Чистота крови навек

Он никогда не чувствовал такой пустоты. Не мог объяснить, что с ним происходит. Словно взглянул на себя со стороны и увидел малопривлекательное существо. Да, именно существо.

А ведь его избрали, он — Пожиратель смерти, продолжатель дела отца, служит Темному Лорду, хотя весьма смутно представляет цель своего дальнейшего существования.

"Может, я сошел с ума. Я не хочу так жить, не могу больше... Противно..."

Драко Малфой, сидя в глубоком кресле, глядел на огонь в камине и с мыслей о никчемности своей жизни переключился на еще менее приятные размышления.

Осенним, еще теплым вечером, он встретил их. Рон и Гермиона, держась за руки, весело болтали, и смех девчонки, презираемой Драко с самого их знакомства, почему-то вызвал ревность.

Нет, он не может в это поверить: Уизли — простачок и увалень — может кому-то нравиться?

Почему он, Драко Малфой, безразличен этой, этой... Им должны восхищаться все!

Грейнджер ему никогда не нравилась, он ненавидел ее маггловскую породу, никогда не упускал случая высказать презрение.

Так что же с ним? Он как будто попал под заклятие.

Наверное, виновата любовная лихорадка, охватившая Хогвардс. На каждом шагу: "кто с кем, кто кого, кто о ком — встречается, любит, грезит". И как это может его волновать?

С выбором дамы сердца он не определился. Панси? С ней удобно. Она рядом, когда ему нужно.

Остальные? Тратить время и силы? Пусть они постараются, а он подумает.

Ну а Грейнджер — парадокс — выбрала из всех рыжего и конопатого Уизли. И это почему-то задело.

Драко закрыл глаза.

Опять перед ним эта картина: Рон и Гермиона в объятиях друг друга, а он не может оторвать от них взгляда, чувствуя, как в душе поднимается какая-то волна.

А тот урок Зельеварения, когда она повернулась к своим потрепанным дружкам и неожиданно натолкнулась на его пристальный взгляд.

И весь год судьба словно нарочно сводила их, сталкивала.

Вот он идет в Крэббом по лестнице и, оглянувшись на окликнувшего их Гойла, сталкивается с какой-то девушкой. Она. И сердце почему-то застучало сильнее. В ответ — немой вопрос и страх в глазах: что тебе еще надо?

Вот, Мерлиновы кальсоны. Он тогда сильно смутился, он, Драко! Крэбб — в его толстокожести никто не сомневается — и тот недоумевал.

А зимой в Хогсмите она поскользнулась, выронила сумку — и надо же, какая удача, он оказывается рядом и хватает за руку, а потом еще — до конца не понимая сам и не веря себе, — наклоняется, поднимает сумку и небрежно отдает.

Впрочем, от иронии отделаться не может: "Неуклюжая... на ровном месте... ", — но стука сердца ей, к счастью, не слышно. Крэбб и Гойл сопят рядом, таращатся. Она тоже удивлена, поражена. Может, восхищена?

Фантазии, бред, бред. Стыдно. Он готов провалиться. Зачем всё это? Он не должен, он выше всего этого. Тем более она грязнокровка. Фу...

Но какая-то сила тянет к ней, он уже не может не думать о её темных глазах и лучезарной улыбке.

На совместных занятиях с гриффиндорцами Драко всё чаще молчал, наблюдал исподтишка за ней, за Уизли.

Злорадствовал, когда тот получал замечания от профессора Снейпа. Увидев, как она однажды дотронулась до руки рыжего, представил себя на его месте. Ну совсем рехнулся!

Снейп взглядывался в своего любимца всё пристальнее раз от раза, как-то даже спросил, не болен ли.

Драко на секунду вообразил скривившееся от отвращения лицо своего декана, если б тот узнал. Ну уж нет, он справится, он не позволит никому себя унизить. Так унизить.

Но дни бежали за днями, а Гермиона не выходила из головы по-прежнему. Весной он впал в апатию, совсем перестал готовиться к занятиям, еще сильнее возненавидел рыжего.

Странно, даже Поттер ушел на сто какой-то план. Да чихал он на Поттера!

Пусть его именем назовут улицу, деревню, звезду. Драко с неподдельным удивлением открывал в себе то, что ранее и предположить не мог: позволить Поттеру жить спокойно, не стараться его унизить. А ведь он мечтал растоптать, уничтожить выскочку с его вечным шрамом!

А она дружит с очкариком, каждый день разговаривает с ним, смеется над его — естественно, тупыми, — шутками.

Голова раскалывалась. Скоро рассвет. Надо уходить из гостиной, а то увидят, начнут приставать с расспросами зануды-слизеринцы.

Опять воспоминание.

Весной, как только зазеленела трава, он, отправив филина домой (писал теперь редко, отделываясь общими фразами: здоров, сыт, никто не обижает — ну это мама волнуется, всё маленьким считает), задержался на площадке совятни.

Раньше не обращал внимания на простор вокруг замка, а теперь смотрел с восхищением на эту красоту.

И увидел их: сияющие лица, рука в руке, дурацкие волосы этого чучела и ее, каштановые, спутываются от порыва ветра.

От ревности его замутило. Хотелось настигнуть рыжего, ударить, избить, да что там — растерзать. Всё старался предположить, о чем они воркуют. Обычный треп, рыжий уж точно бахвалится.

А о чем бы он говорил? Способен ли он просто говорить, не так, как обычно, как все уже привыкли слышать, а человечнее?

Самим собой он был только с матерью — без тени притворства. Отца побаивался, старался угодить, не ударить в грязь лицом, из кожи вон лез.

А уж про Хогвартс и говорить нечего — высокомернее его, Малфоя, еще поискать!

Он, наверное, сказал... (остановись, это невозможно!) про ее красивые глаза и про смех, лучший в мире. И что лучше девушки он не встречал. И рассказал бы кучу приколов.

А может, просто слушал её. Она пусть говорит, что угодно, хоть историю магии пересказывает. Он слушал бы, смотрел и слушал.

И это длилось бы бесконечно долго. А он ведь никуда и не торопился.

Блестяще-маслянистая гладь Черного озера завораживала, и в вечерние часы находиться на берегу было жутковато, но Драко любил это место. Здесь — вдали от бурлящего, как котел на уроке Зельеварения, замка — ему лучше всего думалось.

Перечитав в очередной раз письмо, он с сожалением отметил, что не оправдывает надежд матери — Пожиратель из него, видимо, никудышный. Но ведь страшно переступить эту черту, словно оторвать от себя часть души, тела.

Небо постепенно заволокло серыми, рваными тучами, похожими на сердце человека, теряющего близких.

Он подумал, что неплохо бы вернуться в замок до дождя. Но чем ему может быть страшен дождь в свете последних событий?

Поднялся ветер, небо прорвало. Письмо улетело, закружилось на рябой поверхности озера. Драко смотрел, как оно медленно погружалось, унося слова, выжженные почти что на сердце.

Быстрыми шагами — дождь остро бьет в лицо, льет за воротник, пронизывая насквозь — добрался до замка. А там всё то же и всё те же.

Панси недовольно выговорила:

— Тебя не было три часа! Ты не сказал,— шмыгнула носом, — не предупредил, я ждала напрасно!

"А что если отшвырнуть ее, вот так вот взять и ..." — соблазнительно крутилось в голове.

Но, вздохнув притворно, — ему не привыкать, сколько уж изображает, что она его девчонка, — ответил, что возникла срочная необходимость, не было возможности...

Желания, желания — нашептывал ехидный голос.

Ну ты же простишь, милая? Можешь, впрочем, и не прощать...

Грейнджер совсем не обращает внимания, будто его не существует. Раньше они хотя бы препирались, а теперь?

Мисс Всезнайка, видите ли, не догадывается о... О чем же? Каким словом можно всё это... э-э ... обозвать? Не находил ответа и здесь.

Строптивая девчонка, кто бы сомневался! Ну ничего, уж если Уизли удалось, то я-то...

Утром следующего дня, наспех позавтракав в окружении закадычных, но порядком надоевших дружков, Драко отправил маме филина и спустился к профессору Снейпу.

Тот отчитывал, — кто бы мог подумать — кого-то из гриффиндорцев.

Проходя по ряду, толкнул Грейнджер, — какого взгляда удостоился, ради этого стоило.

Шумно уселся, демонстративно покопавшись в портфеле, — Снейп сверлил глазами, ну да ладно, свой.

Вытерпел прикосновение Панси и, стараясь вслушаться в ход занятия, вспомнил уже утонувшие, но непотопляемые строчки, от которых что-то съеживалось внутри:

"Тебе нелегко, но помни: ты — потомок чистокровных волшебников двух старинных родов. Дело, которому отец посвятил жизнь, — это и твое дело тоже. Всё, о чем только могли мечтать наши предки, становится явью, Драко! Ибо несокрушима сила лозунга — ЧИСТОТА КРОВИ НАВЕК".

* * *

Нарцисса Малфой, посмотрев в зеркало, увидела то, что совсем не хотелось видеть: измученную женщину, в глазах которой навсегда поселился страх.

Зачем он возродился! Мерлин его побери! Люциус такие надежды питал: правая рука Темного Лорда.

И вот результат. Под удар поставлен сын — её единственная радость: поздний ребенок, такой долгожданный, такой любимый. Что ждет его? Участь Люциуса? Смерть?

Нет, она не будет думать о плохом. Надо верить, что Темный Лорд пощадит Драко, хотя это не в его стиле.

Одно она знала точно — Драко не должен отступать. Иначе — всё!

И стиснув зубы, написала строки, приведшие в восторг сестрицу Беллу. Кто бы знал, как неимоверно тяжело они ей дались!

Белле легко разглагольствовать — детей-то нет, да это и трудно представить. Нарцисса усмехнулась. Всё было принесено в жертву делу, великому делу — истреблению нечистокровных. Тут уж не до детей.

Сестра часто вызывала раздражение: её маниакальная влюбленность в Темного Лорда явно зашкаливала, проступая черными отметинами на всем ее облике.

Да, они, Блэки, последователи Салазара Слизерина. А как же иначе? По-иному и быть не должно. Но безумным фанатиком Нарцисса никогда не была, да и Люциус ... по правде сказать.

Ей — в этом замке теней и воспоминаний — редко теперь удавалось спать спокойно. Переживания, сны, один ужаснее другого, превращали в какую-то истеричную развалину.

В одном сновидении Люциус уходил от нее все дальше и дальше, она смотрела вслед, звала, пыталась догнать. Ни разу не обернулся, ушел в туман, растаял.

А однажды приснилось, что маленький Драко — совсем крошечный, лет пять, — плакал и звал её:

— Мама, помоги, мне страшно, я не выдержу, — но она не смогла сделать и шагу — ноги одеревенели.

И каждый день — с отъезда сына прошла неделя — она часами просиживала в его комнате, вспоминая в мельчайших подробностях события их тогда еще счастливой жизни.

Снова и снова вглядывалась в фотографии, не понимая, как, куда могло уйти это время. И чья вина, что не повторится больше.

Как-то обнаружила — в несколько штрихов — девичий портрет. Выразительные глаза, темный излом бровей. Неужели...

Конечно, девчонки вокруг него крутились. Па... Пэ ... или как там её ... даже влюблена, но страшненькая ...бр-р-р...

Эта же — без преувеличения — красавица. Хорошо, если из чистокровных, да он и не взглянул бы на всякое отродье!

В такой ранний час все еще безмятежно посапывали в кроватях, а Рон, проворочавшись полночи и отлежав бока, встал и отправился в гостиную. Он всегда тяжело переносил ссоры, и этот случай не стал исключением.

Уже три непереносимо долгих дня Гермиона игнорирует его. Но в чем его вина? Хотя, если подумать, то да, малость напортачил. С Гермионой в тот злополучный день они немного поспорили, она вспылила, он что-то брякнул не подумавши. И в итоге пошел в Хогсмит с Гарри и Джинни.

Да, повеселились они тогда. Как будто и не было войны, нескончаемой, как речь шляпы перед праздничным ужином. Он и не помнил, как рядом оказалась пышная блондинка. Рон и не думал с ней флиртовать.

А на другой день весь их курс был в курсе. Ну и Гермиона, разумеется. Но неужели из-за такой ерунды портить всё, что у них было? Никогда он не поймет женской логики!

У «ерунды» было имя, в общем-то красивое — Лаванда. Он давно замечал ее призывные взгляды. И в Хогсмите потерял контроль над собой, но совсем не считал, что изменяет. Ничего ведь не было. Болтали, смеялись — да. Лаванда, конечно, прижималась. А он-то и не противился.

«Уизли, ты тряпка!» — сердился на себя Рон, ощущая, что не может противостоять напору барышни. Приятно, когда кто-то по тебе сохнет. Но Гермиона ... Как ей объяснить? У-у-у, подобно эльфу захотелось постучать головой об стену.

* * *

— Ты сказала, что там были Уизли и Браун? — не веря услышанному, быстро переспросил Драко. Слишком быстро.

— Да, Уизли зажимал Браун, — продолжала хихикать Панси.

— Интересно, — мысли завертелись, выстраиваясь в еще не совсем продуманный, но вполне осуществимый план.

Панси трепала Драко за руку, а он смотрел в одну точку — сосредоточенный и мрачный. Тут и застал их запыхавшийся Крэбб, бедняга тяжело дышал, поэтому сразу и не смог выговорить:

— Уф ... вот ты где, Драко... Я ищу ... профессор Снейп просил тебя зайти.

«Опять! Какого дементора? Что он вечно... Нашел младенца!» — с раздражением думал Драко, приближаясь к снейповскому кабинету. Оттуда доносились голоса — самого декана и кого-то из учеников.

— ... и это не обсуждается, Поттер!

Кроме титулованного очкарика, Драко увидел в кабинете еще двоих: Уизли — ссутулившегося, с потухшим взглядом и кривившимся ртом, и Грейнджер с надменным, редко ей присущем, выражением на лице.

— Свободны, — протянул Снейп.

Драко посторонился, когда гриффиндорцы выходили, искоса взглянул на нее, немного выставив в сторону локоть. Зацепилась мантией, нахмурилась, посмотрела исподлобья. Но он невозмутим.

— Драко, — интонация профессора стала доверительной, голос смягчился, гриффиндорцы бы удивились, — я хотел бы обсудить с вами одно весьма щекотливое обстоятельство. Ваша матушка, я недавно имел честь видеться с ней, весьма обеспокоена тем, что вы не отвечаете на ее письма.

— Профессор, месяц назад я отправил письмо домой, — сам, конечно, понимал, что это, по сравнению с прежними годами, когда еженедельно строчил послания, мало. Но писать чаще не хотел. Мама должна понять, что письма ведь не панацея.

— А почему вас это тревожит? — хмурился, не скрывая неудовольствия. Да не лезьте вы, куда не просят — читалось в тот момент у Драко на лице.

— Вы же знаете, как я дорожу отношениями с вашим семейством, Драко! Вас удивляет моя забота? Я считаю, что не имею права находиться в стороне, когда...

— Я очень ценю вас, но не вмешивайтесь в мои отношения с матерью и перестаньте наблюдать за мной, думаете, я не замечал? — перебил оторопевшего преподавателя Драко. Смотрел с вызовом, чувствуя, что просто закипает.

— Я не хотел вас обидеть, — Снейп явно что-то прикидывал. От Драко не скрылось выражение: «А что если ... » — на лице своего заботливого декана.

— Позвольте, я пойду, — хмуро сказал, глядя в пол.

— Да, вы можете идти, но подумайте, Драко, вы ведь любите свою мать и...

* * *

«Ты ничтожество, Уизли» — продолжал самоистязание Рон, обнимая Лаванду Браун, находящуюся в состоянии, которое заинтересовало бы целителей больницы святого Мунга. Только что они прошествовали через зал: не смотрел только ленивый.

Гриффиндорцы — удивленно, слизеринцы — презрительно-насмешливо, остальные... А уже и не надо было ему остальных, с лихвой хватило и этих. Гермионы не было — повезло. Кому только — вот вопрос.

— А Уизли, наш конопатый-пернатый друг! — ухмыляются Крэбб и Гойл. — А как же грязнокровка? Отставку получил?

— А идите к дементору, — буркнул в ответ, с трудом ускорив шаг, поскольку был вынужден тянуть далеко не худенькую девицу.

— Ронни, котенок, ты самый лучший! — мурлычет кошечка. — Я обожаю, о-бо-жа-ю тебя!

С Гермионой всё по-другому. Она не навязчивая, не любит всякие там уси-пуси, не требует каждоминутных поцелуев на глазах у всей школы. Да, всё верно, только теперь — в прошедшем времени.

Джинни и Гарри не одобряют его поступка. Он и сам понимает, что не надо всего этого. Но как быть, когда Гермиона и видеть его не желает. А то, что она в последний раз сказала ... Мерлин! Так и звучит в голове: не смей ... никогда ... ни за что ...

От таких слов не только уверенность в себе, но и радость от жизни потеряешь. Ей всегда боялся не угодить: не то и не так сказать, не так сделать. И ее мнение не должно оспариваться, ни-ни. А Лаванда смотрит в рот, преданно заглядывает в глаза, щебечет нежно-ласково.

И с видом победителя, вступившего в покоренный город, он разрешает ей себя тискать.

