Драко/Silentium - 3 (Линии сердца)

* * *

Надеяться на то, что после возвращения отца из Азкабана, жизнь хоть как-то наладится и потечёт своим чередом, Драко перестал уже на следующее утро.

Пробудившись от гнетущих сновидений, в которых всё до неузнаваемости смешалось — Астрономическая башня, маски, мантии, клыки, совы — Драко заметил, что в окно смотрит полная луна, и с отвращением вспомнил бледное уродливое лицо Волдеморта.

Змей. Переползающий из сна в сон, из сна в реальность, из реальности в реальность. Из правого полушария мозга в левое, и обратно. Голова, комната, весь мир — как лабиринт, как червивое яблоко, как нора с множеством входов и выходов.

Выхода нет.

Но есть закрытые изнутри комнаты. Только там и можно отсидеться. Перевести дух...

Боль от Круциатуса почти успокоилась. Драко снова готов был простить себе неспособность разделаться со всеми проблемами сразу. Одним лёгким магическим жестом.

Но можно попробовать ещё раз. Сегодня. Завтра. Иначе, зачем нужен волшебник, если не для того, чтобы творить чудеса? Так что вставай, Драко. Выше нос.

Драко перебрался из молочной запруды простыней на тёмную сторону кровати. Встал. Переплыл струящуюся из окна реку лунного света.

Змей. Левиафан. Большой белый дракон с пятнадцатью головами и рогами. Ты должен снова ползать на брюхе. Под ногами. В пыли и прахе. Ты червяк. Ты, а не я.

Умываясь, Драко мельком взглянул в зеркало… Ну и синяки под веками! Достоверный отпечаток событий. Неопровержимые вещественные улики.

Спуститься к завтраку. В жерло действующего вулкана. Сегодня. Завтра.

— Полминуты! Ты опоздал на полминуты! — горько прошептала мать, притянув его голову для поцелуя.

Бой часов эхом носился по замку.

Ровно полминуты длился молчаливый поединок Люциуса и Нарциссы за возможность Драко присутствовать за столом.

Люциус сдался без боя.

Строгий и спокойный взгляд стальных глаз. Как бы говорящий — моё право миловать и казнить. Я милую.

Может, это как раз то, что сейчас нужно, папа. После всех этих событий… То, что нужно.

Ко всему прочему в доме поселился Снейп. Драко без тени дружелюбия наблюдал, как тот поглощает рыбу в кляре, запивает водой... Особенно приятно, что рыба без костей — верно, профессор? А-то мне хочется, что бы у вас был хотя бы немного подавленный вид.

Нарцисса начала было разговор о том, что через несколько дней у Драко День Рождения.

— Нет, — отрезал Люциус. — Никаких гостей, подарков, застолий.

Никаких улыбок.

— Ну, может, пригласим Беллу с мужем?

Трое Пожирателей смерти за столом. Треска в коньячном кляре с томатным соусом. Может, выпьем и порадуемся хотя бы, что Дамблдор отправился в мир иной? По всем меркам, господа, у нас должен состояться праздник.

— Нет. — Люциус по обыкновению налил себе полбокала шампанского.

Нарцисса грустно посмотрела на сына.

Не волнуйся, мама. Я не расстроен. Только резонансная дека треснула, кое-какие струны оборваны и клавиши разбиты… После всех этих событий… Да, было бы глупо и странно надеяться, что в доме Малфоев когда-нибудь снова зазвучит рояль. Наступит праздник. Подобие праздника.

Подобие похорон.

— И ни слова больше об этом.

Больше никто и не говорил об этом. Да и о чём-либо другом. Так, обычные фразы. Даже более обычные, чем обычно.

Люциус беседовал со Снейпом, с Нарциссой, со старым волшебником-дворецким. Даже с прислугой и эльфами.

Но только не с сыном.

Драко не настаивал. Ему достаточно было коротких стальных взглядов-вспышек. Сказать правду, он очень соскучился по этим взглядам, полным холодного дерзкого любования. Каждой чёрточкой, каждым движением.

Драко в Зазеркалье.

Быть неотразимым для стальных глаз — это святая обязанность. Призвание. Назначение. Профессия. Даже при таких синяках.

Ни в Хогвартсе, ни где-либо ещё, Драко не испытывал недостатка во взглядах. Утомительно и тупо. Годится только для низкопробных водевилей. Ничего даже в близкой степени похожего на взгляд отца.

Этот взгляд — критерий, мера, правило. Как и это прикосновение.

Это молчание — закон, заповедь, завет.

Так и не обмолвившись ни единым словом с сыном, Люциус уехал по делам...

Прошёл ещё один день.

Незнакомцы, Пожиратели, двое из Министерства.

Снейп.

Драко старался ни во что не вникать. Волдеморт не появляется — и то хорошо. Остальное можно пережить в полдыхания.

* * *

Помощь! Мне нужна твоя помощь!

Мне нужна помощь!

Помощь!..

Драко как ветер ворвался в кабинет отца.

— Такой храп уже не въезжает ни в какие ворота, профессор!

Снейп нагло сидел в хозяйском кресле. При виде Драко он зевнул и нехотя закрыл лежащие на столе журналы.

Пока отец был в отъезде с Волдемортом, делами ордена распоряжался этот мерзопакостный человечишка в дешёвой мантии. Даже Нарцисса с угодливой благодарностью приносила ему кофе с булочками, присахаривая их тихими жалобными просьбами о сыне. Северус! Северус! Северус!..

Неплохо устроился, гад.

— Чем вы обеспокоены, мистер Малфой?

Невозмутимая бледная физиономия в чёрных патлах.

— Чем?.. Вы! Вы распорядились никого не выпускать из поместья! Где все мётлы и летучий порох? И какого чёрта у меня не получается трансгрессировать?

Видеть в отцовском кресле кого-то другого было странно и противно.

Это было неправильно.

— Не делай бурю в стакане воды, Драко. Если, конечно, не хочешь, чтобы я принял более крутые меры по твоему усмирению. Я, между прочим, за тобой уже трижды сегодня посылал.

Это незаконно.

— Я, между прочим, у себя дома, в отличие от вас, сударь! Не слишком расслабляйтесь, потому что мне… это не нравится! И я готов принять крутые меры прямо сейчас!

Снейп не стал дожидаться, пока приступ шумного негодования войдёт у Драко в критическую стадию, поднялся и освободил кресло.

— Мы не в Хогвартсе! И Тёмный лорд пока не приобрёл это поместье в свою собственность! А раз так, то убирайтесь в комнату для гостей! Если, конечно, не хотите, чтобы я распорядился переселить вас в комнату для прислуги!

Снейп терпеливо сложил свои журналы в стопку.

— Я всего лишь хотел поздравить вас с совершеннолетием, мистер Малфой, и поговорить — как взрослый человек с взрослым человеком. Но вы, я вижу, приготовились удрать из дома — как мальчишка.

— Вот именно! Я, как взрослый человек, имею на это полное право! У меня есть дела, которые никого не касаются! Мои дела! Личные! Мои!

— Уже десять лет прошло с тех пор, как мы с Люциусом последний раз вылавливали вас в небе с рюкзачком за плечами… Когда вы собираетесь остепениться, если не сейчас?

Драко гневно сдвинул брови.

— Послушайте, я настоятельно вас прошу — перестаньте прикидываться другом моего отца! Это отвратительно! Возможно, десять лет назад это и было правдой… Но не теперь!..

Мне нужна твоя помощь! Помощь!

— У нас с твоим отцом, если и есть некоторые разногласия, то они ни в какое сравнение не идут с тем, что делает нас друзьями. Да, Люциусу трудно разобраться в сложившейся ситуации после такого долгого периода отсутствия. Жаль только, что и ты, Драко, не понимаешь, как мне тяжело даются распоряжения Тёмного лорда относительно вас двоих.

Снейп прошёлся взад-вперед, словно ища себе безопасное место.

— Ещё раз повторяю тебе — всё утрясётся.

Драко крутил в руках длинную резную трубку для пускания волшебного гадательного дыма. Трубка была похожа одновременно на топорик с заострённым, как лезвие, краем чашки, и на флейту. Это была его любимая вещица.

— У тебя нет другого выхода, Драко.

— Что вы хотите сказать?

— Ты уже дров наломал достаточно. Можешь хорохориться перед кем угодно. Но мне, поверь, как никому другому, известно, что такое неудобное положение.

Драко демонстративно расположился в кресле отца и приложил мундштук к губам. Послышался мелодичный шипящий звук, и из курительной чашки выскользнула змейка.

Волшебная трубка имела особенность извлекать из головы вещество, похожее на прозрачный мерцающий дымок — различные фигуры фантазий и воспоминаний. Сибилла Трелони использовала такую для своих предсказаний.

Змейка подлетела к Снейпу и, обвившись вокруг его шеи, ужалила. Потом растворилась.

— Простите, мистер… Сэр!.. То, что вы считаете меня недотёпой, я и так знаю. Что ещё?

— Хочу поговорить с тобой по душам, Драко.

— И если только у вас есть душа.

К несчастью! — послышался ещё один лёгкий проникающий удар легилименции в висок.

Драко с недовольным видом выпустил из трубки разноцветных дракончиков. Дракончики подрались и пошалили.

— Я вот о чём нечаянно подумал, профессор. О вашем назначении на пост директора Хогвартса.

— С чего бы это?

Дракончики погонялись друг за другом по комнате, потом спрятались. Кто — под стол, кто — за ширму, кто — в ящик стола.

— Вас назначат. Если, конечно, не подмочите свою безупречную репутацию в ордене. Или кое-кто вам её не подмочит.

Снейп оглядел затемнённые углы и подбоченился.

— Ты напрасно на меня обижаешься, Драко. Я всегда считал тебя своим лучшим учеником. Но твой дар не в приготовлении зелий. Он ближе к чему-то вроде прорицаний.

Снейп кивнул на трубку.

— Дамблдор ещё на втором курсе говорил тебе это. А он редко ошибался в таких вещах.

— Дар?.. Столь же невероятный, как у госпожи Трелони?.. Да у неё просто чердак не в порядке!.. Настоящих прорицателей в Волшебном мире уже давно нет. И Пророчества — это дебильный предмет. Самый дебильный из всех. Надеюсь, когда вы станете директором, вы его упраздните.

— Я с тобой полностью согласен. Только одного не пойму — кто тебе сказал, что меня собираются назначить на пост директора?

— Это элементарно. Вы влезли в доверие к Дамблдору. Дамблдор раскрыл вам карты, а вы его убили. Чтобы освободить кресло себе.

— Логично.

— Дамблдор был сильным волшебником. Сильнее вас раз в сто. Очень и очень странно, что вам так легко удалось его убить. Он, вроде того, сказал: убей меня, Северус? Что бы это значило? Никак, никак, никак не соображу…

— У тебя дар, Драко.

— Глупости. Просто я хорошо знаю способы работы с сознанием. Не хуже вас.

— У нас с тобой один учитель — Люциус Малфой. Однако опыта и знаний, поверь, больше у меня. И намного.

Мне нужна твоя помощь, Драко! Помощь!

— Помощь?.. Почему люди не поделятся на тех, кому должен помочь я, и на тех, кто должен помочь мне? Так было бы легче понять — где кто, где я.

Снейп устало и грустно улыбнулся. Потом взял журналы со стола и зашагал к выходу.

— Если тебе интересно, о чём я хотел с тобой поговорить, то зайди в мою комнату. В комнату для прислуги.

— Ну, уж нет!

Снейп притормозил.

— Я буду тебе очень признателен, Драко, если хотя бы пять минут не будешь считать меня мошенником, карьеристом, предателем и злодеем.

— Да я вас просто презираю.

— Пять минут.

— Я бы мог и дольше.

— Не надо дольше. Мне достаточно.

— Но…

— Молчи и слушай.

Снейп положил журналы и, как сфинкс, облокотился двумя руками о стол.

Если Тёмный лорд захочет что-то узнать о тёмных заклинаниях, которые Люциус добыл в Азкабане двадцать лет назад, он рано или поздно возьмёт во внимание тебя — маленького, вспыльчивого, неуравновешенного, эмоционального, самонадеянного, заносчивого денди. Люциусу он не доверяет. Нарцисса знает предусмотрительно мало, но Тёмный лорд уже догадался, что ты за персона. Догадался, когда услышал биение твоего сердца.

Драко почувствовал, что до крови закусил нижнюю губу.

Люциус, хотя и неплохо держится на людях, после Азкабана похож на полное затмение. Он не говорил тебе, что именно с ним там происходило?

— Нет.

Если Люциус даст Тёмному лорду заклинания дементоров, это сделает власть Тёмного лорда более жестокой и продолжительной, и, возможно, всеобъемлющей. Хочу, чтобы ты всерьёз воспринял мои слова. И подумал о последствиях не только для себя, но и для окружающих.

Снейп взял у него трубку и подул — появились две ажурные белые бабочки.

— Что-то я не понимаю, с позиции каких таких окружающих вы со мной говорите, сэр.

Когда Волдеморт потерпел поражение пятнадцать лет назад, у многих из нас прочистились мозги. В том числе у меня. Никто не был точно уверен в возвращении Тёмного лорда. Но я знал всегда — он вернётся. Я предупреждал Люциуса. Говорил, что лучше продать поместье и уехать, скрыться.

— Не понимаю ваших символов.

Вы прикончили Дамблдора, несколько раз сдавали орден Феникса, а теперь заботитесь о том, чтобы Тёмный лорд не сцапал какие-то малоизвестные Волшебному миру тёмные заклинания?..

Две другие бабочки были зелёные.

Отец никогда ничего не объяснял мне сразу и во всех подробностях. Возможно, он приберег главное до совершеннолетия. И если вы получили задание вытрясти из меня тайны дементоров, то я вас разочарую. Тёмному лорду по этому вопросу лучше обратиться к самим дементорам.

Чёрные. Кружевные ангелы.

Если Тёмный лорд обратится к дементорам, это будет конец миру волшебников и миру магглов. На такое он вряд ли решится. Но если он завладеет пусть даже заклинанием, которое наложено на тебя, он укрепит власть. Это сильное заклинание. Оно создано тёмной сущностью и с тёмной целью. Эти свойства не отменить, не перебороть — как бы твой отец страстно ни желал этого. Вы двое связаны проклятием. Действие этого проклятия может отодвигаться на неопределённый срок. Хочешь ты этого или нет, но демон всё равно возьмёт своё. Расплаты и рабства не избежать… Всякий, кто поплывёт против этого мощного течения, обречён на гибель. Но тот, кто верно сообразуется с его свойствами и целями, сможет творить самые невероятные вещи. Создать идеальный магический круг, внутри которого будет заключена и пленена сама смерть. Только периодически подкармливать её нужно будет — убийствами. Изощрёнными и разнообразными. Чтобы развлечь скучающих в Азкабане демонов, а взамен получить самое желаемое из всех богатств — продление жизни. Поэтому звеньями круга станут самые отъявленные негодяи. Люди перемешаются, срастутся с демонами. Волшебная сила, помноженная… на бесконечность. Несокрушимая армада.

Снейп обошёл стол и, встав сзади, наклонился к его уху.

— Всё будет хорошо, Драко…

Не бойся. Тёмный лорд не всемогущ. Даже если он займётся тобой вплотную — твоя задача, ни при каких условиях и обстоятельствах не идти на компромисс и молчать. Ты понял?.. Убеди Люциуса не поддаваться соблазну — плыть по течению дальше. Слиться с чёрным потоком. От этого многое зависит, поверь. Многое, если не всё.

