В одном из неснятых фильмов...

Сколько себя помню, ночь меня всегда завораживала. Я любил ее какой-то странной любовью — смесь страха и интереса.

Кажется, это называется влечение.

Темнота была для меня тайной, скрывала множество загадок, манила. Еще в детстве я часто выбирался ночью к большому французскому окну, ведущему в сад, и заворожено вглядывался в меняющий очертания мрак, густой, как жирная черная краска. Когда на небе светила Луна, мрак этот делался еще плотнее, в нем начинали шевелиться какие-то тени, пугали меня, очаровывали, влекли.

Луну я тоже любил. Но только такую, чтобы сияла, похожая на магический шар, меняла цвета и оттенки, зловеще мерцала. Было для меня в этом куске камня, висящим над самой головой что-то будоражащее…

Лунная ночь, полная движения и темных загадок…

Сегодня была именно такая ночь, как я люблю: полнолуние и ни звездочки на черном-черном небе. От ветра беспокойно шумят деревья. По земле скачут неясные тени, живые в своем движении. Очертания предметов четкие, но в то же время размытые настолько, что не разберешь, где одно, где другое… Время загадок…

И над всем этим льет свой мертвенный свет темно-красная, почти бордовая Луна…

Я стою у открытой двери балкона в какой-то странной, пугающей эйфории. Влажный ветер волнами гоняет озноб по моему телу. Губы шепчут стихи о любви на французском, итальянском, латыни… И как никогда в жизни хочется стать прозрачной ночной бабочкой и сгореть в огне…

— Что за чушь лезет мне в голову! — резко обрываю я свои мысли и хрипло истерически смеюсь. Действительно, что за романтические бредни?!

Захлопываю дверь на балкон, задергиваю штору.

В комнате кромешная тьма, не видно ни зги. Хорошо, что я знаю здесь все, как свои пять пальцев…

— Поттер! Расскажи мне что-нибудь, — я осторожно двигаюсь вдоль стены, касаясь ладонью слегка шершавой поверхности. Иногда пальцы натыкаются на что-то, что при свете дня должно было бы быть рамками для фотографий или картин. Я поглаживаю их, ощущая приятную прохладу и гладкость стекла, и иду дальше.

— Поттер! Не молчи, — я останавливаюсь перед зеркалом и вглядываюсь в едва различимый темный силуэт в отражении. Невольно вздрагиваю от ощущения чего-то зловещего и резко разворачиваюсь к зеркалу спиной.

— Поттер!

— Ммм… — недовольное бормотание стало мне единственным ответом.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я обращался к тебе «Гарри»? — ядовито прошипел я и осекся. Что это со мной творится? Нервы не к черту, лишь бы не сорваться…

— О Мерлин! Какая блажь взбрела тебе в голову, — стон невидимого страдальца прорезал тишину, ставшую почти уже осязаемой, и принес в этот темный мир немного жизни.

Собственно этого я и добивался…

— Просто хочу послушать твой голос, — уже вполне миролюбиво ответил я. — Ну есть же какая-нибудь незначительная ерунда, о которой можно просто поболтать. Так, ничего не значащие фразы, из которых люди обычно строят свои разговоры.

— Не знаю, так мне трудно сориентироваться. Назови тему, — тихо доносится в ответ, затем слышится смачный, полный удовольствия зевок.

— Поттер, ты настолько ленив, что даже не можешь развить классическую тему о погоде, или просто считаешь меня скучным собеседником, — ухмыляюсь я. — Ладно, расскажи, как прошел последний матч твоей любимой команды по квиддичу. Не помню, как их там…

— «Бермингемские рыцари» — подсказывает Поттер. — Что уж там рассказывать, сборная Новой Зеландии разгромила нас всухую. Такого грандиозного позора не было со времен Великого Потопа.

— Не удивительно. Таких отъявленных неудачников со времен того самого события в одной команде еще не собиралось. Знаешь, меня всегда поражала твоя способность ставить «не на ту сторону».

— Ага, иди, скажи это Волан-де-Морту… Я просто вижу потенциал! — обижено засопел мой собеседник, — они еще покажут на что способны, вот посмотришь!

— Уговорил, в следующем матче ставлю сто против одного на их победу, — уже вовсю веселюсь я. — Только в случае поражения, компенсировать убытки будешь ты. Моральные в том числе.

