Обязательное условие

День начался с того, что Гарри Поттера, заместителя главного Аврора, вызвали к начальству. Само по себе это не вызывало удивления — должность такая, что приходилось периодически отчитываться о проделанной работе. Но, по идее, его не должны были трогать еще минимум неделю — Кингсли Шеклболт дал ему задание, которое не требовало на данном этапе ни контроля, ни вмешательства. На всякий случай, Гарри недоуменно покосился на календарь — может, он что-то перепутал и каким-то образом пропустил целую неделю? Но нет, сегодня, как и с самого утра, восемнадцатое марта, вчера было семнадцатое, а значит — всё в порядке. Тогда зачем он понадобился? Наверняка на него собираются взвалить очередное задание.

На службе его никогда не баловали, а для того, чтобы в свои двадцать лет соответствовать званию заместителя главы Аврората, еще и немилосердно нагружали работой. Дескать, чем больше опыта сейчас, тем больше толку выйдет в будущем. В глубине души он был с этим согласен, к тому же, работа была весьма интересной. Но сейчас новое задание было бы очень некстати. Последнее законченное дело Гарри вел долго, почти полгода. Оно занимало практически всё его время и вымотало так, что если он не возьмет себе сейчас отпуск, то вскоре просто сляжет прямо на рабочем месте.

С твердым намерением высказать Кингсли всё, что он думает по этому поводу, если тот решит дать ему хоть что-то, кроме зарплаты, Гарри поднялся из-за стола и направился искать кабинет начальства.

В последнее время Кингсли стал еще подозрительнее обычного и зачаровал свой кабинет наподобие Выручай-комнаты таким образом, что попасть туда можно либо по личному приглашению его хозяина, либо по крайней важности и необходимости. Причем поводы вроде «О, мистер Шеклболт, мне крайне важно подписать вот эту бумажку», почему-то не проходят. Ах да, а еще кабинет постоянно меняет свое месторасположение. Хотя, поговаривают, что чаще всего его видят на третьем этаже.

Туда Гарри и направился. Ему повезло, и, проплутав по длинному извилистому коридору всего пятнадцать минут, он, наконец, увидел нужную дверь. Пару раз, для приличия, стукнув костяшками пальцев по косяку, он вошел внутрь. Начальник приветствовал его взмахом руки, не поднимая головы от бумаг.

— Гарри, подожди минут пять, я сейчас закончу.

Это был тонко продуманный ход. Наполненная возмущением и негодованием речь, которую заготовил Гарри, была вынужденно отложена, а значит, момент был безвозвратно утерян. Через пять минут у того не останется ни настроя, ни должной степени возмущения, и Кингсли это знал. Поттер никогда не умел долго злиться.

Выдержав паузу несколько большую, чем было задумано вначале, он посмотрел, наконец, на парня. Тот сидел в кресле и показательно безучастно смотрел в окно, всем своим видом давая понять, что ему совершенно всё равно, зачем он оказался в этом кабинете.

— Всё, наконец-то. Сам знаешь, надо начинать готовить данные для квартального отчета, — он отодвинул внушительную стопку бумаг на край стола. — Гарри, у меня к тебе есть небольшая просьба.

— Кингсли, — чуть ли не с угрозой в голосе начал Гарри. — Я же просил тебя…

— Да, знаю, — не дал ему договорить тот. — Я всё прекрасно знаю — ты мне сейчас начнешь рассказывать про то, что ты несчастный, загнанный и замученный на работе, и вообще, тебя нещадно эксплуатируют. И да, я помню, что обещал тебе отпуск. Послушай меня сначала, хорошо?

Гарри кивнул, против воли улыбнувшись. Шеклболт всё же слишком хорошо его знал.

Кингсли открыл ящик стола, достал оттуда небольшую книгу в потертом кожаном переплете и взмахом палочки отправил на колени собеседнику.

— Что это?

— Вот это я нашел в библиотеке отдела Тайн.

— Кингсли, что ты там, во имя Мерлина, забыл?

— Что надо было, то и забыл, — парировал он. — Искал информацию. Неважно. Важно то, что ко мне попала эта книга. В ней я нашел одну очень интересную вещь. Ты был когда-либо в Париже?

— Э-э-э, нет, — ответил Гарри, немного сбитый с толку резким переходом темы. — Это у нас больше Малфой по этой части.

Кингсли хмыкнул.

— Хорошо. Подойдем с другой стороны. Ты знаешь что-либо о крепости Бастилия?

Гарри задумался. Курсе на пятом у Гермионы внезапно возникло страстное увлечение маггловской историей. А поскольку Рон в качестве собеседника по этому вопросу был совершенно безнадежен, все сведения, почерпнутые из своих бесчисленных книг, она вываливала на его голову. В том числе рассказывала и про Францию. Хотя он не протестовал — Гермиона умела подавать информацию увлекательно. В отличие от того же профессора Биннса.