Снейп отошёл к окну и погрузился в бледную задумчивость, глядя на свои фантазии, вылетающие из трубки.

— Солнце и ветер… — сорвалось с его губ, но он, кажется, этого не заметил.

Драко услышал шорохи волн в голове.

— Мы каждое лето ездили на море — помнишь?.. Один раз такой замок из песка построили, что в нём жить можно было. Жаль, что недолго… Ты был озорник. Выдумщик. Разбойник. Колдовал направо и налево — Министерство отчитывало Люциуса каждый день. Тебе… четыре года было, когда случился первый сердечный приступ. Люциус решился на чересчур отчаянный шаг, чтобы ты жил.

Драко увидел лазурную песчаную отмель. Молодого смеющегося отца, мать в лёгком мокром платье и мальчишку с копной белых волос — беззаботно гоняющих мяч по мелководью.

— Я не помню.

Четыре года!.. Это значит, что я всё равно не смог бы воспользоваться этой магией до совершеннолетия? У меня не хватило бы силы?

Не знаю.

А кто знает?

Дементоры.

— Отличная идея — спросить у дементоров.

Я боюсь, что Люциус опять решился на что-то, что станет камнем преткновения для всех! Я прошу тебя! Как единственный волшебник, находящийся в здравом уме! Прошу тебя!

Нет… Он не мог…

— Ещё как мог! — Снейп обернулся. — Ты должен узнать! Мне нужна точная информация! Кроме тебя, никто не сможет!

Я не могу.

— Попробуй!

Драко встал, качая головой.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

Головокружение — и только.

— Успокойся, Драко! Угомонись, отдохни. И всё обдумай, — бормотал Снейп.

— Вы самый отвратный колдун на свете!

— Ты прав. Пять минут прошло. Мать хотела, чтобы мы вечером собрались в гостиной, хотя бы съели торт и выпили по бокалу вина за твоё здоровье.

— Я не приду.

Драко отобрал у Снейпа трубку.

— Очень скоро Тёмному лорду — крышка. И вам тоже. И…

Остальное он выговорить не смог.

Ужас оглушил его как удар молнии.

Нет! Не может быть правдой этот бред о прорицаниях и дементорах!

Это бред! Бред! Бред!

А хотя… Почему бы и нет?

Нет. Нет. И нет.

Но почему отец молчит, если всё так далеко зашло? Что вообще происходит?..

Ужасный! Просто ужасный день!

Драко ушёл в свою комнату и зарылся в постель.

Очень показательно для взрослого человека — спрятаться под одеялом.

В постели.

Уже не в колыбели, но ещё и не в гробу.

Между этой жизнью и той.

Между двумя недосягаемыми берегами.

Драко не любил раздеваться. Каждый раз, снимая одежду, он ощущал некоторый страх. Возможно от того, что в детстве был вынуждён часто лежать, ожидая пока отступит томительное недомогание.

Страх больше не подняться. Страх провести весь день, всю жизнь, за прикрытыми шторами. В окружении книг и микстур. В ожидании, когда вернётся отец и протянет руку. Волшебную руку.

Чтобы починить сердечко, сбившееся от немыслимой беготни, игр и шалостей. Починить, чтобы… продолжить беготню. За новыми приключениями, новыми легендами.

Драко знал, что отец давно научился делать это на расстоянии. Но каждый раз спешил домой, садился рядом на постель и дотрагивался до его груди. Как бы говоря невидимой судьбе, стоящей у изголовья: прочь! это — моё! Даже если знал, что Драко жульничает, чтобы удержать его возле своей постели.

Эта игра была увлекательнее всех прочих.

* * *

Люциус возвратился поздно ночью.

Гроза прошла, и теперь дул тёплый пота-нуар с белёсой дымкой тумана и дождя.

Колыбель и молоко.

Под чёрным велюром плаща Люциус был похож на упавшую в эту колыбель горестную слезинку.

Волшебная поступь. Шёпот заклинаний. Шёпот воды.

Каждая капля как свидетель и участник недавней отчаянной схватки в небесах.

Пёрышко. Всё, что осталось от пернатой армии хищников. Громопламенных атак, побед и поражений этого дня…

Все спали. И никто в поместье, кроме светловолосого паренька, с такой мощью не почувствовал это внезапное безмолвное вторжение. Это наваждение тишины и воды.

Гроза прошла. Но осталось несчастье, угроза, беда, опасность.

Катастрофа.

Вечность.

И тот, кто ждёт…

Едва заслышав призрачные шаги, Драко поднял голову с постели, усыпанной нотными листами.

Сердце его сжалось.

Не спуская глаз с двери, он набросил пижаму и замер. Прислушался…

Огромный дом вздрогнул.

Затаился, приготовившись к вероломному и противоречивому терзанию вопросом — кто этот человек?

Дом всегда был логовом величественного и полновластного князя-чародея, который входил без стука и стеснения. Но не теперь.

Шаги проплыли вдоль террасы и растворились где-то в аллее…

Кто?..

Где?..

Драко, босой и взлохмаченный, спустился вниз, побродил в гостиной, и, выйдя на улицу, оказался в лёгкой влажной паутине дождя.

Нет, почудиться не могло. Хотя иначе как чудом это не назовёшь — возвращение ниоткуда. Драко даже не спросил — куда уехал отец и когда вернётся. Какая разница, если он всё равно… вернётся?

Где, зачем, почему — на это Драко уже не хватило. Сознание ослепло и потерялось в словах. Угроза, беда, погибель…

Предчувствие.

Он пересёк аллею как опытный следопыт и в нерешительности остановился под лаврами.

Справа, прислонившись к стволу и почти сливаясь с ним, стоял человек в чёрном.

— Иди сюда, Драко!.. — прошелестел знакомый голос.

Драко подошёл, и отец обнял его, заключив в полы плаща почти с головой. Покрыл, прижал к себе, спрятал под крылом.

Дерево вздохнуло.

Влажная белая пижама приклеилась к стволу, обвилась вокруг, просочилась под кору и, наконец, уснула, слушая, как где-то в глубине бродят крепкие соки жизни.

Просыпаться не хотелось. Ни открывать глаз, ни шевелиться. Ведь один неосторожный взмах ресниц мог спугнуть это волшебное мгновение.

Их было не так уж много. Этих мгновений. Всего десять или девять. В год по одному. Раз в столетие.

Мгновения-столетья.

Остальное время занимала война за них. Война против них.

Рука в тонкой перчатке убрала со лба Драко вымокшие пряди волос, и он почувствовал, как к коже прильнула мокрая — то ли от слёз, то ли от дождя — щека. Подбородок, потом губы. Губы отметили поцелуем каждый крошечный миллиметр лица. Обошли свои владения — всё ли в сохранности, всё ли на месте, везде ли порядок.

Порядок — это чистота. Это прозрачность. Вычищенные до блеска мысли и желания. Идеальное соотношение формы и содержания. Вдоха и выдоха.

— Ты жив… — выдохнул Драко, приоткрыв глаза.

Мир слишком несовершенен, чтобы в нём жить — ответили морщинки между сдвинутыми угрюмыми бровями.

С этим я не спорю.

И смерть несовершенна. И любовь. И совершенство.

Я знаю. Но, может быть, есть что-то, что нас рассудит. Примирит. Обезоружит и обезвредит. Горячий чай. Плед. Библия. Мама… Пойдём домой!..

Может быть, есть что-то, что примиряет всё и вся.

Радость. Труд целой ночи — искать и не находить гармонии, чтобы объяснить, как я ждал тебя.

Как я люблю тебя.

Печаль и ясность.

Ясность, что ничего не искупить. Не исправить.

Мы всё исправим, если просто пойдём и отдохнём.

— Пойдём. Только не надо никого будить.

— Не надо.

Дом распахнул двери. Зажёг свечи в гостиной.

Драко не собирался говорить о дементорах. По поручению Снейпа. Искать доказательства одержимости отца новыми безумными идеями и лозунгами.

Нет.

Ни выведывать, ни доказывать, ни упрашивать, ни спорить.

Люциус скинул плащ и швырнул его на пол. Серьёзная, решительная сосредоточенность, которой Драко всегда опасался в отцовских движениях, казалось, достигла своего апогея, когда тот снимал перчатки. Но потом волна пошла на спад.

Драко знал, что сейчас требуется только одно — предельно откровенно молчать.

Превратиться в ночь.

Самую тихую и тёплую ночь на свете.

Сказать по правде, это не так уж и сложно для волшебника.

Превратиться в огонь.

Драко растопил камин, чтобы обсушиться, и сел на ковре, приняв неподвижно-картинную позу. Позу хорошо знающей свою роль куклы.

Обычную позу.

Драко уже не помнил, когда эта поза стала для него второй натурой.

Одна рука изящно лежит локтем на присогнутом колене. Пальцы рук сцеплены в замок. Голова приподнята, но глаза опущены.

Пальцы рук — то напряжены и готовы сломаться, то бессильно упали.

Узник, молча ждущий своего приговора. Покорный, смиренный, терпеливый. Сковавший сам себя. Чтобы защититься от преступленья. Словом, делом, помышлением.

Отец достал из винного шкафа бутылку горячительного и сел напротив.

Для Люциуса Малфоя подобное зрелище было как шедевр — послушный сын. Сын-праведник. Живой. Здоровый. Красивый. Окружённый теплом и покоем.

Драко!

После Азкабана, мне всё время кажется, что ты иллюзия. Что тебя нет. Что ты плод моего воображения. В игре света и тени. В переливах золота и серебра. Если это так, то я создал самую прекрасную иллюзию на свете. Я великий волшебник.

Ты знаешь, какой я. К чему эта иллюзия, папа? Я упрямый, вздорный, жестокий, недобросовестный, чёрствый, злопамятный, распущенный...

Это не важно. Я всё равно хочу выпить за твоё смирение и гибкость. Перед моим безумием. Перед моим упрямством. Перед моим... Ты напрасно думаешь, что я скучаю по моим прошлым победам. Ревнуешь меня ко мне самому — молодому, свободному, бесшабашному авантюристу — и пытаешься как можно прочнее окутать меня своими неумелыми чарами. Моя самая большая победа!.. Если бы ты в окончательной мере прочувствовал, какую власть имеет надо мной эта твоя молчаливая покорность, ты бы больше никогда не посмел поднять глаз.

Выпить за хрупкое счастье этой ненастной ночи!.. Я часто думаю, каким бы ты был, не брось я тогда дерзкий и чудовищный вызов судьбе. Богу.

Я часто думаю, каким был бы я сам.

Мой грех. Мой главный грех не в том, что я убийца и гордец, обречённый на медленное падение в пустоту. А в том, что я — вор. Я украл и присвоил Божье творение. Феодал. Лихоимец. Собственник. Будь у меня тогда хоть капля раскаяния в лютых и бесстыдных поступках юности, я бы принял болезнь и смерть сына как хороший урок. Принял волю того, кто, забирая и давая, творит лишь благое. Благое!.. Будь у меня хоть капля веры, способности просить, я бы бросил своё сердце к подножию последней великой надежды — милосердию создателя. Просить — холодное пустое небо марта, потемневший серебряный крест. Руки, сложенные лодочкой, плывущей в необозримые дали.

Мой бунт. Моё мятежное, несгибаемое, страстное желание царствовать над судьбой. Моя иллюзия.

Драко посмотрел на отца, пытаясь найти подтверждение тому, что видел своим внутренним магическим оком — заклинание Ждущей смерти. Тёмное существо, которое создало это заклинание. Демона, уверенно и хладнокровно лелеющего мысль только об одном — с какой уникальной изощрённостью убить, растерзать, ужалить и поработить.

Белая звезда с бриллиантами глаз и волосами из шёлка.

Где — он?.. Где — ты?..

Где — я?

Дементор. Чудовище. Левиафан.

Он всегда будет рядом с нами. Между нами.

В горе, в радости, в мечтах. Я не удивлён, что своё роковое воплощение он получил теперь в образе Тёмного лорда.

Не будет Тёмного лорда, будет другой — тёмный, безобразный, коварный. Будет всегда.

Кто ты, папа?.. Человек? Или демон, с которым ты соединился, когда заключил сделку?.. Как теперь провести черту? Ещё немного, и я просто возьму нож, чтобы отделить одно от другого.

Дорогое моё дитя! Срочно неси сюда ножи, топоры, зелья и эликсиры, и мы попробуем. Ещё и ещё раз!..

Люциус осушил бокал.

Я часто думаю, каким бы ты был, если бы…

Драко вздохнул.

Их тысячи, этих «если бы что». Вся жизнь состоит из них. Я всегда хотел быть таким, каким… ты хочешь. Но твоё требование жить — непомерно, я не могу его выполнить. От этого мне очень плохо. Но только от этого. Всё остальное я делаю. Уже сделал.

Потому что я люблю тебя.

У тебя нет другого выхода, mon cher. Ты такой, каким я хочу, чтобы ты был. Творение моей воли. Я никогда не хотел иметь другого сына — ни тогда, ни теперь.

Драко встал со своего места и подошёл к дивану, на котором сидел Люциус, словно пространство, разделяющее их, мешало читать мысли. Сел рядом, обняв маленькую подушку на изогнутой спинке.

Отец налил ему вина в свой бокал.

— Не сейчас, Драко. Не будем сейчас вспоминать об этом, — едва слышно зазвучал французский.

Язык, придуманный специально для Люциуса. Язык, который, возможно, сам Люциус и придумал.

Драко замер в недоумении, но потом взял бокал и выпил.

— Всё будет потом — и смерть, и муки, и суета… Завтра.

Язык, который придумал самого Люциуса.

— Что же завтра?

— Заседание ордена.

— Хочешь, я подожгу дом?

— И огонь — завтра. Потом.

Драко уже ненавидел это завтра.

— Ещё! — решительно сказал он, протянув бокал.

Люциус налил. Но сначала сделал глоток сам.

Драко тоже сделал глоток.

Люциус взял у него бокал.

— В горе, в радости, в мечтах.

Отец отхлебнул.

— Ещё!

Драко взял у него бокал. Поднёс к губам.

— Вино нашей Тайной вечери.

Вино нашей встречи. Кровь нашей любви. Моя судьба.

— Я не иллюзия! Пойми же ты!— Драко схватил и крепко прижал руку отца к своей груди. — Пожалуйста, не предавай меня!

Сердце бешено колотилось.

— О чём ты говоришь?

— Ты знаешь!

— Ты не можешь знать.

— Я знаю! Я знаю, что теперь мы можем объединить наши способности в полной мере. Но для чего? Ты обещал Тёмному лорду какие-то убедительные аргументы нашей благонадёжности, верности и повиновения? Гарантии? Ты уговорил его подождать до моего совершеннолетия? Залог? Новая сделка с дьяволом? Или попытка обычной благочестивой лжи?..

Драко привстал.

— Я запрещаю тебе служить Тёмному лорду! От моего имени или от своего — запрещаю!

Люциус со стоном схватился за голову. У Драко от неожиданности вывалился бокал.

— Что, папа?.. Что я сделал?

Люциус вытянул руку, чтобы ладонью придержать его на расстоянии, и перевёл дыхание. Другой рукой он сжимал висок.

— Что?

Люциус сдавленно рассмеялся.

— Кажется, я тоже знаю… кто здесь… предатель... паук… дьявол… Ты должен аккуратней обращаться со словами, милый Драко… Молчи, прошу тебя.

— Нет!

Драко приподнялся.

— Я запрещаю тебе использовать магию дементоров! Во зло или во благо — запрещаю! Поклянись!.. Я хочу, чтобы мы вместе сейчас пошли и уничтожили все документы, которые могут позволить другому волшебнику совершать тёмные ритуалы обитателей Азкабана!

