандра Трелони. И ей привиделось, будто Темного Лорда погубит ребенок, рожденный в конце июля, чьи родители три раза осмеливались бросать вызов Повелителю.

— Я сама убью всех детей, которые подходят под это описание! — воскликнула Беллатрикс.

— Их только двое… — задумчиво произнес Темный Лорд. — Только две семьи бросали мне вызов трижды. Поттеры и Лонгботтомы. А я все еще рассчитывал покорить их, переманить на свою сторону… Теперь планы меняются. Их необходимо убить. И взрослых, и детей.

— Но повелитель! — воскликнул Снейп.

— Оставьте в живых Лили Поттер… прошу вас…

— ЧТО?!

— Мне нужна эта женщина, милорд. Я ее хочу.

— Грязнокровку?! Не ожидал я от тебя такого, Северус. Круцио!

Но Снейп ловко увернулся от заклятия и исчез. Когда я понял, куда, было уже поздно.

…В Хеллоуин Повелитель приказал мне, Руди и Беллатрикс найти авроров Лонгботтомов и убить всю семью, главное — ребенка. А сам решил сразиться с Поттерами.

— Но ведь Поттеры находятся под заклятием Фиделиус. Как вы доберетесь до них, милорд? — спросил Руди.

— Поттеров предал их друг, некий Питер Петтигрю. Мерзкая крыса, но пока что его услуги мне необходимы. Поэтому я уверен — всё будет хорошо.

Именно в эту секунду меня охватило предчувствие чего-то ужасного. И в первый раз за все годы, что я был Пожирателем Смерти, я выдал при всех свою привязанность к Лорду.

— Не надо, повелитель! — простонал я и бросился на колени перед ним. — Умоляю, не идите туда!!!

Он просто отшвырнул меня в сторону заклятием.

— Всё будет так, как я скажу. Делай что велено!

И он исчез, а я с супругами Лестранж отправился к Лонгботтомам.

Френк и Алиса жили в скромной квартире в маггловском районе Лондона. Белла без проблем открыла дверь заклятием, и мы вошли в комнату.

— Где ребенок? — спросил Руди.

— Мы вам этого не скажем, — в один голос ответили супруги.

— Признавайтесь! — настаивал я. — Вам же будет хуже, если будет молчать. Лорд приказал мне найти вашего ребенка, и я так просто не отступлюсь.

— Нет. — повторила Алиса.

Я прямо удивился, сколько твердости в этой хрупкой женщине.

— Круцио! — прошептал я, направив на нее волшебную палочку. Руди в этот миг сделал то же самое с Френком. Белла присоединилась к мужу.

Лонгботтомы пытались превозмочь боль и метнуть боевые заклятия в нас. Но я и Белла отражали их действия, Руди же подстраховывал нас.

Бой длился долго и безрезультатно — силы были примерно равны. Тогда я применил Magister Illusium. И сразу увидел, что ребенок находится у бабушки с дедушкой в Ирландии, и Лонгботтомы больше всего боятся, что Темный Лорд найдет Невилла там и убьет его.

Спокойно, как на занятии, которое проводил Повелитель, я сделал иллюзорное видение четче, достовернее… Дело было сделано — Алиса упала на колени, в ее глазах плескалось безумие.

— Мой ребенок! — закричала она. — Мой сын!! Нет…

Френк не вымолвил ни слова и тут же упал в обморок.

— Сначала нужно убить ребенка, — сказала Белла. — Потом можно вернуться к его родителям.

Но мы не успели этого сделать. Аппарационные коридоры вдруг закрылись, а в комнату вошли человек тридцать авроров во главе с Аластором Хмури.

— Чудовища! Ублюдки! Что же вы наделали! — закричал Хмури и бросился на Руди. Я поспешил на помощь, расшвыривая авроров Круциатусами.

