Распахнулась дверь и в больничное крыло ввалился Хагрид с опухшим от слез лицом. Не взглянув ни на кого из окружающих, он достал свой безразмерный носовой платок и громко высморкался, после чего обратился к стоящей напротив Минерве МакГонагалл:
— Профессор, — запинающимся голосом пробормотал великан, — я сделал все, что вы просили, тело в кабинете… — остаток фразы утонул в рыданиях.
Присутствующие обратили свои взоры к декану Гриффиндора, которая уже раздавала поручения. Никто не осудил ее, Хогвартсу требовался сильный человек, способный взять управление в свои руки.
Воспользовавшись тем, что внимание окружающих переключилось на Минерву, я тихонько прошел к выходу и прикрыл за собой дверь. Мне было безразлично, куда идти, ноги просто несли меня все дальше и дальше, все выше и выше по ступеням. С каждым шагом моя скорость увеличивалась, и на последний этаж я уже вбежал. Вокруг оказался темный пыльный коридор, обломки камней и осыпавшаяся штукатурка. Я остановился, чтобы осмотреться, глаза уже привыкли к темноте. В голове пронеслась мысль: «Где я?» Память молниеносно подсказала ответ: «Астрономическая башня». Всего час назад здесь проходил бой. Я направился к винтовой лестнице, ведущей на башню. Спотыкаясь и переступая через разбитые ступеньки, я добрался до самой высокой точки Хогвартса, дальше идти было некуда.
За Запретным лесом розовел рассвет, свежий ветер трепал мне волосы… Я смотрел на восходящее солнце и обдумывал произошедшее. Час назад погиб мой старший товарищ, мой учитель, человек, которого я считал кем-то вроде отца. Дамблдор был дорог не только мне, весь магический мир будет потрясен, когда узнает о его смерти. Он был организатором нашего Ордена, нашим руководителем, безоговорочным авторитетом… А теперь его просто не стало…
Когда я услышал о смерти Дамблдора, мне показалось, что теперь время остановится, небо упадет на землю и все, абсолютно все, погрузится во мрак. Но вот я стою на Астрономической башне и смотрю на восход. Солнце, как обычно, поднимается на востоке, разгоняя ночной мрак. Ко мне приходит понимание неизбежности происходящего: что бы ни случилось, оно все равно встало бы, даже если бы сегодня погиб я. Или Дора…И так будет и завтра, и через год, и через сто лет… Но если солнце имеет право всходить даже в такой день, то, может, и я могу, не смотря ни на что, получить свою частичку счастья? Как там сказала Минерва: «Дамблдор был бы счастлив, если бы в нашем мире стало чуть больше любви?»
Сзади послышался шум, кто-то поднимался по лестнице. Я точно знал кто это. Она вышла из узкого коридора, взлохмаченная, запыхавшаяся, и тут же споткнулась о порог. Я обернулся, сделал шаг в ее сторону, затем другой, и подошел вплотную, легонько взял тускло-серую прядь ее волос, аккуратно заправил за ухо, провел пальцами по щеке… Она наклонила голову к моей руке…
— Дора, ты правда меня любишь?
— Да, — еле слышно произнесла она.
— Со всеми моими недостатками?
— У тебя только один недостаток, Ремус Люпин, — на губах ее появилась усмешка, — ты совершенно не веришь в себя. Но я знаю, как с этим бороться, — она встала на цыпочки и легонько прикоснулась своими губами к моим. Дыхание мое тут же сбилось, а ее волосы вспыхнули розовым. Вопрос моментально слетел с губ:
— Дора, ты выйдешь за меня замуж?
— Спрашиваешь, — ее руки крепко обвились вокруг моей шеи, я осторожно отстранился.
— Ты не ответила.
— Ремус, — лицо ее стало очень серьезным, — я так долго ждала этого, неужели ты думаешь, я откажусь от такого счастья?
Я прижал ее к себе, чтобы никогда больше не отпускать. И ничего больше не существовало для меня в тот момент кроме любимой женщины.
* * *
Мы вышли за ворота Хогвартса, держась за руки. Я хотел только одного: оказаться с ней наедине, там, где никто не станет нам мешать. Через минуту мы оказались в Лондонском Ист-Энде напротив магловской многоэтажки, на дверях которой красовалось объявление «Сдаются квартиры». Я потянул ручку двери и, открыв, пропустил Дору вперед. Консьержка подозрительно осмотрела нас. Это было ожидаемо: странная одежда, следы недавнего боя — нечасто к ней приходят такие посетители. Но, в конце концов, она, видимо, пришла к выводу, что внешний вид не важен, когда клиент готов платить.
— Вы желаете снять квартиру? На какой срок?
— Навсегда! — вырывается у меня, ведь именно столько времени я собираюсь провести с Дорой.