— Это крепость, построенная, если я не ошибаюсь, в конце четырнадцатого века, с пятнадцатого века использовалась в качестве тюрьмы для политических узников вплоть до конца восемнадцатого, когда была взята штурмом в начале Великой французской революции. Сейчас, насколько мне известно, используется в качестве туристического аттракциона. По идее, там расположен музей.

— Впечатляюще, — довольно кивнул Кингсли. — В этой книге — записки одного ученого, Анри Гулара, он был там заключен примерно в 1780-х годах за какую-то подпольную социально-политическую деятельность. Не суть важно. Интересно то, что он был магом. И алхимиком.

— Тогда что он там делал? Магу ведь не составило бы труда освободиться из тюрьмы.

— А он был чудаком, — пожал плечами главный аврор. — Чудаком и пацифистом. Считал, что невиновен и что должен быть оправдан по всем правилам согласно закону. Тем более, он был из достаточно влиятельного рода, так что исчезновение из-под стражи старшего сына уважаемого и влиятельного семейства негативно сказалось бы на их репутации.

— И?

— Дело, собственно, в том, что к моменту его заточения он был достаточно серьезно болен. Ему позволили продолжать в тюрьме свои научные изыскания, и в результате экспериментов, которые он проводил всю свою жизнь, но смог закончить только в Бастилии, у него получился один занятный артефакт. Этот артефакт обладает удивительной способностью. Он, помимо всего прочего, состоит из переплетенных особым образом зеркал, вследствие чего концентрирует магическую силу и увеличивает её во много раз. То есть даже сквиб с подобным артефактом будет полноценным магом. Маг посредственный приобретет удивительную мощь, а что уже говорить о любом сильном волшебнике… Против такой игрушки даже великий Мерлин не смог бы ничего сделать. Сам понимаешь, что подобные вещи не должны попасть не в те руки. По-хорошему, они не должны попасть ни в чьи руки вообще. И это та причина, по которой я тебя сейчас вызвал. Ты — единственный человек, кого я могу послать за подобной ценностью.

— Почему это? Неужели у тебя нет других людей? — меньше всего Гарри хотелось куда-то ехать.

— Подумай сам. Могу ли я ручаться, что тот, кого я пошлю за подобным артефактом, не поддастся искушению им воспользоваться? И тогда у нас будет второе пришествие Волдеморта. Оно мне надо? Ты — единственный из всех известных мне людей, в ком я абсолютно уверен. У тебя нет жажды власти. А твоя магическая мощь и так крайне велика, безо всяких артефактов. Тем более, представляя себе назначение этой вещи, ты точно не захочешь ею воспользоваться.

— А ты сам? Почему бы тебе не поехать лично, чтобы вообще исключить любую неуверенность?

Кингсли широко улыбнулся.

— А я не могу, Гарри, — почти весело сказал он. — К нам послезавтра прибывает китайская делегация. Не могу же я их бросить, в самом деле.

— Так в чем проблема? Уедут китайцы, тогда съездишь.

— А вот тут-то и загвоздка. В восемнадцатом веке, когда жил Анри Гулар, почти все волшебники были мистиками. Иногда даже в большей степени, чем магами. Обожали приурочивать любое значимое действие к датам вроде солнцестояний, равноденствий и прочей ерунды. В нашем случае, Гулар не исключение. Я уже говорил, он умер, едва успев закончить свой эксперимент. В его изначальных планах было создать совсем другое устройство, но получилось именно это. Результат эксперимента он сохранил в тайне и хотел потом уничтожить. Но не успел. Он знал, что у него для этого слишком мало времени, но как человек умный не хотел, чтобы после его смерти изобретение ненароком попало в плохие руки. Поэтому перед смертью он создал магический тайник. Этот тайник можно открыть только раз в год, в ночь Остары, с 20 на 21 марта. А чтобы оградить своё изобретение от людей недостойных, он придумал какое-то испытание. Какое именно — в его записях не говорится. Только то, что лишь достойный человек, исключительных моральных качеств, который не хочет использовать артефакт в низких целях власти, сможет его получить.

— Напоминает мне зеркало Еиналеж, — пробормотал Гарри.

— Что?

— Нет, ничего. Кингсли, Мерлина ради, неужели ты думаешь, что у меня присутствуют те самые, исключительные моральные качества?

— А почему бы нет? — пожал плечами он. — Ты благородный, честный гриффиндорец, без замашек на нового Темного Властелина. Не вижу никаких препятствий, из-за которых ты не мог бы получить эту штуку. К тому же, ты аврор и проверенный человек. Достаточно причин?