Годрик побери, каждому из нас троих пришлось сражаться как минимум с десятком мракоборцев. Но я как безумный создавал щиты и отражал удары. Мы держались до позднего вечера… И вдруг моя Черная Метка начала дико жечь. По крику Руди и Беллы я понял, что с их метками произошло то же самое. Меня пронзила адская боль, подобной которой я еще не испытывал. Я понял — Повелитель попал в беду.

Так и произошло то, что должно было произойти — под влиянием этой невыносимой боли я упал, рядом свалились Рудольфус и Беллатрикс. Авроры наложили на нас заклятие Инкарцеро и потащили в Азкабан.

Той же ночью я услышал, что Темный Лорд убил Поттеров, но их сына ему убить не удалось — его Авада ударила рикошетом по нему самому, и он исчез.

Неужели умер?!! Я не мог в это поверить.

Не может такого случиться, чтобы я потерял тебя, мой любимый. Ты есть где-то на белом свете. Так подсказывает мое сердце, и я буду тебя ждать…

И снова в глаза мне смотрит ночь,

И я умоляю ее мне помочь,

И я умоляю ее спасти,

Но напрасно — мне нету обратно пути.

Я вспоминаю свет твоих глаз,

Я прошу судьбу, чтобы снова свела вместе нас,

Но увы, мне ничто не поможет сейчас.

(стихи аффтара)

За темный знак, что виден на предплечье,

За слово, что сказал ты не всерьез,

Останься в серой камере навечно,

Развеяв облака отцовских грёз.

(Miss Voldemort, УпСам посвящается. С сайта www.snapetales.com ).

Еще одна ночь в сыром и холодном подземелье. Сколько их было тогда, в первое мое заточение в Азкабане, я уже и не помню. Сбился со счета. Вспоминаются только бесконечные пытки и допросы, допросы и пытки, и в итоге — суд.

Когда нас снова собрали вместе, чтобы судить за доведение до безумия супругов Лонгботтом и я после нескольких недель заточения в одиночной камере снова увидел Рудольфуса и Беллатрикс, я не смог сдержать крик ужаса. Обое моих друзей были бледны и измучены, одежда свисала с них клочьями, на телах алели полосы от ударов кнутов. Впрочем, я-то выглядел так же.

— Ты ничего им не рассказал, Барти? — еле слышным шепотом спросила Белла.

— Нет… А ты?

— Молчала, как рыба об лед. Эти авроры — лицемерные ублюдки. Особенно Хмури. Корчит из себя добродетель, а сам… Он изнасиловал меня, представляешь себе?

— Мы по крайней мере не скрывали, что жестоки… — прохрипел Руди. — А эти… ханжи.

— Каркаров сдался и назвал человек десять из Внутреннего Круга, — сказала Белла. — Я слышала это из разговоров мракоборцев.

— Ничтожество, — сплюнул я.

— Эй, вы там! Что это за разговорчики в строю! — прикрикнул страж.

В зале суда на нас смотрели тысячи людей. В кресле судьи сидел мой отец. Он выглядел не менее измученным, чем мы, узники Азкабана. А что, не каждый день его безукоризненной репутации наносится такой урон.

— Рудольфус Лестранж, Беллатрикс Лестранж, урожденная Блек, и Бартемиус Крауч младший. Вы обвиняетесь в том, что по приказу Того Чье Имя Нельзя Называть пытками довели до сумасшествия супругов Лонгботтомов.

— Я и не отрицаю! — выкрикнула Беллатрикс. — Я навсегда останусь верной Темному Лорду! Он вернется, и тогда вы все еще увидите, как страшен он в гневе!!

— Я тоже не отрицаю и не жалею ни о чем, — сказал Руди.

Подонок, который по несчастью считался моим отцом, скривился и обратился ко мне:

— А вы что скажете, Крауч?

— Что ты мне не отец! Я знаю, что ты приговоришь меня к самому большому возможному сроку, просто чтобы выгородить себя. Но знай, я стал Пожирателем Смерти добровольно. И я буду ждать возвращения Темного Лорда даже в Азкабане, и он вернется, и наградит меня за все пережитые здесь мучения!!!

