Слежку он чуял как заправский жулик. Не такой обычный уличный карманник, который, используя ловкость рук, незаметно вытягивает у прохожих кошельки, а спокойный и уверенный вор в законе, которому везде и всегда позволено брать всё, что заблагорассудится.
Невзирая на лица и ярлыки. Без суда и следствия. Под взгляды и аплодисменты.
Положение старосты на факультете, родовитость, успеваемость, изысканный гардероб, премьерские качества... Для всех без исключения слизеринцев Драко слыл неким образцом жизни факультета. И хотя поддерживать канон двадцать четыре часа в сутки было нелегко, Драко старался не бросать поводья, сознавая это как что-то вроде возложенной на него миссии. Он был эталоном, даже когда нарушал все правила.
Конечно же, это Поттер!
Сыщик и соглядатай Дамблдора. Язык без костей. Без мыла везде пролезет, гад.
У Поттера был потрясающий талант — появляться в нужное время в нужном месте. Точнее — в ненужном месте.
Поттер мог караулить под лестницей, в классах, в коридорах. Прятаться в шкафу. За портьерами. Даже в Выручай-комнате. Он мог принять другой облик. Пронырливый и незаметный, Поттер шнырял по школе как собачонка. И это не считая тех случаев, когда Поттер шнырял в своем плаще-невидимке.
Даже несмотря на то, что учебный год начался неприятным инцидентом в поезде, Поттер продолжал свои паскудные вылазки...
Вот опять!
То же самое!
Тихий стон и невнятное бормотание в полумраке.
Похоже на элементарную волшебную сущность, созданную, чтобы подслушивать и пугать сентиментальных глупцов. Такую сущность можно создать только при помощи тёмной магии. Неужели Поттер совершенствуется? Молодец.
Драко перешёл на мягкий камерный аллюр, свернул за угол и наложил на себя сокрывающие чары. Потом затаил дыхание, пытаясь уловить даже самые слабые шорохи.
Теперь Поттер наверняка потеряет след, чем-то выдаст себя или уйдёт.
Или сущность, которая охотится и шпионит, подберётся ближе. Можно будет наугад подцепить её палочкой.
Драко был намерен уничтожить подлую тварь. Даже если это боггарт. Даже если это эльф.
Даже если это Поттер.
Необходимо объяснить Поттеру раз и навсегда, что все инциденты с Драко Малфоем заканчиваются плохо.
Ничего, подлечат его немного в клинике святого Мунго, зато больше не захочет совать свой поганый нос в чужие дела.
Шагов не было.
А оно — было.
Было за углом.
Метрах в десяти.
Драко ждал…
Тёмная метка на его руке саднила, как свежий ожог. Она переливалась и поблёскивала, словно Волдеморт ежеминутно звал его. Иногда жжение становилось таким невыносимым, что Драко закусывал губы от отчаяния. Если бы он не умел мастерски владеть собой, окружающие могли бы заподозрить, что у него приступ мигрени или острая зубная боль.
Тёмная метка говорила голосом Волдеморта: я думаю о тебе, Драко, и ты думай обо мне.
Думай о том, что должен сделать. Твой повелитель готовит для тебя две новости. Одну хорошую, другую — плохую. Какую ты предпочитаешь? Я — хорошую. Новость о том, что твоя мать жива и здорова… Дай мне этот выбор!
Драко отдёрнул рукав и сжал знак ладонью: молчать, тихо.
Под Тёмной меткой пульсировала вена. Волшебные краски, которыми был сделан рисунок, проникали под кожу. Всасывались в кровь, в мозг. Этот яд лишал воли, желаний, сна. Но если не делать попыток сохранить свою волю, то приходили ясность и опустошение, а за ними — чёткое осознание силы. Грубой и безнаказанной силы убивать.
Драко сопротивлялся. Просто потому, что была ненавистна сама мысль о том, что кто-то пытается его подчинить. Кто-то чужой.
Чужой.
Драко отвечал Волдеморту: я сделаю всё, что вы скажете, но я сделаю это не ради вас.
Конечно, Драко. Ради тех, кого ты любишь. Ради себя. Чтобы доказать самому себе, что ты не размазня. Доказать всем. Ему.
Ему...
Стоя спиной к стене, Драко сжал зубы от накатившей боли и ударил локтём в камень. Кость неприятно передёрнуло током, и рука онемела. Гадкое ощущение, но лучше, чем было.
Наш договор, Драко. Думай об этом. Твой отец выйдет на свободу, как только я получу обширную власть в Министерстве и голову мистера Дамблдора на блюде. Я сделаю это ради тебя.
Снова раздался тихий жалобный стон.
И из стены... вышла Плакса Миртл. Маленькая, жалкая и несчастная. Она смотрела на него испуганными глазами, из которых в три ручья лились слёзы.
— Ты?..
Миртл съёжилась. На ней была мантия старого образца с синим воротом и очки. Глаза — бесцветные кружочки в намокших перьях.
Слёзы, сопли, прыщи, косички.
— Отвечай мне быстро и внятно — чего ты за мной всё время таскаешься? Тебя Поттер подослал? — Драко направил на неё палочку.
— Н-нет... — тих произнесла девочка-призрак и громко разревелась.
Драко с минуту оторопело смотрел на то, как она обливается слезами.
Она выкладывалась вся в этих слезах. Словно была неисчерпаемым источником минеральной воды.
Девчонка была такой жалкой, что Драко это буквально потрясло.
— Шла бы ты в свой сортир! — сказал он, и, развернувшись, пошёл прочь. — Напугала меня... Дура!
* * *
Гарри в оба глаза наблюдал за Малфоем.
Слизеринец, похожий на мраморного сфинкса, сидел за длинным столом в полном одиночестве, пил сок и перелистывал какую-то книгу.
Крэбб, спешно подкатившийся к нему на двух тумбах, болтнул что-то и замер.
Последовал тихий ответ. Драко поднял ладонь и сделал жест, чтобы тот удалился прочь.
Гарри поёжился. Да тут целая банда, чёрт возьми!
Забини, вероятно, был коронован следить за обстановкой... Его взгляд внимательно переходил от одного к другому, запоминая и анализируя.
Сто процентов, что мистер Поттер был на мушке с самого утра… И заметить это только сейчас!
Рон с Гермионой обменивались рядышком презрительными любезностями. И приходилось отвлекаться, чтобы контролировать уровень агрессии и любви, который то и дело колебался. Тем более, что он сам был в зоне удара штормовой волны и уже два месяца пытался сидеть прямо и ловить стаканы, когда начиналась крутая качка.
— Малфой что-то сегодня совсем плохо выглядит, — сказал Гарри друзьям, чтобы хоть немного снизить отрицательное напряжение в их высоковольтных транзисторах и переключить цепи.
— ...и Билл, и Джордж с Фредом! Этого недостаточно?
— У твоей метлы прутьев не хватает! — Гермиона постучала по столу и по голове.
— Куда уж там!
Гарри порядочно надоело всех озадачивать своим придирчивым интересом к Драко Малфою. Даже друзья не собирались больше обсуждать эту провальную тему. Зачем? Где доказательства преступления?
Преступление в том, что ученик Хогвартса стал Пожирателем смерти, странные вы люди! Надо заставить Малфоя просто выложить руки на стол!..
Гарри не знал, как и что ещё надо сделать и сказать, чтобы все вокруг переполошились и забегали.
— Слизнорт демократичнее, потому что ценит в людях трудолюбие и талант! Умеет отличать Божий дар от яичницы!
— Это ты о себе, что ли?
Драко сделал карандашом заметку на полях.
Малфой-Малфой! Продукт селекции благородных кровей! Ты редкостный белый жук, и я должен загнать тебя в коробочку. Разоблачить, вывести на чистую воду — для твоей же пользы. Неужели ты не понимаешь — я беспокоюсь за тебя, чудак? Уж лучше тебе сидеть в Азкабане…
— Конечно! Тебе нужен жених со связями в Министерстве!
— Явно не ты!
Гарри испробовал все возможные способы достучаться до Министерства, чтобы там взяли Малфоя под наблюдение. Даже Дамблдор не воспринимает всерьёз то, что Драко Малфой стал Пожирателем смерти, и теперь действует по указке Волдеморта, пытаясь кого-то убить или ослабить осадную мощь Хогвартса изнутри. Неужели этого мало?
Ладно, один справлюсь.
Гарри сидел за противоположным столом и бомбил Малфоя зелёными фугасными снарядами, чтобы пробить осадную мощь ловкого слизеринского инспиратора.
Неужели можно так обидеться на то, что я заикнулся тогда насчёт его драгоценного папаши? Сам-то он не слишком тактичен.
Перелистывая страницу, Драко на миг поднял ресницы и въедливо глянул в его сторону. «Чтоб ты сдох» — прочитал бы Гарри в серых глазах, если бы теперь не знал Малфоя чуть лучше.
Ничего другого не потребовалось, чтобы следующую неделю Избранный посвятил безуспешным попыткам взять блондина с поличным.
Держи карман шире, Поттер.
* * *
Драко продолжал чинить Исчезательный шкаф в Выручай-комнате.
Гарри выслеживал.
Подозрительные зелёные глаза ощупывали с ног до головы. Что в карманах пиджака? Что за пазухой? Что в штанах?.. Аврор недоделанный. Неужели он думает, что я всё ещё интересуюсь его персоной? Хватит, поиграли в дружбу. Есть время любить, и есть время ненавидеть.
Снейп вынюхивал...
Длинный крючковатый нос всегда знал, откуда и куда дует ветер, где и чем пахнет. Снейп никогда не упускал случая затащить Гойла в свой кабинет и окружить вкрадчивыми дипломатичными расспросами. Как будто не понимает, что зря старается.
Теперь ещё эта дурочка Миртл.
Кстати, где она? Уже три дня не появлялась.
Драко распорядился, чтобы Гойл и Крэбб следили за порядком, и лично отправился в туалет на третьем этаже.
— Я при тебе больше ни разу не заплачу! Веришь?.. А ты вправду пришёл, чтобы повидаться со мной? Может, посидишь чуть-чуть?
Драко сел на край пустопорожней ванны.
Прохладно. Тихо. Темно.
Миртл кружилась под потолком.
— Смотри, как я умею!
Она раскинула руки и затанцевала в воздухе. Несмотря на то, что её тело было легче пушинки, она казалась неуклюжей и косолапила. В её движениях присутствовала милая угловатая неотёсанность. Конечно, она же не балерина.
— Вот и всё... — скромно потупилась Миртл. — Я сочинила триста тридцать семь танцев! Этот — без номера. Он называется «Иду к тебе по кругу» и посвящается... тебе.
— Это как?
— Так, как если бы ты стоял в центре, а я бы боялась к тебе подойти и ходила бы вокруг. Всегда. Вечно.
— Отличная игра.
Миртл облетела его как спутник землю.
— Раньше, когда я думала, что все мальчики злые, я плакала каждый день, а теперь я так не думаю... и я плачу каждый день.
— И в чём разница, леди?
— Я наблюдаю!.. За всеми!.. — шепнула она, прикрыв рот ладошкой. — Но сейчас — за тобой. Мне нравится незаметно летать по замку, смотреть, как ты спишь, ешь, читаешь, гоняешь первоклашек, сидишь в Выручай-комнате...
Драко поднял брови от неожиданности.
— Э-э... Стоп!.. Вот с этого места подробнее, прошу! Ты знаешь, чем я занимаюсь в Выручай-комнате?
— Конечно, знаю! Я всё знаю!.. Только я никому не скажу! Даже профессору Дамблдору!.. Даже… даже Гарри Поттеру! — последнее имя она произнесла особенно аккуратно.
Драко стремительно обдумывал все возможные пути решения этой задачки.
— Ты обещаешь?
— Я обещаю, если будешь приходить ко мне и разговаривать. Просто так. Иногда.
— Ты что, всерьёз хочешь, чтобы я проводил время в туалете? Ты хоть понимаешь, что это несовместимо с моим статусом и образом жизни?
— Да, конечно, понимаю... Но, может быть, придёшь хотя бы еще разок? А?..
— Ну, нет!
Девочка снова горько заплакала.
— Я приду, если дашь слово никому не болтать про Выручай-комнату! — как можно категоричнее ответил Драко.
Миртл благоговейно сложила ручки под подбородком и кивнула.
— При жизни я не была глупой! — добавила она в оправдание своих прыщей.
— Рассчитываю на это, леди.
Драко встал.
— Знаешь, ты не такая уж страшна. Через год, два-три... ты бы стала настоящей красоткой, если бы не умерла.
— Ты так думаешь?!
У Драко начинало пилить руку — от запястья до локтя.
— У девчонок не хватает терпения. А потом, когда стукнет сороковник, они вздыхают — какой же свежей и прекрасной розой я была! О, мои прыщи были куда лучше моих морщин! Какая трагедия!.. Радуйся, что тебе это не грозит.
Миртл сначала рассмеялась, потом завыла навзрыд.
— Как жаль, что я умерла!.. Какая трагедия!..
Драко улыбнулся. Бедняжка! Всё, что угодно, только не это!
Привидение утёрло сопли и вздохнуло.
— Если тебе снова захочется поплакать, — сказала она невинным голосочком, — можешь прийти ко мне! Я знаю про слёзы всё! Знаю толк в слезах!
— Ты... видела, как я плачу? Послушай, это уже чересчур.
— Только не сердись! — сжалась она, словно Драко собирался её побить.— Я знаю, что ты иногда плачешь, когда остаёшься один. Ты накручиваешь на ладонь длинную чёрную ленту, а другой рукой пишешь ноты... Вот так!
Драко кровь ударила в лицо, когда Миртл изобразила ленту.
— Из всех слёз, которые я видела, твои самые красивые. Самые печальные и добрые.
— Ты что говоришь, дура?..
Он почувствовал, как отчаянная мысль подкатывает к сердцу. Выворачивает наизнанку, вспарывает мозг, вколачивает в ладони по гвоздю.
Мысль о человеке, которого, может быть, уже никогда не суждено увидеть... Никогда!
— Хочешь, расскажу, как скончался мой отчим? Тебе интересно?..
Никогда!
— А ещё я хочу рассказать тебе, как девчонки смеялись над моими волосами! Это очень обидно! Очень, очень и очень!
Что за злая судьба, чёрт возьми! Ещё одно привидение-шпион в дурацких круглых очках!
Драко сжал зубы, чтобы не надорвать гланды, если вдруг вырвется проклятье.
Проклятье ударилось о твёрдые мраморные плиты зубов, вздыбило бесхребетное чудовище языка, и упало обратно на дно гортани.
— А ещё... у меня как-то оторвался каблук...
Зашумело в крови, просочилось в сердце.
— ...и он сказал: ты — толстая кабаниха, рядом с тобой тараканы дохнут!..