— Вполне. Кроме, разве того, что я абсолютно не желаю никуда ехать.

— А тебя и не спрашивают, — усмехнулся Кингсли. — Это приказ. А вообще, успокойся, — добавил он, глядя в недовольно сверкнувшие глаза Поттера. — Я не зверь. Как получишь артефакт и доставишь эту штуку сюда — можешь еще пару дней отдохнуть во Франции. Потом закончишь дела и получишь еще две недели отпуска. Идет?

— Здесь подвох, — засомневался Гарри, глядя на честное лицо начальника. — Я чувствую здесь подвох. Лучше кажи мне сразу, чтобы я тебя потом ненароком не проклял.

— Да нет здесь подвоха, обещаю. В противном случае, можешь, и правда, меня проклясть.

— Непременно, ей-богу.

— Вот и договорились.

Кингсли выдал ему книгу — записки ученого — и портключ до Парижа, в одну из самых удобных гостиниц недалеко от крепости.

— Значит так, — говорил аврор, — портключ сработает завтра, девятнадцатого числа, в десять утра. Собери всё, что тебе может понадобиться. У тебя будет два дня, чтобы разведать обстановку. В ночь с двадцатого на двадцать первое тебе надо быть непосредственно в тюрьме. Приди заранее, чтобы найти нужную камеру — ну да, не маленький, сам знаешь. И прочти внимательно дневник — там достаточно ясно сказано о времени. В общем, всё, что тебе нужно знать — в книжке. Гостиница после двадцать первого проплачена еще на два дня, до воскресенья. Так что развлекайся. О, и непременно посети бордель на Монмартре, а то вообще зачахнешь тут, в Аврорате — ни одна девка замуж не пойдет. А заведение, и правда, чудо, вот, помнится…

Гарри молча слушал, старательно пропуская мимо ушей всё, что касалось воспоминаний Кингсли о бурно проведенной молодости, и думал, может, ему, и правда, повезло? Заберет артефакт из тайника, отдохнет, выспится, погуляет, круассанов поест, что ли, с мороженым…

Портключ сработал ровно в десять, перенеся аврора в крошечный пустынный переулочек рядом с гостиницей. Франция встретила его мерзкой погодой — тусклым серым небом, плотным туманом и проливным дождем. Гарри моментально промок, даже не успев наложить на себя водоотталкивающих чар. Он вздохнул, пристроил поудобнее сумку на плече и пошел искать отель.

Номер ему достался очень хороший — просторный, светлый, с окнами на небольшую и тихую парижскую улицу. Нечего было и думать о том, чтобы в такую погоду идти куда-то гулять, так что Гарри заказал себе в комнату обильный завтрак, разобрал сумку и устроился в кресле возле окна с дневником в руках. Он был предсказуемо на французском, но как раз для подобных случаев авроров обучали одному полезному заклятию, позволяющему воспринимать написанный текст на родном языке.

Гарри начал читать еще вчера в Лондоне, но ничего интересного пока не обнаружил. Только всякие философские рассуждения, какие-то научные формулы, обрывки заклинаний, цитаты из разнообразных трактатов и прочие, не совсем внятные вещи. Он решил, на всякий случай, прочесть весь дневник, хотя и знал, что нужная информация будет только в самом конце, уже непосредственно перед смертью Гулара. Может, прочитанное хоть как-то поможет ему понять, в чем же заключается то загадочное испытание, через которое ему придется пройти?

До вечера погода не только не улучшилась, а наоборот, стала еще хуже, так что Гарри провел весь день в номере, хотя это было только на руку — дневник был достаточно объемным, а лишь ближе к его концу, в записях от 1786 года, появились интересующие его сведения. Например, одна из записей гласила:

«Интересно, чего они хотят добиться этим заточением? Всё равно они не смогут мне помешать — я получил разрешение продолжать свои эксперименты, и если у меня выйдет… это будет прорыв. Франция, да и весь остальной мир, никогда не видели подобного. О, скольких бед и несчастий позволит избежать моё изобретение!» … «Они поселили меня в верхнем шестом этаже северной башни. Отсюда я могу наблюдать за звездами. А завтра мне доставят мою лабораторию. И, я уверен, мне удастся в этот раз рассчитать всё правильно. Два раза я уже ошибался, не думаю, что имею право и на третью ошибку».

Потом, через промежуток примерно в месяц:

«Видимо, это наказание за то, что я пытаюсь вмешиваться в Божественную природу вещей. Хотя, у меня и нет такой цели. Я всего лишь хочу найти лекарство. Оно есть — я точно знаю, мне были вещие сны. Я должен найти его как можно скорее, у меня почти не осталось времени. Болезнь выгрызает меня изнутри, и я больше всего боюсь, что не успею. Но — должен. Если я закончу эксперимент, возможно, я даже сумею избежать смерти. Это будет благословенная вещь».