— Ну что же, раз обвиняемые не отрицают своего участия в преступлениях, мне нечего больше сказать. Приговор — пожизненное заключение.

Одиннадцать лет я провел в полубессознательном состоянии, скрючившись в углу камеры и пялясь на бледную-бледную метку на предплечье, ожидая, что она почернеет и начнеть жечь. Что Лорд вернется.

Только об этом были мои мысли. Дни и ночи напролет я представлял себе, как мы снова встретимся, как я, уже не стесняясь своих чувств и не боясь выдать при всех свою слабость, подбегу к нему, обниму, прикоснусь губами к его губам…

Да, эта любовь принесла мне столько страданий… Но я ни о чем не жалею. Я отдал всего себя, я стал рабом своих чувств, рабом Темного Лорда. Ну и что? Я счастлив тем, что я так любил. Даже более — я чувствую себя избранным.

За эти одиннадцать лет я несколько раз был на грани смерти — от постоянного недоедания, холода и страданий. Но я выжил, мне даже удалось сбежать.

Меня спасла моя мать. Она была больна с тех пор, как меня пометили в Азкабан и настал час, когда она почувствовала, что умирает. И уговорила отца выполнить её последнюю просьбу — спасти меня. Он любил её так, как никогда не любил меня. И согласился. Они пришли навестить меня. Дали мне Всеэссенцию с волосом моей матери. А она выпила Всеэссенцию с моим волосом. Мы поменялись обличиями.

Дементоры слепые. Они почуяли, что в Азкабан вошёл один здоровый и один умирающий человек. А потом почуяли, что из Азкабана выходит один здоровый и один умирающий человек. Отец вынес меня, переодетого в одежду матери, на случай, если кто-то из заключенных увидит нас сквозь решётку.

Мама вскоре умерла в Азкабане. До самого конца она старательно принимала Всеэссенцию. Её похоронили в моём обличии и под моим именем. Все считали, что она — это я.

Конечно, отец боялся, что кто-нибудь это узнает. И он держал меня закрытым на чердаке, под Империо. Но он не знал, что Волдеморт научил меня преодолевать это заклятие (этим знанием он поделился только со мной и с Беллатрикс — потому что и ее, и мое повиновение ему держалось на Любви, что мы никогда не смогли бы использовать полученное знание против него). И вот настал великий день — я почувствовал, что Черная Метка вновь почернела и жжет. И я покинул свое временное пристанище, чтобы вновь увидеться с Ним.

Жди меня, и я вернусь

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: повезло.

Не понять не ждавшим им,

Что среди огня

Ожиданием своим

Ты спасешь меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой.

Просто ты умеешь ждать,

Как никто другой.

(К. Симонов). (Цитата возможно местами неточная).

И кто знает, чем обернутся

Холода и потери

Для того, кто умел

Верить.

И однажды январским утром

В горах расцветет миндаль

Для того, кто умел

Ждать.

(Флёр, «Для того, кто умел верить»)

Я оказался в старом, заброшенном доме. Пыльные половицы скрипели при каждом моем шаге по огромной полупустой комнате на первом этаже. Вдруг в одном из дверных проемов напротив показался приземистый человечек в потрепанном костюме, с отвратительной мордой, поразительно похожей на крысиную.

— Барти Крауч? — проскрипел он. — Идите за мной. Повелитель ждет вас на втором этаже.

Мое сердце забилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Издалека послышался холодный, спокойный голос:

— Он пришел, Хвост?

— Да, господин. Мы уже идем к вам, — все так же пискливо ответил мой провожатый. Мы вошли в спальню…

— Где же вы, мой лорд? — спросил я, увидев только кресло с высокой спинкой и свернувшуюся рядом змею — его Наджини.

— Подойди поближе, Крауч. Взгляни, вот всё, что от меня осталось. Тогда, тринадцать лет назад, мою душу выдрало из тела. Мне стоило многих усилий создать себе этот обрубок.