Пробежалось по всем артериям и венам... Снова возвратилось на кончик языка, но уже маленькое и тихое.
Драко точно знал, сколько ангелов можно уместить на конце иглы.
На кончике языка.
Ни одного.
— Если ты, бледная дрянная пигалица, растреплешь хоть одну мою тайну, я обещаю, что найду способ отправить тебя прямиком в преисподнюю! В адское пекло!
Девочка не выразила испуга, но съёжилась, как сухой осенний лист.
Потом расплакалась.
Как мокрый осенний дождь.
* * *
Большая фиолетовая туча ползла с запада.
Сначала она накрыла море, и острые колючие дождевые иглы прошили горизонт, исключая всякую возможность войти и выйти. Всякую возможность лететь, плыть. Всякую возможность бежать.
Азкабан.
Море вздымалось от холодного кипячения.
Фиолетовая туча неумолимо двигалась, готовая поглотить на своём пути небольшой остров, закованный в каменные доспехи. Остров-рыцарь, мрачно вознесший над клокочущей бездной тяжёлый меч правосудия.
Легко тому, кто ни разу не был внутри, а только смотрел снаружи. Слышал неблагозвучное и корявое «Азкабан», трогал грубый каменный мешок, пробовал на вкус здешнюю перекатную волну холодных течений...
Тюрьма для волшебников живо бы представилась таинственным домом скорби и ужаса. Мрачным, изукрашенным всеми красками ночи, узилищем одичавших от одиночества и горя душ.
Не более.
Но тот, кому удавалось — не по своей, конечно, воле — миновать запечатанные грозными заклинаниями двери и подняться по Лестнице Потерянных Воспоминаний, тот бы нашёл острожные коридоры светлыми и просторными, комнаты убранными изящной лепниной, а столы и стулья удобными и мягкими.
Беда заключалась в следующем — он потерял бы некоторые из своих воспоминаний. По числу ступеней. А их тут было не меньше полутора сотен. Меньше, если прыгать через одну. Больше, если задержаться на лестнице, или идти по ней медленно. Или, вернувшись, идти заново.
На обочинах лежали пыльные останки тех, для кого Лестница стала бесконечной.
— Как твоё имя, узник? — пытливо спрашивал призрак, замотанный в чёрные покрывала.
— Меня зовут... звали... дайте отдышаться!.. Кажется... А это обязательно?
— Проходите дальше, сударь. Больше вопросов нет.
Он мог бы потерять то единственное воспоминание, после которого вообще было бы нечего терять.
Заключённый в сером плаще помялся, чтобы изобразить недоумение, и отошёл в сторонку.
Он прекрасно знал обычаи этого места, хотя и бывал здесь только однажды. Он знал, что если ответить на первый вопрос положительно, за ним последует другой. За другим — следующий. И так постепенно дементор выведает всё обо всём, чтобы выдать тебе билет в самую что ни на есть правильную темницу.
Но человек, который не помнил даже своего имени, никого не интересовал.
Заключённый в сером плаще постоял ещё некоторое время, наблюдая за волшебником, пришедшим много раньше, но до сих пор ведущим беседу с дементорами. Потом — просто пошёл по коридору. Направо. Какая теперь разница? Теперь он — Неприкаянный. Так называли тех, кто, забыв своё имя, одиноко бродил по тихим улочкам огромного города Азкабан. Никто не заковывал таких пленников в кандалы, никто не делал им строгих замечаний, никто не досаждал. Несчастных гнали. Или жалели, бросая кусочки хлеба, как нищим.
Люциус был близок к прекрасному помешательству — ему удалось пройти Лестницу и Пост, не забыв о главном. Плевать, что теперь не впустят ни в один дом, не дадут ни воды, ни пищи. Лучше уж быть одному, терпеть нужду и гонения, чем жить рука об руку с безумцами, отупевшими и озверевшими от своих бессмысленных битв за невозможное счастье.
Лучше жить тихо и никого не трогать. Втайне кормиться оставшимися в твоём распоряжении воспоминаниями. Прикидываясь дурачком, пытаясь ни чем не выдать свою способность мыслить. Иначе узнавшие об обмане дементоры сочинят такое отвратительное наказание, после которого волосы долго не улягутся обратно.
Люциус бывал в этих стенах всего раз. С тех пор он даже по особой причине предпочитал не говорить о том, что видел и слышал здесь. Молодой задор и отсутствие опыта больше нигде и никогда не играли столь печальной роли в его жизни. Здесь в самый короткий срок он примерил и корону, и кандалы, и вериги. Здесь совершил первое бессмысленное убийство. Здесь сложил первую бесполезную молитву. Здесь познал необъятную силу древнего тёмного волшебства. Распутных женщин и иллюзию денег.
— Прочь с дороги, собака! — прикрикнул извозчик.
Дилижанс прошёл так близко, что едва не зацепил колесом.
Люциус надеялся, что в городе не осталось тех, кто знал его по первому заключению. Кто не был ему благодарен — ни за маленькие шалости, ни за большое бесчинство.
Люциус подобрал плащ и зашагал по мостовой.
Здесь были, кажется, кованые двери, а там — дождевой сток. Больше не помню. Впрочем, какая разница — для бродяги, для отверженца, для изгоя.
Дальше и вверх.
Дело заключалось вот в чём — Азкабан уходил очень глубоко под водную толщу. Мрачные пещеры и подземелья тянулись вниз на много миль, возможно, огибали весь земной шар и упирались в огненную пучину преисподней. Люциус слышал повести столь невероятные, что с трудом унимал своё любопытство и авантюризм, чтобы не отправиться посмотреть всё собственными глазами.
Дело заключалось в том, что здесь, на верхних этажах Азкабана, вообще было запрещено пользоваться магией. Дементоры следили за этим предписанием весьма строго. Здесь волшебники жили как обычные магглы. Лишённые возможности даже пользоваться простейшими заклинаниями, со временем они превращались в жалких стариков и старух, доживающих свои дни в состоянии, ничем не отличающимся от поцелуя дементора.
Запрет на использование магии — в этом состоял главный здешний закон. Кого-то это устраивало. Кто-то приспосабливался. Кто-то изыскивал тихие, но безуспешные способы обойти правила.
Но были и такие, которые не могли отказаться от магии. Они погибали в неравном споре с дементорами. Или уходили... Куда? На этажи ниже, в мрачные подземелья, в тёмные бесконечные анфилады пещер.
Глубоко вниз.
Там не было никаких запретов. Но выбраться оттуда уже не представлялось возможным. Никогда.
Никто никогда не возвращался из подземного Азкабана. Там волшебники разворачивали свои иллюзии. Это были грандиозные фантастические миры, где небеса и звёзды — всё! — было плодом магии. Волшебники боролись за первенство в своих призрачных городах. Почти никто из них не помнил, что миры, которые они создали есть плод их волшебства и фантазии. Они считали себя богами, общались с демонами нижних миров и постоянно выискивали способы усовершенствовать свою магию, получить бессмертие и абсолютную мощь.
Люциус знал золотое правило — за пределы города и носа нельзя высовывать.
Если, конечно, не наскучит до смерти жизнь простого обывателя.
И хотя, в этот раз, его, Неприкаянного, никто бы не стал искать или останавливать, он принял очень и очень тяжёлое для себя решение — оставаться на верхнем этаже. Если вдруг придёт неожиданное распоряжении о его освобождении, то дементоры, по крайней мере, попытаются найти его среди Неприкаянных.
Но волшебника, спустившегося вниз этажа на три, уже искать не станут.
Причину этого небрежения Люциус тоже знал, потому что когда-то был одним из тех, кто спускался.
Всего на один этаж.
Почти на два.
Или на три?
Не помню.
Не помню то, как спускался. То, каким чудесным образом вернулся обратно. Но остальное — помню. Всё ли?
Вот что твёрдо помнил Люциус. То, что дементоры — это волшебники, вернувшиеся из самых тёмных глубин земли. Сейчас для него это было достаточным вразумлением.
Сейчас, но не тогда.
— Любое проявление магии карается! — наставлял дементор, расположивший свой Пост на перекрёстке.
Наставлял волшебника, который за этими стенами и пальцем не мог шевельнуть без магии.
— Вы не имеете права колдовать в границах этого города!
Как в детстве, под Надзором.
— Чем ниже вы спускаетесь, тем больше свободы получаете! Внизу нет ни правил, ни различий, ни запретов. Что скажете, сударь? — звучал зловещий голос из-под плаща. — Вы достигнете предела в своих талантах и способностях, но вы уже никогда не вернётесь. Хотите этого?
Люциус с безразличием пожал плечами.
Я вернусь. Только буду походить на тебя. Этого я не хочу.
Хромая старая ведьма, проходившая мимо, засмотрелась на Люциуса и уронила корзину.
Люциус небрежно пнул ногой подкатившееся к нему яблоко.
— Чистокровный! — скорчило старуху.
Она подобрала тряпьё, в которое была одета, и, припав на брюхо как кошка, внимательно вгляделась в бледное лицо.
— Иди-иди! Чистокровные им на зубок вкуснее! Иди в пасть к чудовищам! Такие обычно и уходят! Здесь только несколько месяцев и выдерживают! Без магии-то своей прожить не могут!
Бабка зашлась слюнявым беззубым смехом.
— Иди! Герой! Волшебничек проклятый! Чего ты ждёшь? Будешь тут потом летать, мучить меня! Истязать старуху!..
Люциус сделал несколько шагов назад от накатившего отвращения.
Я отрекаюсь. Отрекаюсь от всего, чем был и что имел. От своего титула, от своего имени, от своей чести, от своего волшебства.
Отрекаюсь. И хочу остаться. Неприкаянным. Безродным. Безымянным. Бездомным. Магглом.
Пусть я сойду с ума от одиночества. Пусть стану таким, как они. Стану нищим и больным.
Но я отрекаюсь. От этого заманчивого и очень желанного для меня пути вниз. В мир неограниченных возможностей и фантазий.
Ради одной единственной и невероятной надежды на то, что когда-нибудь получу освобождение и снова... увижусь с тобой, мой ангел.
Пусть мои глаза увидят тебя. Не глаза отвратительного ненасытного чудовища, которое охотится за счастьем и красотой, желая поглотить как можно больше.
Я хочу посмотреть на тебя ненасытными глазами моей любви. Мой друг, мой ангел, мой...
Не помню! Не помню твоего имени!
Люциус почувствовал, как предательски слабеют ноги. Подкашиваются. Словно ранен. Словно тяжёлый меч правосудия разрубил его пополам. На две равные части.
Люциус стоял на перекрёстке, поверженный рыцарем в каменных доспехах.
Нет! Врёшь! Я поднимусь! Поднимусь и пойду!
Как можно дальше от этой притягательной черты...
Дальше и выше!
Я приму всё, что отмерит мне здесь судьба. Скорбь, унижение, муку. Я приму это как медаль за мои бесчисленные грехи и безумства. Я буду плакать в пыльных сараях, на площадях, под мостами, в конюшнях и грязных трактирах.
Ради одной невозможной, невероятной встречи с тобой.
Я буду верить, что вырвусь отсюда. Снова пройду по Лестнице потерянных воспоминаний, воскресив из прошлого и себя, и тебя, и всех.
Хотя бы тебя.
Хотя бы твоё имя.
Оно всегда причиняло мне боль. Оно всегда было моим наслаждением.
Какая может быть ещё другая сказка, mon cher, кроме сказки о двух волшебниках, которые при помощи некоего таинственного колдовства соединили две души в одну? Это так же верно, как то, что существуют волшебники, которые разделили свою душу на несколько частей. Это так же странно, так же ужасно, так же горько, так же сладко, так же преступно.
Я должен прикоснуться к этой груди! К этим камням! Не помню — зачем…Но помню — как!..
Один не может жить без другого — вот пророчество, которое изрёк тот, кто создал нас через это невероятное заклинание. Кто сделал нас частью друг друга.
Вот пророчество, которое он заключил в хрустальном шаре наших сердец.
Не разбить бы его.
Не разбить бы...
* * *
Гарри не пожалел, что пошёл на Рождественскую вечеринку к Слизнорту.
Он очень пожалел. Но значительно позже.
Мистер Филч с озверевшей миной впихнул Малфоя в двери гостиной за шиворот, как набедокурившего первокурсника.
— Бродить по коридору в час ночи! По-вашему — это взыскание, выговор или исключение из школы? — свирепо осведомился он у хозяина вечеринки.
Видимо, Драко вломил ему, чтобы вырваться. Или нахамил в своей изысканной манере, но неудачно.
Филч кричал, пока не привлёк внимание всех гостей. Потом утихомирился, продав-таки штрафника Слизнорту за чашечку чая с тортом.
Снейп тут же вцепился Драко в холку, как будто перехватил снитч. Игра окончена, господа.
— Я провожу мистера Малфоя до комнаты, а то у него несколько потерянный вид.
— Я бы остался здесь, — желчно выдавил слизеринец, покосившись на Гарри.
— Будет не очень правильно, если вы упадёте в обморок.
У Драко были сизые круги под глазами. Он осунулся, поник, и казался мотыльком, слабо трепыхающимся в огромной паутине.
— Моё самочувствие не требует такого тщательного беспокойства.
Снейп настойчиво потащил его к выходу. Как паук.
— Э-э... Мне в туалет нужно... — быстро сообразил Гарри.
Луна Лавгуд кивнула.
Гарри удалось тихонько выскользнуть из гостиной и одеть плащ-невидимку. Он держал палочку наготове, чтобы, если понадобится, помочь Драко избавиться от Снейпа.
Гарри слышал почти всё, о чём они говорили, и даже видел, как негодный блондин отстреливается ядовитыми серыми стрелами из-под своей длинной чёлки. Снейп, как аспид, нависал над ним, упёршись рукой в стену, и чёрный рукав мантии иногда загораживал подробности.
Драко вежливо и ехидно парировал, положив руки в карманы. Мелкое чудовище.
— Очень глупо, мистер Малфой, не думать о том, что у вас больное сердце, — сказал Снейп, поняв, в конце концов, что здоровый допрос не приведёт к желаемому результату.
— Простите, профессор, но это не аргумент, чтобы перекладывать мои обязанности на вас. Я должен сделать всё сам. Сделать безукоризненно. И я сделаю.
— Ваш отец никогда не был таким гордым и упрямым. Мне он полностью доверял.
— Не думаю. И полагаю, не стоит говорить в прошедшем времени. Он жив и скоро вернётся.
Снейп устало склонил чёрную голову, словно Драко-вампир, высосал у него остатки терпения.
— Я... дал Непреложный обет твоей матери... Обет защищать тебя, Драко. Скажи, я имею право знать твой план?
— То, в чём и как вы клянётесь, это ваше личное дело, — прозвучал холодный ответ.
— Дело крайне серьёзное, Драко. Ты рассуждаешь, как мальчишка. Я, конечно, понимаю, что тебя расстроил арест отца, но...