* * *

Гермиона Грейнджер старалась сосредоточиться на читаемом, но ей это плохо удавалось. Вчера она приняла решение порвать с Роном, потому что простить такое она не в силах. Что он о себе возомнил?

Думает, что она будет унижаться, ходить по пятам, упрашивать ... Наивный. Обидно, что она так мало значит для него — из-за банальной ссоры побежал искать утешения у другой. Внутренний голос говорил, что сама хороша, не всегда думает, прежде чем сказать. Но как он всё-таки мог?

Она, значит, переживала. А он в это время развлекался с этой блондинкой. Да и потом, вместо того, чтобы повалиться в ноги, выпрашивая прощение, он с гордым видом разгуливал с этой Браун.

Правда, после того, как она кое-что ему сказала. Но неважно. А как злорадствовал факультет Слизерин! Панси Паркинсон разнесла всем, что увидела в Хогсмите.

Ну нет, Рон Уизли. С силой захлопнула книгу. Она всё понимает — обиделся, разозлился, захотел, чтобы она ревновала, потом боялся подойти. Всё понимает, но прощения он не дождется.

Поздняя осень выдалась теплой. Солнце светило ярко, золотя и без того позолоченные листья деревьев. В такое время хочется затеряться, раствориться в природе.

В один из таких безмятежных дней Драко, сославшись на недомогание, — давненько не врал так самозабвенно, тем более декану — сидел под деревом и ждал. Он недолго думал. Удача шла в руки, много раздумывать — терять время.

Цель — ого-го! — заставить её забыть простофилю в вязаном свитере. А что же дальше? По-прежнему не может произнести, стыдясь самого себя. Об этом вообще пока лучше не думать.

Панси — молодчина! Преданная и славная, он рассчитал все верно — не откажет ни в какой просьбе!

— Да, я всё поняла, Драко, не сомневайся. Я справлюсь. Ну, ты же меня знаешь, — наигранно-весело проводит пальчиком по его лицу, но в глубине глаз он читает тревогу и смятение.

Но ему сейчас не до этого. Мало ли что у девушек в глубине глаз? Он и не клялся ей в вечной любви — не знал даже, что это такое. А слово «вечная» вызывает легкую панику, ассоциируясь с чем-то нудным.

— Не перепутай ничего, пожалуйста! — и целует неожиданно страстно.

* * *

Люциус Малфой, униженный Темным Лордом, преданный ближайшими друзьями, мог рассчитывать только на чудо.

Кроме бессильного отчаяния, его грызла совесть — он недостойный отец. Драко, Драко, простишь ли ты?

Когда-то на день рождения мальчик получил детскую метлу. И научившись летать, он с восторгом кричал им, счастливым родителям единственного ребенка:

— Мама, папа, смотрите! Я лечу, ле-е-е-чу! Я могу покорить небо!

Они в этом и не сомневались.

— Папа, догони меня! Ну что ты?

А он качал головой, сдержанно улыбаясь и вспоминая себя — также мечтавшего покорить небо... и не только.

Темные стены наступали, не давая забыться ни днем, ни ночью. Холодный камень забирал жизнь постепенно, как и заклятие, наложенное Темным Лордом.

Люциус ощущал, как с каждым часом силы покидают его. Всё ближе и ближе он подходит к пропасти. И бороться с неизбежным становится невероятно трудно.

Как же глупо умирать вот так — ему, чистокровному волшебнику, отдавшему всё за девиз Пожирателей. И прежде чем закрыть глаза и уйти в небытие, он тихо произнес:

— Прости меня, сын, я не могу... Я не могу покорить... небо.

* * *

Сначала, по правде сказать, у Панси скребли на душе дементоры — ну зачем ему все это надо? Затем она решила не раздумывать — он просил, она не откажет. Так давно повелось.

Иногда больно осознавать — повстречай он другую, его не удержать уже ничем. Былые заслуги для него — пустой звук. Он ценит только то, что сейчас. Кое-что она слышала. Вроде как Забини трепался-ухмылялся. Что-то о треугольнике... Кажется, любовном, в котором один угол тупой.

Но Драко тут причем? Его высмеивать — посмотрела бы она на этого пришибленного. Слизеринцы прекрасно знают, что можно, а что нет, когда речь идет о Малфое.

Какая же она всё-таки умница — обвела Браун вокруг пальца и удалилась, стараясь сохранить доброжелательность, хотя отчаянно мечтала обозвать эту гриффиндорскую курицу.

А когда идиотка поймет, что к чему... Гм, ну ничего страшного. Панси и не таких ставила на место. Но что же он всё-таки задумал???

* * *

Рон и Гарри, расположившись на подоконнике в коридоре, пытались разобраться в загадках любви. Гермиона и Лаванда поочередно в мыслях Рона. «Ронни, душка, ты меня любишь? Я тебя — очень!» «Я считаю, что наши отношения не могут продолжаться».

— Почему я так запутался? Почему встречаюсь с одной, но тянет меня по-прежнему к Гермионе? — вопрошал Рон с надеждой, что друг разложит всё по полочкам. Забывчивый — по полочкам могла разложить только Гермиона.

Вопрос повис в воздухе, поскольку сначала мимо пронеслись первокурсники, заставив вспомнить беспечное время — без таких сложных вопросов пола. А затем — в лучших традициях жанра — нарисовалась Лаванда.

— Нюх у нее что ли на меня, везде найдет, — недовольно пробормотал Рон, заранее предчувствуя, что сейчас начнется.

Та выглядела немного озадаченной — это ей не шло.

— Ронни, э-э ... — выжидающе посмотрела на Гарри, приглашая того прогуляться в одиночестве. Оставшись наедине, робко и неуверенно спросила:

— Рон, ты не хочешь ... то есть ... не собираешься ... Одним словом, я не надоела тебе? Ты еще ... любишь меня? — еле закончила вымученную фразу.

Рон не то чтобы сильно опешил, но рот приоткрыл.

— А ... м-м ... Что? Почему? Ну зачем ты? — совсем растерялся, увидев в ее голубых глазах-блюдцах слезы.

— Девочки болтают, что ты и Гермиона Грейнджер ... В общем ... вы опять вместе ... Но она ведь ... я знаю, видела ее с другим. Ты ей ... — не закончила, уткнувшись в плечо струсившего Рона.

Он не видел Гермиону плачущей, не имел опыта утешать девушек в подобном состоянии. «Как же трудно с ней! Да что ты? Как быстро осознал. Убогий, когда очнешься-то?» — внутренний голос не щадил, заставляя посмотреть в конце концов правде в глаза.

«Лаванда — не девушка твоей мечты... Девушка твоей не... Тьфу ты, Мерлин возьми... Девушка не твоей мечты!» Никогда не был силен в подобных умозаключениях.

* * *

Получив известие о смерти Люциуса, Северус Снейп задумался о предстоящем разговоре с Драко. В последний раз они как-то неудачно поговорили по душам. Мальчишка сам не свой: потерянный взгляд, постоянные отговорки — голова, живот, рука, нога.

Мадам Помфри сбилась бы с ног, если б Драко действительно обращался к ней. Снейп делает вид, что верит его бесконечным недомоганиям. А сам Драко верит, что хорошо играет роль. Вот такой вот замкнутый круг. Змея, кусающая свой хвост. Уф! Как не вовремя. Не надо нам никакой змеи.

Драко не только отдалился от друзей, хотя вряд ли они у него были — те, шкафообразные, скорее прислужники, но и девчонку — светлоглазую Панси (как же привязана к нему, даже жаль становится! ) держит на расстоянии.

А ему уж ни слова, ни полслова. Мысли прочитать — как бы не так — способный ученик. А тут еще странности другого характера. Вот какую картину наблюдает профессор в этом году:

Паркинсон преданно ловит скользящий всё чаще мимо нее взгляд Драко. А он почему-то выбрал парту позади Грейнджер и пялится на ее затылок. Та — это тоже не скрыть от преподавателя — испепеляет профиль очередного отпрыска четы Уизли, за которым, тут совсем нелепость, ходит одна фигуристая цыпа с повадками мамаши.

Ох уж детки, не хватает сейчас только любовных историек. Что-то похожее уже было ... Тогда ... Ты что, забыл? Стоп. Для воспоминаний нет места, особенно душещипательных.

Насчет Драко не был уверен — при таком снобизме и вдруг — магглорожденная. Но ведь Нарцисса спрашивала про яркую шатенку с особенными глазами. Интересно. Драко всегда ненавидел грязнокровок, но ему ли, Снейпу, рассуждать о таком странном чувстве как ненависть.

А девушка — горда, язвительна — этим они с Драко похожи. Ну давай еще сводничеством займись. Надо всё выяснить. Если влюбился, что ж — насмешка судьбы, а если что-то задумал... Для слизеринца использовать других при достижении собственных целей — вполне приемлемо.

Уверяет же, что есть план. Да таким тоном, как будто сказать про этот пресловутый план — наполовину выполнить.

* * *

Веселой козой скакала Панси по лестнице. Неумные лица Крэбба и Гойла еще больше радовали.

— Пошевеливайтесь, он ждет.

Все оказалось совсем не трудным: настроить Браун на нужную волну, передать ей «ужасные» слухи. Грейнджер снова претендует на Уизли, ты не знала? Да все в шоке! Лаванда (ну и имечко!), ты ведь не допустишь этого. Мы — кто именно — не уточнялось — за тебя. Не раскисай! Не отступай! Не оставляй! И еще парочка глаголов повелительного наклонения.

Девица расчувствовалась, испугалась, изумилась. А подкинуть ей в такой искренний момент ТУ вещицу — проще простого.

Одно по-прежнему гложет — зачем? Не догадываешься? Злить ненаглядных неудачников.

Но что-то и другое есть — чувствует, просто-таки кишками чувствует. Не всё говоришь, загадочный Драко Малфой.

* * *

Гермиона не любила, когда ее жалели. Гордых и независимых людей это чувство унижает. Так воспитали ее родители. Она была признательна Гарри и Джинни за умение обходить острые углы.

Но другие тактичностью не отличались: как мог, о-о-о, да не может быть, подлый изменник, нельзя доверять... Далеко не полный список междометий и фраз, услышанных ею от бесконечно сочувствующих.

Как невозможно долго тянется этот день. Нет, не тянется, а стоит на месте. Теперь, в одиночестве, дни стали для нее однообразными и серыми. Впервые за годы обучения она была такой ненужной. Быть третьей лишней не могла, и видела: друзья стыдятся, что у них всё замечательно, а у нее не сложилось.

И тут еще Малфой что-то замыслил. Гарри уверен, что Малфой — Пожиратель. Личность он неприятная, мягко говоря, но глупости всё это. Сидит за спиной, не разговаривает почти ни с кем. А зачем, собственно, еще и про него думать? Ну сидит и сидит, выражение на лице странное и глаза — то ли уставшие, то ли больные. Ах, какое ей дело до малфоевских глаз?

— Случилось невиданное. Наверное, соплохвостов приручили — у Грейнджер не получилось зелье! — это очередной его комментарий.

Крэбб, счастливый, хрюкает. Паркинсон издает нервное «хи-хи». Всё как всегда. Она и бровью не повела. А вчера, немного опоздав, влетела на урок. Шмяк. Учебник Малфоя — на полу. Паркинсон с готовой остротой:

— Просто грация дракона.

А она будто бы не удивилась, когда он заткнул Крэбба, засмеявшегося в очередной — сто пятый, сто десятый или еще какой раз — над ней. И не слышала будто бы, как Крэбб шуршал: « Чё? Чё такого? Это ж всего лишь Грейнджер ... или Забини был прав, что ... »

А вот в чем был прав Блейз Забини, она действительно не услышала, потому что Крэбб, видимо, попал под горячую руку своего босса.

* * *

Дописывая последнее предложение, Гермиона поняла, что кроме нее в библиотеке кто-то есть. Малфой? Нет. Не надо.

— Грейнджер, подожди! — Драко еле успел ее остановить.

Она резко повернулась. Выражение лица было недовольно-сердитым.

— Мне надо сказать... спросить, то есть... (несчастный, что ты делаешь!) Если раньше кто-нибудь сказал, что он будет мямлить перед грязнокровкой, он отправил бы его Авадой куда подальше.

Где его непоколебимая уверенность, где обаяние, так безотказно действующее на многих девчонок? Изумления Драко не увидел, скорее напряжение. Она стала пунцовой — или злится или предчувствует неизбежное.

— Я тороплюсь.

А, была не была!

— Торопишься? Снова к своим: Мальчику-Который-Выжил-Из-Ума и к этому мешку слизней! — его понесло в любимую стихию, потому что он не знал, как действовать дальше.

— Не смей так говорить о моих друзьях! — самообладание вернулось, стоило только упомянуть о Роне и Гарри.

— Хорошо, хорошо! Они ведь парни что надо, да? Просто нарасхват. И ты готова всегда и везде защищать малюток — Потти и Ронни. Только вот они что-то позабыли о тебе. Один — с блондинкой, другой — с рыжей.

Гермиона молчала, не отводя глаз от Драко.

— Их личная жизнь тебя меньше всего должна волновать, Малфой, да и моя тоже.

— О, личная жизнь... Неужели наладилась? Кто же на этот раз? Так, Крам, Уизли... Список будет пополняться? — глумился уже по полной.

Гермиона опустила глаза. Драко подошел ближе.

— Не беспокойся, — отчетливо произнесла, собравшись с духом, — тебя в нем точно не будет.

Возникла неловкая пауза. Она смотрит в сторону, он — ошеломленно — на нее. Шаг. Остался шаг. Резко повернувшись, она пошла медленно и обреченно, совсем не по-гермионовски.

* * *

На следующий день он снова не пошел на занятия.

Попросил Гойла — сквозь зубы — передать учебник Грейнджер.

Да. Перепутал. Случайно. Ты вернешь. Как? Руками. В руки. Мерлин! Ну ладно Крэбб, но от тебя, Гойл, не ожидал...

* * *

Баранье выражение на лице Гойла выводило Панси из себя. «Подобные личности — позор факультету Слизерин», — промелькнуло у нее в мыслях.

— Еще раз, Грегори... Не заставляй меня сомневаться в твоих умственных способностях, — злилась от безысходности и страха.

— Там записка непонятная в два слова.

— И дальше... Говори.

— Нет... Никогда.

— Что?! — не на шутку уже разгневалась.

— В смысле это было там. «Нет» — вопрос, «Никогда» — вопрос. Говорю же: бред.

— Ты олух, поцелуй тебя дементор!

«Нет — вопрос. Никогда — вопрос» — побрела, раздумывая над услышанным.

— Вспомнил, вспомнил, — радостно прогундел вслед Гойл, — еще и...

— ???

— «И» там было между словами, «И».

В шарады решил поиграть... милый мальчик.

* * *

—Торопишься, Панси Паркинсон? — насмешливо спросил Забини, поравнявшись с мрачной, нахмуренной однокурсницей. — Нам не по пути?

— Что тебе еще? — не смотрела и не хотела смотреть, до того противно на душе.

— Хотел составить компанию. Можно? Ты ведь почти всегда одна, — ласково так улыбается ... гаденыш. А знает, всё знает — не раз уже намеками говорил о Драко.

— Это будет зависеть от того, насколько ты можешь быть полезен мне! — ехидненько промолвила Панси, скорчив лицо в гримасе, выражающей всю ее сущность.

«Несчастная дурнушка, — обворожительно улыбаясь, думал Забини, — жаль тебя, подстилка Драко Малфоя, но, наверное, ты заслужила".

А вслух воскликнул:

— О-о, насколько мы прагматичны! Попробую быть полезным. Для такой милой девушки, как ты, да что угодно, леди, — и закатился неприятно-лающим смешком.

— Тогда ответь, мистер любезность, что замышляет Драко? — гаркнула немного отупевшему от неожиданности Забини.

— Полегче, милашка, рукав оторвешь. Да он, вроде, с тобой кувы ... милуется, а не со мной.

— Ты понял, ты прекрасно понял, о чем речь, — и не подумала внять просьбе, а наоборот, усилила хватку, — Драко что-то задумал... Я выполнила, что он поручил, но он ничего больше не рассказывает. Что тебе известно о его планах?

— Да не знаю я. Сама спроси — ты же как бы его девушка.

— Вот именно: как бы, — пробурчала под нос Панси, — но он же тебе доверил что-то?

— Почему я должен отвечать, Паркинсон? — возмутился Забини. — Может прекратим нашу милую беседу? Я вполне уже насладился твоим обществом. Разреши откланяться.

— Совсем умалишенная, спятила от ревности, — пробормотал, поспешно удаляясь, оскорбленный Забини.

Ни один мускул не дрогнул на лице Драко, когда Северус Снейп сообщил ему о смерти отца. То, что было потом, заботливому профессору не надо знать. А маленькое, глупенькое и надоедливое привидение по имени Плакса Миртл почему-то не захочет трезвонить во все стороны.

Снейп поразился, откуда в этом изнеженном мальчишке такая твердость. Осенило — воспитание Люциуса. Да, с этим не поспоришь: ни в чем, никогда — ни малейшего намека на слабость. А то вдруг взбредет кому-то в голову пожалеть. Чистокровных и гордых аристократов Малфоев?! Как бы вас потом не пришлось жалеть.