Существо в кресле напоминало только-только родившегося ребенка, не то человеческого, не то змеиного дитёныша. Но разве это важно?! Мой повелитель вернулся, он жив, мы снова вместе! А тело — это уже наживное. Это уже можно нарастить, наверняка найдется способ, каким образом.

— Повелитель!!

Я упал на колени, целуя его руки — вернее то, что от них осталось.

— Ненормальный!

— Вы говорили мне это сто тысяч раз, Повелитель. Я так ждал вашего возвращения, я надеялся, верил… Мерлин, как хорошо, что вы живы!

Не обращая внимания на стоявшего в углу крысоподобного человечка, я шептал все нежные слова, которые так хотел сказать… Волдеморт внимательно смотрел на меня. Его глаза теперь светились красноватым цветом и напоминали змеиные, но это было неважно. Главное, что мы снова вместе.

— И ты что, по-прежнему любишь меня? — тихо, еле слышно спросил он.

— Конечно, повелитель! Конечно, я люблю вас и буду любить. Что бы ни случилось.

— Даже сейчас, после всего, что со мной произошло? — он недоверчиво покосился на меня.

— Да я на руках вас буду носить! Неужели вы думаете, повелитель, что любят только когда возлюбленный молод, здоров и красив?

— А что, разве не так? — ехидно поинтересовался Волдеморт.

— Любовь, это навсегда. Навсегда. Каким бы вы ни были, милорд.

— Да я же не могу ответить тебе взаимностью.

— А я все равно люблю!

С огромным усилием он потянулся ко мне и провел искореженными, изуродованными пальцами по моей щеке.

— Барти… что же мне делать с тобой…

— Всё, что захотите. Моя жизнь принадлежит вам, мой лорд.

Он молчал, наверное не зная, что сказать. Я тоже не смел нарушить установившуюся тишину.

Солнце уже садилось за горизонт, его лучи проникали сквозь приоткрытое окно, заливая комнату багряным светом. Казалось, в мире нет никого, кроме нас двоих. И это было так прекрасно…

Небольшое лирическое отступление, оно же сайд-стори, оно же рассказик о переживаниях Темного Лорда в тот самый день встречи, о котором рассказывается в главе 13. POV Волдеморта и чуть-чуть ООС.

Где-то есть острова утешения

И спасительный берег

Для того, кто умел верить.

(Флёр, «Для того, кто умел верить»).

Зачем, какою волей рока

С тобой мы вместе сведены?

И почему разлучены

Мы были долею жестокой?

И почему сошлись мы вновь,

И почему таким ударом –

Как молнией — была любовь,

Подобна адскому пожару?

Не знаю я, не знаешь ты…

Но нас объединяет наша тайна.

И с нею мы дойдем до роковой черты,

И тихо в вечности растаем.

И нету в мире такой силы,

Которая бы навсегда нас разлучила.

Он так рад встрече. Дурачок. Я и сам себе иногда бываю противен в этом нарощенном с таким трудом, искалеченном, слабом теле. Хвост боится лишний раз ко мне прикоснуться! А Крауч… стоит на коленях перед моим креслом, смотрит с детским, щенячьим восторгом, и целует жалкие лапки, оставшиеся от моих рук, отростки, которые еле держат волшебную палочку.

— Ненормальный!

— Вы говорили мне это сто тысяч раз, Повелитель. Я так ждал вашего возвращения, я надеялся, верил… Мерлин, как хорошо, что вы живы!

Его глаза светятся все той же любовью, что и в те далекие дни. Он шепчет бессвязные слова, как школьник, влюбившийся в первый раз. Да так оно и есть. Я его первая любовь. Когда я понял это и в первый раз об этом подумал, то очень разозлился. Потом его чувства стали мне льстить, поднимали уверенность в своем обаянии, в своей исключительности.

Мой раб. Готовый пойти ради меня на любые муки, готовый сделать всё что угодно для того, чтоб я был счастлив.