— Тёмный лорд уже ведёт переговоры с дементорами. И на сей раз это… не моя инициатива.

— На что ты надеешься? На то, что мы будем жить долго и счастливо, если заклинание расширит магический круг? Я — против! Я не собираюсь с кем попало делить даже пять минут времени, не то чтобы целую вечность! Тем более с Тёмным лордом!

— У нас есть шанс.

— Какой шанс, папа? Ты что, опять был в Азкабане с миссией от ордена? По заданию Тёмного лорда?

— Это не важно. У нас с тобой есть шанс когда-нибудь узнать, как избавиться от расплаты.

— Ты этого хочешь? Я — нет! Моя жизнь и так затянувшаяся расплата! Я не боюсь!.. Ты должен поклясться, что после истечения срока больше не воспользуешься этой магией для продления моей жизни!.. Освободи же меня!

Люциус схватил его за плечи. Острые как жало, пальцы вошли прямо под кожу. Насквозь. Как в мягкое сырое тесто. Ни крови, ни боли. Если бы Драко не были знакомы эти рискованные и опасные магические приёмы, он, несомненно, лишился бы чувств от страха.

— Сколько ты мне назначил, папа? Скажи!..

— Это не имеет значения. Ты должен прожить жизнь. Я заставлю тебя. Только это правильно. Только это.

— Жизнь, в которой правят дементоры и Тёмный лорд? Мне не нужна такая жизнь.

— Почему?

При желании пальцы могли вцепиться в рёбра или вырвать внутренности. Могли превратиться в лезвия или в шипы.

— Потому что в мире есть любовь! А я не хочу своими руками вырезать сердца людей, которые, может быть, тоже являются чьими-то частичками, кому-то принадлежат, кого-то ждут!.. Если, конечно, я не вырежу сердце у самого себя, как это сделал ты!

Драко крепко обнял отца, дав его рукам проникнуть глубже.

— Пойми, я никогда не смогу стать таким, как ты! Я не стану!.. Потому что ты сделал большую ошибку, научив меня сострадать!

— Этому я тебя не учил.

Люциус с опаской и угрожающим волнением попытался оторвать его от себя. Но Драко продолжал неравный бой.

— И я не хочу, чтобы кто-то жил в мире, который хочешь создать ты, творец противоречий! Это неправильно!

Люциус отшвырнул его на пол.

Драко упал и замер, ожидая дальнейшей магической атаки. Но отец просто стоял, сжав дрожащие кулаки, с которых капала кровь.

Тонкие пальцы. Тонкие. Готовые сломаться.

— Прости, если снова разочаровал тебя, папа! — Драко поднялся и, осторожно попятившись, вышел из гостиной. В ужасе, в панике, в шоке.

— Стой! — прозвучал за спиной строгий приказ.

Несчастье, угроза, беда, опасность.

Драко притормозил, но не остановился. Удивительно, что он вообще в состоянии ходить.

— Не смей делать глупости! Ты…

Ты тоже.

Белый указательный палец, как дуло пистолета, застыл в воздухе. Задрожал. Кисть обмякла, потянулась вперёд, пытаясь ухватить воздух…

Моя неудача, мой промах, моё поражение..

Осечка.

Убитый наповал, Драко упал на постель в своей комнате. Накрыл голову подушками.

Как же я люблю тебя! Люблю! Люблю! Лю...

Он знал, что отец стоит за дверью, слушая в тишине удары его сердца. Своего сердца.

Снова провалить задание Тёмного лорда и выжить.

* * *

К завтраку ни Люциус Малфой, ни Северус Снейп не вышли точно по часам.

Из кабинета на втором этаже слышалась приглушённая брань, и вскоре оба участника схватки показались у парапета.

В спину спускавшегося по лестнице Мастера зелий летели проклятия и вазы. Чёрная мантия искрилась, на щеках алели глубокие царапины.

Когда Снейп скрылся за дверью, сидевшие за столом Драко и Нарцисса грустно взглянули на пустые тарелки.

Отец медленно прошествовал мимо. Сел на место.

— Позволь! — взмолилась хозяйка дома.

Дождавшись сухого кивка, Нарцисса стремительно побежала вслед за Снейпом.

Драко с ужасом понял, что они остались одни.

— Я поклянусь, — после тягостного молчания сказал Люциус.

— В чём?

Ни одной доступной и отчётливой мысли.

— Я поклянусь, если и ты… поклянёшься, — сказала статуя, обращённая ликом вовнутрь.

— В чём?

— Никогда не пользоваться этой магией для продления моей жизни.

— Ты боишься?

Губы Люциуса изогнулись в ироничной улыбке.

Так что?

— Клянусь! В мире достаточно зла и без нас! — Повернулся Драко своим самым острым углом и рассёк воздух. — И я надеюсь, что ты увидишь то, как я расплачиваюсь за твои грехи! Будет жаль, если ты не увидишь!

Люциус закрыл глаза ладонью, словно ударил яркий свет.

— Хорошо.

Драко встал, и, подождав, пока отец последует его примеру, взлетел по ступенькам. Вверх по мраморной лестнице. Оглянулся.

Люциус шёл следом. Медленно, как только мог.

— Идём же!

Вверх по мраморной лестнице.

В часовню.

Вверх.

Скорее!

Драко-Драко! Если бы ты знал, как тяжело подниматься тому, кто пал так низко.

Иди! Иди за мной!

Если бы ты знал, какой тяжёлый груз я несу на своих плечах.

Я же помогаю тебе!

Люциус шёл, опустив голову. Изредка поднимая глаза и цепляясь за мерцающий впереди призрак. Глаза соскальзывали, закрывались, и он скатывался в кромешную тьму, царящую под веками. Воспоминания вспыхивали и исчезали, как мыльные пузыри.

Скорее!

Драко оборачивался и кидал лучезарный аркан.

Это твой подвиг, папа. Настоящий. Не те сомнительные триумфы, честолюбивые свершения и вероломные завоевания, которыми ты гордишься.

Беспечные и хмельные торжества на костях и черепах. Брань видимая и невидимая. Преступные клятвы. Червь одиночества.

Да, мой мальчик. Лавровые листья, списки жертв, краплёные карты… Весь мой путь устлан ими. Но твой взгляд, словно огонь, воспламеняет то, к чему прикасается. Сжигает весь этот мусор и хлам. Зовёт… В безгласную покорность. В абсолютное молчание.

Вверх по мраморной лестнице.

Если бы ты знал, как сладко подчиняться тебе. Идти за тобой.

В часовню.

Вверх.

Скорее!

Прежде чем войти, Люциус провёл ладонью по пыльным лаковым миниатюрам на двери — из-под пальцев глянул ангел.

И прежде чем раскрыть крышку гроба и уничтожить роковые записи, Драко взял руку отца, и положил ладонью на потемневшее распятье.

— Ты клянёшься перед лицом того, кому принадлежит моя жизнь. Клянёшься, что отпускаешь меня.

— Я клянусь.

И я надеюсь. Надеюсь, что не увижу последний час… Милосердный Боже, я надеюсь. Я верю.

Впервые за тридцать лет Люциус услышал пение часовни.

Далёкий голос крови. Его самую высокую и чистую ноту.

— Merci beaucoup!.. — прошептал он и зажмурился.

Вверх.

Сквозь воду и огонь.

К чему-то третьему и очень важному.

La faveur!.. La consolation!..

Замысловатая пружинка Драко натянулась до предела, надорвалась и лопнула навсегда.

С тех пор он больше не слышал музыку.

Но разве это имеет значение?

* * *

Волдеморт прибыл значительно раньше полуночи и долго беседовал с Люциусом в гостиной. Позже пришли четверо Пожирателей в масках и привели пленника. Человек под покрывалом был низкого роста. Драко замер в дверном проёме, допустив отчаянную и вместе с тем радостную мысль о том, что это… Поттер. Внутри всё перевернулось, и он не нашёл ничего другого, как просто и бессмысленно наорать, чтобы те вытирали ноги. Фенрир Сивый, скрывающийся под одной из масок, зарычал от негодования. «Он мой!» — сдавленно прошипела другая маска голосом Гойла-старшего. «Драко!» — раздался испуганный высокий голос из-под покрывала. Драко растолкал удивлённый конвой и сдёрнул покрывало… «Отойди!» — Фенрир отстранил Драко и поволок женщину с заплаканным лицом по коридору в гостиную.

Ближе к полуночи собралось много народу. Говорили об убийстве Гарри Поттера, о Хогвартсе, о реформах в Министерстве магии… Ни слова о дементорах.

Над столом висело парализованное заклинанием тело пленницы. В кресле возле камина восседал Волдеморт с огромной змеёй на плечах, словно индийский бог. Все смотрели на Снейпа, сидевшего по правую руку от господина, и на Яксли, который теперь занимал место Люциуса Малфоя.

— Моя ошибка, господа, в отношении Гарри Поттера заключалась в том, что я не до конца понимал, что сам, именно своей рукой должен убить его. Своей рукой!

Водеморт остановил взгляд на маленьком человечке в кресле. Человечек кивнул в сторону Малфоев — всех троих — и резво вышел из гостиной.

— Теперь я, наконец-то, убью его. Но для этого… ты, Люциус… отдашь мне свою палочку — Сердце дракона. Я считаю, что тебе больше нет смысла носить палочку. Азкабан совсем сломил твой дух. Ты окончательно разочаровал меня. Неужели тебя не вдохновляет даже тот факт, что власть снова в наших руках?

— Конечно, мой господин… вдохновляет.

— Бесстыжая ложь, Люциус!

— Бесстыжая ложь!— эхом подтвердил Гойл-старший на другом конце стола.

Казалось, остатки самообладания покинули лорда Малфоя, когда Волдеморт забрал у него палочку. Получив порцию упрёков и насмешек, тонкое лицо в считанные секунды сделалось пепельным и постарело. Взяв за руку жену, Люциус считал удары своего сердца. Сердца Драко. Только это заставляло его мириться со всем происходящим. Казалось, огромный дом обрушился на его голову. И прошлое, и настоящее, и будущее — всё оказалось погребено под обломками.

Это ничего, Драко. Лишь бы сердце билось. Твоё маленькое, слабое, огромное, любящее, страдающее...

— Сердце дракона! — Волдеморт с любопытством рассматривал то палочку Люциуса, то Драко. — Очень мило. Очень хорошо.

Я согласен жить, папа, лишь бы ты понял. Окончательно понял, что всё это не для тебя. Всё это нечестивое собрание — не твоё собрание. Твоя чистокровность — это не чистокровность лошадей или собак. Грамота, подиум, родословная, ленточка с медалями, этикетка с ценой. Твоя чистокровность — в той последней капле, которую ты хранишь, чтобы спасти меня. Она чистая. Чистая и волшебная. Только она делает меня живым.

И меня, мой мальчик. И меня… Моё чудо. Моё волшебство. Моя сказка.

Волдеморт, решив опробовать свою новую палочку, начертил в воздухе какой-то знак — женщина, висевшая под потолком, ожила и задвигалась.

— Северус! Вы же узнали меня! Помогите мне! Прошу вас!.. Драко!..

Волдеморт с величайшим удовлетворением поглаживал свою змею.

— Северус! Драко!.. Помогите!.. Драко!..

Снейп флегматично взглянул на Драко и встал, словно теперь до конца жизни обязан делать за Драко его работу.

— Авада кедавра!

Труп женщины рухнул на стол. Драко отпрянул, наградив Снейпа убийственным взглядом, а после собрания не упустил возможность сказать пару тёплых слов в кулуарах.

— Если с моим отцом что-то случится, я убью вас, мистер Давным-давно бывший друг семьи! Я приведу с собой толпу дементоров, которые будут подчиняться мне, и раздавлю вас и ваших орденоносцев!

Снейп не рассмеялся, хотя ничего забавнее в своей жизни не слышал. Драко понимал, что как всегда перегнул палку. Это фраза выражала не столько фантастичность желания защитить отца или расправиться со Снейпом, сколько абсолютное отчаяние. Абсолютный гнев. Который в сочетании с отчаянием рождает дикий и гениальный абсурд.

Снейп смотрел на него с невозмутимой серьёзностью.

— Если хочешь, попробуй. Мы не в Хогвартсе. И тебе уже семнадцать. Так что отвечать будешь сам.

Спустя некоторое время в дверях гостиной появился Волдеморт. Снейп ему что-то шепнул.

— Сегодня меня сопровождают — Гойл, Сивый, Долохов, наш гость из Министерства… — Волдеморт поклонился незнакомцу в шляпе. — И ты, Драко.

Гойл с энтузиазмом выступил вперёд прочих. На лестнице он попытался взять Драко за шиворот, и шепнул:

— Я весь в предвкушении несчастного случая, красавчик!

Драко надеялся, что мать сейчас держит отца за руки и успокаивает, успокаивает, успокаивает… Или наоборот — отец успокаивает мать.

— Я тоже.

Перелёт на мётлах был долгим. Потом все шестеро приземлились на каменистом берегу моря. Ни скал, ни деревьев. Только развалины какой-то рыбацкой лачуги неподалёку.

Волдеморт приказал исследовать лачугу, а сам принялся неспешно прогуливаться с Долоховым и незнакомцем вдоль полосы прибоя. Они о чём-то размеренно беседовали.

— Что мы тут делаем, господин? — раздражённо спросил Фенрир Сивый, когда отряд дважды обошёл окрестности.

Волдеморт притворно вздохнул.

— Чудная ночь! Я просто хочу немного подышать воздухом.

— Я полагал, мы идём на дело.

Драко стоял, отвернувшись от всех, и смотрел на воду.

— Ты выражаешься как уголовник, Сивый. Поэтому я не очень-то жажду принять тебя в орден. Вот юный Малфой никогда бы не задал такого вопроса, потому что умеет любоваться окружающим.

Драко обернулся, осмотрев диспозицию.

— Он умеет! — зло усмехнулся Гойл.

Гойл подошёл к Драко и вцепился в него.

— А раз он умеет, то пусть и нас научит! Мы очень этого хотим!

Волдеморт покачал головой.

— Ты ведь не откажешь своим соратникам в такой любезности, Драко?

Драко брезгливо отстранился от Гойла. Да уж, приятней компании не сыщешь.

— Молчание — знак согласия, не так ли?

— Так! — ответил за него Гойл.

Тишина нарастала. Волна тяжело ударилась о берег и перевернула камни.

— Что именно вы хотите? — наконец спросил Драко.

— Для начала сдай палочку, Малфой!

— А что, здесь кто-то боится моей палочки?

Гойл и Долохов рассмеялись.

— Давай сюда!

Драко вынул палочку и, отступив к воде, направил её на Гойла. Потом переместил на Сивого, потом на…

Последовала медленная пауза. Каждый старался понять, чего ждать — от Волдеморта. Долохов нюхал содержимое маленькой табакерки, даже не глядя на угрозу. Незнакомец с любопытством озирался.

— Слишком много кандидатур на Аваду. Мне трудно выбрать.

— Вот именно, — сказал Волдеморт. — Я хочу, чтобы ты выбрал. Ты единственный носитель Тёмной метки, который ещё ни разу не пускал в ход Аваду.

Компания удивлённо насторожилась.

— Ну?

— Здесь нет достойного такой чести. Разве что вы. Но вами пусть занимается Гарри Поттер.

Гойл с ещё большим изумлением и ужасом посмотрел на Драко, потом на Волдеморта. Фенрир Сивый усмехнулся, словно его это не касалось. Долохов равнодушно переминался с ноги на ногу.

— Безусловно.