Стараясь выдержать тон, говорил спокойно и убедительно, что и сам почти поверил. Что-то про веру и надежду, про силы, затраченные не зря, про победу, которая вот-вот настанет, про смерть во имя этой самой победы. Даже почести и славу прибавил для пущего эффекта.

Плел, плел паутину словес, пока тот, наконец, та-а-к посмотрел. Быстро закончил избитой и отдающей лицемерием фразой: "Всё будет хорошо".

* * *

А всё было хуже некуда.

Панси Паркинсон не была дурой, что бы не думал и не говорил обаятельный хам Блейз Забини. С лица Гойла еще не успело сойти выражение удивления: что? почему? какого? Действительно, какого ... Сам Забини еще не успел дойти до гостиной. А она уже складывала одно с другим, и интересненькая картинка вырисовывалась.

Припомнилось многое. Начала даже загибать пальцы, но, зло усмехнувшись, решила, что может не хватить. Многозначительные обмолвки приближенных Драко. Непробиваемое равнодушие в его глазах, даже ... да-да, как ни ужасно!

Ненормальная какая-то реакция на гриффиндорскую выскочку. Теперь еще поручения. Браун с ее куриными мозгами, Уизли с его лохмами, странная вещица, учебник, записка. А-а-а ...

Вот такая невеселая арифметика получается. Не кажется ли, что тебя про-ме-ня-ли. Слово-то какое! Нехорошее. Да на кого-о-о? Грязнокровная, враг.

Панси чувствовала отвращение. Хорош, хорош последователь папаши. Очень захотелось применить непростительное заклятие. Мир, состоящий из миллионов цветных пятен, стал одноцветным. Еще одно дуновение, и распадется на острые осколки.

И никому не понять тоски и отчаяния бывшей возлюбленной (была и нет, да и была ли?) высокомерного, жестокого, отвратительного, циничного и просто невозможного Драко Малфоя.

* * *

Гермиона Грейнджер ходила по замку опустив глаза. Будто потеряла пергаменты с домашней работой и безуспешно пытается отыскать. Ей хотелось поделиться с Джинни, но в последний момент что-то останавливало. Как и что сказать?

Вот уж странно складывается жизнь. Драко Малфой, с которым она выясняла отношения с первого курса и который излучал презрение даже на расстоянии. И теперь этот же самый со своим «Нет? И никогда?». Просто сон.

Гермионе вспомнилось, как некоторые девочки, обсуждая мальчиков, говорили о нем каким-то особенным, воздушно-приторно-томным голосом. А ее всегда смешило, как можно влюбиться из-за внешности? Нелепее не бывает.

Теперь он потерял отца. Об этом только и гудят. Гермиона с ужасом думала, каково это? И старалась понять, может ли она сочувствовать сыну Пожирателя Смерти. Сложно всё это и неправильно. Ведь дети не должны оставаться без родителей, пусть даже им уже шестнадцать лет.

Какой же он стал истрепанный, бледнее обычного. И он страшит её. Раньше хотя бы знала, что от него ожидать — насмешек, издевательств. Этого не боялась. Обидно, конечно, было, иногда до слёз. Но привыкла, как и остальные: «Это всего лишь Малфой, что с него взять?»

А вот теперь, когда он открылся с другой стороны, Гермиона строила предположения, зачем она ему понадобилась. Пополнить список покоренных и оставленных голубушек? Вполне возможно. Хочет выставить полной дурой? Идея в его стиле.

Или Гарри прав — он один из них — и хочет использовать ее? Отогнала и эту бредовую мысль. Сердце ей говорит другое. Где же ... Ах, да! Маггловская книжка. «Чутко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь». Французская сказка для детей, которым уже шестнадцать...

Он ее тоже избегал, и поэтому на совместных уроках они не пересекались. За неделю всего раз увиделись. Гермиона шла на Защиту с надеждой, что его — как всегда — не будет, но надежды не оправдались. Увидев в приоткрытую дверь, что Малфой маячит своей светлой головой, сбавила темп.

Спокойно, очень непринужденно, но что-то ноги не слушаются и походка из-за этого... не очень, одним словом, походка.

— Грейнджер, какого Мерлина! — истошно завопила Паркинсон, отиравшаяся, ясное дело, около светлой головы, непривычно тусклой и взлохмаченной. Бедная Гермиона наступила слизеринке на ногу, вызвав тем самым этот крик. Панси и не осознавала, что кричит в ней прежде всего соперница.

Извинившись, Гермиона уселась, почувствовав напряженное молчание за своей спиной. Её страшила мысль, что Малфой брякнет этакое, в своем репертуаре, и всё. И тут же устыдилась этих мыслей. Будто есть ей дело до бряканий этого белобрысого. Но мыслишка всё сверлила в голове.

Неужели это так важно? Нет, нет и нет. Никогда! И не заметила, что непроизвольно цитирует его. Профессор Снейп нудно тянет, объясняя... Что? Зачем? Кому?

— Я жду, мисс Грейнджер! — не заметила, как Снейп подкрался с вопросом.

— М-м... — Гермиона раньше не понимала выражения «Земля уходит из-под ног». Теперь поняла. Не только профессор Снейп не сводил с нее глаз, добрая часть курса тоже не верила: впервые Грейнджер не знает, что ответить.

Гарри пытается что-то прошептать, но останавливается под пристальным взглядом Снейпа. Рон вертит головой и смотрит нежно-сочувственно.

— У Грейнджер вошло в привычку не отвечать на вопросы, — слышит она голос позади себя. К счастью, никто не понимает этой реплики. Почти никто.

Ух, как осмелел. Панси скривило так, что Гойл в страхе заелозил. Драко страдает, подумалось ей. Он, который никогда не знал отказа ни в чем, и вдруг такое. Эта чертова гриффиндорка!

А «чертова гриффиндорка» пришла в себя и шпарит без остановки. Панси не отрываясь разглядывала Драко. А он рассматривал свои руки. Всего раз исподлобья посмотрел на Грейнджер — сердце у Панси ухнуло вниз.

* * *

Профессор Снейп деловито прошествовал к выходу. Ученики — кто неспеша, кто быстро — покидали аудиторию. Гермиона нервничала: что он копается?

Панси ожидала у дверей, пропустив сначала Браун с Уизли — верзила пятился, оглядываясь на другую. Ту, которая и не смотрит. Забини высокомерно покосился. Не разговаривает, да и не больно надо!

Наконец-то! Грейнджер направилась к выходу. Панси облегченно вздохнула. А Драко вышел, словно она и не ждала его. Так, какая-то девчонка пробегала мимо и задержалась, засмотревшись. Панси со страхом последовала за ним.

— Мне охранники не нужны! — бросил через плечо.

— У тебя плохое настроение? Чем я могу помочь? — забежала с правой стороны, пытаясь поймать его взгляд.

Качает головой. Он не нуждается в ее опеке. А-а, теперь ничего не надо! А когда надо будет — он позовет, великодушный!

Панси обессилила от такого пренебрежения. Ходить за ним по пятам, выпрашивать внимания, надеяться. Это можно хоть каждодневно, а еще лучше — месяцами — может что и получится. Смерть Люциуса выбила его из колеи. Он утратил самообладание, в нем исчезла уверенность в правоте и силе.

Родители ее предупредили, что семейка Малфоев на плохом счету Сама-Знаешь-У-Кого. В общем, настоятельно рекомендовали держаться от Драко на расстоянии, чтобы в случае чего: Драко Малфой? Да, был такой. Учились вместе. И всё. Делов-то!

Панси и хотела бы внять совету, но давно уже уверилась в мысли, что это именно он, единственный и неповторимый, на всю жизнь.

— Перестань так со мной обращаться! — нервы сдали.

Почему-то малышня остановилась. Кто-то даже засмеялся из идущих навстречу. Над ними? Над ней? Похоже, что нет. Что это у него такая гримаса? На повороте — Грейнджер с рыжухой Уизли.

Драко бросил взгляд на дурочек. Панси очень хотелось, чтобы презрительный. С удовольствием заметила, что Грейнджер не только там что-то, но и вообще повернулась в противоположную сторону.

Он ведь ей не нравится. Конечно, не нравится! Поттер, Уизли, еще какие-то... Но он — такой правильной гриффиндорке, такой не совсем правильный, совсем даже неправильный, — слизеринец.

Конец света быстрее настанет, чем такие, как Драко Малфой, станут нравиться, таким, как Грейнджер. Успокаивая себя подобным образом, Панси Паркинсон и не догадывалась, что всё уже решено.

* * *

Рон Уизли выискивал способ избавиться от Лаванды. Он отмахивался от страстной однокурсницы как только мог.

— Ты не можешь бросить ее, потому что ты ... не знаю, как точно выразиться ... Нужна решительность, с ней по-другому никак. Она пользуется твоей мягкостью.

Гарри Поттер, произнеся эту тираду, вызвал у друга замешательство сразу по нескольким пунктам. Действовать решительно? Гарри прав. Ведь намеков Лаванда не понимает, но расстаться с ней грубо... Наверное, это и считается «действовать решительно»! Но вспомнив ее слезы, Рон сникал. Не мог, никак не мог обидеть чудные голубые озера-блюдца.

— Эх, жаль Фреда с Джорджем нет. Они по этой части, сам знаешь, профи!

Гермиона увидела идущих навстречу приятелей и приняла отсутствующий вид. Гарри, понятно, был не причем. Но доставалось и ему. Атмосфера враждебности, в которой он оказался, уже напрягала. Они с Джинни лихорадочно придумывали способы примирения Рона и Герм.

Но каждый раз натыкались — в отношении Рона — на слабохарактерность, граничащую с трусостью. А если говорить о Гермионе — та демонстрировала твердость, боясь проявить минутную, да что там, секундную, слабость.

Гарри знал, что Рон еще является слабостью Гермионы, но надолго ли?

* * *

За ужином Рон выискивал Гермиону, которая старалась садиться как можно дальше. Почему ее нет? На завтраке — да, видел. В обед, кажется. Гарри тоже недоумевал, а Джинни лучше не спрашивать: дуется.

Но не только старинные приятели заметили отсутствие Гермионы Грейнджер. Панси Паркинсон следила за гриффиндоркой так же внимательно, как и за Драко.

Если вдруг и ее, и его не наблюдалось в пределах видимости — уже начинала волноваться. Воображение рисовало отнюдь не приятные картины.

Крэбб, уплетая очередное блюдо какой-то сладкой дряни, что-то спрашивает. Что путного он может спросить? Не удостоила ответом.

Драко лениво ковыряет в тарелке, изредка переговариваясь с Забини. Тот просто светится, пересказывая, очевидно, порцию сплетен и слухов. Или делится своими похождениями. Распущенный самовлюбленный кретин. Она даже не знала, кто ее больше бесит — Драко или его дружок.

— Панси, ты идешь? — Гойл последнее время проявляет странную заботу. Что ж, она в какой-то мере благодарна ему, ведь он спасает от одиночества. Но как же он глуп!

— Не пойму я что-то, — бубнит под ухом, — вы в ссоре?

У-уф, какой внимательный! И месяца не прошло — заметил.

— Отстань! — исчерпывающе ответила Панси.

* * *

Рон не смотрел на Лаванду, не слушал и поддакивал невпопад. А та всё щебетала и щебетала:

— Ронни, душка, а ты на Рождество уезжаешь домой? Мне хотелось бы эти праздники провести с тобой. Это было бы чудесно! И ты мог бы представить меня своей семье!

Рон вытаращил глаза. Что угодно, Мерлин, любые приколы близнецов, наставления мамы, занудство Перси, только не это. Гарри понимающе усмехнулся. Джинни посмотрела так, будто Лаванда ляпнула тост за здравие на похоронах.

— М-м, Лаванда ... да ... гм ... — растерял Рон весь словарный запас, — мы с Гарри должны ...

Дальше он еще не придумал, отчаянно надеясь на помощь, но Гарри, судя по всему, и не предполагал, что они что-то там должны. Выручила сестрица. Глядя на истомившуюся Лаванду, она язвительно-мило пропела:

— Это не получится. Рональд отправляется к нашей тетушке. Ты же знаешь, как она его любит!

Рон поперхнулся, но стерпел. Улыбка сползла с лица Лаванды. Ненадолго, правда. «Она действительно непробиваемая! — с ужасом подумал Рон. — Завтра же скажу, что всё кончено. Гермиона ... Гермиона, спаси меня!»

* * *

А «спасительница» сидела в комнате со своим упитанным котом, который блаженно нежился и знать не хотел о трудностях хозяйки.

Такого поворота событий Гермиона не ожидала. Вчера Джинни поведала, что Рон хочет расстаться с блондинкой. Это радует, но ... Как всегда, без "но" не обойтись. Сможет ли она простить?

В этом еще предстоит разобраться. Он, конечно, ее волнует, но ... опять всё упирается в одно слово. Самое страшное для нее. Предательство. Оно может разрушить любое чувство.

Каждый, бесспорно, имеет право на ошибку и на ее исправление. Рон — не исключение. Вот только не каждый может эти ошибки забывать. Понимать — да. Но забыть — слишком многого хотите, Джинни Уизли и Гарри Поттер! Недавний их разговор:

— Будь снисходительнее! Пойми же: этот болван не может любить Лаванду! — Джинни горячилась, потому что ей тяжело вдвойне — из-за упрямства подруги и глупости брата. Гарри мило поддакивал-мычал, явно чувствуя себя не в своей тарелке.

А скоро рождественские праздники — еще одна головная боль. Ладно, вечеринка у профессора Слизнорта — Рона там не будет. Может, и она не пойдет, потому что приглашать некого.

Но празднование в их общей гостиной! Старшекурсники — это уже вошло в традицию — устраивают на Рождество, перед тем, как разъехаться домой, шумные и бестолковые посиделки.

Прослыть занудой не хотелось, но от подобных мероприятий всегда воротило. Парочки, везде будут обнимающиеся парочки. Может, завидуешь? Сама когда-то была одной из ...

Интересно, а у слизеринцев бывают подобные вечеринки? Гермиона почувствовала, как у нее покраснело лицо и уши. Докатилась! Услышав шум из гостиной, быстро юркнула в постель, поскольку не хотелось ни с кем разговаривать. Девочки ввалились смеясь.

— Гарри ... о, Гарри просто нечто! А Невилл ... ха-ха-ха... — слушала обрывки фраз, думая, что ничто по прошествии лет не меняется. Может, и к лучшему.

* * *

Драко сидел на широком подоконнике в темном коридоре. Найди его Филч или старательная мисс Норрис — мало не покажется. Но ему всё равно. И к тому же он ухитрялся не попадаться на глаза этим чокнутым. И не только этим. Прятался ото всех. Лишь от себя невозможно спрятаться. От мыслей, чувств.

Как он устал! Ничего ему не надо. Оставьте в покое. Всё опротивело: и Хогвартс, и Пожиратели с их занудным «Чистота крови навек», и эта гордячка тоже пусть катится! Домой, как хотелось домой. Только не туда, где только пыль соперничает с унынием, а в тот величественный замок, в котором он был любим и обожаем! И к маме.

Драко подумал, что если бы кто из однокурсников узнал про это сентиментальное «к маме» — упал бы замертво! Надо же, гад и циник Малфой — и такой ранимый. Но ведь никогда не узнают.

Отец ... Как такое могло случиться? «Это будет и с тобой, если ... » — вертелось в голове. Поежился. Он не хочет умирать. Он понял ценность жизни: и своей, и чужой. Открыл для себя новый мир.

А ослушаться — значит подписать приговор не только себе, но и маме. Тетушка с презрением отречется от них — ни минуты не сомневался! Вот профессор Снейп действительно беспокоится за него. Даже непреложный обет дал. И в то же время Драко не мог понять, что его смущает в поведении декана.

Говорит, вроде, правильные речи. Только от них еще хуже становится, словно тяжелым предметом долго бьют по голове. А отец — несчастный — всё тряс знаменем: "Я — правая рука Лорда!" Да, одноруким стал, бедняга змееподобный, и не почувствовал, наверное.

Теперь вот профессор Снейп тоже «рука». Левая получается. Драко вдруг стало смешно. Горько-смешно: «Я, выходит, тоже «что-то». Умора! Уж не ж ... ли?». Ладно, хватит хныкать! Ничего вернуть и исправить нельзя. Значит, выход один — идти до конца. А эта ... что ж, видно не судьба. Да и надоела она со своими вечно опущенными глазами. Красивыми — внес поправку мечтательный голос.

Сводила с ума мысль, что Грейнджер всё поняла, а делает вид невинной дурочки. А тут еще Панси — разъяренный тигр — следует повсюду. Бесится, что не может подчинить его. Смешно. Пусть на Гойле тренируется. Тот, похоже, в оруженосцы записался. Вот и славно!

Зима была снежной. Часто налетал северный ветер, выдувая тепло из замка, заставляя съеживаться и преподавателей, и учеников. Такими холодными вечерами многие только и мечтали, чтобы оказаться в теплой комнате с камином.

В общей гостиной Гриффиндора было мило и уютно, и веселящаяся молодежь подолгу не расходилась. Настроение у всех было приподнятым — за небольшим исключением. Гермиона старалась не засиживаться в эпицентре всеобщего помешательства и становилась день ото дня мрачнее тучи.