— Ладно, не язви, тебя так просто не разоришь, — миролюбиво ответил мне Поттер и я почувствовал, что он улыбается в темноту и пытается отыскать меня глазами.

Я подошел ближе, осторожно ступая босыми ногами по высокому ворсу ковра.

Все же хорошо, что я знаю, как все здесь выглядит при свете, иначе непременно наткнулся бы в потемках на рояль или опрокинул огромную китайскую вазу. Или я просто привык бродить здесь во тьме — свет мы почти никогда не зажигаем…

— Ты хочешь услышать еще что-нибудь? — прошептал Поттер, поймав меня в поле зрения. Я чувствовал его взгляд каким-то шестым чувством, хотя сам все еще таращился в безликую тьму.

— Не знаю… нет… или да… не знаю… — рассеяно ответил я, не торопясь пробираясь в самый темный угол комнаты.

— Пожалуй, я все же расскажу тебе о погоде, — засмеялся он и добавил: — Иначе ты просто заблудишься, а так хоть на голос будешь ориентироваться. Итак, этим летом Министерство магии, во главе с самыми лучшими своими предсказателями, обещает частые проливные дожди и резкие похолодания. Маггловское же телевидение, основываясь на весьма подозрительных метеопрогнозах, предрекает аномальную жару и раннее начало купального сезона. Так что советую тебе подготовить зонт и хорошие резиновые сапоги, но при этом не убирать в дальний ящик крем от загара, потому что, если судить по прошлым годам, в Министерстве явно назревает кризис либо с предсказателями, либо с молотым кофе…

Я улыбнулся. Как всегда в своем стиле — не устает хвалить магглов, хотя, кажется, вот уж кому не за что было бы их любить.

Смотрит новости, летает на самолетах, курит сигареты, пользуется бытовой техникой… Герой Магической Британии, в общем.

Коленки уткнулись во что-то жесткое и гладкое — край кровати. Я протянул руку и провел ладонью по черному шелку простыней. Вслед за ладонью, прокатился всем телом и растянулся во всю длину, наслаждаясь приятными ощущениями.

Мой собеседник на мгновение замолчал, отодвигаясь в сторону и освобождая мне место, хотя кровать была поистине огромна, но тут же продолжил нести какую-то ахинею о глобальном изменении климата и абсурдности предсказания погоды по кофейной гуще.

Я лежал, уткнувшись лицом в шелк и глупо улыбаясь его словам, наслаждаясь звуками мягкого бархатистого голоса. Одна часть моего тела ощущала тепло от нагретых Поттером простыней, другую приятно холодил еще не успевший впитать мое тепло шелк. По спине гулял ветерок. Глаза открывать не хотелось, навалилась тихая дрема.

Я был счастлив сейчас.

Интересно все же, почему когда ты что-то имеешь, то совершенно этого не ценишь. У меня было много привязанностей, много партнеров, много любовниц. Все это было так привычно и обыденно, что не вызывало никаких чувств привязанности. Я просто это имел и все. Обычно после того, как женщина или мужчина удовлетворяли мои потребности, что бы это ни было, я терял к ним всякий интерес. Мои разорившиеся или опорочившие свою репутацию партнеры не могли рассчитывать и на приветственный кивок во время случайной встречи. Друзья забывались через минуту, после того, как я переставал нуждаться в дальнейшей их дружбе или покровительстве. Мои любовницы редко удостаивались пары слов даже после самой страстной ночи. Что говорить о них, когда моя жена, только-только очнувшись от сладкого послеоргазменного забытья и что-то счастливо лепечущая, видела в ответ лишь мою удаляющуюся спину и закрытую дверь ванной комнаты. Каждый раз. Думаю, она уже привыкла и просто считает, что я стесняюсь проявлять эмоции. Я не возражаю. Не говорить же в самом деле, что она уже выполнила для меня все, что я от нее хотел и теперь больше не нуждаюсь в ее обществе.

Я привык, что все в этом мире может принадлежать мне, как только я этого пожелаю. Я привык к этому на столько, что разучился ценить. Пока однажды не столкнулся с Поттером…

— Эй, Малфой, ты уснул что ли? — прервал мои ностальгические мысли рассерженный возглас. — Я тут стараюсь, придумываю, изобретаю, чтобы ему было интересно, распинаюсь по полной программе, а он дрыхнет!