Еще через несколько месяцев:

«Моё сознание с каждым днем ослабевает, но я не имею права позволить ему угаснуть, точно так же, как и упустить что-либо. Оно уже почти готово, но моё время закончилось. Мне нужно всего лишь два дня, два! И тогда, в ночь Остары, оно будет готово — моё совершенство, исцеление для любой души. Как я боюсь ошибиться!».

20 марта 1787 года, утро:

«Сегодня».

20 марта 1787 года:

«Ошибка! Ошибка! Это всё же произошло. У меня получилась страшная вещь. Она не должна существовать.

… И все же, она совершенна».

20 марта 1787 года:

«Я не смог. У меня совершенно не осталось ни сил, ни магии. Я не смог её уничтожить. Руки уже плохо слушаются, но это моя последняя запись — я должен. Оно, моё творение, мои благие намерения, оно увеличивает любую магическую силу в сотни раз. Это всё зеркала — именно здесь я ошибся. Но это уже неважно. Я мог бы, наверное, сам его разрушить, но я слишком много в него вложил — те последние крупицы магии, что еще не съела болезнь. Теперь я словно обычный человек — и ничего не могу с ним сделать. Это оружие, совершенное и непобедимое оружие в руках любого мага. Никто, никто больше не должен его получить.

Тайник будет открываться однажды в год, в день и минуту моей смерти. И если пришедший все же будет чист помыслами, ему предстоит последнее испытание, которое докажет что он достоин обладать столь страшной ценностью. Испытание подсказал мне мой сердечный друг, маркиз. Никто более него не знает о страстях человеческих. Ему же и вверяю эти записки после моей смерти. Он сумеет их сохранить».

Это была последняя запись в дневнике. Только чуть дальше, на последней странице, уже практически неразборчиво, написано всего одно слово: «Рассвет».

Теперь Гарри знал, когда ему надо явиться к тайнику.

На следующее утро Гарри решил всё-таки сходить посмотреть город и заодно посетить экскурсию в Бастилии. Погода к нему не благоволила, но была все же лучше, чем вчера — остался только густой сырой туман и не по-весеннему холодный ветер. Сначала аврор насладился завтраком в небольшом кафе — божественно вкусными круассанами с клубникой, а потом пошел гулять по центру. Париж ему понравился, несмотря на еще зимний неприглядный вид. У этого города всё-таки была своя, неповторимая, атмосферная красота.

К четырем часам он направился непосредственно к крепости. Бастилия подавляла своими размерами — высокая и массивная, окруженная рвом с перекинутым через него широким мостом, она выглядела грозно и несколько чужеродно, особенно рядом с современной парижской оперой. Но впечатление производила однозначно. В отличие от той же экскурсии. Всё, что рассказывали, Гарри уже давно знал от Гермионы. К тому же, экскурсоводы для придания некоторой патетичности своим рассказам явно забыли упомянуть, что при знаменитом штурме тюрьмы заключенных было всего семеро — причем двое были умалишенными. А также то, что с узниками обращались на редкость хорошо — обильно и вкусно кормили, в достатке снабжали алкоголем и табаком, позволяли заниматься наукой и творчеством. И даже пускали гулять с посетителями во внутреннем дворе. В общем, режим почти курортный.

Гарри не стал слушать про Вольтера, Человека в железной маске и де Сада, а незаметно отделился от группы, чтобы самостоятельно осмотреться. Туристов пускали только на первые два этажа — его же интересовал шестой. Северную башню он приметил сразу, план тюрьмы предусмотрительно изучил еще в Лондоне. Сигнализация, если она есть, не является проблемой, благо мантия-невидимка у него всегда с собой. Он выбрал себе удобный уголок для аппарации на втором этаже и, не дожидаясь окончания экскурсии, с чистой совестью отправился в гостиницу. Ему надо было выспаться, на всякий случай. Неизвестно ведь, что будет за испытание. Он не то, чтобы нервничал, но неизвестность в какой-то мере выводила из равновесия. Тем более его смущали частые отсылки к празднику Остары. Он весьма смутно помнил, что тот символизирует, кроме, разве что, постоянных упоминаний Богини, прихода весны, плодородия и того, что день равняется ночи, после чего продолжительность светового дня увеличивается. Что-то такое. И он подозревал, что испытание будет каким-то образом связано с этими вещами. А это не предвещало абсолютно ничего хорошего. Еще и слова: «Тот, кто выше человеческих страстей»… Интересно, что имелось в виду? Небось, надо по своему духовному состоянию быть буддой, чтобы получить этот артефакт, или дзен-буддистом, на худой конец.