Рон стал преследовать ее с маниакальным упорством. Это и раздражало, и смешило. Учитывая, что с таким же, а может, и похлеще, упорством, шлепала за ним розовощекая кукла Лаванда. Она не понимала, отчего котеночек всё время отворачивается и с неохотой принимает ее ласки. Рон скрипел зубами, хмурил брови, кривил губы.

В общем, психиатр — проходи он мимо — точно бы порадовался. А девушка по имени Лаванда хнычет, клещом вцепившись ... куда? В то место, куда же еще?

Гермиона так и не смогла определиться: нужен ей Рон или нет. На душе было спокойно, ее уже не трясло, как раньше, когда тот появлялся на горизонте. И она выносила — ну совсем незначительное время — его присутствие рядом с собой. Решила — пусть все идет своим чередом.

* * *

В хорошем расположении духа Драко направлялся в Общий Зал. Даже Панси не сможет испортить настроение своим ревниво-озлобленным взглядом. Он кое-что придумал. Не блеск, конечно, но, может быть, сработает. Главное, от пронзительного взгляда профессора Снейпа скрыться.

Неудача с этой глупой Кэти поначалу расстроила, но ненадолго. Оклемается девчонка, никуда не денется. Еще и очкарик рыскает — заняться что ли больше нечем? Ну он и его проучит. Всему свое время.

Слизеринцы притихли, стоило ему подойти к столу. Похоже, не ждали. Блейз как-то подозрительно скромен, Гойл — ну что с него возьмешь — пялится в тарелку. Панси сверлит: бесподобна и восхитительна, что на это скажешь?

За столом Гриффиндора оживленно вякают. Ее что-то не видно ... А, снова среди этих. Драко нахмурился. Грейнджер рядом с Поттером и значит, и с Уизли. Не скрывая, наблюдал за гриффиндорцами: Поттер смеется, рыжуха что-то быстро рассказывает, а вот Грейнджер с рыжиком миленько так помалкивают. Потрясающе.

Наверное, и Блейз, и Панси просекли, чем он занимается. Всегда пожалуйста. Еще отчитываться он будет перед ними. Неожиданно Грейнджер посмотрела прямо на него и тут же опустила глаза, а клоун Уизли подсуетился: услужливо пододвинул тарелку, спросил что-то, наклонясь. А когда отвел прядь ее волос, чтобы шепнуть очередную чушь на ухо, Драко уже встал.

И входивший в Зал маленький первокурсник вздрогнул, когда увидел его лицо.

* * *

Шумно и бестолково — не любила Гермиона Грейнджер эти два слова, ох как не любила — проходила самая из самых вечеринок Хогвартса. Отвертеться от приглашения профессора Слизнорта не удалось.

Девочки всё спрашивали, кого же удостоит она своим вниманием. Наверное, никого. А с другой стороны ... Можно Рона проучить — пусть не думает, что единственный и неповторимый.

Кандидатур только нет. Ну разве тот... Гермиона представила, как приглашает Драко Малфоя. Жуть. А он — все дементоры умерли — соглашается. Жуть вдвойне. Такого не будет никогда. И не пригласит, и не согласится, и не придут, и не ...

А тут Джинни совсем кстати намекнула, что один симпатичный парнишка не прочь познакомиться. Что ж, давайте вашего симпатичного.

Кормак Макклаген знал себе цену. И цену хорошеньким девушкам тоже. И совсем не духовная организация лучшей ученицы Гриффиндора манила его, у красавца были вполне приземленные мечты.

Уверенность в собственной неотразимости делала поведение Макклагена отвратительным, и он уже считал Гермиону своей девушкой со всеми вытекающими последствиями. А бедняжку Герм радовало только, что Рон всё узнает. Пусть узнает, пусть ...

В подходящий момент, когда кавалер ушел за напитками, Гермиона незаметно выпорхнула. Ей казалось, что незаметно. Ему не пришлось ее долго разыскивать. Толком не успела отдышаться, как снова оказалась в цепких объятиях.

Вдавив растерявшуюся жертву в стену, Макклаген заговорил сладко-противным голосом, совсем не подходящим для его комплекции:

— Герми, девочка моя, ты что-то не рада мне? А всё так хорошо начиналось. Куда это ты направляешься? Не рановато ли?

Гермиона и не пыталась освободиться, только старалась отклонить лицо от его настырных глаз и губ.

— Мне как-то нехорошо стало. Душно в помещении. Голова закружилась, — бессовестно соврала, удивляясь, как это, оказывается, легко.

Он нагло пялился на ее губы, явно прицеливаясь к... Какой-то подозрительный звук заставил его оглянуться. Гермиона не упустила момент. Не учла одного: реакция у игрока в квиддич — отменная.

— Куда ? — быстро схватил беглянку за руку.

Нервно переминаясь с ноги на ногу и растерянно улыбаясь, она не могла ничего придумать. Не дожидаясь ответа, он снова сграбастал ее и заглядывая в глаза, предложил прогуляться по темным и безлюдным коридорам Хогвартса. То, как он это произнес, смутило Гермиону еще больше. У парня, явно, мания величия!

— Не уверена, что это удачный вариант, — пролепетала, теперь уже не успев уклониться от губ распалившегося Кормака.

— А я всё думаю, что за возня? Крысы что ли в Хогвартсе завелись? — прозвучал в тишине ехидный голос.

Голос, который заставил странную парочку — целующий и уклоняющаяся, — вздрогнуть. Драко Малфой медленно поднимался по ступенькам.

Гермиона так растерялась, что позабыла вырваться из объятий Макклагена. А тот и не был против. Подойдя ближе, Драко сразу увидел: и несчастный вид своей Грейнджер, и боевой — героя-любовника.

— Что надо? — спросил недовольный герой с интонацией явного превосходства. Он совсем забыл, что подобная интонация считалась особенностью как раз того, к кому он обращался.

Драко, испепелявший взглядом распутницу, соизволил посмотреть на говорящего. На фоне высокого Малфоя Кормак Макклаген выглядел третьеклассником, хотя отчаянно задирал нос.

— От тебя — ничего! — смерив взглядом, насмешливо процедил Драко.

— Так и иди, куда шел! — посоветовал Макклаген, вынудив Гермиону отодвинуться.

Но тот не собирался слушаться.

— Не психуй, девушку свою пугаешь. А ты, — обратился уже к Гермионе, — штучка, оказывается, та еще. А вообще, Грейнджер, я рад за тебя. Отлично смотритесь вместе!

— А твое мнение кто-то спрашивал? — кипятился Макклаген.

— Я обычно не жду приглашения, чтобы высказать свое мнение! — так растягивать фразу умел, пожалуй, только Малфой. — Повторюсь, может вы не расслышали: я думал, что здесь шуршат крысы! Хотя ведь и ненамного ошибся.

— Убирайся, крыса слизеринская, в свой подвал! — это Макклаген, конечно, зря сказал.

В темноте можно было только догадаться, как позеленел представитель Слизерина. Гермиона, будучи догадливой, именно так и подумала относительно цвета лица Драко.

— Крыса уберется, когда Я полголовы ей снесу! — это была совсем не пустая угроза со стороны Малфоя.

— Прекратите! — крикнула Гермиона, но, видимо, на каком-то непонятном языке, поскольку ей не вняли.

Если было бы время подумать, она догадалась, что это не что иное, как дуэль за сердце прекрасной дамы. Но времени на романтическую чушь не было — надо остановить дураков. Дрожащими руками она пыталась развести противников.

— Не надо! Вы ненормальные, вас исключат! — делилась самыми страшными последствиями примерная ученица.

Свою палочку она положила в сумочку. А сумочка... О, раззява, оставила у профессора Слизнорта, когда трусливо, как заяц, убегала с вечеринки.

В следующее мгновение Макклаген ударил Малфоя ногой в живот, а тот выкрикнул заклинание, и из стены посыпались камни. Гермиона стукнула неудачливого героя-любовника по руке — палочка выпала.

— Зачем ты лезешь? — взвыл Макклаген, шаря рукой по полу.

Малфой наступал на него, не обращая внимания на просьбы Гермионы, хотя успел удивиться: вот это да, Грейнджер умоляет меня.

Грохот, пыль, кружение пола и потолка — вот что услышалось и увиделось Гермионе, когда Кормак Макклаген метнул заклинание, которое обрушило колонну.

* * *

Придя в сознание, ощутила ... нет, не боль. Какое-то подозрительное неудобство.

— Я буду тебе очень признательна, если ты встанешь с меня, — тихо, но настойчиво попросила она.

— Извини, — поднимаясь, в замешательстве проговорил Драко, костюм, волосы и лицо которого приобрели серо-грязный оттенок.

— Спасибо, что...

— Не за что, — буркнул, не дав договорить, — любой на моем месте поступил точно так же.

Она выглядела не лучше его, плюс ко всему в вырез платья, так прельщавший Макклагена, насыпалось будь здоров. Ой, а как же он?

— Да вон валяется твой ненаглядный, — указал Драко на какой-то куль неподалеку.

— И совсем не мой, — успела возразить, а «куль» приходил уже в себя, кашляя и отплевываясь.

— Гер ... миона, ты как? — первое, что спросил Кормак, выплюнув зуб. — Цела?

— Да. У тебя кровь, — метнулась к Драко, у которого оказалась рана на щеке.

— Я не нуждаюсь... Позаботься о малыше, — отодвинулся, словно от заразной.

Она обиженно остановилась. То прикрывает своим телом, то вдруг, будто брезгует. Удивительный человек, не поддается никакой классификации.

Кормак сделал вид, что не расслышал обидное слово. Наконец-то образумился. Отдышавшись, они стали приводить в порядок помещение, не глядя друг на друга и, естественно, не разговаривая.

Слух об отравлении Рона Уизли облетел школу со скоростью снитча. Как и бывает в подобных случаях кто-то пожалел, кто-то съехидничал — ну наконец-то и о нем будут говорить, а то киснет в тени великого Гарри Поттера.

Драко испытывал двойственные чувства. С одной стороны, облегчение: а, этот, ну и Мерлин с ним! И в то же время понимал, что каждая неудача приближала к развязке. И он понимал, к какой. Тетя Белла все уши уже прожужжала.

Как преподы-то всполошились: ой-ой-ой. Кэти Белл еще до конца не поправилась, а тут еще и Уизли раскис. Профессор Снейп вглядывается хитрым лисом — подозревает. Хотя, нет. Знает! Подобное доставляло Драко удовольствие — знает, но молчит! И будет молчать!

Беспокоила Грейнджер с ее обостренным чувством помощи сирым и обездоленным. Не подтолкнул ли он ее в объятия к неудачнику?! Сейчас у кроватки несчастного сидит. Вместе с лохушками этими — сестрицей рыжего, как ее там ...и толстушкой Браун. С ума сойти, какое зрелище!

Драко с завистью подумал, что о нем вряд ли бы так беспокоились. Ну да, Панси, конечно, поправила бы одеяло да пару раз повсхлипывала. Да оно мне надо? Не о том, не о том думаешь. План провалился в очередной раз — профессор Дамблдор жив-здоров и вам того же желает, а тетка злеет не по дням, а по секундам, наверное.

Еще этот распроклятый шкаф в Выручай-комнате. Опять без милой тетушки не обошлось — подкинула идейку: всё ждет, где бы покуражиться. А Драко намеренно медлил, хотя и понимал, что уже не свернет с намеченного. «Чистота крови навек» — это вам не шутки.

И не заметил, как ноги сами принесли его в больничное крыло. Подождем-с, уж не вечность она собирается там торчать. Хотя, кто знает? Гриффиндорцы такие преданные, добрые, дементор их поцелуй. А уж у Грейнджер, явно, конкурентов здесь нет.

После того случая, когда он так мило брякнулся, прикрывая ее от града камней, что-то изменилось в их отношениях. Отношения? У них уже эти самые отношения? Гермиона чувствовала признательность: при встрече как-то по-особенному смотрела, не шарахалась, как раньше, не прятала глаза. А он — из-за чувства всегда всё делать вопреки — старательно не замечал этого.

С крепышом Макклагеном у нее что-то не заладилось. Парень несколько дней ходил, как дементором поцелованный. Драко этому искренне радовался. Такие не для тебя, увалень, поищи достойную среди каких-нибудь там пуффендуек, ха! М-да, а Грейнджер, значит, достойна только тебя? Интересно, Пожиратели сразу прикончат или дадут пару минут для последнего волеизъявления?

Кто-то, явно, приближается. Драко осторожно выглянул из своего укрытия. Вихрем промчалась Браун, громко сморкаясь и размазывая слезы — зрелище, надо признать, не для слабонервных. Неужели рыжику поплохело? Не помер ли часом? Даже жаль его стало, дурака. Драко вдруг стало трудно дышать. Что это я? О ком беспокоюсь?

— Да бросьте, Альбус, в наши времена и не такое бывало, — профессор Маккгонагал, открывая вечер воспоминаний, прошуршала мантией совсем близко.

Увидев спокойных преподавателей во главе с директором, Драко облегченно вздохнул — с Уизли всё в порядке. Следом проковылял Поттер со своей девицей. Завел волынку — рассказывает, по всей видимости, какой он молодчина.

Ага, а она, значит, осталась — будет утирать слюни маленькому, кормить с ложечки, рассказывать сказки. Снова стала душить злоба на Уизли — лучше бы... Но Драко не успел придумать мучительной смерти для соперника, потому что вдалеке замаячила знакомая фигура. И она направлялась прямо к нему.

* * *

Гермиона Грейнджер осознала вдруг необъяснимое (с точки зрения разума) желание — узнать поближе Драко Малфоя. Кормак Макклаген, парень прямолинейный и простой, на следующий день после того, когда он так неудачно пошутил над Малфоем, сразу бухнул:

— А у вас это давно? Я не знал. В смысле, не думал, что вы встречались ... встречаетесь.

Гермиона, покраснев, затеребила рукав мантии. Тот истолковал всё по-своему и постарался утешить:

— Ты не бойся, я друзьям твоим не скажу.

Пришлось убедительно объяснять, что никаких «встречаний» с выше обозначенным человеком нет, и с чего он, спрашивается, это взял? Макклаген так же несвязно пояснил, что «это же, типа, и так видно». Гермиону совсем не устроила подобная версия: если даже этот, то что же тогда остальные?

Минутку! А разве ее личная жизнь кого-то должна касаться? Воображение услужливо нарисовало картину, кажется, маслом. Знаешь, Гарри, а я вот ... а мы вот с Малфоем ... э-э-э ...(выражаясь языком Макклагена) «типа встречаемся». О, фурор был бы полный.

Но вопреки голосу разума она не могла забыть его взгляд в тот интересный момент. Да и что тут скрывать — и прикосновения не оставили равнодушной. Любопытная Джинни допытывалась, как у нее с красавчиком: вдруг исчезли с вечеринки, то да сё. Гермиона снова солгала без угрызения совести — ничего не было и быть не может, Макклаген — жалкий шут и ее тошнит от подобных личностей.

А что? Часть правды здесь присутствовала. Лишь причина неудавшегося свидания не объяснялась. А вот Малфоя будто подменили. Ни разу после того им не то что поговорить, взглядами зацепиться не пришлось. И отнюдь не по вине Гермионы. Это мучило, и она с утроенной энергией взялась за учебу.

И тут, словно гром среди ясного неба, несчастье с Роном. Она даже немного поплакала, тайком, в отличие от Лаванды Браун, голосившей уже как по покойнику. Услышав, как Рон — бревном лежащий на кровати — неожиданно промекал ее имя, Гермиону посетила мысль, что друг детства так и останется для нее, останется, останется ...

* * *

— Что Уизли? Живой? — деланно-высокомерно поинтересовался Драко.

— Всё хорошо, Малфой. Очень трогательно, что тебя беспокоит состояние Рона. — Гермиона ничуть не удивилась, столкнувшись в больничном коридоре с Драко Малфоем, просто лучшим другом Рональда Уизли — никак не меньше.

— Теперь ваша компания идиотов стала неполной! — Драко мечтал побольнее задеть Грейнджер, чтобы заглушить свою ревность. — А как ты смогла оставить маленького Ронни? А кто ему поднесет стакан воды и утку?

Глаза у Гермионы потемнели, а лицо исказила гримаса. Драко приготовился, немного-немало, к пощечине.

— Тебя злит, Малфой, что у кого-то есть друзья? Впрочем, не удивляюсь — у тебя-то их никогда не было! — она презирала его в тот миг.

«Ком в горле совсем некстати», — промелькнуло в мыслях у Драко. А вслух равнодушно протянул:

— Безусловно, я много потерял. Дружбу, знаешь ли, Грейнджер, легко можно заменить другим, если ты не в курсе. Да и не всем она необходима, если разобраться. На досуге приходи — поясню тебе, убогой гриффиндорке, может, и не только это.

То, что Драко Малфой мог вымотать душу из человека, яснее ясного. Гермиона удивилась, как это она могла подумать, что он изменился. Самовлюбленного злобного слизеринца за милю видно.

— Да я, собственно, вернуть хотел, — чтобы она не заблуждалась, решил прояснить картину и небрежно протянул какую-то блестящую ерундовину, — твое?

— Нет! — очень так неласково прозвучало из уст Гермионы.

— Твое, твое. Попало ко мне в карман после ваших с Макклагеном, увы, безнадежных попыток начать взрослую жизнь, — и не дожидаясь каких-либо действий с ее стороны, вложил в ладонь камешек.