— Да он приятель Поттера! Малфой — приятель Поттера! — нервно выкрикнул Гойл. — Я вам клянусь!

— Как тебе — этот? — кивнул Волдеморт в сторону Гойла.

Гойл замолчал.

— Не хочу запятнать свою репутацию.

— Тогда — этот? — выбор пал на незнакомца.

Тот застыл.

— Не считаю за почёт вымазаться в грязной крови.

— Господин! — с нетерпением вмешался Сивый. — Неужели мы будем пререкаться с мальчишкой? Хотите, я сверну ему башку, и дело с концом?

Волдеморт обвёл глазами горизонт с капельками звёзд.

— Какая великолепная ночь для убийства!.. Убийство — это и честь, Драко, и наслаждение. Я согласен, что ты не сможешь это прочувствовать рядом с подобным сбродом. Жаль, что мы не взяли с собой Люциуса. Я бы многое отдал, чтобы увидеть такое убийство. Признаться, я мечтаю об этом.

Драко опустил палочку, поняв, что выглядит нелепо. Это же насмешка.

— Хм, свернуть башку!.. Скажи, Драко, как мне объяснить моим последователям, что такое серебро волны, мерцание звёзд, очарование смерти?..

Гойл выругался.

— Как объяснить им, что такое тишина? — Волдеморт повысил голос.

— Не тратьте время зря.

— Но ведь это возможно? Есть способ?

— Не думаю.

Волдеморт сотворил подобие нежной улыбки.

— Это возможно только в том случае, если они убьют тебя, Драко. Я хочу, чтобы они увидели и запомнили навсегда то, как живописно ты будешь лежать на этих камнях. Юный и печальный…Таким способом, Драко. Только таким.

— Боюсь, они не проникнутся.

— Господин! — не унимался оборотень. — Дайте, отрежу мальчишке язык, и разговор будет окончен.

— Укоротить Малфою язык? Превосходная мысль! — Гойл вытащил небольшой нож.

Волдеморт издал шипение, похожее на смех.

— Видишь, Драко, какие у меня последователи? Они безжалостны! Они кровожадны! Они готовы искалечить, сломать, растоптать, попрать! Они не понимают и не хотят понять, что такое красота!.. — последнее слово Волдеморт сказал особенно жёстко и громко. Потом резанул палочкой по камням, сделав глубокую воронку. Яму. — У них нет ни сердца, ни души! Они измыслили для тебя гениальную по своей простоте казнь! И они не робеют, подобно мне!

— Вы робеете?

Гойл и Долохов затряслись, потому что яма была в сантиметрах от их ботинок. Вероятно, им был знаком трюк с ямой.

— О да! Я робею от звука моря и холодного ночного бриза. И я несколько растерялся, увидев в твоём лице, Драко, столь ослепительное, столь явное подтверждение теории о превосходстве крови. И я расстроился, что мои доводы кажутся кому-то недостаточными.

Нога Гойла чуть съехала в яму, но он устоял.

— Я взволнован! Я убит! Я понял, что я не диктатор, нет!.. Я художник. Чарующая картина, господа! — Его палец, словно кисть, зигзагами обрисовал контуры стоящего перед ним Драко. — Мой ум опьянён, проклят, обречён! Это психическое и физическое воздействие! Это эстетический абсцесс! Это пленение ума! Это землетрясение! Это помешательство! Это истина! То, ради чего мы боремся! Ради того, чтобы наши дети были чистокровными волшебниками! Образцовыми созданиями! И это не пустые слова! Это корона моей философии! Венец!.. И кто осудит меня за то, что мне вдруг захотелось бежать от мира, поблагодушествовать и поразмыслить об этом, глядя на морскую пучину? Кто скажет, что это безнравственно? Кто скажет, что это перебор?

Волдеморт магическим жестом зачерпнул и поднял вверх прибрежную гальку и обрушил её градом на головы присутствующих.

Гойл, Долохов и Сивый в недоумении и восхищении смотрели на Волдеморта. Отнюдь не на Драко.

— Кто?..

Последовала тишина.

— Однако у меня возникает задумчивый вопрос. Я снова и снова спрашиваю себя — что может быть общего между таким милым, приятным, воспитанным, невинным мальчиком, созданным для услады очей… и дементорами? Страшными, злыми дементорами. Мне не терпится узнать — что. О, это риск, на который я иду очертя голову!

Волдеморт поднял палочку. И к радости и удивлению соратников направил её на предмет своей игры.

— Надеюсь, Драко, тебя утешит хотя бы то, что в моих руках палочка Люциуса… Авада кедавра!

Внезапно между Драко и Волдемортом возникла непонятная тёмная сущность. Зелёная стрела заклинания врезалась в неё и утонула, подобно факелу, брошенному в бездонную пропасть. Тьма, чернее ночной, разрасталась, и вскоре все оказались в мешке, словно в желудке, где нет ни воздуха, ни света, а только удушливый газ. Только голос, иглами проникающий под кожу.

— ПРОЧЬ! ЭТО — МОЁ!..

Оглушительный крик и безмолвный шёпот был таким, что у всех из ушей хлынула кровь… Сивого выворотило и он, схватившись за живот, зарычал. Гойл держался за уши. Долохов выкрикивал какие-то заклинания, но слова прилипали к нёбу, и он просто до крови жевал свой собственный язык, и кровь струилась по подбородку. Незнакомец лежал, не двигаясь…

Драко попятился и упал в воду. Потрясение было настолько сильным, что дрожь вспахала всё его тело как плуг. Такая дрожь не проходит неделями.

Сущность исчезла.

Боковым зрением он увидел приближающуюся фигуру Волдеморта.

Змеиное лицо было обожжено и светилось зловещей улыбкой.

— Убийца! Демон-убийца!.. Какая приятная неожиданность, Люциус! Браво!

По грязным от копоти щекам Волдеморта струилась кровь.

— Приятная неожиданность, Драко! И вдвойне приятно, что явился слуга, а не сам господин! Приятная неожиданность, что ты не умеешь управлять этим демоном. Приказывать ему! А ведь это не так уж и сложно!.. Почему я узнаю из третьих рук, что после моего исчезновения в Годриковой лощине Люциус даже не пытался, как мы договаривались, собрать орден и продолжить работу? Его талант и амбиции вполне могли сделать его новым лидером. Учитывая то, что он двадцать лет назад прекрасно справился с заданием в Азкабане, опыта у него бы хватило на пятерых. Я предполагал, что блистательный Люциус не поделился со мной и четвертью того, что добыл в Азкабане, но чтобы скрыть такое!.. И кто знает, что там у него ещё под полой!.. Что за досадное недоразумение постигло лорда Малфоя после моего исчезновения? Вместо того чтобы пустить в ход свои бесценные знания и стать самым могущественным колдуном Волшебного мира, продолжателем великого дела, он занимается только тем, что разводит герань и воспитывает сына! Его библиотека набита маггловскими книгами по искусству, а голова — старомодными цитатами. Как это объяснить?.. И даже теперь он упорствует и дрожит, как осиновый лист, уверяя меня, что уничтожил все свои записи и воспоминания, а между тем я вижу своими глазами результаты его опытов!.. Почему он скрывает заклинания, которые сейчас могли бы так пригодиться ордену и мне? Чего он хочет?.. Скажи, Драко!

Рядом раздался злобный выкрик, и Драко увидел, что Гойл ползёт к нему, держа в руке нож. Неподалёку лежал труп незнакомца.

Волдеморт отошёл в сторону, рассматривая обгоревшую кожу на руках. Краем глаза он наблюдал, как Драко и Гойл сражаются в полосе прибоя.

— Довольно! — крикнул Волдеморт, когда нож Гойла рассёк Драко скулу. Его палочка метнула сноп огня в сцепившихся. — Я сказал — хватит! Всё!

Гойл, собрав последние усилия, ударил Драко, и, пошатываясь, встал.

— Я не давал приказов увечить мальчика!

Волдеморт нанёс ему отрезвляющий удар круциатуса.

— Мальчик сам хочет рассказать мне, на каких правах сожительствует с демоном. И что его связывает с Гарри Поттером. И…

— Это ловушка! Люциус устроил нам ловушку!

Гойл поднял Драко за плечи, и Волдеморт посмотрел пленнику в глаза.

— Впрочем, тебе ведь не нужен язык, Драко, чтобы говорить.

Драко с трудом переводил дыхание от сознания того, что может сейчас произойти.

Я всё скажу.

— Так как?

Всё и ничего.

Волдеморт сузил глаза и отвернулся. Гойл ждал в замешательстве, не решаясь продолжить расправу, пальцы его напряглись.

— Это правда, — ответил Драко надломленным голосом. — Правда, что заклинания уничтожены. И воспоминания — стёрты.

— Он врёт!

— Это я заставил отца уничтожить всё.

Волдеморт встал вполоборота и с любопытством покосился на Драко.

— Заставил? Люциуса? Ты?

— Я же говорю, что врёт!

Волдеморт небрежно смотрел на Драко.

— И ты веришь, что он уничтожил — всё?.. Дорогой наивный Драко, это же Люциус! Я знаю Люциуса слишком хорошо, чтобы поверить в то, что ты говоришь. И я полагал, что ты умнее.

— Я знаю его лучше. Никто не знает его. И я верю ему. Я люблю его. Вот что я хотел бы сказать, пока я ещё могу что-то сказать… Это всё. Мне больше нечего сказать. Можете делать со мной, что хотите.

Драко отвернул лицо в сторону моря.

— Люциус и любовь! Это юмор и горе! Это заблуждение века! Надо роман написать о чертях и младенцах!

Гойл ждал команды Волдеморта — долго, очень долго.

И, наконец, она последовала.

— Пусти мальчишку! Пусть летит домой! Я разберусь с ним потом.

Гойл опустил руки.

— Летит… Конечно, пусть летит…

Драко, опустив голову, прошёл сквозь перекрёстный огонь взглядов, взял свою метлу.

— Далеко не улетит!

Он не был уверен, в какую сторону нужно лететь.

Прочь отсюда.

С рассечённой скулы ручейком лилась кровь.

Я верю. Я люблю.

Почему так тяжело признаться в этом? Почему так трудно сказать?

Какая сила противостоит этому? Почему она парализует язык?

Это невыносимо!

Потому что мир несовершенен, mon cher. Твоё стремление любить сверх всякой меры всегда будет вызывать смех у развращённых и недалёких людей.

Это моя мера, папа. И я готов за неё бороться. Но я не понимаю — как и с кем.

Мечта. Попытка воплотить в тебе свой идеал, идеал чистоты — куда она привела нас?.. Ты и я — мы в пустыне. Я — жажда, ты — вода. Я — вода, ты — жажда. Моё дитя. Дитя пустыни. Le Petit Prince. Хорошо тебе на планете людей?.. У тебя есть своя звезда, длинный серебристо-зелёный шарф, барашек в ящике рояля. Лис Поттер, которого ты приручил. Змея… У меня есть удав, проглотивший слона, шляпа, баобабы, шипы, колючки, вулканы, сквозняки. Ты — это я, который умер. Я гриб. Я астероид. Горький пьяница, делец, фонарщик… Взрослый. Я видел заход солнца сорок три раза. Я… эфемерный. Я же учил тебя молчать, сердце! Твоя невинность, твоя стойкость и хрупкость постыдны в глазах всемогущего ничтожества. Я же просил тебя молчать.

Мой бунт. Моя война. Прости, что не сдержался. Но я не сожалею. Ведь это то, что, в конечном счёте, покроет все грехи.

То, что освободит и спасёт меня.

То единственное, во что я верю.

Чистота.

* * *

Когда Драко вернулся домой, Нарцисса сидела одна в гостиной.

Трудно было описать её глаза, когда она увидела сына.

Подбежала, обняла.

— Где папа?

Нарцисса усадила его на диван и принялась хлопотать. Она ничего не ответила и ничего не спросила. Заживила волшебной палочкой рассечение, принесла другую рубашку, пригладила волосы. Мать была сильной и опытной волшебницей. Она много времени проводила за приготовлением лечебных зелий. Любая клиника могла бы позавидовать её коллекции волшебных микстур, порошков, панацей, бальзамов, мазей, пилюль, эликсиров.

— Где папа? — спросил Драко ещё раз.

— Он ушёл с Северусом.

— Куда?

Мать снова обняла его. Погладила по голове.

Драко чувствовал, как она плачет. Он пожалел, что спросил.

Потом пили чай.

Через четверть часа в гостиной появился Люциус.

Он как всегда порывисто скинул плащ, обнял Нарциссу, отвёл её в сторону, к окну, и что-то тихо проговорил.

Драко держал в дрожащих руках чашку и был рад, что почти не осталось чая. На дне плавал только лепесток розы.

Люциус погладил Нарциссу за руку. Потом поцеловал. В правое запястье — в вену.

Фирменный поцелуй, ради которого женщины способны на всё. Драко как-то испытал его на Панси.

Через минуту Нарцисса как всегда ушла. Она привыкла уходить. Эй было тяжело наблюдать сцены, когда Люциус отчитывает сына. Всё равно бесполезно вмешиваться, спорить, просить, умолять. Она научилась отстраняться, полностью полагаясь на провидение. Она столько раз была свидетелем мудрости и глупости мужа, что давно перестала бояться, осуждать и удивляться. Даже если муж был не прав, она всегда была на стороне мужа. И это было единственным правильным решением. Она любила двух своих мужчин. Двух своих мальчишек. И никогда не лезла в их жёсткие, напряжённые, сумасбродные и опасные разговоры. Это были их разговоры.

Отец сел на место Нарциссы.

— Как Снейп? Он жив?

— Не знаю. Вероятно. К утру придёт в себя.

— Волдеморт приказал ему убить тебя? Или тебе убить его?

— Не вижу разницы — возможности равны.

Драко встал и налил отцу чаю.

— Я хочу научить тебя самому управлять своим сердцем.

Драко поставил чайник на стол. Он почему-то вспомнил, как в одну такую же злополучную ночь мать уговаривала его взять поднос, отнести в гостиную и поставить рядом с Волдемортом. Даже влепила подзатыльник. Для храбрости. Храбрости отнести чай.

— Зачем?

— Ты не понимаешь?

— Я не понимаю, зачем мне одному моё сердце.

— Оно твоё. Ты ведь всегда боролся за то, чтобы оно было твоим.

— Я боролся не за это. И не с тобой.

Люциус смотрел в окно.

Ты как море. Я совсем утонул в тебе.

— Я тонул во всём этом … Я пытался выплыть.

Драко не ожидал, что последует какая-то реакция. Он положил рядом на тарелочке эклеры.

— Больше у меня нет сил плыть.

Люциус не двигался. Он закрыл глаза, просматривая сны о жизни, которой не было.

Мы сиамские близнецы, но я — мёртвый. Ты пытаешься меня оживить, воскресить, но… Драко, возможно ли это?

— Я не знаю, кто я на самом деле, папа. И есть ли у меня вообще душа.

— Ты вырвал своё право знать это. Ты победил.

— Мои маленькие глупые победы. Может, они когда-нибудь соберутся в одну большую, и мы избавимся от демона?

Люциус покачал головой.

— Не стоит на это рассчитывать.

— Знаешь, всё это так…

Нелепо, смешно, безрассудно, безумно — волшебно.*

— …грустно.

Люциус и любовь.

— И мы так счастливы… Ты снова хочешь заставить моё сердце биться. Что я могу ответить на это? Только то, что я согласен.

Но лучше дай мне умереть вместе с тобой, чем остаться без твоей руки.