Добравшись до гостиницы, Гарри поставил будильник на пять утра. Восход в Париже в этот день должен был произойти в 6:51, но стоило прийти заранее — ведь неизвестно, в котором именно часу умер Гулар, тем более что его смерть была на два столетия раньше, а рисковать не хотелось.

Стоит ли говорить, что он безбожно проспал. Будильник Гарри выключил, не просыпаясь, и, когда спустя некоторое время вскочил с кровати с бешено колотящимся сердцем, было уже начало седьмого. Чертыхаясь и теряя на ходу вещи, он за пару минут оделся, схватил палочку, закутался в плащ-невидимку и моментально аппарировал. Наложив на себя чары, заглушающие шум шагов, он помчался по узкой винтовой лестнице наверх, на шестой этаж, молясь про себя «только бы не опоздать». Едва завернув за угол, где должна была находиться камера Гулара, он с разбегу налетел на что-то, и, не удержав равновесия, упал. От падения капюшон слетел, полы мантии распахнулись, лишая Гарри невидимости, и в ту же секунду Гарри услышал полный изумления возглас:

— Поттер?!

Он моментально вскочил с палочкой наготове и замер, не веря своим глазам. «Что-то» оказалось профессором Снейпом собственной персоной.

— Профессор?! Что вы здесь делаете?!

— Нет, это я должен вас спросить, что… — Но договорить ему не удалось.

На стене за его спиной внезапно ярким голубым светом вспыхнул прямоугольный контур. С каждым мгновением свет разгорался всё ярче и ярче, и уже через несколько секунд в стене проступил дверной проем.

Зная, что счет идет буквально на секунды, они одновременно бросились к двери. Снейп успел первым и рывком потянул на себя ручку. Тайник оказался крошечным помещением, площадью хорошо если в несколько метров. Сразу за Снейпом в комнату ввалился Гарри. Он буквально впечатался носом в спину бывшего профессора, а потому не сразу заметил углубление в противоположной стене, в котором таким же голубоватым светом поблескивала большая сфера величиной с кокосовый орех. По всем правилам логики, Снейп должен был уже первым взять сферу, но тот почему-то медлил. Гарри, не думая, отодвинул профессора в сторону, едва втиснувшись в узкое пространство между стеной и плечом мужчины. Чтобы взять артефакт, требовалось ступить всего шаг, но он почему-то не смог его сделать. Какая-то сила удерживала его на месте.

— Вы тоже не можете сдвинуться? — решил поинтересоваться он у Снейпа.

— Тоже, — мрачно подтвердил Снейп.

— Может, это и есть то самое испытание?

— Не думаю. Слишком примитивно. Такого рода заклятие при большом желании можно снять.

Гарри вздохнул и на всякий случай оглянулся назад, на дверь, проверяя пути к отходу. Он ведь не знал, с какими целями тут Снейп и какие именно у него намерения. Гарри ждала серьезная проблема — прохода больше не было. Как и до их появления, на том месте снова находилась монолитная каменная стена.

— Мерлинова борода! И что мы теперь будем делать?

Снейп, практически не поворачивая головы, проследил за направлением взгляда Гарри, и, совсем не удивившись отсутствию двери, спокойно ответил:

— Ждать, Поттер. Кстати, позвольте поинтересоваться, что вы тут делаете?

Гарри сильно нервировало такое положение вещей. Из-за крайне малого пространства тайника он оказался зажат между двумя угловыми стенами, Снейпом и магическим барьером. Причем всё это вместе не давало ему ни малейшей возможности пошевелиться. Особенно нервировал Снейп. Откуда этот ублюдок вообще тут взялся? Он так надеялся, что не больше не увидит его после окончания Хогвартса. Да, его мечты явно не оправдались. Но самый главный вопрос не в этом, а в том, что ему теперь со всем этим делать? Надо же как-то выкручиваться, заодно и не допустить Снейпа до артефакта — он был как раз очень и очень не уверен в его целях, несмотря на все былые заслуги перед магическим миром, Орденом Феникса и Хогвартсом в частности.

— Не поверите, сэр, за артефактом зашел. А вы, я так понимаю, тоже, — решил броситься в атаку он. — Только вот откуда вы про него знаете?

— Вам не кажется, Поттер, что это не ваше дело?

— Нет, не кажется. Раз мы уже тут застряли, хотелось бы знать.

Снейп без какого-либо выражения покосился на Гарри. Несколько минут прошли в молчании.

— В таком случае, мне бы тоже хотелось услышать ваш ответ на этот же самый вопрос.

— Хорошо, — быстро согласился Гарри. Бартер так бартер.

— Сначала вы.

— Почему это еще?

— Иначе я ничего не скажу, — невозмутимо ответил Снейп.