Гермиона инстинктивно дернулась. Драко усмехнулся:

— Шарахаешься, Грейнджер, как от соплохвоста!

— Не знаю, Малфой, кого неприятнее повстречать: тебя или соплохвоста! — взяла реванш Гермиона, ощущая, как рука Малфоя всё сильнее сжимает ее запястье.

— Это верно, — согласился он, неожиданно повеселев, — приятного мало. Но я, в отличие от вашей компашки, не страдаю неизлечимой болезнью.

Веселость Драко совсем не была наигранной. В этот момент он ощутил, что пресловутая теория чистой крови полетела ко всем дементорам — он не просто разговаривает с грязнокровкой, но и пытается понравиться ей, хотя и весьма своеобразным способом. Да другого он и не знал, по правде сказать.

Гермиона с трудом вырвала руку и отступила на шаг назад.

— Неизлечимая болезнь, и это давно всем известно, у тебя! — вернула ему камешек-безделушку, которого действительно не доставало у нее в браслете.

— Грейнджер, я не любитель подобных фокусов, — пробормотал Драко, — если ты считаешь, что я подбираю всё блестящее, а потом раздаю нуждающимся — ошибаешься. А вообще, зачем я тут теряю время? — презрительно сказал он, замечая, не без удовольствия, как меняется в лице Гермиона.

— Удачи тебе, Малфой, — пожелала она, гордо уходя, как и подобает девушке, боящейся одного — не чересчур ли она выставила напоказ то, что лучше скрыть в подобных обстоятельствах.

Истинное лицо и диагноз Драко Малфоя не вызывали сомнений. Но почему же ей хочется продолжать этот, по сути, бессмысленный разговор ?

Мрачно направляясь в родную серебристо-холодную гостиную, Панси Паркинсон всё задавалась вопросом: не за дуру ли ее здесь принимают. Громкие разговоры и отсутствие желаемого объекта заставили нахмуриться мало приветливую особу.

— Да я одно одолжение уже сделал — не убил тебя на месте, недоносок! — королем этого вечера, похоже, был Забини. Его наполовину правдивые истории вызывали смех: захлебывающе-тупой — у дружков и заискивающий — у первокурсников.

«Как всегда, самый занятой Драко Малфой», — подумала Панси, усаживаясь как можно дальше от будущих пациентов психиатрической больницы. Гойл как-то обмолвился о загадочных манипуляциях Драко с Исчезательным шкафом. Может, у мальчика ... того ... размягчение мозга? Не удивительно, раз уж к грязнокровке потянуло. О, Мерлин, пощади!

Панси машинально листала книжку, а в мыслях всё прокручивала слова, переданные ей накануне заядлыми хогвартскими сплетницами. Один гриффиндорец сокрушался, что какой-то слизняк-слизеринец обскакал его на любовном фронте. Причем здесь замешана одна особа, тоже из гриффиндорских.

«Уж не мои ли это обожаемые?» — раздумывала Панси, грызя ноготь.

— Я его спрашиваю: а к Снейпу на отработку не хочешь?! — доносилось до нее, сопровождаемое хохотом, которому позавидовали бы даже гиены.

«А ваша тупость врожденна?» — хотелось спросить Панси и припечатать одного из них Авадой.

Дверь распахнулась — Драко Малфой и Грегори Гойл пополнили ряды слизеринской молодежи. Гойл, приветливо кивнув Панси, моментально присоединился к Блейзу и Ко. А Драко расположился — надо отдать ему должное — в небольшом отдалении от психов.

После вчерашнего обмена любезностями с Грейнджер он чувствовал себя почти счастливым. Она хоть и старалась, бедняжка, выглядеть невозмутимой, но — увы и ах. Актриса из нее — как из Хаггрида преподаватель.

Драко покосился в сторону бывшей. Фу, как ей не противно грызть ногти?! Докатилась. М-да, ничего себе школа! То сморкаются при тебе, то ногти грызут.

Демонстративно зевнув, Драко отправился в комнату. Панси очень захотелось прокомментировать его удовлетворенный вид. И готово уж было сорваться ехидное словцо, но Забини заорал о чем-то, известном только им двоим — закадычным дружкам.

— Потом, Блейз, потом, — безразличным голосом ответил Драко и захлопнул дверь.

* * *

А ночью ему опять приснился страшный сон. Вульгарно смеялась Грейнджер, обнимая сразу двух ослов — Макклагена и Уизли. Поттер — герой в домашних тапках — размахивал перед носом палочкой и что-то невразумительное нес про Кэти Белл.

Снейп грозно вещал голосом отца: « Ты хочешь предать семью? Нет и не будет важнее лозунга Пожирателей. И поплатится тот, кто не встанет на сторону Темного Лорда».

Тетушка, принимая облик Нагайны, шипела и извивалась вокруг него. Этот посвист складывался в не самые лучшие слова. А профессор Дамблдор, виновато улыбаясь, пытался заглянуть ему в глаза.

Эти странные и страшные сны заканчивались одним: необычный и далекий голос, неизвестно кому принадлежавший, произносил всегда одно и то же: спасен. Проснулся с сильным сердцебиением.

«Неужели, неужели я выполню это? Но я не убийца, нет. Я хочу закончить Хогвартс и ... Предположим, профессор Снейп выполнит то, что обещал. Что дальше? Я — буду чистенький?! Ага, как же! Змееподобный отпустит? С меткой — никогда. Убивать или быть убитым. Вот и всё. Коротко и ясно. Отец убивал. И был спокоен. И что? Всё равно оказался неугоден. Неужели боязнь смерти сможет заставить меня убивать? А все разом прекратить? А, каково? Вот так вот взять и ... »

Мерзкий череп со змеей скалился, будто насмехаясь над Драко. И на ум лезло почему-то одно слово из трех букв, и оно не вселяло надежды: в с ё.

* * *

День выдался суетливо-громким. На первом занятии Панси Паркинсон совсем не тихо обсуждала прическу Гермионы Грейнджер. А на последнем Лаванда Браун делилась наболевшим с Парвати, одаривая Гермиону взглядом свирепой горгульи.

Ну-ну, любезные, не лопните от злости. А Малфой, невозмутимый и ( ну признай хоть раз ) чертовски симпатичный, наблюдал за этим спектаклем. Но Гермиона запретила себе оборачиваться, как бы не хотелось.

Спектакль был безжалостно прерван — профессор Снейп не заставил себя долго ждать. И Гермиона, наверное впервые, обрадовалась его приходу.

* * *

Она вышла из кабинета первой. Лаванда только успела истерично крикнуть вслед: « Что, уроки делать?» К удивлению некоторой части класса, Драко Малфой выскочил, как только за лучшей ученицей школы захлопнулась дверь.

Бросился вслед с ощущением — как прыгнул с Астрономической башни. Гермиона услышала быстрые шаги за спиной, резко обернулась. Измученный и зловещий вид Драко Малфоя настораживал.

— Что случилось? — спросила Гермиона с таким видом, будто всё уже поняла.

— Я хотел бы поговорить с тобой, но не здесь, — сказал быстро и отрывисто.

— Извини, но не вижу в этом смысла, Малфой. Насколько я помню, общих интересов у нас с тобой не наблюдалось, — равнодушно-напускным тоном ответила она.

— Ты не хочешь узнать, из-за чего едва не сыграл в ящик твой дружок Уизли? — не глядя на Гермиону, спокойно спросил Драко.

— А тебе известно ...

— Про Кэти Белл есть тоже кое-что интересное, — якобы не слыша Гермиону, будничным голосом продолжал Драко. — Заинтригована, Грейнджер? Вижу, что да. Можешь не отрицать. У тебя, как всегда, на лице все написано. Твое лицо ... лицо твое ... — не смог закончить.

Гермиона покраснела и с интересом стала рассматривать потрескавшуюся штукатурку.

— Сегодня после ужина в больничном крыле около четвертого окна, — справился с волнением Драко, — устроит?

— Да, — выдавила Гермиона и быстро пошла по лестнице, стараясь и со спины выглядеть равнодушной.

* * *

Драко пришел на ужин бледный, с потухшим, измученным взглядом. Гермионе было жутко неловко, но она все равно изредка посматривала на него. Хорошо, что гриффиндорцы увлеченно наворачивали ложками — им не до того, на кого она там пялится.

Драко находился в угнетенном состоянии. Его мучил вопрос о бессмысленности затеянного. Но почему-то ощущение, будто всё дело в ней — выскочке, подруге злейшего врага, до которого, впрочем, ему давно нет никакого дела, не оставляло его с той минуты, как он проснулся.

Да, странные времена настали. Он сидит в окружении своих слизеринских приятелей, но вынужден сказать важное ни кому-то из них, кого он прекрасно знает много лет, а той, которую ранее и за человека-то не считал. А надеется он на что? Всё эти дурацкие сны. «Спасен, спасен... » Кто, когда и почему? И главное, кем? И лицо Грейнджер для полного, так сказать, счастья.

«Везет же этим слабоумным», — думал он, глядя на Крэбба, Панси и Гойла, у которых, как всегда, своя свадьба. А вот Блейз Забини ... Да Блейз, он один в курсе — частично. Умен, проницателен, ловок ... засранец. Насчет Грейнджер просек, еле удалось его заткнуть за некоторую услугу. Про задание все знает — ну тут уж себе дороже болтать.

И всё равно, глядя в разгоряченное лицо приятеля, с увлечением что-то доказывающего Крэббу, Драко начисто отмел его кандидатуру в качестве своего поверенного. Смешно представить, как он, Драко Малфой, начнет жаловаться насмешливому и самоуверенному Блейзу Забини на нелегкую судьбу.

И самое страшное — просить совета или помощи. Ты часом факультетом не ошибся, малый? Ничего не перепутал? Предположим, Гриффиндор и Слизерин? Самоотверженность и взаимовыручка, как известно, только там, у красно-желтых, в почете. Драко поморщился — голова раскалывалась, а этих, похоже, ничем не проймешь.

О-о, Гойл, что же ты так ржешь-то? И чтобы такое сказать тебе, Блейз Забини, чтобы ты заткнулся, а? Хотя бы на минуту. Всё, терпение его иссякло.

— До скорого, — буркнул приятелям, заметив, как неприятно сузились глаза Панси.

Ему осталось немного. Совсем немного. Пережить этот вечер и эту ночь.

Беспокойство и сомнение все больше охватывали Драко. Он уже подумывал, не свалять ли дурака. Просто перекинуться с Грейнджер парой фраз для тонуса, и дело с концом. Она, конечно, разозлится. А может и нет. Свидание как-никак. Надо самой понимать, на что согласилась.

Прошаркали чьи-то ноги. Остановились, снова зашаркали. Сквиб с кисой пробежку по замку устроил — мечтает милый старикашка о провинившихся.

Грейнджер не торопится. Передумала. Испугалась. Вообще-то, она человек слова. Это он точно знает. От своих, наверное, не может отделаться. Уроки, то, сё: помоги, подскажи, сделай, доделай. Гриффиндорцы — как повезло вам, дуралеи. Нет, этого названия они не заслуживают... Тормоза.

Вот он скажет ей что-то такое ... Может быть. И узнает от славной девочки Гермионы — ее расположение и (даже страшно подумать) взаимность — почудились ему или же и такое бывает. Да, вот так и сходят с ума — от обреченности.

* * *

Гермиона действительно не торопилась, поскольку захотела поразмыслить, во что она вляпалась. Идет на встречу с Малфоем для получения какой-то информации. Да возможно ли такое? И с чего бы ему сообщать ей что-то?

А откуда он знает и про Кэти, и про Рона? Если знает. Неужели хочет помочь? Ага, станет другом Гарри Поттеру. Гарри, друг! Драко, как я скучал! Фу! Но всё же ...

Все эти вопросы разбивались об одну очень-таки упрямую и безжалостную мысль. Ты идешь к нему, потому что он тебе небезразличен.

На свидание ты направляешься, Гермиона Грейнджер. Всё, не обсуждается! И давно, кстати, должна быть там. А то мало ли что. На том и закончились размышления.

А тут и девочки нарисовались. Ой, только не Лаванда! Гермиона выдержала взгляд блондинки, столкнувшись с ней в дверях. Та пропустила ее, смерив взглядом, какой и профессору Снейпу в лучшие его годы не всегда удавался.

В гостиной шумела веселая компашка. Сейчас она уйдет быстренько и незаме ...

— Гермиона, ты знаешь такое заклинание: Сектумсемпра? — Гарри очень вовремя решил заняться самообразованием.

— Нет, и не слышала никогда, — пришлось подойти к Гарри и Джинни.

Опять он со своим учебником. Она, конечно, рада, что ее друзья наконец-то стали заглядывать в книги. Но не в этом случае.

— Тут написано: от врагов, — продолжал Гарри. — Жаль, не объясняется, как оно действует.

— Можно испробовать, — засмеялась Джинни, — на слизеринцах, например.

Конечно, враги. До конца. А ты тут со своими размышлениями о дружбе и о ...

— Неизвестные заклинания лучше не применять, — заверила Гермиона голосом преподавателя со стажем. И не мешкая больше ни секунды, поспешила к тому, с кем ни Гарри, ни Джинни никогда бы и не подумали подружиться.

* * *

Панси Паркинсон почувствовала неладное. Взволнованно-напряженное лицо Драко подсказывало ей, что он на что-то решился. Только не Грейнджер. С кем угодно, с Когтеврана или с Пуффендуя — с любой дурехой она смогла бы смириться.

Но не с этой гордячкой с Гриффиндора. А ведь таким красоткам при определенном везении многое удается. Даже приручить такого, как Драко Малфой.

Когда он раньше остальных ушел с ужина, ей оставалось одно — последовать по пятам. Гойл тоже хотел было сунуться, но сурово сказанное слово поставило его на место. Тот и остался со своими — поддерживать разговор, состоящий, преимущественно, из междометий.

Блейз Забини насмешливо бросил ей в спину:

— Панси, об одном прошу: не устраивай истерик — это так дешево смотрится. Лучше сразу — Авадой!

— Это у меня припасено для кое-кого другого, — припечатала Панси, — хочешь узнать, для кого: узнаешь — если не засунешь свои советы подальше!

— Я бы не оставлял ее без присмотра, Грегори, — не унимался Блейз, как только Панси след простыл.

— Да? — тупил Гойл. — Ты же слышал ее «отвали».

— Совсем потерял ты квалификацию, приятель! Подумаешь, «отвали»... Как будто в первый раз! Тебе что неинтересно, почему Паркинсон Панси, которую ты уже около года обхаживаешь, помчалась за Драко Малфоем так, что Крэбба чуть ветром не сдуло?

Крэбб — тоже юморист нашелся — захихикал и добавил масла в огонь:

— Я бы это так не оставил.

— Ну, тогда я пошел, — неуверенно промямлил Гойл, — может, еще догоню.

— Только если не будешь ... ха-ха ... тормозить ... ха-ха ... на поворотах, дружище!

Думать над смыслом этой фразы Грегори Гойл не стал. Отмахнулся да и всё тут. И прихлебнул тыквенного соку — напоследок.

Сначала он несся вприпрыжку, расталкивая и распихивая путающихся под ногами — боялся потерять светловолосый затылок Панси, который то отчетливо маячил, то вдруг терялся.

Когда они миновали шумные коридоры и оказались в пустом больничном крыле, он сбавил темп, справедливо полагая, что теперь Панси никуда не денется.

Гойл и не очень-то удивился, увидев, как она юркнула в одну из ниш в стене. Просто остался ждать дальнейшего развития действия, развалившись на подоконнике удобного широкого окна.

Он даже хотел вздремнуть — вот результат сытного ужина. И глаза-то стали уже слипаться у приятеля Драко и друга Панси, но не тут-то было.

— В чем дело? Что за хождения устроили? — пробормотал он.

Безлюдный коридор называется! Он по простодушию хотел было выйти из укрытия, но что-то остановило. Шаги замерли. Тишина. И Грегори Гойла снова стало клонить в сон.

* * *

Несчастная Панси оказалась совсем недалеко от того уютного места, где Драко Малфой нервно поджидал Гермиону. В какой-то миг Панси захотелось обнаружить себя — кинуться к нему в объятия и, залившись слезами, вцепиться и не отдавать никому.

Но то ли слова Забини подействовали, то ли Панси понимала, что этим ничего не достичь, поэтому она терпеливо ждала ... чего-то.

И дождалась. Легкие такие шаги. Бесшумные почти. Воздушные. Девчоночьи, одним словом. А гордый профиль противной грязнокровки Панси узнала бы в любых обстоятельствах.

Промелькнула мысль, что Уизли-то вроде как на больничной койке валяется. И значит эта красотка к нему должна топать. Но мысль как промелькнула, так и погасла. Панси с горечью осознала, что цепляется, как утопающий, за соломинку.

Ее стали душить злые слезы. Ну я вам устрою. И тебе маггла несчастная, и тебе тоже, красавец разлюбезный!

* * *

Когда Драко увидел Гермиону, он как-то странно преобразился. Нервозность вдруг исчезла, и даже в висках не так сильно стало пульсировать. Он даже первым поздоровался. Небрежно-лениво. И даже хотел было предложить присесть. Рядом. Да, смелость города берет, чего уж тут.