Драко недослушал.
Он прорвал паутину и ринулся прочь.
Моль с поникшими крылышками.
— ... у тебя ещё будет всё хорошо.
Снейп проводил его глазами, потом, ссутулившись, проворчал:
— Как же я устал нянчиться тут со всеми вами!
Драко завернул за угол, стремительно спустился по лестнице, и только там сбавил ход.
Новая лестница. Вверх.
Гарри, находящийся под плащом-невидимкой, всё это время шёл следом.
Ну конечно, опять эта вопиющая тема — папочка! Сейчас что-то накопаем! Неужели настал момент? Ну же!
Здесь Малфой должен проколоться.
Здесь и сейчас.
Он видел, что Драко держится за сердце и, тяжело дыша, морщится от нахлынувшей боли… Кто бы знал!
Кто бы знал, что он такой дохляк! Лихачить на метле, задираться, или в квиддич обставить — горазд ещё как! А тут шагу ступить не может.
Быть такого не может!
Драко приостановился.
Заметил меня? Ждёт, когда я подойду ближе, чтобы сцапать?.. Осторожней, Поттер! Не поддавайся на провокацию!
Драко преодолел ещё несколько ступенек.
Ещё одну...
Последнюю.
Потом сел. Откинулся назад. Перевернулся, уткнувшись лицом в лестницу.
Эй, Малфой! Ты, конечно, хитрый лис, но нельзя же использовать такой бессовестный трюк!
Больное сердце!.. Может, хватит?..
Гарри в недоумении смотрел на Драко.
Неужели Малфой до того вошёл в роль, что собирается облизывать пыльный пол? Как же благовидно, ваше величество!
Не похоже на него.
Драко простонал.
Какой же он всё-таки безбожник, этот Малфой! Просто неприличных слов не хватает!
Гарри сделал неуверенный шаг в его сторону.
Нет! Ловушка! Стоп!
Драко притих.
А если нет? Может, сбегать за подмогой? Точно!
Н-нет...
К Снейпу? Извините — шёл мимо! В туалет шёл! Коротких путей не выбираем, сэр!
Ладно, считай, ты меня сделал! Предатель!
Гарри, не снимая плаща, подкрался к Драко и тронул.
Без комментариев.
Перевернул его на спину...
Глаза закрыты. На белом лице влажная ледяная сыпь. Пульса нет.
Я действительно тупой или... Объясните, пожалуйста, что делать-то?
Ты тупой, Поттер! Ещё тупее, чем я думал!
Ну, нет!
Гарри припал ухом к его груди — ни звука.
Вот это номер!
Ладно, Малфой… Только не надо потом опять говорить, что я не умею целоваться и всё такое… Ещё как умею!
Гарри поспешно выпутался из-под плаща, и, набрав в рот воздуха, зажал Драко нос.
Как-то так, да?..
Бледные губы чуть приоткрылись.
Гарри несколько раз подряд вдохнул порядочные порции воздуха, потом надавил на грудную клетку.
Никакой реакции.
Дальше-то что делать?
Гарри продолжил.
Давай же, Драко, дыши! Не умирай!
Не в этой жизни.
Дыши! Я же показываю тебе, как это делается! Здесь нет ничего невозможного! Дыши!
Даже если бы я захотел.
Я заставляю тебя, подлое создание! Знаешь, это самая страшная вещь на свете — слушать сердце. Сердце, которое замирает! Замирает навсегда! Ты обязан выжить!
Ты обязан ходить по этим лестницам, пусть даже ты заблудился! Ты не один!
Ты обязан важничать, потому что... действительно важен! Для меня!
Ты обязан возноситься до небес, потому что... похож на ангелочка! Когда молчишь!
Ты обязан говорить!
Грудь Драко чуть вздрогнула, и Гарри услышал под своей рукой первый волнующий удар. Потом второй, третий…
Извини, Малфой, ещё немного интима — не теряя ни секунды, Гарри отдёрнул ему рукав, чтобы убедиться в том, что… был прав.
Прав. Тёмная метка.
Захотелось крикнуть на весь замок — спасите! Но что толку? Никто не услышит. Никто.
Тёмная метка горела яркими фосфоресцирующими красками, как бы говоря: вот ещё одна смертная рана, Поттер. Я, как и ты, всегда прав.
И мне нравится убивать медленно и тихо…
Плевать. Плевать на твои раны и знаки, Реддл! Дыши, Драко! Дыши! Не переставай дышать! Я дышал с тобой вместе! Это почти как переливание крови. Переливание жизни. Ты слышишь?
Переливание души.
Когда Драко зашевелился, приоткрыв рот, как выброшенная на берег рыба, Гарри снова укутался в плащ-невидимку.
* * *
Кажется, он наткнулся на Филча, когда шёл из Выручай-комнаты… Потом...
Драко судорожно выдохнул.
Вся грудина болела, словно по ней ударили тяжёлым молотом. Голова, рука, челюсть, шея, плечо, спина — всё болело.
Выворачивало. Мутило. Жгло.
Весь продрогший от пота, Драко попытался сесть и раздышаться, как учила мать.
Язык едва ворочался. Пальцы синие, почти чёрные.
К Снейпу?
Ни за что.
В госпиталь?
Никогда.
Ну?..
Драко осмотрел расстегнутый рукав. Поднял ткань. Тёмная метка живо напомнила ему обо всём, что случилось и что должно случиться.
Жив?
У него не было абсолютно точной версии произошедшего, но совершенно ясно — он ещё на этом свете. Дела не так уж плохи. Вернее, хуже некуда.
Дыхательная гимнастика помогла или ещё что-то — Драко добрался до Слизерина. Отмахнулся от сидящих в гостиной. Позволил Панси налить себе глоток бодрящего. Посмеялся над шуточками Крэбба. Отклонил просьбу сыграть на рояле. Сослался на утомление, на важные дела, на снегопад, на... Доковылял до комнаты… Лёг не раздеваясь.
— Можно мне посидеть с тобой?.. Я ведь не мешала тебе весь день, как мы и договаривались!
Она села в дальнем углу на комоде, смущённо улыбнулась.
— У тебя смерть в изголовье стоит.
— Смерть?
— Я её вижу. Вот стоит. Но про это нельзя рассказывать.
Хоть тысяча чертей!.. Драко закрыл глаза.
— И как же она выглядит?
— У неё длинные серебристые волосы... Прямой тонкий нос... Тс-с!.. Она надевает капюшон... Глаза серебристые…
Миртл прошептала ещё что-то, но совсем тихо.
— Это хорошо... — Драко нарисовал на внутренней стороне век знакомый до боли образ.
Самый близкий человек на свете.
Смерть.
* * *
Когда Драко скрылся за стеной из дикого камня, Гарри вернулся на вечеринку, чтобы никого не обидеть.
Он завёл разговор о лечебных зельях. Тему поддержали Слизнорт и Гермиона.
— Эти четыре компонента я покупаю в маггловской аптеке и некоторые другие тоже.
— Довольно опасно, скажу я вам. Там никогда не отмечена лунная фаза и конкретное место сбора трав. О порошках я вообще молчу.
— А я считаю, что важнее уметь вовремя воспользоваться тем, что под рукой. Мои родители-стоматологи...
Гарри узнал всё, что хотел, и снова отлучился в туалет. Ненадолго.
В Гостиной Слизерина всё ещё сидели. Среди прочих был Снейп.
Гарри, знавший пароль Слизерина, тихонько просочился и отыскал комнату старосты...
Первое, что он увидел, это лечебное зелье, стоящее на столике возле постели.
То самое, о котором шла речь. Неужели Снейп принёс? Ну, конечно — один Пожиратель смерти печётся о другом!..
Драко спал.
Гарри присел на краешек постели — невидимый, но ощутимый. Очень взлохмаченный.
Первый выдох после сумасшедшей и утомительной суматохи. Да, Малфой, умеешь ты задать жару!
Гарри высунул из-под плаща руку и потрогал сонную артерию на шее Драко и осмотрелся…
Где я, собственно, нахожусь? Вероятно, где-то между разумом и сердцем. Между сном и явью. Между молчанием и словом.
Завтра я всё так же буду охотиться на тебя, дракон. Просто потому, что могут пострадать люди.
Уже пострадали.
Ты.
Но сейчас... Я пришёл без оружия. Хотя бы ради этого — будь человеком! Не стреляй! Я абсолютно безоружен, Малфой! Неужели ты станешь стрелять в безоружного?
Драко пошевелился. Пальцы Гарри на всякий случай напряглись, изображая эшафотный узел.
«Ещё как стану, Поттер!»
Казнь через удушение, Малфой. Не представляешь, сколько раз я приговаривал к ней свою подушку.
Убирайся, Поттер, не доставай меня своей участливой добротой.
Я уйду. Но тебе лучше принять как аксиому то, что я чувствую.
Что ещё? Может, хватит?
Я не такой уж сиволапый ящер, как ты рассудил, Малфой. Просто я немного чуть более... тёплый. Горячий. Живой. Послушай, во всех смыслах для меня это очень трудно — постоянно пытаться найти оправдание своему горению.
Тогда, в Лондоне, у тебя вообще не было права переходить дорогу. И сейчас.
У Паркинсон тоже не было права подмешивать всякую ерунду в напитки. Но она это сделала, отомстив тебе за то, что ты забыл в гостиной её письма, а потом смеялся, когда их читал весь Слизерин. На свете только один Драко Малфой — самовлюблённый, смазливый тип, беспредельно тупой, достойный, чтобы болтаться на виселице. Но я-то почему? Очень логично, Паркинсон! Может, наоборот надо было сделать? Не мне зелья, а Малфою! Полфунта!..
«Я и сделала наоборот! Хотела, чтобы Малфой влюбился в тебя и немного помучился! Совсем чуть-чуть!»
Малфой не может влюбиться — ни с зельем, ни без зелья. Это же Малфой! У Малфоев в крови противоядие от любви во всех смыслах и формах. Если ты ещё этого не поняла, то я могу тебе это сказать точно! Точнее не бывает!
«Гарри! Я действительно положила зелье Малфою, а не тебе!»
Ненавижу позёров и пижонов!
«На это я и рассчитывала!»
Какая-то в твоих расчётах ошибка произошла. Это как затягивающаяся удавка. Двое в одной петле. Ты хоть знаешь, каково это, Паркинсон?
«Я мечтаю об этом!»
Гарри расслабил пальцы, вспоминая, как не убил Малфоя…
Надо было.
...Серебристая тень склонялась всё ниже. Лань, пришедшая к водопою.
Драко взял бледную простёртую к нему ладонь, и приблизил к губам. Перстень с камнем цвета запекшейся крови. Тёмная метка. Поцелуй в запястье и пальцы…
Гарри чуть не отдёрнул руку от пронзившей его нежности. Тёплый выдох на мгновение парализовал мозг.
Да, Малфой, это просто незаконный арест какой-то! Срок — минут на пятнадцать! Лет на пятнадцать! Строгого режима! Только бы Снейпа нелёгкая не принесла!
Шаги за дверью...
Как пить дать — сейчас кто-нибудь сунет свой нос!
Гарри тихонько прокрался на двух пальцах вниз по щеке Драко. Кожа как глазурь на торте. Тает.
Торт изо льда. Из снега.
Драко что-то пробормотал во сне. Кажется, по-французски. Его губы продолжали преследовать таинственную руку. Он весь превратился в ручей.
«Я хочу этого, и боюсь! — ещё раз сказал Драко склонившейся над ним серебристой тени. — Помоги мне!»
"Я обещаю", — ответил призрак.
«Не уходи!»
"Я всегда рядом"
— Я знаю, что не справлюсь! Я боюсь, что справлюсь!»
"Я обещаю помочь"
«Прошу тебя!»
"Я сделаю это за тебя, когда ты опустишь палочку. Я даю Непреложный обет..."
Смерть склонялась всё ниже.
Mon Dieu! Если бы только возможно было… не становиться последним камнем, который перевесит чашу беды!
Пусть лист останется чистым. Как будто не скрипело и не ломалось перо, не сочились кляксы. Не струились летящим росчерком кресты вдоль и поперёк. Не вымарывались буква за буквой целые предложения. Не разлеталась во все стороны порванная в мелкие клочья бумага.
Как ни старайся, всё равно лист останется белым, невредимым и чистым. Он всегда будет лежать передо мной. Каждый раз, предлагая написать всё ещё раз...
Гарри неожиданно увидел яркую магическую петлю, которая обвила их запястья, начертив восьмёрку.
Что за чертовщина?.. Померещилось?
Действующих лиц в этом странном театре теней было отнюдь не двое.
Больше.
* * *
Гарри приставил палочку к подбородку Драко, а другой рукой придержал за плечо, пытаясь уловить момент, когда проснувшийся слизеринец сообразит, кто перед ним и что происходит.
Это не вторжение инопланетных тварей, Малфой! Можно не орать?
Драко смотрел на склонившуюся над ним тень, крайне обеспокоенный невразумительностью своего положения. Его сковывала усталость. Боль. Тишина. Впервые в жизни он не запер на ночь дверь, и вот результат — враги тут как тут. Оседлали и взяли за жабры.
Потрясающее вражье чутьё — идти на заранее готовую победу…
Драко быстро прикинул возможные способы работы над ошибками.
— Нет здесь больше никого, Малфой! Перестань трястись от ужаса!
Гарри окончательно скинул плащ-невидимку, чтобы кроме головы и кистей рук стало видно всё остальное.
— Поттер?
Лицо поджарым калачиком, обрамлённое вихрастой чёрной гривой. С двумя блюдцами глаз и плотно сжатыми полными губами. Родинка на подбородке.
Драко огляделся…
В комнате действительно больше никого не было. Сквозь узкое мозаичное окно, покрытое инеем, проникал лунный свет, и казалось, что пространство освещает большой матовый светильник.
— А ты кого ждал?
— Ждал?.. — Драко чуть не поперхнулся. Неужели нет никакой неотложной возможности отомстить за столь вероломные махинации?!
— У тебя санкция на арест или орден Феникса в карманах, раз ты посмел сунуть сюда своё вонючее рыло, Поттер?
Драко ещё раз внимательно пошарил глазами по углам.
— Я окружён? Или что? Что за партизанщина?.. Да убери палочку, идиот!
Гарри медленно убрал палочку в карман.
— Ты окружён, Малфой. С четырёх сторон. Окружён страхом, отчаянием, одиночеством, злобой. Но я здесь ни при чём.
Уф!.. Драко облегчённо выдохнул.
Он окончательно проснулся. В голове обрывками тумана всё ещё бродило сновидение — чёрная река, уносящая в открытое море седые осенние листья.
— Какого чёрта лысого ты сюда притащился, Поттер? Ты думаешь, что так запросто можешь расхаживать по моей территории? Это мои владения. Я здесь хозяин.