— А если вы как раз потом ничего не скажете? — подозрительно поинтересовался Гарри.

— Вам ничего не остается, кроме как рискнуть. Не я же заинтересован в этом вопросе.

Гарри вздохнул. Как же тот его выводил из себя! За всё время, которое он не видел своего бывшего профессора, надеялся, что смог достичь должной степени безразличия к этому человеку. Оказывается, нет. После окончания Хогвартса их пути больше не пересекались. Профессор ушел в подполье. Поговаривали, что он устроился в министерский Отдел Тайн, но никто точно не знал. Его практически никто не видел, однако, было известно, что он жив — а большего никому не было нужно.

Теперь же он торчит со Снейпом в крошечной комнатушке, тесно прижатый к профессорскому плечу, без возможности двинуться или даже ко всем чертям аппарировать, плюнув и на артефакт, и на всё на свете.

С каждым мгновением обжигающее тепло этого плеча стало ощущаться всё сильнее, особенно по сравнению с холодными каменными стенами. Гарри даже почувствовал желание заерзать, а это повлекло бы за собой неминуемые язвительные комментарии. И, пока этого не произошло, все же решил рассказать Снейпу — особой тайны эта информация не представляла, да и, может, разговор позволит ему отвлечься от странных ощущений.

— Всё просто — меня послал Кингсли.

— А откуда он, собственно, узнал о существовании этого дневника?

— Нашел в библиотеке отдела Тайн. Эта информация не была секретной.

— Какая прелесть, — скривился Снейп. — Давно говорил, что надо установить гриф секретности на всю библиотеку и оставить её для пользования только непосредственными сотрудниками. И что, Кингсли не нашел ничего лучше, кроме как послать свою комнатную собачку на исполнение столь щекотливой миссии? Отличный психологический расчет, должен сказать. Кто бы еще справился с таким заданием, кроме Замечательного-Положительного-Мальчика-Поттера? А так Шеклболт сидит в теплом кабинете, пока гроза аврората мотается по непонятным испытаниям.

Гарри крайне задело сравнение с собачкой и он попытался огрызнуться в ответ:

— Кто бы говорил, сэр. Сами, небось, мотаетесь по чужим приказам.

— Отнюдь, Поттер, отнюдь, — спокойно отозвался профессор, отвлеченно разглядывая какую-то точку на противоположной стене. — В отличие от вас, надо мной нет командующей руки. Я сам распоряжаюсь своей деятельностью.

— Вы хотите сказать, что раз у меня есть начальник, то я сам ничего не стою? — взвился Гарри.

— Вы, как всегда, не слушаете, — закатил глаза Снейп. — Я хочу сказать, что вас используют в качестве служебного пса, сваливая на вас всю волокиту, а вы с радостью бегаете, только хвостом не виляете.

— Ну, знаете… — Гарри сжал кулаки, борясь с желанием каким-то образом заехать ненавистному мастеру зелий в нос, благо теперь положение позволяло. — Это уже…

— Впрочем, мы отошли от темы, — как ни в чем не бывало продолжил Снейп. — Вам, вроде, было интересно, откуда я знаю об артефакте. Так вот, я знаю о нем уже около двух лет.

— Двух?! Но почему вы не пришли за ним в прошлом году? И откуда вы вообще взяли этот дневник?

— В прошлом году мне помешали некоторые обстоятельства, и я пропустил время. Так что пришлось отложить поход. Дневник же я нашел в том же месте, что и ваш драгоценный начальник — в библиотеке отдела Тайн.

— Но… Э-э-э…

— Да, я там работаю. Я достаточно прозрачно на это намекнул, могли бы и понять. А еще аврором называетесь.

— Но зачем он вам? — Гарри решил на этот раз пропустить шпильку мимо ушей.

Снейп не успел ему ответить — внезапно в комнате раздалось деликатное покашливание:

— Господа, прошу прощения, что вас прерываю. Мне было крайне интересно вас слушать, но моё время уже на исходе.

Гарри завертел головой, пытаясь увидеть источник звука. В помещении было по-прежнему пусто, только артефакт в нише по-прежнему светился голубым.

Пару секунд ничего не происходило, а потом за магическим барьером из противоположной стены просочилась полупрозрачная фигура. Это был призрак мужчины лет сорока, в простой, без кружев, сорочке, теплом шерстяном сюртуке и чулках. Умное лицо типичного салонного интеллектуала обрамляли очки в тонкой оправе. Призрак слегка наклонил голову, внимательно посмотрев сначала на Снейпа, потом на Гарри и сказал на прекрасном, хоть и с легким французским акцентом, английском:

— У меня давно уже не было гостей, а я успел за эти более чем двести лет соскучиться по простой человеческой речи.