Но увидев ее напряженное лицо и большие испуганные глаза, передумал. Не будем осложнять. Она его боится. Девушка с Гриффиндора — факультета смельчаков и безрассудных храбрецов. Что ж и такое бывает.

— Грейнджер, ты любишь сюрпризы? — вежливо поинтересовался Драко.

— Только от близких и друзей, — уверенно ответила Гермиона, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Гм, ничего другого и не надеялся услышать! — усмехнулся Драко. — Друзья — дружить — друзьями быть ... Формула настоящих гриффиндорцев.

— Если ты решил продемонстрировать в очередной раз ... — начала раздражаться Гермиона.

— Мерлин упаси! Молчу, молчу... всё, ни слова больше о святынях!

Пауза затягивалась. Пока Гермиона собиралась с духом, чтобы спросить, что, собственно говоря, он хотел, Драко, оставив насмешливый тон, серьезно сказал:

— Ты, как самая умная, ничего странного не замечаешь в Хогвартсе в этом году?

— В общем, наверное, да... — замялась Гермиона.

— Послушай, Грейнджер, мы с тобой всегда ... ну ... терпеть друг друга не могли.

— Да? Как ново! — съехидничала Гермиона.

— Ну всё, началось ... Не придирайся, будь любезна! — раздосадованный Драко поморщился как от боли. — Одним словом, я не хотел бы, чтобы всё так продолжалось, ну то есть осталось по-прежнему ... Ты ведь не против? Или ... — так путанно он еще никогда не говорил.

Гермиона, скрестив руки на груди, по-прежнему не смотрела на него.

— Кто-то сказал, что знает, из-за чего Кэти и Рон оказались в больнице. Я пришла узнать про это. Ты не забыл?

— Уф-ф, опять этот Рон ... Нехороший мальчик ... А что ты сделаешь, если я скажу, что это всего лишь повод. Повод, чтобы встретиться с тобой, — медленно произнес Драко.

У Гермионы перехватило дыхание. Только от чего? Непонятно.

— Что? Ты спятил? — выпалила она.

— Как тяжко с вами — с умными! Как что, так сразу: «Спятил!». Девушка должна быть или красивой или умной, Грейнджер. Мама тебе об этом не говорила?

— Следуя твоей логике, Малфой, я — урод?! — Гермиона встряхнула волосами.

— Упс ... Нет, конечно. Что-то я не то сказал. У Забини услышал, — оправдывался он. — Ты совсем даже наоборот.

— Ну так что? Что бы ты сказала? — осторожно начал прерванную мысль.

Гермиона,собравшись с духом, ответила:

— Это глупо. И мне не хочется это обсуждать, потому что... потому что так не должно быть. Ты сам это понимаешь, я думаю.

— Ага, — сквозь зубы согласился Драко.

— Так ты мне действительно ничего не скажешь... по делу? — спросила, стараясь, чтобы прозвучало как можно разочарованнее.

— Скажу, Грейнджер! Сейчас скажу, раз ты настаиваешь, — Драко почувствовал прилив ярости. — Но сначала маленький вопрос. Можно?

Гермиона кивнула.

— Как ты думаешь, почему эта толстая ... гм ... коро... ладно, просто толстая ... в общем, Браун прилипла к Уизли? А он к ней?

— Тут же всё ясно, как день, — пожала плечами Гермиона.

— Ах да, я забыл, ты же самая умная, тебе всё всегда ясно-понятно. Ты все знаешь. Но вынужден разочаровать тебя, Грейнджер, ты ничего про это не знаешь!

Гермиону почему-то стала веселить взвинченность Драко Малфоя. И она уже без смущения смотрела на него.

— Никогда ничего не замечала у своего Уизли, предположим, в области груди? — задал не совсем скромный вопрос Драко. — Если, конечно, у вас с ним так далеко зашло, — добавил он тихо.

Гермиона вспыхнула:

— Как ты смеешь? И что такого у Рона ... на груди?

— Медальон, Грейнджер. Миленькая такая штуковина. Подарок от Браун. Не совсем простой, правда. У Браун точно такой же. Вернее, вторая половина одного медальона. Слышишь — одного!

— Ты хочешь сказать ... я слышала про такие медальоны, одна половинка у одного человека, вторая — у другого. Они притягиваются, да? — Гермиона с ужасом смотрела на Драко. — Это твоих рук дело, Малфой? Отвечай немедленно!

— Ну-ну, не выношу команд ... На песике каком-нибудь тренируйся ... на Поттере, к примеру ... Да, сработано чисто. У Панси конкурентов в этом деле нет! Браун подарила твоему Ронни половинку медальона. На нем, кстати, надпись: «Навсегда вместе» или «Вместе навсегда». И пока люди носят эти половинки, они будут неизбежно тянуться друг к другу.

Гермиона не сводила с Драко глаз в течение всей этой тирады, которую он произнес ужасно спокойным голосом, будто погоду прокомментировал.

— Ты вообще понимаешь последствия своих действий? — Гермиона подошла к Драко совсем близко, пригвоздив его взглядом. — Как ты посмел? Ты вмешался в чужую судьбу. И ты ...

— Ну предположим, понимаю — не дурак. А ты что-то заплутала в дебрях, Грейнджер. Я всего лишь способствовал сближению этих ... А вообще-то медальон не будет действовать, если совсем ничего не чувствовать друг к другу. Ну, конечно, что-то возникнет. Мимолетная связь на пару дней. Понимаешь, о чем я? Неужели? Просто-напросто без эмоциональной подпитки эта хрень — пардон — не срабатывает.

Несколько секунд они молчали. Гермионе секунды показались долгими минутами.

— Знаешь, скажи спасибо, что я это не тебе подбросил, — Драко засмеялся. — Вот были бы последствия!

— Спасибо большое, Малфой. Только зря надеешься: даже заколдованный медальон был бы не в силах заставить меня, кхе, кхе, — Гермиона притворно закашляла, — симпатизировать тебе!

— Правда?! Вот Мерлин возьми, а я, как олух, надеялся бы на взаимность.

И они засмеялись. Но тут же спохватившись, Гермиона посуровела.

— На самом деле, Грейнджер у меня возникала подобная мысль, но я вовремя сообразил, что ты бы выкинула медальон на счет три. Но и не только, конечно, из-за этого. Еще и потому

Гермиона вопросительно посмотрела на Драко. Он твердо продолжил:

— ... что решил сам всё сделать. А Уизли путался у меня под ногами. Вот теперь ты все знаешь. Почти все.

— Рон путался под ногами? Значит он чуть не погиб из-за того, что ...

— Стоп, стоп! Не драматизируй и не преувеличивай, — Драко и не думал, что дело примет такой оборот. — Я не в этом смысле.

Гермиона пристально смотрела него. В другой раз Драко порадовался бы этому. А сейчас — нет.

— Ты с ума сошел, — к удивлению Драко, в ее голосе не было ненависти и презрения.

— Да, — он как-то спокойно согласился с ее утверждением. — И это я едва не отправил нашего рыженького к праотцам, — сказав это, Драко ожидал угроз и проклятий — всего, чего угодно, но только не того, что случилось.

Гермиона Грейнджер повела себя нелогично. Так, по крайней мере, рассудил бы обычный слизеринец. Но так как Драко был не совсем обычным слизеринцем, он недолго прибывал в удивлении относительно логики Гермионы. Она же с Гриффиндора!

Он увидел сцепленные пальцы, расширенные зрачки и странное выражение, ранее не наблюдаемое на ее лице. Драко Малфой не часто сталкивался с жалостью и состраданием в свой адрес, поскольку это не свойственно его ближайшему окружению. А именно это он и увидел на лице у Гермионы.

— Ты хотел убить Рона? — в этом вопросе было все: и боль, и ужас, и жалость. Гамма чувств.

Но вот — это и поразило Драко — не было ни ненависти, ни презрения. Того, чего он ожидал. Странная девушка. Удивительная. Потрясающая. Узнает о том, что кто-то едва не прикончил ее дружка, и ...

Мерлин побери, неужели... Не может быть. Она же сама сказала: нет. Без всякого кокетства и жеманничества. Как странно! Она жалеет его, Драко Малфоя. А он, как известно всем, враг нечистокровных и мальчиков со шрамами.

Значит ли это, что... Да, видимо, да. И он должен чувствовать удовлетворение — ведь добился своего. Если раньше были только догадки, теперь он уверен, как никогда. Подруга Гарри Поттера неравнодушна к его злейшему врагу. Да что уж тут мелочиться — к Пожирателю Смерти. От этого недолго и спятить. Прямо отсюда и сразу в Мунго.

Но подобный маршрут не устраивал в данный момент Драко, и поэтому он попытался взять ситуацию под контроль. Глубоко вздохнул, затем, по возможности спокойно, сказал:

— Я очень сожалею о случившемся, — это была почти что правда, — Уизли просто не повезло — как говорят, оказался не в том месте не в тот час. Ты понимаешь?

— Сожалеешь? А-а, ты нечаянно на ногу кому-то наступил? Да? В данной ситуации уместно это слово, — Гермиона по-прежнему выглядела подавленной.

— Хорошо, будем считать, что у меня ограниченный словарный запас. Если тебе, конечно, от этого легче.

— У тебя ограниченный запас душевности, и совсем нет совести, — Гермиона сказала это очень тихо, — и самое страшное, на мой взгляд, ты не считаешь это недостатком.

— Вот как. Хорошо, я — моральный урод, но скажи мне, если, конечно, не противно разговаривать с такой законченной мразью, как я, — Драко встал напротив Гермионы, — как бы ты поступила, если бы от твоих действий зависела жизнь близких людей?

— Почему тебя это интересует? — Гермиона как-то подозрительно начала всматриваться в него. — Это как-то связано с тем, что случилось с Роном?

— Мерлин! Опять, опять Рон! Грейнджер, ты явилась ко мне, чтобы доконать своим Роном? Вроде умная, понимать должна хоть что-то... Тебе вообще знакомо такое чувство, как ревность?

Гермиона смутилась.

— Ну так что? — он смотрел на нее сверху вниз, но без всякого превосходства. — Оказывается есть вопросы, на которые даже Гермиона Грейнджер не знает ответ, — Драко не заметил, что впервые назвал Гермиону по имени. Вслух.

— Я ... я не знаю. А какие конкретно действия ты имеешь ввиду?

— Разные. Разные действия. Поручения. Выполни то, сделай это... Не сделаешь — и всё... И не только тебе...

— Нет ничего ужаснее, чем страх за свою семью, — Гермиона даже как-то сжалась, ее богатое воображение в данный момент не пошло на пользу. — Тебе кто-то угрожает?

Драко молчал, поняв нелепость и глупость затеянного. И как он только смог решиться на это? Почему вдруг вообразил, что от нее что-то зависит? Поверил дурацким снам. М-да, оказывается кретинизм передается от человека к человеку. По-видимому, от Гойла с Крэббом он и заразился.

А как еще можно объяснить его поведение? Радует, что подтвердилось его предположение относительно взаимности Грейнджер. Хотя чего уж тут радоваться? Можно подумать, завтра они смогут пойти рука об руку на занятия или в Общий зал. Да, глупость, определенно, заразная болезнь.

* * *

Панси слушала затаив дыхание. Она не верила своим ушам, хотя и готова была ко всему. И всё равно ощущение, что ей дали по голове и все происходящее — бред воспаленного мозга — никак не проходило.

Уже по интонации Драко она все поняла, потому что с ней он так никогда не говорил. Таким особенным голосом. Жаль, что она не видит, как он там на нее смотрит. О-о, это уже какое-то самоуничижение началось.

Панси не знала, как ей действовать, только знала, что надо. Уизли болен по вине Драко, так что ли получается. Как далеко зашло. И ведь уже не посвящал ее ни во что. Не доверял.

Медальон подбросила — хорошо. И — кыш, не путайся под ногами, не мешай осуществлению самой идиотской мечты Драко Малфоя. Когда надо утешить — иди сюда, Панси, но честно говоря, он и здесь давно дал ей отворот-поворот.

Далеко пойдешь, Драко, при таких способностях. Особенно, если милые соратники, Пожиратели, узнают о твоих мечтах. И тебе не поздоровится, и Грейнджер. Да, не помешала бы тебе, Драко, какая-нибудь встряска — ну чтобы мозги на место встали. Пожиратели, надо полагать, не сторонники заморочек с грязнокровками.

Мерлин, о чем она думает? Настучать на Драко Малфоя Пожирателям? Ну не больная ли? Панси возненавидела себя. А потом решение пришло само собой. Если нельзя его отвадить от Грейнджер, что ж сделаем по-другому — ее отвадим. И очень даже просто.

И забыв о девичьей гордости и наплевав на советы Забини, Панси Паркинсон обнаружила себя, громко покашляв для приличия и вызвав тем самым у тех двоих смятение и растерянность.

* * *

Грегори Гойл видел прекрасный сон. Чьи-то нежные пальцы трепали его волосы и щеки.

— Панси, — блаженно шептал он, — ой ... только не уши... Панси, не надо дергать меня за уши!

— Какой я тебе Панси, — гнусавый голос действительно нельзя было приписать Панси при всем желании.

Грегори лениво открыл один глаз. Второй глаз он открыл быстрее, не веря тому, что увидел. Неопрятная фигура завхоза Филча нависла над ним, как гора над пропастью. А костлявыми пальцами старикашка держал Гойла за ухо. И сильно держал.

— Ишь, дрыхнет тут! Храп на всю округу! Ты где должен находиться? — завхоз шипел от ярости.

Гойл посчитал ниже своего достоинства отвечать сквибу, поэтому угрюмо сопел, стараясь избавить ухо от клещей этого маразматика.

— Твой декан, профессор Снейп, наверное, очень обрадуется, когда узнает о твоих похождениях в запретные часы, — продолжал экзекуцию Филч, — пойдем-ка со мной.

Гойл с мрачным видом поплелся за завхозом, проклиная и его, и ветреную Панси, и советчика Забини, и себя — до полной кучи. А когда приятели узнают, как удачно он выследил Панси, вообще можно будет носа из комнаты не высовывать. Засмеют и не подавятся. Таковы превратности любви.

* * *

— Панси? — воскликнул Драко, признав в кашляющей фигуре подругу детских лет. — Что ты здесь делаешь?

— Как невежливо, Драко. Вместо того, чтобы обрадоваться, ты задаешь такие вопросы. Ты не рад мне? — Панси смотрела на изумленного Драко, краем глаза наблюдая за реакцией гриффиндорки.

— А ты давно здесь? — спросил Драко. — Или ... только что пришла? — с надеждой в голосе добавил он.

Панси увидела, что Грейнджер будто приклеилась к стене и стоит не шелохнувшись.

— Да как тебе сказать ... — начала театральничать Панси, — сам выбери правильный ответ.

— Ты подслушивала? — негодованию Драко не было предела.

— Сколько возмущения, милый! Не надо нервничать. Ты меня знаешь: я всегда на твоей стороне. Слышишь — всегда! — и Панси положила руки на плечи Драко.

Он смотрел на нее как на сбежавшую из больницы. А Гермиона, забыв обо всем на свете, желала, чтобы всё это — от начала и до такого вот конца — оказалось всего лишь сном. Глупо получилось, очень глупо. Панси Паркинсон — главная сплетница Слизерина. Но даже и не в этом суть. Может, Малфой как-то запретит ей болтать.

Главное в другом — она все слышала, сделала выводы и никогда не простит того, что у нее отобрали симпатичную игрушку. Ее игрушку. Гермиона не боялась Панси, но ей были противны интриги и разборки на любовном фронте. Это не входило в систему ее ценностей — участвовать в подобном карнавале.

И поэтому она с надеждой смотрела на Малфоя — он должен как-то образумить подружку детства. Это выражение — подружка детства — не нравилось Гермионе. А вот почему, она не успела подумать, поскольку эта ненормальная, смотревшая на Драко, как собачонка на хозяина, рванула рукав на его левой руке.

Это страшный сон, подумалось Гермионе, когда она увидела черный череп на бледной коже Драко Малфоя. Он пытался оттолкнуть Панси, но та, смеясь и ликуя, протягивала Гермионе эту обезображенную руку.

— Посмотри, Грейнджер! Ты ведь знаешь, что это? Пожиратели Смерти истребляют таких, как ты, грязнокровка!

— Заткнись, ненормальная! — Драко оттолкнул Панси, и она отлетела к противоположной стене, ударившись при этом затылком. И сползла по этой самой стене на пол. Шмяк. И стало тихо.

Гермиона дрожала как в ознобе. Поняв, что Панси не притворяется, она бросилась к ней. Драко, оставив попытку приладить рукав, тоже наклонился над Панси.

— Ты не убил ее, Малфой? — дрожащим голосом спросила Гермиона.

— Надо было, — мрачно ответил Драко, ощупывая затылок Панси, — я думаю, очухается сейчас ... дура.

И вправду, Панси тихонько заскулила и открыла глаза.

— Ты чуть не убил меня, Драко. Я же хотела как лучше.

— Заткнись, пожалуйста, — попросил ее Драко, — я с тобой завтра поговорю ... если ты, конечно, доживешь.

Гермиону охватил безудержный приступ смеха. Она притопала на свидание к Малфою, который оказался, как и предполагал Гарри, Пожирателем, и сейчас вместе с ним сидит над распластанной Паркинсон. В театре абсурда с удовольствием приняли бы данный сценарий.