Драко небрежно раскинул ноги в ботинках, пнув Гарри подошвой.
— Конечно... Малфой.
Гарри встал с кровати, деловито уперев руки в бока, подошёл к столу и осмотрел лежащие там вещи.
Книги, фотографии, перья, газеты, ноты... Зарисовки коридоров Хогвартса со схемами и планами дверей, лестниц, окон — всё в пометках и стрелочках. Факультетские журналы, конфеты, небольшого размера пёстрые ракушки. Дребедень, которую Драко конфисковал у первокурсников, внушая им мысль о недопустимости волшебникам пользования маггловскими вещами. Драко обожал следить за чистотой и соблюдением правил этикета. Особенно за обедом. Все слизеринцы буквально смотрели ему в рот и старались не посрамить себя отсутствием манер. Драко галантно давал затрещины и с издёвкой отчитывал за дурной английский. Все знали, кто автор расхожих листовок с пасквилями про Поттера и преподавательский состав.
— По всей очевидности, Малфой, Слизерина тебе мало?.. Ты решил весь Хогвартс к рукам прибрать? Это твоё орденское задание? Ты этим занимаешься как Пожиратель, да?
Гарри заметил коробок спичек и зажёг свечу.
— Слушай, Поттер, ты меня достал. Скажу тебе прямо — мне слегка нездоровится. Давай отложим разборки, по крайней мере, до завтра. Завтра я поговорю с тобой на равных. Но — завтра.
— Правда? А что с тобой такое? Белокровие? Желчь? Язва? Белая горячка?
— Я не шучу.
Гарри не хотелось вступать в длинные и затейливые прения, но это был единственный способ подавить в себе внезапно накатившую яростную неприязнь. Хоть какой-то шанс сбить высокий градус.
— Ты, Малфой, конечно, большой мастер сыпать заклинаниями, размахивать палочкой, разглагольствовать, хвастать, что служишь великому Волдеморту... Но Хогвартс тебе не взять голыми руками. Слизеринцы и твои прочие обожатели — гнилой народец. Даже среди них не найдётся кретин, который пожертвует своей жизнью ради твоих затей. Из тех, кого я знаю — никто.
— А ты что же это... больше не обожаешь меня до смерти, Поттер?
— Больше не обожаю. И знаешь почему? Потому что ты принимаешь это, как должное. Вот что гадко. Принимаешь как дань своим достоинствам, талантам и совершенствам. Ты ведь — идеал? Тебе, как и твоему хозяину, нужны жизни, сложенные к ногам... Сколько?
Драко нашарил под подушкой палочку и, вытащив, положил рядом на одеяло. Чтобы гриффиндорец не слишком забывался.
— Хватит и одной.
— Брось, Малфой! Очень скоро настанет момент, когда все увидят твоё истинное лицо — трус и негодяй! Да что там! Поверь мне на слово, уже одно то, что тебе плевать на других людей, заставляет сомневаться во всех твоих достоинствах!
Опять Поттер поёт свою старую серенаду.
Зануда.
Циник.
Зануда.
— Кого ты имеешь в виду под людьми? Здешний сучий сброд?
— Может напомнить тебе маленький эпизод с письмами Панси Паркинсон?
— Ты-то здесь с какого боку? Мои отношения с Паркинсон вообще тебя не касаются.
К чему ты клонишь, Поттер?
Гарри перевёл взгляд на Драко, спокойного и колючего, как хвойный лес в феврале. Нельзя было выдавать Панси на съедение этого отморозка.
— Я не лезу в твою жизнь, но это действительно был паршивый случай.
Драко выпустил ухмылистый смешок.
— Ты просочился сюда в два часа ночи, разбудил, чуть не вытряс из меня душу, и всё для того, чтобы намекнуть, как я некорректно реагирую на предложения руки и сердца?
Гарри так давно не говорил с Драко наедине, что теперь не мог остановиться, даже если бы захотел. Он был намерен высказаться. Вспомнить глупые детские неурядицы и недавние контры. Лишь бы говорить.
Драко внимательно слушал. Свечи, хлопушки, шары, конфетти... Что ты ещё принёс, Поттер, чтобы украсить мой рождественский стол?
— В школе полно людей, об которых ты просто ноги вытираешь, Малфой! И всё лишь по той причине, что ты чистокровный волшебник благородных кровей, а они нет? Каким же мизантропом надо быть, чтобы найти столь мелкий повод унижать других! Ты просто гадливый сноб с больным самолюбием и воображением! Знаешь, я не удивлён, что ты стал Пожирателем смерти! Вы пытаетесь насадить некую высшую мораль, но делаете это при помощи насилия, обмана и культа личности! И дело даже не в крови! Положение человека вы определяете маниакальной приверженностью к некоей идее избранности! Если бы ты изучал внимательнее историю магглов, ты бы давно понял, что у таких сообществ короткое будущее, если оно вообще есть!
— Не скажи. Плебеи всегда жили, и будут жить под руководством правящей элиты и её идеологии. А властвует всегда тот, кто прав в определённых, подходящих к моменту действия, вопросах. Моменты меняются, меняется правда, меняется власть. Остаются только одна неоспоримая истина — судьба. Судьба быть тем, кто ты есть.
— Лучше припомни то, как плебеи срывали головы перлам вроде тебя!
— Плебеи всегда ненавидели абсолютный закон. Не стоит пытаться перемешать людей, неравных по развитию и положению. Это бред. Не удивительно, что зачастую правление принимает форму диктатуры, а сопротивление форму революции.
— Это бред, потому что...
Когда Гарри закончил длинный монолог, Драко выдержал задумчивую паузу и сказал:
— Я вовсе не хочу, чтобы кто-то жертвовал собой ради меня. Это неприятно. Зачем? Я готов принять смерть сам.
Гарри несколько поставил в тупик этот ответ. Ядовито-нежные и вычурно-театральные интонации Драко казались очень естественными.
— И я вовсе не хочу, чтобы меня кто-то любил. Паркинсон... или кто там ещё?
Высокомерие и чванливость, но без прежнего задора. Без невыносимой улыбки. Весьма зловеще.
— Могу сказать в лоб ещё одну вещь, Поттер — у меня есть невеста во Франции. Ты бы лишился остатков ума, если бы увидел такое чудо.
— Блондинки не моя слабость, Малфой.
— Я заметил, что ты предпочитаешь во всём рыжих. Могу побиться об заклад, что в скором времени ты примкнёшь к династии рыжих. Однако твои странные отвратные потуги сделать меня фениксом в прошлом году я запомнил... Терпеть этого не могу. Сказать всё же , что я об этом думаю?
— Нет.
От кожи и волос Драко исходило матовое свечение, и он казался рождественским парафиновым ангелочком. Но у Гарри кровь в жилах бушевала как адское пламя.
— Ладно… Не стоит горячиться, Поттер, — вальяжно вздохнул Драко. — Всё это — пройдёт. Не останется ни магглов, ни волшебников... Да впрочем, какие мы волшебники… Жалкое отродье! Хуже сквибов!.. Скоро — независимо от того, кто победит в войне — не останется ни чистоты, ни преданности, ни бескорыстности, ни свободы. Всё поглотит бесстыдство, бесчестие, безразличие, похоть, тупость, гордыня и алчность. Скоро люди вообще не смогут любить друг друга.
— Так никогда не будет, Малфой! Как бы сильно тебе подобные этого ни добивались!
Драко угрюмо сдвинул брови: так исказить теорию чистокровности!
— Слушай, Поттер, проваливай подобру-поздорову. Говорю же тебе — я болен.
Гарри с каторжным трудом подавил в себе желание закричать. Закричать так, чтобы Драко оглох. У него сжалось сердце от вопиющей несправедливости того, что творится между ними.
— Может быть и болен…
Гарри дрожащей рукой взял со стола лечебное зелье и протянул Драко.
Это был, пожалуй, самый правильный жест за весь вечер. Гарри не сомневался, что с ног до головы покрыт багровыми пятнами, как леопард.
— Тогда выпей лекарство!
Хотя бы ради этой моей чудовищной усталости от погони за твоим упрямством. Ради моей бешеной невозможной усталости тебя переубедить.
Драко, почуяв какой-то явный перегиб со своей стороны, послушно взял зелье и глянул на этикетку.
— Хочу, чтобы ты выпил лекарство! — выпалил Гарри. — И нельзя валяться на постели прямо в ботинках!
Драко осторожно ухмыльнулся и открыл крышку. Понюхал.
— Ты сам-то в курсе, что за дрянь приволок, и от чего лечить меня собираешься? Это Слизнорту можешь морочить голову, а уж я-то знаю, что в зельях ты профан.
— Без разницы от чего.
Слегка коснувшись языком пузырька, слизеринец продолжал глумиться:
— Чувствуется рука!.. Ты что, побывал в своём плаще-невидимке в закромах Снейпа? Простота, как верно подмечено, хуже воровства!
Прикрыв глаза, он сделал глоток.
Его привычка медленно прикрывать глаза длинными ресницами вызывала какое-то глупое нежное чувство. Драко всегда смотрел глаза в глаза. Но когда глаза были прикрыты, он, казалось, был где-то далеко. В такие минуты Гарри ещё внимательнее слушал нескончаемый поток бесцеремонных острот, презрительных подковырок, обидных насмешек и ехидных замечаний, стараясь найти хоть кусочек дружеской нежности. Кусочек той уклончивой, осторожной, недоверчивой и завуалированной любви, за который можно всё простить и оправдать…
Гарри присел на кровать осторожно стащил с него один ботинок. Потом второй.
Немая сцена.
— А это зачем?
— Затем.
— Это наказание какое-то, Поттер! Я же сказал тебе, чтобы ты не рассчитывал на консенсус до конца войны
— На что можно рассчитывать рядом с тобой? Только на зубоскальство.
Драко привстал и, демонстративно сняв пиджак, швырнул его в Гарри.
— Ладно, отнеси всё в шкаф! Давай, прислужи, раз того желаешь!
Гарри скрипя зубами, пошёл к шкафу. Пиджак волочился по полу как дохлая летучая мышь.
Да, Малфой, как же хорошо было не знать о твоём недуге. Теперь даже в морду дать неудобно. Видел бы Рон, как ты лихо заставляешь меня прыгать в обруч и ловить колбасу на задних лапках... Ладно, ещё раз похожу в шкуре Гойла. Заодно исследую шкаф.
— Эй, аккуратней! На этом пиджаке одна пуговица стоит больше, чем весь твой вшивый гардероб!
На голову Гарри приземлились брюки. Целый парк бескультурья имени Джорджа и Фреда. Ну и ночка!
— И достань из комода пижаму, Поттер! Неси сюда!
Гарри оперативно проверил содержимое вешалок и полок, заглянул в обувную коробку.
— Чего ты там копаешься, Поттер?
Потом схватил с комода первый попавшийся подозрительный предмет и спрятал в карман.
— Я разочарован, Малфой, что у тебя нет пурпурной мантии с горностаем.
Драко сидел на кровати и безуспешно пытался вызволить пуговицы из петель. Но ослабшие пальцы не слушались.
— Поди сюда, Поттер! Помоги!
Гарри помог Драко снять рубашку.
— Не очень-то лапай мою одежду! Руки у тебя грязнее, чем у рудокопа!
Драко придирчиво разглядывал то ткань, то гриффиндорца.
— Вообще не думаю, что это теперь ототрётся! Ты просто свинья, Поттер!
Гарри разрывался между двумя желаниями — отомстить и улыбнуться, но тут в поле зрения появилась Тёмная метка…
— Я слышал, Поттер, что Снейп обучал тебя легилименции и защитам? — продолжал Драко, натягивая пижаму. — Представляю, как он намаялся!
Гарри вздохнул.
— Мог бы и поблагодарить меня.
— Это за что же?
— За пуговицы.
— За пуговицы?.. Ты тут прямо на глазах устраиваешь в моей комнате обыск, а я ещё должен с тобой любезничать? Ты не всё успел проверить, пока я спал? Мне уйти, что бы ты мог закончить? Или мне лучше спать лечь? Притвориться, что я не понимаю цель твоего визита?
Драко направил на Гарри волшебную палочку.
— Давай, выворачивай карманы! Посмотрим, что ты успел стащить!
Гарри нехотя вынул из кармана камертон.
— Что за вещь такая, Малфой?
— Забирай. У меня абсолютный слух, а тебе может и пригодится котлеты кушать.
— Магическая вещь?
— Более чем.
Гарри припрятал странный предмет обратно в карман — для подробной экспертизы.
— У тебя, Малфой, две досадные крайности в характере. Ты либо молчишь, либо болтаешь, как заведенный. И всё не к месту. А пиджак твой и так весь в пыли.
— На чистом пятна выглядят ярче.
Драко продолжал жонглировать словами-кинжалами. Блестящие кинжалы летали по всей комнате. Вонзались рядом. В миллиметре.
Гарри едва не вывихнул зубы, и чуть было не сломал палочку в кармане, пытаясь не выпустить на арену Силентиум.
— Бывает грязь, которую не ототрёшь, Малфой.
Гарри сел рядом с ним на кровать.
— Можно ближе посмотреть? — кивнул он на метку.
— Что значит — посмотреть? Я не музейный экспонат, Поттер.
— Обещаю, что сразу же уберусь отсюда и никому не скажу. Обещаю!
Драко закусил губу, подумал секунд двадцать, потом протянул руку, сжав ладонь в кулак.
Гарри придвинулся и аккуратно взял Драко за локоть и запястье...
Да, Малфой, в этот раз ты, похоже, попал по-крупному.
Не я один, Поттер.
— Может, скажешь, наконец, во что ты ввязался? Тебя заставили?
— Никто меня не заставлял!
— Знаешь заклинание «Сектусемпра»?
— Никогда не слышал.
— А про Принца-полукровку слышал?
— У меня других забот хватает.
Гарри накрыл Тёмную метку своей ладонью — шрам тут же прострелило.
Видишь, как легко стало?
Легко?.. Знал бы ты, Поттер, как болит эта штука!
Как шрам у меня на лбу.
Тебе легче оттого, что ты увидел её?
Мне легче от того, что у нас теперь одна боль на двоих.
И что дальше?
Гарри, надавив, разжал пальцы Драко, собранные в кулак.
Я хочу совершить прогулку вдоль вот этой волнистой линии на ладони. Линии сердца. Линии побережья. Линии огня.
Я не хочу. Вода ледяная.
А это чьи следы на песке?
Того, кто уже там. Всегда там.
Где?
Далеко.
— Честно говоря, Малфой, я думаю, что ты находишься под Империусом. Заторможенный какой-то.
— Исключено.
— Ты под Империусом, дурень! Этот Снейп…
— Нет.
Драко глянул куда-то поверх его головы. Потом попытался вытащить руку.
Гарри сжал пальцы. Глупый детский трюк, Малфой. Что там?