Моя роза под стеклянным колпаком. За ширмами и оградами. За семью миллионами лет пути. Иди спать! Исчезни с горизонта!

Дорогой мой папа, история с рукой тебе особенно удалась. История с прикосновением, которое не подделаешь, не спутаешь, не сотрёшь, не забудешь. Ты меня приручил. Господин мой. Моя роза с шипами и вулканами.

Драко обогнул кресло, на котором сидел Люциус, чтобы совершить обычную церемонию с поцелуем в висок.

* * *

Первого сентября Драко отправился в Хогвартс по заданию ордена. Помогать Снейпу. Быть у него на виду.

— Итак, по любому вопросу — что делать и как — вы обращаетесь ко мне. Есть ещё вопросы? Я понятно объяснил положение дел?

Собравшиеся в комнате старосты слизеринцы кивнули. Драко сосредоточенно оглядел присутствующих и для полноты эффекта грозно сверкнул глазами. Короткая летучка закончена. Все свободны.

— Вас тоже касается.

Драко заметил, что неразлучная двоица, Гойл и Крэбб, как телята, пасутся на месте, явно поджидая, когда все разойдутся.

— Я хотел поговорить, Малфой, — приглушённо выдавил Гойл, когда Крэбб тоже удалился.

Драко подошёл к нему вплотную и, положив руки в карманы, насадил на лезвие взгляда.

— Ну и о чём же?.. Твой отец запретил тебе быть в моей команде, или приказал шпионить, чтобы потом найти лазейку для мести? Я прав?

Гойл растерянно разглядывал своего сюзерена.

— Хочешь знать, что я думаю об этом?.. Всё это проблемы личного плана, и они не должны сказываться на работе нашей организации. Когда есть общая задача, у каждого своя ответственность и свои обязанности — ни больше, ни меньше. Если я лично сделал тебе что-то плохое, то, давай разберёмся, но как только мы поговорим, независимо от того, чем окончится наш разговор, ты пойдёшь, и будешь исполнять мои приказы.

Драко вынул палочку и ловко крутанул между пальцев.

— В противном случае… я даже разговаривать с тобой не стану. Ты уволен!

Драко не собирался применять физические меры — намёка на то, что он недоволен, было достаточно.

Вдогонку этим словам, Гойл кивнул, нервно поправил ворот и сел на стул, как на коня. Потом опёрся руками о спинку, положил на них подбородок и уставился в стену остекленевшими глазами. Конь в пальто.

— Малфой, ты… друг мне.

— Неужто? С чего бы это?.. Слушай, старик, ты сдаёшь меня с потрохами своему психопату папаше, врёшь, распространяешь идиотские слухи обо мне и Поттере, да ещё смеешь называть другом! Уже за это одно я на тебя капитально напрягся.

— Да я так болтал… в шутку.

— В шутку?.. Хочешь, скажу, чем для меня твоя шутка могла бы обернуться?.. Ты меня подставил! А тех, кто подставляет, я не считаю своими друзьями. Подстава — самое подлое, на что способен один человек по отношению к другому.

Гойл понурился.

— Да все об этом болтали… Девчонки.

— Каждый раз поражаюсь, какие пикантные обороты принимает общемировой бабий заговор относительно меня. Конечно, мне льстит столь повальное увлечение моей персоной, но всё хорошо в меру. Это же игра.

— Я и говорю папаше — игра.

— Только не делай вид, будто расстроен от того, что мне чуть не отвернули башку!

— Я же не знал, что так выйдет. Мой отец слегка не переваривает твоего, и потом… ты сам с ним повздорил. Я причём? Почему я должен расхлёбывать всё это дерьмо?

— Меньше надо языком трепать, тупица! Мой ручной дементор жаждет крови предателей и трусов.

— Ну... Лучше скажи, что теперь делать.

— Что делать?

Гойл вытащил из кармана пузырёк.

— Что это?

— Яд медузы-коробочки. Отец сказал, чтобы я тебе его подлил, когда будет подходящий момент. Только мне что-то не очень хочется встречаться с твоим ручным дементором.

— Ты согласился?

— Конечно. Ты и представить себе не можешь, как он орал. Старый дурак. Я что ли крайний? Вы Пожиратели смерти, а я что?.. Слушай, может, придумаешь чего-нибудь? Папаша, орден Феникса, Тёмный лорд… тебе всё равно рано или поздно башку отвернут. А я — что? Если кто-нибудь из вас Малфоев в ближайшее время ноги не протянет, достанется мне. Хотя я не так уж виноват. Отец всю плешь проел про то, как Тёмный лорд с тобой нюнится. Раздражает это его.

Драко взял пузырёк и, прищурившись, посмотрел на него в просвет окна. Потом, сложив руки на груди, грозно уставился на Гойла.

— Чего ты так смотришь, Малфой? Я просто хотел, чтобы он думал, что я согласился. Чтобы он больше ничего не стал предпринимать. Ты ведь обмозгуешь это дело?.. Мы ведь — друзья?

— Не помню, чтобы ты задумывался раньше — кто мы.

— Я не хочу остаться главным подонком. Сначала у отцов — лады, потом — они ссорятся. Где гарантия, что завтра они всё не переиграют? А тебя я с пяти лет знаю. Ты мой друг навсегда. Давай потянем время, придумаем, как притвориться и что сказать, а потом, может, всё как-нибудь само образуется.

— Само?

— Ну, вдруг он поостынет. Или передумает — он такой! Мало ли! Просто имей в виду, что он тебя, скорее всего, как-нибудь попытается прикончить.

— Ты уверен?

— Ещё бы! Он совсем спятил. На прошлой неделе всех борзых, легавых и бульмастифов распродал. Папильонов и мопсов купил. Старый дурак.

Драко бросил пузырёк в ящик стола.

— Ладно, Грег. Расслабься и забудь об этом. Я подумаю, как тебя прикрыть.

Гойл вырос за лето и теперь был на полголовы выше Драко. Крупнее в талии и шире в плечах. Настоящий герефордский бычок мясного направления. Его скуластое лицо вытянулось, курчавые волосы, зачёсанные назад, открывали массивный лоб, полный дурацких фантазий.

— Слушай, может, опробуем эту дрянь на ком-нибудь? Посмотрим, как она действует? — запросто сказал он, кивнув в сторону стола.

— Не сегодня.

— Может, хотя бы вечерком на крысах?

— Есть дела поважнее. Пошли, перекусим.

Одному Богу известно, сколько Драко требовалось хитроумия и предупредительности, чтобы держать в узде безотчётные садистские наклонности приятеля. Драко мог уговорить, растолковать, осадить, дать пинка, отвлечь, запудрить мозги. Драко был дрессировщиком. И хищники по прозвищу Балда, Пень, Головорез, Тупица, Громила и Дебил боготворили его. В ход шли и кнуты, и пряники, и игрушки...

Балаганчик ужасов с табличкой «Грегори Гойл» становился особенно тихим, когда Драко наигрывал в гостиной Слизерина мелодии собственного сочинения. Гойл облокачивался на рояль и смотрел, как перемещаются пальцы по клавишам. Не сказать, чтобы он понимал что-то в музыке, но она казалась ему пределом ловкости и волшебства. Внутри, в его кратерах кипятилась смесь из проклятий, лютых ухищрений и телячьих нежностей — клокотала и взрывалась — пока звучали аккорды и переливы. Он задумчиво процарапывал ногтями дыру на гладкой поверхности или отрывал крылышки пойманной мухе. Потом лапки и голову. Блестящие карие глаза искали новую жертву. «Еду, как могу!» — читал Драко в этих глазах. Драко выбирал направление.

С другой стороны подсаживался Крэбб с пакетом отобранных у кого-то конфет, бесцеремонно хрустел обёртками и чавкал.

Чипсы, каштаны, фрукты, яблоки, орехи.

— Greensleeves was all my jo-о— y… О-о-о!..

Крэбб подвывал не в тон — Драко чертыхался.

Крэбб пел намеренно фальшиво. Особенно противно он изображал девочек. Он сочинял глупые пасторали про то, как девочки весело резвятся на лужайке или вздыхают под липами.

— Greensleeves now farewell, adieu…

— Заткнись, свинья!

Ему нравилось лирично прихрюкивать и скулить, бросаясь на слушателей. Он даже мог укусить.

— У-у-у!..

А когда Драко, накинув чёрный капюшон, исполнял «Лунную сонату», Крэбб кидался на пол и изображал предсмертную агонию волка-оборотня — со стонами, конвульсиями, пусканием пены и закатыванием глаз. Так реалистично, что у Снейпа, увидевшего это впервые, едва не выпала челюсть. Честно говоря, Драко его сам побаивался.

— Слушай, давно хотел поинтересоваться… эта фигня… ну, насчёт тебя и сволочи Поттера? — деловито спросил Гойл, когда они спускались по лестнице.

— Что ещё?

— Ну, то, что вы переспали… и всё такое.

Драко усмехнулся.

— А какие у тебя, кроме досужих сплетен, реальные основания полагать, что наши отношения имели нетрадиционный характер? Вообще не думаю, что в отношении Поттера можно совершить что-то нетрадиционное.

— Это точно.

— Даже если я имел с ним кое-какие дела, чего ради я вдруг сделался андрофилом? Вроде как потерял ориентацию? Извини, старик, но нормальные мужчины вообще не говорят о таком. Это не обсуждается.

— Да чёрт с этой ориентацией! Я просто подумал, какого фига ты связался с Поттером? Он жлоб! Его укокошить мало! У меня руки так и чешутся его кишки на рождественской ёлке развесить!

— Лучше развесь на рождественской ёлке тех, кто молотит про меня ерунду.

— Бьен.

Драко приостановился.

— Запомни, если я не обжимаюсь с четверокурсницами и не волочусь за каждой встречной юбкой, как ты, это значит только то, что я занят более важными делами или предпочитаю другой уровень отношений.

— Какой это другой?

— Я больше в тупые детские игры не играю. Мне нужно что-то настоящее. А если этого нет, то предпочитаю работать над личными качествами — интеллект, опыт, амбиции, способность отвечать за свои слова и доводить дело до конца, решать проблемы, не поступаться честью, уметь руководить собой и другими. Умного, уверенного в себе мужчину каждая полюбит. Если это, конечно, не какая-то патологическая дура.

— Хорошо привередничать, если ты красавчик.

— Да, но не очень-то приятно, когда покупаются на это всякие уроды.

— Потеряешь тут ориентацию! Поди, разберись, что к чему в этом сложном мире!

Драко чуть не покатился со смеху.

— Я всегда знаю, что к чему. Я знаю — что, зачем и когда — серьёзно, а что — забава. У нормального мужчины должно быть чутьё на такие вещи.

— У меня что-то нет.

— Тогда я тебе не смогу растолковать свою точку зрения более подробно. Скажу только, что нормальные мужчины — нет, не какие-то феноменальные недоумки, состоящие из одних инстинктов — если любят, то всерьёз и надолго. Мужчина так устроен. Любит более крепко, целенаправленно, на совесть, до неприличия, до изнеможения, с постоянством, с наивностью. Сильнее. И он никогда не говорит об этом.

— И чего?

— Учти это, если тебя когда-нибудь посетит чувство, не удивляйся. Хотя вряд ли тебе, дубине, вообще понятны измышления про чувства.

— Ну и ладно! Просто имей в виду, что я твой друг. Я, а не какой-то дерьмовый Поттер. Дружба мне поважнее любой юбки. Я для тебя чего угодно сделаю.

— Избавь меня от подробностей.

— Да я так... без задних мыслей.

Драко улыбнулся и покачал головой.

— Ты — мой ручной дементор. И ты должен вести себя красиво.

— Э-э… Ладно. Только Поттера я всё равно укокошу. Покажу ему, где раки зимуют.

— Уизли — все тридцать восемь тысяч штук — тоже достойны твоего внимания.

Драко точно знал, что ни Гарри, ни Рона нет в Хогвартсе.

— На каждого из них у меня особый рецепт. Слушай!..

После разговоров про пытки, истязания, проклятия, боль, смерть, ад, конец света и тёмную магию, Гойл совершенно пришёл в себя.

Они добрались до Большого зала. Подсели к Крэббу, который уже за обе щёки уплетал свой обед, и поэтому на все вопросы только мычал.

Церемониальная часть прошла, и все обсуждали выступление Снейпа.

— Конечно, в Хогвартсе просто необходимо ввести Тёмные искусства! Это по-настоящему интересно! — сказал Гойл, посылая в рот кусок овсяного хлеба.

Крэбб кивнул.

— Снейп, полагаю, ратовал за это в первую очередь, — ответил Драко, разглядывая публику и нового директора.

— Это точно.

Места Поттера и двух его приятелей пустовали.

— К сожалению, это бессмысленно. Тёмная магия не для средних умов.

Так гораздо лучше, Поттер. Гораздо.

— Некоторых надо бы просто замочить разводным ключом в сортире. Без всякой магии, — вставил Крэбб между двумя куриными ножками.

И Крэбб, и Гойл не брезговали маггловскими способами расправы, на что Драко морщился. Крэбб обожал море кровищи, расчленёнку, ходячих мертвецов, гробы, вампиров, заеденных крокодилами красавиц. Обожал и боялся.

Гойл пытался мыслить более возвышенно.

— А что если совместить круциатус и заклинание изменения памяти? Тогда враг будет, скажем так, думать, что он Уизли и страдать от лица Уизли? Интересно, в какой степени он прочувствует своё естество как уизливское?

— Эксперимент не стоит того, Грег. Быть Уизли уже страдание, без всякого круциатуса.

— Это точно.

Знал бы ты, что такое настоящее страдание. Оно чистое, как утренняя роса на дорогах, которые ведут в рай. Но никогда в него не приводят. И ты идёшь, неся в сердце мыльные пузыри, ветер и дождь. Идёшь и падаешь от непосильной ноши. Гибнешь. Исчезаешь. Воин мечты, воин дождя… Интересно, где может скрываться Поттер?

— А если совместить круциатус с заклинанием стирания памяти?

— Это весьма философично. Некто, ощущающий себя как ничто, мучается в бесконечных неопознанных сферах бытия. Однако, это не более чем гипотеза. Всех воспоминаний не сотрёшь.

Пустота.

Крэбб вывалил себе в тарелку ещё пару половников супа с томатами и гренками. Прибрал к рукам фасоль, которую недоел Драко, брусничный кисель, который недопил Гойл. Потом опустошил ближайшее блюдо с пирогами и горшочек с жульеном.

— Чтобы сделать из волшебника бревно, надо отправить его учиться на Пуффендуй... — Драко надломил печенье. — Благодушные материалисты с радостными лицами и общинным сознанием. Кухаркины дети. Зоосад. Им Тёмные искусства вообще не по зубам. Это же не сладкое повидло из плодов добра и зла, которое нам предлагали шесть лет. Это яд змия в гранитном кубке.

— Ну, в малых концентрациях яды неопасны.

— Безусловно, в малых. Это же школа магии, а не академия.

— А есть Академия?

— Конечно. Азкабан.

Гойл с завистью и содроганием посмотрел на Драко.

На сладкое был клубничный десерт с ванильным кремом.

* * *

Очень скоро Драко сообразил, в какой опасности находится Гойл.

Падкий на опыты с запрещёнными заклинаниями и прочую откровенную смесь незнакомой магии с обычными практиками, Гойл наслаждался послаблением незыблемых школьных правил. Ему понравился последний урок по Тёмным искусствам, и он с удовольствием смотрел, как рыбки в огромном аквариуме гостиной Слизерина плавают брюхом вверх.

— Ты зачем убил рыб, негодяй? — прошипел Драко.