— Кто вы? — спросил ошарашенный Гарри, который хоть и ожидал чего-то в этом роде, но все же не был готов к появлению привидения.

— О, прошу прощения. Я Анри Гулар. Это я придумал данное изобретение, хотя теперь мне и ужасно жаль. Но давайте к делу — как я уже сказал, времени у нас крайне мало, всего несколько минут, а мне надо кое-что вам объяснить. Думаю, вы знаете, что я не успел уничтожить этот артефакт, хотя и очень хотел. Но моё желание не допустить его в чужие руки было столь велико, что после смерти я стал призраком и теперь охраняю его. За всё время за моим изобретением приходили всего трижды, и то это было лет сто пятьдесят назад… Да, давно это было, я уже почти и забыл, — призрак вздохнул. — Моё новое, внетелесное существование позволяет видеть больше, чем любое зрение. И я вижу, что ваши помыслы действительно чисты, как это ни странно. Такое я вижу впервые. Впрочем, как и то, что за артефактом пришли одновременно двое, с разными целями. Но я не могу отдать предпочтение ни одному из вас — существует еще кое-что.

— Это не испытание ли часом? — спросил Снейп, внимательнейшим образом глядя на призрака Анри Гулара.

— Да, оно. Вижу, вы читали мои записи, — призрак приложил палец к подбородку, словно над чем-то задумавшись. — Хм, ладно, то, что вы явились вместе, может, и облегчит вам задачу. Итак, испытание. Я долго над ним думал, на самом деле. Как и над тем, кто именно может получить артефакт. Ведь нужно, чтобы он ни в коем случае не использовался во зло. Только человек, свободный от всех мыслимых человеческих соблазнов, сможет обладать им. Я долго, очень долго думал над этим вопросом и никак не мог понять, как именно можно будет это проверить. Тогда мне помог мой друг Донасьен, он же маркиз де Сад. Мы много гуляли с ним по тюремному двору, беседовали, и я однажды решился поведать ему о своей проблеме. Это было еще до того, как артефакт был готов, но уже тогда я понимал, что могу ошибиться. И он сказал мне: «Анри, друг мой. В этом мире есть только одна вещь, поверь мне, всего одна, перед которой не может устоять практически ни одно человеческое существо. Это желание. Похоть. Неважно, желание чего, ведь жажда власти, к примеру, своего рода тоже похоть. Запомни это, друг мой, я знаю, о чем говорю. Кому, как не мне, об этом знать». И тогда у меня родилась идея. Я позволяю любому, кто за ним придет, забрать артефакт. Но он подвергается испытанием похотью — этот человек будет неистово желать первого же человека, будь то мужчина или женщина, которого он увидит. Если он сможет преодолеть свое желание — артефакт останется с ним. Если же нет — мое изобретение сразу же вернется сюда, в тайник. До следующего года или следующего человека. Еще никто, как видите, не смог сопротивляться своему желанию. Но поскольку вас сегодня двое, то, естественно, первыми вы увидите друг друга. Не знаю, сможете ли вы пересилить взаимное желание, но, по крайней мере, вы избежите многих унизительных проблем других кандидатов.

Гарри и Снейп с одинаковым ужасом в глазах уставились на Анри Гулара.

— Вы же не хотите сказать, что… — пробормотал Снейп.

— Именно это, к сожалению, и хочу, — медленно кивнул призрак. — Другого пути для вас нет.

Он щелкнул пальцами, — движение получилось без какого-либо звука — и Гарри физически ощутил, как барьер, отделяющий их от ниши, пропал.

— Отдаю его вам. На самом деле, неважно, у кого он будет и кто его возьмет, — заклинание распространится на обоих. Если вы выдержите — сможете владеть им оба, в противном случае, как я и говорил, он исчезнет.

— Не волнуйтесь, с этим проблем, я думаю, не возникнет, — холодно отозвался Снейп, не глядя на Гарри.

Призрак удовлетворенно кивнул и медленно растворился в лучах рассветного солнца. Гарри посмотрел на Снейпа, который явно не торопился брать артефакт, и неуверенно потянулся за ним. Как только он взял его в руки, комната вокруг начала растворятся — поплыл пол под ногами, стены и потолок стали зыбкими и расплывчатыми.

Через мгновение они обнаружили себя стоящими на пустынной площади перед Бастилией. В Париже клубился плотный утренний туман — и впереди виднелся только темный контур крепости. Гарри растерянно оглянулся на стоящего позади профессора, тот ответил ему ничего не выражающим взглядом.

Гарри не чувствовал пока ничего особенного, и это несказанно радовало.

— И что теперь с ним делать? — спросил он, чтобы хоть как-то нарушить тяжелую, давящую тишину.