— Эта метка, Малфой — бомба с часовым механизмом. Когда она взорвётся, все пострадают, так или иначе. Все. А ты — больше всех.
Возможно.
Я хотел бы вырвать с корнем эту боль, но не знаю как!
Я хотел бы вырвать с корнем эту боль, но не знаю как!..
Гарри погладил его руку, словно зверушку, попавшую в капкан.
Со всей незаметностью, на которую только был способен.
Как раз то, что нужно для слежки за молчаливой, хрупкой, злопамятной, требовательной, хладнокровной, переменчивой любовью.
Перестань, Поттер, ты смешон, как слон-акробат! Курица своей лапой не может вышивать крестиком или расписывать батик. Отстань. Не мучай меня мыслями о том, что я хотел бы воплотить, но не могу. Воплотить музыку, которую слышу. Не мучай меня воспоминаниями о бархатных пальцах. О ком-то, чьё прикосновение недоступно и бесценно. Кому не надо ни слышать, ни видеть, ни осязать, чтобы понимать и играть мою музыку. Не воображай, что сможешь подделать это прикосновение. Что сможешь проникнуть в меня, стать моим внутренним «ты», стать самым близким и самым далёким, самым невидимым…
Оставайся лучше самим собой.
Диссонансом. Разладом. Противоречием.
Ошибкой. Неудачей. Провалом…
Драко снова переместил взгляд.
Гарри быстро обернулся.
Возле комода метнулось какое-то призрачное свечение и растаяло.
— Что там?
— Да так… В Хогвартсе гораздо больше призраков, чем ты думаешь.
— И как они выглядят?
Драко быстро опустил ресницы, чтобы из-за всколыхнувшегося сильного чувства ненароком не выдать очередную тайну.
Гарри окатило волной и пеной. Что за Бермудский треугольник!
Он растерянно прильнул губами к уху Драко, чтобы шепнуть что-то вроде «спасибо» или «спокойной ночи»...
Он сам не понял, что шепнул. Что-то вроде «пока» или «прости»…
Какая разница? Главное, чтобы Драко разобрал.
Пусть возьмёт это слово и сложит из него очередной пасквиль.
Но только про нас двоих. Без чего-то третьего и лишнего.
— Я не знаю... — с досадой проговорил он в дверях, — …что случится с нами потом или через тысячу лет, но сейчас… я люблю. И это не связано ни с войной, ни с миром, ни с зельями… Только со мной.
Когда Гарри ушёл, Драко встал и перебрал нотные листы. Поискал нужную страницу.
Из кипы бумаг змейкой выскользнула чёрная ленточка и застыла на полу. У ног.
И если бы не талант извлекать из всего вдохновение, маэстро Драко Малфой умер бы от грусти.
* * *
Драко застал Миртл плачущей.
Девочка сидела, обхватив колени руками и положив на них подбородок. Гримаса на лице напоминала широкую улыбку страдания. Она сидела в луже собственных слёз. Большая ванна рядом была заполнена почти до краёв.
Было бы нелепо спрашивать «что случилось» в подобной ситуации.
— Ты что, намерена потопить Хогвартс?
— Да! — крикнула маленькая ведьма.
Не будь здесь ванны, вода бы полилась на второй этаж. Потом на первый. Потом бы залила подземелье...
Она, эта девчонка, могла устроить всемирный потоп. Пора ковчег с голубями строить.
Хоть это и было совершенно бессмысленно, Драко решил принять хоть какие-то меры, чтобы предотвратить конец света.
— Слушай, неужели есть столько поводов, чтобы по сотню раз на день реветь белугой?
Один точно есть. И его достаточно. Хватит и половины. И даже капли.
— Я не реву! Не реву! Не реву!
Я тоже. Просто осточертела эта школа. Что ни день — гора порицаний и недовольств, замечаний, подковырок. Ни одной приличной отметки за два месяца. То «неплохо, но...», то «в целом недотягивает, но...», то «могло быть и лучше...»
Но?..
Толстая. Чёрная полоса прибоя. Тонкая белая полоса суши. Вдвоём с тобой мы бы нарисовали море.
Девочка-призрак затихла, и подул лёгкий бриз…
Ещё один печальный соблазн утопиться, Офелия.
— Но тебе ведь тоже очень грустно?
Мы все утопленники своих морей. Своих пустынь.
И сегодня мы все просто чуть вышли из своих берегов. Спасите наши души.
— Нет. С чего ты взяла?
Просто опять снилась седая полоса побережья и вращающиеся пенные воронки на гребнях. Огромная фиолетовая туча, расшитая мерцающими зарницами, нависла над пропастью…
Море. И руки, руки, руки среди волн… Зовущие за собой, молящие о пощаде, тянущиеся, чтобы разбудить…
— Так, показалось.
Драко прошёлся к окну. Мозаичная русалка по обыкновению вынула трезубчик и принялась расчёсывать бесконечные зелёные волосы.
— Я мёртвая! Какой ужас!.. — глаза Миртл снова потекли и растаяли, она запищала и завыла как волчонок. — Я умерла! Мёртвая!..
— рано или поздно все умрут, Офелия.
Вы уже не вернётесь, сударь!
Прощайте!
Ни разум, ни сердце не спасают, сударь! Это выбор крови!
— Это очень хорошо!
Незначительный промах бытия.
— Да, это хорошо.
Моя душа! Моя кровь!
Прощайте, сударь!
Я держу! Держу тебя!..
— При жизни я думала, что у меня очень красивая душа!
Она перестала плакать. Взлетела и закружилась под потолком, исполняя танец номер двести пятнадцать.
Потом нырнула в ванну с собственными слезами. Достала волшебную палочку и наколдовала стайку маленьких рыбок, жёлтые кораллы, дельфинов, медуз, затонувший корабль...
Когда она вылезла из ванны, то вместо ног у неё болтался рыбий хвост.
— Но теперь я знаю, что она такая же! Такая же! В очках, прыщах и тощих косичках!
В слезах.
Миртл снова отчаянно заскулила. Море опять превратилось в сортир. Спасите наши души.
Драко приподнял рукав и показал девчонке Тёмную метку.
— Знаешь, что это?
Миртл затихла, помялась, но ответила.
— И ты знала мальчика по имени Том Реддл?
— Конечно. Он ведь был самый красивый в школе.
— Это всё?
— А ты — тоже из их числа? Да?
— Сомневаешься?
— Нет.
— Тогда рассказывай.
— Ну... Когда я увидела, какие красивые мальчики в Слизерине, то захотела учиться там. Но Шляпа распределила меня в Когтевран. Я была в обиде на своих родителей-магглов. Ведь это из-за них меня не взяли в Слизерин.
— А кто были твои родители?
— Магглы из магглов. Мама книг никогда не читала, но была довольна, что я сама научилась читать в четыре года. Даже гордилась этим. Она любила пиво и сигареты, слушать радио, любила ругаться с бабушкой и с соседями. А папа пьянствовал и работал на бензоколонке. Потом я узнала, что он мне не настоящий отец. В школе меня ненавидели. Я была уродиной, но все завидовали моим способностям. Одна девочка дружила со мной, но потом я узнала, что ей надо было просто у меня списывать — я прочитала её мысли. Она была красивой. Я позволяла ей списывать. Но потом я ей отомстила. Я подожгла её коллекцию открыток, а она бросила в грязь мои книжки... Когда пришло письмо из Хогвартса, то мама была рада избавиться от меня. Она бросила отчима и жила с другим мужчиной. Я слышала, что мой настоящий отец умер в исправительной колонии. Его убили... Ну что, дальше рассказывать?
— Рассказывай про Тома Реддла, Офелия.
— Ладно… У слизеринцев был кружок. Тайное общество. Там было много красивых мальчиков. Я всегда понимала и разделяла их идеи. Идеи превосходства магии над жизнью. Я и сейчас их разделяю. Я думаю, что Волшебный мир разрушится, потеряет свою особенность, если тесно пересечётся с миром магглов, переймёт его манеры и традиции. Но и слишком отдаляться тоже нельзя. В целом я считаю, что эти два мира, как бы тесно они не были переплетены, всегда будут враждовать. При жизни я мечтала работать в Министерстве. В кабинете по проблемам внешних политических связей Волшебного мира с миром магглов. И вообще — я хотела создать другой волшебный мир. Получше этого. Ещё более волшебный... Хоть я и была маленькой грязнокровкой, я поставила себе цель — войти в слизеринское общество любой ценой. Том Реддл заинтересовался мной, даже дал мне поручение — раздобыть кое-какие старые книги в когтевранском хранилище.
— И что?
— Я раздобыла. Там были какие-то сложные заклинания на старой латыни. Какие-то крестражи. Длинные формулы зелий... А потом я умерла, сам знаешь.
— Стало быть, ты украла книги?
— Я взяла их на время. Только вернуть не успела. Когда я пробралась в хранилище, то путь мне преградила Серая дама. Ты, говорит, делаешь это не только себе на беду, но и многим другим. Я не послушала.
— А потом?
— Она сказала, что я умру, как и она, если возьму эти книги… Серая дама оказалась права — я умерла!
Плакса Миртл завыла в голос.
— Мне очень нужно было попасть в кружок Тома Реддла! Тогда бы никто не посмел смеяться надо мной!.. Все виноваты в моей смерти! Все! Особенно этот Том Реддл!
Драко с грустью смотрел на неё.
— Скажи, как выглядела эта книга?
— Маленькая такая! В тёмно-зелёном переплёте!
— От руки написана?
— Да. А что?..
Как же просто отвечать с места, госпожа судьба! А вызовут к доске — попробуй!.. На линии огня. Под рвущимися снарядами глаз, придирчивых насмешек и бескомпромиссных суждений. Кому это всё нужно?..
Драко отстранёно рассматривал картины Страшного суда на стенах кабинета по Защите от Тёмных искусств.
— Мистер Поттер ответит нам на этот вопрос! — Снейп с навязчивым вниманием расхаживал между столами.
— Что, сэр?.. Какой вопрос?
— Я спрашивал не вас, мистер Малфой.
Гарри встрепенулся на своей парте. Продрал глаза и машинально потянулся к учебнику.
— Какой вопрос, сэр?..
Вызывая огонь на себя, Гермиона подняла руку.
Но.
Что — но?
Руки, руки, руки…
Почему нельзя без расспросов, без комментариев, без определений, просто сдаться тебе в плен, Поттер? На несколько минут. На час. Я согласился бы на любую непечатную версию, только бы немедленно выдали бинты, спирт и жилетку. Без запретов, без правил, без принципов.
Море накрывало узкую полоску каменистого берега. Волны бились о невидимые руки-мосты, протянутые от одной души к другой.
Я держу тебя!..
Держу!
* * *
Постоянная слежка за Малфоем ни к чему не приводила. Слизеринец, казалось бы, вёл себя спокойно и расслабленно. Он, как ни в чём не бывало, сидел за столом в Большом зале и наблюдал за Кэти Бэлл, читал «Высшее зельеварение» или любезничал с Паркинсон. Цвет его лица принял обычный оттенок. И хотя улыбаться он так и не начал, Гарри на какое-то время почувствовал облегчение.
Неужели они никогда больше и словечком не перекинутся? Это ж надо!..
Гарри почти ничего не пришлось делать, чтобы Джинни Уизли решительно переключилась с Дина Томаса на него. Он задумался о возможных серьёзных отношениях с Джинни, и вся блажь, которая застилала его разум, когда он думал о Драко, уходила на десятый план.
Вот он, путь спасения.
Элементарный.
Ну... не очень элементарный.
Хвала небесам, что Джинни умеет в таких ситуациях взять бразды в свои руки.
Дело осталось за малым — сразиться со злом и уничтожить Волдеморта. Всё нормально. Надо только немного отдохнуть.
По пути в спальню, Гарри сбил нескольких человек, протаранил кордон братьев Уизли, которые расставили по всему коридору пакостные ловушки, врезался лбом в картину с привидениями, и напоследок чуть было не нырнул в лестничный пролёт…
Он стоял неизвестно на каком этаже. Этажом выше, если считать сверху. Шнурки на его кедах были развязаны и тянулись следом метров на десять. Один розовый, другой жёлтый. Мантия заляпана чем-то липким и вонючим. Волосы взлохмачены и дымятся.
Его внимание нечаянно привлёк Драко, беседующий с Дамблдором возле учительской. Профессор прихрамывал, и шёл с тяжёлой одышкой, выставив свою чёрную искалеченную руку на всеобщее обозрение. Другая его рука безуспешно искала опоры.
Слизеринец подставил плечо. Лицо Драко выражало сдержанную и вежливую абстракцию. Он даже не ухмыльнулся, когда прошёл мимо.
Дамблдор сделал Гарри утешительный жест и резвой инвалидной прытью скрылся в учительской.
Дело остаётся за малым — сразиться со злом.
И начать необходимо... с Малфоя!
Смерть.
Обед отменяется.
Гарри кое-как привёл себя в порядок и отыскал Драко на Карте Мародёров.
Следы вели за пределы замка.
В Хогсмит.
Так-так! Плащ-невидимка, палочка, шнурки… Ножницы или расчёска есть у кого-нибудь?.. Ну и ладно!..
Так… Неожиданно Гарри вспомнил о взыскании по Защите от Тёмных искусств, которое должен отработать через четверть часа.
А может плевать на это дурацкое взыскание?
Попробуйте, мистер Поттер! — Снейп скорчил все до одной мышцы лица. Словно приготовил для плевка.
Плевать!
Попробуйте, мистер Поттер!
Вот невезуха!.. А вдруг сегодня зло сделает ход конём? Как же без меня?
Может Рона попросить?
Снейп прошипел проклятье на языке египетской кобры.
Рон не согласится…
Кобра. Египетская. Почти три метра длиной. Дальность ядовитого плевка — два метра. Прицел — точнее не бывает. Охотится за мелкими грызунами...
Ладно, Малфой, вернёшься на своих двоих — уже неплохо.
А что если?..
Невезуха. Рон не согласится. Кобра. Зло.
* * *
Похоже, Исчезательный шкаф работает.
Драко наконец-то сообщил это известие двум Пожирателям за столиком в «Кабаньей голове».
— Я вообще не понимаю, зачем нужно ваше участие, господа. Я прекрасно мог бы справиться один.
Драко осторожно и последовательно нажимал на эту мысль.
— Тёмный лорд сказал, что это обязательно, Малфой.
— Ладно.
Дальше тянуть было нельзя. Волдеморт, как и обещал, незаметно оседлал главные министерские кресла, устроил побег из Азкабана, затем выписал распоряжения на отмену встречных действий Аврората. Отец, должно быть, уже дома.
И отец, и мать, и поместье — всё в руках Волдеморта…
Драко и связные условились о времени.
Две даты.
Первая — проверка. Далее — ход конём.