— Чего ты? Это же мой реферат — Авада под водой.

— Это порча школьного имущества. Слушай, я тебе говорил или нет — без моего приказа трогать только девочек за талию? Говорил?

Гойл виновато кивнул.

— Так вот, ещё одно самоуправство, и я подвешу тебя вместо люстры. Всё починить!

— А рыб-то как починить?

— Сам думай! И попробуй не починить!

Драко не стал дожидаться его версий — как починить рыб, потому что спешил в кабинет к Снейпу. Там он застал Панси Паркинсон.

— Мисс Паркинсон любезно предложила свою кандидатуру вам в помощники, мистер Малфой. Ходят слухи, что вы не справляетесь с дисциплиной на Слизерине.

— У меня есть помощники. И потом, вы сами поменяли кодексы и реестры. Нужно время, чтобы всё целиком утряслось и встало на свои места. Неужели непонятно? И потом… такая орда недовольных умников — трудный случай. Не надо мне мешать.

Верховодство позволяло Драко быть в курсе всего и всё контролировать. Где-то он перегибал палку, где-то проявлял излишнюю лояльность, но он был рад, что за восемь недель учёбы пока никто никого не убил и не покалечил.

— Всё это очень подозрительно, Драко, — сказала Панси. — Раньше ты объяснял, почему делаешь те или иные вещи, а теперь только отдаёшь приказы. И никто не понимает, что за этим стоит. Нам не хватает твоего слова.

— Я вообще не собираюсь ничего говорить. Я выполняю чужие приказы. Какие могут быть претензии?

— Претензии в том, что ты используешь незнакомые нам магические приёмы. Это, конечно, впечатляет, но мы боимся. Точнее сказать, мы в недоумении.

Когда Панси удалилась, Снейп с возмущением посмотрел на Драко.

— Ты отдаёшь себе отчёт?

— А как, по-вашему, мне справиться со всем этим? Вы распоряжаетесь и сидите в своём кресле, но делаю — я. Если хотите, можете меня отстранить. Я домой уеду.

— Панси сказала, что ты ставил под сомнение авторитет Тёмного лорда. И уже не в первый раз. Твои высказывания двусмысленны. Ты рискуешь потерять доверие Слизерина.

— Кроме Слизерина в Хогвартсе есть ещё три факультета. Попробуйте втолковать пуффендуйцам, что Круциатус можно применять в различных степенях силы. Попробуйте втолковать гриффиндорцам, что имя «Дамблдор» произносить запрещено. Объясните когтевранцам, что такое идиотизм в расписании. А лучше пусть Тёмный лорд придёт и сам это всем растолкует. Да, пусть появится лично.

— У тебя на руке Тёмная метка. Ты можешь вызвать его, если хочешь.

— Ничего я не хочу. Мне не нравится то, как преподают Тёмные искусства. Грубо и невежественно. Я не считаю, что школу нужно превращать в отдел инквизиции… Это всё из-за Поттера. Дамблдор притащил сюда Поттера. Я считаю, что это безумие. Поттера надо было увести подальше... Очень скоро Хогвартс охватит пламя войны — это тоже часть обучающей программы?

— Когда?

Драко усмехнулся.

— Разве не очевидно?

— Я спрашиваю — "когда". Месяц, число, час!

— Слушайте, это уже не смешно! Откуда мне знать?

Снейп сделал паузу. Отдышался.

— Пиши! Вот здесь! Сейчас же!

— Не буду я ничего писать!..

— Быстро!

— Может, лучше кости раскинем? Или карты? Хотя бы развлечёмся...

Снейп ударил ладонью с листом бумаги по столу.

— Пиши — год, месяц, число и время суток!

Драко вздохнул и взял перо.

— Ладно. К вашим услугам. Но, предупреждаю — хоть раз я услышу ещё про дар прорицания…

Драко черкнул на листе первые попавшиеся цифры.

— Сам взорву школу! Не хватало ещё прослыть больным на всю голову!

— Я это учту.

Придурок. Болван. Идиот.

Драко снарядил команду Слизерина на квиддич, но с матча ушёл. Оставив на трибуне Крэбба, взял Гойла и повёл его в Запретный лес.

— Я боюсь. Где уверенность, что эта тварь не нападёт на меня? — всю дорогу капризничал Гойл.

— Защитные чары должны сработать. Тебе остаётся только двинуть палочкой и сказать Авада кедавра. Дальше я сам разберусь.

Драко и Гойл готовились к этому неделю. Первая половина ушла только на то, чтобы уговорить Гойла.

— Вот, возьми, если хочешь, мою палочку. Моя палочка сильнее.

— Нет уж, тебе нужнее.

Драко положил руку ему на плечо.

— Когда сущность появится, ты сразу падай на землю. Я постараюсь развернуть её внимание на себя. Если получится.

— Может, Патронусом опять её? В прошлый раз из твоей палочки здоровенная акула вылетела.

— Я не силён в Патронусе. И потом это не акула.

— Может, поработаем над Патронусом ещё пару недель, прежде чем опять лезть в пекло?

— Поработаем. Но в пекло полезем сейчас.

— Адеско файр, который ты в прошлый раз ей в глотку запульнул, тоже, знаешь ли, не вариант! И что там только за вещества горели! У меня до сих пор копоть под ногтями! Я летучих токсинов на сто лет вперёд надышался!

— Сегодня у меня другой план.

Гойл продолжал канючить, чтобы они повернули назад, пока корявые ветви деревьев плотно не сомкнулись над головами.

— Тебе же нравится тёмная магия? Вот и докажи это на настоящем деле. Давай, попытайся меня убить. Я должен поговорить с демоном.

Гойл дрожащей рукой поднял палочку.

— Давай, не бойся!.. Давай!

Палочка в руке Гойла ходила ходуном.

— Давай!

— Авада кедавра!

Когда пространство вновь застлал чёрный дым и сноп заклинания утонул в бездонной пасти чудовища, Драко выпустил палочку и метнул Агуаменти.

На миг Драко показалось, что над ним нависает огромная чёрная волна в девять балов, и она стремительно, и вместе с тем медленно, падает. Драко пытался сообразить — что лучше сделать, но волна упала на него и он, едва успев задержать дыхание, оказался под плотным слоем воды. Он задвигал руками, поплыл, но — куда?..

Драко беспомощно барахтался, выпуская остатки воздуха, но потом наглотался воды и потерял сознание. Очнулся он весь мокрый, на траве в Запретном лесу. Гойл сидел рядом и жаловался, что у него одно ухо оглохло, когда в голову ударил крик.

В лесу было очень тихо, и когда они шли обратно вдоль кустов раздавались шорохи, словно кто-то крался следом.

— Это дементоры! — стонал Гойл. — Они нас опять пасут!

— Плевать на них.

Драко снял куртку и на ходу выжал её.

— Очень впечатляюще — утонуть в дерьме. Надеюсь, мы в этом мире, а не в другом.

— А я точно жив?

— Вероятность один процент.

— Это полная хана, Малфой! Хоть я ни разу и не видел Тёмного лорда, но, держу пари, с ним приятнее иметь дело, чем с тобой!

— Верно.

Гойл размазал по лицу кровь, идущую из носа, и улыбнулся.

— Хоть это и круто, но в четвёртый раз ты меня на это не подобьёшь! Я, похоже, оглох на одно ухо!

— В прошлый раз хуже прошло.

— Да уж! Запиши в своём блокноте, что — я… Я, а не кто-то там ещё твой настоящий друг!

— Ты. И никто другой.

Они пробрались обратно в замок. Драко прямым ходом пошёл в душ, а Гойл в считанные секунды заснул на диване в гостиной Слизерина.

Сейчас главное — ничего не забыть. Записать. Проанализировать.

— Как прошёл день? — спросила Плакса Миртл, качаясь на люстре. Её задорный смех немного вывел Драко из ступора.

С Драко лилась грязь с кусочками какой-то слизи. Кожу жгло, и не было никакого шанса, что она вовсе не слезет. Кое-где уже выступили нарывы и покраснения.

— Лучше некуда, Смешинка Миртл, — ответил он, завернувшись в полотенце.

— Где это ты так извозился?

— Есть места померзопакостней унитаза.

— В унитазе тепло и уютно.

— Охотно верю.

Миртл рассказала ему основные сплетни, потом добавила:

— А ещё… Гарри Поттер в Хогвартсе!

— Поттер? Ты ничего не путаешь?

— Он ходит под плащом-невидимкой. Но я-то его видела.

Драко быстро оделся.

— Где он сейчас?

— Полминуты назад был возле холодильника в Слизерине. В Слизерине повсюду заклинания. Он пытался открыть холодильник, но не смог.

— Холодильник?.. Этого ещё не доставало на мою голову!

Драко поблагодарил привидение, и прибавил:

— Никому об этом ни слова!.. Следи в оба за Паркинсон! — распорядился он, и поспешно пошёл к себе.

* * *

Гойл по-прежнему храпел на диване.

Драко оглядел гостиную.

Никого.

Или кажется, что никого.

А на самом деле — где-то здесь Поттер. Знакомое ощущение. Почти родное.

Драко набросил на Гойла плед, стёр у него со щеки ручеёк крови из уха, шепнул какое-то заклинание. Потом раскрыл холодильник и взял оттуда кусок пармезана и яблоко. Сел на крутящийся стульчик возле рояля, и, положив сыр на салфетку, как бы непринуждённо двинулся в сторону лестницы. Но зайдя за угол, притаился и стал ждать, пока крыса попадёт в мышеловку.

Ловить Поттера на сыр было самым верным планом.

Через минуты три в воздухе появилась рука, сыр задвигался и повис в воздухе. Потом исчез.

Очень интересно!

Драко выступил из-за угла и, точно рассчитав траекторию, ударил парализующим заклинанием.

Послышался грохот упавшего предмета.

Драко подбежал и, пошарив по ковру, наткнулся на тело. Сдёрнул покрывало.

Через пять минут связанный Гарри лежал у него в комнате.

— В какую щель ты пробрался, Поттер?.. — Драко сел напротив него и откусил яблоко. Плащ-невидимка валялся у него под ногами.

— Как ты меня вычислил?

— По урчанию в желудке.

Гарри пошевелился, проверяя, насколько крепко связан.

— Ты что же это, охотишься за слизеринскими деликатесами?

— За одним деликатесом. А он за мной.

— За Дамблдора поквитаться пришёл?

— С тобой? Очень смешно.

Драко сделал каменное лицо.

— Хочешь, позову Снейпа?

— Ну да, вы же теперь не разлей вода. Лихо же он тобой крутит.

Драко демонстративно удалился.

От разгневанного Малфоя можно было ожидать чего угодно. Чего угодно, но не банального предательства. Нет. Не может Малфой привести Снейпа. Он же — Драко.

Вскоре Драко вернулся. Один.

Гад. Просто выждал время, достаточное, чтобы жертва хорошенько помучилась и предприняла какую-нибудь попытку освободиться.

Драко поискал что-то в комоде — в ящике с зельями — и, отхлебнув из склянки, подошёл к зеркалу. Нашёл момент любоваться своей красотой! Уникальная элитная поганка. Самый-самый-самый. Нарцисс. Кажется, болезнь есть с таким названием. Между прочим, серьёзная болезнь, Малфой. И, похоже, наследственная.

Драко снова сел на стул.

— И что дальше, Поттер? Чего тебе здесь надо?

— Пока не развяжешь — не скажу.

Драко подсел к нему и схватил за ворот куртки. Только сейчас Гарри заметил, что у слизеринца кожа на шее и щеке местами пошла волдырями и покраснела.

— Думаешь, я не смогу узнать другим способом?

Он уставился Гарри в глаза, в мозг.

— Ты трус, потому что не можешь просто развязать меня и просто поговорить.

Ну и лес у тебя в голове, Поттер! Сосны, осины, дубы.

— Почему же, могу. И сто процентов, что ты используешь это не в мою пользу. А мне это надо?

— Я пришёл просто поговорить, Малфой. Потом можешь меня сдать, если хочешь.

Драко забрал у него палочку и снял путы.

— Что там с Гойлом? Он не окочурится? Ты сам-то что? Миссис Норрис тебя поцапала? Или что?

— Не твоё это дело.

Гарри вздохнул.

— Слушай, Малфой, надоело каждый раз начинать с одного и того же места: чего надо, ты идиот и пошёл вон... Может, с какого-нибудь другого места начнём?

— С какого?

— Ну, например: добрый вечер, рад тебя видеть, как дела.

— Что-то вообще не припомню таких слов.

Конечно, после всего, что случилось и ещё случится — здравствуй и будь здоров. На фоне того, что происходит — приятного аппетита.

— Раза три ты мне это говорил.

Драко положил руку с палочкой в карман.

— Не припомню.

Гарри подошёл вплотную.

Драко изобразил абсолютное спокойствие, но руку напряг.

— Я это! Не веришь?

Гарри легонько коснулся губами его щеки. Рассмотрел раны.

То ли он сам трухнул поцеловаться в губы, то ли Драко слегка отвернул голову — что вышло, то вышло. Гарри смотрел, как Драко равнодушно пошевелил челюстью, перекатывая во рту кусочки яблока.

Трухнул.

— Припомнил? Да я это! Я!.. Я — Поттер!

Драко сказал:

— Семь. Я насчитал — семь. Семь Поттеров. И все фальшивые.

— Почему же — все? Один точно настоящий.

— И как угадать — где?

— Перед твоим носом.

Аристократ повел носом.

— Да, чувствую. Опавшими листьями и костром от тебя тащит. И неделю точно ты не принимал душ. Наверное, в гнезде нет душа.

Драко снял у него с головы маленькое белое пёрышко.

— Как-то не до этого было с твоими борцами за чистоту.

На Гарри была не совсем по размеру куртка, свитер и порванные брюки. Вещи, в которых он разгуливал по Министерству магии.

— Если уж ты намерен беседовать со мной, Поттер, то иди сначала помой руки и лицо. А лучше поговорим по-быстрому, и ты слиняешь к своим борцам за свободу, равенство и братство. Перемещайся этажом выше, по адресу: Толстая дама.

— Я не собираюсь оставаться в Хогвартсе. И не хочу, чтобы кто-то знал, что я здесь. Я же говорю, что лично к тебе пришёл. У меня серьёзный разговор.

— Я польщён.

Гарри охотно согласился помыть руки, но увидев душевую кабину и забытое кем-то полотенце, разделся и встал под тёплые струи. Драко терпеливо сторожил у входа.

— Может, заглянем в холодильник? Разговор за едой куда приятней.

— Иди в комнату и не высовывайся!

Невыносимо хотелось спать. Лечь и в одиночестве поразмыслить над случившемся в Запретном лесу. Записать, пока не забыл. Проанализировать. Драко нахлебался холодной чёрной воды, и в горле не проходило ощущение удушья. Нарывы затягивались медленно. Но затягивались. Больше всего жгло там, где Люциус дотрагивался своим волшебным прикосновением — на груди высветился непонятный иероглиф. Знак!.. Драко угрюмо смотрел на поднос с чаем и эклерами, который поставил на постель рядом с Гарри. Сколько можно служить лакеем у этих двух чудовищ — Поттера и Волдеморта? Должен же быть всему этому когда-нибудь конец?

— Свидетельствую во всеуслышание — Малфой принёс Поттеру чай. Эй вы, призраки и привидения Хогвартса! Не говорите, что вы этого не видели!

Драко поднял глаза.

— Дурак!

Горечь в глазах Драко была такой выразительной, что Гарри смутился.

— Мы с Гермионой и Роном живём в палатке в лесу. Прячемся. Завтра утром в другое место перебраться надо. Так что у меня времени в обрез.