Пожилая женщина скептически усмехнулась и назвала посуточную оплату. Я замешкался, ведь магловских денег у меня не было, но Дора опустила руку в карман своей мантии и выгребла несколько мятых купюр и горстку мелочи:
— Это за два дня, а остальное потом.
Консьержка дала ключ, и мы поднялись на шестой этаж.
— Дора, откуда у тебя маггловские деньги? — мне было не столько любопытно, сколько хотелось просто слушать ее голос, сводящий с ума.
— Просто ношу с собой на всякий случай, — она махнула рукой в знак неопределенности.
Я вдруг подумал о том, как, наверное, глупо выглядел в глазах консьержки, позволив девушке заплатить. В этот момент я твердо решил, что никогда не стану сидеть на шее у любимой женщины.
Квартира наша оказалась небольшой, но уютной: маленькая комната, совсем крохотная кухня и ванная. Мебель была более чем скромная, состоящая всего лишь из стола со стулом, двух разнокалиберных кресел, старого шкафа, сделанного еще в прошлом веке, и неширокой кровати. Но двум любящим сердцам этого вполне достаточно.
Я увлекаю ее к кровати… Мерлиновы штаны, как она скрипит! Но нас это не сдерживает. Кто придумал эти мантии? Я с трудом выпутываюсь из своей и помогаю Доре. Розовая футболка — долой! И тут перед моим взором открывается нечто нежно-розовое, кружевное… Я не знаю, с какой стороны к нему подступиться, я и забыл, что женщины такое носят, знаю одно — это непременно надо снять! Я аккуратно спускаю одну шлейку, другую… Вот так-то лучше. Грудь Доры именно такая, как я себе представлял: небольшая, крепкая, она как раз помещается в моей ладони. Я наклоняюсь и целую сначала одну, потом другую… Что-то накрывает меня с головой… Это моя рубашка... Дора, милая, надо было расстегнуть пуговицы… Я пытаюсь стянуть рубашку, но дурацкая застежка не поддается, я резко рву ворот, пуговицы отлетают в сторону… ну и дементор с ними… Дора ложится на кровать и увлекает меня за собой… Одной рукой я пытаюсь расстегнуть ее тугие джинсы, никак не могу найти пуговицу, надо бы повернуться и посмотреть, но я не в силах оторваться от губ моей любимой. Дора, помоги… Она с легкостью справляется с застежкой, я тоже избавляюсь от одежды, и вот нам уже ничего не мешает. Я больше не в силах сдерживать себя, накрываю ее тело своим, несколько ритмичных движений и с губ моих готов сорваться звериный рык, я закусываю зубами подушку, чтобы не испугать Дору. Я лежу не в силах пошевелиться, ее руки нежно поглаживают мою спину, приподнимаюсь, чтобы увидеть ее лицо — она стирает капли пота с моего лица.
— Мой волк…
Никому никогда не позволено так ко мне обращаться, но ей можно все, для нее я готов быть кем угодно: хоть волком, хоть домашним псом. Крепко прижав ее к себе, я поворачиваюсь на бок, я не хочу отпускать ее даже на минуту. Через какое-то время вновь чувствую желание, укладываю ее на спину, но внезапно она берет инициативу в свои руки, и после шутливой борьбы, она оказывается сверху.
— Я победила!
Да, милая, ты победила. Я так долго сопротивлялся, но вынужден был сдаться и ничуть не жалею.
Дора усаживается на меня, я судорожно сглатываю. Ее грудь прямо перед моими глазами, я беру ее в свои ладони, приподнимаюсь, чтобы поцеловать, но она толкает меня обратно на подушку, упирается мне в плечи и начинает двигаться. Ногти впиваются мне в кожу, но я не чувствую боли, любое ее действие доставляет мне неземное наслаждение. Она тяжело падает на меня...
Солнце за окном уже клонится к закату… Ярко-розовая головка Доры лежит у меня на плече, ее рука — на моей груди, нога — на бедре... Я чувствую ее ровное дыхание, биение ее сердца, которое сейчас в точности повторяет ритм моего… Аккуратно проводя по спине, замечаю ссадину, судя по всему, последствие сегодняшнего боя. Кажется, это было так давно, в прошлой жизни…
По комнате гуляет сквозняк, я дотягиваюсь до прикроватной тумбочки, чтобы палочкой призвать покрывало с кресла. Мы так и не расстелили постель. Дора что-то бормочет во сне, я успокаивающе поглаживаю ее по голове. «Спи, мой розовый ангел, спи… Не знаю, что нас ждет завтра, как нас встретят твои родные и друзья, что будет с нашим миром?» — столько вопросов… В эту минуту я не хочу думать ни о чем, кроме своей любимой.
Внутри зарождается предчувствие, что конца этой войны мне не увидеть, но пока я жив, все оставшиеся дни мы проведем с Дорой вместе. С ней, с моим любимым ангелом.
Vova