Теперь нужно, чтобы Дамблдор был в Хогвартсе.
— Передайте Тёмному Лорду моё почтение, господа.
Драко посидел ещё немного один. Хлебнул горькой настойки. Потом поднялся на второй этаж.
— Алохомора!
За все пять раз, что он бывал в Хогсмите с начала года, он ни разу не заходил сюда. Да, на дне этой старой чернильницы скрывается много переписанных набело страниц.
страниц пятьсот точно прошло с тех пор.
Дверь открылась.
Тысячу.
Как же непросто распутать узелок двух сцепившихся судеб. Как же просто. Один удар топора — и всё. Хорошо, хоть у меня хватило ума вовремя руку убрать. Вышло, конечно, грубовато, Поттер. Скажи спасибо, что тебе тоже пальцы не оттяпали. Я видел этот топор. Реди гоу.
Драко устало повалился на постель.
Сегодня рядом с тобой, Поттер, можно хорошо помолчать.
Призрак Гарри у окна улыбнулся.
Можешь молчать, Малфой, я всё равно слышу каждое биение твоего сердца.
Гарри подбросил на ладони волшебную монетку для встреч.
Вот всё моё состояние, Малфой. Я богач. Если когда-нибудь окажусь в открытом бурном море, то выброшу её. Загадаю желание — выжить, выплыть, выкарабкаться. И ты обязан будешь прийти мне на помощь. А пока... иди — по тонкому ребру, между «пан» или «пропал», между «да» и «нет». Очередное путешествие вокруг света. Вокруг темноты.
Драко вынул свою монетку.
Море всегда будет бурным, Поттер. Прольётся много слёз, но это будут... добрые слёзы. Настоящие, морские. Впрочем, что ты понимаешь в слезах, очкастый туалетный призрак! Унитазный карась! Филиппинский бычок!
Послушай, я всё ещё кричу: Драко! Драко! Драко!
Вот поэтому я и ненавижу тебя. Ненавижу твоё теперешнее отсутствие, твою способность находиться сейчас где-то в другом месте. Твою неспособность протянуть мне руку. Теперь. Перед всеми. Зная, что я не возьму… Я бы взял.
Врёшь.
Боишься?..
Подойди ближе. Теперь мне не дотянуться.
Драко! Драко! Драко!..
Драко оставил монетку на покрывале и ушёл.
* * *
— Я не хотел! Я не знал, как работает это заклинание!
Гарри уже минут пять крутил эту фразу.
Фраза сама собой крутилась, пока Снейп перетряхивал его рюкзак.
— Конечно, мистер Поттер, откуда вам знать как работает один из самых изощрённых приёмов Тёмной магии!
Гарри пытался спрятать мысли.
— Ну же! Где?
— Я читал… в библиотеке… не помню в какой-то книжке… случайно… Я не знал!..
Его всё ещё трясло от ужаса. Руки, коленки, зубы.
От того ужаса, который он сотворил с Драко. И от ужаса, который теперь творил с ним Снейп — легилименция.
— Ваше счастье, мистер Поттер, что я вовремя подоспел...
Гарри кивнул.
Лицо Снейпа стало похоже на череп. Висок пульсировал так, что тонкая прядь волос шевелилась.
— ...иначе билет в Азкабан, как самому жестокому малолетнему преступнику в истории Волшебного мира, вам был бы обеспечен! Пожизненно! Я бы с радостью свидетельствовал против вас, милейший, потому что не терплю лжецов...
— Сэр… простите... вы знаете контрзаклинание?
— ... и нахалов!..
— Откуда?
— Взыскание! Каждую субботу! В двенадцать! До конца года!
— Но, кви...
Снейп посмотрел на него как на чудовище, согнулся, и, взмахнув чёрными крыльями, улетел.
Квиддич…
Рон взял Гарри под локоть, когда тот ковылял в Гриффиндор. Весь перепачканный в крови Драко, вымокший, бледный.
Квиддич. А как же квиддич?..
Гермиона сбегала и отыскала в луже волшебную палочку, собрала рюкзак.
Постель показалась каменной.
— Гарри?.. Ты как, старик? — Рон держал в руках справочник по квиддичу.
Гарри не знал сколько времени прошло с тех пор, как он прилёг.
— Как Малфой?
— Ты только что спрашивал. Нормально всё с ним будет! Снейп сидел в госпитале два часа как приклеенный! Дамблдор носится как с писаной торбой! Прямо не Малфой, а сокровище!
— Не говори так, Драко же чуть не умер! — сморщилась Гермиона.
— Малфой первый начал! А если бы он в Гарри попал? Что тогда? Гарри защищался! Он имел на это полное право!
— Можешь говорить что угодно! Только не стоит уточнять, где нужно аплодировать и кому!
— Да если бы его папаша был на воле, он бы уже примчался и разделал нас всех под орех! Хогвартс бы закрыли!
— Лучше бы ты закрыл свой рот! Иди отсюда!
Гермиона заметила на щеке Гарри слезу, и, вытолкав Рона, сама села рядом.
— Во всём виноват учебник Принца! — сказала она тоном Мак-Гонагалл. — Я знала, что ничем хорошим это не закончится! Ты должен избавиться от учебника, Гарри!
— Гермиона, может, оставишь его в покое? — вмешалась Джинни.
Гарри удивленно повернул голову.
— Как я понимаю, Малфой собирался применить круциатус? Лучше радуйся, что у Гарри нашелся достойный ответ!
— Разумеется, я рада! — ядовито ответила Гермиона, — Но в этой Сектумсемпре, Джинни, тоже нет ничего достойного!
— Малфоя давно пора проучить! — буркнул Рон. — Ему досталось по заслугам!
— Я тоже так считаю, — Джинни сложила руки на груди. — Вы оба — дураки. Команда Гриффиндора осталась без капитана накануне такого матча!
— Это просто скотство! — добавил Рон.
— Да идите вы с вашим квиддичем! — Гермиона выхватила из рук Рона справочник и закинула за диван.
— Гол! — прокомментировал Рон.
Ни он, и никто другой — никто никогда не видел, чтобы Гермиона швырялась книгами.
Гарри был благодарен Джинни за то, что она делает всё, чтобы вытащить команду. Она блистала. Валькирия. Красавица. У Гарри не было сил сопротивляться этому обаянию. Этому напору. Своим желаниям.
— Погуляем в саду? Ты как?
— Давай.
Гарри чего-то не доставало.
Драко без галстука.
Той разновидности Драко, которую когда-то открыл для себя в «Кабаньей голове».
Гарри скучал по обоюдоострому краю случайных фраз. По откровенно криминальному таланту увлекать в непролазные дебри волшебства, далеко за границы школьных учебников. По острому, почти точечному попаданию в нерв — словом, молчанием, жестом. По алмазному взгляду — ювелирному, вальяжному, твёрдому. По холодной рафинированной пуританской чувственности.
Другими словами — по чему-то слизеринскому. В хорошем смысле... А есть хороший смысл в чём-то слизеринском?
Сад был просто садом. Столик был просто столиком. И от этого становилось почему-то невыносимо грустно. Это на шестом-то году изучения магии! А что будет дальше?..
С Драко все предметы и слова разом выстраивались в некую головоломку, в некий кроссворд — с прочными горизонтальными и вертикальными линиями-лестницами в куда-то… Гарри словно каждый раз заново брал в руки волшебную палочку или метлу. Словно никогда не встречал ни привидений, ни драконов.
Дракон был просто драконом. Привидение просто привидением.
Гарри чувствовал, что если ещё пару секунд не увидит Малфоя, то совсем перестанет различать полутона и оттенки. Краски выцветут. Какая-то одна важная краска потеряется.
Серая, Поттер.
— У Пуффендуя крючок на древке метлы! Смешно и половник напоминает!
— Наверное, они суп ею помешивают после матча!
Впрочем, роман с Джинни легко компенсировал эту недостачу первыми трепетными, но уверенными опытами взрослеющего мужчины.
Какие ещё краски, Малфой?..
Драко усердно обходил Гарри стороной. Какой-то увядший и перегоревший. И снаружи и внутри.
— Выздоравливаешь? — Гарри невпопад схватил его за рукав, когда тот проходил мимо с огарком улыбки на бледно-розовых губах.
— А что, это плохо?
— Хотелось бы знать, чему улыбается человек, которому ему сделали тридцать глубоких поперечных резаных сечений на груди.
— Могу объяснить на похожем примере. Хочешь?
— Не горю желанием. А вот Кэти Бэлл тебе бы порассказала про острые ощущения.
Драко серьёзно посмотрел на него.
— Надеюсь, народный мститель, теперь ты полностью удовлетворил даму с весами. И не только её.
Гарри вынул из кармана волшебную монетку, которую утром нашёл на постели в «Кабаньей голове», и в упор показал ему.
— Купи им обеим цветы, — завершил Драко и ушёл.
Только и всего.
М-да, Малфой! Так плоско и в открытую ревновать. Это надо совсем потерять апломб. Я бы сам поревновал тебя. Только не к кому. Как ты никого не любил, так и не любишь.
Не способен любить.
Гарри показалось, что у него появилась реальная возможность наконец-то разобраться в своих чувствах к Драко. Без лишних эмоций.
Похоже, кончилось действие твоего зелья, Малфой.
Знаешь, Поттер, что особенно противно во всей этой истории? Это то, что ты во всём следуешь негласным стратегическим распоряжениям Дамблдора.
* * *
Драко сомневался, что умрёт, но надеялся.
Он сидел на подоконнике в совятне, приладив на колено небольшой помятый лист.
Con spirito. Con dolore.
Жребий брошен. Дата назначена.
Con vigore. Morendo.
Драко криво прочертил нотоносец. Сначала горизонтально, потом вертикально. Ещё раз. Получился квадрат с пятилинейными столбиками. Замкнутое пространство, напоминающее боксёрский ринг.
Dolcissimo.
Смотри теперь, чего ради ты цепляешься за жизнь, глупое сердце!.. Ты каждый раз делаешь это против моей воли. Словно у тебя есть сила, которую я пытаюсь и никак не могу сломить. Сколько можно мне спорить с тобой? Я устал объяснять тебе, что мне не нужна эта война.
Ты слабое, слабое, слабое. Но ты наносишь мне удар за ударом. Здесь, на полуторасантиметровом ринге под рубашкой. Ты наносишь удар в спину, в челюсть, под рёбра. Я совсем поблек от твоих ударов, сердце.
Ты должен понять, маленький кулачный боец, что я не хочу жить.
Ты наносишь удар по моей гордости, по моему желанию самому делать выбор. Я наношу удар по твоим натянутым жилам и пропитанной кровью мышце. Последний, смертельный удар!..
За решётками возились пучеглазые совы. Они чистили перья, чувствуя приближение ночи. Млели от пьянящей близости леса и полнолуния.
Я ненавижу свою жизнь, потому что она похожа на дом с прозрачными стенами. На клетку. Я каждый раз пытаюсь выстроить стены из кирпича, из брёвен, из бумаги, из воска. Из всего того, что есть под рукой. Только бы спрятать это слабое, больное, глупое сердце. Спрятать от чужих глаз. От солнечного света. Вы ведь понимаете это, совы-полуночницы?
На жёрдочке. На подиуме. На ринге. Под яркими немигающими лампами.
Окружённый прозрачной непроходимой тюрьмой из золотых верёвочных стен. Ты снова поднимаешься и наносишь ответный удар. Короткий сверкающий магический коркс крю.
Что ж, в этот раз ты заслужило приз.
За свою стойкость.
За своё безрассудство.
Получай этот тихий тёплый вечер с каплями лазури и ванили на перьях. С нотками военного марша.
Кто притаился за решётками? Огромные внимательные глаза. Публика в сборе. Публика, всегда готовая вознести или низвергнуть. Всегда готовая нанести удар.
Сегодня можете смотреть без всякого смущения. Можете кричать, оттопыривать мохнатые крылья, монотонно кудахтать, испускать трели или пронзительный дребезжащий свист! Пойте как тикающие часы! Щёлкайте клювом, отсчитывая минуты, секунды, доли секунд! Верещите! Потому что сегодня я в клетке, а не вы!
Драко сложил лист, весь исчерченный нотами, и отправил его в карман. Потом как дирижёр взмахнул палочкой — дверцы на клетках открылись…
Он часто бывал здесь — птицы любили его. Они не клевались, всегда шли на руки. Не только совы, но и грач, и четыре ворона, и маленькие пичужки из забавного бамбукового домика.
Никто сегодня не будет сидеть в клетке. Я освобождаю вас и себя от обязанности быть зрителями этой прискорбной иллюзии в застенках Хогвартса. Мои молчаливые сообщники.
Драко пнул ногой пустые клетки. Подождал, пока грохот стихнет…
Guerriero! Furioso! Languido!
На ходу выпутался из мантии, зацепил и сшиб длинный ряд доспехов на паллетах вдоль стены. Пролетая на четвёртый этаж, метнул молнии в светильники. Содрал высокие тяжёлые портьеры вместе с ветхим карнизом. И исчез в стене…
Над крышами Хогвартса кружили совы, четыре ворона и грач. По всему замку была объявлена тревога. Привратники, служители и студенты начали хаотично перемещаться по залам, ища друг друга, сговариваясь, прячась в надёжных закоулках, строя план атаки. Неизвестно откуда появились члены ордена Феникса, потом Пожиратели смерти в чёрных плащах. Завязалась отчаянная борьба.
Драко спокойно и решительно углубился в самую гущу неразберихи. Просто потому, что ему нужно было пройти сквозь зал. Он опустил голову в надежде, что его заденет чьё-нибудь проклятье. Пожиратели его не трогали, а остальные думали, что он в их числе.
Драко сам не знал, на чьей он стороне. Он был просто Драко, и просто шёл через зал. По своим делам. Казалось, он растерялся или заблудился…
Дамблдора нигде не было видно. Вероятно, следовало идти в кабинет. Хотя чего ему сидеть сейчас в своём кабинете?
Драко раздумывал. Он не знал, куда идти — вперёд, назад, влево, вправо. Зачем надо было приволакивать сюда этих уродов? Где же этот сукин сын Поттер? Прибежал бы, пригласил на танец. На танец смерти. О, это было бы Лебединое озеро.
Драко без любопытства перешагнул через чьё-то бездыханное тело.
Потом Фенрир Сивый схватил его, оттащил в угол, приставил к груди нож.
— Ты что, спятил, Малфой? Чёрт возьми! Ходишь как на цветочной поляне! Ты! Глупый щенок! Иди и выполняй то, что тебе приказал Тёмный лорд! Иначе я загрызу тебя!
— Снейп сказал, что Дамблдора нет в Хогвартсе! Малфой обманул нас! — прикрикнул внезапно оказавшийся рядом Гойл.
Фенрир раздражённо приударил Драко о стену.
— Я не видел, когда он исчез! Он был в замке! — Драко от неожиданности потерял самообладание.