Гарри вкратце рассказал про свадьбу Билла и Флер, вылазки в Министерство, эльфов, гоблинов, крестражи.

— Ну а я здесь причём?

— Я несколько раз видел тебя — вот здесь, — Гарри показал на свой лоб со шрамом. — Глазами Сам-знаешь-кого.

— И что ты видел?

Драко внимательно слушал запутанные объяснения про Роули, Грегоровича, палочки, делюминатор, Годриков меч.

— Ты веришь в то, что у палочки есть душа, Малфой? И что эта особая магическая душа может переходить из одной палочки в другую?

— К чему ты клонишь?

— К тому, что душа палочки Дамблдора перешла в твою. Ведь ты победил палочку Дамблдора. А ведь это была очень сильная и умная палочка. Может, умнейшая из всех.

Драко приподнял брови. Поразмыслил.

— И что из всего этого следует?

Гарри сделал многозначительную паузу.

— Ты должен отдать её мне.

— Отдать тебе? С какой стати?

— Она мне нужна… как память. Если у тебя есть хоть капля совести, то отдай её мне.

Драко смотрел на Гарри в некотором недоумении.

— Как память?.. И ты думаешь, что я настолько сентиментален, что поверю в твои мотивы?

— Я — сентиментален.

— Ты не сентиментален. Здесь что-то другое.

— Ничего другого. Я не прошу, чтобы ты просто так отдал её. Мы бы поменялись.

— Это шутка?

— Дамблдор был мне как отец. Это тебе о чём-то говорит, гад?

Драко вспомнил лицо отца, оставшегося без палочки.

— Ты чего-то недоговариваешь, Поттер. Кто тебя надоумил?

Ситуация с палочками вдруг стала несколько проясняться.

— Сам-знаешь-кто рано или поздно догадается и всё равно заберёт у тебя эту палочку. Вот увидишь. Отдай её лучше мне.

Драко встал с постели.

— Ты, я смотрю, совсем оборзел, Поттер! Я никому не отдам свою палочку! Будь она трижды волшебная! Она моя! И на этом — точка!

Драко с резким нескрываемым раздражением сбросил с одеяла поднос. Страшный грохот разорвал ночь. Потом всё стихло.

— И не надо говорить мне всякую чушь, Поттер!

— Это не чушь!

— Чушь то, что ты посмел предположить, что я отдам тебе свою палочку!

— Это не чушь...

— Это чушь!

Где-то послышались шаги и голоса, и в дверь постучали.

Драко смерил Гарри убийственным взглядом, и, зафутболив его ботинки под кровать, небрежно закинул себе на плечо плащ-невидимку. Открыл дверь.

Гарри с головой забрался под одеяло. А чего ещё оставалось делать?

Пока Драко ловко чесал языком, уверяя, что всё в порядке, и объяснял, почему Гойл спит в гостиной, Гарри строил новый хитрый план по благородному изъятию палочки у Малфоя.

— Ты не один? — где-то совсем рядом раздался голосок Панси Паркинсон. — Кто у тебя?

— А кому быть ночью в моей кровати? Это Гарри Поттер.

— Опять шуточки, Драко? Я серьёзно спрашиваю.

— Это серьёзно. Тот, кого вожделеет весь Хогвартс — в моей кровати.

— М-да, с таким самолюбием ты вряд ли вообще найдёшь себе девушку. И выглядишь просто ужасно.

— Это следы страсти.

— Смотри не умри от страсти к самому себе.

— Шрамы украшают мужчину.

— Да уж, тебе идёт!

Нарцисс. Самый-самый-самый. Кажется, цветок есть с таким названием. Между прочим, красивый цветок, Малфой. Холодно-белый, с дурманящим запахом, поникшей головой и томным взглядом.

Драко аккуратно выволок Панси за порог и закрыл дверь. Всё-таки запудривание мозгов — это великий талант. Потом все дружно тащили Гойла в спальню. Потом слизеринец вернулся.

Потемневшие глаза изображали яростное недовольство на фоне общей белой безмятежности.

Вероятно, он спрятал палочки и плащ. Скорее всего, подсунул Гойлу.

— Раз не отдашь свою палочку, то отдай мою. И верни плащ. Он мой.

— Конечно, твой. Только я не собираюсь играть с тобой в прятки всю ночь. Я должен поспать.

— Я сюда не спать пришёл.

— Знаешь что, Поттер?.. Я смертельно устал. Сиди — здесь. Если не хочешь, чтобы я, или кто-то ещё, сдал тебя Снейпу — тихо сиди. Дай мне поспать хотя бы пару часов, а то раны не заживут. Это зелье во сне работает. Потом получай плащ и палочку, и возвращайся в вигвам к краснокожим братьям. Бледнолицый отпускает тебя.

— Спасибо за тёплый приём.

— Бледнолицый индейцу не брат.

Драко ушёл.

Гарри не спалось. Он осторожно выбрался из комнаты в гостиную и увидел Драко сидящим возле рояля — с пером и блокнотом в руках. Шекспир! Так-то он спит!

— С ума сошёл? — запаниковал Драко, увидев, что Гарри стоит на лестнице в одеяле и без штанов.

— Есть хочу. Тут где-то сыр должен валяться. Большой такой кусок.

— Это Крэбба сыр. Я его на место положил.

— А у тебя что, нет нормальной еды? Одни французские булочки?

— Есть ещё французские тумаки!

— А может, лягушачьи лапки есть? Или улитки, или устрицы? Я бы съел и их.

— Проклятье, Поттер! Иди в комнату!

Драко сходил в холодильник и принёс всякой всячины. Бросил на кровать. Гарри снова показалось, что перед ним промелькнул образ прежнего Драко. Его Драко. Драко, о котором он думал и которого любил. Может, есть ещё перспектива, что он добровольно отдаст палочку? Может, есть какой-то способ расколдовать его, вылечить, разморозить?

Драко сидел напротив, привалившись на подушку, и бессовестно изучал мысли Гарри.

Да, Малфой, то, что я порылся у тебя в столе, ни в какое сравнение не идёт с тем, что ты роешься в моих мозгах. Ты под Империусом, дурень. Ты хоть понимаешь это?

— Это не Империус, Поттер. Не надо думать, что магия — это математика. Это даже не высшая математика.

— Нет? Что тогда за заклинание на тебе?

— Ты чувствуешь магию? Странно для такой дубины, как ты.

— А что?

— Чувствовать магию может очень сильный волшебник. Чувствовать и понимать природу волшебных явлений. Их нюансы, их оттенки. А ты разбираешься только в колбасных обрезках.

Гарри вздохнул. Приятного аппетита.

— Я думаю, что есть только один критерий в оценке явлений, — сказал он. — Это совесть. Моя совесть говорит мне — здесь что-то нечисто. Здесь какая-то фигня. Что-то не так. Что — не знаю. С тобой у меня постоянно такое чувство. С первого дня. И мне это мешает.

— И ты чувствуешь соблазн?

— Какой соблазн?

— Узнать — что же это.

— Можно и так это назвать. Но лучше сказать, что я беспокоюсь за тебя. Волнуюсь. Переживаю. И мне небезразлично.

— А если я попрошу тебя больше никогда не совать в это нос?

— Ты, конечно, можешь попросить. Но переживать я всё равно не перестану. Имей это в виду.

— Попробуй.

— Сердцу не прикажешь.

— Ещё как прикажешь. С сердцем можно сделать всё, что угодно. Можно даже заставить его иди вспять.

— Я говорю с тобой не о магии. А о простых человеческих вещах. О том, что волнуюсь за тебя. Ты совсем свихнулся со своей магией. Вы, слизеринцы, все повернутые что ли?..

Драко чуть улыбнулся.

— Хочешь получить более сильную палочку, чтобы увеличить свою волшебную силу и ещё говоришь про добрые чувства? Думаешь, я без тебя не соображаю, что моя палочка стала другой?

— Это ты, конечно, соображаешь. И ты прекрасно понимаешь, зачем мне нужна эта палочка. Не для того, чтобы красоваться.

— Это моя палочка, Поттер. Это не палочка Дамблдора. Эту палочку купил и подарил мне отец. И она сама выбрала меня. Если она стала более сильной, то это закономерно.

— Я не отрицаю, что это твоя палочка. Но это и палочка Дамблдора.

— Я не просил душу палочки Дамблдора вселяться в мою палочку. Если это произошло, то только по её личному выбору. Ты, конечно прав, что выбор и всё такое прочее — важно… Не я. И не ты. Не Дамблдор. Не палочки заставляют сойтись воедино все тонкости, условия и перипетии этой жизни. Магия — это всего лишь нить, вдетая в палочку, как в иголку. В тебя, в меня. Но она не принадлежит нам. Есть высшая сила, которая всё расставляет по своим местам, когда это требуется.

Гарри вздохнул от отчаяния.

— Слушай, я не знаю, как нам поделить эту палочку, но может, просто отдашь мне её — без выкрутасов.

— Я не могу, Поттер. И ты должен подчиниться факту. Это как душа и тело. Где граница между ними? Где одно, где другое, где третье?

— Какое — третье?

Опять — третье?.. Гарри в недоумении смотрел на Драко.

— И сказать откровенно, меня вообще не должно быть. Призрак, иллюзия... Но я здесь. И палочка — моя.

— Почему это ты призрак?

— Ещё раз объясняю — ты не знаешь всей правды.

— Всей — не знаю. Но и ты не знаешь.

Гарри пожал плечами. Да, только Малфой может найти такой кондовый аргумент. Весь год готовить убийство человека, а потом прикрываться мистикой!

Гарри осторожно привалил голову рядом на подушку.

— Хорошо, давай спать, Малфой. Через пару часов, может, ты изменишь решение.

— Насчёт палочки — нет.

— Она, должно быть, кучу денег стоит? Как её хоть зовут?

— Моя палочка, Поттер, сделана из боярышника и волоса единорога. Crataégus — боярышник — происходит от слова «кратос» власть. Это очень твёрдое дерево и живёт до пятиста лет. А волос единорога в сердцевине — это чистота. Потому что единорог символ чистоты и волшебства. Он свирепое, дикое, суровое и непобедимое создание. Укротить его может только тот, кто чист телом и душой. У Малфоев единорог на фамильном гербе. Можешь не верить, но эти звери одно время жили у нас в парке и я с ними дружил. У нас дома они повсюду. На картинах, на витражах, на росписях, на коврах, на барельефах, на фресках в часовне. Единорог — волшебник чистых кровей. Он — царь зверей. Над ним имеет власть только тот, кто отказался от физической любви ради более высшей и духовной. Кто твёрд в этом. Твёрд до конца. Рыцарь, святой, алхимик… И ты хочешь, чтобы я отдал тебе свою палочку — Башня единорога?

— Да.

Драко приподнял голову с подушки и возмущённо посмотрел на Гарри. Потом отвернулся и затих.

— Попробуй, Драко. Спустись на землю из своей башни.

Драко промолчал.

— Я читал, что единорог очень нежное и пугливое существо. Даже трава режет ему копыта... Он почти невесом и может ходить по снегу, по кронам деревьев и по воде.

Гарри тронул его за плечо.

— Он живёт у моря. Один. Питается цветами. Он — добро и свет. Но это всего лишь прекрасная фантазия.

Драко ничего не ответил.

— Я видел настоящего единорога. В Запретном лесу. Волдеморт убил его. Убил и выпил его кровь. Этого единорога я никогда не забуду.

Гарри крепко обнял Драко за плечо, натянул одеяло и уткнулся лицом в белые волосы.

Прекрасная фантазия. Слишком прекрасная, чтобы в неё верить.

— А ещё он боится льва. Почему?

Драко попытался отстраниться, но не смог и просто закрыл глаза.

Поттер, с чьим присутствием я смирюсь гораздо проще, чем с отсутствием. Остаётся терпеть, пока он рядом.

— Может, потому что лев — немного сильнее?

Гарри с новым, неожиданным для себя страстным волнением прижал его к себе.

— Ты весь ледяной, как пломбир.

Потому что единорогу нужен единорог. Самый волшебный, самый белый, самый неукротимый.

— Я бы тебя съел на сладкое.

Мне скучно с тобой, Поттер. Скучно со всеми вами. И всё же я хочу быть с вами. Ненадолго. Долго я не протяну.

— Львам место в зоопарке, а единорогам — в сказке, — как можно спокойнее ответил Драко и придержал руку Гарри, готовую нырнуть ему под одежду.

— Я хочу в сказку.

Ненадолго. Навсегда.

Гарри не отступал.

— Моя тётка пьёт боярышник от сердца. У неё сердце слабое. А твоё как? Нормально?

— Заткнись, Поттер.

Спи. Моё — нормально.

Спи, обитатель чулана под лестницей. И пусть тебе приснятся башни, единороги и волшебники. То, чего не существует. Прекрасная фантазия.

* * *

Когда Гарри проснулся, то снова увидел Драко перед зеркалом.

— У тебя на шее почти прошло. И на щеке тоже.

— Вижу.

— Боишься потерять свою красоту? Да ладно тебе!

Драко застегнул рубашку, и повернулся к Гарри.

— Помнишь, ты назвал меня дементором? Почему?

— Пообщаешься с этими тварями, ещё и не такое померещится. К тому же ты со своими дружками доставал меня на эту тему. Если хочешь знать моё мнение, то ты намного хуже дементора. Бесчувственный, глухой, вредоносный эльф. Глухой, как танковая броня.

— Ты слышал о том, что волшебники могут стать дементорами?

— В каком смысле?

— Если волшебник пользуется Тёмной магией, то от определённых заклинаний может начаться трансформация. Изменение облика и сущности. Как у Тёмного лорда. А потом он постепенно превратится в дементора.

— Ты откуда такое знаешь?

— Ни Круциатус, ни Империус, ни Авада, ни какие-то другие сильные тёмные заклинания не проходит бесследно. И дело не только в нравственном или моральном выборе.

— Ты использовал сильные тёмные заклинания?.. Не бахвальствуй тут по чём зря, Малфой! Я видел, как у тебя поджилки тряслись в Астрономической башне!

— А ты, что же, называешь меня трусом потому, что я не смог убить? Или потому, что я не бросил бестолковый вызов Тёмному лорду? Или ты называешь меня сволочью потому, что я посмел поднять палочку на такого волшебника, как Дамблдор? — Драко враждебно сверкнул глазами и ткнул в Гарри пальцем. — Знаешь, Поттер, порой надо напрячь поджилки, чтобы удержаться.

— Дряни такого уровня я от тебя не ожидал.

— Почему же? Я, вроде как, Пожиратель смерти.

— Вроде как — это как?

Образовался вакуум.

Гарри нехотя оделся.

— Вы со Снейпом отлично смотритесь. Просто красавица и чудовище, — сказал он для кучи.

Драко сложил руки на груди, кивком указал на стол, где лежали палочка и плащ-невидимка, и произнёс холодно-вельможным тоном:

— Вали отсюда, Поттер. Я состарился выяснять с тобой отношения.

Вакуум заполнила тишина.

— Спасибо хоть на том, что не сдал.

— Считаю своим правилом отказать тебе и оставить в живых. Если опять сюда заявишься — не обижайся.

— Я не обидчив. В отличие от тебя.

С ума сойти, как я вляпался.

— Я обидчив, но я не глухой. Я прекрасно слышу всё, что ты говоришь и не говоришь. И меня это не колышет. Твоя дурацкая симпатия не нужна мне. Я добился её ради мести. Не так уж и трудно вскружить тебе голову, Поттер. Было просто интересно, что из этого получится. Месть. Нет, не тебе, мелкому щенку. Тому, кто подстроил сумасшедшую историю с зельями. Тому, кто заставил однажды сделать меня один опрометчивый шаг в твою сторону и протянуть руку.