Теплые пальцы дотронулись до моей макушки и зарылись в волосы. Я быстро увернулся от них и перекатился на самый край кровати. Улегся на бок, опираясь на локоть, и посмотрел на надувшегося Поттера.

Ну и физиономия!

Мимика, как у разобиженного мальчишки. В темноте, когда не видно щетины и тонких складок в уголках глаз и губ, ему ни за что не дашь те тридцать с хвостиком, что прошли с момента появления Гарри Поттера на свет. Мальчишка-подросток, с восторгом взирающий на мир.

Я звонко расхохотался. Ощущение счастья, поселившееся во мне за время нашей встречи, разбухло до невероятных размеров и пыталось вырваться наружу, вывернув меня наизнанку. Хотелось петь, танцевать, называть своего любовника «солнышком» и «милашкой», обниматься и целовать его взасос.

Где-то из глубин подсознания доносился мерзкий голосок, твердивший, что это уже чересчур, что нужно немедленно взять себя в руки и не поддаваться эмоциям. Ведь я же Малфой! А Малфои так себя не ведут. Нужно успокоиться или все это закончится истерикой.

Я резко оборвал смех и сосчитал про себя до десяти. Улыбка никак не хотела сползать с лица. Я напомнил себе о том, что я, в конце-то концов, холодный аристократ, богатый наследник с высоким общественным положением, прекрасной родословной, да к тому же женатый и имеющий сына. Поэтому любить такого субъекта как мистер Поттер мне ну никак не положено. Ну хотя бы не показывать, что это самое чувство существует, особенно этому самому субъекту.

Действовало плохо, особенно если учесть, то Поттер уже перестал дуться и теперь, закинув руки за голову, улыбается мне в ответ.

— Поттер, когда мы с тобой перестанем фамильничать и перейдем на Драко и Гарри, — с испугу начал я с тяжелой артиллерии. Внутри сразу все похолодело, а сердце ухнуло куда-то в желудок. За что я так с ним?

— Зачем ты так? — озвучил мои мысли Поттер и нахмурился. — Я не хочу сейчас об этом говорить. Не начинай, пожалуйста.

И он снова улыбнулся, робко и беззащитно, так, что мне самому захотелось себя придушить, предварительно покаявшись и поклявшись в вечной любви и верности.

Я понял, что если мы сейчас же не разругаемся, я потеряю всякое к себе уважение и предложу Поттеру сбежать вместе куда-нибудь на край света.

Мерлин, если бы я был уверен, что он согласится, то давно уже это сделал.

Но он не согласится.

Начнет меня уговаривать. Уверять, что все еще обязательно будет хорошо. Вытрет мне сопли и угостит пирожным.

Ненавижу…

— Ну, в конце-то концов, мы спим уже года три, а все друг к другу по фамилиям, — ядовито процедил я, пытаясь не подавиться словами. — Нельзя все время так бояться своего имени, это уже патология какая-то.

Ненавижу эту толстую рыжую курицу…

Поттер выглядел пришибленным, это было видно даже в темноте. На лице резко обозначились скулы, губы сомкнуты в узкую полоску, брови нахмурены. Он закрылся руками и яростно растер щеки.

Ненавижу весь его выводок с именами погибших людей…

— Ты прекрасно знаешь, что мне неприятно, когда ты обращаешься ко мне так же, как мои друзья, — тихо, но твердо проговорил он. — Мне надоело повторять, но я скажу еще раз. Последний. Я не хочу слышать, что ты называешь меня так же, как они, я не хочу, чтобы ты ко мне относился так же, как они, я хочу быть свободным ну хотя бы иногда. Я хочу быть самим собой, просто Поттером — безликим и не обремененный никакими обязательствами. Зачем ты заставляешь меня все это говорить?!