— Малфой опять провалит всё дело!
— Спокойно! Дамблдор объявится, вот увидишь. Как только мы повесили над Хогвартсом Смертельный знак, мне сообщили, что это он, судя по всему, летит на метле со стороны Хогсмита!
Оборотень зашвырнул Драко в тамбур, из которого начинался вход в Астрономическую башню.
— По всем раскладам, он сейчас приземлится на башню!
— Дамблдор не станет сражаться с эти сосунком! Неужели ты не понимаешь? Иди сам! Сам! — рычал Гойл.
— Не станет — тем лучше! — хладнокровно ответил оборотень. Потом обернулся к Драко. — Малфой просто убьёт его, пока Дамблдор будет соображать, за каким чёртом явился этот ангелочек! Действуй быстро! Не рассусоливай, как отец! Иначе тебе мат в два хода!
— Я без вас знаю, что делать! Не смейте мешать мне! Тёмный лорд поручил это мне! Он выбрал меня! Это моё задание! Ты, псина, стой и охраняй дверь! А ты, Гойл, паси Снейпа возле другого входа в башню! Оглохли? Я приказываю вам действовать так, как я сказал!
Гойл с омерзением смотрел на Драко.
— Твой сын всегда был у меня на побегушках, Гойл! Иди и не задавай идиотских вопросов! Там, в конце перехода, есть другая дверь! Живо!
— Иди! — свирепо прорычал Фенрир Гойлу. — Потом сведёшь с ним счёты!
Гойл угрожающе клацнул челюстями.
— Ты мертвец, Малфой! Гнусная тварь! Малявка!
Драко приготовился отразить проклятие, но Гойл, презрительно сплюнув, удалился.
Фенрир гневно, без лишних разговоров, захлопнул дверь, оставив Драко одного...
Дальше и выше.
Драко точно знал, сколько здесь ступенек. Сколько шагов нужно пройти, чтобы стать убийцей и жертвой одновременно. Но чтобы успокоиться, он снова и снова считал.
Un, deux, trois...
Ты обещал помочь!
Это я и делаю. Я помогаю тебе идти.
Выход! Где выход? Ведь ты — смерть! Ты всегда показываешь — выход!
Я только знаю, где вход.
Дальше и выше.
Не ты положил начало, Драко. Ты только имеешь власть произнести заклинание и продолжить.
Что продолжить?
Ты заключаешь сделку со смертью, чтобы спасти от смерти, но ты не знаешь, что потеряешься сам и что найдёшь.
Я надеюсь потерять жизнь и найти жизнь.
Тогда это верное направление.
Но так не бывает!
Так не бывает, но так есть.
Так будет. C'est la vie. C'est la magie.
Сердце Драко сделало очередной рывок вперёд. Такой, что в глазах зароились сверкающие чёрные мушки.
Где-то наверху послышались голоса. Сколько их там? Кто ещё?
Осталось совсем немного ступенек.
Пожалуйста!..
Драко обречённо толкнул дверь и вышел на площадку.
Дамблдор стоял прямо перед ним. Оба тяжело и прерывисто дышали, словно только что сдали нормативы.
— Драко?.. Я рад, что ты пришёл, Драко... — Искалеченная рука поджата под грудь, лицо глинистого оттенка.
— Экспеллиармус!
Палочка старика отлетела метров на пятнадцать.
Палочка Драко прицельно и сосредоточенно застыла…
* * *
Волдеморт расположился в гостиной поместья Малфоев.
Пожиратели смерти, участвовавшие в нападении на Хогвартс, медленно собирались вокруг большого стола с черепом.
Драко не хотелось входить в зал. Услышав тихий голос матери, он остановился, и кто-то идущий следом ударил его плечом.
Обсуждали битву. Гойл на все лады склонял его имя. Беллатриса смеялась от восторга. Яксли и Снейп деловито спорили.
Нарцисса объяснялась с Волдемортом.
— Умоляю вас, господин! Драко очень исполнительный и послушный мальчик. Он бы обязательно сделал это. Но он всё любит делать по-своему. И он всё делает безукоризненно. Просто ворвавшиеся помешали ему, стали науськивать, дразнить. Он же просил не подниматься в башню!
— Мне сказали, что он опустил палочку перед тем, как пришёл Снейп.
— К чёрту мальчишку! Он туповат! Беллатриса его уговаривала как сосунка!
— Да уж — сосунок! Облил меня грязью с ног до головы!
— У него есть стиль…
— Определённо. С Исчезательным шкафом — ход гениальный.
— Мальчишка — молодец!
— Только не для всякого дела сгодится. Разве что чай подавать.
— Сомнительная заслуга, скажу я вам.
— Кто-то тревогу поднял в Хогвартсе! Ещё до того, как мы выбрались из шкафа! Думаю, это Малфой! Вы уверены, что он не был в сговоре с Дамблдором?
— Я могу поручиться, что нет! К тому же... — Снейп заговорил о Гарри Поттере, вероятно, желая на время благополучно сменить тему.
— Что-что, а уж с Поттером Малфой точно в каком-то тайном соглашении! — никак не успокаивался Гойл-старший.
— Думаю, нет смысла говорить об этом после того, как Поттер пытался убить его при помощи заклинания Сектусемпра несколько недель назад.
— Не очень убедительно.
— Не очень?
— Сектусемпра?.. Ваши ученики, профессор, делают успехи, — сказал Волдеморт, глядя на перебранку. — Смею заметить, что вы действительно отличный педагог.
— Благодарю за столь лестные слова в мой адрес, господин, — ответил Снейп. — Для меня это высшая похвала.
— Малфой постоянно на глазах у моего сына Грегори! Рассказывал мне про их с Поттером перешёптывания в тёмных углах, про их дружеские посиделки в «Кабаньей голове»!
Драко сжал кулаки. Он, конечно, подозревал, что Грегори Гойл не так бездарен, как кажется, но не относился к этому всерьёз. Опасался, но не более. Интеллектом Гойл никогда не блистал — но разве что в малфоевском понимании этого слова. Неужели Гойл знает об их встречах с Поттером? Чёрт! Надеюсь, что он сливал информацию только своему папаше. Хотя и этого, похоже, достаточно.
— Здесь явно что-то нечисто! Малфой — прохвост и конспиратор! Ещё тот! Мой олух не успевает и глазом моргнуть, как он делает двадцать оборотов! Мой олух и рот не успевает открыть, как тот выводит целую басню!
— Полно, Гойл! Хотите, чтобы я поверил домыслам вашего недалёкого отпрыска, а не ручательствам профессора Снейпа? Дамблдор мёртв. Я рад, что в нашей среде есть взаимовыручка. Как бы то ни было, именно так я хочу называть подобное явление. Не надо омрачать эту ночь какими-то спорами о дурацких мальчишеских конвенциях. Это ведь игры, не более. Верно, Люциус?
Драко вздрогнул.
Отец!..
Воцарилась значительная пауза.
Драко не стал ждать, что ответит отец на всё это. Он появился в дверном проёме и оглядел всех находящихся в гостиной.
Люциус Малфой стоял возле окна, стиснув грудь левой рукой. Правая, упёршись в неё локтём, была откинута вперёд с цветком белого альпийского табака. Иногда рука поднималась — душистый цветок касался губ. Цветки табака были его любимым запахом. Отец обожал сидеть в саду в вечерние часы. Драко мог бы с закрытыми глазами описать каждый цветок на отцовской любимой клумбе.
Почему ночные цветы имеют всегда такие нежные оттенки и так упоительно пахнут? Запах чудовищным образом вгрызается в ноздри, его можно пить как вино, им можно укрываться вместо пледа, под ним можно сокрыть самые безумные мысли. Похоронить самые безобразные трупы. Сиреневый, голубой, розовый, жёлтый, пламенно-красный… Драко знал, о чём думает сейчас отец. Только об этом.
Только об этом.
Драко было безразлично, что на них смотрят. Слепые. Слепые и глупые магглы. Всё равно они ничего не видят.
Я хотел бы создать свою вселенную. Ещё более волшебную. Ещё более прекрасную. Ещё более невидимую для посторонних глаз. Создать. Не в мыслях, не в желаниях, ни даже в снах. Создать на острие пересечения двух взглядов. Свинцового и серебристого.
Вселенная, видимая только серыми глазами.
Отец метнул чуть заметный запрещающий жест, когда Драко сделал несколько шагов в его сторону. Белые тонкие пальцы показали на Волдеморта.
Драко понял. Он остановился, и, выждав несколько мгновений, чтобы вернуться в реальность, подошёл к Тёмному лорду.
— Какой опрометчивый поступок, Драко! — в сердцах возмутилась Беллатриса.
Драко выждал ещё немного и поднял глаза. Эту вселенную он бы уничтожил. Сразу и навсегда.
— Ну, не будь такой сердитой, Беллатриса. Мальчик почти год не видел отца.
Волдеморт сделал попытку легилименции.
Лилеи с фиолетовыми зрачками внутри белой чашечки и с загнутыми крапчатыми ресничками тонких лепестков. Пахнут так, словно змея обернула свои кольца вокруг шеи. Опасно, но не смертельно.
— Что ты скажешь в надежде сохранить себе жизнь, мальчик?
— Ничего.
Волдеморт выдержал паузу.
Снейп задумчиво склонил голову над столом.
Колокольчики поникли. Соцветия парят на воздушных подушках как пирамиды, а стебельки потерялись среди прочей зелени. Дивные колокольчики. Они никогда не смотрят тебе прямо в глаза. Ты никогда не знаешь их мыслей.
Их семена родом из Трансильвании, Драко. Будь осторожен. Они не так безобидны, как кажутся. Их мысли наполнены жаждой. Желанием упиться каплями из садовой лейки.
Возможно, их просто забыли полить, папа. Я посадил их рядом с алыми гвоздиками. Не бойся.
Ты хорошо сделал, mon cher, теперь эта каменистая клумба напоминает старое кладбище с поваленными надгробиями.
— Моя смерть никого не расстроит, кроме матери.
— Ты уверен?
— Да. И она никого не порадует, кроме этого типа, — Драко кивнул в сторону Гойла. — А мне будет всё равно.
А это что ещё? Я ненавижу эти цветы!
Эти кентерберийские колокольчики посадила мама. Они излечивают любые раны. Это настоящий госпиталь для души.
Ты плохо их знаешь, Драко. По одной легенде, если их сорвать, то в доме обязательно умрёт дитя.
Я бы сорвал. Я бы принёс тебе целый букет, папа. Потому что я уже не дитя.
Глупое дитя!..
— Довольно! — вскинулся Волдеморт.
Драко задёрнул мысли тёмно-синим крепом.
— Я как раз подумал насчёт того, чтобы… подать чай.
— Благодарю вас, мой господин! — Нарцисса от волнения выронила платок. — Я распоряжусь!
— Да. Но лично для меня пусть чай принесёт Драко.
Волдеморт проследил с каким упорством и осторожностью Нарцисса вывела сына из гостиной.
— Итак, мы потеряли одного из членов нашего ордена, господа. На сегодня этого довольно.
Волдеморт посмотрел на двух представителей Министерства, находящихся под заклятием Империус.
— Да-да! — отозвались те в один голос.
После своего возрождения Тёмный лорд убивал не меньше обычного, но он дольше и точнее целился. Он убивал более незаметно, более избирательно.
— Я хочу выпить за наш общий успех, господа. В отдельности — за вклад твоего сына, Люциус.
Волдеморт влил в кубок волшебную настойку.
— Чёрт возьми! Малфои мизинцем пошевелят и уже герои! Никогда не делают грязную работу, подонки! — лениво огрызнулся Гойл.
В гостиную неторопливо вползала огромная змея.
* * *
Драко молча ждал окончания собрания.
Отец тоже молчал. Если это, конечно, можно было назвать молчанием.
Когда Тёмный лорд попросил Драко сопроводить его до личных аппартаментов, Люциус привстал, положив руку на волшебную палочку. Драко едва заметно сделал успокаивающий жест ресницами и вышел из гостиной.
— Вы общаетесь при помощи телепатии? — спросил Волдеморт. — Это любопытно. Я бы даже сказал… это неподражаемо.
Волдеморт шёл медленно. Так тихо, словно не касался ногами пола. Большая змея осталась в гостиной.
— Что вам ещё нужно от меня, сэр?
Собеседник изобразил шумную ухмылку.
— Ты прекрасно понимаешь, чем я интересуюсь и почему увёл тебя от посторонних глаз.
— Не совсем. Я всегда считал, что вы интересуетесь только тем, что связано с Гарри Поттером. Больше ничем.
— Какая чепуха.
— Тогда что?
Волдеморт обернулся.
— Из тебя мог бы получиться хороший паж. Ты остроумен, артистичен, дерзок, умеешь развлечь.
— Вы хотели сказать — шут?
Волдеморт рассмеялся, показывая, что Драко развлёк его.
— Что в этом плохого? Шут — это один из первых приближённых короля.
— В таком случае, я бы предпочёл остаться в хвосте.
— Почему?
— Я как-то больше люблю погрустить.
— Вполне понимаю тебя.
Волдеморт спустился по лестнице и остановился возле низкого приземистого окна.
— Я намерен разделаться с тобой, Драко. Как ты предпочитаешь? Сколько ты знаешь способов убить? Может, есть какой-то, который мне неизвестен? Тёмное искусство так обширно. Всегда найдётся что-то новое.
— Я удивлён, что вы до сих пор не разделались со мною… Ведь я не могу больше рассчитывать на солидное дело?
— Ты не демонстрировал своё неуважение ко мне. У тебя хватит ума не делать этого и дальше. Я думаю, что и способы убивать у тебя особенные. Секретные. Не хочешь поделиться?
— Сначала вы мне скажите, с какой стати вы стараетесь, чтобы я занял место своего отца?
— Люциус изменился. Он не тот, что прежде. Я просто хочу, чтобы ты распоряжался состоянием, а он отошёл в сторону. На покой.
— Я не готов к такому положению вещей.
— Тебе скоро семнадцать. С твоими амбициями и талантами мы могли бы многого добиться. Никто бы не стал тиранить тебя. Я бы дал тебе свободу, Драко. Свободу. Я просто хочу дать тебе свободу — действовать, мыслить, желать. Молодость так подкупает. Я разрешаю тебе ещё раз подумать — делать или не делать, желать или не желать, прежде чем прозвучит необратимое, непоправимое и безвозвратное Авада кедавра. В этом моя благосклонность к тебе, Драко — за будущие заслуги. И к Люциусу — за былые. Я ответил на твой вопрос?
— В общем.
— Теперь ответь на мой. Почему ты не стал убивать Дамблдора?