— Можете отдать мне, и я, наконец, пойду.

— Ну, уж нет. Вы мне, кстати, так и не сказали, зачем вам изобретение.

Снейп со вздохом поджал губы.

— Поттер, я ученый. Если артефакт обладает способностью увеличивать магическую силу, то представьте, насколько он увеличит силу магических растений и насколько мощные лекарства можно будет изготавливать с его помощью. Многие неизлечимые болезни можно будет исцелить навсегда. А вы, зная вашего начальника, наверняка хотите его уничтожить. Вам лень элементарно приложить голову и задуматься, ваши цели примитивны, ваши… — он внезапно осекся.

Гарри недоуменно посмотрел на профессора и неожиданно увидел в его глазах что-то сродни панике. Снейп торопливо отвернулся, а Гарри на мгновение прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Когда он их открыл, то увидел… Ох, он увидел перед собой совершенно не того Снейпа, который стоял перед ним всего секунду назад.

Хотя он мог видеть только спину профессора, и эта спина внезапно приобрела удивительно притягательную силу. На неё хотелось смотреть, до нее хотелось дотрагиваться и хотелось ее гладить, равно как и провести руками по затылку, темным волосам, шее, плечам, прикоснуться, поцеловать…

Гарри резко тряхнул головой, пытаясь сбить с себя наваждение, и отшатнулся назад, чуть при этом не упав.

— Господи, это оно, да? — хрипло выговорил он.

— Да, — не менее хрипло подтвердил Снейп.

Руки уже начали трястись, и Гарри, торопливо сунув артефакт в карман, тоже отвернулся, пытаясь совладать с собой.

«Это только заклинание, только заклинание, только мерзкое заклинание», — как заведенный твердил он про себя, стараясь держать себя в руках и не оборачиваться, хотя его непреодолимо влекло и тянуло, словно магнитом, к стоящему рядом мужчине. Возбуждение с каждой секундой нарастало всё больше, и самым разумным было бы сейчас уйти или аппарировать, но он не мог заставить себя этого сделать. Осознание того, что Снейп стоит рядом, раздираемый такими же противоречиями, опалило его такой жгучей волной желания, что он едва не застонал. В штанах стало мучительно тесно — он не мог вспомнить, когда еще у него была такая сильная эрекция. «Господи, да как же вообще возможно такому противостоять?!» — подумал он, из последних сил стараясь держаться, а не накинутся на Снейпа прямо сейчас. Он не хочет его, совсем не хочет, это всё заклятие, а совсем не его собственное желание. Он пережил Аваду, противостоял Империусу, неужели он не сможет справиться с каким-то обычным испытанием страстью? Конечно, может, конечно… нет.

Даже не глядя на стоящего рядом Снейпа, Гарри почувствовал, что желание достигло критической точки, стало настолько непереносимым, что если он прямо сию секунду не сделает хоть что-нибудь, то его член просто взорвется. Он резко развернулся и… прямо перед собой, в нескольких сантиметрах, увидел лицо Снейпа, который буквально пожирал его таким взглядом, что у Гарри стали подкашиваться ноги. Стоящий перед ним Снейп был настолько восхитителен, что лучшего зрелища в своей жизни он и не видел — куда там всем девушкам мира! Гарри нервно сглотнул и несколько неуверенно поинтересовался:

— А может, ну его, тот артефакт?

Снейп сощурился:

— То есть ты предлагаешь бросить ценнейшее изобретение ради… вот этого?

— Ну да, — тихо ответил Гарри.

Внезапно глаза профессора блеснули хищным лукавым блеском.

— Какая хорошая идея.

Через пару дней, когда давно уже прошел сладкий дурман заклинания, Гарри проснулся в гостиничном номере рядом со Снейпом. В окно впервые за несколько дней светило солнце.

Действие заклятия продолжалось менее суток, в течение которых они не отрывались друг от друга. А потом с обоюдного молчаливого согласия оба просто сделали вид, что не заметили, как оно закончилось.

И теперь Гарри со вкусом потянулся, глядя на лежащего рядом обнаженного мужчину из-под полуприкрытых век. И ему было глубоко плевать на то, что это мужчина, что это, в конце концов, Снейп. Он помнил те три дня, помнил каждую минуту, каждое мимолетное мгновение, наполненное сначала страстью, потом — нежностью. И он с уверенностью мог сказать, что лучших дней в его жизни еще не было.

— А знаешь, — сказал он, глядя на четко очерченный профиль своего любовника, — без артефакта всё-таки лучше.

— Еще бы, — хмыкнул Снейп. — Иди ко мне.

Гарри взглянул на протянутую руку, и сердце внутри сладко ёкнуло.

— Гораздо лучше, — с уверенностью добавил он.