И себя я ненавижу — больше всего…

— Потому, что надеюсь, что когда-нибудь ты скажешь все это им — тем людям, которые тебя окружают, людям, которые придумали твою жизнь и с блеском ее проживают за тебя. Ты боишься своей жены, я вижу, как ты вздрагиваешь при упоминании о ней. И не уверяй меня, что это от чувства вины! Ты боишься своих друзей — не дай Мерлин кто-нибудь заподозрит великого Гарри Поттера в том, что он не оправдал чьих-то надежд. Ты даже своих детей боишься, потому что привык быть «самым лучшим папочкой на свете», а тебя это достало так, что ты бежишь к чужому мужику, с которым всю жизнь цапался и просишь его тебя трахнуть! — на последнем слове я выдохся окончательно. Голос сорвался, руки тряслись, меня всего знобило.

Закутался в шелковую простынь, хоть какое-то чувство защищенности.

Поттер резко отвернулся и встал с кровати. Подошел к окну, отдернул штору. Застыл.

Я смотрел как кровавый свет скользит по его золотистому, гладкому телу и чувствовал себя последним подонком. Что-то со мной сегодня необычное творилось. Давно уже я так не срывался…

— Хорошо, — тихо сказал он наконец. — Я понял тебя. Я дурак, что взвалил на кого-то еще свои проблемы, я не хотел, чтобы тебе было плохо. Правда. А теперь извини, — Поттер судорожно принялся собирать свои вещи и натягивать штаны. — Нам не надо больше видеться. Это становится невыносимым и для тебя, и для меня. К тому же, у меня действительно, — он выделил это слово с какой-то жестокой обреченностью, — действительно замечательная жена. Сама лучшая! Самые верные и преданные друзья, они всегда меня понимают. У меня прекрасные дети. Это просто я дурак и ничего не понимаю и не ценю…

— Повторяй это почаще, возможно сам когда-нибудь поверишь, — зло прервал я.

— Я люблю их, мне больше никто не нужен, — продолжал бормотать Поттер, шаря по комнате. На меня он старался не глядеть, все время вздрагивал и делал много резких, ненужных движений, выглядел при этом как-то ошарашено, как сумасшедший.

— То-то ты встречаешься с мерзким Малфоем минимум два раза в неделю уже четвертый год подряд. Со скуки, наверное. В твоем идеальном мире можно удавиться от однообразия, не правда ли? — зло рявкнул я, сам напуганный происходящим.

Напуганный этим диким, мечущимся Поттером.

Поттер снова вздрогнул и резко приблизился ко мне. Опять эти судорожные движения. Выпад — и палочка уткнулась мне в грудь. В лицо ударил резкий свет. Я вскинул руку в защитном жесте, но смотрел ему прямо в глаза. Такие зеленые и такие злые сейчас…

— Я ухожу, — он отступил на шаг. — Навсегда. Ты прав, это слишком затянулось. Не зови меня больше. Прощай.

Резкий хлопок — и снова тьма.

Я остался один.

Обессилено рухнул лицом в подушку.

Какая же я все-таки сволочь…

Гарри Поттер — это слишком хорошо для меня. Пускай даже так, тайно, урывками…

И любить мне его нельзя — он человек из другого мира, он герой с идеальной жизнью, ему ни к чему многоликая реальность, он Поттер — шрамоголовый придурок. В конце концов, он мужчина — а это уже ненормально!

Но с другой стороны, я почти благодарен Поттеру, что он такой, какой есть. За то, что он никогда не будет моим.

Иногда я думаю, что именно поэтому и полюбил его — Поттер недосягаем…

Я зло отшвырнул подушку:

— Ну уж нет! Можешь истерить сколько вздумается, все равно я тебя так просто не оставлю, — зло пообещал я куда-то в темноту и неожиданно резко успокоился.

Следующий месяц пройдет в борьбе за право с тобой общаться, еще один — чтобы видеться, через три ты опять будешь в моей постели. Я подожду.

— Я подожду… — умиротворенно повторил я, растягиваясь на кровати и пытаясь расслабиться. Нервная дрожь потихоньку спадала, сердце перестало бешено стучать и вернулось откуда-то из желудка на свое место.

Я сонно огляделся.

Кроваво-красная Луна хищно заглядывала в распахнутое окно. Ветер бранился с деревьями. По чернильно-черному небу метались еще более темные тени. Ночь отчаянно сгущала краски в преддверии нового дня.

Я улыбнулся ей.

Тьма — успокаивает. Но скоро будет новый день. И у меня опять есть то, ради чего стоит его прожить…

Чертов святоша Поттер…

Или борьба за него…