— Не надо смеяться надо мной, Грейнджер, — злобно отреагировала Панси, неверно истолковав смех Гермионы.

Но Гермиона не могла остановиться. Истеричный смех не был ей свойственен, хотя раза два приходилось уже так смеяться. И она знала, чем заканчивается подобное. Уткнувшись лицом в колени, пыталась сдержать слезы.

— Во дает, — прокомментировала Панси, — то ржет, то ревет.

— Я тебя о чем-то попросил, наверное, — Драко поборол желание стукнуть Панси еще раз. Он хотел подойти к Грейнджер, но Пожиратель, наверное, не лучшая компания для нее.

Гермиона, утерев слезы, встала с пола и не глядя ни на кого, сказала:

— Приятный получился ... вечер. Всего хорошего вам.

— И тебе счастья желаю, — выдавила Панси, уходящей Гермионе.

Драко ничего не сказал. Чего тут еще скажешь? И так сказано было много. Для смертного приговора.

* * *

На завтраке Панси Паркинсон благополучно отсутствовала. Остальные участники вчерашний трагикомедии выглядели не лучшим образом. Гермионе удалось уснуть только под утро. Драко совсем не ложился.

Несчастный Гойл полночи оправдывался перед профессором Снейпом, который не поленился снять со своего факультета десять баллов и отправить нерадивого студента на вечернюю отработку к Филчу.

Гермиона не хотела идти на завтрак, и Гарри с Джинни ничего не оставалось, как подхватить ее под руки — в прямом смысле слова.

Как хорошо, думала она, что урок со слизеринцами только в конце дня. Она ни разу не посмотрела на стол Слизерина и ушла как можно быстрее на первое занятие.

Драко в отличие от нее не спешил уходить и рассматривал гриффиндорцев внимательнее обычного. Не то чтобы он боялся, что Грейнджер проболтается, но какое-то смутное беспокойство присутствовало.

Блейз Забини всё утро угорал над Гойлом. И сейчас за завтраком проявлял странные наклонности — то и дело норовил ухватить Гойла за ухо и нежно потрепать. Тот злился, вызывая еще больше смеха.

Драко особо не вникал в их причуды — у них свои какие-то заморочки, но краем уха слышал что-то про Филча, Снейпа и Панси. Имя Панси Паркинсон вызывало у Драко физическое отвращение. Он хотел с ней серьезно и обстоятельно поговорить утром, но та сказалась больной и отчалила к мадам Помфри. У Драко возникло подозрение, что эта проныра симулирует, дабы отсрочить наказание.

Профессор Снейп после завтрака вызвал его к себе в кабинет. Прищурив глаза, декан несколько секунд всматривался в Драко, затем сказал:

— Ваш друг Гойл весьма сбивчиво объясняет причины своих поступков. Из его оправданий прорисовывается невнятная картина, но тем не менее некоторые фамилии прозвучали. Мне бы хотелось узнать, насколько верны его сведения.

— О чем вы, профессор? — Драко сделал большие глаза.

— Вам известно, что вчера вечером Грегори Гойл настолько усердно искал мисс Паркинсон, что был застигнут нашим доблестным завхозом там, где студентам Хогвардса нельзя находиться в поздние часы. Вы, Драко, э-э ... в дружеских отношениях с девушкой, поэтому я предполагаю, что вы должны знать ... кое-что.

— К сожалению, я понятия не имею о том, где рыскала Панси, — Драко с отвращением сказал это.

— Да-а? — протянул Снейп, — А вот у Грегори Гойла другие мысли по этому поводу.

— Грегори может говорить, что хочет, только пусть не вмешивает меня в свои отношения ... — Драко усмехнулся, — с мисс Паркинсон.

— Мисс Паркинсон в данный момент находится в больничной палате, — продолжал Снейп сверлить Драко глазами, — вы уверены, что вчера не имели с нею встреч?

— Может спросите у нее, профессор? — Драко до смерти надоел допрос. — А я пойду на занятия, и так уже опоздал.

Северус Снейп потерял дар речи. То, что его ученик мог дерзко отвечать преподавателям, он знал — самому пару раз доставалось, но привыкнуть всё равно почему-то не мог.

— Похвальна такая тяга к знаниям, Драко, — спокойно выговорил декан Слизерина,— но наш разговор не окончен. Я должен знать правду — это в ваших интересах.

— Я уже давно понял, что вы все делаете исключительно в моих интересах, — продолжал хамить Драко, — может, руководствуясь этим, перестанете подозревать меня во всех хогвартских неурядицах? Я вам что — недотепа, вроде Долгопупса?

— Вы просто играете с огнем, молодой человек, — Снейп не терял самообладания, — постарайтесь не переусердствовать, дабы не было непоправимых последствий. И жестом указал Драко на дверь.

Вот Гойл — редкостная сволочь, с бешенством думал Драко. Он решил не идти на первый урок, а дождаться этого трепача. Грегори испугался, увидев лицо Драко. Тот оттащил его в сторону и спросил голосом, не предвещавшим ничего хорошего:

— Ты вообще кто: идиот, стукач или то и другое вместе?

— М-м ... ты хочешь задушить меня, Драко? — Гойла второй раз за последние сутки подвергали насилию, это стало напрягать.

— Что ты наплел Снейпу? — Драко отпустил воротник Гойла, подумав, что действительно он что-то чересчур агрессивен.

— Ну он спросил, что я там забыл ... в этом дурацком больничном коридоре ... я что-то сначала врал, но ты знаешь, что нашего Снейпа не проведешь. Сказал про Панси, потом сообразил, что зря. Но Снейп после этого прицепился ... и я вот сказал, — Грегори почесал затылок.

— Что?

— В общем, сказал, что Панси ушла за тобой, а я как бы пошел за ней, и это ... заблудился. Да, вот так я сказал.

— Фу-у, тебя недавно мозгошмыги одолели что ли, Гойл? Ты какого меня еще приплел? Вам что с Панси приключений захотелось на одно место? Что вы все около меня отираетесь? Вынюхивают, высматривают... Заруби себе на носу — развлекайся со своей Панси — мне до этого нет никакого дела, она мне никто — только оставь меня в покое!

И Драко ушел, оставив Грегори в тяжких раздумьях относительно коварства судьбы.

* * *

Панси Паркинсон действительно неважно себя чувствовала. Мадам Помфри дала ей микстуру и оставила в палате до вечера. Но Панси было плохо не только физически, на душе у нее было еще хуже.

Драко не простит ее никогда. Утром она это отчетливо осознала. Он дотащил ее вчера до комнаты, передал в руки девчонкам, но ни слова от него она не услышала.

На него это совсем не похоже. Уж пару нелицеприятных слов мог бы отвесить, она бы не обиделась. А тут вдруг ледяное молчание.

Под утро у нее началась истерика. Она кричала, что убьет Гермиону Грейнджер и расшвыривала подушки по спальне. Испуганные девочки отвели ее к мадам Помфри.

Порадоваться можно одному — Грейнджер навсегда потеряна для Драко. Чтобы она — и с Пожирателем ... Ты очень злая, Панси, сказала она сама себе и добавила: злая, но хитрая. Если Драко не останется с ней — а теперь она со стопроцентной уверенностью это знала — то и грязнокровке тут ничего не светит.

* * *

Когда Драко вместе с Блейзом пришел на последний урок, он еще у двери заметил, что Грейнджер пересела со своей предпоследней парты к Поттеру, поскольку тот в отсутствии Уизли сидел один.

Вот и правильно. Нечего сидеть перед Пожирателем Смерти. Верно рассудила ты, Гермиона Грейнджер. Так как ее парта оказалась теперь свободной, Драко и решил туда перебраться. Что она будет делать интересно, когда Уизли вернется? Может, предложить ей место рядом?

Профессору Снейпу показались странными все эти перемещения. Он привык к тому, что перед Драко Малфоем всегда маячит Гермиона Грейнджер. И Грегори Гойл не сел сегодня с Драко. Есть, видимо, веская причина, усмехнулся Снейп.

Гермиона выглядела как обычно. Внешне ее переживания никак не проявлялись. Вчерашние слезы давно высохли, и к концу дня она оправилась от шока.

Теперь ее задачи сводились к следующему: придумать, как избавиться от привязанности к Малфою и вторым пунктом — выяснить до конца ситуацию с Роном. А для этого ей придется еще раз заводить разговор с ... Она покосилась в его сторону, впервые за этот день. Малфой выглядел так, будто ничто на свете не волновало его.

Надо же, Драко Малфой — Пожиратель Смерти. Гарри постоянно долдонил, что Малфой на службе у Того-Чье-Имя-Нельзя-Произносить. И высказывал предположение, что Кэти Белл, вероятнее всего, стала жертвой заклятия Малфоя.

Он пошел по стопам отца, чему тут удивляться по большому счету? А они с Роном думали, что Гарри необъективен.

В голове ворох мыслей. Надо поскорее остаться одной, чтобы все упорядочить. Гермиона подумала, что все не так просто и их дороги с Драко Малфоем обязательно еще пересекутся.

Драко отправился за Панси, которую отпускали на все четыре стороны. Пошел, чтобы она не подумала ненароком, что прибывание в больничной палате сможет заставить быть снисходительнее к ней. Типа больная, да еще по его вине.

Нет, милая, зря надеешься. Прощения ты будешь просить у Гойла своего — за то, что верность не хранишь. Он может и простит, да и то при условии, если определенная награда замаячит на горизонте.

А со мной такое не пройдет, дорогуша, размышлял Драко, держа путь в направлении, которое стало почти что родным... Так, вот здесь Грейнджер ждал, вот здесь Панси валялась в отключке...

Как шумно, не больница, а балаган на выезде. Драко заступил во владения мадам Помфри. Какая встреча! Конечно, как он мог забыть про любителя халявного пойла? Его-то еще выхаживают.

Поттер со своей ненаглядной и Грейнджер. Как же не подходят друг другу эти фамилии, кто бы знал. Несколько секунд противники смотрели друг на друга с плохо скрываемым (Гарри Поттер) и совсем не скрываемым (Драко Малфой) презрением. Гермиона, бледная как полотно, старалась изо всех сил не встречаться глазами с Малфоем.

— Надеюсь, Уизли не доставит огорчение Хогвартсу своим преждевременным уходом? Эту потерю мало кто переживет, — Драко первым нарушил молчание.

— Не надо беспокоиться, Малфой, преждевременный уход давно уже забронирован на тебя, — Гарри Поттер тоже умел ехидничать.

— Ты, Поттер, как всегда, сражаешь своим интеллектом, — Драко глумливо улыбнулся. — Только изредка путаешься в датах, лицах, событиях.

— Если тебя вынесут вперед ногами из Хогвартса, никто не огорчится, — злобно сказала Джинни, оскорбившись за Рона.

Драко показалось, что эта мелочь говорит свысока. Ему это не понравилось, и он посмотрел на нее как на насекомое. Мерлин, ну и подруг себе Поттер выбирает. Хотя в этом, наверное, есть один плюс — на фоне замухрышек выглядишь более достойно.

— Да неужели? Как жестоко, — ему захотелось взбесить голубков. — И ты, Грейнджер, не расстроишься? А я, честно сказать, горевал бы в твое отсутствие. Извините, Поттер и мисс Уизли, о вас так сказать не могу — вы не в моем вкусе.

— Пойдемте! — Джинни потянула Гарри и Гермиону в сторону выхода. — Зачем слушать какого-то хорька?

— Поттер, побольше внимания уделяй своей даме, а то злющая она у тебя, — сказал Драко вслед, — неудовлетворенная.

— Что? — Гарри резко повернулся.

— Проблемы еще и со слухом? Я говорю, Поттер, не знал, что у тебя слабость к таким сомнительным красоткам. Опять не дошло? Ничего, осмыслишь на досуге.

— Заткнулся бы ты, мистер наглая рожа! — Гарри двинулся в сторону Малфоя, но Гермиона и Джинни, будто ждавшие этого, вцепились с обеих сторон в закипавшего друга.

И неизвестно, чем бы окончился горячий разговор, если бы не одна особа, нарушившая идиллию. Появляться неожиданно стало уже фирменным знаком Панси.

— Что за вопли? — скромно произнесла она, — Драко, ты случайно не ко мне? — и мило улыбнулась.

— Он составит тебе компанию, Паркинсон, — Джинни Уизли крикнула это в дверях, — будете вдвоем лечиться, хотя от вашего заболевания еще не придумали лекарств.

— Всё, Джинни, пойдем, — Гермионе хотелось поскорее убежать.

Драко не разделил радости Панси, встретил ее прохладно и не позволил прикоснуться к себе. А Панси намеревалась, судя по движению, запечатлеть поцелуй.

— Ты всё? — только и спросил он. — В порядке?

Панси с глупой радостью покивала.

— Нам предстоит серьезный разговор, — начал Драко, — и неприятный. Возможность слез не исключена ... с твоей стороны, разумеется.

Всю игривость Панси сдуло в одну секунду — начинает сбываться ее самое страшное предчувствие. Весь день она боялась возвращаться в родные пенаты — предчувствие неизбежной расплаты вводило в животный страх.

Девочки при посещении рассказали, что Драко сам на себя не похож. Наверное, переживает из-за тебя, Панси. Да, вынуждена была согласиться Панси, переживает. Из-за того, что никак не может выбрать лучший способ прикончить ее. Но это она не стала говорить — зачем разочаровывать подруг?

— Может, мне и не стоит уходить от мадам Помфри? — попробовала пошутить Панси уж совсем разбитым голосом.

Драко с неподдельной небрежностью отрезал:

— Только не надо вот этого! Ты же знаешь, я тебя и пальцем не трону, а тогда все случилось как-то ... по инерции.

— Да, я понимаю, — вздохнула Панси, — но думаешь мне от этого легче? Меня еще никто никогда не бил, — закончила она, стараясь, чтобы прозвучало жалостливо.

— Панси Паркинсон, — Драко понял, что пора заканчивать миндальничать, а то хитрющая подруженька обставит все таким образом, что он еще по гроб жизни будет ей обязан, — ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделала в тот вечер? Вспомни хорошенько, прежде чем нюни распускать.

— Ну да, я указала одной гриффиндорской девушке ее место. И оно не рядом с тобой, Драко. Может ты забылся, кто ты? И кто она... Мне пришлось восстановить справедливость. Ради твоего же блага, смею заметить. Думаешь, твои Пожиратели погладили бы тебя по головке, если бы узнали...

— Во-первых, они такие же мои, как и твои. Во-вторых, не тебе решать, кому занимать место рядом со мной, ты что, возомнила себя вершителем судеб?

— Как мы заговорили! Я, может, с тебя пример беру! Забыл про Рона Уизли и Лаванду Браун? Или только ты имеешь право на подобные поступки?

— Они и без моего участия здорово подружились, ты разве не помнишь? А медальон сделал их отношения более... как это лучше сказать... надежными. Но сейчас не об этом. Эта парочка меньше всего меня интересует в данный отрезок времени. Меня поражает, как ты посмела обнародовать перед Грейнджер мою причастность к Темному Лорду? Ты о последствиях подумала? Может на тебя Гойл плохо повлиял — мозги последние вынес?

— Нет, Драко, мозги мне вынес ты! Твое пренебрежение, твои метания в сторону этой грязнокровки. Ты, ты... просто негодяй! — Панси довела себя до кипения. — Я души в тебе не чаяла все эти годы, а ты бросил меня!

— Панси, ты действительно мне нравилась, и я считал тебя лучше всех. Но мы же ничего такого не обещали друг другу. А ты, к тому же, быстро нашла общий язык с Гойлом.

— Да, нашла! А что было делать, если ты сбрендил от этой Грейнджер? Пялился на нее как тролль. Записки передавал.

— Чушь! — Драко даже в жар бросило. — Никаких записок не было, я что — первоклассник?

— Ой, прости великодушно, конечно же, записок не было. Была одна записка, — с упрямой жестокостью сказала Панси.

— Опять Гойл — трепач недоделанный, — пробормотал Драко. — С такими друзьями врагов не надо.

— Драко, я предлагаю забыть инцидент: Грейнджер не дура, чтобы распространяться о тебе — понимает, чем ей это может грозить! Относительно меня можешь быть спокоен — ни один из наших не узнает о том, как ты ... — Панси скривилась, — бегал к этой ... гря ... гриффиндорке. Только пусть всё будет как раньше!

— Не хочу показаться грубым, но не слишком ли много ты на себя берешь? Как раньше — уже не будет, про это даже смешно говорить. То, что Грейнджер не будет болтать, я и без тебя догадываюсь. И, кстати сказать, не только потому, что она опасается чего-то.

— А, ну да, — нервно засмеялась Панси, — все дело в другом: она без ума от тебя и скорее бросит Золотого мальчика, чем проболтается.

— Поттера она не оставит — он ей друг. Понимаешь? Не приятель, не любовник ... Друг. Поэтому здесь никаких вариантов.

— Гриффиндорцы, надо думать, грязнокровке овацию устроят, когда узнают, что она неровно дышит к тебе.

И Панси скверненько захихикала. Тут же поняла, что напрасно. Вот дура непроходимая всё испортила. Драко остановился и посмотрел на нее чуть-чуть сощурившись. От кого-то другого Панси не потерпела бы такого взгляда.