— Потому что я не клоун. Это не театр. Просто унизительно стоять как на подмостках. Мне достаточно вашего приказа. Дамблдор был уважаемым человеком... Вы хотите, чтобы я растоптал его и своё достоинство перед кучкой глупых и тупых физиономий? Я за то, чтобы убивать достойно. Это магия, а не цирк. Я уважительно отношусь к смерти и к магии. Это моя единственная ошибка.
— Ты не хотел никому показывать чувств, которые испытывал к Дамблдору?
— Убийца не имеет право на чувства. И это никого не касается. Но неужели вы всерьёз полагали, что я просто заурядным образом ненавижу директора, как все эти придурки?
— Вовсе нет. Я уверен, что ты нашёл какой-то необычный способ устранить Дамблдора. Сделать яичницу, не разбив яйца.
— Я бы убил его безо всяких хитросплетений.
Драко подумал про Гарри. Если бы он знал, что этот урод Поттер прячется за углом! Наблюдает, слушает! Подлый вездесущий урод!
Волдеморт сузил глаза…
Я бы расквитался с тобой за всё! Рука бы не дрогнула! Поверь, я знаю триста тридцать семь самых изощрённых способов уничтожить тебя! Этот — без номера!..
Драко внезапно почувствовал, что всё его тело пронизывает острая боль. Он на несколько секунд абсолютно потерял зрение и слух, превратившись в кусок мяса. В следующий момент его буквально разорвало пополам.
Драко простонал и упал, балансируя на самом крошечном островке сознания.
Когда он поднялся, то рядом никого не было.
* * *
Добравшись до своих комнат, Драко ещё раз простонал.
Ему казалось, что всё, к чему он прикасался, должно быть перепачкано кровью.
Но никакой крови не было. Ощущение порезов на пальцах было только ощущением. Это был довольно лёгкий, но отрезвляющий удар круциатуса.
Мерзость разорванных сухожилий и артерий. Ты словно весь в грязи и едких нарывах.
Время теряло всякий смысл, пока длилась эта чудовищная боль...
Драко сбросил туфли и залез на кровать, согнувшись пополам. В памяти всплыло то, как бежали под покровом темноты из Хогвартса. Снейп волок его за руку как пленника, вцепившись мёртвой хваткой. Гарри, нагнав их, безумными глазами смотрел на Снейпа, кричал, потом метнул Сектусемпру. И если бы Снейп не отбил заклинание, то оно снова угодило бы в него.
— Драко!
В комнату вошёл отец. Он взволнованно обхватил его за плечи, развернул к себе.
— Что? Что он сделал с тобой?
— Не знаю. Кажется, просто... ничего особенного.
Люциус углубил взгляд в его зрачки, исследуя каждый миллиметр души. Потом тыльной стороной ладони коснулся груди. Легко. Одним пальцем.
После круциатуса Драко живо почувствовал это знакомое... знакомое... знакомое... прикосновение. Прикосновение печати к горячему мягкому сургучу.
Это прикосновение снилось ему. Было его наваждением. Мечтой.
Крылатым письмом туда и обратно.
Ключом, который открывал.
Драко больше не мучил вопрос, как его собственное прикосновение год назад открыло гроб, спрятанный под Фиделиусом.
— Ты закончил вариации на мелодию-тему, которую я написал тебе в тетради, mon ami?
— Да. Только я ни разу не играл. И, по-моему... не очень получилось.
— Ничего. Главное, что ты выдержал заданную тему.
Заклинание!
Я нашёл одно заклинание среди таинственных рукописных книг в гробу, папа! Смерть, Которая Ждёт — так называлось оно... Заклинание, которое имитирует смерть. А потом имитирует жизнь.
Я потратил почти год, чтобы подготовиться. Я не был уверен, что смогу правильно произнести формулу и сделать нужный жест. Действие заклинания не было вразумительно и толково описано. Записи были сбивчивые и неразборчивые. Словно писал тот, кто сам был исследователем. На полях — быстрые заметки на скорую руку… Теперь, когда Дамблдор мёртв, какой это всё имеет смысл? Теперь главное, спрятать мысли от Тёмного лорда!
— В двенадцатом такте у тебя бемоли?
— Так надо. Это не ошибка.
— Звучит чересчур меланхолично.
Я потерял надежду ещё зимой, но не смог рассказать никому о своём плане. Ведь это Тёмная магия. Тёмная и опасная сделка. И потом… это не мои тайны. Твои.
Среди моих записей много заклинаний, о которых никто никогда не слышал, Драко. Как мне удалось выбраться из нижних ярусов Азкабана в своём первом заключении — не помню. Важно другое. Я нашёл заклинание, которое позволило сохранить жизнь моему сыну. Вот что по-настоящему важно и имеет смысл. Прости, если я что-то сделал не так.
Отец ещё раз коснулся его груди и произнёс два слова на непонятном языке — сердце остановилось. Драко несколько секунд смотрел на отца в полном изумлении. Отец произнёс разрешающие слова заклинания — сердце Драко вздрогнуло и пошло дальше. Как часы. Как затейливый механизм.
— Как ты хочешь назвать всю композицию?
Наши тайны, Драко. Твоя и моя.
— Не знаю. Что-то вроде... "Море слёз".
— Это банально.
Смерть. Согласная на то, чтобы ответить на просьбу отчаявшейся души. Теперь нет таких душ, которые могли бы справиться с этой магией. Древняя магия опасна. Но ты справился бы, мой Драко. Моя плоть и кровь. Моя душа.
Только вот... Ты до конца не разобрался в одной необычной стороне заклинания, посредством которой волшебная сила наших с тобою душ объединилась в одну. Я сам не могу точно сказать, может ли это заклинание объединить более двух душ... Три или четыре... Вот о чём подумай — хотел бы ты этого?
Древняя магия. Кошмарная. Древняя.
Я не знаю, папа. Но скажу откровенно: кто-то ещё — чужой.
Чужой.
И к чему бы ни привело моё легкомысленное обращение с этим заклинанием, в одном я абсолютно уверен — все эти люди будут — чужие. Лишние.
Только ты и я.
C'est la magie!
Неужели, ты всегда использовал эту магию, чтобы царствовать над моим недугом? Я думал, что моё сердце сдаёт после того наказания за вытоптанную клумбу. Оно было справедливым, хоть и незаслуженным. Я не делал этого.
Я знаю, что не делал. Я хотел показать тебе то, каково страдать за свою правду. За выбор чести. Даже иллюзия может послужить истине.
Смерть подождёт.
Ты и я. Я дарю тебе оцепенелое зыбкое бессмертие, застывшее и заблудившееся где-то в вечности. Бессмертие, сроком в день или час. Сроком в несколько секунд. В пятьсот лет. В тысячу.
C'est la vie.
Люциус закрыл глаза и провёл рукой по его рубашке, шее, волосам. Словно расправляя помятые странички или смахивая с них капли воды. Капли недавних и былых переживаний.
Белые странички моей души. Там ещё много чего написано, папа. Есть строчки, за которые мне стыдно. Есть отчаянные и грубые обвинения, безнадёжные просьбы и невыносимые капризные жалобы. Есть то, что я написал от обиды и расстройства, от неспособности простить...
Но вот что я хотел бы написать в конце…
Благодарю тебя. За то, что объяснил мне, что такое любовь и смерть.
Своим терпением.
Своей суровостью.
Своим целомудрием.
Своей требовательностью.
Своей преданностью.
Своим раскаянием.
Своей лаской.
Своим молчанием.
Своим отсутствием.
А больше мне ничего и не надо.
* * *
За поминальной трапезой яблоку негде было упасть.
Гарри думал, что не сможет ни кусочка в рот положить, но чем-то же надо было пришпилить себя к земле.
Ножом и вилкой.
Видя, как Рон сражается с рыбой, Гарри учинил безжалостную расправу над котлетой. Та же участь была уготована и салату, но руки немного тряслись, и Гарри не решился добраться до него по той причине, что рядом сидела Джинни в аккуратном платье.
Странно, что существуют ещё какие-то формы приличия после того, что сделали Пожиратели смерти. Гарри был даже рад, что теперь, когда Дамблдора нет, все тёмные силы ополчатся вокруг него одного. Пусть!.. Нет, он не будет таким дипломатичным, таким мягким и милосердным. Особенно к этим двум, сцепившимся как кони в упряжке. Гарри снова и снова рисовал поверх стола сумеречными красками Снейпа и Драко. Яркая мишень в темноте. Страх на прозрачном лице как белый флаг. Трус. Предатель и трус в одной упряжке. Две самых ненавистных категории.
Если бы у меня появилась ещё одна возможность задушить тебя, Малфой, я бы приложил все свои силы. Чтобы ты там ни лепетал, как бы ты ни выкручивался. Шаг за шагом в твою сторону — ошибка за ошибкой. Шаг — падение. Здесь оступился, здесь обо что-то споткнулся, там не удержал равновесие. И единственно из-за того, что смотрел не под ноги, а в твои красивые глазки. В них-то и было дело. В них-то и была ложь. Грязная, мерзкая ложь, обсыпанная чем-то белым. Сладким, как сахарная пудра. Смертельно-ядовитым, как средство от крыс...
Гарри ненавидел дождь. Неужели нельзя поговорить обо всём по-человечески? Ты думаешь, я умею читать мысли и гадать по руке? Я старался. Я почти научился. Но Прорицания это не мой любимый предмет. Единственное, что я мог бы сейчас сдать на отлично, это способность во всех росчерках судьбы видеть тебя.
Я не собираюсь и дальше брести по жизни, высматривая тебя в толпе, ловя обрывки фраз. Но так, чёрт возьми, будет.
Гарри сосредоточенно смотрел на пустое место рядом с Крэббом и Гойлом, и ему хотелось, чтобы этой ночью умер не Дамблдор. Я отчаянно надеюсь, что моё теперешнее желание сбудется и твоё сердце, Малфой, остановится, потому что просто не сможет идти дальше. Прочь от меня. В пустоту. В противоположную сторону. К новой немыслимой трагедии отсутствия.
Джинни подтолкнула его в бок, прервав размышления.
— Пошли?
Церемония прощания была бесконечной.
По ту сторону зеркальной поверхности пруда пели русалиды, и Гарри неожиданно увидел среди них Плаксу Миртл. Она не была в хоре. Чуть поодаль. Подпевая на непонятном языке, покачивалась в зыбком сиянии как упавший за борт ребёнок. Никогда слёзы не были так ей к лицу. Несчастное маленькое привидение в круглых очках.
Человечек в мантии старался произнести как можно более благородную и душещипательную речь. Но в ней не было ни одного слова правды...
Правда в том, что должны говорить пушки!
Пушки!
Поттер, у тебя что, наконец-то кончились мелкие патроны?
Нет, Малфой, просто я действительно расстроен... Как же гадко думать о тебе в такой момент! Больше нет человека, который как добрый ангел хранил Хогвартс, согревал его своим теплом, чтобы ни один птенчик не выпал из гнезда! Малфой, ты хоть краешком платка способен сделать вид, что тебе жаль человека, который… «внёс большой вклад», «имел великодушный нрав», «был опорой и верным другом, учителем, отцом, соратником», «непримиримым борцом за хорошие отметки»?.. Воистину, после того, что ты собирался сделать, ни одна пепелинка сгоревшего феникса уже не превратится в искру света! И не смей оправдываться, что Волдеморт запугал тебя смертью родителей! Это твой ещё один бессовестный и безнадёжный трюк, любитель прыгать в бездну!
Гарри почему-то вспомнил, как в серых глазах отражается потухший огонь камина, и, растворяясь, становится серебристым. Что за птица поёт? Что за пепел стелется по всей земле и поёт? Что за хор?.. Кто-нибудь уберите от меня эту музыку!..
Человек в чёрной мантии замолчал.
Потому что ослепительная вспышка покрыла полнеба и полземли, и на месте, где лежало тело в фиолетовом покрывале со звёздами, выросла белая гробница.
После окончания церемонии, Гарри подошёл к Джинни и сказал:
— Знаешь, я больше не могу с тобой встречаться. Это очень опасно для тебя. Я не прощу себе, если что-то с тобой случится, если Волдеморт доберётся до тебя просто из-за моего невыносимого желания... быть с тобой.
Просто быть с тобой.
Без логики. Без повода. Без смысла.
Гарри всё бы отдал за эти слова. Тогда, на лондонском дождливом перекрёстке. Просто надо было это сказать! Не глазами, не оборотом плеча или руки! Сказать голосом, Малфой! Это же так просто!
— Я знаю. Было бы глупо предположить, что ты скажешь что-то другое.
— Странно, у нас было столько времени... месяцы... годы...
— Ни ты, ни я, и никто другой, не может быть по-настоящему счастлив, пока не уничтожен Волдеморт.
— Это верно.
— Я буду надеяться...
На что?
— Буду ждать...
Чего?
Ещё одной встречи. Ещё одной радостной минутки.
Любовь, Которая Ждёт.
Любовь, которая не может иначе.
FINITE
Пояснения иноязычных и непонятных слов:
1.Mon Dieu! — Мой Бог! (фр.)
2. Je t'adore!.. Je t'aime!.. — Я обожаю тебя!.. Я люблю тебя! (фр.)
3. Con spirito. Con dolore — С воодушевлением. С грустью. (Муз. термины, обозначающие характер исполнения музыки — ит.)
4. Con vigore. Morendo — С мужеством. Замирая. (муз. термин)
5. Dolcissimo — Очень мягко, очень нежно. (муз. термин)
6. Коркс крю — штопорный удар в боксе. Нестандартный, сложный.
8. Реди гоу! — стартовая команда в таком виде спорта как Армрестлинг (рукоборье).
9.Un, deux, trios… — раз, два, три (фр.)
10. C'est la vie. C'est la magie — Это жизнь. Это магия (фр.)
11. Проклятие Ждущей смерти (или — Смерть, которая ждёт) — (авторское) — сильное тёмномагическое заклинание, украденное Люциусом Малфоем из Азкабана. Одно из так называемых заклинаний дементоров. Суть его состоит в сделке с хозяином заклинания — существом из Нижнего мира, демоном. Заклинание активизируется, если человеку по какой-то причине угрожает смерть. Сила заклинания поддерживает организм в состоянии функционирования такое количество времени, которое оговорено в сделке, тем самым имитируя жизнь. По окончании срока человек, заключивший сделку, отправляется в Нижний мир, где становится рабом хозяина заклинания, т.е. дементором. Однако переход в тёмное состояние осуществляется уже при жизни — внутренне этот человек разлагается и деградирует. Он теряет волю и может совершать тягчайшие преступления. В данной фике рассматривается случай, когда отец совершил ритуал над своим маленьким сыном, чтобы защитить от смерти. Тем самым произошло разделение проклятия и сосложение двух душ в нечто целое. Тот, кто получил жизнь, является объектом сделки, тот пострадает по окончании срока. Тот, кто совершил ритуал и заключил сделку, подвергается деградации и смерти уже при жизни.
Vova