Если я прикажу ему убить — он, не задумываясь, убьет. Прикажу предать друга — пойдет на предательство. А прикажу умереть — умрет с улыбкой на губах, прошептав последнее признание в любви ко мне. Сумасшедший. У него ничего нет, кроме любви ко мне. Ни дома. Ни других привязанностей. Ничего нет и уже никогда не будет. Он мой раб. Я его погубил, как в детстве, когда мне было плохо и больно, подносил мотыльков к огню свечи и смотрел, как они трепыхаются и сгорают в пламени. Он похож на этого мотылька. Моя жертва. Жертва моей любви — или страсти — или…

За те тринадцать лет, что я провел, выживая в чужих телах и отчаянно сражаясь за каждую минуту жизни, я не раз вспоминал Барти. Как ни странно, воспоминания о наших ночах вместе придавали мне силы, поддерживали в самые мерзкие минуты, когда смерть была не страшна, напротив, казалась желанным избавлением.

И ведь я не могу сказать, что я люблю его. Любовь мне почти не знакома. Но в последние годы я понял — как хорошо, когда есть тот, кто так привязан ко мне. Есть тихая гавань, куда можно вернуться. Есть человек, который приймет меня в любом обличье, какие бы грехи ни отягощали мою душу. И вот так, не спрашивая ни о чем, будет сидеть рядом и смотреть в глаза.

Мне даже кажется, что я хотел бы любить его так, как он меня. Но — нельзя! Я ведь Повелитель. Я — Темный Лорд. Я должен быть сильным и безжалостным.

И все же я забываю об этом и не перебиваю мальчишку, когда он клянется, что любил и будет любить до самой смерти, и никогда не бросит и не предаст. Глупышка, даже мысленный блок забыл поставить. Я понимаю, что он говорит правду, и вместе с ним проникаюсь верой в то, что все еще будет. И тело можно вернуть — я даже знаю, как. И мир когда-нибудь будет в наших руках. Всё будет.

Багряное солнце освещает комнату. Все планы могут подождать. Я позволяю себе эту глупую сентиментальность, сам не зная, почему.

Кто мы друг для друга? Я не знаю. Но видно, сама судьба свела нас в ту новогоднюю ночь.

Наконец он находит в себе силы нарушить это молчание.

— Повелитель… что я должен сделать, чтобы вы обрели тело?

И я отвечаю:

— Ты должен привести на кладбище возле этого дома человека, из-за которого я стал таким слабым и беспомощным. Привести сюда Гарри Поттера.

…План обдуман и все решено. Нам осталось подождать еще год. А потом, может быть… Если все выйдет, как надо, я верну себе плоть и мощь. И всё будет, как раньше. Потому что этой связи нам уже не разорвать.

Да и не хочется.

Гнётся вереск к земле,

Потемнел горизонт,

Облака тяжелеют,

В них все меньше просветов.

Ты сидишь на холме

Неподвижно, безмолвно.

Все слова уже сказаны,

Все песни допеты.

(Флёр).

А ця тюрма — оце і є свобода,

бо я вже тут нічого не боюсь.

(Ліна Костенко).

И снова я засыпаю только перед рассветом. Мне снится осень в Малфой-Меноре, старый, густой парк с разросшимися деревьями, шелест опавшей листвы… и конечно же, в моих грезах всегда присутствует Он — Темный Лорд, моя любовь.

А еще мне снятся наши редкие встречи в этот, последний год, когда я жил в Хогвартсе под личиной Аластора Хмури, преподавал Защиту от Темных сил и день за днем, шаг за шагом подталкивал Гарри Поттера к победе в Турнире Трех Волшебников — к кубку, который стал порталом, ведущим на кладбище возле Дома Риддлов.

…Несмотря на опасность и риск разоблачения, иногда ночью я покидал Хогвартс и аппарировал в тот самый заброшенный дом, где мы встретились после тринадцати лет страданий и боли. Поднимался наверх, в спальню, и занимал свое привычное место возле кресла Повелителя.

В первый раз, увидев меня, он очень удивился.

— Что-то идет не по плану?