Кто же это?

— Любовь и дружба — не выдумка.

— Лично я протянул руку и коснулся пустоты. Я до сих пор её ощущаю. И никакие твои идиотские объятья теперь не убедят меня в обратном.

С ума сойти, как я втюрился.

—Ты знаком с Дадли? Я — да, и с белобрысыми у меня тогда были особые счёты. И я просто очень не хотел в Слизерин. Все вокруг говорили, что в Слизерин попадают цацы, воображалы и зазнайки. А ты — от головы до пят — ходячее воплощение Слизерина. Это и слепому видно. Я не слепой. Шляпа хотела отправить меня в Слизерин, и она бы отправила. Если бы я не напряг все поджилки и не попросил её. И я очень долго пытался доказать себе и другим, что я настоящий гриффиндорец. Я напрочь уморился от этого кошмара с чистокровностью и змеями.

— Ты можешь хоть до посинения бубнить про гуманизм, братство и справедливый орден Феникса, Поттер. Но стоит за этим всем одно — вы хотите уничтожить истинную магию, сделать её доброй скучной забавой для детишек. А это преступление. Знаешь, Поттер, я тоже не смог тебе доказать то, что идея чистокровности — не просто раздутая пустышка. Это очень важное понятие.

— Ты мне ещё как доказал. Важное. Но не самое важное. Может, я чего и не понимаю в волшебниках и магии, но я уверен — и теперь даже больше, чем когда-либо — волшебники не должны убивать, враждовать, воевать из-за этого. И они не должны лишаться друг друга и разъединяться. И если ты что-то ещё тут собираешься бубнить про месть, скуку, пустоту и невозможность простить, то ты просто жалок, Д-драко… Недостаточно волшебства? Хочешь быть всемогущим?.. Только сверхслабаки самоутверждаются за счёт сверхспособностей.

Гарри взял плащ.

— И имей в виду, что я слежу за тобой — здесь, — Гарри показал на свой лоб со шрамом. — И здесь.

Гарри показал на сердце со шрамом.

Драко!

— И я тоже очень хочу побороть в себе одно огромное и несбыточное желание — узнать тебя ближе.

Не дождавшись ни слова в ответ, Гарри набросил плащ и вышел в коридор.

Ему некуда было идти.

В новое утро, в моросящий дождь, в пустоту.

* * *

Утром Драко отбуксировал Гойла в госпиталь, а сам завалился спать. Панси Паркинсон не замедлила взять в руки бразды правления.

К обеду Драко появился в Большом зале, вызвав некоторый резонанс своим внешним видом.

— Это жутко заразно, Панси. Держись подальше.

— Не так уж и жутко, как мне показалось ночью.

После обеда приехала мать.

— Едем домой, Драко! Я упросила Северуса отпустить тебя до следующего понедельника!

— Я не могу сейчас ехать. Пойми, мама, у меня куча дел.

— Отец требует, чтобы ты явился немедленно. Немедленно.

— Что случилось?

— Ничего… Не знаю… И ты ещё спрашиваешь?

Нарцисса сосредоточенно взглянула на рубцы.

— Я должен быть здесь.

— Ладно, — страдальчески выдохнула мать.

В комнате она отдала ему несколько писем: три — от Астерии Гринграсс, и одно — в конверте без надписи, — а сама незаметно стала собирать его вещи.

— Прекрати, мама! Я же сказал, что никуда не поеду!

Нарцисса села на постель, и пока он читал письма от девочки, с которой был помолвлен уже четыре года, гладила по волосам.

Наше свадебное путешествие будет длиться всю жизнь. Сразу после свадьбы мы возьмём друзей, сядем на корабль и отправимся в Антарктиду. Я очень хочу поколдовать над снегом и льдом. Мы бы устроили огромный каток, горки и ледяной дворец. Мы отправимся в Антарктиду, на корабле с Красными парусами. Только обязательно — с красными!..

Нарцисса улыбнулась и пошла дальше разбирать вещи в комоде. Драко спрятал конверт без надписи под подушку.

— Что за переполох у тебя в ящиках, милый?.. Это невообразимо!..

Нарцисса выгрузила из своей сумочки целую аптеку лечебных зелий и целый магазин сладостей. Конечно же, она предполагала, что сын останется в Хогвартсе.

— Ничего не передашь отцу? — спросила она перед отъездом.

— Ничего.

Вечером Драко отправился проведать Гойла.

— Да всё путём! Только ухи оглохли!

— Мать обещала изготовить одну примочку. Это понадёжнее здешних дешёвых микстур.

— Заморочку? Или сорочку?.. Лучше скажи, когда в следующий раз пойдём в Запретный лес! Только говори погромче!

— Не ори.

В дверном проёме появились Снейп и мадам Помфри.

— Вот, господин директор, — Драко Малфой, который надерзил мне и Грегори Гойл, который требует пива.

В гостиной Слизерина стоял невыносимый галдёж.

Драко, с лёгкой руки Плаксы Миртл подоспевший к началу событий, осадил оравших друг на друга девчонок.

— Что ещё за раздача слонов?

Собрание немного поутихло. Под ногами путалось несколько любопытных первокурсников.

— Это по поводу ордена! Мы тоже хотим вступить! Тоже хотим стать Пожирателями! Как ты!

— Большинству из нас уже по семнадцать!

— А мой отец тоже Пожиратель!

— И мой! Чем я-то хуже?

Драко стоял посреди взбудораженной толпы. Его палочка была всё ещё припрятана в надёжном месте. И это было самое неприятное.

— Ты должен заявить про нас Тёмному лорду! У тебя метка!

— Я тоже хочу иметь метку!

Драко подождал, пока воцарится тишина.

— Значит так… Объясняю подробно — Тёмному лорду не нужно стадо баранов! Он удостаивает метки только избранных, самых лучших!

— Чем мы хуже тебя?

— Вы не просто хуже! Вы — безмозглые бараны! Я сам выберу среди вас достойных и представлю Тёмному лорду!

— Мы не верим тебе! — сказала Панси. — Пусть Тёмный лорд сам выберет достойных среди нас! Мы сами вызовем Тёмного лорда!

Панси сделала жест рукой и Драко схватили.

— Ты скажешь нам заклинание метки, Малфой! Иначе я буду пытать тебя Круциатусом!

— Даже не мечтай!

— Я знаю заклинание! — лениво сказал Крэбб.

— Скажешь — и я убью тебя! — пригрозил Драко. — Клянусь!

— Ну же, Крэбб! — потребовала Панси.

Крэбб молча откусил рогалик.

— Твоё толстое брюхо я выпотрошу как гуся, Крэбб!

Крэбб отправил в рот ещё порцию сдобы.

— А глаза отдам Снейпу. Он коллекционирует глаза в спиртовых баночках. И такого цвета у него как раз нет... Цвет африканской саванны.

Панси подождала, пока Крэбб прожуёт. Она уже поняла, что толстяк не скажет.

— Она на руке… метка… На левой руке, — только и промямлил он.

— Я без тебя знаю, что на руке, болван!

Драко почувствовал, что его обневольщики несколько ослабили хватку, и попытался освободился. Те в нерешительности смотрели на Панси.

— Снимите же с него рубашку! — хладнокровно приказала она.

— Ну, уж нет! — ответил правый нападающий, и отпустил Драко.

Левому не оставалось ничего другого.

Драко двинул обоих локтем под дых. Те согнулись.

Несколько человек отступили к стене.

Драко смерил взглядом своих подопечных. Он снял куртку и расстегнул рубашку на груди.

Странный иероглиф на груди светился.

— Кто-нибудь знает заклинание этой метки?.. Ну?.. Может, ты?

Панси смущённо рассматривала знак.

— А если не знаете, то заткнитесь и марш по комнатам! Объявляю отбой! Сегодня все лягут спать в девять, как порядочные маленькие эльфы! Я лично проверю!

Драко сделал последнее решающее усилие, и мебель в гостиной подвинулась. Фарфоровая посуда в буфете треснула.

* * *

На следующий день слизеринцы вели себя как шёлковые. Крэбб гонял девчонок, показывая тем самым, что ненавидит всех женщин на свете, а в особенности Паркинсон. Он с удовольствием помог Драко управиться с повстанцами.

— Если ты король Слизерина, — обиженно сказала Панси, — то у тебя должна быть королева. А лучшей кандидатуры, чем я, тебе не найти. Если ты, конечно, не предпочитаешь во всём Гойла. Но даже в этом случае ты обязан соблюдать канон и регламент.

— То, что ты королева, Панси, я не спорю. Но сиди на троне прямо, если не хочешь, чтобы я разозлился и отрубил тебе голову.

— Ты лицемер.

— Не более, чем того требуют канон и регламент.

Через сутки зелье для Гойла привёз Люциус.

Он выудил Драко прямо с уроков и повёл прогуляться под листопадом.

Отец ни разу не устраивал сыну публичных скандалов. Он выказывал недовольство — жестом, глазами, уголками губ. Обходительными и чопорными манерами. Но никогда не кричал.

Люциусу нравился шорох сухой листвы. Драко тоже. Он надеялся, что осень поможет ему спокойно изложить историю своих опытов с Авадой. Без слов. Без лишних фраз.

Моя жизнь из взглядов и прикосновений! Моя смерть!

Побродив с получаса среди золотистой роскоши, Люциус остановился под клёнами и задумчиво сказал:

— Ты нашёл способ расстроить меня. Такая неприятность — эти раны.

Ты похож на живописательный перечень всех моих опрометчивых дотрагиваний, Драко… Как же неаккуратно я старался их избежать!

Вот она черта, разделяющая нас — тебя и меня. Тонкая и длинная. От верхней губы до ключицы… И дальше… Вниз… Я всегда хотел её нащупать. И однажды мне это удалось. Помнишь?

— Всё почти изгладилось. Думаешь, следы не исчезнут до конца?

Следы ведут в темноту той самой бессонной ночи. Никогда не ходи по этим следам, Драко! Никогда!

— Не знаю.

Тебе больно?

— Мне всё равно.

— Изгладилось… Это хорошо.

Люциус сделал глоток свежего воздуха и палочкой снял с верхушки клёна понравившийся ему лист.

— Что ты думаешь про мою способность к прорицаниям?

— Надеюсь, у тебя хватит ума держать рот на замке в моём присутствии.

— Значит, Дамблдор был прав?

Это самый бессмысленный, самый редкий и самый странный волшебный дар. И он никому и никогда не приносил добра, Драко.

— Дамблдор — старый дурак.

Отец бросил лист на землю, и тот слился с пёстрым жёлто-красным ковром.

— Сколько существует способов погибнуть?

Отец помолчал, потом ответил:

— Столько же, сколько и людей.

— Падение с высоты, электрический стул, смерть под колёсами поезда…

— От болезни, от старости, от печали.

— Утонуть, задохнуться, замёрзнуть…

— Сойти с ума.

— Истечь кровью, сгореть…

— Авада кедавра.

— Но какой из них наиболее страшный?

— Самоубийство.

Люциус повторил это слово по-французски.

— То, что я делаю, не самоубийство, папа. Я хочу пройти сквозь завесу, а потом возвратиться. Если получится.

Отец обернулся.

— Я хочу увидеть истинное лицо того, кто стоит по ту сторону завесы, и поговорить с ним.

— Ты хочешь вкусить муку и пострадать раньше срока? Тебе мало того, что творится вокруг? Ты не встревожен тем, что Тёмный лорд оставил тебя на сладкое?

— Я открою двери и посмотрю, куда ведёт путь.

— Так наивно полагать, Драко, что тебе позволят — открыть, посмотреть, возвратиться. Так глупо думать, что с тобой станут говорить. Ты ещё больший безумец, чем я.

— Помоги мне! Ты знаешь другое заклинание, чтобы перебороть смерть?

— Мы вместе сожгли мосты, которые могли бы навести над бездной. Но я знал, что ты спросишь. Ответ в конверте, который привезла мать.

Драко вспомнил про письмо, засунутое под подушку и забытое в суматохе всех этих перипетий.

— Ты прав — я разбойник, выдумщик и злодей. И я — на сладкое! — Драко обречённо развёл руками.

Люциус усмехнулся.

— Правильно. Но пусть Тёмный лорд ограничится Гарри Поттером. Тонкий вкус, терпко-пряный аромат и пикантная кислинка — не для полукровки-деревенщины.

— Он — полукровка?

— Все полукровки, mon cher. Все, кроме нас.

Люциус облокотился о ствол дерева, закрыл глаза.

— Не знаю, что можно противопоставить Аваде. Только другую Аваду. Но это замкнутый круг.

Минус на минус даст плюс.

— Но если я воспользуюсь заклинанием из конверта, что ответит мне демон? Он же не ответит мне — не тронь, прочь? Ведь он хорошо понимает, что я — это я? Что бы ты ответил на его месте?

— Ничего.

— Ты бы сказал — не смей?

— Я бы промолчал.

— Ты бы сказал — уходи?

— Я бы сам ушёл.

— А если он всё-таки заговорит?

— Не думаю.

— Или пригласит меня в гости?

— Нет.

— Он должен подчиняться мне.

— Тёмный лорд попытается сам обучить тебя. Он заставит тебя.

— Он думает, что справится с Малфоем?

— Учитывая, что ты расстроил все мои планы, Драко. Приготовься к тому, что я не смогу защитить тебя.

— Я буду защищать себя сам. И тебя тоже. Умоляю, по мере возможности, не вмешивайся ни во что.

Ты должен подчиняться мне.

Потому что ты тоже принадлежишь мне.

Люциус поднял веки и окинул взглядом кроны деревьев. Потом двинулся в сторону замка.

— Ты спешишь?

— Пойду, пошляюсь с твоей матерью по магазинам.

— Можно мне с вами?

— Мне вполне хватает твоей матери, чтобы ощущать всю полноту этого процесса, Драко! Au revoir! И приведи себя в порядок.

Быть равными.

Быть равными в любви.

Быть рабами друг друга. Быть свободными.

Драко отыскал лист Люциуса среди пёстрого однообразного ковра осени, и пошёл следом.

Когда б я мог переступить заклятье,

Перепахал бы я легчайшим словом

Твою больную душу и умерил

Твой пыл, и озарил твои глаза

Сияньем вечности, сравнимым только

С сиянием сорвавшейся звезды.

(В. Шекспир. Гамлет. Диалог Гамлета с Тенью отца).

FINITE

Перевод иноязычных слов:

1. Merci beaucoup!.. (фр.) — Благодарю!

2. La faveur!.. La consolation!.. (фр.) — Милость!.. Утешение!..

3. Le Petit Prince (фр.) — Маленький принц. Аллюзии на книгу Антуана де Сент— Экзюпери «Маленький принц» и «Планета людей»..

3. Greensleeves was all my jo-о— y… Greensleeves now farewell, adieu… (англ.) — цитаты из знаменитой английской фольклорной песни Greensleeves — «Зелёные рукава»: Зелёные рукава — вы вся моя радость… Зелёные рукава — теперь прощайте, прощайте… и т. п.

4. Au revoir! (фр.) — До свидания!

5. Астерия — имя переводится с др.-греч. как «звёздная». В данном контексте символизирует нечто далёкое и прекрасное. Аллюзия на книгу А. Грина "Алые паруса" намекает на характер и тип женственности.

* Нелепо, смешно, безрассудно, безумно — волшебно! — фраза из «Песни волшебника» из к/ф "Обыкновенное чудо".