— Я буду очень благодарен тебе, если никто ничего не узнает. Дальше... не надо докапываться к Грейнджер ни под каким предлогом. Слышишь, Панси? — Драко схватил ее за плечо. — Ни намеков, ни сплетен, ни тем более угроз. Я знаю, ты — благоразумная девушка. Слишком много поставлено на карту, и твое благополучие тоже, кстати сказать.

— Значит, мне и слова нельзя будет промолвить милой Грейнджер, да?

— Не смей даже приближаться к ней.

— Так много условий, Драко, я даже не знаю ... Мне тоже хочется поставить условие: я не стану допекать твою грязнокровную возлюбленную, если ты пообещаешь мне ... — Панси игриво склонила голову.

— Что?

— Оставить ее, милый. У тебя же есть я, — Панси обрушила на Драко всю мощь своего обаяния.

— Гм, я думал ты умнее, Панси. Ты считаешь, что я собираюсь после того, как она узнала про меня такое, бежать вприпрыжку в сторону ее спальни?

— Вот видишь, Драко, а я не такая, мне все равно: Пожиратель ты или еще кто.

— Не начинай, прошу. Твои достоинства мне прекрасно известны. Не знаю, почему ты еще не среди гриффиндорцев? А прошлого не вернуть, Панси. Я всегда буду для тебя другом — если, конечно, ты будешь вести себя как хорошая девочка.

— У тебя, я смотрю, только хорошие девочки на уме. Как сам-то еще не на Гриффиндоре? — Панси с трудом сдерживала слезы.

— Мы договорились, Панси? — примиряющим тоном спросил Драко. — Я надеюсь на тебя. А ты в трудную минуту можешь положиться на меня, — и он в доказательство своих дружеских намерений пожал Панси руку. Только и всего.

— Можно уже начинать радоваться, Драко? — Панси не отпускала его руку.

— Радоваться потом будем, если все обойдется без применения непростительных заклятий, — философски заметил Драко.

— Обещаешь? — Панси смахнула непрошеные слезы. — А ты сейчас куда?

— Дела у меня кое-какие. Ну всё ... Доставил тебя для Гойла в ценности и сохранности. Привет ему, он что-то избегает меня.

И адресовав Панси фальшиво-милую улыбку, Драко пошел в противоположную сторону.

* * *

Он не поверил ушам и глазам. Она настаивает на приватной беседе. Да, так и сказала любительница книжного стиля. Во время Зельеварения они случайно оказались рядом у шкафа с ингредиентами — у нее закончилась вонючая настойка, а у него из-под ножа выскочил огурец.

Когда Драко подошел, чтобы схватить мерзкого беглеца, Гермиона тихо, но уверенно обозначила время и место встречи. Что и привело Драко в состояние безумного изумления.

Но это длилось ровно три секунды. Затем противный голос профессора Слизнорта вернул его к реальности, и он с воодушевлением принялся кромсать пупырчатый овощ.

Он едва дождался назначенного часа, чтобы сорваться и понестись, перепрыгивая через ступеньки. Он примчался первым, но не успел отдышаться, как появилась Гермиона.

Драко растерял хорошие манеры — не соизволил даже посторониться, чтобы дать ей пройти. Так они и стояли около двери, вглядываясь в лица друг друга.

Гермиона, не выдержав пытку, сказала:

— Мне необходимо знать только одно: каким образом ты причастен к тому, что произошло с Кэти и Роном? Хотелось бы честного ответа, поскольку я была честна с тобой, Малфой.

Он понял, что она подразумевает под выражением «была честна», но решил повредничать.

— В чем же это проявилось? — даже вскинул брови для правдоподобного удивления.

Гермиона вздохнула, закрыв глаза. Дай Мерлин терпения, чтобы не заорать на него, гнусного притворщика.

— А у тебя, оказывается, кроме уже известных мне недостатков, наблюдается еще и слабоумие, — выпалила она и отвернулась.

Драко едва не рассмеялся во весь голос. Как всегда. Грейнджер. Гермиона. Мила и любезна.

— Я тоже был честен с тобой, даже чересчур, не находишь? — и он уперся левой рукой в стену, загородив ей проход. — Поэтому мы на равных. А вообще, лучше не задавай вопросов — мне не придется врать.

Гермиона покосилась на его левое предплечье.

— Мне очень важно это знать.

— Для того, чтобы вынести мне окончательный приговор Грейнджер? — задумчиво спросил Драко. — Я хотел бы порадовать тебя. Правда. Но вынужден расстроить.

Гермиона во все глаза смотрела на него, забыв про опасное расстояние между ними.

— В тот день, когда ты узнала то, о чем знают только двое наших, а остальные лишь догадываются, и смогла побороть отвращение, я понял ...

— Не надо! — не выдержала Гермиона, старательно отодвигаясь от Драко.

— Ты ведь здесь не потому, что тебя колышет судьба тех, с больничной кроватки? Можешь не отвечать, я знаю.

— Я настаиваю, Малфой, — голос Гермионы зазвенел, — чтобы ты сию секунду всю объяснил.

Драко внимательно посмотрел на нее, потом развернулся, подошел к ближайшей парте и, сев на нее, глухо сказал:

— Ты вообще-то сама всё прекрасно знаешь. Но так уж и быть — доставлю удовольствие ... Я на службе у Понятно-Кого, это раз. Из-за меня те двое, из-за которых ты теряешь самообладание, валялись в бесчувственном состоянии. Это два. Но они, надеюсь это тебя утешит, всего лишь подвернулись мне под руку ... Это три.

— Оказались не в том месте не в тот час? — Гермиона повторила слова Драко, произнесенные им при прошлой незабываемой встрече.

— Совершенно верно. «Пятьдесят баллов Гриффиндору, мисс Грейнджер!» — Драко очень похоже изобразил профессора Слизнорта.

Гермионе было не до смеха.

— Значит, — дрожащим голосом промолвила она, — кто-то другой должен был оказаться на месте Рона и Кэти?

Но Драко не спешил вбивать последний гвоздь.

— Я удовлетворил твое любопытство, Грейнджер? — Гермиона не успела опомниться, как Драко в один миг преодолел расстояние между ними. Ровно два шага.

— Не совсем, — Гермиона прямо и настойчиво смотрела в серые глаза. — Ты не ответил на последний вопрос.

— А-а, ты, наверное, мечтаешь о моей смерти? Видимо, без Поттера здесь не обошлось. А может, оставишь мне вялую надежду ? — Драко взял руку Гермионы и переплел ее пальцы со своими.

Она старалась освободиться от нежелательного прикосновения, но силы были неравны.

— Надежду на что?

— На долгую и счастливую жизнь, Грейнджер, или я ее не заслуживаю ?

— Ты готов выполнять приказы своего господина, не так ли, Малфой? И думаешь, что сможешь после всего этого быть счастлив? Конечно, награда не заставит долго ждать, — Гермиона убивала этими словами.

Драко отшатнулся как от удара.

— Какая награда, Грейнджер? Ты ничего не поняла? Хотя да, ты права, это можно назвать наградой.

— Жалкая подачка от господина — предел твоих мечтаний? — Гермиона едва сдерживалась.

— Жалкая? Неверное определение. Скорее наоборот. Что может быть дороже жизни, Грейнджер? Просвети, если не трудно. Свобода и чистая совесть? Любовь? Я обязательно составлю список своих приоритетов и познакомлю тебя, если захочешь.

— Не стоит утруждаться, с тобой и так все ясно. Как я могла подумать... Ненавижу себя! — Гермиона в ярости освободилась наконец-то от пальцев Драко.

— Уж не за то ли, что заявилась тогда в больничный коридор? Как интересно!

— И за это тоже! И не только! За то, что решила, что ошибалась насчет тебя. За то, что жалела тебя, а ты все такой же мерзавец, а я — слепая дура, поверившая не весть во что!

— Временами ты похожа на дуру, не спорю. А жалеть меня не надо, я сам никого не жалею! Ты ведь не станешь отрицать, что жалость унизительна?

— Это сейчас не имеет значения. А ты всё испортил, Малфой. Разрушил наши отношения с Роном, едва не лишил двоих людей жизни. Ты чудовище, я ненавижу тебя! — Гермиона выкрикнула это все прямо в лицо Драко.

— Очень мило, Грейнджер, и главное, правдоподобно, — сказал Драко, — давай, когда остынешь, тогда и поговорим.

И резким движением притянул ее к себе.

* * *

Рон Уизли, вернувшийся из горизонтального положения в вертикальное, питал надежду, что сегодня домашнее задание с него никто не потребует. Если только Снейп повредничает — по причине плохого настроения, а оно у него такое двадцать четыре часа в сутки.

Рона насторожил страдальческий вид Гермионы, но недолго думая, он объяснил ее состояние тем, что бедняжка переживает из-за того, с кем он решит остаться.

Лаванда, красная, сопящая как паровоз, ела его глазами на всех уроках и не давилась, но Рон уделял ей внимания не больше, чем коту Гермионы, то есть просто проходил мимо.

Всё, поставлена жирная точка. Пусть найдет себе того, кого не будет тошнить от ее жужжания. Рождественский подарок — нелепую цепочку с претензией на вкус — он вернул ей. Еще один подарочек — медальон — запропастился, но и тут никто плакать не собирается.

Лаванда Браун не имеет больше над Роном власти. Это было помутнение разума, иначе не объяснишь, но он выздоровел, и теперь никто и никогда не сможет помешать ему быть с той, которая ему действительно дорога.

На Защите он великодушно уступил Гермионе свое место рядом с Гарри. Хорошо, ради нее он и Малфоя вблизи потерпит. Урок у Снейпа, на удивление, прошел быстро и безболезненно. Кажется, уже ничто не могло нарушить благоприятную атмосферу этого дня.

Но Джинни не знала о желании своего брата — закончить день без происшествий. Иначе к чему бы ей так кричать, будто Рон пропустил гол в финальной игре по квиддичу:

— Гарри, ты еще не знаешь? Кэти выписали!!! Ты собирался с ней поговорить. Иди быстрей, я видела ее в Общем зале.

Они остались вдвоем, ощущая жуткую неловкость. Гермионе вспомнилось изречение, утверждавшее, что людям наедине бывает неловко или при зарождении чувства или при его закате.

— Столько задали сегодня, — почему-то с воодушевлением сказал Рон, — жуть. А ты ... ты хорошо выглядишь, — добавил он, стушевавшись под взглядом карих глаз.

— Лаванда тоже ничего выглядит. Что это ты не осчастливишь ее?

— Гермиона, давай забудем про Лаванду, я был дураком, когда встречался с ней, — в действительности Рон ощущал себя гораздо хуже — последним кретином.

— Удивительно, как на тебя повлияло пребывание у мадам Помфри! — язвительно сказала Гермиона.

Рон усмехнулся. Пусть язвит, сколько влезет — только бы не видеть, как раньше, ее безразлично-пустого взгляда. Лаванда Браун, уныло плетущаяся по лестнице, замерла как вкопанная.

— Кажется, это по твою душу, Рон,— проговорила Гермиона, отворачиваясь.

— Вы ... тут вдвоем? — ничего умнее Лаванде не пришло в голову.

Рон как будто стал меньше ростом, но сказал тем не менее грубо:

— Да, и компания нам не требуется. Извини.

Злая Лаванда, выкрикнув пароль Полной Даме, протиснулась через проем, обругав кого-то из первокурсников, попавшихся на пути.

— Я думаю, — сказала повеселевшая Гермиона, — лучше уйти отсюда.

— Угу, — согласился Рон, — пока никто не сломал себе шею или не заработал косоглазие, проходя мимо нас.

В общей гостиной, помимо Лаванды Браун и ее подруги Парвати, находились несколько девочек и мальчиков с младших курсов. Все они замолчали, стоило только Рону и Гермионе появиться из дверного проема. А всё потому, что Лаванда успела пожаловаться всем, кто попался ей на глаза, включая картины на стенах.

Гермиону не очень радовала перспектива оказаться в центре скандала, и она ретировалась. И Рон, замявшись на секунду, быстро отправился наверх.

До него донесся голос Лаванды, обращенный к Парвати:

— Как тебе это нравится? Будто и не было ничего. Я уверена: Грейнджер воспользовалась приворотным зельем!

* * *

На старом, видавшем виды, кресле, Драко коротал свое время в Выручай-комнате. Грейнджер, когда остынешь, тогда и поговорим, так сказал он, слушая ее признания в ненависти до гробовой доски.

А потом в одно мгновение все прекратилось, потому что его музыкальный слух страдал от фальшивого высоко-звенящего голоса гриффиндорской барышни. И чтобы избавиться от неприятных ощущений, он притянул ее к себе и впился в губы.

Грейнджер растерялась, что пошло ему только на пользу. А когда до нее дошло и она, упершись руками в его грудь, отчаянно стала вырываться, ему стало даже смешно. Не пугайте дементоров Азкабаном.

Гермиона все же смогла оттолкнуть Драко и срывающимся голосом сказала, что как он посмел и что-то там про повод, который никто ему не давал. Да уж, если бы ему каждый раз перед тем, как поцеловать девушку, нужно было дожидаться какого-то повода, гм, ему так и не удалось бы ни разу это проделать. Знаем мы ваши поводы.

Затем Драко выдал проникновенную речь о нелегком пути Пожирателя; о том, что после ухода папеньки в мир иной тяжкий груз лег на его плечи — семейную традицию нельзя не продолжить, поскольку в рядах Сама-Знаешь-Кого не приветствуются перебежчики.

И вообще, сказал тогда Драко, он затеял все эту бодягу для того, чтобы, когда случится то, что должно случится, она не думала про него, что он совиный помет или тому подобное. Просто иногда у человека нет выбора. Нет иной судьбы, кроме той, которую он однажды — по неосмотрительности ли, глупости или наследству — заполучил.

Еще он сказал, что не претендует ни на что, поскольку знает, что ее друзья, все эти невозможные идеалисты — Поттер, Уизли и прочий гриффиндорский люд — вряд ли поймут. И уж точно не простят.

А становиться причиной раздора с теми, ради кого она — он в этом не сомневался — жизнь не задумываясь отдаст, не больно-то хотелось. Выходит, что он не совсем пропащий для этого мира.

И много чего наболтал бы Драко Малфой. Кто знает, может и про самое важное задание обмолвился бы, чем боггарт не шутит. Но Гермионе Грейнджер с лихвой хватило всего того, что она услышала. Она перехватила инициативу и с жаром заговорила о том, что он должен сделать в первую очередь.

Ух, как смело, но его гложет подозрение, что люди с подобным образом жизни долго не протянут. Почему? Это вопрос не к нему. Обречь себя на беспросветное служение какому-то красноглазому монстру — этого благоразумной гриффиндорке невозможно было понять. Ведь спасение вот оно, рядом, только руку протяни.

Драко смотрел на нее, думая, что эта девчонка настоящее сокровище, недаром старина Потти не отпускает ее от себя, хотя и тискается с невзрачной Уизли. Она заметила его странно-блуждающий взгляд и потупила глаза.

После продолжительной паузы Гермиона уверила, что они обязательно что-нибудь придумают. На этой радужной ноте они и расстались. Она ушла, изобразив на прощанье застенчиво-милую улыбку. А Драко долго еще сидел на парте, думая, не приснилось ли это все и что же будет дальше?

На самом деле он лукавил. Он знал, что будет дальше. Ни сожаления, ни страха не было. Усталая обреченность снова овладевала им. И Грейнджер здесь уж точно ничем не поможет.

Зря он втянул ее в это болото. Всё Панси, дуреха, со своими фокусами. У него никогда бы не хватило духу сообщить Грейнджер о своей принадлежности к группе смертников, а Панси удружила.

Как мало осталось времени, с сожалением думал Драко. Пару дней, максимум неделя — и всё будет кончено. Как здорово, что они всё-таки выяснили свои отношения с Грейнджер. И всё на этом — совместного будущего у Пожирателя Смерти и магглорожденной нет.

Ее советы он и не думал рассматривать всерьез. Бред. Дешевая сентиментальность, не более того. Он не трус и не предатель. Он всего лишь сын своего отца. Он не хочет убивать, но должен спасти честь семьи и жизнь — матери и ... свою, Мерлин побери! Гермиона Грейнджер права в одном: сможет ли он быть счастлив? Да плевать.

Драко подошел к Исчезательному шкафу — сегодня он получит указания, самые что ни на есть серьезные. С неохотой открыл дверцу шкафа, взяв прямоугольный предмет, поморщился.

Гоблинская работа. Герб Блэков и вязь полустертых букв. И в их доме подобного хлама немало — не только мать, но и отец приходили в восторг от подобных вещиц.

Достал свернутый пергамент, не разворачивая сунул за пазуху, у него времени достаточно, чтобы прочитать написанное. Шкатулку без сожаления бросил в кучу к каким-то запыленным, окутанным паутиной и непонятным по очертанию вещам.

И спустя минуту Драко Малфой уже шел в Общий зал.

После его ухода из Выручай-комнаты смешной паучок на мохнатых ножках — из самого страшного сна Рона Уизли — с радостью оббежал новый предмет в своей коллекции. Будто убедившись, что эта старинная вещь ему подходит, он принялся плести тонкие нити.

И через несколько часов и герб древнейшего семейства Блэков, и причудливую надпись — «Чистота крови навек» — вряд ли бы кто разобрал даже при всем желании.

Конец первой части.