— Нет, милорд.

— Зачем же ты тогда явился?

— Побыть рядом с вами.

Он засмеялся.

— Всего лишь? Это не повод… Вот Хвост находится со мной рядом круглые сутки, и я бы не сказал, что он от этого счастлив.

— Потому что его держит здесь страх. А меня — любовь.

— Представь себе, мне тоже тебя не хватает, Барти… Когда ты только начал мне служить, и вечно путался у меня под ногами, и постоянно восхвалял меня, и смотрел влюбленными глазами, меня это раздражало. И только вдали от тебя я понял, ЧТО потерял.

— Вы не потеряли… я люблю вас, мой повелитель.

— Мне иногда кажется, что я тоже тебя люблю… Но только кажется…

Как же я был счастлив в тот день! И каждый раз, как только выпадала возможность, я возвращался к моему любимому. Как будто не было пережитых страданий, как будто не было тринадцати лет разлуки — было только молчание, которое значило больше, чем все слова на свете.

…Мне снится равнина, широкая, пустая и безмолвная, а еще — серое, хмурое небо. Я бреду по ней, сам не зная, куда и зачем. И вдруг на горизонте появляются черные тени, и я понимаю, что это приближается смерть. И я просыпаюсь и впервые в жизни кричу от ужаса.

Начинается мой последний день.

За окном туман. Облака почти черные. Дементоры снуют по коридорам туда-сюда, чувствуя скорую добычу. И внезапно мне становится всё равно.

Да плевать на всё, плевать на осуждение волшебного мира, на дементоров, даже на саму смерть! Я ни о чем не жалею. Я прожил свою жизнь так, как я хотел. На моих руках кровь, я преступил все существующие законы, даже отца убил — но мне не страшно. Что бы там ни было в мире ином — я не боюсь.

В камеру заходят авроры.

— Собирайся, Крауч. Приговор скоро будет приведен в исполнение.

— Я готов. Ведите.

— И как ты будешь людям в глаза смотреть?

— А вот так и буду. Я отдаю свою жизнь за великое дело.

— Наглая рожа!

— Какой есть. Могила всё исправит.

И вот меня ведут на огромную-огромную площадь, похожую на квиддичную площадку. И, как во время матча по квиддичу, на трибунах (защищенных, наверное, заклятиями) собралась куча народу.

Какие же ханжи эти светлые. Притворяются добренькими, а сами не упустят случая поглядеть на то, как умирает человек. Вспомнилась картинка из учебника по Защите от Темных Сил — узник, умирающий от поцелуя дементора. Тошнотворное зрелище. Ничего. Я покажу всем, что Пожиратели Смерти умеют умирать с достоинством.

Дементоры стоят, ждут приказа. Судья по свитку монотонно читает список всех моих преступлений. Преступлений во имя любви. Да, их было много. Очень много. Сколько же еще он будет бубнить?

Вдруг я чувствую на себе чей-то пристальный взгляд. Совсем близко, в первом ряду сидит мужчина, чем-то очень похожий на Люциуса Малфоя, но только с пронзительными черными глазами. Кто он? Почему так внимательно смотрит на меня? Или это просто мое больное воображение разыгралось??

Дальнейшее кажется сном. Незнакомец достает из рукава волшебную палочку и кричит:

— Экспекто Патронум!!!

И серебристый свет в форме огромной кобры разгоняет дементоров.

— Круцио! Круцио! Авада Кедавра! Круцио! Авада Кедавра!

Судья и авроры падают. На площади паника. Незнакомец быстро подбегает к мне, я без сил падаю в его объятия, и мы вместе аппарируем. Но куда, я так и не успеваю понять, потому что теряю сознание.

Я плыву, качаюсь на успокаивающих волнах тьмы… мыслей нет… нет ощущений… только заполняющее все тело тепло… блаженство… забытие… в которое проникает шепот:

— Барти… ты что, поверил, что я оставлю тебя в беде? Всё прошло, тебе ничего не грозит. Спи…