"Ненавижу тебя", — шепчет она каждую ночь, уже почти месяц ложась спать одна.
"Ненавижу тебя!" — хочет в голос закричать леди Малфой каждый раз, когда посреди ночи муж, крадучись, проходит через её спальню в душ и только потом, за долгие 30-40 минут (она слышит и считает каждый шаг секундной стрелки) смыв с себя запах другой женщины, ложится в её постель.
"Ненавижу тебя..." — рыдает она, закусив угол подушки, когда по ставшему размеренным дыханию мужа слышит, что он уснул.
"Ненавижу тебя", — цедит он сквозь зубы каждый вечер, когда уходит из дома, провожаемый обречённым взглядом жены.
"Ненавижу тебя!" — яростно шепчет он, как вор, чтобы не разбудить её, пробравшись в душ и смывая с себя грязь и кровь, смрад насилия и смерти — неотступную свиту чуть меньше месяца назад возродившегося и уже столь ненавистного Лорда.
"Ненавижу тебя..." — одними губами, боясь разбудить, произносит он, видя по трепещущим ресницам и мокрым дорожкам слёз, как беспокоен сон жены.
* * *
Видит Мерлин, меньше всего на свете он хочет тревожить её, но если завтра что-то пойдёт не так... В общем, она не должна узнать об этом из газет. Она так устала за этот месяц, он видит по всегда чуть сведенным бровям, по потухшему взгляду, по тому, что ни разу с начала своих ночных "рейдов" не слышал её смеха — а ведь она ещё даже не знает... Но всё же.
"Нам надо поговорить"
Видит Мерлин, она не может терпеть этого больше. Каждую ночь разъедать своё сердце ревностью, питать своё безумие сценами его измен, чтобы наутро, опустошенная, отводить взгляд — лишь бы не видеть его губ, целовавших ночью другую. О разводе, конечно, не может быть и речи, но он не будет жесток настолько, чтобы не позволить ей уехать из Мэнора. Без него она лопнет, как холодный бокал от капли кипятка... Но всё же.
"Нам надо поговорить"
Она спит так тревожно, и страшно её разбудить. Поговорить ведь можно и утром... Но он не может не уступить соблазну обнять её — кто знает: возможно, в последний раз?
Она слышит, как с глухим негромким стуком на подушку падают капли с его волос. Только бы набраться сил, только бы заставить себя это сделать — после будет легче. Его руки мягко обхватывают её талию, и она закусывает губу, чтобы не разрыдаться — зачем он делает это? Ему мало любовницы?!
Всё-таки разбудил, она поворачивается, и в глазах, в этих ЕГО глазах стоят слёзы.
— Нам нужно поговорить.
— Нам нужно поговорить.
Он опережает её. Мерлин, какое унижение. Что же она услышит? Что теперь нежеланна в его доме? Ну что ж, она сама виновата, надо было решиться на разговор раньше. Теперь постарайся хотя бы выслушать его с гордо поднятой головой.
Она змеёй выскальзывает из кольца его рук и становится у изножья кровати. Как мечут молнии её глаза... Мерлин, да она знает, она все знает! Ну что ж, сам виноват, надо было решиться на разговор раньше. Теперь постарайся хотя бы её успокоить.
— Нарцисса, прости, я должен был сказать тебе раньше, — поднимаясь с кровати.
Холодный взгляд. О да, это она умеет, сам учил.
— Я слушаю.
— Ты же всё понимаешь, — тихо, — ты хочешь, чтобы я произнёс это вслух?
Мерлин, как больно, только бы не показать это ему. Выдержки хватает только на то, чтобы кивнуть — голос сорвётся.
— Нарси, он вернулся, — чуть слышно.
Она хватается за полог кровати. Что это в её глазах? Изумление, паника? Она не знала?
Она не расслышала, скорее прочла по губам. Зато теперь она слышит каждый шаг секундной стрелки, только сейчас не может их сосчитать, и каждую каплю, упавшую на ковёр с его волос.
* * *
— Ненавижу тебя! — ненавидит сильнее, чем за все эти бессонные ночи вместе взятые.
— Ненавижу тебя, — за то, как безумно и неистово, как отчаянно любит, за то, что он в своей непогрешимости даже не даёт милосердного повода любить его с меньшим неистовством.
— Ненавижу тебя... — за то, что смеет себя — ЕЁ себя — подвергать опасности, так бесцельно, бездумно, бессмысленно рисковать самым дорогим, что у неё есть, всем, что у неё есть!
"Ненавижу тебя", — как много, гораздо больше, чем любые признания в любви, говорят эти отчаянные, исполненные боли слова.
"Ненавижу тебя", — и от этих страшных слов ему становится как будто легче.
"Ненавижу тебя..." — тоненькая, в тёмно-зеленой сорочке, со склонённой белокурой головой она сейчас как никогда напоминает хрупкий цветок, в честь которого названа, и ничего ему не хочется так страстно, как заслонить её от того зла, которое сам на неё навлёк.
Сейчас, прижимая к себе плачущую, шепчущую слова ненависти, исполненные такой дикой, нечеловеческой любви, жену, он клянется всеми богами, что выведет свою семью победителями из этой войны, какую бы сторону ни пришлось принять и какие бы идеалы ни пришлось предать.
Vova
